Бесплатный фрагмент - Номинация «Поэзия»

Денис Безносов

Сборник стихотворений

памятник

сплав непонятной изогнутой речи

законам неким подчинен но к сути

чтоб подобраться к многому приучен

должен быть разум ибо смысл иначе

не узреть тщетно поглощая строки

неверно между собой сопряженны

форм непривычных в волокна вбирая

множество чтенью препятствуя либо

слов неудобных громоздя тугие

узлы где можно напрямик без лишней

хитрости было высказаться вместо

непроходимой внутри густой вязи

идей другое сообщить никчемных

кряжистых черствых избежав метафор

в топь заводящих по горло где вовсе

не разобраться в чем дело не вызреть

мыслей воздвигнут на бумаге сгусток

текста отныне ему и быть гордым

нерукотворным строением или

ничтожной суммой случайных свидетельств

элегия

в чаще безглазых статуй ползает свет

ходят углы ходуном искажая облик

мы растворяемся возле меркнущих ламп

шепота в рот набирая

в этих промозглых залах или в других

точно таких же никто не имеет после

ориентира он смотрит но ничего

больше не может видеть

шума веществ чураясь или в него

вслушиваясь где стекло изможденно морщит

кожу а комнаты глохнут мы говорим

скороговорками втуне

серая взвесь поденно зримая сны

сотканные из вещей начиненных криком

геометрически ровный бледный ландшафт

строго идут по порядку

куклоподобным оным здесь отведен

скромный кусок пустоты временной отрезок

несколько полых предметов стены и речь

для сообщения мыслей

описи

опись первая

в одном из одинаковых кабинетов

где есть окно стол и пара стульев

(один для обитателя кабинета

другой для вошедшего из коридора

неизвестного который не по своей воле

будучи отправлен сюда деликатно

постучав в дверь спросив разрешенья

заходит здоровается и садится

на стул напротив обитателя кабинета

с тем чтобы передать ему бумаги

по истечению времени надеясь

получить переданное обратно

с подписью обитателя кабинета

однако оправдаются ли надежды

не знает а потому молча смотрит

через стол на многочисленные папки

с бумагами на обитателя кабинета

послушно ожидая подписи опасаясь

отказа) ползет замедленное время

побледневшие жужжат лампы

сидит посреди его обитатель

разглядывает себя напротив

---

опись вторая

сидят на стульях в замкнутых комнатах

среди кругов и прямоугольников

под нос бормочут повторяют

описи цифр облеченных в речь

перечисляют фразы громоздкие

в пузатых папках вызнать стараются

труднопроизносимых шифров

жалкую суть безъязыкий смысл

так будет дальше душные комнаты

бумаги двери стулья присутствие

отсутствие перемещенье

вдоль пустоты по прямой туда

по коридорам к чревам где бледные

в глухих углах безликие контуры

людей внимательно сличают

числа слова варианты слов

---

опись третья

как сидели за столом восседающие

друг за другом свою речь перечитывали

молча записи свои перелистывали

напряженно меж собой переглядывались

первый выступил другим засвидетельствовав

уважение за ним трое выступили

а четвертый промолчал но по просьбам других

хмуря старое лицо тоже высказался

после пятеро еще тоже высказались

после четверо других тоже высказались

после первый предложил обсудить вопрос

но четвертый предложил отложить вопрос

после семеро других тоже высказались

после шестеро других недовысказались

так сидели за столом восседающие

и бумаги подписав расходились потом

остров

почти незаметное издалека поросшее жухлой травой

лишенное какой бы то ни было иной поросли тесное пологое

посреди промерзшего на сквозняке залива между заостренных зубьев

двух полуостровов исторгнутое вулканом но в дальнейшем частично

погрузившееся под воду продолговатое пятно суши из двух неравных

частей одна из которых пожалуй напоминает баранью голову

клочок сырого неуютного нелепого пространства порой служащего

перевалочным пунктом для птиц щетинистую плиту с несколькими

водоемами редкими наростами скал каменной церквушкой

одноэтажным домом где располагается крохотное кафе кладбищем

развалинами форта и одиноким причалом можно пересечь

пешком от одного до другого края примерно за пятнадцать минут

во время отливов по всему контуру на поверхность взбираются

некогда прибитые к берегу изъеденные ржавчиной остовы кораблей

обгрызенные винты якоря циклопических размеров наполовину

врытые в грунт подъемные механизмы искривленные когти мачт

с налипшими водорослями панцирями моллюсков переломленные

хребты металлических трубок полые цилиндры лебедочных барабанов

с ошметками тросов и прочие разбросанные в грязи обломки

рыболовецких и грузовых суден вздымаются над плоскостью

наподобие не то оборонительных сооружений не то эксгумированных

во имя пристального исследования древних захоронений дабы

                                                                                               позднее

вернуться в промозглую тяжелую воду смиренно пропадая из поля

зрения оставаясь однако там ожидать следующего оборота цикла

также смиренно ворочающего грузные туловища волн

по выходным с октября по май трижды в день сюда и трижды

обратно ходит небольшой паром вмещающий около пятнадцати

человек на котором помимо немногочисленных желающих увидеть

пустоту то есть в сущности не увидеть ничего кроме скромных

построек пожелтевшей травы почернелых камней ветра скал

пожелтевшей травы камней скал ветра построек обрывающихся

троп беспорядочно разбросанных повсюду на остров отправляются

смотритель церкви официант он же повар и управляющий кафе

а обратно последний паром отходит от причала в полпятого вечера

но никто не считает прибывших никто не делает обхода никто никого

не ищет никому ни до кого нет дела на посадку отводится семь минут

хуцинь

на углу где вниз узкий спуск под землю

из тугих двух струн звуки извлекая

шелковых смычком с ним взвывает хриплым

голосом но слов не понять из глотки

что ползут перил липких не касаясь

по шлифованным желобам и трубам

жилистый старик сев на табуретке

песнь крича трясет бородой козлиной

сбоку вслед толпе мимо суетливо

но медлительно в переход плывущей

по пути плюясь схаркивая влагу

под ноги себе пряча рты в повязки

то ли будучи знаниям свидетель

тайным но изречь выразить не в силах

их значение то ли одержим став

бредом спутав сплошь мысли повторяет

нечто по слогам собранное скопом

в плотный текст из недр черепной коробки

запечатаны веками незрячи

вогнуты глаза лысина лоснится

от жары струясь пот ползет на щеки

покрывает лоб заплетаясь губы

от усталости воют с отстраненным

звоном струн стремясь сопрягать напевы

сумасшедший вопль алчущий продраться

в слух направленных из одной в другую

точку или песнь мудреца к оглохшим

не умеющим распознать смысл оной

шевелясь ползет растворяясь в гвалте

переулка где шелестя ступнями

говорливых сонм многоног всеяден

лотофагов вниз по крутым ступеням

организм несет свой един из множеств

на отдельные лики неделимый

воплотясь в поток потеряв способность

струнам внять смычку счесть слова слепого

фрагмент синего

so much of fragmentary blue

r. frost

сплошной синий впрочем определенный оттенок синего

смешав водит кистью располагая в прямоугольнике

листа кляксы чая ежеминутно питать неясные

пути цвета как бы непостоянен ни стал он будучи

во сне скрытый в этом замысловатом процессе ведает

каким время может овеществиться в пятне сгустившемся

к краям цвета медленно расплываясь сжимаясь куколкой

клубком краски либо намереваясь рисунком выведать

чего дальше может осуществиться вотще наметивши

водой тропы круглые повороты преграды линии

поверх кистью водит и осторожно растут по контурам

цветы пятен явлены распуститься и видеть ощупью

ирландские реки

по слоистым породам мимо евы адама

хоутского замка окрестностей

вдоль нетронутых пастбищ огибая развалин

серые груды по скомканной

скорлупе проползая спотыкаясь о город

ребра рельефа о впадины

и разломы щербатой испещренной сплошными

меж берегами потоками

коже дна рукавами расходясь расползаясь

множась холодными реками

воды грузные вязкой переливчатой массой

ходят спокойно безмолвствуя

неспособные выбрать направление либо

следуя правилам времени

сквозь пространство от лиффи к гаравог и обратно

сеткой округлой расставлены

к прихотливому либо замышляя рисунку

суши продрогшей приблизиться

скачет волнами корриб сонно ширится шэннон

нор змеетелая тянется

прорезая равнину через бурную барроу

к кельтскому морю где тихая

ли и прочие слиты так исчерчена местность

стоя по горло в атлантике

оставаясь бездвижной неотъемлемой частью

дна пребывая проникнутой

по периметру швами скреплена на поверхность

скалы зажаты заливами

поднимая вцепившись корневищем в дно дремлет

без настоящего прошлого

и любого другого продолжаются реки

в руслах слагая конечности

распрямленное тащат от истока до устья

множество якобы призваны

подтвердить вероятность завершения цикла

но утверждают обратное

схевенинген

вблизи воды перемешанной с ветром на вязком

песке следы многочисленны видно где прежде

вчерашним вечером ночью или сегодняшним

утром чая не забыть обратный путь

чредились вдоль отражающей глади сливаясь

в рисунок длясь по касательной знакоподобны

в глуши разбросаны всюду предупреждением

прочим если кто решит сюда зайти

в туман густой вознамерившись выбраться скопом

глотая выспрь набухающий воздух сплотняя

остатки сплюснутых капель сцеженной сырости

мысля выйти извлекать из мглы себя

вблизи воды где осколки собачьего лая

и вопли птиц проступают сквозь бледную простынь

тумана скомканным всхлипом в пар перемолоты

волн о берег чередой несомых вспять

пока вдали от безликого города разве

артиклем что примечателен парой полотен

и морем около края видно вдоль берега

тех кто бродит по песку размыт дождем

а здесь внутри прорастающих в кожу молочно

густых паров различимы извилины пирса

но кроме этого пустошь где ослепленные

вьются формы наугад летящих птиц

метафора пчелы

чтобы застыть неподвижно в воздухе

пчеле необходимо изо всех сил

махать крылышками и тогда однажды

она застынет опровергнув существование

движения вероятность бегства из одной

точки в другую ибо лишенное вовсе

движения время более не следует

никуда неспособное ни на что влиять

так пожалуй возможно не исчезнуть

эпитафия

день за днем бродили толпы каждый слеп и безъязык

но внимательна к деталям среди них стояла вещь

повседневности чураясь обихода сторонясь

достоверностью распада увлекаясь длился год

тонки пористы пластины под ступнями ходуном

в тяжких судорогах корчась в толщу пепла погрузясь

ради дольнего смиренья и привычной доли для

наблюдала за вращением всего согбенна вещь

по истоптанной брусчатке по искрошенной земле

день за днем бродили толпы каждый глух и безымян

на развалинах громоздких на руинах на камнях

вещь спокойно умирала неодушевленная

метафора заката

еще светло но в самое

ближайшее время закат

вдоль горизонта желтым

а после красным вытянув

конечности цветом сошьет

землю с потухшим небом

скрепя по взлетной медленно

громоздкое тело ползет

глухо сопит внезапно

раздувши ноздри фыркает

затем поднимается над

мокрым асфальтом с каждой

секундой выше к желтому

задравши глазницы бока

круглы на солнце грея

сначала видит рыжие

полоски заката внизу

вскоре пробив сплошные

слои густого воздуха

взмывает над рябью поверх

белого цвета видит

внизу уже свершившийся

закат начинающий здесь

только готовить краску

по мотивам востокова

в месте трояком свернута плоскость

неисправляема где

впредь обитая сведущ порядок

видит повсюду себя

пляшет по кругу он на шарнирах

вертятся кости его

вверх опрокинут скреплен затылок

проволокой с потолком

видит вращаясь смотрится всюду

смотрит и видит себя

выдолблен в полдне завтрашний вечер

где-то об этом поют

некто муньера

его поместили в малоприметной нише внутри

взрыхленной веками поверхности пообросшей

слоями дряхлой кожи с проступающими насквозь

суставами каменными угловатыми позвонками

кое-где рубцами змеящими поперек плотной

костной ткани брезжащими замаскированными

штукатуркой шрамами мраморной обрамив аркой

и оставили там в углублении тесном сидеть

задумчиво глядя на проходящих мимо с тех пор

сбоку на проходе в соборе чефалутанском

упрятанный под своды в подлокотники уперев

костлявые высохшие но спокойные свои локти

приподняв два пальца морщинистых на руке правой

чахлы веки сщуренные и полусомкнутые

на глазные яблоки полые опустив каждый

предсказуемый день перекрошенный слушает гул

кривых перемычек скрепленных между окрест

лопасти разъяты на скудные составные

песчинки выспрь вползая механические хребты

ветвящейся проволокой либо жидкостью между пальцев

просочась под глину сплотненную где веществ топи

вязь волокон вылепленных из разлагающихся

организмов в рыхлое скопище числовых циклов

погружается год продолжая себя повторять

---

так движется время в швы проникая древних колонн

в сетку византийских мозаик в кусочки смальты

вглубь вдавленного грунта меж спрессованных кирпичей

к нависшей над туловищем круглым города каменелой

голове поросшей кустарником и потом дальше

в гущу света рушащуюся переваривая

черепицу месиво охристых небольших зданий

с переулками так прорастают друг в друга часы

сжимается арка трещин скривленных рытвины внутрь

камня принимая послушно и между делом

вокруг тесня пространство обреченного никогда

отсюда не выпутаться ибо будучи в отдаленном

от людей посажен под тяжестью пустоты месте

терпеливо всматривается в перепутанные

механизмы времени слушает болтовню зрячих

но не может понять для чего и не может уйти

латиноамериканский триптих

сантьяго

где спускалась река со сгорбленной груды

по долине ползла вниз неторопливо

под кроны занырнув косматых деревьев

на две части ландшафт разрезая в чаще

приникала к земле проникая в глину

строили у воды хрупкие жилища

разводили овец сажали картофель

кукурузу бобы собирали фрукты

ежедневно тела в прозрачные волны

окунали реки дабы напитавшись

прошлое прозревать вне дольнего мира

вершить свой ритуал соблюдать порядок

позже сюда пришли толпы иноземцев

по высохшим полям проложили тропы

в пути поистоптав пышные угодья

луковицы пожгли приземистых хижин

выстроили поверх чужих поселений

каменные дома на берегах рыхлых

присвоили леса местных птиц животных

стали жить у реки пить из нее воду

заменили язык исконный на новый

другим законам впредь преподнося в жертву

прежнюю суть причин мелели озера

расплывался тесня окраины город

по прошествии лет уложили реку

в желоб продетый вдоль берегов бетонных

составленных из плит монолитных серых

под животы мостов сетки стальных балок

стали у реки жить бездомные кошки

на водопой ходить ловить насекомых

собирался вокруг и теснился город

пережевывал гарь с колотым асфальтом

жило в блочных домах скопище потомков

соблюдало впредь свой подневный порядок

просыпалось с утра покидало спальню

возвращалось домой засыпало ночью

буэнос-айрес

вдалеке от вод мутно-глиняных

над прохожими ветви выпростав

возле кладбища ресторана где

тень касареса с тенью борхеса

взгорбив корку почв вскинув щупальца

корневищем в грунт проникая под

клеть брусчатки ткань кое-где вспоров

внутрь фалангами вросшись воздуха

разрастаясь вширь многоногое

длиннорукое грубокожее

тело тучное под полдневный свет

опрокинув вверх дремлет дерево

между городом и дугой небес

перед окнами и фасадами

в земли плотные ствол вгрызается

в перемолото солнцем крошево

ветки выгнуты распахнув поверх

оквадраченной смятой плоскости

скрыв танцующих под запястьями

вгрызшись пальцами в ветряную взвесь

в гуще космоса или хаоса

от раскатанных сбоку пыльных троп

вздыбив гордый взгляд над бредущими

мир исследуя мыслит дерево

двести с лишним лет на холме стоит

вместе с прочими в честь согласия

впредь вести торги быв даровано

прижилось одно огигантилось

погруженное в чащу города

под предплечьями спрятав улицы

растопыренны во все стороны

над прохожими пальцы вытянув

мимо ходят дни годы движутся

разноликие бродят массы толп

все сменяет все на процесс извне

безучастное смотрит дерево

монтевидео

некогда самое высокое здание всего континента

задуманное для воплощения известной метафоры

ада чистилища рая где полуподвальные три этажа

стали преисподней следующие восемь этажей строгой

каменной коробки представляли собой чистилище

а нарядная устремленная в небо башня изображала рай

возведенное для деловых нужд оно утратило позднее

такой статус вместе с некоторыми декоративными

элементами удаленными дабы не допустить риска

обвала но несмотря ни на что именно оно было основой

ансамбля мощенной площади главным украшением

города его горделивым лицом и узнаваемым фасадом

второе построили приблизительно через полвека

тоже для деловых нужд но безо всякой выдумки

без лишних иносказаний украшений преследуя цель

создать удобный механизм для размещения кабинетов

из дешевых материалов по наиболее экономичному

с точки зрения затрат плану в итоге его голый фасад

испещренный металлическими квадратами с пустыми

стеклами начиненными кусками фанеры картонными

пластинами дабы скрыть от жары и солнечного света

рабочие помещения теперь оно безликое стоит напротив

опровергая эстетику глядя разномастными окнами

на площадь и статую всадника отвернувшегося в испуге

тем временем по бокам строилось нечто новое другое

оставляя за собой следы фасадов на краях площади

устремленных вглубь нагромождая вокруг город а они

обреченные разглядывать лица друг друга стояли подле

одно собранное архитекторами столетней давности

сообразно их представлениям и второе собранное лет

пятьдесят назад пожалуй сообразно уже тогдашним

представлениям таким образом явно во избежание

риска постепенно метафора сходит на нет сменяясь

прямолинейностью которая потом утрачивая пользу

сокращается до нескольких слогов опасающаяся

показаться путанной излишне стройной и ненужной

Влад Гагин

Лене Ф.

когда выветриваются последние серии страха

когда «паразитарные отношения абсолютно

со всеми вокруг» или

«семь минут спортивной ходьбы», когда

куришь на выходе отдельно от всей тусовки

и два Джона о чем-то беседуют за стеклом

может быть, мысль проскочит

может быть, Пушкин неправ

был, говоря о невозможности счастья и представляя

реальность через схемы единства —

даже в сшивающих капиталистических джунглях речи

виден след идеальной игры

несколько персонажей играют в американский

футбол в минуту предпоследнего снегопада

*

Продвигаться по линиям, становясь

всё более чутким: бумажки,

остатки еды — всё это

убрано со стола, мусор рассортирован,

уезжаем раньше обычного, ждем

такси. Сложная сонастройка, мой дальний друг, а на фоне

музыка последнего диалектического

снятия с новой силой слышна.

Капли мочи

аккуратно подтерты, ничего, что бардак, «основным

свойством Франциска было живое,

отзывчивое чувство сострадания.

Это чувство не привело его к мировой скорби», но мы

на разные фрески смотрели среди лесов.

И только поэтому я произношу слово «климат».

Только поэтому, вполоборота

глазом испуганного оленя следя

за пляской пластичных систем.

Радость? Пока плетемся

по закрученной лестнице, что ведет

в геомагнитные вспышки, ну да, я вроде бы помню

о том, что не спит влюбленный всю ночь, ждет ответа,

что-то проглядывается такое даже

сквозь серый солнечный свет.

*

Мы родились в странное время, мало

кто возьмется с этим тезисом спорить.

Теперь память о своем детстве ты ищешь

в непонятной нарезке кадров; японское видео о любви.

Честно, я не знал, что это за страна.

Черными линиями покрылись листья в саду.

Сережа с велосипеда упал.

Сема опубликовал фотографию в форме Росгвардии, может быть,

                                                                                          в феврале.

Хорошо, я могу побыть твоим сыном.

Но и отцом! Но и хуй знает кем.

Киборгом из нелепого мира, в котором

мы с ними воровали крыжовник на запретном дворе.

Я подглядывал за Эвелиной, пережившей войну.

И в грудной клетке закономерно скрежетали жуки.

Честно, я не знал тогда ничего

про реальность. Только боялся слегка,

что меня возьмут в заложники. А порой

из почтового ящика падал шприц.

И взрывалось какое-нибудь кафе.

Дима Гаричев писал первый текст.

Но теперь я знаю про многое из того,

что мелькало в температурном бреду.

Будущее закрыто. Наркополитика отнимает друзей.

Странное время продолжает протягиваться сквозь нас.

Самоубийство — это только протест

против контроля, как сказал бы Арто во сне.

Я хотел бы избавиться от себя,

как от ритма, которым написана эта строка.

Я хотел бы открыть другие глаза,

обменять весь мир хуй знает на что.

*

думаю, она знает некоторые ходы в документе «Тело»

«микрополитика чувственности», вот эти слова

она знает, что мы свободны

внутри постоянно растущих, но повторяющихся структур

нужно было просто сказать

о лабиринтах эмоциональности

о стремной готике органов, разбросанных

по комнате, поди собери

мои сюжеты — мои сюжеты

тоннели воспоминаний в районе Нарвской

вдоль выцветших трав бег

и хотя, как вы знаете, слово «мерцание»

с недавнего времени запрещено к использованию

в текстах, так или иначе напоминающих

современную поэзию, — мерцание

забегаловок бедных; освобождение; освобождение

Джону Пюффки

концлагерь никогда не заканчивался

важно помнишь об этом, малыш

«мы живем на гигантском фрактале

помнишь, как триповали под salem?»

я не помню, уже забыл

мы живем на мусорных свалках, в каком-то мху

со слизевиками бок о бок вяжем свой странный стаф

может, пока я обедаю в сушевоке

тучи уже сгущаются надо мной

пока греюсь на солнце в этом мусорном поле

тучи уже сгущаются надо мной

может, и не сгущаются, кто его знает

они отняли видение будущего у нас

в слизком мусорном лабиринте роем свои ходы

неожиданно счастливые дни случаются иногда

дни веселья в концентрационном мху

час любви в закоулке бескрайней тюрьмы

важно помнить о чем-то, о чем я забыл

как блестит отравленная река

как концлагерь просторно сквозит

словно и не закончено всё

*

хотелось бы снова оказаться

перед американским посольством, корейские

служительницы правопорядка зачитывали

протокол, но я видела, помнится, в их глазах

нечто такое, что испытывала сама

каким образом вообще эта встреча

оказалась возможной: ино-

планетное фактически существо

стоит с плакатом

отказывается перейти дорогу

а другое инопланетное существо

проговаривает закон

медленно пролетаю с плакатом мимо одной из систем

хрупкие полицейские, будучи

представительницами Неизвестночего-1,

выталкивают меня на противоположную сторону улицы

понимаю

обэриутов не существовало

работа скорби не имеет конца

так что ищу тебя глазами среди толпящихся у суда))

снились институты, их дыхание

протоколы допросов перемежались

авангардистскими выходками, может быть

наверное, и нас тоже нет

мы персонажи легенды о подводном городе,

появляющиеся в единственном эпизоде

молодой поэт пересказывает свои мысли

относительно интерьера

заведения, где они греются в перерывах

кухня этого заведения как бы вынесена внутрь зала

некоторым посетителям приходится наблюдать

за беззвучными движениями работников

сквозь плотное стекло

что-то про океанариумы, завернутые друг в друга

он говорит без отчаяния, так, как будто

у них получится многое изменить

---

*

Во тьме солидарности я еще не один.

Будь моим мr. poopybutthole, то есть

непроницаемой грезой, голографической

ерундой, скрепляющей мир.

Будь процессом письма.

Турагент срывается с выученного маршрута,

дрейфует по улицам Сити.

Красная геометрическая фигура навстречу летит.

Из этого следует только

то, что возможно не согласиться.

Без гарантий, вслепую, всегда опасаясь

гонцов, говорящих радостные слова —

набор вероятностей, спрятанный

от закрытого ока.

«Меньше парься», — шепчет сосед.

Нужно будет пройти через многое.

Психика — серии рваных

гребков в холодной воде.

Но также —

стая бликующих птиц, если помнишь,

в местах, проявленных на секунду.

Полароидный снимок, подпись на оборотной.

«Тело реальной политики

тлеет в провинциальном пейзаже».

*

Целый день переписывались, слякоть на улицах.

Хотя за несколько дней до этого выпал снег.

Ты думала о самоубийстве, я даже

решил снять изображение Аронзона со стены.

И вместо него прицепить фотографию Дуга Рикарда,

распечатанную ранее, разрезанную по ошибке

на четыре равные части. И всё же

этот образ остается для меня важным.

Целый день переписывались, вспоминали

выпавший снег, путешествие по хорошим

лакунам внутри тела памяти. Я

не спал всю ночь, как бы шатаясь

от стены к стене, от ссылки к ссылке, так что

то утро, когда выпал снег, обернулось

неожиданной радостью, отменившей

мысли о самоубийстве, я даже

написал тебе: «я поэт!». Однако стоит вернуться

в день переписки, серого неба.

Ночью, когда ты поблагодарила

меня за внимание, оказалось,

кто-то третий присутствовал между реплик.

Сколько времени? Что он хотел сказать — разоблачая

себя самого — этими гифками? Ведь он их отправил

в ту секунду, когда мы оба почувствовали, что нужна пауза

                                                                                       в разговоре.

Анархизм против сохранения территорий.

Безусловное гостеприимство разворачивается паразитизмом.

Что-то сломалось тогда. Но я до сих пор пытаюсь представить,

сколько еще скрытых данных хранят архивы

безобидных решений; самые мрачные

мысли посещают меня, и они похожи

на то, что иранский философ мог бы

назвать, что ли, ксеноагентом,

разрывающим прочные сцепки любого внутреннего сюжета.

Как бы там ни было, я верю в Тристеро,

толком даже не помня, что это такое.

Выпавший снег отмечает время

автономной зоны, и это странным

образом сочетается с тем моментом,

когда я заснул, наконец, в помещении без окон.

То же самое снится.

Но уже без надрыва, без четкой цели.

Без мыслей о сорванной родинке, без паранойи,

без желания стать счастливей.

Мария Гладцинова

нисёнито

* * *

не зубы режутся — осока

сухое тиканье часов

шатание éлей высоких

над головой

гудит сквозь сон

шаманское камлание шмéля

шуршащих капель тёплый шёпот

бесшумно падает в песок

и едва слышим тёмный стрёкот

каких-то тайных голосов

там | самому себе не веря

от солнца отвернув лицо

под пение клевера и хмéля

и птицы хохот восковой

усни | качаясь в колыбели

травы | застенчивой лесной

волнению её поверив

секретный сон

вернись домой

в гнездо

невидимое зверю

---

не пророни ни капли звука

с грибом срастись

и дёрном стань

быть человеком

ужас мука

зачем ты это

перестань

* * *

я здесь один | в звенящем сне

между гудков | и промежутков

приём | лицо моё в траве

на поле белых парашютов

я мёртвый жук | ответьте мне

в траве | так холодно и жутко

вот дождь прошёл | а может снег

но я | не подымаю век

и летом | не меняю кожу

будь осторожен

ночной случайный | человек

чужой дорожный | прохожий:

уже | я под твоей подошвой

идёшь по мне | и сердце мнёшь

пускай оно пустопорожно

но кровь струится из вен

хотя | такое невозможно

вдруг | что-то хрустнет в темноте

ты обернёшься | с робкой дрожью

не бойся | нежный человек

беспомощный | и осторожный

меня здесь нет | меня здесь нет

и ровный путь | тебе | проложен

* * *

мне говорил листок опавший

пропавший без вести:

«я без вести пропащий

ты видишь — по воде круги

Наберегувсегдастоящий?

я побледнел | я стал другим

в сезон тяжёлых льдин

мне снова так необходим

лёгкий озноб твоей руки

как тепловая зона —

я ими не любим — гоним

и к жизни этой не привит

останусь невесомым

ведь я один | всегда один

вдали от кроны»

хоть шелеста его иврит —

глухие волны —

мне незнаком —

он в тёмный тянет омут

но что-то изнутри болит

и в горле горький ком

как будто тронут

лёд на реке

но лист безмолвно

спит в руке

* * *

уже стемнело за окном

дар января | голубоокий

и на советском | ватным блоком

глухая мгла | опять легла

глубоким | сном

на обезглавленную церковь

но в млечном свете | голубом

идущем сверху | поволокой

и свечном свете фонаря

сверкает снег | осоловело

как будто | в яви января

смертельно белой

в вязком сне

есть только снег

и нет

тебя

* * *

бледнелось | воздыхания воды

упочивали в скрюзких девнах мыйцев

посюду: здеся | там | сюды | туды — вездев

посверкивали клювкие копейцы

и рыба из морев

полюбопытствовать | высовывала рыльце

* * *

отречённый от мира сего

обречённо гудит колокольчик

пролетая над чёрной землёй

в меднозвучной своей оболочке

в колокольне белее снегов

гулкой ночью безлунной

слышен тут

только голос его одиночный

гул чугунный

и достигнув предельной точки

отчуждённости и покоя

окунувшийся в голубое

он, наверно, не чувствует боли

ничего не тревожит его

но разбуженный громом прибоя

в нервном всполохе молний и волн

он дрожит и поёт над землёй

не боясь, что умрёт от побоев —

ведь тогда тишиною накроет

точно тучей и тьмой

этот город, похожий на грот

но пока колокольчик поёт

и слова от набатного боя

вспенив облако дождевое

набухают как почки

и сырые от горечи строчки

высыхая, ложатся в тетрадь

чтобы спать в одеяле из ночи

беспробудно до времени спать

* * *

стрела достигает цели

в некошеной чёрной траве

в осоке | как хищные звери

уснули высокие ели

и уши прижали к земле

чугунные уши могучи

им слышно | что там | под землей

ты сердце молчанием не мучай

и тайну простую открой

в кого я такой

невезучий

в кого я

печальный такой

звериные ели колючи

река не очнётся от сна

и падает солнечный луч

в зелёную глубь

как блесна

* * *

сказка старая | беспомощно простая:

неотёсанный утёс | и тучка золотая

тяжесть мысли | лёгкость бытия

это сказка про тебя

онемея | не умев сказать: «постой»

ты стоял «на Вы» | с гремучей пустотой

лбом прильнув к стеклянному экрану

выдувая гулкое «уууууууувы»

ветер выл | рыдая из трубы

утром в путь она умчалась рано

и казалось: воздух холодит

словно в сон | дементор азкабана

поцелуем | вынул солнце из груди

* * *

я чувствую себя совсем прозрачным

чужим незначимым невзрачным

немее цепенее кратче

белея облетают дни

но что они

что они значат

что если я

ещё не начат

уже растраченный

на них

как черновик

как одуванчик

что изнутри

горит всё ярче

в молчании ночи незрячей

и проступает в снах моих

* * *

я здесь нащупал пульс реки

сердцебиение течения

где бабочки и дураки

в цветах находят утешение

снуют мальки | как мотыльки

и тени их | легки легки

избавь меня от тайной муки

и дай душе забвения яд

я переплавил сердце в звуки

в нём только пчёлы говорят

* * *

я пустоту прибрал к рукам

постель оставил | словно тело

но сам | остался в дураках

на свет | и облака разделан

постель теплеет в темноте —

немая | белая невеста

ей снится холод | и метель

а мне — восставшая окрест

зима | глухая неизвестность

но прячется в углах другая

жизнь | миражи ночных зеркал

кто в них чернеет | кто мелькает

я примелькался там | пропал

и явь теперь | меня пугает

мир тесен | и зачем я здесь

так много места занимаю

брожу по комнате невесел

и ничего | не понимаю

так много шума от шагов

так много слов неосторожных

их безнадёжный | тяжкий гул

сегодня ангела спугнул

и тайне перекрыл возможность

ни в ночь | ни в дождь не умолкая

чей шёпот множится | тревожный

по стёклам пробивая дрожь

«не спи | художник | ты умрш»

к утру стихает

полено

отец, освободи полено

из плена матери-природы

и подари ему свободу

как будто ты её творец

тому, кто вырван из контекста

так холодно и непогодно

на поиск неизвестных мест

уйдёт инертная колода

в угоду родственному богу

скрывая непластичность теста

прощай, свободное полено

прости

ты разберёшься там по ходу

через кромешно ровный лес

что делать с новенькой свободой

куда и на какую гору

нести

свой деревянный крест

* * *

«прекрасное — так жалко и убого»

сказала ты

я согласился: «есть немного»

надел штанишки тёплые и старое пальто —

хотелось быть прекрасным в этот вечер

когда тут рядом ты

* * *

с необитаемым лицом

я ждал Вас утром в вестибюле

дрожа последним подлецом

в горящий обратившись улей

я ждал Вас утром | в спящем здании

как на вокзале поезд ждут

и Вы пришли | Вы опоздали

на целых несколько минут

я ждал | стараясь не стыдиться

не видеть проходящих лиц

я сон | который просто снится

без спросу | или без границ

Вы не в ответе за те сны

которых Вы не приручали

не берегли | не замечали

Ваш сон ушёл | такой печальный

мечтатель | или дурачок

приснись | кому-нибудь ещё

* * *

смотришь потерянно

заяц подстреленный