Обитель гения

Действующие лица

Я н в а р с к и й, писатель

Н е з н а к о м к а, молодая девушка.

Н е з н а к о м е ц, ее муж.

П а р е н ь.

Р е д а к т о р.

Действие первое

Комната Январского в общежитии. Сцена освещена слабо, интерьер обставлен убого. На сцене с правой стороны располагается окно, рядом стоит рабочий стол. (Примечание: в зависимости от времени суток регулировать свет: в дневное время комната освещается светом из окна, в ночное — лампой накаливания). На столе настольная лампа, стопка книг; на полу возле стола скомканные листы. За столом стул. Далее, ближе к заднику стоит диван, на котором Январский спит — хотя спит он крайне редко. Над диваном на стене висят часы, стрелки которых остановились на цифре «два». Перед диваном разостлан старенький и пошарпанный ковер. Справа от дивана (со сцены) стоит книжный шкаф, на полках которого расставлено множество книг. С левой стороны сцены в дверь входит Январский — мужчина средних лет с заурядными внешними данными; невысокого роста, одет в костюм из дешевой потрепанной ткани. Рубашка заправлена в штаны не очень аккуратно. В руках у него газета. На лице написано отчаяние, угнетение, глубокая депрессия. Иногда носит очки в кармане пиджака.

Я н в а р с к и й (ищет в карманах очки, но обнаруживает, что в кармане их нет). Стало быть, и очки потерял… Это куда уж замечательнее!

Угрюмо проходит к своему столу.

И чем это я богу не угодил?.. С ума можно сойти! Как же жить дальше? (Осматривается кругом). Больше не могу выносить эту тяжелую атмосферу — атмосферу нищеты и безнадежности. И… невыносимого — до боли невыносимого одиночества.

Доносятся крики из-за коридора. Январский быстрыми шагами проходит к двери и с шумом ее плотно закрывает. Хватается за голову.

А… Невыносимо!.. Животное что ли какое-нибудь завести? Хоть встречать будет. Да вот деньги нужны. Тут и себя одного прокормить не можешь, а животное как прокормить?.. Хм.

Садится, кладет газету, хватается за голову и смотрит прямо перед собой, о чем-то размышляя.

«И скучно и грустно, и некому руку подать. В минуту душевной невзгоды…»

Затем достает из кармана пиджака черный мешочек. Из мешочка — пистолет и рассматривает его.

Интересно, а каково ему (Лермонтову) было умирать?.. Нет, каково ему было жить? Никем не понятому гению. Страшно ли ему было умирать от выстрела? Или куда страшнее было жить? Да, страшнее, наверное, все-таки жить. Быть непонятым при жизни и получить славу гения после смерти — каково? Может быть, и я получу признание после смерти?.. Вряд ли. Скорее меня похоронят в общей могиле бедняков, а мои книги сгниют на полке моего книжного шкафа… Нет, собачья это смерть — умереть без признания. И не оставить от себя камешек с надписью: «Здесь похоронен великий писатель Январский В. Д.». И похоронят меня не на Ваганьковском или Новодевичьем кладбище, а в каком-нибудь подмосковном болоте… А впрочем, зачем мне такая жизнь? И зачем покупать пистолет, если можно было купить на эти деньги хорошее кушанье и отправить себя на тот свет сытым, но убив себя другим способом. Например, отравить себя газом: включить плиту на кухне и уснуть… Тогда пострадали бы другие жильцы. Нет! Не вариант… Или наглотаться таблеток — да только где их найти? Болеть — денег не было, денег нет и умирать… Или перерезать вены… Нет, нет и нет! Все это не то… Страшно, но очень хочу самоубийства. Самоубийство — это конец сумасшедших и великих — что, впрочем, порой одно и то же. Надо умереть от выстрела — так хотя бы не позорно. Хотя о каком позоре может идти речь? Был бы я знаменитым — вот тогда о моей смерти писали бы везде. А я кто? Нищий, но пока не спившийся пи-са-те-лиш-ка. Водки или пули? Надо выбирать… (Переводит взгляд на газету). Я даже не хочу открывать эту газету, даже не хочу видеть его имя. Он ведь украл мою идею, мой труд. А теперь он знаменитость, а я — ни-кто. Смешно еще то, что у меня нет даже доказательств… Зря я это сделал. Я ведь думал, что раз он знаменитый писатель, то непременно поможет мне подняться. А он немного изменил мою рукопись и выдал за свою… Никогда не обращайтесь за помощью к старым профессионалам, они не терпят на своем пути молодых конкурентов. И как он может лопать мой хлеб, когда я умираю с голоду?! (Вскакивает). Господи, я не хочу жить! Забери мою отчаянную душу прямо здесь и сейчас. Смотри, я стою перед тобой. Забирай мою душу — она здесь никому не нужна! Лучше бы ты дал мне душу какого-нибудь магната, который влюблен в материальную составляющую нашей жизни. Но тогда… черта с два ты заполучил бы его душу! Такие люди не сдаются — такие цепляются за этот мир до конца. Им не нужно твоего рая, и лицо твое небесное лицезреть. Они хотят только то, что есть здесь и сейчас… Они сильные. А мы — таланты и прочие уроды природы быстро сдаемся. Нам не нужно ничего кроме скромного уголка и хлеба на каждый день. Что нам еще нужно? Богатство нас портит пуще, чем простых смертных. Им-то нечего терять, а мы теряем способность нащупывать необъятное. Становимся сибаритами… Нет и этого мне не надо. Не нужно мне всего этого. Я застрелюсь здесь и сейчас. И пусть никто не пустит слезу над моей могилой. Пусть!.. И люди, которые от меня отвернулись, пусть не узнают о моей смерти. Что с того, что они будут посещать мою могилу раз в несколько лет? Вот если бы я известным, они бы посещали бы мою могилу чаще, чем меня живого. Еще и гордились бы, что они Январские!.. Они не понимают, как можно вот так вот прожить жизнь и не найти себя — их мысли заняты другим. Пусть они не чувствуют за собой вины; они не виноваты. Кто виноват в том, что дети рождаются талантливыми или неполноценными?.. Такие плохо зарабатывают деньги. У них только это на уме!.. «Писателишка! Где деньги, которые ты должен зарабатывать?!» — твердят они мне. А почему они считают, что все на этом свете непременно должно приносить деньги? Почему ремесло не должно приносить эмоции, удовольствие?.. Мне не понять их, а им не понять меня. У меня никогда не было семьи и это ужасно. Точнее она есть, но это все равно, что ее нет. (Подходит к столу, подбирает рядом бумаги и начинает громко ими разбрасываться). Деньги, деньги, деньги! В этом мире все решают бумаги! Вот эти бумаги — они не несут никакой ценности. А почему? Потому что на них никому не нужный роман! А вот если бы это были бы другими бумагами, которые определяют смысл жизни людей, вот тогда — другое дело. А сейчас я нищий, ха-ха! (Истерически смеется). Я нищий! И эти бумаги никому не нужны! Никому! И не важно, что, быть может, на этих листах запечатлены отрывки шедевра — они никому не нужны. И я никому не нужен. (Успокаивается). Потому что я одинок. Я очень и очень одинок. Если бы хоть кто-нибудь был бы рядом, то я был бы не одинок. Логично, правда? Да-да, я с вами разговариваю, господин неудачник по фамилии Январский. Вы господин Январский много о себе думаете!.. Кто? Я?.. Да-да, вы. Вы думаете, что пишете шедевры, которые должны разлетаться по миру по щелчку пальцев, но это не так. Вы неудачник и вы должны застрелиться. Вот пистолет на столе. (Берет пистолет) О, это мне?.. Пожалуй, вы правы. Я немного зазнался. Считаю себя непризнанным гением… Не правда, никакой вы не гений, господин неудачник по фамилии Январский… Ля-ля-ля, я неудачник… Ля-ля-ля, вы неудачник… Ля-ля-ля, я неудачник… Ля-ля-ля, вы неудачник… (Садится за стол, берет газету, всматривается). Так что у нас тут написано? Ага! Значит, Олегов, получил очередную премию за свою прозаическую работу под названием «Муравейник». Роман затрагивает жизненно важные проблемы, связанные с расслоением общества на правящий и рабочий классы. (С сарказмом, абстрагировавшись). Да что вы! По-моему, общество разбито на классы давно!.. Ну, дальше! Ближе концу! (Пробегает глазами). Олегов благодарит молодого соавтора… Кузнецова… (Останавливается). Кузнецова? Ведь это же Январский написал!.. Оно верно: написал Январский, то есть вы… То есть я… так почему не я соавтор?.. И почему я должен быть соавтором, если я единоличный автор?! (Помолчав). Ах, к черту эти дела! (Комкает газету и бросает перед собой далеко). К черту!

Неожиданно кто-то кричит ему женским голосом: Ай, вы что?!

Январский испуганно смотрит через стопку книг на столе и видит перед собой молодую хорошенькую девицу.

Я н в а р с к и й. Простите…

Н е з н а к о м к а. Не очень-то вы и вежливы. Зачем вы бросаетесь?!

Я н в а р с к и й. Простите, я не хотел. Я вас даже не заметил.

Н е з н а к о м к а. Ха! Еще и не заметили?! А вы хам.

Я н в а р с к и й. Я хотел сказать, что не заметил, как вы вошли.

Незнакомка делает несколько шагов в центр сцены, оглядывается по сторонам. При свете рамп становится ясно, что девушка молода — ей не больше двадцати, и она весьма хороша собой. Она одета в черное платье с длинным подолом и рукавами. Телосложение хрупкое и миниатюрное. Волосы до плеч, чуть волнистые.

Я н в а р с к и й (удивленно). Вы меня уж простите, но кто вы?

Н е з н а к о м к а. Вы что, не узнаете меня?

Я н в а р с к и й. Не-ет.

Н е з н а к о м к а. Вы что, меня совсем-совсем не знаете?

Я н в а р с к и й. Нет.

Н е з н а к о м к а. Вы не знаете, чья я супруга?

Я н в а р с к и й. (Делает вид, что вспомнил). А… вы же моя соседка!

Н е з н а к о м к а. Да, я живу здесь.

Я н в а р с к и й. Вы уж извините, но я так редко выхожу из комнаты, что практически никого здесь не знаю в лицо… Но ваше лицо мне знакомо, вероятно, мы уже виделись и не раз. Напомните, пожалуйста, ваше имя.

Н е з н а к о м к а. А зачем вам мое имя? Полагаю, мой муж будет не рад, если узнает, что вы интересовались моим именем.

Я н в а р с к и й. Ладно, пусть будет по-вашему… Не стану настаивать. Я бы хотел вам предложить чего-нибудь попить, вот только могу предложить вам кипяченую воду. Хотите, вскипячу?

Н е з н а к о м к а. Нет, спасибо. Лучше позвольте присесть.

Я н в а р с к и й. Да, конечно. (Встает, тут же убирает пистолет в ящик и направляется к дивану). Вы уж извините за такой бардак и грязь. (Встряхивает пыль с дивана). Садитесь, прошу. Не брезгуйте, сами понимаете, общежитие.

Н е з н а к о м к а (садясь). Общежитие?.. Ах, ну да. Общежитие. Иначе не назвать!.. А вы — писатель. Не так ли?

Я н в а р с к и й (радостно подсаживается, но не близко). Вы обо мне знаете?! Вы обо мне слышали где-то?

Н е з н а к о м к а. Ну, конечно, знаю и слышала. Вы тот самый писатель, который все время сидит здесь и что-то пишет. О вас все знают.

Я н в а р с к и й. Все?

Н е з н а к о м к а. Ну, те, кто о вас мне рассказывал. Мне стало так жутко интересно, что я решила, что непременно с вами познакомлюсь.

Я н в а р с к и й (расстроенно). М… Ну, ясно. Мне приятно, честно. Хоть вы заинтересовались мной.

Н е з н а к о м к а. Вы так смотрите на мои туфли.

Я н в а р с к и й. Мне просто интересно, откуда у вас сафьяновые туфли.

Н е з н а к о м к а (смеется). Вы думаете, что я не могу себе это позволить?

Я н в а р с к и й. Нет, что вы. Я не это имел в виду. (Разглядывает ее с ног до головы). А вы очаровательны. Давно я не разговаривал с женщиной. И уж тем более, не сидел так близко рядом.

Н е з н а к о м к а (смеется). Правда? Впрочем, мне известно, что вы, писатели, не очень-то заинтересованы женщинами. Вас интересует только ваша работа.

Я н в а р с к и й. Что вы! Заинтересованы! А как же?! Вот только не с той целью как другие, более приземленные мужчины. Мы замечаем в женщинах в первую очередь душу, а затем влюбляемся в оболочку.

Н е з н а к о м к а. Это очень впечатляет. Платоническая любовь нынче такая редкость. У всех друг к другу такое пренебрежительное отношение, чувствуешь себя все время должным кому-то! А это уже не любовь.

Я н в а р с к и й. Неужели! Неужели хоть один человек это понимает!

Н е з н а к о м к а. Всем нужны деньги и молодость. (Потупив глаза). И я это знаю не понаслышке… Да, никому нет дела до высших идеалов. А ведь есть в жизни и другие ценности.

Я н в а р с к и й (в сторону, восхищаясь). Господи!.. Эта женщина — чудо!..

Н е з н а к о м к а (взбодрившись). Так, стало быть, вы не имели с женщиной связи?

Я н в а р с к и й. Имел. Но это не очень приятная история. Даже вспоминать не хочется.

Н е з н а к о м к а. А я хочу знать!

Я н в а р с к и й (встает). Я вас ведь не спрашиваю, почему вы в черном платье, хотя я тоже хотел бы знать. Зачем задевать друг друга за живое?

Н е з н а к о м к а. Да, вы правы.

Я н в а р с к и й. И все же я хочу вас чем-нибудь угостить… Может быть… (смотрит по сторонам) может быть, хлеба с вареньем?

Н е з н а к о м к а. Ах, бросьте! Не суетитесь, я уже ухожу. (Встает).

Я н в а р с к и й. Прошу вас, не уходите так скоро! (Смутившись). Я понимаю, вы замужняя женщина, но я так изголодался по человеческому обществу. Поймите правильно.

Н е з н а к о м к а. Неужели у вас совершенно нет друзей?.. Да и как можно соскучиться по людям? Лично я бы куда-нибудь далеко от всех отплыла бы.

Я н в а р с к и й. Отплыли бы?

Н е з н а к о м к а. А вы нет?

Я н в а р с к и й. Я не умею плавать.

Н е з н а к о м к а. А вы шутник. Зачем человеку плавать, когда столько кораблей!

Я н в а р с к и й. Вы сейчас изрекли афоризм.

Н е з н а к о м к а. Правда? (Направляется к выходу и останавливается перед шкафом). Ничего себе! Это все ваши книги?!

Я н в а р с к и й. Да.

М а р и я. Сколько же их!

Я н в а р с к и й. Я и сам не помню. В неделю выпускаю по роману. Мало ем, мало сплю. Вот только толку — ноль. Некоторые мои произведения издаются под другим именем, а некоторые и вовсе не издаются! Мне говорят, что я бездарный и мне приходится верить. Только вот интересно: если я бездарный, то почему мои романы крадут другие авторы? Не находите интересным, а? (Берет скомканную газету с пола, расправляет). Вот смотрите. (Показывает). Мой роман «Муравейник» подвергся плагиату, а меня на худой конец даже как соавтора не указали.

Н е з н а к о м к а. Какой ужас! Представляю, как вам обидно.

Я н в а р с к и й. (Снова комкает газету). Не представляете. (На глазах его вот-вот выступят слезы). Вы же не писательница, откуда вам знать, что я испытываю?

Н е з н а к о м к а. Но я ведь тоже человек и у меня так же как у вас есть чувства. У меня очень тонкая душевная организация.

Я н в а р с к и й. Вы даже не знаете, что мне приходится испытывать, какие мучения.

Н е з н а к о м к а. Откуда вы знаете, что мне приходится испытывать?

Я н в а р с к и й. Да бросьте! Вы слишком молоды и не знаете жизни. Но ладно, не будем. В противном случае, вы можете решить, что я жалуюсь вам на свою жизнь. (Утирает лицо).

Н е з н а к о м к а (уставившись на книжный шкаф). Могу ли я взять почитать какой-нибудь из ваших романов?

Я н в а р с к и й (удивленно). Вы это сейчас серьезно?!

Н е з н а к о м к а. Ну да. Я очень люблю читать и мне хотелось бы прочитать одну из ваших книг.

Я н в а р с к и й. Вы шутите.

Н е з н а к о м к а. Нет же. Если вы позволите, я возьму одну из ваших книг.

Я н в а р с к и й (улыбается). Конечно! Я только счастлив буду. Берите любую книгу, какую хотите.

Н е з н а к о м к а. Правда? Я могу взять любую?

Я н в а р с к и й. Да!

Н е з н а к о м к а. Я возьму книгу… (Водит указательным пальцем по боковым швам книг и останавливается). Я возьму книгу под названием «Тихая гавань у бушующего моря».

Я н в а р с к и й. Почему именно ее?

Н е з н а к о м к а. Потому что я люблю море.