У стен роддома стояли мужчины и смотрели в окна, пытаясь угадать, что там происходит. Взгляды выражали надежду, тоску, нетерпение. Особняком стоял мужчина, без обычных подношений в виде цветов и конфет. Цветы всё равно не разрешат держать в палате — аллергия и прочее, конфеты тоже пока будет нельзя, чтобы у грудного ребёнка не начался диатез.
Вышла молодая медсестра. Габриэль заподозрил, что произошло что-то плохое, потому что вместо улыбки на лице он заметил смятение.
И тут же на хмуром небе, полном кучевыми серыми облаками, пролетели чёрные птицы. Грохотали отдалённые раскаты, неожиданно подул студёный ветер, разносилось эхом многоголосое карканье…
— Мне очень жаль Габриэль Израилевич. Атония матки… кровотечение… не смогли спасти… — растерянно бормотала медсестра.
— Сара умерла?! — Габриэль не мог поверить этому.
— Ребёнка удалось спасти. Мальчик, три пятьсот.
Мужчина как зомби прошагал за медсестрой. Самый светлый день в его жизни обернулся для него страшным горем. Он ожидал, что сейчас он поцелует жену, возьмёт ребёнка на руки, а через несколько дней они уедут домой.
Медсестра протянула ему свёрток. Габриэль взглянул в лицо посапывающего младенца и, наконец, позволил себе заплакать.
На скамейке сидел юноша, чем-то похожий на татарина, но не являвшегося им. Больше он напоминал араба, и по правде он состоял с ними в дальнем родстве, но принадлежал к сыновьям Авраама и Сары. Соломон смуглый, с вьющимися чёрными волосами, тёмно-карими глазами-миндалинами, большим, крючковатым носом. Маленькая чёрная шапка на макушке, называемая ермолкой или кипой полностью довершают портрет.
— Шалом, Соломон!
Юноша незамедлительно ответил. Казалось бы, мелочь, вроде прикосновений усами у муравьёв. Но как не Соломону знать, что всё начинается с мелочей? Ведь и в воде молекулы имеют водородные связи, но благодаря этим связям вода обладает уникальной теплоёмкостью, температурой кипения и замерзания. И именно благодаря мелочам люди представляют собой единую силу, а не кучу песка, которая рассыпается при малейшем дуновении. Ему не раз приходилось видеть, как один мусульманин приветствует другого, а тот как будто бы и не слышит. Не раз видел растерянность на лице, дающего салам. И даже был свидетелем, как один схватил за руку и буквально заставил ответить на салам, а тот ответил с таким раздражением и злостью (что лучше бы промолчал!), словно делает большое одолжение не по своему желанию. Поистине, нужно быть святым, чтобы продолжать приветствовать, не зная проигнорируют ли тебя или встретят враждебно. И многие, устав от равнодушия, перестают это делать, здороваясь только с теми, кого хорошо знают. Соломон видел, как два мусульманина проходят мимо, никак друг на друга не реагируя, словно на каждом из них шапка-невидимка.
— Привет, Соломон!
Перед ним стоял одноклассник с заискивающей улыбкой. Ну конечно, не прошёл мимо, пока юноша в ермолке в облаках витал, хотя если бы он так поступил, Соломон бы даже не заметил. Он сказал «привет» с нейтральным видом, зная, что одноклассник ненавидит его и боится. Отец не раз говорил, что раз слишком умных не любят, то пусть не питает иллюзий по поводу общества. Первое время он честно пытался подружиться, не втираясь в доверие, но то и дело натыкался на неприязнь, а то и на откровенную агрессию. Соломон был действительно умён, к тому же евреев во все времена терпеть не могли, хотя нельзя сказать, что они несправедливо заслужили подобное отношение. А так называемый «еврееизм» Соломона так и бросался в глаза — явно нерусское имя и тем более нерусская внешность. Тогда он пошёл на хитрость — где-то сознательно проигрывал, где-то давал списывать, где-то тонко льстил и одноклассники, прежде жгуче его ненавидевшие, теперь души в нём не чаяли. Вели себя как дрессированные собаки и даже за слово «жид» были готовы набить морду. Сказать, что Соломону это крайне не нравилось — ничего не сказать. Только ему ещё в школе учиться и учиться, так что портить себе жизнь он не хотел.
— Это типичное поведение рабов. Пока ты их не покоришь себе, они будут тебя ненавидеть.
Соломон не стал спорить, но и не стал соглашаться — просто запомнил на будущее. Не будем делать поспешных выводов, поживём-увидим.
Рядом сидел чёрный ворон. Именно ворон, а не галка или ворона, которых путают между собой несведущие в зоологии горожане, хотя они и относятся к одному семейству. Галки — относительно мелкие, чёрные с серой шеей. Вороны — с серым туловищем и чёрной головой, крыльями и хвостом.
Это же была очень крупная, с полностью чёрным оперением птица. Но Соломона удивил не факт его существования, а то, что дикая птица, обычно сторонящаяся людей, сидела на расстоянии вытянутой руки и внимательно глядела на него. Отравленное мистицизмом сознание решило, что это знак судьбы. Только что он мог значить?
— Ну, кар! — сказал Соломон. Ворон улетел, но явно не оттого, что испугался человеческого голоса. Тот погрузился в неопределённые размышления, иногда прерываемые важными мыслями, поэтому не обратил внимания на компанию молодых людей, которые, завидев его, начали перешёптываться и подмигивать друг другу. Один из них подкрался к нему и сорвал с головы ермолку.
Соломон допустил ошибку — вскочил со скамейки и пытался догнать и отобрать кипу, чем вызвал оглушительный смех.
— Отдайте мне ермолку! Мне её папа подарил!
— Смотрите, какой он сентиментальный! — и положил кипу в карман. Юноша был в отчаянии — вот стыд перед отцом.
— Эй, отдайте ему ермолку! — послышался девчоночий голос.
Позади них стояла девушка, по возрасту старшеклассница. Это была мусульманка, но очень необычная — в чёрном платке, в полосатой чёрно-белой водолазке, доходившей до колена, и короткой красной олимпийке, капюшон которой накинут на платок, и черных спортивных брюках. На шее висели металлический жетон с эмблемой какой-то рок-группы, кулон Инь-Ян, ожерелье из ракушек и другая всячина, которые удивительным образом гармонировали между собой. Видимо, чтобы добить смотрящего на неё своей необычностью, через плечо на длинном ремне перекинута сумка в виде кота, сшитого из серой шерсти, над которым сначала поиздевался Шредингер, а затем Франкенштейн. У кота были змеиные глаза и зашитый рот, в ухо вставлена серьга, на голове полосатый цилиндр, а на шее висел бубенчик.
— Эй, красавица, а ты чего закутанная ходишь? Может быть ты лысая? — издевательски спросил парень, — давай и с тебя сниму!
— Только попробуй, — пообещала девушка, — я тебе руку в нескольких местах сломаю.
Тот протянул руку к платку, но та не стала отдёргивать голову — просто неожиданно подняла согнутую в колене ногу и пнула его в печень. Тот глухо вскрикнув, мешком упал на асфальт вниз лицом. Приятели, как и положено, не собирались помогать товарищу, а сбились в кучку, как стадо испуганных баранов. Соломон с ужасом смотрел, как парень, корчившийся на четвереньках, рвал желчью. Тот поднял слезящиеся глаза и с обидой произнёс:
— Обещала же руку в нескольких местах сломать!
— Могу организовать. Желание клиента для меня закон! — она наклонилась над ним и вывернула руку.
— Какие пёрышки! Какой носок! И, верно, ангельский быть должен голосок! Спой, светик, не стыдись! — и дёрнула за руку. Тот заорал дурным голосом.
— Хотя голос так себе. Значит так, в милиции знают, что я с головой не дружу, поэтому мне ничего за это не будет, а вот тебя ждёт долгое и болезненное лечение. Когда над тобой всё время ржут и пытаются сдёрнуть платок, знаешь ли, свирепеть начинаешь. Теперь отдаёшь тому парню ермолку и испаряешься. Ты меня понял?
— П-п-понял.
— Выполнять.
Но тот не сразу отдал ему кипу, а не которое время собирался с силами, чтобы подняться на ноги. Кое-как разогнувшись, он сунул ему в руки его головной убор и проковылял подальше. Оказавшись на расстоянии, громко прокричал непечатное слово, обозначавшее невысокую степень адекватности мусульманки, а точнее его полное отсутствие. Та сделала выпад коленом, словно собираясь догнать и добавить, и парень от испуга подпрыгнул как козёл.
— Круто ты с ними! — только и произнёс Соломон.
— А то! На этого хоть посмотри — даже ушёл на почтительное расстояние, прежде чем пытаться меня оскорбить. Трусы, одним словом.
— Спасибо… — наконец он сообразил, и неожиданно для себя спросил, — и как тебя зовут?
Та внимательно на него посмотрела на него. Глаза у неё были янтарные, придававшее сходство с кошачьими. Тогда Соломон понял, почему вступив в драку, она была похожа на тигрицу.
— Алиса.
— Алиса?
— Только не надо «Алиса в стране чудес».
— Да нет, просто думала, что тебя должны звать Фатима, Зухра… а тут Алиса.
— Тебя-то как самого звать?
— Соломон.
— У тебя папаша видимо тоже такой же чудак, как и у меня. Мамы они обычно больше думают, как бы детей не задразнили. Твоё имя знаешь, с чем ассоциируется? С Соломоном Кейном. Фильм интересный, но, правда мрачноват, да и рассказы, если бы он не оскорблял ислам, были бы вполне ничего.
— Где ты так драться научилась?
— В секции одной. Конечно, и до этого меня держали за психа, а теперь тем более не хотят связываться. Меня это устраивает — жить спокойнее. Правда близкие в шоке, ведь неизвестно, можно ли мне вообще заниматься подобным видом спорта…, — тут же замолкла, поняв, что чуть не проговорилась. Но Соломона просто так не собьёшь с толку.
— Ну ладно, мне спешить надо. Бывай!
Нельзя сказать, что Соломон забыл про Алису. Он даже посмотрел фильм и прочитал про пуританина. Но когда рассказал папе, как за него заступилась мусульманка, он встретил неожиданное раздражение и отповедь, сколько горестей евреям пришлось претерпеть от мусульман. Соломон честно не понял причину недовольства отца, но спорить не стал — себе дороже.
Небо было серо-белым, прямо как небо под Аустерлицем. Было прохладно, но не ветрено. Соломон гулял в парке — у него был, как он называл «отходняк». Чем больше он изучал Тору, Талмуд и каббалу, тем больше он их ненавидел, и только способность терпеть и подчиняться, выработанная поколениями выживание во враждебном обществе, заставляли держать рот на замке и покорно постигать эти науки. Во время занятий он ощущал, как погружался во что-то тёмное и грязное. Казалось, был только мрак и ничего кроме мрака.
Когда он гулял — он заново ощущал, что есть жизнь, свет и тепло. Вот воробей сидит на ветке и вертит головкой. Вот маленький ребёнок, улучив момент, когда бдительные родители отвлеклись, бежит к луже.
— Мне на Курбан-байрам не прислали ни одного SMS, не написали ни одного сообщения! Никто не вспомнил, что я существую! Будто я умерла и лежу в могиле!
— Тише, тише, не кричи! Вот парень на тебя смотрит!
— Ему-то что! Врубил музыку так, что самого себя не слышит! — сказала она, не обернувшись. Наушники были, но они выключены, и Соломон слышал всё от первого до последнего слова. Этот крик окончательно встряхнул его, и мрак души спрятался в своё убежище до поры до времени.
Голос показался ему знакомым. Алиса! Но они с подружкой уже помчались вглубь парка. Соломон не стал догонять — всё равно они идут по кругу, а значит, они вернутся сюда.
И точно — Алиса, смеясь, рассказывала:
— Это просто ужас! Когда я призналась, кто был моей первой любовью, все уронили челюсть на стол! Препод по физике, лысый, страшный, мне в отцы годится. Мне он же показался милым, да предмет вёл очень интересно, хотя я в школе физику не любила. Потом молодой препод по генетике. Такой симпатичный, жалко, что еврей!
— Ты что, евреев не любишь?
Это было подобно удару под дых. Алиса — антисемит? Зачем же тогда заступилась?! Поэтому он услышал лишь продолжение.
— …сами мусульман не любят, за что мы их должны любить? Началось вот с чего — они ждали, что из рода Авраама появится последний пророк. И в Медине евреи жили бок о бок с арабами, но за людей их не считали и говорили — вот придёт пророк, и мы покажем вам кузькину тёщу! Потом да к ним переехал из Мекки последний пророк, но это оказался араб по имени Мухаммад! И они отказались его принять, хотя и признали, что он последний пророк.
— Кто такой последний пророк?
— Пророк, после которого ниспослание откровений с небес прекратится и его писание отменит собой предыдущие писания и будет законом вплоть до Судного дня. Всем пророкам было откровение, что после них будет последний пророк и его признаки описаны в Торе и Евангелиях. Помнишь: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа Истины»?
Соломон так и не заговорил с Алисой, да и она, поглощённая разговором, не заметила его. Но его волновал другой вопрос — правду ли она говорит о последнем пророке? Почему она знает то, чего он не знает?
После этого разговора у него возникло стойкое ощущение, что от него что-то скрывают, и это ощущение превратилось в стойкую уверенность. Спросить напрямик у наставника или отца — это нарваться на большее, чем на простое недовольство.
После того, как он закончил домашнюю работу, Соломону пришла мысль поискать что-либо в Интернете. Он забил в поиск «Предсказание Торы» и поисковик выдал «Предсказание Торы о пророке Мухаммаде».
Прочтя эту книгу, он задумался. Ну, допустим Мухаммад — это и есть последний пророк. Именно о нём и говорила Алиса в разговоре со своей подругой. Соломон вздохнул и закрыл поисковик — становиться мусульманином он не собирался.
Ноябрь, плавно переходящий в декабрь. Солнца уже давно не было, небо серое-серое, словно пыльная вата. От такой погоды всё казалось унылым, действительность казалась хуже, чем на самом деле.
Соломон шёл, ссутулившись, время от времени поднимая лицо в небо, словно надеясь услышать что-то обнадёживающее. Нервы его были на пределе, он чувствовал, что в нём натянулась струна, которая вот-вот лопнет.
Он не хотел больше учиться у наставника и решил, что ноги его там больше не будет. Напрасно осторожность говорила, что он так сделает себе ещё хуже, но Соломон собрался заявить отцу, что скорее повесится, чем пойдёт к наставнику.
Жизнь еврея вовсе не была сладкой, как бы ему не завидовали. Она состояла из сплошного подчинения, к примеру, скажут, чтобы он учился на юриста — и, пускай, чужды тебе сухие законы, и вообще душа тянется к тому, чтобы складывать слова в рифмы — иди и учись, а стишки в свободное время попишешь. Скажут — женись на еврейке, и может быть ты влюблён в русскую, но тебе нельзя жениться не на еврейках, так что и думать забудь. Скажут — давай, освобождай место, родственнику нужна работа — и жалко того работника, и потом люди будут презрительно шептаться про «блатных родственничков» и бросать косые взгляды — а не смей перечить.
Соломон подумал — а что если ему так и придётся жить? Вот сейчас ему надо изучать ненавистную каббалу, потом ездить на нелюбимую учёбу, потом жениться не по любви, потом каждый день тащиться на работу. И главное зачем?
Просто делай, что тебе говорят. И не задавай вопросы.
Соломон ощутил сильнейший протест — а вот я не хочу жить по указке чужого дяди! Я сам хочу решать для себя что хорошо, а что плохо! Я хочу самостоятельно принимать решения относительно своей судьбы!
Отлично. Вот только каким образом? Как-то в школе задали домашнее задание сочинить сказку. И он придумал сказку о диком звере, который жил в клетке. Однажды он сбежал в лес. Сначала он радовался — ура, я свободен, бегаю, где хочу, делаю что хочу. Потом захотелось есть, но добывать пищу он себе не умел. На него пытались пару раз напасть — еле отбился. Встретил стаю таких же, как он, но они отвергли чужака. Скоро вечер, а где же он ночевать будет? И свобода уже не казалась такой заманчивой — холодно, голодно, негде спрятаться. Пришлось ему вернуться обратно в клетку.
Неужели выхода нет?
Он шёл по рынку и увидел татарский киоск, где продавили книги по исламу и прочую атрибутику. Ранее он всегда проходил мимо киоска, не обращая внимания, но сейчас он цеплялся за любую мелочь, которая позволила бы вернуть душевное равновесие. В глаза бросилась книга небесно-голубого цвета — того самого, которого ему так давно ему не хватало. На обложке он прочитал «Жизнь пророка Мухаммада» и арабская лигатура рядом с его именем.
Соломон заглянул в кошелёк — денег как раз хватало на книгу. Обычно он деньгами не разбрасывался, но теперь… Получив желанную книгу, он быстро спрятал её в книгу и воровато оглянулся — не застал его за этим делом кто-то из знакомых? Убедившись в этом, Соломон пошёл в парк. Отец работал до вечера, так что он мог спокойно провести несколько часов за книгой. Он не заметил, как пролетело несколько часов. Нет, он ещё не уверовал в миссию пророка, но чувствовал, что появился в его жизни светлый лучик.
Книгу лучше домой не заносить. Как бы он книгу тщательно не прятал, а может случиться такое, что он забудет перепрятать или её случайно найдут.
— Алло, Моисей! Выйди на минутку на улицу — я сейчас приду.
— Почему домой не зайдёшь?
— Ну, пожалуйста!
— Хорошо, раз ты так просишь.
Соломон быстрым шагом направился к дому Моисея. У подъезда ждал его друг — светлоглазый, улыбчивый юноша. Смотришь на такого и думаешь, что уж ему-то не приходилось испытывать каких-либо трудностей. Но Соломон знал, что Моисей живёт под таким же прессингом, что и он сам, но, тем не менее, оставался оптимистом и именно этот оптимизм давал ему силы терпеть дальше с улыбкой на лице.
— Привет, извини, что вытащил на улицу.
— Ничего, я как раз собирался проветриться.
— Ты не можешь спрятать у себя книгу?
Моисей с удивлением наклонил голову:
— У себя не можешь спрятать?
— У меня негде прятать
— Ладно, давай сюда свою книгу. Что-то новенькое! С каких пор ты заинтересовался Исламом?
— Спрячь её! И не так громко — у стен есть уши! — прошипел Соломон.
— Думаешь, дядя Габриэль будет недоволен?
— Более чем.
— Вот мне непонятно, с каких это фиников ты купил эту книгу. В твоём возрасте более логична литература несколько иного характера.
Соломон рассказал о предсказании последнего пророка.
— И ты думаешь, что этот пророк — Мухаммад?
— Не знаю, — честно признался Соломон.
— Хорошо, даже если у меня найдут эту книгу, я и под пытками не признаюсь, откуда она у меня. Но вот об этом я советую тебе забыть.
— Я устал.
Моисей нахмурился:
— Ты об этом забудь. Правда, лучше забудь.
Просто забудь. Просто не думай.
Соломон понял, что он не хочет просто не думать
Собственно, он не собирался отрекаться от всего, скорее он хотел убедиться, что другого пути нет. Христианство отверг сразу, тут же вспомнив, как в седьмом-восьмом классе уроки по литературе вела очень странный учитель. Вместо положенных Лермонтова, Горького, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, она постоянно зачитывала жития христианских святых, рассказывала про поездки в церкви и монастыри, заставляла читать Евангелия. Соломону очень не нравилось активное насаждение христианства, и он решил проучить её — чисто по-еврейски. На её несчастье однажды была сдвоенная пара, и он в течение полутора часов задавал каверзные вопросы типа:
— Кристина Сергеевна, если Иисус Бог, то кому поклонялся он сам?
— Кристина Сергеевна, я слышал, что в течение трёх дней, пока Иисус был мёртв, мироздание работало в автономном режиме. Это правда?
— Кристина Сергеевна, если он был распят и умер, признаете ли вы, что ваш Бог смертен?
— Кристина Сергеевна, ведь в Библии написано, что свинина запретна, а обрезание обязательно. Почему христиане едят свинину и не делают обрезание? Иисус тоже был обрезан, христиане даже праздник по этому поводу справляют.
— Кристина Сергеевна, вы утверждаете, что отец, сын и дух появились одновременно. Может ли сын и отец появиться одновременно?
— Кристина Сергеевна, жёг ли свечи перед иконами Иисус?
Учительница краснела, потела, говорила какую-то ерунду, пыталась игнорировать Соломона, но тот тогда просто выкрикивал вопросы с места, а его одноклассники злорадно хихикали. Дело закончилось тем, что она наорала на мальчика, выставила ему два в четверть, и вызвала отца в школу.
Вернулся тогда Соломон грустный-грустный — это же надо он, хорошист, два за четверть получил! Да самый распоследний троечник так не позорился. Габриэль, правда, ругаться не стал — ну не может быть такого, чтобы его сын действительно так плохо знал предмет. К тому же другие учителя отзывались о нём, как о прилежном и воспитанном ученике, и вдруг ни с того ни с сего так набедокурил.
— Насколько я знаю, вы должны проходить «Тарас Бульба» Гоголя. Какого рожна вы изучаете Евангелия и житие Сергия Радонежского? У вас литература или основы православной культуры? Мой сын — еврей, ему этого не надо!
Объединившись с недовольными родителями, он подал коллективную жалобу и добился её увольнения. И теперь Соломон даже раздумывать не стал, стоит ли прибегать к христианству. Слишком много в этой религии неувязок и неточностей, а Соломон больше всего ненавидел именно слепую и бездумную веру во что-либо. Из одной клетки в другую? Благодарю покорно. Но ислам? Соломон подумал и понял, что ничего не знает об этой религии. Решив, что хуже от этого не станет, он решил больше узнать о нём. Не желая принимать во внимание многократно перевранные мнения, которыми грешил Интернет, он решил обратиться к первоисточникам.
Когда Соломон читал «Детство» Максима Горького, он заметил два вида восприятия Бога, что есть «Дедушкин бог» — грозный Господь, который только и ищет возможность наказать человека за какую-либо провинность, и «Бабушкин бог» — напротив, воплощающий в себе христианскую концепцию доброты и всепрощения. Соломону не нравился страх, тянущийся через иудаизм, ломающий личность, превращающий человека в безвольное животное. Ему часто приходила в голову кощунственная мысль, что это надо священникам и предводителям, потому что какой смысл Богу запугивать человека, он и так в Его власти?
«Если же Вы не послушаете Меня, презрите Мои постановления. И если душа Ваша возгнушается Моими законами, то Я поступлю с Вами так: пошлю на вас ужас; пошлю на вас чахлость; пошлю на вас горячку; истомятся глаза, и измучится душа ваша; будете сеять семена ваши напрасно, и враги съедят их; падёте пред врагами вашими; будут господствовать над вами неприятели ваши; будете бежать, когда за вами никто не гонится».
«Наведу на вас мстительный меч; если вы укроетесь в города ваши, то пошлю на вас язвы; преданы будете в руки врага; хлеб, подкрепляющий человека, истреблю у вас; десять женщин будут печь хлеб ваш в одной печи; вы будете есть и не будете сыты»
«Города ваши сделаю пустыней; опустошу святилища ваши; не буду обонять приятного благоухания жертв ваших; опустошу землю вашу, так что изумятся о ней враги ваши, поселившиеся на ней; вас рассею между народами; обнажу вслед вас меч».
Не нравилось и христианское восприятие Бога, как доброго дедушки, который всё простит. Исповедался в церкви священнику — и продолжил дальше красть, что плохо лежит, оскорблять, проклинать, сплетничать, делать гадости ближнему, словно Бог этого не видит, а даже если и видит, то никак за это не накажет.
Он купил в киоске ещё одну книжку — тоненькую, с цветами на персиковой обложке. «40 священных хадисов» — каждый хадис приводился на арабском языке, текст которого напоминал нотную запись и его перевод на русском и татарском языке. Аллах обращался через слова посланника ко всему человечеству и к нему, Соломону в частности, напоминая — нет, он не забыт и не брошен на произвол судьбы.
«О сын Адама! Лишь Я Один избавляю каждого от забот его. Лишь Я Один прощаю просящего прощенья. Лишь Я Один приму покаяние кающегося. Лишь Я Один прикрою нагого одеждой. Лишь Я Один испуганного успокою. И лишь Я Один утолю голод голодного. И если раб Мой послушен Мне и занят исполнением повелений, Мною предписанных, облегчу ему Я, и укреплю его десницу, и избавлю от тягот грудь его, наполнив сердце его лёгкостью».
«Я Сам свидетель того, что нет другого божества, кроме Меня Единого и нет равного Мне, а Мухаммад — Мой раб и посланник. А тот, кто не доволен своим предопределением и не проявляет терпения в невзгодах, не благодарит за блага и не проявляет довольства в достатке, пусть попробует найти себе другого Господа (но у него ничего не получится)».
«О сыны Адама! Я не создал вас, чтобы стать больше в численности или для того, чтобы спастись от одиночества. Я также не создал вас, чтобы справиться с чем-то, с чем не справлялся без вас, или для того, чтобы вы принесли Мне какую-то пользу, или избавили Меня от того, что мне вредит. А создал Я вас только для того, чтобы вы поклонялись Мне, были Мне премного благодарны и славили Имя Моё днём и ночью. И если для поклонения Мне соберутся вместе те, кто были до вас, и те, кто придут после вас, и те, кто уже умер, и те, кто ещё жив, великие из них и простые, свободные и рабы, люди и даже джинны, то это не прибавит к Величию Моему ничего, даже на вес пылинки. Также, если с целью преступить против Меня, соберётесь все вы и те, кто был до вас, и те, кто придут после вас, те, кто уже умер, и те, кто ещё жив, великие из них, и простые, свободные и рабы, люди и даже джинны, то это не убавит от Величия Моего ничего, даже на вес пылинки».
«О сын Адама! Каждый из вас заблудший, кроме тех, кого Я наставлю на путь истинный. И каждый из вас болен, кроме тех, кого Я излечу. И каждый из вас беден, кроме тех, кого Я сделаю богатыми. И каждый из вас пропащий, кроме тех, кого Я спасу. И каждый из вас творит дурное, кроме тех, кого уберегу Я. Так покайтесь же перед Аллахом, пусть Он смилуется над вами».
Зимние каникулы. Габриэль уехал к родственникам, а Соломона оставил дома, чтобы не прерывать занятия. Соломон не возражал.
Просто он проснулся утром и внутренний голос сказал: «Пора! До каких пор ты будешь беспечен? Не настало время встать на истинный путь?»
«Пора» — согласился Соломон. Он пошёл в ванную и принял душ, затем высушил волосы, оделся и вышел на улицу.
Девственно чистый снег сверкал так, словно на него посыпали алмазной крошкой, голубое-голубое небо. Соломон сразу вспомнил первую книгу по исламу такого же цвета.
Позади кто-то шёл быстрым шагом — снег скрипел как пенопласт. Соломон обернулся и увидел Алису.
— Ассаляму алейкум. Скажи, пожалуйста, как доехать до мечети?
Алиса сначала удивилась, потом улыбнулась и ответила:
— Валейкум ассалям. Садись на такую-то маршрутку и выходи на такой-то остановке.
— ДжазакиЛлаху хайран.
— Ва йаки.
Соломон дошёл до остановки, приехал в мечеть. Там уже собирались на молитву. Та и дело было слышно «Ассаляму алейкум». Кто-то взял его за руку и усадил рядом с собой.
«Пятничный намаз» — сообразил Соломон. Имам читал проповедь, и все слушали его, не проронив ни слова.
Начали встраиваться в ряды. Опять кто-то потянул Соломона и поставил рядом с собой. «Но я же не умею читать намаз!» — испугался юноша. Молитва уже началась, и Соломону ничего не оставалось, как повторять за всеми. После намаза мужчины стали расходиться.
— Можно спросить? — сказал он мужчине, который стоял рядом с ним.
— Обращайся, брат.
— Я хочу принять ислам.
Мужчина широко улыбнулся и что-то сказал имаму. Тот объявил.
— Этот молодой человек хочет принять ислам. Кто будет свидетелем, — и спросил Соломона, — ты знаешь, как принимать ислам.
— Да, — ответил Соломон с бешено колотящимся сердцем, словно сердцем, будто он собирался прыгнуть с вышки.
— Ничего не бойся, — подбодрил имам.
Мусульмане радостно приветствовали новообращённого, пожимали ему руки, обнимали его.
— Как зовут тебя?
— Соломон.
— Был Соломон — стал Сулейман.
Соломон вышел из мечети в приподнятом настроении. Но чем ближе подъезжала маршрутка к остановке, тем сильнее испарялась его радость. Как отец воспримет то, что он принял ислам.
«Ты же не отступишь от пути Аллаха?» — спросил внутренний голос.
«Нет» — ответил Соломон и решил стойко встретить предстоящие трудности.
Соломон забрал книгу у Моисея и ждал, когда приедет его отец. Он был на взводе, ведь папа был самым главным, самым значимым человеком в его жизни.
Щёлкнул ключ. Как ни скрывал он свою нервозность, Габриэль это заметил и спросил:
— Что произошло?
— Пап, — на краткий момент, собираясь с силами — я принял ислам.
— И когда ты только успел? — его лицо не предвещало ничего хорошего.
— Я слышал, что в Торе есть предсказание о последнем пророке. Я хотел узнать, кто этот человек, но знал, что не ты, не наставник мне этого не скажут. Когда мне сказали, что этот человек — пророк Мухаммад, я решил подробнее узнать его личность. Когда я убедился, что никто не может быть последним пророком, кроме него, я уверовал в его учение.
— Ты думаешь, этот пророк — Мухаммад? Этот безграмотный араб?
«Знал!» — охнул про себя Соломон.
— Да, он неграмотный араб, но он был лучшим из людей, которые жили на земле. И евреи признали его посланническую миссию, но отвергли его из-за своих страстей.
— Довольно! Надо было тебя увезти в Израиль, тогда бы ты не набрался этого бреда.
— То, как поступили евреи с Палестиной — просто отвратительно, ведь арабы как сыновья Авраама и Агарь имеют такие же права на эту землю, что и евреи!
— Убирайся отсюда! Я не потерплю в своём доме отступников!
Соломон стал покорно собирать вещи.
Соломон жил в мечети. Чтобы экономить деньги, в школу он ходил пешком, а в столовой брал булочку и чай. Он никому не жаловался на своё положение, но было видно, что ему приходится тяжело — перестал улыбаться и шутить. Просить помощи у отца он не собирался, да и вряд ли бы он ему помог. Утешался философским «могло быть и хуже». У него было время подумать, как действовать дальше
Однажды он заболел. Заболел странно — он начал видеть неясное свечение от предметов. Узнав расписание врача-офтальмолога в поликлинике, Соломон решил подождать — так-то работа глаз не нарушилась, да и смысл ли устраивать скандалы — всё равно от этого он не попадёт на приём раньше времени. Потом появилась ломота в суставах. Соломон подумал, что он устал, да и погода меняется, поэтому прилёг отдохнуть. Но лучше не становилось, более того появилась какая-то нудная боль. К тому же его охватило безразличие человека, разбуженного посреди ночи — ему всё равно, что у него куча проблем и что он когда-нибудь умрёт, единственное, что ему хотелось — это спать дальше. Вот и Соломон понимал, что по-хорошему нужно просить помощи, вдруг у него что-то серьёзное, но для этого нужно было встать, подойти, сказать, а у него не было желания делать лишние телодвижения. Дальше был то ли сон, то ли бред — он видел себя стоящим посреди кладбища с огненным мечом в руках, а в небе пролетали стаи чёрных птиц.
Наутро он ощутил, что странная немочь исчезла, зато свечение стало ярким, разноцветным, как от настольной лампы. Соломона это и пугало и страшно интересовало, тем более свечение непросто переливалось, как гирлянды на ёлках, но и таинственным образом передавало подробную информацию о предмете.
«Ну всё, я чокнулся, я сошёл с ума» — отстранённо подумал Соломон. Он просто оглядывал привычную обстановку, узнавая о ней что-то новое, и ему это нравилось. В мечеть зашёл сторож, и Соломон поспешно отвёл глаза, узнав лишнее.
Вслед за ним зашла девушка со странным полем, по которому мчались большие и малые вихри.
— Алиса?
Та вздохнула:
— Да это я.
— Но почему? Ты же вроде учишься?
— Вроде училась — передразнила она — и училась бы дальше, да только приснилась женщина с ледяными глазами
— С голубыми?
— Я сказала — с ледяными. Как вспомню, так вздрогну. Говорит, бросай всё, в родном городе только что молодой охотник завершил перестройку поля, его нужно уму-разуму научить. Как приехала — так ужаснулась: в городе самый настоящий гадюшник!
— Гадюшник?
— На каждом шагу колдуны.
— Я не пойму «охотники», «колдуны», «перестройка поля».
Алиса начала терпеливо объяснять. Соломону стало страшно.
— Этого не может быть!
— Ладно, раз это глюки, иди по городу прогуляйся. Только не факт, что обратно вернёшься.
— Я не собираюсь ни с кем воевать!
— Чхать они хотели, хочешь ты или нет. Если у тебя поле охотника значит ты враг, подлежащий уничтожению.
У Соломона голова пошла кругом. Он хотел встать и пойти куда-нибудь.
— Не дёргайся, — Алиса придавила руку к груди, принуждая его лечь обратно, — это война, а на войне не спрашивают, хочешь воевать или нет. Я тоже была в шоке, когда это со мной произошло. Единственное что хорошо — это, наконец, поджелудочная заработала, но надо ли мне здоровье такой ценой?
— Поджелудочная?
— Сахарный диабет первого типа.
— Это когда инсулин принимать?
— Да. Выяснили случайно, когда была маленькой. В школе я колола инсулин в лаборантской или медпункт, но всегда носила с собой аптечку. Кто-то увидел, что в аптечке шприцы, и по школе пошли слухи, что я наркоманка. Нет, меня не стали травить в открытую, но шарахались как от прокажённой. Объяснять, что у меня сахарный диабет я не стала — вряд ли они поймут, что это такое. Мне предлагали перевестись в другую школу, но я решила держаться до последнего, потому что если я уйду, то точно дам повод думать, что я наркозависимая. И один раз на большой перемене в туалет ворвались несколько старшеклассников, которые прижали меня к стенке и требовать дури. Что я им могла сделать — девчушка-соплюшка против здоровенных парней. Тщетно я пыталась объяснить, я колю инсулин, они только смеялись надо мной — мол все наркоманы говорят, что они диабетики. До этого сложившаяся ситуация действовала на нервы, а после подобного в мозгах окончательно перемкнуло, и я решила, что раз им так хочется кайфа — будет им кайф. Давай, подставляй плечо, и вкатила ему сто двадцать единиц сразу. Сидим, ждём, парень начал бледнеть, на лбу пот появился — плохеет ему на глазах. Он ещё спрашивает — а скоро ли приход будет? Я ответила — подожди ещё чуть-чуть, щас такой приход будет — закачаешься. И он закачался. В смысле — начал биться в судорогах. Тогда даже до них дошло, что что-то не то происходит. Я начала говорить, что, если бы я баловалась дурью, он бы сейчас тоже лежал, блаженно пуская слюни. Но инсулин — это лекарство, к тому же смертельно опасное, и я пыталась донести до ваших губкообразных мозгов эту простую мысль, но вы ничего не поняли, поэтому пришлось наглядно показать, что такое инсулиновый шок. Нет, парня я откачала, потом не нашлось больше желающих попробовать «дури», и хоть в этот раз история закончилась благополучно, но в следующий раз может так не повезти и мне нужно научиться защищать себя, поэтому я пошла в спортивную секцию.
— Родители знали?
— Знали, но папа так сказал, что я не просижу всю жизнь под родительским крылом, а значит, мне придётся научиться с таким заболеванием и с такими людьми. И знаешь ли — правильно сказал! С волками жить — по-волчьи выть. Инстинкт сохранения вида, когда стая рвёт больных животных, чтобы они не обременяли их. Но это животные, а то люди! На что им разум дан? Чтобы размышлять или чтобы придумывать обидные дразнилки для ботаника Вани? Знаешь, что забавно?
— Что же?
— Они хотят естественного отбора? Будет им естественный отбор! Вася задохнётся от ХОБЛ, потому что он начал курить ещё в пятом классе. Маша благодаря привычке жрать много и вкусно переживёт инфаркт миокарда, а, потом, не желая ограничивать себя в еде и пить множество таблеток заработает и второй, а потом и третий, но третий инфаркт — это верная смерть, хотя и второй мало кому удаётся пережить. Петя заработает цирроз печени и однажды при рвоте после очередной пьянки начнётся массивное кровотечение из пищевода, и скорая помощь не успеет приехать. Вика станет наркоманкой и сдохнет от передоза. Даша будет работать проституткой, заразится ВИЧ, а потом будет долго и мучительно помирать от последствий СПИДа, никому ненужная. А я буду стоять на кладбище, смотреть на их могилы и смеяться над ними.
Алиса зло оскалилась — смотри, кто я такая. Соломон вздохнул — он не винил её в излишней жестокости.
— Ты как здесь оказался?
— Отец выгнал из дома.
— Предложила бы тебе жить у себя, да у меня трое братьев по лавкам сидят.
Алиса рассказала, что в Казани есть община охотников на колдунов, и главой мусульманского форта является эмир Ибрагим. Сказала и про то, что старшие охотники организовали школу, где обучали молодых охотников борьбе с колдунами. Вот только Соломон не выразил желания срываться с места, да и Алиса честно призналась, что мусульмане деградируют, поэтому младшие охотники могли устроить ему весёлую жизнь и не посмотреть, что он их брат по вере, если прознают, что он — еврей.
Мусульманка стала его тренировать и особенно много внимания она уделяла физической подготовке — заставляла проделывать множество упражнений на выносливость, ловкость и скорость. Она учила не только специфическим приёмам воздействия на поле, но и приёмам каратэ. Алиса была весьма сурова, и с Соломона порой по семь потов сходило, но не жаловался — они не собирались играть в игрушки.
Алиса рассказывала, что учителя спортивных секций открещивались от неё, как священник от чёрта, узнав, что она сидит на инсулине, и только один тренер по каратэ не побоялся взять девочку с сахарным диабетом. Строго говоря, такой вид спорта был ей не показан, но Алиса плевала на запреты врачей — в пределах разумного конечно. Тренер был весьма своеобразный, «его можно сразу убить или любить — третьего не дано». Его тренировки отличались весёлым садизмом, но тех, кто не сбегал на первых порах, потом уже за уши не оттянуть от них. Алиса его уважала за то, что он не носился с ней как с хрустальной, и даже когда она падала в обморок, он не пугался, а отпаивал сладким чаем и гонял дальше, прозвав её неваляшкой. Врачи были не слишком рады, но смирились, видя, что здоровье улучшились.
Она решила остаться верной традиции, например, наматывать круги на стадионе, «одним из важнейших навыков после умения драться является способность быстро бегать! Очень выручает, если не рассчитал силы и нарвался на серьёзного противника». Под конец Соломон еле волочил ноги и двигался исключительно на упрямстве, а Алиса ещё умудрялась прыгать по баллонам, стоявшим в качестве ограждения возле беговой дорожки.
— Ты — Со Хай!
— Ты тогда — Фредди Вонг, — насмешливо ответила Алиса, тоже смотревшая фильм «Пьяный мастер», — давай вставай, Джеки Чан недоделанный.
Ещё что удивляло Соломона — не только жёсткость тренировок, но и жестокость приёмов. Вряд ли тренер Иваныч учил, как правильно схватить за кадык, чтобы сломать хрящи гортани или как ударить в солнечное сплетение, чтобы вызвать разрыв диафрагмы. Да ещё это сопровождалось циничными комментариями типа: «Если продолжать дальше выкручивать руку — можно вывихнуть сразу три сустава» или «Если в ближайшие пять минут не сделать дырку в горле — человек умирает от удушья». Нельзя сказать, что Соломон придерживался ненасилия при любых обстоятельствах, но его смущало излишняя для девушки безжалостность.