Часть 1. Кто ты?
Дрон.
Над холодной и заснеженной до горизонта поверхностью летел дрон. Одинокий стальной шар в бескрайнем пространстве ледяного и белого безмолвия. Стальная отполированная до абсолютного зеркального состояния сфера переливалась, в этом огромном пространстве подобно маленькому бриллианту на белоснежной простыне. В выпуклой области искажаясь и извиваясь тонкой змейкой, отражался далекий горизонт. Дрон несколько раз слегка качнулся в одну сторону в другую вверх в низ, раздался громкий хлопок, он в одно мгновение перешел звуковой барьер и, оставляя за собой, прямую полосу небольших искрящихся вихрей из пылинок мелкого льда исчез за горизонтом.
Мария.
Мария старалась реже дышать, из-за обжигающего лицо холодного воздуха. От усталости предательски подкашивались ноги, и она едва преодолевала желание сесть, немного отдохнуть. Ребенок, укутанный в термоткань и уложенный в обогреваемый контейнер, придуманный и собранный Джоном, беззаботно молчал. Ее не удивляло, что он все это время вел себя тихо. Она просто иногда, с тревогой, смотрела сквозь прозрачное стекло контейнера, беспокоясь жив ли он? Но ребенок, в ответ, спокойно смотрел на нее, не подавая признаков беспокойства. Едва явившись в этот мир, он уже следовал правилам, по которым нужно жить в этом мире — слезы и капризы неуместны, они могут быть гибельны. После долгих скитаний по переходам, тоннелям и коридорам, сверяясь с картой нарисованной рукой Джона, она, наконец, вышла в это последнее шлюзовое помещение. В огромном помещении было очень темно, где-то очень высоко, под потолком, зажглись две маленькие точки освещения, от них исходил слабый свет, который постоянно мерцал и был готов безжалостно погаснуть навсегда. Хотя они едва разгоняли окружающий мрак, Мария пытаясь сэкономить заряд батарей, решила пока не включать фонарик. Эти маленькие источники электроэнергии были для нее не меньшей ценностью чем, например еда или теплая одежда. Электробатареи питали не только фонарик, освещавший путь в темных переходах убежища. При случае они могли дать спасительное тепло, если их подключить к контейнеру, в котором находился ребенок или контактам на своей одежде, чтобы задействовать электроподогрев. Решив экономить энергию батарей, она, не спеша, очень осторожно, чтобы не потерять равновесие, вытягивая вперед правую ногу и ступая сначала на носок потом уже на всю ступню, медленно двинулась, как ей показалось к огромным, в несколько метров высотой, бронированным воротам. Весь этот нелегкий путь отчаянного бегства, когда она, уже одна без Джона, спасалась от погони, Мария не переставая, шептала слова молитвы. Мария не была религиозной и даже очень плохо представляла себе суть этих обращений к какому-то Богу, но молитвы были сейчас для нее единственной защитой. Снова и снова она обращалась к Богу, стараясь не делать долгих пауз между молитвами, чтобы они помогли ей вытеснить из её сознания горькие воспоминания последних событий. От своей бабушки она унаследовала в своем сознании лишь две короткие молитвы, но именно их она берегла в своем сердце, как непоколебимый щит от всех бед и угроз, на тот случай, когда уже терялась последняя надежда. И это было единственное наследство, которое смогла ей оставить бабушка. Мария не помнила ни мать, ни отца, которые погибли, когда ей еще не исполнился год. Но бабушка о причине их гибели избегала говорить, поэтому родители для Марии навсегда остались непознанным событием в ее жизни. В её рассудке не было даже их размытого, мысленного образа. Сколько она себя помнила, именно бабушка была всегда с ней рядом. Не единожды, в детстве, когда в убежище отключали освещение, оставляя только редкие, одинокие фоновые светильники, сердце сжималось от страха, и она искала защиты у бабушки. Штатное фоновое освещение создавало мрачный полумрак, пугавший ее своими непредсказуемыми темными углами. Она яростно ненавидела этот белый мертвый свет светодиодов, от которого, казалось, все вокруг застывало в густую желеобразную массу, перетекающую в жуткое брюхо гигантского чудовища из темных тоннелей. Она, стараясь без шума, чтобы не разозлить затаившихся в темноте монстров, вылезала из своей постели и тихонько забиралась под одеяло к бабушке. Та обнимала ее своей ласковой рукой и прижимала к себе — становилось тепло и очень покойно. Бабушка тихо шептала, ей молитвы слегка щекоча её ухо своими губами и Мария засыпала, понимая, что находится под надежной защитой. Бабушка всегда говорила — если тебе страшно молись и Господь тебя не оставит, защитит. При воспоминании о бабушке у Марии мучительно сжалось сердце. Бабушка Марии была выдающимся доктором, именно по этой причине она пользовалась непререкаемым авторитетом среди обитателей убежища, занимая достаточно высокое положение в сложной иерархии замкнутого общества. Именно общество убежища доверило ей возглавить медицинский блок. Все что касалось лечения болезней, их профилактики оказания любой медицинской помощи, даже включая регламентное обслуживание хирургических роботов — все лежало на ее плечах. Леонард Митчем, первое лицо в управляющем аппарате убежища, всегда слушал ее внимательно, не перебивая, подчеркнуто уважительно. Но восемь лет назад Мария ее потеряла. Так же как трагически потеряли своих близких почти треть обитателей убежища. В двух секторах, с разницей всего в одну неделю, началась эпидемия неизвестного инфекционного заболевания. Она распространилась по всему убежищу подобно пороховому пламени. Ни введение жесткого карантина, ни попытки строгой изоляции, секторов друг от друга, не помогли. Эти меры, лишь ненамного отсрочили неизбежное — ее зловещие появление в соседних секторах. Еще вчера в секторе было спокойно, а уже через несколько суток коса смерти пожинала свой урожай в секторе, пытавшемуся отгородится от своих обреченных соседей. Бабушка Марии утверждала, что это была эндемическая инфекция, возникшая со временем уже в самом убежище. Возбудитель персистировал в убежище долгое время, не проявляя себя, а потом нанес сокрушительный и безжалостный удар. Она выдвинула предположение, суть которого заключалась в том, что организм человека претерпел фатальные изменения от долгого нахождения в замкнутом пространстве убежища, что и привело к неизбежной трагедии. Необходимо было с самого начала наблюдать за изменениями, происходящими в организме человека, чтобы спрогнозировать возможные опасности. Но, так или иначе, время для прогнозов было упущено, нужно было противостоять инфекции. Вирус получил название Coronaviridae White 1Z. Первые симптомы надрывный кашель, слабость, патологическое отсутствие аппетита, как следствие резкая потеря веса, обезвоживание организма. И главный характерный симптом, за что его назвали «Белым», резкая, почти мгновенная депигментация кожи и волос. Инфицированные в считаные часы превращались в белых, почти полупрозрачных белесых призраков и умирали чаще всего во сне. Бабушка Марии, в группе с другими докторами и биологами из производственных лабораторий, вела отчаянную борьбу с заболеванием. Именно она выяснила, необычную особенность вируса, он являлся избирательным и поражал только людей с определенными группами крови, игнорируя резус. Меры были приняты, была даже изготовлена успешная вакцина, но вирус успел погубить почти половину людей находившихся в убежище. Мертвецы лежали во всех коридорах убежища. С белой, как свежий снег кожей и белыми волосами они были похожи на гигантских личинок. Забытый первобытный страх перед силами природы, ненависть к друг другу заполнили убежище. Коридоры, тоннели опустели, люди избегали встреч друг с другом, звуки голосов стали редкостью. Особенно сильно пострадал второй сектор убежища, в живых там осталось всего восемь человек, подростков, которые в одночасье, как и Мария, потеряли своих родителей и всех близких. Погибла большая часть специалистов медицинского блока, доктора, биологи. Погибла бабушка Марии. Она вспомнила, как стояла у стеклянной стены лазарета пытаясь услышать, последние слова самого родного человека.
Горестные воспоминания опять заставили сердце Марии опять мучительно сжаться.
Худое изможденное лицо, выбеленное неумолимой инфекцией, было ей не знакомо, только серые глаза светились знакомым теплом и лаской. Мария стояла, прижавшись лицом к стеклу и молча плакала. Слезы стекали по щекам, попадали на стекло, отчего на поверхности образовались два крохотных ручейка. Бабушка гладила ее лицо через стекло и едва шевелила губами — она прощалась. Мария не слышала слов, но понимала, что ей говорила бабушка.
— Будь сильной. Ни чего не бойся. Молись и Бог не оставит тебя. Прости меня моя девочка… Прости… Я буду просить Бога чтобы он тебя защитил, — шептала она через стекло.
Мария осталась одна. Пандемия не прошла бесследно, после нее перестали рождаться дети. За восемь лет не появилось ни одного ребенка и поэтому ребенок рожденный Марией, был настоящим чудом. Оставшись одна, Мария в полном объеме ощутила беспощадность обновленного эпидемией общества убежища. Престарелый Леонард Митчем как мог, обеспечивал порядок и равноправие в убежище, но это уже был не тот человек, который своей железной волей и рукой обеспечивал порядок во время эпидемии. Ростки зловещего хаоса ядовитым плющом медленно, но настойчиво пробивались в обществе убежища. После эпидемии было принято, не простое с точки зрения безопасности, решение объединить все сектора вместе, в один большой сегмент убежища. Это решение было продиктовано изменившимися условиями, население убежища сократилось, что повлекло за собой серьезные трудности в поддержке жизнеобеспечения во всех секторах. Конечно, объединение было очень серьезным риском, но необходимость экономить истощающиеся ресурсы, перевесила все аргументы за и против. Шлюзы, ведущие в четыре опустевших сектора, закрыли, отключили большую часть системы жизнеобеспечения, оставив лишь редкие островки освещения и вентиляции. Леонард Митчем настоял на том, чтобы сервисные команды периодически проводили мониторинг заброшенных секторов, поддерживая их в пригодном состоянии. Надежда на то что ситуация с рождением детей изменится, еще теплилась в его сердце. Эпидемия посеяла еще одно ядовитое семя для возникновения хаоса. Большинство умерших людей, были женщины. На одну женщину теперь приходилось приблизительно трое мужчин. Общество убежища, хоть и напоминало по своему укладу родовую общину, но сохраняло приверженность к традиционному семейному устройству. Всем было ясно без лишних объяснений, что двое из трех мужчин не смогут найти себе пару. Все это понимали и все попытки делать вид, что ни чего не происходит, только обостряли ситуацию. Начали просыпаться забытые инстинкты внутривидовой борьбы, включающие в себя весь характерный набор конкурентного поведения в борьбе за женщину. Леонард Митчем отчетливо видел как хрупко равновесие во взаимоотношениях людей, как нарастает ком недовольства ситуацией, которую он не в силах изменить. Стараясь хоть как-то сохранить зыбкую стабильность положения, он стал проявлять в вопросах, где требовалась жесткость, компромиссную слабость. Каждая такая уступка, давала обратный эффект, увеличивала ком недовольства. Мария оставшись одна без авторитетного щита, который обеспечивался высоким общественным положением бабушки, с возрастающей частотой сталкивалась с настойчивым, вниманием мужской части убежища. А временами это внимание выходило за рамки дозволенного. Особенно ей досаждал Вилли Мердок. Огромный как скала детина с такими же огромными, покрытыми мелкими белесыми волосками ручищами, которыми он при каждой встрече, кривя свои вечно мокрые губы в плотоядной ухмылке, старался прижать Марию к стенке, невзначай оглаживал ее грудь или похлопывал ее по ягодицам. Такие свои наглые выходки он называл «размять мясо для чувств». Иногда он отпускал в ее адрес грязные очень двусмысленные, часто пошлые и оскорбительные фразы, при этом подмигивал, причмокивал губами, присвистывал, выдавал весь набор утонченных знаков внимания, которые у него ассоциировались с флиртом между мужчиной и женщиной. У Марии, от таких чувственных ухаживаний, каждый раз подкатывал тошнотворный комок к горлу. Она сжимала тонкие кисти рук в маленькие кулаки и молча сносила все эти навязчивые ухаживания Вилли Мердока. Однажды, не выдержав, она пожаловалась Леонарду Митчему, но старик лишь молча закрыл лицо морщинистыми ладонями и грустно покачал седой головой, обещая строго поговорить с Вилли Мердоком. Единственный выход, который он нашел из создавшейся ситуации, это перевел Марию на одиночную работу, где у нее было меньше всего шансов столкнуться с Мердоком. Она понимала, что Митчем не в состоянии полностью оградить ее от обхаживаний Вилли Мердока. Поняв это, она выработала для себя правило. С этого момента ее главным желанием было стать незаметной и неузнаваемой. Идти, не поднимая головы, не смотреть ни кому в глаза. Там где она могла столкнуться с другими обитателями убежища, даже дружелюбно настроенными, Мария старалась появляться последней, таким образом, сведя к минимуму количество окружающих ее людей. Жить как тень среди еще живых людей. Например, она позже всех приходила в блок питания, когда там уже практически ни кого не было. Потом она исчезала в своем одиноком жилище, закрыв дверь, как принято говорить «на все замки и засовы». Мердок еще не обладал той дерзкой решимостью, да и ситуация в убежище была еще не та, которая позволила бы ему вышибить своим огромным, твердым как камень плечом ее дверь.
Джон
Её долгое одиночество закончилось, когда однажды, Мария пришла в пищевой блок, как это уже повелось с некоторых пор самой последней. Последней, поставила на свой поднос тарелки с едва теплой едой, прошла и села за стол стоящий в самом дальнем углу, где освещение было слабее и вокруг нее, ограждающим периметром от остального мира, стояли пустые столы и стулья. В нескольких метрах от нее сидела небольшая группа, из восьми человек, все из злополучного второго сектора. Они не спеша ужинали, разговаривали, перекидывались шутками, смеялись. Мария иногда с легкой завистливой грустью смотрела на эту сплоченную небольшую компанию. Они всегда держались вместе, и казалось, для них не существовал весь остальной мир. Дурная слава второго сектора как очага, где возникла эпидемия, сделала этих людей нежеланными жителями в объединенном секторе, поэтому все остальные обитатели убежища относились к этим восьми с трудно скрываемой враждебностью. Митчем, будучи умным человеком, чтобы изолировать их от всеобщего не заслуженного озлобления, выделил их в отдельную группу, где основной их задачей был мониторинг и обслуживание заброшенных секторов, а также очистка и обслуживание систем жизнедеятельности. Имея, такой набор миссий, они редко попадались на глаза всем остальным, как говорил Леонард Митчем «обывателям одной большой земляной норы». Мария закончила, есть и уже собиралась встать, чтобы незаметной тенью проскользнуть по полутемным коридорам до своего жилища, как на столе зловещим пятном растеклась тень и угрожающе голосом Мердока произнесла:
— Ты что сучка, вздумала от меня бегать?
Мария подняла глаза и увидела ненавистные мокрые губы Мердока, он нависал над ней словно утес, готовый подмять ее и раздавить. Мария предприняла безуспешную попытку встать и уйти. Но Мердок напирал на нее всем своим огромным телом, так что она непроизвольно плюхнулась обратно на стул. Она почувствовала, как от Вилли Мердока шел тошнотворный запах алкоголя перемешавшегося с запахом еды.
— Ты от меня бегать вздумала? — повторил он свой вопрос.
— Мерд… Оставь меня в покое. Пожалуйста, — Мария предприняла еще одну безуспешную попытку, освободится от Вилли Мердока.
Но Мердок не думал отходить. Он лишь еще плотнее к ней приблизился, так что ей пришлось полностью откинуться на спинку стула и отвернуть голову, чтобы не дышать тяжелым запахом, исходящим от него.
— Если ты меня не оставишь в покое, я все расскажу Митчему, — пригрозила она.
Но это не произвело на Вилли Мердока никакого пугающего эффекта.
— Мне плевать на старика, ему уже недолго осталось, — процедил он сквозь зубы, — а вот я останусь. Ты думаешь, тебя просто так ни кто не трогает?
Он уже настолько приблизился к ней, что практически дышал ей в лицо. Она чувствовала теплое влажное дыхание, настолько неприятное и противное, что хотелось кричать.
— Тебя не трогают лишь потому, что я тебя оставил для себя. Ты моя. Если бы не я, другие парни, не такие терпеливые, как я, уже давно оприходовали твою сладкую промежность в каком-нибудь темном углу. Уразумела, сучка? — и он довольно ухмыльнулся.
Марии казалось, что она начинает задыхаться. Она уперлась своими тонкими руками в его огромную грудь, что было силы, пытаясь его оттолкнуть. Вилли Мердок даже не шевельнулся. Но это его только развеселило. Он довольно заурчал, издавая глубокие утробные звуки, и стал еще сильнее наваливаться. Мердок давил всем своим телом на нее, спинка стула больно впилась в спину. Мария стала отчаянно хватать ртом воздух, ей казалось, что если она не освободится, от этой массы, то непременно задохнется. Она отчаянно вскрикнула, схватила со стола вилку и с силой ткнула ей в ненавистное лицо. Вилли Мердок взвыл как раненный зверь, из щеки, куда попала Мария, брызнула кровь. Он вскочил, наконец-то освободив ее.
— Сука! Проклятая сука! Я тебя раздавлю! Ты у меня ноги лизать будешь, — визжал он, держась рукой за окровавленную щеку.
Он метнулся к ней и с такой силой схватил, сжав ее руку, что Марии показалось, будто она услышала хруст костей, в глазах потемнело от боли. От резкой боли она начала терять сознание. Внезапно хватка Вилли Мердока ослабла, он отпустил ее руку. Сквозь полуприкрытые веки Мария увидела, как чей-то кулак сплющил окровавленную щёку физиономии Вилли Мердока. Тот от неожиданного удара с боку упал на стол, обрушив на него все свое большое тело, смял тонкие алюминиевые ножки и разломил надвое столешницу. Мария пришла в себя и огляделась по сторонам. Над павшим Вилли Мердоком, как Давид над Голиафом, стоял паренек меньше его ростом на целую голову. Он повернулся к ней:
— Ты в порядке?
Мария кивнула, хотя еще плохо понимала что происходит. Она посмотрела на руку, слегка пошевелила пальцами. Пальцы шевелились, значит, не сломана, но острая боль пронзила до самого плеча. Запястье, где схватил Вилли Мердок, распухло и покраснело. Она подняла глаза и посмотрела на своего неожиданного спасителя. Светлые, слегка всклоченные, волосы и карие глаза. Чуть курносый, но ровный нос. Немного вытянутое скуластое лицо. Все в нем было какое-то вытянутое угловатое. Какая-то нескладная угловатая фигура. Но улыбка была естественной, с мягкими очень приятными контурами, отчего она казалась чужеродным элементом в этом человеке. От улыбки поджимались краешки глаз, преображая все лицо. Оно становилось очень приятным и притягательным. Он наклонился над ней, озабочено посмотрел ей в лицо, улыбаясь своей очаровательной улыбкой еще раз спросил:
— Ты точно в порядке? Мы думали, что Скала Вилли раздавит тебя.
Он посмотрел, что Мария держит одну свою руку за запястье.
— Как рука?
— Да, рука очень болит, — сказала Мария и непроизвольно поморщилась.
— Давай-ка я помогу тебе подняться, сейчас мы обязательно найдем пакет со льдом, чтобы приложить к твоей руке, — он протянул ей свою руку.
И тут же опять улыбнувшись, сказал:
— Джон. Меня зовут Джон Уэйн, как известного короля вестернов.
— Мария, — коротко ответила она, потом добавила, — Мария Блаватская, почти как известную русскую путешественницу.
Но Джон смущённо вскинул брови, виновато моргнул, слегка покачал головой.
— Не знаю такой. Но очень надеюсь, ты мне про нее расскажешь.
Но их беседа была нарушена, Мария увидела, как за спиной Джона поднимается огромная фигура Вилли Мердока, словно огромная гора вырастала за его спиной. Он держал над окровавленным, искаженным угрожающей яростью, лицом половину столешницы, развернув ее ребром, как огромный топор, готовый в любую секунду обрушить ее на голову ничего неподозревающего Джона. Несомненно, этот удар, убил бы его. Мария закричала и толкнула Джона в сторону. Мердок со зловещим свистом опустил столешницу в нескольких сантиметрах от правого плеча Джона. Неудачная попытка привела его в бешенство, он зарычал от злости, перехватил свое оружие и снова поднял его над головой, готовый, обрушить на своего обидчика. Но осуществить задуманное ему не удалось. Друзья Джона уже спешили на помощь, раскидывая стулья и перепрыгивая через столы. Первым подоспел рослый чернокожий парень. Он схватил Мердока за руки и с такой силой тряхнул его, что столешница выпала из рук с глухим стуком ударив его по голове. Но это не охладило грозный пыл верзилы. Вилли Мердок извернулся, одновременно пытаясь схватить парня двумя руками за горло. Но тот просунул свои руки между растопыренными руками Мердока и с силой ударил кулаками в его грудь. Раздался гулкий звук, как от удара в бетонную стену, Вилли пошатнулся и попятился назад готовый упасть. В этот момент раздался знакомый всем, твердый голос Леонарда Митчема.
— Что здесь происходит?!
Чернокожий парень ловко схватил падающего Вилли Мердока за комбинезон на груди и постарался поставить его твердо, на ноги, потом повернулся к Митчему, усмехнулся и сказал:
— Все в порядке сэр! Просто Вилли неожиданно споткнулся, опрокинул стол, сломал его, но мы его вовремя подхватили, чтобы он не повредил себе что-нибудь.
Потом наклонился к Мердоку, тихо едва слышно прошептал.
— Тебе очень повезло, чертов хряк, что Митчем делает сейчас обход убежища.
Тот так же тихо, ничуть не испугавшись, ответил.
— Не переживай уголёк, у тебя еще будет возможность поквитаться. При случае я тебя не забуду.
Он наконец-то смог установить качающегося из стороны в сторону тяжелого как каменная глыба Мердока, даже нарочито заботливо отряхнул его комбинезон. Леонард Митчем в сопровождении одного из заместителей подошел к Мердоку внимательно оглядел его с ног до головы и спросил:
— Это так Вилли Мердок?
— Да сэр, — процедил он, злобно косясь на чернокожего парня.
Митчем неожиданно широко открыл глаза, еще ближе наклонившись к нему.
— Ты пьян?! — изумленно воскликнул Митчем, учуяв едкий запах самодельного алкоголя.
Мердок угрюмо молчал. Леонард Митчем окинул всех присутствующих жестким, пронизывающим до мурашек взглядом. Увидел стоящую рядом с Джоном Марию, он все понял.
— Мне предельно ясна ситуация, — не терпящим возражения голосом произнес он, — Мердок я тебя предупреждал, чтобы ты оставил Марию в покое, но, похоже, ты так и не понял меня. Ты игнорируешь все мои требования. Мало этого, ты изготовил самогон, что, как ты знаешь, абсолютно запрещено в убежище.
Он буквально сверлил своим неотрывным взглядом лицо Вилли.
— С не давних пор нам пришлось открыть карцер для таких как ты, для тех, кто не уважает и не соблюдает правила и законы нашего убежища. Слишком много в последнее время стали нарушать правила нашего общества. Вы, вынуждаете меня принять суровые меры, — гневно продолжил Митчем.
Он повернулся к своему помощнику и коротко бросил:
— Дон, ну-ка доставь его в карцер, — увидев сочащуюся кровь из щеки Вилли, добавил, — и направь к нему доктора. Пусть осмотрит его рану.
Повернулся к Мердоку, ткнул указательным пальцем ему в грудь.
— Сынок, тебе предстоит выдающаяся честь, стать первым обитателем карцера. Надеюсь, у тебя будет достаточно времени критически обдумать мотивы своего поведения. Чтобы впредь держать себя в руках.
Дон взял Мердока под руку, и слегка подталкивая, повел его к выходу. Митчем повернулся к Джону и чернокожему парню.
— Джон, Генри через час жду от вас подробный отчет о происшествии. Повторяю, подробный отчет, иначе отправитесь в карцер вслед за Вилли Мердоком.
Он решительным, но не твердым шагом направился к выходу. Чернокожий парень почесал затылок и с досадой тихо пробормотал.
— Вот, черт, старик задаст теперь.
У выхода Митчем остановился, обернулся, задумчиво посмотрел на Марию и обращаясь к Джону сказал:
— Джон в вашей группе восемь человек, думаю, вам не хватает еще одного, девятого — он кивнул в сторону Марии, — медик вам не помешает. Что думаешь?
— Да сэр, я тоже так думаю, — лицо Джона просияло улыбкой.
Было видно, что предложение Митчема было ему по душе. Он посмотрел на Марию и спросил.
— Мэй, как ты смотришь на это? Нам действительно не хватает еще одной девчонки.
— Да Джони, девчонки тебе не хватает уже о-о-очень давно, — засмеялся чернокожий парень, — уверяю вас, сэр, он не будет против.
У Марии сжалось от радости сердце. Она всегда с завистью смотрела на эту сплоченную группу из восьми человек. В тайне мечтала, но гнала от себя эту мысль, стать одной из них. И вот теперь несколько лет ее одиночества закончились, и у нее появилось столько друзей. Чувства захлестнули с такой силой, что она только смогла несколько раз кивнуть головой. Митчем облегчено вздохнул, подошел к Марии ободряюще похлопал ее по плечу, потом устало сутулясь, направился к выходу. Друзья Джона обступили Марию. Джон представил их Марии. Рослого чернокожего парня звали Генри Миллер. Остальных ребят звали, самого высокого Роберт, парня с меланхоличным выражением на лице Питер, другого Тайлер, как коротко представил его Джон:
— Это наш мозг.
Девушек в этой компании было всего три, брюнетку с зелеными глазами Мира, невысокую блондинку Саша, а самую веселую, с огненно-рыжими волосами звали Нэнси. Генри охарактеризовал их точным выражением «уникальная цветовая коллекция девушек» за что получил от Нэнси шутливый шлепок. Все выжившие из второго сектора было примерно одного возраста, всем было меньше тридцати лет. Молодые ребята и девушки волею судьбы, оставшиеся в живых и ставших одной семьей. Мария видела, что это была по-настоящему сплоченная семья, где каждый заботился друг о друге, где каждый понимал, что, только поддерживая друг друга, они смогут противостоять недоброжелательному отношению остальных жителей убежища. И теперь Мария часть этой семьи. Быть одиноким в замкнутом пространстве, вдвойне тяжело, поэтому сейчас счастье настолько ее переполняло, что она с трудом понимала, что ей говорят ее новые друзья, она рассеяно продолжала кивать головой и улыбаться.
— Эй! Мэй! Слышишь меня? — Джон стоял, наклонившись перед ней, глядя в глаза, трепал ее по плечу.
Мария продолжая улыбаться, повернулась к нему.
— Пойдем, я провожу тебя. А по дороге, кое, что разъясню о нашей работе. Нам с Генри через час надо быть у Митчема. Старик жутко не любит опозданий, поэтому времени у нас в обрез, — скороговоркой проговорил он.
Но как показалось Марии, ему просто не терпелось остаться с ней наедине. Она кивнула, и они направились к выходу под веселое гиканье и посвистывание остальных. Джон был замечательным и искренним. Марии, которой месяцами не с кем было перекинуться словом этот парень, болтающий без умолку, казался чудесным пришельцем из другого мира. Но это была болтовня вызванная смущением, Джон изо всех сил старался завладеть ее вниманием, чтобы удержать его. Он рассказывал по-настоящему смешные истории из своей работы, Мария искренне смеялась и видела, как Джон в этот момент краснеет от накатывающих на него счастливых переживаний. Но главное он начал открывать для нее мир, в котором она жила, но абсолютно его не знала. Долго живя в одиночестве, она как любой самодостаточный человек пыталась найти себе занятие, которое помогло бы заполнить пустоту в ее жизни. Это было чтение и просмотр видеофильмов, она прочитала сотни книг, просмотрела сотни видеофильмов, которые смогла найти в убежище. Кроме этого свет планшета разгонял страшный мрак, когда в убежище отключали электричество, оставляя лишь, ненавистный ей, призрачный свет фонового освещения. Она знала о погибшем внешнем мире намного больше, чем о том, где она живет сейчас. Фантом, того погибшего мира с многолюдными городами, странами, людьми, животными, машинами заменил ей ощущение реальности. Иллюстрации и образы, рожденные в ее воображении книгами и фильмами, отделяли ее от реального мира, делали ее существование вне его. И вот сейчас Джон начинал, не простой путь возвращение ее в реальность. Она раньше даже представить не могла, что убежище такое потрясающе грандиозное и уникальное сооружение. В форме пятиконечной звезды она располагалось под поверхностью на умопомрачительной глубине. Высеченное в сердцевине плотного базальтового пласта, имело несколько, разделенных шлюзовыми помещениями, этажей. На самом нижнем этаже располагались два термоядерных реактора, выше находились оранжереи со сложной системой гидропоники и фермы замкнутого цикла для выращивания птицы и животных, а на последних этажах жилые сектора. Строительство убежища началось еще в конце 50-х годов XX века, но потом было частично закрыто, законсервировано, но снова начато, когда уже стало ясно, что человеческая цивилизация обречена. Слушая Джона, она даже не заметила, что стоит у двери в свои скромные апартаменты, как любила называть их жилой блок бабушка.
— Мэй, я, наверное, слишком много болтаю? Ты устала от меня?
Мария провела рукой по волосам Джона, положила ладонь ему на грудь, почувствовав, как сильно бьется его сердце. Словно свободная птица в тесной клетке. Только у благородного и искреннего человека, может так биться сердце, подумала она.
— Нет, Джон. Я ни когда так не была счастлива. Как в эти минуты, слушая тебя.
Она осторожно приблизила свое лицо к его лицу и поцеловала в разгорячённые губы.
— Джон, Митчем ждет вас, — сказала она, улыбаясь, видя как Джон, ошарашенный от переполняющих его эмоций, смотрит на нее, — иди, а то старик вам действительно задаст.
— Мэй, завтра в девять часов брифинг у Митчема, я зайду за тобой.
Он развернулся и побежал по коридору. Через несколько метров он остановился, раскинул в стороны руки, как будто он пытался обнять весь мир и крикнул:
— Мэй! Завтра в девять! Слышишь? Мэй, завтра в девять!
Грязная неделя.