18+
Ник Уда

Печатная книга - 613₽

Объем: 200 бумажных стр.

Формат: A5 (145×205 мм)

Подробнее

От автора

Слушайте, давайте на чистоту. Мы все не терпим наносного, не сущностного, так почему тогда литература должна быть такой? Разве не должна она быть гипсовым слепком эпохи, четко впечатав в свои строки каждый изгиб сути? Поэтому дальше всего пару слов о том, что вы будете читать:

— Мои герои ругаются матом, потому что это общественная норма.

— Мои герои неудачно шутят, потому что не каждая даже ваша шутка удачная.

— Мои герои совершают ошибки, в том числе и не фатальные.

— Мои герои тоже не могут найти нормальных тем для разговора.

— Мои герои тоже не совсем понимают, чего хотят от своей жизни.

В общем, эта книга про вас. Если нет — закройте ее: грешно тратить время на не близкое.

Финал

Тоска и ненависть.

Тоска и ненависть привели меня сюда, в место, где собственная безнадежная беспомощность сливалась с самым красивым серым беларуским небом, увеличивая объемы излучаемого страха. Пыточными каплями по макушке методично бил вопрос: «Как? Как? Как? Как же сделать задуманное, чтобы не пострадали другие? Как? Как? Как?» Сейчас это самый сложный вопрос, причем техники, а не морали.

Вооруженные пограничники подходили все ближе и ближе, последовательно проверяя паспорта каждого пассажира этого поезда. Только невозмутимо простяцкая физиономия может спасти от их подозрений. Но у меня другая цель: нацепив маску голосующего досрочно, отправил взгляд наиграно блуждать по купе, избегая зрительного контакта абсолютно со всеми. Все тело уже взмокло от пота.

Один из погранцов нагло плюхнулся рядом и стал по очереди брать паспорта соседей, проводить последнюю страницу на портативном сканере и, сверяя лица владельцев с видавшими виды фотографиями, отдавать обратно. В мою очередь процедура дополнилась фразой:

— Пожалуйста, за мной на персональный досмотр. С вещами.

Сердце остановилось — все вдруг стало ясным и безмятежным, как на последних ступенях перед Раем. Рука в кармане сжала пистолет. Тело было спокойно, словно побережье перед ураганом.

«Главное, чтобы они потом нашли записку с маленьким приветом Боре».

Пограничник остановил проверку, заиграл скулами, пошел за мной вслед по коридору вагона. У него жена, дети, ждущие по воскресеньям его редкого визита родители. Как и у всех, кто ждал нас на выходе из вагона.

Да, действительно нескучный финал!

Глава 1. Исповедь Максима Игнатьевича Наумовича

Меня зовут Макс, и я стал жертвой собственных моральных принципов. Я теряю свое Я, растворяясь в морали, совести и ответственности за интересы других людей. Быть честным, думать о каждом, никому не сломать жизнь и никого не оставить несчастным. Я могу существовать только так, но это возможно только в теории. Поэтому несчастлив я. Да и нельзя быть счастливым с такой хорошей памятью.

Мне 22, и я спиваюсь. Это единственное, что я могу делать, не задевая в негативном ключе чужое личное пространство. Я смотрю на людей и вижу, что они хотят быть счастливыми, и очень стараются такими стать. Но как можно быть счастливым, если в мире нет смысла жизни? Все, что можно предложить в ответ — это отдушина, симулякр смысла. Его нет и придумать достойной замены нельзя. Заполняя жизнь отдушинами, забивая каждую свободную минуту, чтобы просто не вспоминать об этом, они строят свою жизнь вокруг слова «некогда».

Может и надо бы проблеваться, да некогда.

У меня меланхолия, а это признак хорошей жизни. Ведь когда ты действительно на дне, то любая секунда промедления несет смерть. Моральные принципы душат меня, и уже придушили настолько сильно, что я боюсь хотеть чего-то по-настоящему. И меня не страшит одиночество, потому что я не боюсь себя. Я один не потому, что не уверен в себе, а потому, что не уверен, есть ли у меня право брать ответственность за жизнь и чаяния другого человека. Страшно представить, скольких безразличных людей мне было бы легко сделать счастливыми, но для этого нужно посвятить кому-то одному из них жизнь.

— Кого бы сделать счастливым? — спрошу я вас.

— Попробуй себя, — ответите вы.

— Нет, так не интересно, — отвечу я.

Настойчиво ищу того, кого бы сделать счастливым. Глупого, умного, бедного, богатого, нищего душой, проклятого, обласканного, мужчину или женщину, неважно кого. Даже Дьявол имеет право на счастье. От тоски и ненависти хочется кого-то осчастливить и спастись.

Глава 2. Исповедь Павла Леонидовича Юневича

Я просто обожаю свою жизнь. Нет, я серьезно! У меня никогда не было нерешаемых проблем, не было тяжелых болезней, нужды и, что странно в Беларуси — зависти к ближним. Миллиарды не могут похвастаться красотой, молодостью, острым интеллектом, чувством юмора или тонкой самоиронией. А я могу.

Что касается молодых самок, то с ними проблем тоже не существует. Если вам очень интересно, то с 15 лет. Никому из них я не принадлежал долго, но в душу запал навсегда, это уж точно. Одна из них так и сказала: «Мне кажется, у меня что-то запало в декольте». Свое «это был я» получилось сопроводить тогда эффектным уходом вдаль.

Может показаться, что я мразь, но это не совсем так. Просто я живу в свое удовольствие, по своим принципам и ощущениям: ухожу, когда не держат; не прихожу, когда не ждут; ну и все в таком роде. Гедонист я, короче.

Наконец-то сказал это слово на «ге».

Немного о семье. Мне повезло с родителями, Царство им Небесное. Они никогда не понуждали меня делать что-либо не по своей воле, не ревновали к безусловно светлому и великому будущему, а только радовались моим успехам. Да, тоже достаточно нетипично для Беларуси, где малоземелье или нехватка жилплощадей из века в век ставили поколения на ножи. Знаете, и этого было достаточно, чтобы все мои начинания оканчивались успешно. Неограниченная детская гиперактивность вылилась в навыки по айкидо, футболу, и фортепиано. Я говорил, что прекрасно пою? Да, голос у меня красивый, чистый тенор. Даже страшно, сколько во мне талантов.

Родители построили мне квартиру, в ней и живу один. Отличная новостройка, ради которой многим приходится гробить лучшие годы на каком-нибудь вредном производстве или вечно унижаться перед боссом, на словах царь-батюшкой, а по жизни Посейдоном в винном стакане. Мне и тут повезло, хотя и с нерешенным квартирным вопросом я бы вряд ли стал другим.

Холостяцкая жизнь многому учит. Например, дважды сваренные сосиски все еще съедобны, а вот супы долго не живут в одиночестве: присоединяется плесень. В жизни холостяка много плюсов, а минус только один — ты привыкаешь к независимости по вечерам, и уже нельзя представить себе жизнь без нее.

Гибель родителей в автокатастрофе я принял так, как они бы этого хотели: логичный конец одного этапа и начало другого. Их уже не вернуть, и слезы лить нерационально. Я их помню, этого достаточно — они знают.

Сейчас я сдаю родительскую квартиру, и позиция рантье меня вполне устраивает. Периодические подработки фрилансом позволяют иметь жизнь, которой достойны любвеобильные генерал-лейтенанты на пенсии. Да, мои финансы поют любовные серенады, они меня любят. К тому же за обучение в Институте журналистики платит госбюджет, потому что я сирота. Социально ориентированное государство все-таки, это вам не шутки. Кому-то же здесь должно житься хорошо.

Кто-то из вас назовет меня мажором, золотой молодежью, разбалованным сынком. Я не обращу на это внимание, мне всегда будут завидовать — это давно не секрет. Как-то завистники подобрались слишком близко: одна моя любовница в незначительной ссоре выкрикнула, что смерть родителей стоит дешевле, чем все то, что у меня есть. Такой стремительной девальвации сформированного о человеке образа я больше не переживал. Никогда не понимал, зачем завидовать, если можно просто изменить свою жизнь сообразно своим о ней представлениям. Но нет, этот порок в этих широтах никогда не исчезнет.

Честно говоря, Беларусь была бы идеальной, если б не была населена людьми. Или хотя бы заселена теми, кто умеет радоваться тому, что у них есть. Да, понятно, жестокие войны, недогеноциды и перманентный голод научили выживших бояться, скрывать, унижаться, лгать и завидовать, но ведь не в нашем поколении, и не в поколении наших отцов. А они всё боятся, всё ноют, всё ненавидят. И все эти люди составляют серо-черное болото одинаковых сутулых плеч и опущенных в землю глаз. И в этом болоте рожден я.

Вообще-то тяжко очень жить в окружении лиц, только что будто бы испытавших национальное унижение, проигравших третью мировую войну, или случайно нагадивших себе на руки без возможности смыть. Какое-то время я хотел стать таким же, как эти люди, ведь разве можно кем-то другим? Можно.

Однажды мне крупно повезло, и я съездил в Италию по программе помощи детям из чернобыльской зоны. Не то чтобы я как-то пострадал от этой катастрофы, просто мои родители любили дружить с ответственными и волевыми людьми, которые по счастливой случайности занимали важные государственные посты. И в этой Италии я увидел, как человек умеет любить жизнь и радоваться ей. Неудивительно, что итальянцы проиграли все войны — они были просто созданы, чтобы танцевать и пить вино, а не погибать в угоду Марсу.

С тех пор я начал дистанцироваться от всей духовной нищеты, что стала национальной идеей Беларуси. Сказать, что было тяжело, значит ничего не сказать: чем больше я поднимался над болотом, тем больше нечисти липло к моим рукам в надежде вырваться из него же, но за мой счет. Но нельзя помочь тем, кто не хочет помочь себе сам, и я забывал их имена, телефоны, высматривал что-то интересное на другой стороне улицы, когда они шли навстречу. А ведь среди них было много друзей детства.

Нельзя жалеть.

Как-то смотрел программу про Хиллари Клинтон, она как личность меня серьезно впечатлила. Ее девиз: «Никогда не жалеть о прошлом». И правильно! Я решил действовать по той же схеме. Все, что было сделано мной плохого, оставалось в прошлом. Чтобы очистить совесть, на самом деле, достаточно извиниться или рассказать правду. И жалеть больше не о чем. Хотя нет, немного жалею: что такой прекрасный девиз использует поехавшая головой феминистка.

Подведем промежуточный итог: женщины меня любят, деньги меня любят, жизнь меня любит, голова на месте! Что мне еще надо? Звучит слишком хорошо, правда? Вот и я так думаю.

Я понял это всего несколько месяцев назад: на фундаменте из такого потенциала просто обязан быть прекраснейший обелиск, заметный из любой точки земли, даже несмотря на то, что та круглая. Я обязан стать великим, и готов им быть сначала в Беларуси, а потом через Европу и на всей Земле. Для этого мне останется лишь много работать, и ходить в любимчиках у Фортуны.

Насчет удачи можете не беспокоиться, кажется, надо мной светит та самая счастливая звезда: в единственный раз в казино я увеличил свой банк в 200 раз, на экзаменах всегда попадались легкие билеты, никогда ничего не ломал и не попадался.

Было пару угроз для жизни, но я тут с вами треплюсь, значит, я еще живу. С каждой такой угрозой я сильнее уверялся в необходимости получать удовольствие от каждого мгновения жизни. Это как обязанность — заметить положительное и проигнорировать негатив, навязываемый подсознанием или извне.

В этой стране отовсюду слышишь «смысла жизни нет», «нет перспектив» и «мы рождены быть грустными, грустными и помрем». Я скажу так: никто никогда не узнает смысла жизни, а все остальное — догадки слепых бездомных о брошенной им монетке по звуку. Поэтому жить нужно так, как ты хочешь. Жить нужно так, чтобы каждое мгновение приносило удовольствие. Жить нужно так, чтобы потом ни о чем не жалеть. Жить нужно так, чтобы на твоих похоронах люди искренне плакали!

Глава 3. Ноябрь 2013. -1°

— От счастья?

Боря не понял моего вопроса.

— В смысле, когда закончишь университет, от счастья ты будешь вне себя, или от отчаяния?

— А, нет, Максим, ты не так понял. Я говорю, что это выбьет из привычной колеи, и надо будет перестраиваться, жизнь перестраивать. Там и радость, и отчаяние найдет место, но суть в другом.

Скоро должен был вступить в свои права декабрь с охапкой последних дней года. Мы с Борей, как обычно, стояли за барной стойкой одного из дешевых питейных заведений под названием Центральный, который привлекал нас своей дешевостью и питейностью. Его, к слову, грозились закрыть, потому что сосуды с алкоголем сюда приходили опрокинуть представители всех слоев общества, а такая демократия всегда выглядит со стороны невыносимой. Из этой забегаловки можно было попасть в продуктовый магазин на втором этаже, что было дополнительной отдушиной для бережливых к деньгам. Несмотря на запрет, мы часто покупали там по бросовым ценам алкоголь в разнокалиберных тарах. Главное помнить простую истину: нельзя путать автовокзал Центральный и алковокзал Центральный. Оба помогают вырваться из страны, но только второй делает это богоугодным способом.

Боря открыл две стеклянные поллитровки, спрятал пробки в карман и, отпив по глотку, влил туда водку из припрятанной во внутреннем кармане чекушки.

— Как идет строительство?

— Думаю, где-то на две стены уже есть. Хочу сразу набрать их с запасом, чтобы точно обклеить всю комнату. А то прикинь, начну клеить, а их не хватит. Мой перфекционизм будет изнасилован.

У Бори была своя промежуточная цель в наших пьянках. Он собирал жестяные пробки от пива, выпитого им и его друзьями, чтобы потом наклеить их вместо обоев в своей комнате. В общем, постмодерн бил ключом Борю по голове. В духе современной эклектичности в нем уживался не только латентный дизайнер, но и политолог:

­– Видал, что хохлы учудили?

— Евромайдан, что ли?

— Ну, да. Я думаю, что-то будет. Просто так у них такие вещи не заканчиваются, — резюмировал Боря — самый преданный мне товарищ за этой барной стойкой. Он мой ровесник и будущий коллега, если мы, конечно, закончим исторический факультет. Его конек — умение выбирать тему для разговора. Мне иногда кажется, что Боря научился этому мастерству из-за панической боязни пауз в разговоре.

— Да, у них каждые десять лет принято делать «майданы». Традиция такая. С другой стороны, так и проявляется демократия.

Бес встретил мою реплику одобрением. Бес, потому что его зовут Борис Евгеньевич Сулима, и из инициалов получается БЕС. Ему эта аббревиатура не нравилась, и, в принципе, очевидно почему. Уверен, его родители очень сильно смеялись, когда придумывали Боре имя, ведь по святкам из вариантов были еще Валерий и Петр: БЕС, ВЕС или ПЕС. В общем, везение бывает и таким.

— Знаешь, что самое страшное можно увидеть в жизни? — это моя попытка выбить его из молчания.

— Твое отражение в зеркале? — это его ответ.

— Почти, — да, он сбил ценность моей следующей шутки. — Как мой мамон трясется в ритм биению сердца.

Но Боре хватило: он залился смехом. Бесу почему-то нравились шутки про мой зарождавшийся жировой бронежилет. А мне и не проблема: «посмейся над собой сам, и другим уже не захочется». Успокоившись, он вновь вернулся к теме Украины, и это было правильно: благодатная тема.

— Максим, мне просто кажется, что нет смысла хохлам идти в Евросоюз, — орлиный взгляд Бори лег на меня. — Ну, посуди сам. Там они будут последними из тридцати, а в Таможенном союзе могли бы быть вторыми…

— …из четырех. Отличная перспектива. Мне кажется, тут подойдет аналогия с мухой и слоном. Что лучше: быть головой мухи, или задницей слона? Как бы ты ответил?

— Наверное, головой мухи.

— Неправильно. Ничего не лучше, потому что и со стороны мухи, и со стороны задницы слона ты имеешь дело с дерьмом.

Боре понравилось это наблюдение. Почти уверен, что он ретранслирует его где-нибудь еще, чтобы прослыть остроумным. Боря — знатный плагиатор.

— Удивляюсь, почему люди еще не поняли этого? Лучше быть самим собой, никуда не присоединяться и ждать пока все друг друга перебьют. Как Швейцария.

— Или как Бельгия в 1914-м, — да, Боря историк. А какой историк не плагиатор?

На тот момент Украина не была еще темой, на которую можно было потратить целый вечер. Там постоянно проходили всякие митинги и пикеты, поэтому к любому тамошнему протесту у соседей отношение было абсолютно равнодушное. Гораздо интереснее было бы выяснить, где пропадает мой товарищ вместо пар. Было лишь известно, что Боря усиленно пытается найти работу по душе, основная часть которой находилась в кошельке, а остальная жаждала творческой самореализации.

— Борис Евгеньевич, где ты сейчас работаешь?

— А я не рассказывал? В метро, за безопасностью слежу, — самая подходящая работенка для такого орлиного взгляда.

— А что, она собирается сбежать из метро? — самая широкогубая улыбка, грозившаяся перерасти в смех, заняла почетное место на моем лице.

— Что ты своей шрамированной бровью размахался, — Боре нравился мой шрам на брови, полученный в пьяной драке из-за него же. — Платить обещали неплохо, а мне этого достаточно. Правда, скука смертная. У них там людей не хватает, следить некому. Поэтому иногда ты можешь хоть насрать на станции, и никто не заметит. Пассажиры все равно предпочли бы не жаловаться, а морщить носы… если ты понимаешь, о чем я, — Боря сопроводил последнюю фразу хитрым прищуром.

«Да понятно, Борь, ты хочешь насрать на платформе станции метро».

— Самое главное, что от такой скуки мы даже пари устроили. Видел полосы от пальцев на потолке в переходе между линиями метро?

— Нет, никогда не замечал.

— На самом деле их очень много, Макс. Потолок перехода между Купалаўскай и Кастрычніцкай побелен был несколько лет назад, а он очень низкий. Поэтому всякие мудаделы время от времени трогают потолок рукой и оставляют следы от пальцев. Никогда не понимал, зачем они это делают.

— Действительно, зачем? Не обращал на это внимание, но теперь точно посмотрю.

— Так вот, на чьей смене за месяц будет больше таких трогающих потолок идиотов, тот и победил. Все снимается на камеру видеонаблюдения как доказательство.

— А какая ставка?

— Сто долларов.

— О, так мы можем насобирать целую банду таких идиотов, мы же учимся на истфаке. Ты легко выиграешь это пари, а потом проставишься.

— Я подумаю, идея мне нравится. Но вот с проставиться ты перегнул, — да, основная часть души у него в кошельке. — В знак благодарности я просто не вызову на вас наряд, а вы мне потом еще и спасибо скажете.

— С каких это пор трогать потолок стало преступлением?

— Прости, я все еще думал о дерьме на станции. Хотя, в этой стране разве нужен повод, чтобы арестовать человека?

Боря отправился в магазин на этаж выше за добавкой, а мое внимание окунулось в фантазии: «Если бы меня цитировали, то во всех ванильных группах в социальных сетях обязательно появилась бы моя неудачная фотография с подписью (шрифтом TimesNewRoman, курсив, естественно): «Если вы поднимете глаза, то увидите, что кто-то постоянно трогает свой потолок».

Вернулся Боря с двумя литровыми тарами темного пива, в которое влил немножечко водки, и новой темой, в которую привнес немного фирменного себя:

— Забыл спросить. Расскажи мне про свою новую пассию, которая тебя сюда проводила.

Сколько бы Боря не метался между темами разговора, была одна тихая гавань под названием «Женщины», в которую он приплывал под конец каждой беседы. Ее затрагивание было больше внутренней обязанностью Беса, нежели искренним интересом. Боря всегда спрашивал возраст, потом «было уже?», а в конце звучало стандартное «когда свадьба?» Видимо, у него в голове эти события происходили на одной неделе.

— Да, как тебе сказать. Только пару раз встретились. Ничего особенного.

— А сколько ей лет?

— Спрашивать о возрасте мне не интересно. Но не потому, что они склонны его занижать, нет. Просто женщины, с которыми общаюсь, выглядят на лет 30, хотя им всего 24—25. И знать правду было бы слишком неловко для нас обоих.

— Нет, это потому что ты подходишь к красивым и молодым, они тебя отшивают, а ты им в последнем слове и говоришь: «Вы слишком уверены в собственной красоте и притягательности. Позвоните, когда стукнет двадцать девять».

— Ага. А они и звонят.

Боря умеет дарить легкость общения, возможно и случайно, потому что основное его кредо — задавать экзистенциальные вопросы, после которых хочется открутить себе голову из-за затянувшегося отсутствия ответа даже для себя самого.

— Как твои литературные потуги?

Ну вот, опять такой же вопрос.

— Как обычно, что-то пишется, но в стол. Даже если бы у меня действительно хорошо получалось, то в этой стране такое не востребовано. Сам знаешь, «чарка и шкварка», «моя хата с краю». Все не интересно. Да и нам с тобой мало что интересно, и это правда. Вот сейчас где-нибудь играют женщины в гандбол, а мы с тобой тут. Чтобы стать популярным, надо быть «Крыніцай Моцнай» или «Аліварыяй Портер».

— Есть еще один вариант: стать ледовым дворцом.

— Ага, чтобы в меня насильно запихивали школьников и солдат-срочников? Нет уж, спасибо.

Дальше, как всегда, были пьяные разговоры за жизнь, политику и спорт. Мы походили на вполне приличных прусских бюргеров: пиво, хот-доги и четкая ориентация в политической жизни всей планеты и даже некоторых других небесных тел. Накануне выяснилось, что рептилоиды стали страстью одного из профессоров нашего факультета, а значит и идеальной темой для любого пьяного разговора его студентов. Их разновидность — жидорептилоиды — являются самым популярным субэтносом в наших беседах.

Единственное, что было вынесено мной из этой никак не отличавшейся от предыдущих посиделки — Боря настойчиво предлагал мне начать публиковать свои рассказы и заметки в интернете. Он говорил, что выбиться в люди в жестком мире микро-альфа-блогеров и сетевых критиков будет крайне тяжело, но это единственный способ бесплатно заявить о себе. Если получится.

Эта идея мне никогда не нравилась, хотя другие средства очистить душу от накопленных мыслей и образов еще не были открыты. Самые тяжелые книги — те, что написаны, но никем не прочитаны. Хотя кому-то достаточно просто написать в дневник, и его уже ничто не гложет.

Плюс ко всему, если эта затея действительно выгорит, то можно потом даже цеплять цыпочек на то, что, мадам, перед вами вообще-то весь такой писатель. Боре понравится.

Глава 4. Запись №1. Плюс и минус

Первое сообщение.

Завел этот блог, чтобы делиться с вами самым сокровенным, и получать оскорбления в комментариях. Теперь есть еще одно место, где вы сможете выбрасывать все свои негативные эмоции: на незнакомого вам человека, который никогда не даст сдачи, а не на лице у жены или спине ребенка. И, кстати, никакой пошлости в предыдущем предложении не ищите. Просто не бейте женщин и детей. Только если за дело. Шутка.

Сегодня речь пойдет об основе жизни всякого человека: соотношении негатива и позитива. Наверняка вы слышали фразу «плюс на минус дает минус». Это чуть ли не главное положение бытия, оформленное в математическое правило. Ведь отрицательное всегда превалирует над положительным, о проблемах мы помним дольше, чем о счастливых моментах. Если рядом стоят равноценные плюс и минус, то главным станет минус.

Вы замечали, что у нас даже есть «Закон подлости»? Вы осознаете всю глубину драмы? Это не просто «закономерность подлости», или «раз-через-раз подлости». Это закон подлости. А закон — это же навсегда, если говорить о законах природы.

Опоздание на автобус, которое происходит достаточно редко с людьми, знакомыми с планированием, создаст пасмурность в душе даже несмотря на то, что любимые слойки в булочной оказались свежими, а на почте не было очереди.

При этом у нас нет «закона удачи» или «закона счастья», хотя вся наша жизнь ими и регулируется. Удачное превращение сперматозоида и яйцеклетки в зиготу, удачное рождение на свет (неудачники не прочитают этот текст), относительно удачное прохождение социализации и т. д. Но в нашем понимании это не закон. Это обыденность. Зато если ты решил не брать зонтик, потому что хорошая погода, а потом вдруг пошел дождь — это закон подлости. Мать твою ЗАКОН.

А все это из-за того, что «+» на «-» дает «-». И это понятно, ведь человек ради выживания вынужден был обращать внимание на проблемы, чтобы их решать. Но интересно, а что если бы на заре человечества самый первый математик вдруг сказал:

«А давайте сделаем так, что «+» на «-» будет давать «+». Ну, серьезно, так позитивней будет, веселей! Поймите меня правильно, просто плохое предчувствие насчет этих минусов. Плевать, что не будут сходиться расчеты, ведь главное, что мы не будем унывать по этому поводу!»

И все первые люди на планете ему в ответ: «А давайте». И действительно, плевать на расчеты, плевать на то, что никогда не отправимся в космос, зато у нас не будет по этому поводу комплексов. Нам и так неплохо, ведь каждый миг жизни — это счастье. А проблемы? Проблемы в космосе, где нас нет.

Кстати, организовать такое мнение в древнем обществе не составило бы труда. Подсчитано, что древний человек встречал за свою жизнь до 135 собратьев по виду. Это значит, что в современном автобусе поместился бы весь круг общения и знакомых древнего человека! А убедить 135 глупых человек гораздо проще, чем 7 миллиардов современных гениев. Но это еще не точно.

Зато подумайте, какие идеальные были бы последствия у этой диверсии. Мы бы радовались каждой секунде, ведь это закон счастья! Как можно прожить день, хоть раз не восхитившись этим. А если тебя без зонта застал дождь, то что уж тут поделаешь, давно не гулял под дождем.

Но знаете в чем проблема? Один такой умник уже жил на заре человечества, и говорил им, что надо устроить все так, чтобы «+» на «-» давал «+». Только он был Плюс, а они были Минус. И они его съели.


Ник Уда


У вас нет комментариев.

Глава 5. +1°

Эти детки просто ужас! На первом курсе они уже в курсе всех аспектов бытия, преисполнены житейской мудрости, становясь для себя непререкаемыми авторитетами. При этом большинство из них стандартные эрудиты, а, как известно, эрудиция это еще не признак интеллекта. Хорошо запоминать — не значит хорошо мыслить.

Прения сторон, которых на этом собрании Совета по качеству образования столько же, сколько и человек, в самом разгаре, и председатель знает, что это может продолжаться вечно, поэтому:

— Давайте остановимся и решим так. В следующий четверг каждый из вас напишет на листе формата А4 все пункты, которые должны быть отражены в уставе СКО. И уже тогда мы начнем предметное обсуждение, потому что этот вопль в ушах будет как раз всю неделю и стоять, до следующего собрания.

Вадим настолько умный парень, что в школе его наверняка называли «задрот». Он так стремится разобраться в каждой мелочи, что во мне просыпается необузданное желание укурить его травой: вдох — задержка дыхания — медленный выдох, и каждая мелочь в его голове превращается в ледокол посреди замерзшей лужи.

«Шеф, эвакуация ледокола из этой лужи невозможна! Нам нужен босой ребенок!» — интересно было бы за ним тогда понаблюдать. Что бы он делал?

— Ладно, последний вопрос на повестке дня. Кто сегодня идет на день рождения мехмата?

Я и еще пара тусовщиков помладше в голос определили свои намерения на вечер. Мы принадлежим к той части студенческого самоуправления, которая делает общественно полезную работу только для того, чтобы поднять руку во время таких вопросов.

Практически безвозмездный труд в студенческих организациях возмещается администрациями университетов этой страны редкими выделениями небольших ресурсов для различных «знаковых» мероприятий, особенно выездных. А те превращаются в массовые попойки, где одновременно могут участвовать сотни молодых и красивых людей. Дальше классика: хороший алкоголь — пьяные красотки — плохой алкоголь — пьяные красотки, истосковавшиеся в своих головоломнях по умному, обаятельному и чувственному парню, которым почему-то всегда оказываюсь я. Молодость дана для веселья, никогда не понимал тех, кто в это время сидит и страдает.

— Паша, ты, как старший, проследи, чтобы все остальные наши не ударили в грязь лицом.

— Я так понимаю, ты имеешь в виду прямой смысл этой фразы? — откликнулся я.

— Да, — Вадиму неловко от той мысли, что кто-то из присутствующих может падать в продукты собственного извержения, и это досадно: как же мало он видел в этой жизни. Нет, я его однозначно накурю, может быть, на ректорском выпускном балу.

Механико-математический факультет Беларуского государственного университета выпускает каких-то элитных математиков-информатиков-экономистов-программистов. В общем, как и все факультеты этого богом забытого универа, он выпускает как можно больше универсальных специалистов, чтобы те хоть как-то смогли найти работу. Традиции работы не по специальности культивируются в Беларуси с незапамятных времен.

Сюда поступают всякие мажоры и прочие полупедики, хотя есть, наверное, и натуралы. Но смутно себе представляю, как кто-то, великолепно разбирающийся в микросхемах и С++, может хоть на полшишечки присунуть какой-нибудь красотке с обложки модного журнала. Нет, парни, обойти красноречивого и следящего за собой молодого и подающего большие надежды журналиста Павла Юневича у вас вряд ли получится. Я буду пялить этих цыпочек еще до того (и во время тоже), как они попадут в глянцевые журналы, на которые вы будете только дрочить, зажав зубами нижнюю губу.

В этом тесном клубе, кажется, одни парни, хотя и девушек предостаточно, стоит только присмотреться. Они кучкуются по своей собственной иерархии «крутости», перешептываются и включают режим блуждающего зрения «Меня здесь ничего и никто не интересует, кроме люстры и обшивки диванов». Большинство из них никогда не выйдет из статуса «серой мышки».

Наверное, они с других факультетов, условно называемых мной ЦПХ — центральное Pussy-хранилище. Под это определение попадает любое отделение, в котором студенток больше, чем студентов. Именно оттуда в поисках хоть какого-то членоносца пришли в этот клуб два-три десятка осмелевших. Из них я обязательно найду себе какую-нибудь счастливицу на ночь, пусть отдохнет от своих душных общаг. Поэтому, детка, можешь перестать тешиться похотливыми взглядами нищебродов, и позволь Павлу Леонидовичу угостить тебя чем-нибудь.

Первая часть вечера, как это всегда бывает, превратилась в какой-то бессмысленный официоз с поздравлением «лучшего факультета БГУ», сопровожденный убогим представлением от жиреющих танцовщиц, которые должны были вроде как завести толпу, а не сделать добрую ее половину эмоциональными импотентами. Зато дальше все пошло как по маслу. Лучше всего становилось в те моменты, когда кто-то приносил водку, виски или ром. Разок я провернул такую штуку: вобрал полный рот рома, и влил его ближайшей красотке. К тому моменту все были уже настолько пьяны, что Диана, или Даша… как там ее… в общем, неважно, была только рада получить такой реверанс от такого красавца как я. Эта Леди Ди сегодня поедет со мной.

— Обещай мне, что все медленные танцы ты будешь танцевать со мной! — кричу я ей прямо в ухо, спрятавшееся под копной белых волос.

— Хорошо! — да, детка, не в этом состоянии, не при такой громкой музыке и не при моих обворожительных ямочках на щеках тебе сопротивляться или строить из себя недотрогу. Тем более, ты только что получила от меня целый глоток рома со слюной.

Диана, или Даша, очень привлекательна. Если бы не светлые волосы, она вполне смахивала бы на Франческу — мою первую любовь. У нее роскошное молодое тело, выпирающее именно там, где и должно выпирать у девушки ее возраста. Я лишь беспокоюсь, что она не младше восемнадцати, ведь из-за этой гребаной реформы образования в Университет стали поступать даже шестнадцатилетние.

— Паша, есть чо? — второкурсник Гена с биологического тоже в СКО, и именно за ним и его собутыльниками я обещал присматривать. Преуспеть в этом мешала духота и темень клуба, поэтому не удивлюсь, если как смотритель я не состоялся. Генина идея-фикс на ближайшие минуты — давя на корпоративную солидарность, выпросить у меня алкоголь.

— Не, спроси вон там!

Вместо того чтобы пойти в сторону, указанную мной, Гена странно посмотрел на мою новую спутницу и что-то сказал ей на ухо. Я ничего не услышал, да и не придал этому значения. Нет, малец, даже не вздумай тягаться со мной за этот лот.

Я вплотную занялся своей Леди Ди, не дожидаясь медленного танца. Ее тело горячо извивалось у моего паха, будто оно принадлежит еще не разочаровавшейся в своем пути молодой нимфоманке. Но мне это нравится, я не против, если сегодня она решила уйти в отрыв, а на курилке позвонит домой и скажет, что уже ложится спать. Папа не узнает, а Бог простит. Сегодня только наша ночь, моя прелесть, только ты, я и эта искра между нами. Ее упругая попа заставляет мой член напрягаться. Она уже прочувствовала результаты своего тверка. Из нее получилась бы отличная стриптизерша, но сегодня приват-танец будет только для меня.

Гадюшник, в котором проводился этот студенческий фест только благодаря демократичной цене за аренду, и эта прыгающая под музыку толпа, будто все танцуют в последний раз перед смертью (хоть бы, хоть бы), уже порядком поднадоели. Если они все и умрут, никто даже не всплакнет по ним, и они это знали: в их танце мне виднелся трагический предпогребальный ритуал. Ну их нахер.

— Паша, я нашел водку, будешь?

«Бля, Гена, ты не вовремя», — подумал.

— Давай! — сказал.

— Пошли к нам.

Я беру Леди Ди за руку и вывожу с танцпола несмотря на ее желание продолжать отрываться. Звезда, сразу видно.

— Это Паша, из СКО! — кричит Гена какому-то красному раку, разливающему водку по рюмкам. Он презрительно посмотрел на меня, будто первый день возглавляет Комитет бедноты, и еще не знает, сколько ему должны налить, чтобы моя кулацкая семья не отправилась колонизировать Сибирь за свой счет. Хотя, честно говоря, этому большевику уже достаточно. Он это и сам прекрасно понял, поэтому примирительно «принял меня в партию», налив до ужаса много. БРСМ, все эти молодые лукашенковцы полезны только когда дело доходит до пьянки, ведь у них всегда почему-то остается водка про запас, видно, по дедовскому наущению перед отправкой в столицу: «Главное, внучек, чтобы водка оставалась у тебя одного. Тогда любой министр станет другом».

— За мехмат! — кричал зал.

— За мехмат! — кричали «большевики».

— За хуят, — шепчу я развратной куколке Ди.

Я бы трахнул ее прямо сейчас перед этими брсмовцами, но они не заслуживают такого шоу бесплатно, а денег у них, наверное, уже и нет.

— Я бы не прочь, — шепнула мне в ответ Леди Ди.

Именно этого я и ждал весь душный вечер. Я взял ее за руку и повел к гардеробу. Пока она накидывала на себя свое демисезонное пальто, могу ручаться, прошло минут 5. На выходе из туалета нас засек Гена.

— Паша, ты уже уходишь?

— Да, Ген, домой сваливаю.

— А можно с вами?

— Что с нами?

— Ну, к тебе домой.

— Ген, а ты не охерел?

— Паша, ну, пусть едет, мне он вряд ли помешает, — моя Леди Ди оказалась матерью Терезой в этом конченом клубе.

— Ты один?

— Не, я с подругой.

— Деньги есть?

— Ну, так, немного.

— В общем, расклад такой. Ты платишь за такси, и мы вчетвером едем ко мне.

— Без базара, я сейчас, — Гена метнулся в гущу тел, во все еще прыгающую толпу, будто выбивающую таким образом электричество для этого затхлого клуба. Гена вернулся через пару минут вместе со своей «подругой», тянувшей максимум на шесть по десятибалльной системе (3 балла за грудь, 2 за ноги, 1 за талию, и пусть скажет спасибо, что за лицо я не отнимаю).

— Все есть, одолжить немного пришлось.

— Это уже не моя проблема. Хочешь красиво заканчивать вечер — умей вертеться. Мне так дедушка говорил. А дед хуйни не скажет.

Гена вежливо, но натянуто ухмыльнулся. А мне было плевать. У меня в объятьях самая горячая и привлекательная девушка этого клуба. Я только при свете фойе понял, что не прогадал: светлые волосы, небольшой и аккуратный носик, голубые глаза — черты лица были идеальны. Я влюблюсь в нее сегодня ночью, и разлюблю утром.

Университетские тусовки хороши тем, что на них очень много красивых и упругих молодых тел. В наступающем году я уже закончу свою студенческую часть жизни, и больше никогда не смогу вот так безнаказанно приближаться вплотную к юным созданиям.

Такси увезло нас на окраину Минска, где на построении стояли шеренги новостроек. Странно, но в первом мире такие жилищные соты считаются депрессивными, и быстро становятся клоакой любого города. У нас же иметь жильё в столице — это очень хорошо в любом случае. Поэтому в каждом таком доме можно найти последних маргиналов, менеджеров крупных компаний, спившихся алкоголиков, наркоманов, владельцев малого бизнеса, рабочих заводов и даже разных мажоров, только что вырвавшихся из заботливых лап родителей. И мне плевать, если вы все еще считаете мажором меня, я просто очень хороший и умный парень, который удачно выбрал себе состоятельных родителей еще перед отправкой с небес на Землю. Так мог поступить каждый из вас.

В моей квартире легкий для молодого холостяка беспорядок, но моя Леди Ди не обращает на это внимания: или она очень воспитана, или она настолько пьяно хочет меня, что просто не замечает. Я отправил Гену с его шесть-из-десяти в гостиную, а сам взял бутылку красного полусладкого и отправился к своей малышке. Она все еще была в своем черном коротком платье, облегавшем ее стройное тело.

Я включил на компе «The Platters — My Prayer» — красивую песню родом из американских 50-х. Люблю тот период рок-н-ролла, когда в почете был оркестр из гитар, духовых и разноголосого бэк-вокала.

— Нам так и не дали возможности повальсировать в медленном танце, — да, Леди Ди, все будет так красиво, как ты себе это представляла. Вот он я — твой принц на белом коне.

Мы медленно перекачивались из стороны в сторону, танца в этом танце не было: тяжело думать о вальсе, когда правая рука сжимает ее упругую ягодицу, а губы соорудили бутерброд. Она вцепилась в меня так, будто хочет съесть: она давно предвкушала наш плотный ужин. Что ж, она его получит.

The Platters все еще продолжали завывать что-то о молитве сердца, а я уже снимал с нее это черное платье: свою функцию оно выполнило. Она была вся мокрая, и, кажется, уже давно — я не опоздал. Слегка поводив головкой о ее лоно, я вошел и не отпускал ее следующие два часа. Я был пьян, самоуверен и силен. Это гибкое и молодое тело изгибалось, старательно пытаясь мне угодить, хотя я дрыгался в точно таком же порыве. Даже меняя позиции, я старался не выходить из нее, будто она могла сказать «Ну, раз ты его достал, значит, это финиш». Все это длилось минимум два часа, а в самом конце я частично спустил ей в рот, и она, как послушная пай-девочка, сглотнула.

Перед сном мне стало противно. Вся эта игра по задокументированным в масскультурных артефактах правилам — норма. И персональная, и социальная. Но почему ж тогда не прощается мысль, что это скотство, что-то бесчеловечное, и главным героем этого животного акта был я?

Глава 6. Декабрь 2013. -2°

— Да потому что ты нажрался как скотина.

— В этом виновата охрана этого барыжника, — съязвил Боря и перекрестил меня перед выходом. Дорога до нужного мне ресторана обещала дать достаточно времени для погружения в себя.

С момента первой публикации в блоге многое изменилось. Весь декабрь проходили крупнейшие в истории Украины демонстрации протеста. Стало понятно, что президентами в этих краях могут становиться даже полные идиоты. Да, над Януковичем и раньше потешался весь мир: нетленные конфетки и военный парад, или конфликт с поминальным венком-буреломом — но чтобы настолько не понимать, в каком сложном мире ты живешь…

Отказом подписать акт об интеграции с Евросоюзом он дал пощечину целому пласту общества, желавшему жить по-европейски, или просто иметь возможность ездить в Европы на заработки. Многотысячный протест рос с каждым избиением студентов, с каждой наглостью властей или милиции. Ментальная разница, или экономическая, но у нас за студентов никто не заступался бы: будущее-хуюдущее — цветы жизни сами виновны в том, что расцвели не на той клумбе. В этом саду только сорняк не знает, что все временно и не вечно, кроме упрямого беларуса. Так зачем бороться, если можно перетерпеть?

А Янукович оказался политиком недальновидным, ведь в самом начале мог приехать на эту площадь и попросить выступить. Своим донецким диалектом он бы убеждал, мол, ребята, ваш президент тоже хочет в этот большой и перспективный союз, но в последней редакции были прописаны крайне невыгодные условия. Или так, типа, мужики, Москва нам дает кредит в $9 миллиардов, давайте еще годик помурыжимся, а акт подпишем, когда деньги кончатся. Или вот так еще, мол, сограждане, всем собравшимся пива за мой счет. А если бы не согласились, то водки бы туда добавил. Водка с пивом решала и не такие проблемы.

Тема Евромайдана начала прочно входить в повестку дня каждого уважающего себя алкоголика, не говоря уже о более трезвых гражданах нашего государства, хоть в этой стране разница не очевидна. Поэтому неудивительно, что за барной стойкой Центрального об этом только и говорили. Эх, тоска и ненависть.

Спасал только приближающийся Новый год и корпоративы — отличный способ для студента подзаработать на несколько дней пьянства средней руки. Мне предложили быть на подхвате у одного из прежних выпускников истфака, который в свое время также был тонким ценителем дешевых питейных заведений. Сейчас он вел свадьбы, корпоративы, а один раз провел даже похороны у какого-то уважаемого авторитета. В последнем случае ему пришлось нелегко, потому что в тот день братва была почему-то не склонна к восприятию его юмора. Все-таки уважаемый человек отдал Богу душу, а ты тут как черт скачешь. Ты что, сука, не крещеный?

После того раза лицо зажило, и Валера снова вышел на заработки. У него была неплохая репутация ведущего благодаря одной своей фишке: он курил какую-то дрянь из пипетки, и эффект превосходил все ожидания. Он просто не мог договорить шутку, его клинило на ключевой фразе, и развязку приходилось дополнять зрителю, а там уж кто во что горазд. Смех аудитории получался более искренним, ведь каждый чувствовал себя создателем юмора и шоу, и мой товарищ оставался в шоколаде. Мне была отведена роль Деда Мороза без снегурочки. Мы объясняли эту бездетность тем, что у его прототипа, святого Николая, не было никаких внучек. Он же святой!

В этот раз на псевдопраздник собралась небольшая компания из двадцати человек во главе с грузным генеральным директором. Они сняли половину какого-то ресторана, о существовании которого, возможно, не догадывались даже жильцы соседних домов — настолько он был неприметный. На входе меня встретил звукач.

— Макс, нам писос. Когда я говорю «писос», я имею в виду полный писос.

— Понял, но в чем дело? — в моих руках замерла шуба Деда Мороза.

— Валерку закрыли.

— Как?! Когда?! Почему?!

— Ну, он пыхал в ближайшем подъезде, его наряд и взял.

Ругаться не было смысла.

— И что теперь делать? Может, его отпустят? Скоро же Новый год, — тучи сгущались, и рядом уже громыхали молнии, резким нацистским шрифтом рисуя в небе фразу «Макс, близится твой звездный час».

— Ты что, идиот? Новый год для ментов — это когда они любой ценой пытаются закрыть план раскрываемости преступлений. Ты что, «Улицы разбитых фонарей» не смотрел?

— И что теперь делать? — еще была слабая надежда, что вдруг появится какой-нибудь более приемлемый для меня вариант.

— Иди и начинай выступать, а я пока выпрошу часть гонорара и пойду вытаскивать этого придурка, — звукач, подобно Зевсу, лично бросил в меня молнию избранности.

— Давай, может, наоборот?

— Нет, я предложил, а ты делай. Тем более у тебя мордашка смазливая, на полчаса ее должно хватить. Там почти одни бабы. Включу тебе микрофон, фоном поставлю ресторанную музыку.

Мое тело село, Дед Мороз упал. Готовность заменить была нулевая: программа выступления была неизвестна, будут ли какие-нибудь артисты или номера — тоже. Моя роль — попивая бесплатный алкоголь, изображать старого маразматика с красным носом, ежегодно, словно впервые, слушающего трехсотлетние детские стишки. А тут такая минута славы. Но ничего, водка и не такое исправляла.

— Добрый вечер, дамы и господа! Вижу здесь огромное количество прекрасных дам и великолепное начальство.

Начальство не улыбнулось, бабы не разделись — вечер шел к провалу. Еще парочка моих фраз никак не была встречена публикой, будто она пришла сюда трезвой. «Первый раз, что ли, на корпоративе? Разогреваться надо перед входом!» — хотелось крикнуть. Но в голове проскочила другая идея.

— Знаете, для чего мы с вами собрались в этом ужасном и наверняка дешевом заведении? — у кого-то глаза полезли на лоб, все пошло по плану. — Для того, чтобы сделать этот день худшим в вашей жизни! Да-да, вы не ослышались. Если вы думали, что вас тут ждет веселье с долей разврата, то вы ошибаетесь. Хотя разврат, может, и будет, только не на сцене. Этот вечер должен стать настолько плохим, чтобы на утро вы зареклись пить, не закусывать, спать в салате, извергать съеденное, опять есть тот же салат и лапать секретарш. Сделать это необходимо для того, чтобы все остальные ваши дни, особенно в новом году, казались не серыми буднями, а лучшим временем жизни.

Тут мной был перехвачен взгляд генерального директора. Он еще не понял ничего, но брови уже скривил — обычное дело для идиота.

— Где генеральный директор? Ах, да, вы тут! Помашите нам ручкой, пожалуйста. Или вы не можете? Наверное, сейчас она как раз выбирает себе новую секретаршу? А, понял: она судорожно ищет номер хоть какого-нибудь другого ведущего!

Большая часть пришедших заулыбалась. На то и расчет: хочешь, чтобы в женском коллективе заулыбались, надо кого-нибудь публично высмеять. Лучше, конечно, себя, но вся туша начальника так и напрашивалась на укол… Пластического хирурга, ах-ах-ах-ах-а, простите.

Очевидно было, что козлом отпущения в женских разговорах чаще всего становился именно генеральный директор. Главное, что публику я схватил, а с этим амбалом потом дрябну по коньяку и предложу ему достойно выйти из сложившейся ситуации, съездив мне по морде. Тогда этот корпоратив действительно станет запоминающимся, и все останутся довольны. Кроме меня, конечно, но за это своей долей расплатится Валера. Человек искусства, твою мать.

После первой и второй рюмок в воздухе повисло немое требование какого-то экшна, движения, желательно пошлых конкурсов с применением стула. Но ничего подобного у меня в арсенале не было, и чувство собственной неполноценности стало вновь диктовать прогноз погоды.

— Милые дамы, вы позволите мне пошутить про вас?

Несколько разогретых дам кивнули. Видимо, после гендира у меня был некоторый лимит на сексистские шуточки.

— Тогда у меня к вам вопрос: какое самое главное оружие женщины? Скажите вот Вы! — ткнул ладонью в сторону одной полноватой, но миловидной гостьи, у которой бицепс от жира был раза в три больше моего. Так и хотелось ее спросить: «Где качаешься?».

— У женщины большой арсенал, но, так и быть, открою вам один секрет: главное оружие женщины — это внешняя привлекательность. Именно она помогает сражать мужчин наповал.

— Видно, что вы неглупая девушка, но главное оружие женщины, которым она сражает сильный пол — это хорошее мужское воображение.

Женщины улыбнулись и проглотили, а гендир даже захлопал. Может быть, обойдемся и без мордобоя.

После такого разогрева оставалось только перейти к основной части корпоратива: серьезной бомбардировке печени и плохой музыке. Пока звукач еще спасал нашего конферансье, приходилось самому переключать старые песни о главном и делать как можно громче. Позже на память пришли несколько детских и свадебных конкурсов, которые с успехом были приняты в паузах между дикими танцами раскрепощенных женщин и безостановочном заливании кабин присутствовавших. Все шло хорошо.

Где-то под конец вечера появился Валера — основной ведущий. После этого моя зарождавшаяся звездная болезнь отправила меня пить в зал и подсесть к какой-то одинокой и задумчивой леди в надежде, что она не будет меня трогать. Это была ошибка.

— Отвратительное мероприятие. Самое худшее, на котором я была. Вы добились своей цели, — никуда сказала задумчивая дама.

— Спасибо, старался.

Она допила красное вино из своего бокала, и, отставив его, наклонилась ко мне чуть ближе.

— Мне кажется, вы нонконформист.

— Леди, вы говорите с дураком. И он может себе позволить быть всем сразу.

— Такой разговор мне по душе.

— Вам нравится разговаривать с идиотами?

— Я прожила бок о бок с ними всю свою сознательную жизнь. Но вы симпатичный идиот. Легкая печать интеллигентности лежит на вашем лице, — она улыбалась несколько развратно.

— Это дешевый алкоголь.

— Нет-нет, хватит скромности. Мне кажется, вы талантливый человек.

— Надо отметить, в чем-то вы правы. Могу выпить бутылку водки в одно рыло за полчаса. Вы даже не можете себе представить, сколько жизненных сил и упорного труда мне стоило достигнуть этого уровня. Как говорится, талант — это лишь 1% гения, а остальное — упорный труд.

— Честно говоря, вы выглядите так, будто никогда еще и не пробовали крепкого алкоголя.

— Простите за фамильярность, но вы берете меня на понт?

— Может быть.

— Максим.

— Инесса, очень приятно. У вас прекрасный шрам на правой брови. Откуда он у вас?

— Сейчас покажу.

Отбежав на секунду, чтобы украсть со стола генерального директора бутылку хорошего коньяка, вернулся уже с повышенным статусом в глазах собеседницы. Она явно одобрила мое телодвижение.

Далее все пошло еще более обыденно. Разговоры об отношениях полов, политика и неловкие паузы. В один прекрасный момент она спросила, какое у меня хобби. Ответил, что пописываю немного, и чаще всего это происходит в туалете. Ведь именно там, в действительности, и делается основная масса набросок и заметок в телефоне.

— Вы не думали публиковать все, что пишете? Вдруг кто-нибудь прочтет, ему понравится, он поделится со своими читателями. Тем тоже понравится, они поделятся, и так вы станете популярным.

— Вы описали схему распространения венерических заболеваний в литературном кружке, — эта ремарка была прервана коротким смехом: она бухая. — Да, начал писать в ЖЖ. У меня уже был первый пост. О чем дальше писать, еще не знаю.

— Пишите все, что придет в голову. Среди семи миллиардов человек миллионов двести-триста понимает ваш язык, из них еще миллионов двадцать-тридцать регулярно читают, а из них еще миллиона полтора-два читают в интернете. И вы думаете, что из двух миллионов человек вы не найдете того, кому понравится ваша писанина?

— Сортирная писанина, прошу заметить. Думаю, она будет иметь успех.

— Именно. Дайте мне ссылку на ваш блог.

И она тут же подписалась на мои публикации через смартфон. Пришла шальная мысль, что если мне придется с каждым своим читателем пить, то не хватит никакой печени, чтобы к старости стать хотя бы «известным в узких кругах». Но да не в этом суть моей жизни. Хотя и до сих пор неизвестно, в чем же тогда.

Инесса решила, что вечер должен был закончиться сексом. Возможно, не для всех, но для нее уж точно. Ей повезло со мной: не умею отказывать бухим женщинам. Мы забрели в кабинку женского туалета, потому что там было чище. Пустые механические движения заставляли меня засыпать. Мне было абсолютно не интересно, кончит ли она, кончу ли сам. Все, что меня волновало в тот момент — постараться не извергнуть весь вечер из своего желудка ей на спину. Плохо помню, но, кажется, мне это удалось.

Глава 7. Запись №2

Мы уже в Раю.

А представьте себе, что Земля — это уже и есть Рай. Мы ради жизни на ней где-то в еще худшем мире неустанно молились на коленях

Наша жизнь — это максимально комфортные условия во Вселенной! Все войны, насилие, повсеместный идиотизм и аморальность ­– лишь миллионная часть зла, происходившего в прошлой жизни, на другой планете.

А может быть и иначе, например, наша жизнь это лишь звено в цепи миров. Прошлая жизнь была гораздо хуже нынешней, а следующая будет сильно лучше. А в звене, где добра и зла поровну, абсолютно точно происходит подмена понятий, и зло становится добром, а добро — злом. И так дальше до границ вечности.

А наши души бесконечно бегут по этим мирам, совершая зло и добро, где-то больше, где-то меньше. И рано или поздно они появляются в Раю, где все идеально. А спустя полвечности появляются в Аду, где, в общем-то, тоже все идеально, потому что добро и зло уже поменялись местами. Поэтому душа всегда оказывается на своем месте. Даже совершая зло, она делает это органично.

И вывод прост: в каждом мире душа находится в гармонии с этим самым миром. Моя душа не исключение, как и ваша, и всех тех, кого вы считаете мразями. Мы все на своем месте, и значит, стремиться что-то менять — бессмысленно.


Ник Уда


Комментарии:

Ine_SS-A: это отличная мысль. Такие надо обдумывать в хорошей компании и за рюмочкой коньяка;)

Vol4eg: ты плохо молился и попал в АД. и кстати мысль эта далеко не новая о цикличности кто только не говорил. все эти перерождения, паралелльные измерения… что ты сказал нового, чмо?

Глава 8. +2°

За окном быстро сменяются пейзажи лесов и приснеженных полей. В ушах играет N.R.M. разных периодов, и за песней «Бацька» идет «Хавайся ў бульбу», а вслед за ними «Дастала». Рандом ничего не ставит случайно.

Хорошо, что в день рождения мехмата я разрешил Гене покувыркаться с той страхолюдиной на своей квартире. Эта милость с моей стороны оказалась хорошей инвестицией, потому что теперь Гена отрабатывает водителем на собственном автомобиле в моем импровизированном вояже в Киев. Уже достаточно старенький Volvo 740 вместил, кроме хозяина и всеми вскоре любимого Павла Леонидовича Юневича, ту его шесть-из-десяти-Люду и Васю — моего давнего товарища со школы. У каждого свой круг ответственности: Васин товарищ примет переночевать, Гена за рулем, а Люда, возможно, даст всем троим. Это не проблема для таких страшных, как она. Вероятнее, даже счастливый билет.

В Украине сейчас разгар очередной революции, а это значит, что самая популярная группа всея постсовка — «Ляпис Трубецкой» — будет выступать в Киеве на Майдане Незалежности. Эти ребята с татухами и бодрым СКА некогда были обыкновенными певцами ртом, исполнявшими несложные тексты про любовь и голубей. Мне нравились те песни, хотя я тогда был еще очень мал, и мне даже российская поп-музыка не была противна. Но мы выросли: я и «Ляпис Трубецкой». Теперь их призыв — борьба за честь, достоинство, право гордо носить звание человека. Потому их творчество запретили на родине, в Беларуси. Мне искренне наплевать на экономику, но, кажется, регулярное посещение десятками тысяч молодых беларусов концертов «Ляписов» в Вильне, Киеве и Варшаве лишает национальный бюджет миллионов долларов. Хотя это не моя проблема, а госбюджета и тех, кто его доит.

В предвкушении знакомства со столицей Украины, в предчувствии бодрого концерта одной из любимых групп я все смотрел на эти бескрайние и, похоже, бесхозные поля. Уже скоро я заодно увижу и тот-самый-Майдан, всколыхнувший информационное пространство всей планеты. Надо отдать должное, хохлы умеют привлекать к себе внимание. О беларусах мир до сих пор ничего не знает, будто и нет 10 миллионов человек где-то на границе Первого и Второго мира. Или Третьего.

В город мы планировали приехать под вечер, как раз к началу концерта Михалка и его банды. Я бы заправился местным бухлом еще в машине, но на площадь не пускают пьяных, что, в общем-то, правильно. Поэтому с постной рожей, но патриотичными мыслями, сижу и не дергаюсь.

— Слушай, Диана спрашивала про тебя, — Гена решил, что его писклявый голос лучше, чем «Народный альбом» у меня в ушах. — Ты не звонишь ей. Не, я понимаю, мол, перетрах и все такое, но как-нибудь позвони, ты ей понравился. Уверен, что для тебя она рабочий вариант.

Ох, я почти угадал: мою Леди Ди зовут Диана. Позвоню ей в какой-нибудь слишком угрюмый одинокий вечер. Уверен, она, если я позову, даже симулирует болезнь, чтобы приехать на карете скорой помощи «за редким лекарством» ко мне на район. Настолько я был хорош тогда. А Гена, к слову, оказался проницательным хером: понял, что она для меня проходной вариант, хоть и симпатичная. Я дал ей 8 из 10.

— А откуда ты ее знаешь?

— Да она же моя одногруппница.

Интересно, парень учится в ЦПХ, и все еще более-менее вменяем. Я думал, эти курицы на одну ночь им там основательно мозги склевывают.

— Ты ей ничего не говори, понятное дело. Я просто еще не разобрался со своими чувствами.

— У тебя есть чувства? — попытался пошутить Вася. Гена в это время сделал «понимающий кивок». Он определенно не глуп.

Киев встретил холодно, киевляне — потеплее. Гена оставил машину недалеко от самого Майдана, где сотни тысяч человек уже ждали выступления лучшей музыкальной группы в этой сраной Восточной Европе. И да, они беларусы. Вот так-то, выкусите, «поющие нации» этого богом забытого региона. Ха, «поющие наци». Делюсь хохмой, пользуйте.

При входе на площадь нам сканирующим взглядом салютовали бойцы самообороны, взявшие на себя полицейские функции, пока менты выжидающе курили в сторонке. Пробиться компанией к сцене оказалось трудным делом: тела зевак и протестующих не собирались пропускать нас без боя. Пришлось остановиться в сотне метров, посчитав это достаточным, чтобы стать полноценными свидетелями большого концерта.

Эхо наслаивалось на музыку, доносились лишь отрывки, поэтому казалось, что многое я слышал впервые. Среди промерзших, но довольных туловищ я дал себе обещание прослушать все альбомы, начиная с «Капитала» — того самого, когда «Ляпис Трубецкой» изменился до неузнаваемости.

Несмотря на недостаток эстетического удовольствия, концерт был великолепен, в основном из-за единения всей этой толпы. Впервые с Плошчы-2010 я видел столько людей, собравшихся в общем порыве покончить со старым дерьмом во что бы то ни стало, да еще и концерт. Все прыгали и подпевали кумирам, чаще не в такт. Один парень прямо передо мной знал все песни наизусть, и постоянно пытался перекричать многотысячный люд. Он был так увлечен этим занятием, что я три раза безнаказанно и легонько пнул его коленом — ему было просто плевать, он отрывался, он был в другом измерении, где не существовало пинков в зад. Это вынудило меня проникнуться его бодрым настроением и петь все, что помнил, даже если это было одно слово в конце строки.

Миссия была выполнена, и после концерта вся наша компания решила закончить вечер в традиционном беларуском стиле: упиться. Мы спустились по Хрещатику вниз, оставив за собой тысячи людей на площади. Было удивительно и странно, что значительная часть из них не ушла искать лучшее продолжение вечера, а осталась на Майдане, потому что их дело еще не закончилось. Как и не закончилась «работа» тех, кто им противостоял. Таких же простых парней, которым именно в этот декабрь выпала работенка паршивее обычного.

Выбранная нами забегаловка оказалась вполне себе ничего. Перед входом на полздания мерцал бокал пива, и примерно столько мы собирались выпить. После четвертого забега официанта с фирменным темным пивом Platinum в обеих руках мне показалось, что пора сваливать. Вася объяснил дорогу, и я вышел, оставив за себя меньше денег, чем должен был. Беларусы, такие прижимистые у себя дома, за границей расточительны. Я не сомневался, что оставшаяся компашка оставит по счету с лихвой — мог еще четыре пива взять на вынос.

Проехав пару станций метро-бомбоубежищ, я пересел в троллейбус, где оккупировал место, не обещавшее лишних конфликтов с аборигенами. Почему, кстати, хохлы не покупают наши минские троллейбусы? Хорошие тралики, не этим же старьем людей перевозить. Белкоммунмаш мог бы подсуетиться и начать рекламную акцию в Украине с лозунгом «В новую жизнь на новом троллейбусе». Хотя нет, это лишком смело для конвульсирующего государственного предприятия.

На какой-то остановке за Днепром в салон вошла Она. Неестественно белое лицо, светло-русые волосы, белая шапка и такого же цвета куртка — радость любого расиста, просто великолепно белая девочка. Я бы дал ей девять-из-десяти только за личико. Она была очевидно молода и пьяна: эти легкие покачивания из стороны в сторону, в зависимости от движения троллейбуса, говорили, что наша фифа даже не пытается противостоять инерции. Она болталась у поручня как поплавок в ветреную погоду, и ее беспомощность будила во мне смесь почти бескорыстного спасителя и азартного рыбака.

Я просто смотрел на нее в упор, не отводя взгляда — он характеризует меня как доминанта. Она вроде как один раз это заметила, и теперь демонстративно игнорировала мою сторону. Когда эта подростковая версия снежной королевы вышла на такой же незнакомой мне (как и весь этот город) остановке, я без оглядки выбежал вслед за ней.

— Девушка, простите! Эй, извините! Я, возможно, напугаю вас, но я просто обязан сказать один факт: американцы выяснили, что круг постоянного общения каждого человека полностью меняется раз в семь лет.

— Што? — как мило она морщиться, когда переспрашивает.

— Я говорю, что американцы подсчитали, мол, каждый человек раз в семь лет просыпается с мыслью, что он очень давно не видел всех своих старых друзей.

— Я поняла, но это очень странный подкат.

Ее шатает, взгляд не держится на мне дольше секунды.

— Это я к тому, что те, с кем вы сегодня проводили вечер, через семь лет станут для вас никем. А наша с вами семилетка начинается только сегодня.

Она посмотрела на меня без смысловой нагрузки, даже не пыталась понять, что происходит. Глупенькая пьяненькая белоснежка, гарнизон серых людских коробок на заднем фоне и великолепный сострадательный я — картина для гениального художника.

— Ладно, это все было только для того, чтобы заговорить с вами. Я вижу, вам немного нездоровится, давайте я вас проведу.

— Я иду не домой.

— Хм, хорошо. А куда, если не секрет?

— К друзьям.

— Вам не кажется, что в вашем положении лучше не идти к друзьям, — ей было точно немного меньше восемнадцати, но меня это не смущало, ведь я в другой стране, и завтра меня тут уже не будет. Я все сильнее хотел ее белое молодое тело, и меня вряд ли что-то могло остановить. Мог ли я пойти на преступление? Вот этого я о себе еще не знал.

— Знаете… мне кажется… надо идти, — она с трудом проговорила эти слова. Ее подсознание перерубило канат, на котором пыталось балансировать опьяненное сознание, и девять-из-десяти была близка к тому, чтобы забыть свое имя. Она упустила вожжи самоконтроля, и в голове этой поразительно белой красотки закружились вертолеты — предвестники блевотни и нелепых травм.

— Слушайте, я желаю вам только добра. Давайте поступим так: я вас приведу к своему другу, потому что не могу оставить вас в таком состоянии на улице. А оттуда вы позвоните своим друзьям, и если они такие уж вам хорошие друзья, то они точно заберут вас.

Она была в полусознании, и мое частое повторение вариаций слова «друг» легко сделало свое грязное НЛП-дело. Остатков пропитанного первым спиртом самоконтроля хватало только на то, чтобы минимизировать шторм в мозжечке, но никак не сопротивляться моим чарам.

Мне пришлось приложить совсем немного сил, чтобы запихнуть ее в подъехавший троллейбус. Она попыталась что-то выкрикнуть, но я перехватил ее слова своими губами. Тренировки с помидорами остались в прошлом, теперь она страстно целовалась с настоящим мужчиной. Белоснежка восприняла все правильно: как интересное приключение с божественно красивым парнем, которое никак не ассоциируется с опасностью. Может только чуть-чуть.

Я вдруг понял, что с такими данными мог бы стать успешным мошенником, если бы не воспитание. Поэтому самая белая девять-из-десяти едет со мной в троллейбусе, прижавшись к груди чертовски обаятельного и нежного незнакомца. Да, я спас ее от потенциальных неприятностей, которые обязательно настигли бы эту невинную овечку. Всего через несколько остановок усталый голос диктора огласил мой выход, и вскоре я уже втаскивал пьяное тело малолетки в квартиру к другу Васи.

— Привет, я Павел. А это моя подруга, где ее можно положить?

— Эм… ты от Васи? — хозяин, может, и ожидал увидеть нечто подобное, но в исполнении совершеннолетних участников.

— Да.

— А, ок. Меня зовут Сеня. Ты с ней вместе будешь спать?

— А ты как думаешь?

— Ладно, тогда я положу вас в своей комнате. А сам лягу в зале.

Вот такой расклад мне очень нравится. Моя куколка, имя которой я даже не знаю, эту ночь точно проведет со мной, никаким друзьям она уже не дозвонится. Завтра она наверняка поднимет тревогу и кинет мне в лицо «подлец», но это все будет завтра, а сегодня я молодец.

Когда мы клали ее в комнате Сени, она настороженным взглядом осматривала то нас, то убранство комнаты, потому что интерьер был совершенно точно ровесником слова «убранство». Спасибо Семену, что он не держит тут наркопритон, или хотя бы убрал все шприцы, например, со среды.

Богиня белого теряла последние нити связи с реальностью, и благоразумно предпочла лечь спать. Я же чувствовал себя должным как-то оправдаться перед хозяином и стать ему лучшим другом на этот вечер, что невозможно без сорокаградусного гостинца, оставшегося в машине.

— Слушай, Сеня, у тебя есть что выпить? — предпостельная стадия вечера началась бы в любом случае.

— Ну, водочка только.

— Тебе ведь никуда завтра не надо?

— Можем пропустить пару рюмок.

Люблю такой подход. Семен вышел из кухни за водкой, и по дороге зашел проведать мой белоснежный «трофей». Она его впечатлила, и ему с ней ничего не светит. Они перекинулись парой фраз, а когда он вернулся — понеслась:

— Мне кажется, что Лукашенко — идеальный президент. Нам бы такого. Понимаешь, у вас такой тотальный порядок, что зависть пробирает.

— Ключевое слово «тотальный».

— Да, свобода — это хорошо, но ведь гораздо лучше, что вы не голодаете, дороги хорошие, да еще и получаете много. У вас порядок. Когда приезжал к Василию в Минск, то был очень удивлен: такого чистого города я не встречал.

Когда я приду к власти, а это второе, что произойдет после моей мировой известности, то буду расстреливать за шутки про бульбу и упоминания о чистоте. Все, кто бывает в Минске, говорит только о том, что он чистый. Ну, это, конечно, лучшая характеристика города и его жителей. Меня это бесит! Получается, что мы настолько безлики и невидимы, что в глаза бросается только чистота да сталинский ампир. Срать я хотел на все это.

— Знаешь, на кладбище тоже можно навести порядок, но это не значит, что все его обитатели станут счастливы. Минск — это самое большое кладбище физически живых людей. И на могилах революцию не сделать. С трупами вообще ничего не сделать.

— Мне кажется, ты негативно утрируешь. Порядок же не только на улицах, но и в головах, в экономике, вообще в стране!

— Если ты считаешь ебанутый совок «порядком», то тогда да, ты прав. У нас пару месяцев назад на полном серьезе собирались ввести налог на выезжающих за границу, потому что, видите ли, беларусы много тратят валюты, когда едут в Польшу или Литву. Только долбоеб придумает такой способ пополнения казны. Нет, бля, чтоб создать нормальные условия для бизнеса, чтобы росла конкуренция, и чтобы предприниматели снижали цены. Тогда беларусы никуда бы не ездили и покупали бы все дома. Но нет, бля, они будут до посинения бороться со следствием, лишь бы не браться за решение причины.

— Слушай, эти проблемы — мелочь по сравнению с тем, что происходит в Украине. У нас даже если ты хочешь просто получить справку о здоровье в поликлинике, нужно дать на лапу каждому, начиная с регистратуры. Да большинство украинцев с радостью заплатило бы любую сумму, но один раз, на границе. Чтобы выехать и не вернуться.

— Вот, таких как ты, снимают на камеру, а потом показывают нам по телеку…

Мою речь прервал звонок в дверь. Семен пошел открывать, а следом в предвкушении Васи, Гены и догона — я. Очень хотелось им показать свою добычу и подмигнуть, мол, «Знаете, в чем прикол? Она не с вами».

— Та девчонка, которую ты привел, как ее зовут?

— Да без понятия. А ты кто? — я обращался к моднючему пареньку, смахивавшему на ее младшего брата. Его возраст выдавали широковатые штаны и бритые виски с зачесанной вбок копной волос, словно у Марко Ройса. И это зимой, да еще и на пороге незнакомой квартиры.

— Я ее парень.

— Ну, заходи, «парень», — я подмигнул Сене, мол, все в порядке, дружище.

Мы с двойником Марко Ройса прошли в комнату к белоснежке, но увидев ее в глубоком сне, решили оставить все как есть. Парень показался неплохим, поэтому был приглашен за стол. Появление третьего рта и пара штрафных быстро оставили в бутылке совсем ничего, и Сеня принес еще один снаряд «Мороши». С этим парнем Даши (так зовут ту голубку, что сейчас своим сном приносила планете мир) оказалось весело пить. Эти школьники забудут о собственной матери, если вдруг на горизонте появится возможность показаться зрелым и самостоятельным перед реально взрослыми парнями.

— Даше лучше остаться тут, пускай проспится, сам понимаешь.

— Да-да, я просто решил узнать, хорошо ли ей тут, — его зовут Сергей и он — ну просто вылитый Гена. Покажи ему водку, и он забудет уже о той, кого еще недавно хотел спасти от нечестивых сарацин. Как на фоне такого окружения не задуматься о собственном величии? Да, я человек, который получает от жизни все, пока такие как Гена или Сергей просто пытаются быть как все. — Она позвонила и сказала адрес, попросила забрать ее.

— Да, это я сказал адрес, — встрял Сеня.

— Долго искал этот дом: в Google Maps он почему-то не отмечен никак. Но я вычислил, что речь идет о высотном доме, и отыскал вас на этой улице, — Сергей был горд своими детективными способностями. Ну что ж, молодец, в награду будешь спать в зале с Сеней, на полу.

Дальше весь этот пьяный, и именно потому крайне интересный разговор, вновь вернулся в русло политики. Я уже больше молчал, а вот Сергей и Семен явно собрались устроить за столом мини-майдан.

— Я тебе говорю, что сейчас Майдан не выгоден Украине. Путин дал 9 миллиардов кредита, а что дал ЕС? — политика жила даже в таком школьнике, как Сергей.

— ЕС — это возможности. Пора выходить из совка, где каждый жил с мыслью о том, что о нем кто-то должен заботиться. Все, хватит. Что заслужил, то и получил. Так и должны жить люди! — кричал ему Сеня в ответ.

Я не стал напоминать Семену его слова о превалировании порядка над свободой, и просто наблюдал, как хозяин квартиры теряет самообладание в споре ради спора.

Ему явно не хватало качественного оппонента в жизни.

Ему надо попробовать женитьбу.

В какой-то момент мы прикончили и вторую бутылку водки, но беседа все еще продолжалась. Я откланялся и пошел в спальню к Даше. Сергей не возражал: то ли не заметил, то ли понял расклад сил в этой квартире.

Я был в стельку пьян, даже пьянее, чем моя белая девять-из-десяти в том троллейбусе. Мне захотелось простого человеческого тепла, и я лег сзади, обнял ее, а она повернулась ко мне и поцеловала в красную от алкоголя щеку. Красный я, белая она — мы бы стали прекрасным флагом Польши, или, если бы она была толстой, Беларуси. Но больше чем заниматься вексиллологией, мне хотелось спать.

Утром меня разбудила жуткая головная боль, вынуждавшая ненавидеть слово «Мороша». И это при том, что никогда раньше похмелье не поднималось так высоко по моему телу. По дороге в туалет выяснилось, что Сергей лежит вместе с Сеней, как я и предсказывал, а мои соотечественники еще даже не вернулись. Когда я вернулся в комнату, Даша впервые с момента нашего знакомства встретила трезвым взглядом.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — ответил я.

— У нас что-то было ночью? — все пропало. Сейчас будет кричать «Подлец», выбежит в панике из квартиры, и я никогда ее больше не увижу. Нас будет связывать лишь недосказанность.

— Да, было. Перед тем как пришел Сергей, ты говорила, что тебе очень понравилось, — а почему бы ей и не соврать? Да, куколка, я могу сказать, что являюсь вторым лицом в правительстве, и ты поверишь. Конечно же поверишь.

— Сергей здесь?

— Да, но он не в курсе. Мы можем ему и не говорить, если ты выполнишь вчерашнее обещание повторить утром. И знаешь, вот оно — утро, — недоверие в ее глазах начало сменяться осознанием глубины дна, на которую она опустилась по пьяне.

— Знаешь, не хочу больше напрягать твою киску, она слишком упруга, но мы можем заменить твое обещание на что-то иное.

Шок и мощное похмелье, причиной которых вполне могло стать всего лишь пол-литра пива, заставили ее быстро принять факты. В этом она похожа на меня: быстрая реакция, быстрое торможение. Если исправить уже ничего нельзя, то чего грустить.

Я точно знал, что мне ничего не светит, но и глазом не моргнул: я свято верил во все, что говорил. Эта белая богиня, эта девять-из-десяти, не задавая больше ни одного вопроса, как-то болезненно улыбаясь, полезла под одеяло. Об этом нельзя было даже мечтать! Да, малышка, продолжай это делать. Господи, храни подростков, еще не знающих, как происходят банальные житейские вещи. Если бы она была чуть постарше, она бы просто послала меня, но нет, она проверяет свой глотательный рефлекс! Это прекрасно!

Даша показала свою полную несостоятельность как членоналетчицы. Она, видимо, все ждала хоть какой-то положительной реакции на свои приемы, но от меня не было слышно и звука. Я просто держал ее за волосы, а она все продолжала сосать. Когда мой член уже блестел от чистоты, пришло время продолжить наглеть, и я стал медленно поглаживать ее попку. Не знаю, какие мысли рождает моя пилюля в чьем-нибудь рту, но, видимо, седативный эффект все же дает. Она смирилась с мыслью, что все уже было, и второй раз вряд ли будет хуже, зато она хоть будет знать, что рассказывать потом неопытным страшненьким подружкам. А, может, Даша все еще была пьяна, и не понимала, что делала. Любой расклад ее мыслей был мне на руку.

Вдруг из зала раздался шорох, и белоснежка слетела с кровати, чуть не унеся в зубах важную часть меня. Накрывшись одеялом, она выбежала в ванную, заметив по дороге пробуждающегося Сергея.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.