Бесплатный фрагмент - О героях и людях

О нас и о тех, кто рядом с нами.

О том, что внутри и вокруг.

О верности самому себе

Сборник Татьяны Тикуновой небольшой: 12 коротких рассказов и 17 философских эссе, но, когда вы будете его читать, начнётся удивительное путешествие к самому себе. Прежде всего, вас удивит предельная искренность автора, обращающегося к сокровенным темам смысла человеческой жизни, честности, счастья и душевного уюта. После каждого рассказа или эссе стоит дата создания, которая усиливает искренность, связывает момент вашего бытия с моментом жизни автора и подчёркивает умение автора зорко наблюдать за окружающим миром, выделяя из целого потока то, что действительно значимо, чтобы показать это читателю.

Простые судьбы обычных людей вереницей пройдут перед вами: офисные служащие, женщины средних лет, которые надеются на счастье, профессиональная нищенка, старушка, пережившая блокаду Ленинграда, посетители чайной, подруги детства, чьи судьбы разошлись, актриса любительского театра, парикмахер, продавец в книжном магазине, непопулярный автор «самиздата»… И каждую судьбу вы обязательно соотнесёте со своей.

Психологическая проза Татьяны Тикуновой обладает терапевтическим эффектом. Она создаёт пространство доверительного общения, в котором читателю хорошо и уютно: это может быть чайная с запахом имбирных пряников, привычные улицы большого города, заросший сиренью двор детства, идущий за окном снег. Этому способствует умелое владение автором деталями, обостряющими визуальное и сенсорное восприятие. Затем мир текста расширяется до огромных масштабов, становится разнообразным, полифоничным, противоречивым. В этом мире возможно всё, и все дороги открыты. Далее происходит то самое возвращение «внутрь себя», заявленное в эпиграфе книги: «О том, что внутри и вокруг», начинается самоидентификация, сопоставление себя с персонажами рассказов, примирение с собой и признание себя героем, потому что звания героя в книге Татьяны заслуживает каждый, кто остался верен самому себе. И в качестве метафоры жизни дан образ птицы в клетке, которая не решается взлететь, даже когда клетка открыта, потому что решётка у птицы не снаружи — это внутреннее психологическое ограничение. И эта книга как раз способна помочь убрать такую внутреннюю решётку. Вместе мы обязательно выйдем к океану (метафора свободы у Татьяны), полюбуемся первым снегом (метафора умения радоваться мелочам) и научимся, наконец, не шагать в ногу с общественным мнением.

Олисава Тугова, член Союза писателей России

Зарисовки из жизни

Зарисовка в Страстную пятницу

— А я вот не люблю людей, — внезапно заявляет мелированная блондинка в зелёном платье, ковыряя вилкой котлету. На часах время обеда, в столовой витает запах щей, гремит посуда и, как на дрожжах, растёт очередь из синих спецовок рабочих и дресс-кода обитателей офисов. За окном — зарядивший с самого утра бесконечный питерский дождь.

— Да ты не одна такая, — обнадёживает средних лет менеджер в очках и с розовым галстуком. — Я вот из мужчин к Толяну хорошо отношусь, из женщин — к жене, а все остальные — это так…

— Знакомые, — подсказывает бойкая коротко стриженая девушка, сидящая за тем же столиком.

Все замолкают. В окно продолжают стучать дождевые капли.

— Да, ну и погода, ужас… — сокрушается блондинка.

— Приятного аппетита всем! — на соседнее место с подносом присаживается полноватая дама с красной помадой на губах. Ей никто не отвечает.

Почти все столы уже заняты. Люди болтают с коллегами, молча едят, думая о своём, или сидят в телефонах. Яндекс-новости сообщают, что пьяная школьница на Камчатке избила участкового и что неадекватный мужчина угрожал взорвать Краснооктябрьский мост. За окном, по лужам, не обращая внимания на дождь, бодро шлёпает в столовую таджик-гастарбайтер.

— А я вот вчера репетицию парада видела, представляете!.. Поехала в ЗАГС, чтобы обратно замуж за бывшего мужа выходить, и в пробку встала… — вдруг спохватывается блондинка.

На сером скомканном небе — ни одного просвета.

Послезавтра — совпавшая в этом високосном году с Первомаем православная Пасха.

29.04.2016

Обыкновенная жизнь обыкновенной старушки

В телефонной трубке сначала длинные гудки, потом их обрывает задорный, такой знакомый и любимый голос: «Слушаю вас… А, здравствуй, золотце!… Конечно, приезжай, жду!». На том конце провода всегда рады гостям.

Клавдии Терентьевне уже за 90. Маленькая сухонькая старушка с добрыми лучистыми глазами, весёлая, общительная. Живёт одна в центре большого города. Самая обычная пенсионерка, казалось бы, и жизнь у неё самая обыкновенная: приехала девочкой в Ленинград, вышла замуж, работала в детском саду, потом в ателье, потом на заводе, но…

— Тёть Клава, расскажите о себе что-нибудь… — мне всегда интересно её послушать, от её историй становится тепло на душе. Она рассказывает мне о другой жизни, той, которая была когда-то и теперь живёт в её воспоминаниях.

— Ну что рассказать тебе, девочка? Когда приехала я в Ленинград из деревни, была помладше тебя, 15 исполнилось. В 38-м году это было, к тётке приехала, и вещей был один фанерный чемоданчик. В тот же день в детский сад работать устроилась. Помню, так рада была, там игрушек всяких много: и куклы, и машинки, и велосипеды, и пианино даже было, и мне так нравилось всё, у нас же в деревне ничего такого не было… А из одежды у меня — платье да пальто, и вот решила тётушка меня приодеть: отдала кое-что из своего, а я худее её была. И вот еду как-то в трамвае, на мне сапоги курносые с галошами, шляпа тётушкина с перьями, а рядом парни молодые и вот надо мной потешаются — ну да, смешная я тогда была… Засмущали они меня, решила выскочить, не доезжая своей остановки. И выскочила, да так неловко, что у панталон, что мне тётушка дала, резинка лопнула, и упали они мне на сапоги, а мимо строем солдаты шли… Они «Ха-ха-ха!», а я от стыда не знала, куда себя деть…

И тётя Клава заливисто смеётся. Она всегда смеётся, когда заканчивает свои истории, даже когда они вроде бы и не совсем весёлые, но у неё всегда получается с юмором. Я тоже смеюсь, смотрю на неё и мне радостно.

Не смеётся тётя Клава только тогда, когда рассказывает мне про блокаду. Её глаза тускнеют, голос становится серьёзным.

— Не дай Бог никому, девочка, испытать ещё раз то, что испытали мы тогда… Холод, голод, бомбёжки бесконечные — ужас, не приведи Господь! Помню, послали нас окопы рыть, страшно так было, и немцы ещё летали, листовки разбрасывали: «Ленинградские дамочки, копайте ямочки, доедайте бобы, готовьте гробы!». Там, на окопах, контузило меня, и потом ещё неделю я говорить не могла, когда увидела, как рядом со мной парня молодого на части разорвало… Когда вернулась я оттуда, возвращаться-то и некуда оказалось: вместо дома — воронка от снаряда, осталась, в чём одета была. А потом в садике, помню, работала, и каждый день надо было с утра пораньше воды натаскать, дров наколоть, 12 печей истопить… И за продуктами ходила, по накладной их на базе выдавали. Пешком надо было идти, далеко, трамваи не ходили тогда, на саночках всё возила. Раз иду со склада, смотрю — навстречу парень какой-то, одет, как милиционер вроде, но кто такой — чёрт его знает. «Стой!» — кричит мне. — «Что везёшь?». А я ему: продукты, мол, для детского садика, вот накладная, всё строго, в порядке. Смотрю — а он руку к кобуре, и пистолет начинает доставать… Я похолодела от ужаса, ну, думаю, всё, Клавушка, отжила своё. И тут из-за поворота машина какая-то выезжает, я к ней скорее, кричу: «Стойте, стойте!». Это-то меня и спасло, и детишек тоже — там еды на месяц было, выдавали же тогда понемногу…

— А как же он так мог, тётя Клава, он же вроде это… милиционер был? — у меня ком стоит в горле.

— Э-э, Танечка, кто ж знает теперь, кто это был? А время такое — умирали люди от голода, а у меня продукты в санках… Всякое могло случиться. Страшное было время. Я до сих пор больше всего на свете голода боюсь.

Она рассказывает о том, что для нас уже история. А для неё это просто часть жизни. Трагическая и героическая, но реальная часть. Она даёт мне маленькую потрёпанную зелёную книжечку и говорит, немного смущаясь:

— Вот, возьми, девочка, я тут написала немножко, что помню… Про блокаду… Может, пригодится тебе? — И я бережно, с замиранием сердца беру дорогой подарок, и благодарю её за всё: и за книжечку, и за садик, и за окопы…

Но тётя Клава не может долго грустить. Она вообще не может долго сидеть без дела: всегда что-то шьёт, вяжет, читает, готовит… А ещё у неё есть дача. И это тоже её маленький подвиг. С мая по сентябрь, почти каждое утро, она встаёт вместе со стареньким радио в своей комнате, и, наскоро перекусив, едет сначала на метро, а потом на автобусе на дачу. Там её ждут раскидистые яблони, кусты сладкого крыжовника и малины, немножко грядок с огурцами и клубникой… Она приезжает туда, работает, сколько позволяют силы, и ей там хорошо. Ей трудно уже туда ездить, но она ездит. Потому что не ездить не может.

Вот так и живёт в центре большого города эта обычная на вид старушка, почти ровесница целого века. И жизнь её самая что ни на есть для этого века обычная…

Спасибо ей за всё, за всё! И дай, Боже, крепкого здоровья и побольше сил.

16.08.2016

Пассажирка

Я встречала её в автобусе с понедельника по пятницу, утром и вечером — худощавую, ссутулившуюся, неопределённого возраста женщину, с проблесками былой красоты на лице. Каждый будний день полвосьмого он подбирал её на остановке, как одну из многих таких же пассажирок с погаснувшими глазами, в бесконечной череде рабоче-домашних забот растерявших свои юношеские мечты, и как одну же из многих без пяти восемь вытряхивал у завода, а в пять десять подбирал вновь. Обесточенную давками в час пик, не сходящимися балансами, придирками начальницы, двойками в дневнике сына, растущими ценами в супермаркетах. С вечными пакетами и безразлично-усталыми глазами, изо дня в день, из недели в неделю, из года в год.

Но как-то раз всё изменилось. Она вошла в автобус не одна — с ней вошёл мужчина, высокий и чуть нагловатый. За окном была та же февральская темень, в транспорте та же утренняя толкучка, но они, казалось, не замечали ничего вокруг и были похожи на влюблённых подростков. Он дерзко обнимал её чуть ниже талии правой рукой с кольцом на безымянном пальце, что-то шептал на ушко, а она задорно смеялась, чуть запрокинув голову. Глаза её озорно и молодо блестели. На остановке они выпорхнули из автобуса и рука об руку пошли к проходным.

Вечером они вновь ехали вместе. Она вся сияла, глядя на своего спутника, её плечи расправились, морщинки у уголков рта разгладились. Наблюдая за ними, я тайком улыбалась и даже чуть-чуть завидовала.

Это продолжалось чуть больше недели. А потом он исчез, и она вновь стала ездить одна. Я пыталась разглядеть на её лице искорки былого счастья, но безуспешно. Всё те же сжатые губы, те же сутулые плечи, те же потухшие глаза. Жизнь вернулась в привычную будничную колею.

Того мужчину я так больше и не видела. А потом я перестала ездить тем автобусом.

01.10.2016

Зажигалка

— Ох, Катюх, ну представляешь, на неделю только в командировку уехал, а Наташка уж с этим… А я, дурак, кольца купил, предложение собрался делать… Любил ведь её, хотел, чтоб всё по-настоящему… Ну как так, а? Все вы, бабы, одинаковые… Не цените мужиков настоящих и хорошего отношения.

Слова резали бритвой — в сотый раз, а всё будто в первый. Он плескал ещё коньяку, она кусала губы и гладила его по плечу — настоящий верный друг.

— Ну ладно тебе, Вовка, всё ещё будет хорошо! Всё образуется, вот увидишь. Просто не твой это человек, вот так и вышло…

— Да и правда, чёрт с ней, Катюх! Ещё лучше найду! У самой-то как на личном, а?

Она виновато улыбнулась и развела руками. Он подмигнул лукавым серым глазом и потянулся за сигаретой.

— Эх, Катька, ты главное, не переживай! Ты ж у меня такая красотка! Погуляем ещё друг у дружки на свадьбе, детишек, может, потом поженим…

Она вздохнула, чтоб прогнать подступающий к горлу комок, и попыталась улыбнуться.

— Обязательно поженим, Володь…

Он похлопал себя по карманам.

— Кать, зажигалочку дашь, а то свою опять посеял где-то…

Она удивилась:

— Я ж тебе дарила на 23-е дорогую, фирменную, ещё полгорода из-за неё, помню, обегала…

— Ой, да не знаю, засунул куда-то, домой приеду, поищу. Ну, не сердись! Дай зажигалочку, а?

…В такое время на улице лишь коты да влюблённые пары. Она шла, глядя под ноги, а в голове вертелись почему-то глупые воспоминания: как в первом классе их дразнили женихом и невестой, как в шестом он носил её портфель, а в девятом давал списывать алгебру. И как на выпускном он вдруг пригласил на первый танец не её, а Маринку из параллельного — долговязую вульгарную девицу, а она потом рыдала в туалете на плече у подружек. Как на втором курсе его бросила Ирка, а на пятом Оля Лукьянова, а она и тогда была рядом, жалела, утешала, втайне наивно надеясь, вдруг наконец он поймёт, что… И его слова тогда так же резали, кромсали живое.

Она остановилась, встряхнула головой, медленно закурила. Вдыхала горький дым, пока не начало обжигать пальцы. Потом посмотрела на тлеющий огонёк и растоптала сигарету. Выкинула зажигалку в урну вместе с оставшейся пачкой и, не оглядываясь, шагнула в подъезд.

Шрамы от бритвы побаливали, но она знала теперь, что больше не будет мешать им заживать.

24.04.2017

Нищая

Полуденное солнце сверкает на куполе храма. Течёт, течёт людское море — молодые и старые, за рулём и пешие, в одиночку и семьями — все к ней, заступнице, последней надежде. Далеко разносится с паперти жалостливый, поставленный голос нищей.

— Девушкааа, помаааги бааабушке!. Хоть копееечку!..

(Так, эти крали не дадут ни шиша, каждый день на обед тут ходят, выучили уже меня. Вон автобус с паломниками, пойду-ка к ним. И хромать посильнее.)

— Люююди доообрые, подааайте Христа радиии!.. Храни вас Бог…

(Ну да, так и знала, эти дадут, грехи ж свои замаливать притащились, вон в лопатниках бумажек сколько!)

— Хоть сто рублей подааайте!..

(Эх, погорячилась сдуру, руками замахали, ну бегите, бегите, убогие.)

— Дааай, милая, на хлебушееек, поможет тебе блаженнааая!..

(Да на хлебушек давай, а не хлебушек, на что мне твоя булка чёрствая? Кстати, вот и обедать пора, в кафе напротив обещали эклеры сегодня привезти, пойду разведаю. Так и есть! Ещё котлетку мне, нет, не ту подгорелую, а вот эту, румяненькую! И рагу побольше клади, чего жмёшься? Так, и к чаю, кроме эклеров, корзиночку давай мне с маком. Сколько-сколько? Ну народ, совсем охамели! Вчера дешевле стоило, везде обмануть норовят, ироды… Так, палку в левую руку, памяти совсем не стало, путаю постоянно. Ну, с Богом, похромала что ль дальше. На сытый желудок и работается веселее. Не забыть бы вечером проездной пополнить, а то деньги так летят, не наездишься сюда. Эх, грехи наши тяжкие…)

— Пааадайте на пропитание, Христа радиии!..

Скрывается солнце за набежавшей серой тучкой. Течёт, течёт людское море.

15.08.2017

Женское счастье

Друзья по школе и студенчеству — не забываются. Хоть встретились сегодня и случайно, но так просто — не разойтись. Тихое кафе, столик у окна, два мартини — и потёк разговор, ожили воспоминания.

— Ох, подруга, сколько же не виделись! Лет 10? А в каком году выпуск был? Значит, 13 уже…

— А помнишь, как к тебе в общагу всей группой на День первокурсника завалились, ещё боялись, что коменда выгонит, но обошлось?..

— А как Василянский на пересдачах свирепствовал, чуть не отчислили нас из-за него?

— А как всю ночь в клубе отплясывали, а потом на пары шли, и ничего? Эх, как же давно всё это было и кажется, даже не с нами…

Течёт разговор, оживает далёкое, беззаботное студенчество. Греют мартини и общие воспоминания. Но вот всё и всех перебрали, перевспоминали. Настал черёд и о насущном, сокровенном, женском…

— Замуж-то вышла?

Стильная брюнетка в дизайнерских очках слегка смущается, впервые за вечер:

— Неа.

Шатенка с хвостиком и в немодной кофте со стразами в ответ укалывает, тоже впервые за вечер:

— Ну а претенденты-то хоть есть?.. Смотри, провыбираешься. Нам уж не по 18 лет!

Блекнут милые юношеские воспоминания, нависают тёмные тени взрослых забот.

— Да всё некогда мне о личном пока думать… В Москве спешка, суета эта постоянная, работа… Карьеру строить надо, база чтоб была для семьи. Ипотеку вот взяла…

— Дааа? Ну что ж, молодец! А за сколько квартиру взяла? Какую? Сколько в месяц платишь? А квартиру бабушкину продали, да?

И тает очарование вечера, не радует уют тихого кафе, не греет больше мартини.

— Ты смотри, не затягивай с замужеством, а то так одна и останешься! И родить ведь ещё успеть надо, а как же? Я считаю, предназначение женщины — стать матерью. У меня двое уже, Егорушке шесть, Ангелинке три. Вот, смотри, солнышки мои!

— Рада за тебя. Но я думаю, предназначение женщины, как и любого человека, стать счастливой. А у каждого счастье своё, нет универсального для всех… А замуж… Ну не выйду, так не выйду. Если нет любви, зачем всё это тогда? Я считаю, нет страшнее одиночества, чем одиночество вдвоём…

— Ну ты идеалистка! Думаешь, замуж прям от неземной любви выходят? Не бывает её. А семью надо… Все так живут.

— Я — не все…

Всё дальше и дальше милые воспоминания, убегают, растворяются, как дым… Уступают место глупой неловкости, вновь разводит жизнь когда-то близких людей. Брюнетка цепляется за соломинку:

— Ой, а я тут недавно на такой выставке интересной была, столько работ импрессионистов привезли! И ещё наконец-то решилась и в художественную студию записалась! Давно ведь мечтала, помнишь? Так рада, учусь рисовать теперь потихоньку, и получается даже! И зря я раньше всё стеснялась, боялась… Знаешь, подруга, творчество — это такое счастье!

— Здорово! Но дорого, наверное?.. А я вот Егорку своего на теннис записала и в бассейн ходим, ему так нравится! Думаем, на шахматы ещё, а то он активный, шалуном растёт, усидчивости не хватает… А Ангелинушку на развивашки вожу. Она умница у меня и такая красотка, просто принцесса! А наряжаться уж как любит, у зеркала всё вертится — артисткой будет!

— А ты сама-то не рисуешь? Ты, помню, такие классные картины писала, и ведь не училась нигде!..

— Нет, времени нет, да и не хочу. Я вот вязать стала, такую шапочку Ангелиночке связала, прелесть! Все мамочки интересуются, где купила, а я говорю — сама… Знаешь, подруга, дети — это такое счастье! Я своей жизни без них не представляю, будто раньше, до них, и не жила совсем…

— Жила, жила, просто по-другому…