О чём поведала печаль

О чем поведала печаль…

Всем моим крестным детям

посвящается…

Т. Травнiкъ

Приходит другое время и иное дыхание посещает тебя, и тут понимаешь, что по-старому жить уже отвратительно, а по-новому — не умеешь.

Ты ищешь в себе силы и находишь бессилие, страдаешь, пытаешься понять, что происходит и понимаешь, что обратной дороги нет. Глубокое ощущение бесцельно прожитых лет и дней.

С чего начинать, как вырваться из паутины пристрастий, опутавших тебя, когда ты был юным и в дерзости своей позволял себе пробовать многое, будучи уверенным, что ты хозяин всех своих желаний.

Так было долго время, но наступал момент, когда ты понимал, что это тебе мешает, но более уже не мог остановиться, продолжая забивать гвозди в пустоту, пытаясь достроить надуманный и непонятный дом своих мироощущений.

Эта уверенность в ephemeros, основанная только на слепоте, вела тебя во времени и приводила в тупики и ловушки, достойные твоей глупости. Ты хватался за все и пытался менять все вокруг, но только не себя, видя источник несчастий вовне. Доказывал другим их плохие поступки, спорил, но о себе думал меньше всего. Твоя война с невидимым врагом в окружающих (sensus) потерпела поражение, потому что ты сам себя не победил. Ты воевал с другими, не зная ни стратегии, ни тактики боя, призывая на помощь лучшие свои чаяния и переживания и при этом беспечно убивая их собственными делами и поступками.

Ты желал многого, но не хотел ничего в себе отдать и изменить. Смело идя вперед на лютого врага под знаменем, сшитым из лоскутков обрывочных знаний, домыслов, чужых мыслей, под барабанную дробь собственного снобизма, «опыта», empeiria, уверенности, легко меняя свое мнение, если впереди был сильный противник, используя его опыт в собственных переживаниях, страдал, падал, но все же шел, цепляясь за все, что могло сохранить твой балаган воззрений и идей, пока…

MODUS VIVENDI

Каждый день, глядя на очередной проступок, я говорю, что это в последний раз, а оно все повторяется вновь и вновь, настойчиво и властно, спрашивая мое желание об этом и получая от меня твердый отказ. Я знаю, что так нельзя, что это плохо, я вижу, что это мне мешает, путает мои мысли, повиснув тяжелым камнем на груди, сковывает ноги цепями, но я не могу убежать от этого и ничего не могу с этим поделать.

«Она» проявляется в самых неожиданных местах, и короткая схватка с ней заканчивается моим поражением, я подчиняюсь и сдаюсь, имея в себе тайную мысль, что этого больше уже не будет никогда. Она не смеется надо мной, она, просто, молчит и всякий раз берет свое. Я ненавижу ее, но при этом живу, как с самым любимым, что есть в моей жизни.

…Привычка, — будничная, безликая, серая вуаль на моей реальности. Нехитрая власть надо мной, неимоверно цепкая и неуловимая.

Она влилась во все пустоты моего естества и уснула там, пробуждаясь только тогда, когда голодна, чтобы взять свое, и я кормлю ее. Она неразборчива и съедает мое здоровье, мои мысли, мою жизнь, в конце концов. Она истязает меня, протягивая мне лакомый кусок моей слабости, пропитанный ядом. Я плетусь за ним, как приученное животное и не могу без него жить…

Еще я знаю, что когда она меня съест, она не будет радоваться победе, а уныло продолжит свой путь дальше и дальше. Сколько раз я выгонял ее, но она каждый раз возвращалась ко мне. Возвращалась именно тогда, когда я был в беде и, протягивая мне руку помощи, еще больше топила меня равнодушно глядя мне в глаза. Она приходила, хоть я ее и не звал. Я вообще ее никогда не звал. Она приходила сама, как старая хозяйка моего дома, садилась предо мной и мне доставляло радость услаждать ее незатейливые просьбы, она выпивала мелкими глотками мой бокал жизни, глядя сквозь меня, и постепенно засыпала, то скомкано и виновато, то вальяжно и раскидисто.

Проснувшись, она либо требовала еще выпить, либо, не прощаясь, уходила, не назначая нового свидания, потому что знала, что всегда рядом.

Она следила за самыми неуловимыми проявлениями моего сердца, и когда смутное желание только закрадывалось в мою душу, она была уже здесь, рядом, и я, как бездомный пес, готов был кататься в ногах своей хозяйки, за то, что она меня кормила костями страстей с человеческой свалки.

Она заменяла мне все глубокие и яркие переживания, сведя их к повседневности и серости. К чему бы не возникало у меня пристрастие, рано или поздно за этим возникало ощущение искусственности.

Таким образом, естественные желания, поиски, мысли осуществлялись в неестественном, уродливом виде.

* * *

Моя хромая «подруга», спотыкающаяся, но следующая за мной по пятам.

Я помню, как это начиналось. Попробовал — понравилось, потом еще и еще.

Или по-другому: попробовал — не понравилось, но все равно еще раз, и еще… unum et idemодно и то же (лат).

Привычка, зная, что ей самой не закрепиться, пыталась выстроить во мне цепь соответствий, оправдывающих ее. Вглядываясь в свое нынешнее состояние я вижу, что ей удалось это весьма успешно.

* * *

Многое строится на привыкании. Как правило, дурное опирается на приятные переживания, настроения, и соединившись с ними устойчиво закрепляется во мне.

Я часто задумывался, что же меня заставляет повторять что-то, что заведомо дурно. Да, я привык, но что питает, что поддерживает эту привычку?

Могу предположить следующее:

Привычка развивается при создании благоприятных условий для ее репродуцирования, т.е. она паразитирует на некоей психо-эмоциональной палитре, выявившейся на базе наших нерешенных желаний, стремлений и чаяний.

Другими словами, она возникает как «естественный» реализатор наших, невоплощенных в данный момент, желаний.

И еще причина скрывается во внутренней невосполненности всегда желаемой целостности. Стремление к полноте в себе и вокруг себя приводит к бесконечному числу психологических уродств, базирующихся на легкости приобретения этих навыков volens nolensволей неволей (лат.). Быть может, только бесстрастное стремление к идеалу может нас уберечь от этого хаоса утилитарного бытия и его «реального признака», коим и является привычка.

* * *

…И бросает тебя в омут воспоминаний, всплывает плохое и терзает. Не получается забыть,.. больно и тяжело. Ты уже страшишься это повторять и бежишь от этих соблазнов, но мысль, что когда-то ты это сделал бывает, порой, невыносива. Зачем?.. Кто и что толкнуло тебя к этому?..

Совесть… твоя верная подруга… терзается и тебе плохо. Что может оправдать тебя? Прежде всего ты сам, друзья, ситуация и многое другое, но только не совесть. Так устроена великая Совесть, что она неподкупна, она не оправдывает, она указует на факты и молчит. Ее приговор прост и ясен в своей честности: Ты сделал плохое и это всегда будет с тобой до…

Это плохое уйдет глубоко в лабиринты твоей памяти, но не выйдет наружу, так как это имело место быть. И теперь пусть все это станет скорбным памятником на пути к твоему восхождению к «славе». Кто бы не протягивал тебе руку и не хвалил тебя, знай, что у тебя есть прошлое, и не просто прошлое, а то, которое будет ныть как ноют старые раны в плохую погоду при всех душевных трудностях.

Чем лучше будет тебе, тем сильнее будут мучить проступки и дела. Зачем, зачем я это делал и сделал это?

Кто меня толкал к этому? Ведь я знал, что это плохо или, по крайней мере, понимал, что так делать нельзя.

VERBA VOLANT, SCRIPTA MANENT*слова улетают, написанное остается (лат.)

Прошло время. Многое забыто и ушло, но стоит только остаться одному… Память!.. В ней живет все. Она принимает в свой дом любых гостей, и иногда ты встречаешь в нем кого-то из старых знакомых, и он, протягивая тебе руку, улыбаясь, говорит:

«А помнишь, как тогда, давно? Забыл? Ну точно… Это ведь давно было. Да, ладно. Хотя, как я вижу, ты вроде бы другим стал, повзрослел, постарел, подзабыл…

Ума прибавилось; вижу и детей воспитываешь и других учишь… Молодец, правильно все делаешь…

…Ты смотри, какой ты стал поборник всего дурного. Накидываешься на все, как пес цепной… И возразить-то тебе нечем, ведь правильно все говоришь…»

* * *

Я вижу ты отворачиваешься? Ну что ты, куда ты денешься, я, ведь, живу в тебе, в твоем «доме», в твоей памяти.