Одолевая дьявола

Пролог

Дьявол — джентльмен; он никогда не входит без приглашения.

Джон Линкольн

Холодный промозглый ветер яростно пробивался сквозь крупные щели в стенах, тусклое пламя в очаге подрагивало от резких его порывов, отбрасывая танцующие тени на бледное лицо хозяина дома. Когда-то богато украшенный мехом, а теперь почти истершийся плащ не мог избавить своего владельца от резких дуновений холодного воздуха, но человек не обращал на это ни малейшего внимания — тревожный взгляд был прикован к неподвижно раскинувшемуся телу в окружении странного вида символов, начерченных прямо на дощатом полу. Но вовсе не это служило причиной для беспокойства — мужчина изо всех сил старался не позволить отчаянному, почти животному страху взять над ним верх, а присутствие за спиной высокой фигуры, облаченной в длинный черный плащ, не оставляло на это никаких шансов.

— Осталась последняя деталь — нужно скрепить наше соглашение кровью.

Человек резко, почти испуганно обернулся; мелкие капли пота на узком исхудавшем лице отчетливо свидетельствовали, что мужчина смертельно напуган.

Его собеседник криво усмехнулся, наслаждаясь столь явной реакцией на свои слова, но из-под темного капюшона, надежно скрывающего лицо от неровных отблесков пламени, не раздалось ни единого лишнего звука.

— Это непременная часть ритуала, — несмотря на вкрадчивый, почти извиняющийся тон, с которым были произнесены эти слова, по спине мужчины пробежал легкий холодок.

— Да, да, конечно, я сейчас, одну секунду… — он поспешно перешагнул через безжизненное тело и направился к одинокому секретеру, стоящему в отдалении. Лихорадочно выдвигая многочисленные ящички, мужчина судорожно что-то искал; наконец, отыскав нужную ему вещь, он боязливо повернулся к терпеливо ожидающей его фигуре, в руках которой уже белел нетронутый лист пергамента. Медленными шагами преодолев разделяющее их расстояние, хозяин дома в нерешительности остановился, держа в руке прохладную сталь. Сделав глубокий вздох, человек закрыл глаза и резко провел лезвием кинжала по своей ладони.

Фигура в черном одобряюще кивнула и подставила лист под стекающие с клинка капли густой крови, со зловещей улыбкой наблюдая, как они мгновенно впитываются и превращаются в мелкие письмена. По-видимому, удовлетворившись увиденным, пугающий гость медленным движением снял с пальца массивное кольцо, увенчанное разъяренной мордой какого-то животного, и с силой надавил на пергамент. В тот же миг по листу пробежала едва уловимая дрожь — а может тому виной был очередной порыв ветра, принесший с собой легкий запах гари.

Человек, до этого боязливо наблюдавший за происходящим, настороженно потянул носом воздух, стараясь определить возможный источник, как в этот момент в комнате раздался спокойный уверенный голос:

— Помни — семнадцать лет. И ни днем больше.

Мужчина спешно закивал головой в знак согласия, без сомнения, мечтая о том, чтобы опасный гость как можно скорее покинул его дом. Уловив его желания, фигура в плаще небрежным взмахом руки заставила исчезнуть лист пергамента, чем еще больше напугала хозяина, а затем развернулась, направляясь к выходу.

Но когда до заветной двери оставался шаг, та внезапно распахнулась, являя растрепанную молодую женщину, чье тяжелое дыхание не оставляло сомнений в том, что путь к дому она проделала бегом. Не сбавляя быстрого шага, она бросила мимолетный взгляд на незнакомца — и вдруг резко остановилась, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Темные, почти беспросветно черные глаза мужчины странным образом заставили ее оцепенеть, почувствовать, как медленно необъяснимый, липкий страх заползает под кожу, вместе с кровью разносится по телу, проникая в каждую его клеточку. Это ощущение длилось от силы секунду, но и этого было достаточно для того, чтобы по спине девушки пробежала крупная дрожь, заставившая ее резко отвести взгляд в сторону. И только услышав удаляющиеся шаги, она растерянно взглянула вслед темной фигуре, медленно приходя в себя. Но едва причины, побудившие ее столь стремительно ворваться в этот дом, вновь заняли первостепенное место в ее мыслях, девушка и думать забыла о странном незнакомце, бросаясь в комнату. И если бы она все же оглянулась, если бы бросила один-единственный взгляд, то могла бы заметить, как таинственный гость, едва сделав пару шагов по влажной земле, самым пугающим образом растворился в ночи.

Но она этого не увидела, и вряд ли это зрелище могло потрясти ее больше, нежели картина, открывшаяся ей в комнате. Стремительно кинувшись к неподвижной мужской фигуре, распростертой на ледяном полу, девушка сначала робкими, а затем уже отчаянными движениями пыталась пробудить человека, заставить его очнуться — но безуспешно. Еще никто и никогда не сумел отобрать у смерти ее законную добычу. И только осознав, что он уже никогда не проснется, девушка, казалось, разом постаревшая за эти мгновения на десятки лет, застыла на несколько долгих секунд, чтобы затем резко поднять голову в сторону стоящего в отдалении мужчины, что все это время равнодушно наблюдал за ней. Так и не произнеся ни звука, она медленно поднялась с колен, до последнего не выпуская уже холодную ладонь умершего из своих рук, и, выпрямившись в полный рост, вновь взглянула на хозяина дома — но уже с совершенно иным выражением глаз. Невыносимо медленными шагами приблизившись к нему, она прошипела сквозь плотно стиснутые зубы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать, не завыть во весь голос от боли и тоски, разрывающих сердце на части:

— Ты пожалеешь. Клянусь своим единственным сыном — ты пожалеешь об этом…

В ответ он лишь презрительно усмехнулся, обнажая ряд неровных, желтых зубов:

— Тебе никогда не хватит духу пойти против меня, женщина.

— Ты пожалеешь… ­– словно не слыша его слов, исступленно повторила она, не сводя обезумевшего взгляда с мужчины, а затем внезапно выбежала из комнаты, заглушая прорывающиеся рыдания громким стуком каблуков.

Ее торопливые шаги звучали все тише и тише, пока, наконец, окончательно не растаяли в ночной прохладе. Но мужчина, казалось, совсем не обратил на это внимание — он удовлетворенно всматривался во мглу, царящую за окном, словно в ожидании некого сигнала, знака, когда внезапно снаружи раздался испуганный крик: «Пожар, пожар!». И только тогда его губ коснулась легкая змеиная усмешка…

Часть первая

Глава первая. По ком звонит колокол

Спустя семнадцать лет и два дня…

Яркое утреннее солнце радостно золотило крыши домов, озорные солнечные лучи весело скакали по серым плиткам мостовой, прозрачно-голубое небо заставляло поверить в то, что жизнь не всегда тосклива и уныла, и даже небольшие грозные тучки на горизонте не могли испортить мое непривычно праздничное настроение.

Я незаметно улыбнулась собственным мыслям, наслаждаясь столь редким за последнее время ощущением абсолютного спокойствия и умиротворения.

Впервые за многие годы мне было позволено отлучиться из дома — конечно же, не одной, а в компании озорной девушки-служанки, одно присутствие которой доставляло мне искреннюю радость. Еще никогда я не сходилась столь близко ни с одним человеком, и потому ее легкомысленная болтовня неизменно вызывала на моем лице неподдельную улыбку.

— Я удивлена тому, что тетушка позволила тебе пойти со мной. Честно говоря, когда я спросила, можно ли нам пойти вместе, выражение ее лица было такое, словно я поинтересовалась, какого цвета ее ночной горшок. Как будто я и так этого не знаю — Памира насмешливо фыркнула, совсем не изящным жестом утерев нос рукой, прежде чем продолжить:

— Интересно, что с ней такое приключилось, коль она даже не поинтересовалась, во сколько мы вернемся, — щебечущая рядом со мной девушка не замолкала ни на мгновение, порой напоминая мне забавно нахохлившуюся пичужку, что распевала свои трели под моим окном вот уже которое утро подряд.

— Сама не понимаю. В последнее время она ведет себя очень странно — наверное, только благодаря этому я сейчас здесь. — Памира на мгновение замолкла, по-видимому, удовлетворившись моим уклончивым ответом, а мысли мои, тем временем, против воли метнулись к той молчаливой женщине, что осталась сейчас в небольшом неуютном домике, который мы арендовали, едва переехав в этот город несколько недель назад.

Несмотря на то, что тетушка была единственным родным мне человеком, мы никогда не были с ней особо близки, и с возрастом пропасть меж нами только усиливалась.

Порой я даже начинала сомневаться в том, связывали ли нас вообще хоть какие-то кровные узы.

Но сегодня, когда неожиданно для меня Памира вдруг спросила позволения прогуляться вместе на ярмарку, тетушка дала согласие. И сейчас мне совершенно не хотелось размышлять о причинах, побудивших ее столь внезапно нарушить собственные правила.

— Асель, ты меня слушаешь?

— Прости, я немного отвлеклась. Так о чем ты говорила? — я постаралась выбросить из головы все лишние мысли, и полностью сосредоточилась на том, о чем с таким важным видом рассказывала мне подруга, пока мы неспешно двигались в сторону главной площади.

— Я сказала, что вместе с ярмаркой должны приехать лучшие менестрели нашего королевства. Кстати, сам король Эрих отчего-то не жалует их, хотя обычно знатные господа всегда покровительствовали музыкантам. Но ведь он не чистокровный правитель — наверное, в этом все и дело.

— Что ты имеешь в виду, говоря «не чистокровный»? — не знаю отчего, но меня странным образом заинтересовали ее слова.

— Как, ты не знаешь? — изумленно воскликнула Памира и залилась веселым смехом. — Этого у нас не знают только уж совсем глухие! — убедившись, что собеседница ничуть не обиделась, а, напротив, приготовилась внимательно слушать, девушка продолжила: — Лет шестнадцать или семнадцать назад король Эрих, тогда еще обнищавший вельможа или кем он там был, внезапно оказался единственным наследником, кто мог претендовать на престол.

Она таинственно понизила голос, словно кого-то вокруг мог заинтересовать наш разговор:

— Говорят, в ту ночь сгорела вся королевская семья. Нет, нет, не перебивай, слушай дальше: под словом «вся» я имела в виду именно это. Как назло, в тот вечер во дворец съехались почти все ближайшие родственники короля, включая дальних кузенов и кузин. И все они погибли, представляешь?

— А король Эрих? Как он остался жив?

— А здесь начинается самое странное. Вообще-то, его родство с правящей династией было настолько незначительно, что его имя даже никогда в претендентах на трон не числилось. Он выжил только благодаря тому, что его, как дальнего родственника, поселили не во дворце, а в садовом домике неподалеку. И в ту ночь он находился там — правда, как поговаривали, здесь тоже не обошлось без скандала.

— Что ты имеешь в виду?

— Наутро в этом домике обнаружили труп тогдашнего епископа, скончавшегося неизвестно по какой причине. Но в суматохе этот случай быстро замяли в угоду новому королю.

— Да… Ему очень повезло, — я пожала плечами, не зная, что еще добавить.

Она согласно кивнула головой, по-видимому, посчитав эту тему недостаточно интересной для того, чтобы в угоду ей жертвовать открывшейся нашему виду праздничной ярмаркой.

А посмотреть действительно было на что: яркие лотки пестрили всевозможными сластями, притягивающими взгляд сочными цветами и разнообразными формами; чуть поодаль располагался большой шатер, в котором, судя по громким обещаниям зазывалы, можно было увидеть настоящие чудеса ловкости и даже сразиться с настоящим тяжеловесом.

Рядом с шатром стоял, по-видимому, и сам борец — поигрывающий тугими мускулами и нахально разглядывающий проходящих мимо хорошеньких барышень, он всем своим видом так и излучал сытую уверенность в том, что желающих не найдется.

Залюбовавшись никогда прежде не виданным зрелищем, я старалась запомнить каждую деталь, чтобы потом долгими скучными вечерам с упоением окунаться в яркие образы. Привычная скудность жизни давно уже приучила меня кропотливо заносить в память каждую мелочь, которая после служила мне пищей для долгих размышлений.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я опомнилась, что давно уже потеряла Памиру из виду. Вопреки ее ожиданиям, обещанных менестрелей так нигде и не было видно — уж не решила ли она отправиться на их поиски в одиночку?

Я начала обеспокоено оглядываться по сторонам, в глубине души уже с тоской предчувствуя, что остаток утра пройдет в поисках так некстати затерявшейся в толпе подруги, когда неподалеку мелькнул яркий платок, столь хорошо мне знакомый. Облегченно выдохнув, я направилась в ту сторону, чтобы через пару минут, пробравшись сквозь плотную разгоряченную толпу, увидеть подругу, что-то с жаром обсуждающую с незнакомыми мне девушками.

При виде меня Памира приветливо замахала рукой, призывая подойти ближе.

С опаской приблизившись к незнакомым девушкам, сверлящим меня любопытными взглядами, я дождалась, пока подруга спешно попрощается и бросится ко мне, явно желая поделиться только что услышанными сплетнями.

— Ты представляешь, что мне сейчас рассказала Мэрин, — она возбужденно зашептала мне на ухо, впрочем, не переставая с любопытством глазеть по сторонам, явно наслаждаясь царящим вокруг возбуждением, в то время как я уже начинала чувствовать усталость от непрерывного шума и громких криков. — Ей самой рассказала Пирис, а та услышала это от одного из купцов.

Я с трудом продиралась сквозь плотную толпу, уже мечтая об отдыхе, но краем уха все же прислушиваясь к громкому шепоту девушки.

— Пару часов назад к воротам города подошло войско, которое, как было сказано в свитке, что их предводитель передал стражникам, послано к нам самим королем для защиты границ.

— Но от кого? Мы же в последние годы ни с кем не воевали.

— В том-то и дело: говорят, что появилась какая-то ужасная армия, возникшая буквально ниоткуда. Но опять же, свидетелей тому нет. Может, это и слухи — но в таком случае, зачем королю отправлять из столицы свои войска? Однако самое страшное даже не это, — она вновь понизила голос, однако сейчас сквозь шепот явственно проглядывали нотки страха. — Вот уже сутки, как нет никаких новостей от соседнего города Брога, жители которого обычно всегда приезжали к нам на ярмарку. У меня там живет кузина — уж она-то точно не пропустила бы возможности поглазеть на менестрелей! И то, что никто из них не приехал, а наши гонцы так и не вернулись оттуда — дурной знак, помяни мое слово! Так что войско короля будет очень кстати.

Я промолчала, пытаясь вспомнить этот город — мы были в нем проездом, однако мне ничего не запомнилось, кроме длинной, местами разрушенной почти до основания, каменной стены и жутким запахом сточных канав. Неудивительно, что тетушка не пожелала там надолго задерживаться.

В этот момент по толпе внезапно пробежало легкое беспокойство, люди начали спешно расступаться, заставляя меня почти вплотную прижаться к Памире, которая с любопытством вытянула голову, пытаясь разглядеть причину волнения.

Спустя несколько мгновений она восторженно проговорила, все еще не отводя взгляда от чего-то, что я сама разглядеть не могла из-за широких фигур стоящих передо мной людей:

— Асель, ты должна это увидеть! Давай подойдем ближе! — не слушая моих робких возражений, она уверенно протолкнулась сквозь толпу, заставляя меня следовать за ней.

В давке я чуть было не лишилась части подола, и потому, замешкавшись, подняла голову только тогда, когда по толпе пронесся восхищенный шепот. И я определенно была с ним согласна.

По главной улице в нашу сторону медленно двигались несколько всадников, чьи лошади и вызвали столь восторженную реакцию — они были абсолютно темного, почти непроглядно черного цвета! Никогда я еще не видела подобного, как, впрочем, и большинство стоящих рядом со мной людей.

Лошади неторопливо гарцевали изящными сильными ногами по каменным плиткам, отчего по всей площади разносился звонкий перестук, который странным образом отозвался в моем сердце — словно в такт этим звукам оно начало биться все сильнее и сильнее, разнося по всему телу ощущение необъяснимой тревоги.

Но сейчас мне было не до причуд сердца — величественные всадники приблизились настолько, что можно было с легкостью разглядеть добротно сшитую одежду, мелькающую сквозь темные полы плащей, которые, несмотря на отсутствие каких-либо украшений или вышивок, определенно свидетельствовали о высоком достатке своих владельцев.

Лиц было не разглядеть за черными капюшонами, никаких клинков или щитов даже не наблюдалось. Я недоуменно нахмурилась — в моем воображении воины всегда были облачены в сверкающие доспехи, а на поясе непременно светился внушительный меч, но в реальности все оказалось совсем не так.

Слегка усмехнувшись собственной богатой фантазии, взращенной на множестве сказочных историй, что будоражили мое сознание вплоть до недавних пор, я вновь сосредоточила внимание на незнакомцах. Их было всего пятеро, но и от этого небольшого количества воинов странным образом по толпе растекалась уверенность и спокойствие.

Я скорее почувствовала, нежели чем услышала, как замершая рядом со мной Памира восхищенно выдохнула: «теперь город в надежных руках».

Но легкую тень зарождающейся на губах улыбки резко стер внезапно прозвучавший в моей голове тихий, явно принадлежащий не мне низкий насмешливый голос, словно озвучивший мои собственные мысли: «несомненно, так оно и будет…». Я испуганно подскочила на месте, тревожно озираясь вокруг, словно это могла быть всего лишь неудачная шутка кого-то из стоящих рядом со мной людей. Но внимание восторженной толпы целиком было приковано к воинам, что неторопливо направлялись к уже ожидавшему их правителю города, сотни глаз с упоением ловили каждое их движение.

Я беспокойно оглянулась еще раз, но когда первый из всадников, что горделиво ехал чуть впереди остальных, поравнялся с нами, неведомая сила заставила меня выбросить из головы все посторонние мысли, потому как именно в этот момент мой взгляд встретился с пронзительно обжигающими черными глазами, в которых клубилась настоящая мгла. Они словно приглашали меня окунуться в бездонное море тьмы, они призывали, подчиняли. Это были глаза демона — но не такого, каким его обычно изображали в детских страшилках, а демона в обличье человека. Он заставил коня сбавить ход, и теперь в упор смотрел только на меня, и, я была готова поклясться, на губах его в этот момент играла леденящая душу улыбка.

Все звуки окружающего мира потонули в нарастающем звоне, что отозвался мелкой дрожью по моей коже, проник в каждую клеточку тела, в каждую мысль, каждую эмоцию.

Я не могла заставить себя отвести взгляд, отвернуться или же совершить любое другое движение, которое смогло бы прервать эту пугающую связь, которая с каждой секундой все глубже затягивала меня в омут его глаз.

И в этот момент я почувствовала, что больше нет сил сопротивляться приказу, что плескался в его глазах, и словно околдованная сделала небольшой шаг вперед, но сильная рука подруги удержала мою ладонь. И в тот же момент наваждение исчезло, заставив привычные звуки разом вернуться в мой маленький мир.

Моментально потеряв ко мне интерес, всадник продолжил свой путь, а я тем временем пыталась собрать разбегающиеся мысли, до глубины души благодарная за своевременную помощь ни о чем не подозревающей подруге, которая не сводила влюбленного взгляда с удаляющихся всадников.

— А он хорош собой, — ничуть не опасаясь быть услышанной объектом собственных размышлений, громко проговорила Памира.

— Кого ты имеешь в виду? — почти не вслушиваясь в ее слова, ответила я, пытаясь понять, что только что со мной произошло.

— Боже мой, Асель, ты в своем уме? Ты же видела первого всадника!

— Нет в нем ничего особенного, — упрямо возразила я, покрываясь холодным потом при воспоминании о его страшных черных глазах, накрепко запечатлевшихся в моей памяти.

Я оглянулась, пытаясь понять, только ли меня одной он вызвал такую странную реакцию, но восторженный шепот не оставлял сомнений в том, что толпа была единодушна с Памирой.

Внезапно на меня накатила невыносимая усталость; казалось, вся тяжесть неба резко обрушилась на мои плечи, заставляя клониться к земле под их неимоверной тяжестью. Я почувствовала, как образ подруги, стоящей передо мной, начинает расплываться перед глазами… Еще секунда, и я, наверное, упала, если бы не Памира — сегодня она определенно играла роль моего ангела-хранителя. Заботливо подхватив, она встревожено оглядела меня с ног до головы, пытаясь понять, что со мной такое.

Если бы только я сама могла это знать!

Не помню, как я оказалась дома — наверное, благодаря все той же Памире, которая в эту минуту хлопотала вокруг меня, пытаясь привести в чувство. Постепенно странное оцепенение отпускало, словно тени страшного сна, прогоняемые ярким солнечным светом. Я уже могла вспоминать произошедшее без очередной вспышки ужаса, и даже начала сомневаться — а не привиделось ли мне все это? Быть может, столь долго находясь на дневном солнце, я могла спутать реальность с очередным плодом воображения?.. В пользу этого говорило и то, что окружающая меня толпа восхищенно не сводила глаз с прибывших воинов.

Сквозь деревянные ставни узенького окна на кухню пробивались красноватые солнечные лучи, предвестники сумерек. В прощальном жесте они танцевали на дощатом полу, предчувствуя, что совсем скоро тяжелые грозовые тучи, окончательно запрячут солнце в своих пышных серых боках. Как раз в тот момент, когда я окончательно пришла в себя, мелкими глотками потягивая еще теплое молоко, успокоенная размеренной болтовней подруги, наше уединение было нарушено неожиданно спустившейся со второго этажа тетушкой.

— Что здесь происходит? — как обычно, размеренным, лишенным всяческих эмоций голосом промолвила она — словно мы находились не у себя дома, а, самое меньшее, на королевском приеме!

Я не успела придумать что-либо правдоподобное в ответ, как Памира весело прощебетала:

— Нет причин для волнения, Асель просто слишком переволновалась сегодня. Да и я сама до сих пор ощущаю мурашки по коже при одной только мысли об этих воинах!

— Каких воинах? — странным образом заинтересовалась обычно довольно скупая на любопытство тетушка.

— Вы не знаете? — уже предвкушая, как она сообщит новость дня неосведомленному пока еще лицу, Памира даже привстала со стула. — Сегодня утром в город прибыло войско, присланное королем Эрихом для защиты.

— А как связано прибытие войска и недомогание Аселайн? — цепкий взгляд тети медленно скользнул с Памиры на мое бледное утомленное лицо.

— Глаза. Они были абсолютно черными, — я хрипло прошептала неожиданно для самой себя, совершенно не намереваясь делиться этим с кем-либо. Но признание вылетело само собой, и я немедленно пожалела об этом, потому как по лицу тети внезапно промелькнуло совершенно чужое, хищное выражение — глаза сощурились, губы сжались в тонкую линию. Это длилось не больше секунды, но мне и этого было достаточно.

В следующее мгновение передо мной стояла хорошо знакомая мне с детства женщина. Но странного рода решительность так и не покинула ее глаз.

— Памира, — хорошо поставленным голосом она обратилась к подруге. — На сегодня ты можешь быть свободна.

— Спасибо, — нерешительно протянула девушка, насторожено поглядывая на меня, словно спрашивая, в чем причина такой внезапной перемены настроения. Я недоуменно пожала плечами, удивленная этим не меньше ее.

Едва за девушкой захлопнулась дверь, как тетушка с несвойственной ей скоростью буквально взлетела верх по лестнице, уже оттуда приказывая мне собрать все необходимое.

Несколько секунд осмысливая происходящее, я ринулась исполнять приказ — нам не впервой было и раньше в спешке покидать прежние дома, и никогда тетя не считала нужным объяснять мне причины. В детстве я пыталась задавать ей вопросы, пыталась понять, почему моя жизнь так разительно отличалась от жизни любой моей сверстницы — но с возрастом осознала тщетность этих попыток.

Управившись буквально за час, я стащила вниз небольшой сундук с книгами — единственное мое сокровище. Но тетя, бесцеремонно откинув тяжелую крышку, достала всего пару вещей, которые сложила в небольшую холщовую сумку, лежащую у ее ног.

Я не успела промолвить и слова, как она, накидывая заранее приготовленный теплый плащ мне на плечи, вытолкнула из дома, направляясь к конюшне.

Нависшие над головой тяжелые непомерно раздувшиеся тучи казалось, только и ждали подходящего момента, чтобы обрушить на землю запасы воды.

Мы безостановочно скакали прочь из города; мышцы предательски ломило от напряжения, ослабевшие руки вцепились в поводья как в единственную опору. Казалось, если лошадь подо мной сейчас резко замедлит ход, то я просто не смогу удержаться в седле. Но тетя была непреклонна. Она позволила нам замедлиться, только когда я буквально взмолилась о пощаде.

Остановившись на самой вершине холма, с которого открывался прекрасный обзор на покинутый нами город, я с трудом сползла с взмыленной лошади, без сил опускаясь прямо на холодную землю. Сильный ветер трепал выбившиеся из-под капюшона пряди, но мне было все равно: единственное, чего мне сейчас хотелось, так это лечь прямо здесь и умереть. Чтобы не нужно было вновь вставать и садиться в опостылевшее седло, чтобы не мчаться навстречу неизвестности, не имея никаких представлений, что ожидает меня впереди; чтобы не видеть невозмутимое лицо женщины, которая за столько времени так и не смогла заменить мне семью, чтобы…

Мои внутренние размышления внезапно прервал едва доносящийся сквозь сильные порывы ветра звон колоколов нашей небольшой уютной церкви. Но сейчас он не возвещал начало вечерней службы или свадьбы — напротив, в сбивчивом, совершенно не мелодичном звоне звучала тревога. Опасность!

Я с трудом приподнялась, стараясь разглядеть в опустившихся на землю сумерках очертания города.

Но лучше бы я этого не делала.

Я в ужасе стояла на вершине холма, не в силах вымолвить и слова, беспомощно наблюдая с высоты, как, казавшийся сейчас таким маленьким и беззащитным, город неотвратимо затопляет странная черная волна, истинное происхождение которой я никак не могла понять. Но, даже еще не разобравшись, что это такое, я уже знала, что это конец. После этой ночи уютного и даже успевшего мне полюбиться городка больше не будет. Но где же обещанная защита? Почему присланные королем воины не пытаются дать отпор?

Ответ пришел сам, заставив дрожащие на веках соленые капли скатиться мокрыми дорожками по щекам.

Все это обман. Нет, и не было никакого войска короля. Та черная волна, что сейчас пожирала еще недавно такой источавший жизнь город, и есть подошедшее утром к нашим воротам вражеское воинство.

— Тетя, ответьте мне, что это? — я прохрипела через силу, как никогда надеясь, что сейчас она мне ответит что-нибудь надежное и спокойное, как она сама; что-то, что мигом прогонит унылую обреченность, змеиным клубком обвившую сердце.

Но она словно не расслышала моего вопроса, не сводя взгляда с медленно умирающего города, единственным эхом которого служил продолжающий истошно звонить церковный колокол.

Сквозь непрерывно льющиеся слезы я упрямо повторяла вопрос, скорее просто для того, чтобы слышать знакомые звуки своего голоса, служившего мне единственной точкой опоры в этой наводящей безумие тьме.

— Он пришел! — и сквозь пугающе торжественный голос тети я явственно расслышала нотки безумия…

Глава вторая. Бегство

Мы скакали на протяжении нескольких долгих часов, подгоняемые диким завыванием ветра в спину. Клубящийся в глубине души липкий страх заслонил собой усталость измученного тела, и я почти не ощущала ноющую боль онемевших от напряжения рук. Позади остались широкие равнины, неотличимые друг от друга в непроглядном мраке ночи, размытые очертания высоких деревьев, словно замерших в тревожном предчувствии. Лилово-черные раздувшиеся грозовые тучи, нависшие над нами, точно орудие палача над головой обреченного, как будто тоже чего-то ждали, не торопясь обрушиться на землю нещадным потоком дождевой воды. Весь мир вокруг замер в смятенном ожидании — но даже страх перед начинающейся бурей был не в силах затмить собой беспорядочные обрывки воспоминаний, затопляющие разум при одной только мысли о произошедшем.

Я снова и снова прокручивала в памяти сцены прибытия воинов и отчаянно пыталась понять, могла ли предотвратить случившееся. Ведь я явственно почувствовала опасность, исходящую от всадников — единственная из всей многолюдной толпы. Быть может, если бы я подняла тревогу, если бы попыталась предупредить, что-то могло произойти иначе? Но в глубине души, придавленное скопом лихорадочных попыток ухватиться за любое, даже самое иллюзорное оправдание, зрела горькая истина — я ничего не смогла бы изменить. Никто бы не поверил мне, незнакомой девушке, только переехавшей в этот город. Толпа, ослепленная открывшимся перед ней зрелищем, в лучшем случае просто подняла бы меня на смех, а в худшем — отправила под замок в местную тюрьму, сочтя умалишенной. И сейчас мое безжизненное тело покоилось бы рядом с сотнями других — разве это было бы лучшим выходом?

Я лишь горько покачала головой, вновь зайдя в тупик своих мысленных метаний — как не пыталась найти выход, отыскать то единственно верное и правильное решение, которое могло бы переломить ход событий, заставить тропинку Судьбы пойти другим путем, все было напрасно.

Правда, был еще кое-кто, только по одному упоминанию о непроглядно черных глазах предводителя осознавший, что надо бежать. Я вновь взглянула на спину тетушки, что скакала впереди меня — она точно знала, что произойдет, но, тем не менее, не стала даже пытаться кого-то предупредить. Почему? Ответа я не знала, но стоящая перед глазами сцена прощания с растерянной Памирой не позволяла оставить бесплодные попытки хотя бы мысленно вернуться на несколько часов назад, чтобы предупредить подругу, заставить покинуть город вместе с нами. Впервые за семнадцать лет существования в моей жизни появился кто-то, сумевший показать мне кусочек настоящего — не того, что был мне знаком лишь по книгам, а яркого, наполненного цветами и запахами, реального мира. И осознавать, что возможно именно из-за моего промедления, моей нерешительности этого человека больше нет на свете, было больно.

По щеке вновь скатилась одинокая слезинка, заставившая меня горько усмехнуться — я-то думала, что выплакала все слезы еще там, на холме.

В этот момент мои горестные размышления были прерваны показавшимися вдали размытыми темными очертаниями, в которых смутно угадывалась городская стена. Но не успела мысль о долгожданном отдыхе промелькнуть в уставшем сознании, как на смену ей пришли обрывки воспоминаний — не об этом ли городе упоминала Памира, рассказывая про пропавших гонцов? Я напрягла зрение, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в окружающем мраке ночи, чтобы убедиться в своих подозрениях — но бесполезно. Для этого надо было подъехать ближе. Но отсутствие привычных огоньков света, звуков собачьего лая, шума засыпающего города было дурным знаком — я покрепче ухватила поводья, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшим на меня ледяным страхом. Неужели все рассказанное подругой было правдой? И наш город был не первой жертвой пугающего войска под предводительством демона? В этот момент лошадь подо мной резко дернулась в сторону, словно почуяв или услышав что-то, сильно ее напугавшее. Едва удержавшись в жестком седле, я успокаивающим жестом притронулась к напряженной шее животного, стараясь внушить уверенность, которую сама, к моему большому сожалению, сейчас не испытывала.

Пришедшая всего минуту назад мысль остановиться на ночлег в этом городе уже не казалась такой соблазнительной, и я даже неосознанно поежилась, подумав, что скачущую впереди меня женщину вполне может посетить подобная идея.

Но тетя и не думала сворачивать, напряженно ухватившись за тонкие поводья и понукая лошадь двигаться еще быстрее. На секунду бросив прощальный взгляд в сторону видневшегося вдали города, я последовала за ней, когда внезапно налетевший порыв ветра принес с собой едва уловимый сладковатый запах гнили — а может быть, мне это только лишь показалось.

Я не знала, сколько еще прошло времени, прежде чем местность вокруг нас изменилась — бескрайние равнины потихоньку уступили место густым раскидистым лесам, почти неразличимым в плотном мраке ночи. От усталости я уже не видела ничего вокруг, слепо следуя за едва различимым в окружающей темноте силуэтом лошади.

Наконец, та, понукаемая всадницей, начала сбавлять ход. Тетушка, на удивление легко спрыгнув на землю, словно это и не она провела в седле полночи, хриплым голосом произнесла:

— Приехали.

Я последовала ее примеру, с трудом выпуская жесткие поводья из потерявших всякую чувствительность пальцев, и, наконец, огляделась, мимоходом отмечая, что мы почти вплотную подъехали к какому-то высокому зданию — вероятно таверне, а я даже не заметила этого. Но сил на удивление уже не было.

Внимательно оглядев открывшуюся передо мной картину, я сощурилась — расположение таверны не вызывало доверия. Одиноко стоящий в окружении угрюмо нахохлившихся дремучих елей высокий деревянный дом словно сошел со страниц детских сказок — здесь вполне мог обитать могущественный колдун, прозябающий над старинными книгами с заклинаниями. Потемневшее от времени дерево придавало заведению зловещий вид, а большое количество нелепо нагроможденных поверх второго этажа надстроек отчего-то лишь усиливало это чувство. И только приветливо подмигивающие из узких закопченных окон веселые огоньки света да струящийся над крышей ровный тонкий дымок вызывали почти непреодолимое желание поскорее очутиться внутри, оказаться в столь долгожданном тепле, наполнить голодный желудок горячей пищей и без сил свалиться в мягкую кровать. Я вопросительно взглянула на тетю, не понимая, в чем причина промедления — разве ей, как и мне, не нужен был отдых и покой после длительной скачки? Уловив мои невысказанные мысли она коротко кивнула и уверенно прошествовала к неприметной двери.

Едва та с громким скрипом отворилась, впуская нас, продрогших и порядком озябших, внутрь большого помещения, несмотря на поздний час битком набитого самым разнообразным людом, как все голоса разом смолкли, а внимание присутствующих целиком сосредоточилось на нас. Я робко замерла на пороге, оглушенная пахнувшим в лицо жаром ярко пылающего очага, ароматами готовящейся на огне пищи, щедро сдобренной незнакомыми мне пряностями. Долгожданное тепло в мгновение ока распространилось по всему телу, вызывая легкое покалывание в окоченевших на ветру пальцах.

Тетя уверенно подошла к хозяину таверны, буравящим нас подозрительным взглядом, и тихо проговорила несколько неразборчивых слов. Тот моментально прояснился в лице и уже почти приветливо указал нам на свободную лавку, удивительным образом оказавшуюся не занятой многочисленной и не совсем трезвой братией, разместившейся в таверне.

Опасливо присев за обшарпанный стол, я незаметно огляделась, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Обитатели таверны, потревоженные нашим появлением в столь поздний час, понемногу возвращались к прерванным занятиям и разговорам: сначала робко, а затем уже громко и уверенно зазвучали пьяные голоса, в нескольких концах зала послышались булькающие звуки опустошаемых кубков, в противоположном углу кто-то начал тихонько наигрывать незатейливую мелодию на незнакомом мне инструменте.

Пока я с любопытством оглядывала всех присутствующих, стараясь при этом не показывать лица из-под капюшона, вернулась тетя, все это время продолжавшая беседовать с хозяином таверны. Не успела она присесть, как к нам тут же подошла плотно сложенная служанка, чей замызганный передник, судя по виду, частенько играл роль половой тряпки. Широко улыбнувшись и явив тем самым почти полное отсутствие передних зубов, она хриплым голосом поинтересовалась, что мы будем есть. Еще сутки назад я крепко задумалась бы, прежде чем заказывать что-либо съестное в таком месте, но сейчас я была слишком голодной и слишком уставшей, чтобы привередничать. Послушно повторив вслед за теткой сделанный ею заказ и дождавшись ухода служанки, я, наконец, задала вопрос, терзавший меня несколько долгих часов:

— И что теперь? Мы так и будем сбегать из города в город всю жизнь?

Она внимательно взглянула на меня, прежде чем неохотно ответить:

— Нет, мы останемся здесь и будем дожидаться ответа.

— Ответа? От кого?

— Я отправила весточку. Нам остается лишь ждать.

— Ждать кого? — я упорно не отставала от нее.

Она не ответила, уклончиво пожимая плечами. Как же мне был знаком этот жест — так она всегда отвечала на вопросы о моей семье, о причинах, заставлявших нас постоянно переезжать с места на место, порой срываясь в ночь и оставляя все вещи в очередном арендованном доме. Но сегодня у меня не было сил вновь довольствоваться этим скупым пожиманием плеч — я устала вечно находиться в неведении, устала быть послушной. И потому я продолжила расспросы:

— Что это было? Я имею в виду, что напало на город? Вы ведь встречали подобное раньше, признайтесь!

Тетушка недовольно поджала губы, что служило верным признаком раздражения, но, тем не менее, спустя пару секунд медленно произнесла, не глядя на меня:

— Асель, я не хочу ничего тебе рассказывать. Совсем скоро ты сама все узнаешь, и я не советую приближать эту минуту.

Я недоверчиво посмотрела на нее, пытаясь понять — неужели она всерьез считает, что я удовлетворюсь таким уклончивым ответом? Еще несколько дней назад так оно и было, но теперь все изменилось. Я хочу знать, почему на моих глазах погиб город, среди жителей которого была моя подруга. И, в конце концов, я имею право знать, почему моя собственная жизнь представляет собой бесконечную череду бегства от неизвестной мне опасности.

— Хорошо, — я старалась говорить твердо, но голос все равно слегка дрожал, — В таком случае, ответьте еще на один вопрос, и, обещаю, больше я вас сегодня не потревожу.

Она неохотно кивнула, нервно постукивая пальцами по неровной поверхности замасленного стола.

— Что было нужно этим всадникам? Зачем они явились в наш город?

Женщина, сидящая напротив, разом помрачнела и нахмурилась. Мне стало ясно, что именно этих слов она больше всего боялась. Но вопрос был задан, и пренебречь им она уже не могла.

— Ты. Они приходили за тобой, — и в ее бесцветных глазах на секунду промелькнули непонятные мне отголоски странного чувства, которое я впервые увидела в ее взгляде несколько часов назад.

Между нами повисло напряженное молчание, не слишком заметное в общей суете громких разговоров и смеха. Тетя принялась за принесенный служанкой поздний ужин, но я не могла взять в рот и кусочка. Аппетит разом пропал, вытесненный лихорадочным беспокойством, поселившимся внутри меня. Множество вопросов так и просились на язык, но обещание, данное тете, не позволяло выпустить их на волю. Кто были эти всадники? Почему их цель — я? И если это так, то почему они позволили мне сбежать?

На секунду я даже пожалела о своей настойчивости, придавленная свалившимся на плечи непомерным знанием. Может, если бы я до сих пор находилась в неведении, было бы легче… Но спустя мгновение я решительно прогнала предательскую слабость и задумалась: если все дело во мне, то загадка наверняка кроется в происхождении. Быть может, моя семья была королевского рода, и я теперь единственная оставшаяся в живых наследница? И люди нынешнего короля пытаются меня отыскать, чтобы устранить возможную угрозу власти короля Эриха? Не выдержав, я громко фыркнула, чем вызвала подозрительный взгляд тети в мою сторону. Надо же, до чего меня довела богатая фантазия! Так недолго и сойти с ума, перебирая в голове возможные причины — и сотни прочитанных книг только подстегнут воображение.

Тетушка — она наверняка знает истинную картину произошедшего, но вот как бы выведать у нее хотя бы еще один кусочек информации? Я ломала голову над этим вопросом еще несколько минут, пока внезапно пришедшая, старая как мир мысль не принесла успокоения — надо просто отложить все сомнения до утра. А завтра наступит новый день, и я обязательно найду способ, как подступиться к тете.

Успокоенная таким простым решением, я почувствовала, как ко мне возвращается уже, было, ушедший аппетит. И следующие несколько минут я спешно поглощала лежащее передо мной странного вида блюдо, название которого никак нельзя было соотнести с его вкусом.

Когда, наконец, приятная тяжесть в желудке заставила бесследно испариться сосущее чувство голода, на смену ему тут же пришла неимоверная усталость. Глаза начали закрываться сами по себе, а тело резко перестало меня слушаться, готовое распластаться прямо на этой жесткой лавке.