#уфли #уфимскаялитература
— Кажется, я ранил тебя, а этого я не хотел. Я думал, ты больше знаешь о мире и людях, гораздо больше. С тобой следовало говорить иначе.
— А как иначе ты мог говорить?
— Не знаю. Как с ребёнком.
Меша Селимович
* * *
La vida es muerte. Жизнь есть смерть.
Для человека, как и для растений.
На всё осталось несколько мгновений
и я теряюсь — сметь или не сметь.
Внизу маняще распласталась твердь,
а взглянешь ввысь — прочь от меня, Злой Гений! —
обломки жизней, помыслов, свершений
в небытие уносит круговерть.
Бесконечность
* * *
Рассвет беспечно рассмеялся,
слегка румянцем запылал.
Я никогда так не влюблялся,
я ничего так не искал.
Туман спокойно заклубился,
в лучах играя, заблестел.
Я ни к чему так не стремился,
я ничего так не хотел.
День, погляди-ка, разгулялся,
вовсю раскрашиваться стал!
Я ничего так не боялся,
я ни о чём так не мечтал.
* * *
Дракон летал в бескрайности миров,
взрывая скоростью пространство.
И разгоралось множеством костров
шальное то непостоянство.
То каменные горы он вскрывал,
несметных полные сокровищ,
то с демонов полками воевал,
то дрался с ордами чудовищ.
То отдыхал в диковинных садах,
то мчался в бесконечных безднах.
То появлялся в древних городах,
то на планетах неизвестных.
Но приземлился, радость разглядя,
в краях обетованных самых,
в пустыне, ожидающей дождя,
у входа в неприступный замок.
Подрагивая напряженьем жил,
улёгся тихо на пороге
и крылья многоцветные сложил —
и лижет тебе ноги.
Муравей и Солнце
По кочкам, по выбоинам, между пней,
лишь только солнце взошло,
соломинку тащит муравей,
упрямо и тяжело.
Моя любовь в тыщу раз больше меня,
как груз у того муравья.
Но Солнцем могла бы стать для меня,
я знаю, любовь твоя…
Возрождение
Быть бы художником — и на холсте
запечатлеть твой ясный, чистый профиль,
и сзади — расцветающий картофель,
столь дорогой и редкий в годы те.
К твоей непостижимой красоте
я подбираюсь, словно Мефистофель.
Как Фауст… Слушай, чашку кофе ль,
бокал вина ль сюда — и в полноте
картина вдруг сама начнёт светиться
и музыка польётся в тишине,
и негасимый пламень возгорится,
и лёгкость отразится в глубине,
и волшебство искусством совершится —
ты повернешься, наконец, ко мне.
* * *
Снег падал ядовито-синий
И незаладились дела.
Ты не чертила скользких линий,
ты просто мной пренебрегла.
В дым улетучились поленья,
в песок рассыпалась скала.
Всё кончено. Всему — забвенье.
Ты просто мной пренебрегла.
Живу под теми ж небесами.
Как ты могла, КАК ТЫ МОГЛА!
В болоте чёртики плясали.
Ты просто мной пренебрегла.
* * *
Словно знамение вечер,
талисман, бережно чтимый.
Счастье — это просто ведь встреча,
просто с взглядом любимой.
Весна — и словно я весь в ней,
словно я счастлив уже.
Счастье — это новая песня,
что сама сложилась в душе.
Словно в ночи непроходимой
вспыхнул путеводный огонь.
Счастье — это счастье любимой,
когда она рядом с тобой.
* * *
Ты вся — как дерзость, как начало,
как солнцем взрезанная мгла!
…Ты мне учтиво отвечала —
ведь ты иначе не могла…
И это подлинное счастье —
лицо яснейшее твоё,
глаза — то воплощенье власти,
то отреченье от неё.
и эта гордость Незнакомки,
и нимб Души над головой,
и неожиданно так громкий
и милый-милый голос твой…
* * *
Всё это совершенно неуместно.
Я, как никто иной, об этом знаю.
Но вновь и вновь опять не понимаю:
всё это совершенно неуместно.
Как камушек, что вниз летит отвесно,
вдруг чиркнет, отскочив, скалы по краю…
Всё это совершенно неуместно,
я, как никто иной об этом знаю.
* * *
Нет — это какой-то обман — ты
не можешь такой быть — нет!
Нет, не перетают все льды!
Нет, не пересветит весь свет!
Нет, не разрежет весны шёлк
ангелов хор, вострубя…
…Кажется, кто-то мимо прошёл…
Я — мимо тебя???
* * *
Было всё или нет — так возьми, улыбнись,
ну, так сделай же, правда, поверь.
Ведь цветёт бересклет, ведь цветёт барбарис,
ведь боярышник цветёт теперь.
Ведь рябина уже душновато-нежна,
разве пройдёшь, не заметишь?
Ведь человека, которому ты так нужна,
ты больше не встретишь.
* * *
Я бежал в рассветные степи,
но меня увидала ты
в балагане, в тесном вертепе,
где паясничают шуты.
Что ж, смеяться — твоё право.
И вообще, рассуждая здраво,
трудно было ждать реакции иной,
что ты смеялась надо мной.
* * *
Твоё имя — как остро отточенный карандаш,
как нижняя кромка льда далеко в горах,
как внезапно вспыхнувшее пламя,
как ленивый летний вечер.
Скитаясь по бесконечной Вселенной,
в джунглях философских категорий
и в лабиринтах поэтических образов
я ищу лишь того, что напомнило бы мне
твоё имя.
Августовские наброски
Быть бы художником…
* * *
Уже совсем другие краски
и воздух, как стекло, прозрачен.
И, ярко-синее в зените,
лазурью небо к горизонту
стекает между облаками.
(Как ярко белое на синем!
А может — синее на белом.)
И облака густеют в тучи,
сначала в розовато-серый,
потом свинцовый, даже чёрный…
И чуть грустны на этом фоне
уже осенние деревья:
немного жёлтого в зелёном.
* * *
Какой утомительный дождь,
и воздух, как речка, течёт,
и, как лист опавший, плывёшь,
куда тебя речка несёт.
И грустно становится вдруг,
и хочется, что — не поймёшь.
Такой заколдованный круг,
такой утомительный дождь…
* * *
Горы растрёпанной ваты
и солнце глядит свысока:
вымыслы великоваты…
И снова я про облака!
Ты скажешь: не зазнавайся,
нос в небо не задирай!
Ты скажешь — «не поддавайся»?
Ты скажешь — «не унывай»?
* * *
На «ю» кончается то слово,
а начинается на «эль»…
…но мы исходим из простого:
художнику нужна модель.
Художник замечает больше.
Ему под силу угадать,
весь образ должен быть какой же,
и цвет улыбки передать,
и эту недоговорённость
в изливе бёдер подстеречь,
увидеть одухотворённость
в капризном развороте плеч…
Свой шарм у жанра есть любого,
но самый интересный — «ню»…
Нет-нет, я помню это слово:
оно кончается на «ю»!
Песенка
Солнце поднимается лениво,
мягкие и тёплые тона.
Думаю немного боязливо:
что теперь подумает она?
Воробьи испуганно взлетели,
задержавшись в воздухе чуть-чуть…
Неплохое освещение для акварели,
хоть нарисовал бы кто-нибудь!
* * *
Слова умеют улыбаться
и безделушки мастерить,
умеют чуть отодвигаться
и ничего не говорить,
умеют покрывало вышить,
умеют статую создать,
умеют ждать, умеют слышать —
и не прийти, и опоздать.
Умеют чёрта сделать богом,
умеют сделать день как ночь,
умеют многое во многом,
но не умеют мне помочь…
Кастаньеты
Бежать…
Бежать, бежать, бежать — тебе от меня,
бежать, бежать, бежать — мне от тебя,
бежать, бежать, бежать, бежать не виня,
бежать, бежать, бежать, бежать не любя,
бежать, бежать, бежать, бежать от себя.
Бежать, бежать, бежать, бежать навсегда,
бежать, бежать, бежать, бежать в никуда,
бежать, бежать — и не убежать никогда,
бежать, бежать, бежать, бежать, бежать…
* * *
Бедность, верная подружка,
лишь она не позабудет.
Будем пить. Так. Где же кружка?
Сердцу веселей не будет.
Сердцу хочется иного,
сердцу хочется любовей.
Оттого и бьётся снова,
каждый раз всё бестолковей.
Только всё недостижимо,
только счастье недоступно.
Бейся ж, сердце, бейся глупо
и рыдай неудержимо.
Подражание французскому
Твои глаза — шампанского глоток,
лоб — каберне, и рислинг — кожа щёк,
и губы — как мадера, нет, кагор,
и груди — вермут, и живот — ликёр,
и полстакана спирта между ног…
Но у меня, увы, сухой закон.
* * *
Есть заповедные луга, где птица Сирин
поёт; но надо знать туда дорогу.
Не спрашивайте о ней у меня.
* * *
Это — лишь падать, а вовсе не ввысь,
это — лишь память, а вовсе не жизнь,
это — лишь отблеск, а вовсе не свет.
это — лишь подлость, а вовсе не смерть…
Вывод о человеке
Вы все от меня отвернётесь,
когда я предам и убью,
когда я столкну в пропасть
Единственную мою,
когда в грязь втопчу совесть,
подлостью честь поправ.
Вы все от меня отвернётесь.
Вы правы. — Я тоже прав.
Подражание китайскому
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.