Неверия

Я знаю, что я ничего не знаю…

Сократ, 4 век до н.э.

Часть первая
Под одним небом — на одном свете

1

«Все мы шизики, — подумал Гришин, — раздвоенность в нас перманента и только мгновения счастья дарят нашим душам равновесие… Но это мы осознаем лишь потом, когда мгновения уже исчезли из нашей жизни навсегда…»

Возникшая мысль не удивила Гришина, не показалась ему новой или неожиданной, и в стареющей памяти, как на скале, в закатных отблесках, подобно петроглифу, высеченному прошлой жизнью, возникало слово, и он почти машинально набрал его на клавиатуре.

Результаты поиска замерцали на мониторе компьютера. Их оказалось достаточно для кропотливого изучения, но Гришин не стал этого делать и выбрал лишь гуголовскую ссылку на фотоснимок из космоса.

Он разобрался со ссылкой и стал разглядывать фотографию местности, изменяя масштаб, и быстро убедился, что нашёл именно тот посёлок, какой искал. Память не подвела его — он узнал на снимке центр посёлка и главную дорогу, его пересекающую; увидел дом, в котором когда-то жил, рассмотрел улицы и переулки, по которым хаживал не один месяц.

Вот только улица, уходящая от главной дороги к реке, и прибрежная часть посёлка плохо различались на снимке. Они казались размытыми, как будто скрывались под облачной пеленой.

Гришин закрыл глаза, пытаясь вспомнить минувшее, и чуть ли не физически ощутил, как идёт по этой улице, ступая по пружинистой, дощатой мостовой, и жадно вдыхает сырой и тревожащий запах весенний реки… А открыв глаза, увидел перед собой, на мониторе, только неясные пятна на самой интересной для него части фотоснимка из космоса. И размазанная картинка, как посчитал Гришин, получилась из-за влияния атмосферы, а не по чьей-то злой воле.

Но он всё равно огорчился и тихо выругался от досады — ему не удалось увидеть из космоса улицу, по которой он, в уже далёкой от него прошлой жизни, ходил к любимой девушке с таким коротким и чудным именем Ия…

— Ах, Жека, Жека… Господин, Зотов! — произнёс он так, как будто обращался не к самому себе, а к незримому собеседнику из того прошлого. — Вам никогда не забыть это короткое, чудное имя…

Гришин вышел на балкон, закурил и огляделся. Вокруг царила глубокая, тёмная ночь и лишь на небесной фиолетовой сковороде аппетитно сияла поджаристым блином полная Луна. Она висела обманчиво рядом, поэтому так хотелось дотянуться до соблазнительного блина и отщипнуть кусочек на пробу, но за перилами чернела бездна и, глядя в неё, к нему быстро возвращалось чувство реальности.

Гришин курил, размышляя, и едва успел выкурить полсигареты, как почти в кладбищенской тишине послышалась трель телефона, и он торопливо вернулся обратно.

Звонил Алексей, давний друг детства, с которым его ныне связывали кроме дружбы ещё и деловые отношения.

Алексей знал обычный распорядок жизни Гришина, поэтому не извинился за поздний звонок, а только коротко сказал:

— Привет!.. Не спишь?! — и после секундной паузы продолжил. — Ну, как тебе моя рыба — будем чистить?!

Хотя Гришину не очень нравилась манера Алексея говорить эзоповым языком, но он прощал ему эту слабость и чаще подыгрывал своему другу.

— Твою рыбу чистить — это не пенсионеров в трамваях щипать! — ответил Гришин. — Тут нужна безотказная схема.

— Ты опять за старое!.. Серёга, пойми, мы внуки обманутых дольщиков, вложивших свои жизни в невиданную аферу… Мы жертвы мошенников и требуем свои деньги! Но в запасе у нас не так много времени… Рыбу чистят пока она свежая, а когда она протухнет, станет гнилой — к ней уже не подступишься! — голос Алексея звучал уверенно. — Начинай с местного пруда — так тебе будет легче и безопаснее… Согласен?!

— Согласен, Алекс, но информация стареет так же быстро, как протухает рыба!

— Обновления и дополнения за мной — буду тебе высылать, — ответил Алексей на замечание Гришина.

— Как чистить рыбу? — с иронией в голосе проговорил Гришин.

— Попробуй не по правилам, то есть с головы, а там посмотрим, — советовал Алексей и тут же спросил: — Тебе понятно?!

— Понятно… И ещё по поводу бабок — как и куда их гнать?.. Ты же знаешь — новые финансовые схемы — это сейчас не мой конёк!

— Не торопись, делай всё по порядку, а финансовые схемы и реквизиты фонда имени Робина Гуда получишь потом, — весело произнёс Алексей, и Гришин представил себе, как улыбается при этом его телефонный собеседник.

Они попрощались, и Гришин ещё некоторое время сидел неподвижно на диване, а затем вышел на балкон — снова хотелось курить и уже никто не мог помешать ему в этом. Однако всё уверенней подступала бессонница, а в голове у Гришина назойливо завертелись слова: «Мы жертвы мошенников… мы жертвы мошенников… мы жертвы мошенников…»

«Это фраза, как икота… Надо что-то делать, иначе она просто меня доконает!» — подумал Гришин про фразу, ставшую для него такой отвратительной.

Спасительные слова родились непроизвольно, и Гришин их тихо произнёс, едва шевеля губами. Заклинание подействовало и надоедливая фраза перестала его мучить, будто улетучилась из воспалённого мозга, и ему стало легче.

После ночного разговора между старыми друзьями и деловыми партнерами минуло полтора года.

2

Родители Комова — обыкновенные люди, без больших чинов и высоких званий, унаследовали от эпохи развитого социализма квартиру в типовом панельном доме, и к ней в придачу, неприметные им безгрешным, родимые пятна того времени.

Многие из нас — наследники жертв, меньшинство — наследники палачей, а большинство — жертвы наследия. Вот и родители Комова оказались обыкновенными жертвами наследия огромной страны.

Страна же представляла собой странное месиво бесконечных барахолок с огромными помойками, и эта опасная жижа, как грязевой поток, расползалась во все стороны, угрожая её затопить или взорвать.

Негромкий, но верный принцип: «Лучше быть плохим инженером, чем хорошим сантехником… И лучше жить на Северном Кавказе, чем на Южном Сахалине!», негласно торжествовавший в их эпоху, нынче безнадёжно устарел, а в эпоху переходной экономики, именуемую теперь диким рынком, переменился кардинально и из уст родителей звучал для их взрослеющего сына уже несколько иначе: «Лучше быть простым юристом, чем безработным инженером…»

Правда, на Северном Кавказе стало жить неуютно, однако, как и раньше, на рынке труда высоко котировались трезвые и умелые сантехники, но родители Комова об этом скромно умалчивали. Таким образом, следуя новомодному принципу, молодой Комов, к удивлению несведущих людей, стал учиться на юриста в местном филиале академии МВД.

После окончания юрфака академии, как и положено, Комов оказался на службе в милиции. Он считал такое начало далеко не худшим вариантом для жизненного старта: во-первых, уже не так пугала служба в армии, в которой ещё творился беспредел и где-то всё ещё продолжали воевать, а во-вторых, работа в правоохранительных органах приносила пусть пока небольшой, но стабильный заработок.

Всё это и вселяла в него уверенность на будущее, но поскольку он происходил из обычной советской семьи и выживал в непростых условиях не совсем понятной для многих жизни, то карьерный лифт и синекура ему не грезились.

Предшествующие годы выдались смутными — многие в новой жизни утонули, потому что не могли грести под себя. Комов работал оперуполномоченным в одном из подразделений криминальной милиции большого областного города и учился плавать в этой новой жизни.

Комов уже привык за время службы получать указания от людей, у которых слова будто на вес золота, но испытывал при этом некий душевный дискомфорт и не любил по этой причине часто общаться с начальством.

— Четвертый участок… Пропал владелец квартиры, — доносилось до Комова.

— Квартиру будет вскрывать МЧС в 15.00, — продолжало монотонно звучать из начальствующих уст, — а жилец там не простой…

Комов очнулся и, преодолевая послеобеденную дрёму, собрался что-то спросить, но уже раздалась звонкая, как восклицательный знак, команда:

— Комов, свяжитесь с участком и выезжайте!

Комов безропотно взял протянутый ему листок с адресом и вышел из кабинета. Так, по заданию заместителя начальника отдела, он отправился на одну из квартир элитного, по нынешним меркам, дома, владельцем которой с недавних пор являлся некий гражданин Гришин Сергей Миронович.

Обстоятельства дела оказались самыми банальными: к Гришину из другого города прибыла жена, которую он обещал встретить в аэропорту, но не встретил, а на её телефонные звонки и вызовы через домофон не отвечал.

Супруга Гришина, встревоженная таким положением, обратилась в местное отделение милиции, чтоб там ей помогли прояснить судьбу мужа, а заодно попасть в их квартиру, поскольку ключей у неё при себе не оказалось.

После обычных в таких случаях проволочек, связанных с выяснением данных о владельце квартиры, личностях проживающих там людей и их отношений с гражданкой Гришиной Светланой Петровной, в милиции решили вскрыть входную дверь квартиры и провести её осмотр с согласия законной супруги Гришина.

Комов прибыл на место вовремя и, как только сотрудники МЧС открыли входную дверь, он вместе с участковым милиционером прошёл в зал, где сразу же увидел лежащего на полу, рядом с диваном, человека с распростёртыми руками. Пульс и дыхание у него отсутствовали. В том, что бездыханное тело и есть мертвый владелец квартиры Гришин, догадаться было несложно по крикам и рыданиям супруги покойника, которую удерживал и успокаивал участковый — ещё совсем молодой парень, почти ровесник Комова.

Работники МЧС, потоптавшись в просторной прихожей, вышли покурить, а участковый милиционер, немного погодя, увёл всхлипывающую женщину в не менее просторную кухню, где продолжал её успокаивать и пытался очень деликатно задавать интересующие его вопросы.

Явных следов насильственной смерти на теле Гришина не было, как и нечего подозрительного в зале. Удостоверившись в этом, Комов приступил к осмотру остальных помещений квартиры.

Он заглянул в спальную комнату, осмотрел её и, не найдя там ничего примечательного, перешёл в другую комнату, похожую на кабинет, где на письменном столе лежал открытый ноутбук, сотовый телефон, ключи и ещё какие-то неприметные мелочи. Комов прикоснулся к манипулятору ноутбука, и ему улыбнулась удача — тот ожил, засветился монитором и оказался в рабочем состоянии, не затребовав при этом никакого пароля. Комову просто повезло и, как говорят в таких случаях дознаватели, пруха сама шла ему в руки.

Он пробежал глазами по нескольким страницам открытого файла. Текст больше походил на личный дневник или воспоминания, чем на обычное, заурядное чтиво. Комов попытался открыть файлы на флэшке, воткнутой в ноутбук, но тут его ожидало разочарование: для открытия файлов требовались пароли. Комов больше наугад, чем на удачу, выдвинул справа среднюю полку письменного стола, и ему опять повезло — он заметил внутри почти пустой полки паспорт владельца квартиры.

Он достал мобильник, быстро набрал некоторые паспортные данные и, добавив что-то от себя, отправил сообщение близкому приятелю, имеющему законный доступ к информационным ресурсам компетентных органов.

Ожидая ответа, Комов, вставив в свободный порт свою флэшку, скопировал содержимое из чужой флэшки, а затем файл, открытый ранее теперь уже мертвым владельцем ноутбука, поскольку убедился, что этот файл, возможно, тоже защищён паролем. Комов спешил, поэтому быстро оценил содержимое ноутбука и, не заметив ничего более интересного, закрыл файл, похожий на чьи-то воспоминания, и попытался открыть его снова, но файл без пароля открываться больше не хотел.

«Да, занятный случай, — подумал он, усмехаясь, — кругом одни пароли… И зачем они сдались покойнику?»

Комов взял со стола мобильник владельца квартиры и обнаружил, что тот включен.

— Пруха продолжается, — произнёс Комов вслух и удивился своему голосу — он показался ему чужим и чем-то напоминал неживой голос акустического робота.

Однако изучив телефонную книгу и журнал звонков в мобильнике усопшего, Комов убедился, что с информацией там не густо. Эсэмэски отсутствовали, кроме сообщения жены с номером рейса, датой и временем прибытия самолета в аэропорт.

Он едва успел записать необходимую информацию в блокнот своего мобильника, как раздался сигнал пришедшего сообщения. Комов, читая его, слегка присвистнул от изумления: «Вот тебе и дедок… Вот тебе и Гришин!»

Удивление прошло быстро, а в последующую минуту у него в голове пронёсся шальной ураган ещё неосмысленных гипотетических сценариев — у Комова задавило в висках, ему стало душно, и он, слегка отпустив галстук, выключил ноутбук и неожиданно замер, размышляя.

Мелькнула мысль, что он вроде бы ещё не всё сделал, не выполнил до конца всего необходимого, но это всё никак не было связано с его служебными обязанностями, с какими-то инструкциями или чем-то подобным.

Комов, что-то пробормотав, резко закрыл крышку ноутбука, вынул из розетки кабель питания, а после секундных колебаний выдернул из ноутбука чужую флэшку и судорожным движением засунул её в карман брюк.

Он устало присел на стул, провел ладонью по взмокшему лбу и затем машинально раскрыл паспорт владельца квартиры. В это время дверь в комнату приотворилась, и в неё заглянул участковый милиционер.

— А документы нашли? — спросил он тихим голосом.

Комов кивнул в ответ головой и сказал почти заученно:

— Вызывай скорую с врачом… И ситуацию объясни, а то, чего доброго, пришлют практикантов!

— Уже вызвал! — ответил тот и скрылся с обиженным видом.

3

Прошло несколько дней, наполненных привычной работой. И хотя Комов был занят новыми делами, про смерть гражданина Гришина не забывал, а вскоре и другие люди напомнили ему про этот случай. Сначала заместитель начальника отдела вызвал к себе и сообщил, что в следственном управлении к Комову имеются вопросы в связи с этой историей и ему должны оттуда перезвонить. А потом Комову позвонил сотрудник из городского следственного комитета, представился и дружелюбным, молодым голосом поинтересовался, сможет ли он зайти к ним завтра, чтоб ответить на интересующие вопросы, касающиеся его действий в квартире умершего гражданина Гришина.

Комов откликнулся на просьбу неохотно и, сославшись на загруженность, предложил ответить на них по телефону. Сотрудника из следственного комитета, по всей видимости, это не устраивало, но он произнёс всё ещё дружелюбным и чуть повеселевшим голосом:

— И что — прикажите по повестке приглашать вас, да?!

— Зачем? — с недоумением ответил Комов. — Вам нужны мои показания?!

— Пока нет, — ответил сотрудник, — но есть достаточно важные детали, которые мне необходимо уточнить… Желательно в очной беседе.

— Понятно… — медленно произнёс Комов и, выдержав паузу, предложил время для посещения городской прокуратуры.

— Отлично! Тогда до встречи, — ответил сотрудник и положил трубку. А Комов ещё некоторое время сидел за рабочим столом, размышляя про себя, и держал по забывчивости в руке телефонную трубку, пока кто-то не вошёл в кабинет.

Будущей встречи и возможных последствий от неё Комов не слишком опасался, так как считал свои действия в деле предварительной оперативной проверки в связи с обнаружением трупа гражданина Гришина формально законными и безупречными.

Но видимая сторона дела лишь слегка успокаивала его, а другая, скрытая и таящая в себе возможные неприятности и даже угрозы, настораживала Комова.

Как сотрудник правоохранительных органов и просто, как обычный человек, он интуитивно чувствовал свою уязвимость и незащищённость. Комов понимал, что причиной для таких нежелательных последствий может стать именно та флэшка, обладателем которой он стал случайным и не совсем честным образом.

Сотрудник следственного комитета, по фамилии Поляков, в реальности оказался не молодым, а уже достаточно зрелым человеком, но голос у него звучал всё ещё молодо и дружелюбно, несмотря на возраст и солидную должность.

Настороженные, пытливые глаза Полякова кого-то напоминали Комову, однако массивная голова с уже заметными залысинами и большие, розовые уши правильной формы почему-то отвлекали его, и он не мог уловить самого главного в облике сотрудника следственного комитета.

Комов успел лишь подумать: «Хитёр и очень цепок!.. Хорошая дрессировка видна сразу…»

— Материалы из райотдела мы получили, — произнёс Поляков и сделал паузу, поглядывая с улыбкой на Комова. — И я их изучил, но мне необходимо уточнить некоторые детали, поскольку 25 февраля вы производили осмотр квартиры на четвертом участке, где был обнаружен труп её владельца… Я имею в виду гражданина Гришина.

Поляков чуть задержал пристальный взгляд на Комове и после сказал:

— Это важно в свете последовавших за этим событий: ограблением квартиры покойного, а также уличным ограблением в нашем городе его супруги, известной вам гражданки Гришиной.

Комов не стал притворяться удивленным, а лишь сокрушенно покачал головой и произнёс глухим голосом:

— Да, неласково обошлись с несчастной женщиной… Сплошные напасти!

— По показаниям Гришиной у её мужа был с собой ноутбук и, как минимум, один сотовый телефон, — продолжал говорить Поляков. — У вас в рапорте указаны эти вещи, якобы оставленные умершим владельцем квартиры на столе в одной из комнат. После повторного осмотра квартиры, эти вещи там обнаружены не были и, следовательно, были похищены преступниками.

Поляков успел едва закончить последнюю фразу, как Комов тут же заговорил, не оправдываясь, а поясняя:

— В той ситуации изъять их я по закону не имел права, а в рапорте они перечислены.

— Да не в этом дело, Виктор Иванович! — Поляков впервые назвал его по имени и отчеству. — Тут всё понятно и нет никаких вопросов!

— Так в чём же дело? — спросил Комов, как можно серьёзнее.

Поляков слегка наклонился к Комову и произнёс почти приятельским тоном:

— Я ведь, Виктор Иванович, в милиции тоже работал и уверен, что вы, как настоящий дознаватель, не лейблами там любовались, а всё-таки изучали вещи — на то вы и сыскарь! — он снова откинулся в кресле. — А как же иначе?.. А иначе и быть не может!

Комов решил не лукавить, чтоб не вызвать у Полякова подозрений.

«Лучше поделиться неприятной для меня информацией… Но изобразить всё следует правдиво и кинуть этому псу косточку, а то ведь не отцепиться!» — подумал он.

— Посмотрел… а что? — нерешительно начал Комов и уже более твердым голосом сказал. — Неизвестно, как дело повернётся, а факты… А факты собирать надо — работа такая!

— Понятно, Виктор Иванович, — спокойно отреагировал Поляков, внимательно посмотрел на Комова и добавил с нажимом в голосе: — Ну и что?!

— В компе, то есть в ноутбуке, — поправился Комов, — ничего интересного не обнаружил, правда, вошёл, как гость, без пароля. Возможно, там было что-то другое… Но тогда надо входить с паролем — покойник же мне его не оставил! — при этих словах он развёл от досады руками. — А так ничего примечательного не заметил… По телефону ещё проще: обнаружил номер жены Гришина, нотариуса, кажется, Смолина… регистрационной палаты, местной фирмы «Жилстройкомплект», торгового центра «Мой дом» — я их даже не записал… И всего одна эсэмэска — от жены, с данными авиарейса… Вот, пожалуй, и всё.

Комов замолчал, а Поляков, поглаживая пальцами высокий лоб, уставился взглядом в столешницу казённого стола. Наконец он оторвал свой взгляд, посмотрел на Комова не просто внимательно, а почти пристально и спросил, сохраняя дружелюбный тон:

— И больше ничего, Виктор Иванович?!

— Собственно, да… — ответил Комов, выдерживая на себе взгляд Полякова и, чуть погодя, сказал уверенным голосом. — Причин и оснований для проведения досконального осмотра в полном объеме не было. Если бы Гришин лежал в своей квартире с прострелянной головой, тогда другое дело… А в тот раз ситуация была совсем иная!

— Понятно… Всё понятно, Виктор Иванович! — Поляков не давал ему договорить. — Я вас ни в чём не виню — поймите меня правильно!

Поляков замолчал, размышляя, а затем спросил:

— Виктор Иванович, вы человек молодой, как говорят, продвинутый… Напрягите, пожалуйста, свою память и попытайтесь вспомнить… В самом ноутбуке, рядом, где-то в комнатах не находились ли внешние жесткие диски, флэшки или что-то подобное?

Комов задумался, но ненадолго.

— В ноутбуке и рядом ничего похожего не было — это точно! — уверенно начал он. — В письменном столе я нашел паспорт владельца квартиры и в дальнейшем уже ничего не искал. Поэтому про комнаты и прочее ничего сказать не могу… Диск, тем более флэшку, так положить или припрятать от посторонних глаз можно, что только с обыском обнаружишь!

Комов замолчал, пожав плечами, словно подтверждая этим, что добавить к сказанному уже ничего не сможет. Ещё он успел предположить, что новых существенных вопросов от Полякова не последует. Так оно и произошло: тот задал ему парочку второстепенных вопросов и они вскоре расстались.

По дороге Комов задумался о событиях последних дней, происшедших с ним, и предположил, что оказался втянутым в историю, которая, при всей своей неопределённости, в ближайшем будущем ничего хорошего ему не сулила.

«Так быстро объединить заурядные дела из разных районов города и передать в новую следственную структуру?! — с удивлением подумал Комов. — Это не просто так!.. Значит всё очень серьёзно и в этом деле заинтересованы крупные чины… И зачем меня черт попутал эту флэшку из ноутбука тырить!»

Однако поразмыслив, Комов пришёл к выводу, что если бы он оставил флэшку в ноутбуке Гришина, то его положение от этого вряд ли изменилось. Комову вспомнился девиз нынешних времён: «Лучше быть простым юристом, чем безработным инженером, а жить лучше Северном Лондоне, чем в Южном Бутове или на Южном Урале!»

Он усмехнулся и с легкой злобой подумал: «Было бы лучше, если я оказался простым менеджером по продажам или, в крайнем случае, безработным инженером… Тогда уж точно не влип в это дерьмо!»

Вспомнил Комов и о том, что колония для работников правоохранительных органов, отбывающих наказание за различные нарушения законности, располагается где-то на Южном Урале. И от этой мысли он слегка поёжился, как от колкого уральского морозца с ветерком.

Комов догадался, что попал в круг лиц интересных не только Полякову, но и другим, пока ещё не известным ему, но реально существующим людям, на что указывали совсем не случайные ограбления новой квартиры Гришина, а потом и его супруги. В этом круге лиц Комов занимал, похоже, не последнее, а, скорее всего, первое место. И такое положение обещало ему в будущем непростые денёчки.

Гришин уже покойник и из этого круга фактически выбыл, но его фигура, безусловно, оставалась загадкой не только для Комова. Однако какие могут быть вопросы к покойнику?!.. Жена Гришина жива и будет жить, наверное, долго, насколько господь дал ей здоровья и какую даровал судьбу. После ограблений её можно было исключить, хотя бы временно, из этого круга лиц. А вот участковый милиционер Кузьмин, сотрудники МЧС и прочие второстепенные фигуры вряд ли могли вызвать у кого-то серьёзный интерес во всей этой истории.

Комов хотел было позвонить участковому и поинтересоваться его делами, но передумал, посчитав, что ничего нового он от него не узнает. А в том, что тот побывал или ещё успеет побывать в следственном управлении у господина Полякова, Комов уже не сомневался.

4

Остаток дня Комов провел в райотделе, занимаясь бумажной рутиной, которая неизбежно сопутствовала его работе. Иногда он отвлекался и начинал размышлять о последних событиях, которые порывисто ворвались в его размеренную жизнь, как холодный мартовский ветер.

«Плясать надо от печки, — рассуждал он, — а печка — это Гришин… Он покойник, а жмурики молчат и не фантазируют… Фантазировать, видимо, придётся мне, если не хочу быть жмуриком с дыркой в башке от контрольного выстрела или, в лучшем случае, оказаться на тюремных нарах, а далее этапом где-нибудь на Южном Урале… И всё это за какую-то фитюльку, хреновину величиной с тюбик губной помады, в которой лишь несколько гигабайт информации!.. И за которую так вцепился Поляков и, видимо, не только он один…»

Комов выругался в сердцах и продолжил свои размышления, надеясь каким-то образом связать смерть Гришина, его злосчастную флэшку и последовавшие за этим события в некую спасительную для себя версию. Она пригодилась бы ему в дальнейшем для того, чтобы отстаивать свои собственные интересы в этой запутанной и, возможно, не такой уж безобидной истории.

«Узнать бы подробности ограбления гражданки Гришиной, — подумал он, — но где и как?!.. У Полякова?.. У знакомых оперов из чужого райотдела?.. И при этом не вызвать подозрений, не отметиться… Сложно, но узнать необходимо!»

Однако узнавать ему ничего, по сути, не потребовалось: читая вечером местную газету, он обнаружил короткую заметку в разделе криминальной хроники, в которой сообщалось о том, как жестоко обошлись местные преступники с приезжей гражданкой Н., ограбившие её недалеко от гостиницы.

Бедная женщина итак была удручена постигшим её несчастьем, так как у неё только-только скончался муж, поселившийся в нашем городе, и она, как писал автор заметки, возвращалась убитая горем после посещения морга.

Прочитав криминальную новость, Комов быстро сообразил, что этой информации достаточно, и не стоит ему напрягать своими расспросами об этом происшествии ни знакомых оперов, ни тем более господина Полякова из следственного управления.

«Узнаешь не больше, зато только наследишь!» — согласился он сам с собой, уверенный в том, что заметка в газете и есть описание того самого случая ограбления жены Гришина.

«Гришин — не скромный бухгалтер Александр Иванович Корейко — флэшку с секретными данными и прочие свои тайны уж точно не хранил в камере хранения вокзала нашего города, — подумал он в тот момент. — Но это не значит, что он оставлял флэшку, где попало или носил постоянно собой. А что она оказалась у меня, так это не просто случай — это сама нелепость…»

В обычной жизни и в своей работе Комов разделял эти понятия: если случай, считал он, ещё можно как-то объяснить законами логики и, следовательно, говоря по-простому, повторить, то нелепость этим законам не подчинялась и понять, а тем более раскрыть механизм её происхождения становилось делом невозможным.

Происшедшее в квартире умершего Гришина до появления там Комова и, особенно, всё то, что произошло с ним после, он относил к нелепой случайности. А это был тот шанс, та лазейка, которой, как считал Комов, он может воспользоваться в будущих перипетиях всей этой истории со смертью Гришина.

Незаметно пролетела напряженная рабочая неделя оперуполномоченного Комова и вечером, в выходной день, ему позвонили по домашнему телефону. Комов предполагал и даже ожидал, что рано или поздно кто-то ему позвонит и задаст неудобные вопросы, что называется в лоб, без обиняков, и попытается, как говорится, взять его на испуг. Так оно и случилось.

— Комов Виктор Иванович? — спросил незнакомый мужской голос, не здороваясь и не представляясь.

— Да, а в чем дело? — ответил Комов.

— Молодой человек, нехорошо воровать, — сказал незнакомец с укором.

— Извините, может, я чего-то не понимаю… или вы просто ошиблись, — ответил Комов с недоумением после паузы.

— Не надо, обойдёмся без этого! — ответил грубовато мужчина. — Всё вы понимаете, и я не ошибаюсь… Верните то, что украли у моего друга, и будем считать, что вопрос исчерпан!

— Простите, но не вас, а тем более вашего друга я не знаю, — Комов старался быть максимально предупредительным и спокойным.

— Мой друг — Гришин Сергей Миронович… ещё есть вопросы? — по интонации голос мужчины не казался Комову угрожающим, но этот голос давил на него и что-то требовал.

— Гришин… — произнёс Комов, не переспрашивая незнакомца, а будто что-то припоминая, — Гришин?.. А Гришин — вспомнил!.. Так, вы не туда обратились — вам надо в городскую прокуратуру… Делом ограбления квартиры Гришина в настоящее время занимается она. Вам нужен телефон прокуратуры?

— Не надо мне никакого телефона, сынок! — в голосе незнакомца появились угрожающие нотки. — И не надо городить туфту!.. Лучше верни то, что спёр в квартире моего друга — вот и всё!

Комов не отвечал какое-то время, вслушиваясь в дыхание незнакомца и в посторонние шумы. Похоже, что тот звонил с городского таксофона.

— Знаете, папаша, не надо брать меня на понт, — как можно спокойнее и с выражением в голосе ответил ему Комов. — Уверен, уважаемый, что знаете, где и кем я служу, поэтому, если есть другие вопросы, заходи — обсудим!.. А трепаться по телефону и обсуждать небылицы я не собираюсь… Пока!

Комов положил трубку и даже захотел отключить телефон от линии, чтоб больше не слышать хабалистый голос незнакомца, который наверняка от него не отстанет. Но телефон больше не звонил и Комов, после нескольких минут раздумий, решил этого не делать.

5

Настала новая рабочая неделя, но никто после несколько странного телефонного разговора к Комову не заходил и тем более не предлагал что-то обсудить. Только разговор с участковым Кузьминым на крыльце райотдела, где они встретились почти случайно, напомнил ему про историю со смертью Гришина.

Вид у Кузьмина был немного напуганный и явно озабоченный. Он сам остановил Комова и отозвал его в сторонку.

Они закурили и Кузьмин, слегка волнуясь, проговорил:

— К нам на участок… на прошлой неделе заходили люди… горожане. Не братки, не плесень всякая, а вполне солидные на вид мужчины. Назвались друзьями Гришина, того самого, что в квартире мертвым обнаружили. Разговаривали со мной…

— И что же их интересовало? — перебил его Комов.

Кузьмин замялся, подбирая слова для ответа:

— Да так… Поспрашивали, как там и чего… Я объяснил, что после обнаружения трупа осматривали квартиру с разрешения хозяйки… Вот и всё!.. Потом они сами назвали вашу фамилию и спросили про вас. Ну, я им сказал, что проводился, по сути, обычный осмотр, ничего особенного… и больше — ни-ни!

По всему было видно, что визит солидных мужчин в опорный участок милиции озадачил Кузьмина и сейчас он даже не пытался этого скрывать.

Комов какое-то время размышлял, покуривая сигарету, а потом, повернувшись к нему и стараясь выглядеть убедительным, произнёс равнодушным голосом:

— Ерунда всё это, Кузьмин… Не бери в голову и не напрягайся!

Комов хотел добавить ещё что-то, но посчитав это лишним, которое только навредит их случайному разговору — лишь улыбнулся Кузьмину и по-дружески похлопал участкового по плечу.

Вечером, проверяя электронную почту, Комов обнаружил послание от своего близкого приятеля, который откликнулся на его просьбу, просмотрел журнал запросов по персоне Гришина Сергея Мироновича в базе данных компетентных органов и отправил ему выписку из него.

В выписке значилось всего два запроса из территориальных органов. Первый запрос был зафиксирован 6 февраля текущего года от старшего оперуполномоченного по особо важным делам Заречного РОВД Зарубина. А вот второй — 14 февраля был инициирован Поляковым — сотрудником следственного комитета, с которым Комов уже успел пообщаться.

По слухам, доносившимся до Комова, он знал, что в Заречном РОВД не всё благополучно и часть сотрудников, возможно, имеет прочные связи с криминальными элементами города и, по сути, работает на них. Впрочем, то же самое можно было бы предположить относительно любого территориального подразделения областного центра, в том числе и того, где служил сам Комов.

Но сейчас милицейские проблемы его занимали меньше всего, и он обратил внимание только на даты запросов. Они предшествовали событию естественной смерти гражданина Гришина, открытию уголовных дел в связи с ограблением квартиры и уличным нападением на супругу покойного.

Судя по этим запросам, получалось, что Гришин попал в сферу интересов областных правоохранительных органов почти сразу же по прибытию в город. Комову, знакомому с работой органов не понаслышке, такое показалось странным и никак не соответствовало реальной практики, даже учитывая то обстоятельство, что гражданин Гришин являлся рецидивистом.

Если компетентные органы специально отслеживали гражданина Гришина, то никаких запросов на территориальном уровне относительно его персоны не могло быть в принципе. Сведения о нём передали бы просто из вышестоящего органа в соответствующую службу нижестоящего органа, кому они необходимы для проведения оперативно-следственных мероприятий, и всё бы на этом закончилось.

Значит, полагал Комов, кто-то из старых знакомых по преступному миру опознал Гришина в городе. Далее информация попала по каким-то каналам в Заречный РОВД, и лишь затем появился запрос в служебной базе данных относительно его персоны.

Нелогичным показался запрос от сотрудника следственного комитета Полякова. Все ограбления произошли после 25 февраля и, следовательно, дела были заведены на них после этой даты, однако запрос от Полякова поступил 14 февраля, когда Гришин был ещё жив-здоров… Уголовных дел за ним никаких не числилось, а новых дел ещё не существовало в природе. Следовательно, Поляков делал запрос по собственной инициативе или по указанию других лиц, но только не по служебной необходимости.

Всё запросы лишь на первый взгляд выглядели странными, но у каждого из них наверняка имелась своя логика, которую Комову требовалось понять. И он уже предположил, что скрытые инициаторы этих двух запросов на своих уровнях иерархии никак между собой не связаны, а вот цели, интересы и осведомленность инициаторов этих запросов были ему пока не ясны.

— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан, — Комов произнёс известную с детства фразу и подумал: «Кто фазан?!.. Гришин?.. Его теперь нет. Тогда, наверное, я… но это, похоже, не все понимают, а точнее не все в это верят. И моя задача не совершать ошибок, разрушающих это неверие».

Комов задумался, вспоминая прошедшие дни, пытаясь найти в своих действиях хотя бы намёки на малейшие ошибки. Но по всему выходило, что таких ошибок он не совершил, и Комов немного повеселел от этого.

— Каждый охотник желает знать, где спрятана флэшка, — фраза, сказанная вслух, родилась у Комова непроизвольно. Она ему понравилась, особенно последняя её часть, и он уцепился за неё.

«Где спрятана флэшка? — повторил он про себя. — Кто-то не знает, что она существовала, а кто-то догадывается или почти уверен, что она есть… Да, она существовала, но первым, кто её прятал, был Гришин!»

Похожие мысли уже приходили Комову, но теперь, после словесного каламбура с фразой про охотника, у него вызревала легенда правдоподобной версии.

«Часы, обручальное кольцо и перстень на левой руке… На нём футболка и летний спортивный костюм. На ногах туфли из вельвета на толстой подошве из пористой резины и с застежками на липучках… — Комов вспоминал свой рапорт и выстраивал версию. — В таких башмаках Гришин запросто мог прятать флэшку с секретной информацией… А после посещения морга, супруга Гришина забирает их и элементарно, без сожаления, выбрасывает всё, кроме дорогих ей предметов… Допустим, в любой мусорный ящик на обратном пути. А найти сейчас флэшку на городской свалке или нового владельца этих башмаков в миллионном городе уже практически невозможно…»

Версия для этой истории, порядком ему надоевший, показалась Комову достаточно убедительной, и он решил на ней остановиться.

«Главное сейчас — надежно укрыть источник информации и не делать резких движений! — рассуждал он. — Необходима пауза, а время само подскажет дальнейшие шаги».

Паузу Комов решил заполнить изучением, обнаруженного в ноутбуке Гришина файла с текстами, похожими на чьи-то воспоминания, где главным героем выступал некий Евгений Зотов, по прозвищу Жека, и события разворачивались в конце 60-х годов прошлого века.

Комов скопировал файл на свой служебный компьютер и начал почитывать в минуты отдыха.

6

— Жека!.. Жека! — несколько голосов раздались почти одновременно в углу стройплощадки, где мужики из их бригады строили тепляк. Евгений Зотов, Женька, а короче — Жека — это имя, дворовое и школьное, превратилось теперь в его кличку.

Траншея под фундамент, которую копал Жека, была ещё неглубокой, и он легко, почти с места, выпрыгнул из неё и пошёл навстречу парню, который направлялся от группы мужиков в его сторону. Круглолицый парень с добродушной ухмылкой на лице, не здороваясь и не спрашивая его ни о чём, протянул ему записку.

— Суточники из КПЗ просили передать от кентов твоих — им большой срок светит!.. Вооруженный разбой, квартирная кража… Мента они ещё порезали, — круглолицый говорил с сожалением, но ухмылка всё не исчезала с лица, словно он с ней родился и обязан с ней умереть. — Дела у них паршивые… Я не видел, но суточник мне сказал, что Санёк, старше который, видать, крепко переживает… По камере из угла в угол шастает, а самого так и трясёт!.. А у подельника его, чернявого, они попросили клёвый свитер — чистая шерсть… Зачем, говорят, тебе — всё равно на зоне, в каптёрке, моль на труху схавает… Не отдал, наверное, на что-то надеется!

Зотов, кивнув головой, словно соглашаясь с парнем, развернул записку и пробежал по ней глазами, не вникая особо в содержание, а больше разглядывая печатные буквы, написанные карандашом, и пытаясь понять, кто из дружков мог её написать. А когда оторвал взгляд, то не обнаружил перед собой круглолицего — тот будто растворился в сумраке осеннего утра…

В записке, на обратной стороне клочка старых, цветастых обоев, сообщалось, что его лагерных кентов будут судить в ближайшую среду в Кымском райсуде.

Ребята просили Жеку организовать им водяры после суда, достать и передать деньги, сколько он сможет. Зотов задумался, но ненадолго, а затем продолжил копать траншею. Углубился на своем участке ещё на два штыка, а потом решил тут же в траншее перекурить.

— Вылазь, ударник! — послышался голос сзади. Жека обернулся и увидел над собой смуглое лицо Лёхи с добродушной, фиксатой улыбкой.

Прежде, до зоны, Лёха работал сварщиком, а ныне, на условной воле, как и Жека, значился бетонщиком и сейчас рыл землю под фундамент будущего кинотеатра.

Жека уже подметил, что Лёха становился таким подобревшим обычно перед обедом либо после выпивки: его прокопчённое от сварки лицо, обычно хмурое и озабоченное, на это время веселело, а в чёрных, маслянисто-слезливых глазах Лёхи начинали играть бесоватые искорки.

— Пора обедать, — сказал Лёха и помог выбраться Жеки из траншеи, в которую тот углубился почти до пояса.

По дороге Жека размышлял о дружках, об их просьбах, не зная, как ему поступить в этой ситуации.

«Может, Лёху спросить?» — соображал он.

Хотя все люди на эту новостройку прибыли из одной зоны и одним этапом, большинство из них знали друг друга плохо. Со многими Зотов не успел толком познакомиться: одних различал по именам или кличкам, а других знал лишь в лицо. Да и с Лёхой он познакомился только недавно, благодаря Серёге Грозину, которого знал ещё по пребыванию в следственном изоляторе.

Но Серёга работал в промкомбинате, на пилораме, проживал там же, в местной общаге, и всё это находилось на другом конце Найбы, километра два с лишним отсюда. Лёха — мужик поживший, на вид раза в два старше Жеки, но он всё же не стал беспокоить его своими сомнениями.

«Лучше после работы, вечером, зайду к Серёге…» — подумал Жека, решив обсудить с ним свои проблемы. Однако мысли о дружках, попавших в беду не по чужой воли, а из-за собственной дурости не давали ему покоя.

На какое-то время его перестала интересовать окружающая реальность. В столовой он не заметил отсутствия Маши, стройной, как балерина, девчушки, обычно порхающей на раздаче блюд. Улыбчивая Маша работала быстро, была любезной с клиентами и успевала ещё при этом пококетничать с парнями. Жеки она показалась в первый раз смазливой, а её неугомонное стремление всем понравится, он, как остальные парни и мужики из этапа, оценил сразу, посчитав, что проблема дефицита мужского населения в этих глухих местах явно острее, чем в обычной провинции.

Сейчас вместо юного лица Маши перед ним оказалось усталое лицо ещё молодой женщины с разноцветными, слегка косящими глазами. Она улыбалась ему какой-то виноватой улыбкой. Жека едва взглянул на неё и даже не вспомнил, что эта именно та женщина, которая в один из первых дней их появления в Найбе, не выпускала его вечером из пустого зала столовой.

Жека оказался в тот вечер последним, запоздалым клиентом. Местные почти не посещали это заведение, иногородние отсутствовали, а мужики из их этапа, уже успевшие пропить аванс, здесь не появлялись.

Женщина вышла из кухни и, желая привлечь к себе внимание, заговорила с последним посетителем. Озорно улыбаясь и с интересом поглядывая на Жеку, она не спешила пропускать его в тамбур, где задвинутый между дверными ручками деревянный брусок служил временным запором для входных дверей столовой.