16+
Некрещёная луна

Бесплатный фрагмент - Некрещёная луна

Сборник рассказов 2007—2021 гг.

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее

Объем: 158 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Муницын Артём Анатольевич, общественный деятель, писатель, поэт

Родился 19 марта 1987 года в пос. Тихменево (Ярославская область).

Проживает в г. Тула (с 1992 года)

Лауреат премии ОП РФ «Я — гражданин!» (2014 год);

Победитель всероссийского конкурса для людей с инвалидностью «Я — лидер» (2014 год);

Автор двух сборников стихов «Всё лучшее здесь» (2011 год) и «В моём сердце поселилась жизнь» (2013 год), а также биографии «Я — гражданин!» (2017 год).

Основатель и руководитель Благотворительной организации «МОГУ!» (г. Тула).

«Яблоня раздора»

В одной из российских глубинок, в деревне N, рядом друг с другом жили Фёдор Иванович и Иван Фёдорович. Жили они, в общем-то, мирно, практически никогда не ссорясь и не конфликтуя. Иван Федорович с супругой частенько заходил в гости к Фёдору Ивановичу и наоборот. Казалось, что ничего не могло заставить их разругаться окончательно и бесповоротно.

Но матушка-природа очень крепко подшутила над ними, и прямо на границе, которая отделяла один дом и огород от другого, выросла яблоня. Но даже это до поры до времени не могло поссорить наших героев. Поскольку они были соседями, то и решили этот вопрос по-соседски. Федор Иванович питал определённую слабость к деньгам, и поэтому своему соседу продавал яблоки с веток, растущих на его территории по червонцу за штуку.

Кстати говоря, яблоня эта каждый год, независимо от внешних условий, давала сочные, спелые, наливные яблочки, которые ох как были вкусны.

И всё бы было ничего, но вот только однажды соседи рассорились.

А дело было так. Повадился кто-то ночью воровать с дерева яблоки. Федор Иванович начал подозревать в этом своего соседа, который иногда жаловался, что, мол, неплохо бы снизить цену. Он очень серьёзно разобиделся на него и поднял цену за яблочки до полтинника за плод. Сосед не согласился, а тем временем яблоки пропадали и пропадали. И тогда Фёдор Иванович решил обратиться в суд с просьбой признать, что яблоня эта — его. И не половина, как было раньше, а вся.

И вот настал тот день, когда должен был решаться этот непростой вопрос.

Судья грузно плюхнулся на стул, который при этом странно скрипнул, и стукнул молоточком по столу.

— Иван Федорович, — обратился он, — вам понятны претензии, с которыми Фёдор Иванович обратился в суд?

— Да, понятны, но с ними я не согласен, так как считаю, что яблоня эта общая, и плоды с неё тоже общие.

— Ничего подобного! — вскричал сосед, и показал дулю. — Вот тебе! Яблоня эта и яблоки — мои! И никому я их не отдам!

— Спокойно Фёдор Иванович, спокойно, — произнёс судья, доставая платок, дабы стереть пот со лба. — У вас есть доказательства, что дерево действительно принадлежит вам?

— А разве вам моего слова не достаточно?

— К сожалению, а, может быть, и к счастью — нет.

— Хм. Странно. В деревне мне все верят на слово, — задумчиво произнёс Фёдор Иванович, почёсывая затылок.

— Ну, здесь, слава Богу, не деревня, а суд, поэтому каждое своё слово вам придётся подтверждать документами. У вас есть такие документы?

Старик лишь пожал плечами.

В помещении, где происходило заседание, и впрямь было настолько жарко, что некоторые из сидящих дам лихорадочно махали веерами, а мужчины снимали шляпы и протирали свои блестящие лысины и тоже нагоняли прохладу на упитанные лица. Всё происходящее их сильно утомляло, но, с другой стороны, никого из присутствующих сюда палкой не загоняли, а, следовательно, и жаловаться было не на что. Сами виноваты.

— Товарищ судья, можно мне высказаться? — произнёс Иван Фёдорович.

— Ну, если у вас есть, что сказать… Пожалуйста.

— Дело в том, что эта яблоня расположена так, что одна её часть находится на территории соседа, а другая — на моей. И я считаю, что яблоки с веток, расположенных на моей территории, — принадлежат мне, а с его — ему.

Судья тяжко вздохнул:

— Фёдор Иванович, что вы можете на это ответить?

— А что тут можно ответить? Я с этим не согласен, — вновь повторил сосед, и для пущей убедительности стукнул кулаком по трибуне, чем вызвал небольшой переполох в зале.

Впрочем, всё быстро успокоилось. Стоило судье только занести молоточек на столом.

— Фёдор Иванович, быть не согласным — это ваше право, но вы сейчас находитесь в суде, а значит должны аргументировать свои возражения.

Наступило молчание. Судья посмотрел сначала на Фёдора Ивановича, затем на его соседа. Кашлянул.

— Федор Иванович, а вы предлагали Ивану Фёдоровичу какое-нибудь мирное решение этого вопроса?

— Да, я предлагал ему их покупать, но он не согласился.

— Товарищ судья, он действительно предлагал мне их покупать, но за бешеную цену. По пятьдесят рублей за одно яблоко. Мне это не по карману. Да этим яблокам цена медный грош, да копейка! — возмутился Иван Фёдорович.

Судья демонстративно зевнул, обнажив свои пожелтевшие зубы, и утомлённым голосом продолжил:

— Ну неужели нельзя договориться друг с другом как-нибудь по-соседски?

— Ага, с ним договоришься! — выкрикнул Иван Фёдорович, разведя руки в сторону. — Он же, как баран, упёрся и ни туда, ни сюда!

— Иван Фёдорович, повежливее, пожалуйста. У нас здесь всё-таки суд, а не пастбище. Баранов здесь нет. (Пауза) Федор Иванович, почему вы не хотите договориться с соседом?

— Потому что эта яблоня моя! Вот.

— Да почему!? В конце-то концов! — не выдержал заседатель.

Он снова кашлянул, и, облокотившись на спинку своего кресла, после короткой паузы, поглядев сначала на одного соседа, затем на другого, произнёс:

— Мда, очень интересная история. А примирение между вами вообще возможно?

— Только через мой труп! — вскрикнул Иван Фёдорович, и закашлялся.

— Ну, будем надеяться, что до этого всё-таки не дойдёт.

— Если он согласится на цену, предложенную мной… — продолжал гнуть свою линию Фёдор Иванович. — Может быть, мы и помиримся.

— Я не согласен. Точнее, я согласен на полтинник за яблоко, но только если он будет поднимать цену постепенно.

— Фёдор Иванович, как вам такое предложение? — судья поскорее желал закончить это дело, поэтому был согласен на любое разрешение такого вот нехитрого вопроса. Тем более что вода в графине уже закончилась.

— Отклоняю, — деловито произнёс Фёдор Иванович.

— Хм, — усмехнулся судья. — Даже так? Мда. Ну, и что прикажете с вами делать?

— Гражданин судья, можно высказаться? — сказал Фёдор Иванович, и тоже кашлянул. — Я вообще считаю, что мой сосед должен принести извинения мне и моей жене за то, что её обозвал беременной лошадью, а меня… как же это… слово такое… нехорошее… а! вспомнил: выхухоль! Как вам это! Это он меня! Честного человека!

— Молчи уж, молчи! — вскипятился Иван Фёдорович. — Чем права тут свои качать, лучше б рассказал товарищу судье, как ты колхозную картошку с поля воровал.

— Иван Фёдорович, вы вроде бы культурный человек, а выражаетесь… Качают воду, а в суде выясняют отношения. У вас есть доказательства его воровства?

— Да, конечно! У него этих доказательств четыре мешка! Вор! Смотреть противно! Тьфу!

Старичок демонстративно плюнул на пол в сторону соседа.

— А ты не плюйся, не плюйся! Лучше вспомни, как ты весной зерно с тока таскал! Что, скажешь, не помнишь?

Судья, которого всё происходящее уже начинало раздражать, застучал молотком по столу.

— Товарищи, ведите себя прилично! Фёдор Иванович, перестаньте плеваться! Здесь не базар, в самом деле!!!

— А он не помнит как…

— Нет, он ничего не помнит, — перебил его заседатель. — Вы сами-то вообще хоть припоминаете, какой вопрос мы здесь решаем или нет?

— А какой? Ах, да, яблоня!

— Вот именно. И по «яблочному спору» решение моё будет таким: часть дерева, расположенная на территории Ивана Фёдоровича — как и раньше, принадлежит ему. А та часть, которая находится на вашей, Фёдор Иванович, территории — вам. И я бы вам посоветовал не ругаться из-за таких пустяков. Право дело, только время моё отнимаете. За сим считаю данный спор решенным.


Таково было решение суда. Нужно ли говорить, что Фёдор Иванович остался им недоволен, а его сосед и вовсе почему-то проявил полное безразличие.

Как бы то ни было, после суда они возвращались домой одной дорогой. Шли параллельно друг другу, по обочинам. Оба молчали. Изредка, с обидой, поглядывая друг на друга.

Когда они подошли к дому, то увидели, что дерево, которое ещё утром стояло с полными ветками золотистых яблочков — было пустым. Все ветки были кем-то опустошены. Ни одного яблока.

И с тех самых пор яблоня та больше никогда не цвела и не приносила никаких плодов. Ни хороших, ни плохих.

Иван Фёдорович и Фёдор Иванович ещё очень долго ходили рядом, не произнося в адрес друг друга ни слова.

* * * *


16—17 декабря 2005г.

«Кое-что о времени»

Как-то раз деревенский мальчишка двенадцати лет отроду по имени Р*** сидел на траве напротив башни с часами, и внимательно смотрел на них, будто пытаясь увидеть там что-то тайное, то, что до него никто никогда не видел. Секундная стрелка с каждым мгновением передвигалась на одно деление вперёд, неумолимо двигаясь к своему итогу. К минутному перевалу, чтобы потом вновь начать отсчёт новой минуте. Потом ещё одной, потом ещё, и ещё… И, в конце концов, отсчитать ещё один час, который затем канет в лету и никогда уже не вернётся.

Солнечные блики весело играли на гладкой и блестящей поверхности стрелок, устраивая маленькое световое представление.

Р*** посмотрел на свои наручные часики, что подарил ему отец на день рождения месяц назад, и, улыбнувшись, снова бросил взгляд на башню; оказалось, что башенные часы отставали на тридцать секунд.

Мальчик поднялся с зелёной травы, слегка промоченной утренней росой, и увидел вдалеке механика, который торопился по направлению к башне.

— Дяденька, а часики-то отстают, — произнёс Р*** с улыбкой.

— Отстают, говоришь, — невысокого роста мужичок сорока с лишним лет нёс в руках какой-то коричневый чемоданчик. Вскоре механик приблизился к мальчику. — Это не беда. Сейчас всё исправим, — и он пошёл к дверям.

— А можно мне с вами? — устремившись вслед за ним, спросил пацанёнок.

— Можно, отчего же нельзя.

Механик и Р*** вошли в башню, и стали подниматься по винтовой лестнице, которая вела прямо наверх. В святая святых, сердце часового механизма. Мужичок ступал медленно, никуда не торопясь, а позади него шёл Р***, который вынужден был идти также медленно, держась за перила.

— Ну, вот мы и пришли, — выдохнув, произнёс механик, когда они взобрались на самый верх. — Никак не могу привыкнуть подниматься на такую высоту.

Р*** не упустил момента и взглянул в маленькое окошечко. Вид был потрясающим. Вся его деревня была как на ладони. Здесь тебе и школа, и родной дом, и что хошь.

— Нравится? — спросил мужичок у залюбовавшегося мальчика, открывая свой чемоданчик.

— Красиво, — только и вымолвил тот.

— Я сколько здесь ни бывал, и в детстве, и потом, а всё налюбоваться не могу. Ради этого стоит сюда подниматься. Снизу-то, дальше своего носа ничего не увидишь, а тут — весь обзор, — механик занялся непосредственно часами, — так, на сколько, говоришь, часики отстают?

— На мало. Всего на тридцать секунд.

— А разве это мало?

— Конечно! — Р*** отвернулся от окна.

— Ну, не скажи. Это, брат, немало. Тридцать секунд. За полминуты иногда человеческая жизнь может решиться.

— Разве?

— А ты как же думал? Вот, к примеру, младенец рождается, если не дышит с десяток секунд или чуть больше, то может погибнуть. Или, например, у человека на том берегу мать умирает, а он опоздал на паром всего на тридцать секунд. Полминуты, это, ой, как много.

— А я всегда думал, что, к примеру, десять или даже пять минут, вот это действительно много, а что такое тридцать секунд? Вот мы с вами уже пять минут разговариваем, а, сколько этих тридцатисекундок прошло? Целых пять!

— А с математикой у тебя всё в порядке, — улыбнулся механик, поднимая какую-то гирю на верёвочке.

— Отец учил, — гордо ответил мальчик.

— Молодец. И ты, и твой отец.

— А у вас есть папа?

— Нет, вот ужо два года.

— Простите, я не знал, — потупил взор Р***.

— Да ничего.

— А кем был ваш папа?

— Механиком. Пятнадцать лет ходил он за этими часами, а до него полвека дед мой. Так что, как видишь, я потомственный механик. Когда был таким же маленьким как ты, вместе с отцом здесь бывал. Смотрел за ним и учился. Ну а потом отец постарел. Тяжело было ему подниматься на такую высоту, и часы с тех пор чиню я, — мужичок поднял гирю. Закрепил её чем-то, и, снова выдохнув, произнёс:

— Ну, вот и всё. Теперь будут идти правильно, а через пять дней я сюда вновь поднимусь.

— А почему через пять?

— Потому что за пять дней вот эта гирька, — механик показал на висящий груз, — опустится вниз. Ладно, пойдём отсюда.

Они спустились вниз по той же лестнице и вышли на улицу. Как раз в это мгновение часы пробили полдень.


* * *


Шло время. Постепенно Р*** забывал и, в конце концов, забыл и о том случае у башенных часов, и о механике. Когда нашему герою исполнилось осьмнадцать лет, собрав все свои скромные пожитки, он переехал жить в город, где снял квартиру и поступил в институт.

Дальнейшие мытарства его не представляют для читателя никакого интереса по причине своей обычности и банальности, поэтому разрешите мне сразу же перейти к основным событиям моего маленького рассказа.

В двадцать два года Р*** познакомился с девушкой, которая училась на соседнем с ним факультете, и, как нетрудно догадаться, влюбился, а потом, получив однокомнатную квартиру, и женился. А через два года жена родила ему сынишку.

Но наступил сорок первый год. Год, когда без объявления войны фашистская Германия вторглась на советскую территорию, взяв курс на Москву. Наш герой отправился на фронт, а жена его вместе с ребёнком уехала в глубину России. Туда, куда ещё не могла дотянуться рука нацистов.

Два с половиной месяца Р*** успешно воевал за Родину, сражаясь в пехоте. Уничтожил несколько танков и в ближнем бою убил одного из немецких солдат, чем заслужил уважение со стороны своих однополчан. В один из сентябрьских дней 41-ого года группа, которую он возглавлял, получила задание: подобраться как можно ближе к располагавшемуся неподалёку вражескому стану и уничтожить противника, не дав ему опомниться.

На задание пошли ночью.

— Когда доберёмся до места, — объяснял он группе, — рассредоточимся. Один из вас, это будешь ты К***, проберётся к дому, в котором, по информации из штаба, находятся по меньшей мере 20 немцев, и ещё три снаружи. У тебя будет двадцать секунд, чтобы незаметно успеть добежать до дома. После этого, если возникнут какие-то препятствия к выполнению задания, ты подашь нам световой сигнал, что будет означать отмену операции, и также незаметно вернёшься к нам. Если же всё будет в порядке, мы отсчитываем тридцать секунд после твоего ухода и открываем огонь на поражение. Таким образом, на всё про всё у тебя будет полминуты. Задание всем ясно?

— Ясно.

— Ясно.

— Ясно.

— Тогда идём в бой.

Когда добрались до места, рассредоточились. К***, еле заметным силуэтом, юркнул к дому, из которого слышалась немецкая речь и дружный гогот. Остальные остались на своих позициях в мучительном ожидании.

Р*** лежал на животе, и глаз не сводил с дома, ожидая, будет ли сигнал или нет. Сердце его бешено колотилось, как колотится сердечко ребёнка, который выкрал из кошелька монеты и попался на месте преступления. Кругом стояла тишина. Лишь в кромешной мгле подавали голос сверчки, да в небе слышался отдалённый гул военных истребителей. Р*** приложил ухо к мягкой земле, и услышал, как она буквально сотрясается от взрывов, это означало, что в нескольких километрах отсюда идут ожесточённые бои. Ему показалось, что прошла целая вечность, а команды всё не было. Тем временем прошло всего лишь тридцать секунд.

И когда уже Р*** хотел отдать команду к открытию огня на поражение, послышалась русская речь с ужасным немецким акцентом. «Сдавайтесь! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!». Проклятый фашист кричал во всю глотку, как кричит в марте кот, ищущий самку.

«Засада», — мелькнула мысль в голове у Р***. Он велел открыть огонь, но после непродолжительного боя, когда был убит последний однополчанин, немецкие солдаты схватили его и связали. Сомнений не осталось. Немцы знали о готовящейся операции. Их кто-то предупредил. Но кто?

Впрочем, с вашего позволения, я оставлю эти подробности в стороне моего рассказа, так как цель его совсем иная.

Р***, со связанными руками, разместили в сыром, мрачном подвале того самого дома, уничтожение коего планировалось ночью. Туда, куда, абсолютно без какого-либо стеснения перед человеком, иногда наведывались большие, мерзкие крысы. Впервые за всё это время наш герой подумал о том, чтобы лишить себя жизни, не дав фашистам порадоваться ценному пленнику. Через несколько дней (вот где была настоящая вечность!) Р*** вызвали куда-то, как позже выяснилось — на допрос. Солдат в немецком кителе со свастикой на рукавах и груди скомандовал ему знакомое «шнеллер!», и зачем-то перезарядил свой автомат, направив его дуло в спину нашему герою. Видимо, сделано это было для ещё большего устрашения, а может, фашист просто боялся, что пленный сбежит или, по крайней мере, попытается совершить что-то подобное.

Через несколько мгновений Р*** оказался в помещении с одним окном и деревянным столом, который стоял как раз под единственным окошком. Солдат велел Р*** сесть на стул, стоявший посередине комнаты, после этого вышел, оставив пленного наедине с немецким офицером, который, как выяснилось, неплохо разговаривал на русском языке.

Немец молчал, будто чего-то ожидая. Пару мгновений он смотрел на пленного своим холодным взглядом, как бы пытаясь запугать его ещё до начала допроса. Р*** отвернулся. Фашист улыбнулся, отчего выражение лица его стало ещё более мерзким и противным. Расхаживая по комнате, он начал задавать вопросы с ужасным акцентом.

Р*** молчал, следя за маячащей перед глазами фигурой офицера.

— Что молчишь? — поинтересовался немец.

Но наш герой по-прежнему хранил молчание.

Офицер подошёл к столу и извлёк из верхнего ящика револьвер.


«Всё», — мелькнуло в сознании у Р***. Холод прошёлся по его спине.

Немец приблизился к пленному и приставил револьвер к его виску, с таким же ужасным акцентом спросив: «Будешь говорить?». Но Р*** только молчал.

Немец взвёл курок и стал чего-то ждать. «Ну, стреляй же сволочь! — воскликнул в душе Р***, — Всё равно не сдамся. Мы родину не продаём».

Ему показалось, что прошла целая вечность, хотя минуло всего лишь десять секунд. От ощущения приближающейся смерти в памяти стали возникать картинки из детства. И он вспомнил тот летний день, когда повстречал механика, и разговор о тридцати секундах. На его лице появилась вымученная улыбка. И в этот самый момент Р*** услышал выстрелы, доносившиеся снаружи, и до боли знакомое: «Дави гадов! Дави!».

Немец отвлёкся на мгновение, а пленный перехватил его пистолет и выстрелил ему в горло. Офицер упал замертво. Из его раны фонтанчиком полилась кровь.

Вот так закончилось недолгое пребывание нашего героя в плену. До войны он думал, что чудес не бывает. Теперь Р*** начинал в этом сомневаться. После этого он поклялся, что если выживет, вернётся в деревню, и постарается найти того механика. Зачем, Р*** и сам не понимал, но просто хотел узнать, как сложилась его судьба, да и о своей рассказать.

Как задумал, так и сделал. Благо из войны вышел он живым и здоровым. И в один из июльских дней сорок пятого Р*** отправился на свою историческую родину. Он даже хотел не столько встретить старого знакомого, сколько посмотреть, что вообще представлял из себя его родной край после четырёх лет войны. Ещё на фронте он слышал, что после немецких бомбардировок от деревни почти ничего не осталось.

Вот наш герой добрался до места, где когда-то вырос, и застал руины вместо домов и огромные воронки в садах. Если бы ему кто-нибудь сказал, что здесь была жизнь, он бы не поверил. Всё было разрушено почти до основания. Всё, что так долго строили его деды и прадеды. Только руины кругом.

Действительно, бывают же в жизни чудеса: лишь та самая башня с часами покосилась немного, да покрылась сажей со всех сторон. Стрелки уже не двигались (что было естественным). И ничего уже не напоминало об их прежнем блеске.

Из рассказов жителей, выживших в периоды бомбежек, Р*** узнал, что тот механик (которого, кстати, звали Фёдор), как только началась война, тоже ушёл на фронт. Где спустя два года, в июле 42-ого, героически погиб, бросившись, как Александр Матросов, на амбразуру.

Пожалел Р*** об этом, выпил рюмочку водочки за упокой отца, за механика, да и за всех убиенных товарищей. Лёг на ещё пахнущую порохом землю напротив башни и задремал.

Во сне он увидел себя двенадцатилетнего и мужичка; произнёс: «Дяденька, а вы были правы: тридцать секунд — это действительно очень много».

Механик улыбнулся и растворился в полуденный час.

Июль 2005 г.

«Серая мышь»

Одетый в грязный тулуп и не менее грязные сапоги, Фома Егорыч лежал в ободранном углу на посеревшей постели и храпел, изредка вздрагивая отчего-то, что-то бормоча во сне. Вокруг его туши стаей маленьких воронов летали жирные мухи, то и дело норовившие устроиться на нём поудобнее, но, не умевшие это сделать, садились рядом.

В другом же углу на голом матраце, одетая в фуфайку, тяжело дыша, дремала баба Фомы Егорыча, Алевтина. Дышала она так тяжко, что с каждым вздохом казалось, будто прямо сейчас и задохнётся. При этом издавала стоны, сравнимые с тяжелобольным, который того и гляди отдаст Богу душу.

А в это время в дырку в полу, желая проверить — всё ли «чисто», высунула свою маленькую мордочку серая мышь. Удостоверившись, что путь свободен, она рванулась через всю комнату к противоположной стене, где рядом с дворнягой стояла тарелка с давешними щами.

Дворняга по прозвищу Сучка, свернувшись в «подкову» на клочке от какого-то одеяла, сопела, хвостом отгоняя мух. Названа она была так не оттого, что не кобель. Как раз, напротив, — Сучка — это был худющий кобель двух или трёх лет отроду. Точно и не скажешь. А прозвище своё он получил от Фомы Егорыча, который спьяну хотел сказать Жучка, а вышло — Сучка. Так и закрепилось.

Сейчас кобель дремал, и ему, похоже, было абсолютно всё равно, что какая-то наглая мышка лакомится из его чашки. Он лишь лениво приоткрыл глаз, потянулся, и, вздохнув, продолжил спать.

Во всей комнате коромыслом стоял удушающий запах папирос, алкоголя и грязного белья, которое уже начинало преть в тазу у стены. То тут, то там в поисках лучшей пищи пробегали тараканы…

Фома Егорыч закашлялся и медленно поднялся с постели. Пройдя совсем немного, он наступил на хвост Сучке, который тут же подал голос.

— Ах ты, оказия! — выругался старик. — Чтоб тебя!

Слегка покачиваясь, он подошёл к столу и уселся на табурет.

— Алька!!! — закричал Фома Егорыч. — Слышь, Алька!? Да вставай ты, собака!

— Чего тебе? — не оборачиваясь, буркнула бабка.

— Жрать давай!

— Нет ничего. Вчера последнюю картоху доели.

Егорыч вздохнул и выругался.

— Ну, тогда хоть дай похмелится.

— Возьми у печки, — коротко ответила Алевтина.

Старик тяжело поднялся и едва не наступил на мышь, окопавшуюся возле табурета. Как и было сказано, он прошёл к холодной печке, у которой стоял бутыль. Возмутился:

— Чё здесь пить-то? Только губы смочить.

— А больше нету ничего.

Егорыч снова выругался и, допив то, что было на дне, выбросил бутылку в угол.

— Чё кидаешься-то? — возмутилась бабка, сев на матрац. — Совсем уже, старый, умом тронулся!

Но Фома лишь промолчал и вновь устроился на табурете за столом.

Мышка же украдкой обнюхивала все углы, не обращая абсолютно никакого внимания на хозяев. Она сунулась в один угол, а там дрова. В другой — там таз с вещами…

Ну, а в остальные, поняв, что вряд ли что-нибудь найдёт, даже соваться не стала. Она хотела было уже вернуться под пол, но…

— Ах ты, гадина! — вскричала бабка, и замахнулась тапком.

Серая мышь увернулась, и мигом помчалась домой. В чём и преуспела, благополучно спрятавшись в дырке.

— Ох, как похмелиться надо! — взвыл Фома Егорыч.

— Без тебя знаю, что надо. Сама еле держусь. Только где ж я тебе возьму? — Алевтина встала наконец-то с кровати, и устроилась за столом напротив мужа.

— Иди. Иди, сходи к Сеньке. Попроси в долг. Последний раз.

— Он меня в прошлый раз едва с лестницы не спустил. Сказал, больше не приходи.

— Вот скот! — старик стукнул кулаком по столу, чем напугал дремавшего Сучку, который резко поднял голову.

Но, удостоверившись, что тревога была ложной, перевернулся с бока на бок.

Бабка же натянула валенки и направилась к двери.

— Ты куда? — всполошился Фома.

— Сам же сказал, сходи к Сеньке. Пойду, попрошу. Даст Бог, не откажет.

И она вышла из избы.

Но очень скоро вернулась с натянутой до ушей улыбкой, держа в руке бутыль с мутным пойлом.

— Неужто дал?! — удивился Фома, приподнявшись.

— А куда ж он денется! Я и закуски у него взяла. Немного, правда: всего два солёных огурца, но, как говорится, чем богаты, тем и рады.

Старуха демонстративно развела руками и поставила самогон на стол, где уже были приготовлены помутнённые стаканы, а из карманов фуфайки извлекла огурцы.

— Ну, давай, наливай, — нетерпеливо заерзал на табурете старик.

И она налила. Выпили залпом, даже не поморщившись. Потом ещё… и ещё. И только после третьей вспомнили о закуске.

— Эх, хорошо пошла! — выдохнула бабка.

А спавший до этого кобель, видимо учуяв запах огурцов, пристроился возле табурета, с тоской поглядывая на стол. Минут, наверное, десять он так просидел, но хозяева упорно не замечали его, и тот вскоре, зевнув, отправился к своей тарелке. Но, понюхав её содержимое, Сучка снова лёг спать.

В приоткрытую дверь подул прохладный ветерок.

Старик отчего-то с тоской посмотрел в пойло, и лишь после этого почти залпом осушил стакан.

То ли от опьянения, то ли ещё отчего-то, но стало как-то старикам грустно. Они ещё чуть-чуть посидели молча, а потом бабка затянула:


У церкви стояла карета,

Там пышная свадьба была.

Все гости нарядно одеты,

Невеста всех краше была…


Фома Егорыч то смотрел на неё, то опускал глаза в пол, или же вовсе отворачивался, стараясь не показывать навернувшиеся слёзы. А Алевтина всё пела и пела, и с каждым куплетом народной песни пение это становилось всё жалостней и тоскливей, и она уже не скрывала, что щеки её не успевают высыхать.

Ветер подул ещё сильней, и только тут Фома Егорыч поднялся и закрыл дверь на большой амбарный замок, после чего снова завалился на кровать, отвернувшись к стене.

Бабка же допела до конца, осушила стакан и тоже отправилась на свою лежанку.

В доме стало тихо и мрачно. Скорее для того, чтобы подразнить немного хозяев, серая мышь несильно поскрёбывалась под полом.

Старики же вновь погрузились в сон…

Но только утром они уже не проснулись. А виной всему был самогон

На следующее утро мышь повторила свой маршрут. Она вылезла из дырки и увидела странную для себя картину: ободранный кобель, которого она никогда всерьёз-то и не воспринимала, стоял подле кровати и тихо постанывал. Иногда он вставал на задние лапы и обнюхивал лежащего на кровати хозяина, но после этого вновь садился и тогда скулил ещё сильней.

Обнаглев до степени невозможности, серая мышь побежала к тарелке, не обращая ни малейшего внимания на устрашающий рык дворняги, который, впрочем, и не особо-то пытался ей помешать, но ничего не отыскав, медленно, будто испытывая судьбу, поплелась обратно, домой, где у неё была припасёна чёрствая краюшка хлеба…

А через несколько дней, учуяв неприятный, режущий запах, она покинула своё жилище и перебралась в подвал соседнего дома.


* * * *


Февраль 2007г.

«СЛУЧАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ»

«Букет»

Прохладный ветер апреля обдувал его со всех сторон. И хотя Игорь сегодня утром, прослушав прогноз погоды, оделся потеплее, сейчас, идя по аллее парка, чувствовал, как предательский холодок пронизывал его с головы до ног. Настроение и так-то было, прямо сказать, не очень, а прохлада вовсе опустила его, как это теперь говорится, ниже плинтуса.

Странное какое-то выражение. Что значит «ниже плинтуса»? И где этот самый плинтус находится? Ведь у каждого человека свой уровень доверия и лжи, любви и предательства. Впрочем, эти рассуждения опять возвращают нас к мысли, что всё в этом мире относительно. Для кого-то «ниже плинтуса» — это измена в браке, а кому-то покажется, что он опущен ниже пресловутого плинтуса, если его унизят словами или действиями. Но кажется, это не совсем одно и то же.

И вот Игорь кожей и душой ощущает, где его плинтус. Хотя причин резкого ухудшения настроения вроде бы нет. Всё как будто хорошо. Нет… Всё действительно хорошо. Без как будто. Может просто день такой… Бывает же такое, когда абсолютно не хочется ничего делать. Только бы завалиться на диван и уснуть, чтоб поскорей странный день прошёл. А что если спать и не хочется? Что остаётся тогда?

Ему тоже не засыпалось, как он ни старался. Пробовал накрыться одеялом с головой и даже почти уснул, но проклятые (прости, Господи) собаки под окном решили облаять всех прохожих, и сон как рукой сняло. Тогда он решил прогуляться и хоть как-то развеять дурное настроение. Увы, не получилось. Всё стало ещё мрачней.

Пройдя ещё немного, он оказался перед старушкой, которая в этот хмурый день решила поторговать цветами. Очевидно, торговля не шла. Что было и неудивительно. Кроме Игоря в парке не было практически никого. Лишь пару минут назад три весёлые девицы пробежали в сторону автобусной остановки.

Когда он подошёл, бабулька уже собралась сворачиваться.

— Почём букетик? — спросил Игорь, которому захотелось хоть чем-то ей помочь.

— А тебе какой? — задала она встречный вопрос.

— Давайте самый красивый.

Старушка порыскала в ведре, после чего, кряхтя, распрямилась и протянула букет ассорти, в котором его взгляд сразу нашёл розы, тюльпаны и ещё какие-то два цветка, название коих Игорь не знал.

— 250 рублей, — довольная, произнесла бабуля.

А он отсчитал ей триста, сказав обычную в таких случаях фразу: «Сдачи не надо», чему старушка обрадовалась ещё больше.

Ну вот, хоть кому-то сегодня станет хорошо. Да и самому Игорю от осознания собственного достоинства, что вот, мол, помог старушке, стало приятно на душе, хотя он и не представлял, что будет делать с купленным букетом. Выбросить — жалко. Всё-таки деньги уплачены, да и не в деньгах дело. Для него триста рублей — не слишком большая сумма, чтобы можно было о ней жалеть.

«Куда бы его деть?» — подумал он, когда старушка осталась позади.

На его пути совершенно неожиданно выросла скамья. Настолько неожиданно, что он чуть не упал через неё на пыльный, заплёванный асфальт, на котором валялись окурки от сигарет и прочая ерунда. Самое любопытное, что урна, как обычно, стояла в двух метрах от скамейки. Ан нет. Зачем нам урна? Мы уж лучше все фантики и весь мусор бросим себе под ноги. В этом стремлении загадить всё находящееся в пределах нашего обзора есть что-то такое протестное. Как в семьях, где, предположим, отец болеет за «Спартак», а сын из-за внутреннего протеста выбирает ЦСКА, чем приводит папашу в ярость.

Также и тут. Есть урна, но она нам не нужна, потому что мы не хотим, чтоб нами командовали. Это не делай, здесь не сори. Вот только к чему этот протест? Ведь, заплёвывая и загаживая всё вокруг, люди делают плохо, прежде всего, будущим поколениям. Если, конечно, кто-то из нас не собирается жить вечно.

Но тема эта долгая и рассуждать о всеобщем бескультурье можно сколь угодно. Всё равно ведь ничего от этого не изменится, потому что бесполезно призывать свиней к чистоплотности. Наверное, это личное дело каждого отдельно-взятого человека. Или свиньи…

Присев на скамью, Игорь закурил. И тут же вспомнил, что ещё вчера пообещал себе бросить сие занятие, но… Одно дело сказать, и совсем другое сделать, особенно после многолетнего пускания колечек дымка. Хотя и врачи ему строго-настрого запретили курить.

— Если вы, молодой человек, — говорили они, — не бросите это дело, то лет через пять будете дохать, как старик. Это ещё в лучшем случае.

— А в худшем? — наивно спросил Игорь.

— Рак. Да-да, молодой человек. Не удивляйтесь — это возможно. По-крайней мере, в моей практике было много таких исходов.

А ведь Игорю всего лишь двадцать пять лет. Но если учесть, что активно курит он ещё с малолетства, предупреждение врачей не выглядит обычным в таких случаях нравоученьем.

Он затянулся, ощутив приятное покалывание в носу (наверное, это и есть разновидность кайфа), и в следующее мгновенье обратил внимание на девушку, которая шла со стороны трассы; одной рукой она щёлкала клавиши мобильного телефона, а в другой держала пакет.

Вскоре она оказалась у скамьи и, молча, села на её краю.

Затем она вздохнула и отложила телефон в сторону, но почти сразу же он завибрировал, издав громкий звук, призывающий «взять трубу, покуда живы», отчего девушка вздрогнула.

— Я слушаю, — промолвила она, стараясь сделать свой голос как можно строже. — Я уже сказала — между нами всё кончено.

Конечно, подслушивать нехорошо, но Игорь и не подслушивал. Просто мужчина в трубке говорил так громко, что ему всё было слышно.

— Но почему? — не соглашался «голос».

— Потому что мне надоело! Сколько можно меня обманывать! Я не дура…

— Я знаю, что ты не дура. Ты мне это уже в сотый раз повторяешь! — раздражённо говорил мужчина.

— Говоришь, не дура? А почему же ты меня за нос водишь? Ты думаешь, я ничего не замечаю?

— Что не замечаешь? О чём ты вообще говоришь?

— Я-то? Да я вижу, как ты смотришь на моих подруг! Ты же их глазами поедаешь, мягко выражаясь!

— Я?! — возмутился «голос». — Они для меня твои друзья, и если я кому-то из них помогаю, это ещё не значит…

— Какая помощь?! Может, ты скажешь ещё, что ты и Машке не предлагал закрутить?

— Чего закрутить?

— Ничего. Это тебя надо спросить, что ты там хотел закрутить, — похоже, девушка абсолютно не замечала, что с ней рядом находится посторонний.

Игорь уже было собрался уходить, но девушка грубо ответила «голосу», и отключила телефон.

Она закрыла лицо руками, и через мгновенье Игорь услышал всхлипы.

«Ну, вот ещё!» — подумал он, а вслух сказал.

— Вам плохо?

Она кивнула…

И он протянул ей скромный букет.

— Возьмите.

Девушка посмотрела сначала на цветы, потом перевела взгляд на незнакомца, о чём-то раздумывая. Скорее всего, она решала — брать букет ли вежливо отказаться. Мало ли что…

— Спасибо, — наконец произнесла она, приняв подарок.

— Давайте познакомимся? — для приличия предложил Игорь, и попытался пошутить, — Я-то про вас уже много чего знаю, кроме имени, а вы про меня — ничего.

Когда грозным, ничего хорошего не предвещавшим взглядом, незнакомка посмотрела на него, ему захотелось провалиться. Но потом она улыбнулась, и у него отлегло от сердца.

— Даша.

— Очень приятно. Красивое имя. А я — Игорь… Вы не сердитесь, что я невольно подслушал ваш разговор?

— Ничего страшного, — утерев носик ажурным платком, промолвила девушка.

— Ну, слава Богу, а то вы на меня так посмотрели…

— Давайте перейдём на «ты».

Почему-то ему сразу же пришло на ум стихотворение Пушкина, которое звучало примерно так:


Пустое вы сердечным ты

Она, обмолвясь, заменила

И все счастливые мечты

В душе влюблённой возбудила…


…Отчего Игорь улыбнулся.

— Почему ты смеёшься? — спросила Дарья.

— Да так. Неважно. Цветы понравились?

— Да, они замечательные. Но ты, наверное, приготовил их для другой, а она не пришла.

— Нет, не угадала. Этот букет я приобрёл минут пятнадцать назад, — и он показал рукой в сторону. — Вон там стояла бабулька с ведром. Мне стало её жалко, и я купил эти цветы.

— Зачем?

— Просто. Говорю же, пожалел. Она, бедная, собирала, наверное, их с огорода. Потом встала рано утром и понесла тяжёлое ведро на продажу, а клиента нет и нет.

— А, может, это вовсе и не её цветы? Может, она алкоголичка! Украла их с какой-нибудь общественной клумбы, и решила заработать на бутылку!

— Вряд ли. Алкоголички в такую рань только глаза продирают, да и одета она была прилично, так пьянчуги не одеваются. Так что, наша встреча — это судьба, — с интонацией, не терпящей возражения, заключил Игорь.

— А разве она есть?

— ?

— Ну, судьба. Разве не человек хозяин своей судьбы?

— Ты читала «Мастер и Маргарита»?

— Нет. Уж не знаю, к сожалению или к счастью, — усмехнулась Даша.

— Между прочим, весьма интересное произведение, — деловито произнёс он, и придвинулся к девушке. — Советую почитать. Там как раз в самом начале говорится о том, что не человек управляет своей и, тем более, чужой жизнью. Верно сказать, им кто-то управляет. И у меня нет сомнения, что всё происходящее с нами — это судьба. Как говорится, что написано на роду… Если человеку суждено утонуть, он никогда не погибнет в огне. И наоборот.

— А я в судьбу не верю, — упорствовала Дарья. — Можно найти кучу примеров, когда человек принимает решение и тем самым создаёт себе судьбу.

— Ну, приведите хотя бы один.

— Вчера смотрела фильм, в котором у молодой девушки был выбор: либо принять предложение выйти замуж от сына дипломата и уехать на ПМЖ в Германию, или остаться с водителем категории С, — на слове «категория», желая выделить непрестижность данной профессии, девушка сделала акцент.

— И что же она выбрала? Хотя нет. Не отвечайте. Попробую угадать: должно быть, молодая девушка, — передёрнул Игорь, — остановилась на возможности уехать заграницу.

— Угадал. И жила она до самой старости с сыном дипломата, который вскоре организовал свой бизнес, и ни в чём не нуждалась. Вот так. А ты говоришь: человеком управляют.

— Она ни в чём не нуждалась, — повторил он. — А как же любовь?

— А что любовь? — не поняла девушка.

— Ну, ты сказала, что она ни в чём не нуждалась…

— И в любви не нуждалась тоже. Муж безумно любил её.

— А что же с ней случилось дальше?

— Ничего, — коротко ответила Даша. — На том фильм и кончился.

— Да нет, это не всё. Я смотрел этот фильм.

По её лицу он понял всё её стеснение из-за такой вот маленькой лжи.

— Ну, я до конца не досмотрела, — пошла она на попятную.

— А, между прочим, в конце, будучи женщиной преклонных лет, героиня вернулась на родину. А знаете почему? Потому что поняла, что все эти годы жила с человеком, которого не любила. Любила же она того самого водителя категории С. И момент, который потряс меня до глубины души, произошёл, что называется на самом финише. Когда, умирая, она сожалела о том решении. Она считала это своей самой большой ошибкой в жизни.

— А ты, как я вижу, веришь в судьбу? — с иронией спросила Даша.

— Верю. И полностью ей доверяю. Всегда и во всём, и не вижу здесь повода для иронии. Знаешь, я сегодня утром хотел поспать подольше, но под окном лаяли собаки. Сейчас мне понятно, что лаяли они не зря.

— А разве можно целиком полагаться на судьбу? И как же в таком случае понимать поговорку «на Бога надейся, а сам не плошай»?

— А я на Бога не надеюсь, — сказал, как отрезал Игорь. — Я верю в судьбу.

— Но ведь, если, учитывать твоё мнение и рассуждать логически, судьбу-то делает Господь Бог, — снова сыронизировала Дарья, слегка усмехнувшись. — Получается, ты… как это слово-то? На «ф»… Фотолист.

Он сдержанно улыбнулся.

— Почти. Но только фаталист.

— Да какая разница, — махнула девушка. — Смысл-то один и тот же.

— Вот. Моя сестра говорит также… Знаешь, я несколько лет назад отдыхал в санатории, где каждый будний день и субботу в одно и то же время всем было предписано выпивать по стакану фито-чая. Это такая лекарственная смесь из трав, которую пьют горячей. И при том она без сахара.

— Фу! — поморщилась Даша. — Должно быть мерзкое пойло.

— Отчасти ты права, но зато очень полезный напиток. Так вот, однажды я возвращался с улицы, а навстречу мне шёл дедушка. Старенький такой, наверное, ещё войну пережил. В руках у него был чистый стакан, и он, как будто извиняясь, сказал, указывая на него: Вот, говорит, иду фото-чай пить. Честно говоря, я сначала даже не осознал его оговорку, но, подойдя к номеру, понял всё и рассмеялся…

Игорь даже и не заметил, что над парком засияло солнце. И ему уже не было прохладно, а настроение перешло в эйфорическое состояние; такое состояние, когда человеку кажется, что он может всё. Хотя, эйфория — это тоже, в какой-то степени, крайность. И за сегодняшнее утро он побывал в двух противоположных крайностях: сначала ему было плохо, а сейчас, напротив, Игорь ощущал прилив жизненных сил.

Девушка снова взяла телефон, и её пальцы заскользили по пластмассовому корпусу этого чуда цивилизации и техники в одном лице. По всей видимости, Даша для кого-то набирала сообщение. И делала она это с такой лёгкостью, что у Игоря в глазах рябило.

А через несколько мгновений Даша бросила мобильный в пакет и поднялась со скамьи.

— Ну, ладно. Я пойду, наверное. Приятно было познакомиться.

Игорю же в этот момент захотелось спросить её номер телефона, но он подумал и решил в очередной раз довериться судьбе. Предложит сама — значит, будет продолжение. Нет — значит, не судьба.

— Взаимно, — ответил он, и через секунду уже наблюдал, как Даша лёгким шагом удаляется прочь.

«Не судьба», — вздохнул Игорь, и тоже отправился восвояси.

* * * *

4—5 мая 2007 г.

«Подруга детства»

В гостиной играла лёгкая музыка, а шампанское, как говорят в таких случаях, лилось рекой. Иногда в буквальном смысле слова на дорогущий ковёр, привезённый из Индии в качестве подарка от партнёров по бизнесу.

То и дело туда-сюда с подносами проходили официанты, предлагая всем и каждому отличнейшие деликатесы вроде омаров или фруктовых канапе. Да уж. Любит Лидочка празднества. Для неё слово «праздник» — это как красная тряпка для быка. Кстати говоря, быки-то, на самом деле дальтоники, и им, по большому счёту, всё равно, какого цвета тряпка.

Хотя нельзя было не признать в Лидочке и организаторского таланта. Да и чувства вкуса ей было не занимать. По правде говоря, иногда этого чувства наблюдался даже перебор. Но сейчас, слава Богу, был не такой случай, и вся обстановка, а также предлагавшиеся гостям блюда отличались изысканностью и внешней красотой (вкус тоже присутствовал).

Честно говоря, некоторые гости и не заслуживали быть на данном мероприятии под названием «Лидочкин день рождения». Например, Володя точно знал, что многие из присутствующих людей с завистью и ожиданием провала сего празднества, а также личной неудачи Лиды, смотрели на всё происходящее. И, естественно, улыбались.

Но, верно, что в светском обществе по-иному быть не может.

Он стоял там, откуда лучше всего было видно всех гостей. А посмотреть действительно было на что: его очень забавляло то, как рассортировались пришедшие. Это напоминало мини-собрания, каждое из которых в среднем состояло из трёх человек, стоявших по разным углам гостиной и что-то бурно обсуждавших. Некоторых из них Володя знал лично, иных же только по рассказам жены.

Например, неподалёку располагалась весьма забавная компания из мужей-подкаблучников, которые, как он понял, в данный момент старались играть роль сильных, уверенных в себе, состоявшихся личностей. Но взгляд… Как много может рассказать взгляд!

«Интересно, — подумал вдруг Володя, — а у меня такой же взгляд запуганного ягнёнка? Ведь я тоже в какой-то степени подкаблучник. Что Лида скажет — то я и сделаю. Она мной командует, а я и не сопротивляюсь. Разве плохо что ли? Я живу в шикарных апартаментах с восемью комнатами, бассейном и личной охраной, и ничего не делаю. Даже не работаю! Работает Лидочка, любящая меня, по её собственному признанию, больше себя самой, и потому обеспечивающая мне такой рай».

М-да. Прямо скажем, удивительное собрание. И Владимир до поры до времени держался в стороне, язвительно поглядывая на веселящихся. Всё было так чинно и благородно…

Он пытался отыскать глазами жену, которая исчезла из его вида несколько минут назад, и, после судорожных оглядков, нашёл её в компании номер 3.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее