Бесплатный фрагмент - Несколько иммигрантов в немецкой среде

Хотели, как лучше…

Двигатели самолета изменили тон, и Маша посмотрела в иллюминатор, хотя после взлета ничего интересного там видно не было. Или облака, или просто небо. А как может быть иначе, если тебе только шесть лет, ты пристегнута ремнем к сиденью и смотреть наружу можешь только снизу вверх. Зря с мамой поругалась, которая хотела посадить ее не у окошка, а между собой и папой. Могла бы с папой поиграть.

Правда, небо раньше было светлым, а стало почти темным. Наверное, уже вечер.

Маша посмотрела на родителей. Мама дремала, как и большинство пассажиров в слабо освещенном салоне. А у папы над головой светит круглая лампочка, и он, как всегда, читает. Поглядывает в книгу и что-то бормочет.

Самолет немного тряхнуло. Маша выкрутилась из-под ремня, встала в кресле на коленки и посмотрела через окошко вниз. Земля так красиво светилась разноцветными огоньками, что Маша звонко закричала:

— Папа, мы уже унижаемся.

Из соседнего ряда раздался смешок. Катя вздрогнула и недовольно покосилась на дочь, затем машинально поправила, подчеркивая звук «с».

— Правильно говорить не у-нижаемся, а с-нижаемся. А ну-ка сядь и пристегнись!

Сосед Фимы по ряду слегка наклонился к нему.

— Это еще-таки вопрос — как говорить правильно. Я ж в Германии почти три года живу. В главном-то, малышка, права. Знаете анекдот — как жилось при немцах в Одессе? Не евреям, конечно. Пили во! — не дожидаясь ответа продолжил он и провел большим пальцем возле горла, показывая, как пили, — жрали — во! Но морально было плохо.

— Устами младенца говорит истина? — растерянно пробормотал Фима. — Возможно.

— Что читаете, не Тору случайно? — вдруг спросил мужчина. — Я вижу, вы весь полет: то читаете, то повторяете, читаете, повторяете.

Фима изумленно посмотрел на соседа и показал ему обложку.

— Попов. «Немецкий за 13 дней», — удовлетворенно прочитал сосед. — Так и думал. Про Тору я для завязки разговора спросил.

Но разговор не состоялся. В салоне включился полный свет. Бортовое радио мелодично звякнуло и произнесло приятным голосом:

— Самолет приступает к посадке в аэропорту Франкфурта.

++

Загрузив возле ленты выдачи багажа чемоданами и сумками тележку, семейство выбралось в сверкающий зал аэропорта и восхищенно закрутило головами. Мешало, правда, что в зале было чуть ли не жарко. Одевались-то в Петербурге в соответствии с временем года — конец февраля, холодно, но в Германии была уже явно плюсовая температура. Почувствовали это, пока шли от трапа к автобусу.

Катя расстегнула свою красивую шубу, потом сняла с Маши и положила на тележку ее курточку. Потом стянула с рук перчатки и поправила кольцо с дорогим камнем. Фима перевесил на другое плечо битком набитую, тяжелую сумку и достал из кармана куртки листок бумаги. Катя сочувственно проследила за перемещением Фиминой сумки, но свою, хоть и женскую, а тоже тяжелую и раздувшуюся от содержимого, только поддернула на плече.

Вокруг двигалась по своим делам масса людей. Невдалеке был виден кофейный бар.

— А кто нас должен встречать? — спросила Катя.

— Друзья одного сослуживца. Договорились, что мы встретимся возле — Фима заглянул в листок, — райсцентра. Пойду поищу, а вы стойте на этом месте. Тут и потеряться недолго.

— Ладно, Фим. Сумку-то свою неподъемную оставь! Положи на тележку.

— Ну уж нет. Тут все документы и ценности. Я лучше потаскаю.

— Забыл, что ты уже не дома. Тут не воруют.

Катя демонстративно сняла с плеча сумку и положила ее поверх чемоданов.

— Как хочешь, — озабоченно сказал Фима, — но ушами не хлопай. Сейчас приду.

Проводив Фиму глазами, Катя стала приглядываться к бару. Бармен стоял за стойкой, посетителей не было. Решившись, Катя взялась за тележку и стала толкать ее в сторону бара.

— Пошли, Машка.

— Папа сказал здесь ждать, — обиженно отреагировала девочка.

— Ну и стой, а я кофе попью.

Катя покатила тележку к стойке. Недовольная Маша поплелась за ней.

Возле бара Катя отпустила тележку и подошла к стойке. Крепкий черноволосый бармен выжидательно смотрел на миловидную ухоженную блондинку. Пару секунд Катя думала, как сделать заказ. Даже мысль, что, может быть, Фима прав и немецкий надо было учить до переезда, мелькнула у нее в голове. Ерунда, кофе — на всех языках кофе.

— Uno tasse capuchinno, per favore / Чашку капучино, пожалуйста (итал.), — обратилась, наконец, Катя к бармену. «Si, signora.» — кивнул тот, улыбнулся и повернулся к автомату.

— Мама! — услышала Катя испуганный крик дочки.

Резко повернувшись, Катя увидела стремительно двигающуюся к эскалатору и уезжающую на нем вниз мужскую фигуру. Маша и тележка были на месте, но Катиной сумочки на тележке не было.

— Украли! — охнула Катя и схватила Машу за руку. — Куда же ты смотрела?

У Маши заблестели слезы на глазах.

— Дядя сказал: «Тихо»

— Откуда ты знаешь, что он сказал «Тихо»? Ты ж немецкого не знаешь.

— Он по-русски сказал. И так сделал, — прошептала Маша и поднесла указательный палец к губам, показывая, как сделал «дядя».

++

Встречающих супругов Фима нашел не совсем легко, но узнал сразу. Не только потому, что описаны они были весьма точно, но и благодаря выразительной внешности обоих.

Миша и правда оказался громадным, с открытым славянским лицом, подчеркнутым бородой. Лида, описанная как «слегка еврейка», имела на Фимин взгляд обычное симпатичное лицо, но, по контрасту с Мишей, для поиска в толпе охарактеризована была удачно. Оба были чуть постарше Фимы.

После приветствий, выражения благодарности за встречу, ответного «Ну, что вы! Надо же помогать» двинулись к Кате с Машей.

— Я спрашиваю: «Где райсцентр?», — рассказывал Фима, — Никто не понимает, а один по-английски говорит: «Вы ищете китайский ресторан?» При чем тут китайцы?

Миша хмыкнул.

— Ты что, совсем немецкий не учил? Тебе нужен райЗецентр, — подчеркнул он звук «з», — а ты про рисовый центр спрашиваешь.

— Почему не учил? Учил, по самоучителю, — Фима вытащил «Попова» из кармана.

Но они были уже невдалеке от тележки, и Фима заметил какие-то проблемы, прежде всего — настойчивые возгласы бармена, который кричал не обращающей на него внимания Кате: «Сеньора, драй ойро, битте / С вас три евро, пожалуйста (нем.)»

Катя кинулась к Фиме.

— Сумку украли, — но тут же приняла независимый вид, — только не надо твоих «Я же говорил».

— Деньги, документы там были? — спросил Миша.

— Слава богу, все у меня, — ответил за Катю Фима.

— Тогда не смертельно, — успокаивающе сказа Миша, обращаясь к Кате. — Давайте знакомиться. Миша. Лида — моя жена. А ты — Маша?

Маша кивнула.

— Может, вообще без сумки обойдетесь? — спросил Миша. — Просто времени жалко. Нам же не только вас в лагерь везти, но еще потом домой добираться.

— Как просто у вас — обойдетесь, — буркнула Катя, — В ней такая (!) косметика, — она посмотрела в поисках поддержки на Лиду, но та была совсем не накрашена, — вам не понять. Электронный переводчик. Фотографии. Да и сама сумка от Гуччи!

— Ладно, — огорченно сказал Миша, — я слышал, обычно через час-два сумки находятся, только без ценностей. Лида, Фима и Маша остаются с вещами…

Но тут его перебил буфетчик: — Драй ойро, битте, драй ойро! / 3 евро, пожалуйста (нем.).

— … и разбираются с кофе, — продолжил Миша. — А мы идем в полицейский участок. Катя, возьмите свой паспорт.

++

Миша с Катей ушли.

Фима посмотрел на нахмуренную дочку.

— Не грусти, Машка. Хочешь мороженого?

Маша кивнула. Фима подтащил тележку к одному из столиков, посадил за него Машу с Лидой и пошел к бармену. Разговор с ним на смеси английского и немецкого Фиму сначала удивил, потом вызвал сомнение и, наконец, огорчил. Но оглянувшись на Машу, он достал кошелек.

К столику Фима подошел с двумя вазочками, на каждой из которых по одному лежало по одному шарику, и поставил их перед Лидой и Машей.

— А что так мало? — удивилась Маша.

— Спасибо скажи. Дома я бы тебе за такие деньги десять шариков купил.

Маша обиженно начала ковырять мороженое ложкой.

— Да, в аэропорту все ужас как дорого, — сказала Лида. — И мне не надо было покупать. Ешь сам.

— Брось ты, я ведь не жадничаю. Мы же уже за границей отдыхали, — взглядом поблагодарил Лиду за понимание Фима, — это я Машку приучаю, что надо отличать туризм от эмиграции. Ешь, пожалуйста.

Лида и Маша с удовольствием принялись есть мороженое.

— Тут программисты нужны, — обратилась Лида к Фиме. — Ты, наверное, сразу работать пойдешь? Программисту может и английского хватить.

— Нет-нет, я хочу полгодика поучить язык, чтобы меня немцы с трудом от своих отличали, а уж потом — на работу.

Лида изумилась.

— Что-то непохоже, чтобы ты так немецкий знал. В немецкой школе, что ли, учился? Или на курсы пять лет ходил?

— Еще чего, — самодовольно улыбнулся Фима, — перед тем, как в страну носителей языка ехать, пять лет учиться! Месяц, правда, самоучитель читаю, — он снова вытащил и любовно погладил тоненькую книжку «Попова», — но, судя по сегодняшним контактам, месяца, наверное, мало. Так что, потренируюсь здесь полгодика с немцами. Больше-то ведь не надо?

Лида опять изумленно посмотрела на Фиму, потом сочувственно склонила голову к плечу. Фима, заметив эти взгляд и жест, удивился.

— А что, разве здесь это не само собой получится?

Лида посмотрела на него еще более сочувственно и отрицательно покачала головой.

— Ничего, прорвемся, — весело и самоуверенно подмигнул ей свежеиспеченный иммигрант.

Мобильный телефон Лиды зазвонил.

— Это Миша из полиции, — сказала она, послушав, — нам повезло. Относительно, конечно. Они уже получили назад сумку. Правда, без косметики и электронного словаря. Идемте к машине.

Фима поднялся и взялся за тележку.

— А у Кати как с языком? — по дороге спросила Лида.

— Пока никак. Но она же переводчик с английского и итальянского, в «Интуристе» работала. А английский — это язык всего мира. На всякий случай купили ей словарик с кнопками, но его вот сперли.

Лида сочувственно покачала головой.

++

Вся компания погрузилась в большой «Фольксваген-Пассат» не первой свежести.

Миша сел за руль, Фима — рядом.

— Классная тачка, — похвалил машину Фима. — У меня тоже универсал был, но в него бы всё не влезло. С этой не сравнить. Да и дороги, — он махнул рукой вдоль автобана, — не то, что у нас. Наверное, неохота из-за руля вылезать.

Миша пожал плечами.

— Ну, во-первых, есть машины и получше, не говоря уж, что поновее. А во-вторых, это там автомобиль был роскошью. А здесь — давно уже средство передвижения. Как постоишь на таком чудесном автобане пару часов в пробке, так и перестанешь восхищаться.

— Ну, все равно. С кондиционером и медленно ехать не страшно. Я вот перед отъездом свою четверку продал, так так намучился в автобусах и трамваях. Все бока помнут, портфель к груди прижимаешь сильней, чем любимую женщину.

Катя, сидящая сзади, дала Фиме легкий подзатыльник: Портфель тебе дороже меня?

Фима с улыбкой отмахнулся.

— А я тебе завидую, представляешь, — вдруг сказал Миша. — В машине ведь ты от людей изолирован. А в общественном транспорте такое бывало! Помню ехал я в автобусе в консерваторию, еще студентом.

— Ты музыкант? — перебил Фима. — На чем играешь?

— Да здесь на всем приходится. Ну и в школе музыкальной работаю. Так вот, сижу у окна, читаю, как водится. Наконец, моя остановка. Девушке, что рядом сидит, симпатичная такая, говорю: «Вы выходите?» А она мне: «По обстоятельствам…». Протиснулся я мимо нее растерянно, из автобуса вылез и так себя ругал! До сих пор, как вспомню — ругаю.

Фима вежливо хихикнул, Катя улыбнулась. А Маша толкнула маму и спросила: «Это что значит, обстоятельствам?».

— Ты бы лучше ребятам что-нибудь полезное о Германии рассказал, — заметила Лида шутливо. — А то я тоже вспомню. Какого-нибудь немца — чтоб далеко не ходить.

— Все, сдаюсь, сдаюсь. Ты эту угрозу учти, — подмигнул он Фиме, — если у женщины есть возможность немца вспомнить, то это опасно.

— Э, у нас все крепко, верно Катюха? — повернулся Фима к жене.

Миша и Лида обменялись через внутреннее зеркало заднего вида взглядами.

— Ну, дай бог, — закрыла тему Лида.

++

Машина в темноте подъехала к тяжелым воротам распределительного лагеря для беженцев. За стеной, окружающей лагерь, были видны невыразительные бетонные дома. Миша и Лида помогли Фиме выгрузиться и поднести вещи к проходной.

— Ну все, тут пока прощаемся, — сказал Миша. — Завтра рано на работу, а нам еще до дома час ехать. Телефон наш имеете. Когда поселитесь в хайме, звоните.

— А хайм — разве не имя? — спросила Катя.

— Имя — тоже, хотя и Хаим, — ответила Лида. Но здесь так еще общежития для беженцев называются.

Проходная начиналась с коридора с вертушкой. Перед вертушкой справа находилось большое окно в комнату, в которой сидел средних лет молодцеватый дежурный. Пока Фима подтаскивал чемоданы, Катя обратилась к заинтересованно смотрящему на нее немцу: Good evening. / Добрый вечер (англ.)

— Guten Abend. Ihre Papiere, bitte. / Добрый вечер, ваши документы, пожалуйста (нем.), — ответил дежурный.

Непонимающая Катя сделала извиняющуюся гримаску и, на всякий случай, одарила дежурного одной из лучших своих улыбок. Тот оживился. Подошедший Фима вытащил из сумки документы и сунул их в окошко. Дежурный быстро пролистал бумаги.

— Sind sie verschiedene Familien? / Вы разные семьи? (нем.)

Фима растерялся.

— Йа. Найн. Майне фамилие — Мильман. Зи, — Фима показал на Машу, — аух, майне тохтер. Зи, — он ткнул в сторону Кати, — ист Щукина. / Да. Нет. Моя семья (путает с «фамилией») — Мильман. Она — тоже, моя дочь. Она — Щукина.

Дежурный еще больше оживился.

— Sind sie getrennt? / Вы по отдельности? (нем.), — обратился он к Кате.

Фима отрицательно помотал головой, но дежурный этого не увидел — в это время Катя беспомощно подарила ему еще одну улыбку.

— Gut. Sehr gut. Dann warten Sie, bitte. / Хорошо. Очень хорошо. Тогда подождите, пожалуйста. (нем.)

Дежурный быстро заполнил какие-то бумаги, потом дал их Фиме и Кате для подписи. Затем вышел из своей комнаты с другой стороны вертушки.

— Kommen Sie mit. / Пойдемте со мной. (нем.), — сказал дежурный и забрал у Кати ее чемодан.

++

Усталое семейство, следуя за дежурным по пустынному двору, дотащилось с вещами до невзрачного одноэтажного здания. Немец открыл ключом входную дверь и впустил прибывших в небольшое мрачное фойе, в стене которого тянулся ряд цельнометаллических дверей. Он открыл одну из них и жестом показал Фиме, чтобы тот заносил вещи в комнату. А Катю, которая тоже хотела войти, придержал за рукав.

— Entschuldigen Sie, bitte. Das Kind ist so müde / Извините, ребенок такой усталый (нем.), — немец показал Кате на полусонную Машу.

Jetzt Sie, bitte. / Теперь вы, пожалуйста (нем.), — дежурный открыл соседнюю дверь и, с улыбкой, мягко подтолкнул туда Катю, которая автоматически зашла в пустую темную комнату.

Немец выжидающе и, со ставшей более нахальной улыбкой, стоял в дверном проеме. Катя начала нервничать.

— I want to go to my daughter. / Я хочу к моему ребенку. (англ.), — Катя оттолкнула дежурного и, подхватив еще стоящий в фойе свой чемодан, кинулась в комнату к Фиме и Маше. И резко захлопнула за собой дверь.

++

Комната выглядела жутко. Вдоль стен стояли две привинченные к полу двухэтажные металлические кровати. Больше никакой мебели не было, даже столика или стула.

— Как в тюрьме, — сказал уныло Фима, который тюрьму, разумеется, видел только в кино. — Но в тюрьме, кажется, хотя бы белье дают.

В дверь постучали. Дежурный с ледяным лицом зашел и положил на кровать подушки, одеяла и постельное белье. Ледяным же тоном проговорил в воздух:

— Das Wecken ist um sechs Uhr. / Подъем в 6 часов. (нем.)

Катя начала раздевать спящую Машу, а Фима — стелить постели.

— Слушай, я только теперь вспомнил, — сказал он, — что фамилия по-немецки — это не как у нас фамилия, а семья. То-то он обрадовался, решил, что мы друг к другу отношения не имеем. И хвостом сразу завилял. Похоже, ты и немцам нравишься.

— Кто бы сомневался! — буркнула Катя.

Утром, в 6:00, раздался стук в дверь. Фима выскочил из кровати и, спросонья, не одеваясь открыл дверь. За дверью обнаружилась недовольная женщина, брезгливо смотрящая на стоящего в трусах и майке Фиму. Она начала говорить, очень быстро.

— Ich heiße Frau Hild. Ich bin Lagerleiterin. Sie haben die Regeln verletzt, als sie zwei Zimmer verlangt haben. Sie haben dreißig Minuten zum Frühstück. (И — медленно:) Nach dreißig Minuten warte ich auf Sie in meinem Zimmer. / Меня зовут фрау Хилд. Я начальница лагеря. Вы нарушили правила, потребовав вечером вторую комнату. У вас 30 минут на завтрак. (И — медленно:) Через 30 минут я жду вас в своем кабинете.

Про 30 минут Фима вроде бы понял. Наскоро одевшись, они вышли во двор лагеря. Искать общую столовую не пришлось — туда тянулась толпа людей. Надо было просто идти вместе со всеми. Огромный зал столовой был уже заполнен. На завтрак давали большие мягкие белые булочки и кисель. Впрочем, вместо киселя можно было налить себе «кофе» из здоровенного чана с краником. Но за едой пришлось еще постоять в длинной очереди, состоящей главным образом из африканцев. Судя по громким разговорам светлокожих мужчин и женщин на непонятных языках, но с вкраплениями знакомых слов, были там и славяне — может быть, югославы, или албанцы, хоть они и не славяне.

Стояла в очереди и пара белых женщин, похожих на своих. Одна из них, энергичная пожилая «дама», призывно помахала рукой семье, вставшей в конец очереди. Другая, приятная, но какая-то невзрачная молодая женщина, безучастно смотрела в сторону новеньких. Фима, оставив Катю с Машей на месте, нерешительно пошел к ним.

Женщина постарше затараторила, когда Фима был еще в нескольких шагах от нее.

— Ну шо вы не йдете, я машу, машу. Ци черни уси булочки зъидят, пока вы до роздачи дойдэте. Мы здесь вже цилу недилю, усе знаемо.

— Спасибо большое, — он помахал Кате, чтобы она шла с Машей к нему, — А то нас начальница разбудила, сказала, чтобы я через полчаса у нее в кабинете был. Мы еще пока помылись…

— От зараза, — затараторила женщина снова, — вообще-то, она до людин не замается, з свого кабинету носу не каже.

— Я понял, она разозлилась, что нам вчера две комнаты выделили. Хотя мы во вторую даже не заходили.

— А, цей кобеляка, помощник, — продолжила тараторить женщина. — Он и до моей Жанночки домогався.

— Ну, мама. Ничего не приставал. Они здесь знаешь как за свое место боятся, — глядя в сторону сказала молодая женщина.

— Боится, я ж не спорю. А натура — просит, — отпарировала старшая. — А вы откуда?

— Из Петербурга, — Фима помахал еще раз своим, которые нерешительно двигались в сторону Фимы.

— А мы с под Винницы, из Жмеринки. Нам знакомые здесь в городе квартиру ищут. Спасибо, помощник до Жанночки интерес имеет, так нас в хайм не отправляют.

— Мама. Ну какой интерес? — опять вяло сказала Жанна.

И тут Фима взглянул на большие настенные часы — они показывали полседьмого.

— Ой, я побегу, — забеспокоился он, — Это Катя, это Машка. — И бросил на ходу Кате: Возьмите мне булку.

Пожилая протянула Кате руку. Меня Роза зовут, здесь по отчеству не говорят. А это — моя Жанночка.

++

Фима робко постучал в дверь фрау Хильд и, не услышав ответа, приоткрыл ее.

— Входите, — жестко (и, конечно, по-немецки) сказала начальник лагеря. Вы опоздали на 5 минут. Вы находитесь в лагере для беженцев и перемещенных лиц, предназначенном только для дальнейшего распределения в лагеря временного проживания, называемые хаймы. Поэтому вы сегодня же покинете эту территорию.

Напуганный быстрой, агрессивно звучащей и полупонятной речью женщины, Фима растерянно промолчал и оглядел кабинет. Для начальницы лагеря обстановка была скромной, если не сказать — скудной, хотя и соответствовала оформлению всех других виденных им здесь помещений. Стол, стул, компьютер, на стене большая карта юга Германии. Заметными красными кружками на карте были отмечены несколько пунктов; Фима сумел разглядеть только находящееся в центре карты слово Karlsruhe (Карлсруэ), знакомое ему по вчерашней поездке с Мишей.

— Извиняйте, — придумал как употребить свой плохой немецкий Фима, — мы хотел жить некоторый время в Карлсруэ. Наши друг хотеть помочь находить квартира в Карлсруэ.

— (нем.) Это исключено, — отрывисто сообщила фрау Хильд, так что Фима, не поняв слов, понял, что ему отказано. — Машина для вас будет здесь через час.

— (плохой нем.) Извиняйте, но в столовой мы встретил два женщин из Украина. Они здесь жил неделю.

— (нем.) Ах, так! Тогда они поедут с вами. У вас есть предпочтения, в какое место вы бы хотели поехать в хайм?

— Если мы обязательно ехать, тогда, пожалуйста, в Хайдельберг. Там жить наши родственник.

— (нем.) Ага, родственник в Хайдельберге…

Начальница подошла к карте, прижала большой палец к кружочку «Карлсруэ», а указательный — к кружочку севернее, Фима разглядел, что к Хайдельбергу. Потом как циркулем провела указательный по окружности вокруг точки Карлсруэ и почти на противоположном конце диаметра описанной дуги, с выражением удовлетворения на лице, уперлась в еще один кружок.

— (нем.) Здесь мы хайм закрываем, — пробормотала она себе под нос. Потом с сожалением отвела указательный палец немного назад.

— (нем.) Вы поедете сюда.

++

Через полтора часа микроавтобус, в котором ехали довольная Маша с ошарашенными родителями и, напротив них, Роза и Жанна, выехал на автобан.

— Ну шо, Фимочка, — презрительно морща нос сказала Роза, — спортил нам жизнь? Нам еще недилю надо было в лагере пожить, квартиры посмотреть. Как говорят, не делай людЯм добро, не будешь йисты дермо.

— Ну, мама! Причем тут Фима? — заступилась за него Жанна.

— Причем? Был бы ни при чем, не глядел бы щас так внимательно в окошко.

— Ну, простите. Я же не знал, что на вас ссылаться нельзя, — виновато посмотрел на Розу Фима.

— Простите… Це вже больше по-людски. Э-э-х, — вздохнула Роза и тоже стала смотреть в окно.

Но долго молчать она, видимо, не могла. Поэтому всю дальнейшую дорогу Фима слушал историю выезда Розы и Жанны из Украины в автобусе через границу, про украинскую, польскую и немецкую таможни, про прошлые и будущие планы Розы насчет Жанночки, и голова у него к концу поездки шла кругом. Но прерывать Розу ему было неловко — ведь он и правда поломал этим незлым людям намеченное. Катя историей Розы не интересовалась, иногда подремывала, изредка «играла» с Машей в ее куклы, а в остальное время с удовольствием смотрела в окно на просыпающуюся после зимы природу. Но в какой-то момент, поймав паузу, она обратилась к Розе:

— Скажите, немки все такие злые?

— Та не, разные, как везде. А у Хильды работа такая. В этот лагерь же сброд со всего мира стекается, половину сразу можно в тюрму. Вот и злая.

++

Микроавтобус остановился у трехэтажного дома. Водитель зашел внутрь, а прибывшие начали выгружать чемоданы и сумки. Из дверей показались водитель и какой-то мужчина, как потом выяснилось — хаусмайстер, это должность типа управдома плюс слесаря. За ними выскочили несколько детей. Маша оживилась, но сделала вид, что ей все равно. Из пары окон высунулись и стали смотреть на событие какие-то любопытные.

— Willkommen. Kommen sie mit. / Добро пожаловать. Идите со мной, — сказал хаусмайстер, и все потащились с вещами внутрь хайма.

Хаусмайстер жестом показал Розе, и Жанне остаться в фойе в фойе, а Фиме и — Кате — подниматься за ним по лестнице. Стесняющуюся любопытных местных детей Машу Роза посадила рядом с собой на чемоданы.

— Können sie Deutsch? / Вы говорите по-немецки? — дружелюбно спросил хаусмайстер.

Уж это-то фразу Фима знал хорошо.

— Ja, — ответил он и, помолчав, честно добавил, — Ein bisschen. / Да. Немного.

Навстречу прошли несколько человек, еще кто-то выглянул из дверей. Одной из выглянувших женщин хаусмайстер помахал рукой.

— Hallo, Tanja. Kannst du mir helfen? Den neuen Gästen das Heim zu zeigen? Komm mit. / Можешь мне помочь? Показать общежитие новым гостям? Пошли.

— Natürlich. Ich komme gleich. / Конечно. Сейчас приду, — отозвалась Таня.

Хаусмайстер завел Фиму с Катей в выделенную для них комнату и разложил какие-то бумаги на столе. Катя посмотрела из окон. Вид из одного окна был очень красив, просто «Петров-Водкин», холмы, перетекающие один в другой. Из другого окна был виден добротный дом с мужиком на веранде. Мужик приветственно кивнул Кате головой. Катя испуганно отскочила от окна.

— Unterschreiben Sie bitte hier, hier und hier. / Подпишите здесь и здесь, и здесь, пожалуйста, — обратился хаусмайстер к Фиме и Кате.

Пока Фима и Катя подписывали бумаги, в комнату зашла Таня.

Хаусмайстер обрадовался.

— Frau Tanja zeigt ihnen das Haus und erklärt unsere Regeln, die sie gerade unterschrieben haben. Mit allen Fragen können Sie ruhig zu mir kommen. Verstanden? / Фрау Таня покажет вам дом и объяснит наши правила, которые вы только что подписали. Со всеми вопросами вы можете спокойно приходить ко мне. Поняли?

Таня успокаивающе кивнула ему, а супругам сказала по-русски: поняли. Хаусмайстер еще раз ободряюще улыбнулся новым жильцам и вышел, почти пропев: Tschü-ü-ü-ß / Чю-ю-юс.

Он что сказал? — удивился Фима.

— Когда? — спросила Таня, — Чюс, что ли? Это значит, до скорого. Да вы не пугайтесь так. Первое время никто ничего не понимает. А многие — и потом тоже. Меня Таня зовут, как вы поняли.

Фима пожал протянутую руку.

— Фима. Это моя жена Катя, а внизу еще Машка чемоданы сторожит.

Катя и Таня тоже пожали друг другу руки, оценивающе глядя друг на друга. Катя, полноценно одетая, смотрела немного высокомерно на одетую по-домашнему Таню. Таня, симпатичная женщина примерно Катиного возраста, улыбнулась Кате с легкой усмешкой опытного человека.

— Ну, затаскивайте ваши вещи, — закончила процедуру знакомства Таня, — а потом, минут через двадцать, спускайтесь в кухню. Покажу вам наши хоромы.

Фима, Катя, Маша, Жанна, Роза стояли в дверях большой кухни, в которой занимались своими делами несколько женщин и мужчин, и с любопытством оглядывали ее. Вдоль одной из стен стояли 4 четырехкомфорочные газовые плиты, у другой — несколько моек и разделочные столы. На стенах над столами висели полки, в основном заставленные кухонной утварью. Возле большого окна находились несколько обеденных столов со стульями. Старожилы тоже с любопытством оглянулись на новеньких.

— Заходите, — сказала Таня, — С народом потом познакомитесь, а сначала я вас по дому проведу. Это, как вы поняли, кухня. Главное место в доме. Средоточие общественной жизни. Ну и скандалов, конечно.

Одна из женщин, симпатичная молодая брюнетка, достала из кармана халата пачку сигарет и прокомментировала: Если бы ты не скандалила, никаких скандалов не было бы.

— Ну, ты, Клавка, вечно состришь, — хихикнул один из мужчин.

Таня как будто не услышала Клавиного замечания.

— Там, где полки свободны, можете их занять вместе со столами под полками. Вон за той дверью — кладовка. Там выберете себе посуду, приборы. Чайники общие, так что, если поставили чайник и ушли, не удивляйтесь, что кто-то кипяток использовал. В хайме живут кроме наших еще югославы и цыгане, но их немного и мы с ними практически не пересекаемся. Бывает, что их дети с нашими поцапаются, а в остальном здесь все мирно, — С поджатыми губами она посмотрела на Клаву. — Идем дальше.

Следуя за Таней, новенькие прошли до небольшой комнаты, в которой стояли три работающие стиральные машины, две сушильных, большие коробки со стиральным порошком и буквально горы белья в больших тазах.

— Здесь можете стирать свои вещи, — продолжила Таня. — Порошок бесплатный, стирка и сушка — тоже. Правда, тут с утра до ночи очередь и зевать не стоит, но пробиться можно. Только с 21 до 8 стирать нельзя.

— Откуда же тут так много стирки? — удивилась Жанна.

— Через пару дней узнаете, — ухмыльнулась Таня.

— Вот там, — выходя из прачечной показала она на еще одну дверь, — душевые: мальчики отдельно, девочки — отдельно. (Маша хихикнула). В подвале — спортивный зал, настольный теннис, ну — посмотрите. Там же проходят общие собрания. Вот главное, а остальное — по ходу дела. Если хотите чаю, пойдемте в кухню — покажу мой стол. Пока не освоитесь, берите там заварку, печенье.

Таня взяла Машу за руку: пошли, познакомлю тебя с подружкой.

++

Фима лежал на кровати, листал учебник Попова. Катя разбирала чемодан и вешала одежду в шкаф.

— А Машка где? — спросила она.

— С Яной где-то бегает.

— Это кто?

— Дочка Тани, на год старше Машки. Зря ты на Таню так смотрела.

— А нечего меня презирать. Лишь за то, что я на полгода позже нее приехала.

— По-моему, нормальная тетка. Чаю нам дала с печеньем.

— Если нормальная, то все и будет нормально.

Раздался стук в дверь. Тут же она распахнулась и в комнату стремительно вошел молодей мужчина, по виду — ровесник Фимы, обаятельный, но, в отличие от Фимы, с заметно выраженными еврейскими чертами. Он протянул Фиме руку.

— Алик.

— Фима.

Алик энергично повернулся к Кате.

— Позвольте представиться, Алик Зайчонок. Танин супруг.

Катя рассмеялась, — Это вас жена так ласково зовет, Зайчонок?

— Нет, — радостно отреагировал Алик, — это моя фамилия. Но так ласково меня может называть любая красивая женщина.

— Вы при своей жене тоже такой смелый? Не похоже, что вы хотите подружиться с моим мужем, — строго заметила Катя.

— Ой, только не надо лишнего. Я уверен, Фима привык к восторгам по вашему поводу и даже за время дороги успел по ним соскучиться. И уж, конечно, не обижается. Верно, Фима?

— Если б я не видел, что вы просто болтун, может и обиделся бы, — миролюбиво сказал Фима.

— Нет, я не болтун, — решительно возразил Алик. — Я просто легкий, жизнерадостный человек. Но я сейчас по другому поводу. Меня попросили отвести вас в ратхаус, это типа горсовета нашего, чтобы вы получили ваши первые в жизни халявные деньги. Роза с дочкой уже ждут внизу.

— Это обязательно — всем идти? — Я бы лучше разобрала вещи и отдохнула. — недовольно спросила Катя.

— Нет, если Фима возьмет ваш паспорт и все документы, а вы совершенно неожиданно и напрасно откажетесь от моей компании, можете совершенствовать свое совершенство целых два часа. Или три, потому что я планирую на обратном пути завести всю команду в магазин. Вы же собираетесь угощать старожилов по случаю прибытия?

++

По дороге в ратхаус Алик, извинившись перед женщинами, попросил их идти немного сзади и устроил Фиме настоящий допрос, видно соскучился по разговорам с ровесниками одного образовательного уровня. Откуда, где работал, что с родителями, почему они не поехали и прочее — вопросы сыпались один за другим. Но особенно он интересовался Катей.

— Слушай, она всегда такая строгая?

— С посторонними — да. — с гордостью ответил Фима. — Это профессиональное. Катя же в Интуристе работала. Чтобы итальянскую группу по Питеру или Эрмитажу водить, знаешь, какой жесткой надо быть! Вот вы из института в колхоз на картошку ездили? Как мы на местных смотрели? Понимали же, что они в этом не виноваты, но — одеты бедно, от культуры далеко, языков не знают. Итальянцы, кстати, тоже, в основном только свой язык знают. Но все равно, большинство на нас как на неразумных папуасов смотрят.

— Так на нас здесь так же смотрят, не понял еще? — расхохотался Алик.

++

Довольная компания вышла из ратхауса.

— Таки первая радость от всего этого геморроя, — тихо, с местечковыми интонациями сказала Жанне Роза. — Он посмотрел паспорт, и выдал мне десять моих месячных пенсий. И заметь, не я просила, а он упрашивал.

— Как это упрашивал?

— Бите, бите. (Пожалуйста, пожалуйста (непр. нем.)). Теперь мы можем позволить себе маленький праздничный обед.

— Алик, вы не забулы, шо обещали показать продуктовый магазин, — громко, с украинским акцентом спросила Роза.

— Не токо не забув, но и сам бы напомнил. Вам же не терпится купить выпивку для тех, кто раньше вас принял на грудь удар эмиграции. Таков обычай — угощать старожилов.

— Этот шлемазл хочет подбить меня отдать мои кровные евры ему на водку. Я щас так вымою ему голову, что у него никогда не будет перхоти. Без Хед и Шолдерс, — шепнула Роза Жанне.

— Что вы там шепчете, донна Роза. Если вы думаете, что шаманские заговоры помогут вам одолеть традиции, то хочу предупредить: кто не ставит по приезде выпивки — не имеет от старожилов никакой помощи. И вы замучаетесь, пока разберетесь что к чему и выберетесь из хайма. Если вообще выберетесь. А то, что для вас уже сделали, например, я, это был аванс. И радуйтесь, что вам повезло, потому что вы приехали вместе с Фимой, а я по Фиминому лицу вижу, что он не склонен нарушать традиции. И с вас придется минимум вдвое меньше. Верно, Фима?

— Фима без удовольствия кивнул. Роза задумчиво почесала затылок.

— Мама, ну ты же хотела жить при настоящем капитализме, — успокаивающе сказала Жанна. — А при капитализме все стоит денег. Помощь тоже.

— Те же бандиты, как в Жмеринке. Они кончатся у меня на том свете, — печально ответила Роза.

Фима наклонился к ней.

— Роза, извините, я случайно услышал, как вы с Жанной разговариваете по-русски. Вернее, на шикарном местечковом еврейско-русском. А со мной и другими — на каком-то чудовищном полуукраинском.

— Ой, Фимочка, выглядишь ты на рубль умнее, — шепотом сказала ему Роза. — А то ты не знаешь, что эти немцы вытворяли с евреями. Или ты думаешь, я таки для этого привезла сюда свою Жанночку?

Фима потрясенно посмотрел на нее.

— Они же вас все равно не понимают.

— А вдруг якого ветерана зустринемо? — громко возразила ему Роза.

++

Компания двигалась с тележками по магазину «Лидл» (дешевый супермаркет). У Алика — полная корзина, у Фимы кое-что есть, а тележка Розы и Жанны была почти пустая.

— Мама, ну нам же надо что-то кушать, — сказала Жанна. — Я понимаю, в гривнах эти цены кусаются как ротвейлеры, но нам же правда надо что-то кушать. И еще — угощать соседей.

— Так что, соседей. Если в этом магазине филиал рая, это не значит, что мы должны остаться потом голыми как в раю. Мы взяли муку, яйца и капусту. Я сделаю им такой пирог, что они забудут переживать за свой приезд в Германию. Или мы должны кормить их черной икрой из суповых тарелок?

— Ну а вина купить?

— Это уже мужская проблема. Вон, смотри — показала она на тележку Фимы, — они ее почти решили. Осталось только перелить эту гадость в глотки.

Жанна остановилась перед полкой с чаем.

— Какой чай ты хочешь — черный или цветочный?

— Начнем с самого дешевого, а потом посмотрим, надо ли будет менять привычки. А вот мед к чаю я бы взяла, — Роза восторженно разглядывала банки с медом. — Это же надо, столько сортов, а цены у всех одинаково высокие.

— Алик, вы не разбираетесь в меде так как в водке или лучше?

— Что тут разбираться — он весь сладкий, — начал говорить Алик, — Я…

Но Роза его перебила.

— Ай, ладно, пока мы не поняли, на что нам будет не хватать — обойдемся без излишеств. А то у меня ЭВМ в голове сломается — переводить эти деньги в наши гривны.

++

Из магазина Алик повел свою команду в хайм мимо площади, на которой были расставлены столы и стенды, а на них были разложены посуда, книги, рабочие инструменты, одежда, пластинки и множество другой всячины, вроде фарфоровых статуэток и индийских медных чайничков и фигурок Будды. Среди этого богатства прохаживались люди, рассматривали вещи и обсуждали что-то с хозяевами столов и стендов.

— А что это за барахолка? — спросила Роза.

— Ну, барахолка, — объяснил Алик. — По-немецки — фломаркт. Фло — это вошь, а маркт — рынок. Там продается все, что угодно, причем по смешным ценам.

— Так давайте пройдемся, — заинтересовалась Роза, — а то я оставила в Украине свои лучшие вещи.

Фима остановился удивленный.

— Роза, а почему лучшие? Оставили бы худшие.

— Ну, я же не сказала, что я их выкинула. Я их продала на таком же, как это, фуфломарте. Так почему мне не найти здесь что-то похожее?

— Мама, ну мы же не будем ходить здесь с сумками, — проныла Жанна.

— А кто сказал, что будем? Я давно удивляюсь, почему ты тащишь эту сумку, если рядом идут два мужчины, у которых все на месте, а кое-что даже слишком.

— Мама, у них же руки заняты!

— Я и не говорю, что они должны нести ее в зубах. Но если Фима возьмет в руку еще одну сумку, он сможет вечером обойтись без игры в теннис. Тем более, я уже вижу то, что мне нужно.

++

К вечеру Фима обнаружил в углу фойе телефонную кабину. Взяв листок, с которым он ходил по аэропорту, он пошел звонить. Маша увязалась за ним и тоже протиснулась в будку. Одной рукой держа у уха трубку, рукой с бумажкой Фима набрал номер. После пары гудков раздался голос Миши.

— Халлё.

— Алло, Миша, — закричал Фима радостно, — это Фима. Представляешь, мы уже в хайм переехали. Но, к сожалению, в маленький городок, а не в ваш город.

— Поздравляю, тем не менее, — спокойно сказал Миша. — Многие просятся сюда, но не у всех выходит. Столица, как-никак. Ну, будет очень надо — обращайся за помощью.

Фима оторопел.

— Очень — это как? — спросил он слегка раздраженно.

— Фим, ты не обижайся. У нас ведь опыт помощи уже есть. И немаленький. У новичка здесь миллион вопросов, и все — срочные, важные. А на самом деле — ерунда, ну, чуть-чуть напрячься надо. Зато потом тебе не стыдно будет по серьезному поводу обратиться. И мы будем знать, что приперло.

— Фима молчал, не зная как отреагировать на эти слова. Через короткое время Миша снова заговорил.

— Халлё. Фим, ты потом поймешь — когда тебя по мелочам достают, хороших отношений не складывается. А придете в себя, звоните — сходим вместе в КСП. Мы по последним субботам собираемся.

— Спасибо. Боюсь, нам будет не до этого, — сказал он сухо. — До свидания.

— Привет Машке с Катей, — успел сказать Миша.

Огорченный Фима повесил трубку.

— А что это по-немецки — кээспэ? — спросила Маша, которая терпеливо выслушала всю беседу.

— Это по-русски. Клуб самодеятельной песни. Там на гитарах играют и поют.

— Как ты?

— Как я, — ответил Фима грустно.

++

В этот же вечер Жанна зашла в свою комнату с тазом, наполненным водой.

Роза примеряла перед зеркалом розовые штаны.

— Ну, как тебе эти прэлестные бруки? И всего за 1 евро.

— Мама, я же тебе говорила, это не мой вкус. По-моему, тебе надо что-то построже.

— Не записывай меня в старухи. Я еще выйду здесь замуж раньше тебя.

— Жанна покрутила в руках тюбик с краской для волос, который Роза тоже купила на фломаркте.

— Ну, хорошо, раньше, — миролюбиво сказала она, — тем более, что на меня здесь не обращают внимания так же, как и дома. Даже козел Алик, который, говорят, не пропускает ни одной юбки. Одень уже халат и садись красить волосы, а то вода в тазу остынет и тебе будет холодно смывать пену.

Жанна выдавила содержимое тюбика в миску и развела его разбавителем. Потом начала намазывать Розе голову розоватой пеной.

— Слушай, какая-то эта краска розовая, — сказала она.

— Но на коробке же нарисована брунетка, — спокойно отрезала Роза. — И продавец сказал тебе «браун». Ничего, наверное, потемнеет. Давай быстрее, а то я приду на праздничный ужин не с каштановыми волосами, а седая, как немолодая женщина.

++

Утром Жанна лежала на койке с самоучителем. В комнату зашла Роза в халате и с яркими розовыми волосами, занося тарелку с блинами.

— Представляешь, я даже не думала, что можно совсем отвыкнуть от коммунальной кухни. Пока я спокойно жарила блинчики, что ты думаешь они обсуждали? Как вчера на празднике пьяный Алик делал вид, что нечаянно упал на Катю? Как раз нет! Они упражнялись насчет моих волос. Но кто же мог знать, что эта краска будет такой стойкой как Павлик Морозов.

Жанна с удовольствием втянула носом запах блинов.

— Как жалко, что мы не купили вчера мед, — посетовала она.

— Я тоже хочу с медом! — оживилась Роза. — Я схожу сейчас и куплю.

— А ты найдешь магазин?

— Что его искать? Перейти через площадь?

— Но ты же ни слова не знаешь по-немецки.

— Мне это и не надо. Я просто возьму мед с полки и заплачу.

— Ладно, мама, с тобой спорить… Но выпиши хотя бы из словаря, как будет «мед» по-немецки.

— Как-нибудь объясню.

В огромном магазине Роза долго искала полку с медом. Но несмотря на то, что они с Жанной вчера своими руками перебирали здесь баночки с разнообразными сортами меда, в этот раз нужная полка никак не попадалась ей на глаза.

— Да куды же вин подывався, цей мед, — бормотала Роза. — То были целые полки, а то ни одной банки. Да я ж так не сдамся.

Роза подошла к кассирше.

— Мне нужен мед! — четко и громко произнесла она по-русски.

Девушка растерянно, с удивлением рассматривала странную старуху в розовых штанах и с розовыми волосами.

— Wie bitte? / Что, простите? — спросила она.

— Мне нужен мед! — твердо повторила Роза.

И потыкала пальцем куда-то вглубь магазина.

— Was? / Что? — переспросила кассирша.

Она с недоумением и ища поддержки посмотрела на небольшую очередь, терпеливо стоявшую за Розой.

— Мед! — еще раз громко сказала Роза.

Удивившись, что и теперь ее не поняли, Роза вытянула руки в стороны, подрыгала ими, сложила гузкой губы и произнесла: «Ж-ж-ж».

— Was? / Что? — с ужасом выдохнула девушка и нажала под кассой кнопку вызова начальства.

Пока Роза растерянно пыталась что-то еще придумать, чтобы объяснить этой глупой кассирше, что ей всего-навсего нужен мед, к кассе подошел высокий мужчина с табличкой менеджера на халате.

— Was ist passiert? / Что случилось?

Роза оглянулась по сторонам и увидела букеты цветов рядом с кассой. Подпрыгивая, махая руками и жужжа она двинулась к цветам. «Подлетев» к букету, она опять вытянула губы и ткнулась носом в цветы. Затем, посопев, вытащила из цветов голову и, маша руками и довольно причмокивая губами, «подлетела» назад к кассе.

С улыбкой, так как теперь-то ее наверняка поймут, она гордо сказала начальнику:

— Мед!

Менеджер бережно взял Розу за руку, вывел ее из очереди и кивнул кассирше, чтобы та продолжала работать. Он внимательно рассмотрел Розу, ее розовые волосы и розовые штаны.

— Was möchten Sie? / Что вы хотите?

Роза начала раздражаться, — Ну, мед же!

Она опять оглянулась по сторонам и увидела стопку полиэтиленовых ведерок. Взяв одно из них, она поставила его рядом с мужчиной. Потом повторила свой «полет» к цветам, еще энергичнее махая руками, громче жужжа и выше подпрыгивая. Подлетев обратно к мужчине, Роза с блаженной улыбкой присела над ведерком и закряхтела «А-а-а!», видимо думая, что именно так пчелы откладывают мед.

Затем добавила, все еще сидя на корточках и улыбаясь: — Мед.

Начальник посмотрел на потрясенную очередь, застывшую кассиршу и сказал:

— Ja, ja, mjot… = Да, да, мьёт…

Потом он достал мобильный телефон, позвонил куда-то и что-то быстро сказал.

Роза выпрямилась, поставила ведерко на место и стала терпеливо ждать, когда же до этого тупого немца дойдет, наконец, что ей нужен обыкновенный мед.

++

Жанна в халате стремительно зашла на кухню. Там сонный, но полностью одетый Фима складывал бутылки в полиэтиленовый мешок.

— А мама сюда не заходила? — обеспокоенно спросила Жанна.

— Я не видел, — хмуро ответил Фима.

— Я боюсь, с ней что-то случилось.

— А что с ней могло случиться? — так же хмуро спросил Фима. — С такой сильной личностью. Так вчера всех построила — чтобы просто выпить, надо было в коридор выходить.

— Фима, мне не до ваших шуточек, тем более что от них пахнет Аликом. Мама пошла в магазин за медом и ее уже полчаса нет.

— А зачем ей с утра нужен был мед?

— Для блинчиков. У нас мука от пирога осталась.

— Ладно, успокойся. Я все равно в магазин собирался. Алик сказал, что все бутылки надо сдать, пока хаусмайстер не увидел.

— Ты Алика слушай, — прыснула возившаяся у своего стола Клава. — Он одного вообще подбил, немцам возле магазина помогать, тележки на место ставить.

— Правда? — посмотрел на нее Фима.

У Жанны на глазах выступили слезы.

— Какие немцы! У меня мама пропала!

— Так беги ищи! — отрезала Клава.

— Как? Я ж в халате. Мне полчаса одеваться.

— Ладно, я все равно собрался, — кивнул ей Фима. — Пойду, Розу посмотрю.

— Жанна мгновенно успокоилась.

— Спасибо, Фимочка.

Из магазина, к которому подходил Фима, вышли двое крепких молодых парней в оранжевых комбинезонах. Они вежливо, но настойчиво вели Розу к машине с красным крестом на борту.

— Ах, ты, черт! Хальт, хальт! / Стой, стой! — заорал Фима и, размахивая руками, побежал к Розе и санитарам.

++

Катя сидела за столом перед зеркалом и красила ресницы. Фима, которому понравилась такая поза, лежал на койке с учебником немецкого. Раздался стук в дверь.

— Входите! — крикнула Катя, прикрыв тюбик с тушью и кисточку газетой.

Зашла Жанна с тарелкой в руках. На тарелке горкой высились пирожки.

— Фимочка, это вам пирожки, — тут она увидела удивленно приподнятые брови Кати. — Вашей семье, конечно. Я специально испекла.

Катя продолжила краситься и сказала равнодушно: — Что это за любовная демонстрация?

— Ты разве не знаешь, — удивилась Жанна, — Фима спас сегодня мою мамочку от немецкого дурдома

— Герой! — также равнодушно сказала Катя. — А может, ей стало бы там лучше?

— Да, герой! — как бы не замечая издевки вспыхнула Жанна. — Мама до сих пор в себя не может прийти. А Фима так блестяще говорил по-немецки! Она мне все рассказала.

— Ну, да. Хайм и нихьт ферштеен (не понимать), — печально прокомментировал похвалу Фима.

— Фима, не скромничайте, — нежно посмотрела на него Жанна. — Ешьте пирожки, пока теплые.

— А где ваша девочка? — она повернулась к Кате.

— Гуляет. Я с Машкиного рождения так не наслаждалась свободой от нее, как здесь. Все время занята с детьми — только поесть забегает. И то редко. А ты уже сдала анкету?

— Ну да, мы с мамой списали все у Клавы, только фамилии наши поставили.

— Я тоже так сделала. Пойдешь с нами на дискотеку?

— Ты что, какая дискотека. Я и дома-то не ходила, а тут и подавно.

— А Клава говорит — там прикольно. Она все-время ходит.

— А язык?

— Язык Фимка остается учить. Он — по книжкам, а я буду — в прямом общении. Посмотрим, кто быстрее.

— Я бы без мужа ни за что не пошла.

— Вот ты и не замужем. — равнодушно бросила Катя.

— До свидания, — поджав губы Жанна ушла.

— Ну зачем ты с ней так? — укорил жену Фима, — Она, вон, нам пирожки принесла.

— А пусть к тебе не подкатывается! Я смотрю, тут у многих либидо играть начинает. Хоть и сидим на виду друг у друга, как пауки в банке.

— По-моему, ты придумываешь, — удивился Фима.

— Да? Приятель твой Алик при живой жене аж бледнеет, когда меня видит.

— Я с ним поговорю.

— Ага. Заодно с Григорием Марковичем. Старпер семидесятилетний. Катенька, Катенька, стоит мне на кухню выйти. И с цыганом. Да и остальных мужиков не забудь.

— Может, извини, ты ведешь себя не совсем скромно?

— Я? С этими нищими! Очень мне надо! Да здесь даже Жанке прохода не дают. Вон она как приободрилась, к тебе: Фимочка. А ты бы Клавку послушал, какие тут страсти творились. Делать-то людям нечего, вот у них кровь и играет.

++

Глубокой ночью на кухне за столом сидели Фима и Алик, больше никого в это время там, конечно, не было. Перед мужчинами стояла бутылка водки и стаканчики, закуска. Они уже неплохо выпили, причем Алик был сильно пьянее.

— Да не волнуйся ты, что баб до сих пор нет, — сказал он. — Выпить не мешают. Никуда не денутся на этой дискотеке. По крайней мере, сейчас. Потом — да. Найдут себе богатого. А сейчас — не готовы. Нет, не готовы.

— Богатые — это другой вопрос, — обиженно сказал Фима. — А вот зачем ты к Катюшке подбиваешься, а? Некрасиво. А говоришь — друг.

Алик оживился и даже как будто чуть протрезвел.

— Фимчик, да не в тебе дело. Я ведь гинеколог, понимаешь. Я на работе весь день с бабами был. И после — с ними же. У меня почти каждый день — новая была. В привычку вошло, можешь понять? А сюда приехали — как отрезало. Танька радуется — видишь, говорит, как на тебя хорошо Германия подействовала. Раньше, говорит, ты со мной раз в месяц спал, все с работы усталый приходил, а теперь — и ночью, и днем, и то, чувствую, тебе мало. А мне — не мало, мне свежачка хочется! Понимаешь?

— Не очень, — сказал Фима, — Мне Катьки хватает.

— А, — Алик махнул рукой. — К немкам — не сунься. Без слов, без денег. В хайме — какой выбор? С Клавкой проблем нет, но она вперед смотрит, немца ловит. И правильно. А новые одиночки — Жанка и, — он хихикнул, — мать ее, Роза. Ну, понял?

— Немного понял, — кивнул Фима.

— Вот! Наливай! — оживился Алик, — Мужик мужика всегда поймет! А Катька — твоя… Слушай, давай женами поменяемся? А? Временно, ну.

— Ты че, совсем съехал?

— А говоришь — понял, — огорченно сказал Алик, — Ну, ты, все же, Катьку спроси, а?

— Пошел ты.., — Фима поднялся из-за стола и угрожающе уставился на Алика.

В это время к хайму подъехала среднего качества машина. Из нее выбрались Клава, Катя, и Таня.

— И что тебе этот немец шептал на прощание? — заинтригованно спросила Таня у Кати.

— Дитер? Предлагал учить немецкому. Завтра, в ресторане.

— А ты у него проверила? — Клава покачала пару раз сложенной, как для зачерпывания воды, ладонью на уровне пояса, намекая на ощупывание мужских гениталий. Таня расхохоталась. Катя тоже хихикнула.

— Не понадобилось. Он сам пару раз во время танцев прижался, показал, что все в порядке.

— Извините, девочки. Мужчин, конечно, надо заставлять нервничать. Но недолго. Чююс, — Клава поцеловала подруг и снова села в ждущую ее машину.

Когда машина отъехала, Катя и Таня вошли в хайм. Из кухни слышались мужские голоса. Женщины зашли туда и увидели своих мужей.

— Я же говорила, что они скучать не будут, — сказала Таня.

А Клавка где? — нахмурился Алик?

— Догадайся с трех раз, — хихикнула Таня. — Все, Зайчонок, сегодня я тебе и за себя, и за Клавочку.

И Катя тоже хихикнула.

++

Фима сидел за столом в своей комнате и переписывал слова из учебника на карточки. Раздался стук в дверь.

— Да, входите, — поднял голову от книжки Фима.

Вошла Таня.

— А Катя где? На кухне нет. В прачечной тоже.

— Не знаю.

— Вы что, поругались уже. Ведь неделя только, как приехали.

— Нет. Во мнениях разошлись. По поводу методов изучения языка.

— Опять в кафе сидит?

— Вот именно. Я сходил вчера, посмотрел издалека. Он заговорил быстрее, распаляясь, — Не просто сидит, но и деньги тратит. Возьмет кофе и ждет, как паук муху. Немцы, конечно, не то что наши или итальянцы — приставать стесняются. Но, все равно, какой-нибудь решится: «Was für eine schöne Frau!» / Какая замечательная женщина! (нем.) И ля-ля на весь день. О чем — языка не зная? Машку совсем забросила. Курить опять начала.

— Ну, чего ты завелся? — успокаивающе сказала Таня. — Тебе удобней грамматику учить, а ей — лексику. Между прочим, разговорный язык полезнее. Кто-то в семье его обязательно знать должен. У нас Алька сачкует, так что я по языку в семье главная. Может, и у вас так получится.

— Еще чего, — пробурчал Фима.

— И за Машку не беспокойся. Они с Яной друг в дружку вцепились — им теперь никто не нужен. А поесть к нам забегают, так что она не голодная. Я что зашла, собственно, — хлопнула себя по лбу Катя. — Хаусмайстер попросил сообщить, что вечером в шесть в спортзале собрание небольшое для женщин. Какая-то комиссия по поводу анкет приедет. Кате скажи.

— Скажу, — снова буркнул Фима. — Если придет до этого.

— Фим, ну скажи честно. Если бы к тебе немецкие девушки приставали и с тобой пообщаться хотели б, на твой языковой идиотизм внимания не обращая, ты бы отказался? — вдруг спросила Таня.

Фима пожал плечами.

— Ну, видишь, — поставила Таня точку. — Не забудь Кате про собрание сказать.

++

Вечером на входе в кухню Фима обнаружил объявление:

«В среду состоится однодневная экскурсия во Францию, в город Страсбург. С осмотром знаменитого собора. Выезд в 5 часов 30 минут, возвращение в 20:00. Цена 10 евро. Деньги сдать до вторника хаусмастеру.»

— Катюха, в среду во Францию поедем, — сказал Фима, заходя с чайником в их комнату.

— Я не поеду, — отреагировала жена.

— Ты что! Давай, заграницу посмотрим.

— Я уже здесь насмотрелась. И в Италии, с тургруппами. А тебе мало что ли, что мы в Америку и Швецию ездили?

— Ну, это же другое! Это же Франция! Сколько раз я о ней мечтал. Когда «Три мушкетера» читал, или Гюго, или Мопассана, думал — вот бы… И, главное, мечтаешь, а понимаешь, что шансов нет туда попасть, ну, если только в ходе войны, с войсками, как при Александре Первом.

— Да не хочу я. Во-первых, мне в такую рань не встать. Во-вторых, и это главное, Таня сказала, это не экскурсия, а шоп-тур, и лучше за тридцатку от нормального турбюро съездить. В-третьих, не тащить же Машку с собой.

— Сравнила, десять и тридцать — трехкратная же разница. А Машу как раз с Таней оставим. Все равно она почти все время у нее с Яной.

— Нет, одно дело — девчонки просто так играют, а другое — просить официально. Не поеду.

— Понятно, — огорченно сказал Фима. — А меня отпустишь? Собор сфотографирую и тебе покажу.

— Конечно. Только не буди нас, когда уходить будешь.

++

За столом в спортзале сидели хаусмайстер, две немки и немец, Таня. На стульях перед ними — 8 женщин из хайма, в том числе Катя, Роза, Жанна и Клава.

— Sehr geehrte Damen, wir haben sie hierher eingeladen, da sie alle kürzlich einen Fragebogen ausgefüllt haben.

— Дорогие дамы, — с улыбкой начала переводить Таня, — мы вас пригласили сюда, потому что вы недавно заполнили одну анкету.

— Wir sind gekommen, um uns zu vergewissern, ob Sie alle Fragen in diesem Fragebogen richtig verstanden und beantwortet haben.

— Мы пришли, чтобы удостовериться, что вы поняли все вопросы этой анкеты правильно и правильно на них ответили.

— Es geht eigentlich nur um eine Frage. Sind sie schwanger? Alle acht? — немка посмотрела на Розу. — Auch Sie?

— Речь идет, в общем-то, только об одном вопросе, — озадаченно стала переводить Таня. — Вы беременны? Все восемь? Роза, ты, что ли, беременная?

— Упаси боже, — возмутилась Роза. — Особенно сейчас.

Катя и еще кое-кто прыснули со смеху. Комиссия с любопытством посмотрела на Таню.

— У кого списывали? — спросила она.

Женщины вразнобой заговорили.

— У Клавки; У Клавы, у кого же еще; Кто язык знает, у того и списывали.

— Ты беременная, что ли? — удивленно спросила Таня у Клавы.

— Ну, две недели как месячных нет. Я и написала на всякий случай. Я что, предупреждать должна была тех, кто списывали?

— Женщины начинают смеяться. Члены комиссии с беспокойством смотрят на Таню. Таня сделала успокаивающий жест.

— Ist OK. Ich erkläre Ihnen alles. / Все в порядке. Я вам все объясню.

++

Пока женщины были на собрании, к Фиме в комнату заглянул Алик. Присел к столу.

— Ну, ты что, так и будешь теперь дуться? Поговорить же кроме тебя не с кем. Я ж про обмен чисто по-мужски сказал. Нечешь — нечешь, как говорят югославы, когда им отказывают. Тем более, тут в Германии такой обмен очень даже распространен. Специальные места есть, свингер-клубы называются. Приходишь туда парой, и меняешься.

— Вот и ходи в свои клубы, — не глядя на Алика буркнул Фима. — А к Катьке не лезь.

— Больше не буду, клянусь. Тем более вижу, что всё равно не обломится.

— Не будешь, ну и вали к себе.

Но Алик продолжал сидеть, пытаясь втянуть Фиму в какой-нибудь разговор.

— Мне про свингеров Клавка рассказала. — уточнил он. — Она в таком клубе была уже. А я чего-то стремаюсь.

— Кстати, про Клавку, — вдруг сказал угрюмо молчавший до того Фима. — Она говорила, ты кого-то с тележками возле магазина мудрить учил, это про что?

— А, тут вот какая штука, — обрадовался Фиминому смягчению Алик. — Немцы же вечно торопятся. Ну, не все, конечно. Но некоторые тележку разгрузят, а на место поставить поленяться или забудут. Вместе с евриком. Вот тут и надо тележку в стойло отвести. Монетка твоя.

— Ну и бизнес, — хмыкнул Фима. — И много ли так заработать можно?

— Мне один рассказывал — он выехап уже из хайма, — что пару евро в день он так выручал. Хоть что-то, говорил, получаю. У него вообще никакой заначки не было.

Фима опять хмыкнул, но уже веселее. Алик подхихикнул, стараясь растопить лед сильнее.

— Он еще говорил, что цыгане хаймовские с тележками более активные трюки проворачивали. В тележку пластиковый жетончик засунут, и катаются без товара по магазину. Увидят пустую или почти пустую тележку без хозяина, ну, он там вдоль полок что-то искать пошел, например, и тележки поменяют. Так, конечно, можно десятку в час получить. И риск небольшой. Если что — ой энтшульдиген зи битте, извините, пожалуйста, нечаянно спутал.

— Так чего же твой знакомый этот цыганский метод сам не применял, если очень в деньгах нуждался?

— Ты что, это же воровство! Как можно? … Простил? — спросил Алик, увидев Фимину улыбку.

— Все, вали уже, не мешай заниматься, — махнул рукой Фима.

++

В пять двадцать утра Фима дрожал от холода на площади возле местного вокзала, поджидая автобус во Францию. Кроме него там стояла какая-то женщина. Без двадцати шесть подошла еще одна, и обе начали негромко переговариваться по-русски. Без десяти шесть Фима начал нервничать, что пропустил экскурсию, и решился к ним обратиться. Как он и думал, они ждали того же рейса. Опоздание автобуса женщины объяснили тем, что группу собирают по разным городкам и поселкам. А время выезда туристам специально назначают более раннее, чтобы никого не ждать.

— Извините, а с немецким у вас как? — спросил Фима.

— Как у всех, кто по четвертому параграфу, — подозрительно посмотрев на него, непонятно ответила одна из попутчиц.

В шесть подкатил видавший виды автобус с надписью «Gute Reisen» (Хорошие путешествия), и продрогшие туристы забрались в салон, предъявив экскурсоводу свои путевки.

Автобус был практически полон. Несколько свободных мест было впереди, но новеньких на них не пустили, сказав, что эти места зарезервированы.

Усевшись, Фима тут же задремал, подобно большинству пассажиров.

Проснулся он ненадолго от шума в начале салона. Компания из четырех молодых людей, громко переговариваясь с водителем и экскурсоводом, садилась на передние места.

Какое-то время Фима с удовольствием разглядывал через окно сказочного вида домики в проезжаемых поселках, красивые горы и ущелья вокруг дороги, но, когда автобус выехал на автобан, снова уснул.

На часах было одиннадцать, когда Фима проснулся окончательно. Автобус стоял на какой-то невзрачной площади возле скучного серого здания. Пассажиры выгружались из салона и тут же, направляемые экскурсоводом, заходили в пыльный подъезд. Вместе со всеми, с заходом в туалет, Фима прошел в большой зал, заставленный пустыми деревянными столами и придвинутыми к ним стульями. Напротив входа возвышалась небольшая эстрада, завешенная красивым бордовым занавесом.

Маленькая юркая официантка рассадила прибывших за столы. Фима сел вместе со знакомыми женщинами.

— Möchten Sie essen? Tee, Kaffee? / Хотите есть? Чай, кофе? — спрашивала каждого официантка.

— Чай, — попросил Фима.

— Vier Euro, jetzt / Четыре евро, сейчас, — тут же потребовала официантка.

Фима растерялся от такой неожиданной дороговизны, посмотрел растерянно на соседок, но постеснялся отказываться и полез в кошелек.

— Meine Damen und Herren! / Майнэ дамэн унд херрэн, — раздался голос с эстрады. / Дамы и господа! — с удовлетворением понял Фима, хотя это классическое немецкое обращение и встречал до сих пор только в учебнике.

Дальше было хуже. Голос немецкого оратора, крепкого, зычного мужчины звучал с каким-то шипящим, может быть, местным акцентом. Фима, конечно, рассчитывал на помощь соседок с переводом, но речь с эстрады трещала так непрерывно, что отвлекать их он не решался. Тем более, что происходящее действо каким-то образом худо-бедно понимал.

Сначала оратор достал из кармана две блестящие столовые ложки.

— Они покрыты замечательным двенадцатикаратным золотом, — объявил он. И зачем-то сильно стукнул одну ложку о другую. — Видите, — покрутил он ложки в руках, — золото на месте, нигде не облупилось.

Еще немного похвалив чудесные ложки, оратор выхватил из-за кулис небольшую открытую коробку, воткнул в нее ложки и показал залу, что в ней лежит полный набор столовых приборов на шесть персон.

— И этот замечательный набор вы можете купить только здесь и только сейчас всего за пятьдесят евро!

Широким жестом оратор сдвинул занавес в сторону. За ним открылась уступчатая конструкция шириной метра полтора — два, с четырьмя ступенями, похожая на хоровой подиум, но покрытая такой же бордовой тканью, как у занавеса.

Ловко поставив коробку открытой стороной к публике на одну из полок, оратор закричал:

— Но это не все, майнэ дамен унд херрэн. Вместе с этим прекрасным набором ложек и вилок вы можете приобрести у нас только здесь и сейчас всего за тридцать евро чудесные тарелки. — И на полке рядом с ложками под хвалебные крики появились две стопки тарелок — суповых и столовых.

— Но это не все, майнэ дамен унд херрэн. … И на эстраде появились чашки с блюдцами.

Тут Фима понял, что ждет их дальше, достал из кармана карточки и начал учить слова.

Под рефрен «Но это не все, майнэ дамен унд херрэн» полки подиума продолжали заполняться домашней утварью.

Через два с лишним часа неутомимый оратор отвлек Фиму от его занятия, сменив содержание и темп выступления.

— И все эти абсолютно необходимые для домашнего хозяйства вещи вы можете приобрести у нас здесь и только сейчас всего за тысячу четыреста евро, хотя, покупая их по отдельности, вы заплатили бы четыре тысячи пятьсот!

Докладчик обвел жестом заставленные предметами полки.

— Подходите, трогайте, щупайте, спрашивайте. — он приветливо улыбнулся публике и присел на выдвинутый для него из-за кулисы стул.

Вместе с соседками Фима подошел к эстраде и стал разглядывать товары.

Там были и сковородки, и кастрюли разных размеров, и настольный вентилятор, и ковер, и подушки, и огромные «китайские» вазы, и торшер, и еще всякая всячина, и даже предметы неизвестного Фиме предназначения.

Вблизи все это било в глаза безвкусицей и дешевизной, и Фима неодобрительно покачал головой своим знакомым.

Через некоторое время оратор снова поднялся.

— Майнэ дамэн унд херрэн, садитесь на свои места. Вам сейчас принесут заказанную еду и напитки, и вы спокойно сможете обсудить наше предложение. Конечно, вряд ли кто-то из вас взял с собой нужную сумму. Но это сейчас и не нужно. Вы просто подписываете с нами договор на покупку, а деньги заплатите потом, при желании даже в рассрочку. Сейчас вам положат на столы бланки типового договора, и вам надо будет только вписать в формуляр свои фамилию и адрес. Первый человек, заключивший этот замечательный контракт, получит прекрасный дополнительный приз! Но чтобы остальные не чувствовали себя обиженными, мы делаем маленький презент каждому нашему гостю. Можете выбрать себе один любой подарок.

Ведущий показал на несколько магазинных тележек, заполненных какими-то предметами.

Народ ломанулся к тележкам. Фима выбрал хорошенькую игрушечную клавинолу на две октавы и довольный вернулся к столу.

На столе перед каждым занятыи местом лежали листки договоров. Фима взял свой полистать, но тут официантка плюхнула на стол перед ним граненый стакан с мутной желтоватой жидкостью. А перед соседками поставила грубые белые чашки, видимо, с заказанным кофе. Фима пригубил тепловатую жидкость.

— Ну и пойло, — не смог сдержать возмущения он.

— Ага, — поддержали его попробовавшие свои напитки женщины.

Пить хотелось, но Фима не смог подавить брезгливость и отодвинул стакан. Решил купить бутылочку кока-колы в автомате, который он видел в фойе.

В этот момент от эстрады послышался шум, раздались аплодисменты и возле стола вип-компании появилась официантка с подносом, на котором стояли большая бутылка и бокалы.

— Майнэ дамэн унд херрэн, — торжественно объявил ведущий, — первый контракт подписан! Покупатель получает обещанный сюрприз — бутылку отличного шампанского. Мы ждем следующих покупателей, подходите ко мне.

Фима пошел за кока-колой. Что-то ему сцена с шампанским напоминала, но что? А, такое он видел, когда однажды посетил с Катей по «особому» приглашению «мероприятие для избранных» по продаже шэринг-курортов. Правда, в тот раз разводилово проходило в центре Невского, в одном из лучших отелей, а не в клубе какой-то деревни. И тогда «первые», явно подставные покупатели тоже получили шампанское.

++

Дверь в Катину комнату без стука приоткрылась и в щель прошмыгнул Алик. Катя оторвала глаза от книги и удивленно на него посмотрела.

— Танька с девочками в магазин пошла. — шепотом сказа Алик. — А Фимка вообще на весь день уехал! Так что часик у нас точно есть.

Он довольно потер ладони.

— Алик, пошел в жопу, — спокойно сказала Катя и вернулась к чтению.

++

Выпив колу, Фима вернулся в зал, собираясь поделиться со знакомыми воспоминанием о «первой сделке». Обе женщины были возбуждены, одна из них просто пылала румянцем, прижимая к груди листки договора.

— Подписали, — ахнул Фима? — Зря, может можно еще отказаться?

— Ну вот еще, — удивилась его вопросу покупательница, — мы через неделю из хайма в квартиру переезжаем. Мебель уже заказали, а теперь я и всю нужную утварь купила. Муж не хотел меня отпускать, а теперь обрадуется.

— Муж тебя убьет, — печально подумал Фима.

Как Фима и предполагал, подставной компании в двинувшемся автобусе не оказалось, и он пересел на место в начале салона. Смотреть через лобовое стекло было интереснее.

— Скоро мы будем в Страсбурге, — объявил экскурсовод. — Там я объявлю дальнейший план.

— Быстрее бы приехать, — с досадой подумал Фима. — Ладно, буду пока на Францию в окно смотреть.

Он достал фотоаппарат и начал фотографировать для Кати широкий Рейн, мост через него между Германией и Францией и удивительно неухоженные, по сравнению с немецкими, обочины дороги.

Автобус заехал на большую полупустую стоянку и открыл двери. Никто не вышел, все ждали, что скажет экскурсовод.

— Внимание, — объявил тот, — чтобы выполнить график экскурсии точно, а мы обязаны освободить автобус к восьми часам вечера, мы отъезжаем отсюда в 16 часов. У вас есть сорок минут, чтобы осмотреть прекрасный город Страсбург и даже дойти до собора. Видите его шпиль? Правда, идти придется очень быстро.

Люди в салоне недовольно загудели, некоторые встали и принялись высказывать экскурсоводу свое недовольство.

— Претензии не принимаются, — жестко объявил тот. — Вы при покупке экскурсии согласились с ее условиями. А там написано, что желающие могут задержаться в Страсбурге и вернуться домой самостоятельно. Если такие есть, подойдите ко мне. Остальным советую не терять время.

Фима выбрался из автобуса и быстро двинулся в сторону собора. Но тут же понял, что и часа не хватит, чтобы дойти до него и вернуться. И пошел уже спокойно. Тем более, что город и правда оказался прекрасным. По каналам двигались уютные прогулочные кораблики. Парапеты набережных и окна домов были украшены горшками и ящиками с цветами. Повсюду встречались симпатичные кафешки с вынесенными на тротуар столиками. Так как было тепло, почти все места были заняты спокойными, хорошо одетыми и довольными жизнью людьми.

— Катя права, — признал Фима, — надо было ехать в нормальную турпоездку.

Он сделал несколько фотографий особо впечатливших его мест, купил в булочной два красивых пирожных и длинный, еще теплый от свежести французский багет, который пришлось переломить, чтобы засунуть в рюкзак, и вернулся к автобусу.

++

В начале восьмого Фима, прихватив возле дома Машу, зашел с ней в комнату. Катя гладила платье.

— Привет, — деланно бодро сказал Фима и чмокнул Катю в щеку.

— Привет, ну, как съездил? — с интересом спросила жена.

— Отлично, — соврал Фима. — Если покормишь, покажу фотографии. А вы как?

— И мы отлично. И твой дружок отличник. Улучил момент и на свидание явился.

— А ты? — покосившись на Машу недовольно спросил Фима.

— Получила огромное удовольствие, — улыбнулась Катя. Она дала Фиминому лицу отобразить весь спектр испытанных им эмоций, потерлась щекой о его нос и шепнула на ухо, — в жопу послала.

Фима приобнял Катю и наконец расслабился.

— Ладно, пойду чай принесу, и будете с ним вкусненькое есть, — он достал из рюкзака оставшуюся от багета половину и пирожные.

— Мои любимые, недаром съездил! — воскликнула Катя и обняла Фиму покрепче.

— Пап, а это что? — спросила Маша, которая с момента встречи косилась на принесенную в руках Фимой коробку.

— Это тебе подарочек. — Он вытащил клавинолу из упаковки.

— Ура, — закричала Маша и нажала клавишу. — А чего она не играет?

— Батарейки надо вставить. После чая я это сделаю. Есть ужасно хочется.

— Ладно, — сказала Катя, — я пойду на кухню, а вы батарейками занимайтесь.

— Фима вынул две батарейки из магнитофона и вставил в игрушку. Она не заработала.

— Сейчас разберемся, — заторопился Фима.

Он нашёл отвёртку и открутил крышку клавинолы. Внутри коробки было пусто. Ни платы с деталями, ни динамика, ничего.

Фима растерянно посмотрел на дочку.

— Извини, Машенька, поломанная игрушка попалась. Завтра поменяю на хорошую.

У Маши в глазах появились слезы.

— Зря я, кажется, Алика отшила, — зло сказала зашедшая с подносом Катя.

Фима взял игрушку с коробкой, подвинул Маше пирожные и вышел.

++

Маша, Яна и другие дети сидели за столом в спортзале и рисовали. Фима с Аликом, которые «дежурили» при детях, играли в настольный теннис. Зашла Катя.

— Ага, играешь. Потом не говори, что тебе язык учить надо.

— Ну мне же надо хоть чуть-чуть поддерживать спортивную форму. Я же не хожу по дискотекам, — огрызнулся Фима.

— Неважно. Иди разбираться в прачечную. Мне надо постирать Машкины вещи, а я пять часов не могу пробиться к стиральной машине.

Фима и Алик продолжили игру.

— Что ты нервничаешь, — успокаивающе сказал Фима. — Бывает же, что всем что-то надо одновременно. Например, утром — сходить в туалет или вечером принять душ. Сейчас у соседей кончится грязное белье, и постираем.

— Катенька, и правда, не стоит нервничать, — вмешался Алик. — Но не потому, что машины скоро освободятся, а наоборот. Можешь на ближайшие дни не рассчитывать. Или встань в шесть утра и первой займи очередь. Я могу даже помочь тебе скоротать время.

— Может тогда сам и займешь, а я позже приду? — зло сказал ему Фима.

— А принцип материальной заинтересованности?

— Все, я тебе сказала, мешок с Машкиными вещами под дверью прачечной, — — жёстко выговорила Катя и вышла из зала.

— Я и сам удивляюсь, — задумчиво сказал Фима, — откуда у людей столько барахла для этой бесконечной стирки. Месяц здесь живем, и второй раз такой затор.

— Ладно, открою тебе тайну золотого ключика, — вдруг сказал Алик. — Если б ты не перебирал постоянно свои карточки, а гулял побольше — мог бы и сам догадаться. Давай, сегодня вечером, часов в десять, подгребай на кухню. Только сумку захвати побольше.

— Для чего?

— Увидишь.

++

В предобеденное время на кухне было полно народа, каждый занимался своим делом. Фима варил макароны, одновременно перебирая карточки с немецкими словами. К нему подошел худощавый энергичный мужчина лет шестидесяти пяти — семидесяти, но по поведению еще не старик.

— Фима, позвольте вас спросить, почему вы меня избегаете?

— Я вас не избегаю, Григорий Маркович. Я просто занят. Впрочем, мне кажется, что вы не очень вежливы с моей женой.

Григорий Маркович вспыхнул и смутился.

— Неправда! Я, конечно, выразил ей свое восхищение, но не более того. В любом случае, готов принести извинения.

— Ну и ладно, — беззлобно сказал Фима, перебирая карточки. — Кстати, вы не знаете, что такое четвертый параграф?

— Ну, конечно, я и это знаю. — Григорий Маркович подошел ближе. — Это параграф немецкого закона, по которому в Германию переезжают русские немцы. Мы вот с вами флюхтлингконтингент, а потомки немцев, которые еще при Екатерине Великой в Российскую империю приехали, теперь сюда из Казахстана, Сибири и других мест по четвертому параграфу возвращаются. Вроде, у них еще какие-то параграфы есть, но все равно, их все называют «русские немцы».

Григорий Маркович подошел еще ближе и начал шептать.

— Понимаете, Фима, вы мне кажетесь весьма разумным человеком. Мне очень надо посоветоваться с разумным человеком.

— А Алик?

— Ах. Алик! У него нет никаких связей в России. Кроме половых.

— У меня тоже нет. Извините, мне надо сливать.

Фима спрятал карточки в карман и взялся полотенцем за ручки кастрюли.

— Ну, я вас очень прошу. Десять минут. Это в ваших интересах.

— Ну ладно, через час перед хаймом. Маша вам не помешает? Я хоть немного с ней прогуляюсь.

— Нет, нет. Конечно. Спасибо.

Через час Григорий Маркович, Фима и Маша, державшая его за руку, ходили вокруг хайма.

— Вы знаете, что я доктор? — начал говорить Григорий Маркович.

— Нет, — удивился Фима, — Я знаю только про Алика.

— Алик как раз не доктор, он врач. А доктор в Германии — человек с ученой степенью. Когда мне придет из министерства подтверждение диплома кандидата технических наук, ко мне будет разрешено обращаться только так: доктор Борин. А если обратятся иначе, я могу пожаловаться в суд! Так принято только в Германии.

— Я, конечно, рад за вас, но неужели вы об этом хотели поговорить?

— Нет, нет, конечно, нет. Понимаете, я еще и изобретатель. И в первый же день пребывания в Германии я наткнулся на золотую жилу. Но мне нужна помощь. У вас есть знакомые губернаторы?