18+
Нет злых и добрых

Бесплатный фрагмент - Нет злых и добрых

Объем: 388 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Глава 1

Игра близилась к завершению. Вокруг их стола собралась толпа, желавшая узнать, кто выйдет победителем из схватки шестерых участников. Даже вышибалы покинули посты и с интересом смотрели на стакан с костями. У всех наблюдавших были свои любимчики. Большинство поддерживало дородного купца из Ништа, нервно стучавшего пальцами по столу и кусающего губы. Он уже дважды ставил всем присутствовавшим пиво за свой счёт, а в случае выигрыша, скорее всего напоил бы каждого задарма. Шансов на его победу было немного, у купца был самый маленький счёт. Но и в случае проигрыша, скорее всего, можно было рассчитывать на порцию халявной выпивки, если выразить ему сочувствие. Меньше всего почитателей было у рыжебородого зантийца. Он распространял вокруг себя ощущение опасности. В узком тёмном переулке Милош предпочёл бы встретиться со сворой голодных собак, а не с ним. «Гвардеец, кто ж ещё. Нарушает запрет Его Святейшfества. Хоть и разодет, как успешный торговец. Но слишком прямо сидит, слишком точные движения и слишком спокоен», — рассуждал он. По уровню бесстрастности только один человек за столом превосходил зантийца, но он не участвовал в игре. Щуплый молодой человек с лицом землистого цвета. вёл счёт и считал ставки. В ту сторону Милош старался не смотреть. Слишком уж много лежало там денег.

— Рыжий, ты будешь бросать или нет?! — заплетающимся от выпитого языком проорал почти в самое ухо Милошу ещё один участник игры — городской стражник. Их за столом было двое, и второй, ещё более пьяный, не заставив себя долго ждать, поддакнув ещё громче:

— Бросай уже! — слова эти он сопроводил ударом кулака по столу, монеты, подпрыгнув, призывно зазвенели. Один из вышибал положил ему на плечо здоровенную лапищу, чем сразу заставил угомониться.

Последним участником баталии был сухой как щепка мясник, что весьма странно для представителя этой профессии. Он сидел напротив и глядя в его доброе открытое лицо, Милош не мог поверить, что этот человек каждый день спокойно лишает жизни множество животных. Мясник нервничал сильнее всех. Последним броском он выбросил всего шесть очков и до победы ему теперь не хватало трёх.

«А мне одиннадцати» — подумал Милош, взяв в руки стакан с костями. Тряс он его недолго, позволив кубикам лишь трижды коснуться стенок. Первая из костей остановилась почти сразу, на верхней её грани было пять чёрных точек. Вторая, наоборот, вращалась долго, и, докатившись до противоположного края стола, замерла около мясника. Тот смотрел на неё не отрываясь. Будто не верил собственным глазам. Там была шестёрка. Только когда счетовод писклявым голосом объявил собравшимся, что Милош выбросил одиннадцать, набрал сто очков, а значит игра окончена, мясник нашёл в себе силы оторваться от маленького предмета, сделавшего только что его гораздо беднее. Как изменилось выражение его лица… Теперь воображение Милоша с лёгкостью рисовало картины того, как этот человек разделывает свиней, коров и кур. Да чего уж там, мясник, не моргнув глазом с лёгкостью мог разделывать на кусочки и чем-то не угодившего ему несчастливца. К примеру, обыгравшего его в кости. Сделав себе заметку быть предельно осторожным, Милош заторопился покинуть заведение. Не тут-то было.

— Мухлёж!!! Обман!!! — завопил ништийский купец и потянулся к деньгам с целью забрать хоть что-нибудь.

С криком: «Куда лапы суёшь, гнида!!!» на него накинулся один из стражников. Вышибалы бросились его оттаскивать, одни посетители встали на защиту купца, другие на сторону стражника. Началась свалка. Тут впервые открыл рот молчавший всю игру зантиец. Говорил он тихо, без интонаций, но все успокоились, словно по команде. Казалось, его совсем не заботит, что он только что проиграл крупную сумму:

— Не говорите глупостей. Все мы играли одними и теми же костями. Или вы хотите обвинить в обмане почтенного хозяина этого заведения.

Сторонников у купца поубавилось. Да и те, кто оставался рядом с ним, отошли на несколько шагов назад, образовав пустое пространство. Никому не хотелось попасть в немилость к Павлу Пешеку, владельцу игорного дома. И не столько потому, что тогда вход в заведение будет закрыт навсегда. В этом Павел был принципиален. А потому что, если он сочтёт себя по-настоящему оскорблённым, была высока вероятность обнаружить себя падающим с моста в воды Ленты с камнем на шее. Зантиец явно знал об этом и продолжал:

— На вашем месте, я бы поспешил извиниться перед почтенным хозяином. В Каарманте каждый знает, здесь всегда самая честная игра.

— Да-да, я прошу прощения. Я слишком расстроился и погорячился. Я не хотел никого оскорбить. Пойду сейчас же и принесу извинения, — скороговоркой затараторил купец, с трудом отрывая толстую тушу от стула.

— С победой! — сказал зантиец Милошу. А потом поднялся и двинулся к выходу, будто ничего не произошло. Народ расступался перед ним, давая пройти, в то время как купцу приходилось с трудом проталкиваться в направлении стойки хозяина.

— Желаете забрать выигрыш или сохранить его у нас для будущих игр? — обратился к Милошу счетовод.

— Раздели надвое. — ответил он и улыбнувшись добавил, — будет приятно приходить сюда налегке, чтобы уйти с тугим кошелём.

Счетовод никак не отреагировал. Он складывал монеты в ровные столбики, а когда закончил — занудным голосом сообщил:

— Ваш выигрыш составил тридцать две гривны и двадцать четыре гроша. Игорный дом забирает себе пять процентов. Округлим, получается пятьдесят грошей. — Он отставил подальше два самых маленьких столбика. Итого остаётся тридцать одна и четыре…

Милош устал слушать эти сложные вычисления. К тому же, он был в приподнятом настроении. На выигранные деньги можно было купить лучшую лошадь:

— Инвирит меня помилуй, — он редко вспоминал бога, несмотря на то, что жил в Святом Городе. Впрочем, как и многие. Но сейчас был именно такой случай, — забери себе гривну и четыре гроша, а остальное раздели.

Счетовод посмотрел на него с недоумением, быстро сменившимся радостью.

— Благодарю. Значит, на ваш счёт я записываю пятнадцать гривен….

— Давай уже сюда деньги, — снова перебил его Милош. Счетовод повиновался. Ссыпал в кошель половину монет и, протянув их Милошу, с торжественностью заявил:

— Спасибо за игру. Ждём вас ещё.

— Конечно, я приду, раз у меня тут целое состояние на счету, — буркнул себе под нос Милош, принимая кошель. Тот был довольно увесистым. Он направился к выходу, под неодобрительные взгляды толпы. Все ждали, что сейчас будет несколько порций халявной выпивки. «Хрена вам лысого, а не пива, дармоеды!»

Когда он проходил мимо стойки, то слышал, как купец продолжает рассыпаться в извинениях за неосторожные слова перед хозяином. В том, что этот боров, дабы загладить вину и повысить репутацию, потратит немало монет на пиво, можно было не сомневаться. Лицо хозяина ничего не выражало. Он только лениво кивал в ответ на заверения в безмерном уважении.

— Я ухожу, — подойдя к стойке, объявил Павлу Милош

— Так-так, а что ты у нас сдавал? Два ножа? Сейчас-сейчас. — у него была странная раздражающая привычка повторять слова дважды. Уверенной рукой хозяин игорного дома достал из стоявшего за его спиной шкафа оружие Милоша. — Я смотрю, тебе сегодня везёт-везёт. — добавил он, взглянув на толстый кошель, в глазах блеснул алчный огонёк. — Может, сыграешь ещё?

— Нет, спасибо, — поборов неожиданно вспыхнувшее искушение, отказался Милош. — Удача любит знающих меру.

— Как хочешь, как хочешь, — буркнул в ответ хозяин. И мгновенно потеряв интерес к беседе, вновь повернулся к купцу, — Что-что вы там говорили?

Не дожидаясь пока начнётся новый поток извинений, Милош вышел наружу и задумался — что делать дальше? В момент, когда он заходил в игорный дом Павла, у него были планы на вечер. Сыграть на несколько монет и отправиться в бордель «У русалки», где собирался выпить пива и весело провести ночь. Но сегодня ему и вправду везло. Выиграв несколько раз по мелочи, он сел играть по-крупному. Откуда тоже вышел победителем. Когда в кошеле медяков не наберётся и на грош, жить проще. Поэтому он всегда быстро спускал всё, что зарабатывал. И чем больше зарабатывал, тем быстрее спускал. Так что первым порывом было упиться вусмерть и вместо одной уединиться сразу с пятью девушками. В обратном порядке, разумеется. Но пятнадцать гривен, целое состояние. Он очень давно не держал в руках таких денег. И расставаться с ними быстро, даже с малой их толикой, совсем не хотелось.

«Может это знак, что нужно начать жить иначе? — подумал Милош, стараясь решить, что делать дальше. Но сам же отмёл эту мысль. — Глупости. Я не так давно начал жить иначе. Можно даже сказать, делаю богоугодное дело. Так что скорее это награда». В противостоянии скряги и транжиры в нём победил скряга.

Успокоив себя этой мыслью, он направился в сторону борделя. Сначала нужно было попетлять, чтобы сбить со следа возможных преследователей, а потом уж идти, куда собирался. В заведениях подобных тому, откуда он вышел всегда полно людей, не играющих, но высматривающих тех, кто сорвёт большой куш. А потом дело за малым: оглушить, обобрать и тело в воду. Сколько таких раздутых от воды незадачливых счастливчиков вылавливают каждую неделю из вод Ленты! Лишь убедившись, что преследования нет, Милош направил ноги в сторону дома. Вот и первая трата — нужно купить новую обувь. Подошва его старых верных сапог почти стёрлась. За первой тратой пришли следующие: целая рубашка осталась только одна, остальные сплошь в заплатах. Новый дуплет не мешало бы прикупить. И куртку. Когда дело дошло до новой мебели, Милош понял, что разошёлся. Возьми себя в руки, — приказал он себе, — мало выиграть деньги, с ними нужно ещё до дома добраться. Всё перечисленное ты можешь с лёгкостью получить, стоит только попросить. Лучше по сторонам смотри». Его не покидало чувство тревоги, несмотря на то, что сейчас его путь лежал по той части Каарманта, что находилась недалеко от дворца. Ночные нападения здесь были редкими. Стража бдела, не давая нарушать покой состоятельных горожан. Настоящая опасность ожидала впереди, ближе к дому в Смрадном углу. Там и при свете дня могло происходить всякое, а ночью выходить на улицу было неразумно. Шанс встретить в тёмное время суток на тамошних улицах дракона был выше, чем встретить патруль. Подумав об этом, Милош чуть не повернул назад — лучше потратить немного, чем потерять всё и жизнь в придачу. К тому же ещё пятнадцать гривен достанутся Павлу просто так. «Скажи мне пару лет назад, что я буду уповать на стражников, я бы рассмеялся ему в лицо», — сделав над собой усилие, Милош зашагал дальше, не меняя направления, предварительно проверив, легко ли достаются ножи.

Мощеные улицы Каарманта были широки и прямы. На них спокойно могли разъехаться две кареты, не зацепив друг друга, а между ними ещё влез бы всадник. Это было возможным благодаря тому, что Святой Город строился не абы как, в отличие от большинства городов, где бывал Милош, а по чертежам и планам. В его центре располагалась огромная площадь Святости, где находился дворец Его Святейшества. Площадь отделялась от остального города рвом, через который было перекинуто восемь каменных мостов. На севере, где протекала Лента. располагались лавки, бордели, игорные дома. Там же находились многочисленные мастерские: красильни, дубильни, кузницы. Чем больше они производили вони, тем дальше от площади святости им приходилось ютиться. Город как бы отсекал рекой греховное от святого. На трёх других сторонах располагались городская ратуша, дома богатых горожан и представительства магнатских родов. Там конечно тоже были свои лавки, бордели и игорные дома, но только для избранных. Город был негласно разделен между двумя противоборствующими партиями. В восточной его части жили сторонники рода Осшевских. Жители западной были сторонниками рода Пешанов.

От восьми мостов расходилось восемь главных улиц, тянущихся до самых городских стен. Их пересекали улицы поменьше. Чем дальше ты отдалялся от центра, тем проще становились здания. Но какие это были здания… Милош был настолько заворожён Святым городом, что замок владельца его родного Шинева казался ему не более чем конюшней, в сравнении с окружающей красотой. А главным украшением Каарманта, без сомнения, были каносы. Десятки канос. Глядя на них любой, даже самый сомневающийся, мог убедиться в бесконечной мощи Инвирита. Одна из них, когда Милош проходил мимо, колокольным звоном оповестила его, что наступила полночь.

Единственным местом, портившим великолепие Святого города, был Смрадный угол, квартал бедноты, расположенный на самом севере города. Здесь даже деревянные дома были редкостью. Чаще всего местные строения были слеплены из чего попало. Брусчатка тоже там не прижилась. Несмотря на угрозу смертной казни, жители растащили её на стены. Только местная каноса была каменной, её не трогали. Многие богатые горожане были бы рады избавиться от Смрадного Угла, выжечь это место огнём, тем более пожары были здесь суровой правдой жизни. Но Шентвежи, повелители Каарманта и всех верующих в Инвирита, в своём великодушии, не позволяли им этого сделать. Они напоминали элитам, что в глазах небесного владыки все люди равны и все имеют равное право ходить по земле. А дело тех, кому повезло в этой жизни — помочь тем, чья жизнь не сложилась. И всегда требовали щедро раздавать подаяния. В ответ на это беднота всегда превозносила Его Святейшество, кто бы ни занимал Святой Трон, а местная каноса была по-настоящему безопасным местом, несмотря на то, что располагалась в самом центре Смрадного угла.

Даже размышляя обо всём этом, Милош не ослаблял бдительности. А когда хлюпанье грязи под ногами оповестило его, что он почти дома — утроил её. Если раньше на некоторых зданиях горели лампы, немного рассеивая тьму, то теперь наступила полная темнота. К счастью далеко идти было не нужно. Деревянное здание, где он проживал, находилось не так уж далеко от границы, отделявшей богатство от нищеты. Но даже тот десяток с небольшим саженей, что пришлось преодолеть, не обошёлся без происшествий. Почти сразу же он почувствовал, что на него кто-то смотрит. Достав один из ножей и крепко сжав его в кулаке, Милош крикнул:

— Кто бы ты ни был, иди своей дорогой!

Никто ему не ответил. Тогда он пошёл к дому, внимательно вслушиваясь в окружающий шум. Где-то залаяла собака. Милош послал ей проклятие, её лай мог заглушить звуки приближающихся шагов. Пёс, видимо посочувствовав его положению, быстро заткнулся.

Откуда грабителям было знать, что Милош обладает очень чутким слухом. «Трое, один впереди, двое по сторонам» — распознал он, как к нему пытаются подкрасться. Нужно было ещё раз попробовать избежать схватки. Или хотя бы выиграть время, глаза ещё не привыкли к полному отсутствию света.

— Идите своей дорогой, а я пойду своей! — Крикнул в темноту Милош, но ответа вновь не последовало.

Дураки, всегда дураки. Первым, воинственно закричав, на него бросился тот, что был перед ним. Угрожающий крик быстро превратился в жалобный стон, когда Милош бросил нож в едва различимый во тьме силуэт. «Попал, не убить бы». Он не любил убийства и всегда пытался их избегать. Даже когда имел дело с теми, кого другие сочли бы недостойными жить.

— Идите своей дорогой, у меня есть ещё, хватит на всех, — Милош всё ещё пытался избежать драки, но вытащил второй нож.

Оставшиеся грабители задумались. Шорох их шагов стих. Наконец тот, что был справа начал удаляться, решив, что сегодня велик риск самому стать жертвой. Тот же, что был слева, больше не таился.

— Думаешь, я испугаюсь этой маленькой штучки? — раздался из темноты его голос. Грабитель начал приближаться, тяжело шагая.

Милош хотел ответить, что всё зависит от того, как ты умеешь пользоваться оружием, но решил промолчать. Он понял, что зря, когда различил силуэт противника, такого неплохо было бы разозлить. Косая сажень в плечах, ростом выше Милоша на две головы, а может и на три. «Этакой орясине тяжело, наверное, было передвигаться крадучись. Милош знал только одного человека с похожими размерами и тот охранял Его Святейшество Шентвежа Бенедека III

— Если отдашь то, что висит у тебя на поясе, то я дам тебе уйти. Сломаю, правда, одну ногу, за моего друга, — предупредил разбойник, небрежно помахивая большой дубиной. Говорил он с длинными паузами, будто слова очень медленно возникали в его голове.

— Боюсь, мне нужны обе ноги. А то, что висит на поясе просто необходимо…

— Это правильно, что боишься, — перебил противник. — А то, что не хочешь делиться — неправильно.

Вообще, лучшим выходом из положения было броситься бежать. Этот увалень вряд ли сумел бы его догнать. Но попытка ограбления была сродни личному оскорблению. План возник быстро.

— Ладно, держи. — Милош отцепил кошель и протянул грабителю. Во второй руке удобнее перехватил нож.

— Ты резалку свою спрячь, — проявил сообразительность увалень. Милош повиновался. «Так даже лучше», — подумал он, пряча нож так, чтобы суметь его быстро достать в случае надобности. Грабитель его похвалил:

— Вот, молодец.

Не ожидая подвоха, великан подошёл ближе, протянув руку к кошелю. Вблизи Милош разглядел туповатое выражение лица. Ему даже стало немного жаль парня, но резким движением он размахнулся и что было сил, врезал ему тяжёлым кошелём по физиономии. Как-то сам собой во второй руке вновь очутился нож. Но к счастью он не потребовался. Капли крови попали на щёку. Качественная кожа выдержала, а вот противник нет. Он рухнул под ноги Милошу. Убедившись, что увалень дышит, Милош пошёл к первому поверженному противнику. Тот был уже мёртв, нож попал ему в горло.

— Вот же незадача, — прошептал Милош себе под нос, вытирая вытащенное из смертельной раны оружие об одежду убитого. — Не самые плохие вещи. Тому, кто его первым найдёт, повезёт обзавестись неплохим гардеробом.

Перед тем как уйти, он закрыл погибшему глаза и прочитал заупокойную молитву.

— У тебя кровь на лице, — сказал ему Элемер, сидевший за общим столом с книгой. Он пытался читать при свете лампы.

— Не переживай, не моя. А где остальные? — Милош совсем забыл об этих брызгах и только теперь поспешно вытер их.

— Все давно спят.

— А ты ждёшь, пока я вернусь домой? Меня так даже мамочка по ночам не ждала.

Элемер уставился на него непонимающим взглядом. Он был несилён в иронии.

— Ты же сирота? — не то спросил, не то ещё раз уточнил собеседник, после долгой паузы.

— Потому и не ждала, — невесело рассмеялся Милош.

— Ах вот оно что, — искренне воскликнул Элемер. Потом добавил серьёзным тоном, — Ты же вроде собирался уйти на всю ночь. Что произошло и чья на тебе кровь?

Милош задумался, стоит ли всё рассказывать или умолчать о свалившемся на него богатстве. Решил выложить другу всё. Как он и думал, первой реакцией Элемера было не восхищение деньгами. Он поднялся и двинулся к выходу.

— Ты куда? — остановил его Милош.

— Пойду, добью ублюдка, — недобро ответил друг.

Элемер Васс, в отличие от него, не питал трепета перед человеческой жизнью. Он происходил из бедного рода витязей и был воспитан в их идеалах. Милош часто ловил себя на мысли, что познакомься они при других обстоятельствах, друг зарубил бы его не моргнув глазом.

— Не нужно, пусть живёт. В следующий раз хорошо подумает, прежде чем нападать на одинокого путника. — А зная, что слов в такой ситуации недостаточно, встал так, чтобы перегородить дверной проём.

— Ладно, — согласился Элемер. Он снова сел на место и с интересом уставился на Милоша. — Так сколько ты говоришь, там выиграл?

— Пятнадцать гривен. — Милош расположился за столом напротив витязя. Отстегнув кошель, положил его на стол. Собеседник несмело протянул руку. — Бери-бери.

Элемер взвесил кошель в руке.

— Тяжёлый. Никогда не видал таких денег.

Милош забрал у друга своё богатство и высыпал на стол. Как никто в доме не проснулся от звона, одному Инвириту известно. Потом они, подобно счетоводу из игорного дома долго раскладывали монеты в равные столбики. Когда закончили, то оба долго заворожённо любовались получившейся картиной.

— Ладно, прячь, а то у меня сейчас слюни потекут, — подал голос витязь.

Милош послушался, но несколько монет отложил:

— Завтра отметим победу. Удача любит тех, кто её превозносит.

Глава 2

Она укусила его за губу, и Драгомир мягко ее отстранил.

— Одевайся и уходи.

— Не поняла…? — она выглядела растерянной

— Тебе показать дверь? Я сказал, одевайся и выходи.

— Ты должен заплатить.

Драгомир притворно вздохнул, вытащил из лежащей на полу одежды кошель, отсчитал нужную сумму. Приняв деньги, женщина ссыпала их в небольшой кожаный мешочек.

— Но как я пройду мимо стражи? Они меня одну не пропустят, — не унималась шлюха. — А если я встречу этого мерзкого старикашку?

Драгомир, немного подумав, отсчитал ещё трижды по столько, сколько уже заплатил.

— Если ты очень постараешься их найти, то встретишь двоих. Возможно, они позовут развлечься ещё одного. Держи, чтобы парни не тратились. А что касается мерзких старикашек, то тут их полно. Но твои услуги перестали интересовать большинство из них ещё до твоего рождения.

— Да пошел ты! — огрызнулась она, но и эти монеты оказались в мешочке.

— Твое счастье, что я не бью женщин, — Драгомир улыбнулся, её злость забавляла.

— Да что ты мне можешь сделать, импотент несчастный?

— Ты же только что держала в руках доказательство обратного, — он рассмеялся, изобразив лёгкое смущение.

От его реакции, проститутка задохнулась от возмущения:

— Да даже старик Бенедек лучше тебя раз в десять!

— Если тебе так нравится Его Святейшество, могу рассказать, как попасть в его покои. Думаю, он будет рад.

— А расскажи, — ответила она с вызовом.

— Тогда тебе придется вернуть мне деньги. — Он с трудом вернул серьезное выражение лица. — Ведь с его святейшеством ты займешься любовью во славу Акатера. Так вот, слушай…

— Ничего я тебе не верну, богохульник!

— Что ж, раз мне говорит об этом шлюха, то есть повод задуматься.

Она как раз закончила одеваться. Кожаный мешочек с монетами повязала себе на шею. Таким было покаяние проституток. Они были обязаны носить заработок таким образом, чтобы его тяжесть, склоняла их головы в поклоне, вопрошающем прощения за грех.

— Давно хотел спросить, — Драгомир хотел назвать ее по имени, но точно не помнил, как её зовут. — Вам удобно с таким грузом ходить?

Женщина вновь задохнулась от возмущения. Она несколько секунд пыталась прожечь Драгомира взглядом, полным праведного, насколько это применимо к женщине её профессии, гнева. Он с трудом удержался от соблазна сказать ей, что он передумал и ей нужно раздеться.

— Да… да пошел ты!!! — высоким голосом выкрикнула она и вышла, чуть ли не бегом, громко хлопнув дверью.

— Так ты точно привлечешь стражников. — Тяжело вздохнул Драгомир, опускаясь на кровать. — Хотя, чего я переживаю, они будут только рады. Тем более всё оплачено.

Прикрыв глаза, он задумался над произошедшим. Снова. Снова в голове возник образ той, с кем дальше поцелуев дело не зашло. И к счастью, и к сожалению. «К сожалению? Что ещё за глупость? Её отец сначала бы выдрал тебе зубы, потом вырвал бы ногти, потом отрубил бы член и ты бы его съел. И только после того, как ты поблагодарил бы его за трапезу, лишил бы твоё тело тупой головы». Этими мыслями Драгомир попытался отогнать наваждение, но тщетно. Перед его внутренним взором предстала Катарина Тореч, такой, какой он её помнил. Тонкая, словно тростинка. Длинные светлые волосы собраны в толстую косу. На лице едва заметные веснушки. Ярко-алые пухлые губы, созданные для поцелуев. А самое главное — живые ярко-голубые глаза, глядящие на него с надеждой и нежностью. Катарина рассказала, что отец сосватал её за Гневаша Карантича и завтра она должна будет покинуть отчий дом, чтобы войти в новую семью. Девушка совсем этого не хотела, она готова была бежать с Драгомиром куда угодно, жить где угодно, лишь бы с ним. Ведь она ещё не дала никаких клятв. Да, он помнил в её ярких глазах нежность и надежду, потому что не хотел помнить в них, уже потухших, разочарование. Ему не хватило духу пойти против воли её отца. Драгомир помнил каждое слово, сказанное им в тот день.

— Ты не давала никаких клятв. Ты вольна делать, что угодно. Однако я, зная, что мы никогда не сможем быть вместе, принял духовный сан и дал обет хранить целибат.

Ложь. Подлая, мелкая ложь. Куда проще соврать в глаза любимому человеку, чем сказать честно: «Прости, но я не могу этого сделать, потому что боюсь твоего отца». Конечно, за прошедшие годы он много раз думал о том, как повернулась бы жизнь, поступи он тогда иначе. Может им бы удалось скрыться от князя Гаспара где-нибудь на севере. Они жили бы в рыбацкой хижине. Драгомир бы ловил рыбу, Катарина нянчила детишек, будучи настоящим украшением той местности, где они оказались бы. Наверное, они бы даже были счастливы. Какое-то время. Но положа руку на сердце, он прекрасно понимал — они оба созданы совсем не для такой жизни.

На следующий день они разъехались в разные стороны, чтобы никогда больше не встретиться. Катарина к будущему мужу в Киранье, а Драгомир в Каармант, где его ждала служба. Нет, не духовный сан. Ему было уготовано стать одним из писарей Его Святейшества. Катарина Карантич, конечно, узнала о его лжи, и простить не смогла. По-другому он не мог объяснить того, что за все годы она ни разу не попыталась с ним связаться. Драгомир тоже не отправил ни письма. Ему попросту было стыдно. Вместо этого он безуспешно пытался заполнить образовавшуюся внутри пустоту другими женщинами.

По службе Драгомиру приходилось встречать мужа Катарины. Гневаш дважды приезжал в Каармант на встречи с Его Святейшеством, к счастью, без супруги. И стоило признать, производил хорошее впечатление: обладал приятной наружностью, был образован и обходителен, что только усиливало ненависть Драгомира.

Он сам не заметил, как провалился в сон. Там он увидел тот самый домик на берегу моря. Он, уже постаревший, смотрит вдаль, держа за руку Катарину. Её волосы поседели, лицо покрыто морщинами, но ярко-голубые глаза полны нежности и любви. Вокруг них бегает детвора, восемь мальчишек и девчонок, их внуки. Из-за горизонта появился парус. Это возвращается одна из их дочерей, вопреки людскому мнению ходившая в море…

Из забытья его вырвал стук в дверь. Драгомир не хочет покидать видение и не реагирует. Когда незваному гостю надоедает колотить по дереву, из коридора раздаётся старческий голос:

— Пан Вирил, вас требует к себе Его Святейшество! Срочно!

— Чёртов старикашка, — прошептал Драгомир, открывая глаза. Он сам не знал, к кому относится замечание — к слуге Его Святейшества или самому Шентвежу. В данный момент он одинаково ненавидел обоих. — Дай мне несколько минут!

Встав, он с удивлением обнаружил, что сквозь широкое окно светит солнце, а значит спал он довольно долго. Оглядел спутанную в узел одежду, валявшуюся на полу. Надевать её вновь означало лишний раз вызвать недовольство Его Святейшества, уж очень он не любит небрежность в облачении. В том, что ничего хорошего его не ждёт, он не сомневался. Скорее всего, глупая девка попалась стражникам, а те сообщили выше. Не то, чтобы нынешний Шентвеж был образцом нравственности, но как многие грешники в молодости, с годами приобрёл привычку осуждать других.

В дверь вновь нетерпеливо постучали. «Никак ты не успокоишься», — подумал Драгомир и крикнул:

— Уже иду!

Он наскоро умылся в ванной, где ночью плескался в женской компании. Затем быстро оделся во всё чёрное. Несмотря на спешку, рассмотрел себя в большом отполированном металлическом прямоугольнике. Всё было в порядке, на худощавом лице не было ни следа вечерних возлияний. Напоследок пригладив волосы, он вышел в коридор. Там перед ним оказался согбенный старик, преданный слуга Его Святейшества и хранитель ключей дворца. Тот самый мерзкий старикашка. Матери пугали им непослушных детей по всему Каарманту. Будто бы он придёт за ними ночью, страшно гремя ключами, но волшебным образом никто, кроме самого ребёнка, не будет слышать этот ужасающий звук. И сколько бы девочка или мальчик не кричали, родители, братья и сёстры будут беспробудно спать. А этот страшный старик засунет ребёнка в свой мешок и унесёт в башню, где или съест, или выпьет всю кровь. Последняя часть разнилась. Обычные людские предрассудки. Драгомир не разделял их. Конечно, желчи у этого дряхлого человека было на два десятка молодых, но злым он никогда не был. Если уж говорить начистоту, ему можно было смело доверить воспитание ребёнка. Внук, выросший под опекой этого человека, был лучшим тому доказательством.

— Здравствуй, Карло, — добродушно сказал старику Драгомир.

Тот смерил его недовольным взглядом, не ответив на приветствие. К сожалению, симпатия была односторонней. Вместо этого ключник процедил сквозь зубы:

— Очень долго. Его Святейшество будет недоволен.

«А когда он бывает доволен?» — подумал Драгомир, но благоразумно промолчал.

— Следуй за мной, — приказал Карло тоном, заставившим Драгомира проглотить замечание о том, что сам он доберётся до нужного места быстрее.

Они двинулись по коридору. Впереди старик, каждый шаг которого сопровождался грохотом большой связки ключей, висящей на поясе, а следом за ним молодой человек в чёрном.

Мимо их процессии пробегала торопившаяся по своим делам прислуга. Когда они проходили мимо кухни, до Драгомира донёсся запах готовившегося там жаркого, и он понял, что голоден. Не могло быть и речи просить у старика немного задержаться, так что пришлось продолжать путь, глотая слюну. Они добрались до лестницы, ведущей наверх, но вопреки ожиданиям Драгомира миновали второй и третий этажи, где располагались залы собраний и помещения писарей. Вместо этого они поднялись на четвёртый, отданный под личные покои его святейшества и вход в огромную библиотеку. Первое, что здесь каждый раз бросалось в глаза Драгомиру, это полное отсутствие роскоши, присущей трём нижним этажам. Единственное место во дворце, где соблюдался постулат об отказе от богатств. Здесь не было ни лепнины, ни позолоты. Традиция, не более того. Исключением была дверь из красного дерева, расположенная в конце длинного коридора. Она вела библиотеку и привлекала внимание тем, что была окована золотом и расписана сюжетами из святых книг. Эта дверь охраняла, по чьему-то меткому замечанию, главные сокровища Каарманта. Чтобы охрана была надёжнее, рядом с ней несли стражу два зантийских гвардейца, вооружённые алебардами.

Карло остановился, тяжело переводя дыхание, восхождение далось ему нелегко. Однако Драгомир сейчас не был расположен испытывать злорадство. Он терпеливо ждал, когда старик сможет идти дальше, и гадал, зачем он понадобился Его Святейшеству. Мысль о том, что причиной стала проститутка во дворце, он уже давно отмёл. Так они простояли несколько минут, пока вновь раздавшийся звон ключей не вырвал Драгомира из размышлений.

Стража не обратила на них ни малейшего внимания, даже не ответила на его приветственный кивок. Зантийцы продолжали стоять, сохраняя каменные выражения на лицах. Они не пришли на помощь Карло, когда он, не стучась, попытался сдвинуть с места тяжёлую дверь. Старику не хватало на эти силы и Драгомиру пришлось открыть её за него. Этим он заработал ещё один недовольный взгляд вместо благодарности. Когда препятствие было преодолено, им открылось казавшееся бесконечным помещение, с длинными рядами полок, разделёнными узкими проходами. Да, главный вход сюда располагался на четвёртом этаже, но сама библиотека располагалась и на первых трёх, там имелось несколько потайных дверей, скрытых от посторонних. Зрелище собранных в одном месте знаний всегда завораживало Драгомира. Сейчас он тоже замер на пороге, приоткрыв от восхищения рот.

— Немедленно закройте дверь, — раздался раздражённый голос.

«Слишком много недовольных стариков для одного утра», — подумал Драгомир, но повиновался.

Этот голос принадлежал хранителю библиотеки, ещё более дряхлому, чем Карло, хоть такое было сложно представить. Он подслеповато щурился, пытаясь рассмотреть, кто нарушил покой вверенного ему помещения, а солнце играло бликами на его лысине. Кроме хранителя внутри находилось ещё семеро человек. Пятеро его помощников, молодые парни, младше Драгомира. Им была доверена важная задача — они были обязаны ходить за понадобившимися книгами, когда хранитель решал, что их можно выдать. Сейчас все они сидели на лавке, не двигаясь, будто бы боялись нарушить священный покой этого места. Ещё одним посетителем был верзила. При взгляде на него возникал только один вопрос — что он здесь забыл? Однако гигант сидел за одним из столов, внимательно изучая толстый фолиант. Это был Томаш Такеди, личный телохранитель Его Святейшества, а кроме того, внук ключника. Когда дверь открылась, он на секунду оторвался от написанного, убедился, что опасности нет и вернулся к чтению. Последним, кого увидел Драгомир, оказался сам Шентвеж. Он сидел, обложившись стопками книг и свитков, за этой баррикадой его было сложно разглядеть. Его Святейшество был единственным, кто не обратил внимания на вошедших. Это тоже был немолодой уже человек, хоть до лет хранителя и ключника ему было далеко. В обрамлявших лысину седых волосах ещё встречались тёмные пряди. Он низко склонил над столом толстое лицо и, водя пальцем по бумаге, читал, бормоча себе под нос. Никто не смел его отвлекать. Прошло несколько минут, прежде чем Его Святейшество поднял глаза. Увидев Драгомира, он произнёс:

— Все вон.

Первым на приказ отреагировал Томаш. Телохранитель бережно закрыл фолиант, а затем резко вскочил с места, распахнул дверь и, пропустив вперёд деда, вышел. Пятеро молодых людей поспешили следом. На месте остался только хранитель библиотеки, будто ничего не услышал. Его Святейшество посмотрел на него так, как будто готов был его испепелить, что чревато в помещении полном книг. Хранитель не реагировал.

— Все вон! — повторил уже громче Его Святейшество. Однако старик, вместо того, чтобы повиноваться попытался возмутиться.

— Но…

— Никаких, но, — гневно отрезал Шентвеж. — Твои книги никуда не убегут. А сейчас быстро вышел отсюда!

На этот раз подействовало. Хранитель поспешил убраться со всей доступной ему скоростью. Когда дверь за ним закрылась, Драгомир подошёл к Его Святейшеству и, опустившись на одно колено, поцеловал перстень на толстом безымянном пальце правой руки. После соблюдения ритуала он отступил на три шага назад, стал вытянувшись и ожидая распоряжений.

— Сядь, — приказал Его Святейшество.

Драгомир опустился на ближайший стул.

Бенедек III, именно такое имя носил Шентвеж, казалось, забыл о его присутствии. Он перелистнул страницу и вернулся к чтению. Прошло ещё несколько минут, прежде чем Драгомир решил нарушить установившееся молчание.

— Прошу прощения, Ваше Святейшество, — слова приходилось подбирать. В обширном списке того, что могло вызвать раздражение у главы церкви, отвлечение его от важного занятия занимал одно из первых мест. — Я начинаю переживать за хранителя. Как бы его не хватил удар, от того, что кто-то долго находится в библиотеке без его надзора.

— Ах да. Я о тебе совсем забыл. — Слова были выбраны верно, Шентвеж слегка улыбнулся. — Да, нужно вернуть старую развалину. Его кончина будет невосполнимой утратой — придётся самому искать книги. Мне нужно, чтобы ты сегодня написал много писем.

— Я? — невпопад спросил Драгомир.

Его Святейшество ответил ему таким взглядом, будто с ним заговорила собака, и сказала какую-то мерзость. Казалось, находись он поближе к собеседнику, его бы ударили

— Если ты забыл, то я напомню, ты служишь у меня писарем. А его задача — писать. Ты должен подготовить множество писем. Королеве, всем магнатам, каждому из каносеров, а также магистрам наших орденов. Сообщишь им, что я созываю малый сейм. Они должны либо явиться в Каармант в течение двенадцати дней лично, либо, если не сочтут это возможным, передать полномочия постоянным представителям в Каарманте. Используй лучших голубей. Кому в каком тоне писать, надеюсь объяснять не нужно?

— Нужно кое-что уточнить. Отправлять ли письмо претенденту на королевский трон?

— Не вздумай. Круму известно, что я не одобряю его действий. Пригласить его на сейм, значит признать его притязания.

— Приглашать ли Осшевских и Пешанов? — Эти два семейства не считались магнатскими родами в полной мере, но владели крупными наделами около Каарманта, давно осев в самом Святом Городе. Они были единственными участниками малого сейма, чей голос считался за один.

— Этих само собой, — сообщил Его Святейшество.

— Теперь всё ясно. — Ответил Драгомир. Он скрыл облегчение, охватившее его.

— Это было первое. Теперь второе, — чувство облегчения испарилось. — Тебе скоро отправляться в путь, начинай готовиться. Чтобы не привлекать внимания, пусть этим займётся твоя убогая свита.

Таким нелестным прозвищем Его Святейшество именовал группу людей, служившую Драгомиру. Он не одобрял такое окружение, но терпел их присутствие в Святом городе, потому что они не создавали проблем, а иногда даже были полезны. Только теперь Драгомир обратил внимание на заголовки книг, окружавших Шентвежа: «Земли северо-востока», «Дикие племена», «Язычники и их обряды» и тому подобное. «Только не это…», — он понял, куда его собираются отправить, и такая перспектива его совсем не радовала. Но решив оставить мнение при себе, чтобы не накликать беды, Драгомир с покорностью сообщил.

— Я всё понял. Мои люди сегодня же займутся подготовкой. Когда отправляться? И главное, с какой целью?

— Сразу после сейма. Узнаешь на там же.

— Вы приняли решение ещё до него? — Драгомир не был удивлён, но решил уточнить.

— Конечно. Но, к сожалению, все мы обязаны соблюдать приличия. А теперь, — закончил беседу Его Святейшество, — исполняй.

Драгомир снова опустился на колено, чтобы поцеловать перстень. Стоило ему только приоткрыть дверь, как сквозь образовавшуюся щель ворвался хранитель. Встав среди столов он, щурясь осматривался, проверяя не произошло ли беды в его отсутствие. Остальные, ожидавшие снаружи, прежде чем войти, дали Драгомиру выйти. В ответ на вопросительный взгляд Томаша он только покачал головой, мол, ничего серьёзного, потом объясню. Ключник уже ушёл, потому спуск занял гораздо меньше времени, чем подъём.

Прежде чем приняться за работу, Драгомир был вынужден уладить несколько других вопросов. Первым делом он заглянул на кухню. Повар Его Святейшества позволил ему утолить голод жарким. Затем вернулся в свою комнату, где набросал короткую записку пану Элемеру Вассу, чья личность в окружении Драгомира, вызывала у Его Святейшества меньше всего нареканий. Он сообщил ему, что вскоре всю их компанию ожидает долгое путешествие, так что им нужно начать подготовку.

Выйдя из дворца через главный вход, он отдал записку одному из толпившихся там мальчишек-посыльных. Остальные, томившиеся в ожидании поручений, посмотрели на счастливчика с завистью. Зависть быстро сменилась сочувствием, когда Драгомир произнёс адрес, куда доставить письмо:

— Смрадный угол, дом слева от колодца. Отдашь пану Вассу, лично в руки. Ответа не нужно. Он дал мальцу две медные монеты, в четыре раза больше, чем обычно платили за их услуги в одну сторону. Разочарование, проступившее было на его лице мгновенно испарилось и с криком «Будет сделано, пан!» припустил по улице так, что только пятки засверкали.

Смрадный угол, как понятно из названия, был городской клоакой, кварталом городской бедноты и бельмом на глазу городской элиты. Но великим людям мира сего, хватало разума позволить его обитателям жить своей жизнью. Способствовал этому неудачный опыт предыдущих поколений. Каждый раз, когда от Смрадного Угла пытались избавиться, его жители устраивали такой бунт, что приходилось идти на попятную.

Когда с этим было покончено, Драгомир поднялся на третий этаж, где принялся за работу. Он начал с писем магистрам, потом мирийской королеве Завиде в Оплот дальше чередовал каносеров и магнатов. Начал Гаспаром Торечем, отцом Катарины, а закончил Стагоем Карантичем, её тестем. Это, последнее письмо, он заканчивал уже весьма вымотанным, потому в нём ему едва удалось соблюсти правила учтивости. Это немного противоречило указаниям Бенедека III, Карантичи были одной из богатейших семей королевства. Но Драгомир не мог отказать себе в такой маленькой шалости.

Работа заняла у него почти весь день и, скрепив личной печатью Его Святейшества послания, по ступеням голубиной башни он поднялся уже с лампой в руках. Смотритель, ещё один старик, ахнул, при виде стопки бумаг, под мышкой Драгомира.

— Это куда столько? — запричитал смотритель.

— Там написано, — спокойно ответил ему Драгомир и потребовал, — используй самых быстрых и надёжных птиц.

— Где же я их столько наберу? — не успокаивался старик.

— Посмотри внимательно на печать, это поможет тебе выйти из положения. — Драгомир слишком устал, чтобы тратить время на объяснения.

Разглядев знак Шентвежа, смотритель ахнул ещё громче. Но больше вопросов не задавал, а сверяясь с пунктом назначения доставал, по какому-то известному лишь ему принципу из клеток голубей, привязывал к их лапкам письмо и запускал в небо. Драгомир стоял, дожидаясь, пока последняя из птиц не отправится в путь.

— Намечается что-то серьёзное? — заговорщицки спросил у него смотритель.

— Не нашего с тобой ума дела, — немного резко ответил он. Уже спустившись на несколько ступеней, чтобы сгладить впечатление, добавил. — Извини, я слишком устал. Доброй ночи.

Глава 3

Утро было ясным. Солнечные лучи играли бликами на всём, до чего могли дотянуться. В кабинете, расположенном на верхнем этаже одной из башен Старого Оплота, за массивным дубовым столом сидели двое. Сам стол был рассчитан на десяток человек, остальные стулья терпеливо ожидали седоков. В кабинете царило настроение противоположное тому, какое диктовала погода. Один особенно вредный луч упрямо светил в лицо Росена Андронова, заставляя его морщиться или отводить глаза в сторону. На противоположной стороне стола, с ничего не выражающим видом, сидел боярин Пламен Младов, глава тайной службы Мирийского Королевства. Это был далеко немолодой человек, примерно одних лет с отцом Росена. Волосы на его голове были абсолютно седые. Почти полное отсутствие морщин на лице говорило о том, что оно редко меняет выражение.

Хозяин кабинета смотрел перед собой мимо Росена, лишь изредка бросая взгляд бледных, почти прозрачных, глаз на песочные часы в резной деревянной оправе, стоящие с краю стола. Дорогая штуковина. Песка в них было на полчаса и в верхней колбе оставалась примерно треть. Росен знал, что пока песок не перетечёт полностью, беседа не начнётся, а перспектива провести так ещё минут десять пугала.

Он проклинал себя за то, что сразу же поспешил на зов, радуясь, что ему впервые позволили участвовать в большом заседании. «Ничего, привыкнешь, это по неопытности» — успокаивал сам себя Росен. Он был самым молодым из подчинённых Пламена Младова. Его угораздило угодить в тайную службу по протекции отца, богатого купца Сашко Андронова. Не так он себе это представлял. Вместо поимки вражеских лазутчиков, слежки за изменниками и героизма приходилось целыми днями сидеть за бумагами, изучая взаимные обвинения соседей и разговоры о том, у кого самая неверная жена. «Если бы мне хотелось сидеть за бумагами, я бы остался помогать отцу,» — не единожды ловил себя на мысли Росен, проводя однообразные дни за чтением не менее однообразных донесений. Ему казалось, то отец специально попросил отрядить Росена на самую скучную работу, в отместку за то, что старший сын не захотел продолжить семейное дело. Ну не мог Росен быть купцом. Не мог. Купец должен плавать по морям, а юного Андронова начинало выворачивать наизнанку, стоило судну качнуться. Это злило. Он считал несправедливым то, что его наказывают за желание приносить пользу государству. В дружину, куда он очень желал попасть, его не определили. Отец даже слышать об этом не хотел. Пришлось соглашаться на то, что предложили.

«Будем честными, — признался сам себе Росен, пытаясь отвлечься от всё сильнее охватывающего напряжения. — Сколько раз я жаловался, что скоро покроюсь мхом и сам не замечу, что мне надоело перекладывать бумажки? Сколько раз я твердил, что хочу чего-то стоящего? Много. Бесконечно много. И вот дождался. Не знаю, что произошло, но видимо что-то очень серьёзное».

Песка в верхней колбе оставалось всё меньше. Когда там было уже меньше четверти, дверь кабинета открылась. Без стука и без приветствий, так было принято. Справа от Росена уселся грузный человек лет сорока, с внешностью доброго дядюшки встретившего любимых племянников. Пан Генко Велич, когда-то служил в дружине отца нынешней королевы, но в одной из стычек получил стрелу в живот и чудом выжил.

Несмотря на то, что их стало больше, ничего не изменилось. Все трое продолжали хранить молчание.

Следом за паном Генко в кабинет начали проникать другие. К моменту, когда последняя песчинка часов опустилась вниз, все стулья за столом были заняты. Росен смотрел на некоторых с удивлением. Он и подумать не мог, что добродушный старик Благой Петов имеет отношение к тайной службе. На него никто не обратил внимания. Если глава решил, что его присутствие необходимо, значит, на, то есть причины. Пламен Младов проявил интерес к происходящему в его кабинете лишь единожды. Когда дверь открылась в последний раз, у него в глазах появился немой вопрос. А потом он едва заметно кивнул. Через несколько секунд на соседний стул справа от Росена опустилась зловещая фигура Василия Енева. Росен внутренне сжался в комок. Этот человек не вызывал у него ничего иного, кроме безотчётного страха. А когда тот сбросил с себя капюшон длинного ярко-алого плаща, Росена начала бить мелкая дрожь. Наголо бритая голова, бледная от отсутствия солнечного света кожа, впалые щёки, высокий рост и при этом невероятная худоба, граничащая с истощённостью. Всё это заставляло содрогаться. При дворе поговаривали, что он незаконнорождённый сын незаконнорождённой дочери кого-то из представителей династии Эрнизов. И именно в этом кроется секрет ужаса, вызываемого им окружающих. Это были лишь слухи, Росену было нечем их подтвердить или опровергнуть. Хватало и других слухов, к примеру, о том, что Василий Енев пьёт человеческую кровь и якшается с прислужниками Санаафа. Всё это произносилось шёпотом, а говоривший предварительно внимательно оглядывался по сторонам. Никто точно не знал, кто этот человек и откуда он взялся. Никто кроме, наверное, Пламена Младова. А раз боярин ему доверял — Росену этого было достаточно. Василий Енев отвечал за подземелья Старого Оплота. Места, овеянные ещё более зловещими слухами, чем его хозяин. Росену ещё никогда не приходилось там бывать. И он, положа руку на сердце, предпочёл бы держаться оттуда подальше, даже если бы ему предложили туда просто войти, чтобы осмотреться.

От мыслей о хозяине подземелий его отвлекли самым неожиданным способом. Раздался грохот и звон стекла, будто что-то ударилось о стену. Повернувшись на звук, он увидел гору из песка, осколков и кусочков дерева. Пламен Младов с силой смахнул со стола часы. Росену стоило немалых усилий сохранить спокойное выражение на лице. Ему вдруг отчаянно захотелось оказаться за чтением скучных донесений.

— Нас предали, — тихо и отчётливо произнёс хозяин кабинета.

Никто из присутствующих не выказал ни капли удивления. Переход бояр на сторону противника за последние дни стал уже чем-то абсолютно обыденным. Количество людей при дворе королевы Завиды сократилось более чем вдвое. В королевском совете пустовало три из девяти мест. Могло опустеть ещё одно, но Его Святейшество Бенедек III запретил бискупу Лучезару Стевину покидать столицу Мирии под страхом отлучения. Единственным местом в Старом Оплоте, откуда не наблюдался массовый исход, был этот кабинет. Что доказывало проницательность боярина Пламена Младова и его умение выбирать подчинённых. Тут всё сводилось к жалобам, что некорые из осведомителей отказываются идти на контакт.

— Кто на этот раз? — нарушил молчание пан Генко Велич. Его голос был под стать внешности и в такой обстановке звучал чужеродно. К тому же бывший дружинник, в отличие от многих не испытывал трепета перед главой тайной службы. Однако ответ Пламена Младова заставил его помрачнеть и опустить глаза.

— Никола Варбов. — боярин выплюнул имя, а затем продолжил всё тем же тихим спокойным голосом. — Воевода королевства покинул Оплот сегодня после заката вместе со свитой. Его жена уже давно тяжело больна. Мои сведения это подтверждают. Он испросил у королевы разрешения вернуться домой, чтобы скрасить последние дни супруги. — Пламен Младов сделал долгую паузу, и немного повысив голос, что было для него большим проявлением эмоций, закончил. — Сердобольность молодых женщин.

Генко Велич озвучил вопрос, возникший и у Росена:

— Тогда почему речь идёт о предательстве?

Вместо ответа Младов достал из ящика стола небольшой клочок бумаги. Перед тем, как прочесть его, пояснил:

— Голубь прилетел несколько часов назад. Могу только гадать, чем руководствовался Варбов, прежде чем его отослать, но что-то мне подсказывает, что, когда он почувствовал себя в безопасности, ему очень захотелось показать мне, что он меня переиграл. — После этих слов хозяин кабинета озвучил послание, — Друг мой, Пламен. Хочу уведомить тебя, что считаю себя обманутым. Старик Иван ложью и посулами заставил нас признать права его дочери на престол. Ничем, кроме помутнения разума я не могу объяснить то, что дал на это согласие. Благодарение Инвириту, уже первые её деяния открыли мне глаза. Изгнав из Оплота своего дядю Крума, долгие годы честно служившего делам государства, Завида Эрниз показала миру своё истинное лицо, чем вызвала справедливое негодование шляхты, вставшей на защиту его попранных прав. Считаю долгом каждого честного человека помочь Круму Эрнизу в деле восстановления справедливости.

Боярин Младов замолчал. Тогда подал голос Василий Енев. Вкрадчивым тоном он сообщил:

— Вот к чему приводят недомеры. Я говорил, что не стоит изгонять негодяя. Против таких как он есть только несколько надёжных средств, к примеру, петля и плаха. Но кто меня слушал…

— Вас вообще никто не спрашивал, — перебил его резкий голос, Росен не понял, кому он принадлежит — вам лишь бы казнить да пытать!

— Казнить родного дядю? Пролить родную кровь? Об этом даже думать нельзя, Василий, — это выразил несогласие с хозяином подземелий Благой Петов, самый старый из подчинённых Пламена Младова.

— Зато сейчас все те, кто поднял головы сидели бы ниже травы, опасаясь, голос подать. — Не унимался Василий Енев.

Люди уже начали открывать рты, чтобы возразить или поддержать. Все, кроме Росена, твёрдо решившего держать собственное мнение при себе, и пана Генко Велича, сидевшего с лицом мрачнее тучи. Это легко объяснялось. В своё время именно Никола Варбов рекомендовал Пламену Младову взять на службу старого дружинника.

— Молчать. — Все так же тихо, но гораздо убедительнее, чем любой крик, произнёс хозяин кабинета. — Развели балаган. Рассуждать о том, правильно ли поступила Завида легко. Особенно, теперь, когда мы знаем, к чему это привело, и, — он многозначительно посмотрел на Василия Енева, — когда не тебе нести за это ответственность. Это ещё не всё письмо. Но прежде чем закончить, хочу кое-что сказать. Пан Генко, я знаю, что вы непричастны к произошедшим событиям. И не допущу попыток возложить на вас ответственность.

— Спасибо, — подняв глаза на хозяина кабинета, поблагодарил дружинник, а Пламен Младов вернулся к чтению письма.

— Друг мой, Пламен. В знак моего к тебе глубочайшего расположения рекомендую сейчас же посетить усадьбу Георги Лазарова. Ты найдёшь там кое-что интересное. — Пламен Младов положил письмо на стол и тяжело вздохнул. Ещё одно несвойственное ему проявление эмоций.

Все присутствующие молчали, ожидая, что последует дальше. Георги Лазаров был казначеем Мирийского Королевства. Если и он находился в числе предателей, то Завида Эрниз, вместе с сохранившими ей верность сторонниками оказалась на краю гибели. Боярин Младов продолжил.

— Я уже докладывал об этом королеве, а говорить об этом второй раз нелегче. Опасаясь предательства Лазарова, я взял с собой охрану и поспешил к усадьбе казначея. На стук нам никто не открыл. Чтобы не будить жителей соседних домов, а к тому же не переполошить возможных собравшихся там заговорщиков, нам пришлось перелазить через забор, вместо того, чтобы выбить ворота. Во дворе не было ни единой живой души. Все они успели отлететь к Инвириту. То тут, то там нам попадались мёртвые тела прислуги. И я, и мои люди повидали в жизни всякое, но представшее моему взору сегодня, будет приходить ко мне по ночам до самой смерти. А если так будет, то я не откажусь, чтобы она прибрала меня быстрее. — Он перевёл дыхание. — Двери дома были распахнуты. Мы бросились внутрь. Спотыкаясь о трупы, нам удалось пробраться в хозяйскую спальню. К сожалению боярина Лазарова и его семью постигла та же участь, что и прислугу. Только гораздо более жестокая.

— Всех? — с ужасом перебил боярина Младова Благой Петров.

Хозяин кабинета, очень не любивший, когда кто-то встревал в его речь, на этот раз никак не отреагировал. Все присутствующие знали, что у казначея и его жены было семеро детей. А самому младшему из них, сыну, ещё не исполнилось года. Росена затрясло, он дружил с одним из сыновей казначея. Пламен Младов коротко ответил:

— Всех. — А затем вернулся к повествованию. — Их собрали там и пытали. Я могу только предполагать, как это было. Мне пришлось оставить двух телохранителей снаружи — их рвало от увиденного. Малыша бросили в стену, разбив ему голову. Остальных калечили, перед тем как убить. Я могу лишь только предполагать, что они пытались выведать у Георги, где скрыт ключ от казначейства, мучая его родных. А может он сразу всё выдал, и это были деяния из одной лишь жестокости. Всем трём его дочерям выкололи глаза. Старшему сыну вспороли живот, а внутренности намотали вокруг стола. Его жене…

— Прошу вас, не продолжайте, — взмолился Благой Петов.

— С радостью, если это слово тут уместно, — согласился Пламен Младов.

Росен украдкой посмотрел на Василия Енева. Судя по выражению лица хозяина подземелья, рассказ пронял даже его.

— Что изуверы сделали с Георги? — спросил Генко Велич.

— Изрубили на куски. Причём рубили ещё живого.

Росен, подавляя давно одолевавшую его тошноту, заставил себя открыть рот, заговорив впервые на собрании. Он задал вопрос, пришедший в его голову сразу после того, как он услышал о первых мертвецах во дворе казначея:

— А что с казной?

— Узнаю сына купца, — равнодушно похвалил его Пламен Младов. — Кто о чём, а он о деньгах. Не обижайся, — добавил он, заметив, как Росен хмурится. — Ты верно говоришь. Мы отправились туда. Охрана у дверей была перебита. Внутри пусто. Осмотревшись вокруг, мы заметили ещё несколько трупов с арбалетными болтами. Горожане, кому не посчастливилось оказаться поблизости.

Осмелев, Росен задал ещё один вопрос, не дававший ему покоя:

— Сколько всего человек погибло сегодня ночью?

— Я не считал, — покачал головой боярин Младов, — точно больше тридцати.

— Инвирит, помилуй нас! — Воскликнул Благой. Его губы зашевелились в беззвучной молитве.

Хозяин кабинета бросил на старика раздражённый взгляд.

— Убийцы покинули город тремя группами. В каждой по четыре тяжелогружённых повозки и двенадцать-пятнадцать вооружённых человек. Ещё до того, как я получил письмо. А страже предъявляли грамоты с печатью казначейства и подписью командира городской стражи. И никто, ни один из этих козлом трахнутых недоумков не догадался проверить содержимое телег.

— Погоню послали?

— Послали. А толку? Нашли пустые повозки недалеко от Оплота. Там их дожидались сообщники. Думаю, они разделили груз на части поменьше, чтобы выиграть в скорости. И предвидя твой следующий вопрос, Генко. Да, мы разослали послания во все города между Оплотом и Стриново. Из тех, что ещё на нашей стороне.

— А что слышно о Стояне Вележиве? — спросил закончивший молиться Благой Петов, добавив тихо. — Проклятый пропойца.

Стоян Вележив являлся тем самым командиром городской стражи, чья подпись была на грамотах. Всему Оплоту он был известен как заядлый любитель выпивки. Ответил Благою не Пламен Младов, а Василий Енев. Мягким голосом, словно змея, уговаривающая жертву подойти ближе.

— Все стражники мной опрошенные, — он плотоядно улыбнулся, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, в каких обстоятельствах он задаёт вопросы, — как один утверждают, что не видели его уже несколько дней. И среди покидавших город с телегами его не было. Все приказы отдавал заместитель. Его как раз привели ко мне, перед тем, как я уходил сюда. Я просил моих помощников подождать. А после услышанного здесь, я буду беседовать с ним с куда большим интересом. — Улыбка стала шире.

Пламен Младов начал раздавать команды.

— Василий, отправляйся и допрашивай! — Енев, не дожидаясь дальнейших слов, вскочил и вышел из кабинета. — Остальные — напрягите все силы, но найдите хоть какие-нибудь ниточки, ведущие к причастным. Из-под земли достаньте мне Стояна, хоть живого, хоть мёртвого. Выполнять. И помните — это война. Росен, останься.

Все вышли, подавленные услышанными новостями. А хозяин кабинета, казалось наоборот, выдав распоряжения, освободился от давившего на него груза.

Росен гадал, зачем его попросили задержаться. Пламен Младов сел и молча смотрел на него. Росен уже подумал, что ему вновь предстоит долгое время провести в тишине. Это было бы невыносимо, с учётом тех ужасов, о каких он недавно узнал. Он не мог не думать о них. Но на этот раз всё длилось не больше минуты.

— Я надеюсь тебе не нужно объяснять, что не стоит никому говорить о том, что ты услышал.

— Конечно, боярин. Я буду нем как рыба, клянусь. — поспешно заверил его Росен.

— Хорошо. Очень надеюсь, что я в тебе не ошибся. Помни, больше всего я ценю преданность. — Росен хотел рассыпаться в благодарности за доверие и в уверениях, что он его оправдает, но не успел. Пламен Младов сменил тон на приказной и продолжил. — Но к делу. Мне нужно, чтобы ты привёл сюда отца. Как можно быстрее.

Росен почувствовал, как его охватывает обида. Неожиданно для себя самого он услышал собственный голос:

— Так в этом и есть причина доверия? Вам просто нужно, чтобы я привёл отца? Не проще ли отправить посыльного?

Пламен Младов ответил спокойно. Без капли раздражения. Даже с лёгкой улыбкой. Его дружелюбный тон подействовал лучше оплеухи:

— Потому что мне нужно, чтобы его привёл именно ты.

— Хорошо. Я сейчас же пойду за ним, — Росен быстро осознал, что ему только что простили невероятную вольность.

Он встал и направился к двери. Когда уже собирался толкнуть её, услышал голос начальника.

— Постой, Росен. Присядь.

Он почёл за лучшее повиноваться. Пламен Младов не выглядел раздражённым, скорее уставшим.

— Я вижу мне необходимо кое-что разъяснить. Если ты считаешь, что с тобой обращаются несправедливо, то можешь не звать отца, а выйти из кабинета и больше не возвращаться. А я действительно воспользуюсь посыльным. Доверие нужно заработать. Я наблюдаю за тобой и доволен. Иначе ты бы сегодня здесь не присутствовал. Но ты очень близок к тому, чтобы потерять выданный тебе шанс. Спишу это на молодость. А теперь напомни мне, что я тебе сказал, когда ты впервые оказался в моём кабинете:

— Что… — Росен немного напряг память и перед глазами возникла картина, в точности напоминающая сегодняшнюю, если он чем-то и мог гордиться, то хорошей памятью. — Что вы ставите задачи и ждёте результата. А в процессе выполнения предоставляете свободу действий.

— Молодец. Вижу, что слушал внимательно. Задача поставлена. Теперь я жду результата. Надеюсь, ты меня хорошо понял, потому что больше мы к этому разговору возвращаться не будем.

— Понял. — Чувство вины и собственной глупости сменили чувство обиды.

— Выполнять. — Скомандовал Пламен Младов.

Дважды повторять не было надобности. Сначала Росен хотел вскочить и опрометью броситься из кабинета. Но спохватившись, понял, что так он может убедить главу тайной службы в своей неготовности серьёзным делам. Поэтому Росен спокойно встал, шагом отправился к двери. На полпути обернувшись, задал вопрос, только что пришедший ему в голову:

— А отцу я могу рассказать о произошедшем?

— Нет. — Немного подумав, ответил боярин Младов. — Я сам поставлю его в известность.

Росен вышел из кабинета. Пока он был на глазах у телохранителя боярина, продолжал двигаться спокойно. Но стоило ему исчезнуть из его поля зрения — бросился бежать. Его переполняла решимость, как можно быстрее выполнить задание Пламена Младова. Хотелось, чтобы боярин оценил его рвение. Перескакивая через ступеньку, каждый шаг рискуя свернуть себе шею, он выбежал из башни. Там ещё раз пришлось сбавить ход. У входа бдел ещё один телохранитель. Спешным шагом добравшись до ворот Старого Оплота Росен припустил по улицам города. Приходилось уворачиваться от встречных пешеходов, так и норовящих встать у него на пути.

Росен бежал по городу, выросшему вокруг первого укрепления Эрнизов на континенте. Он любил проводить время, любуясь им. Представлять, как прямо здесь, на этих улицах, бывших тогда пустошью, воины под руководством Драгомана I Великого шли в бой против местных племен, отвоёвывая землю пядь за пядью. Его потомки расширили королевство. А их потомки, как это часто бывает — разрушили. Вспомнив о событиях сегодняшней ночи, Росен пробормотал под нос:

— А потомки потомков разрушают последнее.

Он произнёс это слишком громко, так что женщина, которую он пытался обогнуть, посмотрела на него ничего не понимающим взглядом. Росен отругал себя за излишнюю болтливость. Вполне возможно, что неосторожным языком он запустил по городу новый слух.

Ему удалось очень быстро добраться до дома, а что более важно, удалось никого не сбить. Около ворот усадьбы пришлось задержаться, чтобы перевести дыхание. Он стоял, рассматривая высокий каменный забор вокруг их дома и гадал, защитит ли тот его семью, если к ним придёт беда. Невольно взгляд переместился в конец улицы. Там находилась усадьба Лазаровых. Забор, вокруг неё был ещё выше…

Почувствовав, что дыхание вернулось в обычное состояние, Росен отпер калитку, рядом с воротами. Во дворе было пусто. Он почувствовал беспокойство. Воображение начало рисовать ужасные картины. Пытаясь унять его, подошёл к дому. Когда, войдя внутрь, он увидел служанку, то не смог удержать облегчённого вздоха. Та посмотрела на него точно таким же взглядом, как торговка и приветственно поклонилась.

— Здравствуй, — поздоровался с ней Росен. В их доме было заведено обращаться с прислугой, как с равными. Это правило в головы детей с раннего возраста вкладывала Емилия Андронова. Мама всегда помнила и не давала забыть другим, что их семья выходцы из крестьян, разбогатевшие волею Инвирита. — Где все?

— Госпожа с дочерями и их няней ушла на рынок. Господин занимается с сыновьями.

«Так даже лучше», — решил Росен.

— Спасибо, — поблагодарил он женщину. — А где Роберт?

Роберт был телохранителем отца. Тилийский горец, обладавший свирепой внешностью, но души не чаял в детях семейства Андроновых.

— Ушёл с госпожой, — выказывая признаки нетерпения, сообщила служанка.

Росен жестом дал ей понять, что узнал всё что нужно. Та поспешила скрыться. «Это хорошо, что Роберт ушёл с ними, в городе может быть небезопасно», — размышлял Росен, поднимаясь на второй этаж быстрым шагом. Подойдя к кабинету отца, он постучался. Сашко Андронову было неважно, насколько важным ты считал дело, приведшее тебя к нему. Он заставил бы Росена выйти и постучаться. Главным требованием отца, по отношению к детям, да и вообще, к окружающим, была дисциплина. Дождавшись разрешения, он вошёл.

Сашко Андронов с сыновьями сидел за широким столом. Между ними лежало несколько закрытых учётных книг. Отец по всей видимости что-то объяснял детям. Братья по-разному отреагировали на вторжение Росена. Старший из них, Петер, проявлявший большие способности к работе с цифрами, смотрел на него с возмущением. Во взгляде Милена, младшего из братьев было видно облегчение. Его куда больше интересовали истории о витязях. Сашко Андронов без приветствия спросил:

— Что нужно? — С того самого момента, когда Росен заявил ему о нежелании идти по его стопам он считал нужным демонстрировать разочарование.

— Здравствуй, отец. Несколько слов. С глазу на глаз.

Тон Росена подсказал отцу, что дело важное.

— Отдохните пока. — Сказал он младшим сыновьям, а когда те немного замешкались, приказал, — выметайтесь, быстро.

После того, как дверь за Петером с Миленом закрылась, Росен молчал с минуту. Отец смотрел на него выжидающе, а когда сын направился к выходу, Сашко удивлённо спросил:

— Ты куда?

Росен не ответил. Он вышел в коридор и, сделав несколько шагов от комнаты отца, открыл в стене неприметную дверцу. За ней находилась смежная с кабинетом отца комнатка. Из неё можно было слышать и видеть всё происходящее в соседнем помещении. Сашко Андронов использовал её для обучения сыновей. Росен сам провёл здесь немало часов, наблюдая, как отец ведёт переговоры. К его радости ни один из братьев не решил подслушивать. Не хотелось пытаться вытащить их наружу.

Удостоверившись, что за ними не шпионят, Росен вернулся в кабинет отца. Тот заявил:

— В отличие от тебя, они всегда делают, что им говорят.

Росен пропустил колкость мимо ушей. Он сел на место Петера.

— Боярин Пламен Младов желает тебя видеть.

— Хорошо, но сначала я закончу урок. Так ему и передай.

— Это срочно, отец. — Росен ожидал, что отец будет отпираться, — И это важно.

— Не сомневаюсь. У Пламена всегда всё важно. И у Крума важно. И у Георги всё важно. А для меня важно обучить сыновей семейному ремеслу. Так что они могут подождать.

Росена передёрнуло, когда он услышал имя убитого казначея. От внимания Сашко это не укрылось. Он смотрел на сына с интересом. Памятуя запрет боярина, Росен сомневался, говорить или не говорить отцу о ночном происшествии. Решив, что лучше ослушаться в малом, но выполнить основной приказ, он прошептал:

— Георги Лазаров убит сегодня ночью. — И скороговоркой добавил, — но я тебе ничего не говорил.

— Чтооооо??? — Сашко Андронов был ошеломлён новостью. Росену всегда хотелось, чтобы отец с уважением относился к его выбору. Сейчас он добился желаемого, только радости не почувствовал. — Как? Кем? Что с семьёй? — засыпал его вопросами отец.

Росен не ответил ни на один из них. Он и так преступил грань дозволенного.

— Все подробности расскажет тебе боярин Пламен Младов. Я тебе ничего не должен был говорить. Прошу тебя помнить об этом.

Сашко Андронов, вскочив с места, направился к выходу. Росен поднялся вслед за ним. Но отец, обернувшись, жестом остановил сына.

— Я не закончил урок. А значит, этим займёшься ты. Мы говорили о процентах. До Старого Оплота доберусь без провожатого.

Понимая, что спорить бесполезно, Росен вернулся за стол. «Помилуй меня, Инвирит», — взмолился он, занимая место Сашко и пытаясь вспомнить, что ему известно о процентах.

Глава 4

…Огради всех моих близких от зла. — Закончив молитву, Томаш открыл глаза. Он всегда заканчивал молитву этой просьбой. Подниматься с колен не спешил, остальные ещё общались с Инвиритом. Они были в маленькой больничной каносе. Его Святейшество Бенедек III, едва заняв Святой Трон, завёл обычай: раз в неделю, Шентвеж лично проводил службу где-нибудь в городе. Якобы такое отношение к делу прибавит ему любви среди простого народа. Он не ошибся, Бенедек был чуть ли не самым любимым главой церкви среди горожан за всё время существования Каарманта. Однако истинная причина таких действий была иной. После службы каносу оцепляли две дюжины зантийских гвардейцев Шентвежа, а Его Святейшество наедине проводил беседы подальше от полных чужих ушей дворца. Томаш не считался посторонним, он был безмолвной тенью Бенедека. Сегодня кроме них в каносе остались двое. Они приехали перед началом общей службы в закрытой карете. Оба были гладко выбриты, одеты в нарочито дорогие наряды, были похожи на богатых купцов, решивших сделать крупное пожертвование. Но больше сходств в их внешности не было, и вели они себя совершенно по-разному. По первому, светловолосому невысокому и полному пану можно было сказать, что он чувствует себя как рыба в воде. Толстяк действительно раздавал после службы щедрые подаяния нуждавшимся. Его спутник напротив был черняв, высок и крепко сбит. Вот только во всех его скованных движениях была видна неуверенность, даже испуг. Создавалось впечатление, что незнакомец впервые видит столько людей в одном месте. Он старался не отдаляться на расстояние более двух шагов от своего уверенного товарища. А еще постоянно ощупывал подбородок, будто потерял на нём что-то важное.

Его Святейшество тоже закончил молитву и поднялся, чтобы присесть на лавку. Гости расположились напротив, а Томаш занял место за спиной Бенедека. Несмотря на это Шентвеж, обернувшись, сначала обратился к нему.

— О чём ты просил Инвирита, Томаш?

— Чтобы он оберегал близких мне людей, — после короткой паузы сказал телохранитель. Этот вопрос был частью их ритуала.

— Я вхожу в их число? — задал следующий вопрос Бенедек.

— Да, Ваше Святейшество.

После этого ответа Шентвеж всегда переводил взгляд на собеседников, давая им понять, что если кто-то замыслил против него, то он под надёжной защитой не только меча Томаша, но и его молитвы.

Первый из гостей оказался не купцом, а представителем Альзерского банка по имени Зденек Волиш. Когда представился второй, то его поведение стало понятным. Его звали Наримунт Вайден. Родом он был из Валькавских земель, места, где люди продолжали молиться самым разным богам. А все тамошние мужчины носили бороды. Это был не первый язычник, увиденный Томашем в жизни, но первый безбородый. Однако он ошибся. Первым вопросом Его Святейшества, к гостю из языческих земель был:

— А кому вы возносили молитвы, Наримунт? Мологру, Зелегу или Гаварсе, — продемонстрировал Бенедек знание пантеона валькавских племён. Вопрос можно было понять двояко. С одной стороны, гость нанёс серьёзное оскорбление хозяевам, если бы молился своим богам в каносе. С другой — Шентвеж говорил настолько непосредственным тоном, что его нельзя было заподозрить в чём-то кроме обычного интереса.

На лице валькавца не дрогнул ни один мускул. Его ответ удивил Томаша.

— Ошибаетесь. Я, как и все вы возносил молитву Инвириту. Моя семья уже несколько поколений приняла его в сердце.

— Не может быть! — искренне удивился Его Святейшество. Томаш понял, что он хочет разговорить гостя.

— Ещё как может, — всё тем же ровным тоном продолжал валькавец. — Верховный вождь Милзас, по своей мудрости не мог отправить в святой город Каармант, для беседы с вами кого-то иного. В наших землях каждый волен верить в то, что ему больше нравится. А байки, коими вас потчует Сигизмунд Кенетеш, — при упоминании имени Магистра Ордена Красных Мечей в голосе и выражении лица Наримунта впервые появилось нечто похожее на гнев, — не более чем порождение его больного воображения.

Томаш едва не задохнулся от возмущения. Он был воспитан на историях о храбрых и самоотверженных витязях с красными мечами на плащах, несущих истинную веру в заблудшие души жестоких язычников. Его Святейшество отреагировал на заявление более спокойно.

— То есть вы хотите сказать, что магистр Сигизмунд и его витязи — обычные сумасшедшие, обуянные жаждой убийства?

Валькавец задумался. Ответить утвердительно значило возвести очень серьёзное обвинение на орден. Однако колебался Наримунт недолго. Он заговорил с жаром.

— Да. Именно это я и хочу сказать. Если у витязей ордена красные мечи, то красны они от крови невинных. Они давно уже не пытаются нести нам истину Инвирита, всё, что приходит к нам с запада это кровь, смерть и разрушение. В землях моего рода уже с десяток лет не было проповедников, а каратели частые гости! Они убивают, грабят и жгут, обрекая выживших на голод! — Валькавский гость начинал терять самообладание. Его голос разносился под высокими потолками каносы всё громче.

— Каармант ежегодно отправляет множество людей нести истину Инвирита в ваши земли. А возвращаются немногие. Они рассказывают нам ужасные вещи о том, что жители ваших земель жестоко расправляются со служителями Инвирита. Сжигают их, скармливают волкам, которые у вас вместо собак, рвут на части…

— Ложь! — резко перебил Бенедека Наримунт. Непозволительная дерзость. Томаш схватился за рукоять меча, но Шентвеж, предчувствуя это, успокаивающе взмахнул рукой.

— Не стоит обнажать оружие в святом месте. — Затем обратился к Наримунту. Голос оставался всё таким же доброжелательным: — вам есть, чем это доказать.

— А разве того, что я сказал о себе и землях моего рода недостаточно? — валькавец уже успел взять себя в руки и говорил спокойно, как в начале беседы. — Мы полагаем, что ваши проповедники навсегда остаются в крепостях ордена. А те, кому дозволяют вернуться назад, хорошо научены, что говорить.

Обвинение прозвучало. Тогда, молчавший до этого альзерский банкир поспешил вмешаться. Он говорил быстро, будто опасался, что его перебьют:

— Прошу прощения, Ваше Святейшество. Народ моего друга Наримунта уже много лет воюет с орденом. Взаимная ненависть настолько сильна, что обе стороны готовы обвинять друг друга во всех грехах.

Валькавец уничижительно посмотрел на спутника. Томаш не сомневался, что Шентвеж наградил банкира таким же взглядом.

— Нет, пусть говорит, — ответил альзерцу Его Святейшество. Теперь он напустил в голос гнева — Наш гость очерняет витязей, но умалчивает о тех бесчинствах, что творят его соплеменники, когда атакуют земли ордена. Разве они не убивают местных крестьян и не сжигают их посевы? Разве они не жестоки и беспощадны?

Валькавец не сразу нашёлся с ответом. Он долго смотрел на Шентвежа, не моргая. Тяжело вздохнув, горестно согласился.

— Я не могу говорить за каждого из нас. Конечно, среди моего народа тоже есть те, кому нравится убивать ближнего. Я признаю это с прискорбием, — горечь исчезла из голоса. — Мы вынуждены делать это. Нас вынуждают. Чтобы восполнить потери от атак витязей. Клянусь, мы давно готовы к миру. Разве моё присутствие здесь не лучшее тому доказательство?

Томаш смотрел на Наримунта во все глаза. До этой встречи, он, как и многие другие считал валькавцев не более, чем рычащими дикарями, поклонявшимся камням и деревьям. А этот человек мало того, что выглядел как большинство горожан, он не только не рычал., а говорил на одном с ним языке и произносил разумные слова. Конечно, Томаш и раньше встречал уроженцев валькавских земель. К примеру, Бодриса, одного из друзей Драгомира. Но по тому было сложно судить о народе. Во-первых, до того, как Томаш с ним познакомился, Бодрис уже несколько лет прожил вне родного племени. А во-вторых тот был нелюдим, от него редко можно было вытянуть больше двух-трёх слов. К тому же этот разговор подтверждал подозрения Томаша по поводу внезапно возникшего у Его Святейшества интереса к книгам о язычниках. Задумавшись, Томаш пропустил часть разговора, а когда опомнился, слово держал Бенедек III. Он обращался к альзерцу.

— А какой ваш в этом интерес, Зденек?

— Не буду вам врать, Ваше Святейшество, — хохотнул банкир. — Нас мало интересует распространение истины Инвирита среди заблудших душ. — Он замолчал, видимо ожидая, что его спросят о мотивах. Но, когда вопроса не последовало, продолжил. — Дело в торговле и только в ней. Там есть товары, очень интересующие наших купцов. Но из-за ограничений, устроенных орденом они не могут свободно торговать. Есть, конечно, те, кто, презрев риск, отправляется туда. Но лишь немногим удаётся хоть что-то привезти. Чаще всего витязи ордена задерживают наших купцов на обратном пути и конфискуют их имущество. А это убытки, убытки и ещё раз убытки.

— То есть вы открыто признаётесь, что ваши торговцы занимаются контрабандой? — с удивлением спросил у банкира Шентвеж.

— А что в этом такого? — с искренним недоумением ответил вопросом на вопрос Зденек Волиш. — Ништийские купцы, презрев все запреты, свободно торгуют с валькавцами морем. А мы всегда исправно платим подати церкви. В том числе с этих денег. К тому же, — глаза банкира озорно блеснули, — я и мои коллеги уверены, что сумеем загладить вину за этот маленький грех. И не забывайте, только благодаря этому вы получили послание верховного вождя, а его посланник добрался до Каарманта.

— Конечно, — согласился Его Святейшество. — Обсудим это позже. — Затем он снова обратился к валькавцу. — Окончательное решение будет принято уже совсем скоро. О нём вам сообщат.

На этом разговор закончился. Гости покинули каносу, а Бенедек III остался сидеть в той же позе. Томаш не удержался и задал вопрос господину:

— Почему вы не пригласили Наримунта на совет, Ваше Святейшество? Ведь большинство считает валькавцев полными дикарями. А увидев его, поняли бы, что сильно ошибаются.

— Потому, Томаш, — ответил Шентвеж, не оборачиваясь, — что я не хочу, чтобы посланник Милзаса увидел, как зыбка нынче моя власть. Валькавский вождь видит в Инвирите силу единства. То, что позволит его народу, наконец, избавиться от бесконечной войны. Для Каарманта обращение язычников даст новый источник податей. А деньги нам очень нужны. Но если посланник увидит, какой разброд происходит в Старом Королевстве, что каждый магнат считает себя имеющим право мне перечить — они могут передумать. Потому что нет у нас силы единства, одна видимость. Пойдём отсюда.

Бенедек поднялся. Во дворе каносы их ждала закрытая карета, запряжённая четырьмя белоснежными лошадьми. Томаш помог Шентвежу забраться внутрь, а потом залез сам. Когда карета тронулась, её окружили две дюжины зантийских гвардейцев верхом на чёрных конях. Дорога протекала в молчании. Его Святейшество был полностью поглощён размышлениями. Пытаться по его лицу угадать, о чём он думает было бесполезным занятием. Горожане, завидевшие процессию, встречали их радостными криками, но гвардейцы не давали подойти им слишком близко. Томаш задумался о словах Шентвежа. Действительно ли у Его Святейшества так мало сил. Слыша приветственные возгласы толпы, было сложно в это поверить. Видимо его мысли отразились на лице, потому что неожиданно раздался голос Бенедека:

— Думаешь, правду ли я тебе сказал? — Томаш ничего не ответил от неожиданности, только кивнул. — Выгляни в окно. — Томаш повиновался.

— Красиво, не правда ли?

— Да, Ваше Святейшество. — Он не увидел в толпе ничего особенного, но почёл за лучшее согласиться с Шентвежем.

— Чтобы поддерживать эту красоту приходиться немало тратить. А если отказаться от расходов, Каармант очень быстро превратится в большой смрадный угол. Уважения нам это не прибавит. Слышишь эти крики. Как все мне рады?

— Да, Ваше Святейшество, вы много делаете для простых горожан.

— Да, делаю, потому что они мне нужны. Поверь, моих предшественников так не встречали. И гвардия была нужна им не для солидности, а для защиты.

— Я читал об этом.

— Молодец, тогда тебе прекрасно известно, что такое Бежский договор.

Дальше он мог не продолжать. Бежский договор, заключённый пятьдесят три года назад, окончательно раздробил королевство, сделав его «Старым». А ещё он очень ограничивал те силы, какими могли воспользоваться Шентвежи. По нему размер зантийской гвардии не мог превышать ста человек. Так называемая «Святая сотня». А армия Каарманта могла насчитывать не более трёх тысяч. Оставалась лазейка. Димитар IV, тогдашний Шентвеж, заключавший договор начал массово набирать людей в городскую стражу. Закончилось это неудачей. Представители трёх магнатских родов: Галермы, Уйлаки и Сицихи, ещё недавно нещадно резавшие друг друга объединились в союз и осадили Святой Город. Горожане, опасаясь расправы, открыли ворота. Димитар IV был низложен, а количество стражников ограничили ста пятьюдесятью людьми. Хоть число жителей в Каарманте за пятьдесят лет значительно увеличилось и стражи едва хватало, эту цифру никто не пересматривал.

Вечером, когда Его Святейшество вновь сидел в библиотеке, обложившись книгами и свитками, а Томаш изучал подробности Бежского договора. Согласно ему, на малых сеймах, куда съезжались магнаты Старого королевства, для каждого рода отводилось своё количество голосов. Эрнизы, мирийские короли — получали четыре, магнаты — по два. Пешаны и Осшевские, в награду за открытые ворота Каарманта, по одному. Со временем, когда магнатов становилось больше, пришлось ввести новое разделение. Теперь, представители самых знатных родов: Торечи, Галермы, Карантичи, Славничи, Раминичи, Тенье Товалы и Вильстовы имели три голоса. Остальные, такие как Миляны, Мазарки, Уйлаки, Сицихи и другие получали по два. Бискупы и магистры орденов мечей и щитов имели по одному голосу. Вполне возможно, в будущем всё изменится. Те же Галермы утрачивали влияние, уступая место Уйлакам и Гредеям. А ещё могут появиться новые магнаты, с чьим мнением придётся считаться

В дверь постучали. Бенедек III как обычно не обратил внимания на звук. Встрепенулся хранитель, вырванный стуком из полудрёмы. Он недовольно замахал руками. Томаш был уверен, будь его воля, старик никого бы не пускал сюда и, выгнав помощников, проводил бы долгие часы, поглаживая корешки фолиантов. Когда дверь открылась, в проёме показалась голова одного из охранявших вход гвардейцев. Он доложил:

— Ваше Святейшество, прибыл ваш сын.

Шентвеж оторвал взгляд от книги и недовольно спросил:

— Какой, старший или младший?

— Младший. Вместе с ним пан Драгомир Вирил.

— Пусть войдёт один. Пан Вирил может быть свободен. — Затем скомандовал. — Все вон.

Хранитель попытался возмущаться, но быстро осознав тщетность споров повиновался. Тем временем в библиотеку вошёл красивый стройный, среднего роста молодой мужчина с чёрными волосами до плеч. На губах, обрамлённых усами и аккуратной бородой, играла надменная улыбка. Это был Стефан Катени, каносер Тарницы, младший сын Его Святейшества. Он приветственно кивнул Томашу, когда проходил мимо. Томаш кивнул в ответ. Дверь в библиотеку закрылась.

В коридоре стоял Драгомир. Томаш приветливо улыбнулся другу. Тот вместо приветствия сказал с поддёвкой:

— Так и знал, что тебя снова выставят за дверь.

— Его Святейшеству не требуется охрана, когда он общается с теми, кому доверяет, — меланхолично ответил Томаш. — А тебя, каким ветром сюда занесло?

— Я был в Смрадном углу. Там меня нашёл Стефан. Он потребовал, чтобы я шёл с ним и взял с собой двоих, потому что он без охраны.

— И кого ты выбрал?

— А выбора у меня не было. Он сам назвал имена. Бодрис и Кайдум. Они пошли пешком, а я в его карете отправился к дворцу. — В голосе Драгомира не было возмущения, скорее одобрение.

Томаш с трудом сдержал улыбку. Такая выходка была полностью в духе младшего сына Шентвежа. Пройти через Святой Город в сопровождении двух язычников. Да ещё каких. Бодриса, немного уступавшего размерами Томашу, можно было издалека спутать с обычным горожанином. Он одевался, как местные, говорил, как местные, хоть и редко. Вблизи всё равно становилось понятно, что он откуда-то издалека. Кайдум был его противоположностью — маленький, юркий, с постоянно бегающим раскосым глазом, у мансурца он был один. Одевался он в пёстрые одежды, что тоже выделяло его на фоне обывателей. Томаш задал резонный вопрос:

— И где же они?

— Не сомневаюсь, что Стефан зашёл бы вместе с ними в библиотеку. Однако нам не повезло по дороге встретить твоего деда. А сын Шентвежа с детства побаивается Карло. Пришлось отправить их на улицу.

Томаш усмехнулся. Его дедушку побаивался не только Стефан, но и все, кто воспитывался при дворе Его Святейшества. Ключнику дворца было абсолютно плевать, насколько знатного рода пойманный им за шалостью сорванец. Немало он оттягал их за уши на своём веку. А если кто-то из подопечных жаловался на Карло Бенедеку, Шентвеж всегда становился на сторону слуги. А в довесок требовал всыпать воспитаннику от своего имени.

Он не успел ничего ответить. Дверь библиотеки оглушительно хлопнула, и оттуда со скоростью арбалетного болта вылетел Стефан с криком:

— Не бывать этому!!!

Томаш с Драгомиром, не сговариваясь, посмотрели на хранителя. Тот, казалось, вот-вот грохнется в обморок. Не давали ему упасть все пятеро его помощников, крепко обхватив старика. Каносер Тарницы не обратил на это никакого внимания. Он был готов воспламениться от переполнявшего его гнева, но держал зубы крепко сжатыми, пока хранителя не втащили в библиотеку.

— Что стряслось? — первым спросил у Стефана Драгомир.

Перед тем как ответить сын Его Святейшества разразился потоком брани.

— Он хочет отослать меня к дикарям! Желает, чтобы я нёс им истину Инвирита! — Кричал он, нисколько не смущаясь стоящих у двери гвардейцев. Зантийцы стояли так, словно рядом с ними ничего не происходит. — Я ему сотню раз говорил, что не хочу иметь ничего общего с каносами и верой, а он собирается назначить меня бискупом в валькавские земли! К дикарям! В их лачуги среди лесов и болот! — Стефан задохнулся от гнева.

— Я видел сегодня одного из них, — примирительным тоном начал Томаш. — По имени Наримунт Вайден. Он не выглядел, как дикарь, скорее наоборот. Люди его рода давно приняли Инвирита в сердца. От него мы узнали о жестокостях ордена красных мечей…

— Иногда мне кажется, — перебил его Стефан, — что ты метишь на место моего отца, после его смерти. В ком угодно ты стремишься отыскать что-то хорошее, даже в… — он замолчал, заметив, как изменилось лицо Томаша, и как сжался его огромный кулак.

— А как же Бодрис? — вмешался Драгомир.

— Твой дикарь уже долго живёт среди нормальных людей. И всё равно хорошо видно, откуда он.

— Ты говорил о жестокостях ордена, Томаш? Да если Бенедек отправит Стефана бискупом к валькавцам, то их вождь очень быстро попросит забрать его обратно и вернуть Кенетеша с его сворой, — не остался в долгу Драгомир, рассмеявшись.

Томаш присоединился к нему. Стефан злобно зыркнул на них.

— Заткнитесь оба. — По-змеиному прошипел каносер Тарницы. — Не то….

Это вызвало только новый взрыв хохота. Они вместе росли, слишком давно и слишком хорошо друг друга знали, чтобы серьёзно отнестись к любой угрозе Стефана в их адрес. Сын Его Святейшества ждал несколько секунд, но его терпение быстро лопнуло:

— Хватит ржать! — скомандовал он, а в голосе его прозвучали нотки, заставившие смех умолкнуть. В наступившей тишине Стефан предложил. — Нужно расслабиться. Пойдём в бордель «У русалки».

Драгомир согласился, а Томаш развёл руками:

— Я остаюсь охранять твоего отца.

— Думаю, гвардейцы сумеют справиться со стариком и пятью невооружёнными юнцами без твоей помощи. — Ответил ему каносер Тарницы, уже взяв себя в руки.

— Служба, — покачал головой Томаш.

— Ладно, — легко согласился Стефан, — только потом не жалуйся, что тебя не приглашали.

Они обнялись на прощание.

Глава 5

Марта Тачак, хозяйка борделя «У русалки» встретила Драгомира и Стефана искренней улыбкой, быстро исчезнувшей, когда следом за ними вошли Бодрис и Кайдум. Сын Его Святейшества не обратил внимания на эту перемену в настроении. Он уверенным шагом прошёл внутрь, щедро раздавая работницам шлепки и взгляды.

— Чего хмуришься, Марта? Не рада нас видеть? Я вот скучал по тебе и твоим девочкам.

— Так что тебе мешало зайти? — холодно ответила хозяйка. — Сам знаешь — мои двери всегда открыты для дорогого гостя.

— Дела, дела. Некогда тратить время на развлечения, — глубокомысленно изрёк Стефан. А Драгомир задумался над вопросом, где тот пропадал? Каносер Тарницы исчез из Каарманта месяца полтора назад, после чего от него не было никаких известий. Ровно до того момента, пока сегодня он не свалился, словно снег на голову.

— Знаю я твои дела, Стефан. — Отмахнулась от него Марта, — Привет, Драгомир. Ты не мог выбрать сопровождение поприличнее?

Бодрис и Кайдум, даже если слышали её вопрос, притворились глухими. Драгомир развёл руками:

— Не я выбирал. — Марта злобно покосилась на Стефана, тот же с невинным видом рассматривал прелести подошедшей к нему девушки. — Брось ты это, они же не доставят никакого беспокойства.

— Да знаю я. Но ты ведь тоже знаешь, что они пугают девушек и некоторых посетителей. — Она сделала паузу. Продолжила, взглянув на валькавца с мансуром. — И меня тоже. Особенно кочевник. Этот его глаз… Убери от неё руки! Сначала плати, потом развлекайся, — последние слова она адресовала Стефану, уже запустившему ладони под лёгкое платье проститутки.

— Так, а долго мы будем в дверях стоять? — с насмешкой спросил сын Его Святейшества. — Драгомир, я передумал. Уходим отсюда. Проведём вечер где-нибудь, где более приветливы с посетителями.

Он развернулся, чтобы уйти. Драгомир, зная, что это всего лишь игра не пошевелился. Марта, приняв позу радушной хозяйки, произнесла с саркахмом:

— Чего желает благородный пан? Сначала поесть и выпить или сразу отправиться наверх?

Стефан сделал ещё несколько шагов к выходу, прежде че остановиться. Потом сказал, резко обернувшись:

— Так бы сразу. А то я вообще удивляюсь, как к тебе кто-то ещё ходит. Но у меня есть условие, моим друзьям не будет ни в чём отказано, — расплывшись в самой обаятельной из имевшихся у него улыбок, Стефан указал рукой на Кайдума и Бодриса, всё ещё топтавшихся около входной двери.

Лицо Марты помрачнело. Было видно, что ей непросто произнести эти слова. Наконец она поборола себя:

— Хорошо. Проходите.

— Веселей, хозяйка! — Стефан хотел прикоснуться к ней, но напоролся на ледяной взгляд её карих глаз. — Мы будем на нашем месте.

Драгомира всегда удивляло, как эта миниатюрная молодая девушка умудрялась ставить на место зарвавшихся мужчин. Он всегда поражался её храбрости. Она не видела разницы ни в статусе посетителя, ни в его размерах — если кто-то нарушал правила, установленные в её заведении, то всегда покидал его. Иногда навсегда. А бордель «У русалки», расположенный у самых вод Ленты, считался одним из лучших не только на «простой» стороне Каарманта. Конечно, всегда на помощь Марте были готовы прийти два вышибалы, следившие за порядком. Однако такие случаи были редки. Обычно хватало её острого языка и безудержного напора.

Они прошли внутрь. Зал был почти полон. Мужчины за столами ели, пили и разглядывали разносивших угощения девушек в лёгких полупрозрачных платьях с мешочками на шеях. Иногда кто-то вставал, подходил к работнице и, бросив в мешочек монеты, отправлялся с избранницей наверх. Их столик в дальнем углу рядом с окном, выходящим на реку, был свободен. Почти сразу же после того, как все четверо уселись, девушка, заинтересовавшая Стефана на входе, поставила перед ними пиво и тарелку с утопенцами. На этот раз сын Его Святейшества не обратил на неё внимания. Драгомир, проследив за его взглядом, увидел, что друг не отрывает глаз от Марты.

— Эй, — окликнул он Стефана. Когда тот не отреагировал — дёрнул его за плечо.

— Что такое? — каносер Тарницы от неожиданности начал озираться по сторонам.

— Пиво пить будем? — спросил у него Драгомир, поднимая кубок на уровень глаз. Когда остальные последовали его примеру, он произнёс тост, — За здравие Его Святейшества. Да даст Инвирит ему долгие лета!

Когда уже неполные кубки вернулись на стол, Стефан снова начал смотреть в сторону Марты. Мечтательно, будто находясь в полудрёме, сказал:

— Какая женщина… Повезло же здоровяку….

Для Драгомира не было секретом, что Стефан давно мечтает хотя бы об одной ночи с хозяйкой борделя. Но на пути к цели ему мешали ровно два препятствия. Первое — нежелание Марты дать ему шанс. А второе звали Томаш Такеди.

— Почему она выбрала именно его, Драгомир? — с отчаянием произнёс Стефан.

— Потому что он, в отличие от нас с тобой, скала. На него всегда можно опереться и за ним спрятаться от бед, а мы слишком ненадёжны…

Объект их беседы неожиданно оказался рядом, что Драгомир не договорил. Марта была чем-то недовольна.

— Вирил, я совсем забыла. Эльза сказала, что ты отказался от её услуг. Почему?

Драгомир уже и думать забыл о проститутке, но поспешил стать на её защиту:

— Она всё делала хорошо. Просто я понял, что сейчас мне это не нужно.

— Понятно, — глубокомысленно ответила Марта Тачак. — Подобрать другую?

— Нет. Спасибо. Мне сейчас не до этого.

Хозяйка ушла, не ответив на его слова. Стефан же удивлённо смотрел на Драгомира.

— Ты приходишь в бордель и говоришь, что тебе «не до этого?»

— А я здесь просто составить тебе компанию, — усмехнулся Драгомир.

— И ты ещё говоришь, что ненадёжен? Где ещё найти такого олуха, что много лет хранит верность давно вышедшей замуж женщине.

— Про верность громко сказано… — попытался возразить Драгомир, но Стефан его перебил.

— А как ещё сказать? Ты не видел её много лет. Она же уже разродилась целым выводком маленьких Карантичей, сколько их там, пятеро? Скорее всего она уже располнела, подурнела, а от её красоты осталось меньше, чем ничего. — Он рассмеялся, — Бодрис, Кайдум, скорее прячьте всё острое. Видел бы ты сейчас собственное лицо. — Стефан вернулся к началу разговора. — Ты меня не понял. Если бы она выбрала тебя, к примеру, лучше бы не стало.

— Я даже не участвовал в борьбе за сердце Марты, — хмуро напомнил Драгомир. Он подавил в себе желание съездить кулаком по красивому лицу сына Его Святейшества. Бодрис и Кайдум молча потягивали пиво. Казалось, к разговору они не прислушиваются. Всё их внимание было занято разглядыванием ходящих вокруг красоток в полупрозрачных платьях.

— Неважно. Почему из армии кавалеров, за ней ухлёстывавших, она выбрала именно моего друга? Будь это кто другой, я бы с ним боролся, а так — не могу.

— Так может, она выбрала Томаша из-за того, что он один за ней не ухлёстывал? Если послушать тебя, Стефан, можно подумать, что ты готов жениться на Марте.

— А может быть и готов, — с вызовом ответил друг. — Может я так же как ты: бегаю за юбками из-за разбитого сердца.

— Не смеши меня. В конце концов, твой отец не позволил бы этому произойти.

— Тебе напомнить, кем была моя матушка? — мгновенно парировал Стефан, — Простолюдинка из простолюдинок. И это совсем не мешало батюшке жить с ней до самой её смерти.

— Может быть разница в том, — Драгомир подождал, пока подошедшая девушка дольёт пиво в опустевшие кубки. — Что ты — сын Его Святейшества. А он был сыном бедного секравского шляхтича?

Стефан махнул рукой, показывая, что дальнейший спор не имеет смысла. Драгомир решил сменить тему.

— Ты так и не рассказал, как прошёл по городу в сопровождении моих людей?

— О, это было великолепно, да ребята? — Бодрис и Кайдум кивнули, — На нас оборачивались, как на чудо. Когда весть дойдёт до отца, он будет в ярости. Я прямо сейчас вижу его раскрасневшееся от гнева лицо и слышу вопли: «Ты позор семьи!!!» Хотя, чего я тебе рассказываю. Ты помнишь, как он отреагировал на твою просьбу. И, кстати, готовься. Отец точно узнает, что это были за язычники, так что порция его ярости перепадёт и тебе.

Драгомир хорошо помнил, как отреагировал Бенедек III, когда он попросил освободить из темницы Каарманта Бодриса и Кайдума. Им тогда обоим грозила виселица. Бодрису за браконьерство в лесах, принадлежащих Его Святейшеству. Кайдум был захвачен во время налёта мансурцев витязями ордена Чёрных щитов. Его, вместе с несколькими другими пленниками отправили в Каармант, чтобы развлечь местных жителей казнями. Драгомир, собиравший тогда «убогую свиту» попросил помиловать одного из налётчиков. Шентвеж, в ответ на просьбу, рвал и метал. В какой-то момент ему показалось, что он скорее взойдёт к петле вместе с кочевниками, чем дарует одному из них свободу. Так был велик гнев Его Святейшества. Спасло Драгомира от этой участи только заступничество Давида Катени, старшего брата Стефана.

— И ты удивляешься, почему Шентвеж пытается отослать тебя подальше от Каарманта?

— Я не удивляюсь. Но не в Валькавские земли же. Кто-то по своей воле и в здравом уме согласен туда ехать, вообще? Эй, Бодрис, ты хочешь вернуться в Валькавские земли?

— Нет. — Ответил тот, а потом добавил. — Куда Драгомир, туда я. — Говорил он медленно, так что Стефан успел несколько раз перевести непонимающий взгляд с Бодриса на Драгомира и обратно.

— Что ты не договариваешь, Вирил?

— Через несколько дней пройдёт малый сейм.

— Я слышал.

— Твой отец сообщил, что мне вскоре предстоит куда-то уехать из Каарманта. А так как в этот момент вокруг него лежала гора книг и свитков о язычниках, то я сделал очевидный вывод. Так, что не переживай. В валькавских лесах и болотах тебя ждёт хорошая компания. И да, — пан Вирил обратился к валькавцу, поразмыслил и решил, что тебе лучше остаться в Каарманте. — Бодрис благодарно кивнул.

Теперь Стефан переждал, пока им доливали пиво. Тон его впервые за вечер стал серьёзным.

— Да не в этом дело, Драгомир. Не хочу я тратить жизнь на то, чтобы нести людям истину Инвирита. Не желаю быть ни каносером, ни обычным, ни верховным, ни Шентвежем. Ты ведь знаешь, я сразу засыпаю, стоит мне начать читать какой-нибудь духовный труд.

— Та ещё тягомотина, — согласился Драгомир. А сын Его Святейшества продолжал:

— Я уже несколько лет старательно избегаю обязанностей каносера Тарницы. Благо, у меня там есть хороший помощник. Он делает всю работу, я за это позволяю ему брать из казны на собственные нужды.

Драгомир слышал такие речи уже не впервые. Вот только по решению Бенедека III войска Шентвежа возглавлял старший сын — Давид.

— Вы кого-нибудь выбрали? — вместо ответа обратился он к своим людям, чтобы отделаться от набившей оскомину темы.

— Да, — сказал Кайдум. Бодрис просто кивнул.

— А деньги у вас есть?

— Нет, — сообщил мансурец. Валькавец покачал головой.

— Куда вы их только тратите? — шутливо возмутился Драгомир, отсыпая обоим по несколько монет. — Хорошо проведите время.

Его люди встали и отправились к избранницам. Он на них не смотрел, а перевёл взгляд на Стефана, чтобы вернуться к прерванному разговору:

— По решению Его Святейшества армией Каарманта руководит Давид.

— Знаю я. Но мой брат не оставит этот пост, даже если я его об этом очень попрошу.

— Даже не думай, — зло прошипел Драгомир. — Давид мой друг. Такой же, как ты.

Стефан с интересом посмотрел на него, будто бы не понял о чём он. Потом на лице появилось понимание, быстро сменившееся возмущением.

— Ты с ума сошёл? Ты как вообще мог такое подумать?! Он мой брат!!!

Однако в глубине его глаз Драгомир увидел нечто похожее на разочарование. Разговор дальше не клеился. Каждый молча цедил пиво. Когда очередные кубки были осушены, Стефан спросил:

— Может водки?

— Нет, спасибо. У меня есть идея получше. Ты отправишься наверх, развлечёшься, а я пойду домой и отдохну.

Стефан не успел ответить. Над их столом раздался громкий недовольный голос.

— Я всё думаю, почему здесь сегодня так неприятно пахнет. А вот и источник вони.

После этих слов раздался дружный смех из нескольких глоток. Драгомир, покачал головой Стефану, уже тянувшемуся за лежавшим на столе ножом. Сын Его Святейшества остановил руку на полпути.

— Чего молчите, девочки, в штаны наложили? — в голосе появилось презрение. А в их стол упёрлись два кулака в кожаных перчатках.

— Вот чёрт, — прошептал себе под нос Драгомир.

Он поднял глаза. Весь хмель вышел из него в ту же секунду. Над ними нависал мужчина, их ровесник. За его спиной толпилось ещё пятеро человек. Мужчину звали Адам Осшевский. Был он представителем одного из двух крупных знатных родов Каарманта. Старый знакомый. Старый, но не добрый. Всё в зале борделя замерло. Посетители застыли с поднесёнными к губам кубками. Девушки остановились в проходах. Все с интересом смотрели на их столик.

«Как не вовремя, — подумал Драгомир. — Будь с нами Бодрис и Кайдум этот павлин не посмел бы сюда подойти. Но не бежать же теперь за ними наверх». Марты в зале не было. Её вышибалы, почуяв неладное оторвались от стен, но пока не спешили приближаться. Надеялись, что конфликт утихнет сам по себе.

— Это неуважение, Вирил. — Пришелец сознательно игнорировал Стефана. Драгомиру пришлось ещё раз покачать головой, потому что рука друга вновь медленно поползла к ножу.

— Ты что-то сказал, Адам? — решил ответить он. — Или это кошку мучают?

— Да. Я сказал, что вам здесь не место. — Адам не поддался на такую простую провокацию.

— Твоё мнение по этому поводу нас не интересует, иди куда шёл.

— К сожалению, я шёл сюда. Чтобы хорошо провести время. А теперь вечер безнадёжно испорчен.

— Тебе с твоей сворой, — вмешался в разговор Стефан, всё также глядя перед собой, — не нужны девушки, чтобы хорошо провести время. Вам вполне хватит друг друга.

— Что ты сказал?! — ещё один кулак оказался на столе. Он с грохотом опустился на поверхность так, что на ней подпрыгнула и задребезжала посуда. Драгомир краем глаза заметил, что вышибалы начали продвигаться к ним

— Не вмешивайся! — скомандовал Адам, и рука исчезла. Он, наконец, перевёл взгляд на Стефана. Смотрел на него, как на грязь, испачкавшую его сапог. Голос стал едким — А, ублюдок пришлого выскочки. Почему не поднимаешь глаза? Стыдно показывать приличным людям лицо?

Даже если бы Драгомир попытался, он сомневался, что успел бы остановить друга. Неожиданно для всех рука Стефана, до этого лежавшая на столе рванула вверх и, схватив Адама за ворот расшитого золотом камзола, потянула вниз. Несмотря на отчаянное сопротивление, очень быстро его голова оказалась на столе. Люди скандалиста не сдвинулись с места, потому что свободной рукой Стефан наконец-то схватил так манивший его нож. Опешили даже вышибалы, не дойдя до их столика. Направив оружие в левый глаз Адама, Стефан процедил сквозь зубы:

— Слушай меня внимательно, выродок. Я слишком уважаю хозяйку этого прекрасного заведения, чтобы пролить здесь кровь даже такой свиньи, как ты. Забирай своих любовников и проваливай, иначе я могу передумать. Всё понял?

Адам, заметно растерявший спесь, смог только кивнуть. Но когда Стефан его отпустил, и он смог выпрямиться, к нему вернулась уверенность. Он начал визгливо кричать:

— Это оскорбление! Я требую удовлетворения!!!

За его спиной раздался ледяной женский голос.

— Удовлетворения будешь требовать, когда заплатишь. — Это была Марта. Она протиснулась между дружками Адама и заняла позицию между конфликтующими сторонами. На её лицо было страшно смотреть. — Какого хрена встали? — крикнула хозяйка вышибалам. — Завтра будете искать другую работу. Грузчики всегда нужны.

— Панна Тачак, — начал, было Адам, но Марта его перебила.

— Ты ещё здесь? За тобой и твоими прихвостнями дверь должна была закрыться ещё несколько мгновений назад. Конечно, если вы хотите ещё посещать моё заведение. Помогите Пану Осшевскому и его товарищам найти выход, — приказала она стремительно подбежавшим вышибалам. Потом её взгляд, метавший громы и молнии, перешёл на Драгомира со Стефаном. Но с ними она заговорила немного спокойнее. — Вам тоже лучше уйти.

— А нам почему? — возмутился Стефан. — Мы спокойно сидели и пили пиво.

— Потому что мне не нравится, когда в моём заведении посетителям угрожают выколоть ножом глаз, — в тон ему ответила Марта.

— Это несправедливо, — не унимался сын Его Святейшества.

— Как и многое другое в этом мире. Я рада, что не одна это замечаю. Уходите.

— Но тут остались мои люди, — вмешался Драгомир.

— Думаю, они уже взрослые мальчики и самостоятельно сумеют найти дорогу домой. — Марта была непреклонна. Потом ей пришла в голову идея. Она крикнула уводящим других посетителей вышибалам. — Стойте. Пускай пан Осшевский с товарищами побудет здесь. Ещё не хватало, чтобы господа устроили поножовщину прямо на моём пороге. Лучше проводите пана Катени и пана Вирила до безопасного места.

Спорить было бесполезно. Они со Стефаном поднялись. Проходя мимо Марты, Драгомир шепнул ей:

— Но они могут напасть на Бодриса с Кайдумом.

— Если бы ты держал язык за зубами, они бы о них даже не вспомнили, — прошипела она ему в ответ. — Я что-нибудь придумаю.

Когда они проходили мимо, Адам и его люди смотрели на них с чувством превосходства.

— Женская юбка спасла твою жизнь, ублюдок выскочки. — сказал он громко, чтобы его слова долетели до каждого угла зала. Стефан в ответ плюнул ему под ноги.

Под конвоем вышибал, один шёл спереди, другой сзади Стефан и Драгомир оказались на улице. Погода испортилась: стало прохладно, моросил мелкий дождь. Стоило им недалеко отойти от борделя, сын Его Святейшества предложил сопровождающим оставить их.

— Мы сами дойдём. А вы пока подышите ночным воздухом. Как пройдёт столько времени, сколько нужно, чтобы успокоить вашу хозяйку — возвращайтесь на пост.

Было ясно, что он задумал устроить засаду.

— Ну, уж нет, — несмело, всё-таки он говорил с сыном Его Святейшества, ответил один из вышибал. Хозяйка приказала увести вас в безопасное место, мы уведём.

— Надеешься, что она тебя не выгонит? Как бы не так, — не унимался Стефан. — А ну пошли вон! — Он остановился, всем видом давая понять, что не сдвинется с места.

— Пошли, — Драгомиру пришлось подтолкнуть друга. Ему совсем не хотелось торчать в такую погоду на улице, в ожидании не пойми чего. — Мы ведь на не хотим навлечь беду на Марту? А вместе с ней на Томаша.

— Но он меня оскорбил!

«О Инвири милосердный, дай мне сил!» — взмолился про себя Драгомир. Вслух же сказал:

— А ты оскорбил его. Вы квиты. В конце концов, решать этот вопрос сегодня, крайне неразумно. Их больше, причём намного.

— Разве это преграда для таких воинов, как мы? Они разбегутся, как только я начну доставать клинок. — Стефан схватился за рукоять меча на поясе.

— Ты всё ещё пьян? Я писарь, а не воин.

Как ни странно, подействовали именно эти слова. Стефан угрюмо зашагал вперёд. Вышибалы довели их до одного из мостов, ведущих на Площадь Святости. Когда они ушли каносер Тарницы произнёс:

— Знаешь, что меня злит больше всего?

— Что же? — без особого интереса ответил Драгомир.

— То, что пока мы бродили под дождём, этот мелкий пакостник развлекался в борделе.

— Не думаю, — попытался успокоить друга Драгомир. — Скорее всего, Марта выставила их за дверь, выждав время.

— Какая женщина… — опять мечтательно сказал Стефан. — Наверное, ты прав. — Потом быстро сменил тему. Говорил громко, почти кричал. — Клянусь, я его прикончу. Не сойти мне с этого места, я проткну его грязное сердце сталью.

— Кого? — тихо спросил Драгомир, прикладывая палец к губам. Он краем глаза заметил патруль стражников, приближающихся к ним. Не то, чтобы он их боялся, наоборот, опасаться должны были они, но не хотелось, чтобы неосторожные слова Стефана долетели до посторонних ушей.

— Как кого? — Искренне удивился сын Его Святейшества. Трюк сработал, говорил он тише. — Осшевского разумеется.

Драгомир помедлил с ответом, пережидая, пока прошедший мимо патруль не удалится на достаточное расстояние.

— Конечно, мой друг, конечно. Но не сегодня. Впереди ещё много дней и ты обязательно поможешь ему напороться на меч.

Глава 6

— Хорошо Драгомиру, раздал команды, а сам занимается не пойм чем. — Недовольно пробормотал Раду.

Милош бросил взгляд на Элемера. Витязь пожал плечами. Раду, бывший тилийский разбойник, обладал непреодолимой тягой к жалобам, что было странно для человека, привыкшего зачастую ночевать в горах под открытым небом. Причём ничем сложным он сейчас не занимался. Всего лишь складывал припасы. Что-то серьёзнее ему никто бы не доверил. Милош часто задумывался: что в этом человеке, не умеющем ни читать, ни писать, и считающем с трудом до десяти на пальцах, нашёл их патрон. Но был уверен, что у Драгомира имелись на это причины.

— Вот где он сейчас, чем занимается? — не унимался Раду, раздумывая над тем стоит ли класть в мешок кресало.

— Клади уже, лишним не будет, — не выдержал Милош. — А если считаешь, что Драгомир занимается не пойми чем, то это не твоего ума дело.

Элемер посмотрел на него осуждающе. Раду же мгновенно вспыхнул. Он бросил кресало на пол и словно бык, начал надвигаться на Милоша, сжимая немаленькие кулаки. Что-что, а когда ему указывали на его тугодумство, тилиец понимал прекрасно.

— А ну стоять! — не дав Раду подойти почти вплотную, решил вмешаться Элемер. Разбойник побаивался витязя, а потому остановился, как вкопанный. — Иди, собирай вещи, скоро выступаем.

Тут он кривил душой. На сборы у них было ещё два с лишним дня. Однако Элемер предпочёл всё подготовить заранее, чтобы потом ещё всё десять раз проверить и точно ничего не забыть.

— Ты вроде за новым седлом собирался, — обратился витязь к Милошу. Тон его был таким, что даже если бы ему не нужно было к шорнику, то он бы пошёл.

— А откуда у него деньги? — вмешался Раду.

— Копил, — отрезал Милош, а потом ответил Элемеру. — Да собирался. Как раз время пришло.

Он встал, чтобы уйти, но стоило ему сделать несколько шагов по направлению к выходу, как вновь раздался голос разбойника:

— Все разошлись, а я один за всех отдуваться должен, что ли?

Тут уже не выдержал Элемер:

— Все ушли в город, чтобы докупить необходимое. Даже Бодрис, а он с нами не едет. Или надо было тебя отправить, чтобы ты вместо одного шеляга отдал за товар грош, а вместо гроша все пять? — видя, что разбойник собирается возразить, витязь его предупредил, тем же тоном, каким напоминал Милошу о седле, — И не спорь. В Каарманте трудно найти торговца тебя не облапошившего. Иди, складывай вещи, а я потом проверю.

Раду повиновался, несмотря на то, что было видно, как тяжело ему это даётся. Милош почёл за лучшее оставить их наедине. Бодрис действительно с ними не ехал. После того как валькавец узнал о предстоящей поездке в родные места, долго, несколько дней, собирался с мыслями, но потом всё-таки заявил Драгомиру, что туда не поедет. Драгомир принял его отказ. И никто не спорил по этому поводу, даже Раду. Все в компании прекрасно знали — есть места, куда возвращаться не хочется, а ещё есть места, куда возвращаться нельзя.

— Счастливо оставаться, — бросил мирийский вор им на прощание, направляясь в свою спальню.

Там он достал из-под кровати небольшой сундучок, где хранил накопления. Было приятно рассматривать монеты, пересыпать их из ладони в ладонь, наслаждаясь звоном. Конечно, пятнадцати гривен уже не было. Милош посчитал себя обязанным устроить товарищам небольшой праздник. Приятные воспоминания. К тому же, как и собирался — обновил одежду. Теперь у него были новые сапоги, целых три новых рубахи, новый камзол. В обновках его легко можно было спутать с зажиточным мастеровым.

Он ссыпал небольшую часть монет в подаренный в игорном доме кошель. Всё-таки тратить деньги куда приятнее, чем зарабатывать. Перед выходом Милош задумался. Ночью прошёл дождь, превративший уличную грязь в кашу. Ещё раз взглянул на новые сапоги, их было откровенно жалко. Перевёл взгляд на старые, валявшиеся в углу. Тяжело вздохнул. Решив ничего не менять, отправился за заказом.

Чавкая грязью, он добрался до границы Смрадного угла. По дороге Милош встретил шагавшего ему на встречу громилу, с огромным, почти во всё туповатое лицо, синяком. Неудачливый грабитель не узнал его, а Милош считал, что тот уже понёс достаточное наказание, поэтому оба разошлись своими дорогами.

Его путь лежал за Ленту, на восток Каарманта, в ту часть святого города, где жили сторонники рода Осшевских. Мастер, обитавший там, считался одним из лучших. Когда Милош сказал Элемеру у кого собирается заказать седло, витязь ответил, что это пустая трата денег. И достойную вещь можно приобрести гораздо за меньшие деньги. Отчасти мириец был согласен, но потратив часть денег на одежду для себя он, решил побаловать и четвероногого друга, обновив ему сбрую. Тем более вскоре им предстояла неблизкая дорога. Удила, поводья, чепрак и стремена он забрал в день заказа, а выбранное седло мастер пообещал сделать более удобным для Милоша. Мириец так и сказал Элемеру: «Пока ты будешь отбивать задницу, я буду наслаждаться поездкой». Витязь в ответ только головой покачал.

К сожалению, опасения, оправдались, и сапоги оказались испачканы. Пришлось задержаться, чтобы вытереть грязь с обуви. Занимаясь чисткой, Милош обратил внимание, как народ стремится на запад от Смрадного Угла. Там находились северные ворота Каарманта. И он, влекомый любопытством последовал за людьми в сторону противоположную той, куда ему было нужно.

Весть о том, что Его Святейшество созывает сейм, облетела Каармант с огромной скоростью. Городская беднота встретила такое известие с радостью. Они не знали, какие вопросы будут на нём обсуждаться, но их это не особо заботило. Всё дело было в традициях. А те гласили, что каждый магнат, въезжая в святой город обязан раздавать милостыню. Конечно, никто не подходил к людям лично. Магнат ехал в карете или в центре плотного кольца телохранителей. А медяки разбрасывали несколько специальных человек. Городская стража, в это время внимательно следила, чтобы не началась драка за приглянувшуюся сразу нескольким беднякам монету. Им в этом помогала ещё одна традиция. Стоило вспыхнуть беспорядкам, как щедрая процессия магната, ускорившись, удалялась, а в ход шли тупые концы копий.

У северных ворот из-за того, что они находились ближе всего к Смрадному Углу, всегда было наибольшее столпотворение. Народ галдел, орали дети, заливались лаем собаки. О том, чтобы пробиться к самим воротам не могло быть и речи. Рассмотреть что-то за спинами людей Милошу удавалось с трудом. Но он решил даже не пытаться втиснуться в толпу. Несмотря на наличие стражников, в такой толчее не гнушались промышлять воры, и люди, только что получившие по их меркам богатство, немного зазевавшись, теряли его. А перспектива потерять уже имеющиеся деньги, чтобы возможно получить горсть меди взамен его не прельщала.

Милошу было лишь интересно, кто будет въезжать. Чаще всего на сеймах магнатские роды представляли послы, постоянно находящиеся в Каарманте. Но те, чьи владения были поблизости от Святого Города, иногда прибывали лично. А в том, чтобы оказаться первым, среди прочих, владетельные господа видели некий скрытый смысл.

— Кто будет ехать? — спросил он у стоявшего рядом с ним старика.

— Магнат Анталь Уйлак, так народ говорит. — ответил дед, окинув его презрительным взглядом, а затем высказался, — а ты что здесь забыл? Хочешь у простого народа честный заработок отобрать?

Только сейчас Милош понял, что в новой одежде смотрится на фоне собравшихся, как проросший сквозь навозную кучу тюльпан. Ему стало не по себе, когда на него начали озираться люди. Их взгляды не сулили ничего хорошего тому, кто посмеет стать между ними и милостыней. Первым порывом Милоша было желание дать старику пару медяков из своего кошеля, но он вовремя сообразил, что если начнёт раздавать деньги, то одним стариком дело точно не ограничится. А тогда плакало его седло. Он решил обойтись добрым словом. Широко, приветливо улыбнувшись, самым миролюбивым и уважительным тоном, что было сложно: от деда сильно попахивало, он ответил:

— Нет-нет, что вы. Я просто люблю наблюдать за процессиями. Есть в них что-то завораживающее…

— Завораживающее-хренаварывающее, — сплюнул ему под ноги один из стоявших перед ним крепких мужиков. В голосе звучала недвусмысленная угроза. — Если увижу, как ты ручонки к монетам тянешь, я тебе их переломаю. И ноги заодно. Понял? — Ещё один плевок.

«На таком коне как ты, пахать можно, — подумал Милош, подавляя злость. — Ан нет, милостыни ждёшь, вместо работы. Хрен, правда, что сюда долетит».

— Чего молчишь, белоручка? — не унимался мужик, поворачиваясь к Милошу. — А может у тебя самого есть для нас что-нибудь? Может поделишься? Видишь, далеко мы стоим, может и не перепасть ничего. А нам очень надо, понимаешь?

Его дружки, привлеченные словами, тоже стали оборачиваться и надвигаться на Милоша.

«С лицом у меня что-то не так? — спросил сам себя Милош, — все пытаются завладеть моим кошелём. Прежде, чем он успел ответить, вмешался старик.

— Уймись, Конь, — Милош внутренне улыбнулся от того, что угадал прозвище бузотёра.

— Не встревай, дед, — грубо ответил мужик. — Нам нужны монеты. По нему видно, что у него они имеются. А стража далеко.

— Слушай сюда, — дед не выглядел напуганным. — Бартош сказал — всё должно быть спокойно. А с тем, кто это самое спокойствие будет нарушать, он разберётся.

— Что мне твой Бартош? Я сам себе хозяин! — попытался храбриться Конь, но было видно, что имя подействовало. Тем более его дружки уже потеряли всякий интерес к начинавшейся перебранке.

— Спасибо, — прошептал старику Милош и, вопреки первоначальным намерениям, сунул ему в ладонь медяк. Тот быстро исчез где-то в лохмотьях.

Если в центре города безоговорочно властвовал Его Святейшество Шентвеж Бенедек III, а восток и запад подчинялись воле Осшевских и Пешанов, то в мрачных переулках Смрадного Угла главным был Бартош Младший. Нет, он не был боярином этих мест, просто обладал сильнейшей шайкой, потому и мог диктовать свою волю другим. «А чем, собственно, это отличается от боярства?» — спросил сам себя Милош. Ответа найти не сумел.

Время шло, но ни кареты, ни конной процессии из ворот не появлялось. Он уже начал подумывать над тем, чтобы наплевать на интерес и отправиться наконец за седлом, как почувствовал за спиной тяжёлое дыхание. Обернувшись, увидел старого знакомца с синяком на лице. Оставалось только возблагодарить Инвирита за то, что этот подошёл только сейчас. Наверное, на здоровяка имя самого опасного человека в Смрадном Углу не подействовало бы. Точнее, подействовало, но не сразу. А за это время он бы успел намять Милошу бока. Их взгляды пересеклись и громила неожиданно неприязненно спросил:

— Чего пялишься?

— Кто тебя так? — с участием ответил вопросом на вопрос Милош.

— Не твоё собачье дело! — грозно рявкнул старый знакомый.

Милош невольно начал сравнивать его с Раду, но не успел прийти к какому-то выводу, потому что именно в этот момент в Каармант въехали гости. Толпа радостно взревела, ожидая подаяний. Но этот радостный вопль быстро перерос в недовольный гул.

Ничего толком рассмотреть Милошу не удалось, но по недовольным крикам он понял, что ожидания людей не оправдались.

Вопреки словам старика в Каармант въехали не Анталь Уйлак и его люди, а влетели на взмыленных лошадях, будто за ними гналась армия демонов Санаафа представители Ордена Красных Мечей. За разочарованием и возмущением быстро последовали беспорядки, люди быстро нашли виноватых в лице несчастной городской стражи. Когда началась свалка, Конь быстро сообразил, что-теперь-то точно никакой Бартош ему не указ, а значит можно завершить начатое. Однако поводом для бегства Милоша стало не это. Сквозь усилившийся шум он различил, как его старый знакомый медленно бормочет под нос:

— А я тебя знаю….

Ему повезло. Они находились в последних рядах, тут не было такой скученности людей. Так что выбраться из окружения труда не составило. Пока он бежал в более спокойное место, успел даже пожалеть, что остановил Элемера, намеревавшегося добить громилу. Остановившись и поняв, что его не преследуют, Милош отбросил эту мысль. К тому же нашёл ещё одну причину поскорее покинуть место беспорядков, куда более существенную — ему не хотелось попасть под удары стражи. А в том, что к месту схватки вскоре подойдут подкрепления он не сомневался. Причём, если толпа не успокоится, там окажется и войско, и свирепые в бою гвардейцы Шентвежа. Бенедек III ценил любовь простонародья, но не давал ему излишней вольности. А над тем, чтобы побитые и потерявшие близких люди осознали свою вину в произошедшем, потрудятся в проповедях каносеры.

.Проклиная уличную грязь, отвечающую довольным чавканьем на каждый его шаг, Милош решил заглянуть домой, дабы предупредить товарищей о происходящем в городе. «А ведь ещё назад, идти», — недовольно думал он, оббивая о деревянные ступеньки обувь.

Элемер встретил его изумлённым взглядом, кроме секравского витязя и тилийского разбойника дома были Кайдум с Бодрисом. Но никто, кроме Элемера не проявил к его появлению интереса. Все были заняты. Ели.

— Что-то ты рано. И почему с пустыми руками? Только не говори, что тебя ограбили.

— Хотели, — не стал врать Милош, не рассказав подробностей. — Не дошёл я до шорника, а дошёл бы — не стал бы тащить седло сюда. У северных ворот ожидали Анталя Уйлака, решил посмотреть.

— Монетку поймал? — оторвался от еды Кайдум.

— Нет. Милостыни не было. В город въехали, хотя какое там въехали… Влетели Красные Мечи. Слышишь шум, Кайдум? — С улицы доносились отдалённые звуки схватки и вопли. — Это народ недоволен. А значит, скоро будет очень недовольна стража. Я на минуту к вам заскочил, хочу сказать, чтобы на улицу не ногой. Особенно вы с Бодрисом.

— Я понял, — ответил вместо мансурца Элемер. — Прослежу, чтобы не вылазили. Ты тоже оставайся.

— Не могу. Надо заказ забрать. Если к вечеру не утихнет, проведу ночь в заведении Марты. — Не давая витязю времени возразить, задал следующий вопрос. — А где Марко?

— Ещё не пришёл, — на лице Элемера появилось беспокойство.

— А чего ему с его милой мордашкой бояться? — вмешался в беседу Раду, как обычно недовольным голосом. — Стража его отпустит, даже если схватит с ножом в руке, а рядом будет мертвец лежать.

Милош удивился такому тонкому наблюдению тилийца. Тот был прав. Марко был самым молодым в их честной компании и обладал благонравной внешностью праведника. Что, впрочем, не помешало ему оказаться в темнице, среди приговорённых к смерти. Оттуда и вытащил его Драгомир. Марко довелось родиться на одном из мелких каменистых островов, южного побережья. Основным промыслом местных жителей было пиратство, так что судьба за него решила, чем он будет заниматься. А дальше ему не повезло или повезло, как посмотреть. Во время неудачного морского боя Марко попал в плен. Бенедеку тогда пришла в голову мысль для борьбы с пиратством казнить нескольких в Каарманте. Юноша оказался в их числе. Не будь он сначала пленён, а затем не окажись в темнице Его Святейшества, скорее всего давно бы кормил или рыб, или ворон.

— Всё с ним будет хорошо, — уверенно заявил Элемеру Милош.

Витязь кивнул. Потом приказал остальным, вслушиваясь в доносящийся с улицы шум:

— Всем держать оружие наготове. Кайдум, Бодрис возьмите луки, сядете у окон. Раду, мы с тобой будем держать вход.

— А доесть? — возмутился тилиец.

— Потом доешь, — ответил ему Кайдум, недобро глянув одним глазом на разбойника. Сам он уже отложил ложку и шёл за сайдаком.

— Остынет же… — грустно протянул Раду, но подчинился.

Бодрис, не произнеся ни слова, вооружился. Оперев лук на стену у окна, валькавец забрал со стола тарелку и теперь доедал навесу.

— Проследи, чтобы моего коня хорошо вычесали, — напутствовал Милоша Кайдум. — И посмотри, чем его там кормят

— Хорошо, — в замечании мансурца не было смысла. Благодаря службе у Драгомира их лошади жили куда лучше, чем они сами. Животные содержались в конюшнях Шентвежа, за ними следили и ухаживали лучшие конюхи Каармата. Милош им иногда даже немного завидовал.

Беспорядки подбирались всё ближе, поэтому больше он не задерживался. Наоборот, Милош поспешил убраться подальше. На улицах было пусто, слух о происходящем у северных ворот быстро разнёсся по городу. Честные горожане предпочли сидеть по домам. Большинство мастерских, расположенных по эту сторону Ленты тоже спешно закрывались. Милош решил ускориться. Нужная ему лавка находилась далеко от центра событий, но кто знает, что взбредёт в головы тамошним обитателям. Уже у одного из мостов, соединявших простую часть города с благородной, ему пришлось юркнуть в переулок, чтобы не попасть под горячую руку вооружённым людям. «Зантийцы, всё плохо» — Милош проводил взглядом из укрытия группу двигавшихся на север шеренгу воинов. Если в ход пошла гвардия, значит, беспорядки достигли такого размаха, что городская стража не справляется. Он не сомневался, что по другим улицам к месту схватки движутся другие группы гвардейцев и войска Шентвежа. Вспомнив, что Давида Катени, старшего сына Его Святейшества, а также командующего войсками Шентвежа, нет в городе, Милош забеспокоился. Давид неплохо знал всех обитателей их дома и мог обеспечить их безопасность. Однако, приняв тот факт, что никак не может помочь товарищам, Милош продолжил путь.

Опасения подтвердились. Множество лавок на стороне Осшевских были уже закрыты или спешно заканчивали работу. Милош добрался до нужной двери, та была заперта. На его стук долго никто не отвечал, но, когда он, выругавшись, собрался уже уходить, открылось маленькое окошко. Там появилась пара глаз, их обладатель злобно спросил:

— Ты дурак? Закрыто. Непонятно что ли? Не работаем мы.

— Мне седло забрать нужно. — Обратился к нему Милош. — У меня заказ.

— Раньше надо было приходить. А теперь проваливай.

— Так седло мне отдай, я и пойду. Что-сложного-то?

— Что сложного, что сложного. — передразнил его голос из-за двери, — Ты знаешь вообще, что в городе происходит?

Милош даже обернулся. На улице за его спиной царили тишина и спокойствие.

— Знаю. Так это далеко отсюда, в Смрадном углу…

— Далеко, близко… — перебил его голос, — глазом моргнуть не успеешь, беда досюда доберётся. Проваливай, подобру-поздорову, кому говорю.

— Седло отдай, уйду, — Не сдавался Милош. — Никто в твою лавку не заскочит, если ты дверь на секунду приоткроешь.

— А я почём знаю, может ты и грабитель. — Тут, видимо с обладателем голоса заговорил кто-то внутри лавки. — Да пришёл тут какой-то непонятный тип, седло требует. Я ему и говорю, чтобы проваливал, не хочет. Не буду я перед ним извиняться, ещё чего. — Потом он снова обратил внимание на Милоша, — Ты ещё здесь? Проваливай, кому говорю. Вот, хозяин сверху спускается. Сейчас он тебе задаст. Ох, задаст. — Последнее было произнесено очень мечтательно.

— Никуда я без седла не пойду, — продолжал настаивать Милош.

Голос не успел ответить. За дверью раздалось какое-то шуршание, после чего глаза в окошке сменились.

— Здравствуйте. Ваш заказ готов, — узнал он спокойный, добрый голос хозяина лавки и мастерской. — Прошу простить моего привратника, он очень переживает, а потому не сдержан.

— Так может вы, в конце-то концов отдадите мне седло? Вы ж то знаете, что это я, а не какой-то разбойник! — Милош начинал терять терпение.

— Боюсь, что это невозможно. Лавка закрыта на время городских волнений. Приходите завтра.

— А если завтра они не успокоятся?

— В таком случае приходите тогда, когда всё уляжется.

— Что за ерунда, масте? — Милошу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выразиться грубее. — Беспорядки далеко, за рекой, вам и вашей собственности ничего не грозит. А я просто хочу забрать седло, заказанное здесь.

— Безопасность превыше всего. Бунтовщики могут в любой момент перебраться через реку….

Милош не дал ему договорить. Его терпение лопнуло.

— И тогда могут спалить вашу лавочку вместе с задатком, к Санаафу. А я не смогу забрать заказ. Ведь нет ничего проще. Вы откроете дверь, я отдам вам деньги, вы мне седло. И я уйду.

— Приходите позже! Не вынуждайте меня звать стражу! — Мастер продолжал настаивать на своём.

— Слушайте, вы лучший шорник в Каарманте. Но такое поведение ни в какие ворота не лезет. Я испорчу вам репутацию! Буду на каждом углу жаловаться на то, как вы относитесь к заказчикам.

— Грязные сплетни не смогут мне повредить.

Милош сдался. Конечно, он мог заявить мастеру, что звать стражу бесполезно, все они сейчас в Смрадном углу. А если ему не откроют, то он просто-напросто сам подожжёт лавку и, если повезёт, пожар спишут на бунтовщиков. Но с другой стороны он не мог осуждать шорника. Сам мастер был уже немолод, а кроме него и привратника в доме, где располагались мастерская и лавка, жила его семья: жена, две замужние дочери, их мужья, работавшие тут же, одна незамужняя дочь, совсем маленький сын и трое внуков.

— Ладно, — со вздохом согласился Милош. — Но помните, мастер. Даже если ничего не успокоится, я приду за заказом послезавтра. И вам придётся мне его отдать.

— Хорошо. Спасибо за понимание.

Ругаясь про себя, он побрёл в обратном направлении, решая, куда отправится теперь. О том, чтобы вернуться в Смрадный угол не могло быть и речи. На выбор было два варианта сыграть в кости или пойти в бордель. От размышлений его оторвал грохот, будто что-то тяжёлое упало с высоты на брусчатку. Взглянув перед собой, он увидел распластавшегося на дороге человека. Милош сначала хотел броситься прочь, но потом направился к телу. Если волнения сюда не доберутся, то мертвеца не смогут списать на их результат. А шорник и его привратник видели Милоша.

Человек лежал на спине и был ещё жив. Когда Милош нагнулся к нему, тот пытался что-то сказать, но вытекавшая изо рта кровь, мешала ему это сделать.

— На помощь!!! — во всё горло завопил Милош, — На помощь!!! Человек умирает!!!

Двери, одна за другой, начали открываться. Люди несмело выглядывали на улицу и спешили на крик.

Милош узнал лежавшего у его ног человека. Это был Адам Осшевский.

Глава 7

Похороны погибших состоялись через три дня. Всё это время могильщики трудились не покладая рук. Слишком много ям им нужно было выкопать.

Членов семьи Лазаровых хоронили внутри Старого Оплота, среди правителей королевства и его героев. Многие вельможи отнеслись к такому решению Завиды Эрниз скептически. Поговаривали, что, возможно казначей отдал ключ без споров, а убили его из мести и для того, чтобы нагнать страх на сторонников законной королевы страха. Георги Лазаров не был храбрецом и не мог долго сопротивляться. Под этим мнением имелось крепкое основание. Когда Крум Эрниз покинул Оплот, казначей планировал отправиться за ним в Стриново. Каким-то образом Пламену Младову удалось убедить его остаться на стороне Завиды. Но к нему не относились как к надёжному стороннику. По мнению Росена, раз он остался в Оплоте и не был лишён места при дворе, то для этого были веские причины.

Гробы были закрыты, чтобы не шокировать собравшихся людей. Однако Росену, слышавшему рассказ боярина Пламена это не помогало. Он сквозь крышки видел обрубки рук казначея и лица его дочерей, обезображенные отсутствием глаз. Он отвёл взгляд от обитых бархатом прямоугольников, к горлу начала подкатывать тошнота. Кроме него из семьи Андроновых на церемонии присутствовал только отец. Сашко решил, что остальные дети ещё слишком юны, чтобы наблюдать за этим. А Емилия Андронова поссорилась с отцом после того, как тот вернулся от Пламена Младова. Мама категорически была не согласна с решением, принятым мужем без ее ведома. Теперь они старательно избегали друг друга. Благо, большой дом позволял беспрепятственно это делать. Росен невольно стал свидетелем их ссоры. Когда отец вернулся из Старого Оплота, то собрал всю семью в большой комнате первого этажа, где они обычно проводили время по вечерам, радостно сообщил о предложении королевы Завиды, переданном ему через боярина Младова. А предложение заключалось в следующем: ему, Сашко Андронову, была оказана честь занять место казначея в королевском совете. На логичный вопрос Камелии, одной из близняшек-дочерей, он ответил, что Георги Лазаров не сможет больше исполнять обязанности. «Конечно, не сможет», — подумал тогда Росен, а картины, нарисованные воображением и упорно отгоняемые им весь день, вернулись. Младшие дети восприняли эту новость с радостью, о чём поспешили дать знать. Особенно сиял от удовольствия Петер, предвкушавший возможность помогать отцу и там. Росен тоже испытывал радость, но он старался не показывать вида. Единственным недовольным человеком в помещении оставалась Емилия. Видя это, отец добавил:

— Кроме того, дабы уравнять меня с остальными членами совета, мне даровали титул боярина и отдали во владение замок Ужиц, с окрестностями и правом наследования. Тут просиял Милен. Теперь его шансы стать витязем увеличились во много раз.

Однако отец добился ровно противоположного эффекта. Мама ледяным тоном сказала детям.

— Выйдите и разойдитесь. Быстро.

Первыми повиновались девочки, потом Милен и Петер. Росен хотел последовать за ними, но отец остановил его у самой двери:

— Останься, сын.

Сашко видимо хотел найти в его лице поддержку. Но Росен не был уверен, что сумеет её оказать.

— Ты в своём уме? — задала вопрос Емилия Андронова, как только за дверью стихли шаги детей. О том, что они ослушаются и будут подслушивать, она не переживала. О таком неповиновении не могло быть и речи.

— Ты о чём? — с искренним удивлением в голосе спросил отец. Он искренне не понимал причин недовольства жены. — Представь себе, что мы с тобой будем владеть Ужицем. Тем самым замком, рядом с которым выросли. Могли ли мы о таком мечтать?

— Я и так получила гораздо больше, чем мечтала. Но всему есть предел, Сашко. Чем выше взлетаешь, тем ближе оказываешься к гибели. Тем более разве ты не понимаешь, почему тебе предложили это место? Сколько тебе должна казна? — Она не остановилась, — Что нам Ужиц? Не думаю, что его владельцы встретят нас хлебом солью. Как бы не так! Нам придётся отбить этот щедрый подарок короны у Бориса Тасева.

Отец, ошарашенный тем, что мама не разделяет его радости, ответил резким тоном:

— Ты думаешь, я настолько глуп, что не задал этих же вопросов боярину Пламену? Это не все выгоды, что я получил за согласие.

— А ты думаешь другие члены совета будут считать тебя ровней? — Емилия тоже перестала себя сдерживать и перешла на крик. Росену хотелось оказаться как можно дальше от родного дома. Он и вспомнить не мог, когда мама последний раз кричала. Ей это было не нужно. Все жители усадьбы и без этого беспрекословно ей подчинялись, зная, что она может быть суровой, но всегда остаётся справедливой. — У них за плечами толпа благородных предков, а мы всё равно будем для них недостойными выскочками.

— Их время уходит. Пламен… — хотел возразить Сашко, но ещё одна неожиданно, такого раньше не бывало, мама его перебила.

— Пламен то, Пламен это… Младов исключение из правил. Ему необходимо видеть дальше остальных. А то, что их время уходит, заставит только крепче цепляться за традиции.

Лицо отца приняло каменное выражение. Он долго молчал, а Росен радовался воцарившейся в зале тишине.

— Пусть так. Плевать. Зато наши внуки смогут стать им ровней.

Мама не ответила. Она молча направилась к выходу. Только перед тем, как закрыть за собой дверь, Емилия Андронова развернулась и с иронией в голосе произнесла:

— Боярин Андронов, разрешите откланяться.

Сильно хлопнув дверью, она оставила Росена наедине с отцом. На Сашко было жалко смотреть, казалось, в одночасье рухнули все его надежды. За поддержкой он обратился к Росену:

— Хоть ты одобряешь моё решение?

— Конечно, отец. — Он и сам надеялся выслужить себе благородное звание. Теперь же, сможет получить его просто так.

От воспоминаний Росена отвлёк голос чьи-то особенно громкие рыдания, кто именно эо был рассмотреть не удалось. Они вдвоём стояли, наблюдая за печальной процессией. И судя по тому, куда их поставил распорядитель, в словах Емилии Андроновой, имелась доля истины. Несмотря на то, что отец был членом совета, они находились далеко от королевы с супругом. Росен не удержался от вопроса:

— Отец, почему мы вынуждены стоять здесь, с краю, а не с остальными советниками и их семьями?

— Понимаешь, — Сашко Андронов бросил взгляд в сторону самых влиятельных людей королевства, по крайней мере, той его части, что осталась на стороне Завиды. — О моём назначении пока не объявлено, так что мы здесь присутствуем как почётные горожане.

— Понятно, — протянул Росен. А его уверенность в правоте мамы выросла.

Когда каносер закончил возносить молитву Инвириту, чтобы тот проявил милость к убиенным и принял их в свои объятия, настало время прощания. Так как гробы были закрыты, никому не пришлось проходить мимо них, чтобы последний раз посмотреть на покинувших этот мир. Могильщики погрузили их в ямы, после чего каждый из собравшихся бросил внутрь по горсти земли. Первой, как и положено это сделала королева. За ней её супруг Балин. Они с отцом были в числе последних. А потом уже в дело вступили лопаты.

Росен ожидал, что Завида Эрниз выступит перед подданными с какой-нибудь речью. Но был разочарован. Королева по всей видимости была слишком потрясена случившимся, а потому поспешила уйти. Осмотревшись по сторонам, Росен убедился, что не только он ждал обращения к людям.

— Не могу поверить, что Пламен позволил ей уйти просто так, — выразил его мысли вслух отец.

— Пламен был против того, чтобы она вообще сюда приходила. — Раздался знакомый голос за спиной Росена. — Но он не всесилен.

К ним подошёл глава тайной службы Мирийского королевства. Пожав руки и отцу, и сыну он продолжил.

— Я считаю, что созерцание подобных сцен матерью, может навредить ребёнку. Но я не имею права приказывать нашей юной госпоже. О чём она не преминула мне напомнить.

— Она должна была почтить память погибших, — возразил ему Сашко Андронов. — Такова её печальная обязанность. Люди бы не поняли, если бы она не пришла.

— А теперь люди не понимают, почему она ушла так рано, — возразил Пламен. — А ты, что думаешь, Росен?

Росен, не ожидавший вопроса, не сразу нашёлся с ответом:

— Мне кажется… Лучше было бы… Послушать вашего совета.

— Почему? — не оставил его в покое глава тайной службы.

— Я думаю, люди бы поняли… — ухватившись за эту мысль, он начал говорить увереннее. — Да, она королева. Но все мы видим, как она юна и хрупка. Все знают, как много испытаний свалилось на её плечи и не только в последние дни. Вскоре она будет должна произвести на свет наследника. А все хотят, чтобы тот был силён духом и телом. А главное для этого — спокойствие матери.

— Хорошо сказано, — похлопал Росена по плечу боярин. — Но к сожалению, не все разделяют такой взгляд. К примеру, наш славный король, — в это словосочетание Пламен Младов вложил весь имевшийся у него запас яда, — уверен, что ребёнок с утробы должен узнать, как следует поступать с врагами. Именно он настоял на присутствии Завиды на церемонии. Складывается впечатление, что он не хочет, чтобы ребёнок рождался.

— Может он боится, — ободрённый предыдущей похвалой Росен, решил высказать мнение, — что, когда на свет появится наследник, его вышвырнут из Оплота? Ведь он станет не нужным.

— Тогда он ещё более глуп, чем я считал. Один ребёнок слишком ненадёжно для династии. Как нас учит недавняя история иногда даже трёх мало. Я бы мог подумать, что он действует по наущению мятежников, но Крум заинтересован в рождении наследника ничуть не меньше, чем мы.

Пламен Младов был прав. Занявшая трон Мирии Завида была младшим ребёнком короля Ивана Эрниза, но оба её брата трагически погибли. А дядя, поднявший мятеж, был женат трижды, но детей не имел. Росен хотел ещё раз высказаться, но в разговор вмешался, до этого молча озиравшийся по сторонам отец:

— Я думаю, здесь не лучшее место для подобного разговора.

— Ты прав, мой друг, — согласился с ним Пламен Младов. Прежде чем попрощаться, он сообщил ещё кое-что, — кстати, в совет тебя введут через два дня. Сказав это, он зашагал прочь. Два его телохранителя шли следом.

— И нам пора домой, — сообщил Росену отец.

Младший из двух Андроновых глянул на свежие могилы. В одной из них лежал его друг. Холмики над землёй — всё, что осталось от семьи Лазаровых.

Спустя два дня, Росен с отцом стояли в большом зале Старого Оплота, недалеко от выхода. Снова вдвоём. Мама категорически отвергла все попытки мужа переубедить её и осталась дома. Младшие дети были с ней. Они хоть и протестовали, но безуспешно. Емилия Андронова была непреклонна в своём решении. Иногда к группке из отца и сына подходили другие гости. Тогда происходил следующий диалог:

— Очень рад вас здесь видеть, Сашко. А где же ваша семья?

— Емилии нездоровится. — Неизменно отвечал отец. — Дети остались с ней.

— Ах, как печально, — восклицал вопрошавший и, потеряв интерес к разговору, растворялся в толпе.

Единственным исключением был боярин Младов. На заявление Сашко Андронова, что Емилии нездоровится, он приподнял бровь и спросил:

— Не одобрила?

— Не одобрила.

— Жаль. Дай ей время, свыкнется. А пока жду тебя за теперь уже нашим общим столом.

Глава тайной службы прошествовал прямиком к расположенному напротив двух тронов широкому столу. Пусть, большинство мест за ним пустовало, королевский совет, точнее его остатки, был уже в сборе. Всего четверо: Пламен Младов, Веселин Коев — таверник, Лучезар Стевин — бискуп и Марк Недонов — флотоводец. Все из древних и знатных родов, ведших родословные ещё от сподвижников Драгомана I Великого. Росену было сложно поверить, что сегодня его отец займёт место среди них. От этих размышлений его отвлёк осипший голос глашатая:

— Её высочество, Королева Мирийская Завида Первая. С супругом Королём Мирийским Балином.

Все шёпотки разом стихли, а сидевшие члены совета встали. В большой зал величественно вошли двое. На обоих были зелёные одежды, традиционного цвета для Эрнизов. Было видно, что королеве тяжело идти, потому муж придерживал её под руку. По традиции, на заседаниях совета свита не сопровождала правителей. Росен услышал тихий вздох Камелии, сестра мечтательно произнесла:

— Какие же они красивые.

Её голос в царившей тишине разнёсся по всему залу. Люди начали оборачиваться на их группку, а сестрёнка, испугавшись, что сделала нечто ужасное, закрыла рот ладонью. К счастью, увидев, что нарушила порядок маленькая девочка, даже самые недовольные лица меняли выражение. Так что уже через несколько секунд после неосторожных слов Камелии тишина в зале сменилась дружным скандированием:

— Слава! Слава! Слава!

И это было правильно. Королевская чета действительно представляла собой очень красивую пару. Оба молоды, Завиде не так давно исполнилось семнадцать, а Балин на три года старше. Она невысокая, миниатюрная, даже несмотря на выступающий из-под платья живот. Точёные черты лица украшали большие, яркие зелёные глаза, лучившиеся участием к каждому. А довершали прекрасную внешность чёрные, словно ночь, длинные волосы, уложенные в сложную причёску. Росен поймал себя на мысли, что пялится на королеву во все глаза. Настолько близко он видел её впервые, и поспешил отвести взгляд. Балин, в сравнении с ней был огромен. Макушка Завиды не доставала ему даже до плеча, а телосложением он обладал поистине бычьим. Несходство было заметно и во всем остальном. Его светло-русые волосы были стрижены коротко и лежали так, словно он недавно оторвал голову от подушки. Он обладал приятным лицом, слегка испорченным искривлённым от перелома носом. Но, как доводилось слышать Росену, многие женщины находили эту черту у короля привлекательной. Глаза у Балина были синими, и в них читалась решимость доказать всем и каждому, что он достоин занимаемого положения. Молодой король прекрасно знал, что многие относятся к нему с пренебрежением и всегда был готов защищать свою честь. По Оплоту ходило множество баек о его поединках из-за проявленного к нему неуважения. Росену было известно, что большинство этих историй — ничем не подтверждённые слухи, распущенные либо самим Балином, дабы устрашить противников, либо его противниками, чтобы очернить короля в глазах горожан.

Ещё одной разницей между Завидой и Балином, что бросалось в глаза, была походка. Королева, несмотря на её положение, грациозно плыла по залу, в направлении трона, её супруг же чеканил шаг, словно присутствовал не в тронном зале, а участвовал в военном походе. Восславление молодой четы продолжалось на протяжении всего пути через зал. А когда они заняли места на тронах, грянуло последнее, самое громкое: «Слава!!!», и наступила тишина.

— Члены совета, прошу садиться, — сказала Завида. Голос был звонким, добрым, но и твёрдость в нём присутствовала. Когда её первое распоряжение было исполнено, она набрала побольше воздуха в грудь и продолжила:

— Наши враги нанесли удар, — произнесла королева, вставая. Видно было, что делает это она вопреки желанию, — вероломный и подлый. Никола Варбов, коего все мы считали верным слугой Мирии, по наущению ещё одного предателя, убил действительного нашего верного слугу — Георги Лазарова. Пусть Инвирит покарает их за грехи. Я вместе со всеми скорблю о невинно убиенных. Но вижу, что злые козни врагов не поколебали вашу верность, — её голос разносился под сводами зала, а Росен поймал себя на мысли, что внимательно слушает. Остальные тоже не нарушали тишину. — Вместе мы поможем Инвириту покарать виновных.

После этих слов толпа разразилась одобрительными возгласами. «Ага, нужно выдать им всем оружие, и они пойдут на твердыню Крума, чтобы стереть её с лица земли, вместе со всеми обитателями». — Позволил себе циничную мысль Росен. Завида сделала паузу, ожидая, пока крики стихнут.

— Я счастлива, что простые слова юной девушки находят отклик в ваших сердцах. — С места, где он стоял не было видно, но Росен был уверен, что на этих словах королева одарила подданных улыбкой. А уже через мгновение её тон стал серьёзен. — Однако у нас есть вопросы, требующие срочного решения. Для успешной работы государства нам следует назначить новых советников. И первым среди них будет мой верный супруг — Балин Эрниз.

Король поднялся, чтобы отступить на несколько шагов от трона. Там он опустился на одно колено и произнёс слова клятвы:

— Я, Балин Эрниз, обещаю честно исполнять свой долг во славу королевства и его правительницы.

— Я, властью, дарованной мне Инвиритом, вверяю тебе войско, Балин Эрниз. Встань и займи место среди советников!

Король не поднялся. Оставаясь коленопреклонённым, он обратился к супруге:

— Я прошу вашего благословения, моя королева, для похода на Стриново.

— Я дарую тебе его.

Тишина взорвалась приветственными криками, а до ушей Росена донёсся шёпот отца:

— Это безумие…

Он был с ним согласен. Не будучи человеком военным, он прекрасно понимал, у них недостаточно сил для прямой атаки на врага. «Надеюсь, Пламен Младов наложит вето на такое решение», — подумал Росен. В исключительных случаях палатин своим словом имел право не допустить ошибки короля.

Когда новый маршал занял место за столом, в дело вступил глашатай. Одного за другим он вызывал новых членов совета к королеве. Все они давали клятву, после чего занимали своё место. Отца вызвали, когда за столом оставалось два свободных места: палатина и казначея.

— К трону вызывается Сашко Андронов, купец из Оплота. — Разнёсся по залу голос глашатая.

Все в зале обернулись к выходу, где находился Росен. Начали раздаваться шёпотки. Отец, сделав несколько неуверенных шагов, по мере приближения к цели шёл всё твёрже. Когда он опустился на колено рядом с троном, королева изменила ритуалу. Она поднялась, подошла к отцу и, взяв его протянутые руки в свои ладони, спросила:

— Готов ли ты служить Мирийскому Королевству верой и правдой, Сашко Андронов?

— Да.

— Я, властью, дарованной мне Инвиритом, вверяю тебе казну королевства.

— Благодарю, моя госпожа. Клянусь служить честно.

— Чтобы подкрепить твою преданность, я провозглашаю тебя боярином и дарую тебе замок Ужиц. Твоя семья будет владеть им, когда мы выбьем оттуда изменников, — воцарившуюся до этого тишину, вновь нарушили шёпотки, впрочем, быстро стихшие.

Отец, всё также оставаясь коленопреклонённым, начал речь:

— Я, Сашко Андронов, родом из деревни Вервия рядом с Ужицем, признаю Королеву Завиду Эрниз властелином моей судьбы. Вверяю себя в её руки, и пусть её воля ведёт меня. Клянусь безграничной верности, уважении и послушании. И не послужу никому другому, пока она или Инвирит не освободит меня от клятвы.

Когда отец закончил, Завида подняла его на ноги и, расцеловав в обе щеки, повелела:

— Займите место за столом совета, боярин Андронов.

— Вы очень щедры, моя королева, — неуверенно произнёс отец, — а я привык отвечать щедростью на щедрость.

Все замерли в тишине. Кто-то был возмущён дерзостью недавнего простолюдина, хоть и богатого, кто-то заинтригован.

— Я слушаю вас, — благосклонно произнесла Завида, давая всем понять, что ничего страшного не произошло.

— Вы одарили меня и мою семью так, что я и мечтать не мог. Позвольте же мне преподнести вам подарок.

— Я заинтригована, боярин.

Тут слово взял Пламен Младов. Громко, настолько, что ему мог позавидовать даже глашатай, он, поднявшись, объявил:

— В зал вызывается Йозеф Гахриш.

Двери распахнулись, и в зал вошёл высокий черноволосый мужчина лет тридцати в ярко-красном камзоле. Он уверенным шагом, будто всю жизнь только и делал, что расхаживал под взглядами королевских советов, направился к трону. Все находящиеся в зале внимательно смотрели на него. Отец же пояснил:

— Я взял на себя смелость нанять от имени Мирийского королевства на службу отряд «Серых Мечей». За собственные средства…

— Это прекрасный подарок, — прервала его Завида. — Благодарю вас, боярин Андронов.

Отец поклонился и занял место рядом с боярином Пламеном Младовым.

«Ну ничего себе! — думал ошарашенный, как и прочие, Росен. Он ничего не знал о намерениях отца. — Один из лучших отрядов наёмников в мире, на нашей стороне». Теперь даже поход на Стриново не казался ему таким уж безумием.

Йозеф Гахриш, тем временем подошёл к трону, но даже не думал опускаться на колено. Завида смотрела на него с прохладой во взгляде:

— Я рада видеть на нашей стороне такого прославленного воина.

— Я рад служить вам, — ответил наёмник, плавным движением всё-таки преклоняясь перед Завидой, — А ещё более рад видеть, что слухи о красоте юной правительницы Мирии не врут.

— Благодарю, — ещё более холодно произнесла королева. — Я надеюсь, что ваша репутация не врёт и не преувеличивает вашей верности данному слову.

— Можете не сомневаться, — ответил Йозеф Гахриш. — Я никогда бы себе не простил, если бы изменил вам. Ваши враги — мои враги. Моё слово крепче стен Стриново.

— Надеюсь это не пустые слова. Позже я обязательно ознакомлюсь с договором. Возможно, придётся внести правки. А пока можете идти. Займите место в зале. К примеру, рядом с семьей боярина Андронова.

— К вашим услугам, королева. — Наёмник поднялся. Прежде чем двинуться в конец зала он несколько секунд внимательно рассматривал советников, особенно Балина. И Росен готов был поклясться, взгляд у него был оценивающий.

Завида молчала, пока наёмник не занял указанное ему место. Гахриш попытался заговорить с Росеном, но тот дал ему понять, что желает выслушать королеву. Та тоже оценивающе смотрела на советников, прежде чем заговорить:

— Вас восемь, а значит нам осталось назначить того, кто будет первым среди вас. Я долго думала над выбором. — Последовала долгая пауза. — Боярин Пламен Младов.

— Да, моя королева, — поднявшись, ответил глава тайной службы.

— Вы долго верой и правдой служили моему отцу. Вы честно служите мне. Вы надёжная опора королевства. И я благодарна вам за ваш труд. Никто, лучше вас не смог бы обеспечивать спокойствие народа.

«Да назначь ты его уже!», — пронеслась мысль у Росена.

— А потому, — продолжала Завида, — я не могу передать ваши обязанности кому-то другому. Боярин Веселин Коев!

«Чтоооо? — происходящее отказывалось укладываться у Росена в голове. — Какой Коев?»

Дальше он не слушал. Он даже собирался выйти из зала в знак протеста, но его остановил чёртов наёмник. Гахриш или как его там положил руку ему на плечо и покачал головой. Росен хотел сбросить его ладонь, но хватка оказалась настолько сильной, что пришлось повиноваться.

«А может всё это из-за Варбова и Лазарова. Может боярина винят в том, что он не доглядел. Это же бред! — сумбурно продолжали роиться мысли, — нельзя ведь предвидеть всего. Тем более нас предал маршал, а не казначей. Так недалеко до того, что боярина обвинят в измене Крума или в разрушении старого королевства. Убереги его Инвирит! А если бы он стал палатином, кто бы занял его место? — над этим Росен раньше не задумывался. — Да кто угодно, лишь бы не Енев» Мысль о том, что хозяин казематов мог бы руководить тайной службой, приводила Росена в ужас.

За этими размышлениями он пропустил клятву Веселина Коева и назначение нового таверника.

Когда с изменениями в совете было покончено, настало время соблюсти традицию. Члены королевской семьи, а также советники должны были выйти к народу для раздачи милостыни. В этот раз было сделано исключение — к процессии не присоединилась Завида, она была слишком утомлена церемонией. Росен постарался занять место рядом с отцом и Пламеном Младовым. Лицо главы тайной службы не выражало ни злости, ни разочарования из-за решения королевы. Младшие Андроновы, повинуясь приказу Росена, остались в зале. А у выхода из крепости к Сашко и Росену присоединился отцовский телохранитель Роберт.

Народ, толпившийся у входа в крепость, встретил вельмож радостными криками. Те ответили броском монет собравшимся. Первый бросок совершали советники, за ними остальные желающие.

Что-то пролетело мимо лица Росена, через секунду раздался душераздирающий женский вопль:

— Убили!!!

Мимо промелькнула красная тень, наверное, Йозеф Гахриш, а следом за ним в ту же сторону бросился Роберт. Росен обернулся. На руках у Пламена Младова полустоял-полувисел отец. Из его живота торчало оперение арбалетного болта. Сашко Андронов безуспешно пытался зажать рану руками.

— Лекаря!!! Срочно, лекаря!!!, — орал, перекрикивая всех вокруг боярин Младов. В его голосе не было паники, только уверенность. — Сохраняйте спокойствие и приведите, хренова лекаря!!!

Росен тупо стоял, опустив руки, и смотрел на потухающий отцовский взгляд.

Глава 8

Бунт, разгулявшийся в северной части Святого Города удалось окончательно подавить только к утру следующего дня. Итоги безобразия на улицах были неутешительны. В Смрадном Углу сгорело несколько десятков зданий. От полного уничтожения район бедноты спас только вовремя посланный Инвиритом ливень, остудивший пыл беснующейся толпы. Но пожары достигли имущества и горожан побогаче. Пострадало несколько жилых домов, находившихся у границы, были полностью уничтожены трактир, продуктовая лавка и кузница. Всё это предстало взору Драгомира, когда он после рассвета поспешил наведаться в дом, где обитали его люди. От количества тел, усеивавших улицу, у него свело желудок. Отовсюду доносились вопли: или отчаяния, кто-то находил среди погибших близкого человека, или боли, раненых тоже хватало. Вповалку лежали все, стражники, солдаты, зантийские гвардейцы, все понесли потери. Но большинство составляли, конечно же, местные жители. Против острой стали и доспеха с палкой и камнем в лохмотьях особо не навовюешь. Приходилось прикрывать рот ладонью, потому что в воздухе витала непереносимая смесь запахов. Гарь, гниение, запах жареного мяса и человеческих испражнений.

К удивлению Драгомира, уже успевшего представить себе груду обгоревших развалин, нужный ему дом оказался цел и невредим. Рядом с ним лежало несколько убитых, со стрелами в жизненно важных частях тела, а из окна второго этажа торчала довольная одноглазая физиономия Кайдума. Увидев гостя, мансурец весело заорал во всю глотку:

— Пан Драгомир, заходи! У нас тут всё спокойно!

Драгомира не нужно было упрашивать дважды. Поднявшись на второй этаж, он вошёл без стука. Дома были четверо. Где находится Милош, ему было прекрасно известно. С ним даже удалось перекинуться парой слов.

— Где Марко? — вместо приветствия задал он вопрос присутствующим.

— Понятия не имею. — Ответил Элемер. На лице витязя отражалось беспокойство за юного товарища. — Надеюсь далеко отсюда.

Остальные промолчали. Никому не хотелось думать, что жизнерадостный паренёк сейчас может лежать бездыханным где-то снаружи.

— С Милошем тоже непонятно что, — продолжил Элемер. — Я знаю, куда и зачем он ушёл, но добрался ли…

— Что с ним я знаю. — Прервал витязя Драгомир. — Жив-здоров. Как у вас ночь прошла?

— Несколько недоумков хотели к нам сунуться, — поспешил с объяснениями Кайдум, — но наши с Бодрисом стрелы быстро им показали, что сюда лучше не лезть. — Молчаливый валькавец солидно кивнул, подтверждая его слова.

— А поджечь не пытались? — спросил Драгомир, помня о множестве сгоревших строений.

— Был один умник, где-то там валяется, — весело рассказывал мансурец, махнув рукой в сторону улицы. — Хотел подкрасться в темноте. Одного не учёл — его же огонь его и выдал. Получил стрелу, а больше желающих не было.

— Странно, что ни стража, ни солдаты к нам не сунулись. Хотя в другие дома врывались, я собственными глазами видел, — поделился наблюдением Элемер.

— Объяснимо. Стефан исполнил мечту и, воспользовавшись отсутствием Давида, возглавил войска. Думаю он всех предупредил, куда лучше носа не совать.

— И как Его Святейшество оценивает результаты младшего сына? — поинтересовался витязь.

— Бенедек пока не дал оценку. Потери ещё не сосчитаны. Но, думаю, он будет в бешенстве. Причём Стефан тут не причём. Даже если бы он никого не потерял, всё происходящее вмешивается в его планы и наши. — Неожиданно для самого себя Драгомир озвучил постороннюю мысль, пришедшую ему в голову. — А у Марты прибавится хлопот.

Услышав имя хозяйки борделя, его люди мгновенно потеряли интерес к потерям и планам.

— Это ещё почему? — удивлённо спросил Элемер.

Драгомир проклял себя за длинный язык, но понимая, что без ответа на этот вопрос дальше беседу вести будет сложно, пояснил:

— Сегодня ночью слишком много детей осталось без родителей.

— Так она ведь не берёт на работу малолетних, — не понял смысла слов Кайдум. А затем мечтательно добавил. — А жаль…

— Я тебя сейчас прямо здесь лично кастрирую, степное животное. — Ледяным тоном предупредил мансурца Драгомир.

— Шутка, пан, шутка, — начал оправдываться Кайдум. Он знал, что предупреждают его серьёзно.

— Так почему хлопот прибавится? — вернул в прежнее русло беседу витязь.

— Потому что кроме борделя у Марты есть ещё одно заведение. Приют для обездоленных сирот.

— Ах да, я слышал! — Воскликнул Элемер. — Только не понимаю, что это.

— Марта предоставила дом, недалеко от города, доставшийся ей от матери, для детей, потерявших родителей. Там за ними наблюдают, учат грамоте.

— Зачем? — изумился витязь, он искренне не понимал смысла такого начинания. Драгомир решил не тратить время на бесполезные объяснения.

— Блажь у неё такая. А мы: я, Томаш, Стефан и ещё другие, помогаем ей деньгами, провизией, вещами.

Тут подал голос, не вмешивавшийся до этого в разговор Раду, как всегда недовольный:

— Нет, ну с Томашем понятно всё. А у тебя лишних денег много что ли? Лучше бы нам жалованье поднял.

Тилиец иногда заставлял Драгомира пожалеть, что он позволил людям говорить с ним как с равным. И если остальные держали дистанцию, то разбойник казалось забывал, кто спас его никчёмную жизнь.

— Мои деньги это последнее, что должно тебя интересовать, Раду, — ледяным тоном ответил он тилийцу. — А чтобы всем стало понятнее, я вам сейчас объясню. — Ты же рос без родителей?

— Да, — немного подумав, ответил разбойник. — Лет с десяти.

— А будь у тебя родители, они бы тебе объяснили, что грабить купцов на большой дороге — нехорошо. Вот у Марты в заведении детям дают шанс на другую судьбу.

Раду хмыкнул.

— Мои бы не объяснили. Их же за грабёж и повесили.

— И мать? — уточнил Драгомир.

— Её в первую очередь. Она у нас всем заправляла.

Драгомир выругался, но нашёлся с ответом.

— Вот представьте, что Марта — это как мать Раду, только ведёт не к насилию, а к добру и знаниям.

Судя по лицам, из объяснений они усвоили одно. Какой-то там приют: просто блажь хозяйки борделя. Пусть чем хочет занимается, лишь бы их «У русалки» привечали. Драгомир же не хотел тратить время на бесполезный разговор.

— Наш отъезд откладывается. — На этот раз его никто не прерывал, все ждали, что последует дальше. — Его Святейшество вынужден перенести сейм.

— Почему? — выразил общий вопрос Кайдум.

— Из-за похорон.

— А когда магнатам мешали развлекаться похороны простого люда? Сколько бы их там не закапывали, — этот вопрос задал Элемер, по происхождению находившийся ближе к первым, но по реальному положению дел — ко вторым.

— А это не имеет к бунту никакого отношения. — Успокоил его Драгомир. — Сегодня ночью погиб Адам Осшевский.

— Допрыгался, — с едва скрываемым удовлетворением сказал витязь.

— Ты даже не представляешь, насколько прав. Он упал с крыши. Чуть не свалился на голову Милошу.

— Как?

— У него спросишь. Меня там не было.

— А что с Милошем? — ушедшее было с лица Элемера беспокойство, вернулось.

— Всё в порядке. Осшевские, конечно, требуют крови. Им, в первую очередь, хотелось бы крови Пешанов, но и наш друг, вполне бы подошёл для затравки. Ему повезло дважды. Сначала, высыпавшие на его крики о помощи, местные жители не позволили Осшевским устроить самосуд. А когда происшествие дошло до дворца Шентвежей, Бенедек потребовал расследования. Милоша заключили под стражу в подземелье дворца…

— И ты так спокойно об этом говоришь? — Витязь смотрел на Драгомира осуждающе. — Его надо оттуда вытаскивать.

— Ага, впятером возьмём штурмом дворец, — раздражённо ответил витязю Драгомир. — Ты бы не перебивал, а дослушал. Ему ничего не грозит. Тамошний шорник дал показания, подтвердившие, что Милош не мог столкнуть Адама Осшевского с крыши. Так что наш друг сейчас находится в подземелье не как узник, а как гость.

— Один хрен, в темнице, — не унимался витязь.

— Это моё решение. — Отрезал Драгомир. — Бенедек предлагал отпустить Милоша, как только стала ясна его невиновность.

— Тогда почему? — недоумевал Элемер.

— Для его же безопасности. Свидетель свидетелем, но жаждущим мести родственникам погибшего этого может показаться недостаточно. — Драгомир встал, чтобы уйти, но его остановил вопрос Раду.

— Так, а едем когда?

— Пока не знаю. Сейм будет после похорон. Но вы должны быть наготове. Отправиться можем в любой момент. — Уже открыв дверь, он добавил, — я рад, что у вас всё хорошо. Когда появится Марко, отправьте мне весточку.

Не дожидаясь заверений, что всё будет сделано, Драгомир вышел.

Снова пришлось окунуться в царивший вокруг ужас. Он посмотрел на тела, валявшиеся около дома. В глаза бросился труп верзилы, с огромным синяком на лице, его пробили сразу две стрелы. Прикрыв лицо ладонью, чтобы хоть как-то огородиться от источаемых вокруг запахов, Драгомир направился по направлению к дворцу Шентвежей. Одежду, придётся выбросить. Смрадный угол сегодня как нельзя лучше соответствовал своему названию.

В более цивилизованной части города погибших уже убрали с улиц. Теперь о бунте напоминали только груды сгоревших зданий. Чем ближе Драгомир приближался к Площади Святости, тем меньше следов происходившего ночью буйства он замечал. Люди возвращались к повседневным делам: лавки открывали двери, из мастерских доносился шум работ. По обрывкам услышанных им разговоров, стало понятно: гибель Адама Осшевского заботит горожан сильнее, чем кучи тел в Смрадном углу. Самой популярной версией было самоубийство. Молва склонялась к тому, что несчастный Адам полюбил бедную девушку из простонародья. Однако семья не позволила ему следовать за зовом сердца. И тогда несчастный влюблённый решил свести счёты с жизнью. Драгомир только ухмылялся, слыша эту историю, обраставшую всё новыми и новыми подробностями. К моменту, когда он добрался до Ленты, ему уже было известно о записке в стихах найденной при самоубийце, а также имя и цвет глаз девушки, любовь к которой, толкнула бедного юношу на такой ужасный шаг. «Сразу видно, что никто из рассказчиков никогда не был близко знаком с „несчастным влюблённым“. Этот ублюдок не способен был любить кого-то, кроме себя самого. — Думал Драгомир, каждый раз поражаясь новым услышанным деталям. — А на месте девушки, если она существует, я бы спешно покинул Каармант, вместе с семьёй. От греха подальше».

На площади у всех мостов стояли пятёрки зантийских гвардейцев. Они были злы, вымотаны, но бдительно несли службу.

— Имя?! — крикнул один из них Драгомиру, когда тот пересёк середину моста. — На месте стой!

— Драгомир Вирил. — представился он, подчиняясь приказу.

— Должность?

— Писарь Его Святейшества.

Другой гвардеец сверился со списком и что-то шепнул первому.

— Держи руки так, чтобы мы их видели, да двигай сюда, — в его голосе прозвучало презрение.

Когда Драгомир подошёл, его тщательно обыскали. Было в этом что-то унизительное. У него нашли кинжал в кожаных ножнах.

— Ну, как нашли? — он никогда его не прятал, оружие всегда висело на поясе.

— Не великоват-то, перья точить? — спросил всё тот же зантиец, пробуя на палец лезвие. Презрение из голоса никуда не делось. — Острый, зараза.

— Да пропусти ты его уже, — вмешался другой гвардеец. — Я его знаю.

— Правила одни для всех, — непреклонно сказал первый. Драгомир в тон вопроса он ответил:

— В самый раз.

— Не дерзи мне, — гвардеец погрозил ему кулаком. — Забирай свою игрушку и проваливай, твоё имя есть в списке.

Драгомира так и подмывало узнать, что бы его ждало, не будь имени там, но он сумел сдержаться. Не хватало ему ещё ссоры с зантийцами. Тем более они сейчас очень злы, после понесённых ночью потерь.

Вернув кинжал на место, он отправился к дворцу. Там его ждали люди из войска Каарманта. Процедура повторилась. «Наверное, ещё одна группа недовольных вояк будет ждать меня у двери в покои», — раздражённо подумал Драгомир, вновь возвращая кинжал на место. Все эти меры предосторожности казались ему совершенно излишними и ничего кроме раздражения не вызывали.

К счастью, это был последний пост охраны. Гвардейцы, стоявшие на страже внутри дворца, не проявляли к нему никакого интереса. В покоях он переоделся, а те вещи, в которых пришёл, сложил в свёрток и отдал первому попавшемуся слуге со словами:

— Хочешь — выбрось, хочешь — оставь себе.

Не то чтобы Драгомир был богат и легко разбрасывался предметами одежды, но вот именно от этих вещей он точно хотел избавиться. Лицо слуги просияло:

— Спасибо, пан.

У Драгомира не было ни времени, ни настроения слушать его благодарности. Первым делом он направился в подземелье. Один-единственный тамошний молодой стражник, уже видевший его сегодня в компании Его Святейшества, пропустил писаря внутрь, не задавая вопросов. О том, где остальной караул, Драгомир догадался по взрыву хохота, донёсшегося до него из одной из камер. Он толкнул дверь. Та оказалась не заперта и легко поддалась. Внутри Милош играл в кости с тремя стражниками, в том числе и командиром караула. Хорошо хоть не пили. Услышав протяжный скрип петель, все дружно оторвали взгляды от стола.

— Развлекаешься? — строго спросил он у Милоша.

— А что ещё делать? — невинно ответил вопросом тот. — Знаешь, если бы я знал, что в темницах не так неплохо кормят, всё бы сделал, чтобы попасть сюда. А если бы ещё и ножи мои вернули, было бы совсем замечательно.

— Милош, друг, — раздался голос командира караула. — Ну нельзя в камере с ножами. Выйдешь — сразу отдадим.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.