Бесплатный фрагмент - Неизбежность счастья

Слово редактора

Марианна Хан, коуч ICF по карьере и самореализации, сертифицированный преподаватель и инструктор светских медитаций, практик внимательности и осознанности (mindfulness), литературный коуч и редактор книг современных авторов, в том числе первой части романа Анастасии Ермаковой «Неизбежность друг друга». Больше 15 лет работает с текстами и людьми. Совмещает разные инструменты и профессиональные направления, но ключевая тема деятельности одна — помогать людям выбирать осознанный путь развития, смелость и счастье быть самими собой, жить с опорой на свои внутренние ценности, реализовывать цели без насилия над собой и сбывать свои мечты, а не работать на чужие. Ведет коуч-сессии и медитации оффлайн и онлайн. Обучает фитнесу для ума и практикам осознанности. Выступает на фестивалях, посвященных здоровому образу жизни. Помогла появиться на свет с нуля 7 книгам, написала детский рассказ в соавторстве со своим сыном и отредактировала сотни тысяч знаков в готовых текстах и рукописях.

— Что поможет тебе продолжить путь и работу над романом, как ты можешь поддержать себя?

Апрель 2020. Сижу за столом в небольшой квартире в Мугыке, городке Южной Корее, где жила тогда. Закатные лучи освещают комнату слабым теплым светом. Плюс 6 часов к Москве, у меня уже вечер, а европейская часть России только плавно двигается к обеду. Веду групповую коуч-сессию онлайн с авторами проекта «Моя книга». Внимательно слушаю отчеты участниц о писательских результатах недели. Задаю направляющие вопросы. Восхищаюсь прекрасными женщинами, которые уже третий месяц, в период пандемии все свои волнения, панику и страх трансформируют в свет через творчество, пишут книги, создают истории. Анастасия Ермакова одна из авторов моей группы. Так мы познакомились с Настей, и так началось наше творческое взаимодействие, которое продолжается до сих пор.

Тогда весной 2020 помимо всеобщего хаоса неопределенности, удаленки и нового вируса, которые захватили мир, Настя переживала и личные трудности — восстанавливалась после травмы колена. И вот я задаю ей вопросы о продолжении пути, о возможностях, которые у нее есть сейчас, и наблюдаю, как ее голос менятся, как в нем появляется спокойствие и расслабленность. Наблюдаю, как она находит для себя то, что может делать сейчас, как может продолжать писать, продолжать работу над первой частью романа — «Неизбежность друг друга». И ее стойкость, терпение и способность личные переживания преобразовывать в творческую энергию и созидать невероятно вдохновляли тогда и меня, как редактора, и других участниц проекта.

В июне 2020 года Анастасия Ермакова издала «Неизбежность друг друга». И этот глубокий психологический роман о смысле жизни и отношениях мужчины и женщины нашел отклик у многих и многих читателей. Роман участвовал в Красноярской ярмарке книжной культуры, выставке Non/fictio№22 и главной книжной выставке страны — Московской международной книжной ярмарке — ММКЯ-2021. И каждый раз, когда я слышала и слышу об очередном писательском успехе Насти, все мое существо внутри накрывает волной теплой радости, счастья и благодарности за то, что могу быть сопричастной, могу вносить свой вклад в создание и появление на свет таких современных и важных историй.

Но вот на дворе не менее странный и тяжелый 2022 год. Мир все больше сходит с ума и, кажется, пытается разорвать себя на куски своими же руками. Общечеловеческая истина заменяется тысячью сфабрикованных и залитых в голову через телевизор и интернет «правд». Люди вновь перестают видеть друг в друге людей. Страх и боль затапливают сердца. Равнодушие разъедает любовь и сочувствие, будто кислотой, стоит только впустить его внутрь. Автор Анастасия Ермакова переживает трансформации в личной жизни. И дописывает «Неизбежность счастья» — красивое и глубокое продолжение истории любви героев — Полины и Алберта. Снова она обращается к своей внутренней силе и стойкости, снова энергию личных переживаний и чувств преобразовывает в творчество. В светлую, исцеляющую, немного таинственную прозу о смысле жизни, о настоящей близости и родстве душ, о выборе быть счастливым или не быть.

И когда в мае этого же года Настя предложила мне снова поработать вместе — отредактировать рукопись и дать обратную связь, я без промедления согласилась. Наше взаимодействие за эти 2 года уже перестало быть работой в связке «автор-редактор». И это нельзя назвать просто дружбой. Это нечто большее. Это родство, это одноволновость. А писать вступительное слово редактора к этой книге для меня особая честь, и я делаю это с большим удовольствием. И считаю важным рассказать не только о нашей истории знакомства и взаимодействия, но и поделиться профессиональной обратной связью о продолжении романа, с которым вы вскоре познакомитесь.

Центральная тема романа — достижение счастья, простого человеческого счастья, к которому автор в итоге приводит героев (к одному из вариантов их счастья). Явно здесь прослеживаются веяния буддийской философии, в частности идея о том, что все мы (люди) вместе и каждый по отдельности по сути хотим быть счастливыми и не хотим страдать. И переход главной героини Полины (но на самом деле не только ее) от страданий по жизни к счастью, разрешение себе быть счастливой прямо здесь и сейчас — прекрасный пример того, какой смысл жизни можно выбрать для себя, как можно стать творцом своего счастья. И то, как герои приходят к счастью, выглядит естественным, без пафоса и наигранности. Поэтому им веришь. Их примеру хочется следовать. По крайней мере, на попробовать открыться счастью, переключиться на него автор нас точно вдохновляет.

Любовная тема, тема взаимоотношений мужчины и женщины также продолжается в этой части и обрастает новыми смыслами — простого удовольствия быть друг с другом, близости и теплоты, которые возникают между двумя людьми, смыслом объединения двух взрослых людей из любви и желания быть вместе, потому что, да, по отдельности тоже хорошо и можно, но вместе приятнее и счастливее. Все это детали контекста и переживаний героев, через которые автор доносит до нас основную идею о неизбежности счастья для каждого (стоит только открыться ему, заметить, разрешить себе).

Основные герои нам знакомы из первой части. И радостно и любопытно узнавать продолжение истории, видеть изменения (внутренние и внешние), которые произошли с ними «за кулисами» и наблюдать трансформации и путь, который каждый из них идет в этой истории. Также замечательно автор показывает внутренние переживания героев, их сомнения, чувства. И делает это натурально. Герои живые, не пластмассовые, с ними чувствуешь родство, их понимаешь, им сопереживаешь.

Особенно близкими с героями себя могут почувствовать люди, которые сейчас проживают какой-либо жизненный кризис (не важно возрастной, личностный или связанный с внешними обстоятельствами). И главные вопросы (а в чем смысл моей жизни? а зачем я живу? а как я хочу проживать то время, что дано мне здесь?), которые герои задают себе, и те ответы, которые находят, может помочь и другим найти подсказки и понять, что для них на самом деле важно. И может, это будут ответы про отношения с партнером или другими людьми, а может, про отношения с самым дорогим и близким человеком — с самим собой.

Итак, да, основные герои произведения нам уже знакомы, и роман — встреча со старыми друзьями. И автор здорово показывает, как люди меняются, как мы все меняемся, и что это естественный процесс, который мы часто не замечаем или игнорируем. И на примере героев можно наглядно увидеть, как личные трансформации влияют и на внешний облик, и на образ жизни, и на то, как люди смотрят на мир, какие ценности начинают разделять. Особенно интересна трансформация второстепенного героя Макса Новотного. Через его путь автор показывает нам, как важно быть открытыми, не цепляться за прошлый опыт и ошибки, не навешивать ярлыки и шаблоны, а видеть в людях (и в себе!), когда взаимодействуешь с ними в конкретный момент, тех, кем они являются сейчас, а не были когда-то. Новые же герои истории прекрасно выполняют связующие функции, делают ее полной и еще более объемной.

Также хочу выделить мастерство Анастасии передавать обстановку и через объемные описания погружать читателя в места, где герои проживают историю. Автор прекрасно использует историческое образование и талант взаимодействовать с информацией и деталями, поэтому каждая ее работа, и «Неизбежность счастья» в том числе, получаются живыми и натуралистическими. Так здесь она замечательно описывает ветреный Байрес, переносит нас в далекую и такую необычную Латинскую Америку, погружает в настоящую жизнь аргентинцев и иностранных героев, которые оказались в новой и необычной стране, знакомит с особенностями менталитета местных, образом жизни, с их восприятием мира, позволяя читателям тем самым становиться не только сторонними наблюдателями, но и участниками событий. А метафоры, через которые автор показывает Байрес и Аргентину, проводит параллели и сравнивает их с Прагой, Подебрадами или Москвой всегда тонкие, глубокие и выразительные.

«Неизбежность счастья» читается легко и плавно. Продолжение романа в принципе получилось более спокойным по темпу и ритму повествования, хотя в нем тоже есть динамичные моменты и интригующие повороты. Но они все же более плавные и мягкие, если сравнивать с повествовательной линией первой части («Неизбежность друг друга»). Однако от «мягкости» история не стала скучной. За развитием событий следить любопытно, и автор умело подогревает наш интерес по ходу сюжета, добавляя неожиданные и случайные (но мы-то понимаем, что случайности не случайны) эпизоды.

В продолжении романа отчетливо прослеживается авторский стиль и слог — обилие красивых и развернутых метафор, объемные и натуралистические зарисовки и описания, внимание к деталям, особенно прорисовка культурного, исторического и географического контекста. В целом же стиль повествования выдержано легкий. Язык живой и качественно красивый. Такой по-настоящему красивый литературный русский язык.

И мое главное заключение — роман актуален сейчас, как никогда! Искренне благодарна Насте за то, что решилась и написала продолжение именно сейчас. Именно в наше сложное, непонятное, штормовое время, когда трудно что либо планировать дальше пары ближайших дней, когда жестокость и бесчеловечность вновь становятся частью реальности… Реальности людей XXI века…

Ведь именно сейчас так важно сохранять мир внутри, человечность и ценные знания культуры, передавать их другим, помогать себе и людям, до которых можно дотянуться. Держать фокус на любви, доброте и сострадании, на простом и неизбежном счастье, которое есть у каждого свое и есть прямо сейчас. И мы можем заметить это счастье, выбрать его, что бы ни происходило вокруг. А затем из внутреннего счастья, гармонии и любви взаимодействовать с миром. Ведь по-настоящему счастливые люди не хотят разрушать, они хотят созидать, приумножать, распространять и передавать счастье другим, делиться.

И я верю, что именно такая проза, как «Неизбежность счастья», может помочь нам сейчас с достоинством и человечностью внутри и снаружи пережить «темные» времена, остаться живыми душой, неравнодушными, чувствующими, способными сопереживать и видеть друг в друге людей — таких разных и таких одинаковых.

Приятного чтения, друзья!

Таганрог, Ростовская обл., Россия

Июль 2022 года

Неизбежность счастья

роман

Вместо предисловия

Береги то, что остается в твоем сердце после того, как весь сор просеется сквозь решето памяти, и улягутся чувства, казавшиеся когда-то сильными и безмерно великими, но теперь съежившиеся и ободранные временем, словно осенние деревья ветром.

Береги то немногое, что остается в твоем сердце живым и дышащим, ибо только оно — настоящее.

Проходит ли любовь?

Нет. Любовь не проходит. Она изменяется вместе с нами, подобно тому, как со временем меняется наше лицо, наши руки, наши сердца…

Пролог

Весь светлый и уютный балкон, увитый виноградными лозами и источающими дивный аромат цветами какого-то южного дерева забрызгало светом. Пятна его, подобно оливковому маслу, растеклись по каменному полу, заполняя солнцем все дремлющие до недавнего времени уголки и щелочки. Тени карабкались прочь, трусливо жались к стенам и постепенно таяли. Солнечный свет еще почти не грел, но проникая в тенистые уголки улочек города и людских душ, начинал жить там, расти и дышать.

В Аргентине кончалась зима — август был в самом разгаре.

Пальцы слегка расслабились, и поместившийся в них калабас с мате покатился вниз. Голова упала на грудь, но тут же вскинулась. А́льварес проснулся, подхватил калабас и посмотрел на часы. Без пятнадцати три.

«Как это меня угораздило? Все-таки нужно больше отдыхать», — подумал он.

Взглянул на свои загорелые руки — когда они были белыми и холеными? Было ли это или только показалось ему? Были ли синие бесконечные небеса, утопающие в зелени крон, были ли пронзающие высь шпили собора Св. Витта и молчаливые темные статуи на Карловом мосту?

Нет, не было.

Ничего не было, и всё — выдумка, вздор, мираж, растаявший также, как только мгновение назад растаяли сонные тени на увитом виноградом балконе.

Завтра ему исполняется сорок.

А вчера состоялась премьера его первой короткометражки «Черно-белая память».

Да, такое название как нельзя лучше подходит для танца памяти со временем в стране, сплавленной из серебра и луны. Альварес встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли.

Он уже не был тем тридцатилетним философом, что гнался за сложными смыслами и формами. И длинные, призрачные рассуждения лишь утомляли его зрелый уравновешенный разум. Он не хотел более никаких приключений и неожиданных поворотов, будь то даже просто поворот в затянувшемся разговоре с другом или случайным знакомым в местной кофейне.

Романы тоже давно перестали вызывать у него волнение сердца. Ни одна женщина не могла оставить в нем более или менее глубокий след или хотя бы отпечаток. Ему надоела вереница сменявших одна другую прекрасных спутниц, и он решил прекратить все это разом. И позволить сердцу наконец обрести дом. Помолвка с Марией состоится завтра, а свадьбу они назначат на первый день будущей весны. Или как считается здесь, в Аргентине — осени — на 1 марта.

Так захотела Мария.

Она была моложе его на двенадцать лет. Конечно, красива. Дорого одета, талантлива. Словом, она была актрисой. И этим многое сказано.

Именно Мария, как считали многие, толкнула его к новой и, как оказалось впоследствии, судьбоносной для него идее, которой он загорелся и которой жил вот уже два с половиной года — идее кино.

Альварес поднялся с кресла, почти полностью растаявшего в солнечном свете, и его босые ноги ощутили прохладу каменного пола. Он отодвинулся в тень и бросил взгляд на дорогу. Что-то нарушило размеренность солнечного полдня и изменило знакомый ему привычный пейзаж.

— Почему же вчера она не пришла, а сегодня решилась? — подумал человек на балконе, касаясь рукой загорелой шеи.

В сотне метров от его дома затормозил черно-желтый автомобиль такси, и Альварес увидел, как из него вышла девушка или женщина, но судя по стройной изящной фигурке, именно девушка — в черной косухе, накинутой на длинное платье в пол, и шляпе с широкими красивыми полями, которые скрывали ее лицо.

Он не подумал ничего особенного, мысли его продолжали течь также спокойно и ровно. По загорелому лицу бегала неровная рваная тень от винограда, свисающего почти к самым плечам и прятавшего Альвареса от лишних глаз.

Было лето. Которое здесь называют зимой.

Да, снова было лето, проклятый август, черт его побери.

Девушка что-то спросила у таксиста и, видимо, получив от него какие-то указания, посмотрела прямо на дом Альвареса. Но он знал, что с такого расстояния с улицы не видно, что происходит на затененном балконе, поэтому без стеснения продолжал рассматривать будущую гостью.

Девушка тем временем приблизилась к воротам его участка и в нерешительности остановилась перед ними, с опаской и любопытством пытаясь рассмотреть убранство двора.

Конечно же, все прошло.

Альварес чуть нахмурил лоб, отстранился от перил и вернулся в комнату, сжимая правой рукой висок, словно у него разразилась сильнейшая мигрень.

I. Камера, Мотор! Или история начинается

Саундтрек: Gotan project — Una musica brutal

Полина не стала дожидаться выхода режиссера к зрителям, и пока в зале не включили свет, осторожно пробралась между рядами и выскользнула в фойе. Своему спутнику она сказала, что у нее срочный телефонный звонок, однако на самом деле, она просто не хотела больше ничего слушать об этом фильме, об истории его создания и прочее, и прочее. Более того, она просто не хотела сейчас ни с кем разговаривать. Особенно с автором «Черной-белой памяти», сеньором Хорхе Бенито Суаресом.

Господина Суареса Полина знала давно, еще со времен учебы в университете. Солидный тогда пятидесятилетний профессор читал студентам-филологам курс по латиноамериканской литературе — о сказочном, фантасмагоричном и иллюзорном мире Маркеса, Борхеса и Кортасара. И Полина была одной из его любимиц. Она уже тогда отлично говорила по-испански, и несмотря на то, что занятия проходили на русском языке, всегда могла составить ему интересную компанию для беседы. Потом, когда Полина уехала на стажировку в Чехию, вышла там замуж, и, уйдя из аспирантуры, посвятила себя писательству, господин Суарес пару раз связывался с ней, весьма благосклонно отзываясь о ее творчестве.

Сам он к этому времени вернулся на родину и время от времени почитывал кое-какие лекции в Университете Буэнос-Айреса. А когда Полина решила сменить профессию и выучиться на сценариста, он оказался среди лекторов, дистанционно преподающих смежную дисциплину на сценарных курсах. Полина была рада встретить среди преподавателей прежнего профессора. Как-то раз в переписке с ним она поделилась разочарованием в писательском деле и посетовала на то, что у нее даже нет желания заниматься изданием написанного недавно романа.

К удивлению Полины сеньор Суарес заинтересовался рукописью и попросил прочесть ее. А вскоре обратился к Полине с весьма неожиданным предложением: он готов был купить у нее авторство за неплохую сумму и издать роман под своим именем. Она согласилась, и через какое-то время Суарес подкинул ей идею — в качестве выпускной работы на курсах написать по этому роману сценарий.

И сейчас Полине стало вдруг настолько не по себе от того, с какой легкостью и непринужденностью этот человек общался с ней, говоря о сценарии и книге, по которой был снят фильм, словно бы он и вправду написал ее сам, а не купил у нее авторство, права на издание романа и все, что с ним связано.

Конечно, тогда, почти два года назад она и подумать не могла, что какой-то неизвестный никому режиссер в далекой и нереальной Аргентине решит вдруг снять кино по этому роману. Да-да, черно-белое, красивое и пронзительно печальное кино о той луне, которую когда-то любила Полина, о той серебряной луне, о которой давно должна была забыть.

Но тогда она твердо решила — она больше не писатель. Сценарист, копирайтер, автор текстов на заказ — кто угодно. Но писательства с нее хватит. Уж больно дорого оно обходилось ее тревожной, вечно сомневающейся неприкаянной душе.

Теперь же в ней клокотало чувство несправедливости и обиды: и на пронырливого покупателя ее романа и на режиссера, знать не знавшего, что снимает фильм по ее, именно ее книге. И главное, на себя, за то, что приняла тогда это решение.

Выйдя в фойе кинотеатра, Полина увидела на входе в здание препирающуюся с охраной девицу, модно и претенциозно одетую, с блестящими крашеными, красивыми светлыми волосами и пухлыми красными губками.

Поравнявшись с блондинкой, Полина невольно замешкалась.

— Я жена режиссера! — на повышенных тонах говорила та охраннику. — Я забыла свое приглашение. У вас будут крупные проблемы, если вы сейчас меня не пропустите.

— Извините, нужно приглашение. Хотя бы в электронном виде, сеньорита.

— Сеньорита Фуэнтес! Может, вы еще скажете, что не узнаете меня?

Охранник, улыбаясь, молчал.

— Сеньорита, вы уже уходите? — она кинула оценивающий взгляд на Полину и даже уцепилась за ее локоть.

Полина молча остановилась. Ей вовсе не хотелось помогать наглой девице, но она выдавила из себя вежливую улыбку и спросила:

— Вам нужно приглашение?

— Да, у вас, наверное, не именное? Не одолжите его мне?

Полина достала из сумочки приглашение, в которое действительно не было вписано никакое имя, и протянула сеньорите Фуэнтес. Та, прошептав невнятное «грасиас», быстро передала его охраннику.

Охранник поморщился, недоверчиво посмотрел на Полину, потом на блондинку, потом опять на Полину.

— Ну что, пропустите жену режиссера по моему приглашению? — насмешливо спросила Полина и взглянула на охранника.

— Так кто из вас жена режиссера? Вы меня запутали.

— Вот эта сеньорита — она жена, — вздохнула Полина, которой вся эта комедия положений уже начинала действовать на нервы.

— А вы кто?

— А я случайная гостья.

— Как случайная, откуда у вас тогда было приглашение? — сказал охранник и преградил Полине путь к выходу. — Сейчас будем разбираться.

— Черт, — по-русски воскликнула Полина и с ненавистью посмотрела на ничего не понимающую блондинку. — Вот курица.

— Да разбирайтесь сколько угодно, главное, меня пропустите, — нервно воскликнула названная курицей.

— Рада была помочь, — с иронией в голосе сказала Полина и, протиснувшись между охранником и сеньоритой Фуэнтес, все-таки выскользнула на улицу.

«Да, она прямо вовремя подоспела. Аккурат к титрам, — мысленно усмехнулась Полина. — И что человек, снявший такой фильм, нашел в этой женщине?»

Полина остановилась и, достав смартфон, вбила фамилию режиссера в поисковик.

«Так, этого Альвареса мне уже выдавали, театральный режиссер, актер… Нет, не подходит, наверное. Вот еще один Альварес, но тут нет фото. Может, это он? Б. Альварес — продюсер, режиссер нескольких видеоклипов, детство и юность провел в Европе, много путешествовал, первые шаги в режиссерском ремесле сделал в Мексике, затем вернулся в родной Буэнос-Айрес…»

Она полистала ленту новостей.

«Так, а вот фото нашей блондинки. Актриса М. Фуэнтес, интервью о романе с продюсером и режиссером Б. Альваресом».

Полина разочарованно вздохнула.

«Все ясно… Никакая вы ему не жена, сеньорита Фуэнтес. Хотя, что тут удивительного, — размышляла про себя Полина, по привычке начиная сочинять очередную историю. — Наверняка он пожилой богатый интеллектуал, к тому же коллекционирует восточные редкости и курит дорогой колумбийский табак. Ходит в светло-кремовом костюме и шляпе, а вечерами отдыхает на балконе своего просторного дома и глядит на заходящее солнце сквозь золото терпкого ароматного рома. Что же, ему не нужна молодая и красивая, пусть и вздорная кукла? Нужна, разумеется, нужна. Он любит красоту. Он хочет, чтобы вокруг него все было дорогим и красиво упакованным. Как сеньорита Фуэнтес».

Бывшая писательница еще раз вздохнула, и вместе с этим вздохом к ней за грудину пробралось легонькое, как ветерок, что обдувал ее бледное узкое лицо, чувство непонятной тревоги.

— А интересно было бы встретиться с этим сеньором Альваресом, посмотреть — угадала я или нет. — Сказала сама себе Полина и тряхнула головой, чтобы отогнать этого незваного гостя. На секунду у нее даже мелькнула мысль вернуться в кинотеатр, но она тут же вспомнила, что отдала свое приглашение блондинке. А снова разбираться с твердолобым охранником не было ни малейшего желания.

«Ну, значит, не судьба, — подумала девушка. — Все равно, наверное, я угадала. Ведь я всегда угадываю».

Последние слова почему-то прозвучали в ее мозгу с особенной горечью, словно давно зажившая и затянувшаяся рана вдруг дала о себе знать, слегка потянув изнутри сросшийся и затвердевший рубец. Полина вздрогнула, инстинктивно обернулась на здание кинотеатра и сквозь стеклянные двери увидела, что охранник наконец пропустил девицу, и та на высоченных тоненьких каблуках неспешно и высокомерно зашагала в сторону входа в зал.

«Ну, как я и говорила, к титрам успеет», — ехидно подумала Полина и огляделась по сторонам, как бы прикидывая, куда ей отправиться дальше.

Открыла в навигаторе карту и увидела, что недалеко от места, где она находится, расположена станция метро «Сентро». Побывать в Буэнос-Айресе и не спуститься в самый старый метрополитен в Латинской Америке было бы непростительным упущением.

Полина пересекла небольшой сквер, разбитый напротив здания кинотеатра и увидела неприметный, почти никак не обозначенный спуск под землю с неброской табличкой «Subte», который можно было легко пройти мимо, если не знать, что это и есть вход в подземку. Спускаясь, она положила телефон в сумочку и даже не заметила, что тот в беззвучном режиме буквально разрывается от звонков и сыплющихся в мессенджер сообщений. От писательства Полина отреклась, а вот рассеянности своей не утратила.

Девушка заплатила несколько песо за билет и прямо с уличной лестницы попала к турникетам на станцию.

Буэнос-Айресская подземка изнутри Полину совсем не вдохновила. Унылые серые стены, обитые кафелем, лестницы, скорее, похожие на черный вход в какой-то подвал, чем на спуск в метро, залитые лужами после прошедшего утром дождя перроны угнетающе подействовали на девушку, которая уже пожалела о решении сбежать из кинотеатра в метро. И все же она решила проехать несколько остановок на Субте от станции «Сентро» до «Пласа де Майо» и своими глазами посмотреть на огромный залив Рио де Ла Плата, на берегу которого и стоял этот пока непонятный ей, чужой и странный город-порт.

Кроме того, она слышала, что как раз в эти дни августа в городе проходит всемирный фестиваль танго, а ей очень хотелось увидеть хоть частичку этой мистерии прежде, чем она вернется в Москву. Через полчаса Полина с облегчением выскочила из замызганного, разрисованного граффити поезда и поспешила на улицу.

Интуиция не подвела Полину. На Пласа де Майо было людно и шумно. Со сцены, устроенной прямо на площади, летели нервные и пленительные звуки уличного типика, в котором слышались голоса бандонеонов, скрипок, виолончелей и фортепиано, плачущих каждый на свой лад и сливающихся в единый завораживающий поток музыки.

Сотни пар, рождающихся в одно мгновение здесь, на улице, а также пришедших на площадь специально, двигались в такт ритму, несущемуся над городом, и он весь пропадал в этом движении, делаясь одной огромной танцевальной площадкой.

Полина почему-то волновалась.

Музыка танго нравилась ей давно, и какой-то несбыточной мечтой маячило в сердце запрятанное желание научиться его танцевать. Но сейчас, среди живого, движущегося в одном ритме полотна, что ткали десятки и сотни танцоров, ее охватило странное чувство. А вернее предчувствие какого-то важного события, которое вот-вот случится в ее жизни.

День переплавлялся в свежий, прохладный вечер. Музыка рвалась и билась в висках, каблуки отстукивали такт, ладони сжимали ладони. Умелые движения профи и несмелые шаги новичков смешивались у Полины перед глазами и плыли мимо сюрреалистической картинкой, напитывая и взращивая тревогу, проникшую в тело девушки еще у здания кинотеатра. Пару раз к ней подходили симпатичные молодые и не очень молодые мужчины, звали составить им пару для танго, но Полина только смущенно улыбалась, шептала «мучас грасиас» и отказывалась.

В какой-то момент ей вдруг пришло в голову, что за два дня пребывания в Аргентине, она почти не сделала в Буэнос-Айресе фотографий. Полина потянулась за телефоном, и, достав его, была неприятно удивлена пятью пропущенными вызовами от сеньора Суареса, а также несколькими сообщениями в мессенджере.

«Полина, куда вы пропали? С нами хочет пообщаться режиссер фильма, господин Альварес. Он приглашает нас на фуршет после короткой пресс-конференции», — гласило одно из них.

«Полина, вы меня ставите в неловкое положение. Как мне объяснить Альваресу ваше отсутствие? Где вы?» — вопрошало следующее.

«Альварес очень разочарован вашим исчезновением. Пришлось сказать ему, что вам нездоровится. Свяжитесь со мной, как только прочтете это», — увещевал сеньор Суарес в последнем послании.

Полина невольно скривилась. Ей было неловко и совестно перед режиссером, но с другой стороны она не могла представить себя на этом фуршете с милой улыбкой и рядом с Суаресом.

«Ну что ж, господин профессор, ловите вашу минуту славы. Дарю ее вам. Как уже подарила свой роман…» — печально подумала Полина и сглотнула подступивший к горлу комок горечи.

А сама набрала: «Мне очень жаль, что так вышло. Пришлось срочно вернуться в отель. Возникли некоторые проблемы с моим заселением, и меня попросили приехать».

Не успела она отправить сообщение, как телефон разразился новым беззвучным звонком с неизвестного Полине номера, судя по коду аргентинского.

Мгновение колеблясь, Полина все-таки взяла трубку.

— Сеньорита Паула Стоун? — поинтересовался из трубки деловой женский голос.

Полина страшно удивилась. Мало того, что она давно не пользовалась в повседневной жизни этим псевдонимом, так еще было непонятно, как его узнали в Аргентине, ведь сюда она приехала, разумеется, под реальным именем.

— Да, это я, — с некоторой опаской ответила по-испански Полина. — Кто говорит?

— Меня зовут Патрисия Диас, я личный помощник сеньора Альвареса, режиссера «Черно-белой памяти». Он расстроен, что вы не смогли остаться на фуршет после смотра, а он хотел с вами побеседовать. Он узнал, что вы долго жили в Праге, а это один из его любимых городов Европы.

— Да, сожалею, что так вышло. Понимаете ли, ммм, некоторые обстоятельства… — промямлила Полина, испытывая муки совести.

— Понимаю. Всякое бывает. Однако сеньор Альварес хотел бы все-таки с вами встретиться. Он назначает вам встречу завтра в три часа дня по адресу, который я направлю на ваш номер телефона. Вам удобно?

Полина опешила. Пытаясь собраться с мыслями, она не знала, что ей ответить.

— Сеньорита?

— Да-да. Я… поняла вас. Это будет какое-то мероприятие или личная встреча?

— Насколько я информирована сеньором Альваресом, это личная встреча.

— Где-то в городе?

— Встреча назначена в доме сеньора Альвареса, в пригороде Буэнос-Айреса. Так что мне передать ему? Нам рассчитывать на ваш приезд?

— Я постараюсь. Если что-то изменится, я вам перезвоню.

— Договорились.

— Постойте. Простите за вопрос, но откуда у вас мой номер?

— Его дал мне сеньор Суарес. Всего доброго, госпожа Стоун. Ждем вас.

На том конце положили трубку, и в следующую секунду Полине на телефон пришло смс с адресом режиссера. Теперь Полина занервничала по-настоящему. А можно даже сказать, испугалась. В незнакомой стране незнакомый человек назначает ей встречу в своем доме да еще не в самом Буэнос-Айресе, а где-то за городом.

В голову моментально полезли мысли о пожилых извращенцах и эстетствующих маньяках. Почему-то вспомнился незабвенный доктор Лектер из «Ганнибала», и отчетливое слово «нет» вскипело в мозгу, как нечто правильное и не подлежащее сомнению. А сомневаться Полина любила. Она вызвала такси и, сев в машину, нехотя набрала номер сеньора Суареса.

Стоически выслушав поток обрушившихся на нее возмущений, Полина дождалась, когда он утихнет, и сказала:

— Ничего страшного не произошло, господин профессор. Зато, я уверена, вы собрали все овации.

— Ну, в общем, Альварес хвалил роман и назвал его настоящей находкой, — не без хвастовства отозвался Суарес, словно он действительно был автором этой книги.

Полина пропустила эту реплику мимо сердца и перешла к вопросу, занимавшему ее сейчас гораздо сильнее:

— Скажите, господин профессор, а что вообще за человек этот Альварес? Как он вам показался?

— Интересный сеньор. Со вкусом. Думаю, что он далеко пойдет. Так что, может, мы с вами, еще парочку сценариев ему подкинем, а?

— Интересный, — задумчиво повторила Полина, оставшаяся совершенно не удовлетворенной ответом своего бывшего преподавателя. — Хорошо, я вас поняла. До свидания, сеньор Суарес.

И хотя последняя реплика была сказана ею совсем невпопад, Полина отбила вызов и задумалась. Личность Альвареса нисколько не вырисовывалась после ремарки профессора.

«Нет, не поеду, — размышляла Полина, добравшись до номера в отеле. — Это было бы чистым безрассудством. Аргентина далеко не самая безопасная страна мира. Да и вообще, все это очень странно. Почему встреча у него дома? В каком-то Тигре. Нет, не поеду».

И она поехала.

Причем определяющим в этом решении стала не дающая ей покоя весь остаток вечера и всю ночь фраза о Праге, как бы невзначай брошенная ей Патрисией Диас.

Зачем была сказана эта фраза?

Зачем?

Всего лишь пища для червя тревоги, поселившегося у сердца и подсасывающего ее память?

Всего лишь ее собственное неспокойное воображение, тут же начавшее привычно разматывать клубок новой истории?

Истории, в которую попала она сама.

II. Сеньор Берто Альварес

Саундтрек: Koop, Islands Blues

Когда Полина медленно вошла в кабинет, он стоял у стеллажа с книгами в светло-кремовом костюме, высокий и красивый. Ее сердце упало куда-то в пропасть памяти, и она совсем перестала ощущать его в своей груди. Глаза впились в него, словно два острых клыка в теплую плоть поверженной жертвы.

Она сразу узнала его.

Девушка опустила голову, и лицо ее скрыла тень широких полей черной широкополой шляпы. Он повернул к ней лицо, и взгляд его остановился в тени этой шляпы. Порыв ветра всколыхнул легкую занавеску, она влетела внутрь комнаты, скользнула по письменному столу и вернулась обратно, растрепав лежащие на столе бумаги.

Все давно прошло. Не было шпилей Собора Св. Витта, не было синей высоты весеннего неба над Подебрадами, не было боли, не было тревоги и сомнения. Ничего не было.

Конечно, ничего не было.

Складка на его лбу разгладилась, он слегка покачал головой и подошел к ней совсем близко.

Все прошло.

И все же он не смог удержаться от невольного жеста. Заглянув ей в лицо, он почти рефлекторно поднес ладонь к ее щеке и слегка коснулся пальцами кожи. Она вздрогнула и замерла, их взгляды скрестились, как две обнаженные шпаги.

Так продолжалось несколько мучительно долгих секунд. Наконец они оба не выдержали, и трудно было сказать, кто первым нарушил статику этого растянувшегося в вечность мгновения. Их тела подались навстречу друг другу, и губы соединились в безнадежно отчаянном поцелуе.

Конечно же, все прошло.

Он сжал ладонями ее лицо, потом перехватил плечи, чувствуя, что сходит с ума и что нужно остановиться. Он мягко и в тоже время с силой отстранил ее от себя. Полина в смятении отступила назад. Первый инстинктивный порыв безумия сменился стойким ощущением неправильности произошедшего. Перед ней стоял абсолютно чужой, мало знакомый ей человек, с которым ее ничего не связывало. Или прошло уже слишком много времени для того, чтобы можно было сказать, что их что-то связывает.

Этот поцелуй был поцелуем прощания, а не приветствия. Он завершил то, что так долго тянулось через ее память тонкими нитями. И плотно закрыл не до конца притворенную когда-то дверь.

Да, вот теперь — все прошло. Все наконец прошло.

Они снова друг для друга два незнакомца, каждый со своей судьбой и своей радостью и болью в душе.

Он тоже понял все это, только взглянув на нее. И улыбнулся. Как улыбался когда-то очень давно.

— Как тебе Аргентина, Паула? — просто спросил он, жестом пригласив ее пройти с ним вглубь комнаты и присесть в роскошное деревянное кресло, обитое приятной мягкой тканью.

Тотчас все изменилось, и все стало легким и приятным. Разговор пошел, словно у двух давних друзей, которые часто сидят за накрытым столом или просто за чашкой кофе, обсуждают тысячи ничего не значащих мелочей, делятся новостями и вспоминают былое время. Он говорил с ней по-русски, и в какой-то момент Полина улыбаясь, сказала:

— Знаешь, у тебя появился легкий и приятный акцент. Раньше его не было.

— Ах, черт. Неужели? — воскликнул Альварес. — Вот что значит долго не практиковаться в языке. Так я скоро и по-чешски разучусь говорить.

Полина улыбалась, слушала его с интересом. И все-таки он не мог не заметить, что девушка тяготилась эти разговором, опускала глаза и теребила в руках свою роскошную шляпу.

— Все в порядке? — улыбнувшись, ласково спросил он.

— Не знаю. Меня мучает один вопрос, и мне кажется, ты знаешь, что я хочу спросить.

— Думаю, что да. Я заметил твое удивление.

— Ты… — смущаясь этого слова, начала Полина и замялась. Ей было непривычным говорить этому человеку «ты». — Как к тебе попал этот сценарий? Неужели случайность?

— Хочешь верь, хочешь не верь, но это и вправду случайность. Пару лет назад я заинтересовался режиссерским делом, попробовал снимать клипы и ролики в Мексике. А потом решил вложить деньги в собственную киностудию и стал искать сценарий для первого фильма. Мы дали объявление в сети, что принимаем сценарии для короткометражки. И ты не поверишь, но первое, что я увидел в своем почтовом ящике была «Черно-белая память» сеньора Суареса. И хотя я искал именно сценарий, а не роман, все-таки пробежался по тексту. И понял: это именно то, что я ищу. Связался с писателем, и через какое-то время он прислал мне сценарий по роману, подписанный знакомым мне именем — Паула Стоун.

Он бросил быстрый и внимательный взгляд на Полину, но не задержал его на девушке. Ее чуть кольнул этот рассказ и особенно взгляд, словно испытывающий ее. На языке продолжал вертеться еще один вопрос. И она понимала, что он ждет его.

— Почему ты не связался со мной раньше? — все-таки спросила она, тут же жалея об этом.

— У меня была такая мысль. Но я подумал, что пригласить тебя на премьеру фильма, снятого по твоему сценарию будет интереснее.

— Ну, сценарий ты все же переработал.

— Да, ведь он написан для полнометражного фильма. А я делал короткометражку. Я с ним немного поколдовал.

Полина кивнула, посмотрела на его безупречную белую сорочку, на которую был надет светло-кремовый жилет от костюма-тройки.

— Знаешь, а я думала — ты пожилой интеллектуал-меценат, в светлых брюках и с сигарой в зубах, — сказала она. Потом помолчала мгновение и назвала его по имени.

— С сигарами я завязал, а вот насчет брюк ты угадала, — он вдруг стал серьезным и даже как будто печальным. — И насчет имени тоже… Меня так очень давно никто не называл. Спасибо тебе.

Полина почувствовала, как по ее разгоряченной волнением коже пробежал холодок.

— Ты не устал жить под чужими именами? — глядя в окно, спросила девушка.

— Ты хотела сказать — жить чужими жизнями? Да, наверное, немного устал. Но знаешь, я ведь сделал эту судьбу своими собственными руками. А значит, мне самому ее и проживать.

— Почему бы тебе не бросить это занятие?

— Всё жду подходящего момента.

— Не боишься прождать слишком долго?

Альварес внимательно посмотрел на женщину, когда-то бывшую его женой.

— А ты?

— Я не боюсь. Когда-то я уже ждала слишком долго. И у меня к ожиданию выработался иммунитет. Можно сказать, у меня есть вакцина от ожидания.

— Может быть, тогда и мне стоит привиться?

— От некоторых болезней прививки не существует.

— Я знаю только две вещи, от которых не существует прививки. И то насчет первой я сомневаюсь.

— Что же это за болезни?

— Смерть и любовь.

Полина усмехнулась не то с иронией, не то с давней затаенной печалью. Она ничего не ответила. В комнату снова ворвался прохладный ветер, неся с собой весть о приближении вечера.

Альварес заглянул Полине в глаза и увидел упрек.

Значит, что-то осталось.

А может быть, может быть, это только показалось ему.

Может быть, все изменилось, и она изменилась, и он больше не умеет читать по ее глазам.

Время — одна из самых сильных вещей на земле. Хотя, конечно, оно и не сильнее любви.

Альварес смял мчащиеся перед глазами картины памяти и сказал так, как говорят, когда хотят сменить тему разговора.

— Да, ты права, что-то я действительно устал за этот год, с фильмом. Ты права.

Полина поднялась с кресла. Поддавшись какому-то внутреннему интуитивному порыву, повернулась к широким окнам, поймала глазами добрый и теплый свет, тронула длинную занавеску и оказалась на белом балконе.

В одно мгновение перед ней пролетело все, что забылось. И скамейка у старого пруда в Подебрадах, и Полабский мост, и его слова, его последние слова тогда, в аэропорту.

Это было шесть лет назад. А сейчас ей казалось, что прошла целая вечность. И одновременно — что все это было только вчера.

Ей вдруг стало странно, что все прошло, развеялось, словно туман над рекой ранним утром. И еще более странно оттого, что она снова видит этого человека и даже говорит с ним.

— Разве может такое быть? — прошептала она сама себе.

— Снова август, черт его подери! — живо воскликнул Алберт, выходя на балкон вслед за девушкой. — Люблю его, что бы он ни вытворял!

Полина улыбнулась, внезапно почувствовав какую-то странную вялость, бессилие перед чем-то великим и свершившимся.

«Так сказал бы Томаш, но не Алберт», — поймала себя на мысли Полина, а вслух сказала:

— А я не люблю август. Время дождей. Иллюзия лета. Месяц-обманщик.

— Да, август — месяц-мистификатор. Здесь, в Байресе он заканчивает зиму. А посмотри вокруг. Какая же это зима?

Полина взглянула ему в глаза. Серебряные, чистые. И слишком глубокие.

«А ведь я любила его», — подумала она, отвернувшись, и вдруг рассмеялась.

— Что? — он повернул к ней загорелое, но при этом каким-то образом не утратившее аристократической утонченности лицо.

— Ненавижу тебя! — весело воскликнула Полина и легонько толкнула Алберта ладонью в грудь. — Ты никогда не оставишь меня в покое!

— Ну, ненависть это слишком сильное чувство, я не достоин его. Тем более, я когда-то обещал тебе…

— Что? — быстро спросила Полина.

Внизу, под балконом раздался звук мотора, к воротам подъехал белый новенький автомобиль.

— Берто! Это я! — раздался уже знакомый Полине женский голос.

— Хм, я не ждал ее так рано, — воскликнул Алберт и удивленно посмотрел на часы.

— Значит, теперь Берто, — улыбнулась Полина и прибавила. — Твоя жена устроит тебе сцену, если увидит меня здесь. — Мне лучше уйти.

— Ну, Мария пока еще мне не жена. И даже не невеста. К тому же она не ревнива. А помолвка у нас назначена только на завтрашний вечер.

Алберт что-то секунду обдумывал, потом посмотрел на Полину, улыбаясь своей чарующей улыбкой:

— Буду рад, если ты придешь. Я ведь так и не обсудил с тобой то, что хотел.

Полина смутилась и хотела что-то возразить, однако Алберт жестом остановил ее. Он подошел к столу и, пошарив в ящике, достал оттуда нечто вроде красивой открытки.

— Вот, — он взял из органайзера ручку и перевернул открытку, оказавшуюся приглашением на вечер в честь его с Марией помолвки. — На два лица на имя сеньориты Полины… — он на мгновение замялся, взглянув на девушку, — ты оставила фамилию или вернула девичью?

Полина улыбнулась, но по лицу ее пробежала едва заметная, невесомая тень:

— Ты же знаешь, я терпеть не могу заниматься документами. Оставила.

Алберт негромко рассмеялся.

— На имя сеньориты Полины Враницкой, — он ностальгически вздохнул и протянул девушке приглашение. Добавил ласково и даже как-то интимно: — Приходи, я буду тебя ждать.

Полина покачала головой, будто сомневаясь.

— Послезавтра я улетаю в Москву.

— Значит, ты точно успеешь провести прощальный вечер в Аргентине в моей компании.

Полина молчала. Время плавилось вместе с мыслями, становясь тягучим и вязким. Внизу послышался шум автоматической подъемной двери гаража — Мария парковала машину. Бывшая писательница сделала над собой усилие и заговорила.

— Я подумаю. Но сейчас, наверное, мне все же лучше не сталкиваться с Марией, — Полина опустила голову, усмехнулась. — Я имела удовольствие вчера наблюдать сцену экзекуции охранников кинотеатра, которые не пускали ее на смотр. У тебя есть другой выход?

— Паула… — кажется, Алберт был, если не смущен, то немного растерян.

Девушка покачала головой:

— Правда. Будет лучше, если я уйду через другую дверь.

— Хорошо. — Он снова заглянул ей в глаза. — Для меня важнее то, что вошла ты через главную.

Он спустился с ней в кухню и оттуда вывел в сад.

Полина хотела что-то сказать, но он остановил ее, приложив палец к губам.

— Ничего не говори. И не будем прощаться. Я понял, что в нашем случае — это бесполезно.

Она улыбнулась и со смешанными чувствами вышла за калитку.

***

Воспоминания переплетаются, будто причудливые изогнутые ветви неведомых тропических деревьев в темном и густом лесу. Вокруг полумрак и влажность ароматного тяжелого тумана. Бутоны давно забытых открыток памяти раскрываются диковинными прекрасными цветами, что источают опьяняющий, обманчиво сладкий, ядовитый аромат. Идти нужно осторожно, внимательно вглядываясь в темные дебри, следить за собственными шагами. То тут, то там время разбросало по земле, ветвям и листьям леса памяти опасных насекомых и змей, расставило капканы и ловушки, в которые неподготовленному путнику так легко угодить. Один неверный шаг — и чьи-то острые клыки впиваются в твое тело, и вот уже на сердце твоем кровоточащая незаживающая рана.

С этим заколдованным лесом шутить нельзя. Здесь не место праздным гулякам и любопытным проходимцам.

Берегись! Сама Жизнь охраняет этот лес. И если ты пришел сюда из любопытства или ради забавы — она сама подшутит над тобой да так, что пожалеешь о том, что сунулся в чащу.

Но Полина знала тайные ходы и лазейки в сердце леса. Она давно научилась проникать в самую глубь опасных и таинственных дебрей под названием Прошлое, срезать самые прекрасные цветы-орхидеи и приносить их с собой в Настоящее.

Сейчас она несла в ладонях бутоны-открытки и чувствовала, как дрожат в ее руках тонкие хрупкие лепестки, готовясь раскрыться.

Что же ты обещал мне, Алберт?

Слишком много, чтобы это когда-нибудь стало правдой. Но недостаточно для того, чтобы это забылось.

А что я обещала тебе?

То же самое.

Я не сдержала обещание.

Но ведь и ты не сдержал свое.

Разве?

III. Просто скажи «нет»

Саундтрек: Imelda May — Knock 123

Когда чемодан был почти собран, Полина, до этой минуты не позволявшая себе замедлиться ни на секунду, остановилась над его развернутым брюхом и, прижимая к груди короткое коктейльное платье с золотистыми пайетками, медленно вдохнула и выдохнула. Положила платье на диван рядом с чемоданом и начала мысленный диалог сама с собой.

Все готово. Все собрано. Завтра вечером ты сядешь в самолет и вернешься домой.

А сейчас ты просто закроешь этот чемодан, спустишься вниз, поужинаешь и ляжешь спать.

Да.

Никуда ездить не нужно. В этом нет никаких сомнений. Абсолютно никаких.

Полина со злостью и нетерпением пнула ни в чем не повинный чемодан коленкой и уселась рядом.

Тогда что, черт возьми, тебя останавливает? Что?

Ты же знаешь, что та история давно закончилась. Что ничего больше нет. Память тебя больше не обманет.

Полина заглянула в сердце, сканируя его внутренним взором. И с удивлением обнаружила там только разлившуюся по всем его четырем камерам зыбкую, студенистую словно желе, пустоту.

Ну конечно!

Конечно же — ничего нет.

Девушка вдруг вскочила с дивана, засмеялась от легкости, которая пришла к ней вместе с этой мыслью. Схватила платье и побежала в ванную.

А ведь и правда ничего нет. Так почему тебе не пойти туда?

Тебя с Албертом больше ничего не связывает. Вы друг другу никто. Абсолютно никто.

Боже, как же хорошо и легко от этого!

Безумно легко.

И она, окрыленная наполнившей ее радостью, начала готовиться к вечеру. В девятом часу она вызвала такси и через сорок минут была у ворот дома господина Альвареса.

Первое, что увидела Полина, выйдя из машины и приблизившись к дому, был сам хозяин вечера — как всегда великолепный, в черной приталенной рубашке с запонками, что изысканно поблескивали у его запястий. Он беседовал с каким-то парнем на своем прекрасном, увитом виноградом балконе, попивая мате из маленького круглого калабаса.

Подойдя ближе и вглядевшись в разговаривающих мужчин, Полина не смогла сдержать возглас радостного удивления. Собеседником сеньора Альвареса был не кто иной, как бывший инспектор пражской полиции пан Франтишек Пастренк. Он отлично выглядел, был свеж и улыбчив, а ко всему прочему, как бы подтверждая свой статус истинного чеха и бюргера, обзавелся небольшим и даже приятным пивным животиком.

Алберт улыбнулся. Он заметил Полину, однако не подал виду.

— Пойдем-ка вниз, Франк, — сказал он старому приятелю и заговорщицки подмигнул, — хочу познакомить тебя кое с кем.

Франк поставил на перила бокал с игристым вином, который держал в руках. Потом схватил его снова, отхлебнул добрую треть, вернул обратно и оживленно ответил:

— Знаешь, Ал, хоть я и прилетел только утром, и у меня ужаснейшая акклиматизация, я готов знакомиться с кем угодно, если этот кто-то — хорошенькая молодая женщина. Я теперь человек свободный, поэтому всячески приветствую новые знакомства. А зная твой вкус, уверен, что дурного ты не посоветуешь.

Он хохотнул, допил вино и быстро последовал за другом.

— Думаю, ты не будешь разочарован, — с выражением присущим одному только пану Алберту Враницкому, отозвался Альварес и направился к лестнице.

Спустившись, мужчины оказались около дверей, которые сейчас были настежь открыты, готовые принимать прибывающих на вечер гостей.

В гостиную вошла Полина и столкнулась с остановившимися в ожидании друзьями буквально нос к носу.

Алберт широко улыбнулся и, немедленно став серьезным, сказал потерявшему дар речи другу:

— Франк, познакомься, это Полина Враницкая, она написала сценарий к моей короткометражке.

Франтишек переводил ошарашенный взгляд то на Алберта, то на начинающую посмеиваться Полину.

— Я что сплю? — наконец выговорил бывший инспектор. — Это сон, да? Ал?

Алберт помотал головой, наслаждаясь произведенным на Франтишека эффектом.

— Что она здесь делает? — все еще не в силах поверить в увиденное, допытывался полицейский.

Полина не выдержала.

— Я тоже рада тебя видеть, Франк, — засмеявшись, она обняла качающего головой Франтишека и кивнула в знак приветствия Алберту.

— Поверить не могу. Вы издеваетесь надо мной, друзья мои, — продолжал причитать Франтишек, в свою очередь, обнимая Полину и при этом что-то шепча Алберту одними губами.

— Вижу, вам будет нескучно, — делая вид, что не понимает гримасничающего друга, ответил Алберт и добавил: — Я оставлю вас на какое-то время.

Он приблизился к Полине и тихо сказал:

— Спасибо, что пришла. Еще поговорим.

Хлопнув друга по плечу, Алберт ушел приветствовать других гостей.

Оставшись вдвоем, Полина и Франк с минуту смущенно молчали и улыбались, как старые знакомые, когда-то связанные какой-то общей историей, которую хотели бы забыть. И которые встретились спустя много лет, понимая, что ни один из них ее не забыл. Обстановку разрядил удачно появившийся рядом с ними официант с подносом. Франк взял с него два бокала с брютом и один протянул Полине.

— Да, дела, — пытаясь как-то завязать разговор, протянул Франк. — Уж кого-кого, а тебя я точно не ожидал здесь увидеть.

Полина не обиделась.

— Это потому что, ты всегда меня недолюбливал, Франк, — лукаво улыбаясь, ответила она и чуть пригубила свой бокал.

— Конечно, недолюбливал, — закивал Пастренк. — И ладно бы, если бы из-за тебя мой лучший друг только инсценировал свое самоубийство. Но ведь после всего этого, после отъезда псевдо Томаша из Чехии, ты еще притащила ко мне всю эту бешеную кучу налички с продажи дома Враницких. Я не знал, где их хранить!

— Ну, инициатива продать дом была не моя. Об этом мне написал Алберт.

— Да, но хотел, чтобы ты оставила деньги себе.

Полина посмотрела на бокал с брютом, понимая, что так давно не пила, что уже начинает хмелеть. Поправила упавшие на лицо волосы.

— В конечном итоге, я вижу, Алберт все-таки забрал у тебя эту наличку и нашел ей неплохое применение, — она огляделась по сторонам и покачала головой.

— Да уж, домишко у него что надо, — согласился Франк, — да и студия хороша. Алберт мне сегодня ее показал. В общем, я на тебя не в обиде.

Полина прыснула.

— Да и я.

— Но, честно говоря, я удивлен. Столько лет прошло… Кстати, я ведь знаю, что ты пару раз приезжала в Прагу. Почему не заходила?

Полина огляделась и кивнула на уютный диванчик, притаившийся в противоположном, затененном углу гостиной.

Сели.

— Как Марта? — не зная, что ответить на вопрос Франтишека, Полина решила перехватить разговор в свои руки. — Она не прилетела с тобой?

Франк чуть кашлянул, и Полина поняла, что спросила что-то не то.

— Ты не знаешь? Мы разошлись с ней полгода назад.

— О… Нет, не знала, прости.

— Да все в порядке. Как это говорится, остались друзьями. И все такое.

Полина понимающе кивнула.

— Из полиции я тоже, кстати, уволился. Отбарабанил свое. Не хочу больше, — он встряхнул головой, хлебнул игристого. — Поэтому свободен сейчас, как ветер… Ну а ты? Замужем?

Полина опустила голову, засмеялась.

— Нет, мое первое замужество отбило у меня всяческую тягу к этим официальным процедурам.

Франк хмыкнул. Отпивая терпкий приятный брют и фыркая от удовольствия, он откинулся на спинку дивана и с ухмылкой смотрел, как Алберт раскланивается и целуется с прибывающими гостями.

— Эта аргентинская привычка целоваться со всеми подряд меня забавляет. Я б так не смог. Все-таки мы, европейцы совсем другие… А вообще, о чем это мы? А ну да. Так у тебя есть кто-то?

Полина с шутливым вызовом посмотрела на него:

— А что, хочешь приударить за мной?

— А ты была бы против? — Франк игриво прищурился.

— Ничего бы не вышло. Я завтра улетаю.

— Эх, значит, Ал надул меня.

— А что такое?

— Да я попросил его познакомить меня с какой-нибудь симпатичной свободной девушкой. А он «познакомил» меня с тобой.

Полина протянула с неопределенным выражением:

— М-м-м.

— Слушай, а вы с Албертом все эти годы общались? — в веселом недоумении спросил Франтишек. — Он мне ничего не рассказывал.

— Нет, не общались. Поэтому и не рассказывал, — с чуть заметной грустью ответила девушка и, заметив ее в себе, тут же поспешила уничтожить. — Мы встретились вчера. Случайно.

Франк саркастично закивал головой.

— Я не верю в случайность, когда речь идет о тебе и Алберте.

Полина пожала плечами:

— Но в этот раз все действительно так, — она на минуту задумалась, подбирая слова для своего рассказа. — Видишь ли. Я недавно, скажем так, переквалифицировалась из писателей в сценаристы. Прошла курсы, обучение. Сдала выпускную работу — сценарий по роману одного… — она чуть запнулась, — писателя. А потом оказалось, что им заинтересовался какой-то аргентинский начинающий режиссер. Он решил снять по роману короткометражку. И вот я здесь.

Франк стал серьезным, вздохнул.

— Поистине неисповедимы пути Господни.

— И не говори.

Помолчали. Выпили еще брюта.

Полина огляделась по сторонам, поежилась, ощущая, как ее начинает обволакивать, будто легкой органзой, приятная давно позабытая расслабленность. Она вдруг поняла, что соскучилась по таким вечерам — по всей этой красивой и дорогой эстетике, которая когда-то благодаря Алберту на время стала частью ее жизни.

Она давно не ходила на подобные рауты, не пила игристого, и поэтому теперь просто и без всяких мыслей наслаждалась приятной картинкой, обществом старого знакомого и терпким вкусом, так похожих на брют, своих воспоминаний.

В гостиной и на заднем дворе дома, у бассейна царила праздничная суматоха. Прозрачные двери и роскошные окна в пол сверкали кристально чистыми стеклами. Накрытые столы, расположенные во дворе прямо под открытым небом ломились от угощений, ожидавших гостей. Официанты разливали по бокалам молодые аргентинские вина. Дамы в вечерних платьях, приветствуя друг друга, целовались. Целовались и мужчины. В бокалах с игристым взрывались пузырьки. На импровизированную сцену у бассейна поднялась певица в умопомрачительно-блестящем, серебряном платье в пол. Зазвучал приятный мелодичный блюз.

Франк, расслабившись, обнаружил в себе желание продолжить разговор.

— Как тебе новая пассия Алберта? — спросил он, приподнимаясь с дивана и кивая головой на появившуюся в проеме роскошную Марию в длинном красном платье с совершенно потрясающим декольте. Рядом вырисовался Алберт, которого она нежно держала под руку.

— Красивая, — отозвалась Полина, разглядывая будущую сеньору Альварес, которую она, впрочем, уже имела удовольствие видеть.

Франк бросил на собеседницу быстрый взгляд.

— Что мне всегда в тебе нравилось, так это умение… — он замолчал, подыскивая нужное слово, — …умение не ревновать Алберта. Пусть даже вы уже не муж и жена.

Полина усмехнулась.

— Да просто это правда. Она молода и красива. И… Они хорошо смотрятся вместе.

— Да. Они блестящая пара, — согласился Франк, снова откидываясь на спинку диванчика рядом с Полиной.

— Блестящая, — повторила Полина, понимая, что действительно невольно любуется Албертом и его красавицей невестой. — А кстати, когда будет сама свадьба? Я так и не поняла.

— Вроде они хотят назначить на первое марта. Так Алберт говорил.

Полина быстро посмотрела на Франка, ощущая поток досады и даже как будто бы обиды, приливающий к сердцу, но тот не понял ее взгляда. Конечно, он не помнил, что первое марта — день рождения Полины.

Тем временем Алберт, ведя Марию за руку, приблизился к сидящим приятелям. Они поднялись навстречу.

— Милая, хочу представить тебе моих друзей и одновременно коллег.

При этих словах Полина чуть подняла бровь.

— Франтишек Пастренк. Полина Враницкая. Мария Фуэнтес.

Все названные обменялись любезными улыбками и расцеловались, а Франк даже галантно поцеловал сеньорите Фуэнтес руку.

— Я слышала, что вы, Франтишек, из Чехии. Безумно хочу увидеть Прагу. Говорят, это потрясающий город. — Мария обворожительно улыбнулась и добавила, обращаясь к Полине. — А вы тоже из Чехии?

Она, по всей видимости, даже не узнала свою вчерашнюю спасительницу.

— Я из России, — со сдержанной улыбкой у самых краешек губ ответила Полина, чувствуя к Марии пока тоненькую, словно ниточка жемчуга на ее прекрасной загорелой шее, но все более разрастающуюся неприязнь.

Мария криво улыбнулась в ответ, отчего неприязнь усилилась. «Франк меня сглазил. Кажется, я начинаю ревновать», — с досадой подумала Полина и посмотрела на Алберта.

Он перехватил ее взгляд и сказал:

— Да, у меня интернациональная команда. Но это не мешает работе. А даже наоборот. К слову о работе. Полина, можно тебя на минуту? По делу.

Полина сильно удивилась.

Алберт деловито взял ее под руку и, шепнув Марии и Франку «не скучайте», повел девушку на открытую темную веранду дома, что располагалась под балконом на первом этаже.

Оставшись наедине, какое-то время они молчали. Полина напряженно ждала, когда Алберт начнет разговор, потому что и представить себе не могла, о чем он собирается с ней говорить. Он это понял и нарушил тишину, когда она стала казаться неприличной.

— Я ведь так и не спросил у тебя, понравилась ли тебе моя короткометражка?

Удивляясь еще сильнее, Полина ответила чуть сбивчиво:

— Конечно! Она снята с огромным вкусом. С чувством стиля. Но зная, кто режиссер, нельзя было и ожидать чего-то другого.

— И все же?

— И все же в короткометражку не уместишь весь смысл романа. Однако…

— Именно, — остановил ее Алберт. — Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Дело в том, что я собираюсь снять по «Черно-белой памяти» полный кадр.

Полина все еще не понимала, к чему он клонит, поэтому волновалась.

— Это… Здорово, — сказала она, чтобы что-то сказать.

— Да. Как ты смотришь на то, чтобы поработать над фильмом вместе?

Полина озадаченно посмотрела на Алберта.

— В каком смысле? Я не очень понимаю тебя. У меня нет опыта в киноиндустрии, я не знакома со съемочным процессом… Или ты имеешь в виду, что снова возьмешь мой сценарий за основу? Потому что я не понимаю, в качестве кого я еще могла бы быть тебе полезна.

— Я вижу тебя, скажем, помощником режиссера по сценарию — скрипт-супервайзером.

Полина глянула на Альвареса с недоумением.

— Нет, Алберт, об этом не может быть и речи. Я могу поработать со сценарием, но для участия в съемках я не разбираюсь в кино на должном уровне.

— Зато отлично разбираешься в своем сценарии. Чувствуешь текст, превосходно знакома с романом. Кроме того, ты филолог, знаешь английский и испанский. Для съемок это будет очень кстати. Но главное, у тебя есть то, чего нет у всех этих опытных киношников.

— Что же?

— Писательское чутье, интуиция.

— Алберт, я… — Полина замялась, — я больше не писатель. Я завязала с этим.

— Брось, ты всегда останешься писателем вот здесь, — он приложил руку к груди, наклонился к Полине и с чувством прошептал. — Соглашайся. Мне нужен такой человек, как ты. Я чувствую, понимаешь, я знаю, что так мое кино может стать действительно живым. Настоящим.

Полина молчала, качая головой.

— Что тебя останавливает? Скажи мне, — Алберт прямо и спокойно заглянул ей в лицо, подбадривающе улыбнулся.

— Честно говоря, всё, Алберт, — Полина подняла на него глаза, понимая, что он прочитает в них мольбу не упрашивать ее и, возможно, сжалится над ней. Она ощущала над собой огромную силу этого человека, которую чувствовала всегда и которая, как оказалось, никуда не пропала за годы.

— Я не могу. Просто не могу, — мучаясь, говорила девушка. — Я совсем не специалист в кино — это раз. У меня в Москве работа. Да, я сейчас на фрилансе — пишу сценарии для блогеров, тексты на заказ и прочее. Но все же у меня есть кое-какие обязательства, постоянные клиенты… И потом, как все это будет происходить? Работа в другой стране…

Она замолчала, осознавая свою беспомощность под взглядом ясных серебряных глаз сеньора Альвареса.

Не делай этого. Не делай. В этот раз просто скажи «нет».

— Я предлагаю тебе официальное устройство в состав съемочной группы, контракт на время съемок, с официальной зарплатой. Служебную квартиру и компенсацию проживания. Съемки начнутся во второй половине сентября и продлятся, как я планирую, до февраля или марта. На все это время у тебя будет рабочая виза в Аргентину.

Полина молча глядела в пол.

— Кстати, Франтишек тоже будет занят на съемках.

— Кем? — удивилась девушка.

— Ну, если ты помнишь, в романе есть достаточно большая детективная составляющая, поэтому я пригласил Франка как консультанта по оружию и полицейским расследованиям.

Полина чувствовала себя по-дурацки.

— Не знаю, Алберт.

— Хорошо. Я не требую от тебя ответ прямо сейчас. Но очень прошу дать мне его до конца следующей недели. Потом начнется препродакшн — подготовка к съемкам. И как бы мне не было жаль, придется найти другого ассистента по сценарию.

Полине хотелось воскликнуть: «Вот и найди!» Но она снова, в который уже раз за сегодняшний вечер промолчала.

Алберт ласково улыбнулся, легонько взял ее под локоть и направился с ней обратно к мило беседовавшим Франку и Марии.

— Милая, нам пора. Должны же мы наконец сделать то, ради чего собрали здесь всех, — он взял Марию за руку и, кивнув снова оставшимся вдвоем друзьям, повел ее за собой во двор, на сцену, вокруг которой уже толпились все приглашенные на помолвку гости.

Франк глянул на Полину, увидел, что на ней лица нет, и моментально понял, что произошло.

— Только не говори мне, что он предложил тебе работать с ним над фильмом, — с ироничным смешком проговорил бывший инспектор Пастренк.

Полина страдальчески вздохнула и обреченно посмотрела на Франтишека:

— Именно это он и предложил.

IV. Добро пожаловать в Аргентину!

Саундтрек: Gotan Project, Santa María (del Buen Ayre)

Полина выходила из самолета совершенно измотанная. И дело было не только в изнурительном перелете из Москвы, который с учетом двух пересадок занял больше суток. Гораздо сильнее утомили девушку собственные размышления и бесконечная рефлексия, несмолкающая ни на минуту с тех самых пор, как она согласилась на работу в Аргентине. Весь полет Полина отчаянно, со вкусом и толком ругала себя за это решение. А изругав, начинала жалеть. Потом ругала уже за то, что жалеет. И все начиналось по новой.

«Куда я еду, зачем? — в сотый раз мысленно восклицала Полина. — Кто меня заставил это сделать, а? Нет, это только я могла устроиться на работу на другом конце Земли к бывшему мужу, который к тому же женится на молодой, умопомрачительно красивой актрисе. Поехать в Латинскую Америку, где грабят и похищают наивных туристов чуть ли не каждый день, где без конца происходят какие-то перевороты, где грязь и нищета, стоит свернуть с туристических троп. Да, я видела в Буэнос-Айресе пару приличных кварталов. И что дальше?

Нет-нет-нет. Правильно Алка за меня волнуется.

А кроме того… Кого я обманываю?

Я ведь притащилась сюда только потому, что он меня позвал. Провались он пропадом. Что мне он? Ну что?!»

С такими мыслями Полина, забрав с ленты багаж, спускалась по эскалатору в зал прибытия. Телефон пиликнул, подавая сигнал о пришедшем сообщении. Алберт писал, что пришлет за Полиной такси или кого-нибудь из помощников.

Ну конечно, чего еще было ждать. Не сам же сеньор Альварес снизойдет до того, чтобы встретить ее в аэропорту.

А чего она ждала? Дура.

Девушка сошла с эскалатора и, увидев в толпе встречающих невозмутимое и успевшее за этот месяц изрядно загореть лицо Франтишека, почему-то раздосадовалась еще сильнее.

— Приветствую помощника режиссера по сценарию! — радостно воскликнул он подходившей к нему Полине.

— Здравствуй, Франк, — совладав с собой и улыбнувшись, ответила та.

Франтишек взял у Полины багаж и, положив его на тележку, повел девушку на парковку.

— Как долетела?

— Учитывая все проволоки с пересадками, вполне неплохо.

— Отлично! Сейчас я отвезу тебя в приготовленную квартиру. Отдохнешь. А завтра тебя ждут на площадке. Алберт будет проводить кастинг на главную героиню и очень хочет, чтобы ты тоже присутствовала.

Полина поджала губы, кивнула.

— Алберт теперь всю информацию будет передавать через тебя? — изображая шутливый тон, спросила она.

— Ал безумно занят подготовкой к съемкам. Он попросил кого-нибудь встретить тебя и ввести в курс дел, так сказать. Я, между прочим, сам вызвался, — похвастался Франтишек, поправляя прическу.

— Спасибо, Франк, — Полина устало улыбнулась и села в машину.

Франк уселся на место водителя.

— Вот, взял в аренду, неплохая машинка, — он любовно погладил руль автомобиля, завел мотор, бросил взгляд на Полину и, немного замешкавшись, добавил: — Кстати, хорошо выглядишь!

Девушка с удивлением посмотрела на него, хотела что-то возразить, но он опередил ее:

— Ну, несмотря на пересадки, длинный перелет и все такое!

«Интересно, а это он от себя или тоже от Алберта?» — пронеслось в привыкшем вечно иронизировать мозгу писательницы, но она промолчала.

Автомобиль тронулся с места, и за окнами неспешно поплыли, словно кадры в замедленной киносъемке, солнечные картинки весеннего города Добрых ветров. Но Полину они сейчас не особенно занимали. Она была погружена в свои размышления.

А Буэнос-Айрес, пробудившись после зимней прохладной дремы, шептал о весне и жизни, раскрывался молодыми зелеными листьями, начинал источать тягучие, плотские ароматы набухшими почками на ветках кустов и деревьев. Портеньос — городские жители — постепенно скидывали теплые свитера и куртки, а никогда не переводящиеся здесь путешественники-иностранцы и вовсе щеголяли в футболках и шлепанцах. Бывший инспектор Пастренк тоже был одет очень легко, всю дорогу болтал, не умолкая, чем невероятно утомлял и без того уставшую Полину. Единственное, чего ей хотелось — остаться наконец одной, залезть в ванну, включить слегка теплый душ и забыться на полчаса или час под успокаивающими потоками любимой воды.

Через полчаса они добрались до Бельграно — квартала, где Алберт распорядился снять квартиры для нескольких занятых на съемках работников, которые были не местными. Франк помог Полине донести до апартаментов вещи. Передавая ей ключи, он зашел в квартиру, деловито прошелся из комнаты в комнату, заглянул на балкон, оценивая прекрасный вид на город.

— Да, недурную квартирку подобрала тебе Патрисия, — резюмировал он, усаживаясь на диван в гостиной.

— Патрисия, это же помощница Алберта, да? — вяло откликнулась Полина, скидывая куртку и развязывая осточертевшие кроссовки. Безумно хотелось походить по мягкому приятному ковролину босиком.

— Ага, — отозвался Франтишек. — Она занимается его домом и всеми организационными вопросами для иностранных сотрудников.

Полина про себя усмехнулась. Личная помощница. Сотрудники. Сколько еще этих малюсеньких иголочек ей придется сегодня стерпеть?

— А тебе тоже сняли квартиру в этом районе? — из приличия спросила Полина и хотела сесть рядом с Франтишеком, но передумала и осталась стоять. Она решила, что так Франк скорее поймет, что ему пора уходить.

Франтишек широко заулыбался и как бы смущенно потер лоб.

— Ну, вообще-то я живу у Алберта.

Полина стукнула себя ладонью по голове.

— Ну да, конечно. Надо было мне сразу догадаться. Тогда передай ему, пожалуйста, что я отлично долетела и благодарю его за… всё.

Франк понял наконец, что от него хотят избавиться, поднялся с дивана.

— Да, насчет завтра… Я уже сказал, что будет кастинг на главные роли?

— Ага.

— На героиню будет пробоваться Мария.

Полина обескуражено опустилась на диван.

— Мария?

— Ну да. И все говорят, что, в общем-то, это вопрос решенный. Я просто хотел предупредить тебя, чтобы ты поддержала общее мнение на обсуждении, если вдруг тебя спросят.

Девушка не выдержала.

— Но Мария не подходит на роль Элизы! — резко воскликнула она и нервно затеребила собранные в хвост волосы.

Франк хмыкнул.

— Так я ошибся тогда, да? Ты все-таки ревнуешь?

— Да с чего бы мне ревновать! — горячо воскликнула Полина, чувствуя и ревность, и обиду, и возмущение одновременно. — Просто, понимаешь, есть же типаж, характер! Мария, конечно, невероятно красива. Она яркая, притягательная, «вкусная» для экрана, если хочешь, но…

— Но она невеста режиссера, — договорил за нее Франтишек, несколько удивленный ее бурной реакцией. — Слушай, мне кажется, лучше не начинать работу с конфликта.

— Да какого конфликта?! — Полина была ужасно расстроена и зла. — Зачем меня вообще позвали, если все в этом кино уже решено заранее? Я не вижу Марию в этой роли.

Франтишек мялся у двери. Он не хотел покидать Полину на такой ноте.

— Послушай. Отнесись к этому проще. Я еще понял бы твое возмущение, будь ты автором этого романа. Но ты — сценарист, этот роман не твой, герои не должны быть тебе так уж близки. Это просто работа.

Полина покачала головой. Ах, если бы только бедный инспектор знал, что своими словами окончательно добивает писательницу.

— Да, Франк, ты прав, — она сглотнула подступивший к горлу ком и улыбнулась. — Спасибо, что встретил меня. И обо всем предупредил.

— Завтра в восемь я заеду за тобой. Отдыхай! — Франк колебался, размышляя, не поцеловать ли ее в щеку на прощание, но все-таки не решился, помахал девушке рукой и вышел из квартиры.

Полина обессилено рухнула на диван, свернулась в клубок. Более отвратительного начала работы в Аргентине она и представить себе не могла. Она чувствовала себя ужасно. Но как оказалось, это были только цветочки, и новые переживания еще только впереди.

На следующее утро Франтишек, как и обещал, заехал за девушкой, и они вместе отправились на Авенида Касерос, где располагалась студия Алберта.

На месте уже все было готово к пробам. В помещениях, принадлежащих киностудии, толпился совершенно разношерстный народ. Все были страшно возбуждены и заняты, туда-сюда сновали люди обычной и совершенно удивительной наружности. Одни из них перемещали с места на место какой-то реквизит, как показалось Полине в совершенно хаотическом порядке, другие носились со стаканчиками кофе, какими-то листами и с абсолютно невменяемыми лицами. Третьи весело хохотали, что-то живо обсуждая друг с другом. Царившее вокруг оживление понравилось Полине, сердце даже сильнее заколотилось в груди, словно в предвкушении чего-то нового и необычного. Она поддалась общей предрабочей эйфории, разглядывая новый для себя мирок и пытаясь отгадать по внешности суетящихся вокруг людей род их занятий. Однако ее хорошему настроению не суждено было продлиться долго. Минут через десять после приезда Франтишек, который оставил ее, чтобы найти в этой суматохе Алберта, вернулся вместе с ним и помахал Полине рукой, подзывая к себе.

Полина, чувствуя, как против воли екнуло сердце, только лишь она увидела высокую фигуру в белой льняной рубашке и брюках того же цвета, приблизилась к главному режиссеру и сопровождающему его Франку и поздоровалась.

— А, Полина, здравствуй. Рад тебя видеть, — сеньор Альварес с дежурной улыбкой протянул Полине руку и, пожав обеими ладонями протянутую в ответ ладонь, не сказав больше ни слова, куда-то снова исчез.

Полина сразу всё поняла. Ничего не будет так, как она думала. Не будет никакого личного к ней отношения, ничего такого, что выделяло бы ее среди других работников, занятых в фильме. В очередной раз проглотив разбившиеся вдребезги ожидания, девушка заставила себя на время забыть о чувствах и постараться как можно быстрее влиться в рабочий процесс.

Франтишек, которому Алберт, видимо, действительно поручил ввести Полину в курс дел, суетился рядом, знакомил ее со съемочной группой, показывал что и где, шутил, кому-то подмигивал, в общем, всем своим видом демонстрировал, что неплохо освоился в студии за прошедшие три недели, и в общем-то совершенно «свой» здесь человек. Франк знал всех, и все знали Франка.

Первым делом он представил Полину первому помощнику режиссера по сценарию — Мигелю, с которым ей предстояло работать в паре. Парень оказался довольно забавным и даже, как выяснилось, немного говорил по-русски, потому что когда-то учился в Москве.

Суета продолжалась. Полина послушно ходила за Франтишеком хвостом, улыбалась новым знакомым, целовалась с ними, кивала, снова и снова представлялась и не могла отделаться от мысли, что постоянно ищет глазами Альвареса. Так пролетел час или полтора. За это время второму помощнику режиссера по сценарию так больше и не удалось встретиться с самим режиссером хотя бы взглядом.

Наконец дали команду к началу кастинга на главную женскую роль. Полина внутренне приготовилась смириться с кандидатурой Марии, ибо ровным счетом никакого желания с кем-то спорить и что-то доказывать у нее не было. Она даже надеялась, что ей вообще не придется высказывать свое мнение, и она сможет спокойно пойти домой и упасть в кровать. Сказывался сильный джетлаг после перелета, и Полина пару раз чуть не вырубилась прямо во время прослушиваний. Однако, когда пришла очередь Марии, усталость Полины, как рукой сняло. Как не старалась она увидеть в этой кандидатке на главную роль хоть какие-то преимущества перед другими актрисами, она не могла этого сделать. Ей не нравилось в игре Марии абсолютно все. Зато девушку очень впечатлила другая актриса — Наталья Ортега, также пробовавшаяся на роль Элизы. Наталья была далеко не так красива, как Мария. А можно даже сказать, вообще не красива той классической красотой, что ценится в кинематографе. Но в ней было что-то скрытое, тайное и притягивающее к себе. Тот самый шарм черно-белого, который и хотелось передать Полине в своем романе. И она твердо решила, если спросят ее мнения, голосовать за Ортегу. Остальные же участники процесса, как казалось, пребывали в восторге от будущей жены режиссера. Впрочем, это было легко объяснимо.

Когда последняя участница кастинга покинула студию, Алберт объявил что-то вроде худсовета, какой бывает в театре при утверждении ролей.

Главными голосами обладали второй режиссер, продюсеры, кастинг-менеджер, ассистент режиссера по актерам, двое помощников по сценарию, одним из которых была Полина, и сам режиссер. Все ждали его слов.

Сеньор Альварес заявил, что сначала выслушает мнения всех присутствующих. Сам же он записал имя выбранной им претендентки на листе бумаги и, перевернув надписью вниз, положил перед собой на стол. Эта проделка несколько оживила осоловевшую к вечеру команду режиссера и даже внесла в накрывший киношников вечер, интригу.

Начали высказываться. Один за другим поднимались люди, на все лады расхваливая Марию Фуэнтес. И каждый старался сказать что-нибудь новое, чтобы еще больше польстить главному на площадке человеку — режиссеру. Наконец подошла очередь Полины. Она встала с места, потерла ледяные от волнения руки и осторожно заговорила, чувствуя, как то и дело куда-то проваливаясь, неуклюже вихляет ее голос, словно велосипед на горной каменистой дорожке.

— Итак, для начала я хотела бы отметить очевидные преимущества сеньориты Марии Фуэнтес перед другими кандидатурами. — Все одобрительно закивали головами, а Полина продолжала, стараясь не глядеть на Алберта, рассеивая взгляд по лицам собравшихся в комнате. — Это, безусловно, одаренная внешними данными актриса. И обладая природной красотой, я бы даже сказала некой врожденной породистостью, умея правильным образом подать себя, она без сомнения сможет захватить внимание зрителя, показать ему прекрасную картинку, которую многие и хотят видеть в кино, — Полина на секунду замолчала, переводя дыхание, пытаясь совладать с голосом. Она видела, что Алберт с внимательным интересом смотрит на нее, и конечно, видит ее волнение.

— Однако… — это слово упало в тишину студии, словно кусочек льда на горячую мостовую. Никто не ожидал никаких «однако». — Однако я, как человек, написавший… сценарий к будущему фильму, считаю, что на роль Элизы больше подойдет, — при этих ее словах Франциско, ассистент по актерам, попытался подать Полине какие-то останавливающие знаки, — сеньорита Наталья Ортега. Типаж этой актрисы полностью ложится в мое видение главной героини, а ее внешние данные оставляют огромное поле для внутренней проработки роли. Я голосую за Наталью Ортегу.

Она быстро опустилась на место и заставила себя посмотреть на Алберта. Тишина неприятно влилась в уши, обострив до болезненности слух всех находящихся в комнате.

— Кажется, теперь у нас останется только один помощник по сценарию, — услышала Полина (как, впрочем, и все остальные) громкий шепот где-то сбоку от себя, но головы не повернула, продолжая смотреть на режиссера.

Сеньор Альварес выдержал еще некоторую паузу, потом поднялся из-за стола и, обойдя его полукругом, прислонился к нему, полуприсев на столешницу.

— Ну что же, — начал он и взял в руки листок с именем кандидатки. — Благодарю всех за высказанное мнение. Особенно тех, кто высказал его откровенно и прямо. А таких, я надеюсь, здесь большинство.

Полине стало еще больше не по себе. Ведь Алберт не мог не понимать, что формулируя речь подобным образом, он противопоставлял ее тем, кто проголосовал за Марию. А это были все присутствующие. Впрочем, ее успокаивало то, что после утверждения Марии на роль, градус напряженности снизится. И она, Полина, просто станет эдаким объектом приятельских подколов, так неудачно выступив против режиссера в первый рабочий день. Того, что Алберт ее уволит, она, конечно же, не боялась.

Альварес продолжал говорить.

— Вы все, вероятно, ждете моего слова. Вы видели, что свое мнение я написал еще до того, как вы привели свои доводы. И честно сказать, я даже немного засомневался в своем выборе. Ведь он оказался непопулярным, потому что поддержал его всего один человек. Он перевернул бумажку, и несколько пар глаз впились в написанное, как стайка пираний в плоть раненной антилопы, угодившей в воду:

«Ортега».

Кто-то присвистнул. По комнате побежали растерянные шепотки. Все уставились на Полину. Она, удивленная не меньше остальных, глупо улыбалась, не зная, как реагировать.

— Отличный выбор, Берто! — наконец совладав с собой, воскликнул сеньор Рохас, исполнительный продюсер картины. — Я поддерживаю. Это будет интересное кино.

Киношники начали вскакивать с мест, бурно обсуждая достоинства выбранной режиссером актрисы и восхищаясь его оригинальностью. Поздравляли и Полину, из неудачницы в миг превратившуюся в фаворитку короля, с которой лучше иметь хорошие отношения. Франтишек, дожидающийся исхода дела за дверью, приоткрыл ее и, окинув взглядом комнату, понял, что произошло нечто необычное. Заметив его, Полина подошла к двери. Бросив взгляд на окруженного киношниками Алберта, она протолкнула бывшего инспектора за дверь и последовала за ним.

— Судя по тому, что ты сбегаешь, ты не воспользовалась моим вчерашним советом, да? — ехидно поинтересовался Франк у Полины, которая подошла к автомату с кофе и стала выбирать себе напиток.

— Я проголосовала за Ортегу, — отозвалась та, нажимая на кнопку с надписью «латте».

— Боже, Полина, ну зачем? — Франк сморщился.

Полина усмехнулась, подождала, пока приготовится кофе, и, обхватив выскочивший стаканчик тонкими пальцами, с наслаждением отхлебнула напиток.

— Он тоже.

— Ну ясное дело… То есть что? — Франк недоумевающе уставился на девушку.

Она развела руками, почти залпом допила латте и, выдохнув, словно после рюмки водки, сказала:

— Это Алберт.

А больше и прибавить было нечего.

Первый рабочий день второго помощника режиссера по сценарию закончился. Сеньор Альварес отпустил всех домой, бегло попрощался с Полиной и снова попросил Франка отвезти ее домой. А сам отправился в центр, чтобы поужинать со своей прекрасной невестой, которую он только что не утвердил на главную роль в собственном фильме.

V. Без предрассудков

Саундтрек: Aterciopelados, El estuche

Прохладное стекло бокала ласкало искаженные тонкой недовольной улыбкой теплые пухлые губы прекрасной Марии. Розовая, словно пена, из которой когда-то на берег вышла богиня любви Афродита, влага сухого изменчивого мальбека коснулась языка, освежающим ветерком заструилась по горлу вниз. Мария позволила себе внутренне немного расслабиться, но показывать этого Альваресу не собиралась. Она знала своего будущего мужа уже около двух лет и понимала, что нянчиться с ней он не будет. И все-таки, считая себя оскорбленной его выходкой, решила, что режиссер должен хотя бы сделать вид, что просит у нее прощения. Пусть даже это не будет извинением в прямом смысле слова.

Итак, Мария молчала, всем своим видом показывая, что глубоко обижена.

Альварес сидел напротив, небрежно откинувшись на спинку стула, и через бомбижжу потягивал из небольшого стеклянного калабаса приятный, чуть терпкий мате.

— Злишься, — наконец произнес Альварес, устремляя на молодую женщину спокойный и прямой взгляд глубоких серебряных глаз.

Мария смочила губы вином, чуть приподняла подбородок, отчего лицо ее приняло надменное и вздорное выражение.

— Дорогая, мы же говорили с тобой об этом. Я никогда не обещал тебе эту роль.

— Только все вокруг говорили обратное. И теперь я в просто смешном положении.

Альварес слегка наклонил голову набок, подлил в калабас, плотно набитый йербой, горячей воды. Внимательно посмотрел на Марию.

— Напротив, я уберег тебя от смешного положения. И ты знаешь об этом.

Мария отвела глаза, чуть дернула загорелыми плечами.

Нет, это еще не извинение. Пусть говорит дальше.

— И ты знаешь, что это не твоя роль. И знаешь, что критики говорили бы только о том, что Альварес снимает Марию, потому что она его жена. А я не хочу этого.

— Берто, меня всегда подкупала твоя откровенность, но сейчас она неуместна. По-моему, ты забываешь, что разговариваешь с актрисой. И женщиной.

— А меня всегда подкупало то, что ты не только прекрасная актриса и истинная женщина. А умная и тонкая женщина. Без предрассудков, присущих многим другим.

Ладно. Уже теплее. Что же ты скажешь дальше?

— Поэтому я ни минуты не сомневаюсь, что ты согласишься на роль Рейны, которая написана, словно специально для тебя.

Мария вспыхнула. Он предлагал ей роль второго плана.

— Ты будешь идеальной Рейной. И вот это критики точно отметят.

Она, разумеется, понимала, что он прав. Он был чертовски рационален, и это сыграло не последнюю роль в развитии их отношений. Будучи действительно умной женщиной, на этот раз она решила сдаться. Улыбнувшись, она сделала еще глоток из бокала и как бы против своей воли сказала:

— Что ты делаешь со мной, Берто? Ты же знаешь, я не могу долго злиться на тебя.

— Значит, мир? — глядя ей в глаза, спросил Альварес и притянул к губам ее прекрасную руку.

— Не хочу расставаться с тобой сегодня, — прошептала Мария. — Поехали домой, в Тигре.

Альварес удивился, но не показал этого. Они с Марией не жили вместе в привычном смысле этого слова. Каждый, предпочитая свой устоявшийся образ жизни, не стремился навязать его другому. Мария любила свою двухуровневую квартиру в Палермо в центре Байреса. Альваресу по душе был его уютный и светлый дом в пригороде. Мария часто приезжала к нему, но никогда не говорила «домой». И сейчас ее слова вызвали у сеньора Альвареса легкое, едва заметное и давно позабытое сердечное волнение.

Да, черт побери. Господин Берто Альварес поймал себя на мысли, что ему приятно слышать это «домой» от женщины, которая сейчас рядом. И даже засевшая где-то глубоко за грудиной иголка, пока плохо осознаваемая, но уже ощутимая, не мешала ему радоваться этим простым словам.

Неужели он просто стареет?

И пока сеньор режиссер предавался размышлениям в одном из ресторанчиков начинающей по-вечернему томно вздыхать Реколеты, его помощница по сценарию Полина сидела одна на кухне апартаментов в соседнем Бельграно и смотрела на лежащую перед ней не раскрытую пачку сигарет. Франтишек выронил их, когда провожал девушку до дверей жилого комплекса. А она подобрала. Шесть лет назад, когда она курила последний раз, тоже была осень. И неважно, что сентябрь в Аргентине считается первым месяцем весны.

Была осень.

А рядом был он — высокий загорелый блондин с тонким белым шрамом на шее и улыбкой покойного пана Алберта Враницкого.

Сейчас брюнет занял место блондина, от которого остался только шрам и, пожалуй, небрежная легкая небритость. Улыбка воскрешала покойника. И медленно убивала Паулу. Как же наивно было предполагать, что, увидев эту улыбку снова, она не провалиться в ту первую осень, что прошла рядом с Албертом. И ту, последнюю, что разделил с ней Томаш.

Кого было больше в сеньоре Берто Альваресе? И кого ей хотелось в нем видеть?

А может, это снова была лишь игра ее воображения, и никого из тех двоих в нем и вовсе не осталось? Тогда зачем, зачем его ладони сегодня так знакомо, слишком знакомо обхватили ее ладонь? И плевать ей было на ничего не значащую улыбку и даже на равнодушный взгляд.

Да, Алберт умел единственным мимолетным жестом, одним коротким движением обозначить себя в любой случающейся с ним реальности. И это Полине не померещилось. Она знала: он ничего не делает просто так, когда дело касается отношений с людьми.

А, может, все гораздо проще? Нет никаких тайных смыслов, а есть господин Берто Альварес, которого можно разгадывать с нуля. Есть новая интересная работа в городе, что зовется Обителью добрых ветров. Есть весна, вместе со звуками бандонеона вдыхающая жизнь в готовые уже совсем скоро распуститься бутоны на ветках деревьев и в сердцах людей.

Полина выдохнула. Встряхнула головой, потерла ладонями лицо, словно очищая его от налипшей на кожу вязкой паутины мыслей. Поднялась из-за стола и без колебаний убрала пачку сигарет в навесной кухонный шкафчик. Удивляясь про себя, почему Франтишек до сих не перешел на электронные, Полина подумала, что отдаст потом ему эту пачку. Вытащила из сумки сверток с невероятно ароматным и теплым, полюбившемся ей в первый приезд в Байрес чорипаном, и села ужинать.

На следующее утро Полина со свежей головой и без всяких тягостных мыслей отправилась на такси в студию Альвареса. Решив больше не пользоваться услугами Франка, она попросила его не заезжать за ней. Не хотела быть кому-то обязанной, а кроме того, ей было неловко, что Алберт сделал из Франтишека ее личного шофера.

Не успела она переступить порог студии, как к ней подбежал Мигель и увлек за столик в кафетерии. В ажиотаже он размахивал правой рукой с зажатым в ней маленьким калабасом, а левой прижимал к себе небольшой походный термос.

— Ну у тебя, конечно, стальные яйца, амига! — возбужденно начал он, достал из кармана бомбижжу и погрузил в утрамбованную толстым слоем в сосуде йербу. Подлил воды из термоса. Полина с интересом следила за этим бесхитростным ритуалом, к которому еще не успела привыкнуть. Тем временем Мигель продолжал, — Я вчера, честно говоря, за тебя даже испугался, когда ты поперла против Марии.

— Почему против? Я вовсе не выступала против нее, — попыталась возразить Полина, но Мигель ее не слушал.

— И как ты догадалась, что Берто будет голосовать за Ортегу? Будь я суеверным, я бы подумал, что ты — бруха! — он заливисто засмеялся, глотнул мате и, вдруг сделав испуганные глаза, вскочил с места. — Она идет сюда. Будь начеку — наверняка ей уже напели о том, что ты была за Наталью. Удачи!

И он поспешно ретировался, пропуская к столику великолепную Марию Фуэнтес.

— Доброе утро, Полина, — актриса широко улыбнулась и уселась рядом с чуть напрягшейся сценаристкой. — Как тебе в студии?

— Спасибо, осваиваюсь, — улыбаясь в ответ, сдержанно ответила Полина, а сама подумала: «Вот я и нажила себе врага».

— И неплохо, кстати говоря, осваиваешься. Всего один день прошел, а ты уже успела завоевать репутацию бунтарки, — Мария коротко засмеялась, показывая белоснежные ровные зубы. — И знаешь, что я тебе скажу?

Она приблизила свою хорошенькую ухоженную головку к лицу Полины и заговорила театральным полушепотом.

— Все думают, что мы с тобой начнем враждовать, а вот я пришла тебя поблагодарить.

— За что? — удивленно спросила Полина, невольно тоже переходя на шепот.

— За то, что голосовала за Наталью. Ты даже не представляешь, какую услугу ты мне оказала. Берто утвердил меня на роль Рейны. А тебе ли не знать, что в твоем сценарии, Рейна прописана гораздо лучше, чем скучная Элиза.

Полина пропустила этот камешек в свой огород мимо ушей.

— Что ж, поздравляю. Здорово, что в итоге, все сложилось так удачно.

— И еще я хочу тебе признаться. Я рада, что ты с самого начала не пополнила ряды всех этих глупеньких поклонниц моего мужа, — она картинно замялась, — ну, то есть будущего мужа, которые готовы делать все, чтобы только ему понравиться. Мне это импонирует.

Полина не знала, что отвечать, поэтому сказала просто «спасибо» и, допив свой кофе, хотела подняться из-за столика, но Мария задержала ее.

— Так что просто имей ввиду, я — на твоей стороне. Будем дружить на удивление всем. Даже Альваресу.

Она встала из-за стола, окинула Полину покровительственным взглядом доброй тетушки-феи и упорхнула в гримерку. Сегодня должны были сниматься первые эпизоды, и в студии снова царил хаос.

Впрочем, вскоре Полина научилась разбираться в этом хаосе. А вернее, начала видеть в нем особенный, понятный только тому, кто в него погружался, порядок. В нем все были на своих местах, и всё было к месту.

Стадия пре-продакшна завершилась, начались съемки. Полина едва успевала глотнуть свежего воздуха в закручивающемся омуте и с восторгом позволила себе тонуть в новом для нее, удивительном мире.

Мигель был опытным помощником по сценарию, и, наблюдая за ним, Полина быстро училась новому ремеслу. Участники съемочной группы быстро притерлись друг к другу, тем более многие из них уже работали вместе на первом фильме Альвареса. С самим Альбертом Полина почти не разговаривала, а вернее, напротив, разговаривала много, но все шло о работе, и порой она ловила себя на мысли, что почти перестала воспринимать режиссера, как своего давнего знакомого, и уж тем более мужа. Рядом с нею он был невероятно работоспособным требовательным начальником, умелым управленцем, который тонко чувствовал любого участника своей команды и знал, что «взять» с каждого.

Дни летели насыщенные, дурманные, как сам воздух Города Добрых ветров. Порой Полине, как, впрочем, и почти всей команде Альвареса, включая его самого, приходилось работать до самого вечера и уходить со съемок под шепот прохладных загадочных сумерек, полностью накрывающих город около десяти часов вечера.

Полина выходила из павильона и из одного фантастического мира попадала в другой. По дороге в метро, к которому она успела привыкнуть, или пока ждала такси, пыталась надышаться им, впитать в себя звуки и запахи весеннего Байреса. Ей, когда-то так любившей холодную темную красоту пражских проулков и мостов, штопавших раненое сердце иголок-шпилей, что навсегда врезались в душу своими молчаливыми историями, не хватало тактильности города. Прикосновений к нему.

Хотелось почувствовать его руки, касания губ, услышать дыхание у своего лица. И если Прага была для нее когда-то таинственной старшей сестрой, колдуньей, что позволяла иногда заглядывать к ней и пить вместе магию раскинувшегося над ними неба, то Буэнос-Айрес манил ее, как лукавый и искушенный соблазнитель. Любовник, который держал ее на расстоянии, то увлекая за собой обманной улыбкой, то прогоняя холодом чужого безразличного взгляда. Он позволял любить себя, но не делал ничего, чтобы Полина решилась на это. И, пожалуй, в этом они с господином Берто Альваресом были очень похожи.

Полина захлопывала дверцу автомобиля, что уносил ее в Бельграно. И оставляла отношения с городом на потом. Выходила на балкон апартаментов, и, обхватив пальцами чашку любимого черного чая, который здесь было так трудно достать, слушала душу Байреса. И были в ней ноты любви и смерти, алые капли крови и летящий в лицо ветер с пампы, улыбки гаучо, что заваривают в калабасах свой неизменный мате, сводящий с ума запах обласканного огнем свежего асадо, что жарят в каждом, даже самом захудалом переулке города. И, конечно, рваные, рождающие где-то внизу живота сладкие тягучие спазмы, ритмы танго.

Все это Полина пока только предчувствовала, своим тонким воображением прорастая в ткань города. А предчувствуя, страдала от того, что не может ощутить все это в миг. Насладиться, жадно выпить, прильнув губами, подобно проголодавшемуся вампиру, к теплым взбухшим венам прекрасного города-любовника.

И конечно, писательница не позволяла себе и подумать, что город и рождающиеся чувства к нему слишком напоминали то, что она так боялась испытать к человеку, который когда-то звался паном Албертом Враницким. Который все время был так близко, и которого порой совсем не было в том, кого звали теперь сеньором Берто Альваресом.

А рядом был Франк. Он сделался ее неизменным спутником в Байресе, добрым приятелем и просто ненавязчивым собеседником, с которым она коротала свободные вечера в городе, с которым было легко и спокойно. И который все более явно проявлял к ней далеко не только дружеский интерес.

Так пролетел месяц. Прохладный и ветреный сентябрь стремительно упал в пропасть весны, уступил место благоухающему нежному октябрю. И вот уже октябрь, напитав город душными ароматами цветения и плотным, дурманящим кровь ветром, перешагнул через свой зенит. И когда Полине стало казаться, что она буквально захлебывается в бешеном ритме несущихся мимо дней, Байрес и Альварес, эти двое сговорившихся между собою волшебников, решили над ней сжалиться и дать небольшую передышку.

VI. О неизбежном счастье

Саундтрек: Bing Crosby, When My Baby Smiles at Me

— Нет, правда, Франк, если бы не ты, я бы, наверное, давно собрала вещи и вернулась домой, — говорила Полина, сидя в своей гостиной в Бельграно, и возбужденно теребила сережку из зеленого муранского стекла, которую машинально вынула из уха.

Франк сидел рядом и пил кофе. Он пожелал остаться среди аргентинцев еретиком и наотрез отказался перейти на мате, ритуал приготовления и пития которого был возведен здесь в степень священнодействия. Живые карие глаза бывшего полицейского ловили муранские блики, а руки были готовы потянуться за очередной сигаретой, ибо пан Пастренк ощущал непонятное ему, но отчасти приятное волнение.

— Знаешь, — Полина говорила сбиваясь, подолгу подыскивала нужные слова и как бы сначала отлавливала в себе смыслы, которые хотела вложить в свою речь. — Я чувствую себя… одинокой здесь. Наш сумасшедший график, конечно, не дает думать о таких вещах. И ты просто не успеваешь понять, что чувствуешь. Но вечно обманывать себя невозможно.

— Думаю, это просто период адаптации, все устаканится, — Франк по-житейски пожал плечами и как бы в продолжение этого движения положил ладонь на Полинину руку с сережкой.

Девушка про себя улыбнулась, считав этот жест. А сама покачала головой и сказала:

— Да нет, Франк, это не адаптация… Я жила в разных городах далеко от дома и знаю, что это такое. Здесь другое. И я действительно благодарна тебе. Очень благодарна.

— За что? — смущаясь, спросил Франк.

— За всё. За то, что ты делаешь для меня. Возишься со мной, ходишь за кофе, пишешь каждый день «доброе утро», провожаешь, звонишь. И если уж быть честной до конца — ты единственный человек, который просто находится рядом все это время.

— Да ладно тебе, я не делаю ничего особенного.

— Ну, может быть, для тебя или для Алберта — в этом нет ничего особенного…

По лицу Франтишека пролетело легкое облачко обиды.

— Погоди, ты что думаешь, я все это делаю по поручению Ала? Это абсолютно не так.

— Да нет, я не говорила такого. И даже если бы это было так, я все равно благодарна тебе.

— Ну да, когда ты прилетела, Ал попросил меня встретить тебя, показать что к чему. А потом я и сам втянулся. Знаешь ли, не только пан Враницкий у нас умеет совмещать приятное с необходимым.

— Франк, — Полина засмеялась и теперь сама положила ладонь на правую руку приятеля, — просто спасибо тебе.

— И тебе спасибо. За компанию. И вообще.

— Да, — Полина поднялась с дивана, взяла со столика чашки.

Франк глянул на часы, засобирался домой. Стрелки перевалили за одиннадцать, а до дома Алберта нужно было добираться еще около часа. А рано утром снова на съемки.

— Хорошо, что завтра пятница, — улыбнулся он и по-свойски направился к выходу. Полина стояла в дверях гостиной. — Не провожай, я захлопну. До завтра!

— До завтра, Франк, — послышался из кухни голос Полины, прежде чем бывший полицейский захлопнул за собой дверь.

Франк вышел из квартиры, прошел несколько шагов по коридору, но вдруг остановился, наморщил лоб и скривился от какой-то пришедшей в голову мысли. Развернулся, возвратился к двери и нерешительно позвонил.

Полина открыла и удивленно посмотрела на Франтишека.

— Тут такое дело, — Франк почесал за ухом, вздохнул. — В общем, понимаю, как это прозвучит после нашего с тобой разговора, но Алберт попросил пригласить тебя завтра к нему на ужин. Будет Мария, еще несколько его друзей, ну и мы с тобой.

Полина хмыкнула.

— Нет, ну в этот раз он действительно попросил меня. Ничего такого в этом нет. Я ведь живу у него, и он знает, что мы общаемся. Вот он и передал через меня приглашение.

Полина понимающе кивнула, опустила глаза, чтобы скрыть в их уголках ироничную и немного грустную улыбку.

— Конечно, Франк. Передай ему, что я приду… Все равно у меня не было других планов на завтрашний вечер.

И вечер пятницы упал на город стремительно, быстро и, умело смяв под собою уставший медленный день, распустил по домам заработавшихся за неделю киношников, вдохнул жизнь в городские фонари. И Байрес, решив сегодня не мериться с ним силой, стал казаться похожим на далекий, обласканный поэтами и романтическими путешественниками Париж.

После работы Полина заехала домой, чтобы переодеться к ужину у сеньора Альвареса. Она не то, чтобы очень хотела ехать на этот ужин, но чувствовала, что ей хочется наконец увидеть Алберта, настоящего Алберта. Что она даже соскучилась по нему и, в общем-то, даже присутствие Марии на этом вечере ее не особенно волнует. Скинув привычные джинсы и кроссовки, в которых удобно было расхаживать по съемочным павильонам, она распустила волосы, надела легкое шифоновое платье до колен, перетянув его тонким ремешком. Накинула сверху кожаную куртку, посмотрев на себя в зеркало, улыбнулась какому-то давнему воспоминанию и вышла из дома.

Сделав по улице всего только пару шагов, она почувствовала его — город. По коже пробежала приятная волна легкой дрожи. Это было их первое свидание — он приглашал ее, и она не смела да и не хотела ему отказывать. Отменив заказ на такси, Полина отправилась пешком до станции метро, что находилась минутах в пятнадцати ходьбы от ее дома.

Байрес был опытным ловеласом. Зажигая свои «парижские» фонари, он бросил Полине под ноги прохладу каменных мостовых и чуть слышно, чувственно, как умел он один, зашептал о любви рваными звуками танго. Где-то играли Пьяццоллу, и музыка кутала Полину в тонкую и прочную, словно магическая паутина, сеть. Руки стыли в вечерней прохладе, а сердце проваливалось в пропасть желтых хищных глаз города-обманщика.

Полина не сопротивлялась. В груди сладко замирало от осознания, что ей нравится быть его жертвой, очередной покоренной вершиной, упавшей к его ногам. Это странное возбуждение, наполнившее вечером пятницы ее душу и тело, придавало легкости, подгоняя на встречу с Альваресом.

Ах, как он был хорош в идеально отглаженной черной сорочке и белом, небрежно накинутом сверху пиджаке. Да он был хорош настолько, что, пожалуй, даже мог потягаться сегодня с самим Буэнос-Айресом. И только увидев его, высокого и безупречного, Полина сразу поняла, что гостей этим вечером встречает сам Алберт Враницкий. А впрочем, его гости, кроме нее и Франтишека, знать этого, конечно, не могли. Но Полина ошиблась.

Почти все приглашенные уже собрались. Из прихожей доносился приглушенный ненавязчивый джаз, что-то из любимых Албертом американских пятидесятых. Кажется, Бинг Кросби. В зале смеялись и разговаривали.

Писательница вошла в гостиную и сразу направилась к Марии — хозяйке вечера, но боковым зрением заметила у открытых дверей веранды Франтишека, который беседовал с мужчиной, смутно показавшимся Полине знакомым. Расцеловавшись с сеньоритой Фуэнтес и сделав ей какой-то комплимент, Полина повернулась к Франтишеку, но тот вместе с собеседником успел уже куда-то уйти. К девушке подошел Альварес, поприветствовал дружеским поцелуем. И чуть приобняв за талию, повел на веранду.

— Познакомлю тебя с гостями. Хотя почти всех ты уже знаешь, — сказал он, подводя Полину к стоящим у беседки полукругом людям.

Среди них был радостно поспешивший Полине навстречу Франтишек, исполнительный продюсер картины Алберта — сеньор Франциско Рохас с супругой, исполнитель главной мужской роли американец Нат Соул со своей девушкой и тот самый мужчина, что говорил с Франком. Он стоял к подошедшим спиной и обернулся, когда Алберт начал представлять Полину. Та замерла в изумлении. Перед ней стоял еще один человек из их с Албертом прошлой жизни — Макс Новотный.

— Вот это встреча, — проговорила Полина, с интересом разглядывая мужчину.

— Ах, Полина, как я рад тебя видеть! — воскликнул он, и Полина готова была поклясться, что слышит в его голосе искренность.

Другие гости отвлеклись на Алберта, и как-то само собой получилось, что Полина осталась рядом с Новотным.

— Я слышала, что ты уехал в Латинскую Америку, но, честно говоря, и предположить не могла, что ты знаком с сеньором Альваресом. И даже приходишь к нему на ужины.

— Тоже самое могу сказать и о тебе, — улыбнулся Макс, окидывая девушку приветливым и в то же время как бы оценивающим взглядом.

— Ну, я-то никогда не входила в список врагов Алберта, — не без доли удовольствия Полина позволила себе немного сарказма.

— Серьезно? — без всякой иронии, все также доброжелательно улыбаясь, отозвался Новотный и поднес к уху зазвонивший у него телефон. — Извини, мне нужно ответить. Еще поговорим.