Новый день рождения

Новый день рождения

О том, что судьба каждого человека предопределена, фаталисты предупреждали во все времена. Были скептики этой теории, были и горячие поклонники. Последних становится все больше и больше.

Астрологи и экстрасенсы — тому подтверждение. Спрос на их услуги растет в геометрической прогрессии. Некоторую неточность предсказатели судеб объясняют только тем обстоятельством, что не всегда достоверно можно определить момент рождения человека, при каких обстоятельствах и где это происходило. Имеется в виду самое важное начало жизни — момент и процесс зачатия.

Косвенно огромную важность именно момента зачатия в формировании человеческих пристрастий, выбранной профессии и в целом судьбы, подтверждает статистика.

В эру до открытия электричества рождалось больше астрономов, поэтов, музыкантов. Во времена диктатуры пролетариата и развитого социализма массово рождались передовики производства, знатные доярки и сталевары. Сейчас сплошь рождаются программисты. Что поделаешь? Век высоких технологий!

В судьбе Миши по фамилии Шекет, по-видимому, именно процесс зачатия сыграл главную роль. Родители Миши были воришки. Его папа и мама работали на мясокомбинате. Папа был начальником смены на складе готовой продукции, а мама Роза — простой кладовщицей.

Место, обстоятельства и точное время зачатия Миши известны доподлинно. Начало жизни Миши случилось в подсобке склада готовой продукции мясокомбината, где его папа и мама, с примотанными к рукам и ногам палками деликатесной сырокопченой колбасы, в течение получаса пережидали облаву на расхитителей собственности комбината.

Ни до, ни после этого произойти не могло, так как это была их первая и последняя близкая встреча.

Миша Шекет был бесценный научный материал для изучения астрологами и предсказателями судеб, так как имел очень точные и достоверные исходные данные о рождении. Многие могли бы сделать себе имя и карьеру на этих исследованиях, но, к счастью, это была тайна, известная только его маме Розе.

Папу своего Миша не помнил и не знал. Буквально на следующий день после Мишиного зачатия его папа, самый близкий и родной ему человек, был пойман с поличным, когда пытался вынести пять килограммов новомодной и только что освоенной на производстве, сыровяленой продукции.

Доводы в суде, что бес попутал, смягчили приговор, но срок в шесть лет в Сибири подорвал здоровье на вид крепкого мужчины, и оно не выдержало. Он простудился, заболел и умер.

Мама же Роза безумно любила своего малыша Мишу. С первых дней его рождения, всячески заботилась о его судьбе и благополучии. Прежде всего, как полагалось по иудейской традиции, на восьмой день от рождения, Мише за два батона ветчинной колбаски был поставлен диагноз — фимоз и назначена, и произведена несложная хирургическая операция на крайней плоти. Так, на всякий случай, мама позаботилась о лучшем будущем для сына. И, как сказано в священной книге всех времен, Миша приобрел таким образом союз с Богом.

Неординарные способности малыша проявились с самого раннего возраста. Уже в три года Миша прекрасно считал до тысячи, а до сотни легко складывал, умножал и делил в уме. Прочитанную ему книгу из десяти страниц он сразу запоминал наизусть.

Мальчик был еще необыкновенно красив. У него были большие с глубокой печалью черные глаза, черные кудрявые волосы, правильные черты лица и ослепительная белозубая улыбка. Кожа была смуглая, с приятным оливковым отливом. От отца же Миша унаследовал прекрасные мужские пропорции.

В детском саду, куда он ходил, его любили все — другие дети, их родители, воспитатели и няни.

Единственная странность в его характере и поведении проявлялась в том, что не проходило и дня, чтобы он не принес что-либо домой из садика. Мама Роза находила в карманах маленького Миши то ложку или вилку из детсадовской столовой, то носовой платочек соседской девочки. Однажды он принес в своем рюкзачке даже футбольный мяч, который предварительно аккуратно сдул через хитроумный ниппель.

Потом была школа. Домашние задания Миша легко делал за пять–десять минут во время перемен. Мама Роза, как и положено, уже в семь лет отдала его учиться в музыкальную школу по классу скрипичных инструментов. Он также ходил в студию юного актера при драмтеатре, авиамодельный кружок, в спортивную секцию по плаванию и, конечно, в шахматную школу.

Везде и всегда он был успешен. Все ему давалось легко. Но странные наклонности — приносить домой что-либо — не проходили. В квартире лежали костюмы рыцарей из театра, полный набор слесарных и столярных инструментов, большой концертный контрабас и многое другое.

Маме он объяснял, что все эти вещи — его призы, которые он получал как победитель многочисленных конкурсов и соревнований.

Первая проблема возникла, когда сразу после окончания школы Миша поступил в престижный столичный университет. Всюду кишели соблазны, на которые сильно не хватало денег.

Раньше деньги как таковые в плане обогащения или как средство удовлетворения потребностей его не интересовали. Собственно, как и вещи, которые он приносил домой. Это было для него состязанием. Чем более была оберегаема вещь ее владельцем, тем более у Миши возникала мотивация ее похитить. Деньги в этом смысле были не исключением, тем более, что были всегда особо охраняемы.

Когда, лет в десять, Миша познакомился с игрой в «орлянку» на деньги, то сразу сообразил, как получить преимущество в этой игре. Он изготовил себе из двух одинаковых монет одну. Спилив каждую из них по толщине наполовину, он склеил их так, что теперь получилась монета, у которой обе стороны были «орлами». И еще аналогично он изготовил монету у которой обе стороны были «решки».

И в игру «орлянку» ему не было равных. Он выигрывал всегда, сколько хотел. Но как очень добрый и справедливый мальчик, себе оставлял не больше десятой доли выигрыша, а остальное возвращал расстроенному проигравшему. И даже эту десятую часть он всегда тратил на конфеты для девочек из класса.

Теперь было другое дело. Деньги реально были нужны, и студент Миша отправился туда, где они лились рекой — в казино.

Простота игры в казино и то, как много там было денег, его удивили настолько, что уже через три дня, купив у кассира казино пару пластмассовых фишек наибольшего номинала, Миша Шекет запросто изготовил самую примитивную пресс-форму и отштамповал себе для начала несколько десятков точь-в-точь таких же фишек, как из казино. Цена же одной пластиковой фишки была равна номиналу самой большой денежной банкноты.

И игра с казино пошла. Сначала он сдавал в кассу казино по десять, по пятнадцать своих фишек и даже отдавал по одной — две, как чаевые, крупье. Потом он дошел до пятидесяти и более штук. И все шло просто прекрасно, пока владельцы казино, к удивлению, не обнаружили, что число фишек в обороте их казино увеличилось вдвое и продолжает расти.

Были срочно установлены дополнительные камеры видеонаблюдения и в штат казино наняты переодетые детективы. После нескольких месяцев напряженной сыскной работы Мишу поймали с поличным, и в итоге он на пять лет отправился в края сибирских красот, где он обрел новых друзей и новое имя — Миша Шкет.

Но судьба благоволила ему, и он вышел на свободу уже через два года по амнистии, с условием, что еще один год он отработает все в том же сибирском леспромхозе уже как вольный человек.

Работу Мише предложили водителем автобензовоза. Он быстро уяснил нехитрую методику учета количества перевозимого топлива. А она состояла в том, что бензин на нефтебазе, где он его получал, заливали до метки в горловине цистерны бензовоза и принимали по этой метке на бензозаправке в леспромхозе. И он изготовил простое и очень эффективное устройство для извлечения дармового топлива.

Шкет разместил внутри автоцистерны большую резиновую камеру от колеса БелАза. И, когда на нефтебазе заливали бензин, она была сдута. По дороге Миша заезжал в укромное место. Там он сливал нужное ему количество бензина в приготовленные канистры. Затем подтягивал пустую резиновую камеру за привязанную к ней веревочку и накачивал ее до тех пор, пока раздувшаяся камера не поднимала снова уровень бензина в цистерне до метки в горловине.

Денег проданный бензин приносил совсем немного, но Миша вполне теперь мог съездить с девушкой в город в ресторан или купить на всех три ящика водки и десять килограммов шашлыка. Его любили, он был весельчак и душа любой компании.

На это раз Шкета подвела техника. По дороге от нефтебазы к леспромхозу резиновая камера в цистерне бензовоза из-за поломки ниппеля спустила и при приемке, бензина по уровню не хватило. Начальник автобазы решил, что цистерна в бензовозе протекает, и он поставил бензовоз в ремонт. При осмотре в мастерской обнаружили резиновую камеру в цистерне, и Шкет на два года снова вернулся в учреждение по другую сторону забора леспромхоза.

После этих, хотя и не самых лучших лет, Миша Шкет совсем не скис. Он был молод, красив, полон сил и светлых идей. Он решил попробовать себя в серьезном бизнесе.

Для начала он устроился садовником в загородном доме крупного столичного олигарха, так как только эта должность была вакантной, и приступил к изучению тонкостей международной торговли нефтью и металлами.

Но здесь в его дела вмешалась любовь. Миша влюбился без памяти в очаровательную гувернантку Наденьку. Каждый день он одаривал ее изысканными розами, тюльпанами и ромашками, так что клумбы в саду у олигарха практически опустели. И не только клумбы. Подопустел и личный сейф хозяйки особняка, где она хранила дорогие украшения из бриллиантов и рубинов.

На этот раз, чтобы не раздувать скандал, он был просто уволен хозяином дома и не потому, что был в чем-то уличен. Просто хорошенькая Наденька начала открыто выказывать Мише симпатию, а честной конкуренции хозяин дома явно потянуть не мог. Пропажи изделий из бриллиантов и рубинов из сейфа хозяйки вообще не вскрылись, так как это были подарки ей от другого олигарха.

Дальнейшая жизнь Миши Шкета пошла бурно и результативно. Так что к своим тридцати трем годам — возрасту Христа — он был уже авторитетный вор-рецидивист. Из последних десяти лет, только около четырех он не пилил сибирский лес. Отметины от этой работы у него остались на всю жизнь. На больших пальцах обеих рук не хватало по одной фаланге. Это был результат несчастного случая при работе на пилораме.

Но красоту и силу свою Миша не только не растерял, а даже прибавил. У него были все те же умные и печальные черные глаза, такие же черные длинные волнистые волосы, белоснежные зубы, которые казались еще белее на фоне так шедшей ему бороды. И чуть наметившиеся борозды на лбу только подчеркивали благородные черты лица. Он по-прежнему был строен, и пропорции его тела выдавали мужскую силу и гибкость.

За годы долгих сибирских вечеров Шкет изучил семь иностранных языков, на которых он прекрасно читал и понимал, но говорить мог, к сожалению, лишь отдельные слова. Даже на чистом литературном русском, который был его родным, он уже не говорил хорошо, потому что изъяснялся только на блатной фене. Другой языковой практики у него просто не было. Итак, через две недели у него заканчивался очередной срок отсидки.

Миша уже твердо знал, что он сделает в первую очередь. Он должен поехать в Египет, посмотреть великие пирамиды, сокровища фараонов, поплавать с аквалангом вдоль коралловых рифов и полюбоваться на невиданной красоты разноцветных тамошних рыб. И просто погреться на горячем солнце, за которым он так соскучился.

Эта идея полностью овладела им после того, как он познакомился с директором турфирмы, который сидел за растрату денег клиентов, и тот поведал ему о красотах и достопримечательностях Египта. Была еще одна веская причина полететь в Египет. Шкет еще ни разу не был за границей. Он только видел ее в кино и читал об этом книги.

Ему уже был заготовлен загранпаспорт, куплен билет на самолет в бизнес классе и заказан номер в лучшем отеле Египта на Красном море. Авиарейс выполнялся из ближайшего сибирского города, куда добраться можно было за пару часов.

Последние две недели тянулись медленно, словно двухлетний срок. Тем более, что несмотря на то, что был конец мая, все дни были холодными, мрачными и дождливыми. И все-таки, они прошли, и Миша Шкет, так было записано его имя и фамилия в загранпаспорте, начинал новый этап в своей жизни.

Возле ворот учреждения, которое он наконец-то покинул, его уже ждали друзья, и они быстро домчались на огромном джипе БМВ до бутик-отеля, где был заказан самый лучший трехкомнатный номер.

Миша принял душ и переоделся в новомодный легкий костюм из серо-голубого шелка. От всякого рода курток и плащей он категорически отказался. Он ведь ехал отдыхать в Африку. Из вещей с собой он взял лишь черный спортивный костюм и белые то ли кеды, то ли тапочки.

Друзья предложили выпить на дорожку, но Миша отказался наотрез. Он хотел получить больше удовольствия от радости свободы и путешествия, а не от обычной выпивки.

— Тогда возьми выпивку с собой. Ты ведь знаешь Шкет, Египет страна мусульманская, там алкоголь не продают вообще.

На столе стояли четыре литровые бутылки отменного самогона от бабы Вари.

— Я, пожалуй, возьму их все с собой, — сказал Шкет своим друзьям и попросил уложить бутылки в его саквояж.

— Столько, братан, не положено. Максимум два литра легкого алкоголя, ну типа вина, — один из братков, который был постарше, дружески похлопал Мишу по плечу, — таможенная норма такая. Видно давно ты, Шкет, не выезжал за бугор.

Но для Миши это вообще была не проблема — провезти вместо двух литровых бутылок четыре, тем более, что проверять сколько градусов крепость напитков в них никто не станет. Бутылки были винные.

Зная, как устроены в аэропорту машины для проверки багажа и физические свойства рентгеновских лучей, Миша поставил рядом на стол четыре бутылки вплотную друг к другу и плотно перемотал их скотчем так, что при просвечивании получался силуэт, как от двух.

В Аэропорт подъехали прямо к рейсу. Шкет, как VIP пассажир, без помех и задержек прошел на посадку. И как только он погрузился в объемное кресло бизнес-класса, ему принесли бокал шампанского и предложили бутерброды с черной и красной икрой.

Новая жизнь у Миши начиналась поистине божественно. Полет длился довольно долго по времени. Шкет наслаждался улыбками милых стюардесс и легким опьянением от шампанского и различных закусок.

В аэропорту, по прилету в Египет, уже поздно ночью, его встретил персональный гид. Весело и услужливо болтая он отвез Мишу в один из лучших пятизвездочных отелей.

Утром Шкет проснулся, как всегда, рано, часов в шесть — сказывалась многолетняя привычка раннего подъема. Он вышел на балкон, точнее, на веранду. Номер был на первом этаже. Небо было насыщенного голубого цвета, яркое ослепительное солнце. От легкого движения воздуха, по глади чистейшей воды бассейна, который плескался у его ног, пробегала чарующая рябь. Миша ощутил состояние полной безмятежности и счастья.

Поплавав в бассейне, выпив приготовленный для него апельсиновый сок и прекрасно позавтракав на веранде ресторана, он спустился по парку отеля, похожему на райский сад, к залитому солнцем пляжу.

К его удивлению, Красное море оказалось темно-фиолетового, как чернила, цвета. Плотность воды и ее температура были такие, что Миша провел на пляже весь день до вечера. Даже обед он заказал прямо на пляж. И ему принесли столик, столовые приборы и вкуснейшие блюда на выбор из огромного меню ресторана.

Только вечером Миша понял, какую ошибку он совершил. Местное африканское солнце было в десятки раз ярче и мощнее, чем он когда-либо встречал в своей жизни. Обманчивыми оказались ощущения освежающей прохлады от легкого ветерка и еще холодной воды моря. Несмотря на смуглую кожу, он получил сильнейший солнечный ожог. К вечеру у него даже начался озноб от перегрева.

Но от всех болезней, существующих на этом свете, Шкет принимал только одно лекарство. Это был чудеснейший самогон от бабы Вари. И он открыл привезенную с собой бутылку.

Постепенно, постепенно, к середине бутылки его самочувствие улучшилось и, когда бутыль опустела совсем, он заснул сладким спокойным сном.

Утром Мишу разбудил телефонный звонок. Было уже почти 9 утра. Мягкий женский голос пожелал ему доброго утра и сообщил, что у него на сегодня заказана экскурсия в Каирский музей.

— Мистер Миша, ваш гид просит уточнить, во сколько ему следует приехать за вами в отель?

У Шкета не было готового ответа, он вообще забыл об экскурсии. От выпитого вчера литра самогона голова гудела как многотонный колокол при каждом ударе его пудового языка. Миша попросил перезвонить ему через полчаса.

Он открыл еще бутылку эликсира от бабы Вари, сделал большой глоток и ожил. Принять душ и даже умыться было совершенно невозможно. Кожа на лице, руках и спине покрылась волдырями от солнечных ожогов. Он почистил только зубы, выпил стакан холодной воды, одел привезенные им белые то ли тапки, то ли кеды и черный спортивный костюм.

И, когда снова зазвонил телефон, Миша ответил, что он готов ехать на экскурсию в Каирский музей и попросил приехать за ним, как только возможно скоро.

На это мягкий женский голос с радостью, приветливо и уважительно ответил:

— Спасибо, мистер Миша, вы можете спускаться в лобби. Вас уже ждет ваш гид и машина.

Шкет причесался перед зеркалом, сунул почти полную бутылку самогона в карман спортивных штанов и спустился в холл отеля.

Гид Мише сразу не понравился, и он попросил его пока не начинать «информацию». Молча они доехали до Каирского музея и Миша, как VIP клиент, минуя длинную очередь туристов, прошел в музей через специальный вход.

Переходя из зала в зал, Шкет был в полном потрясении от увиденного. Он от рождения был впечатлительным. Своего гида он почти не слушал и, когда тот сказал, что экскурсия окончена, Миша дал ему чаевые и сказал, что в отель он доберется самостоятельно. И далее, уже в прекрасном настроении, продолжил ходить по залам музея. Вот она началась, его новая жизнь.

Но новая жизнь не отменяла старых привычек, и Шкет начал с интересом подмечать, как устроена система охраны экспонатов от воров. И потом он увидел экспонат, без которого уйти отсюда он уже не мог.

Приближалось время закрытия музея. Посетители рассеивались. Шкет сделал еще глоток из бутылки и решился на почти безумный шаг.

Он сел на лавочку в зале музея и заплакал. И через пару минут к нему подошел смотритель зала и спросил, все ли у него в порядке. Шкет сначала только раскачивался на лавочке держась за голову, а потом, всхлипывая от слез, на ломаном английском попросил служащего проводить его в туалет.

Из туалета он вышел уже в костюме смотрителя музея. Проделал Шкет это очень просто. Когда они со смотрителем зашли в туалет Миша попросил того налить ему в стаканчик воды, немного отпил и поморщившись выплюнул воду.

— Что у вас за вода? Это невозможно пить! Попробуйте, что это?

И он протянул служащему стаканчик, в который незаметно плеснул грамм сто самогона. Служащий опрокинул содержимое стаканчика себе в рот. План Шкета сработал. Никогда ранее не употреблявший спиртного музейный работник пару секунд не мог вдохнуть воздуха, потом глаза его вылезли из орбит, лицо налилось кровью, ноги его подкосились, и он завалился на пол. Уникальная рецептура напитка от бабы Вари гарантировала, что раньше, чем через шесть часов, служащий в сознание не вернется.

Прозвенел звонок, и музей закрылся. На все про все у Миши было минут пять, может, десять, пока при обходе охрана не обнаружит в туалете смотрителя зала без одежды. В идеале этого вполне хватало, чтобы забрать полюбившийся экспонат и выйти из музея с другими сотрудниками через служебный выход. Время пошло.

Но то ли от того, что вчера Шкет перегрелся на солнце, то ли от лишнего глотка из бутылки, все не заладилось. Миша переходил из зала в зал и не мог найти тот, где хранился нужный ему экспонат.

И вот раздался пронзительный, как воздушная тревога, гудок. Охрана нашла раздетого служащего в туалете. Миша понял, что нужно искать вариант отхода. Он быстро снял костюм смотрителя музея, это было стопроцентная улика, и спрятал его под постаментом огромной мраморной статуи. Теперь, даже если его и застанет охрана, можно будет прикинуться заблудившимся в музее туристом. Еще лучше было бы где-нибудь спрятаться до открытия музея завтра утром.

Шкет стоял в зале и осматривался по сторонам в поисках подходящего места для укрытия. За ленточкой ограждения возвышался саркофаг — гробница фараона. Это было вполне подходящее укрытие, если бы не огромная гранитная крышка закрывавшая туда вход, сдвинуть которую шансов почти ноль.

Но Миша, как человек действия, всегда использовал любой шанс. Он прошел за ограждение и изо всех сил приложился сдвинуть крышку. Она на удивление чуть не слетела на пол. Крышка оказалась из легкого пластика. Это была имитация под настоящую гранитную. Её изготовили и установили после того, как подлинная гранитная при транспортировке упала и разбилась так, что уже не подлежала восстановлению.

Шкет нырнул в саркофаг и без труда аккуратно закрыл его. Все это он успел проделать очень вовремя. Уже через несколько минут зал обыскивала охрана.

Только по прошествии трех часов все успокоилось и оставалось ждать утра.

Но Миша решил не терять время зря и все-таки довести свой план до конца. Он выбрался из своего убежища, быстро нашел нужный зал и заветный экспонат. Это было массивное золотое ожерелье фараона в виде изящных золотых с бирюзой пластин.

Шкет повесил его себе на шею поверх черной футболки. Ожерелье было такого размера, что едва умещалось по всей ширине груди от плеча до плеча. Спрятать его под футболкой Миша решил уже завтра утром, перед тем как откроется музей.

Счастливый и довольный тем, как все выходило, он вернулся для ночевки в свое убежище. Саркофаг надо было покинуть через несколько десятков секунд после открытия музея, пока в зал еще не успеют войти первые посетители. Это представлялось несложным.

Миша устроился насколько возможно поудобнее в гробнице великого правителя древнего Египта и вынул заветную бутылочку. Ему требовалось подкрепиться до утра. Незаметно, по глоточку, он прикончил всю практически полную бутылку самогона и уснул тихо и спокойно.

Проснулся Шкет в полной темноте от страшного шума, перед глазами плавали светящиеся круги, он задыхался, ему не хватало воздуха. По-видимому, ночью он поворачивался во сне и задел крышку, так что она сдвинулась, плотно закрылась и доступа воздуха внутрь саркофага через зазор, который Миша оставил между крышкой и гробницей с вечера уже не было.

Шкет понял, он проспал и в зале уже идет экскурсия. Но вариант выжить был только один — надо открывать крышку. Кислород заканчивался. И он толкнул крышку, так что она с грохотом упала на гранитный пол.

На несколько секунд в зале воцарилась полная тишина. Потом как эхо пронесся возглас десятков голосов:

— А…! А…! А…!

Особо эмоциональные туристки, близко стоявшие к ограждению, упали в обморок, когда Шкет приподнялся из гробницы. Такое воздействие оказало на них то ли явление воскресшей мумии, то ли чудовищной силы запах, который вырвался наружу, когда слетела крышка.

При всех достоинствах самогона от бабы Вари в рецептуру которого входили только ей известные исключительно полезные для здоровья ингредиенты, дыхание на утро после его употребления могло убивать мух и даже мелких грызунов.

Внешний вид воскресшей мумии тоже впечатлял. Темное, почти черное от загара лицо, на котором клочьями висела обгоревшая кожа. Безумные опухшие глаза с расширенными зрачками. Длинные до плеч, растрепанные волосы и черная борода с трехдневной щетиной на щеках. В таком виде Шкет предстал перед посетителями музея.

На груди у мумии поверх черной футболки с длинными рукавами висело огромное золотое ожерелье — символ могущества и власти фараона.

Шкет сидел в саркофаге и держался двумя руками за его края. Было видно, что на каждой из кистей рук большие пальцы не имели фаланг.

— Четырехпалый!!! — пронеслось в толпе.

— Мессия!.. Господи!.. Второе пришествие.

Многие упали ничком на пол. Некоторые начали неистово молиться.

Шкет от недостатка кислорода сразу не понял, что происходит, но при виде молящихся на коленях людях быстро оценил выгоду своего положения.

Он встал в гробнице во весь рост. Все замерли. В руке от держал огромную темную бутылку. Практически не шевеля губами Шкет гортанными звуками произнес на разных языках: ВОТЭ!.. МАЙМ!.. АГУА!.. ВОДА!.. и поставил бутылку на край саркофага.

Один из туристов, поняв смысл действа, дрожащими руками взял бутыль, заполнил ее до верху водой из пары своих пластиковых бутылочек и с той же дрожью вернул ее на край гробницы.

Шкет медленно взял бутыль обеими руками и запрокинув голову, большими глотками, не отрываясь выпил ее до последней капли.

Толпа завороженно следила за ним, и, когда он закончил пить, восхищенно выдохнула, но продолжала стоять на коленях в оцепенении.

К этому времени директору музея доложили, что случилось чудо — воскресла мумия, и он отдал приказ срочно закрыть музей для посетителей и сохранить все в тайне. Но было поздно. Зал музея был уже до отказа полон туристов, охранников, служащих и, что самое худшее, вездесущих журналистов.

После выпитой воды Шкет, как и положено воскресшему, ожил. Однако острый недостаток алкоголя в крови после выпитой вчера литровой бутылки самогона, действие которой теперь закончилось, не давал нормально восстановиться организму. И он указал на пустую бутыль из которой только что выпил воду и произнес всего два слова. Миша громко, медленно произнес название отеля, где он остановился и число 222, это был номер его комнаты в отеле.

Уже через десять минут горничная открывала двум полицейским и трем в штатском — это были офицеры внешней разведки Египта — президентский люкс, в котором поселился Шкет.

— Скажите, а вы не запомнили человека, который здесь проживал? Может быть, что-то вам показалось необычным в нем? — обратился полицейский к горничной.

— Да, господин полицейский, было странное. Он поселился позавчера в двенадцать часов ночи. Мне сказали, что он русский, но, когда он спросил меня, кто проживал в этом номере до него, и я сказала, что король Испании, он начал говорить со мной по-испански.

И еще, ведь у него совсем не было с собой вещей, только небольшой саквояж, из которого он вынул четыре большие темные бутылки. Да вот же они, стоят на столе, — горничная радостно показала на стоящие на столе две бутыли самогона.

— А когда я предложила ему поставить эти бутылки в холодильник, он засмеялся и сказал, что жидкость в них — это эликсир жизни, и его не надо охлаждать, потому что он никогда не испортится. И одет он был, господин полицейский, более, чем странно. Вместо привычных для туристов джинсов и майки на нем был серо-голубой шелковый костюм, белоснежная рубашка и тонкий, под цвет костюма, галстук.

Номер тщательно обыскали, но он был совершенно пуст. Только в шкафу аккуратно висел шелковый костюм и стояли большого, примерно 45 размера, дорогие кожаные туфли ручной работы знаменитого итальянского мастера. Необычный гость словно испарился и со вчерашнего дня его никто не видел.

У служащих отеля полицейские выяснили еще много очень странной информации. Президентский люкс, номер 222, был заказан для гостя по имени MISHA. Оплату произвела неизвестная офшорная компания, выяснить учредителей которой оказалось невозможно. И в номере поселился по российскому паспорту этот необычный человек. Но на запрос через Интерпол в миграционную службу России пришел ответ, что паспорт с таким номером вообще не выдавался.

Это и понятно, паспорт-то Шкету в России сделали в обход официальных структур, по особым блатным каналам. Да еще и фамилию записали не его настоящую Шекет, а как его все звали — Шкет.

И еще, русскоязычная служащая отеля, которая обслуживает клиентов из России, сказала, что странный «русский» говорил на мало понятном ей языке, лишь слегка напоминающем русскую речь. И когда она не смогла с ним хорошо объясниться и пригласила других сотрудниц, то он легко говорил с ними и по-немецки, и по-итальянски, и по-французски.

На вопрос полицейских, не произвел ли он еще каких-либо особенных впечатлений, она с придыханием сказала:

— Он был очень, очень красив! Как ангел, сошедший с небес.

Проанализировав факты и собранную достоверную информацию от очевидцев случившегося, аналитический центр стратегических исследований совместно с отделом внешней разведки сделали доклад президенту страны.

В докладе они сообщали, что два дня тому назад, по воле Аллаха, с небес на землю спустился святой дух и в образе человека остановился в президентском номере отеля. И сегодня ночью он переместился из отеля в Каирский музей, вселился в мумию древнего правителя Египта, и мумия воскресла. И теперь надо срочно решить, как это все представить народу с учетом священных канонов ислама.

А в это время Миша, как окончательно воскресший, и, по утрам так всегда происходит, тем более после выпитого литра воды, ощутил достаточно сильное желание, точнее потребность, посетить туалет. Но в его теперешнем положении пробираться через переполненный людьми зал было противоестественно. Поэтому он медленно поднял правую руку. Зал замер в ожидании.

Растягивая слова, Шкет громко, в то же время очень мягко произнес на трех языках — английском, испанском и иврите:

— Дети мои!.. Покиньте этот зал! Я должен остаться один!

И вся эта огромная толпа людей как под гипнозом начала вставать с колен и выходить из зала на два его противоположных выхода.

Когда зал почти опустел, Шкет жестом остановил одного из служащих музея остаться. После того, как все вышли, он спустился из саркофага, подозвал к себе перепуганного музейного работника, что-то у него спросил, и неспешно вышел в служебный коридор.

Однако за этим действием внимательно наблюдала молоденькая бойкая журналистка из CNN, которая спряталась за мраморной колонной зала. И как только Шкет вышел, она пулей подбежала к оторопевшему служащему музея, с которым только что говорил воскресший. Понимая необыкновенную важность информации, которой завладел служащий, не раздумывая, мгновенно, за сто долларов подкупила его и выведала очень важный секрет.

Поэтому, когда Шкет, как и положено ему теперь было по статусу, неспешно зашел в туалет для сотрудников музея, шустрая журналистка уже успела закрепить с помощью обычной жвачки в углу туалета свой смартфон с включенной видеокамерой.

Миша справил малую нужду и неспешно вернулся в зал, где стоял саркофаг. Теперь это был своего рода его пьедестал. Он ждал подходящего момент, чтобы покинуть музей. Такая ситуация, как подсказывала ему его интуиция, вот-вот должна была сложиться.

Но в момент, когда он только вышел из туалета, все новостные агентства мира уже сообщили сенсацию.

Воскресший в Египте обрезан! Он, возможно, мусульманин, но, скорее всего, он еврей.

Первыми к ясному пониманию, что воскресший именно еврей, пришли ортодоксальные раввины Израиля.

Во-первых, он обрезан, и, конечно, обрезан во времена, когда еще не существовал ислам. Во-вторых, он говорит на иврите. В-третьих, его имя — MISHA. И если перейти с английской транскрипции к буквам на иврите, а в иврите буквы Ш и С пишутся одинаково, так же как А и Э, то можно получить на иврите имя МОШЭ или МЕССИЯ.

Израильское правительство, естественно, тут же потребовало от Египта немедленно вернуть их воскресшего гражданина на его историческую родину в Израиль.

Правительство Египта поначалу очень не хотело передавать воскресшую египетскую мумию евреям в Израиль. Однако тайно выполненный экспресс анализ химического состава жидкостей в двух бутылях из отеля показал, что состав этот весьма токсичен, но самое плохое было в том, что он почти на 70 процентов состоял из этилового спирта. А допустить связь Воскресшего по воле Аллаха с алкоголем, означало разрушить все фундаментальные основы ислама.

Поэтому после обеда Миша Шкет был с соблюдением строжайшей секретности специальным авиарейсом доставлен в Иерусалим.

В дороге ему подали прекрасный кошерный обед с таким же чудесным кошерным вином. Он переоделся в приготовленную для него, подходящую его положению, одежду и прямо из аэропорта его отвезли в особо охраняемый президентский номер отеля «Кинг Давид».

Встретили его очень тихо и секретно десять самых авторитетных раввинов — знатоков и мудрецов Торы. Почти семь часов религиозные авторитеты вели с Мишей беседу. Все было почти хорошо. Но возникло одно очень принципиальное разногласие. Миша категорически не поддерживал запрета на работу общественного транспорта по субботам. Еще не вязалось, что Миссия явился в Иерусалим не на белом осле, как написано в священной книге, а самолетом авиакомпании EL–AL. Но это было не так уж и существенно. Самолет ведь тоже был белого цвета и это, в принципе, вполне подходило.

Посовещавшись, мудрейшие раввины решили обратиться за помощью в разрешении возникшего разногласия по поводу субботнего транспорта к авторитетному каббалисту Иегуде Меиру. Но, так как уже была глубокая ночь, каббалист Иегуда объяснил, что по ночам сила каббалистических знаний ослабевает, и он готов приехать и помочь им только утром через три часа после рассвета.

До утра, после кошерного мясного ужина и насыщенного событиями дня, Миша Шкет, как младенец, уснул на мягких подушках отеля «Кинг Давид».

В назначенное время умудренный великими знаниями каббалист пришел к Мише в номер. Это был милый худенький старик с живыми умными глазами и приятными манерами. Они выпили с Мишей зеленого чая, побеседовали о разных вещах, и каббалист как можно мягче сказал:

— Я знаю, кто ты… Ты — Миша Шкет. А правильная твоя фамилия Шекет. Ты авторитетный вор, непревзойденный медвежатник. Родился ты в России в таком-то году от еврейки Розы. Зачат ты был в такой-то день и в такой-то час месяца ниссан в подсобке мясокомбината.

Миша смотрел на каббалиста в полном изумлении. Даже он не знал, где и когда он был зачат. Но все остальное было точно.

— Ты, Миша, не пророк и не Мессия. Но и мы не кровожадные римляне. Мы евреи. Очень гуманные люди. Поэтому давай сделаем так. Так будет лучше для всех нас и прежде всего для тебя самого.

У тебя и твоей еврейской мамы есть право на репатриацию сюда к нам в Израиль или, если захочешь, то в Соединенные штаты.

Уже сегодня мы объявим, что в Египте воскрес Великий сын нашего народа — Моше. Со вчерашнего дня это уже неоспоримый факт. И он воскрес, чтобы повторить свой легендарный путь из Египта на землю обетованную, в страну Израиль. Как и тогда длинною в сорок лет блужданий по пустыне.

Наше с тобой соглашение мы сохраним в строжайшем секрете. Я из своих средств помогу тебе купить на выбор или небольшую квартиру на периферии в Израиле или дом с бассейном и лужайками в Америке. Ну, скажем, в пригороде Нью-Йорка или в Лос-Анжелесе. На это у меня есть возможность выделить тебе двести тысяч долларов. И, кроме этого, я буду выплачивать тебе ежемесячное пособие в десять тысяч долларов США.

У этих американцев, принимающей стороны, правда, есть для тебя одно условие. Сразу по прибытии ты должен будешь посещать занятия в религиозной школе. Они хотят, чтобы ты начал с изучения заповеди «Не укради». Обещают нанять для тебя лучших учителей.

Каббалист отпил из маленького стакана глоточек чая.

— Подумай, Миша… Прими мое предложение. Это добрый тебе еврейский совет.

Миша Шкет хорошо понимал, какие огромные перспективы можно ему получить здесь, в Израиле. Но за эти три дня он так полюбил свободу. И чтобы больше не искушать судьбу, он решил, что поедет в США. Ведь где еще на свете так уважаема свобода, как не в Америке. Ей, Свободе, там даже памятник установили. И еще там был Голливуд, а он умел играть на скрипке и в детстве посещал драматический кружок.

— Да, Рабби… Я поеду в Штаты. Я, конечно, принимаю ваше предложение. Я не могу быть к вам неблагодарным. Такая бескорыстность с вашей стороны, такое участие и забота о моей судьбе. Дом, десять тысяч ежемесячного пособия. Да вы просто святой человек!

— Ну, что ты, Миша!.. Мы же все свои — евреи. Бог нам велел делиться. Пойми, я бы дал тебе и больше, но наша заповедь запрещает мне отдать тебе более десятой доли от своих доходов. Главный раввинат установил мне именно такой гонорар — в сто тысяч в месяц и плюс дом в Майями за два миллиона, если я смогу с тобой договориться.

После беседы с тобой они, конечно, могли принять и согласиться, что ты — Мессия, явившийся с небес. Но с тем, что будет работать транспорт по субботам… С этим они не могли согласиться просто никак.

Еще мы полагаем, что, благодаря тебе, поток туристов к нам в Израиль вырастет как минимум процентов на пятьдесят, а, может быть, и вдвое. Мой племянник уже разрабатывает программу для туристов «Поиск дороги Воскресшего Моисея». И это будет точно круче «покемонов».

— Скажите, рабби… У меня еще вопрос. Я просто преклоняюсь перед вашим каббалистическим учением. Как вы смогли все вычислить и все узнать обо мне и даже о моем зачатии? Это невероятно! Просто чудо!.. Ну, и о зачатии — это зачем?

— Видишь ли, Миша. Процесс зачатия в вопросе о пророке и Мессии очень важен. Уже две тысячи лет идет спор о том, было тогда непорочное зачатие или не было. Сколько из-за этого бед перенес наш народ!

— А как я все узнал?.. Хорошо… Тебе скажу… У меня внук работает в Моссаде. И мы вчера просто поговорили с твоей мамой…

Вечером Миша Шекет, теперь он был по паспорту Мик Шекетсон, вместе с мамой Розой улетал на родину Свободы в Америку. Надо было торопиться. Как истинный обрезанный еврей он должен был помолиться у Стены плача. Тем более, что теперь у него был Новый День рождения.

В паспорте по недосмотру, просто со слов каббалиста Иегуды Меира, у Миши в графе дата рождения поставили не ту дату, когда он появился на свет, а дату его зачатия. Хотя точнее — ведь это так и есть.

На память о необыкновенном повороте своей судьбы он увозил в Америку добытую им в последний раз великолепную позолоченную копию ожерелья фараона.

Гении

Не знаю, почему, но до сих пор бытует мнение, что труд из обезьяны сделал человека. Я лично это мнение не разделяю. По-моему, из обезьяны выйдет только обезьяна, из слона, конечно, слон, из бегемота — бегемот. Да и потом, еще пример, вот сколько лошадь или вол, или осел не трудятся, из них ни разу человек не получился. Из обезьяны тоже. Возможно, я не прав, возможно, прав наполовину.

Люди от животных, да и друг от друга, очень сильно отличаются способностями к изобретательству. Способностью придумывать всякие разные вещи, которых нет в природе. Так, люди придумали паровоз, автомобиль, самолет и даже подводную лодку.

Еще у некоторых людей есть тяга экспериментировать, и нередко они совершают открытия. Вот как, например, Колумб открыл Америку? Он ведь плыл в Индию. Но он решил сделать эксперимент, и, вместо того, чтобы повернуть, как все, при выходе из порта налево, он повернул направо, и оказался не в Индии, а в Америке. Поэтому, наверное, полезно иногда шагать и делать еще что-нибудь совсем не так, как все.

При этом изобретения не обязательно направлены на то, чтобы что-то улучшить. Бывает, что и наоборот, изобретают всякие вещи, чтобы с их помощью навредить. Некоторые изобретают, чтобы подводные лодки могли погружаться и потом всплывать. А некоторые бьются над изобретениями, которые сделают так, чтобы эти лодки не всплыли. Тоже самое и с самолетами. Много всякого придумали, чтобы самолеты как можно лучше летали. А сколько всякого изобрели, чтобы они падали! Я имею в виду военные изобретения.

Вот и пойми, есть ли разумность и полезность от многих идей, которые генерируют люди, и от их изобретений.

*****

Афанасий Петрович, а все называли его душевно Петрович, почти двадцать лет работал в закрытом военном институте, который как раз и занимался всякими вредными изобретениями. Вредными, конечно, для вражеских разработок.

Если враги придумывали машину, которая могла, как крот, скрытно перемещаться под землей, то в их институте придумывали контризобретение. Разрабатывали такой прибор, от воздействия которого вражеская машина теряла ориентацию под землей и двигалась не горизонтально, а вертикально, к центру земли, пока не сгорала там, достигнув раскаленной магмы. Ну, и всякие похожие вещи там изобретали.

Петрович не был ни инженером, ни научным сотрудником. Он был обычным слесарем. Точнее, совершенно необычным слесарем. Он обладал такой смекалкой и технической интуицией, что мог запросто изобрести и без всяких чертежей изготовить, например, образец вертолето-самолета. При этом этот аппарат состоял всего из одного большого винта, внутри которого по центру была подвешена кабина для шести пилотов. И когда винт вращался в горизонтальной плоскости, этот аппарат летал, как и положено вертолету. А когда винт вращался в плоскости вертикальной, то он летал уже очень быстро, как самолет.

Дело в том, что, если вражеские радары засекали полет этого аппарата как полет самолета, он сразу автоматически зависал на месте, как вертолет. Потом летел, как вертолет, потом, как самолет или опять висел на месте. В итоге все компьютеры врагов, пытаясь вычислить и распознать такой причудливый полет, зацикливались, а иногда вообще дымились и перегорали.

Еще в этом военном институте был отдел, который разрабатывал всякие средства для борьбы с врагами в густонаселенных городах, где трудно отделить солдат противника от мирных граждан. Руководил этим отделом профессор химии Ванштейн Лев Семенович. Профессор был гуманистом и, в некотором смысле, даже пацифистом, хотя работал над военными проектами.

И он придумал такой безвредный и гуманный метод для борьбы с врагами: он создал специальный сонный газ. Газ совершенно безвредный и неуловимый никакими средствами защиты типа противогазов. Но стоило его вдохнуть совсем ничтожное количество, и люди мгновенно засыпали на десять-двенадцать часов. А потом, без всяких вредных последствий, просыпались.

Еще он создал специальные противосонные таблетки, приняв которые, все сразу просыпались. А, если их принять заранее, то и вообще не засыпали почти сутки, даже если надышались сонного газа.

Понятно, что теперь не нужно было штурмом под огнем брать города и села. Своим солдатам из спецназа выдавали противосонные таблетки. Затем весь город усыпляли сонным газом, и уснувших вражеских солдат бескровно брали в плен и разоружали. Уснувшие солдаты вообще не могли понять, что с ним произошло, потому что побочным действием сонного газа было то, что проснувшиеся от его воздействия люди напрочь забывали все, что происходило в предыдущие сутки.

Данная разработка была особо засекречена. Возможно, потому, что часто войны ведь ведут не для того, чтобы захватывать чужие территории или ресурсы. А именно лишь для того, чтобы причинить врагам своим как можно больше разрушений.

Но один небольшой баллончик, на вид похожий на обычный огнетушитель, заполненный этим сонным газом, профессор Ванштейн все-таки припрятал в секретном ангаре, где хранился и вертолето-самолет, изготовленный Петровичем. Обе эти разработки еще не прошли полный цикл испытаний и не числились в реестрах спецслужб как пригодные для применения. Потому они и не были изъяты, когда институт перепрофилировали для гражданских нужд. О них вообще попросту забыли.

К счастью, наступили времена разрядки. Военное противостояние практически исчезло. Разработки военного института стали невостребованными, и институт перепрофилировали в сельскохозяйственную академию. Сначала там разрабатывали всякие сноповязалки и картофелекопалки, но потом перешли и к сложным темам. В академии открыли лабораторию генетики. И именно в ней начали трудиться добрые друзья: Афанасий Петрович и профессор Ванштейн, который и возглавил это направление работ.

Дело было новое, но тем оно было и интереснее. Генная инженерия — это ведь все-таки инженерия. Прикладная наука. И связана с изобретательством. Например, как сделать для мухи такие приспособления, чтобы она могла не просто без толку жужжать, а еще бы навозную кучу рассыпала равномерно по полю. Ну, и другие разные очень полезные вещи делала.

Разработка же, которую сейчас начали проводить в лаборатории генной инженерии, была связана совсем не с мухами. Она была направлена на то, чтобы расширить круг домашних животных. В сельском хозяйстве явно же не хватает домашних животных, способных выполнять различные утомительные работы. В основном, до сих пор используют только лошадей для вспашки полей и перевозки урожая.

А ведь нужны еще и домашние животные, которые могли бы заменить человеческий труд. Могли бы собирать яблоки с деревьев, помидоры с кустов, виноград и всякие работы делать по упаковке и сортировке овощей и фруктов. Ну, много таких работ есть.

Профессор Ванштейн пригласил к себе Петровича, чтобы вдвоем обдумать, что им предпринять и каких животных стоит приручить, чтобы обучить сельхоз-работам. И Петрович сходу сделал предложение.

— Ну так ведь это ясно, Лев Семенович. Уверен, идеально для одомашнивания и использования на таких работах подходят обезьяны. Они ведь почти как люди устроены. Более того, они легко лазают по деревьям. Что для них — яблоки собрать или виноград? Им ведь даже лестниц не надо.

— Это отличная идея, — Ванштейн дружески похлопал Афанасия по плечу, — Петрович, ты, конечно, гений. Ты, как всегда, придумал идеальное решение. Что может быть лучше обезьян? Ведь только они в далекие доисторические времена сами добровольно захотели работать. Ну, когда решили превращаться в человека. А это значит, у них где-то генетически заложено желание трудиться. Не стали же они примитивно рвать с деревьев бананы и кушать их. Они, заметь, не поленились, слезли с этих самых деревьев и начали распахивать поля, сажать картошку, пшеницу и даже разводить кроликов. Все идеально. Я уверен, что у нас получится их приручить и научить работать. Я читал в научной литературе, что шимпанзе легко запоминают до трех тысяч слов, и их визуальная память не хуже, чем у человека. Наверное, они даже способны понимать нашу речь. Я подготовлю это предложение по одомашниванию обезьян и отдам на утверждение нашему главному куратору и руководителю работ. Он человек умный и дальновидный. Думаю, что эти исследования нам утвердят.

Бессменным руководителем и куратором работ в этом военном институте был генерал контрразведчик Иван Васильевич Карандашов. Он же им и оставался после преобразования института в сельхоз-академию. И хотя у него не было специального технического образования, природный ум и особая проницательность позволяли ему безошибочно определять самые перспективные и востребованные направления разработок.

Выслушав доклад Ванштейна о предлагаемом направлении научных исследований, генерал, как всегда, сходу принял решение.

— Эти работы, Лев Семенович, я считаю не просто интересными с научной точки зрения. Они будут иметь чрезвычайно важное значение в развитии нашего сельского хозяйства, а, может быть, и всей нашей экономики в целом. Представь, что будет если мы научим обезьян выполнять тяжелые и вредные работы. Да еще и практически бесплатно. Они ведь даже лучше, чем рабы, которые у римлян были: сильны, им не нужна одежда, размножаются прекрасно в любых условиях. Достаточно их только накормить, и всё — они будут работать. Молодцы, у вас отличная идея. Поздравляю, я двумя руками «за».

Ванштейн вышел от генерала в подавленном настроении. Он как-то не подумал о том, что обезьян могут действительно превратить в рабов. А мысль об угнетении и эксплуатации людей и даже животных ему всегда была противна. Но отступать было уже некуда. Решение было принято, и работа по одомашниванию обезьян закипела.

Поначалу работы велись открыто, как все гражданские исследования, но потом пришел строгий приказ, и их сделали секретными. Это сделали по привычке, потому что раньше институт был особо секретный. Но, скорее всего, работы засекретили именно по указанию генерала Карандашова.

Ванштейн еще шутил по этому поводу: «Слава богу, что наши разработки засекретили. Если провалим работу, то хоть никто о нашем позоре не узнает. А даже те, кто и узнают, все равно ведь никому не скажут, даже нам».

А так как ген трудолюбия у обезьян очевидно был сильный, только находился в сонном состоянии, то научный руководитель проекта профессор Ванштейн решил разработать препарат, который разбудил бы у приматов этот спящий ген трудолюбия. Кстати, такой препарат мог пригодиться и людям, у которых ген трудолюбия находится все время в дреме.

Профессор ведь был отменный специалист именно в области воздействия на сон и пробуждение. Он быстро изучил процессы, связанные с засыпанием генов и разработал нужный препарат, чтобы пробудить ген трудолюбия.

Пока Ванштейн колдовал над препаратом для пробуждения генов трудолюбия, Петрович начал посещать зоопарк, чтобы познакомиться с образом жизни и повадками шимпанзе. По мнению профессора, именно они как нельзя лучше подходили для одомашнивания.

Афанасий быстро подружился с некоторыми особями. Особенно хорошие отношения у него сложились с молодым почти половозрелым самцом по имени Шмулик. Всякий раз, когда Петрович подходил к вольеру, Шмулик оставлял все свои дела, садился напротив и выразительными жестами и мимикой буквально разговаривал с ним. Он как бы спрашивал: «Ну, как дела? Какие новости и что там слышно про работу?».

Вскоре после утверждения программы работ и соответственно бюджета, по рекомендации Афанасия Петровича, Шмулика и еще пятерых его подружек самочек привезли и поселили во внутреннем парке института. Предварительно парк оградили и превратили в подобие просторного вольера.

Шимпанзе чувствовали себя в нем просто превосходно. Тем более, что они были молоды и подросли уже до возраста любовных игр и развлечений. И вот, как раз теперь, с помощью разработанного профессором Ванштейном чудо препарата и методами воспитания, предстояло пробудить у них любовь к труду и желание трудиться. Ведь именно в такой период полового созревания все гены возбуждаются, становятся активными и даже агрессивными, стараясь победить друг друга в борьбе за продолжение их рода. Это период жизни у людей называется «переходный возраст». Известно, сколько странностей в нем происходит. И по прошествии его, ранее милые и добрые детишки, нередко резко изменяются, становятся нахальными и злыми. Бывает, что и наоборот. Это зависит от того, какие гены побеждают. Ведь столько разного от предков в нас заложено.

Петрович смастерил для обезьянок множество хитроумных тренажеров для развития у них трудолюбия. А для того, чтобы они привыкали к различным рабочим инструментам, им сшили маленькие подобия фартуков до пояса с карманами на груди, где они носили эти инструменты.

То, что разработанный препарат мотивации к усердию эффективен, профессор Ванштейн проверил на лошадях и даже на себе. После его приема лошади в два, а то в три раза быстрее вспахивали несколько гектаров земли А профессор, принимая таблетки для развития умственных способностей, мог по десять часов в день решать задачи по математике и физике.

Наступило лето, период отпусков, и почти все сотрудники академии отправились в отпуск. На работе остались всего несколько человек для обслуживания зданий, и единственный сотрудник лаборатории генетики — Афанасий Петрович. Профессор Вайнштен — позвал его к себе в кабинет, чтобы передать дела на период, когда все сотрудники, включая самого профессора, будут в отпуске.

— Ну что, Афанасий Петрович, остаешься здесь за старшего. У тебя будет немного дополнительных обязанностей. Тебе надо будет только следить и правильно выдавать нашим маленьким пациентам, я имею в виду шимпанзе, наш препарат для развития их способностей к трудолюбию. А все остальное будешь делать, как обычно. Тренажеры их настраивать для игр и инструменты для выполнения разных работ выдавать.

Здесь вот записаны дозировки препарата. Вот эти маленькие зеленые таблетки для развития умственных способностей надо выдавать по одной в день утром. А большие белые, для развития трудолюбия физического, — по три штуки в день. Утром, в обед и вечером во время кормления. Это очень просто. Ты ведь очень смекалистый. Уверен, легко со всем справишься. И еще. Это, Афанасий Петрович, тебе важно знать. Белые таблетки для развития трудолюбия физического подавляют умственную деятельность, именно поэтому мы даем обезьянам по одной зеленой таблеточке в день для поддержания у них умственных способностей. Так мы компенсируем негативный эффект таблеток трудолюбия, чтобы обезьянки наши не отупели.

— Да, конечно, профессор. Совершенно не беспокойтесь. Я все очень хорошо сделаю. И не такие задачи приходилось раньше решать. К вашему возвращению, уверен, уже будет положительный результат. Они ведь, эти малыши, такие сообразительные и шустрые, быстро все схватывают.

— Тебе, Афанасий Петрович, я оставлю и ключи от моего кабинета. Там есть всякие книги по зоологии, ботанике, правилам кормления животных. Если что-то будет тебе непонятно, всегда сможешь в этих книгах посмотреть. И ключи от моего сейфа я тебе тоже оставлю. Если для работы нужно будет купить что-либо срочно, возьмешь из него деньги. Там две небольшие пачки денег в рублях и еще отдельно три тысячи долларов я положил. Знаешь, сейчас с этой инфляцией, некоторые магазины фрукты заморские только за валюту продают.

— Да, спасибо, Лев Семенович, конечно, я эти книги обязательно почитаю. Я у вас, там в вашей библиотеке, видел книги по занимательной математике, физики и химии. Можно мне их тоже почитать? Я очень люблю эти предметы в занимательном виде.

— Ну, конечно, бери читай, что хочешь. Только книги на место потом поставь, где они стояли, чтобы мне их потом не искать. У меня ведь в библиотеке больше тысячи книг разных.

Да, и еще, чуть не забыл. Смотри, вот здесь в шкафу, вот в этой коробке, лежат красные таблетки. Это моя последняя разработка. Этот препарат позволяет активизировать генную предрасположенность к определенному виду деятельности, которая была у наших далеких предков. Ну, например, если был у тебя в роду, лет пятьсот назад, дедушка кузнец, то после приема этого препарата и у тебя будет стремление стать кузнецом. Я этот препарат еще не испытал до конца, поэтому его обезьянкам не давай. Еще не выяснил какие надо делать дозировки, чтобы ген определенного предка проявился. Да и как он на разные возрастные группы будет воздействовать. А малыши наши уже половозрелые. Может быть, есть противопоказания.

Профессор задумался на минутку и потом уже с грустью добавил:

— Даже не хочется уезжать. Я ведь впервые за границу еду. И за Шмуликом буду скучать. Очень я к нему привязался. Он мне, как собственный ребенок.

Ванштейн обнял Петровича, дружески похлопал по спине и, передав ему ключи от кабинета и от сейфа, прямо с работы отправился в аэропорт. Он улетал на отдых в Индию на Гоа.

Афанасий Петрович сделал обход всех помещений опустевшей лаборатории, зашел в вольер к обезьянам, угостил их свежими бананами и отправился на кухню к своей подруге поварихе Свете. Со Светой их связывали давние дружеские отношения. Она нравилась ему и как женщина, но скромный и робкий Афанасий никогда даже мысли не допускал о том, что их отношения могут перерасти во что-то большее.

— Света, привет. Ты знаешь, что я теперь за начальника остался? Теперь меню на день со мной будешь согласовывать.

Петрович сказал это в шутку, но Света огрызнулась:

— Нет, Афанасий. Теперь будем жить вообще без меню. И даже чай в кабинете сам себе заваривай… Ты у нас кто?.. Правильно… Слесарь. А профессор уже на пляже в Индии загорает.

— Ну, если так, то обедай сегодня сама, — буркнул Афанасий.

Высказывание про слесаря сильно задело Петровича за живое. К нему все относились всегда, как к специалисту очень высокой квалификации, и уж никак не ниже научного сотрудника. У него одних изобретений больше десятка.

Он махнул рукой, и, явно расстроенный, отправился назад в кабинет Ванштейна. Рассказ профессора о красных таблетках, после приема которых человеку передаются замечательные качества его предков, сильно заинтересовал Петровича. Он часто задумывался, да и другие говорили ему, что у него нет профессиональных амбиций. За двадцать лет его работы многие, используя его идеи, защитили докторские диссертации, стали профессорами, а он так и остался слесарем. А обидное замечание Светы, о том, что он всего лишь слесарь, еще более подогрело его интерес к этим таблеткам.

В детстве мама часто говорила Афанасию, что его прадед был очень известный архитектор. Следовательно, в роду у него были амбициозные предки, но ему, Афанасию, эти качества не передались. И он решил принять красную таблетку, чтобы пробудить у себя амбициозность. Профессор Ванштейн не разрешил ведь давать эти таблетки только шимпанзе.

Петрович зашел в кабинет профессора, достал из коробочки красную таблетку и положил себе в рот. Таблетка оказалась приятного кисло-сладкого вкуса. Он медленно разжевал ее, запил водой, присел на кожаный диван, который стоял в кабинете профессора и почувствовал, как его веки наливаются тяжестью. Через несколько секунд он завалился на диван и погрузился в сон.

Спал он не более получаса, и ему приснился необыкновенно яркий сон. Во сне все происходило, как наяву. Афанасию приснилось, что он спускался по веревочной лестнице из башни средневекового замка. Танцевал на балу с дамой в пышном голубом платье. Облачался в традиционную мантию магистра высшего учебного заведения. Пил из высоких кружек пиво в немецкой пивной и вычерчивал корпус парусного фрегата.

Проснулся Афанасий так же быстро, как и заснул. Сна — как не бывало. Он ощущал особую бодрость и эмоциональный подъем. И первая мысль, которая пришла ему в голову, была о Свете.

Афанасий быстро спустился во внутренний двор академии, где был небольшой парк, нарвал прямо с клумбы цветов и отправился к Светлане.

— Светочка, привет. Приношу тысячу извинений за мой бестактный вопрос о меню на обед. И прими от меня эти цветы в знак признания твоей красоты и моих искренних к тебе чувств.

Афанасий преклонил колено и вручил ей букет.

Света была симпатичной молодой женщиной чуть за тридцать. И у нее был муж и двое детей. Но признания ее красоты и выражение к ней чувств в такой форме, как это сделал Афанасий, в ее жизни не было никогда. Красивый, сильный и умный Афанасий всегда немного волновал ее женское сердце. И от высказанного им признания, ее сердце учащенно забилось, голова затуманилась и взгляд стал мягким и томным.

— Все, Света. Больше никаких обедов на работе. Мы с тобой идем сейчас обедать в ресторан.

— Афанасий… Даже не знаю, что и сказать… Хорошо, пойдем, если ты приглашаешь. Только ведь это дорого очень. И на трамвае доехать в ресторан уйдет не меньше часа.

— Дорого — это, когда нет денег. А я эту проблему решил — с легкой небрежностью ответил Афанасий и словно фокусник вынул из кармана толстую пачечку денег, которую он взял из профессорского сейфа.

— И в ресторане мы будем за пятнадцать минут. Я уже вызвал такси. Так что, едем обедать, моя королева! Буду ждать тебя внизу в фойе.

Афанасий Петрович галантно поцеловал Светлане руку.

— Ну, Афанасий, должность начальника творит с тобой просто чудеса. Я только переоденусь, и спущусь, — восторженно воскликнула Света.

Через полчаса они зашли в один из лучших ресторанов в городе, и метрдотель проводил их за столик в глубине зала. В заведении подобного рода и Афанасий и Света были впервые и поэтому, когда им подали меню в кожаных переплетах, Света, полистав его многочисленные страницы, хотя и была профессиональным поваром, не поняла практически ни одного названия. И, чтобы не выглядеть непросвещенной в тонкостях изысканной кулинарии, она отложила меню и робко сказала:

— Я бы, Афанасий, выпила только кофе, ну и какое-нибудь пирожное съела. У нас ведь мало времени. Обеденный перерыв скоро закончится.

— Ну, что ты, Света. Мы ведь никуда не торопимся. Будем обедать не спеша. Если ты не возражаешь, я сам сделаю заказ.

Петрович тоже не знал названий блюд из меню, но он сориентировался на их цены и заказал из разных разделов меню самые дорогие.

За неспешным обедом незаметно прошло более двух часов. Все это время Афанасий был очень весел, галантен и даже немного фриволен. Но, когда уже подали десерт, он неожиданно совершенно изменился, стал молчалив, задумчив и даже грустен.

Дело в том, что к этому времени воздействие на него препарата (красной таблетки) изменилось. Вначале в нем возбудились рыцарские и донжуанские качества какого-то из его дальних предков, но теперь, по прошествии времени они ослабели. Теперь же в нем проснулись такие качества, как ответственность, бережливость и чадолюбие, по-видимому, присущие какому-то другому из его предков.

Афанасий ощутил сильное угрызение совести перед своей женой за то, что он пригласил свою сослуживицу Светлану в ресторан, хотя с женой они уже несколько лет проживали раздельно. Ему стало очень совестно, что он взял чужие деньги из сейфа и сбежал с работы. И еще он с замиранием сердца вспомнил, что сегодня ему надо забрать внука из детского сада, а до закрытия оставалось менее получаса, и он мог не успеть к этому времени.

— Все Света, давай быстро допивай кофе. Извини, я совсем упустил из виду, что мне сегодня надо забирать внука из садика. Могу опоздать. Я сейчас быстро расплачусь и поедем.

Еще у меня к тебе будет убедительная просьба. Я сейчас закажу тебе такси, и ты вернешься на работу. Я забыл дать нашим обезьянам таблетки, которые им профессор прописал. Таблетки в коробочках, там в его кабинете в стеклянном шкафу на верхней полке лежат. А дозировка, каких сколько давать, на листике записана. Этот листик в шкафу рядом с коробочками лежит. Обязательно все сделай. Это очень важно. Таблетки прямо в бананы положи. Кожуру проткни и положи. А потом каждой обезьянке по банану дай. Все просто. Не подведи меня.

Последние слова Афанасий Петрович произнес холодно, даже немного сурово. Потом он подозвал официанта, сказал, что очень торопится, и попросил принести ему счет. Рассчитался он строго по счету, внимательно сверив все позиции и оставил официанту самые мизерные чаевые. И хотя ехать ему со Светой было в одну сторону, Афанасий заказал два такси, на одном из которых Света поехала на работу, а на другом — он в детсад забирать внука.

Столь резкая перемена в поведении Афанасия привела Светлану в полное смятение, так что она не промолвила ни слова. И только теперь, когда она уже ехала в такси, она наконец-то пришла в себя.

— Ну, слава богу, что так все закончилось, и после обеда не последовало никаких продолжений, — подумала она.

Своим неожиданным и страстным натиском Афанасий так подействовал на нее, что она пришла в трепет и уже не владела собой. Во время их совместного обеда в ресторане она даже позвонила мужу на работу, и сказала, что задержится на работе допоздна. А мужа она никогда раньше не обманывала. Теперь же, конечно, Светлана испытывала некоторое разочарование от того, что продолжения не последовало, но еще больше она испытывала облегчение от исчезнувшего искушения.

Когда Света приехала на работу, она с трудом, вынув почти все деньги, какие были у нее в кошельке, рассчиталась за такси. Настроение у нее окончательно испортилось, и она уже в раздражении размышляла об Афанасии.

— Вот ведь мерзавец. Первый день остался за начальника и что себе позволяет. Сейчас тоже — сам домой отправился, а ей надавал всяких дурацких поручений.

Светлана быстро поднялась в кабинет профессора, вынула из шкафа злополучные таблетки для обезьян и записку профессора с описанием дозировок. Пробежав глазами по записке, она взяла коробочки с таблетками. Из записки следовало, что таблеток для стимулирования к труду надо давать три раза в день, а для улучшения мышления — один раз. Цвета и размеры таблеток в записке не были указаны. Об этом профессор Ванштейн сказал Афанасию при отъезде только на словах. Было просто записано: «Таблетки для трудолюбия по три штуки, а для мышления по одной».

Некоторая неясность в описании, каких и сколько таблеток надо выдавать, Свету особо не смутила. А звонить Афанасию, на которого она была очень сердита, ей совсем не хотелось. Поэтому немного подумав, она рассудила так: маленьких таблеток надо выдать по три штуки и три раза в день, а больших, они же большие, только по одной.

В результате, она все перепутала, и положила в бананы девятикратную дневную дозу препарата для развития умственных способностей и только одну треть от требуемого для развития трудолюбия физического.

Быстро все это приготовив, она дала обезьянкам бананы с таблетками, и они с удовольствием их съели. Уходя с работы, Светлана так торопилась, что замкнув кабинет профессора, ключи она забыла вытащить, и вся связка ключей от кабинета, шкафов и сейфа остались висеть прямо в двери. А еще она не замкнула на замок вольер, в котором жили обезьяны, а только закрыла его дверь на щеколду.

Пока Света кормила обезьянок, Афанасий Петрович забрал внука из садика и отвел его домой. Дома он пересчитал оставшиеся у него после посещения ресторана деньги и очень огорчился. Пачка денег, которую он взял из сейфа профессора, уменьшилась почти на половину. Еще его мучил вопрос, правильно ли Светлана дала обезьянкам таблетки и все ли нормально у них на работе. Ему было очень тревожно и стыдно, что он поступил так безответственно — растратил чужие деньги и ушел с работы в середине дня.

Афанасий отправился на работу. И хотя жажда деятельности буквально распирала его и ему не терпелось попасть на работу как можно скорее, на такси он не поехал из соображений экономии. Было уже темно, когда Афанасий Петрович добрался на родное предприятие. И сторож, дежуривший на проходной, только после долгих объяснений, с большой неохотой впустил его.

Ключи от кабинета профессора Светлана должна была оставить Афанасию в вернем ящике его стола в производственном отделе. Однако их там не оказалось. Афанасий дважды перевернул все ящики своего стола, но ключей не было.

— Вот ведь никому ничего нельзя поручить, — с досадой подумал Афанасий Петрович, и уже собрался идти звонить Свете, когда услышал в коридоре легкий шум быстрых шагов. Петрович вышел в коридор, но там никого не было. Он прошел дальше и дошел до кабинета профессора. В двери висела связка ключей, которые ему должна была оставить Света, и, как показалось Афанасию, ключи слегка покачивались, будто их только что туда вставили. Дверь же в кабинет вообще оказалась не запертой, и он просто вынул из нее ключи и вошел внутрь.

— Что за чертовщина?! — Петрович в ужасе осматривал кабинет профессора.

На полу валялись книги. Дверцы стеклянного шкафа, где хранились препараты, были открыты и находившиеся там коробки были беспорядочно разбросаны и перевернуты. Но самое ужасное было то, что сейф профессора оказался не запертым и, когда Афанасий Петрович открыл его, то он был почти пуст. Не было ни рублей, ни трех тысяч долларов, которые ему оставил профессор. Исчезла также увесистая папка с описанием секретной программы исследований.

Первая мысль, которая пришла ему в голову, была о том, что в институт проникли воры, напали на Светлану, отобрали у нее ключи и похитили и деньги, и секретные документы.

Афанасий достал свой блокнотик, где были записаны номера телефонов друзей и знакомых, и отыскал номер телефона Светланы. После некоторых колебаний, так как было уже очень поздно, он поднял трубку и позвонил ей домой. Ответил ему муж Светланы.

— Алло. Извините за поздний звонок. Это Афанасий Петрович из института. Мы со Светланой вместе работаем. Она дома? Ее можно пригласить к телефону?

— Да, Афанасий Петрович, Светлана дома, но она сейчас в душе. Я ей скажу, что вы звонили. Что-то случилось? Ей куда перезвонить?

Петрович услышал, как Светин муж положил трубку телефона на стол и громко спросил у Светланы, которая была в душе:

— Свет! Тебе с работы звонят. Афанасий Петрович. Что ему сказать? Он тебя просит ему перезвонить.

Хотя и тихо, но вполне разборчиво Петрович услышал в телефонной трубке ответ Светланы:

— Скажи ему, чтобы он не беспокоился. Я все, что он просил, сделала. Ключи только, по-моему, в двери профессорского кабинета оставила. Но там, на работе, уже никого не было. Утром заберет их. Что за идиотская привычка звонить по ночам? Первый день за начальника остался, а такой балаган уже устроил.

Петрович не стал дожидаться, когда Светин муж ответит ему, и положил трубку. Объясняться со Светой, почему она оставила ключи в двери кабинета, ему совершенно не хотелось. Да и какой был в этом теперь смысл. Сам ведь во всем виноват — доверил порученную ему работу и ключи от кабинета Светлане.

Афанасий поднял книги, которые валялись на полу. Это были книги, которые он взял из библиотеки профессора для себя и оставил их столе, когда уходил. Но, когда он их собрал с пола, то обнаружил, что книг по математике, физике и географии не было. Они исчезли. Еще Афанасий не мог найти записку, которую оставил ему Ванштейн, с указанием дозировок таблеток, которые надо выдавать обезьянам. Петрович снова набрал телефон Светланы. На этот раз трубку взяла Света, и, услышав голос Афанасия, не дожидаясь его вопросов, сразу начала говорить.

— Афанасий, что это ты вздумал звонить мне по ночам. Ты что не видишь который час, или тебе, как новому начальнику, скучно теперь дома?

— Света, извини меня, конечно. Но дело в том, что я сейчас не дома, а на работе. И у нас происшествие неприятное.

— Что еще за происшествие? И я тут причем? Обезьяны что ли компот выпили, который я на завтра приготовила?

— Да, нет. Просто ты, когда уходила, оставила ключи в двери кабинета, и кто-то туда зашел и забрал все деньги из сейфа и книги со стола. Еще в шкафу все перевернуто и куда-то исчезла записка с описанием дозировок таблеток, которую мне Ванштейн оставил.

— Успокойся, Афанасий. Деньги из сейфа ты сам забрал, целую пачку мне показывал. А записку твою с дозировками я наизусть помню. Маленькие по три в день, а большую — одну. Что тут непонятного? Запиши, если не помнишь. Да и раскардаш в кабинете ты тоже, наверное, сам устроил. Ты же в обед был абсолютно не в себе. Донжуана изображал.

Света тихонько хихикнула, от чего Афанасий испытал неловкость и досаду.

— Ты совершенно уверена, что маленьких — три таблетки в день? Они же для развития умственных способностей. По-моему, их надо только по одной, а больших, для трудолюбия, по три.

— Да, Афанасий, уверена. Я хорошо запомнила содержание той записки. Там в конце, Лев Семенович еще приписал в виде шутки «Спорт и работа не совместимы с жизнью. Не допускай передозировки». Это он тебе, Афанасий, написал руководство. Все, давай до завтра. Меня муж уже в спальню зовет. А тебе не помешает самому большую таблетку для мозгов принять. Ты что-то, как стал начальником, простых вещей не догоняешь… Начальник Дон Жуан.

Последнюю фразу Света сказала полушепотом с нескрываемой издевкой и снова хихикнула.

Бодрый и уверенный голос Светланы немного успокоил Афанасия. И еще у него наступило состояние благодушия и даже какое-то безразличное отношение ко всему. К этому времени от воздействия принятой красной таблетки в нем начали проявляться качества благодушия, неуверенности в себе и беспечности, также свойственные какому-то из его предков.

В этом, уже благодушном настроении, Афанасий взял свой блокнотик и записал со слов Светланы, которая все перепутала, совершенно неправильные предназначения и дозировки препаратов: «Большие таблетки — для ума — по одной, маленькие — для трудолюбия — по три».

Он с удовольствием вспомнил, как они со Светой приятно обедали в ресторане. Ему представлялось теперь, что все хорошо. Вот только, какой же он был идиот, что так быстро расстался с симпатичной Светланкой. А ведь она точно была согласна на продолжение. Афанасий даже щелкнул пальцами с досады.

— Все-таки Света права. На простые житейские вещи мозгов у меня явно не хватает.

Немного поразмыслив, Афанасий достал из коробочки большую белую таблетку, как он теперь думал, для развития ума. На самом же деле, это была таблетка для трудолюбия физического, которая, напротив, подавляла умственную деятельность. Сделав сильный выдох, он проглотил таблетку и запил ее полным стаканом воды.

Воздействие препарата было практически мгновенным. Афанасии Петрович почувствовал полную ясность мыслей, как ему надо поступить и что ему надо делать. Никаких сомнений в правильности и целесообразности действий у него теперь не было. Это хорошее и полезное качество всегда характерно для людей с несколько подавленной умственной деятельностью.

Афанасий отправился в вольер к обезьянам. Он решил показать им на собственном примере, как надо трудиться. Ведь самое лучшее в обучении, это, как известно, именно личный пример.

А во внутреннем дворовом парке института, который теперь был переоборудован под вольер для обезьян, несмотря на глубокую ночь, было светло, как днем, всюду горели фонари и даже работал небольшой фонтан. Шимпанзе тоже не спали. Самочки сидели кружком отдельной группой и что-то изучали. А самец Шмулик расположился несколько поодаль от них возле небольшого бассейна с рыбками, спиной ко входу.

Семейные взаимоотношения у приматов — они наподобие, как и у людей. Правда, им, по-видимому, из-за недостаточно развитого интеллекта по сравнению с человеком разумным, свойственно многоженство и доминирование самцов над самками.

Хотя ведь разума и людям недостаточно. Бог, он ведь сделал человека разумным. Но потом выдал все-таки Заповеди.

После принятия тройной дозы препарата для мозгов у подопечных шимпанзе умственные способности усилились многократно и стали почти как человеческие. А ведь известно, что интеллект у них и так на уровне пятилетнего ребенка.

И без того шустрый и сообразительный Шмулик открыл вольер, и, когда Светлана уже ушла с работы, зашел в кабинет профессора Ванштейна. Это именно он забрал из кабинета книги, а из профессорского сейфа — деньги и секретную папку с описанием программы работ по одомашниванию шимпанзе. Теперь же, когда Петрович зашел в вольер, он перелистывал книгу по физике, а его подружки самочки с интересом рассматривали красочные картинки учебника по географии.

Приход Афанасия хотя и застал их врасплох за этими занятиями, но теперь, еще более поумневшие, они мгновенно спрятали украденные вещи. Петрович же был в очень беззаботном и благодушном настроении и совершенно не заметил ничего странного в поведении ни Шмулика, ни его подружек. Более того, его даже не удивило, что в столь позднее время, ночью, обезьянки не спали, и в вольере все еще горел свет.

— Ну, что, вижу, вы еще не спите. Это очень хорошо, — обратился он к Шмулику.

— Займемся делами. Это никуда не годится. Вы сегодня за целый день не сделали никакой работы. Что мы скажем профессору, когда он приедет?.. Стыдно, стыдно… Ну, ничего. Я сейчас сам покажу вам, как надо трудиться. Все должны трудиться. Пропитание — оно бесплатно не дается. Кто не работает, тот не ест. Верно, Шмулик?

Пока Афанасий произносил эту речь, шимпанзе внимательно и с интересом слушали его. Но от последних слов о том, что «кто не работает, тот не ест», на их лицах отобразились ехидные гримасы, а в их темных глазах промелькнуло лукавство.

— Итак, смотрите, как надо работать. Работа — это ведь польза и удовольствие одновременно.

Петрович взял заготовленные для обучения возведению стен деревянные кирпичи и с удовольствием, напевая веселый мотивчик, начал выкладывать из них подобие забора. Шмулик сидел напротив на корточках и, подперев голову руками, с любопытством и нескрываемой усмешкой наблюдал за работой. Его подружки уселись чуть поодаль, шалили и галдели. Работа, которую проделывал Петрович, их явно развлекала и веселила.

Проработав примерно полчаса, Афанасий уложил больше половины кирпичиков, и уже получилась довольно высокая стена.

— А теперь давайте будем работать вместе. Давайте, давайте, подходите. Это же просто.

Петрович жестами стал подзывать шимпанзе и показывать им, что они должны тоже складывать кирпичи.

Но Шмулик с грустью посмотрел на Афанасия, потом сделал обиженное лицо, неспешно поднялся и, повернувшись спиной, ушел в дальний угол вольера. Его подружки обезьянки зашумели, закричали, как бы возмущаясь и ругаясь на Афанасия, и тоже удалились вслед за Шмуликом.

— Вот те на! Не хотите работать. Да вы же тунеядцы! Ладно… Сегодня уже поздно. Завтра посмотрим, как вы откажетесь от работы. Кто не работает, тот не ест.

Возмущенный таким поведением Афанасий выкрикнул всю эту тираду вслед своим подопечным. Однако это не произвело на них вообще никакого впечатления.

Быстро собрав инструменты и приспособления, которые он использовал для работы, Петрович в раздражении вышел из вольера и также, как и Света, забыл замкнуть входную дверь на ключ, а закрыл ее только на щеколду. Сказывалось воздействие таблетки, усиливающей тягу к физическому труду, но подавляющей умственную деятельность. Афанасий был крайне рассеян и долго плутал по коридорам института пока добрался до проходной. Разбудив спящего сторожа, он вышел на улицу и бодрым шагом отправился домой.

В то время, когда Афанасий бродил по институтским коридорам в поисках выхода, Шмулик вышел из вольера и включил освещение. И его подружки обезьянки снова собрались вместе и увлеченно продолжили свое занятие. Из кабинета профессора Шмулик принес им красочно иллюстрированную книгу по географии, и теперь они с интересом разглядывали в ней картинки. Особый интерес и восторг у них вызвали картинки, где отображались флора, фауна и пейзажи Африканского континента.

Шмулик же потихоньку отправился вслед за Афанасием так, чтобы тот не мог его заметить. Как хищники скрытно следуют за своей жертвой. Так незаметно он вышел через проходную института и теперь шел за ним по пустым ночным улицам.

Петрович зашел в небольшой круглосуточный магазинчик и купил там себе бутылочку кока-колы, пачку сигарет и немного яблок. За всем этим действием Шмулик внимательно наблюдал через стеклянную витрину магазина. И, когда Афанасий набрав с полок магазина все, что ему было надо, подошел к кассе, достал из кошелька деньги и рассчитался за товар, Шмулик сообразил, зачем нужны эти бумажки — деньги. Он ведь забрал целую пачку таких бумажек из сейфа профессора, и интуиция подсказывала ему, что это что-то полезное. Ведь только очень полезное и ценное припрятывают от других, как, например, еду.

Еще Шмулик сообразил, что лучшим способом маскировки, чтобы делать все скрытно, является одежда, которую носят люди. А, переодеваясь в разные одежды, можно запутать кого угодно в том, кто ты есть на самом деле. Возвращаясь назад в институт по темным городским улицам, Шмулик точно убедился в этом.

Люди, совершенно тщедушные и очевидно слабые, но одетые в специальную одежду — это были милиционеры — наводили просто ужас и страх на крепких и здоровых парней. При появлении этих людей в специальных одеждах, эти крепкие парни учтиво и даже с опаской разговаривали с ними, вели себя тихо и покорно. А, когда этих людей в специальных одеждах не было, они громко кричали, ругались и даже дрались.

Поэтому Шмулик решил обязательно обзавестись одеждой. Когда он вернулся на проходную института, было уже далеко за полночь, и вахтер, как ему и положено, спал, сидя за столом и подложив руки под голову.

Шмулик без проблем незаметно прошмыгнул мимо спящего вахтера, зашел в служебное помещение охраны и забрал его обычную одежду, которую вахтер там оставил, когда переоделся в форму. Он забрал не только его костюм, рубашку и ботинки, но и темные очки от солнца.

Домой Петрович добрался далеко за полночь. Всю ночь ему не спалось. И хотя заснул он лишь под утро и спал не более двух часов, встал он очень рано и сразу отправился на работу.

Утром, когда Афанасий Петрович пришел в институт, прямо на проходной его встретил крайне рассерженный вахтер, дежуривший в эту ночь, хотя его смена закончилась час назад. Ему просто не чем было идти домой, так как вся его одежда пропала. Под подозрением в пропаже одежды у вахтера был именно Петрович. Ведь это он приходил вчера вечером на работу и ушел поздно ночью.

— Петрович, что за шутки ты вытворяешь? На кой ляд ты забрал мою одежду? — возмущенно размахивая руками вахтер встал на пути Афанасия.

— Какую еще одежду? Зачем она мне? Спал, небось, ночью, и у тебя ее украли? Вот это работнички. У охранника воры одежду стащили. Они, может, и ботинки с тебя сняли пока ты спал без задних ног?

— Да ладно тебе, Петрович. Ботинки, конечно, тоже пропали. Я их в служебке вместе с одеждой оставлял. Хватит разыгрывать. Кроме тебя здесь никого не было. Я-то за тобой не следил. Я понимаю, что ты теперь за начальника, но шутки и проверки бдительности эти дурацкие оставь. Мне домой пора идти. Тебя вот жду. Возвращай мою одежду.

— Да уж история… Ты, Владимир Сергеевич, совершенно не понимаешь, что случилось. И все в твою смену. У нас тут были гости вчера. То, что они твою одежду взяли хотя и странно, но это все ерунда. Они в кабинете у профессора вчера что-то искали, и кое-что пропало. Пойдем со мной. Будем разбираться, как все это случилось в твою смену.

Афанасий Петрович уверенным шагом начальника направился в кабинет Ванштейна, а несчастный вахтер только пожал плечами и поплелся за ним следом.

— Куда же я подевал ключи от кабинета? Неужели дома забыл?

Петрович обшаривал карманы брюк в поисках ключей от кабинета профессора. Он запамятовал, что положил их вчера во внутренний карман пиджака, который оставил дома.

— Так, а что ты ищешь? Дверь ведь не заперта.

Охранник толкнул дверь кабинета, и она открылась.

— Вот черт, наверное, я ее вчера действительно не запер. А ключи я точно ведь в пиджак положил. Я еще их утром дома доставал и забыл на столике в прихожей. Какие-то провалы в памяти с утра.

Афанасий с охранником вошли в кабинет. Все было, как обычно. Никаких признаков беспорядка. Но у Афанасия возникло чувство, что со вчерашнего для, после того, как он навел в кабинете порядок и ушел, что-то изменилось. Первое, что ему показалось странным, это то, что стул стоящий за письменным столом профессора, был неестественно далеко отодвинут от него.

Афанасий выдвинул ящик стола и понял, что в кабинете снова побывали воры. Из ящика пропал портативный диктофон. Петрович точно помнил, что вчера он там лежал, но теперь его не было. Это был диктофон профессора, на который он записывал выступления и доклады, которые делал на всяких представлениях своих разработок и исследований. Когда институт был военным, этот диктофон хранился в секретном отделе в специальном сейфе. А теперь профессор забрал его себе, и он просто лежал у него в столе.

— Вот так да! Опять происшествие. Здесь из стола профессора диктофон еще пропал. И точно сегодня ночью, и в твою смену, Владимир Сергеевич. Я его здесь в столе вчера вечером видел. А теперь его нет. Как ты это объяснишь?

Охранник хотел, что-то ответить в свое оправдание, но в это время в кабинет вошла Светлана.

— Что за проблемы? Что случилось- приключилось? Ищете вчерашний день? Афанасий, ты что, домой не уходил? Стал начальником и ночуешь на работе?

— Свет, мне не до смеха. У нас проблема. Вчера и сегодня из кабинета профессора пропало много разных вещей и очень важных секретных документов, — Афанасий сказал это тихо, голосом, полным отчаяния.

Несмотря на то, что вчерашний поход в ресторан с Афанасием сильно разочаровал и даже разозлил Светлану (уж очень по-хамски поступил Афанасий, когда срочно отправил ее на работу на такси, да еще и за такси ей пришлось рассчитаться своими деньгами), вчерашнее приключение продолжало волновать ее женское сердце. Поэтому сегодня она пришла на работу в нарядном платье, в туфлях на высоких каблуках, с хорошо уложенной прической и даже чуть-чуть сверх меры надушилась дорогими духами. Ей хотелось произвести на Афанасия особое впечатление, и именно поэтому она зашла в кабинет профессора, как только пришла на работу.

Но Афанасий был так погружен в проблему с пропажами из кабинета Ванштейна, что не то что не сделал ей комплимент, на который она рассчитывала, а даже не обратил на нее никакого внимания. Естественной реакцией Светланы на такое отношение к ней Афанасия стала ответная резкость. Не обращая внимания на то, что в кабинете был еще и охранник, Владимир Сергеевич, а, скорее всего, именно для него она с нескрываемой издевкой произнесла:

— Афанасий Петрович, что ты за комедию тут ломаешь с пропажами. Сам вчера взял деньги из сейфа. Меня в ресторан приглашал. На такси разъезжал. Не знаю, где ты еще ночью был. Все сам потратил, а теперь у тебя кража. Давай не морочь нам голову.

— Да, и я так думаю, что не было здесь никого постороннего вчера, — обрадовано поддержал Светлану охранник, — только я был, и ты Афанасий, поздно вечером приходил. Зря я тебя вчера пропустил. Не положено ведь без особого разрешения начальства пускать сотрудников после окончания работы.

Последние слова охранник обратил уже к Светлане, желая получить от нее поддержку.

Не найдя, что ответить и смутившись от пересказанного Светланой вчерашнего похода в ресторан, Афанасий только поднял на нее глаза, как провинившийся ребенок и как можно спокойнее произнес:

— Возможно, вы правы. Я просто позабыл, куда переложил этот диктофон. Но это очень важно — его найти. Ванштейн ведь на него надиктовывал свои секретные военные разработки.

— И что, такие секретные материалы лежали просто в ящике стола и теперь пропали? Афанасий Петрович, да как это возможно, такое головотяпство? Я бы даже сказал, преступная халатность. Я, работая в охране, даже представить себе такое не могу.

Владимир Сергеевич буквально изменился в лице, и его серые непроницаемые глаза стали бесчувственно холодными.

— Да никуда они не пропали, я этот диктофон, наверное, в сейф убрал. Успокойтесь, давайте идите работайте, все найдется. Мне тоже надо работать, — раздраженно отрезал Афанасий.

— А как же моя одежда, Афанасий Петрович? Мне же домой не в чем идти! — возмутился Владимир Сергеевич, явно не желая уходить.

— Потом, все потом…, — Петрович буквально вытолкал охранника и Светлану из кабинета.

— Ладно, будем разбираться, — буркнул себе под нос охранник и направился к проходной.

Владимир Сергеевич, как и все остальные вахтеры и охранники, был бывшим чекистом. Эти должности всегда получали именно отставные сотрудники этого ведомства. А так как бывших сотрудников в таких структурах не бывает, то в обязанности вахтеров входило не только пропускать или не пропускать кого-либо в институт, но и еще приглядывать за благонадежностью сотрудников секретного института.

Случай же с пропажей секретной информации из кабинета профессора был просто чрезвычайным происшествием. Это ведь могло быть не простое разгильдяйство, а злой умысел вражеских агентов.

— А что, если диктофон действительно похитили? Да и еще в его смену? — с этими тревожными мыслями Владимир Сергеевич вернулся на проходную института и решил посоветоваться со своим напарником, бывшим майором внешней разведки.

— Ну, что там, Володя, у нас случилось? Зачем тебя Афанасий вызывал? Ерунда какая-нибудь, как всегда?

Бывший майор разведки, всегда умевший расположить к себе собеседника, дружески похлопал Владимира Сергеевича по плечу и доверительно улыбнулся.

— Да нет, не ерунда. На этот раз, по-моему, серьезная проблема. Да еще и в мою смену. Афанасий говорит, что из кабинета профессора пропал диктофон с секретными записями.