Неудержимые демоны, или История женской войны

Часть четвёртая. Противостояние

Трудные времена

Королевство Авалория (истинно — Империя), Столица, Дворец Их Величеств. 18 Сатарра 3041 года по летоисчислению Авалории.

— Вот чего возжаждали эти кровожадные псы?! — возопил Кларк, сотрясая воздух движениями массивного кулака, в котором было зажато, точно никчёмная пушинка, вызывающее послание революционеров. — КАЗНИТЬ!!! Собираем армию! Мы разбили этих балбесов однажды, но на этот раз я утоплю их восстание в крови!

— Ваше Величество, прошу Вас, не предпринимайте никаких поспешных действий, — попросил Короля Фолди, в течение всего того времени, что шла аудиенция (а это длилось около полутора часа) не поднимавшийся с колен. — Мы ещё слишком мало знаем о силах восставших. Если бы они не чувствовали своей мощи, они не стали бы составлять столь наглый документ. Значит, за ними кто-то стоит…

— Арагонна! — прорычал Кларк сквозь крепко стиснутые зубы; его бешено бегающие глаза налились кровью. — Я так и знал, что этих шелудивых пиратов нельзя упускать из поля зрения!

— Вы совершенно правы, Ваше Величество, — подпел взъярённому Королю Фолди, стараясь внушить тому свою мысль, — если мы набросимся на своих соотечественников, которыми кеблонцы всё-таки являются, несмотря на дерзость своих заявлений, на Авалорию обрушится шквал международной критики. В особенности будут усердствовать Мармудай и Арагонна, а эти страны достаточно влиятельны для того, чтобы с ними считались даже мы.

— Но не могу же я сидеть и смотреть, как целая провинция ускользает из моих рук! — вскрикнул Кларк и беспокойно заёрзал на троне: ему уже не терпелось схватить в руки меч, наскоро согнать войско и рвануться в очередную серию битв и грабежей.

Фолди едва удерживал желание высказать Его Величеству, что о сохранении Кеблонской Провинции в составе Империи нужно было думать раньше, когда ещё хоть что-то можно было исправить с помощью дипломатических ухищрений. Сейчас, как с горечью признавал он, время упущено, и единственным путём удержать Кеблоно была аннексия. Конечно, можно послать парламентёров для переговоров с восставшими, но Фолди хорошо понимал, что он обязан контролировать всё, каждый шаг делегатов. А как он это сделает, если «Кеблонская Республика» объявила его изменником и заочно приговорила к смертной казни? Он неожиданно вспомнил о мерзкой привычке грызть ногти, за которую его, ещё курсанта, часто секли в Академии вне очереди в любой день недели.

Положение складывалось тревожное. Если Империя позволит одной из самых богатых и развитых провинций выйти из своего состава, престиж «великой и могучей» державы пошатнётся, а блеск её непобедимости померкнет в глазах противников. Если же они вмешаются во внутренние дела Кеблоно, успевшего весь Иной Мир известить о своём суверенитете, Арагонна и Мармудай мгновенно начнут политическую травлю сильной соседки. Многие простые горожане активно поддержали революционеров; толпы жителей хлынули к воротам Республики, которые всегда были открыты для единомышленников. Самому престолу грозили нешуточные проблемы, а Кларк и Влеона ничего не делали! Король бушевал и в пылу гнева принимал решения одно другого хуже, а Королева сидела с понурым и печальным видом, неотрывно глядя в пол.

— Он нас бросил… он нас предал… — шептала она, явно имея в виду Ноули Виллимони, который подло переметнулся на сторону заговорщиков и теперь хвастался из-под защиты стен Кеблоно, что помогал расправиться с остатками режима наместника.

— Я немедленно начинаю поход против этих еретиков! — гремел Кларк, потрясая кулаками в воздухе.

— Ваши Величества, будьте тверды и терпеливы, — увещевал их Фолди, — может, нам удастся наладить дела без вмешательства оружия…

— Вы собрались улещать этих собак, когда они за Вашу голову готовы развязать войну? — издевательски поинтересовался Кларк, сощурившись. — Воистину, это необходимо! Никто не посмеет сказать, что я начал поход против кеблонцев; они сами бросили мне вызов, а я, как потомок великой фамилии, носитель голубой Королевской крови, этот вызов принял!

— Но… Арагонна и Мармудай попытаются опровергнуть даже утверждения о Вашем несомненном благочестии, Ваше Величество…

— Молчать, Фолди! — заорал на него Кларк, и первый министр даже слегка вздрогнул.

Король никогда не позволял себе кричать на своего любимца, как на шелудивую дворнягу, случайно подвернувшуюся под ноги. Фолди почувствовал, как его изнутри сотрясает ненависть по отношению к бестолковому Кларку. Этот хевилонский пень привык, что перед ним дугой гнутся даже равные ему по положению правители, и потому заткнуть рот какому-то невзрачному дворянину, хоть тот и дослужился до наследуемого герцогского титула, считал для себя даже полезным. Фолди отчаянно закусил губу. Между тем Кларк продолжал бормотать, как в бреду, стреляя по сторонам безумными взглядами:

— Кто знает, вдруг и Вы заодно с этими нечестивцами!

— Ваше Величество…

— Да! — воскликнул Кларк и встряхнул увесистыми кулаками. — Именно так! Иначе с чего Вы стали бы защищать «Кеблонскую Республику», хотя она и требует Вашей головы? Да, да! — глаза Кларка почти безумно заполыхали, — мне всё стало ясно, Вы — предатель!

Фолди словно окаменел: хотя он просчитывал такой вариант развития событий, он ни на минуту не думал, что Король может всерьёз счесть его пособником мятежников. А между тем Кларк продолжал развивать свою теорию, изредка глядя на Фолди так, словно едва удерживался от желания придушить того на месте.

— Ваши паршивые родственнички наверняка осведомили Вас о своих решениях… да! Эта Марта Сауновски и Ноули Виллимони! И Вы ещё будете отрицать? — грозно глянул он на Фолди. — Вам одно есть наказание — немедленная казнь! Отрубить Вам голову!

— Ваше…

— Я и не желаю Вас слушать! Выходит, столько лет Вы подвизались у нашего трона, помогали этим еретикам втайне от нас и… — Кларк даже поперхнулся воздухом и закашлялся.

И в то мгновение, когда Фолди уже изготовился унижать своё дворянское достоинство, лишь бы выкрутиться и сохранить жизнь, за него неожиданно заступилась Королева. Сойдя с трона, она быстро спустилась по ступеням и встала между министром и супругом, широко раскинув руки. Её глаза гневно пылали, словно молнии, вырывавшиеся из них, могли испепелить всех её противников.

— Не смейте обвинять в чём-либо Фолди! — закричала Влеона, яростно глядя на Кларка. — Этот человек множество раз спасал нам жизнь, покорял вольнодумный Кеблоно, а Вы, мой супруг, готовы отрубить ему голову?!

Кларк даже смутился. Ничем не ответив на слова жены, он стремительно зашагал из одного конца зала в другой, опасаясь поднять взгляд. В это самое время Фолди истово благодарил Королеву про себя: если бы не её своевременное заступничество, ему едва удалось бы отвертеться от эшафота. Убедившись, что никто больше не попытается посягнуть на жизнь единственного оставшегося её любимца, Влеона тяжело вздохнула и вернулась на трон, откуда стала стеклянными глазами наблюдать за нервными метаниями Кларка.

— Значит, — заговорил он снова, но уже тише, — значит, что Виллимони нас предал… иного выхода быть не может… Завтра же я собираю Великий Совет, и вот уж там большинство голосов определит, что эта чёртова война начнётся, и на этот раз я раскатаю Кеблоно по камушку!

— Ваше Величество! — вскрикнул Фолди, но Кларк наградил его таким бешеным взглядом, что он предпочёл больше не подвергать себя опасности быть укороченным на голову.

— Завтра Вы, Ваше Высокопревосходительство, соберёте Великий Совет, соберёте ещё до рассвета! Пусть никто не смеет спать в такой страшный день!

* * *

Королевство Авалория (истинно — Империя), Центральные Провинции, Кеблоно.

18 Сатарра 3041 года по летоисчислению Авалории.

В эту туманную ночь не было спокойных мест в городе Кеблоно. Волглое, состоящее из обрывков белых завитков, цепляющихся за ноги и обдающих их могильным холодом, одеяло ползло по каждой улице, заглядывало в каждый тупик и на каждую площадь. Шёл мелкий быстрый дождь, потушивший большинство факелов, отчего город сделался ещё сумрачнее, он стал напоминать зловещий призрак, выглядывающий из стены. Торговцы и бездомные забрались под защиту палаток и навесов над прилавками, всё затихло; казалось, что мир умер. Даже самая шумная из площадей почти умолкла: в те ночи, когда мрак окутывал кварталы, луна и звезды почти скрывались за свинцовой завесой, никому не хотелось покидать своего надёжного пристанища.

Оборотень Мили, наоборот, бодрствовала. Свернувшись клубком на пороге одной из обветшалых палаток, хозяева которой перебрались к своим соседям, она настороженно смотрела в темноту, и глаза её светились фосфорическим огнём. Дунул прохладный ветер; её спутанные волосы зашевелились, и одна из тяжёлых гордых туч медленно и неохотно поползла с небосклона. Луна открылась, её жемчужный блеск осветил окрестности. Мили подняла усталую голову вверх. Луна, круглая, похожая на серебристый диск, величаво плыла, раздвигая жалкие чёрные обрывки облаков. И эта картина что-то воскресила в спутанном сознании несчастной наблюдательницы; она вытянула тонкую грязную шею вперёд по-волчьи, широко раскрыла рот и громко, заунывно завыла. Слыша этот вой, все создания, к каким расам они ни принадлежали бы, чувствовали, как замирают их сердца.

* * *

Дорап Гевала задвинул занавески резким движением в ту же секунду, как услышал вой оборотня. В Восточной части Империи, откуда наместник был родом, это считалось крайне плохой приметой. А он и без таинственных потусторонних предупреждений вынес немало ужасов и не хотел, чтобы те повторялись.

Дорап повелительно щёлкнул пальцами, из-за портьеры позади мгновенно выступил его горбатый слуга и склонился в угодливом поклоне.

— Ваша Светлость? — спросил он хриплым после влажной простуды голосом.

— Гроб готов? — тихо спросил Дорап тонким, ломающимся, как у юноши, голоском.

— Да, Ваша Светлость, — слуга склонился ещё ниже.

— Значит, завтра?

— Завтра, Ваша Светлость.

— Бедный Сиар, — пробормотал Дорап, отворачиваясь к окну и начиная обмерять шагами свои просторные покои, полные бархата, шёлка, золота и вообще всего того кичливого и броского, что одержимые тщеславием выставляют даже у себя в спальне, дабы не уронить себя в собственных глазах. — Такая смерть… — Дорап судорожно вздохнул и замер. Ему показалось, его спину обдало холодом. — Я… не могу… не могу быть там.

— Ваша Светлость, Вы обязаны, — напомнил слуга, чей нос уже почти касался пола. — Господин Сиар был Вашим племянником.

— Да знаю я, Фебад! Душу не трави! — вскрикнул наместник и хлопнулся в глубокое кресло, задрапированное тёмно-бордовой тканью. Снова отвернувшись от слуги, как будто тот не был достоин его внимания, Дорап принялся чесать свой подбородок, уже покрывшийся слоем приличной щетины, с таким ожесточением, как будто собирался содрать с него кожу.

В последние дни у наместника не было ни времени, ни настроения для ухода за собой. Гибель Кеблонского Трибунала и наиболее преданных сторонников полицейского режима в огне, ранение и скоропостижная кончина Сиара окончательно подкосили Дорапа. Он понимал, что больше у него нет сил терпеть. Он был готов отказаться от своего поста в пользу любого, кто захочет его принять, хоть бы даже это был какой-нибудь бешеный демон.

— Фебад… — простонал Дорап, потирая руки, — ну и что мне делать теперь? а?

— Ваша Светлость… — тихо проронил слуга и снова отступил в тень — ответа на этот вопрос он не знал.

Наместник выбрался из кресла, подступил к своему письменному столу и, вынув перо из полупустой чернильницы, поставил последнюю жирную точку в своём длинном письме к Фолди, которое он писал в течение всего того времени, что Сиар умирал в горячке, но никак не мог решительно окончить. Сегодня же он почувствовал, что момент настал. Фолди обязан был, по его мнению, проникнуться к его страданием сочувствием… если у Фолди вообще имелось что-то, похожее на сердце. Дорап давно знал этого человека, видел его ещё зелёным шестнадцатилетним юношей, разносящим королевскую почту, но никогда не думал, что из него может вырасти большой человек государственного ума. Он совсем не понимал Фолди — однако знал, что давить на его жалость бесполезно, ибо он никого не жалеет. И всё равно надеялся.

Итак, Дорап поставил точку и протянул плотно запечатанный конверт в руки своему слуге.

— Отнеси на почту, — сказал он, — пошли с самым быстрым гонцом в Империю, лично в руки Его Высокопревосходительства Фолди. Я не могу уже терпеть…

Опять низко, едва не коснувшись носом земли, поклонился Фебад. Не сказав ни слова в ответ, он только почтительно вынул из сделавшихся твёрдыми и холодными, словно льдинки, пальцев Дорапа послание, попятился мелкими семенящими шажками, затем опасливо прокрутился вокруг своей оси и уплыл в тёмный проход двери, зияющий, будто пасть очередного пугающего создания из кошмарных снов, которые преследовали Дорапа с тех самых пор, как он впервые столкнулся на своём пути с Союзом Справедливости. А ещё этот проход напоминал спуск в длинные, неизведанные подземные тоннели загробного царства.

Дорап снова вернулся к окну и, боязливо отодвинув штору чуть в сторонку, пристальными, красными от продолжительной бессонницы глазами вгляделся в пустынные улицы Кеблоно. Тройная цепь патруля, караулившая дворец самоуправления сутками напролёт, раздвинулась, пропуская во внутренний дворик какого-то человека, укутанного в плащ. Луна посеребрила его фигуру, и Дорап совершенно отчётливо увидел на его боку шпагу в чехле.

Почувствовав резкий укол в сердце, наместник отшатнулся от окна и сорванным голосом закричал:

— Элий! Элий!

Элий вбежал в покои, бряцая мечом на поясе, лихо затормозил и сдёрнул с головы причудливой формы шлем. Его глаза искрились тревогой.

— Ваша Светлость?

— Там… кто-то прошёл во дворец… с оружием! — хрипло пискнул Дорап, хватаясь за шторы. — Он… Элий… задержи… убей… спаси!

— Всё в порядке, Ваша Светлость, — словно встревоженного ребёнка, начал успокаивать его Элий. — Это Его Командирство Ноули Виллимони. Видимо, у него приготовлен для Вас очередной доклад.

— Не нужны мне доклады! — прохрипел Дорап. — Не нужны совсем никакие! Пусть убирается к себе домой и не тревожит до рассвета…

— Но это же Его Командирство, — с осуждением сказал Элий, — Ваша Светлость, Вы не можете проигнорировать его сообщение.

Дорап тяжело опустился на стул и подпёр голову вспотевшей от напряжения рукой. Он долго пытался на что-то решиться, сжимал и разжимал кулак, покусывал губу, и, наконец, приняв истерзанный вид, разрешил Элию:

— Так… пусть заходит… но… отбери оружие. Всё конфискуй!

— Слушаюсь, Ваша Светлость, — спокойно ответил Элий, и, повернувшись, чётким шагом двинулся в коридор.

Дорап невидящим взглядом следил за его могучей фигурой, пока она не растворилась среди темноты и не появилась снова, на сей раз в сопровождении безоружного и вполне безобидного Виллимони, который, представ перед сиятельной особой наместника, в знак уважения снял увенчанную роскошным пером шляпу и отвесил низкий поклон. Тревога и смятение одолевали Дорапа, поэтому он не сразу отреагировал на приветствие Виллимони. Когда же это случилось, он стрельнул в сторону Элия подозрительным взглядом и нервно велел:

— Уходи отсюда! Не твоё это дело!

— Да, Ваша Светлость, — покорно отозвался Элий и снова покинул комнату.

Но Дорап молча и упорно сверлил взглядом Виллимони, пока грузные шаги стражника и характерное бряцание его отполированных новых доспехов не затихли в отдалении. Лишь тогда наместник с усилием сконцентрировал внимание на госте и отрывисто сказал трясущимся голоском:

— Садитесь, не надо тут надо мной маячить… Лучше скажите, что опять?!

— Новые выступления революционеров, Ваша Светлость, — спокойно ответил Ноули, устроившись на жёсткой табуретке напротив наместника. — Они громят типографию «Кеблонского Вестника», уничтожают когорту наших легионеров. Наших сил не хватает.

— Отошлите пятый полк, — бессильно проговорил Дорап, — отошлите и оставьте меня в покое, я больше не могу…

Внизу раздался какой-то странный трескучий звук, больно резанувший по слуху наместника. Он настороженно выпрямился в кресле и закричал:

— Что это было?! Виллимони, Вы это слышали?

— Что? — невозмутимо посмотрел на него Виллимони, и Дорап, устыдившись своей подозрительности, снова откинулся на удобную спинку сиденья.

— Ничего, ничего… это всё, что Вы хотели доложить?

— Нет, — Виллимони неожиданно поднялся и подступил к наместнику ближе. Его глаза как-то страшно сверкнули среди темноты, отчего к горлу у Дорапа подступил плотный комок. — Далеко не всё, Ваша Светлость. Мы обязаны задать себе вопрос, почему это происходит.

— По-почему? — заикаясь, повторил Дорап. — Что Вы имеете в виду?

— Народ недоволен, — шипящим голосом изрёк Виллимони, — Вы совсем его не устраиваете. Эти выступления будут продолжаться, пока Вы не оставите город. Вы обязаны уехать отсюда, Ваша Светлость, потому что, даже если Вы измените свой курс, Вы не сумеете вернуть к себе доверия.

— Вы ещё будете мне указывать? — возмутился Дорап, привставая в кресле. — Что за наглость, Ваше Командирство?

— Если Вы не послушаете меня, Вас убьют, — серьёзным голосом продолжал Виллимони.

— Откуда у Вас такие сведения?!

— Я знаю, — отстранённо сказал Ноули.

— Откуда, откуда, Вы можете сказать?

— От революционеров. Я — член подпольной организации «Союз Справедливости», которую Вы так долго и тщетно пытаетесь рассекретить, и я предлагаю Вам, пока у Вас ещё есть шанс, как один дворянин — другому дворянину: бегите! Я могу обеспечить Вам безопасность и…

— Так вот значит, как?! — разъярился Дорап. — Я всегда знал, что Вы изменник, что Вам нельзя доверять! Его Высокопревосходительство был прав: Вас нельзя оставлять в живых! Элий! Элий, ко мне!

В проходе снова забряцали латы верного ему стражника, а внизу послышались с удвоенной громкостью те странные скрежещущие звуки, что так напугали наместника. Поднимаясь из кресла, он наставил на Виллимони указательный палец и гулко, громко крикнул совсем не своим голосом:

— Изменник! Оскорбление Величества!

— Молчите, идиот! — шикнул на него Виллимони и без особых усилий снова втолкнул в кресло. В глазах Ноули неожиданно появилась сталь, и Дорап почувствовал, как страх сковывает каждую клеточку его тела. — Молчите и спасайтесь, если Вам дорога жизнь, Вы слышите!

— Элий, измена! — прокричал Дорап сорванным голосом.

— Ваша Светлость?!

В комнату ворвался, будто сокрушительное торнадо, тот, кого он так отчаянно призывал. Виллимони мгновенно выпрямился и устремил на Элия непроницаемый взгляд. Доспехи Элия были в нескольких местах пробиты и измазаны кровью, а лицо перекошено пугающей гримасой, от которой всё внутри души Дорапа перевернулось и утихло.

— Элий, это измена! Убейте его! — заверещал наместник, указывая в сторону непоколебимого Виллимони.

С тихим лязгом меч Элия показался из ножен. Описав полукруг по замершей комнате, оглашаемой лишь звуками битвы внизу, он неожиданно остановился, остриём указывая в беззащитную грудь… самого наместника! Дорап икнул и вжался в кресло — но ему некуда было отступать.

— Что это значит, Элий?! — проверещал он. — Что, Вы тоже…

— Да, Ваша Светлость, — склонив голову, признался тот. Тихим голосом он прибавил: — Это было уже невозможно терпеть… Вам придётся умереть!

— НЕТ!! — пронзительно завизжал Дорап. Холодная волна ужаса пробежалась по его душе, и он повалился ниц перед потрясённо взиравшими на него Ноули и Элием. — НЕТ!! Я не хочу умирать! Прошу Вас… сохраните мне жизнь! На что вам жалкий, никуда не годный старик? Зачем?.. Отпустите, умоляю!

В тёмных, как безлунная ночь, глазах стоящего над ним Виллимони отразилось искреннее презрение. Элий мрачно переглянулся с ним и буркнул:

— Этого следовало ожидать…

— Сохраните мне жизнь! — верещал Дорап. — Я не хотел… правда не хотел! Это… это всё… Фолди, мерзавец Его Высокопревосходительство, это он меня заставил… он меня принудил! А я… что я получил бы… какая мне была бы выгода, если бы я отказался? Он такой могущественный человек… а вы — могущественная организация, не давите червяка! Убейте Фолди!

— И этот человек выслужил себе дворянство? — с оттенком холодной злости в голосе спросил Виллимони.

— Быть аристократом можно в душе независимо от того, кто ты по сословию, — сказал Элий.

— Но он всё-таки титулованная особа, — сказал Виллимони с дрожью в голосе. — Я не могу убить его безоружного…

— Сражайся, — бросил Элий, пытаясь всунуть Дорапу в руку свой меч.

Но тот визжал и кричал, отбиваясь; он обливался слезами и пытался уцепиться за шпоры революционеров, чтобы переубедить их… Но они уже вынесли приговор. Элий посмотрел на Виллимони и вопросительно приподнял бровь. Но Виллимони только отрицательно помотал головой, его трясло, словно в жестокой лихорадке, и он с ужасом озирался по сторонам, словно не мог поверить, что присутствует при убийстве человека.

— Это не человек, — сердито сказал Элий, словно прочтя мысли Виллимони. — Такие, как он, — свиньи, независимо от того, есть ли у них дворянский титул.

Выдернув остро отточенный, серебристо сверкающий меч из дрожащих рук Ноули, он безжалостно примерился, возводя руки над головой. Ярко сверкнул в ночи длинный гибкий клинок. И спустя мгновение с обескураживающей силой обрушился вниз, будто коршун — на добычу. Комнату сотряс глухой удар, послышался омерзительный чавкающий звук — и наступила зловещая тишина. Даже сухие щёлкающие звуки внизу прекратились.

С негромким шелестом тело наместника осело и завалилось набок. Серебристые лунные лучи, прокрадывающиеся сквозь щель между занавесками, безжалостно осветили труп, выхватив и особенно заиграв на его седеющих волосах. Мёртвый Гевала-старший лежал навзничь, раскинув пухлые руки, и на спине его богато вышитой рубашки расплывалось зловещее багровое пятно, похожее на пролитое вино. Пятно стремительно расширялось, оно медленно захватило и ту часть ковра, где бездвижно лежало тело Дорапа. Седеющие волоски стали багровыми, а лужа всё раздвигала свои границы. Виллимони попятился, натыкаясь на мебель и не отводя парализованного взгляда от мертвеца. Его побледневшее лицо выражало крайнюю степень ужаса, а расширившиеся глаза даже на мгновение не закрывались. Элий проговорил, с трудом переводя дыхание:

— Будет, Ваше Командирство. Он заслужил это.

— Он же был… был дворянином, — отсутствующим голосом прошептал Виллимони. — Дворянином Империи…

— Ваше Командирство, хватит уже делить людей на хороших и плохих по сословиям! — вдруг хрипло вскричал Элий. — Вы убивали год назад одного кеблонца за другим, а это были люди честные, гордые и свободные! И они не были дворянами — так что, их теперь жалеть нельзя?

— Ты прав, Элий, — согласился Виллимони, переводя на него взгляд. Бледность ещё не сошла с его лица, — но мы же убили безоружного человека… безоружного…

— Он сам отказался сражаться! — рыкнул Элий. — Трусливый и подлый человек, а Вы его жалеете, Ваше Командирство?

Виллимони в последний раз посмотрел на неподвижно распростёртое тело наместника, затем перевёл взгляд на Элия и тихо ответил, качая головой:

— Нет. Но я чувствую себя подлецом.

Внизу послышался лихорадочный топот, и в комнату ворвалась Марта в сопровождении своих ближайших соратников. Все революционеры были в крови, древние латы многих пробиты, но, несмотря на это, каждый лучился счастьем и торжеством. У руках у Марты, единственной, кто отказался от доспехов, было крепко зажато ещё дымящееся ружьё. Она даже не взглянула на поверженного Гевалу и сразу возвестила:

— Город у нас в руках! Мы подняли штандарт над дворцом самоуправления, имперцы бегут, кто куда!

— Они так перепугались наших ружей, — рассмеялся Калеб Кузнец, — демон был прав, это оказалось довольно интересным оружием.

Ноули в ступоре смотрел на них, не понимая, как они могут торжествовать победу, когда у них под ногами лежит постепенно остывающий труп человека, как они могут этого не замечать! Даже Марта, которую он всегда считал выше её собратьев, не удостаивала мёртвого Гевалу и взглядом, хотя она, как и все здесь присутствующие, знала, что он здесь.

Неслышным шагом, словно грациозная охотящаяся кошка, в комнату вступил ещё один из революционеров. Ноули сразу отвернулся: ему совсем не хотелось смотреть на того, кому они, в сущности, были обязаны своей победой. Демон, предпочитавший именоваться громко и звучно: дэ Сэдрихабу Император Авалорийский, — на мгновение замер в проходе и слегка повернул голову, словно принюхиваясь к чему-то. Хотя Виллимони успел привыкнуть ко многим странным привычкам демона за то короткое время, что они были знакомы, к этой он притерпеться никак не мог. Если Марта и её товарищи предпочитали не замечать смерть, то дэ Сэдрихабу, напротив, испытывал к ней неконтролируемое влечение. Блаженно прикрыв глаза, демон лавировал между революционерами (все они, даже самые бесстрашные, невольно делали шаг назад), пока не приблизился к телу Дорапа Гевалы почти вплотную. Под пристальными взглядами потрясённых и напуганных людей дэ Сэдрихабу опустился на колени, внимательно осмотрел труп и принюхался. Его лицо дёрнула презрительная гримаса, и он сразу отвернулся.

— Мертвечина, — констатировал он тот факт, который все присутствующие знали. — Удивительно, как вы, люди, не замечаете этой нестерпимой вони…

— Слушай, — нервно перебила его Марта, — теперь ты объяснишь, где достал оружие?

— Что?

— Оружие, — по слогам повторила Марта. — Где, ведь ты так и не объяснил?

— Помолчи, — приказал ей дэ Сэдрихабу и наклонился к телу ещё ниже, хотя он недавно признался, что его запах внушает отвращение. — Помолчи хотя бы пару минут, и потом я, обещаю, расскажу тебе всю историю от начала и до конца.

Больше никто не осмелился заговорить: демон внушал всем революционерам страх, и они по одному блеску в глубине его глаз понимали, что связываться с ним нельзя. Дэ Сэдрихабу протянул подрагивающую руку над лицом свергнутого наместника, и неожиданно по комнате стремительно пробежался ледяной ветер. В пальцы демона медленно поднялся, закручиваясь в тугие спиральки, чёрный водоворот, похожий на россыпь сверкающих искорок — и исчез. Дэ Сэдрихабу поднялся с колен и деловито отряхнулся.

— Как же вы, земные создания, любите жить в грязи, — фыркнул он, — в этом смысле вы почти не отличаетесь от самых примитивных представителей органического мира.

— Какого? — переспросила Берта, слегка приподняв брови.

— От всех животных, — с иронией в голосе пояснил ей демон.

— Дэ Сэдрихабу, хватит маяться дурью, — вдруг прозвучал позади них глубокий, словно звон колокола, мелодичный и красивый голос.

Ноули не понял, почему Марта взглянула такими испуганными глазами на блестящую нематериальную фигуру человека, вдруг возникшую в паре метров впереди них. Причём испугалась не только Марта, но и её друг по Союзу, Марий.

— Керенай? — фыркнул Всадник, не поднимая взора. — По-моему, я тебя выгнал. Ты не имеешь права показываться мне на глаза, пока не принесешь хоть какой-то пользы.

— Приветствую тебя, отважная Сауновски, — совершенно игнорируя своего сородича, вежливо сказал Керенай и низко поклонился изумлённой Марте. — Думаю, в прошлую нашу встречу я показал себя недостойным своего гордого имени, но, я надеюсь, мне удастся искупить хоть часть своей вины перед тобой.

— Ты же… мы же тебя… — непонимающе залепетала Марта.

— Вы думали, что убили меня, — мягко поправил её Керенай и ослепительно улыбнулся.

Виллимони нервно дёрнул плечом: почему-то ему казалось, что поведение демона в отношении его жены крайне неприлично, но в то же время он думал, что выставит себя полным идиотом, если вздумает спорить со сверкающей картинкой.

— Керенай, — вмешался Всадник, с видимым неудовольствием поднимая голову, — что ты здесь делаешь? Может, ты это не замечаешь, но даже твой образ нестерпимо действует на моё тонкое обоняние.

— Ты отправил меня следить за неварцами, — тихо сказал Керенай, обращая взгляд к Всаднику и медленно выпрямляясь, — но они уже здесь, и я лишился работы.

— Так что же ты хочешь: мне дать тебе ещё какое-нибудь поручение? — сварливо буркнул дэ Сэдрихабу. — Если это избавит меня от твоего присутствия, я пошлю тебя хоть на тот конец мира.

— Поручение мне не нужно, — вежливо ответил Керенай, — я желаю вернуться в Кеблоно.

— Что? — возмутилась Марта. — В Кеблоно?! Нам достаточно тут одного де… — она искоса стрельнула взглядом в сторону Всадника и осеклась.

— Нет, я думаю, что одного демона нам не хватит, — с ласковой улыбкой возразил Керенай, особенно подчёркивая слово «нам», — моё могущество принесёт вам немало…

— Молчать! — рыкнул на него вмиг озлобившийся дэ Сэдрихабу. Вскочив на ночи, он грозно заглянул Керенаю в глаза, приподнимаясь на цыпочках: — Я вижу, все вы, чистокровные, склонны к буйствам и неповиновению! Позволь мне напомнить тебе, дорогой мой дурно пахнущий друг, главный здесь я, а вовсе не эти глупые людишки…

— Людишки? — гневно посмотрел на него Виллимони. — Учти, демон, моему аристократическому роду более двухсот лет, так что не смей унижать моё достоинство и достоинство всех моих спутников!

— Твоя голубая кровь, несовершенное создание, — оскалился дэ Сэдрихабу, — не идёт ни в какое сравнение с огнём в моих жилах и в жилах этого ни к чему не годного сгустка сущности, — он сделал широкий жест в сторону полупрозрачного Кереная, который выразительно закатил глаза и фыркнул. — Решения принимаются только мной! Я — Император и…

— Послушай-ка меня, мальчишка! — перебила его Марта. — К твоему сведению, это я основала и вырастила Союз, я подняла восстание и добилась успеха! Будь вы одни, вы собирались бы ещё лет сто! Я, — она с неожиданной теплотой посмотрела на невозмутимо ждавшего Кереная и сказала: — разрешаю ему прибыть в город и оказывать нам посильную помощь.

— Ты смеешь спорить со мной, земная т…

— Земная тварь смеет не только спорить с тобой, но и приказывать тебе, ограниченный полукровка! — не осталась в долгу Марта.

Злобно оскалившийся Всадник, видимо, уже мог выйти из себя, но вдруг замолчал: а всё потому, что Бирр Кавер раскинул руки в стороны и громогласно потребовал:

— Замолчите все!

Всадник наградил Кавера убийственным взглядом, однако ограничился лишь многозначительным хмыканьем и скрестил руки на груди. Осмотрев всех спорящих, Бирр весомо проговорил:

— Если мы станем спорить и цапаться прямо сейчас, то Империи не составит большого труда разгромить нас вновь. Или вы хотите болтаться в петле? — он внимательно посмотрел на Марту и Ноули. — Вы теперь оба государственные преступники, ваши титулы не спасут вас от казни. Фолди ни перед чем не остановится, он убьёт всех нас, если войдёт в город.

— Если, — непримиримо вставила Марта в установившемся гнетущем молчании.

— У нас есть девяносто девять шансов из ста, что это произойдёт, потому что вы орёте друг на друга и спорите из-за каких-то глупостей! — грозно сказал Бирр.

На этот раз возражающих не нашлось. Даже дэ Сэдрихабу вдруг показался Бирру присмиревшим: по крайней мере, он впервые опустил горящий взгляд и с особенно пристальным вниманием стал изучать лежащий перед ним труп наместника.

Полупрозрачная светящаяся фигура Кереная, висевшая в паре десятков сантиметров над полом, удовлетворённо потянулась. Его раскосые оранжевые глаза довольно сверкнули, а по губам метнулось нечто вроде улыбки.

— Однако ты довольно умное создание, — заметил он, одобрительно посмотрев на Бирра, — судя по моим наблюдениям, в одной твоей голове мозгов больше, чем у всех остальных здесь, вместе взятых.

— Спасибо тебе, демон, — сдержанно ответил Бирр.

— А, нет, — презрительно сощурившись, бросил Керенай, — я, пожалуй, ошибся. Ты лишь немного умнее этих созданий, ибо даже ты не можешь запомнить, что я не демон, а сверхъестественно сильный дух. Думаю, тебе не слишком понравится, если я буду звать тебя паршивым выродком любвеобильной самки гибрида, верно?

Закаменевшее лицо Бирра не дрогнуло, однако Ноули был уверен, что его соратника одолевают гнев и ярость по отношению к Керенаю, который так же беспечно парил в воздухе и смотрел на своё окружение с таким видом, словно оно не стоило и кончика его ногтя. Этот демон тоже не нравился Ноули, хотя он даже не мог себе объяснить, почему именно.

— Верно, — совершенно спокойно продолжил Керенай и повертел носком сапога. — Так что потрудись выучить несколько правил хорошего тона; это всегда пригодится. То же самое и к тебе относится, мой маленький дружок, — насмешливо сказал он, повернувшись к Всаднику. — Если ты действительно считаешь людей компостом, то почему же ты с ними тогда споришь? Давай рассудим здраво: коль они тупы и несовершенны, ты, наследник гордых человеческих и демонических родов, вовсе не должен опускаться до их уровня.

— Керенай, — прошипел Всадник, сжимаясь в комок, — может быть, ты действительно знаток этикета, но кое-чего ты всё-таки за свою долгую жизнь не уяснил. Если ты вздумаешь и впредь обращаться ко мне как к ничего не смыслящему человеческому детёнышу, я позабочусь о том, чтобы от твоей жалкой сущности осталось только воспоминание.

— О, прошу прощения, — слегка сощурив оранжевые глаза, промолвил Керенай и медленно обернулся уже к Марте. — Отважная Сауновски, — с какой-то грустью в голосе заметил он, — я представлял тебя несколько иной. Боюсь признаться, но твоё сегодняшнее поведение немало меня разочаровало.

Ноули с изумлением смотрел, как Марта медленно заливается краской. Этому зазнавшемуся демону удалось смутить её так легко и просто, всего за пару мгновений, тогда как он пытался добиться того же самого результата долгие месяцы! И он вновь почувствовал, как душу и сердце сжимает ненависть к Керенаю.

— Дэ Сэдрихабу, — спокойно сказал демон, — вскоре я буду здесь.

Со звоном блестящие точки, составлявшие фигуру Кереная, рассыпались, и он исчез из просторной комнаты. Под потолком повис отчётливый запах серы, от которого Всадник заходил кругами, отворяя настежь все окна.

— И что за мерзкая привычка людей и демонов постоянно портить не только настроение, но ещё и воздух? — бормотал он себе под нос.

И это замечание заставило Марту вздрогнуть, быстро глянуть в сторону поверженного тела Гевалы, на которое Ноули старался не смотреть, и быстро внести деловое предложение:

— Давайте уберём отсюда труп?

* * *

— Нет, это невозможно! — вскричал Ноули, отшвыривая в сторону хрупкую бумажку.

— Что такое? — осведомился Бирр, подхватывая документ на лету.

— Ты прочти, что она написала! Марта! Глупее этого документа я ещё в жизни не видел!

— Это потому, что ты ненавидишь бумажную волокиту, — спокойно ответил Кавер, быстро пробегая сосредоточенным взором по строчкам. — Согласен, бумага на редкость глупая, однако мне доводилось видеть нечто хуже.

— Что может быть хуже этого? — и Ноули страдальчески возвёл глаза к потолку.

— Например, указ о смертной казни для семидесяти процентов мужского населения Кеблоно, — отозвался Бирр. — По сравнению с тем бесчеловечным документом требование Марты выглядит вполне адекватным.

— Но она подделала наши подписи! — бушевал Ноули. — Она фальсифицировала их, документ недействителен!

— Факт остаётся фактом, — фыркнул Кавер, — это требование уже получено Империей, и мы ничего не можем изменить. К тому же, будь уверен, что даже подделанный документ станет достаточно веским поводом для начала войны.

— Я не об этом! — Виллимони бешено посмотрел на него. — А о том, что Марта поступила подло!

— Ты дворянин до мозга костей, — устало вздохнул Бирр. — Я на твоём месте задумался бы, как мы станем отбивать удары Империи, когда она на нас нападёт.

— Я и думаю, — сердито отозвался Ноули и задумчиво пробежался пальцами по рукояти своего меча.

Они сидели в рабочем кабинете Кавера, который раньше принадлежал Дорапу Гевале, а до того — президенту Кеблонской Автономной Республики. Хотя имперское владычество было сброшено всего два дня назад, Бирр уже не знал покоя среди царства деловых бумаг первой степени важности. Виллимони пока был свободен и потому предпочёл перекинуться парой слов с революционеров, которого прежде так сильно ненавидел. Марта, объявив, что ей нужно устроить смотр войскам, удалилась, и Ноули неожиданно почувствовал от этого облегчение: в последнее присутствие её слишком сильно давило на него, он начинал чувствовать себя зависимым и несамостоятельным, а это состояние несказанно бесило его. Он чувствовал себя раздражённым и настороженным, он ожидал удара в любую минуту, но тот всё не обрушивался на его голову, и оттого время, казалось, застывало на месте.

— Мне не нравится поведение Марты, — вдруг сказал Бирр, обмакивая перо в чернильницу.

— Что? — удивлённо переспросил Ноули, обнаруживая, что их с Кавером мысли в чём-то сошлись.

— Она слишком сблизилась с этими демонами, — вздохнул Бирр, — с Керенаем и дэ Сэдрихабу, а они оба мне не нравятся.

— Да, — подтвердил Ноули, и ему с особенной отчётливостью вспомнился образ насмешливо поглядывающего на него Кереная. — Я не верю им.

— Зато Марта им доверяет, — задумчиво сказал Бирр и, подняв тонкий лист бумаги, стал его изучать. Он медленно проговорил: — Но почему? Я не могу полагаться на тех, с кем меня столкнули так внезапно и приказали любить и жаловать.

— Этот Керенай, — злобно фыркнул Ноули, — ты видишь, как он на неё смотрит?

— Пожалуй, что точно так же, как и на других людей, которых он и ему подобные высокомерные духи считают компостом, — усмехнулся Бирр, — на самом деле меня тревожит совсем другое. Дэ Сэдрихабу и Керенай совсем недавно с нами, но они уже пытаются взять власть в свои руки. А я не намерен позволять им это.

— Ты прав, — вздохнул Ноули.

Дэ Сэдрихабу, считавший себя Императором вопреки тому, что никакого государственного поста, пусть и самого жалкого, он никогда не занимал, проявил особенную энергичность при создании нового уклада в республике. Его можно было увидеть везде, он не гнушался заглядывать и в самые омерзительные уголки города и примкнувших к нему окрестностей. Дэ Сэдрихабу охотно читал новые законы и вносил в них собственные положения; он высказывал советы по поводу того, как стоит снарядить, обмундировать и вооружить войска; он же крутился возле монетного двора, он же требовал немедленного равного раздела земли для избежания возмущения народа; он же во главе отряда революционеров выискивал затаившихся имперцев, которым каким-то чудом удалось выжить той страшной ночью; и он же впадал в неописуемую ярость, если его не желали слушать. Вначале дэ Сэдрихабу был довольно вежлив, но, стоило Марте доверить ему работу по чистке казны убитых имперских аристократов, как он вздумал спорить и не соглашаться с остальными революционерами. Керенай, недавно прибывший в город, отбился от рук уже спустя час после того, как он с высокомерным видом там появился. Заявив, что в такое страшное время люди должны готовиться к войне, он забрал из конюшен наместника лучшую лошадь и уехал на холм Седьмого Креста. Ноули не уставал возмущаться по этому поводу: зачем демону лошадь, если он самостоятельно может перемещаться из одного места в другое со скоростью мысли? На его вопрос Керенай ничего не ответил и несколько дней не появлялся вовсе. Когда же он неожиданно вернулся, лошади при нём не было, а в руках он торжественно держал измазанные в крови, нестерпимо воняющие сердце и печень, которые он с невозмутимым видом отнёс к дворцу самоуправления — новому месту жительства Ноули, Марты, Бирра и маленького демона, — и зарыл перед порогом, невзирая на отчаянные возражения последнего.

— Нет, нет и нет! — кричал дэ Сэдрихабу. — Не позволю! Твоя вонь нестерпимо действует на моё тонкое обоняние, а ты ещё вздумал притащить сюда эти гниющие внутренности?

— Это древний магический ритуал, горячая юная голова, — насмешливо успокоил его Керенай и собственными руками принялся разгребать землю.

— Это пережитки предков и полнейшее безрассудство, глубочайший упадок нравов! — возмущённо вопил дэ Сэдрихабу. — Керенай, встань немедленно и отнеси эту гадость туда, где ты её нашёл, я приказываю тебе! Есть другие способы провести этот ритуал, и ты в них ничего не смыслишь!

Наверное, демоны сцепились бы друг с другом, если бы Бирру не хватило ума занять обоих другими делами. С тех пор дэ Сэдрихабу делал вид, что Кереная для него не существует, а Керенай, в свою очередь, презрительно фыркал, если при нём кто-нибудь заговаривал о дэ Сэдрихабу. Ноули раздражало их соперничество, расшатывающее республику, он не мог понять, почему Марта согласилась принять Кереная обратно, ведь это он был тем самым духом, что чуть не убил её в особняке генеральши Лактюот. Когда он вздумал поговорить с ней об этом, она глухо буркнула:

— Ты ничего не понимаешь, Керенай действительно на нашей стороне.

— Демон, который помогает людям? — возмутился Ноули. — О чём ты говоришь?