Бесплатный фрагмент - Остров А.

Глава 1
Холодное

Я живу в Новосибирской области, на краю географии. Поселок Холодное, десять тысяч жителей. Мама говорит, что сюда никто никогда не приезжал по своей воле: здесь была казачья крепость, потом лагеря Сиблага, потом военный городок. Людей сюда присылали, они не приезжали. Мы приехали сами, одиннадцать лет назад.

Рано утром поселок тихий и безлюдный. Мы с мамой идем по улицам, гравий шуршит от наших шагов, дома смотрят пустыми глазами: еще слишком рано. Спят все, кроме нас. Солнце только-только встало из-за леса и ощупывает поселок первыми прохладными лучами. Меня накрывает атмосфера раннего утра: робкий свет и свежие запахи. Равномерные шаги задают ритм, и в голове начинают крутиться слова. У меня так бывает, и, если я помогаю им складываться, получается стихотворение. Сложить стих не так сложно, — это как собирать пазл. Намного сложнее успеть его записать. Я мечтаю о том, чтобы можно было делать скриншоты мыслей в голове. Мои мысли слишком бестолковые: они теряются, пока проходят путь от мозга до кончиков пальцев. Я отвлекаюсь — и все, стих потерян. Мысли так и не капнули с пальцев на бумагу или экран.

Ночью я почти не спала, волновалась. Мы с мамой встали в пять утра, потому что сегодня я еду в Артек. Мое первое далекое путешествие. В свои пятнадцать лет я впервые полечу на самолете и увижу море. Когда я узнала, что поеду, моя жизнь изменилась. Я ждала этого дня, готовилась и много думала о том, как там будет и какой буду я. Я бы хотела там быть другой: смелее, ярче, красивее. Мне кажется, это мой шанс.

На главной площади, где меня должны забрать на школьном микроавтобусе и отвезти в Новосибирск, пока никого. Мама, кажется, тоже плохо спала. Я слышала ночью, как она шуршала в своей комнате. Мы стоим возле большой лужи, мама смотрит на мое отражение, не на меня, и говорит:

— Иногда я думаю, что лучшая часть любого путешествия — это предвкушение.

Мама никогда не говорит, что она чувствует, и что ее на самом деле беспокоит. У нее вообще проблемы с выражением эмоций, тем более по отношению ко мне. Я думаю, что она нарастила слишком крепкую скорлупу, чтобы защищаться от всего, что может ранить. Теперь ее любимые фразочки, вроде «сам не страдай и другим не давай» и ее привычка делать вид, что все хорошо, ранят меня. У меня не все хорошо. У меня все бывает очень плохо, просто ужасно. Но с мамой мы об этом не говорим.

Микроавтобус приехал. Школьный водитель дядя Вова, злой и невыспавшийся, курит в окно. Екатерина Максимовна, учитель литературы и завуч по воспитательной работе, вышла поздороваться. Возникает неловкий момент, когда все чего-то ждут. Прощаться тяжело. Я чувствую, что в горле появляется ком. У мамы спокойное лицо, но дрожат руки. Она всегда такая, когда отпускает меня куда-то. Бабушка, когда была жива, говорила, что однажды она отпустила так моего папу, а он не вернулся. Мне было четыре, когда мой отец пропал. Как-то раз, когда наша семья еще жила в Казахстане, он поехал в соседний город по делам, и с тех пор мы о нем ничего не знаем.

В автобусе я достаю из рюкзака блокнот, в который иногда все же попадают мои стихи. В блокноте — фотография, которую я знаю с детства: у нас не так много снимков отца. Я знаю каждый наизусть. На этом фото ему лет тринадцать, он стоит со своим отрядом на фоне огромного памятника, от которого в кадре только ноги.

Он тоже когда-то был в Артеке. Поэтому у меня ощущение, что все звезды для меня сошлись: я должна побывать там, где был он, и узнать о том, каким он был. За какие заслуги он попал в Артек? Что это была за смена? Какое время года? О своем отце я не знаю почти ничего, потому что любое воспоминание о нем делает маме больно. А мама не любит, когда ей больно, поэтому она нарастила свою скорлупу.

Я уверена, что мы с ним похожи. Не очень внешне, но я думаю, что мы похожи внутренне. Папа на фотографии улыбается, на его плече лежит чья-то рука, и смотрит он не в объектив, как все остальные, а в сторону. Куда? Я не знаю, но мне так хочется узнать. Я хочу встать на его место и увидеть, что было там, куда он смотрел. Почувствовать то же, что чувствовал он, и так немного прикоснуться к нему. Хотя бы так.

Екатерина Максимовна отрывается от телефона и поворачивается ко мне.

— Что читаешь на каникулах? — спрашивает без особого интереса.

С самого детства я читаю все, что попадется под руку: книги из нашего шкафа и газеты с прилавка в магазине, пока стою в очереди на кассу. Когда я была маленькая, мама читала мне вслух по вечерам. Это была наша традиция, — время, которое мама посвящала только мне.

— Вот закончила «Географ глобус пропил», — отвечаю я.

Екатерина Максимовна делает вид, что знает, о чем я, — неуверенно кивает. Она не знает, конечно. Современных писателей для нее не существует: они ведь еще не вошли в учебник. Она начинает рассказывать про книги, что читала в юности. «Джейн Эйр», «Унесенные ветром», — Екатерина Максимовна была такой романтичной. Сейчас она сидит в теплой не по сезону куртке и вельветовых скучных штанах и смотрит в окошко, на туманные поля. Меня всегда удивляет, как люди меняются с возрастом.

Я как-то прочитала в интернете: «не взрослей, это ловушка». Думаю, что возраст не делает тебя умнее или лучше, чаще всего только опытнее и хуже. Взрослые этого, конечно, не признают. Может, потому что им нравится ставить себя выше нас? Годы — отличное прикрытие для человека, у которого нет других достоинств.

В Новосибирском аэропорту я познакомилась с группой: еще пятнадцать человек, все разного возраста. Екатерина Максимовна уехала, сдав меня сопровождающей с документами. Там было очень светло, шумно и негде сесть. Я достала любимые наушники. Под музыку люди вокруг стали двигаться в такт, звуки аэропорта влились в музыкальную дорожку. Я представила картинку, как в клипе: все спешат в разные стороны, женщина в форме постукивает металлоискателем, а я посреди аэропорта начинаю петь и танцевать. Все оборачиваются и повторяют за мной…

Если бы только жизнь была похожа на мой плейлист.

Глава 2
Выше облаков

В самолет мы зашли толпой, билеты были у сопровождающей. Я представляла этот момент: как мы будем взлетать, я увижу удаляющуюся землю, — и в моем воображении я, разумеется, сидела у окна. Оказалось, у иллюминаторов мест было мало. Я, как всегда, не успела, не стала лезть вперед. Последнее место у окна заняла девочка с длинными волосами и ярким рюкзаком. На рюкзаке сверкала корона, а под ней надпись dance queen. Мне досталось место у прохода в другом ряду. Стало ужасно обидно. Я редко получаю то, чего хочу. И это мой первый полет на самолете!

Рядом со мной сидел парень из нашей группы. Я заметила аккуратный нос, светлые волосы и голубые глаза. В аэропорту он казался отстраненным и уставшим, как будто все это ему надоело, не успев начаться.

Когда самолет еще ехал по земле, сосед посмотрел на меня и, наверное, заметил, что у меня в глазах стоят слезы. Я ненавижу себя за это. Почему я не умею скрывать свои эмоции? Скорее всего, у меня на щеках еще и выступили красные пятна. Надо было отвернуться, спрятать свое лицо. Но теперь, когда он заметил, это было бы глупо.

Как полная дура, реву из-за места в самолете. Но это было не просто место. Это про меня, все мои неудачи, про то, как я веду себя с другими людьми.

Сосед склонился ко мне и тихо, чтобы никто не слышал, спросил:

— Ты летать боишься?

— Нет, — ответила я, не глядя на него. — Все хорошо.

— У меня мама боится летать. Пьет успокоительное перед самолетом.

— Думаю, люди на самом деле боятся не самолетов, а смерти, — неожиданно для себя самой выдала я. — Знаешь, мне бы хотелось жить так, чтобы ее не бояться. Ведь смерть — это неизбежно, это часть жизни, поэтому надо быть к ней готовым. Если всё время бояться конца, то как тогда быть счастливым?

Он посмотрел на меня очень внимательно.

— Знаешь, я недавно понял то же самое. Мой дедушка в конце очень боялся. Я смотрел на него и думал: хочу жить так, чтобы было не страшно умирать.

В его глазах появился интерес, он уже не выглядел уставшим.

Мы стали говорить обо всем: о жизни, смерти, о страхах. О самых важных вещах. Я рассказала ему о своем отце и о том, как мечтаю найти его следы в Артеке. Мне кажется, он все понял. У нас сразу возникло какое-то невероятное доверие. Мы говорили так, будто вокруг никого не было. Мы все время смотрели друг на друга и у нас обоих горели глаза.

Внутри было легко, пусто, и что-то тихо звенело, как натянутые струны.

Я сказала:

— Знаешь, что удивительно? Еще двести лет назад нашелся бы какой-нибудь король, который отдал бы полцарства за то, чтобы пролететь над облаками. А сейчас мы с тобой, обычные подростки из Сибири, смотрим на облака изнутри, как будто в этом нет ничего такого.

Принесли завтрак, хотя есть совершенно не хотелось. Хотелось, чтобы это никогда не кончалось, и мы летели вечно. Я все-таки взяла всю еду, какую дали. Она была забавно упакована. Понадкусывала все понемногу, просто чтобы попробовать. Вкуса почти не почувствовала.

Он сказал:

— Знаешь, а мы ведь еще не познакомились. Я не знаю, как тебя зовут.

Я поняла это уже давно. Молчала специально: ждала, пока он заметит. Я предложила:

— У меня идея. Давай познакомимся, если окажемся в одном отряде.

— Давай. Надеюсь, так и будет, — слегка улыбнувшись, согласился он.

У меня в голове ударник исполнил соло на барабанах: игра продолжится. Не то чтобы я очень верила в судьбу — скорее, хотела проверить, насколько ему интересно.

Пять часов промчались со сверхзвуковой скоростью, самолет сел в аэропорту Симферополя. Когда все толпились в проходе, мы стояли рядом. Все, о чем я могла думать, — наши руки были так близко, что почти соприкасались. Я решилась и выдохнула. Будто случайно, я качнулась и дотронулась до его руки. Он не показал вида, что заметил, но повернул свою руку так, чтобы она тоже коснулась моей. Меня будто ударило током.

Так вот что значит «между ними пробежала искра»!

Глава 3
По дороге в Артек

Вылетев в одиннадцать утра из Новосибирска, мы приземлились в Симферополе в одиннадцать пятьдесят. Мы прорезали крыльями самолета не только облака, но и время, сохранив себе почти пять часов жизни. Если эти первые часы моего артековского приключения были такими, то что будет дальше?

В аэропорту ждали синие автобусы с надписью «Артек». Они уже были наполовину заполнены другими делегациями, и мне досталось место рядом с кудрявой девчонкой в ярких кроссовках. Внимательно меня осмотрев, она сказала «Привет!» и стала смотреть в окно.

Мой знакомый сидел впереди, рядом с другим парнем из нашей сибирской группы. Я старалась не смотреть на него, чтобы не прожечь взглядом его затылок, но чувствовала, что мы держим друг друга в поле зрения. Он болтал с соседом.

За окном был пыльный Симферополь, потом зеленые холмы, потом начались они — горы! Я старалась запомнить эту необычную яркость зелени, огромные листья на деревьях, каких нет у нас в Сибири, эти мягкие пушистые формы. Всё тут было другое, новое и интересное.

Я успокоилась, спустилась на землю после полета в облаках и подумала, что нужно с кем-то поговорить. Пусть он услышит, что я тоже общаюсь с людьми, а не сижу, как бука.

Я собралась с силами — знакомиться всегда непросто — и спросила у кудрявой соседки, как ее зовут.

— Маша, — дружелюбно ответила она.

Я поинтересовалась, как она попала в Артек. Оказалось, что Маша фотографирует и одна из ее фотографий победила на всероссийском конкурсе. Она объяснила:

— Знаешь, мне нравится наблюдать за людьми. Они бывают такие разные и красивые. Вот ты, например. Если бы я тебя фотографировала, я бы попробовала поймать взгляд: мне нравится твой упрямый подбородок. Ты все время как будто запоминаешь все кругом, твои глаза впитывают. К тому же они зеленые, с желтыми прожилками. Это красиво.

Ее большие глаза смотрели на меня, как два объектива. В них отражался мелькающий свет за окном, деревья, тень от моей головы.

Мне никогда не говорили таких слов. Я считаю себя умной, сильной, ироничной, — но не красивой. Для красоты мне объективно чего-то не хватает: мои скучные русые волосы не растут длинными, подбородок выступает, как у Виктора Цоя, брови — слишком светлые. Вообще, внешность у меня проблемная.

Мама иногда окидывает меня критическим взглядом и спрашивает: «Дочь, в кого у тебя такие скулы? Уж не в прабабку ли? Она у нас татаркой была». Я молчу. Потом стою перед зеркалом и смотрю на свои скулы: они и правда довольно широкие.

Маша тоже спросила меня, как я попала в Артек. Я рассказала о моих скромных достижениях: олимпиады по истории и литературе, спортивные соревнования, Научное общество учащихся, благодаря которому я ездила на слет краеведов в Москву. Всего понемногу. Я старательно копила баллы и собирала портфолио, ведь у меня была цель. Мне нужно было попасть в Артек, чтобы доказать себе, что я похожа на папу. И побывать там, где был он.

Последнее я не сказала, просто упомянула, что очень хотела в Артек. Маша подняла брови с понимающим видом.

Деревья за ее головой постепенно исчезли, и я увидела море. Оно было огромным, во весь горизонт. Невероятного яркого цвета. Я впервые видела его и застыла, стараясь запомнить момент. Маша тоже смотрела в окно, не отрываясь.

Из прострации меня вывел смех. Его смех. Я услышала обрывки разговора про какого-то Гон Флада — видимо, они обсуждали рэп. Я такое не слушаю, но подумала, что надо будет попробовать. Мне хотелось быть с ним на одной волне.

За окном мелькнул большой экран, на котором появлялась и исчезала надпись «Артек». Автобус катил под горку вдоль каменного забора, за которым иногда виднелось море. Что-то внутри меня затрепетало: я знала, что Артек делится внутри на несколько лагерей, и мне стало страшно, что мы с ним окажемся в разных концах огромного детского центра. Наконец автобус остановился перед большими железными воротами. Рядом стоял указатель: «Лагерь Кипарисный».

Народ завозился и шумно посыпался из автобуса, а он остался сидеть на своем месте, чтобы дождаться меня. Из автобуса мы вышли по очереди: он, я и за мной Маша. Он помог достать мой чемодан. Всей толпой мы побрели вниз по асфальтовой дорожке, к высокому современному зданию.

Глава 4
Распределение

Внутри здания нас разделили: девочки пошли на медосмотр на второй этаж, мальчики остались на первом. Когда я вышла в большой зал с пакетом артековской формы, которую нам выдали после примерки, в зале происходило какое-то движение. Старшие дети собрались в одном месте, оттуда были слышны мужской и женский голоса. Парень в панаме смешно говорил:

— Витаю, малые! Кто тут хотел послушать знамениту актрису и режиссерку Кипарисного, Яну Олейник? Дивитися, обычно она не спускается до простых смертных.

Из-за него вышла девушка. Она была худая, вся какая-то тонкая, невысокого роста, с темными волосами, подстриженными в каре. Одета в черную длинную футболку поверх артековских шорт. Черты ее лица трудно было различить, потому что она носила темные очки. Девушка улыбнулась и взяла у парня из рук странную палку, обернутую материей, которая изображала микрофон. Она сказала неожиданно низким и сильным, как у джазовой певицы, голосом:

— Хэллоу, мои дорогие, добро пожаловать в Кипарисный!

После этого подошла к первому ряду и вывела за руку худого мальчика в очках.

— Если ты впервые в Артеке, ты должен знать, чем мы тут занимаемся и какие у нас профильные отряды, чтобы выбрать, кем ты будешь в эту смену.

Смотри: здесь есть моротряд, у них белая форма и тельняшки. Они вяжут узлы, выходят в море на шлюпках и готовятся к Морской битве. Изучают морское дело, семафор и такелаж. Если хочешь в море, тебе к ним. Они крутые ребята и немного фанатики.

Вот вожатые туротряда, в зеленом. Это туристы. У них ты будешь проходить полосы препятствий и ходить в походы. А еще узнаешь, что такое КТМ. Если тебе нравится борьба, романтика и тимбилдинг, тебе сюда.

Тут у нас медиа-отряд, в красном. Они делают новости, создают контент и участвуют во всем, что происходит в лагере. Хочешь рассказывать, креативить и делать картинку? Это для тех, кто любит быть в курсе.

Ну и, наконец, наш отряд. Мы любим черный цвет, потому что на его фоне лучше видно характер. Мы здесь создаем искусство. С нами ты поймешь, что такое творчество, перформанс, что такое… — тут она сделала паузу, а ее напарник вывел карандашами по столу барабанную дробь, — театр! Если нам повезет, в отряде соберутся нужные люди и мы вместе создадим шедевр. В прошлые смены у нас иногда получалось.

Теперь смотри, выбирай сердцем, у тебя есть только один шанс. Сереж, врубай музыку! Камера, экшн!

Мелодия была эпическая, как из голливудского трейлера.

Ведущая развернулась, отошла на несколько шагов, потом достала из кармана зажигалку и подожгла свою палку-микрофон. Оказалось, что это был факел. Она подняла его в правой руке. На стене, за спиной вожатой, был мурал: берег Артека под ярким солнцем. Солнечные лучи как раз оказались за ее головой. Это было похоже одновременно на статую свободы и на заставку Columbia Pictures. Впечатляющее зрелище. Эта девушка была как магнит, на нее смотрели все, даже охранник у выхода.

Трек сменился, и вожатые других профильных отрядов начали расходиться по сторонам. За ними потянулись те, кто хотел к ним на профиль. Я осталась стоять посреди зала.

Туротряд, морской, медиа или театр? Мне хотелось везде. Выйти на лодке или корабле далеко в море, научиться грести, носить красивую форму с якорями. Туротряд тоже, наверное, классный: команда, походы, костер и песни под гитару… В медиа я бы тоже пошла — у меня определенно получается складывать слова в предложения. Я огляделась в поисках какого-то знака и увидела, что он стоит рядом с вожатыми моротряда.

Я уже было повернулась в его сторону, когда рядом прозвучал низкий голос:

— Как тебя зовут? — спросила Яна, девушка с факелом. Правда, факела у нее уже не было.

— Света, — ответила я.

— Свет, скажи, что ты хочешь найти в Артеке?

Сначала я подумала об отце. Но это было никак не связано с профильными отрядами. Потом я подумала о себе и поняла, что больше всего хочу найти свой талант.

Она сняла панаму с головы своего напарника, Сережи, и надела ее на меня:

— Тогда помоги распределяющей шляпе. На какой из четырех факультетов ты действительно хочешь?

Вокруг нас стояло еще человек пять, рядом с другими вожатыми народу было куда больше. Только тут я заметила, что за мной стоит кудрявая Маша, девочка из автобуса. Я взглянула в сторону своего краша, вспомнила наш разговор в самолете: что мы познакомимся, если окажемся в одном отряде, — меня разрывало на части. Это выбор, который определит всю мою смену в Артеке.

Я осталась.

Так я оказалась в театральном отряде Яны и Сережи.

Глава 5
Вторая дача

Наш отряд поселили на Вторую дачу.

Вожатый Сережа по пути туда показывал нам достопримечательности Кипарисного:

— Вон там бачите густые заросли олеандра? Кстати, вин ядовит и дуже опасен. Советские садовники таки славились своим креативом: посадить олеандр в детском лагере — чудна идея.

Он бодро шагал дальше.

— Лестница из отличной породы камня, называется габбро-диабаз. Камень красивый, серый. Название тоже замечательное. Море, — он широко повел рукой в сторону сине-бирюзовой дали, которая виднелась из-за деревьев, — Черное. Кто придумывал названия морям — интересные были люди. Заметьте, есть такие моря как Черное, Красное, Белое и Желтое. Ни одного синего или голубого. Це гарно!

Потом Сережа подмигнул:

— Весь лагерь стоит на высоком берегу, подниматься и спускаться придется много. К концу смены будете в форме, как раз для фоток в соцсетях.

Мы вышли к стройному зданию светлого бежевого цвета.

— Когда-то, до революции, тут стояв летний дом известного дохтора, — торжественно объявил Сережа, когда мы с чемоданами подкатились ко входу. — Это новое здание, его по традиции зовут «Второй дачей», в честь той самой дачи. Смотрите мне, не болейте, а то дух того дохтора придет и вылечит…

Как мы потом поняли, в таком стиле Сережа разговаривал всегда. Он будто немного искрился: загорелый, с широкой улыбкой, в большой артековской панаме. Наш вожатый являлся перед нами, словно стендапер выходил на сцену. Это была мгновенная симпатия. Я люблю таких веселых и открытых людей, потому что сама не такая. Я начинаю шутить и раскрываюсь только в компании друзей.

После ужина нас развели по комнатам. Мы с Машей, конечно, заселились в одну. В отряде был недобор, заезд продолжался, поэтому спальни пока были заполнены только наполовину.

Мы сидели на кровати и болтали. Я спросила у Маши, почему она выбрала театральный отряд, ведь она хорошо фотографирует и ей подошел бы отряд медиа.

— Во-первых, — сказала она, — у меня ужасный страх сцены, а когда чего-то боишься, то нужно окунуться в это с головой. Во-вторых, мне понравились люди в этом отряде, и я кое с кем уже успела познакомиться в дороге. А разве хорошая компания — не самое классное в любом деле?

Маша — такой человек, о котором сразу понятно, что она своя. Поэтому я рассказала ей о своих сомнениях:

— Я тоже кое с кем познакомилась в самолете. Но он выбрал моротряд, а я выбрала театр. Что, если я ошиблась? Вдруг я буду жалеть об этом всю смену… Как думаешь?

После коротких раздумий она ответила:

— Из меня такой себе советчик во всем, что касается парней. Но знаешь, вы все-таки попали в один лагерь. Если он захочет, у него будет тысяча возможностей пообщаться с тобой. Как и у тебя.

В коридоре раздался громкий смех и голоса. Дверь открылась, и вошла девочка из самолета, Dance queen.

— Привет, — безапелляционным тоном заявила она. — Я Лера. Перешла в ваш отряд.

Я выразительно посмотрела на Машу: та безмятежно улыбалась, глядя на новенькую. В дверях стоял Сережа: видимо, это он ее привел. Лера прошлась по нашей комнате, в которой было шесть кроватей, и обернулась к Сереже:

— Извини, ты вроде бы говорил, что есть еще одна комната для девочек? — После чего они оба вышли.

Мы с Машей многозначительно переглянулись.

Несмотря на усталость, я долго не могла заснуть. У меня так бывает: голова крутит мысли, как стиральная машинка. Маша уже давно сопела, а я таращилась на полоски света из окна, прокручивая в голове моменты сегодняшнего невероятного дня и вспоминая детали нашего разговора в самолете. Найдет ли он меня? Когда я узнаю его имя?

Наконец, я достала наушники: обычно помогает, когда я волнуюсь. Включила любимый альбом и не заметила, как заснула.

Глава 6
Знакомство с отрядом

На следующий день людей в отряде прибавилось, теперь нас было больше двадцати.

После обеда вожатые повели нас к Пушкинской террасе. Оказалось, что это — смотровая площадка, на краю которой стоит слегка разрушенная белая колоннада. Сережа рассказал, что Пушкин, когда жил в Гурзуфе, любил ездить верхом вдоль этого берега.

Лера делала селфи, поправляя длинные волосы; один худой парень из новеньких, который носил на руках яркие браслеты, стал ее передразнивать. Я не могла скрыть улыбку. Потом Яна позвала всех и предложила сесть поблизости, прямо на газон.

— Ну что, господа театралы, — сказала она, — давайте знакомиться. Меня зовут Яна Олейник, я учусь на режиссера, а летом приезжаю сюда вожатой. Кстати, эти два занятия отлично сочетаются: в Артеке, как и в моей профессии, я руковожу людьми так, чтобы из нашего взаимодействия рождалось творчество. Вы — мой пластилин, и я буду из вас лепить. А чтобы вы в процессе ничего не заподозрили, у меня есть секретное оружие по имени Сережа: он будет вас развлекать и отвлекать.

Сережа промямлил:

— Дякую.

— А теперь начнем знакомиться по-актерски, — продолжила Яна. — Вы будете по очереди выходить на «сцену» и показывать, без слов, как вас зовут. Как в игре Крокодил. Можно без фамилии. Или, если у вас «говорящая» фамилия, то можно с ней.

Заметив наши округлившиеся глаза, она добавила:

— Знаю, знаю… Но смена слишком короткая для того, чтобы создать шедевр, так что пора разминаться. Сережа начнет.

Сережа с готовностью вышел перед нами и изобразил, как он надевает сережки. Конечно, он не ограничился только серьгами, а перевоплотился в кокетливую особу перед зеркалом, потряхивая воображаемыми кудрями и стреляя глазами. Все смеялись. За ним был тот парень с браслетами, который передразнивал Леру. Он показал, как выходит на сцену, поправляет галстук, жмурится от софитов и пожимает воображаемую руку. Мы быстро угадали, что он показывал Урганта, — значит, его звали Ваня. Он был страшно доволен: ему явно нравилось быть в центре внимания.

Потом с газона встал высокий парень с немного нерусской внешностью: коричневые волосы, темные глаза и выразительные брови. Маша рядом со мной заерзала и привстала, чтобы лучше видеть. Он поднял кожу у висков пальцами, чтобы сделать узкие глаза, потом скакал на воображаемом коне, махал мечом и, наконец, показал что-то на голове: скорее всего, корону. Мы перебрали всех царей, которых знали. Наконец, я подумала про азиатские глаза и предложила Атиллу, короля гуннов, хана Батыя и Тамерлана. Конечно, его звали Тимур — это ведь то же самое, что Тамерлан. После нескольких длинных минут, во время которых он пытался показать своё имя на все лады, моя догадка оказалась правильной.

Он с облегчением поклонился «залу» и кивнул в мою сторону: «Слава богу, у нас есть хорошая девочка, которая слушает на уроках. Садись, пять тебе по истории».

Все засмеялись, Маша похлопала меня по плечу, а мне захотелось ответить на этот подкол: я угадала имя, которое мы мучили минут пятнадцать, помогла ему, а он смотрит на меня с высоты своего роста и называет отличницей. У меня горели щеки, а ведь я даже не выступала.

Потом представился парень в очках, со следами акне на лице: он показал большой круг и начал изображать, что собирает лего: Олег. Казалось, что он смущался и был немного закомплексованным.

Лера показала что-то непонятное, но ее имя многие уже знали, и ей не пришлось ничего придумывать. Она все время улыбалась и поправляла волосы. Видно было, что ей очень важно, что о ней подумают. Когда в конце ей начали аплодировать, как всем остальным, она посылала воздушные поцелуи и пошла на свое место с пафосом, словно победительница конкурса «Мисс Вселенная».

За ней вышла Маша. Обычно спокойная и открытая, она как-то зажалась и кое-как изобразила медведя и маленькую девочку в косынке, которая зовет его играть. Мы вспомнили мультик про Машу и Медведя. Я не стала называть ее имя, просто аплодировала от души вместе со всеми. Маша быстро прибежала и плюхнулась на свое место.

Наконец, очередь дошла до меня. Стараясь выглядеть как можно уверенней, я вышла вперед и «включила» рубильник на стене — и открыла глаза. Потом «выключила» рубильник и закрыла глаза руками.

— Це лампочка Ильича, — крикнул Сережа. — Значит, тебя зовут Ильич.

Все загоготали, а Яна добавила:

— Или Ильич, или Света — одно из двух. Ты как предпочитаешь?

Я пошутила, что меня зовут Светлана Ильинична.

Знакомство прошло отлично: мы много смеялись, имена хорошо запоминались благодаря ассоциациям.

— Знаешь, — сказала Маша, — интересно посмотреть на это через психологию: какие образы мы все выбрали, чтобы показать свое имя. Самопрезентация — крутая штука.

— Ага, — ответила я, — в наше время без самопрезентации — никуда.

Яна попросила нас подойти к колоннаде. Когда мы выстроились рядом, лицом к морю, она предложила поиграть в «Испорченный телефон»: передавать друг другу шепотом какую-нибудь фразу. Я оказалась между Машей и Наташей — девочкой с круглым лицом и двумя длинными косами.

Первую фразу запустила сама Яна, она сказала: «Заряжаю вас на легендарную смену».

Напутствие от Сережи звучало так: «Любая фотка лучше, если на ней Сережа».

Потом ребята предложили «открытое ухо»: говорить мог любой желающий. Из-за того, что море шумело и мешало, до последнего в цепочке доходило что-то вроде: «Будь готов к волосам котов».

Глава 7
Дети Шекспира

В столовой на ужине я увидела моротряд: они шикарно выглядели в своей красивой форме, а их вожатые были самыми спортивными и крутыми в лагере.

Ему форма очень шла. Как у остальных ребят из моротряда, на груди у него висел кусок бечевки, завязанный хитрым узлом. Он заметил меня и помахал, но не подошел, потому что между нами собралась толпа: очередь к столику с десертами. Такие столики в столовой называются «анимация», и там, изобразив стишок или песенку, можно получить вкусняшку. Активнее всех в очереди старались Ваня и Тимур, которые как раз танцевали лезгинку под восторженные аплодисменты остальной части моего отряда. Когда очередь наконец исчезла, моряков за столом уже не было: они ушли.

Вечером намечалось отрядное дело: готовились к защите проекта. Проект подразумевал придумать название отряда, девиз и нарисовать плакат. Первое мероприятие, которое оценивалось баллами. Вообще, за каждое событие в лагере отрядам дают очки, и победители в конце смены получают награду: поездку на артековскую турбазу в горах.

«Чтобы поместить нас в контекст», по выражению Яны, вожатые рассказали про нашу смену под названием «Слова, изменившие мир». Она посвящена книгам.

Но самым волнующим оказалось другое: нас ждал большой конкурс — «Звезда Артека». Соревнование должно начаться в отряде, — кастинг среди желающих, потом этап лагеря Кипарисного, куда от каждого отряда пойдет один человек, а в конце победители выходят на большую артековскую сцену. Почет, призы и свет софитов — всё как в моих самых тайных мечтах.

— Малые, я надеюсь, шо мы с вами выберем сильного кандидата, потому что у нас с Яной еще никто даже на Кипарисном не побеждал, — напутствовал Сережа.

Яна поправила темные очки, с которыми она никогда не расставалась, и добавила:

— Звезды мои, это — ваша личная задача. И учтите, что вам придется заниматься саморежессурой. Я полностью погружена в идею мюзикла, и времени на работу с вами индивидуально у меня не будет. Так что — сам себе продюсер, сам себе режиссер. Пусть победит храбрость и талант.

Вожатая обвела нас цепким взглядом и продолжила:

— Теперь про коллективное: в конце смены будет наш общий звездный час. Поскольку мы с вами старшие, да еще театральный отряд, я договорилась, что мы будем организовывать концерт талантов на закрытие смены. Там будет весь Кипарисный. Нам нужно зарядить небольшую постановку на вступление, потом продолжить эту историю на конферанс и закрыть концерт. У меня есть идея мюзикла, которую я давно хочу воплотить. Это должно быть незабываемое шоу. Мне потребуется ваша максимальная отдача, фирштейн?

Ваня вскочил и взял под козырек. Сережа напялил ему на глаза свою панаму со словами «К пустой голове руку не прикладывают».

После слов про «Звезду Артека» я представила себя на большой сцене. На меня надевают ленту, громыхают аплодисменты… Из первых рядов смотрит он… Это будет феерично! В Артеке сейчас три тысячи детей, стать звездой значило бы победить мои комплексы раз и навсегда, доказать всем и самой себе, что я это могу. Только вот… что я могу там показать, как убедить других за меня голосовать? Мне тут же стало не по себе.

Из мыслей меня вытащила Маша:

— Свет, очнись! У тебя идеи по проекту есть?

Перед нами лежал чистый лист ватмана. Отряду нужно было название. Яна с Сережей обсуждали свои вожатские дела, девочки во главе с Лерой собрались в кучку и хихикали, поглядывая в сторону парней. Те пытались подкинуть Сережину панаму так, чтобы она при падении наделась кому-нибудь на голову. Пара человек рядом с нами лазили в телефоне. Это была круглолицая Наташа из Башкирии и Вадик — мальчик из Волгограда, который запомнился манерой кокетливо растягивать слова и застенчивой улыбкой с ямочками.

С помощью мозгового штурма мы вчетвером придумали варианты названия на тему театра: «Шекспир и компания», «Балаган» и «Театр абсурда». Глядя на отряд, в котором происходил разброд и шатания, эти метафоры прямо-таки лезли на ум.

— Товарищи артисты, прекратите эту самодеятельность! Скоро стемнеет. Давайте определимся с названием и прочим: нам эту мишуру еще завтра защищать, — к нам подошли вожатые.

Им названия понравились, осталось только проголосовать. Тут Лера решила проявить инициативу:

— Ребят, а что, если взять «Тимур и его команда»? Как название книжки. Прикольно, и к теме смены подходит. — Она улыбнулась Тимуру.

Я закатила глаза. Мальчикам эта идея явно понравилась, они быстро приняли Тимура как лидера; большинство девочек, видимо, тоже были в восторге. Я не выдержала:

— Народ, у нас все-таки театральный профиль, и потом, короткое название лучше звучит.

Тимур, который в это время смотрел что-то в телефоне, поднял на меня глаза и возразил:

— Если название крутое, то неважно, сколько в нем букв. Знаешь такой фильм, «Как потерять друзей и заставить всех тебя ненавидеть»?

Кажется, камень прилетел в мой огород. Зачем он это делал? Из вредности или правда хотел, чтобы в названии отряда было его имя?

После этого мы спорили еще полчаса, предлагали тысячу разных названий: дело дошло даже до слишком оригинальных, вроде «Пушистые пельмешки» (Ванина идея). В конце концов, так и не договорившись, мы отправились в столовую, на второй ужин.

— Мда, смена будет… интересная, — шепнула мне на ухо Маша.

Выйдя из столовой, поевшие и подобревшие, мы встали в «Вечерний отрядный круг». Это когда все стоят кругом, положив правую руку на плечо соседа справа, а левую руку — на талию соседа слева, и обсуждают события дня. «Психологическая разгрузка и сплочение», — объяснил Сережа.

Тимур стоял напротив меня, между Лерой и её новой подругой Ксюшей. Когда до него дошла очередь, он неожиданно выдал:

— Коллеги по театральному цеху, я польщен, что вы предложили назвать отряд в мою честь. Но, будучи по натуре человеком скромным, я предлагаю другое название — «Дети Шекспира». А кто из нас Шекспир, покажет время.

Все согласились. Он умел быть убедительным и говорить именно тогда, когда это было нужно. «Хитрый манипулятор», — решила я. Тимур определенно тянул одеяло на себя. Хотел быть лидером мнений.

Мы стояли в полумраке, над нами покачивались ветви пальм, а море шуршало неподалеку, перекатывая гальку. Лица ребят были красивые и немного уставшие. Второй день в Артеке подходил к концу. В голове крутились слова и рифмы: мое подсознание пыталось описать этот момент, нашу историю, которую мы проживали здесь и сейчас. Я закрыла глаза и почувствовала эти звуки, запах моря, тепло Машиной руки на моем плече. Это было прекрасно, как сон в летнюю ночь.

Глава 8
Не верю!

Уже на даче мы вспомнили, что так и не нарисовали плакат. А ведь его нужно защищать завтра утром! Яна с Сережей сказали, что договорятся с ночным дежурным, чтобы пустил нас с плакатом в общую комнату на втором этаже, и спросили, есть ли добровольцы. Вызвались я, Маша и Наташа. Я всегда неплохо рисовала, у Маши было видение композиции, а Наташа просто хотела найти себе подруг.

Мы решили, что напишем на плакате Shakespeare’s Kids на английском: нам показалось, что так будет лучше. Мы с Машей набрасывали карандашом название, череп (отсылка к Гамлету), свечи и театральные кулисы на фоне, а Наташа сидела рядом и жаловалась нам на своего парня. Они оба из Башкирии, он ее старше, и у них, из того, что мы поняли, очень нездоровые отношения. Он манипулирует ей, используя ее комплексы, потом они расстаются, Наташа рыдает, он возвращается, и она его прощает. Классический абьюзер. Так они встречаются уже три месяца, и самооценка у нее опустилась на дно Марианской впадины. Недавно они помирились, и внезапно он снова стал любовью всей жизни.

На рассуждения Наташи о том, какой он замечательный, несмотря на все сложности в их отношениях, я не выдержала:

— Наташ, тебе не кажется, что нельзя позволять так с собой обращаться?

Она ответила, что я, наверное, права, но в отношениях надо идти на уступки, если любишь. Я хотела сказать, что, когда любят, не ведут себя так, как ее Артем, но решила, что не буду вмешиваться, ведь в этой фазе их отношений все обвинения отскакивали от него, как от бетонной стены.

Девчонки начали засыпать на ходу, и я сказала, что закончу сама. Они ушли спать, а я осталась корпеть над плакатом. Мне повезло: ночная дежурная Аня, вожатая младшего отряда, предложила колу и печеньки, которыми я подзарядила севшую батарейку. Было около двух ночи, когда я закончила. Я помыла кисточки, убрала краски и положила плакат сохнуть на столе. Кажется, получилось неплохо: можно было идти спать.

Утром, кое-как разлепив глаза, я плелась из душевой через холл: там собрался народ. У стола с плакатом стояли Лера, Тимур и другие. Тимур повернулся ко мне:

— Отличный плакат.

Тут явно был какой-то подвох. Лера, преувеличенно нейтральным тоном, добавила:

— Да, похоже, английский ты учила не так хорошо, как историю.

Я смотрела на них в замешательстве. И тут кто-то из ребят указал мне на одну строчку, которую я задумала как шутку: фраза была подписана около черепа, как будто череп восклицал: I don’t beleve!

Это была цитата из Станиславского, с его знаменитым «Не верю!». Я догадалась, что какое-то слово я написала с ошибкой. Но какое? Почувствовав, как щеки предательски краснеют, я собрала себя в кулак и как можно спокойнее сказала:

— Чего не напишешь в два часа ночи.

Это было унизительно. Зачем я все время вызываюсь помочь, почему мне больше всех надо? Зачем мне приспичило рисовать вчера этот несчастный плакат, когда я могла нормально выспаться? Наверное, где-то внутри я надеялась, что всем понравится и они будут мне благодарны… а на деле только опозорилась. Я думала об этом, сидя в нашей комнате на кровати, пока не позвали на завтрак. Проходя мимо злосчастного плаката, я на него взглянула: между l и e в слове believe была дорисована буква i — так аккуратно, будто она изначально была там.

Я старалась вести себя как ни в чем не бывало, хотя была очень расстроена из-за утреннего происшествия. На завтраке мы снова пересеклись с моротрядом.

— Если я буду видеть его только в столовой, он будет ассоциироваться у меня с едой, — поделилась я с Машей. Маша не ответила, вместо этого она крикнула: «Хэй!» — и помахала ему. Когда он нас увидел, подруга решительно направилась в его сторону. Я пошла за ней.

Мы встретились в самом центре большого людного зала, и он сказал:

— Привет! Как ты могла выбрать другой отряд? Выходит, мы с тобой так и не познакомимся?

Я ответила:

— Это не я выбрала другой отряд, а ты. Все из-за красивой формы?

— Нет, из-за красивых девчонок. Значит, станешь актрисой? Дай автограф на случай, если прославишься.

— Он протянул мне ручку и свою ладонь. Я написала: «Света». Он прочитал, взял мою ладошку и написал на ней: «Саша».

Когда мы с Машей встали в очередь со своим отрядом, она прочитала его имя на моей ладони и рассмеялась:

— Ну что, теперь руку до конца смены не моешь?

— Знаешь, моего отца тоже зовут Саша, — ответила я.

Глава 9
Импровизация

Мы поднимались по каменной лестнице к летней сцене на защиту проекта, и я снова была в невесомости. Его имя на моей руке! В голове стучало:

Твое имя — громче крика

Волнорезом режет волны

Твое имя — легче птицы

И летает в облаках.

Твое имя — как таблетка:

Избавляет от тревоги,

Твое имя тает дымом

Сигареты на губах.

Перед нами было еще три отряда; мы решили, что покажем сценку с отрывками из известных пьес Шекспира: «Гамлет», «Отелло» и «Ромео и Джульетта». Идея сценки была классная: вожатые вызвали дух Шекспира и обсуждают с ним, какой спектакль поставить на закрытие нашей смены; внезапно герои шекспировских пьес, тоже в виде привидений, появляются перед ними и начинают ссориться между собой за роли в спектакле.

Идею предложил Тимур, и поскольку времени было мало, все быстро согласились. Я помогла набросать реплики и шутки, но в целом мы решили, что будем импровизировать. Начали разбирать роли: на роль Джульетты вызвалась Лера; скромный Вадик неожиданно решил быть Шекспиром. А я, оседлав свой мандраж, сказала, что сыграю Дездемону: на роль Отелло просился наш отрядный комик Ваня, и я подумала, что будет весело.

Вокруг сцены толпились другие отряды, в первом ряду сидела старшая вожатая Юля. Она оценивала выступления и говорила, что ей понравилось, а что нет. Яна перед нашим выходом перекрестила нас в воздухе и прошептала:

— Да прибудет с вами муза!

Тут я заметила, что к сцене подошел моротряд.

Сначала выступление шло как нельзя лучше: вожатые, конечно, были на высоте, Вадик, который играл Шекспира, всех покорил своей манерой растягивать слова и красиво жестикулировать. Девочки-музы, среди которых была Маша, бегали по сцене босиком с распущенными волосами, обозначая собой творческий кризис.