Бесплатный фрагмент - Нити. Красная Хроника — II

Глава 1. Восемнадцатое июля

Нога в черной лакированной туфле вступила на белые полоски «зебры», когда светофор сменился на зеленый. Обходя редких прохожих, идущих ему навстречу, мужчина быстрым шагом продвигался вперед. Он заворачивает в ближайший переулок и останавливается. Глен достает револьвер и наводит на бегущую впереди фигуру. Но решимость, с которой он оставил открытой дверь сегодня утром, почему-то покинула его, стоило столкнуться с реальностью.

Память — предатель, подкидывает новые и новые воспоминания, заставляя сомневаться в правильности принятых решений. Как бы то ни было, он был счастлив рядом с девушкой, которая, вместо возможности быть искренне любимой, выбрала его. Даже если он не любил ее безоговорочно, даже если лишь эгоистично позволял быть рядом, но так и не отпустил те чувства, что разделяли их. Она все равно дарила ему лучезарную улыбку и возможность забыться. В тот момент, он был готов провести с ней в том сне остаток жизни…

Когда прошлое отпускает его, уже слишком поздно. Демон скрывается из виду за очередным поворотом. Он выдыхает, не преследуя ее, и опускает оружие, усмехаясь — неужели так размяк? Где былая хватка? Резко почувствовав слабость во всем теле и боль в районе сердца, маг выронил револьвер. Чертов ученый, он все-таки добился своего… Быстро залез рукой в карман, вытащив телефон — номер, первый в списке.

— План Б. Рассчитываю на вас, — сказав это, он сбрасывает, выключая аппарат, прекрасно осознавая, что она попытается перезвонить. Боль усиливается, голова начинает кружиться. Сзади подлетает бабочка, она зарывается ему в волосы и, замирая, передает сообщение. Шатаясь, мужчина поворачивается назад и делает шаг прочь.

Острие двуручного меча волочилось по асфальту, оставляя кровавые следы. Она специально выбрала безлюдный переулок, чтобы незаметно добраться домой. В голове все перемешалось. Произошедшее до этого казалось дурным сном. Ной останавливается и поднимает голову. Стоило увидеть его и все потеряло значимость. Она замерла, не в силах сделать шаг. Почему именно сейчас? Демон боится пошевелиться, словно одно неверное движение и он исчезнет.

Мужчина медленно подходит к ней все ближе, но в один момент просто теряет равновесие и падает. Грам отпущен и исчезает в пламени. Ной подрывается с места, опуская перед ним на колени. Глен переворачивается на спину. Пот льет с него в три ручья. Дыхание сбито, сердце болью пульсирует внутри. Видно, что он мучается. Демон пытается докричаться до него, узнать, что случилось, но все бесполезно. Пытаясь хоть как-то помочь, она использует Эфир, но магия — не чудо. Она не может вылечить то, чего не понимает и не видит, и это не жар, который просто могла бы забрать себе. От беспомощности из глаз водопадом начинают течь слезы.

— Нет, ты можешь вот так появиться и вновь исчезнуть из моей жизни. Только не так…

Наконец, до нее доходит, что нужно достать телефон и позвонить в скорую, но пытаясь подняться она вновь опускается на колени, руки дрожат и все в чужой крови, поэтому трубка просто выскальзывает из ее ладоней, падая на землю. В глазах внезапно потемнело. Ной хватается за голову. Почему же беда никогда не приходит одна? Ужасное самочувствие с самого утра из-за приближающейся Волны, к тому же девушка истратила свой Эфир в бессмысленных попытках хоть что-то сделать. Почему же она такая бесполезная? Ее накрывает истерика.

Глен открывает глаза. Видит ее плачущую над ним. Но сильнее прочего его привлекают колокольчики, что жалобно звенят, напоминая о себе. Из последних сил он поднимает руку, чтобы коснуться их. Из-под его очков тонкой струйкой бежит одинокая алая слеза. Почувствовав, что сердце остановилось, Ной в страхе открывает глаза и пытается поймать его руку, но она проходит насквозь. Очередной приступ головной боли вырубает ее, и девушка падает магу на грудь без сознания.

В следующую секунду рой бабочек вылетает из тела мужчины в хмурые небеса, рассыпаясь в разные стороны. Одна из них приземляется на щеку Ной, двигая усиками…

***

Кэмпер подъехал к месту пожара, остановившись чуть в стороне. Алекс вышел из машины, осматривая здание пансионата и пожарных, суетящихся над его ликвидацией. Огонь вылазил в разбитые окна, дым закрыл собой небеса. Каждый из четырех этажей, казалось, представлял собой угодья самого Сатаны. Это поднимало из глубин его подсознания не самые приятные воспоминания, которые перекрывали собой реальность.

— А-ал… кс… Алекс! Очнись, — наконец, до него доходит крик лисицы, и прошлое отпускает, возвращая в этот мир. Он поворачивается к ней, убеждая, что все нормально — просто задумался. Но ее не устраивает такой ответ. Она обеспокоенно смотрит на него, но молчит. Парень вновь переводит взгляд на здание, а потом оглядывается вокруг, словно в поисках чего-то, — Эй, смотри.

Ляо показывает куда-то в сторону. На асфальте тонкий кровавый след, такой, что и не заметишь, если специально не искать. Алхимик вновь садится в машину и заводит мотор. Но не успел он двинуться с места, как их внимание привлек рой насекомых, разлетающихся в разные стороны. Догадавшись, что это неспроста, Алекс решает, что им нужно туда…

***

Алхимик воспользовался сотовым Ной, чтобы позвонить медиуму и объяснить ситуацию. Ему пришлось засвидетельствовать смерть Глена, но демона он незаметно привез домой.

Отменив все планы, Виктор примчался сразу же. Девушка не просыпалась уже несколько часов. И все это время мужчина ждал, нервно перелистывая страницы какой-то книги, но читать никак не получалось — буквы все продолжали складываться в какие-то другие слова. Хотелось курить, но он не желал оставлять её одну, поэтому смирился.

«Глупая, сколько можно спать… Просыпайся». И она действительно очнулась, словно бы услышав его мольбы. Ной открыла глаза и уставилась в потолок, потом она приподнялась и огляделась. Шум привлек его внимание, и он подался вперед, вставая с насиженного места.

— Ты как? — его голос дрогнул несмотря на попытки сдержать волнение.

Ной смотрела на него потерянным взглядом. Потом перевела его за окно — там было сумрачно, словно ночь медленно менялась местами с утром. Воспоминания, словно пазл, складывались в полную картину произошедшего. Девушка подняла голову, испуганно взглянув на Виктора.

— Мне жаль, — лишь сказал тот, потупив взгляд.

В голове внезапно что-то щелкнуло. Почему она спит? Что она… Должна теперь делать? Что делают в таких случаях? Погребальный костер? Могила? Похороны…

— Ной?

Она и сама не заметила, как начала бормотать что-то себе под нос. Девушка встала с кровати, но голова закружилась, и она пошатнулась. Виктор успел вовремя, чтобы не дать ей упасть. Опираясь на него, она выпрямилась и молча сделала шаг к выходу из комнаты. Даже книги, разложенные по всей комнате и попадающиеся под ноги, не останавливали ее. Азимов опешил, но быстро пришел в себя, и последовал за ней, останавливая за руку. К его удивлению, демон вырвалась и двинулась дальше.

— Ной, погоди, куда ты идешь? — он вновь останавливает её, поворачивая к себе. Девушка выглядела очень бледной. Её била мелкая дрожь, стук сердца отдавался в висках. Она забилась в истерике, пытаясь освободиться и уйти. Мужчина крепко держал её за руки и звал по имени. Но она словно бы не слышала его, — Прекрати же. Еще слишком рано, Ной — все закрыто. Даже если пойдешь сейчас… Нойен!

Он крепко держит ее и заставляет смотреть в глаза. Ной перестает вырываться, казалось, его взгляд зачаровал ее. Виктор отпускает девушку, всматриваясь в синий океан, что словно бы проливается дождем на эту землю.

— Обещаю, я разберусь со всем сам, — он вытирает слезы с её щеки, и обнимает, прижимая к груди, — Ни о чем не беспокойся. Не сейчас…

Глава 1.1 Девятнадцатое июля

Все утро Виктор провел в делах, улаживая формальности, как и обещал ей, и вернулся к комплексу только ближе к обеду. Судмедэкспертиза не выявила никаких нарушений работы органов, ран и инородных элементов тоже — сердце просто остановилось, вот и все. Это был не первый такой случай, так что им разрешили кремировать его уже завтра.

Когда медиум уходил, Ной все еще спала свернувшись клубком, как кошка. Это была защитная реакция организма на приближающийся катаклизм. К тому же, из-за боли от потери близкого человека, она просто закрылась в себе, и ее перестала интересовать окружающая действительность. Медиум не мог скрыть беспокойства, но старался держать себя в руках, а маски — на лице.

— Что ты намерен делать?

— Не сейчас, Алекс. Я поиграю с тобой позже…

— Катись к черту со своими шуточками, Азимов! — парень схватил его за ворот плаща, — Я серьезно. У тебя есть план?

— План? — Виктор рассмеялся, освобождаясь, — Вооружиться огнетушителем и молиться, ожидая конца — вот мой план. А что еще прикажешь делать?..

Это все равно, как пытаться вычерпать океан одним ведром, но…

— Уехать.., — чуть помедлив, сказал Барбати.

— Уехать? Куда?.. Ты явно чего-то не понимаешь… От этого невозможно «уехать».

— Можно, — Алекс впихнул медиуму в руки какие-то бумаги, — На её Родину.

— Что это? — мужчина не мог поверить глазам и алхимик, наконец, усмехнулся.

— Пропуск на Архипелаг.

— Я вижу, откуда это у тебя?..

— Не важно. Там еще карта. Нарисована со слов и от руки, но, думаю, разберешься…

— И? Почему ты отдаешь это мне?..

— Не тупи, Азимов… Может я и эгоист, но…

Что он может дать ей сейчас? Что он может сделать, при этом не сломив её окончательно?.. Как не смотри, сколько не думай — ответ один. Ничего. Он ничего не может, потому что… Всего лишь… Друг. Как бы не раздражало, это — истина, и она одна.

— В любом случае… Есть еще несколько условий. Слушай внимательно — второй раз повторять не буду…

— Не думай, что это конец, — сказал алхимик, провожая их, — Я не отказываюсь от своих слов… Просто сейчас у нас нет иного выхода.

Азимов усмехнулся, припоминая прошлый вечер. Тогда они еще не знали, что всего через каких-то двадцать четыре часа все так кардинально изменится.

— Поэтому позаботься о ней… (кхм) Виктор, — он протянул медиуму руку, — Сделай так, чтобы в следующую нашу встречу, она улыбалась. И тогда я уж точно отобью её у тебя…

— И не надейся, приятель, — усмехнулся мужчина, принимая рукопожатие, — Но ты прав. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она пришла в себя…

— Постарайся не уснуть, Ной.

Благодаря наушникам, подключенным к телефону, она четко слышала его голос, несмотря на шлем и рев мотора. Виктор о чем-то расспрашивал её на протяжении всего пути. Ему приходилось несколько раз повторять один и тот же вопрос, непременно добиваясь ответа, лишь бы девушка оставалась в сознании.

В данном случае, мотоцикл, проворно объезжающий редкие машины на дороге, был не самым разумным, но быстрым способом передвижения. Железный конь слушался медиума во всем, разрезая воздух и оставляя после себя клубы дыма.

— Мы скоро приедем — потерпи еще немного.

Сказал медиум, когда они въезжали на мост, соединяющий Архипелаг магов с остальным миром. Солнце, отразившееся на глади воды, на долю секунды ослепило его, после чего взору предстала неописуемая по красоте картина. Он усмехнулся, припоминая слово, которое произнес алхимик.

— Смотри, Ной… Твоя «Родина».

Откликаясь на его голос, она медленно подняла голову. Из-за яркого света ей пришлось зажмуриться и переждать вспышки боли, но, когда вновь открыла глаза, девушка увидела, как небо и вода, отражающие друг друга, образуют единое полотно. Картину дополняли все оттенки зеленого. Сердце невольно сжалось от тоски по этому месту.

Они остановились на контрольно-пропускном пункте. У Виктора не было другого выхода, кроме как слепо довериться плану алхимика. Как ни посмотри, но все магические печати и подписи на той бумаге были подлинны. По крайней мере, он имел полное право въезжать и находиться на территории Архипелага сроком до двух недель.

Что же касается Ной… Это было невозможно с какой стороны не посмотри. Маги в этом месте имели нерушимые принципы и очень редко, когда шли на компромиссы. И, похоже, она полностью исчерпала лимит «чудес».

Все, что он знал — слухи. Демон никогда не говорила ему, а он никогда не спрашивал. Это было негласное правило, которого они придерживались, табу — не говорить о прошлом, не задевать больные темы. Молча поддерживать друг друга. Ей всегда удавалось это лучше…

Когда подошла их очередь, Виктор снял свой шлем и передал пропуск подошедшему к ним молодому человеку. Медиум его узнал, но не подал виду. Их глаза встретились и можно было различить, как еле заметно поднялись уголки его губ. Он махнул рукой мужчине на шлагбауме, разрешая въезд и Азимов стал надевать шлем.

Рёв мотора заглушил пожелание удачи. Шлагбаум поднимается, и железный конь вырывается вперед, недовольно фыркая. На достаточном расстоянии от заставы, Виктор останавливается возле обочины. Раздражает та аккуратность, с какой нарисована карта — не разберется только дурак. У Барбати похоже скрытый талант… Медиум сложил бумагу и убрал ее во внутренний карман, осматривая окрестности, а потом завел мотор, и они поехали дальше.

— Должно быть, это здесь.

Снимая шлем, Виктор осматривается. Деревянная хижина, куда они приехали, находится на берегу пролива, соединяющего внутренние воды с океаном. Это было очень красивое место. И, почему-то, оно казалось ему смутно знакомым.

Повернув голову, медиум заметил, как по воде плывут бумажные фонарики, освещаемые изнутри тусклым красным сиянием. Такие отправляли вместе с телом умершего при морских похоронах. Ной уже видела нечто подобное, но голова не хотела работать и вспоминать, где и при каких обстоятельствах это было.

Виктор держал демона за руку, и вел за собой. Сложно было сказать бодрствует девушка или спит с открытыми глазами. Но она слушалась его во всем. Что бы не сказал мужчина, Ной исполняла это, пусть и с небольшой задержкой.

Они вошли внутрь и осмотрели помещение: зал, объединенный с кухней и столовой, а также несколько небольших комнат, включающих ванную и туалет. Отправив девушку в душ, медиум прошел в ту часть помещения, где была кухня, намереваясь приготовить ужин.

Не надеясь на то, что в холодильнике будут продукты, и смирившись с тем, что придется рыбачить, Виктор был приятно удивлен тем, что он наполнен едой. Предположив, что у Ной не будет аппетита, медиум решил сделать что-нибудь легкое и быстрое в приготовлении.

Послушно исполняя все его приказы, словно бы действуя на автомате, она разделась, сбросив с себя одежду, которую этим утром для нее выбрал медиум. Желание уснуть и не просыпаться не покидало ее. Даже когда из душа окатило ледяной водой, девушка не сразу осознала это и сделала теплее. Стеклянными глазами она смотрела на брызги, что бежали по стене. Холод уже проник внутрь. Ничего более не грело ее, система работала с перебоями. Она не хочет чувствовать это. Ей нужен огонь или, по крайней мере… Источник тепла. Девушка подняла руку, коснувшись пальцами груди, застывших от холода сосков, а другой медленно опустилась по животу и ниже…

Медиум выключил плитку и закрыл сковороду крышкой. Ной все еще была в душе, и мужчина обеспокоено вздохнул. Он решил, что пора вытаскивать ее оттуда, когда что-то отвлекло его.

На стареньком телевизоре стояло несколько фотографий в деревянных рамках. Но привлекло его именно то, что находилось в центре. Семейное фото — отец, мать, старший сын и маленькая дочь. Он уже видел несколько их совместных фотокарточек, созданных в разные периоды жизни, поэтому легко узнал Глена и Ной. С мужчиной медиум знаком не был, но решил, что это их отец. Усмехнулся. Теперь понятно от кого вокруг мага эта атмосфера и рост…

Медиум замер, когда перевел взгляд, чтобы внимательно рассмотреть мать. Ему всегда было интересно, как выглядит эта женщина. Потому что, во-первых, она была тезкой его собственной матери. А, во-вторых, их отношения с сыном не складывались, но она имела очень сильное влияние на него. Хоть открыто не признавал и пытался не демонстрировать это, Глен всегда прислушивался к ее мнению. Они часто ссорились. Но их объединяла любовь к Ной. Женщина сделала все, чтобы девочка осталась в общине, а для мага таким местом стала Академия.

Он поднял руку, прикоснувшись кончиками пальцев к стеклу, за которым улыбалась женщина. В их доме была всего одна фотография матери. Она стояла у отца на рабочем столе. Мальчик любил незаметно пробираться к нему в кабинет, чтобы посмотреть на нее. Пока, в один момент, его не застукали. Заходить в это место было запрещено, но причина, которая побудила его сделать это, была еще хуже. Отец не кричал, он никогда не повышал голоса, что бы не случилось. Просто вытащил фото из рамки и порвал его на глазах у ребенка, а потом наказал, лишив ужина. Это воспоминание до сих пор живет в его сознании, хотя детали его и померкли. Чувства, что он тогда испытал невозможно было забыть…

Услышав скрип открывающейся двери и звук шагов, Виктор обернулся. Шум воды все еще раздавался из ванной, но Ной стояла в проеме, а глаза ее закрывала мокрая челка. Она была абсолютно голой. С волос, по коже бежала вода, образуя на полу лужу…

Демон опередила его действия, и даже мысли, быстро пересекая помещение. Мужчина столкнулся спиной с телевизором, из-за чего с шумом упали фотографии.

И почему он не предвидел такой простой исход? Все ведь было так очевидно… Не надо было оставлять ее одну. Нельзя сейчас поддаваться этому, но… Слишком поздно. Ведь всегда так сложно было держать эти чувства запертыми где-то в глубине, чтобы не повторить своих ошибок вновь. И сейчас он просто не может сопротивляться её напору, отвечая. И приходит в себя только, когда она уже опустилась на колени, расстегивая ремень его брюк…

— Перестань, Ной… На самом деле, ты не хочешь этого, — Азимов останавливает ее, хватая за руки и опускаясь на пол. Она не сопротивляется. Виктор чувствует, как девушка дрожит.

— Мне холодно…

Все верно. Она просто запуталась. Решила, что таким образом согреется. Однажды, эта девушка спасла его, одолжив на время свое тело, теперь его очередь спасать ее. Но именно поэтому он прекрасно знает, что это иллюзия, ловушка. Да, им будет жарко, но после этого тьма лишь станет глубже, а там нет тепла, там — пробирающий до костей холод, и удушающая пустота. Падение, которое не прекращается, никогда…

— Я знаю… Но поверь мне, это путь в никуда, — он полностью садится на пол, выпрямляя ноги, снимая свой черный плащ, мужчина накидывает его на плечи девушке, и ткань подклада моментально впитывает воду в себя, — Иди ко мне… Я согрею тебя.

Ной ложится ему на грудь и медиум обнимает ее, крепко прижимая к себе. И начинает о чем-то говорить. Его успокаивающий голос раздается в пустом помещении, заполняя его, как и биение сердца, что проникает ей в душу…

— Что это?

Он приподнимает плащ. Небольшая бабочка незаметно примостилась на её спине, чуть ниже плеча, раскрыв свои красивые черно-серебристые крылья. Он провел по ней пальцами, которые скользнули по гладкой коже поверх рисунка. Виктор усмехнулся:

— Знаешь, даже после смерти, ты такой проблемный.., — потом он обращается к Ной, — Надо выключить воду, и найти во что тебе одеться. Еда стынет, ты ведь со вчерашнего дня ничего не ела. А потом… Давай прогуляемся, Ной — подышим свежим воздухом.

Они делают так, как он сказал, и, в конце концов, выходят на улицу. День медленно угасал, но все еще было светло. Тишину нарушало плескание волн, бьющихся о берег. Фонариков стало больше. Когда Виктор смотрит вдаль, пытаясь разобрать, что за мерцающий силуэт приближается к ним, то понимает, что зря затеял все это.

— Это уже не просто невезение. Госпожа Фортуна явно ненавидит нас…

Ной поднимает взгляд. В ее глазах отражается пламя, танцующее на воде. Она вспомнила, где уже видела нечто подобное — в далеком прошлом. Тогда хоронили одну из Старейшин. Пожилую женщину, которая часто кормила Ной сладостями и хвалила девочку за её голос. Для Ной пение было способом выплеснуть эмоции. В детстве она любила напевать при любом удобном случае.

Виктор никогда не спутает ее пение ни с чем. Плескание волн, свист ветра в перьях летящей птицы или треск огня. Оно подобно звону сотни колокольчиков. Голос демона наполнен магией. Он поднимает множество ярких искр с земли, и они кружат в танце, стремясь ввысь.

Но ее пение слышат не только те, кто стоит рядом. Оно будит тех, кого не следовало бы тревожить. Они поворачивают свои головы, похожие на обезьяньи, выглядывая из огня. Расправляют крылья, маленькими лапками приглаживают топорщяющуюся рыжую шерсть и летят к ним. Темные глаза — бездны, в них играет озорной огонек. Их приторные голоса заманивают в глубины, из которых не выбраться…

«Никогда не пой рядом с умершими», — точно, так сказал брат. Теперь она вспомнила. Они также стояли на берегу. Он всегда вел себя взрослее, чем был на самом деле. Но рядом с ней, Глен менялся — становился наполовину ребенком, а наполовину волшебником из старых сказок — тем, что творит чудеса и показывает фокусы. Пытаясь отвлечь ее от грустных мыслей, маг поднял руку и через несколько секунд на его палец села бабочка. Что бы он не делал, для Ной это казалось чудом.

Но сейчас его нет рядом с ней. И теперь это не изменится…

Виктор не может разобрать, что они говорят. С его места не видно, но Ной уже на крючке — в её глазах туман, и она делает шаг к берегу. Они благосклонны к демону и предлагают сыграть. Но медиум понимает, чем закончатся эти игры. Он хватает её за руку и обнимает за плечи сзади, не позволяя идти дальше. Они шипят и злятся на него, пока…

Яркая вспышка света ослепляет. Они улетают с писком, словно обожглись обо что-то горячее. Виктор открывает глаза и поднимает взгляд. Черная бабочка медленно кружится в воздухе, улетая вдаль — это то, что видит Ной. Для медиума сцена несколько отличается — яркие пятнышки отражаются в линзах очков, улыбка медленно расплывается и исчезает. Мужчина сильнее прижимает девушку к груди. Демон протягивает вперед руку и пытается сделать шаг, но что-то мешает ей.

— Ты нужна мне, Ной… Прошу тебя, не иди туда, — она слышит его голос, останавливаясь. Хочется кричать, но не хватает воздуха — душат слезы. Виктор хотел бы сказать, что все будет хорошо, но это не так — ничего уже не будет «хорошо», этот мир отобрал у них еще одного близкого человека…

Они все продолжали стоять так даже когда на небе стали появляться звезды. Заметив какое-то сияние, медиум поднимает голову — вода светится, словно бы укрытая белым ватным одеялом. Потом он чувствует, как ее тело обмякло в его руках. Девушка потеряла сознание. Он взял ее на руки и понес в хижину. Бабочки более не было на ее спине…

Глава 1.2 Двадцатое июля

Ной проснулась на следующее утро все с той же головной болью, температурой, что слегка превышала обычную, и легкой слабостью во всем теле. Виктор носился с ней, словно со смертельно больной — обеспокоенный, потрепанный, уставший. Заставил позавтракать, каждые две минуты менял холодные компрессы, спрашивал нужно ли чего или как самочувствие.

«Как курица-наседка со своими птенцами», — пожаловалась Ной, в очередной раз убеждая, что все «нормально», но так ни разу не взглянув ему в глаза. Чтобы не рисковать, они решили уехать сразу же после завтрака…

Алекс быстро догадался кто виновен, когда услышал о результатах вскрытия. Связался с гомункулами и они подтвердили его догадки. Когда алхимик пришел в палату, тела там не было. Потом ему удалось выяснить, что ее забрали сотрудники «Маяка» и на сердце отлегло. Он прекрасно знал, что Ной ни к кому не питала столько ненависти, сколько к Юлию и все же, при встрече рассказал ей правду. Этот сумасшедший ученый пытался убить ее, а теперь лишил брата. Разве может она простить его после этого или оставить все, как есть? И ей даже не важна причина. Но ее праведные порывы остановили начальники, пообещав, что разберутся сами и так просто это не оставят. Они ответственны за нее, поэтому не дадут ей рисковать безопасностью города ради эгоистичных побуждений. Тем более сейчас — после Волны, когда Эфир все еще нестабилен, как и ее состояние. Если сила вновь выйдет из-под контроля, на этот раз они будут вынуждены убить ее. Если она не может дать гарантий, что этого не произойдет, ей придется уступить. Ной помнила ужас, охватывающий ее всякий раз, когда она осознавала степень причиняемого ей зла, поэтому, даже при сильном желании поступить по-своему, не стала перечить, оставив убийцу на сестер.

Было два способа кремации — закрытый и открытый. Первый предполагал, что тело сожгут в печи, а перед этим с умершим можно будет попрощаться в траурном зале. Ной же хотела развести огонь сама. Для нее это был последний шанс нормально и не торопясь попрощаться с братом. Сделать для него что-то своими руками. Ей все еще было больно от того, что она не смогла ничем помочь ему в последние минуты жизни.

При открытом способе кремации тело умершего обкладывали деревянными досками с нанесенными на них заклинаниями, смоченными в специальной жидкости. Проводилось это на берегу реки за городом. Обширное несгораемое пространство и прямой доступ к воде делали это место идеальным для погребальных костров. На подготовку и сожжение необходимо было полдня, после чего все лишнее убиралось, а несгоревшие кости измельчались и смешивались с пеплом.

Сотрудники похоронного бюро объяснили ей, где нужно поджигать и какой силы должно быть пламя. Ной достала лист бумаги — сконцентрировавшись на чем-то было легче контролировать свои силы. Огонь появился рядом с ее пальцами, и танцуя, тянулся своими языками в небеса. Ной положила его в нужное место. Когда стихия охватила сооружение, всех присутствующих заставили отойти на достаточное расстояние. Первые несколько часов было людно, но, в основном, приходили те, кто был знаком непосредственно с Ной, чтобы выказать свои соболезнования. В этот момент она осознала, сколько, на самом деле, связей и знакомств успела завести за эти пару лет. Но никто из «Маяка» так и не появился.

В самом конце они остались одни. Девушка смотрела на дым, растворяющийся где-то высоко-высоко в небе. Тишину разбавлял лишь треск костра и плескание волн о берег. Она почувствовала, как Виктор встал рядом и сжала его руку в ответ. Потом ее обняли сзади. Лисица повисла на плечах демона, но вела себя гораздо спокойнее, чем обычно. Алекс же встал с другой стороны. Ной опустила взгляд и слабо улыбнулась им, благодаря за те чувства, что они питают к ней и беспокойство. Хоть ей и было тяжело от потери брата, но их любовь грела душу. Из-за этого чувства, их поддержки, слезы выступили в уголках глаз, а потом ручейками стекли по щекам. Ляо отпустила ее, а Виктор крепко обнял. Он все еще не мог вымолвить, что все будет хорошо и был способен только молча прижимать ее к себе, успокаивая присутствием и прикосновениями.

Им отдали урну с прахом только ближе к вечеру. Виктор заполнил бумаги, а девушка забрала останки. Ной уже связалась с родителями, и они договорились, что захоронят его вместе. Они только сейчас смогли добраться до Столицы. Еще им нужно было договориться о надгробии, решив поставить его рядом с могилой Рейны.

Виктор остановил мотоцикл возле пешеходного моста. Ной слезла с сидения, в руках у нее была коробка с урной. Улыбаясь, он снял с нее шлем. Девушка смотрела ему в глаза, не двигаясь. Ей было неловко оставлять его одного, после всего, что он для нее сделал. Возможно, ему бы хотелось присутствовать при этом событии, ведь они были лучшими друзьями, пусть и не общались последние пять лет. Но она была не уверена, что это хорошая мысль — прошло слишком много времени. Прочитав все у нее на лице, тот лишь потрепал ее по голове и подтолкнул к родителям. Ной оглянулась на него в последний раз и убежала.

Он стоял, опираясь на мотоцикл и смотрел на эту картину. Картину любящей семьи; трагедия лишь усилила их связь. Валентин забрал у нее брата, пока Ной, уткнувшись матери в грудь, вновь проливала свои слезы. Женщина нежно обнимала ее, улыбаясь. Мужчина стоял совсем рядом и с нежностью смотрел на них. Одно лишь их присутствие рядом в такой момент помогало демону не сойти с ума от горя, а выплеснуть все здесь и сейчас.

То, что испытывал Виктор, глядя на них издалека, невозможно было описать словами. Зависть. Боль. Но вместе с тем трепет от столь сильного чувства, которое один человек может питать к другому. Родители к неродному дитя. Ребенок к людям, что воспитали его. Перед ним был идеальный образ семьи, о которой он всегда мечтал, но никогда не знал. А если и было такое в его жизни, то слишком давно.

Что бы там ни было, прошлого не изменишь. Сейчас, увидев эти взаимоотношения, медиум до конца осознал, что для него сделал отец. Если бы, будучи сам маленьким, он узнал, что мать его бросила ради воспитания другого ребенка, который даже не имел с ней родственной связи, смог ли простить и принять это, как способен сделать сейчас, узнав и полюбив то дитя?..

Медиум почувствовал руку у себя на плече и отмер, оглянувшись. Ляо улыбалась, стоя чуть дальше. В руках у нее была банка с пивом. Алекс спиной опирался на двери кэмпера. Когда Виктор посмотрел на них, он выпрямился и залез в машину на водительское место. Даже не получив ни слова, мужчина понял все, что ему пытались донести. Он надел шлем, сел на мотоцикл и завел мотор, обгоняя фургон.

Когда Ной вернулась с кладбища в город, уже было темно. От мысли идти в квартиру и ночевать там одной стало не по себе, поэтому она пошла в «Ателье». Увидев их, обрадовалась. Меньше всего ей сейчас хотелось думать о чем-либо, в компании же можно было отвлечься от мыслей. Ной подошла к Виктору и села рядом с ним на мотоцикл, взяв за руку. Пространство освещало несколько напольных фонарей. Ляо болтала ногами на крыше кэмпера. Волк сидел на складном стуле и пальцами перебирал струны гитары. Алекс внимательно смотрел на это, стараясь научиться хоть чему-то. Его сосредоточенность поражала, казалось, он сейчас упадет, стукнувшись лбом об эту самую гитару. У Хэльсинга был талант к музыке, одно время он пел в группе, они выступали по ночным клубам и у них было много фанатов, но это было давно и сам он не скучал по тем временам, только по возможности дарить кому-то счастье своей игрой, поэтому такие посиделки ему были в радость, как и окружающим.

— Сходишь со мной завтра? — тихо спросила Ной Виктора, — Утром должны поставить надгробие.

Мужчина кивнул и обнял ее одной рукой, прижав к себе.

Этой ночью демон заснула в «Ателье» у него на коленях. Возвращаться в квартиру было слишком больно. Но это чувство наполняло даже ее сны, поэтому слезы лились из глаз. Виктор вытирал их, печально улыбаясь, всем сердцем желая, чтобы эти времена поскорее закончились…

Глава 1.3 Двадцать первое июля

Проснувшись, умылись и спустились вниз в кафетерий. Волк накормил их бутербродами с кофе. Ной чувствовала себя опустошенной, не было даже слез. Девушка потеряла мотивацию для любой деятельности, но она старалась улыбаться и отвечать на все обращения в свою сторону, не желая беспокоить окружающих. Виктор же мог лишь терпеть, наблюдая эту натянутую улыбку на ее лице, понимая, что ничего не может сделать. Это было ожидаемо. Потеряв одного важного человека, она лишилась сразу очень многого в своей жизни. Словно бы часть себя. Осознавая, что никому больше не восполнить эту потерю, все, что они могут — это ждать, пока боль утихнет, потому что она никогда не пропадет до конца…

После завтрака они вновь вернулись в «Ателье». Пытаясь убить время, Ной снова легла спать так же, как и ночью. Виктор же взял книгу. Так прошло несколько часов и уже перевалило за полдень. Медиум в два счета довез их до кладбища. Как и ожидалось, работы были завершены — рядом с крестообразным надгробием стояло еще одно, как раз в том месте, где они вчера закопали урну.

Ной, оставляя Виктора позади, подошла к могиле. Она присела рядом с мраморным памятником и подняла руку, коснувшись пальцами надписи с его именем. Что-то внутри нее оборвалось и слезы вновь вернулись, запросившись наружу, словно утром все еще оставалась призрачная надежда, что все это лишь плохой сон, а теперь, когда она увидела физическое доказательство его смерти, это чувство исчезло — ах, он и правда мертв; больше ничего не изменишь.

Заметив, как кто-то подошел к ним и встал рядом, Виктор поднимает голову. Напротив них Мэй Вон, в руках у нее револьвер Глена, который она направила на Ной. Медиум медленно поднимает руки и пытается спокойно поговорить с пришедшей, но она резко обрывает его истерикой. Кричит, обвиняя демона в смерти Глена. И о том, как она ненавидит ее. Почему не помогла ему, хоть и была рядом в момент смерти. Если бы только сама Мэй была там…

— Верни, — тихо говорит Ной, но ее не смог расслышать даже мужчина, что стоит совсем рядом, — Верни! Ты не имеешь права владеть им!

В ее глазах пламя адских костров. Ной резко встает на ноги и подходит к фениксу, хватая револьвер. Это была семейная реликвия. Во время потасовки кто-то из них случайно нажимает на курок. Выстрел. Оборачиваясь назад, демон слышит чей-то крик, лишь секундой позже осознавая, что это ее голос…

Глава 1.4.
Восемнадцатое июля

…Глен колебался. Но в один момент улыбка Рэйны в его сознании меняется на синие глаза Ной, и голову заполняет ее смех. Верно. Как он мог забыть, что для него важнее всего? Мужчина выдыхает, и со всей решимостью спускает курок. Внезапно, раскат грома, и молния ударила в землю, сбивая магическую пулю с нужного курса — так, что та лишь ранила демона, но прошла мимо. Она теряет равновесие и падает в открывшийся портал, который моментально закрывается за ней. Маг поднимает взгляд вверх, где в одном из окон видит до боли знакомый силуэт. Теперь все встало на свои места — он уже видел подобное явление в прошлом. Несколько секунд маг чего-то ждет, но ничего не меняется. Похоже, ученый все же обманул его. Глен чувствует, как раздражается. Сзади к нему подлетает бабочка, он поворачивается, поднимая к ней руку…

***

Ведьмы и колдуны — маги отказавшиеся от принципов. Изгнанные с Архипелага за проступки, которые невозможно было простить, они пользовались магией для собственного извращенного удовольствия. Объединяясь, называли себя Шабаш, и бесчинствовали по всему миру. Особенно, во времена Святой войны, когда померкла грань между запретным и разрешенным. Чувствуя ответственность за это, острова посылали своих людей с целью оказания помощи Внешнему миру — Полевых магов. Для Ной, воспитанной одними из них, изгнание было страшным позором, который она до сих пор тяжело переносила. И болью отозвалось слово «Сестра» из уст кривляющейся перед ней девушки…

Демон стояла через дорогу от пансионата. Вокруг не было ни души, хотя сегодня был особый день — должны были собраться близкие и друзья постояльцев. Это был ежегодный праздник. Время радостного смеха, счастливых улыбок и тепла. Так почему же сейчас здесь царит такая тишина?..

Представившись, как Чума — один из Всадников Апокалипсиса, ведьма рассказывала о своих деяниях, как о героических подвигах. Девушка неестественно двигалась. Она напоминала марионетку — куклу на ниточках, которую заставляют двигаться против ее воли. Но это было не так. Ей никто не управлял. Её желание убивать хорошо ощущалось даже на приличном расстоянии — несло смертью и кровью. Демона же от этих запахов выворачивало.

Ной не выдержала, когда она стала предлагать присоединиться к веселью, намекая, что они «одного поля ягоды». В мгновение ока преодолев расстояние между ними, демон вызвала из пламени меч и полоснула по диагонали чуть в стороне от ведьмы — так, чтобы лишь слегка задеть ее смолистые волосы. Девушка уклонилась и прекратила паясничать, почувствовав реальную угрозу для своей жизни. Улыбка исчезла с ее лица. Глаза демона сделались безжизненными, словно все эмоции ушли, оставив вместо себя только холод и расчетливость. Тяжелый двуручный меч, острый, как бритва, отразил, непонятно откуда взявшийся, солнечный луч, и словно бы заулыбался, предвкушая трапезу. Но, когда Ной выпрямилась и повернулась назад, ведьмы уже и след простыл. Обратившись крысой, она убегала прочь, только пятки сверкали. Решив, что нет времени преследовать неприятеля, девушка обернулась назад, окинув здание взглядом.

Когда Ной подошла ближе к пансионату, то почувствовала слабый удар током — местность вокруг была обнесена магическим барьером, который скрывал от глаз и мешал другим воспринимать действительность, то есть для окружающих этой улицы не существовало и что-то заставляло их обходить ее стороной. Похоже, демон была исключением. На долю секунды она почувствовала себя виноватой, словно все это было сделано с одной целью — привлечь ее внимание.

Внутри не горел свет. На полу в холле кровью нарисована печать. Раскрытая книга лежала в центре основного круга. Ной ее узнала. Общину, в которой девушка выросла, не зря называли Хранилищем — в Главной Библиотеке содержалось множество разных манускриптов и особое место среди них занимали те, которые имели скрытые свойства. Гримуары — магические тома, способные дать хозяину не только знания, но и какую-либо практическую силу. Когда их писали, магия была не больше, чем вымысел, но сейчас при сильной вере и правильном посыле все, что угодно могло стать заклинанием. То, что нечто подобное оказалось в руках чужака, тем более ведьмы, для Ной казалось чем-то невероятным и неправильным. Неужели что-то случилось в Общине?..

Поток беспокойных мыслей прервал шум сзади. Девушка, вздрогнув, обернулась, сделав несколько шагов назад. Это была женщина в форме медсестры и очках. Демон выдохнула с облегчением, когда узнала в ней свою наставницу. Но что-то в ее поведении заставило Ной вновь ощутить тревогу. Она ничего не ответила, когда к ней обратились, лишь прерывисто дышала и сгорбившись стояла, пока…

Удар кулаком в живот заставил женщину согнуться и отлететь на несколько метров, упав на пол. Но не издав ни стона боли, она медленно поднялась на ноги и вновь, так же внезапно и с такой же невероятной скоростью, напала на демона. Ной снова отбросила ее назад, но теперь не стала ждать, пока та вновь поднимется, а, оказавшись сзади, заломала ей руки за спину, удерживая.

Глаза ее вновь сделались безучастными, словно из них убрали все признаки жизни. Такое происходило время от времени — Ной словно бы теряла управление над своим телом и включался автопилот. Единственное, что было приоритетом в такие моменты — собственная безопасность: жизнь и здоровье. Женщина пыталась навредить ей и в таком состоянии демон была способна даже убить ее, если посчитает это единственно верным решением, но кое-какие отголоски здравого смысла все же оставались — результат ее действий не должен был сильно влиять на психическое здоровье «оригинала». Она прекрасно чувствовала опасность для жизни и никогда не переходила грань. Даже в тот раз…

Сила, с которой женщина извивалась, пытаясь освободиться, не соответствовала возможностям ее тела. В какой-то момент, Ной послышалось, как хрустят кости, и она ослабила хватку, чем позволила ей вырваться и снова напасть. Лицо остановилось всего в паре сантиметров от шеи девушки. По лезвию меча, проткнувшего сердце, текла темно-алая жидкость, залепляя пальцы. Но женщина не умерла, все еще пытаясь впиться зубами в мягкую плоть и словно бы совершенно не ощущая жуткой боли. Ной откинула ее назад, а потом подалась вперед и взмахнула мечом. У нее не было другого выбора, кроме как отрубить ей голову. Всему происходящему могло быть лишь одно объяснение — магический ритуал был завершен и результатом его стала какая-то мутация, превратившая женщину в неразумного монстра, жаждущего только человеческой плоти и крови. И в доказательство этого она перестала двигаться или хоть как-то проявлять признаки жизни.

Ной осмотрела холл, где было неестественно темно и пусто, а потом перевела взгляд на лестницу. Когда же она практически поднялась на второй этаж, звуки шагов и тяжелого дыхания стали более отчетливы. Стоило ей пройти вглубь, как все силуэты во тьме обратили на нее свой взор и двинулись навстречу. Демон крепче сжала Грам, выставляя его перед собой, но не решаясь сделать и шаг. Неужели она уже не способна ничем помочь им? Может их можно еще спасти? Неужели настолько бессильна и может только убивать?..

Пока Ной сомневалась, ее окружили. Вот и первая опасность — кто-то схватил за руку. Посмотрев туда, демон оцепенела. Старик лишь сипло хрипел и тяжело дышал, пытаясь укусить, но ей отчетливо послышалось какое-то слово. Он кого-то звал, и осознание этого для Ной было невыносимо. Все эти люди с нетерпением ждали сегодняшний день. Девушке нравилось приходить сюда и наблюдать за их улыбками, слушая то, насколько важен этот праздник. Эти люди ни в чем не виноваты. Они ничего плохого не сделали. Так почему?…

Не выдержав, Ной закричала от боли и отчаянья, и тогда появилось пламя, обвившись вокруг нее, устремившись столпом вверх, а потом ударной волной пробежав по комнате, выбив стекла и выглядывая в окна. От мощного выброса энергии барьер разбился, открывая здание для окружающих, которых быстро привлек шум. Демон перехватила меч и двинулась вперед. Слезы бежали по ее щекам. Все, что она могла сейчас сделать для них — дать умереть так, чтобы больше никто не смог надругаться над их жизнями. Отрубить головы, спалить дотла тела. Тогда их души, возможно, найдут покой. Оставалось еще два этажа…

Ной вышла через запасной выход, избегая толпу, и двинулась по безлюдным переулкам, пока, медленно махая крыльями, перед ней не пролетела черная бабочка. Это заставило прийти в себя и поднять взгляд. Грам, который все это время волочился по асфальту, оставляя кровавые следы, был отпущен и исчез в пламени.

Он стоял чуть впереди, задрав голову, ожидая пока насекомое усядется ему на палец. Сердце ускорило темп. Ной затаила дыхание, словно одно неверное движение, взгляд, да даже вдох, и он исчезнет, подобно иллюзионисту в дымке. Она знала, что он способен на это. Сколько раз до этого ей приходилось смотреть, как песок проходит меж пальцев, осыпаясь пылью. Ей так ни разу и не удалось даже увидеть его, хотя казалось он был совсем рядом — так, что можно было бы коснуться, но как бы она не протягивала руки — все бесполезно.

Так ли легко поймать бабочку, даже если охотишься на неё с сачком?..

Несколько секунд Глен смотрел на своего информатора, а потом опустил голову. Ничего не выдавало его удивления.

Высокий мужчина в бежевом впол плаще, что развивался хвостом сзади. Деловой костюм. Прямоугольные очки в тонкой оправе. Черные волосы аккуратно расчесаны. Пробор на челке, как у матери, как и голубые пронзительные глаза. Высокий рост, спокойный, рассудительный характер — наследие отца.

Ной бросило в дрожь, стоило им встретиться взглядами. Снежная пустыня. Температура заметно упала. Вода под ногами покрыта тонкой корочкой льда — она обездвиживает, покрывает тело гусиной кожей, заставляет выпускать дракончиков пара изо рта. Впереди высокий айсберг, надвигающийся, плывущий тебе на встречу, словно бы желая раздавить. Ной неосознанно сделала шаг назад.

Этот холодный взгляд не отличается от того, каким он смотрит на чужих — почему? Она задает этот вопрос вслух, поддается вперед и протягивает руку, желая достичь его. Долгие годы она ищет на него ответ — почему он бросил её, почему не сказал, что она сделала не так — ведь всегда терпеливо объяснял все, чего она не понимала — никогда не врет, никогда не льстит, слишком прямолинеен и упрям, так почему он просто ушел, не сказав ни слова и так долго избегал встречи?..

— Бра….

Ной не успевает договорить, остаток слова перекрывает громкий звук. Это выстрел, но ей показалось трещит лед под её ногами. Она проваливается в воду, медленно опускаясь на дно. Холод пробирает до костей, проникая внутрь.

В его руках дымится револьвер. Семейная реликвия. Полностью подчиненный хозяину, неспособный промахнуться, если этого не желает человек, владеющий им.

— Не смей произносить это слово, Faker!

Этот взгляд, полный ненависти. Ной касается щеки. Тонкая полоса, всего пара капель. Но, когда она смотрит на свои руки, они оказываются в чужой крови. Голову разрывает от боли, и девушка хватается за неё, зажмурившись. Падает на колени, словно невидимые цепи притягивают её к земле. Колокольчики жалобно звенят, стараясь напомнить о себе человеку напротив.

Следующую сцену Ной слышит, словно бы через толщу воды. Приближающийся знакомый голос. Крашеные пряди волос, топорщащиеся, выглядывающие над банданой, повязанной на рокерский манер. Милитаризированная куртка болотного цвета. Алхимик обеспокоенно что-то спрашивает, но она плохо слышит его и не способна ответить. Головная боль лишь усиливается.

— Это уже слишком, Глен, — произносит он, — Я закрывал глаза на многое… Но это…

— Я предупреждал…

Это голос её брата. Она перестала понимать, что происходит… Они знакомы? Полицейский еще что-то говорит…

Он больше ничего не делает, холодное безразличие берет вверх, Глен убирает револьвер и, поворачиваясь, уходит.

Как не протягивай руку к солнцу, эта ледяная корка не даст выбраться наружу, и она вынуждена продолжать падение в темную бездну, где нет ничего, кроме боли, холода и темноты. И даже огонь внутри неё не способен здесь согреть или осветить это место…

«Фальшивка». Голос в голове все еще повторяет это слово, словно сломанный магнитофон. Почему он произнес его? Что она сделала не так? Ной чувствует это — ответ где-то на поверхности, в её забытых воспоминаниях. Подобно слову, что вертится на языке, ей кажется она сейчас ухватит, вспомнит хоть что-то, но это самообман, и сводит с ума…

— Я.., — произносит она, заикаясь, — Что я?..

— Не вспоминай!

Кричит алхимик, он хватает её за плечи и заставляет смотреть в глаза, очень близко к лицу.

— Нет нужды вспоминать…

Прижимая её к груди, он еще долго повторяет «не нужно», словно знает о чем говорит. Знает о том, что было.

Оказавшись придавленной к нему, Ной обмякла, словно какая-то пружина, наконец, выпрямилась внутри неё. Прежде чем закрыть глаза и потерять сознание, девушка вновь видит парящую в воздухе бабочку, но, как и всегда, она находится вне досягаемости для её протянутой руки…

***

Мужчина склонился над колыбелькой, где спал младенец. В помещении было еще с десяток таких кроваток, но все они были пусты. Он взял её на руки с таким благоговением и аккуратностью, словно она состояла из льда и могла растаять от любого прикосновения.

Его лицо озаряла искренняя улыбка, а карие глаза смотрели с нежностью. Грудная клетка малышки медленно приподнималась и опускалась, вторя тихому дыханию, а голову «украшали» два небольших нароста из серой кости — это была главная причина, почему её оставили здесь одну.

Она не проснулась даже когда он дотронулся до неё, даже когда приподнял над колыбелькой, даже после того, как здание сотрясло очередным взрывом, доносившимся снаружи.

Комната тускло освещалась верхним светом единственной лампы, которая погасла от тряски, а стекла окон подсвечивали яркие вспышки магических заклинаний.

Мужчина и ребенок растворились в воздухе, словно по мановению волшебной палочки, как раз перед тем, как здание перестало существовать, сложившись карточным домиком, и выбрасывая в воздух облака строительной пыли.

Они появились на улице, в каких-то десяти метрах от разрушенного роддома. Мужчина и не дрогнул, когда мимо него пронесся огненный шар. Он описал дугу и врезался в землю. Пламя стало танцевать на земле и тянуться своими языками прямо к ним, словно желая коснуться. Отовсюду доносились крики, проклятья, произносились заклинания — они взрывались и ветер разносил огненные искры по всему городу.

Ребенок на его руках проснулся, но не столько от шума и яркого света, сколько от того, что почувствовал намерения мужчины. Он осмотрелся, после чего подошел к бетонной плите, которая совсем недавно была стеной и положил малышку на холодную поверхность. Глаза его сделались печальными, но он понимал, что так будет лучше. Проведя со всей возможной нежностью большим пальцем ей по щеке, мужчина поцеловал малышку в лоб, и исчез.

Девочка начала плакать, она впервые почувствовала страх и одиночество, и это заставило звать на помощь, умоляя своим детским языком кого-нибудь о защите. И через несколько минут ожидания её мольбы были услышаны.

Свет загородила чья-то голова, ярко-голубые блюдца смотрели на неё удивленно и малышка забыла о том, как плохо и страшно было всего секунду назад. Она засмеялась и протянула к ней свои маленькие ладошки, в ответ фигура улыбнулась ей тонкими губами, а потом пропала. Чуть опустив голову, малышка вновь увидела её, и еще одного человека мужского пола. Они о чем-то разговаривали, в их голосах она различила то, что вселило в неё новое чувство — надежду.

Всего через несколько секунд, женщина вновь подошла к ребенку и взяла её на руки, успокаивая звуками своего ласкового голоса. Женщина и мужчина, которых отныне она будет звать «мамой» и «папой», переглянулись широко улыбаясь друг другу.

Заметив золотой круг, выглядывающий среди толщи туч, Нойен протянула к нему свои маленькие ручки, весело «агукая» и казалось солнце отвечает ей тем же, одаривая теплом, а может, это было пламя от пролетающего мимо очередного заклинания…

***

Война закончилась в тот же год — в год её появления на свет. Родители, работающие полевыми магами, вернулись на время домой.

Их Община была одной из самых малочисленных, находилась на одном из крайних полуостровов Архипелага Магов, и исполняла роль Хранилища Знаний. «Большая Библиотека» — место для сбора стариной макулатуры и пыли, что, казалось, покрывала собой все. Даже если сто лет назад никто не умел колдовать, знания и теории копились, а люди верили в магию, собирая материал и изучая потусторонние силы. Семья Рассел, чье фамильное имя наследовали все члены, произошла от таких людей — что из поколения в поколение собирали информацию по крупицам.

Глен начал изучать магию еще до того, как научился читать или писать, а делать и то, и другое он начал довольно рано. В свои четыре года, он мог составлять магические круги и печати, которые не всегда поддавались и взрослым. И на него возлагали большие надежды. Само его рождение было предсказано и спланировано семьей — будущее было открыто, словно лежало на ладони. Это была прямая дорога, с которой не было ответвлений.

И, если бы кто-нибудь сказал, что это в один момент изменится, а все из-за его родителей, что принесли с собой младенца, да не простого, а демона, и этот кричащий комок слюней и костей будет звать его никак иначе, как «братиком», он бы ни за что не поверил, и вежливо попросил бы заткнуться того, кто посмел брякнуть такую глупость.

Но это было правдой. Его оглушили этой новостью и заставили отложить очередной толстый том магической теории.

Родителей, договаривающихся со Старейшинами Общины о том, чтобы оставить малышку, не было в комнате, поэтому мальчик проскочил незамеченным.

Дверь слегка скрипнула, пропуская его внутрь, после чего с таким же звуком закрылась за ним. Он прошел на цыпочках к колыбельке, где спал ребенок, чтобы не разбудить её. Было в этом что-то таинственное и волнующее — в конце концов, он никогда не видел настоящего демона.

Посмотрев через прутья решетчатой стенки, мальчик даже удивился тому, что девочка ничем не отличается от любого другого младенца — то, что пока являло собой рожки, он даже не приметил сразу.

Во всех старых книгах демоны изображались уродливыми кровопийцами, или же прекрасными искусителями, но это существо слишком напоминало самого обычного человека — такого, как он или его родители.

Мальчик разочарованно вздохнул и, протиснув руку меж решеткой, дотронулся пальцем до её щеки. Она оказалась мягкой, а кожа гладкой и нежной.

Девочка проснулась и медленно открыла глаза, жалобно «агукая», словно ругаясь на того, кто потревожил её сон. Они встретились взглядами. И сейчас он заметил еще одну отличительную черту демона — узкие зрачки — синий океан, который, казалось, магическим образом приковывал к себе.

Потом она улыбнулась и засмеялась. Глен пришел в себя и вновь ткнул в неё пальцем:

— Ну, и чего ты лыбишься? … Ишь ты, весело ей…

Девочка лишь рассмеялась сильнее и схватила его палец своей маленькой ладошкой, не отрывая взгляда. Где-то, за толстыми стеклами очков, в глубине его холодных глаз что-то изменилось — тронулся лед, который он так долго наращивал, пытаясь защититься от всего, что может навредить. Губы его растянулись в слабом подобии улыбки.

Так зародилось настоящее, искренней чувство, завязавшись нитью на их запястьях…

***

— Смотри, Ной…

Его мягкий голос заставил её поднять глаза и посмотреть в зеркало.

Он забинтовал то, что осталось от её рогов — теперь они еще уродливее, чем были. На полу валяются сломанные ножницы и ошметки того, от чего ей все-таки удалось избавиться. Дверь висит на одной петле, замок выбит с корнем. Кое-какая мебель в комнате перевернута. Она тихо всхлипывает и опускает голову на ладони — слезы все не хотят останавливаться.

Глен — слишком рослый для двенадцатилетнего — вздыхает и присаживается на корточки, чтобы быть с ней лицом к лицу. Он проводит по её голове рукой, чем тушит тонкие языки пламени, танцующие на волосах. Это пламя лишь слегка теплое, не чета тому, что было в прошлый раз…

Если присмотреться на его правой ладони старый шрам от ожога — уродливый крест, тянущийся от самых пальцев до запястья. Тогда она была слишком напугана — его голос не мог достичь её, сколько бы не звал. С тех пор, парень не боится открытого огня.

На плечи накинута кофта — так, чтобы не было видно отпечатков её рук, еще более уродливых, чем шрам на ладони. Она не вовремя зашла, когда он переодевался. Стоило увидеть во что она превратила его тело, пусть и ненамеренно, и терпению пришел конец. Считая, что сила спит в рогах, девочка ошибалась. Огонь не снаружи — это пламя внутри неё. Оно оберегает, защищает. Вовсе не враг. Но учить обращаться и контролировать его было некому — никто и не знал, как это делать. Демонов принято истреблять еще в колыбели…

— Хватит плакать.

Он все еще гладит её по голове, убирая челку с глаз, зарываясь под неё пальцами и касаясь лба широкой теплой ладонью.

— Боже, ничего не поделаешь…

Чуть тише добавляя «я еще не закончил, но…», он достает что-то из кармана.

Ной слышит тихий звон и поднимает голову. Одними пальцами он держит две кроваво-красных ленточки, заплетенные косичками, к ним привязано два бубенчика. Они серебряные, и на них практически нет свободного места — десятки различных символов и знаков набиты так тесно, что практически налезают друг на друга.

Гравировка блестит в свете искусственного освещения. Они притягивают её взгляд и заставляют прислушиваться к звукам. Глен улыбается, добившись нужной реакции, и от того, что ему приятно её восхищение.

— Слушай, я же не уезжаю далеко и надолго… Буду приезжать на выходных, а летом мы вновь будем вместе, обещаю…

Произнося это, он привязывал ленточки к её левому рогу. Из-за всего этого она практически забыла, что он уезжает в Академию Магии. Его приняли даже без вступительных испытаний — слава шла впереди. Она гордилась знаниями и умениями старшего брата, как своими. Но он оставляет её одну так надолго. Раньше они расставались максимум на пару дней. Ной не хотела этого. Боялась того, что последует за его исчезновением. Он всегда появлялся в нужный момент, словно знал все наперед. Мог рассмешить, когда было грустно, и улыбался вместе с ней, когда весело. Защищал от тех, кто не признавал. Рядом с ним её пламя успокаивается, растекаясь теплыми потоками по телу.

— Теперь они позаботятся о тебе за меня.

Он коснулся колокольчиков, и они громко звякнули.

— Слушай меня, Ной. Это не просто украшение — я разрабатывал их несколько недель. Это заклинание, запечатывающее пламя… Печать.

В его глазах, где волнами плескалась вода, было что-то притягательное и мистическое. Они притянули её взгляд и заставили замереть, затаив дыхание. Звон, ярко-голубая бухта — сердце забилось чуть чаще.

Глену тоже было непросто расставаться с ней. Но домашнего обучения недостаточно, библиотеку он давно прочитал от корки до корки, многие книги и не один раз. Парень хотел большего, потому что верил — если продолжит усиленно заниматься, однажды, сможет освободиться от своего «проклятья». Он всегда притягивал людей, но все видели лишь то, что хотели видеть. Что бы не делал Глен, что бы ни говорил, ничего не меняло их устоявшегося отношения к нему…

А сейчас он врал. Но его ложь не была ложью. Это был сеанс гипноза — одно из семейных умений. Дар, говорили другие. Проклятье, повторял Глен. Его талант зашкаливал, а желание познавать и использовать приумножало способности, но ему самому этого казалось мало… Если он станет сильней… Сильнее кого бы то ни было… Сможет всегда быть рядом. Защитить её. И ей больше никогда не придется плакать из-за его слабости, как сейчас…

— Когда ты услышишь этот звук, — он вновь провел длинными пальцами, потревожив колокольчики, — Пламя успокоится. Пока они звенят, пока привязаны к рогу — все будет хорошо, обещаю.

Они не имели таких способностей, но иногда одной веры во что-то достаточно. Знаки и символы на них могли разве что уберечь от болезни или неудачи. Он попытался создать такие комбинации, которые бы смогли защитить её от дурного намерения, пока его нет рядом. Он не закончил, но у него еще есть время исправить это, а пока… Главным же было убедить её, заставить поверить в них. И она поверила, потому что «старший брат не может ошибаться».

— Угу, — Ной, наконец, улыбнулась и подняла глаза, пытаясь рассмотреть их. Звон заполнил комнату, а компанию ему составлял её радостный смех….

***

Алекс привез Ной домой, а сам ушел. То, что случилось нельзя было причислить к норме. Девушка явно потеряла контроль, а потом и сознание, не просто так. Он намеревался позвонить по телефону из записки Глена, решив, что именно про такой случай и говорил маг. Алхимик вошел в будку, а Ляо осталась снаружи. Набрав номер, стал ждать ответа. Когда послышался щелчок, голос с той стороны быстро проговорил «Встретимся в „Фурине“», но стоило Алексу попытаться что-то переспросить, его перебили фразой «Ждите меня там», а потом воцарившуюся тишину прервали короткие гудки. Он недоуменно взглянул на трубку и повесил ее на крючок. Похоже, другого выхода у него не было…

Они добрались до бара всего за несколько минут. Ёшимитсу разговаривал с клиентом, сидящим перед ним. Услышав знакомый звук, он поднял голову и приветственно кивнул, после чего вновь вернулся к работе. Чтобы не отвлекать его, парочка решила найти другое место. Они заметили пустующий столик и сели туда. Алекс осмотрелся. В помещении уже было людно, но не так, как поздними вечерами или в выходные дни. Им пришлось прождать не меньше пяти минут, прежде чем к их столику подошла Чизу. На руках она держала черную кошку, что сильно удивило алхимика. Когда парень уже было хотел сказать, что они ничего заказывать не будут и просто ждут здесь кого-то, его прервал чужой голос:

— Да, спасибо. Можешь опустить меня здесь, — официантка послушно посадила зверя на сиденье, после чего та одним ловким прыжком оказалась на столе. Цукумогами же осталась стоять на месте, так же безучастно, как и всегда, — Простите, что заставила ждать. Это тело имеет свои недостатки.

Рот зверя не шевелился, но алхимик четко слышал женский голос, обращающийся к нему. На автомате сказав, что ничего страшного, они особо и не ждали, Алекс недоуменно смотрел на кошку. С подобным ему сталкиваться еще не приходилось. Некоторые маги могли оборачиваться животными — это понятно, но здесь было что-то другое. Нечто подсказывало алхимику (может, лисье чутье) — тело зверя просто используют, а сам хозяин голоса находится где-то далеко.

— Спасибо, что позвонили. Я рада, что не ошиблась. Моей дочери, и правда, повезло с друзьями, — в голубых глазах и ласковом голосе Алекс смог уловить нежные интонации. Но кое-что его поразило сильнее:

— Дочери?

— Точно, где мои манеры, я же еще не представилась, — казалось, обладатель слабо улыбнулся, ругаясь на себя за бестактность, — Мое имя Патриция Рассел. Приятно познакомиться.

Она чуть опустила голову в поклоне, и Алекс машинально сделал тоже самое, представив себя и Ляо, которая безучастно смотрела в окно — похоже ей не нравилось разговаривать с кошкой.

— Глен сказал нам позвонить, если понадобится помощь, но, что конкретно вы предлагаете?..

— Верно. Давайте перейдем к делу. Вы знаете, что такое Волна? — Алекс кивнул. Ему ли не знать, что такое Волна.., — Я хочу, чтобы вы отвезли Ной на Архипелаг, по крайней мере, пока она не пройдет. Так будет лучше… Для всех.

— Архипелаг? Вы имеете в виду острова магов? — кошка кивнула, — Но.. Как? Это ведь не то место, куда можно просто уехать.

— Об этом не беспокойтесь, — Патриция посмотрела на Чизу, и та достала из кармана фартука конверт, положив его на стол и придвинув к алхимику, тот вытащил оттуда несколько бумаг и поразился, — С этим вас легко пропустят, но все еще есть риск, поэтому я хочу, чтобы вы выслушали меня внимательно…

Ной очнулась, когда за окном уже заметно стемнело. Она приподнялась на кровати и села, прикасаясь спиной к стене. Прислушалась. Похоже, больше никого в квартире не было. Вытащила телефон, набрав Виктора, но трубку никто не взял, даже спустя еще три повторных вызова. Слезы просились наружу, вместе с тем ее обуяла злость, но разум остановил раньше, не дав бросить телефон в стенку. Демон отложила его в сторону и прижала колени к груди, спрятав в них лицо. Просидев так какое-то время, она все же заставила себя встать и, наконец, пойти в душ, устав от грязи и запаха крови.

Смотря на то, как, подкрашенная в красный, вода уходит в канализацию, перед глазами вспышками мелькали воспоминания — кровь, огонь, потом холод и лед, глаза полные ненависти, а в голове все продолжало звучать слово «фальшивка». Подняв руки, Ной осознала, что видит через них. Комната внезапно стала больше, пространство словно бы расширилось вокруг, унося прочь от остального мира. Паника и чувство одиночества навалились, подобно волне, сбивая с ног. Демон схватилась за голову, внезапно разразившуюся жуткой болью, и застонав, упала на колени…

Когда Алекс вернулся со встречи с Патрицией, Ной уже вновь сидела на кровати, спрятав лицо в колени. Она ничего не ответила, когда он обратился к ней. Обе руки парня отяжеляли пакеты с продуктами — решив, что надо чем-то поужинать, на обратном пути они зашли в магазин. Он смотрел на нее обеспокоенным взглядом, но, когда было попытался подойти к демону, Ляо остановила его. Доверить все лисице показалось Алексу не такой уж плохой идеей, и он послушно ушел на кухню, готовить.

Поначалу дух просто следила за Ной, ничего не предпринимая и пытаясь уловить ход ее мыслей, если такие и были. Потом она прервала молчание, стараясь как-то растормошить девушку и поговорить. Но демон упрямо не двигалась, чем все больше злила лисицу.

Она схватила Ной за предплечье и потянула вперед, заставляя ее показать лицо. Но не одна лисица умеет злиться. Демон вырвалась и разразилась истерикой. Все вновь отвернулись от нее. Почему? Она вновь одна, и снова не понимает, что случилось. Ее просто в очередной раз бросили. Ной все продолжала причитать на свою одинокую судьбу, пока пощечина не заставила ее замолчать от неожиданности. Ляо выдыхает, успокаиваясь, а потом притягивает девушку к себе, прижимая к груди.

— Ты не одна, глупая. А как же мы? Для кого мы сейчас бегали в магазин? Для кого, скажи мне, он там готовит, хотя все, что у него хорошо получается это уха… Я готова выслушать все, что тебе хочется сказать.

Утонув не только в ее третьем размере, но и в ласковом голосе, Ной не смогла сдержаться. Слезы вырвались из нее потоком. А ведь и правда — она не одна. Сейчас совсем не так, как в прошлый раз и это вселило в нее надежду, что все устаканится, просто нужно переждать. Как и множество раз до этого.

Ляо слабо улыбалась и гладила демона по голове. Алекс, стоявший за стенкой, выдохнул и ушел обратно на кухню, проигнорировать все, что она наговорила про его готовку…

Глава 2. Восемнадцатое июля

— Что ты здесь делаешь? — Виктор вступил на крышу знакомой высотки.

— Почему люди мечтают о полетах?

— Раньше они верили, что это сделало бы их свободными.

— Что такое свобода?

— Это возможность самому распоряжаться своей жизнью, невзирая на преграды и обстоятельства. А также других людей и.., — он замолк, внимательно посмотрев на девушку и обреченно выдохнул, — Помочь?

— Да, пожалуй, — она вымученно улыбнулась, медленно повернув к нему голову, — Не могу пошевелиться…

Виктор взял её за руку и помог спуститься с парапета. Девушка оперлась на его плечо и спрыгнула. Когда ноги почувствовали опору, Анна села на корточки, и выдохнула, успокаиваясь.

— Все еще боишься высоты и все равно приходишь сюда одна… Могла бы хоть меня дождаться. Я же обещал прийти утром.

— Прости, — виновато протянула она и встала.

Браслет на её правой руке состоял из круга янтарных шариков, где всего два было яркого рыжего цвета, а остальные напоминали потемневшую со временем бронзу. На одном из оставшихся появилась трещина, искрясь и мигая, он тоже погас. Девушка нахмурилась, поднимая руку и рассматривая артефакт.

— Заряда должно хватить до вечера. Потом сделаю тебе новый. И еще кое-что.., — Виктор достал из кармана другой браслет — он тоже состоял из небольших темных шариков и серебряного кулончика в виде птичьего пера, — С днем рождения!

— Красивый, — сказала девушка, забирая подарок, — Что он делает?

— Ну… Я подумал, тебе будет неудобно гулять по оживленным улицам, когда за спиной два огромных крыла…

— Спасибо, — она надела его на левую руку и посмотрела назад — белоснежные крылья за её спиной постепенно исчезли начиная с кончиков, — Знаешь… Я думаю, в день, когда мы встретились, ты стал лучшим подарком, который я когда-либо получала.

— И самым бесполезным…

— Неправда! Вот всегда ты так, — она подняла на него указательный палец, ругая, словно провинившегося ребенка, — Тебе уже давно не восемнадцать, чтобы делать подобные заявления… Ты многое сделал для меня. Если бы не наша встреча, думаю, я решилась бы спрыгнуть гораздо раньше…

Виктор промолчал. Ведь это она спасла его. Возненавидев вид, что открывался с этой крыши, мир, в котором больше не было её, и самого себя, виновного в этом, он мечтал убежать от всего, но эта девушка слишком вовремя появилась в его жизни и все испортила…

***

Впервые они встретились здесь ровно пять лет назад. Тогда же Виктор потерял все. Мир вокруг погрузился во тьму. Источник яркого света просто исчез из его жизни. И, что бы не делал медиум, ему не удавалось уйти вслед за ним. Кифа вытаскивала младшего брата из пучин ада и не давала переплыть воды Стикса. В какой-то момент, он возненавидел ее даже сильнее, чем отца, но у парня просто не было сил что-либо изменить. Он чувствовал себя, словно старая лодка с дырявой кармой, опускающаяся все глубже на дно, которого не было. И оставалось только падение, долгое-долгое падение в пучины бездны.

После того инцидента, правая рука перестала слушаться и что-либо ощущать. Чтобы вернуть контроль над ней и чувствительность, Виктор начал резать себя. Резкая физическая боль возвращала ощущения. Таким образом он вымещал на себе свою же злость. Поначалу его не волновали остающиеся шрамы, но после взбучки, устроенной окружающими, медиум перестал носить короткий рукав и стал прятаться от всех на крыше комплекса.

В первый визит сюда, он устроился на полу на своем привычном месте, с маленьким лезвием в руке. Кровь тонкой струйкой стекала на пол в небольшую лужицу. В такие моменты душевная боль, что закрывала все пеленой, отходила, уступая место физической, и он мог вновь наблюдать этот мир — серые небеса и падающие снежинки, холодный ветер, пробирающий до мурашек и дым от сигареты, растворяющийся в небесах…

Улыбка Ной. «Нет, не смей!».

Их первый, столь долгожданный, поцелуй. Запечатленное объективом фотоаппарата счастье. «Не вспоминай!».

Слезы, попытки сдержать болезненные стоны, а потом прощающий все взгляд. «После всего случившегося, ты не имеешь права даже думать о ней!».

Такой тихий, ласковый голос, поющий ему колыбельную, дающий душе временный покой. Хотелось взвыть от невыносимой тоски, желания увидеть и обнять; прочувствовать тепло всем телом, впитать его сердцем, чтобы текло по венам вместе с кровью, согревая…

«Какой же ты жалкий. Неужели все еще надеешься, что где-то там тебя ждет счастье? Есть люди, которые любят тебя? Простят все грехи? Не заблуждайся. Ей же будет лучше без тебя. Всем будет лучше без тебя. Ты не заслуживаешь жить. Умри, умри, умри, умри — давай же! Это легко. Нужно просто поднять свою задницу и спрыгнуть вниз… Но, конечно, ты даже этого не можешь. Слабак!».

Голос в голове не замолкал ни на секунду. Его собственное «Я» стояло над ним, довлея и глумилось. И он не мог это прекратить. Хотелось заткнуть уши. Закричать. Опровергнуть его слова. Сказать, что это не так — он ни в чем не виноват. И не заслужил все это. Но не может убедить в этом даже самого себя. Ведь это ложь.

«Не отводи глаза! Это твоя вина!».

На минуту воцарилась тишина. Поднимая голову, Виктор видит знакомую до боли улыбку, обрамленную золотистыми локонами. Улыбку, которая отныне будет преследовать его везде — и во снах, и наяву. Послышались звуки выстрела, и не одного, а всей обоймы. Все исчезает, одна лишь рука ужасно ноет.

Он ни на что не способен. Даже подняться. Медиум истратил все слезы еще в первый день и сейчас ни капли не осталось — одна пустота, апатия, злость, чувство вины, желание покончить со всем. Больше ничего…

***

Утро восемнадцатого числа. До выхода еще полтора часа. Она открывает глаза, стонет, выключает будильник, но, из-за заметно упавшей температуры, вылезать из-под теплого одеяла нет никакого желания. Наоборот, хочется завернуться в него, словно в кокон, и вновь уйти гулять по царству Морфея. Но нет времени. Анна приподнимается, потягивается и зевает. На ее голове бардак, словно какая-то птица свила там себе гнездо. Затихая, прислушивается. Тишина. Дома никого нет. А ведь раньше все было по-другому:

Ее будил запах блинчиков или свежей выпечки. Живот начинал жаловаться на свое голодное состояние, но она продолжала притворяться спящей, пока не приходила мать, чтобы разбудить ее, поздравить с днем рождения, зацеловать и защекотать до слез, а потом они открывали подарки, весело обсуждая их. И совершенно не важно, что все они были максимум от двух человек. Все это сопровождалось радостным смехом и счастливыми улыбками. Казалось, солнце — прожектор и освещает только это место. Куда только ушли эти дни?..

На кухонном столе одинокая коробка с кусочком клубничного торта, записка полная теплых пожеланий и маленький плюшевый ангел — такие брелки на сумки сейчас в моде. Девушка не хочет и думать, сколько времени ей потребовалось на создание этого чуда и, чем она пожертвовала ради этого (ответ очевиден — сном и перерывами на обед). А ведь совсем не это нужно человеку, чтобы чувствовать себя счастливым. Достаточно просто быть рядом, хотя бы в этот день…

Время: 16:45.

Место: «Близнецы» — многоквартирный комплекс. Является самым высоким в городе. Еще его называли «Небоскреб самоубийц».

Анне уже приходилось слышать эту городскую легенду. Она была популярна среди молодежи. Почему-то многим казалось забавным рассказывать ее в коридоре, когда девушка проходила мимо, делая это нарочито громко и фальшиво. Легенда о божестве, что исполнит любое желание, если будешь достаточно храбрым и сможешь доказать, насколько серьезны твои намерения. Для этого достаточно было спрыгнуть с одного из этих зданий. Почему? С них хорошо видно монолит. Считалось, что Куб и Демиург связаны.

Верила ли девушка в эту историю? Конечно же, нет. Но вот уже который месяц, она приходит сюда, поднимается на этаж равный высоте Куба и останавливается напротив окна, разглядывая в него город. Этот вид настолько поразил ее воображение, что она решила запечатлеть его и отправить на конкурс, но с недавнего времени работа над картиной остановилась. В один момент, Анна достигла пика своих способностей и никак не может преодолеть этот рубеж. Все усугублялось тем, что приближались сроки сдачи и на нее начинали давить преподаватели. Сейчас не было занятий, но многие приходили в колледж ради практики, приближающихся конкурсов или учебных работ, и там всегда было людно. На обеде подозвал к себе куратор. Разговор был не из приятных. Он говорил, что она мало старается. Задавал ей вопросы. Сетовал на то, что раньше рисовала лучше, уделяла этому больше времени. Потому что горела своим занятием. И сейчас ей нужно всего лишь приложить немного усилий и все получится. Его уверенность в том, что она просто ленива, не могла не раздражать, но кое в чем он был прав…

Действительно, рисование было для нее всем, ведь это связывало ее с тем, кто давно умер. Говорили, что девочка унаследовала способности своего отца. Все, что она знала про него — он был знаменитым в узких кругах художником, и умер еще до ее рождения. Родственники же его не любили. Ходили слухи, что в его смерти виноваты наркотики. Будучи маленькой, Анна не запомнила лиц и имен своих бабушек и дедушек, ведь мать быстро порвала с ними все связи. Она знала правду и не могла простить им это неверие.

Когда девочка впервые принесла домой награду — всего лишь первое место в классе — именно женщина была счастливее всех. Она стала словно бы одержима обучением дочери в сфере искусства. Лучшие учителя; инструменты, которые только можно было достать, созданные на заказ. Престижный колледж — единственный, где обучали творческим профессиям. Чтобы оплатить все это ей приходилось устраиваться на несколько работ и брать дополнительные дни. И Анна даже не могла заикнуться о том, что тоже пойдет зарабатывать деньги в семью. Как это? Тратить драгоценное время и ресурсы? Нет, ее дело — практика, а об остальном позаботится мать. И все, что девушка могла сделать — рисовать, побеждать на конкурсах, стремиться к славе своего отца. Только так когда-нибудь она сможет отплатить ей за все годы тяжелого труда. Целью стало — зарабатывать своим талантом большие деньги и устроить настоящую райскую жизнь для единственного близкого человека. Ради этого она жертвовала любым отдыхом и отношениями с людьми, которые не могли принести ей пользы. И сейчас окружающие воспринимали ее, как заносчивую и высокомерную, распускали о ней слухи, но делали это только за спиной. Она устала от их лживых улыбок, и фальшивых признаний; раз за разом вежливо отказываться от предложений куда-нибудь сходить. Так она живет последние несколько лет. И все, казалось, идет прекрасно — призовые места, похвала, кое-какие выигрыши, упрощающие им жизнь время от времени. Но сейчас, на восемнадцатом году своей жизни, она впервые столкнулась с таким понятием, как выгорание и творческий кризис. Ей не удается нарисовать то, что она видит, как она это представляет. Все кажется лишь серым и вторичным. Сколько бы сил и времени она не вкладывала в рисунок, он лишь повторяет то, что уже было ей же и создано. Просто топчется на месте и никого это уже не устраивает, тем более ее саму. Ей посоветовали больше отдыхать, дышать полной грудью и смотреть по сторонам. Такие советы казались ей смешными, словно над ней издеваются. Но сегодня, после очередного провала, ноги сами принесли ее сюда.

Эти здания имели кодовый замок, помимо обычного, открывающегося электронным ключом. Однажды, Анна подсмотрела, какую комбинацию вводит один из жильцов, и с тех пор без проблем могла попасть внутрь в любое время, словно и правда жила здесь. Главное, не вести себя подозрительно. В конце концов, никто не стал бы запоминать всех соседей в сорокаэтажном многоквартирном комплексе.

Чтобы сменить обстановку, девушка решила подняться на крышу, вдруг новая перспектива поможет ей завершить картину. Дверь оказалась открыта, хотя, после нескольких попыток самоубийств, обычно ее запирали, а ключи были только у жильцов. Но Анна не придала этому большого значения. Крыша — пустое квадратное пространство, огороженное бетонными блоками по всему периметру. Сюда вела двухъярусная каменная лестница.

Она прошла до середины и встала с той стороны, откуда было видно Куб. Несмотря на разницу всего в десять этажей, вид с крыши захватывал дух гораздо сильнее. Может, всему виной открытое пространство и прямой доступ к бездне. Анна случайно посмотрела вниз и все ее тело словно бы парализовало. Страх охватил, сдавливая грудь и она сделала небольшой шаг назад. А потом подняла голову и взглянула вдаль. И все моментально прошло, оставив после лишь замешательство и сбитое дыхание. От одного вида, как рыжее солнце в последний раз стелется на крышах домов и улицах, отражаясь в реке и от редкого снега, выступили слезы и в груди заныло. Все, что она так долго копила в себе, не имея возможности выплеснуть, внезапно запросилось наружу. И, не сдерживая себя, Анна закричала, как еще никогда не позволяла себе. Но звук показался ей недостаточно громким, словно он рассеялся в морозном воздухе. Она посмотрела на небо, выпустив дракончик пара изо рта. Не уверенная в том, стало ли ей легче, простояла так еще несколько минут.

Девушка не сразу заметила, что она на крыше не одна. На противоположной стороне кто-то сидел на полу. Это был парень. Одет он был не по погоде — в белую рубашку и брюки. Осознав, что он все слышал, лицо ее побагровело от стыда и неловкости. Она отвернулась. Мысли бегали внутри черепной коробки, то проклиная его за то, что явился сюда, то выказывая любопытство и желание узнать, что он здесь делает или хотя бы еще раз взглянуть на него, вот только… С чего бы ей хотелось этого? Девушка все же уступила своим желаниям и вновь повернулась назад. Но парень сидел в той же позе и не выказывал никаких признаков эмоций. Ей показалось их взгляды встретились и от пустоты, царившей в этих глазах, по спине девушки пробежали мурашки. Ее словно затягивало в бескрайний космос. Она осмотрела его внимательней и заметила лужицу крови, оставленную глубокими порезами на руке. И тогда ей подумалось: «Значит, кому-то еще плохо в этот момент. Я такая не одна». И ей стало смешно от этого осознания, но, если позволит себе сейчас сорваться, дальше будет лишь хуже — смех непременно сменится слезами. По какой-то причине, Анна почувствовала родство с этим незнакомцем и ей стало его жалко. Девушка поставила сумку на бетонный блок и достала оттуда контейнер с утренним кусочком торта. Она намеревалась съесть его за обедом, но ей так и не дали этого сделать, а потом пропал аппетит.

— Вот, — присев рядом с ним на корточки, она поставила контейнер на пол. Парень молча смотрел на нее, — Думаю, тебе нужнее…

Она слабо улыбнулась. Он убрал руку, поправив рукав и отвернувшись, но все еще не проронив и слова.

— Прости, я вовсе не хотела упрекать тебя, — ее тон словно говорил: «Просто я знаю о чем говорю». Почему эта девушка, вообще, обращается к нему так, словно они старые друзья? — В любом случае, я буду рада, если ты его съешь. Может хоть кому-то станет лучше в этот день… Пока.

Она встала напротив заходящего солнца, слабо улыбнувшись, поправила сумку на плече и ушла, вновь оставив его на крыше одного…

Когда Анна вернулась домой уже окончательно стемнело. На обратном пути она зашла в колледж и попыталась доделать работу. Девушка провела там несколько часов, но результат ее так и не удовлетворил. Разувшись в прихожей, прошла на кухню, где горел свет. Мать заснула за столом в окружении бумаг, которые забрала с собой, чтобы доделать. Анна поняла, что она ждала ее, но усталость все равно взяла свое. Подойдя к женщине, разбудила прикосновением к плечу.

— Ох, кажется, я задремала. Прости, сейчас приготовлю что-нибудь. Это все-таки твой день рождения. Надо отпраздновать, — сказала женщина, вставая со стула и убирая бумаги со стола, но в какой-то момент тело ее ослабло, и Анна помогла ей вновь сесть на стул.

— Не надо, ты ведь весь день работала, иди спать, — сказала девушка, и, перебивая попытки матери настоять на своем, продолжила, — На самом деле, я уже поела с друзьями. Прости, что не предупредила, но я не голодна, так что… Иди отдыхать. Устала должно быть.

Она соврала, но по-другому было нельзя. Девушка довела ее до спальни, помогла раздеться и уложила на кровать. Мать еще раз извинилась перед ней и, нежно улыбаясь, поздравила с днем рождения. Анна пожелала ей спокойной ночи, дождалась пока закроет глаза и выключила свет, а сама ушла на кухню, прибралась, приготовила себе легкий ужин и поела, а потом тоже легла спать…

***

Искусство — развлечение богачей, да коллекционеров. А спрос рождал предложение. Многие, желая прославиться и разбогатеть, пытали свои силы на этом поле боя, где кровь легко можно было принять за краску. В Столице возможно многое, что недоступно за ее пределами. Имея достаточно ресурсов и связей, можно было даже открыть собственный выставочный зал. Такое место, где каждый смог бы приобщиться к внутреннему миру другого человека, просто взглянув на его работы. Анна иногда приходила сюда. Она останавливалась напротив одной и той же картины — поле алых маков под закатным небом.

— Ты всегда проводишь больше всего времени у этого холста, — раздался мужской голос справа.

Анна отмерла и повернула голову. Рядом с ней стоял мужчина в очках. Это был старый друг семьи. Анна знала его с младенчества. Он тоже обучался рисованию, но, в отличии от ее отца, никогда не выставлялся. Девушка считала этого человека своим главным учителем и наставником по жизни. А еще это место принадлежало ему.

— Просто она такая.., — девушка замолкла, не в силах подобрать слово.

— Понимаю. В его работах всегда ощущалось нечто магическое. К тому же, это самая загадочная из картин Яна. Твоя мать получила ее по почте уже после его смерти. И еще…

Его взгляд скользнул в центр холста, где среди алого моря можно было различить три силуэта. Просто черные фигуры, без деталей. По форме, размеру и расположению их относительно друг друга, можно было с уверенностью сказать, что это была пара с ребенком. Мужчина несколько секунд молча смотрел на картину и, казалось, она парализовала его, как и всех, но потом он неожиданно пришел в себя и спросил:

— Как дела с работой? Я слышал, все еще не очень… Если ты не уверена, всегда можешь пропустить этот конкурс. Я обо всем позабочусь.

Анна промолчала, помрачнев, и вновь посмотрела на холст. Артур слабо улыбнулся и вздохнул. Он уже давно утратил то рвение к идеалу, что занимает все мысли, пока ты молод. Бесконечную гонку, которая лишь выматывает, потому что достигнуть совершенства невозможно, сколько не беги. Но слова здесь оказывались бесполезны. Это то, что нужно было осознать самому, не просто понять, а прочувствовать. Сам он принял это только после того, как лучший друг обошел его. Во всем…

— Ах, да, у меня же есть кое-что для тебя, — он протянул ей бумажный пакет, который держал в руке, — С днем рождения. Прости, что вчера встретиться не удалось. Дел навалилось.

Анна помотала головой, улыбнувшись ему и забрала подарок. В пакете был альбом для набросков, набор карандашей, кисти и несколько тюбиков краски. Все это стоило больших денег и сделано на заказ — бумага, пригодная для любых материалов; цвета, подобранные с учетом ее предпочтений; только те кисти, которыми она рисовала. Девушка сдержанно поблагодарила его, но по глазам было видно, что от подарка она в восторге. Меньше придется тратиться в этом месяце. Ведь инструменты стоили чуть ли не дороже картин, которыми были нарисованы.

— Рад, если угодил, — рассмеялся мужчина, словно бы читая ее мысли. Они простояли еще несколько минут, разговаривая о пустяках, прежде чем разойтись…

***

Виктор жил, словно в трансе. Большую часть дня спал, пока его не будили кошмары, в остальное время — уходил на крышу. Выходить куда-либо дальше не было сил. Максимум мог дойти до магазина, купить что-нибудь перекусить и выпить. Напиваться в баре ему никто не разрешал, так что приходилось как-то выкручиваться. Бывало, он просыпался на больничной койке с капельницей. События прошлого вечера были стерты из его памяти. По состоянию организма, сложно было угадать, что из двух — пытался в очередной раз убиться таблетками или просто отравился паленой водкой. Впрочем, результат один. Кифа вытаскивала его из ванны, рубила мечом петлю, выбрасывала за шиворот из комнаты с газом, и спасала от своры бешеных «собак», когда все заходило слишком далеко. Спрыгнуть он не решался сам, хоть и приходил на крышу каждый день в надежде исполнить задуманное. Но стоило подойти к краю и душа уходила в пятки. Вид, который он так любил, теперь ненавидел, поэтому старался не смотреть. В конце концов, женщина, наоборот, запретила ему напиваться где-либо, кроме «Фурина», а спорить с ней было себе дороже.

Он уже давно не готовил и питался только фастфудом, когда организм начинал протестовать. Торт, что оставила та девушка — клубничный с мягкими коржами и нежный кремом — он съел, хотя долго сопротивлялся. Где-то на подкорке родилась мысль, что нужно вернуть долг. И хоть прошло уже несколько недель, а она так и не появилась, это не покидало его голову. Решив, что зайдет в магазин по пути на крышу, понадеявшись, что в этот раз вновь встретит ее там, Виктор спустился со второго этажа и поплелся мимо барной стойки, когда его остановил Ёшимитсу. Раз парень все равно целыми днями слоняется без дела, пусть немного поможет, а то они зашиваются. Медиум не стал оспаривать это суждение только потому, что его попросили сходить и отнести смету кондитеру, с которым сотрудничал бар. Он держит пекарню-кафетерий в торговом районе. Ему понравилась идея о свежей выпечке или вкусном пирожном, и он согласился выполнить поручение.

Виктор еще раз сверился с картой, что дал ему пес. Похоже, это все-таки здесь. В большие окна можно было увидеть столики, в остальном здание не имело каких-либо опознавательных знаков — ни вывески с названием, ни часов работы. Он вошел в стеклянные двери и его поприветствовал мужской голос. Парень замер, не в состоянии поверить ушам. Сколько бы времени ни прошло, сердце все еще помнит. Разве мог он забыть, ведь так долго восхищался им. Но все, что видели глаза — коробки, которые стояли друг на друге и уже опасно накренились, чьи-то ноги и руки, что держали их. Казалось, еще немного и все это окажется на полу.

— Простите, не могли бы вы помочь, — обратился к Виктору голос. Медиум быстро среагировал и забрал несколько верхних коробок, — Спасибо. Вы, правда, меня очень выручили…

Оборотень замолк, когда их взгляды встретились. С их последней встречи прошло без малого три года. И момент воссоединения не был таким уж счастливым…

Хэльсинг поставил перед Виктором чашку кофе, а сам сел напротив. Воцарилась тишина. Медиум рассматривал помещение. Это был небольшой кафетерий. Наибольший наплыв клиентов приходился на обеденное время. Многие просто брали свежую выпечку с собой, как в магазине. Впрочем, пара столиков все же была занята. Значит, кое-какой популярностью место пользовалось.

— Я думал, ты ушел. Навсегда, — наконец, прервал молчание парень, — Той ночью… Ты оставил меня в приюте, а сам просто исчез — ни записки, ни какой-либо весточки на протяжении трех лет.

Медиум не смотрел на него и говорил спокойным тоном. Окружающие бы сказали, что ему безразлично ответит оборотень или нет. Но уши волка могли уловить интонации, которые не способен человек. Как долго внутри него все это копилось и оседало, не имея возможности выйти? Волк внимательно посмотрел на Виктора, а тот, наконец, перевел взгляд на него.

— И? Это того стоило? Ты нашел, что искал?

— Да, нашел.

— Почему же тогда вернулся?

Волк молчал несколько секунд, а потом перевел взгляд, посмотрев в окно и ответил:

— Просто я понял, что весь смысл был в поисках. А вовсе не в цели. Мне нужно было пройти этот путь и вернуться назад, чтобы начать заново…

— И как долго ты уже здесь? Сейчас ты счастлив? Что?.. Печешь хлеб? Это то, к чему ты так стремился? Ради чего…

Виктор замолк, осознав нечто неприятное. Оборотень вновь посмотрел на него и продолжил:

— Бросил тебя?

Медиум резко встал. Этот разговор зашел слишком далеко. Он пришел сюда не для того, чтобы ворошить это осиное гнездо — прошлое, которое, как думал, давно похоронил глубоко в зыбучих песках своей пустыни. Его задело осознание того, что, оказывается, все это время чувствовал себя брошенным родителями ребенком, а ведь он даже к родному отцу не испытывал таких чувств. И что он теперь узнает? Волк просто ушел и просто вернулся. Без причины. Виктор с шумом положил на столешницу документы и вышел из-за стола, покинув здание.

Волк тяжело выдохнул и провел рукой по голове, взлохматив челку. Он прекрасно осознавал, что поступил эгоистично, но в тот момент не видел иного выхода. Казалось, с него спали оковы. Это чувство опьяняло. Вот только он до самого конца не осознавал, что заковал себя сам. Место, куда вернулся и которое так долго искал, изменилось. Или же изменился он сам? Но достигнув, наконец, цели понял — это и есть свобода. Самому распоряжаться своей жизнью. Уйти вслед за луной, и вернуться, когда наступит время. Или же спокойно жить в городе, занимаясь выпечкой. Не важно, что. Главное — это был его выбор.

Кто-то подошел к прилавку, подзывая продавца. Хэльсинг поднялся и, взяв документы со стола, пошел к клиенту, приветствуя его…

Виктор шел назад в «Фурин». Внутри него бурлила ядовитая смесь из негодования, злости и даже в какой-то степени облегчения. И после нескольких недель пустоты, боли и тихой ненависти к себе, эти чувства были тяжелыми, как камень, и утомительными, словно несколько суток непрерывной работы. Лишь бы дойти до бара и лечь спать. И тут он вспомнил, что из-за всего этого не купил десерт для той девушки, как хотел…

***

Виктор каждый день приходил на крышу высотки, но той девушки все не было. Он поймал себя на мысли, что ждет ее появления, хотя никто не говорил, что она вернется. Может, уже и не придет, но стоило так подумать, как Судьба поспешила опровергнуть это умозаключение.

Поначалу девушка выглядела потерянной, но все изменилось, стоило ей увидеть парня. Она была рада вновь встретить его здесь, что и поспешила высказать. В тот день он узнал ее имя, но сам остался неназванным. Анна легко приняла правила игры. Так даже проще. Ее устраивало одно его присутствие. Это она тоже сказала вслух.

Эта девушка казалась ему странной, но медиум был рад, что она пришла. Потому что она не знала его; не знала, что он сделал; даже имени не знала. Друг для друга они были просто случайной компанией, но что-то незаметно связывало их. Казалось, никто другой бы не подошел.

С тех пор они часто пересекались, но мало разговаривали. Девушка что-то рисовала в альбоме. Парень просто молча сидел. Иногда ей хотелось спросить у него: о чем он думает; что делает здесь каждый день; почему молчит? Или как его зовут? Но казалось это что-то разрушит, и он больше не вернется сюда, а ей не хотелось этого, поэтому она молчала.

Однажды, Анна пришла на крышу, но Виктора там не было. На парапете стоял прозрачный пластиковый контейнер. Внутри было печенье. А под ним записка, где значилось «Возвращаю долг. Виктор». Прочитав ее, девушка улыбнулась. С тех пор, медиум стал приносить сладости, и иногда их молчание прерывалось на небольшие разговоры ни о чем…

***

Бывали дни, когда ничего не получалось и все валилось из рук. Любые линии казались неровными, то слишком толстыми, то чересчур тонкими. Перерисовывая из раза в раз, стирая неудачные попытки клячкой, в какой-то момент бумага не выдерживала пытки и рвалась, как и терпение девушки, которая взвывала, со злостью бросала альбом на пол и, отворачиваясь, прижимала к себе ноги, пряча лицо в колени. Через какое-то время, она успокаивалась, брала себя в руки и поднимала все с таким видом, словно предала любимого человека и теперь очень сожалеет о содеянном, извиняясь.

Виктор наблюдал эту картину множество раз, молча и ничего не предпринимая. Но однажды он не выдержал. Парень встал со своего привычного места и поднял с пола альбом с карандашом. Сев обратно, прислонившись спиной к парапету, начал вырисовывать что-то на бумаге. Через какое-то время, Анна заметила это и повернула к нему голову. В ее глазах отражалась смесь из непонимания и любопытства. Когда он закончил, то протянул альбом хозяйке. Взяв его, девушка посмотрела на лист, там был вполне сносный портрет. Не идеальный, конечно, и, как человек практикующий, она быстро выявила множество недочетов и ошибок, но для того, кто не занимался этим на постоянной основе, это был очень хороший рисунок.

— Видишь, ты, по крайней мере, способнее меня. Разве это не достаточный повод гордиться собой?

Анна подняла на него голову в недоумении. Почему она должна гордиться тем, что обошла дилетанта?

— Людям всегда ближе тот, кто имеет какой-то изъян — недостатки сближают. А совершенство делает из тебя одинокого идола, от которого всегда будут ждать идеала. Такая жизнь невыносима и нужно быть сильным по натуре, чтобы не сойти с ума при таких обстоятельствах…

По выражению его лица было видно, что это не пустые слова. Он был свидетелем такой судьбы — знал или знает человека, которому пришлось пройти через это. И почему-то она не могла с ним спорить.

Задумавшись над его словами, девушка вспомнила недавнее награждение. Да, все поздравляли ее, вокруг было много людей, лицемерные улыбки, но она всегда завидовала проигравшим — их успокаивали друзья и близкие, между ними царила атмосфера искренней поддержки. И тогда в голове вспыхивали еще более глубокие воспоминания. Когда она только начинала, мать всегда обнимала ее и улыбалась, неважно какие места она занимала. Тогда это еще не имело значения. А сейчас она слишком занята, чтобы присутствовать на таких мероприятиях. Анна знала, что все это ради нее, но иногда просто не могла не обижаться…

Девушка вновь взглянула на рисунок Виктора. Да, он был далек от идеала, но в этом несовершенстве было что-то особенное; что-то, что выделяло его среди прочих, никто бы не смог повторить эти линии точь-в-точь, как это сделал медиум. В погоне за славой и идеалом она забыла о самом главном — о индивидуальности. Несмотря на победы и признание, работы Анны ни разу не были отмечены зрительскими симпатиями и ее не выбирали коллекционеры. У ее отца был стиль, были повторяющиеся мотивы, недостатки превращались в изюминки — все это делало его работы особенными, не такими, как у других. А что же есть у Анны?.. Она выбрала те материалы, которыми работать получалось лучше всего, и сконцентрировалась на их изучении, стараясь довести владение каждым до совершенства. Но в погоне за академичностью, она потеряла себя. И что ей теперь делать с этой информацией?..

— А ты неплохо рисуешь, — наконец, сказала она, когда мысли зашли в тупик. Виктор все это время сидел молча, давая ей время осмыслить услышанное, — Учился где-нибудь?

— Проходил экспресс-курс в школе Жнецов, — сказал медиум, но увидев вопросительное выражение на ее лице, вздохнув, продолжил, — Нам давали общую информацию по всевозможным направлениям — считалось, что этого достаточно для работы. Заниматься углубленно можно было только чем-то одним…

— Правда? Как строго. И что ты выбрал?

Парень промолчал и отвернулся. Анна поняла, что наступила на больную мозоль и не стала выпытывать. В тишине прошла пара минут. Наконец, Виктор забрал у нее альбом и стал водить карандашом по бумаге, вырисовывая что-то.

— Жизнь похожа на клавиши рояля — после белой полосы всегда идет черная…

Анна посмотрела на него, потом опустила взгляд на рисунок и улыбнулась, указывая на него.

— То есть, белых полос всегда больше, черные короче, а их совокупность позволяет сыграть столько разных мелодий? Если это так, тогда жизнь прекрасна. Тебе так не кажется?

Она встала и сделала шаг вперед, изображая, словно играет на каком-то инструменте и крутанулась волчком, оказавшись к нему лицом, где была самая яркая улыбка, которую он видел с тех пор, как они впервые встретились — она на долю секунды смогла осветить его мир. Но потом все внезапно вновь погрузилось во тьму.

Подняв взгляд, Анна увидела небо, потемневшее к вечеру. Там одиноко светила одна единственная, первая звезда. Девушка схватила медиума за руку и потянула вперед, желая показать ему эту красоту…

«Тебе никогда не казалось, что можно дотянуться до звезд?».

Он четко услышал эти слова, не поверив ушам. Медиум медленно повернулся назад, оцепенев…

Демон стояла ногами на парапете, подняв руки вверх, словно бы желая коснуться небес. В вышине одиноко светила Венера. Ее звезда. Или, по крайней мере, таковой она была для Виктора. Вечерами, после ужина, они вдвоем выбирались на крышу. Город постепенно погружался во тьму и включал свои фонари, но для него она светила гораздо ярче, подобно путеводной звезде.

Ему всегда было не по себе, когда Рэй забиралась на бетонный блок. Казалось, девушка может свалиться при любом порыве ветра, который дул здесь сильнее, чем где-либо. Но на ее лице не было страха. Она всегда улыбалась, пытаясь схватить что-то в воздухе, и он верил, что у нее, только у нее, это может получиться, но это оставляло после себя чувство тревоги, словно после этого она навсегда исчезнет из его жизни.

Однажды, его опасения оправдались. Виктор поддался вперед, пытаясь схватить мираж. В тот раз у него получилось предотвратить катастрофу, но сейчас спасать было некого. Рука застыла так ничего и не схватив. Звезда приковала взгляд.

И что только он здесь делает? Почему все еще здесь, когда ее давно уже нет? И почему наслаждается моментом, когда она уже не может? Он должен был уйти вслед за ней, но что-то пошло не так. Что, если она ждет его там и вся та боль, тяга уйти из этого мира — это ее зов?..

Анна перевела взгляд, желая рассмотреть выражение его лица, когда Виктор двинулся вперед и залез на парапет. Почему-то в этот момент ее охватила легкая паника. Она задала вопрос, но он на него не ответил. Парень простоял так какое-то время, просто глядя вперед, а потом развернулся к ней лицом. Это не первое его прощание, он уже знает, что говорить. А ведь они в чем-то похожи. Иронично.

Анна сделала шаг, протягивая руку вперед, но не успела и схватила лишь воздух. Девушка замерла в ужасе, слезы выступили в уголках глаз. Потом она услышала быстро приближающиеся шаги и, повернув голову, увидела женщину, что перепрыгнула через парапет и сиганула вниз. Все произошло так быстро, что Анна решила — ей показалось, но это помогло сбросить оцепенение и сорваться с места.

На лице у Виктора застыла печальная улыбка. Воздух закладывал уши и дул со спины, казалось бы, пытаясь его поддержать. Неужели в этот раз у него все получилось? Он открыл глаза, глядя на звезду и думая о том, что скоро все закончится, но в какой-то момент заметил птицу, летящую по бескрайнему небесному пространству, а потом видение приняло более понятные и человеческие черты. От осознания всей нелепости ситуации хотелось кричать…

Она бежала по ступеням лестницы, совершенно не представляя, что собирается делать и возможно ли еще что-то сделать. И остановилась только услышав голоса. Девушка прошла мимо лифта и заглянула за угол. В этом здании были довольно большие подъезды, казалось, при желании, здесь можно было вместить еще одну квартиру. Окно было выбито, в воздухе еще летали полигоны Эфира, медленно растворяясь и исчезая. Виктор сидел на полу, на нем не было лица. Ближе к Анне, спиной стояла женщина.

— Почему ты всегда делаешь это?!.. Прошу тебя. Хватит. Просто позволь мне уйти…

— Если так хочешь умереть, вперед, — Кифа кинула ему пистолет. На ее щеке и плече были царапины, полученные осколками выбитого стекла, но женщину это словно бы совсем не волновало, — Но для этого тебе придется перешагнуть через себя. Все имеет свою цену.

Виктор поднял взгляд, замерев ненадолго, смотря на пистолет. Он не видел их с тех самых пор. Потом взял его в руку, но почувствовав тяжесть и холод оружия, парня пробила дрожь; в голове вспышками появлялись воспоминания того дня, и он зажмурился; звуки выстрелов проникали в самое нутро, выворачивая наизнанку, и он не мог ничего с собой поделать. Пистолет с шумом упал на пол. Медиум схватился за правую руку, что ужасно заныла, согнувшись, бесшумно взвыв от беспомощности и боли. От одного его вида сжималось сердце. Анна никогда не видела человека в таком отчаянье. Кифа отмерла через несколько минут, она подошла и подобрала огнестрел, вынув из него обойму и достав все пули.

— Можешь проклинать меня, если тебе станет от этого легче, братец. Иногда, гнев — это единственное, что помогает нам жить, — сказала она, — Но я не позволю тебе опуститься на дно этой бездны — там ты никого не встретишь, как бы не мечтал об этом.

Женщина подошла и вложила пистолет в его руку, заставив выпрямиться и поднять голову.

— Боишься снова кому-нибудь навредить?.. Сделай так, чтобы этого не повторилось. Поверь, все в твоих руках.

Если присмотреться на прикладе переливались линии магических печатей, но они были не завершены, словно бы имея ввиду «Основа заложена. Закончишь сам».

— Боишься вновь кого-нибудь потерять?.. Люди смертны, смирись с этим, когда-нибудь и мы там будем. А до этого дня придется жить, хочешь ты того или нет. Я обеспечу тебя работой, чтобы заполнить эту пустоту, — она слабо улыбнулась, — Можешь начать с помощи в баре, там всегда найдется, чем тебя занять. Потом придумаем что-нибудь получше. Ты достаточно настрадался, Виктор. Пора жить дальше…

Кифа встала, развернулась и сделала шаг. Виктор посмотрел на оружие, все еще вызывающее в нем приступы страха и боли, но сжал его в кулаке, выдыхая, пытаясь успокоить бешеный орган, качающий кровь. В одном она была права: он не имеет права просто так уйти сейчас — смерть не всегда искупление. Тем более от собственной руки. Он должен выстрадать прощение, только тогда при встрече с ней сможет смотреть в глаза. А пока… Парень решительно встал, убрал пистолет за спину, заткнув его за пояс и сделал шаг. Ничего не изменилось. Ему все еще плохо и будущее во тьме, но время никого не ждет и ничего не лечит. Страдать, ждать смерти, пытаться искупить грехи — вот, отныне, смысл его жизни.

Анна отступила назад. Женщина прошла мимо нее, на долю секунды их взгляды пересеклись. Девушка отмерла и, выбежав из-за угла, кинулась Виктору на грудь, а Кифа остановилась и развернулась назад, глядя на это с любопытством. Анне не удалось подавить чувства, что хлынули из нее водопадом. Она била его кулаками в грудь, проклиная, и вода лилась из глаз.

Девушка думала, они похожи, но ошибалась. Она ничего о нем не знает. И ей стало обидно до слез. И страшно, однажды, его потерять — первого и единственного человека, которого могла назвать другом. Который не смотрел на нее, как на «дочь талантливого художника» или «возможность прославиться», он не пытался вынести из их общения выгоду, просто был рядом; слушал, что она говорит; наблюдал за ней, приносил сладости и пытался поддержать. Ей давно не было так хорошо в компании с кем-то.

От неожиданности он застыл на какое-то время, а потом отмер, стал просить прощения и говорить, что больше так не сделает. По крайней мере, на ее глазах. Устав от его избиения и, когда закончились все обвинения, Анна замерла, схватившись за рубашку, словно боясь отпустить его и потерять навсегда. А медиум терпеливо ждал, пока она успокоится. Кифа к тому времени уже ушла, оставив их наедине.

Стоять возле лифта в такой позе было неловко. Соседи проходили мимо, перешептываясь и смеясь. Кто-то был менее дружелюбен и мерил их недовольным взглядом. Тогда парень решил, что им надо уйти куда-нибудь, и поднял руку, коснувшись ее плеча, но в этот момент его привлекло что-то странное — к запястью была привязана тонкая нить, другая ее часть тянулась к девушке. Отныне, он будет замечать их все чаще. Они оплетают разные части его тела. От некоторый избавиться было легко, достаточно сказать резкое слово, оттолкнуть или отстраниться. От других — практически невозможно; что бы он не говорил, что бы не делал, нити лишь сильнее затягивались, больно врезаясь под кожу. Физически разорвать их было невозможно. В конце концов, через какое-то время раздумий, он осознал — это были связи с окружающими людьми, привязывающие его к этому миру…

С тех пор Виктор работал в баре, иногда подменяя оборотня за барной стойкой, бывало, помогая Чизу в зале. Находиться в одной комнате с роялем было невыносимо — слишком часто всплывали воспоминания, но он считал, что обязан терпеть эту боль, наказывая себя за тот грех, что совершил. Зная, что испытывает брат, Кифа отказывала музыкантам, что приходили в поисках работы, и сама не искала исполнителей, но в зале всегда играло радио, которое Виктор более-менее выносил, а чаще всего и вовсе не замечал, полностью уходя мыслями в работу.

С Анной они встречались несколько раз в неделю, проводили вместе три-четыре часа и расходились. Часто за весь вечер могли не сказать друг другу и пары слов. Девушка рисовала, парень читал очередную книгу, постепенно собирая собственную библиотеку. Но, примерно раз в месяц, они уставали от тишины и уходили с крыши, чтобы посидеть в баре (ей даже удалось подружиться с его обитателями) погулять по улочкам торгового района, рассматривая витрины или заглянуть на очередную выставку картин.

Виктор помог девушке осознать свои недостатки и она, наконец, решила искать свой стиль. Не копировать отца, не пытаться сделать все идеально, а именно так, как просит сердце. Окружающие не сразу приняли эти изменения, но девушке было все равно. Это, наконец, приносило ей настоящее удовольствие. Ее картины продолжали завоевывать призовые места на конкурсах, ведь технически все еще были на высоте, но ей пришлось уступить место в рейтинге Колледжа. Казалось, тяжелый груз упал с плеч. Она стала более открытой и чаще улыбаться. Это заметили все, особенно те, кому она была дорога.

И однажды её работу, наконец, кто-то купил. Девушка была в восторге, когда узнала, что это был знакомый ей выставочный зал. Наставник очень трепетно относился к выбору картин. Он прекрасно разбирался в искусстве, так что девушка могла быть уверена, что действительно заслужила это. Это не было подачкой с его стороны. Она встретилась с Виктором, и они пошли посмотреть. Артур повесил ее рядом с полотном отца Анны.

На холсте был изображен вид на город с крыши. Эта тема не отпускала ее. Город, освещенный солнцем; засыпанный снегом; в сумраке подкрадывающейся ночи или брызгах дождя. Один и тот же, но такой разный, как и небо, что довлело над ним. Она стала понимать, почему отец был так очарован тем пейзажем, и выбрал его среди сотен возможных. Для него это было памятное место. Как для нее та крыша и вид с нее.

Анна замерла и в оцепенении смотрела на две картины, висящие рядом и глаза ее заслезились. Впервые за много лет, она почувствовала близость с отцом, которого никогда не знала, но за тенью которого так долго бежала, пытаясь догнать. Словно все эти годы она стремилась именно к этому дню, к этому моменту. Это ощущалось, как похвала. Словно кто-то мягко погладил по голове и по-доброму улыбнулся.

Когда она, наконец, сбросила с себя наваждение, услышав голос Виктора, вытерла слезы и сказала, что все хорошо. Потом они обошли весь зал, переговариваясь, как и множество раз до этого, а на выходе решили разойтись.

Анна уже подходила к дому, когда увидела знакомую машину, припаркованную во дворе. Обрадовавшись, что сможет поговорить с ним о выставке, она было двинулась с места, но фигуры, вышедшие в открывающиеся двери, остановили ее.

— Спасибо, что подвез, — сказала мать, в руках у нее было несколько больших пакетов. Очередная работа на дом. Мужчина подошел к ней и забрал один из них, — А то уж было не знала, как донесу все это.

— Брось. Я всегда рад помочь вам, если ты попросишь… Вот только ты никогда не просишь, приходиться догадываться самому.

Анне не раз приходилось видеть их вместе. Женщина иногда помогала ему с выставками. Анна как-то услышала, что в самом начале он предлагал ей присоединиться к нему — все лучше, чем потеть на нескольких работах, он сможет обеспечить их, но мать всегда отказывала ему. И девушка не могла понять почему. Ей всегда казалось, что между ними есть что-то особенное, большее, чем просто дружеские чувства. То, как они смотрели друг на друга; как разговаривали. И она не понимала, почему тогда они не вместе. Что останавливает их? Ее отца нет в живых уже больше девятнадцати лет, да и сама она уже давно взрослая и все понимает, так почему?.. И главное, отчего так сжимает в груди, когда видит их вместе?

Она отмерла, когда они заметили ее и позвали по имени. Девушке ничего не оставалось, кроме как подойти и поздороваться. Разговор зашел о выставке и картине, но желание говорить об этом испарилось. Ее поздравили и похвалили. Анна забрала у мужчины пакеты и они, попрощавшись с ним, скрылись за подъездной дверью. Провожая в окно его автомобиль, она увидела, как ей помахали, а потом машина скрылась за углом.

— Надо отпраздновать твою первую выставку, — сказала мать, когда они были уже в квартире, — Приготовлю что-нибудь на ужин.

— Не надо, я сама. У тебя же еще работа, — ответила девушка, указывая на пакеты, — Я могу сама о себе позаботиться. Как-то же еще жива…

— Ты права, — улыбнулась женщина спустя небольшую паузу, — Прости. Ты уже большая. Всегда забываю.

Девушка почувствовала укол совести. Она выдохнула и прошла на кухню. Как бы хотела перестать себя так вести, но почему-то всегда срывалась, стоило коснуться бытовых вещей. Даже, когда они находились в одном помещении, казалось, их разделяло большое расстояние.

Закончив с ужином, она ушла в свою комнату и легла на кровать. Ангел, которого прицепила на сумку, всегда следовал за ней по пятам, словно, и правда, был хранителем, оберегающим ее. Рассматривая игрушку, девушка не заметила, как ей овладела дрема…

Солнце блестело на глади воды и в брызгах, что разносил ветер. Женщина улыбалась, а звонкий смех маленькой девочки, которую она держала за руку, раздавался рядом. Это было их любимое место. Аккуратные ряды лавочек, которые заливало солнцем. Дома, что мостились с обеих сторон. И красивый фонтан посередине.

Она всегда называла её своим ангелочком. Хранителем, что появился на этом свете, чтобы не дать ей отчаяться и сломаться, когда казалось все потеряно. И поклялась, что сделает все, чтобы девочка росла счастливой и полноценной жизнью. Они жили вдвоем и казалось больше никого не нужно. Мать была Солнцем ее Вселенной. Согреваемая им, она росла, и тянулась к ней, как цветок.

Так что же пошло не так и кто в этом виноват?..

***

Бывало, путь от «Фурина» до «Близнецов» превращался для Виктора в настоящие бои без правил, и никто не мог предсказать исход. Само по себе «дойти» уже считалось большой удачей.