Несколько лет назад я прочитала любопытное высказывание Альберта Эйнштейна: «Воображение — это самое главное, оно является отражением того, что мы притягиваем в свою жизнь». Тогда сразу подумала, что великий учёный сто раз прав. Вряд ли кто-то в XXI веке сомневается в том, что мировая цивилизация — творение человеческого воображения. Без воображения нет человека! Без воображения жизнь становится пресной.

Человеческий мозг способен создавать иллюзии того, чего не существует в реальности, а наше несовершенное восприятие может не замечать очевидного. В разные эпохи человечество создало невероятные иллюзии неземного счастья, которые, между прочим, скрасили неприглядную реальность, даже помогли людям найти земной путь к истине и мудрости, подарили радужную надежду на вечное счастье.

Советская эпоха тоже творила иллюзии. В пору моей советской юности бытовало утверждение, что культура помогает облагородить чувства, подняться над материальным благополучием, понять собственные и чужие поступки. Эта иллюзия прочно срослась с моим «я», потому что пропагандировалась по телевидению, радио, в печати, насаждалась в школе…

Многое изменилось с тех пор. Теперь я живу в капиталистическом обществе, где властвует иллюзия о пути к счастью через материальные блага. Она быстро поглотила несбыточную мечту социализма о благотворном влиянии культуры на любого советского гражданина. Значит, далеко не на всякого индивидуума культура действует благоприятно, если во времена перестройки русский народ метнулся в противоположную сторону от прежней национальной идеи и даже тысячелетних заветов предков?

Неужели всё вокруг нас — иллюзия, созданная воображением? Есть ли что-то настоящее, неподдельное? Что на самом деле является счастьем? Можно ли его приобрести, или оно само приходит к избранным? Неужели я подсознательно прячусь от темноты противоречивого мира людей в прекрасном, светлом мире книг, созданных литературными гениями, потому что там духовное и материальное уравновешено?

У меня не было ответов, пока я не совершила экскурсию в два старинных русских города.

В тот год, начиная с конца мая, нещадно палило солнце. Нигде от него нельзя было спрятаться. Хорошо, что в конце июня я ушла в отпуск.

Летом в частном секторе пригорода очень много дел в цветниках, на огороде, но из-за повышенного артериального давления я боялась днём выходить из дома. Даже окно в спальне было зашторено, потому что жгучее солнце заходило в мою комнату до обеда и удобно располагалось в ней до раннего вечера, нагревая комнату, как банную парилку. Хотя зашторенное окно мало спасало от духоты.

Днём между мелкими делами по дому я читала. Брала любимую повесть «Ася» и с головой уходила в романтический мир Тургенева. Уже в который раз слышала слабый плеск волн освещённой луной речки, видела высокую готическую колокольню, старые дома с острыми грифельными кровлями, узкие улочки с каменными оградами, статую мадонны с пронзённым мечами красным сердцем, чувствовала благоухание вековых лип немецкого городка…

Сегодня мобильник неожиданно завопил не своим голосом. Я вздрогнула. Забыла, что, уходя в отпуск, изменила мелодию входящих звонков для категории «Мои знакомые». На дисплее высветилась фамилия молодой коллеги — учительницы географии и по совместительству социального педагога. Пришлось отложить в сторону книгу русского классика. Прекрасный мир растаял, и будничная реальность вновь заняла его место.

Марина Викторовна Денкина, с которой мы были в приятельских отношениях, пригласила меня на экскурсию. Её воспитанники — ученики 9 «Б», объединившись с 10 «А», хотели побывать в Ярославле и на обратном пути заехать в Ростов Великий.

Толстую книгу-путеводитель о городах Золотого кольца я прочитала ещё в школе, но ни один из городов, кроме Москвы, не пришлось посетить. «Хорошо было бы постоять на земле Волжского Залесья, — подумала я, — ведь недалеко от этого региона — в Заволжье, родился и возмужал мой отец. Заодно сбросила бы накопившийся за год негатив».

Признаюсь: я путешественница поневоле. Не люблю путешествовать, потому что по натуре — домоседка, но езжу на экскурсии со своими воспитанниками.

— Побываете на Волге, воспетой русскими поэтами, покатаетесь на теплоходе, — убеждала приятельница. — Увидите первый русский театр, основанный Фёдором Волковым, посетите разные музеи. Вы были в музее Джона Мостославского?

— Нет.

— Вы что! Это вообще сказка!..

Марина Викторовна продолжала говорить, а я думала: «Стоит ли мучиться в автобусе почти сутки? Неподвижность для моей больной спины — настоящая пытка! А жара?! Встреча с чем-то необычным ещё под вопросом. Вдруг — разочарование? Денкина, конечно, милая женщина, но я знаю её поверхностно».

Неожиданностью для меня оказалась и подозрительно дешёвая стоимость путёвки: три с половиной тысячи. По словам коллеги, родители решили воспользоваться услугами «турконторки» из соседнего города Маново. Названия этой конторы Денкина не вспомнила. А может, не знала?

— Не понимаю, зачем что-то искать, если есть хорошая турфирма в нашем Вышенске? — удивилась я. — Согласитесь: своему турагентству всегда можно предъявить претензии.

Марина Викторовна несколько минут объясняла непростую ситуацию. В 9 «Б» много учеников из малоимущих семей. Родительский классный комитет решил объединиться с 10 «А» и помочь обездоленным подросткам посмотреть страну. Активистки из родительского комитета обратились в турфирму нашего города. Им предложили программу экскурсии для группы из сорока пяти человек за шесть тысяч рублей. Родители с очень скромным семейным бюджетом посчитали стоимость путёвки полным разорением и предложили сократить посещение достопримечательностей Ярославля до минимума, а Ростов вычеркнуть из маршрута поездки. Но в этом случае экскурсия теряла смысл. Желая сэкономить, родительский комитет начал искать «контору» подешевле и нашёл её ВКонтакте. Вернее, рекламу турагенства из соседнего города. Созвонившись с «мановскими», организаторы поездки обрадовались: экскурсия на Волгу обойдётся почти в два раза дешевле, чем запросили «наши». Марина Викторовна предлагала родителям не рисковать, но они настояли на своём.

— Самые бедные всё равно не смогли собрать денег. Поездка срывается. Я как руководитель группы срочно ищу любителей путешествий. Надо набрать сорок пять человек, — призналась приятельница. — Надеяться мне на вас?

Мои мысли роились, как потревоженный улей. Я занервничала: «Вообще-то пословица предупреждает: дёшево покупать — себя в дураки записывать».

Коллега продолжала убеждать:

— Я думаю, что если люди остаются довольными, то и нам нечего переживать.

— А откуда вы знаете, что люди довольны? Есть положительные отклики?

— Родители говорят, что в интернете отрицательных отзывов нет, — уверенно ответила она. — Значит, люди довольны.

— Может быть, — откликнулась я. — Но комментарии в интернете ни о чём не говорят. Все уже давно убедились, что интернет — это большая помойка. Раньше бумага терпела, а сейчас — киберпространство.

— Мы не в 90-е годы живём, Татьяна Васильевна, — сказала руководительница группы. — На дворе 2014 год. Слава Богу, что-то изменилось в лучшую сторону.

Я ничего не ответила. Наступила неловкая пауза.

Дрогнувшим голосом Марина Викторовна заговорила первой:

— У нас нет особого выбора. Постоянно какие-то изменения. Я уже избегалась. Всем хочется угодить… А тут ещё тридцатиградусная жара, поэтому решили ехать ночью.

«Ехать всю ночь в автобусе, а потом столько же обратно», — пробежал холодок по спине. — О Волге мне и так многое известно. Не зря же я несколько лет назад проводила исследование о волжской земле. Столько книг и научных трудов перелопатила. Знаний хоть отбавляй! Зачем мне экскурсия?»

— У меня спина больная, не поеду, — без колебаний отказалась я от предложения. — И, кроме того, не люблю поездки с незнакомыми людьми. Вы с Верой Николаевной будете заняты, поэтому не в счёт.

Марина Викторовна изменила тактику и использовала безотказный приём убеждения:

— Вы не бойтесь, Татьяна Васильевна, — послышался в телефоне мягкий голос. — Всё нормально пройдёт. Возьмите мазь для своей спины, обезболивающие таблетки. Я вот тоже не переношу езду в автобусе и всегда беру с собой таблетки от укачивания. Наши учителя поедут, некоторые из них с родственниками. Главное — экскурсионная программа отличная.

— Кто едет с родственниками?

— Когда поедете, тогда увидите. Выезжаем послезавтра, в пятницу. Отъезд в девять вечера от остановки «Площадь Горького». В спортивной форме. Ну, что, я вас записываю? — не дала мне опомниться Денкина.

Меня будто кто-то за язык дёрнул, и я согласилась.

Руководительница группы поставила точку в разговоре:

— Не забудьте завтра занести деньги в школу. Знаете, где меня найти?

— В кабинете завуча по воспитательной работе.

— И не опаздывайте в пятницу на остановку. Турфирма предупредила, что не будет ждать опоздавших.

В пятницу я проснулась от тревожного сна. Мне снился странный лес, с неестественно искорёженными вековыми деревьями — заколдованный лес, какой в детстве видела в фильмах-сказках Роу. Я в страхе бродила по мрачному лесу, надеясь найти выход.

Всё утро постоянно накатывали волны томительного беспокойства, словно душа моя тряслась. «Это всё из-за жуткой жары», — вначале решила я.

Посмотрев в полдень на висевший за окном термометр, я ужаснулась: температура поднялась до 34ºϹ в тени. Солнце буквально лютовало! Моё волнение переросло в панический страх: «И как я поеду в дальнюю дорогу? Выдержу ли?»

Но что делать? Экскурсию я уже оплатила. А денег мне было жалко больше, чем себя: их всегда не хватает.

Позже стали терзать предположения: «Может, изменения произошли за два дня? Может, договорились с турфирмой раньше уехать, а меня не предупредили? В нашей школе это обычное дело. Только тот, кто дружит с тобой, позвонит и подскажет. О других и не подумают, потому что они из другой стаи. — И всё же мне хотелось верить в кодекс чести интеллигентов: — Если бы что-то поменялось, то Марина Викторовна позвонила бы мне. — Но жизненный опыт давал другой совет: — Может, и не позвонила бы, ведь мы с ней только приятельницы, а не подруги».

К вечеру жара спала, и дышалось легче, чем днём. Солнце стало добрее, ласковее. Это меня немного успокоило. Одевшись по-спортивному, я на час раньше отправилась в Вышенск.

Выйдя из пригородной маршрутки, увидела площадь Горького почти пустой. Днём здесь шумит жизнь: в два ряда стоят машины, и люди постоянно снуют. Сейчас автомобильный шум смолк, лишь иногда по дороге проезжали неторопливые машины. Зато на берегу реки, возле которой расположилась площадь, появились любители ночной рыбалки на карася. Они пришли заранее, чтобы без спешки выбрать место, прикормить рыбу и расставить удочки. Ни один рыбак точно не знает, когда начнётся поклёвка. Возможно, на закате. Я позавидовала рыболовам: тишина, свежий воздух, луна… Лучшего отдыха человечество так и не придумало. Правда, запах тины — на большого любителя.

Липовая аллея возле площади дремала, раскинув широкие ядрёно-зелёные кроны деревьев. Напротив площади длинным голубоватым кораблём высился недавно отреставрированный собор. Он тянул к безоблачному лазурному небу золотые купола с крестами. Обычно ревностный в молитве днём, теперь собор отдыхал: не звонил радостно в колокола, не звучал призывами священников и клира к милосердному Богу через громкоговоритель. Только бесстрастно взирал на всех глазницами узких окон, в которых отражались золотистые пятна вечернего солнца.

Рядом с крытой остановкой ожидала кого-то молодая женщина, невысокого роста, в красивом летнем платье, с элегантной сумочкой на руке. Модница отрешённо глядела перед собой, будто её мучила неотвязчивая мысль. Две высокие худенькие девочки, как весенние побеги, вытянулись возле толстых дорожных сумок и тоненькими голосами живо обсуждали просмотр комедии. Девочкам, одетым одинаково, — в джинсовые шорты и белые футболки — нравилось наперебой вспоминать смешные эпизоды из фильма. Девичий разговор прерывался коротким заливистым смехом. Это было похоже на забаву озорных скворчат.

— Вы на экскурсию? — поинтересовалась я у модницы.

Она оказалась молчуньей, разговор не поддержала, только снисходительно посмотрела на меня, как заносчивая начальница смотрит на низкоразрядного работника. На лице женщины не проявилось ни одного чувства, словно маска давно заменила живое человеческое лицо.

Вместо модницы ответила озорная девочка, прищурясь и по-детски склонив голову набок:

— Да, на экскурсию.

— Мы с вами ранние птички. Как вас зовут, девочки? — хотела я продолжить диалог.

Две подружки приветливо улыбнулись мне, представившись Полиной и Дашей, но дальше беседу не поддержали.

Полчаса прошли в ожидании, но я не томилась. Наоборот, мне было весело рядом с девочками. Я улыбалась, слушая их беззаботный смех, иногда сама смеялась, не в силах сдержать эмоций. А сколько оттенков жизни было в девичьих озорных глазах! Заливистый смех школьниц всколыхнул засыпающую площадь: казалось, что со всех сторон звенели колокольчики.

Наконец, к девяти часам по ступенчатому спуску к остановке один за другим подошли почти все, кто пожелал увидеть берег великой русской реки. Площадь ожила и пришла в движение. Я насчитала тринадцать учеников из 9 «Б»: шестерых парней и семь девочек. Ребята пожимали друг другу руки, интересовались, как прожиты две недели на каникулах. Даша и Полина обнимались с одноклассницами, подпрыгивали от переизбытка чувств. Десятиклассники — семеро парней и две девочки — стояли кучно, как спаянная команда, с серьёзными лицами, будто перед ответственными соревнованиями.

Марина Викторовна окинула своих воспитанников внимательным взглядом, пересчитала, как заботливая хозяйка считает цыплят, и заволновалась:

— Троих мальчишек нет. Просила же не опаздывать.

— Мои все, — сказала ехавшая с группой десятиклассников Пряжкина, завуч по воспитательной работе.

— У вас, как всегда, всё чётко, Вера Николаевна, — с восхищением посмотрела учительница на администратора, как на общепризнанного мэтра, хотя была моложе начальницы всего на три года. Завуч по воспитательной работе и социальный педагог работали в паре. Их часто можно было встретить вместе в школьных коридорах, в кабинете завуча во время подготовки к мероприятиям, поэтому все учителя считали, что эта пара очень дружна.

— Мои не опоздают. Пусть только кто-нибудь попробует, больше никуда не поедет, — с гордым видом произнесла завуч, победно оглядев десятиклассников. Ребята, сгрудившись стайкой беззащитных птенцов, молча поглядывали на раскованных учеников другого класса.

Марина Викторовна позвонила опоздавшим. Вскоре они, растерянные, прибежали на остановку.

Предвкушая яркие впечатления от знакомства с прославленными русскими городами, я радовалась: скоро отправимся в путь.

Площадь пестрела от одежд нашей группы. Особо радовали глаз жёлтый и оранжевый цвет футболок двух парней.

«Дело было к вечеру, делать было нечего», — посмеялась я про себя и стала рассматривать разбредшихся по площади любителей путешествовать, как актёров на сцене. Тоненькая, изящная учительница английского языка Ольга Ивановна Гнедова с деловым видом что-то доказывала библиотекарю Ермаковой и её мужу Геннадию. Втроём, они далеко отошли от группы. Я видела Геннадия Ермакова второй раз, и он снова удивил меня часто появляющейся на губах кривой усмешкой, будто в разговоре о ком-то или о чём-то выражал скептическое отношение. Может, это нервное, вроде тика?

Я подошла к Денкиным. Скромный восьмиклассник Миша Денкин, высокий, упитанный парень, не отходил от матери. Возле неё собрались несколько женщин, добродушно улыбавшихся и с почтением ловивших каждое слово классной руководительницы. В сером спортивном костюме, облегающем стройную фигуру, она была больше похожа на тренера по гимнастике.

В пяти шагах от нашей группы заносчиво поглядывали на всех две дамы (одна из них — молчунья с элегантной сумочкой). Рядом с двумя дамами вытянулись в ряд, точно на плацу, грузная брюнетка и худая шатенка.

Вера Николаевна Пряжкина, энергичная завуч тридцати семи лет, подошла ближе к дороге. Стоя в гордом одиночестве, полубоком ко всем, она всматривалась в сторону Маново.

«Всё-таки не смогла Марина Викторовна набрать группу в сорок пять человек. Немного учителей и их родственников на сорок человек, — усмехнулась я. — Ладно, хоть с кем-то можно будет поговорить в поездке»…

Мы ждали туристический автобус минут сорок. Незаметно надвинулись сумерки. Небо поблекло, словно лазурь выцвела на солнце. От реки потянул слабый ветерок и усилился запах тины.

Долго ждать — хуже всего: исчезает предвкушение приятных впечатлений. Подвижные девятиклассники стали шутить. Видимо, для того, чтобы не исчез кураж:

— Автобус по дороге к нам поломался. Поможем?

— Нужно своим ходом до Волги добираться, а на обратном пути и наша колымага подоспеет.

Марина Викторовна занервничала:

— А если, правда, автобус не приедет, что будем делать?

— Пойдём по домам. Не будем же мы здесь стоять до ночи, — отозвалась школьная начальница, поправляя и без того хорошо уложенные волосы пепельного цвета.

— Что вы, Вера Николаевна? Экскурсию оплатили и по домам? — тихо возмутилась классная руководительница 9 «Б» и запустила пальцы правой руки в пышную чёлку, закрывающую брови. Подняла светлую мелированную прядь волос вверх, обнажив чёрные брови вразлёт и лоб, прочерченный глубокой морщиной.

Меня это поразило: гладкие щёки, подтянутая кожа вокруг глаз — но лоб… И это в тридцать четыре года! Вот почему приятельница носит длинную чёлку. А я всегда немного завидовала её модной стрижке «а ля фотомодель».

Марина Викторовна Денкина обратилась к двум надменным дамам:

— Позвоните человеку, с которым вы договаривались. Может, что-то случилось?

Дамы виновато улыбнулись и вежливо уступили первенство Марине Викторовне.

— Теперь классный руководитель понадобился? — обернулась к дамам Пряжкина и натянуто засмеялась. — Правильно, надо же кому-то кашу расхлёбывать, — упрекнула она родителей и демонстративно отвернулась от них.

— Родители самостоятельно поездку готовили? — Мой вопрос прозвучал в спину завуча.

Строгая завуч резко повернулась ко мне. Её приятное лицо исказила гримаса недовольства. Мне подумалось, что из уст главного школьного воспитателя слетит резкая фраза, но Вера Николаевна, метнув грозный взгляд на двух дам, сдержанно ответила:

— Лучше б они ничего не готовили. На итоговом родительском собрании кричали на Марину, требовали свободы действий. Классного руководителя впритык не видели. Она звонила, людей собирала, а её взяли и отстранили от работы с турфирмой.– Завуч постепенно начала закипать: — Ну, что ж — возьмите свободу… Выбрали двух тётенек. Вон видите тех, что стоят героинями? Стояли… Царицами себя чувствовали. — Повышенный тон выдавал раздражение завуча. — Руководителя группы отстранить! Это мыслимо? Хорошо, что хотя бы сейчас спустились с небес на землю. Начинают понимать, что вляпались.

Последнее слово меня насторожило. Я поругала себя: «Не прислушалась к внутреннему голосу. А ведь интуиция сразу подсказала, что намечается какая-то афера. Может, ещё не поздно отказаться от поездки? Нет, поздно. Деньги мне никто не вернёт».

— У них телефон отключён. Прикольно, — оробела Марина Викторовна.

— Очень прикольно, — грудным голосом засмеялась завуч. В её смехе слышались нотки досады и злости.

Высокий белобрысый девятиклассник, с пухлыми девичьими губами, весело предложил:

— Заказанное авто не придёт. Покуролесим, ребят.

— Бросаем, кто сколько может, — пустил по кругу бейсболку другой девятиклассник, щуплый юркий парень, со смеющимися по-детски глазами.

Одноклассники тут же включились в игру: беззаботно зашумели, доставая медные монеты из сумочек, клатчей, борсеток и бросая в подставленную для пожертвований кепку.

— Точный адрес фирмы знаете? Как она называется? — с беспокойством спросила Денкина двух активисток родительского комитета.

Женщины молча переглянулись, будто каждая из них думала, что у другой больше ответственности.

— Вы договор подписывали? На руки договор и путёвку получили? — допытывалась Денкина.

— Нет, — тихо сказала молчунья. И так же тихо продолжила оправдываться: — Мы же им не всю сумму отдали. Договорились, что, когда отдадим все деньги, тогда они с нами договор подпишут.

— Ну? Отдали деньги?

— Сегодня отдам остальные, что собрали с учителей. Деньги у меня с собой, — молчунья слегка коснулась сумочки холёной рукой.

— Эти люди сейчас приедут и перед отправкой подпишут договор? Так? — пристально посмотрела Пряжкина на активисток.

Дамы молчали. Шатенка и брюнетка, стоявшие рядом с дамами, переглянулись.

Не услышав ответа, Пряжкина начала наступать на двух сникших женщин, чеканя каждое слово:

— Вам объясняли, как по-умному сделать нужно. Вы не сделали. С кем вы сейчас будете договор подписывать? — Женщины опустили глаза, и завуч схватилась за голову: — Кошмар. Марина Викторовна, с вашими родителями можно с ума сойти. Зато на родительских собраниях громче всех кричать умеете. Да? — съязвила Пряжкина, глядя на активисток.

— Вы не едете, остаётесь в Вышенске. Скажите, с кем мы всю группу повезём? — поджала губы расстроенная Денкина.

— Замутили воду, а теперь в сторону, — вставила Пряжкина. — Пусть другие думают, с кем группу везти.

Рядом с Денкиной стояла рыхлая женщина в зелёных бриджах и с обожанием смотрела на неё.

— Вы с нами едете. Что посоветуете? — сдавленным голосом обратилась к ней Марина Викторовна.

— Не знаю, — как вспугнутая лесная птица, пропищала женщина. И лукаво прибавила: — Что-нибудь придумаете. Зря, что ли, на преподавателей выучились? Вон сколько вас.

Родители заспорили. Воспользовавшись этим, Вера Николаевна прошептала мне:

— Я бы не поехала. Марина попросила. Видите, что эти две натворили?

«Значит, Марина Викторовна меня обм… ввела в заблуждение? — обожгла горькая мысль. — Боже мой, куда я еду? Куда мы все едем? С кем? Права завуч, надо расходиться по домам. Может, попадём к чёрту в пасть… Почему все молчат? Почему вместе со всеми молчу и я? Надо что-то сказать. Что? Я не знаю ситуации. Похоже, даже Денкина с Пряжкиной многого не знают. Что за безответственность! Почему родители рискуют своими детьми, доверяясь неизвестно кому?! А, впрочем, что я удивляюсь? Мы, русские, народ рисковый. Кричим, требуем свобод от правительства, а что делать с этими свободами — понятия не имеем. Бросаемся на грудь каждому встречному проходимцу, даже не узнав, кто он и куда стремится. Но идём за ним, мечтая, что он и есть благородный Данко, готовый вырвать за идею, за нас, верящих в него, своё сердце. Эх, русские!.. Доверчивый мы народ».

Когда начало смеркаться, подъехал большой междугородный автобус и величаво развернулся на площади. Даже в сгущающемся сумраке было хорошо видно, что автобус блестит, как будто только что прибыл с завода.

Вначале все замерли от восхищения, а затем ахнули:

— Какой автобус нам подали!

— Это «мерседес».

Все тут же забыли о разногласиях и устремились к мечте туриста.

У двери автобуса я оказалась рядом с учительницей английского языка, поэтому услышала брошенную ею фразу на английском. Хотя мы и стояли плечом к плечу с Гнедовой, но фраза была произнесена Ольгой Ивановной так тихо, что я не разобрала ни одного слова.

— Что вы сказали? — спросила я.

— You can’t judge a book by its cover. Не суди о книге по обложке, — перевела коллега фразу на русский. — Это английский фразеологизм. В русском языке есть подобное выражение, лучше сказать, пословица: по одёжке встречают, а по уму провожают.

Весь педколлектив прекрасно знал, насколько Ольга Ивановна Гнедова была прямолинейным, совершенно негибким человеком. Учителя старались не попадать на её «острый язычок»: жалила больно. Видимо, следствием прямодушия являлась и странность «англичанки»: в этой женщине невероятным образом уживались отвращение к политике и образу жизни Запада с любовью к английской культуре и языку. Но все признавали большой ум и не женскую логику Гнедовой.

— Ребята, садитесь со своими классными руководителями, — объявила Пряжкина. — Десятый класс — со мной, на левом ряду, а девятый — на правом, с Мариной Викторовной.

— Почему нельзя садиться, где хочешь? — возмутилась Полина, занявшая с подружкой Дашей места на левом ряду. — Это принципиально?

— Да, принципиально, — отрезала завуч. — Так легче следить за вами.

— Зачем за нами следить? Мы что, маленькие детки? — огрызнулась девочка тоненьким голоском.

Вопрос девятиклассницы остался без ответа, Пряжкина уже разговаривала с родителями.

— Вы садитесь между ребятами, чтобы они не оставались без взрослых. Сюда, — указывала она женщинам на кресла. — Так положено по технике безопасности.

Я оглядывалась, куда бы сесть. Все места были уже заняты, кроме задних.

— Татьяна Васильевна, — услышала я за спиной тихий голос приятельницы. — Мы все, кто проблемные, ютимся ближе к двери. — Забросив дорожную сумку на верхнюю полку, Марина Викторовна указала мне на сиденье, на котором стояла чья-то туго набитая сумка: –Садитесь передо мной и Мишей. Я заняла вам место. Здесь никто не сидит, — и, проворно схватив сумку, освободила кресло. — Будете на двух креслах, как барыня.

Любая экскурсия начинается с дороги, ближней или дальней. Дальняя дорога утомительна, но помогает забыть о каждодневных заботах и увидеть мир по-новому.

Мы ехали по знакомой мне федеральной трассе. Вдоль трассы тянулся смешанный лес, казавшийся тёмным силуэтом на фоне угасающего неба.

Другое дело, когда едешь по этой дороге в светлое время суток. Тогда кажется, что деревья медленно ползут за автобусом. Леса то поднимаются вверх вместе с крутым подъёмом, то спускаются вниз. Каждый раз проезжая через посёлок, который почему-то именуется городом, смеёшься и печалишься над русской обречённостью, когда замечаешь стоящую вдоль трассы невзрачную двухэтажку, приютившую под своей крышей продуктовый магазинчик с вычурным названием, дом быта, аптеку и ритуальный салон. Пропитание, быт, лекарства и проводы в последний путь — вот и вся последовательность жизни человеческой. И подступает лёгкая грусть о пережитом, несбывшихся мечтах. Но эта грусть длится недолго, ведь русские поселения расположены друг от друга в нескольких километрах. Пролетают придорожные кафешки, и отделанные сайдингом современные одноэтажные дома с необычными крышами, а среди них какой-нибудь старый домишко с красивыми наличниками, и заброшенные усадьбы с покосившимися банями и сараями, старыми домами, ослеплёнными недобрыми людьми…

За окном совсем стемнело. Водитель не включил подсветку в салоне. Лишь фары выхватывали из безбрежной тьмы часть безлюдной дороги да луна слабо освещала краешек чёрного неба.

Тяжко сидеть в полной темноте: чувствуешь себя добровольной узницей. Тело начало затекать от неподвижности. Спина стала жаловаться на неудобство. Встать, чтобы размяться, нельзя: не положено по технике безопасности. Пять минут назад заболело сердце, а сейчас, как иголками, колет в левую пятку.

Небесная спутница немного помогала мне одолеть томительное бездействие, отвлекая от нескончаемой скуки и ночных болей. Светящийся лик луны подсказал о забаве. Я неотрывно наблюдала за степенным движением ночного светила за автобусом. Но вскоре эта пустая затея наскучила.

Духота изнуряла: даже мысли путались. Нащупав небольшой кондиционер, я повернула колёсико, направила слабую струю воздуха на себя и подставила лицо. Как только потянуло приятной свежестью, я откинулась на спинку кресла.

Впервые за последние годы июльская ночь показалась мне бесконечной. Я страдала от того, что не могла ничего делать. Я просто убивала время. Оно всегда умирает в гнетущей пустоте: бессмысленных устремлениях и мыслях.

Сквозь монотонный гул мотора слышался раздражающий храп Ермакова. Как Вероника спит рядом с ним и не слышит? Позавидуешь её спокойствию. Наверно, они счастливые люди. А мой сон был прерывистым. Больше мучительным, чем приятным. Я то проваливалась в сон, так что исчезал гул мотора и окутывало блаженство абсолютной тишины, то вздрагивала от сильного храпа Геннадия.

Мне оставалось только полагаться на стремительность времени и заботу лёгкокрылого Морфея…

Я проснулась от щелчков. Мои соседи Ермаковы настраивали кондиционер. Постепенно просыпались ребята и взрослые. Несмотря на гул автобуса, слышались полусонные вздохи, кряхтение от потягиваний, шуршание, щелчки кондиционеров.

Через окно взглянула на нас полусонная Русь-матушка, зеленоволосая и голубоглазая. Она улыбнулась первыми лучами солнца. Как Богородица своим покровом, укрыла Русь туманом трепетную землю. До дальней кромки леса протянулись поля. Верхушки берёзовой и хвойной поросли пробивались из-под дымчатой плотной пелены и поблёскивали крупным бисером. Вдоль шоссе от лёгкого дыхания земли едва колыхалось пышное разноцветье. Нежась в материнских объятиях, природа не спешила начинать новый день.

Такая нежность разлилась внутри меня, словно хлынул в душу сладостный поток Божественной благодати. Хотелось удержать это душевное состояние, не задушив его никчёмными мыслями. Только ахматовские строки, которые раньше были для меня просто хорошими стихами, сейчас звучали в душе и, как камертон, настраивали её на высокий лад:

Как в первый раз я на неё,

На Родину, глядела.

Я знала: это всё моё —

Душа моя и тело.

Подумалось мне, что тысячу лет назад, таким же июльским утром, шагали по росистой траве плечистые ратники. В кольчугах и шлемах, со щитами, мечами и копьями шли они на смертельную битву с безжалостным врагом. Под прочными кольчугами учащённо бились сердца защитников Русской земли. Какой же русский человек ни любил свою благословенную землю-матушку?! Какой же храбрец ни почитал за честь погибнуть за неё?!

Пение души оборвалось, стоило мне подумать о предателях. Видно, текла в их жилах смешанная кровь. Такую кровь в старину «водицей» называли. Очень часто богатые князья с помощью браков с иностранцами укрепляли собственный авторитет среди других народов. Не замирало сердце с «водицей» от нерукотворных красот Руси, не бросало русских иноплеменников в жар от мысли, что нещадно топчут родную землю вражеские сапоги и башмаки!

«Господи, как хороша наша земля! Райский сад! Недаром Богородица выбрала Русь своим уделом, — снова затрепетала моя душа. — Боже, отжени от земли Русской всякое зло», — повторила я про себя эти слова, словно молитву.

По-другому зазвучали для меня и известные строчки Александра Прокофьева:

…А мне Россия навек люба,

В судьбе России — моя судьба.

Мой век суровый, мой день крутой

Гудит громово: «Иди, не стой!»

Идёт Россия — врагов гроза,

Синее синих её глаза,

Синее синих озёр и рек,

Сильнее сильных её разбег!

Неповторима, вольным-вольна,

Необорима… в грозе она!

Ошеломлённые красотой волжской природы, многие прильнули к стеклу. Чудесное утро настраивало на незабываемую встречу со старинным русским городом.

Девятиклассницы активно осваивали автобусный салон и шумели. Они перебегали с кресла на кресло для создания парного селфи, передавали друг другу смартфоны, оживлённо разговаривали и смеялись.

Плечистый водитель Алексей несколько минут поглядывал в зеркало, наблюдая за девочками.

— Прекратите хождение по салону, — выкрикнул он. — Кто руководитель группы? Почему дети технику безопасности не соблюдают?

Поднялась Марина Викторовна, ночью притихшая за моим креслом. Гортанным голосом, не свойственным миниатюрной женщине, она заговорила:

— Почему вы ходите по салону? Все в школе прослушали инструкцию по технике безопасности?

— Да, — задорно прозвучал всеобщий ответ на правом ряду.

— Все расписались в журнале?

Мальчишеский голос пропищал:

— Не-ет.

Грянул дружный смех на правом ряду.

Я обернулась. Правый ряд, на котором сидели девятиклассники, цвёл яркими улыбками, блестел живыми глазами. Левый ряд, где восседали взрослые и 10 «А», был мертвенно неподвижным и безмолвным.

— Напоминаю: всех проштрафившихся на аттракционы не возьмём, — заявила руководительница группы. — Эти ребята будут отдыхать в гостинице.

— У-у, — послышался недовольный гул девятиклассников.

— Вас предупреждали об этом, когда проводили инструктаж. Нечего теперь гудеть, — вступила в разговор Вера Николаевна. — Посмотрите на 10 «А». Ребята сидят спокойно, хотя так же, как и вы, устали. Берите с них пример.

— Хм, — озорно фыркнула Полина. Повернувшись в сторону солидно сидящих десятиклассников, она намеренно сморщилась и показала пальцем в их сторону: — С них пример брать? Сидят, как истуканы.

Две молодые худощавые женщины на левом ряду, внимательно следившие за перепалкой завуча и учениц, вначале степенно посмотрели друг на друга, а затем одновременно засмеялись. Вера Николаевна удивлённо подняла брови.

— Марина Викторовна, что мы плохого сделали? — вступила в разговор Даша. — Разве фотографироваться нельзя? — с наигранным огорчением спросила ученица.

— Фотографироваться можно и не нарушая установленные правила.

Приподнялась девочка с распущенными чёрными волосами, сидящая за Дашей и Полиной.

— Мы просто хотели со всеми селфи сделать, а сидим на разных местах, — по-детски надула она губы, надеясь разжалобить учителя. — Как мы можем сфоткаться?

— Карина, не обязательно в автобусе фоткаться. Ещё много фоток сделаете, когда приедете в Ярославль. Успокойтесь.

Марина Викторовна присела на кресло с унылым видом:

— Вот как их сдержать? Это же дети. Они устали. В моём классе одни живчики. Вы не знаете, какие у меня архаровцы. Хорошо, что ночью ехали. Днём бы я с ними с ума сошла.

Впереди, в кресле второго водителя, сидела групповод Виолетта. Женщина, худая до истощения, с чёрной копной длинных завитых волос, молчала, зато дразнила её лёгкая блузка ядовито-красного цвета. Сам же второй водитель, тоже представившийся Алексеем, отдыхал на последних поперечных сиденьях.

Часы показывали без четверти шесть. Мы, взрослые, устали не меньше школьников; хотелось узнать, когда же, наконец, закончатся дорожные мучения.

Я сидела наискосок от гида. Нагнулась к Виолетте и позвала её. Она не отозвалась на моё обращение. «Раз глаза открыты, то не спит. Задумалась, наверно», — предположила я и громче обратилась к женщине.

За групповодом сидели молодые супруги Ермаковы. Почти одновременно они окликнули по имени погрузившуюся в мысли Виолетту. Но и тогда она не повернулась. Вероника Игоревна Ермакова потрясла её за плечо. Женщина неохотно обернулась.

— Вас зовут, — сказала библиотекарь и указала на меня.

Виолетта обернулась в мою сторону, тряхнув завитушками чёрных волос:

— Что вы хотели?

— Долго ещё до Ярославля?

Безразличным голосом групповод сообщила:

— Скоро. Километров пять осталось.

— Подъезжаем, — обрадовалась Марина Викторовна. — У меня ноги так затекли, что даже косточек на щиколотках не видно. Архаровцы мои тоже засиделись. — Встала и громко объявила: — Ребята, подъезжаем к Ярославлю. Приготовьтесь. — Присев, улыбнулась: — Хоть каким-то делом моих живчиков занять.

Автобус промчался мимо большого бетонного сооружения, в верхней части которого огромными буквами было написано: ЯРОСЛАВЛЬ.

Марина Викторовна тихо возмутилась:

— А гид чего молчит? Хоть бы что-нибудь детям о городе рассказала, привлекла их внимание.

— А вы подойдите к ней, — посоветовала я Денкиной.

— Нет, пусть родители к ней подходят, — с обидой в голосе отозвалась приятельница. — Они нашли эту фирму. Я их предупреждала, что могут нарваться на непорядочных людей. Но теперь же все образованные…

Обида коллеги была мне хорошо понятна. Иногда родители ведут себя опрометчиво, думая, что организовать дальнюю поездку для класса так же просто, как и отдых семьи, и не слушают разумных советов классного руководителя. Государство не предлагает школьным администрациям списков проверенных турфирм, никак не охраняет детей в поездке. Только разговоры ведутся в верхах. Но учителям и родителям от этих разговоров ни жарко ни холодно.

— Нам Вера Николаевна очень советовала посетить Ярославль, — вкрадчиво говорила Марина Викторовна. Мне приходилось вслушиваться, ловить слова, исчезающие в гуле мощного мотора. — В прошлом году она была с классом в этом городе. Ездили от Вышенской турфирмы. Говорит, не экскурсия, а праздник души. И дети, и родители остались довольны. А мои родители выбрали незнамо что. Кому из них пришла в голову бредовая идея в интернете искать турфирму? Доверились интернету, как отцу родному. Совсем люди думать перестали.

— Почему вы не настояли на своём? — прямо спросила я. — Вы же и всех нас, кого пригласили, подвергаете опасности. Кто эти люди — водители и гид? Может, они преступники. В дороге нужно быть только с проверенными людьми, — поделилась я с молодой коллегой жизненным опытом.

— Это вы загнули, Татьяна Васильевна. Скажите ещё, что они всю группу в заложники возьмут, — хохотнула Денкина и откинулась на спинку кресла, давая понять, что разговор на эту тему продолжать не будет.

«Нельзя доверяться молодёжи. Любят адреналин», — опасливо подумала я. Повернулась и стала внимательно смотреть через лобовое стекло вперёд, на дорогу, боясь пропустить что-нибудь интересное.

В пригороде водитель остановился на большой автостоянке, объявив двадцатиминутный перерыв. Пока он кормил своего «коня» бензином, а потом вместе с напарником и групповодом перекусывал в кафе, мы разминали затёкшие ноги возле автобуса.

Я увидела центр Ярославля идеально чистым и празднично-ярким. На восприятие туристов давила недорогая роскошь большого города, создающая иллюзию красоты и равноправия: клумбы необычной формы и скульптуры из живых цветов перед зданиями, стеклянные витрины и разноцветные вывески магазинов, кричащие плакаты-зазывалки и красочные рекламные щиты.

Двух-трёхэтажные «хрущёвки» и пятиэтажные «брежневки», несмело выглядывавшие из-за фасадов зданий в стиле классицизма, барокко, модерна, нисколько не нарушали прелести старинного русского города. Офисные здания тоже не казались лишними. Мимо нас промелькнули высокие памятники, небольшая ракета… Наивная выдумка, что в старинных городах интереснее жить, потому что вокруг — живая история. История остаётся историей — сухой наукой дат и событий, а отдельная человеческая жизнь измеряется силой эмоций, страданий, устремлений, усилий… В Ярославле большинство людей живёт в незавидных домах советской эпохи и, видимо, нелёгким трудом зарабатывает на хлеб.

Я забыла о подготовленной видеокамере, которую заранее достала из чехла и положила на свободное кресло. Экскурсионный автобус набрал скорость, и я старалась успеть разглядеть всё разнообразие городской архитектуры. Думая о том, как бы ровнее держать камеру, чтобы получилась хорошая запись, я многого не заметила. «Зачем мне видеокамера? — занервничала я. — Приучили нас в девяностые годы снимать и щёлкать на каждом шагу и по любому поводу. Главное — живые впечатления, а не фотографии или кассета с видеозаписью». И отложила камеру в сторону.

Стрелки моих часов показывали начало седьмого часа. Ранним субботним утром большой город только просыпался. Безмолвные остановки, покорно склонив козырьки прозрачных навесов, ждали ранних пассажиров. По чистому тротуару, затенённому ухоженными деревьями, шли редкие прохожие: высоко подняв голову, ковыляла с костылём простенько одетая старая женщина; куда-то спешили, беседуя на ходу, двое молодых людей; уверенно глядя вперёд, вышагивал высокий крупный мужчина в костюме и галстуке. На проезжей части широких улиц неповоротливые троллейбусы, полупустые, сонно ползли от одной остановки к другой. Резвые ПАЗы и маршрутки обгоняли их, и тогда троллейбусы недовольно ревели, набирая скорость.

Словно чудесный мираж, над невысокими зданиями показались зелёные чешуйчатые маковки церкви, увенчанные золотыми крестами. Моя душа замерла. А может, это на самом деле волшебство среди белого дня?! Может, померещились мне дивные купола и вскоре призрачное видение рассеется? С детства я слышала рассказы отца о волжских чудесах и миражах.

Но вот солнечные блики заискрились на золотых крестах, и с появлением отблесков мои сомнения растаяли.

Автобус послушно остановился перед светофором. Я через стекло пыталась рассмотреть видимую за зданиями часть белокаменной церкви, тянувшиеся вверх колокольню и придел к храму, а между ними — соединяющую галерею.

— Виолетта, — наклонилась я к групповоду, — что это за храм? — Указала рукой: — Почти перед нами, с зелёными куполами?

Она устало повернула голову влево, к боковому стеклу:

— Не знаю, — ответила безразлично.

Марина Викторовна тоскливо вздохнула за спинкой моего кресла:

— Ничего не знает. Зачем человек с группой едет? Такое впечатление, что она впервые в Ярославль с экскурсией приехала. Я не могу, — запричитала учительница, — наплачемся мы с ней, ей-богу.

Виолетта не смотрела по сторонам, отрешённо сидя в кресле, как обычно сидит уставший человек.

Геннадий Ермаков с серьёзным видом сказал:

— Старинный храм. Лет двести ему. Колокольня в виде шатра. В XIX веке такой храмовой архитектуры уже не было. Так что храм построен не позднее XVIII века. — Замолчал на несколько секунд, над чем-то раздумывая, а затем утвердительно сказал: — Нет, скорее всего, не позднее XVII столетия. И ещё знаю, что храмы с зелёными куполами строили в честь прославленных святых.

— Вы читали раньше об этом храме?

— Нет, только предположил, — криво усмехнулся Геннадий. — Вообще я считаю, что православие — это не наша религия. Мы были язычниками и остались ими. И нас не исправить, как бы кто ни пытался. Но это только моё мнение. Сорри, — извиняясь, развёл он руками, — если вторгся в ваши религиозные чувства.

— Значит, вы неверующий?

— О, нет, — замахал он руками. — Зачем мне еврейская вера? Я русский, и у меня исконно русская вера.

— Язычество? — поражённая откровением, спросила я.

— Конечно, — с достоинством ответил Геннадий. — Я че-ло-век, а не раб божий. Заковали евреи русскую душу в рабские кандалы, а вы радуетесь. Чудаки!

— Но вы же читаете о храмах… — начала я.

— Читаю только как о памятниках русской культуры, — дерзко заявил Геннадий. — На тему религии говорить не хочу. Всё! — и замолчал.

Наш разговор никто не поддержал.

Автобус, получив разрешение светофора, двинулся дальше, оставляя позади замечательное творение русских мастеров.

В стороне от центра вид города резко изменился: не было модных витрин, ярких плакатов, не высились памятники.

На правом ряду слышались девичий визг, звучные шлепки и раскованный басовитый смех парней. Мы с Ермаковой почти одновременно оглянулись. Визжали две раззадорившиеся девочки, мои знакомые. Они встали с кресел и, повернувшись к одноклассникам, шлёпали их по плечам. Парни смеялись.

Второй водитель недовольно напомнил школьникам о технике безопасности в автобусе. Но ребята не обратили внимания на предупреждение.

— Что, не унимаются? — выкрикнул водитель за рулём. Всматриваясь в салонное зеркало, Алексей начал угрожать: — Сейчас высажу всех, пойдёте пешком. Столько тёток сидит, а успокоить четырёх человек не могут. Я сейчас всех успокою!

Денкина молча встала и, держась за спинки кресел, направилась к озорникам. Вслед за ней прошла Виолетта.

После спокойной беседы с классной руководительницей, девятиклассники притихли.

Автобус внезапно притормозил, заставив всех качнуться вперёд. Затем, как здоровенный увалень, неуклюже повернул влево и поехал по неширокой асфальтированной дороге. Однообразными рядами тянулись многоэтажные коробки. «Спальный район», — промелькнула догадка.

Второй раз водитель свернул влево, и автобус стал покачиваться, проваливаясь в ямы разбитого асфальта.

— Общежитие. Приехали, — проговорила библиотекарь, когда автобус остановился возле ничем не примечательного пятиэтажного здания. Ни крыльца, ни красивой вывески. Обычная многоэтажка.

«Причём тут общежитие? — удивилась я. — Или Вероника знает то, чего не объяснили мне?» Спросила у неё:

— Общежитие или гостиница?

— Это хостел — общежитие гостиничного типа, — просветила меня Вероника Игоревна.

— Вижу, что все проснулись. Послушайте меня внимательно, — раздался командный голос завуча.

Те, кто сидел на первых местах, обернулись, и я тоже. Посередине салона, в проходе между рядами кресел, стояли три главные женщины нашей экскурсионной группы.

— Сейчас без четверти семь. Мы прибыли в Ярославль раньше запланированного времени, и гостиница ещё закрыта. Но, я думаю, нас уже ждут. Да? — улыбаясь, обратилась завуч к мановскому групповоду. — Виолетта заказала трёхместные номера.

— Ура, — обрадовались девочки из 9 «Б» и негромко захлопали в ладоши. Многие школьники, схватив сумки, вскочили с мест.

— Не спешите, — остановила учеников Вера Николаевна. — Сначала мы пойдём в гостиницу. Нужно оплатить проживание. Остальные в это время будут завтракать, потому что потом не будет времени.

— И обедать не будем? — послышался недовольный басок с задних мест.

— Есть сюда приехал? — прозвучал насмешливый голос Даши.

— Ребята, не волнуйтесь. Обедать мы, конечно, будем. Заказан обед в столовой, — обрадовала всех Марина Викторовна.

— Уф, — послышался облегчённый вздох парня.

Девочки захихикали. Марина Викторовна непринуждённо засмеялась, видимо, радуясь окончанию дорожных мучений.

— А сейчас доставайте то, что вы взяли с собой из дома. Чай, кофе, бутерброды, — приказала администратор школы. — Ешьте всё.

— Надо и на ужин что-то оставить, — дерзко сказала грузная брюнетка с левого ряда.

— Нет, ничего не оставляйте, — категорично не согласилась завуч. — Слышите? Ничего. У нас номера без холодильника. В такую жару от бутербродов к вечеру останутся… гм… гм… — и озорно засмеялась, обнажив ряд ровных белых зубов. Девочки дружным смехом поддержали недосказанную шутку. — Не разводите антисанитарию. — И тише обратилась к 10 «А»: — Все меня услышали?

— Да, — боязливо ответили школьники, покорно глядя на завуча.

— Проследите за своими ребятами, — прозвучал командный голос главного воспитателя, обращённый к классной руководительнице 9 «Б». — А мы с Виолеттой сходим в гостиницу на разведку. — Вера Николаевна сморщила красивый носик. Так бывало только тогда, когда она находилась в приподнятом настроении.

Приосанившись, завуч первой сошла по крутым ступенькам автобуса. За ней, ссутулившись, в дверной проём нырнула групповод.

Солнце по-хозяйски расположилось на безоблачном небосклоне, собираясь заняться попечительскими делами. В средней полосе России небесное светило уже больше месяца жарило: с раннего утра рьяно приступало к обязанностям опекуна, посылая на землю сильный жар чрезмерной заботы. Оказывается, что и в Волжском Залесье солнце так же чрезмерно заботилось о людях: не ласкало, а обжигало.

Все расслабились. Голоса смолкли, и вместо них поползли шорохи: мягкий шелест бумаги, забиваемый иногда шуршанием фольги. Раздавались резкие хлопки вскрываемых пакетиков. Иногда слышались причмокивание, хруст, отхлёбывание. По салону ползли, поднимаясь вверх, аромат терпкого кофе, запах свежих огурцов, картофельных чипсов, копчёной колбасы…

Водитель высунулся из кабины, оглядел всех нас и вежливо обратился к Денкиной:

— Всё нормально?

— Никто не жалуется, — последовал ответ.

— Это хорошо, — оживился Алексей. — Соберите деньги за пустые места. — И спрыгнул из кабины на землю.

Второй водитель, низкого роста, в фиолетовой футболке и брюках такого же цвета, начищенных ботинках, быстрым шагом вышел из салона, держа в руке перчатку с латексным рифлением.

Моя приятельница направилась к задним местам.

— Марина Викторовна, это невозможно всё съесть на завтрак, — прорезался знакомый голос.

— Завучу это скажите, — невозмутимо ответила Денкина.

— Она подавляет всех, — с вызовом сказала грузная брюнетка, когда Денкина поравнялась с ней. Одутловатое, морщинистое не по годам лицо женщины исказила злоба, переносицу прорезали две складки. — Мы купили продукты на занятые деньги, а теперь оказывается, что в гостинице холодильника нет.

— Номера с холодильником дороже, — кратко пояснила Марина Викторовна и напомнила о другом: — Я по сто рублей собираю.

— И что, продукты пропадут и деньги на ветер? И чего тогда я буду ещё сто рублей сдавать? Может, вы и кидаетесь деньгами, а нам не до жира, — бросила вызов учительнице худенькая шатенка, сидящая рядом с грузной подругой.

— Не я договаривалась с турфирмой, а родительский комитет.

— Ну и что! Вы сейчас с нами, а не Каткова с Дыниной. Вот вы и решайте все вопросы, — потребовала шатенка.

Девятиклассницы, вытянув шеи, прислушивались к неприятному разговору. Марина Викторовна повернулась к подросткам. Недовольные оппонентки исподлобья посмотрели на Денкину, как на классового врага.

Учителя встревожились.

— Есть же наглые люди, — почти прошептала библиотекарь, обернувшись к Гнедовой.

— Не ту годовую оценку поставила Марина их детям. Вот и вымещают недовольство на преподавателе, — быстро ответила молодая «англичанка». — Теперь учителю и настоящую оценку нельзя поставить ученикам. Совсем загнобили учителей. Чуть что — сразу с жалобой к директору бегут.

— Родителям следить нужно за учёбой детей, — тихо вставила библиотекарь.

— Нужно, только не следят. У меня, например, есть такие заботливые родители, которые целый год детей в упор не видят, — с вызовом добавила «англичанка».

— Когда им за детьми смотреть? Они на двух работах бьются, — вступился за родителей Геннадий.

— Разве тебе легко работать на заводе? — обратилась жена к мужу. — Но ты всё равно занимаешься с Олесей и на собрания ходишь.

— А эти, — кивнула назад Гнедова, — в дневниках расписываются только в конце учебного года. На родительские собрания не дозовёшься. Зато на итоговом собрании кричат громче цирковых зазывал. Хорошо, что ещё одевают и кормят детей. Скоро, наверно, будут заставлять нас и одевать, и кормить учеников за свой счёт.

— А к этому всё и идёт, — уже в полный голос сказала библиотекарь.

— У каждого свои обстоятельства, — упорствовал Геннадий. — Кого-то совсем жизнь задавила. Надо им помогать…

— Мы не в послевоенное время живём, чтобы помогать обездоленным. Для этого государство есть. Педагогам самим не легче. Тоже семьи и дети. О твоих детях они заботятся? — покосилась Вероника Игоревна в сторону возмущавшихся родителей.

— Вот и выходит, что никто из нас не виноват, — криво усмехнулся Ермаков. — Народ выживает, как может. А государству народ не нужен: он ведь просит: «Дай, дай». Государству нужнее налогоплательщики, поэтому и раздули в стране штат приставов.

— Так-то оно так… — вначале согласилась Гнедова.

— Люди сами просили Сталина. Получайте! — хлопнул Геннадий ладонью по бедру.

— Народ просил Сталина на богачей во власти, чтоб умерить их аппетиты. А получается, что накликал кулак на свою голову, — громко вставила «англичанка».

— Забыли, что у нас теперь капитализм, а не социализм? — снова криво усмехнулся Ермаков. — Пока народ просил сталинских клещей, его, родимого, незаметно перевели под другие знамёна и тайно издали другой декрет: «Вся власть — олигархам! Вся земля — буржуям!»

Ольга Ивановна уныло кивнула и притихла.

«Вот такие мы все: друг с другом поговорим — и тишина. Никто не отстаивает своих прав. Хотя что говорить о провинции. Провинциальный народ — боязливый, потому что законов не знает. Только попытается отстоять себя — и государственная машина раздавит его. Потому-то и ждёт провинция, когда Москва поднимется. А в Москве подниматься некому: правительство всех прикормило, сделав столицу особой экономической зоной страны. Кто-то и вовсе зажирел на наворованных деньгах, — с грустью подумала я. И задала сама себе вопрос: — Смогла бы я отказаться от благосостояния, если бы мне благоволила судьба?» Честно ответить себе я побоялась, чтобы не занизить собственную самооценку.

Заняться было нечем, и я наблюдала через стекло, как водители ходили вокруг «мерседеса», что-то проверяя. Только сейчас заметила, что первый водитель — высокий, крепко сбитый Алексей, был одет в короткие красные шорты. Сланцы на его ногах ещё больше удивили меня: «Странно, водитель туристического автобуса не соблюдает дресс-код. Выставил на всеобщее обозрение волосатые ноги. Так можно только на пляж одеться». По сравнению со вторым, низкорослым водителем, высокий водитель выглядел богатырём — этаким Гераклом в футболке и шортах.

Через открытые двери в салон проникал ветерок, шаловливый, освежающий, какой бывает только июльским утром.

— А что вы не завтракаете? — приблизившись к моему креслу, тихо спросила приятельница, как будто не хотела, чтобы кто-то ещё услышал её, кроме меня.

— Я не стала ничего с собой брать, только бутылку воды. Жарко, — так же тихо ответила я.

Марина Викторовна наклонилась ко мне и прошептала:

— Я с вами поделюсь кофе и бутербродами.

Слово «кофе» меня насторожило. Этот бодрящий напиток я запретила себе употреблять жарким летом из-за повышенного артериального давления. Но хотелось есть.

— А как же вы сами?..

— Не беспокойтесь обо мне… — прервала меня Марина Викторовна. Достала из дорожной сумки большой термос, зашуршала фольгой, разворачивая бутерброды. — У меня всё равно сейчас нет времени на перекус. У вас есть с собой сто рублей? Если что, могу одолжить.

— Спасибо, не нужно.

Я достала деньги. Приятельница протянула мне кружку ароматного кофе и подала два толстых ломтика белого хлеба с колбасой. Мне было неловко, в отличие от моего желудка, который довольно заурчал.

В салон автобуса молча поднялась раскрасневшаяся завуч. За ней прошмыгнула групповод и села на прежнее место — в кресло второго водителя, спиной ко всем экскурсантам. В недовольном взгляде завуча, метнувшемся в сторону Виолетты, я заметила немой укор. Нехорошее предчувствие шевельнулось в душе.

— Что, собираться? — встретила коллегу Денкина.

— Нет, — шумно вздохнула завуч. — Надо поговорить, Марина.

— Что-то не так?

— Не то слово. Я еле сдерживаюсь, чтобы не накричать… — положив руку на лоб, отчаянно покачала головой Вера Николаевна. И громко произнесла, чтобы все услышали: — Здесь никто нас не ждёт.

— Как «никто не ждёт»? В каком смысле? — Марина Викторовна подняла удивлённые глаза на начальницу.

— В прямом. Эта женщина, — завуч, тяжело дыша, указала на Виолетту, — перепутала день нашей экскурсии. Бронь в гостинице аннулирована, потому что мы опоздали на двое суток. Видишь, сел человек и сидит со спокойной душой. И в гостинице отстранилась, как будто мы порознь пришли.

— Прикольно, — посмотрела Денкина в спину мановскому групповоду. — Как нарочно, в красном приехала. Чтобы нас подразнить?

— Марина, чем-нибудь… — Вера Николаевна хватала воздух, как рыба.

Марина Викторовна схватила измятую газету и широкими взмахами стала обвевать начальницу.

— Не могу. Просто сгораю изнутри, — подставляла завуч лицо прохладному воздуху.

— Вера Николавна, у меня веер есть, — вызвалась помочь библиотекарь Ермакова.

— Давайте всё, что есть, — простонала завуч.

Ермакова с Денкиной с двух сторон охлаждали Веру Николаевну взмахами газеты и пластикового веера.

Шатенка и брюнетка хихикали и переглядывались, будто сидели в актовом зале на школьном смотре художественной самодеятельности.

Уже через минуту Пряжкина сказала с решительным видом:

— Родители, вы слышали? Места в гостинице не заказаны. Подключайтесь к решению проблемы.

— А если другую гостиницу поискать? — предложила Вероника Игоревна Ермакова после того, как родители промолчали.

— В хостеле самые дешёвые номера. В отелях — дороже. Нам может не хватить денег на музеи, — не приняла предложение завуч.

— Пусть дороже. Меньше номеров закажем. Ребята вдвоём на кровати могут спать, — предложила Гнедова, посмотрев на учеников. — И мы тоже. Чай, не барчуки. Всего-то одна ночь.

— Нет, нет, — загалдели девятиклассники, вскакивая с мест.

Десятый класс молчал, только поднятые вверх брови и недоумённый взгляд выдавали несогласие ребят. Это меня поразило: «Молчат, как будто невольники».

— Что за сон вдвоём на односпальной кровати? Я ни с кем вместе спать не буду, — возмутилась Вероника Игоревна. Муж, взглянув на жену, криво усмехнулся.

— Вас на отдельной кровати положим, как важную персону, — не сдержала себя «англичанка».

— Ольга Ивановна, думайте, что предлагаете. Эту ночь как зря провели, и следующая будет не лучше, — не обращая внимания на издёвку, невозмутимо ответила библиотекарь.

— Не ссорьтесь, коллеги. Вдвоём на односпальной кровати никто спать не будет, — быстро проговорила Денкина и тут же обратилась к завучу: — Вера Николаевна, а если нам попробовать ещё раз подойти к администратору гостиницы?

— Зачем? — не поняла Пряжкина задумку руководительницы группы, оценивающе посмотрела на Денкину, смутив её немигающим взглядом. — Нам уже ответили, что номера не заказаны.

— Можно спросить, сколько номеров освобождается утром и днём, — переминаясь с ноги на ногу, предложила Марина Викторовна. — Если хотя бы один номер утром освободится, можно сложить туда все вещи и поехать по музеям. А днём расселить группу в другие освободившиеся номера.

Взгляд Пряжкиной потеплел.

— Нам, кстати, администратор сказала, что номера с восьми часов начнут освобождаться. Я сразу и не сообразила, — обрадовалась завуч. — Надо втроём идти. Кто из родителей с нами? — повернулась ко взрослым на левом ряду.

Молодая рыжеволосая женщина, с робкой улыбкой на веснушчатом лице, подняла руку вверх, как ученица на уроке:

— Можно я пойду?

— Можно. Так, три делегатки есть, — повеселела Вера Николаевна. С довольным видом предложила Денкиной: — Тогда посидим до восьми часов, кофею попьём.

В это время сизая изящная голубка плавно приземлилась рядом с автобусом и, кивая маленькой головкой, засеменила по асфальту. Вслед за ней прилетел голубь, с тёмно-сизым оперением, крупнее своей крылатой подруги. Самец, прижимая хвост к земле, подметал перьями землю. Высоко поднимая голову и выгибая шею, раздувал зоб. Следуя за самкой, громко ворковал. Догоняя её, кружил вокруг возлюбленной.

Священное действо любви неземной благодатью освятило всё вокруг. Тепло стало на душе. Ученики с добрыми улыбками наблюдали за птицами.

— Пошли отсюда. Чего прилетели, попрошайки? — сердито прогнала птиц грузная женщина, громко постучав пальцем по стеклу. — Сами кое-чем перебиваемся. — От уголков рта к подбородку женщины пролегли глубокие складки.

Голубиная пара громко захлопала крыльями, поднимаясь в открытое для всех прозрачно-голубое небо.

— Зачем ты их спугнула? — удивлённо спросила шатенка. — Нашли бы кусок хлеба для двух птиц.

— Надоели. Всё воркуют никчёмные птицы. Проку от них никакого, — сдвинула брови пышнотелая женщина.

— Так и о нас могут сказать, — произнесла шатенка, с укором глядя на подругу.

«Боже мой, люди озлобились от нищеты. Можно ли их осуждать за это? Негатив копится годами. Нищая жизнь, безразличие верхов к народу, мракобесие с голубых экранов заставляют малоимущих людей ненавидеть всех и всё, потому что уже никто из них не надеется, что дальше жизнь станет лучше. Но всё-таки нужно сохранять человеческое лицо в любой ситуации. Хорошо, что народ ещё хочет духовной пищи. Иначе…»

Мы, гости волжской земли, с нетерпением ожидали своей участи. Если план с гостиницей не удался, то наш долгий путь был бессмысленной тратой времени и сил.

— Идут, — произнёс кто-то из школьников.

Все устремили взгляды на дверной проём, в который должно было войти известие о дальнейшей судьбе нашей экскурсионной группы.

— С хорошей новостью или нет? — раздался взволнованный голос Гнедовой, как только «делегатки» поднялись по ступенькам в автобус.

— Есть новость хорошая и не очень, — громко объявила завуч. — Мы договорились о размещении в гостинице.

Девятиклассницы весело запрыгали в салоне, тягуче забасили парни. Взрослые поскупились на чувства.

— Не спешите радоваться, — с серьёзным видом остановила учеников Вера Николаевна. — Ничего неизвестно. Может, придётся ещё одну ночь в автобусе провести. Но один номер, на наше счастье, всё же освободился. Сейчас сгружаем туда вещи и едем на экскурсию по городу.

Группа с надеждой на удачу двинулась в гостиницу.

— Впечатление не очень. Лифта нет, — пыхтела пышнотелая брюнетка, с сумками в руках поднимаясь по ступенькам на четвёртый этаж.

— Сами выбрали такое жильё, — остановила недовольство брюнетки её худенькая подруга.

— Чего вы хотели от хостела? Дёшево и сердито. Нам только переночевать, — величаво оглянувшись назад, произнесла завуч.

Наконец мелькание ступенек и чужих ног перед глазами закончились. Мы поднялись на нужный этаж. На посту — молодая администратор. Официально-приветливая, она немногословно и безучастно отвечала на вопросы Веры Николаевны.

Вся группа сгрудилась вокруг поста, на маленьком пятачке, который с большой натяжкой можно было назвать мини-холлом. От поста до балкона, по узкому длинному коридору, тянулась красная ковровая дорожка. Почему-то никто не наступал на красную дорожку, как будто она всем представлялась запретной территорией.

Разговор с администратором затянулся. Особо подвижные парни и девочки из 9 «Б» шныряли в толпе, громко разговаривали, смеялись, создавая шум и сутолоку.

— Перестаньте шуметь, — прикрикнула на них завуч, — я не слышу собственного голоса. — Ребячьи голоса стихли на несколько секунд. Пряжкина расцвела белоснежной улыбкой: — Сейчас будем заселяться. Пока все в один номер.

И взрослые, и ребята теперь смотрели на красную дорожку как на заветный путь к цели. После бесприютной ночи в автобусе и мне хотелось снова почувствовать себя человеком: заселиться в жилище, пусть даже казённое.

Завуч повернулась к группе, кивнула кому-то:

— Иди ко мне.

Из толпы вышел кудрявый десятиклассник — отличник Антон. Завуч, смеясь, передала ему ключ:

— Будешь проводником. Пойдёшь в сорок восьмой номер.

Не ожидая Антона, 9 «Б» сорвался с места и поспешил вперёд по коридору, посматривая на дверные номерки. Десятиклассники послушно шли за «проводником», которому был доверен ключ.

Марина Викторовна просила меня подождать, пока ребята и родители не «разгрузятся». Мы с Денкиными вошли в гостиничный номер, когда он опустел и в нём снова замерла тишина. Наспех брошенные сумки лежали возле двери. В комнате стояли три односпальные кровати, аккуратно заправленные недорогими, но чистыми цветными покрывалами. Возле каждой кровати — тумбочка.

— Этот трёхместный номер будет наш, — легко выдохнула приятельница. — Хоть что-то сдвинулось с места.

— Шкаф есть, — подсказал Миша, — а ты не стала одежду брать.

— Зеркало висит. Посмотрите, стол есть, — по-детски удивилась Марина Викторовна. — Можно погладить одежду.

— Ночник, — указала я на стену.

— Ой, даже три полотенца в придачу! — воскликнула приятельница. Указала рукой на окно: — И тюлевая занавесочка неплохая. Так всё чистенько, — огляделась она. — Обои как будто только месяц назад поклеены.

— Коридор чисто убран. Ковровая дорожка непыльная, — поделилась я своими наблюдениями. — Следят за порядком.

— Мы выбрали этаж для некурящих. Совсем хорошо будет. Шикарно для хостела! — закончила восторгаться Денкина.

— А удобства? — спросила я.

— Всё на этаже: и душ, и туалет.

Через минуту расстроенным голосом Марина Викторовна добавила:

— Проживание получится дороже, чем мы думали. Так и сяк прикидывали с администратором. Только пять трёхместных номеров освобождаются, не считая нашего. Остальные номера двухместные и даже два одноместных.

— Одноместные — дорогие.

— Надо думать: с холодильником, умывальником, туалетом и душем, — печально посмотрела на меня приятельница.

— Эти два люкса столько денег съедят… — расстроилась уже я.

— А что делать? Никого на улице не оставишь. Придётся какие-то музеи из списка вычеркнуть, — Денкина положила руку на лоб и присела на край жёсткого венского стула, со спинкой из гнутого дерева. — Неудачно складывается экскурсия. Даже руки опускаются.

— Зато продукты у ваших родителей не пропадут. Не превратятся в гм… гм… — пошутила я.

Приятельница вдруг странно рассмеялась: тело её затряслось, как от дрожи. Нервное!

— В буквальном смысле «смех сквозь слёзы», — вытирая выступившие слезинки, произнесла она.

— Не переживайте, Марина Викторовна. Всё невозможно предугадать, — успокоила я приятельницу. — Ни у кого поездки не проходят гладко. И вообще, исключительно во всех минусах надо находить плюсы.

Тонкой струйкой выплеснулись во внутренний двор хостела весёлые ребята и приглашённые на экскурсию взрослые. Пряжкина и Денкина вместе с девятью родителями задержались в гостинице, чтобы договориться о размещении группы вечером. Вместе с ними остались и две десятиклассницы.

Пока все складывали вещи в номере, доставая из сумок то, что пригодится в городе, водители поставили автобус во дворе и тоже зашли в здание. У нас было минут двадцать, чтобы оглядеться.

Сердце сладко замирало, оттого что июльская душная ночь в автобусе закончилась. Солнце нежилось в небе, словно в огромной прозрачной колыбели. Сверху смотрело оно сонными, полуоткрытыми глазами, пока не обжигая, а даря приятное тепло пламенного тела. Нас окружало буйство естественных красок, как будто ярославская красота была создана художником с богатой фантазией и широкой душой. Скрываясь в пышных кронах редко посаженных лип, птицы робко подавали голос, приветствуя начало дня.

— Смотрите, это же парк, — сказала бойкая «англичанка», — давайте пройдёмся. Только не рассыпайтесь в разные стороны, — напомнила она ученикам, — держитесь рядом с нами.

Девочки из 9 «Б» тут же разделились на две группки.

— Мы к карусели пойдем сфоткаться, — заявили пять стройных девятиклассниц.

— А нам куда? — оглядываясь, задумались вначале высокие тонконогие Полина и Даша. — С морячком посидим, — через минуту определились они с выбором.

— Куда вы собрались? — заволновалась учительница английского языка. Посмотрела по сторонам: — И где вы тут морячка увидели?

Две подружки залились тонким смехом:

— Ольга Ивановна, это качели называются «Морячок». Смотрите, над дощечкой с названием стоит морячок. Вон там, — перебивали они друг друга, протягивая руки в правую сторону. — Видите?

В пятидесяти метрах от нас стояли широкие качели. На верхних перекладинах был закреплён гипсовый мальчик, в бескозырке, матроске и брюках клёш. Посмотрев на обескураженную «англичанку», взрослые тоже засмеялись.

— Ну, пожалуйста, отпустите, — загалдели Полина с Дашей, обступив добрую учительницу.

— Ладно, идите. На одном месте и пяти минут постоять не можете. Все мальчики спокойно стоят, а вы… — напустив строгость, укоризненно произнесла Гнедова.

Она обернулась: девятеро проворных парней из 9 «Б», как воробьи на проводе, расселись на спинках ближайших скамеек, опустив ноги на сиденье.

— Можно мы только до беседки дойдём и обратно? — заулыбались стоявшие полукругом семеро десятиклассников, гипнотизируя Гнедову просящими глазами.

Даша с Полиной захохотали:

— Спокойные, да? Притворяться умеют.

— А вам чего не стоится на месте? — поразилась Ольга Ивановна умоляющему взгляду десятиклассников. — Мне завуч за вас секир-башка сделает.

— Мы быстро. Пять сек туда и обратно, — сдержанно заверили парни. — Только не говорите Вере Николаевне.

— Вы курить идёте? — криво усмехнувшись, спросил Геннадий Ермаков, держа руки в карманах широких длинных шортов. Расставив ноги, обутые в сандалии советского фасона, он смешно смотрелся рядом с некоторыми десятиклассниками, одетыми по моде.

Парни переглянулись.

— Отпустите. Они курят уже несколько лет. Нет толку их сдерживать, — посоветовала библиотекарь. — Вера Николаевна с ними два года бьётся. А воз и ныне там. К чему тогда притворяться паиньками? — строго обратилась она к парням, и её продолговатое лицо ещё больше вытянулось. — Нравится, когда вас в пример другим ставят? Не думали, что это лицемерие?

— Андрей, и ты куришь? — спросила Ольга Ивановна кудрявого отличника в белой футболке с надписью «DP SHMOT».

— Он — нет. Просто с нами за компанию, — вступился за Андрея его худощавый одноклассник.

— За компанию? Ну-ну, — закивала библиотекарь. — Нам тоже нужно лицемерить? Сделать вид, что поверили вам?

— Извините, — громко сказал Андрей, опустил голову, будто извинялся за всех ребят.

— И не слушай эту группу, — посоветовала Гнедова. — Там сплошной мат. Искусства — ноль.

— Какую группу? — Андрей скорчил гримасу удивления.

— Ту, которая у тебя на футболке написана. Думаешь, я не в курсе музыкальных групп? Ладно, идите, а то не успеете, — вздохнула «англичанка». — Вера Николаевна всё равно по запаху поймёт, что вы курили.

— Не, — лукаво прищурил глаз коренастый парень. — У нас жвачка с собой.

— Подумайте, стоит ли притворяться. Лучше уж признаться, — предложила Ольга Ивановна. — А ещё лучше бросить курить. По-настоящему бросить.

Парни, отмеряя площадку широкими шагами, быстро пошли к беседке.

Я молчала, потому что не преподавала в 10 «А». К «своим» учителям старшие подростки прислушиваются больше. И с библиотекарем они часто встречаются.

Рядом с качелями источал лёгкий аромат можжевельник. Несмотря на устоявшуюся жаркую погоду, повсюду росла сочная трава, и воздух пропитался запахом разнообразной зелени. Это был первый подарок волжской природы после нашей изнурительной ночи в автобусе.

Я почувствовала прилив счастья и восторга, встретившись с землёй предков. Эта земля обняла меня, наполнив лёгкие необъяснимым духом свободолюбия. Учёные говорят, что воздух везде одинаков: смесь газов, в основном кислорода и азота. Однако представляется иногда, что в каждой местности есть некая примесь в воздухе, что формирует в людях определённые черты характера. Теперь я понимала, почему отец в молодости постоянно рвался сюда. По его рассказам, в начале шестидесятых годов прошлого века, когда он оставил родину, волжане были крепкими хозяевами. Отец долго не мог прижиться в другом краю: в провинциальном городке средней полосы России. Там несчастные люди, переселенцы из деревень, день за днём несли за плечами торбу нищеты. Жили в жалких домишках, принимались даже за непосильную работу, обречённо передавали детям рабское отношение к жизни. Даже природа была другой в чужом краю: безответные берёзы, сгибающиеся под напором ветра, и пугливые осины. «Терпи и молчи» — такой общинный закон сформировал суровых и вороватых людей. Существовать среди них человеку, выросшему на волжском приволье, земляку разинских и пугачёвских бунтарей, было тяжело. Будто он находился в колодках: дышал, но чувствовал себя пленником…

«Англичанка» о чём-то рассказывала Ермаковым. Те что-то спрашивали. Я стояла рядом, молчала и думала о своём.

Наконец, наш автобус выехал на экскурсию. В салоне слышались только громкие голоса девятиклассниц, тихие голоса взрослых и остальных ребят заглушал ревущий мотор.

Мне нужно было всё видеть, чтобы ничего не забыть, поэтому я старалась запечатлеть на камеру облик города. Суббота, видимо, у многих ярославских чиновников — рабочий день, потому что возле офисных зданий стояли дорогие автомашины. Степенных людей, идущих по чистым тротуарам, было немного. Наверно, они вышли на утреннюю прогулку.

Автобус набрал скорость. Всё смешалось перед глазами: великолепие церковных куполов и обыденность современных фасадов. Я снова выключила видеокамеру.

Зрительная память воспроизвела деревянный город, который я видела в фильме «Ярослав. Тысячу лет назад»: боярский терем с высоким крыльцом, небольшие дома горожан и невзрачные хозяйственные постройки, самих горожан в суконных одеждах на узких улицах с деревянным настилом, а вокруг города — крепостную стену со сторожевыми башнями.

— Экскурсию вы будете вести? — Денкина стояла возле Виолетты, загородив её собой. Мотор ревел, поэтому ответа групповода я не услышала, только восклицание Марины Викторовны: — У нас будет экскурсовод?! Это правильно. Ярославцы свой город лучше знают.

Виолетта приподнялась и взяла путевой лист у водителя. Что-то сказала Марине Викторовне. Я услышала только слова Денкиной:

— Хорошо, только самые интересные. Да, иначе на прогулку не хватит времени.

Неожиданно на экране телевизора, прикреплённого под самым потолком, задвигались мультяшные герои, и резкая музыка «Тома и Джерри» оглушила.

— Уменьшите, пожалуйста, звук, — крикнула Марина Викторовна водителю. — Громкость ни к чему в этом мультике.

Виолетта тут же отстранённо стала смотреть в лобовое стекло, словно и не было несколько секунд назад разговора с руководительницей группы. Денкина повернулась к салону и прокричала:

— У нас будет экскурсовод. Он покажет нам город и расскажет что-нибудь интересное.

Никто не откликнулся. Видимо, все увлеклись мультфильмом.

— Не идёт человек на контакт, — посетовала Марина Викторовна, стоя уже передо мной и школьным библиотекарем. — Я таких групповодов ещё не встречала. Что это за контора, где таких чудиков держат?

Мы с библиотекарем вначале прыснули со смеху.

— Вы так думаете? — Вероника Игоревна, подставив ладонь к губам, с серьёзным видом обратилась к нам: — Может, это мы «чудики»?

Марина Викторовна опасливо посмотрела на групповода, а затем нагнулась к нам и зашептала:

— Вы хотите сказать — аферистка?

— Никогда не поймёшь, что у кого на уме. — Ермакова улыбкой скрасила страшную догадку.

Слова Вероники Игоревны были ложкой дёгтя, неожиданно испортившей бочку мёда.

— Не пугайте меня, — занервничала Марина Викторовна, обернулась и со злобой взглянула на ядовито-красную блузку Виолетты, как бык на красную тряпку.

— Не берите в голову, — спохватилась моя соседка. — Просто она безразличный человек. Наверно, ещё никто не жаловался на неё начальству.

«Поздно ты спохватилась, Марина, — подумала я, сверля глазами тощую спину невозмутимого групповода. — Бросят эти трое нашу группу здесь и уедут. Главное, деньги собрали».

Автобус развернулся на большой площади у памятника Ярославу Мудрому, немного проехал по улице и остановился возле двухэтажного розового здания. Виолетта выскочила из салона и побежала за угол дома.

Минут пять все сидели молча.

— Куда мы приехали? — спросила Ольга Ивановна Гнедова не то соседей, не то себя.

— Куда-то приехали, — тихо отозвался Миша Денкин.

— Виолетта пошла за экскурсоводом, — кратко ответила Марина Викторовна «англичанке».

— А после экскурсии куда?

Денкина промолчала, глядя на дом, за угол которого зашла мановский групповод.

— Похоже, с нами так и будут играть в молчанку, — громко сказала Гнедова и обвела всех негодующим взглядом. Посмотрела на Денкину: — Вы почему молчите? — Затем обернулась, поглядев на Пряжкину: — Вас тоже всё устраивает?

— Да что же это такое? — решительно встала Денкина и, подойдя к водителю, на правах руководительницы группы обратилась к нему: — Алексей, вы долго будете с нами в кошки-мышки играть?

— Не волнуйтесь, всё идёт по плану, — послышался приятный баритон водителя. — Вот путевой лист, — достал он зеленоватый лист писчей бумаги и развернул его. — Здесь всё написано. Вам уже показали. 10:00 — 10:30 — экскурсия по городу. Даже опережаем время.

— А можно посмотреть, что дальше указано в путевом листе? — потянулась Марина Викторовна к бумаге.

Водитель отдёрнул руку, свернул бумагу в рулон и положил у лобового стекла:

— Я не обязан никому давать путевой лист. У вас должен быть свой.

— У меня его нет, — озадачилась руководительница группы.

— По этому вопросу к родителям обращайтесь.

— Они мне сказали, что путевой лист у вас.

— Послушайте, у меня другой лист, — вспылил водитель.

— Вы можете обсуждать с нами время поездок по музеям? — спросила Алексея подошедшая завуч. — Разве это трудно? По-моему, мы ничего лишнего не просим.

В это время по ступенькам в автобус поднимались двое: Виолетта и незнакомая женщина.

Утренний ветерок проникал в салон через открытые окна, игриво теребил малиновые шторы на запылённых окнах, ласково приглаживал волосы.

— Какую экскурсию вы хотите? — войдя в салон вслед за Виолеттой, деловито спросила экскурсовод молчавшего водителя.

Водитель не замедлил с ответом:

— Нам на полчаса.

— Какую? Групповод сказала мне, что вы знаете. Обзорную автобусную или пешеходную? — уточнила ярославна.

— Автобусную.

— Классическую?

— Разумеется.

— За полчаса хорошую экскурсию не проведёшь.

Водитель изучающе посмотрел на рыхлую, немного сутулую женщину, невысокого роста, одетую в недорогое тёмно-синее платье с коротким рукавом. Даже твёрдый голос не мог скрыть добросердечности немолодой сотрудницы турбюро. Она повернулась к нам и, скромно улыбнувшись, кивнула всем в знак приветствия. На загорелом морщинистом лице, окаймлённом короткой стрижкой светлых волос, голубели глаза, словно летнее безоблачное небо. От приветливой улыбки повеселело на душе, будто вместе с экскурсоводом в автобус вошло хорошее настроение. Ермаковы доверчиво улыбнулись женщине, как давно знакомому доброму человеку.

— Остановимся на получасовой, — еле слышно добавила Виолетта, осторожно присев на краешек кресла, будто ожидала удара.

Марина Викторовна, вытянув шею, вполголоса обратилась ко мне и библиотекарю:

— Что же получается? Эти, — хмуро кивнула в сторону водителя и групповода, — только сейчас договариваются об экскурсии?

— Выходит, что так, — закивала Вероника Игоревна.

— Я чувствую себя полной идиоткой. Всё делается у меня за спиной, — с горькой ухмылкой сказала Денкина. — И, главное, мы с Верой Николаевной уже никак не можем на это повлиять.

— У людей никакой совести нет, — возмутилась «англичанка» во весь голос, услышав недовольство коллеги. — Подозреваю, что и с музеями будет чехарда.

Женщина, приглашённая сопровождать наше путешествие по городу, обернулась на голоса. Присмотрелась к учителям, которые явно возмущались не её появлением. Настороженно взглянула на притихшую Виолетту, потом на спокойного водителя, видимо, засомневавшись в их порядочности, и попросила микрофон.

— Я не помню, где он, — водитель приподнял руки, лежавшие на руле, как на игрушечной русской рулетке. — А без микрофона нельзя? Погромче говорите, кому надо — услышат, — безапелляционно заявил Алексей.

— У вас экскурсия или что? — повысила голос женщина.

— Сейчас поищу, — начал копаться в бардачке водитель. — Вы знаете, как микрофон подключать?

Экскурсовод с откровенной неприязнью отвернулась от Алексея и спустилась на две ступеньки ниже, наверно, собираясь уйти. Тёплый ветер бросился ей на грудь, словно другу, начал радостно трепать платье, поднимать вверх мягкие пряди волос.

— Ладно, — нахмурился он. Высунулся из кабинки, поискал глазами второго водителя и махнул ему рукой: — Иди сюда.

— Турподрядчики. Прожжённые, — выпалила «англичанка», не отрывая взгляд от двух водителей. — Только глянешь на наглую физиономию здоровяка, и сразу понятно: прошёл крым и рым.

— Виолетта, кажется, попроще, — почти шёпотом произнесла библиотекарь.

— Ну и что? В одной связке с наглецами, — не унималась «англичанка».

— А этот, здоровый, по-моему, заводила у них, — так же тихо прибавила библиотекарь.

Моё поколение было воспитано на русских народных сказках, поэтому до сих пор верит в могучую силу благородства. Кажется нам, что придут герои, вроде Ивана-царевича или Василисы Премудрой, и добродетель победит. Но сказка спряталась от завистливых и наглых глаз. Она ведь не уживается с неверием в бескорыстное добро — слабеет, истощается. Видимо, нашла себе укромное место в полуразрушенных церквушках дальних приходов, где старенькие батюшки своей богобоязненной жизнью проповедуют духовным чадам любовь к ближнему, истинную веру, незапятнанную греховными веяниями нового времени, наставляют жить, имея бескорыстную надежду на Божью милость.

Почти не осталось живительной силы веры, которая бы боролась с грехом, — вот и распоясались в России бессердечность, хамство и накопительство. Век капитализма презирает бессребреников, смеётся над романтиками, безжалостно низвергая тех и других с небес на землю. Как же изменило русского человека алчное время!

— Может, экскурсовод сумеет растормошить этих троих? — с надеждой проговорила я.

— Вряд ли, — махнула рукой Денкина. — Никто не растормошит непробиваемых людей, тем более за полчаса.

Наш автобус двинулся по широким чистым улицам Ярославля.

На земле предков душа моя доверчиво распахнулась навстречу долгожданной мечте. Моя душа ждала чуда. Совсем не хотелось сидеть и глядеть на сокровенную землю через стекло автобуса. Хотелось идти по этой земле, идти долго-долго, чтобы дышать её воздухом, почувствовать её энергетику, вобрать в себя её силу. Но приходилось сдерживать себя и сидеть в душном автобусе вместе со всеми.

Сотрудница турагентства, представившись Натальей Михайловной, размеренно начала рассказывать о городе.

— О Ярославле говорят: город белокаменный, … красив… с садами, старинными… церквами, … и воротами; город …. Наш город нельзя… одним слов… потому что он разный: духовный, купеческий, театральный, …ческий, опалённый войной. Надеюсь, что во время …скурсии вы увидите… Ярославля, почувствуете атмосф… веков, поймёте, почему он был внесён в… Всемир… наследия ЮНЕСКО.

Слушать мешал неисправный микрофон, в шумах которого терялся глуховатый женский голос. Почти сразу экскурсоводу пришлось чередовать свой рассказ с указаниями водителю, куда ехать, где свернуть. Водитель переспрашивал Наталью Михайловну, уточнял маршрут и всё равно путался в поворотах, возвращаясь затем на нужную улицу. Делая замечания, экскурсовод выключала микрофон, и её речь была хорошо слышна только тем, кто сидел на первых местах.

Бойкие девятиклассники стали разговаривать друг с другом, снова слышался громкий девичий смех. В глазах взрослых тоже быстро угас метнувшийся вначале огонёк заинтересованности, и все, понурые, равнодушно смотрели через стекло на красоты города.

— Я мало что услышала. А вы? — растерянно спросила я своих соседей. Мне не хотелось выглядеть в чужих глазах бестолковой, и в то же время надоело напрягаться, додумывая искажённые слова экскурсовода.

— Аналогично, — нахмурился Геннадий.

— О городе ничего не услышала, а вот голова заболела, — посетовала Ольга Ивановна.

— Не микрофон, а эксклюзив, — Ермаков скривился в усмешке.

— Да просто положили в бардачок для комплекта, чтобы очки втереть проверяющим, — жена Геннадия обвела взглядом нас, рядом сидящих, как бы ища поддержки.

— Мои девочки снова шуметь начали. И кто в этом виноват, скажите мне? Неинтересно детям. Деньги на ветер, — не смолчала Марина Викторовна.

— Да, в душу ничего не запало, — разочарованно поддержала я возмущение приятельницы.

Неожиданно, словно гость из будущего, показался большой купол с зеркальными многогранниками, в которых притихло сине-голубое небо.

— Вы быстро едете, — упрекнула Наталья Михайловна водителя, — я не успеваю рассказывать о достопримечательностях.

— Время поджимает, — Алексей метнул плутоватый взгляд на экскурсовода.

— Куда вы спешите? Ещё утро. Остановитесь на минуту, — приказала Наталья Михайловна.

— Я не знаю, где тут можно остановиться, — огрызнулся водитель, сделав небрежный жест правой рукой и бросив неприветливый взгляд на ярославского экскурсовода. — Что тут смотреть? — В его голосе прорезались визгливые нотки.

— Остановитесь, — настойчиво повторила ярославна.

Алексей притормозил, когда рукотворная красота современных архитекторов осталась позади.

— Мы пр… пла… ий. — Микрофон, исказив женский голос, снова «проглотил» слоги. Когда мотор автобуса затих, то, казалось, неприятные, тягучие звуки микрофона взяли самую высокую ноту. Экскурсовод наморщила лоб, как от головной боли, и отключила испорченный прибор. Не зная, куда положить ненужный предмет, сжала его в ладони. — Повернитесь назад, — громко сказала она группе. Сделала паузу, ожидая, пока все мы, удивлённые, оглянёмся. — Обратите внимание на компактное здание с большим куполом. Это планетарий, который назван в честь первой женщины-космонавта Валентины Терешковой. Женщину, с позывным «Чайка», теперь знает весь мир. Любимица ярославцев родилась в селе Масленниково Тутаевского района. Комплекс, который вы видите, открыт в 2010 году к тысячелетнему юбилею Ярославля. Включает в себя обсерваторию, музей истории космонавтики, звёздный зал и интерактивный класс.

Ученики, искренне восторгаясь, зашумели:

— Вот это планетарий!

— Круто!

— А что в обсерватории? — раздался с правого ряда звонкий голос Даши. — Это такая же обсерватория, как в США?

— Не знаю, какая обсерватория в США, — молодо, задорно засмеялась Наталья Михайловна, — но в нашей можно увидеть звёзды, туманности и все планеты Солнечной системы.

— Даже звёзды? Настоящие?! — вырвалось восхищение из девичьего сердца.

— Да, — в голубых женских глазах засверкали искорки праздничного настроения.

— Кто вам настоящие покажет? Это интерактивное шоу, — услышали мы насмешливый басок с последних мест левого ряда.

— Нет, ребята, звёзды самые настоящие, — увлеклась экскурсовод. — В башне обсерватории установлен телескоп, с помощью которого можно наблюдать за небом днём, вечером и ночью. Телескоп увеличивает небесные объекты в шестьсот крат, поэтому можно увидеть все планеты Солнечной системы и даже пятна на Солнце.

Несколько ребят с правого ряда сорвались с мест и ринулись к заднему стеклу:

— Вот это да!

— Я хочу в обсерваторию.

— И я тоже.

— Поехали, — занервничал водитель, — а то они будут отвлекать. Им бы только походить по салону. Куда дальше?

— Я не могу так вести экскурсию, — смело заявила Наталья Михайловна хозяевам «мерседеса».

— Я же сразу вам предложил говорить без микрофона, — прорычал Алексей, метнув гневный взгляд на решительную волжанку.

— Вы хотите, чтобы я голосовые связки повредила? Этот вариант мне не подходит. Вам, уважаемые, готовиться нужно основательно к поездке. Почему микрофон не исправен? Подпись свою не поставлю в путевом листе.

— Я оплатила экскурсию, — впервые прозвучал дерзкий голос Виолетты.

— Ну и что? Люди, — волжанка ткнула пальцем в нашу сторону, — отдали вам деньги за экскурсию по городу, а вы…

— Молодец, тётенька, — приподнялась Марина Викторовна, робко выразив солидарность с экскурсоводом, и тут же села.

— Бунт на корабле, — залпом выпалил Геннадий. С наигранной серьёзностью произнёс: — Развели, понимашь, на корабле демократию. В каземат смутьянов, в каземат!

Виолетта нервно повела плечом. Алексей сидел, крепко держа в руках руль, сохраняя внешнее спокойствие.

— Хоть экскурсовод немного собьёт гонор с этих нахалов, — сказала я, отомстив им за исчезающее романтичное настроение.

— Тётенька не из робкого десятка, — донёсся тихий голос Марины Викторовны из-за моего кресла. — Может, правда, растормошит их?

Я пожала плечами вместо ответа.

Водитель решил изменить тактику. Воловьими грустными глазами посмотрел на волжанку с непокорным нравом и вежливо спросил:

— Что будем делать?

— Не знаю, — довольно засмеялась независимая женщина. — Это вам нужна подпись в путевом листе, а я свои деньги уже получила.

Алексей присмирел, положил локти на руль и растерянно уставился в лобовое стекло. Виолетта не шевелилась, будто срослась с креслом. Второй водитель тихо сидел на задних местах, как будто боялся наших осуждающих взглядов. Все молчали, даже шумные девятиклассники.

А за стеклом возбуждённо гудел волжский город, наверно, возмущаясь нашим молчанием.

«Вот это настоящий русский характер, с волжским напором, принципиальностью, — изумилась я, глядя на нашего проводника по городу. — Остановит, если нужно, и хама, и циника».

Ветерок внезапно упорхнул. В автобусе стало очень душно.

— У нас осталось десять минут. Пять минут ещё набавлю. Я своё время честно отработаю, — чётко проговорила Наталья Михайловна. — И вам советую ответственно относиться к работе и уважать людей. Никогда не пожалеете об этом. Поехали.

Нам ещё удалось увидеть первый театр в России, основанный в 1751 году купеческим сыном, талантливым актёром Фёдором Волковым, и бывшее здание мужской гимназии, в которой учился будущий поэт Николай Некрасов. Времени потратили больше, чем пятнадцать минут.

— Хорошо было бы показать церковь пророка Ильи, — неожиданно предложила экскурсовод. — Это первая церковь, которая была заложена на месте основания города. Вы должны были её проезжать.

«Это та церковь, что поразила меня во время въезда в город», — сообразила я.

— Нечего там смотреть, — снова занервничал водитель. — Её уже видели. Обычная церковь, как везде.

— Нелишним было бы спросить ваших туристов, — нерешительно проговорила ярославна, зная, что время экскурсии давно вышло.

— Давайте доедем, посмотрим, — встав в полный рост, предложила всем Гнедова.

— Мы «за», — поднял обе руки Геннадий Ермаков.

— И мы. — Гнедова прочертила рукой круг, «взяв» в него себя, меня и Денкину с сыном.

Пряжкина с Денкиной не сказали ни слова. И родители малодушно промолчали.

— Всё, посмотрели церковь Ильи-пророка, — вырвался саркастический возглас Геннадия.

— Никого не будем спрашивать, — осмелев, твёрдо сказала Виолетта. Обратилась к ярославне: — Спасибо вам за отличную экскурсию. Простите, если чем-то вас обидели.

— Воля ваша, — сухо ответила Наталья Михайловна.

Алексей молча протянул экскурсоводу вместе с шариковой ручкой путевой лист, и она старательно вывела свою подпись.

Ярославна быстро покинула автобус. Вместе с ней исчез и мой романтичный настрой.

Никто не объяснил, куда мы отправились. Водитель мчал автобус, и мотор задыхался от злобы.

Я приуныла. Ни с кем не хотелось общаться. Чувствовалось, что над всеми нависла томительная неловкость.

Мысли о человеческом малодушии не давали покоя. Неужели жизнь изменила нас настолько, что мы пополнили норки щедринских «премудрых пискарей»? Нашлась неравнодушная женщина, которая хотела проучить недобросовестных людей, но мы не поддержали её.

Я помню, как летом 1980 года, до смерти «горячо любимого Ильича», наш класс совершил экскурсию в Киев. Мы выходили из автобуса возле многих зданий, и гид интересно рассказывала об их былой славе. Столько впечатлений осталось у нас, восьмиклассников! А сейчас? Во время экскурсии по Ярославлю нигде ни разу не вышли из автобуса, чтобы почувствовать историческое место, даже просто сфотографироваться на фоне здания, чтобы, пересматривая дома фотоснимки, вспоминать эти моменты снова и снова. Всё-таки человечнее было в Советском Союзе. Не деньги стояли на первом месте, а человек с его внутренним миром.

«Конечно, Ярославль замечательно оформлен для туристов, — думала я. — Но так ли хорошо живётся простым ярославцам? Из салона автобуса видна не настоящая жизнь, а выставочная».

Наш «мерседес» нёсся по трассе, вдоль которой мелькали двух-трёхэтажные здания, низенькие ларьки, тротуарная ограда, остановки, рекламные щиты… С другой стороны автотрассы выстроились в ряд деревья. Их обильная листва местами была покрыта тёмно-серой пылью, видимо, не полностью смываемой дождём, поэтому высокие, крепкие ещё деревья представлялись хоть и не чахлыми, но уже больными, самозабвенными тружениками.

Минуя дорожную развилку, автобус проскочил под мостом. С крутых склонов безропотно взирали на гостей города широколапые лиственницы с пожелтевшими иголками, будто постаревшие от тяжёлой жизни люди. Встречных машин стало меньше. Запестрели розовым, зелёным, жёлтым цветом первые этажи «брежневок», приспособленные под аптеки и различные магазины. Замелькали блёклые одежды на старых фигурах, большие хозяйственные сумки в старческих кулачках, рюкзаки на колёсиках. Старинные особняки с белыми колоннами встречались редко, но они с барской важностью поглядывали на прохожих и спешащие машины. Я усмехнулась: «Всё разнородно, как во всей России. На земле некогда свободных людей тоже не живётся вольготно. Все в тисках безвременья».

— Зря вы промолчали, — обернувшись назад, разочарованно сказала я Марине Викторовне.

Та сразу ответила, поняв, о чём я заговорила с ней:

— А что мы могли сделать? И так наговорили больше, чем надо. Не дай Бог, эти решат отомстить нам — взвоем. Видите, какие у меня дети? Выкинут крендель, и тогда достанется нам от этих по полной программе, — обречённо вздохнула Денкина. — Родители в красках опишут нашей директрисе все обиды и неудобства, и выговора мне тогда не избежать. А если жалобу накатают в прокуратуру, то меня с работы уволят.

— Да никто вас не уволит, — остановила я приятельницу. — Не нагоняйте страху на себя и других. Ваши родители сами виноваты, поэтому… — осеклась я, вспомнив, что Марина Викторовна как руководительница группы должна была всё проверить самостоятельно: с какой фирмой договор, на каких условиях, что записано в путевом листе, а не полагаться на родителей; в крайнем случае, надавила бы на них (у неё есть такое право), ведь педагог за всех отвечает в поездке.

— Вы не знаете, Татьяна Васильевна, сколько за пять лет, как я взяла этот класс, набито шишек на моей голове. Потому и трясусь, как осиновый лист. А экскурсовод вышла из автобуса, и всё: её миссия закончилась. Мне же надо детей привезти домой целыми и невредимыми. И чтобы все остались довольны поездкой. Вот такая проза учительской жизни.

Я возмутилась про себя: «Неужели теперь нам безразлична справедливость, о которой сами же говорим дома, пишем на форумах, в социальных сетях? Или мы заявляем о другой — книжной — справедливости, со школьной скамьи находясь под влиянием русских классиков? Горько осознавать, но „премудрым“ обывателям удобно провозглашать принципы равенства и братства, которыми, по мнению „премудрых“, должны руководствоваться только представители разных уровней власти. Можно, поддерживая лозунги радетелей за народ, отстаивать до хрипоты придуманную правду жизни, рвать на себе рубаху, но самим и пальцем не пошевелить, чтобы добиться справедливости. Мы молчим, потому что каждый хочет что-то скрыть. Чем человек нравственно чище, тем он смелее в отстаивании собственных прав».

После того как в начале двухтысячных годов познакомилась со взглядами Льва Гумилёва о пассионарности, я была уверена: местность накладывает отпечаток на характер человека. Разные племена и народы, населявшие когда-то Волжское Залесье, постоянно отражали нашествия воинственных кочевников в борьбе за благодатные места, и столетиями закалялся волжский характер, выковывался иммунитет к опасностям.

«Выходит, мы не в том месте и не в то время родились? Самооправдание! — тут же вынесла я приговор своим прежним взглядам. — Максим Горький утверждал, что в жизни всегда есть место подвигу. И это вряд ли зависит от местности и века. Кто-то ревностно стирает из памяти россиян всё, что связано с былой русскостью в национальном характере: милосердием, надеждой на Бога, cоборностью (единством людей), тягой к справедливости».

За стеклом показался водный массив. Автобус перестал сердиться и спокойно поехал вдоль широкой реки. Пешеходы встречались редко, среди них уже не было стариков. Молодые были открыты свежему ветру. На лицах людей постарше — задумчивость и озабоченность.

— Это Волга? — спросила я соседей-супругов.

— Нет, — опередила их Марина Викторовна. — Это Которосль.

— Образовалась от слияния рек Устье и Вёкса, — добавила громогласная Ольга Ивановна.

— В XIX веке здесь ходили пассажирские пароходы и баржи с мукой, — вслед за «англичанкой» вставила Вероника Игоревна. — Такой полноводной была Которосль.

— Да она и сейчас немелкая, — вставила Денкина.

— Вы обе неправы, — тут же заспорила молодая учительница иностранного языка. — Глубина Которосли небольшая, и по этой реке никогда не ходили ни пароходы, ни баржи. Да, лодки с мукой переправляли, но чтоб баржи… Насколько я помню то, что читала, Которосль использовали только как зимнюю стоянку для пароходов и барж.

— Может быть, и так, — согласилась с коллегой Марина Викторовна. — Я таких подробностей не знаю. Это вы у нас книгочей.

— И вообще, a picture is worth a thousand words. Картинка стоит тысячи слов, — дала Гнедова перевод сказанному. — Говоря по-русски, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

— В пригородах Ярославля вдоль реки построено много санаториев и домов отдыха, — вступил в разговор Геннадий, не обращая внимания на Ольгу Ивановну и поглядывая на меня.

— Сейчас, наверно, выйдем из автобуса и пойдём по американскому мосту, — приподнялась «англичанка», стараясь разглядеть через головы сидящих то место, к которому подъехал «мерседес». — Да, ещё чуть-чуть…

— По американскому? Его что, американцы строили? — удивилась я.

— Да нет… — начала Ольга Ивановна.

Геннадий перебил её:

— Американцев здесь никогда не было. По-моему, в середине XIX века его заменили на механический, то есть на крытый железный. Такая система мостостроения называлась тогда американской. Вот народ и прозвал мост «американским». В XX веке его перестроили.

«Может, прежде чем отправиться на экскурсию, нужно было почитать о Ярославле?» — с досадой подумала я, не сумев показать знания перед коллегами.

Возможно, некоторым людям и нравится такой способ путешествий. Сколько людей, столько и мнений. Одним проще пользоваться чужими рекомендациями, другим интересно увидеть достопримечательности под своим ракурсом. В любом случае зависеть от постороннего мнения опасно. Нельзя приучать себя жить, глядя под чужим углом зрения. Если над тобой будут тяготеть чужие представления о мире, то ты быстро окажешься в их власти. Тогда навязанные кем-то установки и ограничения уже не позволят тебе самостоятельно думать и действовать.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.