Бесплатный фрагмент - Обыденные вещи

Об авторе

Родилась я в Запорожье, 34 года назад. Здесь и живу. Кстати, за пределами Украины я никогда не бывала — может, это тоже своеобразный штрих к «портрету». Внешне моё детство было, пожалуй, самым типичным. Родители, бабушка, садик, школа, игрушки… А вот изнутри это был какой-то сплошной болевой синдром. Который, впрочем, продолжается по сей день. Сколько себя помню — мне всегда было плохо, больно и не хотелось жить. Друзей у меня всегда было мало, точнее я выбирала одну подругу и дружила с ней. С детства я мало изменилась. Книги были, я бы сказала, единственной для меня реальностью.

Самой первой любовью был Пушкин, очень любила Бёрнса, и лет в 9—10 стала читать запоем Шекспира. Чуть позже русская классика стала моим миром, в котором я жила и откуда не хотелось возвращаться. Долго болела Достоевским, Чеховым болею до сих пор. Разумеется, читала и немецких, и французских (я фанат Пруста, кстати), и английских, и американских авторов… Но русская литература всегда была для меня на первом месте. Мне «в ней» было не одиноко и не так больно — потому что меня понимали и давали ответы на вопросы. Странно, но особенного интереса и тяги к поэзии с моей стороны не наблюдалось лет наверно до восемнадцати. Это был второй курс универа, семинар по Мандельштаму, и вдруг на строчке «Готической души рассудочная пропасть» что-то во мне вспыхнуло и не погасло до сих пор. Проза отошла на второй план. Началось запойное почти круглосуточное чтение стихов. Но сама я никогда их не писала. Для меня это было непостижимым чудом, я не понимала, как вообще их возможно «сделать». Бродский — это не просто значительная часть меня, это уже какой-то клеточный уровень проникновения. Группа крови, что ли. Мандельштам, Цветаева, Ахматова, что-то у Пастернака, Георгий Иванова, Ходасевича… В общем, всем известная когорта.

Стихи стали появляться вдруг, в 2014 году, мне тогда было 26 лет. Не знаю точно, с чем это связано. Стихи просто стали приходить, совершенно законченными, их просто надо было записать, строка возникала за строкой. Это был сплошной захлёбывающийся поток. Вообще у меня много текстов, как бы исследующих, раскрывающих этот механизм изнутри. Эдакие стихи-рефлексии о стихах. Я редко исправляю текст, записываю быстро, 5—10 минут. Что-то распахивается внутри, и через меня говорится. Собственно, я говорю или с собой, или с богом. Других адресатов у меня нет. Стихи — из боли, всегда, из запредельной её концентрации, иначе у меня не бывает. Даже когда мне хорошо — мне больно от осознания того, что это хорошо сейчас исчезнет. И не вернётся. Никогда. Я никогда не пробую «сделать» стих. Я просто его жду. Даже не жду — я просто знаю, что если ему суждено прозвучать через меня, то так и будет. Окружающий мир, преломленный моими внутренними призмами, — источник того, что через меня говорится. Творчество — это всегда немножко кораблекрушение, и ты один выплываешь на какой-то уцелевшей деревяшке. Или не выплываешь. У меня так.

Выбора профессии как такового у меня не было — я хотела на русский фил. фак. и точка. Так что я — русский филолог. После окончания университета три года работала в школе, а потом (и по сей день) в научном издательстве — редактором/корректором. Кстати, дело имею преимущественно с украинскими текстами. Последние годы работаю удалённо (потому что офисы издательства рассеяны по нескольким городам Украины) — и это объясняет то, что мой день до 24 февраля 2022 года и после 24 февраля не особо изменился.

Я просыпаюсь, кормлю животных, гуляю с собакой, вычитываю тексты… вот разве что взрывы, и никогда не понятно, куда попадёт следующая ракета. Ко мне пока не попадала, слава богу, или кто там вместо него. А если бы я выбирала время и место для жизни… Пожалуй, самый трудный вопрос. Точно — двадцатый век. Мне нравится моё место — Украина. Более того, будь у меня много-много денег, я б никуда не переехала, я бы жила на своей улице, в своей квартире, только бы путешествовала, ездила бы, куда захочу, но возвращалась — сюда. Выходит — я хочу жить здесь и сейчас. Но иначе.

Моё глубокое давнее убеждение, которое не терпит трансформаций, заключается в том, что главная и основополагающая функция искусства — спасательная. Эстетическая и прочие следуют потом. Смысл искусство — спасти. И создателя, и зрителя (читателя, слушателя и т.д.) — от отчаяния. От боли. От смерти. Смысл искусства — позволить человеку выжить в этом мире и не переставать ценить проблески радости, которые всё же даруются (потому что никакого «смысла» нет. Есть свет и боль). Подняться над страданием. Понять, что ты больше его. Всегда. Человек — отнюдь не «венец творенья» и совсем не ошибка. Я бы назвала его почти удавшейся попыткой совершенства. За которой, уверена, последует продолжение. Мы — лишь этап распознавания Богом самого себя.

Ноябрь 2022

2014

* * *

Ты ёлку нарядишь

Как будто девицу на выданье,

Скажешь шутя: «Вот и выбрал себе я невесту».

Гору подарков в азарте предпраздничном выберешь,

Нужных, ненужных, забавных, смешных, неуместных.

Деревце — в лентах и бусах, в снежинках и пёрышках,

Я — в старом свитере, скучно дымлю папиросой,

Дни к окончанью несутся с явно завышенной скоростью,

В «лотосе» стыну, ты больше не ставишь вопросов

Ребром, ты честно привыкнуть стараешься

К моей неспособности к счастью,

К моей одержимости словом,

Не выдержишь долго, на сложном пути потеряешься —

Может быть, прежде, чем год назовёт себя новым.

2014

2015

* * *

Мне говорят: ты, говорят, потерпи

Это только чёрная, мол, полоса,

Аспирином мне тушат пожар внутри,

С тёплым пледом несутся меня спасать,

Предлагают стихирь, ашрам,

И на выбор — аллах, христос,

Лечат старый на сердце шрам,

И сбивают мой пульс под сто.

С козьим жиром дают молоко,

Греют с мятой душистый чай,

Посмотри, говорят, в окно,

Совсем скоро случится май,

Будет май и теплее дни,

Да и время ускорит бег,

Ты вот в зеркало, говорят, взгляни —

Кто белее и краше всех?

Ты пошей, говорят, наряд,

Разукрась, говорят, лицо,

Съезди к морю скорей, говорят,

Пофлиртуй и попей винцо.

Ты взбодрись, оживи, похудей,

Ты поверь, помечтай, полюби…

Много светлых ненужных дней

Про запас у меня впереди.

2015

* * *

Альдонса стареет, дурнеет, толстеет

И пишет стихи.

А с нею стареет подаренный смирный дракон.

За ней обещали послать и к ней обещали прийти,

Придумали ей псевдоним,

Чтобы жизнь продолжалась как сон.

О ней напечатали в прессе тьму громких статей,

Её уверяли: «Любима. Умей только ждать»,

Лежал чемодан под кроватью

Не счесть сколько дней.

За ней обещали прийти и к ней обещали послать.

Назначена встреча была через тысячи лет,

Но ей говорили: «Повержено время. Придёт.

Заказан заранее в счастье плацкартный билет».

Мечталось: конечная станция, зной, Дон Кихот.

И он говорит, что безумно по ней тосковал,

И вот они скачут, смеясь, прямо в красный закат,

И ей посвящённый звучит в тишине мадригал,

И фыркает в такт, спотыкаясь, смешной Росинант.

И их ориентир — это громкое пение птиц,

И их проводник — это чистое пламя любви,

И в мире счастливее нет этих странных двоих,

И нет на пути больше мельниц больших ветряных…

…Альдонса дымит папиросой и любит бурбон,

Ночами изводит бумагу и море чернил,

Ночами она — Дульсинея, а жизнь — только сон,

В котором она подурнела и пишет стихи.

Разобран давно приготовленный впрок чемодан,

Не в пору все платья, и молью побиты меха,

Прошли времена всех Прекрасных возвышенных Дам,

Над рыцарством только смеются, пусть не без греха.

Подшивка историй и подвигов стала трухой,

Истлели все локоны, розы, счастливый билет…

Стал мифом печальный идальго чудак Дон Кихот.

Жива Дульсинея. Альдонсы давно уже нет.

2015

Маркес

…я жалуюсь тебе на непогоду,

На то, как по полгода

Сюда не доходят письма,

И надежда стекает по глади стекла.

Я пишу: «…ну а в целом,

Всё в призрачной норме. Зелёным абсентом

Здесь глушат печаль и невроз.

На праздники в гости

Никто никого не зовёт,

А общенье посредством

Бумажных корабликов — чудное средство

Поведать другу другу про злую судьбу.

Неясно — время стоит или мчится,

До бога когда-нибудь мы домолчимся —

Так думает местный колдун.

…Вчера ровно в два

По часам мой будильник

Напрочь сломался,

Уставший, бессильный,

Не выдержал такта дождя,

На часах было два, не ночи, не дня.

…Я как та Изабель, что в далёком Макондо

На дождь смотрит ночи и дни, ну а в комнате

Навеки застыл понедельник и март.

Неясно — время стоит или мчится,

Трудно сказать — ведь ничто не пылится,

И где-то поблизости длится война.

На ней умирают, о ней все забыли,

Как, впрочем, о том, что здесь счастливы были —

В крае смертей и дождей.

Сон беспорядочен,

Явь — иллюзорна,

Звёзд не увидеть даже в подзорную,

И человек здесь — не мера вещей.

Здесь никакой не имеется меры,

Вопросы морали, эстетики, веры

Стали собранием мифов и снов.

…На обед у меня — лишь миндаль и конфеты,

Хочется пить, на исходе брикеты.

Мир здесь лишился основ.

Какие прогнозы?

Февраль и морозы.

А дальше? А дальше мы вряд

ли с нашей тоской и уныньем дотянем,

Ливень смывает черты и детали,

Темны предсказания карт.

…В планах у местных — постройка ковчега —

Места для радости, света, ночлега,

Грезят здесь вслух, наяву.

Если когда-нибудь это случится

(время — неясно, стоит или мчится) —

В будущей жизни, блаженной и чистой,

Я до тебя доплыву.

2015

* * *

Чем отражаться в сотнях чужих глаз

В окне витрины отразишься, луже,

Хоть им твой взгляд и силуэт не нужен,

Как тишине — витиеватость фраз.

Принять свою непонятость и не-

увиденность другими, вероятно,

До боли сложно, и стираешь пятна

На зеркале, на сердце, на стекле.

Чужой кристальности добытчик и оплот,

Мой обречённый в счастье вероносец,

Тот, у кого мы молимся и просим,

Для нас воздушный приготовил флот.

От искажений, временных границ,

От всех невстреч, надежд и сожалений —

Не стать набором чьих-то впечатлений,

Понять ненастоящесть наших лиц.

2015

* * *

Я хочу жить у моря, в краю зимних снов

Летом ночь неотлична свеченьем от дня,

Погружаться под воды своих катастроф,

Своих мнимых гордынь, как хрупка их броня…

В декабре у воды — малахитовый цвет,

Узость улиц велит прикасаться плечом

К незнакомым плечам, чьи движенья в ответ

Заставляют дышать часто и горячо.

Отдавать себя морю без лишних одежд,

Узнавать привкус соли на влажных губах,

Свою память, как первенца, свято беречь,

А потом отпустить поиграть на волнах,

Зная точно — умрёт, только имя своё

Нашептать глупым чайкам — срываясь на плач,

Протяжённостью гласных упорно его

Будут ветру подолгу они повторять.

На рассвете спускаться неровной тропой

И писать тебе письма на мокром песке,

Их уносит на дно безвозвратной волной,

До того как рисую я точку в конце.

2015

2016

* * *

Дождь шумит не снаружи, а где-то внутри

Солнце ночью медленно бредёт на восток.

Слёзы иссякнут недели, наверное, через три,

В душе оставляя солёный песок.

Подобно тому оставляет отлив

Задыхаться под небом влажные берега,

Тонкие вены как будто вскрыв

Заклятейшего врага.

Но там, где не плещется больше мысль,

По воле кого-то, чьё имя — Любовь,

Из сердца пустынной немой тишины

Прольются ручьи первородных слов.

* * *

Забрасываю удочку в себя

В надежде отыскать живую душу.

Но слышу только шорох сентября

И плеск воды, и я тяну наружу

Наживку из переплетённых слов,

Как мёдом, склеенных мелодией печали…

Тогда беру обрывок своих снов

Разрозненных и вывожу в начале

Листа, намокшего под утренним дождём,

Какое-то непознанное слово,

В нём бабочек и сердца трепет, в нём

Нет главного и нужного мне снова…

И я опять зачёркиваю день,

И голову в бессилии к коленям

Клоню — ещё одна ступень

На лестнице бездарных восхождений,

Как в сказке, вырастает, я стою

Растерянно и глубину отчаяния

Вдруг познаю, и что-то говорю —

Единственное — голосом молчания.

* * *

Последний предутренний сон промок