Последний майский вечер гасил яркость заката за окном маленькой кухоньки. Это молчаливое священнодействие наблюдала всего лишь я — не очень удачливая мадам трудноопределимого возраста, находящая приключения даже в пустой комнате и попадающая в разные истории. Там, где все проходят, не задумываясь, я непременно споткнусь, застряну, найду интересную тропинку через топь и в итоге вернусь в грязи и репьях в тот момент, когда никто не ожидает. Ваша Яська.

Я закрыла ноутбук, не в силах противостоять созерцанию заката. Какая, к лешему, статья? Тут такое происходит — жизнь. Да, не всегда получается на заказ писать. А отсебятину — пожалуйста, в любое время дня и ночи. Только заказчику это не объяснишь…

Я старалась погрузиться в работу, в мысленную борьбу с инструктором по вождению, намекающим на мою водительскую несостоятельность… Но сейчас не хотелось думать о внешних обыденных стрессах. Думалось о природе как о живом существе, о природе всего в этой природе.

«Каламбур, однако!»

А так же о том, что я не зря снимала на видео свои трюки с клинками — фланкировку, которой обычно занимаюсь в лесу в одиночестве. Это пригодилось не только для того, чтобы не забыть придуманные комбинации движений и ударов. Всё стало «не зря», когда на эти видео случайно натолкнулись приверженцы волчьего стиля в мире фланкировки. И они увидели… почти свой стиль.

— Остриём надо рубить! Не плашмя! Хорошо, что шашку со стороны рукояти хватают, — ворчала я, бросая просматривать соцсети на больную тему и заканчивая перерыв на питьё давно остывшего чая. — Лучше думать о приятном. Неужели завтра я буду тренироваться не в гордом одиночестве? Смогу рубить предметы на лету, представляешь? — я потрепала своего толстеющего чёрного кота.

Тёплый вечер сгущался, вбирая в себя яркие краски за окном и отдавая взамен чернильную бархатную прохладу, рассыпая по ней блёстки. Где-то заливался песней соловей. Луна ленивой желтовато-оранжевой коровой выходила из-за леса поглазеть на людские мелкие дела и городишки. В доме становилось сумрачно и таинственно. На ум тут же пришло:

Мерцанье звёзд…

О синий бархат неб,

Ты так далёк,

Ты там, где не быть мне.

Тяжёлый бархат тёмный

Укроет красоту,

И в небе полнозвёздном

Я проведу черту…

Я запрещала себе включать свет, наслаждаясь ощущением ритуальности всего и будоражась, будто кто-то ходит сзади, и я вот-вот увижу его.

— Мр-р!.. — звонко произнесло чёрное лоснящееся чудовище, подставляя мне свою ушастую голову с зелёными дурковатыми глазами.

— Кондратием тебя надо было именовать, а не Иксом! Не липни, сейчас покормлю. Не хозяева те хозяева, что не болтают со своими кошками.

В раздумьях о том, как здорово плясать и рубиться с настоящим острым клинком, я продолжала обычные дела. Стирку развесить, шарлотку из духовки выудить — ну, хозяюшка сегодня.

Только хитрющий зелёный взгляд давал понять, что «хозяюшка» — сильно сказано, и вообще не про меня. Я люблю делать, как левая пятка и божье провидение подскажут.

— Не надо так смотреть, Икс. Действительно, Икс. Исчезаешь, появляешься, когда хочешь, периодически равен нулю. Потом внезапно чёрное пальто в тёмном коридоре открывает глазки или рюкзак вытягивает лапки. Ну вот, уже сама с собой разговариваю. А когда ещё поболтаешь в хорошей компании?

Я проверила сковородку на плите.

— Получится вкусно. Но повторить потом, вспомнить, сколько чего — это не для нас. Сколько ложек варенья положила к мясу в тот раз?..

— М-мроу?!

— Вот и я не помню, — автоматическим движением я посадила кота на почётное место на спинке дивана — лишь бы не лез под руку. Особенно прилипчив сегодня, словно сказать что-то хочет. Хотя он у меня зверь непуганый, хоть за уши тискай — лишь бы на ручках.

Не имея привычек недотроги, кот продолжал наблюдать за моими потугами в очередной раз изобразить взрослую особь и навести порядок.

Активно вещающее фоном телевидение не радовало очередным непотребством для мозга. Стоило обратить на экран внимание, как с него с воплями обезумевшего стада боровов — взрослых солидных дядь в костюмах во главе с истерико-шизофреничным ведущим — полилось такое… Переключила — зачем мне поток грязи в дом, зря прибираюсь, что ли? На других каналах оказалось не лучше: пухлые диетологи, нищие бизнес-тренеры, психованные психологи…

— Ей-богу, бредовый сон с температурой, — произнесла я.

Котей вновь неожиданно испарился. Он всегда так делает, словно тайную комнату находит или портал отворяет. Скорее, не портал, а кошачью лазейку.

Представив, как вместо магического портала кот протискивается в узкий портал-лазейку в двери, я хихикнула. Поискала по всем углам — пальто не улыбалось, рюкзак не выпендривался, темнота не моргала.

«Ладно, из квартиры далеко не убежишь, а порталы-котоходы — это не ко мне».

Вздохнув, я отбросила пульт в сторону.

«Пусть зомбоящик пылится и ввергает людей в фанатические припадки, а мы лучше в интернете полезное найдём. Вот, лекции по истории, например. Чего только наши предки не вытворяли…»

Моя бренная тушка приземлилась на кухонный диван с новой порцией чая и куском свежеиспечённого «шедевра».

Котяра внезапно обнаружился под ногами. Он лениво растянулся на полу во весь рост, всем видом показывая бессмысленность человечьей суеты. Уголки усатой пасти стремились к ушам. И пусть кто-то мне скажет, что животные не умеют улыбаться!

Самое взрослое, что оставалось сделать на сегодня, — лечь спать пораньше. Завтра предстоит интересный день: первая тренировка с ребятами, которые тоже увлекаются волчьим стилем. Будет здорово, наверное…

Вспомнила, как вчера мой хвостатый прохиндей взялся, как всегда, из ниоткуда, и прыгнул на клавиатуру, отчего открылся диалог со взрослым дядей казаком с длинным чубом-оселедцем. Звали дядю Сватом, представлял он как раз тот самый стиль фланкировки.

«Что ж ты натворила, животинка?»

Меня и других таких же пригласили на общую тренировку. Закрадывались мыслишки о том, что не может всё быть так хорошо. Вдруг это секта маньяков? Что ж, тогда я в очередной раз разочаруюсь в людях.

Для многих это были действительно маньяки — с заточенным оружием играют, рубят не статичные объекты, а движущиеся (часто по произвольной траектории).

Мысли перед сном кружились бесконечной вереницей. Я поняла, что пойду на тренировку не из-за её необычного стиля или любви к клинковому оружию. А потому что в голове засела история о том, как это помогло сильно израненному бойцу реабилитироваться, разрубить препятствия в себе, начать заново жить, вдохновлять других… В любые времена, а в наши напряжённые — особенно, людей привлекает нечто глубже, больше, чем просто физкультура.

— То исчезаешь, то липнешь ко мне, — вздохнула я. — Покормила, напоила, погладила, лоток убрала. Чист, здоров, хоть на выставку вези. Чего надо? Котоход построить? Двухполосный или с реверсивным движением?

Мне представились разные варианты котодвигательного творения — то в виде трубы по типу надземного перехода, то в виде маленькой дороги с нарисованной разметкой и картонными отбойниками… Это развеселило меня. Наглый питомец тут же влез под руку, был отодвинут и за это, взобравшись на стиральную машину, попытался прыгнуть мне на спину.

— Вр-ряу!..

— Хватит прыгать, ложись-ка спать. И никаких ночных тыг-дыков!

Несмотря на моё предупреждение, тут же началась операция «восхождение на холодильник». Завершилась она очередным неудачным падением под грохот отвалившихся разноцветных магнитиков. Затем по сценарию следовало обиженное облизывание и, пару минут спустя, демонстративные шкрябания в туалете.

— Свинкс этакий, ещё и загадочный! Стоит убрать — загадит…

Поворчав ещё немного и завершив дела, я наконец плюхнулась на ложе с ортопедической подушкой и почувствовала, будто мне пару тысяч лет. Дома пахло яблоками и выпечкой, сложный день завершился, в форточку мягко лилась прохлада, стрекотание насекомых и пение птиц. Потому перекочевать в гости к Морфею и иже с ним тёмным богам на сей раз не составило труда.

Глава 2. Тренировка

Было приятно мчаться на электричке в свободное утро, в неизвестность, в не открытый для себя район столицы.

За плечами привычно болтаются «железки» в чехле, за окном мелькают разнотипные постройки, двигаются вверх-вниз провода, а солнце просвечивает сквозь налитую соками листву.

Немного томления в метро — и вот он, спальный район с зелёным парком. Уже собирается в кучку разношёрстная команда с бряцающими в чехлах клинками.

«Что ж, в процессе познакомимся», — тягостно подумалось мне. Видимо, эта тяжесть присутствовала от большого опыта неудачных знакомств.

Сват ухмыльнулся в усы, достал шашки, и с шутками-прибаутками тренировка началась. Я заметила недавнего знакомого — серьёзного силовика Барса, который что-то проворчал, аккуратно убирая в сторону мотоциклетный шлем. После этого, примерив шашку в руке, он подошёл к какому-то мощному бородатому дяде. У дяди был серьёзный вид, плотное телосложение, окладистая борода и… добрейшие глаза на грозном лице. Они забавно контрастировали с общим образом человека, которому только террористов играть. Звали большого дядю Ален, голос у него был раскатистый, басовый. Он был актёром и другом нашего Свата, как я поняла по их шутливым словесным переброскам.

Пришло время не только словами бросаться. Ален и Барс, посмеиваясь, стали одновременно перекидывать друг другу оружие, выполняя между бросками комбинации ударов. В это время, оторвав от них взгляд, я заметила неподалёку стройную длинноволосую блондинку с позывным Рысь, которая повторяла сложный элемент с обратным хватом шашки и одновременно что-то объясняла стоящей рядом девочке-подростку лет четырнадцати. Девочка, стесняясь и поправляя каштановое каре, кидала на всех пугливые взгляды, отвлекаясь от блондинки.

— Машка-Мышка, видишь? Тут главное — вовремя перехватить вот так, и снова на обратный хват…

Каждый, кто занимался этим стилем, посвящался в него разрубанием летящей бутыли с водой — да так, чтобы его, как говорится, окропило жидкостью. И обращались к новоиспечённому волчатнику часто по его «звериному» позывному. А Машка пока, видимо, просто Мышка. Она отошла в сторону и начала кривляться с телефоном, делая фото на фоне берёз.

— Бросай сюда телефон, сейчас у тебя их будет два! — пошутила Рысь, продолжая отработку комбинаций сложных движений. Девчонка фальшиво улыбалась, но не унималась.

На нашу заросшую, окружённую деревьями поляну бодро выскочил стройный, коротко стриженный, немного смуглый, молодой — даже можно сказать «молодёжный» — человек. Шаги его были пружинистыми, взгляд горел, на лице светилась улыбка.

«Позитив», — подумала я.

Скинув рюкзак, он заговорил мелодичным, хорошо поставленным голосом.

— Всем привет! Я Никита, можно просто — Шура. Бегу с репетиции, думал, не успею…

Пока я решила не спрашивать, почему Никита — это Шура и что именно он репетировал. Известное дело, что псевдонимы, клички и позывные не берутся из ниоткуда. К тому же ко мне с хитрым видом подходил Сват.

Тренировка шла своим чередом, мы учились гармонично обращаться с оружием. Машка побегала с дюралевой шашкой, вяло поводила ею, запсиховала и вновь зависла в телефоне. Несколько раз Рысь пыталась подтолкнуть её к занятию, но юная леди фыркала и продолжала заниматься ерундой.

Пока Сват рассказывал истории из жизни, попутно отмечая ошибки в наших движениях, дошло до того, что мы с Барсом, слушая истории, начали придумывать новые финты.

— Многие нас за это не любят… — произнёс казак, показывая, как делать дополнительный оборот обратным хватом из-за спины.

— За что? — удивилась я, радостно повторяя новый элемент.

— За то, что заточенным оружием пользуемся. А военным ребятам нравится.

— Ещё бы! Они понимают, что в руках оружие, а не булава гимнастки. А изувечиться можно и тупой железкой.

Мой ответ понравился ребятам, хотя я на это не рассчитывала. В завершение тренировки Сват спокойным голосом огорошил:

— Сейчас будем Пантеру посвящать, — и запустил в полёт шашку. Она летела вперёд остриём, переворачивалась в воздухе и сверкала на солнце.

Время замедлилось, а шашка, пуская солнечные зайчики, плавно подлетала ко мне уже рукоятью.

«Лишь только руку протяни…»

Следом сразу летела бутылка с водой. И, спустя пару нетерпеливых промахов, водяная радуга освежила мою старую футболку.

Вспомнилось, как в детстве я зачитывалась Киплингом; как первое место, где взяла в руки меч, имело схожее с пантерой название, и я безоговорочно согласилась с позывным. Действительно, случайности не случайны…

— Поздравляем! — хохотнул Шура и завертел «мельницу» двумя клинками. — Ребят, я тут заметил кое-что, только не ржите аки кони.

— Ну, не томи, — пробасил Ален, почёсывая свою царскую бороду.

— Сват, ты где эти шашки нарыл, скажи на милость? — резко остановился пружинистый молодой человек и уставился на зачинщика волчьего стиля.

— Где взял, там уж нет. А что? — хитро прищурился тот, поглаживая оселедец.

— Да то, что они звучат по-разному! — парень перехватил рукоять поудобнее и с усилием махнул шашкой.

— Кто-то, похоже, перебрал с репетициями… — хихикнула Рысь.

— А кто-то — с йогой, веганством и фитнесом! — не растерялся Шура.

Шашка издала свист.

— Боком ещё её поверни, вообще загудит, — мрачно вставил Барс.

— Ну-ка! — махнул шашкой Ален и, подняв брови, повернулся к Шуре. — Слушай, а правда… Ну и слух у тебя, дружище.

Все стали наперебой делать махи, но Шура остановил нас и стал выстраивать в ряд. Глаза его фанатично горели, так что спорить с ним смысла не имело — это было понятно даже мне, которая в первый раз видела большую часть этой компании.

— И меня посчита-али! — голосом бычка из мультика протянул Ален.

— Погоди ты… — Шура метался перед нашим маленьким строем. Когда он отходил и, задумчиво глядя на нас, держался за подбородок, мы в разной последовательности рубили воздух и прислушивались.

— Может, попробовать нотный ряд? Ну, мы в музыкалке проходили, — тихо предложила Машка-Мышка и тут же покраснела.

— Ай да дитё! Молодец! Давайте ещё и заснимем это! — Сват побежал прилаживать свой телефон к стойке, которую взял с собой.

«Сейчас что-то произойдёт», — подумала я, напрочь забыв о том, что после таких моих мыслей что-то странное всегда происходит. Шура выстроил нас в правильном порядке, мы по очереди сделали «до-ре-ми» — забавы ради.

И тут что-то произошло…

Глава 3. Попадалово

— Какого чёрта! — перед моим носом быстро промелькнуло что-то чёрное и пушистое, а затем сверкающее и острое. Первое было чем-то знакомым, подозрительно похожим на исчезающий кошачий хвост, но разглядеть точнее не было возможности. Второе было как нельзя более реальным и угрожало отделить мою голову от остальной меня очень просто и быстро.

Не успев осознать, что происходит, я перекатилась в сторону. Грязное лезвие в чьих-то жилистых бессовестных руках глухо треснулось в чернозём там, где только что была я. Что-то, лежащее на этой самой истоптанной сапогами земле, больно упёрлось мне в ребро, но было не до этого — рядом в зловонную грязь снова вонзилась секира.

«Секира?!»

Чувствуя запах гари, гнили и сырости одновременно, я на первой космической скорости поползла по грязи вперёд, попутно пытаясь осознать происходящее среди возни и какофонии и встать на ноги. Едва просохшая футболка снова стала мокрой. И грязной. Почему такие мелочи замечаются в стрессовых ситуациях — вопрос на миллион.

Отбегая в сторону и случайно хватая то, что давило мне в бок, я не могла понять, что происходит. Мозг отказывал в своих услугах. Но через миг удалось сообразить, что вся наша команда — Сват, Барс, Шура, Ален, Рысь, я и Машка-Мышка — оказались в каком-то аду. Вокруг происходило жуткое действо, грязь скрипела на зубах — как говорится, смешались кони, люди…

«Откуда всё взялось?»

Баталия не походила на манёвры реконструкторов средневековья. Это было настоящее месиво из странно одетых существ неопределённых национальностей и даже рас. Крики, нечеловеческий рёв, глухие и мокрые удары, команды барабанов и рога, чавканье грязи и прочие неприятные звуки и действия. Смешение строёв и возникающие из ближайших лесов небольшие засадные отряды…

Заметив боковым зрением Свата, я вновь рванула вперёд. Чья-то верёвка чуть не спутала мне ноги (вот бы глупая смерть получилась!), но я от испуга наступила на неё, как на змею, и просто выпрыгнула. Каким-то образом получилось достичь первой цели — схватить Мышку за тонкую руку и оттащить к ближайшему навесу. Это было ошибкой — в секунду он вспыхнул и стал заваливаться. Пришлось вновь использовать все ресурсы организма для рывка и вытаскивания застывшего в ступоре подростка прочь от опасного места.

Слева подходил Сват — задом, одновременно отбиваясь от нападающих самым настоящим бердышом. Казалось, он сошёл с ума — на лице его бешено сияла улыбка. Мышка продолжала пребывать в шоке, возможно, ей казалось, что всё это — какой-то странный прикол или прохождение игры.

— На графику не пожалуешься, а вот в текстурах застрять — запросто! — я вновь рванула её к себе, прикрывая от летящих осколков, глины и грязи: кто-то кинул в нашу сторону древнее подобие гранаты. Отметить из-за скорости и опасности удавалось не многое, но разлетающиеся осколки и запах пороха были незабываемы.

Всё происходило в доли секунды. Я бросила на землю то, что зажимала подмышкой.

— Чёрт побери, какая-то толстенная папка.

Позволив себе нецензурно выругаться при ребёнке, я подбросила ногой вверх какую-то арматуру с земли и толкнула Мышку за себя.

— А раньше у меня этот подброс не получался! — хрипло крикнула я Свату, который, вспотев за секунды, был рядом, но вряд ли слышал что-то в грохоте битвы. Он опустил голову и посмотрел на врага исподлобья. Судя по всему, ничего хорошего это не означало.

«Вот что страх жилотрясящий делает! Понеслась!»

Казак первым зацепил бердышом чьё-то копьё и, пока оно не полетело в нас, резко двинулся вперёд с этим зацепом, убирая его в сторону и намереваясь продавить строй. Но как это сделать в одиночку? Хорошо, что до этого не дошло — справа сотворилась какая-то сумятица, и вскоре нас толкнуло волной беснующихся тел, словно на концерте самого безумного металла.

— Любимая часть музыки — брейкдауны! — рыкнула я, приложив тяжёлой папкой очередного бесноватого обалдуя. В другой руке у меня бешено вращалась арматура, то и дело отбивая сыплющиеся удары. Мат, как я заметила, слышался русский, и у начинающей что-то воспринимать Мышки сворачивались ушки.

Вдруг справа, аки богатырь разметая визжащую толпу, возник…

— Ален?!

— Что вы тут мнётесь, наших сейчас затопчут! — прогремел он и, кряхтя, продолжил прорываться сквозь толпу непонятных иноземцев. Мы тут же проследовали в образовавшуюся за Аленом брешь, прикрывая девочку и спину этого нашего «танка». Сват похихикивал, а я составляла семиэтажные заклинания на всё том же русском нецензурном.

«Куда же это нас всех выплюнуло?..»

Плечи заныли очень скоро, да и рассечение от осколка на бедре бодрости не прибавляло. Но мы добрались до Барса и Рыси. Они стояли спина к спине, готовясь к нападению многочисленных наглых морд невозможных цветов и конфигураций. Рысь с мастерством, даже как-то грациозно, отмахивалась от летящих стрел каким-то серым свёртком, а Барс с разбитой губой успел отобрать у кого-то подобие арбалета. Со стреляющим оружием он дружил, но такое в руках держал впервые, да и столько целей одновременно было не поразить.

Вскоре в войске противника стало угадываться смятение — перед ними из ниоткуда возникли пять странно одетых и матерящихся демонов, то есть нас. Ален вынул из-за пояса предмет, который стал ему мешать, — длиннющий арапник, в простонародье называемый хлыстом. Только я успела было подумать, что будет дальше, как — щёлк! — с народа послетали шапки.

— А где Шурик? — взвизгнула Рысь и, воспользовавшись заминкой вояк, бросила в них целую лавку.

— Вот что ЗОЖ животворящий делает! — не удержалась от оценки такого броска я и указала на ближайшее, потрёпанное в битве дерево. Вояки уже начали рубить его, потому как на нём, съёжившись, восседало не какое-то диво-дивное, а наш Шура. За плечом у него болталась неизвестная бандура на ремешке, но рассматривать детали было некогда. Рысь увидела, что ни в чём не повинное дерево повреждено, и в нестройные ряды полетела вторая лавка.

— Дубовая… — прохрипел ошалевший Сват.

Шура быстро соскочил с ветвей. Ален продолжил развлекаться с чудо-арапником, который мелькал с невиданной скоростью по сказочным траекториям и щелчками пробивал нам путь для отступления. Сделан он был словно из стали — разрубить его врагу не удавалось. Пока вояки продолжали своё ратное дело, занимаясь уже друг другом, мы отступали. Отступление это казалось бесконечным и обидным, хотя мы вообще здесь были ни при чём.

Но кто на войне будет разбираться?

Долго ли, коротко ли, доползли мы до спасительного леса, в котором можно было скрыться. Осмотрели Мышку и друг друга на наличие ран. У Алена с головы бежал тонкий ало-бурый ручеёк.

— Да взял парочку извергов «на каску», они меня скрутить поначалу пытались. Царапинка!

— Что это, позвольте спросить, было? — Рысь, тяжело дыша, оказывала первую помощь подручными средствами. А из средств были только салфетки и небольшой лесной ручей, проложивший себе дорогу среди мхов.

Девушка упёрла руки в боки. Сероватый свёрток валялся у её ног. Глаза её округлились.

— Какого лешего? Я же выбросила это на поле боя!

— Ты сначала скажи, что это за чудо-юдо у тебя в свёртке? Мне вот хорошая игрушка попалась, — Ален смотал арапник и, благодарно погладив его, убрал за пояс.

— Откуда мне знать! Тряпка какая-то. Вообще не до этого! — зашипела она, чтобы не закричать, и резко повернулась к Шуре. — А что за ерунда у тебя?

— Вечные наезды! Вот! — парень сорвал с себя лямку, и нечто деревянное упало рядом со свёртком Рыси. Оно звякнуло о землю, и стало понятно, что это старинные резные гусли.

— И я тогда «похвастаюсь», — мрачно подкинул Сват в кучку инвентаря малюсенький топорик, почти брелок.

— А бердыш где? — нахмурился Ален. В ответ Сват ещё более мрачно посмотрел в сторону поля боя, где продолжалось бесконечное сражение ради сражения.

— М-дэ, негусто разжились, — Барс поставил на общее обозрение подобие коротких сапог. Пара обуви была старой и потрёпанной настолько, что невозможно определить, какого точно она вида и размера.

Я нехотя показала непонятную тускло-бордового цвета папку — то ли из дерева, то ли из кожи. Во всяком случае, плотное покрытие не позволило разрезать её. Да и гореть такой чепрак не будет. Папка словно не хотела отлепляться от рук, но и не открывалась — ни с какой стороны не было у неё ни клапана, ни верёвочки. От усталости и непонимания происходящего уже ничего додумывать и предполагать не хотелось. Живы — и на том спасибо.

Мышка выудила из своего худи небольшую тусклую тарелку и собралась бросить её в общую кучу добра.

— Нет!!! — грянул наш хор. — Разобьётся, и тогда мало ли, что будет.

Мы посмотрели на испачканные лица друг друга, на какого-то ястреба, парящего над нами и местными елями-гигантами, и… расхохотались.

— Что получается, мы засланцы-попаданцы? В какую сторону принца старыми кедами очаровывать? Куда колдовать? Ненавижу этот жанр! — я смотрела в темноту леса, куда мы решили продвигаться.

— Интересно, куда именно мы попали и… за что? — Сват на ходу вынул из-за пазухи трубочку, и вскоре синеватый дымок потянулся за ним меж ветвей.

— Спешу вас обрадовать: ежели мы попаданцы, значит, домой не скоро попадём, — я вспомнила о своём порезе и присела на землю. Прилепив к ране салфетку, вновь побрела по густому лесу за остальными.

Местное солнце шло на закат, мы упрямо тащились по зарослям в поисках укрытия подальше от сражения. Не хотелось кормить собой комаров и неизвестных зверей. Разговаривать тоже не особо хотелось. Прежде чем обсуждать, что с нами произошло, надо это осознать, принять, переварить.

Мышке было грустнее всего: она не обнаружила в кармане любимый гаджет и вместо него вертела в руках несчастную тарелку.

— Протри её, что ли, хозяюшка, — проворчал Сват, чтобы нарушить тишину и наше усталое сопение. Ходьба по лесу раньше была моим любимым занятием, а сейчас казалась изнурительной.

На удивление, вместо обычного подросткового протеста Мышка достала из кармана салфетку с логотипом уличного фастфуда и стала натирать посудинку, пока та не превратилась в простенькое старинное блюдце.

— Какой-никакой, а сувенир… Но взамен наших клинков — как-то несправедливо, — стараясь не прерывать лесной гомон птиц над головами, сказала Рысь. И тут же нараспев произнесла: — Ой, я свёрток забыла, ой-ой-оюшки! Ах, конечно нет, ведь вот же он — незабываемый!

Неприметный свёрток чудесным образом оказался под рукой девушки, и она прорычала:

— Что ты такое?

Барс, как и все, кроме Алена, обновкой был недоволен. Но вдруг остановился, снял свои берцы, молча и решительно обул странные ботинки.

— Как ощущения? — стараясь не хромать, спросила я. Барс снова промолчал, видимо, погружаясь в эти самые ощущения. Сзади к нему подкрадывался Ален, показывая палец у рта.

Я пожала плечами, мол, не участвую в ваших играх, и отошла. Барс захотел обернуться, но сзади быстро раздался хлопок большой ладонью по его плечу, и сразу — звук падения. Ни шагов, ни паузы. Обернувшись, я увидела сидящего в папоротнике и ничего не успевшего понять мощного Алена и разводящего руками худощавого Барса — сам полез, я не виноват.

— Это… как ты меня?.. — вставая, спросил Ален.

— Большой шкаф громче падает, — усмехнулся Барс, и мелкие морщинки показались у его глаз. Приёмов он знал много и сейчас как-то странно посматривал на свою обувку. — А знаете, что? Предложение есть: вы пока экономьте силы, а я бегом смотаюсь на разведку, что тут в округе находится.

— Тогда я с тобой, — вызвался Шура. — Убежим, если что. Я лёгкой атлетикой занимался.

— А я — котлетикой! — Ален согнул руку, показывая мощный бицепс. — Опасно же одному.

Барс по-особенному выразительно посмотрел на обоих и… был таков. Мы обречённо устроили привал без костра.

— Как он исчез так быстро? Странно, — нахмурилась Рысь, глядя вслед Барсу, и вновь обратила внимание на Шуру. — А ты-то куда, певец-атлет? Пой, что ли, медведей распугивай, если они тут есть.

— Опять она на меня наезжает, влюбилась, что ли… — Шура не успел договорить, как в лицо ему прилетел тот самый свёрток. Незабываемый.

Сумерки наступали на нас тяжёлым сапогом, дневные птицы прятались по гнёздам, становилось прохладно. Всё, в том числе и наша кожа, приобретало сизый цвет. Радостью было отсутствие комаров. В чернеющих силуэтах деревьев мерещились мифические лица. Где-то вдали заливался соловей — почти как дома.

— Домой хочу… — заныла Машка-Мышка и плюхнулась на камень. Рысь подсела к ней и молча погладила. Ален и Сват, тихо переговариваясь, бродили по округе в поисках еды, хотя бы ягод. Шура тихо выводил казачьи песни — он часто их пел в учебных заведениях. Некстати стал накрапывать дождь. Но воздух был упоительным, сладким, каким-то питательным. Таким он бывает в безлюдных местах, где властвует природа. Странно, но чувствовалось во всём этом суровом окружении что-то такое… своё.

Я повертела папку в руках и вновь убедилась, что она не открывается ни с какой стороны. Нет, всё-таки ножом не вспороть. Рысь тоскливо смотрела на меня, наблюдая басню «Мартышка и очки».

Идиллию прервал незаметно пришедший, весь мокрый и в репьях Барс. И как мы не услышали его до последнего момента?! Все вопросительно уставились на него.

— Там есть избушка, — он шумно выдохнул, уставившись вниз, на мыски новой-старой обувки, и перекинул свои берцы через плечо. — Избушка, говорю, нормальная! Пошли.

— Информативно, — задумчиво пробасил Ален, очищая какой-то прутик. — А кто там живёт? Или уже никто после твоих бросков?

— Ха, юморит он, — Сват повесил на пояс мини-топорик и оглянулся на нас. — Ну, чего сидим? Хотим кукушку свою под крышей сушить, или она улетела уже?

Мы с недоверием последовали за старшими товарищами. Следовать пришлось ещё километров десять, пока не показался неприметный низкий и ветхий домик из брёвен, не внушающий никакой сухости, тепла и доверия.

— Удобно ли тебе в модных подкрадулях, дорогой Барсуля? — начал издалека Ален, подходя к нашему боевых дел мастеру.

— Хочешь, сам примерь, — спокойствие Барса вызывало у меня восторг. — Раз уж мы неизвестно куда попали, что ж теперь, будем выживать, как получится. А позывной не искажай.

— Не то! Не то ты его спрашиваешь! — вмешалась Рысь и вдруг запнулась.

— Короче, Барс, показывай лайфхак, как ты всю округу на таком расстоянии быстро обследовал и избушку нашёл! — потребовал Шура и случайно тренькнул гуслями. — Тьфу, ещё и расстроенные достались.

— Это вы узнаете завтра, — Барс скромно улыбнулся и бесшумно зашёл в сени.

Продолжало темнеть. Фонарик решено было экономить, так что пришлось довериться сумеркам и госпоже судьбе.

Глава 4. Кото Лизатор

Мы двигались в потёмках обветшалого жилища. Непонимание и неизвестность, похоже, скоро войдут у нас в привычку.

Безмолвно мёртвая и гнилая изба словно оживала. Казалось, что-то в ней наблюдает за нами, а брёвна становятся свежее, дом будто выпрямляется и расширяется.

— Кто здесь? — Рысь отодвинула кусок паутины, висящий на косяке входной двери. Мышка шла за ней, нервно бормоча:

— Что за кринж, отписка, я на такое не соглашалась.

— Ага, и дизлайк, Машуль. Всем тут не сахар, — прошептала я и нырнула в темноту перед ними, выставив тяжёлую папку как щит.

Пахло уже не сыростью, а соломой и деревом. Интерьер избы был, судя по всему, не зажиточным. Я нашла самое главное — печь. Зацепила ногой какой-то черенок, и на пол с угрожающим бряканьем упал ухват — горшки в печь ставить. Тут же почудилось, как что-то небольшое и чёрное быстро пробежало мимо.

— Если здесь крысы, мы отсюда уходим, — вздохнула Рысь. В тоне её слышалась раздражающая безоговорочность.

— Не-а, мы их пугаем и спим, — улыбаясь, возразила я и почувствовала в темноте её взгляд — то ли укоряющий, то ли неприятно удивлённый. Казалось, раздражение становится взаимным.

— Не-а, мы их едим, спим и уходим, — передразнил Шура.

— Разрядил, блин, обстановку… — захихикал Сват, разжигая щепу найденным кресалом и кремнем. — Да будет свет! Не суетитесь вы без надобности.

— А когда суетиться? — обозлилась на всё и вся Рысь.

— Если суетиться тогда, когда это не нужно, — не останется сил суетиться тогда, когда нужно! — отрезал казак.

— Живой огонь. Настоящий, — обрадовалась я разгорающимся щепкам, но никто не понял или не поддержал мой порыв. А мне думалось всего лишь о зажжённом не зажигалками и не спичками огне.

«Что ж. Оказаться не пойми где с малознакомыми людьми — стресс для каждого из нас».

В избушке когда-то пытался задержаться порядок, но время делало своё коварное дело — везде царили пыль и паутина. У меня вдруг открылось второе дыхание: видимо, адреналина после произошедшего в крови ещё хватало, да и жалко было заросший домик. Пока народ думал, кто как расположится на ночлег, я нашла у печки веник и, почти наощупь, стала аккуратно собирать паутину и сметать старую жухлую листву. Быстро вытряхнула маленькие коврики. Дом продолжал наблюдать за каждым движением.

«Зачем я это делаю? Кому-то понравиться хочу? Зачем? Кому не нравлюсь — тем и не понравлюсь. А кому нравлюсь, тем и стараться понравиться не надо. Эх. Как хочется домой! Так, не раскисаем. Может, это всё сон, чей-то научно-психологический эксперимент с веществами… или шоу со скрытой камерой…»

Пытаясь унять тревожность, я продолжала вечернюю уборку. Услышала ручей недалеко от избы, набрала воды в найденный на печи горшок, притащила в избу. Нашла в кармане конфетку, подумала, что это нас от голода не спасёт, и положила её на старый сундук в углу избы. Зачем-то помахала в тёмный угол — невидимой камере.

За это время наши доблестные парни затопили печь, нарубив старых чурбаков не менее старым, но ещё пригодным топором. А девочки нашли тюки с соломой и постарались приспособить их для сна. Но Сват скомандовал им брать матрасы, найденные в сундуках, и спать на печи. Мужской пол устраивался на сундуках размером побольше. Я же думала поискать в комнате хотя бы какие-нибудь старые покрывала, хоть что-нибудь, и удалиться в сени. Люблю спать в одиночестве.

Потолки дома стали будто выше. Ребята негромко переговаривались в тусклом свете, дивясь разным старинным приспособлениям.

Что-то чёрное снова шмыгнуло под ногами.

— Ч-что это? — спросил Шура, уже стоя на какой-то табуретке и бешено сверкая глазами в темноту.

— Да что ж такое! — я пошла в комнату. Когда устаю, обычно злюсь. — Что бы ты ни было, если не покажешься, рискуешь стать едой!

Видимо, остальным, особенно, девочкам, я казалась совсем «ку-ку». Да, мнение обо мне не меняется ни в каком мире. Не знаю, насколько долго я не показывалась из комнаты, пока все не проследовали туда же.

— Эм. Я хоть и пришибленная, но не одна это вижу, да?

Икание Алена было мне ответом.

Перед нами у окна небольшой комнатки в отсвете луны стоял полностью тёмный силуэт скелета в лохмотьях. Он, словно сотканный из темноты, злобно таращил на нас глазницы. А мы таращились на него.

«Мы одни. В какой-то избе. В ином мире. И тут вот это. Может, всё это сон?»

Кажется, моя усталость взяла своё.

— Ничего себе, кис-кис… Раз у нас тут всё по древней традиции, — я немного истерично поклонилась в пояс. — Так и быть. Мы — путники, не по своей воле. Чьих будешь, молви. Рцы. Паки. Живота.

— Дщерь людская, при своём ли ты уме? — раздалось беззвучно. Но услышали, кажется, все.

— Нас коллективно глючит, да? — я обернулась к бледной и не знающей что делать команде. Ну вот, снова чувствую себя позорищем на общем празднике жизни — чьей-то невоспитанной племянницей или приятелем-алкоголиком, поющим частушки на похоронах.

«Глючило» всех коллективно. Сват перекрестился.

— Не надо, — прошелестело существо и ужасающе захохотало. — Бесполезно.

Так бы мы и стояли в ступоре и попытках объяснить себе происходящее, если бы что-то чёрное опять не прошмыгнуло мимо и не запрыгнуло чудовищу прямо на костлявые «ручки». Я схватилась за голову.

«Что ж, сходить с ума, так с весельем. Глупую паузу рано или поздно нужно прекращать».

— Икс?! Что у вас делает моё животное? — вопрос вышел максимально серьёзным. Будто бы какой-то соседский алкоголик приманил моего котея.

— Млем-мряу! — чёрное безобразие, чувствуя себя вольготно, хотело облизнуть поднятую заднюю лапу, но передумало, соскочило и нагрузило своими радостными килограммами уже меня.

— Как думаешь, куда он у тебя иногда пропадает? — довольно спросил скелет.

— Вот он какой, котоход… — не нашла что поумнее сказать я.

— Это твой кот? — тихо спросил Шура, отступая в кухню по стеночке.

Скелет чуть двинулся вперёд, мы одновременно шагнули назад. Он снова расхохотался.

— Так и быть. Насмешили. Будете гостями, — прозвучало безоговорочно и угрожающе. Хозяин дома показал жестом нам проходить назад. Его лохмотья колыхались в такт движениям, но так неестественно плавно, будто в потоках воды.

Мы без резких движений отступили на кухню.

«Что ж мы целый день отступаем-то?!»

На кухне сам собой появился стол, на нём простая каша, простой хлеб. Но от одного вида еды сводило скулы. Даже привередливая Мышка не стала воротить нос от скромного ужина — боялась страшного скелета разозлить, наверное. Пока у нас за ушами трещало, тот гладил моего кота.

«Ладно, раз „кукушки“ наши улетели, так хоть поедим».

— Кошки часто приходят — они по всем мирам бегают, и в большинстве ваших религий почитаемы за это.

— Если вспомнить Древний Египет, мусульманство, европейские приметы и всякие суеверия, то вполне себе… — я выуживала исторические факты из памяти, пока ребята пытались скрыть свою скованность от присутствия невиданного существа.

— Кошки слышат глазами и видят ушами. Этого черныша обижать нельзя, хоть он отчасти и виноват в вашем попадании сюда.

— Добегался, — Сват, улыбаясь, почесал довольную морду с глупыми зелёными глазищами.

— Ага, обидишь его, — не удержалась я. — Получается, он этакий катализатор вызова нас, демонов, да? Кото-лизатор, облизывает сам себя, то есть кота, хи-хи-хи…

— Охолонись! — рявкнуло страшилище и тут же спокойно продолжило. — Вы для нас, может, и демоны. Оно всё одно: и мы, домовые, и низшие, и демоны, они же — боги, и иже с ними…

— Домовые… — повторил Барс, не отрывая взгляда от хозяина дома.

— Ничего себе, Нафаня… — Ален нервно проглотил кусок хлеба, соглашаясь с Барсом. Сват усмехнулся в усы.

Скелет удалился. Видимо, тему домовых дальше развивать ему не хотелось, и мы закончили ужин в тишине. Чтобы продолжать морально себя разгружать, я решила пойти помыть посуду на ручей. Остальные, не без опаски, но с уважением к необычному хозяину жилья, готовились ко сну.

В избе потеплело от печи. Я проверила мешок, который на скорую руку набила сеном и тряпками. Накинула на него какой-то тулуп и вышла на улицу.

Едва закрыв дверь, обомлела.

Огромный молочный шар сиял на небе, смотрел в упор и разливал голубоватый свет на всю тихую округу. Некое священное живое светило в ритуале этой ночи — хотя это просто луна. Где-то в тёмном непролазном лесу, который не казался, а был бесконечным властителем округи, свистели сипухи. Иногда ухал филин. Шелестели травы.

Я шла к ручью с кадушкой, наполненной глиняной посудой. От созерцания торжества природы мурашки стадами бегали по коже. А рядом бежал Икс, выставив хвост трубой и иногда издавая свою привычную болтовню: «Мр-мрявр-р!» Эти звуки обычно предназначены для нас, человечков.

— Котяра, подставил ты не только меня. Тренировались же, никого не трогали…

— Мр-мроу!

— Да, что с тебя взять, животинка… Завтра расспросим подробнее у чудища страшного, — погладила я питомца, радуясь, что теперь знаю, куда он пропадает. Хотя… чему тут радоваться — не понятно.

Я возилась в ручье дольше, чем предполагала, — вода была очень холодная, сводило руки. Ручей был не таким, как первый встреченный нами, а гораздо шире и глубже, почти река. По краям его росли и переговаривались на ветру высокие травы. На том берегу продолжалась стена грозного дремучего леса. Ночные обитатели жили своей жизнью, издавая свои ночные звуки.

Внезапный всплеск воды рядом заставил меня оторваться от изучения местной красоты. Икс выгнул спину и зашипел. Мы напряжённо вглядывались в темноту.

Шелест послышался совсем близко, и я отскочила от ручья. Кот прижался к земле, издавая утробные звуки. Я схватила кадушку, готовясь осчастливить ею кого угодно.

«Бежать в избу — не приведу ли беду к остальным, как необученная собака медведя прямо к леснику?»

— Оглянись, хи-хи-хи… — засмеялось что-то почти под ухом. Резко крутанулась на пятках и никого не увидела. Шествие пеших мурашек превратилось в парад ползущих по коже маленьких танков. То здесь, то там раздавались звонкие смешки и голоса. Вертеть головой было бесполезно. Тогда я встала в стойку, глаза мои уставились в одну точку, но боковым зрением было видно почти всё. Только таким образом удалось заметить, как что-то или кто-то колеблет траву — быстро перебегает с места на место и хихикает.

— Издеваться удумали. Ладно, что делать будем, если я вас не боюсь? — спросила я, не мигая и чуть склоняя голову вбок, тем самым меняя угол бокового зрения и заодно стараясь сохранять голос спокойным.

— Побегай с нами! Поиграй! — раздались голоса с разных сторон. В голове вертелись сюжеты былин, мифологических рассказов, о которых только доводилось слышать.

«Что делать?»

— Вы кто?

— Скажем, если поиграешь с нами.

На берег ручья с хохотом выбежали бледные девушки. Они были не одеты, но ночной холод на их прекрасное настроение абсолютно не влиял.

«Ах, вы обычные девки!.. Напугать хотели, сейчас я вам!..» — подумалось мне, пока я нащупывала в густой траве кота. Но в следующую секунду передумалось. Уж очень они были неистово-радостными и… водянистыми, я бы сказала. Лунный свет делал синюшный цвет их кожи ещё более холодным. Присмотревшись к странному хороводу получше, увидела, что тела их и вовсе просвечивают.

Стоило преодолеть ступор, быстро и бесшумно собрать посуду и при этом не уронить кота — я планировала отступление.

«Опять отступать!»

— Вот выкаблучиваются! Скелет тут, похоже, не скучает вечерами.

Пока я смотрела, какие коленца выделывают неистовые дамы и как плавно расширяют свой хоровод, захотелось даже забыться под их пение, беззаботно побежать и назло всему повеселиться. У них нет никаких проблем и раздумий, никакой тяжести…

Очнулась я от того, что кот вцепился когтями в мою многострадальную ногу — он шипел и пронзительно смотрел на меня круглыми широкими зрачками. Как ребёнок, родитель которого собирается бросить его и сделать что-то страшное.

Хоровод, внутри которого происходило подобие игры в салки, опасно приблизился, обдав запахом сырости и озона, а бледные невесомые руки тянулись ко мне, обещая избавить от всех печалей и забот, подарить небывалую лёгкость.

«Чёртова гипнабельность! Что сделать, чтобы эти русалки вдруг не накинулись на меня и не утащили в воду? Судя по всем сказкам и магическим правилам, отказ может разозлить нежить, и тогда из нашей команды останется шестеро». Я дёрнулась изо всех сил, чтобы отстраниться.

— Кхм, милые дамы! Конечно, я с удовольствием поиграю с вами.

— Когда? Сейчас? КОГДА? — давило со всех сторон. Добыча вот-вот окажется в их холодных руках.

— Вчера.

Мне казалось, что мои глаза недобро сверкнули в темноте. Пауза повисла — мертвее некуда.

«Почему в стандартных ситуациях я на полном „тормозе“, а в таких выкручиваюсь?»

Позвякивая кадушкой в одной руке и ухватив кота другой, я вновь пересилила себя, чтобы повернуться к «дамам» спиной, и, стараясь сохранять последнее достоинство, поспешила в избу.

Шипение, хрипение, плеск воды от уплывающих с испорченной вечеринки «девочек» — всё это слышалось сзади, а ледяной холод и онемение наваливались на моё тело.

— Если многое болит и тревожит, значит, мы пока живы, и нечего ныть. Иксятинка, пошли спать. Сколько можно терпеть и отступать? Пора научиться взаимодействовать с миром, каким бы он ни был, — плотно заперев дверь в сенях, я выпустила кота на мешок и, пока он наминал лапами ткань, завалилась рядом. — За то, что ходишь без спроса по мирам, тебе пылесос бы за меня высказал. Но это значит, что мы всё-таки имеем шанс попасть обратно…

В раздумьях и разглядывании луны через щёлочку в досках я поглаживала тяжёлый мурчащий комок под боком, пока не уснула. Где-то вдалеке завыл волк. Может, и не волк…

Глава 5. День добрый

Несмотря на ломоту в мышцах, я заставила себя принять вертикальное положение и понять, что кто-то ходит мимо, чем-то стучит, хлопает дверью. Кот опять куда-то делся.

— Хорошо вчера потренировались, блин… — я зевнула так, словно хотела показать всему миру свои пломбы и внутренности. В щели, через которые вчера был виден свет сказочной луны, теперь неистово пробивались лучи солнца.

— А то! — Сват что-то тащил мимо меня в дом. Кажется, дрова. Судя по всему, наша команда давно проснулась. Прерванный душевный зевок вызывал раздражение.

— И не спится вам всем! Ненавижу рань, всё вокруг ненавижу. Стоп, мы опять будем печь топить?

Сват не только привычно, но даже как-то по-домашнему ухмыльнулся в усы.

— Тятенька-домовой дозволил нынче чаю испить да баньку истопить. Ну, мы с ребятами и рубим… Заодно тренировка. Хорош дрыхнуть, а то шашкой плашмя по одному месту!

— Ага… — продолжая зевать, я поплелась умываться. Девушки что-то собирали с земли, мужской состав команды работал топорами, одна я бездельница неприкаянная.

«Стиль пристукнутой совы у меня, а не волчий!»

Неприятное ощущение после вчерашней ночной встречи у ручья отступало под яркими лучами солнца, которое казалось каким-то живым, светлым, истинным и справедливым дневным богом этой земли.

А земля была прекрасна! Казалось, люди её не трогали совсем. Скорее всего, так и было, здесь не выкачивали из природы последнее, а наблюдали за ней, боялись обидеть и уважали.

Вокруг зеленело, голубело, стрекотало, чирикало, цвело и пахло. Я окунула лицо не только в чистейшую воду, но и в пряный аромат цветков, что любопытно уставили свои лилово-белые глазки в бесконечное небо. Ромашки так и влекли жужжащих насекомых пушистыми серединками. Лес смыкался вокруг, скрывая в себе чудесных существ и страшные тайны.

«Всё вроде как у нас. И в то же время другое — мощное, яркое, свободное…»

По пути от ручья к избе я окончательно проснулась, мой взгляд перелетал от одной красоты к другой, и незаметно для себя я начала изучать свежие резные узоры, ажурные наличники, симпатичный конёк просторного дома. В нос, примешиваясь к остальным, плыл запах древесины. Хотелось получше осмотреть нашу избёнку и дворик, но попала я, кажется, не туда. Вчера здесь не было этих богатых хором!

Я скрылась в лесу по причинам биологическим, а вот в кретинизме себя обвиняла географическом. Стала по большой дуге обходить незнакомый дом. Запинаясь о корни деревьев и не без удовольствия утопая во мхах, слышала своё дыхание и отказывалась представлять, что будет, если заблужусь и останусь здесь одна. Вокруг — никаких признаков даже самой примитивной цивилизации.

Пахло согретыми солнцем травами и хвоей мощных тёмных елей, высоко смыкающих свои лапы друг с другом. Солнечные лучи пробивались сквозь них и образовывали световые столбы, в которых блестели, кружась, всякие частицы и насекомые.

Обойдя полкруга и вновь выглянув из леса, я обнаружила, что перед богатыми апартаментами стоит какая-то пристройка и большой стол, а вокруг него суетятся люди.

В этой пасторальной картине почти вся наша шайка уселась за этот стол возле бани.

«Откуда баня? Где осевшая ссохшаяся развалина?»

На столе стоял самовар. Сват уютно пыхал трубочкой и, ведя неспешную беседу с Барсом и Аленом, поглядывал, как Шура пытается настроить свой музыкальный раритет.

— Ни черта не ладится. Это похоже не на гусли, а на издевательство! А если вот так…

В это время девицы-красавицы Рысь и Машка-Мышка успели набрать ягод и орехов. Стройная блондинка, сделав комплекс из йоги, с наслаждением жевала, а девочка сидела на скамье хмурой тучкой.

«Конечно, ни в телефоне посидеть, ни на лонгборде до кафе прокатиться».

Во главе стола, в парах дыма или тумана, в большом плетёном и видавшем виды кресле восседал полупрозрачный хозяин этой идиллии — мрачный скелет в чёрных лохмотьях.

Избушка, которую мы вчера нашли, была вросшей в мрачную землю и трухлявой. Но это…

— Вы тоже это видите, да? — я подошла к столу. От ветра мои волосы вставали дыбом и двигались как живые. Фыркая, я стряхивала их с лица — лучший вид для того, кто решил сойти с ума.

— И тебе утро доброе, — в басе Алена послышалось недоверие. Он неспешно обернулся в сторону шикарных хором. Я подумала было, что это и впрямь мне одной чудится, но затем увидела его бледное лицо. Остальные тоже, мельком, как бы невзначай, глянули на дом. Кажется, у них тоже возникли вопросы. Но никто не задавал их домовому.

«Почему они стесняются?» — подумала я со свойственной мне прямотой.

Шура продолжал экспериментировать над доставшимся ему в трофеи музыкальным инструментом. Инструмент играть напрочь отказывался.

— Хватит их мучать, ёлки-моталки. Покорми, что ли! — вырвалось у меня. Со вздохом я отвернулась от горе-музыканта. Раз уж я в роли безумной, так тому и быть.

— Иди-ка ты… своими делами займись, — шикнул мне вслед едва знакомый парень.

Вот всегда так, все считают должным нахамить.

— Какая сдержанность… — проворчала я, пожимая плечами, и, понимая, что помочь ребятам в бытовом плане пока нечем, пошла в дом. Пусть отдохнут и обсудят произошедшее.

Несмотря на преображение, дом требовал усилий. Для начала стоило хотя бы подмести, поставить всё на место, смахнуть пыль и мух с окошек.

В комнате имелся подпол. Было любопытно заглянуть в него, но я почувствовала себя крайне неуютно. Словно кто-то смотрит в спину. Но домовой во дворе. Я обернулась.

Из дальнего верхнего угла комнатки на меня враждебно взирал огромный паук. Телосложением он напоминал крестовика, но был гораздо больше. В тени, высоко у потолка, его сложно было разглядеть. Знай я об этом ночью, не плюхнулась бы так просто спать, хотя арахнофобией не страдаю.

— Что-то нет веселья вчерашнего в тебе, — тихо прошелестело за спиной. За мной уже стоял домовой. — Чего от коллектива отбиваешься?

— Ого, слова современные знаешь. Коллектив. Не нравятся никому странные люди, понимаешь? Редко кому, и то — лишь поначалу.

— Со всеми надо на их языке стараться говорить. Вы и сами не заметите, как на наш, старинный для вас язык перейдёте и всех здесь понимать будете. Ежели ты странная, то в странном месте должна быть аки рыба в воде! — лохмотья домового красиво колыхнулись.

— В том-то всё и дело. Я чувствую здесь, в странном месте, что-то родное, что-то большее, чем где бы то ни было.

— Как думаешь, это большее есть в твоём мире? — скелет почесал почерневший от времени череп и ответил на мой согласный кивок. — Только ты не хочешь это замечать и чувствовать.

— Возможно, — я чихнула от пыли, споткнулась о длинный грязный коврик, свернула его и нашарила на деревянных половицах круглый кованый крючок.

— Ну, лезь, коль не боишься, — домовой с вызовом посмотрел пустыми глазницами. — Доставай припасы, что остались после меня, а то накроются медным тазом.

«После меня». Жалеть домового или нет? Отвлечь? Пожалеть себя?»

— Эх. Все молодцы, а я нет. Не умею в социальные игры играть, — продолжала я изливать душеньку, оглядывая, что меня ожидает внизу. — Так неинтересно, здесь паучар по типу того, что в углу висит, не обнаруживается. Даже крыс дохлых нет.

— Вдруг живые найдутся? — с фальшивой надеждой спросил домовой, когда я уже спрыгнула в холод подпола.

— Так просто меня не напугать. Вот если сказать, что завтра экзамен по вождению или сроки горят по работе, это сразу: «Привет, брат Кондрат»!

Когда мои глаза привыкли к полутьме небольшого схрона, в дальнем его углу что-то тускло заблестело. Пробираясь на четвереньках вперёд, я подумала, как будет глупо, если домовой меня здесь закроет.

— Интересно, у домовых бывают имена?

— Бывают. Михаилом меня звали, — с неохотой прошелестело сверху.

В прохладе подпола я находила и выуживала на свет сначала одни ссохшиеся плоды. Затем появились разнокалиберные банки, и содержимое их прибавляло энтузиазма вытаскивать ещё. С настороженностью добралась до того, что блестело в углу. Смахнув пыль, заметила, что это сморщился простейший кошелёк — вырезанный из кожи круг с продетым шнурком. Стянув его, я положила кошель рядом с банками, вымела мусор и, опираясь руками о соседние половицы, как на брусьях вытянула себя в тепло комнатушки. Закрыв подпол, я оглядела добытое богатство.

Восьмилапый обитатель дома, казалось, ещё злее смотрел из угла.

«Паук не крестовик, хреновик какой-то!»

— Твоё? — протянула я домовому кошель, не отрывая взгляда от угла со злым наблюдателем.

— Мне это давно не нужно, — прошелестело уже где-то за окном.

Быстро оглядев добытые консервы и радуясь, что приношу человечеству в лице товарищей по несчастью хоть какую-то пользу, я поторопилась, чтобы водрузить всё добро на стол.

— Молодцы, девушки, какой чай заварили, с чабрецом, — беззвучно похвалил домовой.

— Девчонки наши — огонь. Да и ты тут не один, в «цветнике» по вечерам, — улыбнулась я.

— О, только не это! — прикрыл длинной ладонью свою челюсть скелет.

— Что случилось? Михаил? — я повернулась на месте, силясь уловить мрачный силуэт на фоне окружающей яркости.

— Твоё веселье возвращается, вот что случилось… — ответил домовой, вновь оказавшись в своём кресле.

— Яся разве была весёлой? Если только вчера в бою, когда чуть руку мне не сломала своим дёрганьем, — буркнула Мышка.

— Какой ещё Михаил?! — уставилась на меня Рысь. Кажется, она реально сомневалась в моей адекватности и даже не обратила внимание на припасы. Точно, она же такое не ест. А Шура, Барс и Ален с интересом открыли, понюхали содержимое и, не забывая благодарить домового, стали пробовать съестное. Попалось даже варенье — наполовину засахаренное, но всё равно казавшееся богатством.

Домовой лениво приподнял руку вверх, показывая, что Михаил — это он.

— Почему Михаил? — глядя на Рысь, я капнула вареньем прямо на штанину и прямо возле пореза, про который уже думать забыла. Ну не быть мне крутой, как в фильмах.

— А почему Яська? — передразнил меня Михаил. — Родился. Учился. Работал.

— Стоп, что?! — Шура вытаращил свои миндалевидные разбиватели девичьих сердец, то есть глаза. — Ты был человеком?

— Был. По дереву знатно резал, — наш полупрозрачный собеседник тоскливо посмотрел на свой богатый резной дом. — Но глупость сделал. Плохое.

Мы, заинтригованные, молча ждали продолжения. Любопытные блестящие вертолётики стрекоз то замирали, то лихо кружили возле нас.

— Что сделал?

— Отравил.

Он отвернулся. Совсем, как вчера.

— Мучать расспросами не будем, — отрицательно кивал Ален. — Судить — тем более. Только теперь ты навсегда в такой, кхм, должности?

— Возможно… — беззвучный ответ тонул в звуках природы.

Было ясно, что домовому не нравилась тема о временах, когда он был человеком. Произошла трагедия, и за это он теперь служитель дома. Мне стало жаль его.

— Неужели все, кто в жизни накосячил, вот так потом маются? — Сват снова забил трубку запасённым в кармане табаком. Ответа не последовало, а казак продолжал рассуждать. — Так, получается, не только все эти домовые, лешие и иже с ними, так и боги — это тоже всё люди?

Домовой оживился, словно что-то вспомнил. Когда живёшь один — не с кем поделиться информацией. А тут столько ушей сразу.

— Верно. Все титаны-великаны, все великие и самые низшие демоны и сущности.

— А как низшими становятся? — Машка-Мышка наконец-то решилась взглянуть на домового круглыми от ужаса глазами.

Домовой оглядел нас и будто усмехнулся, хотя на черепе его итак всегда была улыбка. Он наверняка хотел ответить непослушной девочке что-то типа: «Снимают „кружочки“ свои в соцсетях и такими становятся».

Но он ответил сдержанно и серьёзно:

— Когда забывают, кто они, или уйти не хотят. Некоторые не смиряются со смертью и остаются, пока совсем не потеряют себя. Ходят по одним и тем же местам, переживают одни и те же воспоминания много раз, хотят есть, пить, как живые. Живым столько дано! И с каждым разом остаётся всё меньше и меньше от того, кем они были при жизни. Вот так и становятся низшими.

— Сплошная жуть, — вздохнул Шура и уронил ложку с вареньем прямо на струны гуслей, которые лежали на лавке рядом. Те почти не издали никакого звука, словно притаились.

— Никакая не жуть, — были бы у Михаила лёгкие, он бы вздохнул. — Скорее, печальное зрелище. Я хотя бы при деле.

Он смотрел вдаль, в синеву лесов, а несуществующие одеяния его колыхались, безуспешно пытаясь попасть в ритм с тёплым ветерком.

— Ну, ладно, ближе к делу. Знаю, у вас есть вопросы, большинство из них матерные, потому вы их не задаёте. Осторожничаете…

— Да, вопросы а-ля: «Какого хрена лютого?», «Куда нас занесло?» и многие другие крутятся на языке с первых секунд пребывания здесь, — нараспев проговорил Сват.

— И первые чуть не стали последними, — констатировал факт Барс. — Секунды.

— Это Шура виноват. Заставил нас оружием в до-ре-ми играть! — проворчала Рысь.

Получилось беззлобно, но парень не нашёл, что ответить, хлопнул себя ладонью по карманам, вскочил и удалился за угол дома.

«Кажется, это любовь».

Я постаралась скрыть ухмылку. Но усов, а тем более, таких, как у Свата, у меня, к счастью, не было. Мы с Барсом и Мышкой переглянулись и слабо улыбнулись друг другу.

— Самое главное и цензурное: зачем мы попали сюда? И где находится это самое «сюда»? — не унимался Сват.

— Сначала ответьте: с какими предметами вы попали сюда? — домовой впитывал клубы пара, исходившие от чая.

— Ну, тренировались мы. С шашками! Семь штук, всё под расчёт, — казалось, Сват скоро потеряет терпение.

— Что ж. Раз семь этих оружий не существует в этом мире, вы должны найти семь их аналогов. Это как минимум поможет вам вернуться. Как максимум — вашими руками поможет этому миру, — домовой поднял костлявый палец вверх. — Почему именно вы — вопрос не ко мне, просто попали не вовремя и не туда — случайность. Но случайны ли случайности? Место сильное вас притянуло, вот и попали в пекло, там постоянно борьба идёт.

— Каше-поле… — прошептал Барс, глядя на свои чудо-ботинки, и глаза его хищно сверкнули.

— Поле — понятно. Еле ноги с него унесли. А Каше почему? — спросила я.

— Дык, ты ж вчера видела, какую там кашу заварили! Пока мы это обсуждали, тебя где-то по лесу мотало. — Сват кашлянул. — В общем, там такая заваруха…

— Про кашу верно замечено, — череп Михаила постучал зубами. Видимо, это означало смех.

И Сват в своей залихватской манере начал рассказывать, в какое сражение мы попали. А домовой вовремя подсыпал факты и помогал логичности повествования.

Выяснилось следующее. Началось это боевое безумие в стародавние времена — то ли из-за ресурсов вроде земель плодородных, то ли из-за выхода к большой реке, то ли из-за желания разделиться на маленькие княжества. Кто воевать желает, от какого-нибудь князя монет заработать или голову сложить — тому зло пожаловать на Каше-поле. А могло бы оно быть плодородным и всем хлеб давать. Но война кому-то выгоднее.

Давно воюющим фанатикам и наёмникам всех видов и мастей намекали все вокруг — вы одно княжество, земля одна, она не отделится, не отплывёт по реке никуда, вам при любом раскладе рядом всю жизнь куковать.

— Не проще ли объединиться да вместе порядок навести? Ан нет, поди ж ты, злятся-ярятся, палицами машут, копьями трясут… — Свата захватил энтузиазм рассказчика.

— И давно уже непонятно, кто там свой, кто чужой, — на Каше-поле чем «чужее», тем лучше, — рассуждал домовой. — Например, если подойти к любому их лагерю и сказать «свои» — тут же стрелу в грудину получишь. Надо быть и выглядеть как можно чуднее (вам бы доспех справить, и ваши одеяния идеально бы подошли). Потому все, кто хочет, чтобы их не перепутали, сидят в своих лагерях до следующей внезапной битвы. Горе гонцам и водовозам… И сидят они без знаний, не могут поговорить друг с другом, даже если захотят. Как в тюрьме. Это на руку затесавшимся в путаницу шпионам. Они нашли, куда сбывать свои товары — от стремян до ядер. Хитро путают и науськивают бойцов друг на друга.

— Парадоксальный идиотизм! — воскликнул казак.

— Предательство ломает стратегии, нож в спину убивает доблесть, не о ком сказы сказывать, песни слагать, — слова домового, казалось, звучат вслух, такой скрытый взрыв эмоций в них был. Он печально взглянул на гусли Шуры. Тот заметил это, не думая, провёл по струнам и вздрогнул.

— Они звучат!

— Настроил-таки? — хохотнул Ален, унося самовар со стола.

— Не-а. Покормил… — парень поднял испуганные глаза на нас.

— Я отказываюсь удивляться, — пожимая плечами, сказала Рысь. А я вновь завертела в руках свою бордовую папку — раз у Шуры вышло, может, и у меня что-то получится?..

Всё вокруг затихло, впитывая начало новой красивой и сложной мелодии, которую, похоже, не знал и сам Шура — он наигрывал просто по наитию, для разминки, а получалось складно. В какой-то момент мелодия перестала быть гармонично-красивой, она ускорилась, превратившись в весёлую, отчего в мыслях возникал образ вихря. Не успев понять, что происходит, я упала с лавки.

«А, это Сват вскочил с одного её края, и я перевесила на втором. Зачем он так сделал?»

Казак быстро подбежал к подошедшему Алену, хлопнул его по плечу, и они начали вытворять такие кабриоли, что я так и сидела бы у лавки, открыв рот. Всегда молчаливый Барс громко свистнул, хлопнул в ладоши и пустился делать сальто. Мелодия всё ускорялась. Мы с Рысью переглянулись — происходило что-то странное. Домовой взмыл вверх и стал без остановки кружить над нами, как привидение с мотором.

На бороде Алена заблестели капли пота, чуб Свата прилип к голове, Барс, кажется, вспомнил все элементы акробатики, Рысь успела быстро стреножить себя ремнём с Мышкой, а я схватилась за стол, пытаясь не пойти в пляс. Но, так как под руку лезла и мешала эта проклятущая папка, удержаться не удалось. В процессе моих ирландских подпрыгиваний и демонстрации растяжки папка выпала из рук и… раскрылась. Посмотреть бы что там, но зубодробительная мелодия не думала останавливаться.

— Прекращай! — зарычала я на Шуру и чуть не попала себе коленом в подбородок.

— — Не могу! — парень пытался отдёрнуть руку и скинуть инструмент, он тоже обливался потом.

— Ска-А-жи-И, что-О еды не-Е! Дашь! — дёргаясь, размахивая руками, подпрыгивая и заикаясь, будто ехала на квадратных колёсах, возопила Рысь.

Шура что-то шепнул неуёмным гуслям, и всё мигом прекратилось. Мы попадали как куклы, царапина на ноге стала болеть сильнее, ещё и след от кошачьих когтей защипало.

Тишина, небо голубеет, птички поют…

— Это что за хрень была?! — как только Машка-Мышка была отстёгнута, она заплакала и, не дожидаясь ответа, убежала в дом.

— Машуль! — крикнули мы устало, но едва ли могли подняться, чтобы догнать её.

Шура сидел, боясь пошевелиться.

— Фух… пусть побудет пять минут одна. Когда один, истерить не для кого, — Ален, кряхтя и задыхаясь, опирался о стол. Сват валялся у скамейки и пронзительно смотрел на редкие облака. — У нас тут посерьёзнее тема.

— Где Барс?! — молниеносно пришло в голову всем.

Ален ещё раз громко вздохнул и направился в сторону. В траве он нашарил Барса, проверил дыхание и пульс, удовлетворённо хмыкнул, затем взвалил его худощавое жилистое тело на плечо и понёс в дом.

— Это самое безумное чаепитие, на котором мне доводилось бывать, а уж, поверьте, наши рабоче-корпоративные мероприятия — это… — махнула рукой Рысь, захватила тёплые кривые глиняные кружки и понесла их в дом.

Домовой куда-то подевался. Шура медленно и осторожно, как жилет со взрывчаткой, снимал с себя лямку проклятых самогудов. Я вспомнила про папку. Она валялась раскрытая, из неё один за другим, словно не вовремя всплывающие окна на мониторе, выкатывались свитки. Подул ветер, но листы странной бумаги даже не думали двигаться с места. Подойдя поближе, я заметила, что они искусно сделаны из бересты. А свитки — из бумаги. Дорого-богато.

— Била-била — не разбила. Пришла мышка, хвостиком махнула… — я начала укладывать всё обратно. Проверив несколько раз, убедилась — теперь папка открывается. — Но пригодятся ли мне пустые листы и свитки?

— Что это могло быть? — нервно сглотнул Шура, оставляя своё изделие на скамейке.

— Похоже на средневековую массовую истерию. Но чем и как она вызывается? — я почесала затылок.

— Я не учёный, но, возможно, вибрации и зацикленность мелодии… — Шура крепко задумался. Мы, шатаясь, молча пошли в дом.

Грех упускать возможность попариться в настоящей бане. Первыми опробовать чудо древнего оздоровления решила мужская часть команды. Оглядываясь на нас, девчонок, как бы мы без них чего не натворили, они по-хозяйски растопили печку в маленькой постройке, которую без обхода территории и не заметишь в высокой траве.

Из мыльно-рыльных принадлежностей в доме нашлось несколько щёток, старые, но чистые тряпицы-простыни, странная желтоватая штука в мешочках — мыльный корень, как пояснил домовой. В бане, как положено, имелись шайки и ковши.

— Ну вас всех в баню… — ворчала я, собирая импровизированный веник и добавляя в него растения любимым способом — наобум. Залезла в сундук, достала и повесила на его крышку тряпицы получше для девчонок, попроще — себе.

Взгляд скользил по убранству комнатки в поисках восьмилапого чудища. Но его не было на месте.

— Машуля-а… — пропела я и резко развернулась на пятках. Получилось уж слишком приторно-ласково. Но Машуля меня не слышала — она стояла на крыльце и вновь капризничала.

— Ты можешь хотя бы немного помочь? — прожгла меня глазами Рысь. — Я в няньки не нанималась.

Я судорожно пыталась понять, из-за чего сыр-бор. Но это, кажется, было уже неважно. Рысь пунцовела, я знала, что руки её сжимаются за спиной, и благородный маникюр впивается в кожу ладоней.

— Что случилось? Мышка, ты взрослая, давай как взрослые разговаривать.

— С тобой-то? — скривилось маленькое красивое личико. — Что ни делаешь — неправильно, так что лучше ничего не делай! Утром потерялась, в доме — как провалилась, зато плохой совет кормить безумные гусли Шуре успела дать! Даже посуда тобой «помытая» вся в ряске была!

Мои брови решили покинуть лоб и присоединиться к волосистой части головы.

«Вот голые пакостницы ночные, подгадили-таки в отместку!»

— Вообще-то я не терялась… — улыбнулась я. Но девочку несло. От стресса, наверное. Или так, подростковое.

— Ты что себе позволяешь? — внезапно взвилась на Мышку Рысь. — Не так всё делает, и что? Люди разные бывают, криворукие тоже! Это не значит, что можно позволять себе такое поведение.

— Но ты же сама!.. — девочка оборвалась на полфразы. Прямо на уровне наших лиц и прямо перед глазами подростка возник мой недавний знакомый. Тот, которого я не увидела на своём месте и о котором хотела предупредить остальных.

— Эт-тщ… что?.. — сильные йогические руки Рыси схватились за перила и удержали её.

— А, это паук-хреновик. Похож немного на крестовика, да? — попыталась я разрядить обстановку и в знак безопасности рискнула подставить руку под прохладное, толстое и немного пушистое паучье тельце.

Но всё вышло как обычно.

Пауза, и вот — Мышка визжит ультразвуком и задаёт такого стрекача, что моментально скрывается в зелени двора.

Паук осуждающе посмотрел на всех кучкой недовольных круглых глазок и, суча лапками и собирая паутину, медленно двинулся вверх. На головогруди его, прямо между глазков, я заметила смешной хохолок. И это стало последней каплей.

Я начала хохотать с сиплыми выдохами и хрюками. От смеха полились слёзы, я повалилась на ступеньки, Рысь изящно села рядом, странно посмотрела на меня и…

— Что, бабоньки, вы тут уже водицей балуетесь? Чего визг такой? — раскрасневшиеся люди в простынях выбегали к ручью из баньки и с опаской смотрели, как две несчастных обливают слезами и слюнями от смеха крыльцо.

— Ага… Водичкой! Ихи-хи!

— Хоа-ха! Ой! Челюсть свело!

— Ты других-то чудизмом не заражай, — Сват притормозил, с притворным укором посмотрел на меня, тряхнул головой и вновь потрусил к воде.

— Вы там поосторожнее, в водичке, а то цапнет кто-нибудь! — мы снова расхохотались.

Когда вернулась Машка-Мышка, я успела кратко рассказать про ночных красавиц, из-за которых Рыси пришлось утром перемывать посуду. Машка-Мышка смущённо протянула мне малюсенький венок из цветов. Ну как не принять извинения?

— А где этот?.. — испуганно глянула она в сени.

— Паук-то? Да, сидит, над златом где-то в доме чахнет. Всё для бани готово, юная блогерша, — я сделала книксен и, чтобы никто не боялся паука, зашла первой в дом.

Пока бойцы совершали следующие заходы в баню, девчонки устроили себе деревенские спа-процедуры, делая маски из ягод и трав. В это время я замочила в воде веники и в который раз чуть не споткнулась о длинный половик, что лежал на полу в сенях. Пока нечего делать, решила его вытряхнуть.

Развесила изделие народного ткачества между ветвей за домом, взяла палку и стала легонько отрабатывать комбинации фехтовальных ударов. Вспомнила посложнее, со «сливами» и заходами в «мёртвую зону» противника. И так кружила вокруг несчастного изделия, напевая и уворачиваясь от летевшей пыли.

— Это моя любимая мелодия! — раздалось где-то справа от меня, и коврику досталось не от меня.

— Нет, моя! — продолжала выстукивать я. — Это классика. Фолк-версия.

— Что ж, отблагодарим! Домового! За радушный! Приём! — на каждое восклицание Рыси приходился хлёсткий удар какой-то мешалкой.

— Не то что из ковра — из любого дурь выбьют, — послышалось сзади. Кажется, это был Шура.

Он не стал идти на третий раз в баню — нежное тельце юного музыканта не привыкло к такой термической жестокости.

Рысь высокомерно оценила его в костюме древнеримского дипломата в цветочек, фыркнула и взялась отнести половик в дом. Я развела руками — что с этих фитоняш возьмёшь. Шура кашлянул.

— Извини, что нагрубил с гуслями этими. Достали. Да и вся эта ситуёвина.

— Знаем мы эту ситуёвину, — я задумчиво посмотрела на удаляющуюся идеальную фигуру, увенчанную блондинистой головой и половиком на плече. Шура смутился, опустил голову.

— Поможешь, а? С какого боку подойти к ней? Перекидываемся колкостями, докапывается до меня, будто специально отталкивает.

— Не надо жалобного кота тут изображать, если я спец по амурными делам, то ты — глухонемой и без слуха. Ты ей нравишься, может, потому и докапывается? Так, предположение.

Я отвернулась, чтобы уйти, но, немного подумав, всё же решилась задать интересовавший вопрос.

— Всё-таки почему ты Шура, при том, что ты Никита?

— Что? Мне показалось, ты придумываешь, как помочь! Цветы там, конфеты… А ты! Чёрт с тобой, скажу. Папка так назвал, мамка Александром хотела, но умерла. А папаша из-за этого спился, и пофиг ему на меня было! Я писал стихи и подписывался как Саша. Стал студентом, это переросло в Шурика, стал музыкантом — в Шуру в качестве издевательства и надо мной, и над певцом девяностых. Прижилось. Это всё, что тебе хотелось узнать?

— Извини, пожалуйста. Не умею я помогать юным Ромео, — больше не находя, что сказать, я взмахнула руками и поспешила в баню, откуда вышли наши двуногие красные раки и куда заходили девчонки.

— Правильно, иди ты в баню, — недовольно фыркнули за спиной.

Мужчины походили не только на варёных раков, на сошедших с ума римских политиков в цветастых туниках из простыней, но и на гигантских детей, которые с улюлюканьем проводили проверку Барсовых башмаков-скороходов на деле.

Когда мимо меня на скорости бешеного московского самокатчика пролетел очередной римский консул, я со злостью кинула криво сплетённый на ходу венок. К моему удивлению и всеобщему хохоту, он приземлился прямо на благословенное чело Барса. Тот быстро скинул разноцветье с головы и показал мне кулак.

Намывшись до скрипа и напарившись до лёгкой слабости, мы прибрали за собой и выползли на свет божий.

Солнце скрылось за тучами, но дождя пока не предвиделось. Утомлённые, мы валялись в траве, просто впитывая природу, красоту и гармонию. Домовой подкинул сушёного мяса и грибов в предстоящую дорогу — жевать это было почти невозможно, но мужчины были довольны. Оказывается, и в нашем мире в древности такое брали с собой в походы.

За поздним обедом мы, уже не боясь, предполагали всякие варианты действий; говорили о реквизите, который предстоит собрать взамен шашек, чтобы вернуться обратно; старались побольше разузнать о здешних местах и обычаях.

— Наш идеальный выходной скоро закончится, — вздохнул Барс, осторожно поглядывая на приближающегося со стороны двора домового. — Дом становится прежним.

Резная изба и впрямь постепенно «сдувалась» и дряхлела.

— Куда всё-таки идти? Что делать? Где подобие шашек брать? — снова посыпались вопросы. Домовой жестом показал, что ведать не ведает, о чём мы.

— «Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». А ты что скажешь? — надавила на меня всегда собранная Рысь.

— Типичное техническое задание, — ответила я с раздражающим спокойствием. — Пойдём и найдём. И с предметами нашими разберёмся, они от нас всё равно почему-то никуда не деваются.

— Вам нужно к князю этих земель Карипупу. Он коллекционирует всякие диковины. Это всё, что я могу предположить, — беззвучно прошелестел домовой.

— Как? Карипуп? Земли пуп? Ха-ха! — Мышка согнулась пополам от смеха.

— Ну, как бы ни звали, а надо войну глупую остановить. Головы бы сохранить свои, — Сват пригладил разметавшуюся на ветру казачью причёску. — Разберёмся.

— Нужны ему наши головы… В крайнем случае, на Каше-поле отправит, а там мы уже были, — пожал плечами Барс.

— И мне не понравилось, — заметил Шура.

— Конечно, девчонкам такое не нравится, — ухмыльнулся бывший спецназовец. Шура размахнулся периной, но она не успела долететь до Барса, так как он с лёгкостью захватил в замок из рук длинное Шурино туловище. Туловище сопротивлялось, извивалось, пытаясь не уронить честь перед Рысью, которая, подставив ладонь под щёку, скучающе смотрела на эту возню.

Мы веселили домового до вечера, примеряя старинные вещицы из сундуков. И так нам полюбился скелет этот чудовищно-ужасный, и паук его, укором разящий, и домик старинный с окошками тусклыми и половицами затёртыми, что уходить не хотелось. Светлая грусть заразила всех, и оттого казалась пронзительной, как это небо.

Шелестели кроны деревьев, собирался дождь, а вдали уже сверкали молнии. Движение воздуха было таким свободным, таким пахнущим юностью, что мы залюбовались завихрениями гигантских туч на небе. Обрушилась стена дождя. И так уютно было под ним — крупным, холодным. Я радостно спрыгнула со ступеньки и, не рассчитав траекторию, квакнулась в мокрую траву.

— М-да, стиль бешеной лягухи, — подытожила Рысь.

— От злой щитоспинки слышу, — я схватила её за ногу, и изящной мадемуазель пришлось принимать со мной природные ванны.

— Ну и зачем мы мылись? — закричала блондинка. Я подумала, что это резонный вопрос, и выпрыгнула обратно, на подметённые и уже сильно усохшие доски крыльца.

— Вот-вот, щитоспинка так же пищит, когда злится, и ещё на лапки встаёт! — захихикал Шура и прыгнул под холодный ливень спасать свою принцессу-лягушку.

— Не одним русалкам веселиться! — я многозначительно посмотрела на Михаила. Он посмотрел исподлобья своими пустыми глазницами и показал костлявый указательный палец у челюсти.

Гроза разыгрывалась не на шутку, становилось всё темнее. Стихия поражала силой, серое, бурлящее тучами небо казалось близким — вот-вот задавит. Словно голоса невообразимых великанов с сизо-белыми бородами, звучали мощные раскаты грома.

— Что ж, братья и сёстры, ляжем спать пораньше — раньше встанем, — подытожил Ален.

После уборки, баньки и всех впечатлений мы были согласны с нашим богатырём.

Наступили сумерки, избушка стала старой, чернеющей, с щелями — едва заметным в траве подобием землянки, каким и виделась в первый день. Но уже не было страшно спать, когда за нами приглядывал во все глаза огромный вечно недовольный паук.

— Могу кочергой и половником приласкать! И носком нестиранным, — шипение промокшей и завёрнутой Шурой в покрывало Рыси грозило нам вторым приступом смеха.

— Химическое оружие применять нельзя. Конвенция, — Шура осмелел и за ответами в карман уже не лез.

— О-ох, опять словами иноземными матюгаются! — вслух нараспев простонал из-за печи домовой, отчего Рысь нервно икнула.

«Ну, да, не каждый день чемпионки по фитнесу с домовыми спят. Странно звучит, ну да ладно», — подумала я, прежде чем Чернобог швырнул меня в тёмные чертоги забытья.

Глава 6. Больше, чем ничего

Мы вышли из дома,

Когда во всех окнах

Погасли огни,

Один за одним…

Группа «Кино»

Это утро сильно отличалось от предыдущего. Туман заволок лес до самого неба, а ручья вовсе не было видно. Если вчера был познавательный выходной на красивой природе, то сегодня даже радость окружающим красотам не перекрыла сожаления о том, что этот домик уже не будет таким гостеприимным. Но нужно отправляться в путь и во что бы то не стало попасть домой.

Я вздохнула, завязывая шнурки на своих разношенных кедах. Смешно — коромысло, прялка, ветхое кружево и режущие глаз иноземные черевички.

«Стиль моды, куда деваться!»

За спиной послышался едва различимый шорох, и рядом с нами на сундук присел домовой. Одежды его, как положено, плавно колыхнулись и присели следом за ним. Плечо Михаила украшало злобное существо-биомеханизм. Оно двигало мандибулами, мол, уходите быстрее уже.

— Заходите в гости, коль доведётся, — костлявые руки Михаила легли на прикрытые подолом лохмотьев коленные суставы без чашечек. — И дом снова раздобреет, и я чем-нибудь разговеюсь. Оно ведь как — на что обращаем внимание, то цветёт, разрастается. Провианту и огниво с собой вам на крыльце оставил…

— Огонь с собой? Это как? Волшебный? — мы наперебой засыпали вопросами.

Оказалось, что волшебством и не пахло: поначалу нас будут спасать тлеющие угли, хорошо упакованные в листья и глину. Брать с собой огонь являлось обычной практикой идущих в поход в древности. Затем нас будет спасать огниво с кресалом.

— Практично, — покачал головой Ален.

— А ты думал, в сказку попал? — весело рявкнуло огромное чёрное пятно за его спиной.

— Вообще-то да. И чуть не описался… — проворчал тот и отошёл в сторонку проверять, всё ли взял с собой.

Ко всему прочему гостеприимству Михаил нас немного прибарахлил: кому рубахи, кому торбы дал, кому плат от солнца, кому онучи — обмотки для натёртых ног в пути. Нечто вроде мини-аптечки тоже удалось подсобрать с травками-перевязками.

Провожал он нас долго. То Сват чуть не забыл свой брелок-топорик, то Шура не так подпоясался. Барс в ожидании всех бродил по округе с травинкой в зубах. Но вскоре мы помогли собраться даже Машке-Мышке. Это дома она могла собираться два часа, вертеться перед зеркалами, выясняя, подходят ли эти серьги к очередному огромному балахону, попутно огрызаясь на любую фразу, и в довершение передумать куда-либо идти, скомкать вещи и лечь спать или «залипнуть» в телефоне. Или снимать на видео, как она плачет. Здесь эти номера у неё по определению не прокатили бы, да и наши с Рысью молчаливые взгляды давали это понять.

Оставив домовому последнюю слипшуюся конфету из кармана, я чуть не свалилась с того, что осталась от крыльца. И, утрамбовывая в суму ненавистную папку, подошла к Свату. Чуб его подскакивал на ветру, словно ретивый конь, умоляющий отпустить его побеситься на волю. Новая льняная рубаха его была мятой, как моё лицо по утрам, но подвязанной красивым поясом. Он, как обычно, дымил своей трубочкой и хитро щурился по сторонам.

— Такой родненький вредный цивилизованный аромат, напоминающий о доме! Станешь с тобой пассивной курильщицей. Эх. Хорошо, что мой кот ходит туда-сюда, навещает Михаила, смешит, скучать ему не даёт. Ну, а нам подвернулся редкий шанс пожить в мифическо-эпической древности.

— Скорее — выжить, — монотонно уточнил Барс, отчего Ален расхохотался раскатистым, как гром, смехом. Они вместе с задумчивым, почёсывающим затылок Шурой подошли на наше место ожидания во дворике, который и двориком-то уже было не назвать. Позарастали стёжки-дорожки… Я протяжно вздохнула, девчонки тоже подошли без настроения.

— Хватит тоски, это не наш стиль. Делать нечего, раз уж мы тут оказались… К тому же, по традиции, все домовые друг друга знают, и у нашего наверняка друзья есть, — Сват убрал трубку в карман.

— Да, ведь я харизматичен и неотразим, — прошелестело где-то сзади. — Друзья у меня имеются даже в вашем мире.

— Сеть домовых лучше сети бабушек на лавочках? — не оборачиваясь, усмехнулся Барс. Тишина прозвучала шелестом разноцветья и пением птиц.

И пошли мы в поход эпический. Хотя ничего эпического даже издали не предвещалось. Заросли превышали человеческий рост — куда идти, можно было бы увидеть, только если на время превратиться в птицу. Тут сватов маленький топорик пригодился — он хорошо отыграл роль мачете. Барс многозначительно резанул нас взглядом, обул волшебные черевички и был таков — выяснять обстановку. Вернулся хмурый: никакой инфраструктуры вокруг на много километров — ни конной переправы, ни деревни, ни лодок. Вообще ничего, кроме бескрайних просторов. Есть лишь подобие тропы или тракта, но до неё ещё добраться надо.

Мы прорубались через кусты неизвестно куда.

«Моя обычная прогулка».

— Один плюс в том, что деревень нет — слепни не летают, ведь животные не пасутся. Слушайте, может, это всё сон? Бывает коллективный сон? Или током нас бахнуло, и на самом деле лежим сейчас все там, на тренировочной поляне? Или расстройство какое… — рассуждала я вслух.

— Коллективное сумасшествие? Фи! Не обманывай себя! Мне же потом тебя с самой собой растаскивать? — усы Свата растянулись в доброй улыбке.

— Да-да. Я ещё себе могу наподдать шашкой, — мой мозг и всё остальное занялись огромными ягодами малины. Надо пользоваться дарами природы, пока есть возможность. — Особливо при изучении сложной фланкировки. Но я же и ответить себе могу! Короче, не разнимешь.

— Знатное рубилово может получиться…

— Кто о чём, а Сват опять про рубилово, — почёсывая неумолимо растущую щетину на лицах, прокрались к нам Барс и Ален. — Кажется, нам туда.

Долго ли, коротко ли мы лезли и вылезли-таки на заросшее подобие дороги. Примятая колёсами трава и засохший навоз кое-где сообщали о том, что здесь и впрямь ездят телеги. Ну, кареты вряд ли.

— Лю-юди, я вас найду… — закружился на месте Шура, подставляя солнцу лицо и длинные худые руки.

Барс пожал плечами, переобулся в берцы, привесил к поясу скороходы и поплёлся по продавленной колее в траве.

— Хорошая у тебя «сменка». Ну, кто к русским дорогам не привык? У всех дыхалка хорошая? — спросила всегда готовая к спортивным пыткам Рысь.

«Интересно, у неё дома гантели и под подушкой лежат? Или как?»

— Определённо, куда-то дорога должна вывести, — Ален вздохнул и пошёл по второй колее. Остальные поплелись следом.

Мне хотелось поныть — не люблю массовые походы, да и чутьё ничего хорошего не предсказывало. У всех нормальные артефакты, а у меня что? Пустая папка с пустыми бумажками. Но нужно было не нытьё, а смирение, терпение и выносливость.

Спустя много километров ходьбы болтать и задаваться вопросами всем надоело, трава уже рябила в глазах, да и Машка-Мышка присоединилась к моему внутреннему нытью своим — внешним.

— Приключения-удивления? Изнурение и выносливость! Попёрлись к чёрту на рога!

— Тебе ещё приключения надо? Руки-ноги на месте, вот и радуйся, — Сват протянул ей бурдюк с водой. — А ведь когда-то люди видели всю эту байду. Леших, домовых. Потом во имя выгод нарвались на иностранные веяния — обидели духов-помощников. И всё от нас закрылось.

— Возможно, — кашлянул Барс. — Главное, с ума тут не сойти, а то будем у себя в мире потом «глюки» ловить.

— Если будем, — оптимистично поправил Ален.

Шли мы, кажется, весь день, а дорога не думала меняться, и пейзаж разнообразия не предоставлял.

Вышли к чему-то более похожему на дорогу. Но радоваться сил не было, потные рубахи то прилипали к телам, то пропускали ветерок. Что было бы с нами, если бы не натуральный лён, представлять не хотелось.

«Что мы за герои такие, если просто долгая ходьба по природному рельефу так изнуряет? Как-то не по-книжному получается, не „по-попадански“. Хорошо, что не случилось ничего пока».

Над дорогой местами смыкались кроны деревьев, здесь было темнее и как-то укромнее — можно хотя бы ненадолго спрятаться от солнца и однообразия.

Мы шли вдоль пути и сетовали, что за всё время не проехало ни одной самой захудалой лошадки с пастушком. Попели немного. Когда в третий раз затянули «Батарейку», силясь спеть её синхронно и до конца, никто не обратил внимание на шевеление в кустах обочины — мало ли всякой живности бегает, если что — спугнём громкими матюгами, коих у нас всегда в избытке.

«Самый страшный зверь — это людь».

Чутьё меня не подвело.

Странные субъекты не выскакивали на нас из кустов, как в старых фильмах. Они, видимо, давно следя и обогнув нас по зарослям, вальяжно шли навстречу.

— Ура! Люди!

Я не успела остановить обрадованного Шуру, как он кинулся к неизвестным навстречу, обнял, похлопал почти каждого из доброй дюжины и уже было собрался спросить, как дойти куда-нибудь. Сват фыркнул. Ален поморщился.

— Парень. Ты перепутал… проверка ярлыков, старший уполномоченный младшего аркана.

— Арканите всех тут. Разбойники, короче, — тихо подытожила я.

«Я сказала это вслух?!»

Мы все стояли и панически соображали, что делать.

Внимание одного из «сотрудников» переключилось на меня. А их выходило из кустов всё больше.

— Так, девушка, предъявляем ярлык или плату. Это платная дорога. Объясняем сотрудникам нахождение здесь без ярлыка.

— Вы так быстро придумали, что у меня нет ярлыка! — изумилась я. Скорее, своей дерзости, чем разбойникам со странным разрезом глаз и формой ушей. Мысль о том, что нам не нужны проблемы, промелькнула, но я была быстрее. — Сейчас я вам предъявлю документики…

«Раз уж мне достался самый бесполезный артефакт, пусть нас запишут в душевнобольные, была-не была, попробуем!»

Вопрошая саму себя, что творю, я достала папку. Казалось, она потяжелела. Это, наверное, из-за того, что вечно испытываю тревожность, когда какие-то сотрудники пытаются что-то выяснить. А тут ещё и такие, да на безлюдной дороге. От моего волнения папка сама раскрылась, и из неё выкатился развернувшийся свиток. «Инспектор» с резным кинжалом за поясом и странной формы ушами недоверчиво посмотрел на меня, подобрал конец свитка, долго впяливался в написанное там (я же видела, они раньше были пусты!). Остальные пытались заставить нашу компанию вывернуть сумки и карманы. Лучше всех держались Ален и Барс.

Мой «читатель» поднял на меня глаза. Они были какими-то светло-сиреневыми. Эльф, что ли? Но их на Руси не было. Или были? Чудь была всякая, конечно…

«Наживы захотели! Ну, сейчас!»

— Товарищ старший младшего чего-то там, предъявите разрешение на работу в данной местности.

Разбойник ошалело посмотрел на меня. Остальные перестали развязывать свои сумки.

— И печать княжескую, пожалуйста. Вот такого образца, — из моего кладезя бюрократии выкатывались и выпадали новые бумаги, с подписями и печатями. Эльф пытался отгородиться статьями и угрозой написать какой-то протокол. А я только входила в раж. — Объясните нам, по какому пункту какой статьи княжеского свода законов вы нас задерживаете. Ладно, это с князем выясним. Вы не местные, верно? Регистрация у вас, хотя бы временная, на этих землях имеется?

На меня нацелили лук. В упор. Очень неприятное ощущение. Логично — чтобы князю не сказали и чтобы злачное место затем не было прикрыто.

Ален аккуратно встал между мной и лучниками, которые по очереди поднимали свои оружия.

«А если рука врага случайно ослабнет, подведёт, и стрела-таки вылетит?»

Я не знала, что делать, видя перед собой могучую спину в прилипшей к ней рубахе. За спиной сильные руки сжимали тот самый арапник.

«Ален, что ты де…»

Услышав громогласное: «Ложись!», все мы рыбкой прыгнули в сторону от дороги, в траву. Протяжный свист, резкие щелчки, шорох чего-то быстро перемещающегося…

Всё произошло за доли секунды. И вот, мы с Рысью и Машкой сидим в обнимку на попах ровно, смотрим на удивлённого Свата. А над нами возвышается по-прежнему целая и невредимая спина Алена. Над этой спиной и бородатой головой в такт музыке свистит длиннющий хлыст.

— Музыке? — я словно только что проснулась в незнакомом месте — вопросы возникали один за другим.

— Да, пусть потанцуют до вечера, а там и отдохнут! — Шура улыбнулся и, не переставая перебирать струны одной рукой, галантно подал Рыси вторую.

— Где Барс? — я завертела головой.

— Я здесь, — чуть поодаль от нас хитрый боец демонстративно потряс связкой ремней. Они зазвенели пряжками и латунными накладками. — Танцевать им чтоб ничего не мешало.

«Для „сотрудничков“ сегодня неблагоприятный гороскоп».

Разбойники, придерживая штаны и осыпая всё проклятиями, показывали дикую пляску на дороге и старались удалиться. Я с трудом утрамбовала бумаги обратно в папку. Они были чисты и невинны — без единого чернильного пятна.

— Как ты так быстро переобулся?! Берцы же расшнуровывать надо! — удивилась Рысь и обратила внимание всех на Барса.

— Чш-ш… — легко поднял за руку Мышку любитель военной формы и загадочности. — Заходя издалека, скажу: не люблю переобуваться в воздухе, всегда слово держу и мнение отстаиваю. Но тут пришлось переобуться. Почти в воздухе. Такой реквизит достался. Ну а ты, Пантера, здорово их отвлекла.

Услышав это, Ален загрохотал смехом так, что я подпрыгнула. Рысь, тоже вздрогнув, ткнула его кулачком, подобрала сумку и пошла дальше по дороге — уже, как и мы, без спортивного энтузиазма, задумчиво теребя край своего свёртка.

У меня из папки на траву вновь что-то выпало. Это была небольшая пёстрая книжица.

— ПДД! А я думала, куда она подевалась. Что смеётесь, опытным нужна, а новичкам — тем более.

— Согласен, — сквозь смех выдавил Барс. Уж он-то мастер и драться, и разную технику водить.

Мы стали благодарить Алена, но он молча остановил наши тирады движением большой ладони и показал взглядом на вторую. В ней мирно покоились два кожаных кошеля.

— Арапником отстегнул. Ну, Барс, мощно ты это с ремнями просвистел, тебя аж не было видно.

— Себя бы видел, властитель-дрессировщик.

Монет внутри кошельков оказалось немного — не напромышляли горе-разбойники сегодня ничего. Но у нас свои ещё были, из подпола домового.

— Ну, это больше, чем ничего, — захохотал Шура. Рысь взглянула на него. На меня она так по-доброму в жизни не посмотрела бы. — Эх, покушать бы теперь на эти монетки…

— Кто о чём, а вы всё о еде, — засмеялась блондинка.

— Дела насущные… — развёл руками Сват.

А я думала над Шуриной фразой: в папке оказалось больше, чем ничего. Смелость наших ребят — гораздо больше, чем ничего!

Глава 7. Творческие вечера

Мы не заметили, как прошли почти целый день, не делая привалов и лишь иногда отлучаясь до кустиков.

— Вот мой ужин, — Машка-Мышка шутливо подобрала мелкое полузасохшее яблоко, положила на свою тарелочку и закружилась с ней.

— Опять худеем? Нам тут узники концлагерей уставом не положены, — я хмуро посмотрела на Мышку, зная любовь девчонок ко всяким комплексам и к самому огромному из них под названием «надо худеть». Зачастую чем красивее девчонка, тем больше у неё этих комплексов. Машка продолжила кружиться и дурачиться, пока не врезалась в меня и пока её «ужин» не закружился на блюдце, как заведённый. Она резко остановилась и уставилась на блюдце.

— Маш, мы понимаем, что ты по планшетам-телефонам соскучилась. Но не настолько же! — засмеялась Рысь.

— Эм… Лучше подойдите сюда кто-нибудь, — настроение девочки резко изменилось.

Подошли все. И уставились на блюдце. Пока яблоко делало круги по блюдцу, оно стало транслировать мутные картинки. Чем больше ускорялось яблоко, тем чётче становилась картинка.

— А это… безопасно? — шёпотом спросил Шура. — Не блюдце, а коллайдер какой-то.

— Тише ты! — в очередной раз оборвала его Рысь.

Блюдце показывало окрестности, но ничего интересного там не было. Потом показало несколько силуэтов на дороге, которые столпились и внимательно что-то изучали.

— Это что за хмыри? Они тоже у меня попляшут! — вновь страстно зашептал Шура.

— Плясали уже, хватит! Мы это, не видишь, что ли? — фыркнула Рысь.

Я посмотрела наверх и вокруг — никаких птиц, коптеров, камер и тому подобного видно не было.

— Вот это прикол! — сдавленно воскликнула Мышка, будто бы от громкого голоса всё волшебство распадётся. Блюдце покрутило яблоко ещё немного, показало дорогу, отходящую от тракта налево, какую-то блеклую надпись и закончило на сегодня свою работу. Как Машуля ни трясла, ни уговаривала — блюдце оставалось простой посудой.

— Что это такое! Даже древние мобильные средства здесь связь не ловят.

— Ещё спроси, что у них за оператор тут, и почему вышек нет, — рассмеялся Сват. — Что там хоть написано было? Куда оно ведёт?

— Вроде «хрю», что-то такое, — Мышка пожала плечиками.

— Хрю? И на кой нам хрю? — задумчиво нахмурился Ален.

Вечер подкрадывался, чтобы окутать всё прохладой, мы продолжали идти по тракту и разгадывать, что за надпись нам показала чудо-посудина. Путь становился всё шире, утоптанней.

И вот — наша гордая команда, сутулясь и закатывая глаза, остановилась у показанного нам блюдцем поворота. Что за ним — неизвестно.

— Может, «хрю» — это ферма какая-нибудь? Переночевать попросим. Пойдём? — осторожно спросил Ален.

— В свинарнике? — поморщила носик Мышка.

— Хоть и в свинарнике. Не бояре, выбирать не приходится, — подытожил Шура. Мы, проголосовав большинством, пошли в таинственный поворот, над которым смыкались кроны старых дубов и делали сумерки всё более мрачными.

«Конечно, где помрачнее, нам туда!»

Спустя несколько минут ходьбы поворот вывел нас к небольшому трактиру или харчевне — в общем, к столовой, питейному заведению и хостелу в одном флаконе. На нём красовались тусклые фонари, потрескавшаяся резьба и замызганная, в последнюю очередь привлекающая внимание вывеска. Внутри горел тёплый свет, доносились шум, выкрики, смех, звон стекла и стук глиняных изделий о столы.

— А вот и «хрю»! — закричала Мышка и указала пальцем на вывеску. Пришлось подойти очень близко и прищуриться, чтобы прочитать: «Хрючевня».

— Харчевня «Хрючевня» — жри, как свинья! Чего уставились? — от резкого сиплого голоса мы вздрогнули и повернулись одновременно.

— Здравствуйте. Нам это… поесть бы, — скромно попросил Сват. Живот Алена, в подтверждение слов казака, громко заурчал.

— Понаехало иноземщины всякой… — усталый мужичок обречённо прошёл внутрь трактира. Видимо, это означало приглашение зайти. Как ощипанные, грустно торчали в стороны бывшие когда-то рыжими его бакенбарды. Даже пузико мужичка висело вниз и выглядело усталым.

Да, скорее всего, мы своим видом напоминали иностранцев-шпионов или сумасшедших с Каше-поля. А чужих нигде не привечают. Но — что поделать…

— Как усталым с войной и прочей неразберихой разбираться? Пойдём поедим. Заодно и спросим, можно ли заночевать, да как к князю экономичней доехать, — прогудел Ален, словно нас надо было упрашивать.

— Тебе лишь бы котлетикой позаниматься, — Рысь сделала глубокий вдох свежего воздуха и шагнула за ним в кислый бражный смрад. Шура тут же нырнул следом. Сват хлопнул в ладоши, довольно крякнул и отчаянно пропал в шуме вслед за ними. Кушать-то хочется, а запасы жалко тратить. Мы с Машкой и Барсом посмотрели друг на друга и, любопытно озираясь, ввалились внутрь.

Громкий, не самый добрый смех и беседы разных существ, именуемых общим словом «люд», звучали гомонящим фоном, дым от разных воскурений заставлял щуриться и кашлять, но не перебивал общего неповторимого амбре с яркими нотками кислятины, железа, пота, браги и шлейфом свежевыделанной кожи.

— Не изволим носа воротить, потому как неизвестно, имеются ли в округе другие заведения, — заметил нам мрачный тип с бакенбардами, заходя за липкую от разных напитков стойку. Сделана она была когда-то из добротного тёмного дерева, но, как и вся местная скудная мебель, была в сколах, порезах, кое-где виднелись зарубки от топора…

— Да, воротить нос некуда, — тихо проворчала я в сторону Свата, который плюхнулся за стол ближе к нам, девчонкам.

Скромным наш заказ был… бы! Если бы мы отправили заказывать не Алена с Шурой. А пока наша приметная группка старалась изобразить стандартные посиделки в московской забегаловке, рассаживалась по местам и тихо разглядывала досочно-деревянную обстановку вокруг, я задумчиво изучала огромные щели между кривыми необработанными досками наспех сколоченного стола. Видимо, столы здесь — расходный материал.

В общем шуме и суете вспомнила, как в своём мире, идя по улице среди многоэтажек, могла резко оглянуться прямо на смотрящего на меня человека из какого-то окна среди множества других окон. Так и сейчас: я вдруг подняла взгляд на то, что настойчиво, давяще смотрело на меня.

В глубине помещения, у противоположной его стены, в тусклом свете жирных ламп одиноко восседал некто, кого одновременно и проще, и сложнее всего было назвать «инкогнито».

«О, здесь водится жуткая смесь из дементора и восточного наёмного убийцы».

При всём тихом великолепии, персонаж был вполне себе непрозрачным человеком, с человеческими пропорциями, хоть и очень высокий. Лицо его, как водится, скрывала тень капюшона, но я точно знала, что наша компания даже среди пестроты местных посетителей привлекла его внимание. Я поспешила притвориться, что просто осматриваю всё вокруг, продолжая чувствовать тяжёлый взгляд.

«Тянет чудищ разглядывать. Чем меня вон те девушка и юноша краснощёкие не зацепили? А этот… И как он что-либо видит в капюшоне? Сама люблю этот головной убор, но при его эпичности есть недостаток — не видно ни черта».

Однако обладатель титула «ни разу незаметное скопище мрака» всё прекрасно видел. Вокруг него было пусто, даже самые отъявленные пьяницы не хотели такого соседства. Я тряхнула головой, стараясь думать о насущном.

— Один раз живём! — в своей позитивной манере воскликнул Шура. Кто-то из местных поднял за это кувшин. Вечный студент небрежно кивнул. — Несите на этот стол!

Рысь неодобрительно посмотрела на него. Осмелел парень. Похоже, просто надоело ему бояться всего и вся. Что ж, будем ожидать, сколько монет с нас запросит за всё это роскошество грустный владелец и слуга этого заведения. Но, недоверчиво потыкав всё двузубыми вилками, накинулись мы на еду без лишних комментариев. Здесь и птица какая-то пострадала и попала в печь, а затем вместе с овощами — в наши животы; и поджарка овощная; и рыба неимоверно вкусная — даже нечищеная и без специй; и лепёшки горячие с местным сыром; и компот с медовухой. От браги я наотрез отказалась — для меня это был запах лихих голодных девяностых.

Наевшись, что называется, от пуза, я попыталась снова, как бы невзначай, посмотреть, не несёт ли нам опасность кусок тьмы в капюшоне. Незаметно не получилось — он по-прежнему смотрел на нас, неспешно попивая что-то дымящееся из огромной кружки.

«В огромных сапогах и плаще. Точно — маньяк какой-то!»

Маньяк неожиданно аккуратно приподнял свою кружищу вверх и легонько кивнул мне. Я нервно дёрнула уголком рта и только сейчас заметила, что по лавкам за соседним большим столом бойко рассаживаются мелкие, самые что ни есть настоящие, классические, прямо гоголевские черти!

— Народ, не падаем в обморок, это они подсказали, что брать, — воскликнул Шура и принялся кормить свои гусли тайком — под столом. Но с моей стороны было видно, как они едва не откусили ему пальцы.

— Дурень, тебя проверяли, насколько ты богатенький мальчик… — прошептал Сват, опуская под стол чарку с медовухой и подливая гуслям, чтобы те успокоились.

— Что ж, посмотрим тогда, как они нас облапошивать будут! — не сбавляя громкости, сказал Шура.

Черти даже как будто обиделись. И от такой обиды, не сговариваясь, чокнулись маленькими стаканчиками и одновременно опрокинули их в свои красные глотки. Потом повторили процедуру. Потом ещё. Маленькие чёрные глазки засияли ярче, разговоры и сплетни полились рекой.

«Какой интересный информационный ресурс попался».

— Кто это? — едва слышно спросила я у них, еле кивая на чёрное пятно в том конце зала. Один из суетливых рогатых чудаков, конечно же, понял, кого я имею ввиду. Он с опаской оглянулся прямо на того, кто чуть склонил набок голову в капюшоне в дальнем конце зала. Чёртика передёрнуло.

— Это… — он получил от соседа тычок копытом под столом. — Кхе! Где? О чём ты?

— Сколько медовухи выпила? Дева, сознавайся! — встряли остальные рогатые.

— Какая я вам дева? — зашипела я. — Нисколько не выпила!

— Это и плохо! Отвратительно! Прийти в Хрючевню и не нахрючиться — оскорбить заведение!

Сват, смеясь над мелкими алкоголиками, подвинул мне наполненную кружку. Возникло ощущение, что маньяк, непрерывно наблюдающий за нашей компанией и невидимый остальными, тоже смеётся. Смеялась и наша команда — то ли от чертей этих, наряженных в яркие шаровары, то ли от моей трусости, то ли от всего сразу.

Я махнула кружку медовухи — она была мутноватая, вкусная и пилась легко, как компот. Но — компот-компотом, а забористо. Ноги расслабились, мышцы глаз как будто тоже, тело объяла теплота и нега. А настроения прибавилось. Даже не столько настроения, сколько отчаяния какого-то.

— Так что вы за черти такие? — поинтересовался Ален, ставя локти на стол и подпирая сложенными в замок пальцами подбородок. Мышка с любопытством разглядывала разнообразные «плохие примеры», что окружали нас и самих чертей тоже. Я незаметно кивнула ей в сторону — видит ли она маньяка? Она утвердительно кивнула и опасливо пожала плечами. Барс неспешно ужинал, на чертей посматривал брезгливо. Но постепенно брезгливость превращалась в смех над этими ряжеными. А мне надоело то, что расслабиться не представлялось возможным, напрягал этот тип. С моей тревожностью только его и не хватало.

— Мы? Отставить «черти», прошлый век. Мы — кизяки! — сиял гордостью самый крупный и пузатый из них. От ощущения собственной важности чёрное пузо его, плавно переходящее в шею, выпятилось ещё больше. — Добровольно охраняем покой жителей, за трезвостью и порядком следим. Черти — наши предки с чертогов разных, потому так и называются. Никто нам не указ!

«За опустошением бутылей и кувшинов — не только следят, но активно участвуют. Общее только одно: настоящие казаки тоже, кхм, с разных чертогов».

— А ты их атаман, значится? — Сват еле держался, чтоб не засмеяться.

Под разговоры о казачестве, политике и князе Карипупе, непонятно как перешедшие на тему о категорическом запрете бить женщин (о котором здесь, кажется, не знали), Шура, слава богам, не используя гусли, затянул: «На-а горе стоя-ал каза-ак!»

После народ стал по очереди говорить тосты — чем смешнее и забористее, тем лучше. Я никогда не умела сочинять пожелания, но, раз у нас такой душевный вечер складывался, встала и, мечтая избавиться от марширующих мурашек, посмотрела прямо на маньяка:

— Чёрный воин, мрачный жнец,

Полон скорби всех сердец.

Без племени и рода,

Без солнца и луны —

Язык без перевода

И древо без коры.

Казалось, что он напрягался всё больше с каждой прочитанной строчкой, а я издевательски продолжала:

— Меч из ножен — снова тьма.

Мы так схожи, мы — война.

Снова в путь — ничто не держит,

Где не ждут — явись небрежно.

— Вот, выдала! В честь чего? — хохотнула Рысь.

«Смейся, королева спортзала, главное, что слежка за нами вскрылась».

— А вон… — я кивнула на уже пустой стол в конце зала. Пока все тянулись друг к другу грохнуть кружками, чарками, стаканами, кубками, братинами, маньяк исчез. — Уже неважно.

— Пырился-пырился, да свалил! Твой, небось! — легонько боднула меня в бок круглой головой с белёсыми пятнами и мелкими рожками молодая кизячка. — Поди, помирать скоро.

«Оказывается, все всё видят, и вскрывать было нечего. Эх, дамочка запамятовала, что говорить про этого субъекта им почему-то нельзя».

— Мало ли, кто на нас, странных, косится, — аккуратно отстранил её вялые попытки бодаться Сват. — С чего помирать?

— И правда, нужна я даром инквизиторам каким-то — тем более со своей чудо-магией. Натерпелись загадочных психов в жизни, спасибо, не надо, накушались.

— Пральна, не должна девка столько жрать! — не унималась глуповатая самка чёрта.

«Интересно, можно ли так называть их особей?»

— А это уже оскорбление, — сказала я. Маньяк этот напрягающий, попытка обмануть меня, наглость чертей…

В то же время к нам в очередной раз подошла женщина — работница сего достопочтимого заведения. Она сдержанно улыбнулась нам и забрала посуду. Хотя бы это здесь берегли, и кто-то претендовал на адекватность. Выглядела она румяно и как-то обнадёживающе, телосложением была плотна и не ленилась свою стать демонстрировать. Её можно легко понять — вырез, приоткрытый ротик и вьющиеся локоны позволяли зарабатывать неплохие чаевые от посетителей. А особо наглых можно и подносом тяжёлым отоварить. Сжалилась она над сирыми и странными, напросились мы переночевать, пусть и на чердаке — хоть какая-то крыша над головой.

— Лихо ты этого спровадила, — остальные черти закивали туда, где минуту назад сидел маньяк.

— В каком смысле — этого? Вы же все делали вид, что его нет! — мой взгляд исподлобья был, конечно же, проигнорирован.

— Дык, потому и делали, что он тут был. Странный тип. Ужасающий. Мы тоже как ты хотим — прочитала стих непонятный, и он — фьють! — исчез, как не было.

— Братан, если ты ему стишок прочитаешь, знаешь, что он с нами сделает? — приобнял чёрта пьяный сотоварищ. И показал своим загнутым когтем у горла. — Кр-р-рк!

«Вот же какие они… Не так уж много я съела. Это Рысь только овощи и маленькие пирожки употребляет. Ну, понятно, жизнь же — сплошная череда удовольствий, зачем нам ещё одно в виде еды? Хм. Может, и вправду тот чёрный просто смотрел, как я жадно уминаю всё на своём пути? Или как ошарашенно озираюсь. Тьфу, мадам, вам сколько лет — стесняться и комплексовать перед неизвестно кем!»

Прогнав все эти мысли, я заметила, что кизяки расспрашивают Свата о таких ерундовых вещах, которые обычный казак и так знает. Он односложно отвечал, продолжая закусывать. А они расспрашивали его с таким видом, будто это были мудрёные вопросы с подковыркой. Дошло до свадебных обрядов — у кого какие. Сват отмахнулся от них, вновь закурил трубку, что-то вспомнил и начал открывать нам кладезь своих историй. В этот раз мы узнали, как он с кумом сватал своего друга-казака за какую-то артистку-красавицу. Мы не забывали вворачивать свои шутки в его историю и давиться со смеху.

— Обещал нам порассказать всякого за чаркой чего-нибудь позабористей. Вот, момент настал, не отвертеться, — я икнула. — Представилась передача про женитьбу. Всё чинно-благородно: «Итак, комната жениха!» Шумиха, свист, клинки летают, кто-то дымовуху принёс, веселье, камера падает, отрубается.

— Так оно и было! Ты ясновидящая? — Сват сделал серьёзное лицо, отчего стало ещё смешнее.

— Какое там «ясно», близорукость у меня. Так, стоп, как оно было? В телевизор-то каким сквозняком тебя занесло?

Пока он рассказывал, в какие удивительные дебри его заводила жизнь, черти — завсегдатаи заведения — пошли друг с другом в пляс, выделывали что-то на манер гопака. Смотрелось смешно и неказисто.

— На «передок» бы вас, на Каше-поле… — выдёргивая из своей стойки забытый кем-то нож, проворчал трактирщик.

— Что мы, дурни какие — туда соваться?! За кого нас держишь, милсдарь Еремей!

— Держу вас за ряженых, ради выручки — народ поглазеть-посмеяться ходит. Да только больше убытку с вас!

— Помилуй, хозяин, мы ить покруче любого душеспасителя будем — и выслушаем, и поддержим! Вот, глядите, бравый казак, а по-старинному козак, виды видавший — мужчина хоть куда! А от девок шарахается.

— Ну-ка, пятачок закрыл! — прогремел Ален. Шура ошарашенно оглядел нас. Все вокруг неодобрительно загалдели.

— А чего? Чего сразу «закрыл»? — заорал другой чёрт. Разномастные завсегдатаи заведения с дальних углов стали прислушиваться к импровизированному спектаклю.

«Культурная публика, не иначе. Что тут дают по пятницам? Боевую драму?»

— Приглянулся он дамочке, нашей наливайке. А сам того в упор не замечает! Или вид делает, что никакого отношения вообще тут ни к чему не имеет.

— Чур, упаси от отношений… — прошептал сам себе Сват и даже чуть побледнел. Это вызвало у нас удивление не меньше, чем хамство кизяков. Вот это да, человек такие виды повидал, от пуль не убегал, а тут на тебе: женщина — самая страшная напасть…

Кружки грохнули по столу.

«Ой-ой».

Обслуживающая наш стол фигуристая дева с обрамляющими округлое личико русыми локонами отделилась от посуды, преисполнилась решимости, да так, что весь мужской пол как-то незаметно отпрянул, и Сват остался один в проходе между лавок и столов. Он секунду подумал и выпрямился во весь рост — так и быть, готов встретить любые невзгоды.

Женщина в полной тишине устало подошла к нему. Пристально всматриваясь в его светлые голубые глаза, она чуть склонила голову, вздохнула, и рука её в подвёрнутом широком рукаве с кулиской оперлась на рядом стоящий стол. Мы не знали, к чему готовиться. Сват, не отрывая взгляда от её лица, сдул свой чуб со лба.

— Не все ж бабы твари, а? — тихо, но напористо спросила она. Голос её оказался чуть более низким и грудным, чем ожидалось. Казалось, что даже тусклый свет ещё немного приглушился. Сват почесал затылок.

— Не все… — эхом повторил он. Конечно, попробуй, с женщиной поспорь… Затем лицо его просияло, он словно впервые смотрел на ту, что стояла перед ним. Смотрел он сверху вниз, но очень внимательно. И едва не улыбался.

— Может, это твои тараканы в голове просто находят таких? — искренне спросила она. — А нормальных не видят, не интересно же. Никто до истерики не доводит, тарелок не бьёт и нос не задирает — скукота!

«Чую, кто-то третий раз за день трубку набивать будет».

Эффектная дама развернулась и ушла. Мы с Рысью отметили для себя, что невольно киваем её словам. Независимо от пола — привыкли люди любить все эти терзания, неврозы и тому подобное. А когда нормально — даже не про что спеть и написать.

Барс расселся на лавке и, сыто ухмыляясь, смотрел в тусклое тёмное окошко на непогоду, ветром сгибавшую деревья. У него была интересная привычка: будучи незаметным, он всегда располагался так, чтобы наблюдать всю обстановку вокруг.

Сват задумался, словно отыскивал тех самых тараканов в голове. Затем улыбнулся, глядя вслед удаляющимся полам юбки, хмыкнул, закрутил ус и хитро посмотрел на Алена, который подходил к нему — то ли с желанием приободрить, то ли пошутить.

Один чёртик побежал было за девушкой и хотел кинуться ей на спину, но Сват тут же сделал молниеносный выпад и схватил его за хвост.

— Не подмазывайся ко мне, нечисть! Женщин обижать нельзя.

— Наших бьют! — обиженно и истерично заверещал шкет. — Всё из-за баб!

— А не из-за того ли, что мы как дураки себя с ними ведём, а?! — прорычал Шура и увернулся от прыгнувшей на него злобной рожи с острым языком.

— Тьфу! — Сват брезгливо отшвырнул в сторону хвост, а вместе с ним и его вопящего чёрного обладателя. Рогатые собратья тут же подоставали маленькие нагайки, кинжалы и ощерились на нас. Кто-то из посетителей спешил покинуть заведение, а кто-то, насытившись хлебом насущным, в азартном предвкушении ожидал зрелища. Расстегаи встали комом в горле — мы тоже ожидали, что черти, несмотря на их многочисленность и сплочённость, сейчас у нас будут летать, как бантик на верёвочке.

Сват отделился от команды и подошёл ближе к сгустившейся толпе рогатых лиходеев.

«Точь-в-точь злые гастарбайтеры на подмосковной детской площадке!»

Подумав это, я уже боролась, но только с собой, пытаясь не испортить момент конским ржанием, которое настойчиво рвалось наружу. Выхватив из руки растерянной Рыси пучок зелени, я заткнула ею свой рот и молила всех тутошних божков, чтобы не хрюкнуть в Хрючевне — иначе меня разорвёт. А ведь я даже ещё, как говорят кизяки, не «нахрючилась».

Из толпы выступил их округлый лоснящийся атаман в красных шароварчиках. Минуту они мерили друг друга взглядом — ряженый рогатый кривляка и настоящий, достойный коня, шашки и уже имеющий медали за боевые заслуги казак.

Взгляд нашего старшего товарища постепенно становился тем самым, что на Каше-поле — назовём его многообещающим. Стоять просто так надоело, и Сват резко подул на кизяка.

— Ладно-ладно, что горячиться-то сразу… — вздрогнул их атаман, как-то съёжился и отошёл к своей толпе, которая пятилась и шипела.

— И это всё? — раздалось откуда-то. Мы тоже немного разочаровались — уже морально напряглись, приготовились к садизму, заприметили, под какой стол Мышку прятать. А может, оно и к лучшему — черти хитрые, проворные, подлые, вряд ли честно биться будут, да и быстро не устанут. Но эффект неожиданности, похоже, действовал на них сильнее любого оружия.

Как говорится: «Лучше тот бой, которого не было». Мы уже было успокоились и собирались завершать нашу странную трапезу, но внезапно мимо моего уха что-то просвистело, и это оказалось совсем не к лучшему.

Всё произошло в один миг, но словно в замедленной съёмке: вот мимо меня прямо на наших ребят летит красивый такой кувшин с кривым узором у горлышка; вот Ален рефлекторно закрывает своей ручищей девчонок; вот ещё ничего не понимающий Барс замедленно жуёт кусок сыра и поднимает взгляд; вот Сват азартно, чем-то мощным по привычке разрубает несчастный кувшин, пока тот не прилетел кому-нибудь в голову.

Время снова затикало с нормальной скоростью. Кувшин был наполнен неплохим вином, и когда он разлетелся вдребезги, оно, изобразив красивую бордовую кляксу в воздухе, разлилось, и брызги залили наш опустевший стол. Сват стоял в полном удивлении и восторге, потому что теперь в его руке вместо мелкого, почти шуточного топорика был тот самый сверкающий бердыш.

— Кто это сделал? — подскочил Шура, реагируя на бросок. Все тоже вскочили с мест.

Для меня гадость со стороны чертей была ожидаема. Но в начинающейся суматохе Рысь помахала мне рукой и показала на Мышку. Мы уставились на неё, и она показала на какого-то забулдыгу, похожего на гоблина. Ясно, кто зачинщик-провокатор.

— Ах ты, маленькая дрянь глазастая! — прошелестел он сквозь редкие зубы в своей серовато-зелёной пасти и кинулся к нам. За это сразу же получил от кого-то из сотоварищей в челюсть. У многих «по синей лавочке» чесались кулаки.

Молчаливый и почти задремавший среди ароматных расстегаев Барс посмотрел на свою облитую вином рубаху, встал из-за стола и нехорошо улыбнулся. Он не только оружие и технику начищает — он во всём любитель чистоты и порядка.

«Теперь точно — всё!»

Моя догадка оказалось верной: мебель здесь — расходный материал. Черти — тоже, ими удобно кидаться. Но стульями всё же удобнее.

Можно сколь угодно говорить, что драка — это что-то животное, садистское, стандартное. Но все мы наполовину, если не на большую часть, животные. От этого не откажешься, это надо подружить с высоким сознанием, культурой и прочими абстракциями. И нашей психике иногда так необходима первобытная разрядка! Сейчас, перескакивая через лавки, со злой радостью уворачиваясь от летящих предметов, я нервно хохотала и защищалась каминной кочергой.

В этом небольшом помещении Ален не стал доставать из-за пояса арапник. Да и зачем, если можно пустить в ход против пары надвигающихся огромных големов-охранников свои мощные кулаки? Рысь швырнула Мышку с блюдом недозревших яблок под стол, откуда хитрая девчонка эти яблоки выкатила, да так, что кое-кто из беснующейся толпы наступил на них и попадал. Сама блондинка, на миг облокотившись о стол с одной стороны, совершила гимнастический кульбит, перелетела через поверхность стола и схватила поднос с другой стороны. Она начала применять его не по прямому, а по ударному назначению. Барса не было видно — он сразу исчез в толпе, незаметно прикрывая остальных.

Посреди беснующейся вакханалии стоял счастливый Сват. Казалось, он пребывал в своём мире, где на него медленно садились бабочки и пели райские птички. Теперь он понял, что топорик — это некий трансформер, и не пропал его прелестный бердыш на Каше-поле, а всегда был рядом. Как ни смешивалось, ни вопило, ни каталось кубарем всё вокруг, а помешать наслаждаться моментом казаку с огромным лезвием на древке не решался никто.

В меня прилетела луковица. Скажу как знаток — попадание варёной не так больно, как свежей. Однако синяк на спине будет, неприятно. Я отправила овощ в обратном направлении и увидела, как трое огромных големов постепенно выталкивают Алена за дверь. Ещё двое начали удалять из помещения всех остальных без разбора. На меня откуда-то нечаянно свалился Барс, но в полёте успел извернуться и всего лишь отдавил мне ноги. Он извинился, нырнул в темноту улицы вслед за Аленом и громко протестующим Шурой, а меня, как и рогатых завсегдатаев-пустословов, окружили и в таком оцеплении препроводили до выхода. Далее вместе с нарушителями спокойствия нас бесцеремонно вышвырнули одного за другим в лужу перед крыльцом. Грязная жижа остужала пыл, а я, попутно радуясь целым зубам, снова начала хохотать.

«Взбодрились».

Сват, Рысь и Мышка вышли следом, посмотреть на нас, красивых. Кизяки пытались возмущённо встать из лужи и вернуться в кабак. Вход неумолимо загораживали глиняные амбалы. А хозяин, грозно насупив брови, привычно для себя и других молча отпихивал грязных суетливых чертей ногой.

— Неблагодарные люди! Мы это… Спасаем мир! Ик… от шушеры всякой… то ись, от интохсикации алкоголем… ик… мы на страже… на грани! — булькали рогатые морды.

— На грани соплей вы! Кыш из заведения! И плётку отдай! Ряженые… — изрёк глава Хрючевни и похромал внутрь оной.

— Но-но! Мы кизяки! И храним свою честь-рв-брл… — истерично выкрикнул один из выкинутых вон и тут же захрапел в луже, художественно пуская пузыри из ноздрей.

— Позор вы и головная боль настоящим казакам. Из-за вас и над нами, нормальными, смеются, — Сват плюнул и достал-таки свою трубочку — зря на улицу в эту темень, что ли, вышел?

Скрывшийся было трактирщик вновь выглянул из-за двери.

— И тебе, казак, скажу: не расстраивай Анну, очень не советую. Ночуй с товарищами, раз она дозволила, да идите своим путём подобру-поздорову.

— Анна, значит… Благодарствую за уют. Как скажешь, — произнёс Сват. Глаза его сощурились, и лицо стало хитрым-хитрым.

Моя «смешинка» не планировала покидать меня и доводила до боли в челюсти — оказаться в полной ж… неизвестно где, в луже перед Хрючевней, с пьяными чертями. Но я просто чуть не захлебнулась в грязи от смеха, когда Свата точным броском всё-таки определили к нам, в болотце деградантов. Барс тоже был здесь: словно замаскированный и раскрытый шпион, он возник из грязи и пожал плечами.

— Ясечка! Оч-чень творчес-ский веч-чер ск-кложился! Душевный! — хрюкнул откуда-то с дальнего края лужи Шура. До меня донёсся запах перегара. Я тут же перевела взгляд на Рысь, которая, не скрывая отвращения, смотрела на нас, примитивных чудаков, и морщилась.

«Опять во всём моя вина, что ли?»

Я громко пошлёпала ладонью по темной грязи, не переставая смотреть на блондинку в ответ. Звуки вышли мерзостные, что и было прекрасно.

— Ква-ква… — философски заметила я.

Вскоре, признав факт, что холодная грязная жижа залилась за вороты, в сапоги и куда только возможно, а романтичная темнота звёздной ночи полностью объяла местность, мы выбрались из нашего позорного пристанища. Заодно сжалились над чертями и вытащили их, дабы те по глупости не захлебнулись. Матерясь в тусклом свете зажжённого хозяином фонаря, мы складировали их спать на бок в закутке рядом с курятником, на заднем дворе таверны.

Рысь брезгливо вела не умеющего пить Шуру, чтобы умыть, стянуть с него хотя бы верхнее мокрое и кинуть это бренное тело в каком-нибудь тёплом углу поспать. Сообразительная Машка-Мышка заняла ей и себе тюфяки помягче. Свату, Барсу и Алену пришлось идти до ближайшего пруда стираться. Иначе кто бы их таких впустил в харчевню оплатить незабываемый ужин и пройти на вожделенный чердак? Я, смиренно выжимая рубаху, ждала, пока мужчины уйдут спать, чтобы пойти на пруд самой.

«Из всех девочек грязнухой, как всегда, оказалась я!»

На водоём ночью идти не хотелось, рядом не было даже Икса моего котоходного. При воспоминании о неживых купальщицах я поежилась.

— Взмёрзло, цуценя? — этот глубокий женский голос нельзя было не узнать. Анна держала на бедре таз с какими-то мокрыми тряпками. — Иди, неженка, покажу, где отмываться. Только быстро, возиться мне некогда!

Она явно спешила. С благодарностью я скрылась c ней за углом харчевни. Мы тихо прошли мимо чертей, хотя я была уверена, что их пушечным выстрелом не разбудишь. Затем Анна показала бачок с холодной водой, щётку и швырнула одну из тряпиц. Тряпица оказалась чистой длинной исподней женской рубахой. Отмываясь под холодными звёздами и почему-то отчаянно вспоминая частушки из серии: «Мальчик однажды гранату нашёл…», я слышала, как парни вернулись с той стороны двора, поднялись на скрипучий чердак и почти сразу захрапели.

В тишине я обошла строение, приблизилась к тёмному провалу запасного входа в Хрючевню, обнаружила висящие на верёвках вещи и не обнаружила Анны.

«Верно, она нервничала и куда-то торопилась. Война войной, а стирка — по расписанию! Но ночью?»

На паре последних верёвок, с солидным провисанием, ритмично капали вещи, развешанные теми, кто принял участие в сегодняшнем дайвинге. На свободную верёвку я повесила и свои — авось ветром не унесёт. Окончательно замёрзнув, тихонько юркнула во вход. Хотелось попросить прощения за погром почему-то не у хозяина Еремея, а у Анны. Проходя к лестнице по залу мимо подсобных комнаток, я услышала сдавленные хрипы. Остановилась, прислушиваясь, — не показалось? Не показалось. Схватив отломанную ножку стула, брошенного кем-то во время нашего «творческого вечера», я подкралась к небольшой дверце.

Немного приоткрыла старую покосившуюся дверцу и, едва заглянув в комнатку с мутным колеблющимся светом свечей, отпрянула. Сказать, что там воняло — ничего не сказать, но это мелочь. Мозг пытался принять и обработать невозможную информацию, полученную глазами. Свечи и согнутая на полу хрипящая Анна. Её широкий свободный сарафан трещал по швам. Валялась на полу она не просто так — её лицо менялось, кости хрустели и вытягивались.

Вспоминая фильмы об оборотнях, я молниеносно взвилась по лестнице на чердак.

Незадолго до этого сердобольная Анна распределила нас по двум каморкам — для мальчиков и для девочек. А теперь нечто, бывшее ею, собиралось выползти из-за двери комнатушки внизу. Я забежала в каморку Еремея, где раздавался громкий храп и несло перегаром, и попыталась растолкать хозяина — безрезультатно. Видимо, расслабившись и закрыв заведение, он охотно опустошил пару крынок с горячительным. Пришлось будить другого взрослого человека.

— Сват! Там твоя дама во что-то превращается…

Казак поморщился и собрался было перевернуться на другой бок, как вдруг подскочил и, глядя на меня со страхом, начал скороговоркой читать какую-то молитву.

— …выполнение тестовых и профилактических операций на электрооборудовании, мониторинг состояния электрических сетей и проведение работ…

Я тяжело выдохнула. Это была не молитва, а что-то вроде должностных обязанностей электрика. И то, что Сват посмотрел на меня как на призрака, не было удивительно — белая рубаха до пола, растрёпанные волосы, огромные от испуга глаза, холодные после воды руки…

— Ты же у нас спец по всякой нечисти… — Сват сменил тему, но всё ещё не проснулся. Храп в мужской каморке стоял многоголосый, с завываниями. В нашей части, где спали девочки, процветало лишь надменное сопение. Завывания были сейчас очень подходящими для моей ситуации.

— С чего вдруг я?.. — зашипела я, оглядываясь. — Пойми, Анна твоя видела, что я видела… Ладно, спи, Казанова.

Я осознала, что веду настоящего оборотня сюда, к беззащитным спящим людям! Сват тем временем завершил начатое — перевернулся на другой бок и продолжил бормотать должностную инструкцию.

«Надо тикать со сверхзвуковой, увести Анну!»

Послушав совета мудрого человека, то бишь себя, и посмотрев, не собирается ли хрипеть и ломать себе кости кто-нибудь ещё, я вылетела из каморки, захлопнула дверь и подпёрла её комодом. Бегать в длинной ночнушке было неудобно, на бегу я рванула её по шву, и рубаха превратилась в мини из шестидесятых.

«It’s been a hard day’s night», — лихорадочно-ускоренно играла свой хит ливерпульская четвёрка в моей голове. Едва вписываясь в повороты в мокрых кедах, я пулей вылетела к верёвкам, сорвала и молниеносно нацепила свои мокрые штаны с многочисленными карманами. И, с ножкой стула в руке, не переставая следить за окошком чердака, тихо позвала Анну.

Тишина была ответом. Нависала, давила, утомляла. Когда она резко нарушилась рыком, я даже не секунду обрадовалась её окончанию. Огромный силуэт на четырёх конечностях с неестественной скоростью появился на крыльце, остановился, втянул воздух огромными ноздрями и рванулся ко мне. Не дожидаясь, пока стану поздним ужином, я со всех ног улепётывала в темноту.

Подбегая к пруду и расходуя все запасные ресурсы организма, я впервые чувствовала настоящую, страшную, животную охоту за собой. Ощущение было приблизительно таким же по уровню неприятности, как и наставленное в упор оружие. Но опасность почему-то ощущалась больше. Подсознание почему-то выдавало, что от стрелы умирать не так больно, как от разрывания зубами тканей.

«Сейчас даже среди холодных синюшных русалок хороводить, чтобы затеряться, не побрезговала бы!»

Мурашки побежали по затылку, я чувствовала, как зловонное дыхание приближается, трава рвётся под лапами, вытянутая пасть клацает зубами прямо за моей спиной.

Под удивлённо наблюдающей луной хрипело моё сбитое дыхание, шелестели листья, а то, что было недавно гостеприимной Анной, вдруг остановилось, подняло морду вверх, завыло и зарычало на кого-то.

Сбиваясь с ног и кубарем скатываясь в колючки, помимо огромной луны, я увидела в фиолетово-чернильном небе тёмный силуэт. Он приближался рывками, чёрные одеяния его бешено развевались — на высоте обычно холодно и ветер дует куда сильнее, чем здесь, внизу.

Передвигался неведомый объект на необычном огромном коне — из ноздрей его шёл пар, а ноги мелькали так быстро, что казалось, их больше, чем четыре.

«Меня сожрут сейчас, а я НЛО разглядываю!»

Неопознанный летающий объект приблизился и спешился с такой скоростью, что почти догнавшее меня существо замерло.

— Хм, интересно. Оборотень, — прошептал всадник. — Уж извини. Вынужден ранить, для твоего же блага. Станешь человеком, заживишься. Беги.

Существо зарычало. Даже мига не прошло, а в руке всадника едва заметно сверкнул какой-то узкий полумесяц. То, что должно было вернуться в облик Анны, пронзительно взвизгнуло и бросилось наутёк.

«Не сожрут, так порежут — хороша наша мифология!»

НЛО подвело коня ближе к зарослям колючек. Казалось, мои внутренности упали в отяжелевшие ноги, а сердце вот-вот вырвется из горла после непредвиденного спринтерского забега. Я ошарашенно смотрела на знакомый силуэт.

«Тяжёлый плащ, огромные сапоги, прямо-таки не сдуваемый с головы капюшон, высокий рост. Никто иной, как герой моего стиха про тёмного жнеца, наводящий ужас на пьянчуг в забегаловке. У него ещё и череп вместо лица — а чего я ожидала? Не только спасать, но иметь дело с чудовищами — вот мой синдром!»

— Эм… и снова здравствуй. Убивать быстро будешь, сикарий, или как?

В голове вертелось одно: что я скажу товарищам, когда наша великолепная семёрка станет шестёркой, плюс мой надоедливый призрак? Да, и в целом — обидно.

Как ни странно, сударь Ходячее Клише не поддержал моё настроение, не смог соблюсти свой строгий образ и расхохотался. Голос оказался вполне человеческий — мелодичный. Маньяк отстегнул витую железную фибулу плаща и накинул его на меня. Действительно тяжёлый, как доспех. Вот бы знать, как реагировать сейчас.

— Не очень приятно в ночи с мокрой задницей ожидать опасности и потом задавать стрекача…

— Понимаю, — он стянул с лица череп, который оказался лишь защитной маской. — Задницу твою обратно отнесём. Значит, я маньяк, да?

«Когда я успела ляпнуть это вслух?!»

— Многие меня самим Кощеем считают, — продолжал он, задорно сверкая тёмными глазами. — И мне это на руку. Доля правды в этом есть. А сколько её было в твоём рифмоплетении… — его лицо с тёмными нахмуренными бровями, грозным чёрным взглядом и умеренной бородатостью приблизилось ко мне.

— Значит, всё-таки маньяк, — подытожила я, не показывая своей трусости. Он опять засмеялся.

«Психопат и нарцисс вдобавок, наверное…»

Пока он смеялся, я судорожно искала пути отступления, а его конь светил красными глазами, прядал огромными дымящимися ушами, требовательно фыркал и рыл копытом землю. Одним из восьми…

«Где такую породу разводят?!»

Круглыми глазами я уставилась на это чудо. Отсмеявшись, маньяк перевёл дух, повернулся к своей готичной сивке-бурке и собрался что-то сказать. А в моей голове пронеслось паническое «сейчас!», и, скинув плащ, я мотанула было назад изо всех оставшихся сил и…

Запоздало поняла, что нахожусь в воздухе, а по сторонам мощные сегментные перчатки держат толстый ремень узды и плавно управляют чудо-конём. Мне ничего не оставалось, как вцепиться руками в луку седла и постараться не заорать. Почувствовала я себя не «ух, как здорово!», а очень глупо. Но тут же забыла про это, взирая с высоты птичьего полёта на горизонт, который летней ночью всё ещё светлел.

Небо было холодным, пронзительным и потрясающим. Хотя — какое тут небо и вся вот эта разлитая по нему акварель, когда всё контролирует он, маньяк.

— Плащ мой не надо скидывать и пачкать, — прошептали мне на ухо. — Полетаем? Мы не торопимся, Анне надо прийти в себя. Твоих забавных товарищей не тронет, не до них ей. И не тронула бы никого в принципе, но кое-кто не вовремя застал её, так? О, догадаться бы, кто! — смеющийся взгляд прямо в мой растрёпанный затылок. — Да, она оборотень. Если бы не твой любопытный нос, всё было бы тихо, и вы бы ничего не узнали. С другой стороны, мы бы сейчас не покатались, верно?

— И меня бы не пытались сожрать! Так ты намекаешь, что я грязнуха и сую нос куда не следует? Если бы я это специально делала… — насупилась я, насколько это было возможно на этом диком ветру.

— Что у тебя в голове?! Тебя просто отвозят домой, а ты свои комплексы показываешь.

— Хватит ржать надо мной! — совсем надулась я.

— А если про коня расскажу, принцесса смилостивится?

Я поёжилась от вкрадчивости интонации, но то диво дивное, что нас везло, и моя любовь к животным… Я осторожно коснулась жёсткой гривы, что нещадно хлестала руки.

«Принцесса, блин, в драной рубахе и мокрых штанах. И штаны-то я тоже не специально, точнее, не я и не в том смысле… Да ёшкин кот!»

— Сначала про себя расскажи, — пробурчала я, заодно продумывая, как завтра будем смотреть с Анной друг другу в глаза при оплате еды и ночёвки. Начало доходить, почему трактирщик настоятельно просил Свата не расстраивать её.

— Нечего рассказывать. Стих ещё разок сама себе прочти! — маньяк совсем не по-маньячески вздохнул, поднял коня выше, тот «поскакал» быстрее, а я попыталась тихонько нагнуться в сторону, чтобы рассмотреть и понять, это животное или всё-таки механизм. Всадник вежливо покашлял. — Сейчас я расскажу кое-что другое. Любишь разыгрывать придурков?

— Какая плавная смена темы! Ясно, ты хочешь использовать меня для какой-то своей забавы, — разочарованно покачала я головой. Он хмыкнул и продолжил рассказ, в то время как мы начали выписывать восьмёрки. При каждом мало-мальски резком повороте мои лёгкие, сердце и прочие внутренности вновь словно проваливались.

— Держи, ты же хочешь сама порулить.

Пребывая в растерянности, я автоматически приняла из чёрных с железными клёпками перчаток управление. Легонько потянула вправо, и конь, кося на меня горящим красным глазом и обдавая ноги паром из ноздрей, согласился повернуть.

— Как ты поняла, я весьма догадлив. И хорош собой. И скромен. И с чувством юмора.

— Да-да, конечно.

«С психами лучше соглашаться…»

Пока он говорил мне на ухо, чтобы звуки не унесло ветром, я осторожно закладывала большие повороты. Потом руки у меня окончательно задубели, и я вернула бразды хозяину.

— Вот такая у меня идейка, считай, отблагодаришь меня таким образом, и я отстал.

— И ты отстал? — с надеждой обернулась я. Тяжкий вздох был ответом, и мы сделали мёртвую петлю. Я чудом сдержалась и не стала материться, чтобы не провоцировать этого пародиста кощеева ещё больше насмехаться надо мной.

В контраст элементам пилотажа мы тихо и осторожно приземлились во дворе. Каким же стоячим казался воздух после полёта, даже спёртым!

— Моё имя ты знаешь — ребята то и дело орали его друг другу и мне, когда спрашивали, что буду есть. А как тебя звать? — монотонно пробурчала я.

— Тебе интересно? — оживлённо спросил маньяк.

— В каком смысле — «интересно»? Мне не кажется, что ты местным таксистом, то есть ямщиком подрабатываешь, всех на чуде-юде своём обалденном катаешь. И, тем более, порулить даёшь.

Он усмехнулся, хотел пошутить и что-то дурацкое ответить, но вдруг сделался серьёзным, осторожно обхватил своими длинными ладонями моё лицо. Оно, круглое и до ужаса простое в сравнении со всем этим пафосом, утонуло в них.

«Что за… Никто себе такого ещё не позволял!»

— Отман, — просто и задумчиво сказал он. — Я ещё приду…

— Н-не, мы же договорились… Ты обещал отстать!

— Ах да, точно. Скажешь спасибо, если подействует! — едва коснувшись коня, он вдруг уже был на нём и уже далеко.

— Что значит «если»? — задала я вопрос в темноту. — И за что спасибо?

«Ничего себе, ускорение! Чёрт с тобой, сделаю бессмысленную ерунду твою».

Кстати, о чертях: храпели они знатно, прямо-таки синхронизировались и перебивали даже человеческие рулады с чердака. Я старалась вернуть рациональность разуму — хотя бы под утро надо поспать и потом как-то расчесать колтуны, образовавшиеся от ветра и скорости.

Чувствуя дикую тяжесть усталости и озираясь, доползла до свободного тюфяка в углу чердака и не заметила, как отключилась, думая лишь о том, чтобы крылатые обитатели курятника не разбудили нас слишком рано.

Глава 8. Невкусно — и точка

Утро началось не с петухов. А с безумных воплей и скачек под окном. Хозяин поливал кизяков из ведра, а черти подскакивали, вопили, подхватывали свои расписные атласные одеяния.

«Как же мышцы болят, как же я всё ненавижу…»

Моё обычное состояние по утрам, наверное, было несколько похоже на то, что происходило вчера с Анной. Вспомнив об этом, я поёжилась.

Вокруг весело щебетали девчонки, одеваясь и собираясь спускаться, а внизу, починяя остатки мебели зала, гудело наше мужское сообщество. Как я ни старалась скрыться от всего лицом в грубой ткани тюфяка, Машка-Мышка плюхнулась поперёк меня и попыталась защекотать. Понимая, что от меня не отвяжутся, я, попытавшись привести себя в чувство, спустилась вниз вместе с нашей выспавшейся, блин, женской частью коллектива.

— Чего-то ты выглядишь — неважнец, — заметил Шура, выдавая нам всем по метле.

«Ещё бы. Нева Жнец. Да, ё-моё!..»

Анна сжалилась над всеми и молча готовила нехитрый завтрак, а мы подметали валявшиеся после вчерашнего веселья осколки. Привычка убирать за собой ещё никому не вредила. Я вспоминала вчерашнюю ночь как какой-то сон во время температурного жара. На мгновение показалось лицо Анны и снова скрылось в недрах кухни. Затем она принесла две кружки, одну поставила перед Сватом, многозначительно глянув на него, вторую — передо мной. Разило от моей кружки чем-то ужасным.

— А с чего такой персональный подход? С ним-то понятно, — Шура кивнул на попивающего вкусный чаёк Свата, а затем на меня. — А с ней что?

Анна молча улыбнулась ему, бросила мне:

— Пей, на ноги железно поднимает, — и ушла работать дальше.

— Заболела? С чего бы? Мы нормально вроде… — уже не так громко продолжил Шура, пока Рысь не дёрнула его за рукав.

— Да, нормально, по холодку с мокрой ж… Неважно! — рыкнула я.

Сват вопросительно посмотрел на меня и в сторону кухни. Я почувствовала подвижность в мышцах и облегчение в целом, но повернулась к нему всем корпусом.

— Анна — хорошая женщина. Только это… ну, как бы… понимаешь, идеальных не существует, и иногда у неё бывают такие дни…

«Блин, что я несу, как по-дурацки звучит!»

— …когда лучше не трогать и не подходить, — закончил за меня в два раза более зрелый и самостоятельный человек.

— Точно! — понимая, что Сват думает совсем не о том, что я хочу сказать, но выдаёт правильные ответы, я бросила попытки подобрать слова, да и нормальных не находилось.

— Так они у всех женщин бывают. У некоторых сложно проходят. Нужно закидывать им побольше вкусняшек и отбегать как можно дальше. А когда призовут, совершить «пожалейку» методом заворачивания в одеяло и ненавязчивых поглаживаний. Желательно громко не дышать и никак не пахнуть. Какой-никакой, жизненный опыт-то имеется! — подмигнул Сват.

— Как я рада, что ты освободил меня от подробностей, — выдохнула я, надеясь, что дальше они, взрослые, как-нибудь сами разберутся.

«Если это „как-нибудь“ наступит — мы же из разных миров!»

Хозяин Хрючевни восседал за столом, а вокруг, подлизываясь, суетились черти — кто кружку подавал, кто башмаки чистил, кто столы и окна натирал… Испугались, что не пустит больше сюда пировать. Сват, недолго думая, присоединился к нему с кружкой — пущай молодёжь, у кого голова не болит, поработает. То есть мы.

Пока происходил субботник, моё варево как раз чуть остыло. Безотрывно глядя на суетящуюся на кухне Анну, в то время как она то и дело смотрела оттуда на меня, я зажала нос и осторожно принялась пить горячую гадость из кружки. Лицо у меня и без того было кислым, ещё и это…

— Иммунитет укреплять надо! — авторитетно заявили черти. Я уничтожающе посмотрела на них, таких умных-разумных, допила варево, сдержанно сказала «благодарю» и удалилась на чердак.

«Сейчас я вам покажу иммунитет!»

Пока кизяки не ушли куда-нибудь «охранять трезвость и честь», я решила исполнить то, что попросил недокощей, то есть, если верить собственному вчерашнему экспромту, жнец.

«Жнец чего? Наверняка не урожая с полей!»

Внезапно для всех вниз спустился он. Плащ тащился по ступенькам лестницы, высокий силуэт сверлил тяжёлым, ощутимым взглядом всех вокруг и особенно — кизяков.

От неожиданности у чертей выпало всё, что было в их суетливых лапках и ртах, некоторые сразу попадали в обмороки.

— Он что, тоже здесь ночевал?! — шёпотом спросил Ален и отошёл ближе к Барсу, который уже смотрел исподлобья на незваного гостя. Хозяин харчевни отложил трубку и медленно встал.

— Чего изволите, ваша тёмность? Неужели не понравилось вчерашнее меню? — проблеял Еремей.

Сват продолжал мирно ковырять свою трубочку, а сам просто лучился интересом. Жнец молча повернулся к остальной нашей команде и спросил.

— Вам понравилось?

Бледная Машка-Мышка молча вытянула палец вверх, Анна слегка и напряжённо улыбнулась. Жнец кивнул.

— Путешественники благодарны этому заведению. Что ж, я тоже. Спрошу следующее. Вы знаете, что у них, — он кивнул на кизяков, большая часть из которых уже пребывала без сознания, — есть то, что вам нужно, и они это прекрасно знают?

Все вопросительно воззрились на толпу дрожащих и едва дышащих чертей.

— Слухи быстро расходятся, особливо про путников необычных. Мы на вас поглазеть прискакали. Победу вашу вчера присвоили и праздновали — всем наплели, что это мы разбойников на дороге разогнали. Виноваты… Ы-ы… — заныли рогатые. — Чего вам надо, ведать не ведаем…

— А если подумать? — терпение жнеца грозило иссякнуть, черти судорожно перешёптывались.

— Меч ищете? — пуще прежнего заныли черти. Ребята переглянулись и отложили мётлы и щётки. — Да не абы какой. С камешком и звездой семиконечной на хвостовике. Нет! Не можем отдать творение древнего искусства! Хоть убивайте!

— Это мысль, — улыбнулся Барс. Жнец щёлкнул пальцами в перчатке и показал на него, мол, прав на все сто. Барс с Аленом медленно подошли ближе. Кизяки пнули своих товарищей, все вместе они снова ощерились как гигантский чёрный ёж и приготовили своё оружие.

«Трезвые черти — это очень опасно. Примерно как я по утрам».

Пьяные весельчаки потерялись где-то во вчерашнем дне, теперь если это и были гастарбайтеры, то только те, что приехали с целью уничтожить твою семью.

Шура отрицательно покачал головой, но, вооружившись хищными гуслями, подошёл и встал рядом с Аленом и Барсом. Сват внешне спокойно продолжал наблюдать за происходящим, а его правая рука давно лежала на поясе, где висел мини-топорик.

Жнец скрестил руки на груди. Казалось, он ухмылялся.

— Показывайте, что за меч, может, не «наш» вовсе, и зря весь сыр-бор, — спокойно проговорил Барс. Но кизяки ощерились ещё больше, и этот чёрный ёж, казалось, раздулся ещё сильнее.

— Геть! — вдруг резко вскрикнул Сват, в то же время Барс замахнулся, и чёрное пятно вдруг отпрыгнуло и рассыпалось, оставив одного, самого молодого смущённого чёртика, под которым образовывалась желтоватая лужица.

«Вот он, эффект неожиданности».

— А вот это будешь сам убирать! — выкрикнул хозяин Хрючевни.

— Тю! А я уж на что-то серьёзное понадеялся, хоть пару суплексов провести, — тихо пробормотал Барс.

Чертихи вздохнули, быстро посовещались, решили, что негоже над их гордыми самцами так издеваться, и вынесли что-то, завёрнутое в простую тряпицу.

— Не стали бы они так ради простой рогожки шипеть, — логично заметила Рысь, выглядывая из-за Шуры.

Ален взял в руки то, что было завёрнуто в ткани, — одноручный меч хорошей балансировки с простой рукоятью и гардой, но вделанным в хвостовик фиолетовым камнем в виде семиконечной звезды.

— Аметист, не иначе.

Пока все дивились добыче в виде первого меча, жнец незаметно для всех, одновременно спотыкаясь и уменьшаясь в размерах, бежал наверх по лестнице. За ним рванули только смекалистые девчонки — посмотреть, что происходит. К тому же, где-то на чердаке запропастилась я.

Вместо жнеца они нашли лишь мою скромную тушку, валяющуюся от смеха.

— Что происходит? Что ты тут делала? Сейчас такое было, ты всё пропустила!

— И-хи-хи! Это был розыгрыш, — я не могла разогнуться от смеха, кое-как пародируя жнеца. — Да погодите вы!

— Что-о? — отпрянула восторженная Мышка. — Это пранк?

— Ну когда ещё разыграешь чертей? Обычно они над всеми прикалываются, и не самым хорошим образом, а тут один-ноль в нашу пользу.

— Погоди, то есть ты прикинулась этим твоим маньяком? Как? — Рысь, казалось, вот-вот начнёт трясти меня за плечи или даст пощёчину, чтобы я перестала сдуваться как шарик от смеха.

— Какой, к лешему, мой? Просто попросил разыграть их. Говорила по тексту, правильно махала руками, — наконец мне удалось отдышаться. Машка-Мышка прыгала вокруг нас и пела в такт своим прыжкам: «Меч-меч-ме-еч!»

— Ты на всякую ерунду соглашаешься! Не умеешь ты «нет» говорить.

— Блин, все решили меня закидать обвинениями — то чудю, то пачкаюсь, то ерунду делаю. Сюрприз приятный получился, и теперь мы понимаем, что именно искать. Может, иногда надо доверять людям? — спросила я у её удаляющегося затылка, увенчанного идеальным, без единого «петуха» хвостиком. Тут же взглянула на свои во все стороны торчащие нерасчёсываемые космы и вздохнула.

Снизу крикнула Анна. Пора было завтракать, расплачиваться и отправляться в путь. Один меч у нас появился, и это прибавляло сил.

— Когда ищешь то, не знаешь что — не угадаешь, где и что именно найдёшь, — я подмигнула не понимающей меня Мышке и откопала под тюфяком один из гребней, который мы выцыганили ещё у домового за конфетки монпансье, что прибыли в наших карманах из того мира.

Я постаралась как можно быстрее расчесаться, а когда спустилась вниз, все уже приступили к простому, но главное — горячему завтраку.

— Вот и наша болезная! — воскликнула та самая пятнистая кизячка-бодачка.

— Теперь мне гораздо лучше, — ответила я, стараясь не смеяться.

— Ты не хорохорься. Тут записка тебе, не обрадуешься, — другой чёртик кинул плотный кусок тёмной бумаги чуть ли не в мою тарелку с глазуньей. Я посмотрела в сторону кухни.

— Спасибо, Анна! — закричали мы вразнобой.

— В карман не положишь! — с намёком донеслось оттуда.

Я повернулась к окну и прочитала записку:

«Недодержала немного, но сойдёт. Только пальцами я не щёлкаю. Это называется морок — почти то, что у твоей папки, осваивай. Я обещал, что отстану. Но я не говорил, насколько. Ещё увидимся». Подпись: какие-то завитушки и буква «О».

Я вздохнула, понимая по лицам других, что её все, конечно же, прочитали и поняли, что «царь-то не настоящий» был. Все загудели.

— Чего сразу я? Вон, на эту парочку гляньте, — я мотнула головой на Свата, которому зардевшаяся Анна подливала нормальный, вкусный, с засушенными цветками и кусочками ягод чай. Перевод стрелок удался.

— Действительно! — взвился Шура, радуясь, что теперь не только на них с Рысью поглядывают, загадочно улыбаясь. — Свата ещё сосватаем!

Кизяки были обижены, как мы ни старались им объяснить, что реликвия эта может помочь и нам, и им.

— Войну остановить надо? — с нажимом спрашивала Рысь.

— Нам какая разница? Мы тут своей жизнью занимаемся, — возражали беззаботные черти.

— Как бы вам попроще объяснить… Ну, смотрите.

— Куда?

— Ладно, не смотрите, слушайте! — пыталась сохранить терпение йог-вегетарианка, которой пришлось временно оставить модные московские привычки. — Война, если бездействовать, и к вам придёт. Представьте, она продолжается, Каше-поле расширяется. Скоро мало кого останется.

— Так нам всё вкусненькое достанется!

— Поначалу да, — снова выдохнула Рысь. Было видно, как Шура, сидя рядом с ней, испепеляет взглядом глупые рогатые морды. — Но ненадолго. Кто это вкусненькое производить будет в суматохе и голоде? Пивовары все где? На поле боя. Брагу гнать кто будет? Пить вы где и что будете? Виноделия нет, алкоголь закончился. Дефицит — знаете такое слово?

Черти зачесали лохматые черепушки.

— Войну остановить надо? — снова спросила Рысь.

— Надо, — растерянно согласились кизяки.

— То-то и оно.

Черти опечалились и даже пообещали помогать местным — кому песню спеть, кого спрятать вовремя, каких грабителей-разбойников надурить по полной…

Мы проверяли свои торбы и запасы, собираясь в путь.

— Да, крепатуру мышц мы себе приличную заработали, — Сват подошёл к хозяину харчевни с монетами.

— Домой хочу! — в очередной раз прогнусавила Мышка.

— Это нам нескоро светит, у нас пока один меч, и то, благодаря некоему мрачному типу. Ничего мы в этом мире не понимаем, тут словно логики нет. Но она же есть? Должна быть… — бормотала я. Прервало меня пренеприятнейшее известие.

— Монет ваших кот наплакал! — хозяин ставил нас в неловкое положение.

— И за меч что-то дайте! Это гораздо больше, чем ножик какой, положено чегось поценнее мелких монеток, — присоединились к нему кизяки.

— Да вы в сговоре, ребята! — взвился Шура.

— Ничего подобного!

Пока продолжалась перепалка, именуемая нелюбимым мной словом «торг», ко мне подошла Анна.

— Зря спать вчера сразу после мытья не пошла. Спасибо, что не сказала всем обо мне…

— С кем не бывает… Спасибо за отвар. Сват — хороший человек. Обжигался в жизни, как и многие из нас. Ему, пожалуй, можно такое сказать.

— Понимаю. Работаю тут не столько за гроши, сколько чтобы жизнь людскую видеть и подобие её иметь. Ежели не буду ничего делать, чаще буду превращаться.

— Ты видела вчера жнеца. Он кто, человек? И почему я стих этот читала — сама не пойму.

— М-да уж. Чутьё ты своё глушишь почище, чем я свою другую ипостась. Ещё и не веришь ему. Жнец — вроде как человек, но не совсем.

— Как ты, например?

— Нет. Трудно объяснить. Он проводит души. Сейчас у них полно работы с этой войной, но вряд ли этот «урожай» радует его и кого-либо нормального вообще.

Рыси надоел стоящий вокруг гомон. Черти подтверждали, что хозяин просит втридорога, даже с учётом поломанного имущества, но просили свою долю за меч невиданный. Шура, в довершение общего сумасшествия, производил на сытых гуслях безобидные наигрыши, не заставляющие никого плясать. Барс кивнул Рыси на свёрток — почему бы не проверить сейчас?

— Големов будить или как? — рычал Еремей.

— Не надо никого будить! — воскликнула Рысь, решая прекратить цирк и взять всё в свои руки. — Скатерть, сгодись уж на что-нибудь, будь добра. От нашего стола — вашему столу!

Таинственный свёрток, в отличие от всех предыдущих попыток, на этот раз развернулся. Мы замерли, предвкушая яства на неприметной скатерти-самобранке. Даже звякнуло что-то.

Зазвенели не блюда с гусями в яблоках, не пироги разномастные, а…

— Сплошные бутыли и графины! — захохотал Ален. Сват и Барс согнулись пополам, сипя и опираясь друг на друга. Мышка тоже захихикала.

— Вы развлекаетесь, а я за вас плати. Извините нас, дураков, — красная Рысь выбежала на улицу, Шура поспешил за ней.

На большом столе красовалось горючее и негорючее — всё, что только можно было употребить внутрь. Количество было невероятным. Маленькие глазюшки чертей чуть не повылезали из орбит.

— Скатерть-самопьянка… — восторженно выдохнула я и выглянула на улицу. Рысь плакала в объятиях длинных рук Шуры, который пытался её успокоить.

«Что делать? Идти помочь успокоить или не лезть? Ладно, жду пять минут и иду. Какая же циничная вы морда, Яся Сергеевна, о себе думаете, как выглядеть будете».

Я решила подойти к Анне, и, немного подумав, мы тоже вышли на улицу. За нами потянулись и остальные. Да, не ожидала Рысь такого подвоха.

— Рысюшка, что ты! Смотри, как здорово получилось, — по-отечески успокаивающе заговорил Сват. Не хватает ему дочек, вот обо всех и заботится. — У тебя теперь всегда есть чем с кизяками всякими расплатиться. Ну…

— Я всегда пропаганду здорового образа жизни в мир несла! Надеялась, когда скатерть изволит раскрыться, будет провиант у нас в пути. А это что, блин, такое?

— Это оружие массового поражения! Половина нашего мира безвозвратно им поражена! — воскликнула я. Она посмотрела на меня красными глазами, как на что-то ненужное, не вовремя подсунутое.

— У всех нужное! А у меня что? — закричала она.

— Ага. Особенно у меня, очень нужное, — я с сарказмом приоткрыла папку. В ней на бумагах стал появляться текст: «Статья 128.1. Клевета, то есть распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь…»

— Тьфу! — я закрыла папку. Не умею успокаивать людей, самой бы не взорваться.

Я вошла в заведение забрать сумку. Довольный владелец и слуга Хрючевни проворно складировал в ящики и относил алкоголь в подсобку — ещё и трети со скатерти не отнёс. Черти плясали вокруг и тоже набивали сумки.

— Сейчас хорошего сидра и водки днём с огнём не сыскать. А у меня теперь всё есть! Покушать и на костре, в крайнем случае, можно. А вот культурно выпить…

— Твоя правда, — сказал Сват, тоскливо поглядывая на Анну.

«Долгое прощание — лишние слёзы».

— Насчёт того, чтобы вывеску Хрючевни подкрасить, подумаю. Хотя людям если надо, хоть окна заколоти и сто раз «закрыто» и «точно закрыто!» напиши, всё равно влезут. Ну, что ж. Знатная драка с вами, иноземцами, будет нам рекламой, — трактирщик ссыпал часть монет нам обратно и вышел во двор, провожать. — Вам через болота на базар придётся идти… На болотах нужно будет получить разрешение, чтобы пустили вас по тем землям пройти. Ох, и трудно вам будет. Счастливого пути. Если пройдёте, конечно. Князю за нас не молвите никакого словечка, пошёл он…

— Оптимистично, — оценил напутственные слова Ален. — Благодарствуем за хлеб-соль… Ну, с разрешением-пропуском авось разберёмся. Тронулись.

— Дык мы давно, головушкой-то… — посмотрела я на него снизу вверх, как иногда смотрел мой шкодливый кот.

— Иди уже! — хохотнул он.

Нашу процессию некоторое время сопровождали болтливые черти, что умудрялись не только смешить, но порядком надоесть. Через пару развилок дороги они, указывая нам примерный путь, боготворя Рысь и цепляясь за её ногу, покинули нас и вдогонку ещё раз пообещали охранять район. Кто бы им верил…

Я пошарила в кармане — записка на твёрдой тёмной бумаге была на месте.

Глава 9. Болота и бурая магия

Долгая лесная дорога постепенно сменялась на почти горную тропу. Под камни, облепленные лишайниками, то и дело ныряли шустрые ящерицы, а над головами кружили, распластав крылья, крупные птицы. Виды открывались прекрасные, утро словно пело протяжную песню, которой на разные голоса подпевали обитатели местности.

— Суслик! — то и дело кричала Мышка, указывая в какую-нибудь сторону.

Добраться до базара — неплохая идея. Приобрести бы какой-то транспорт, хотя бы ослика. Но мне казалось, что мы бы также несли всё на себе, просто вдобавок ещё бы ухаживали за осликом. Я пробовала выпросить у своей папки копию пропуска, за которым мы топали, чтобы посмотреть, какой он из себя, — безрезультатно. Она чётко давала понять, что работает на бюрократическую защиту, атаку, но не на подделку документов.

Кардионагрузка в виде подъёмов и спусков, контрастный душ в виде прохождения у водопадов и купания в чистейших озёрах, песни у костра и ночёвка на свежем воздухе способствовали набору сил наших привыкших к цивилизации организмов. Мы не замечали, как шли вперёд, и могли только гадать, что нас ждёт.

— Почему у книжных «попаданцев» не возникают стандартные бытовые вопросы? Должны возникать. Тогда как они их решают? — задумалась вслух я, собирая по пути ягоды.

— Какие? — спросил бодрый Сват. Похудел он, что ли… Загорел — точно.

— Например, как в древности стригли ногти или мылись без мыла.

— Как мы. Две небольшие заточенные полоски из стали не лучшего качества, нажимаешь их, они как ножницы режут. Мыться можно много чем. Но про туалет — неинтересно, к тому же «попаданцы» — вымышленные персонажи. А я люблю про них читать.

— Казак, боец, любящий фэнтезятину… — ухмыльнулась я.

— Да. Нельзя, что ли? Дорогие «попаданцы» и «попаданцихи». Запомните полезную штуку, — усмехнулся он. — При любой ситуации можно задаться волшебным вопросом: что я могу сделать сегодня?

Я задумчиво втягивала воздух, подставляя лицо ветру.

«Вопрос, способный изменить жизнь».

— Мы не фантазийные, мы существуем! — пронеслась мимо Машка-Мышка с какими-то цветами, видимо, для вечернего чая. — Нам за всех выдуманных отдуваться?

— Раз существуем, видимо, да, — Рысь забрала у девочки цветы. — А вот там, кажется, обещанные нам болота.

Мы посмотрели в сторону леса, вдоль которого шли. Пейзаж постепенно изменился: тёмные палки там и тут торчали из замаскированной тиной и мхом прелой жижи. Деревья здесь казались тусклыми, уставшими. Пахло гнилью. Скоро передвигаться стало возможно только по кочкам — и то не угадаешь, какая из них окажется мягкой полусгнившей травой.

— Какие-то следы. Сюда! — ломанулась вперёд Машка-Мышка и чуть не ухнула в грязь по пояс, но Барс резко схватил её за худи и выдернул из чавкающей грязи.

Серый туман закрывал всё, что находилось дальше десяти метров.

— Ну что, не хочешь тут поквакать? — спросила меня Рысь.

— Только после вас, сударыня, — я сделала кривой книксен, стоя на скользкой ветке.

Все вооружились палками, чтобы проверять поверхность, куда можно шагнуть. Двигаться решили кривой цепочкой, замыкали которую Сват и Барс. Возглавлял нашу делегацию тяжёлый Ален с арапником в руках. Если что, он бросит нам своё чудо-оружие, и мы, порождая кучу ежей от натуги, вытащим его и сменим курс. В середине шёл Шура, держа Мышку за капюшон, и я с Рысью.

Каждый шаг должен быть выверенным, просчитанным. Не всегда это получалось, и мы быстро набрали воды в обувь.

— И как только здесь проходит кто-либо? — шипела блондинка. Мышка снова дёрнулась, наступив на ярко-зелёную траву, но была возвращена на место музыкальной рукой Шуры. — Там ещё следы.

Примятая трава и провалы в грязи свидетельствовали о том, что кто-то здесь всё-таки ходил. Но дошёл ли?..

Вскоре началась даже не каша под ногами, а совсем жидкое непотребство. Мы пробирались по колено в холодной грязи, болота выматывали. Привала сделать негде. Отчаянье подступало с каждым пройденным километром, усталость наваливалась и вдавливала нас в топь. Даже птиц не было слышно. Машка-Мышка молча заплакала.

— Идти или плыть будем дальше? — Рысь запыхалась и уставила руки в боки. Я, соскальзывая с редких кочек, подгребла поближе.

Совсем уж непроходимая чёрно-коричневая жуть открывалась перед нами. До этого спасали редкие деревца, корни которых худо-бедно пытались держать вокруг себя почву. Теперь не стало и их. Густые кустарники таили обман — перепрыгнув к ним, можно было уйти вниз по макушку — проверено палкой.

— Никакой волшебной стёжки-дорожки! Где эта хвалёная магия, когда она так нужна? Да ещё и время не рассчитали, темнеет, — ныла Машка.

— Почти все озёра со временем превращаются в болота, а в болотах, вон, озёра образуются… — задумался Ален.

«Доприключенились. Вот и сказочке конец? Паникёрские мысли ни в коем случае нельзя сейчас высказывать вслух! Это заразительно, засосёт всех, как это болото, и тогда точно не вылезем отсюда».

Пока думали, что делать, и уже почти простроили маршрут до следующего леса, очертания которого еле виднелись в тумане, лесные сумерки стали быстро превращаться в темноту.

— Да, Васюганские болота отдыхают, — присвистнул Ален, помогая вытащиться провалившемуся было Барсу. Тот держался молодцом, был спокоен, положил перед собой меч в рогожке, схватился за траву и неторопливо выбирался.

— Видели бы черти, как я использую меч, озверели бы, — усмехнулся мокрый любитель оружия. — А вообще нам везёт — лето и погода хорошая.

— Везунчики, с ума сойти! — вставила Рысь. — Газами бы какими не надышаться тут…

Одна из кочек начала лениво шевелиться. Мы замерли.

— Кажись, уже надышались, — шепнул Сват и схватился за топорик.

Кочка продолжала медленно расти, пока не оказалась чем-то высокомерным, обладающим толстыми ручками-ножками и недовольным, гораздо кислее, чем у меня по утрам, массивным лицом. Субъект, а точнее, оно было женского пола, сняло с головы пень, обнаружив рыжеватое, похожее на осиное гнездо сооружение на коричнево-зелёной голове. Затем оно презрительно оглядело нас, несчастных людишек, и откашлялось.

— Кхм-кхм! Чего надо? — раздалось из похожего на дупло рта. Несмотря на то, что эту даму можно было спутать с корягой, она явно считала себя прекраснее и выше всех. Аккуратно поправив когтистой лапкой воротничок мокрой, покрытой узорами из тины блузки, она в ожидании ответа продолжила буравить всех хитрыми и ненавидящими щёлками, что служили глазами.

— Здрава будь, дева прекрасная! Мы путники, песни поём, сказы сказываем, на базар путь через, кхм… эти территории держим, — нараспев заговорил Шура, чуть не подавившись на слове «прекрасная», и завершил прозаично. — Не извольте гневаться.

— Ха, дева! Видели мы таких. Ишь, завирает! Отойди, мальчик, небось паспорт только недавно получил.

У нас вытянулись лица — такой мадам палец в рот не клади. Действительно, зачем кому-то что-то в рот совать?

«Она знает слово „паспорт“! Нам точно к ней».

Деловая мадам продолжала пытать нас. Раздув зелёные мембраны возле сгибов похожих на жабьи лапок, она распространяла сладковатое зловоние.

— Вы кто? — осторожно спросила Мышка.

— Тю, ещё и читать не умеют! — мадам достала из кармана и смачно прилепила на грудь с неизвестно откуда взятыми блёстками бейджик. Затем пафосно представилась. Это звучало так, словно к нам с небес, весь в перьях, снизошёл сам знаменитый Куркаров, только в юбке из болотных хвощей.

— Нидотра Селиновна Ханая! И хто это у нас прётся по болотам на ночь глядючи?

— Спешим, матушка!

Ой, не надо было это «спешим» говорить! Сработал тот эффект, когда торопишься за компьютером или на почте — всё начинает замедляться и подвисать.

Нидотра медленно-медленно и сосредоточенно начала доставать какие-то формы заявлений и бланки. При этом она хищно смотрела на мужскую часть нашей команды.

— В порядке живой очереди па-адходим! — сообщила она противным голосом, отвернулась и подтащила поближе пень, служивший ей в качестве стойки бюро.

«Ну хоть что-нибудь в ней очаровательного найти! Увы…»

Сначала мы попытались сыграть в её игру с бумажками. Деваться некуда, встали в очередь, стали ждать, пока она выдаст всем бланки. Прочитали, заполнили такие странные пункты, как любимый возраст, размеры, сословие. Семь человек, казалось бы, немного. Однако ж…

— Стоп! Сдаём бланки, это старого образца, заполняем новые!

Процедура повторялась ещё пару раз, мужчины начали перешёптываться о том, чтобы грубо проломиться мимо сумасшедшей дамы, пусть и сложно будет без документа жить в режиме «стелс».

— Что там за разговорчики? — она на дух мужской пол не переносила. — В обход без разрешения собрались, голубчики? Что ж, вот вам форма на оплату штрафа за крамольные мысли, и сам обход опасный не забудьте оплатить после заполнения.

— Заполнять форму, чтобы идти в обход? Цена баснословная! Специально! — возмутился Сват. — Это сберкасса чистилища, МФЦ в аду или что такое?

— Для вашей безопасности! — рявкнула работница болота.

— Да мы самую опасную часть без вас прошли! — не выдержал Шура.

— А сейчас в самую безопасную хотите. Ишь, прыткие! У меня там детульки-опарышики-пупочки мои! Не пущу. В конец очереди!

— Так очередь уже дцать раз по кругу прошла!

— Не прошла! Заполнившие форму и заявления — сюда! А вот это верните сюда. Как, уже заполнили?! Вы что! Это не ваша бумага, это тёзки какого-то, неужели не видите? А вы её заполнили! Зачем?

— Вы же мне это выдали! — Ален тёр лоб, пытаясь не сойти с ума. Шура безнадёжно плюхнулся на мокрое бревно, где мы на коленке заполняли старыми перьями бумаги. — Сколько можно издеваться!

— Что вы орёте, сейчас сотрудниц позову!

Я молча пыталась разгадать эту болотную систему. Похожа на наши классические системы, где обычно путают Пупу и Лупу. Спустя час утопания в бумажном болоте, казалось, что глаза горят огнём. Барс переобулся в скороходы.

— Это что такое?! — Ханая вышла из-за своей импровизированной стойки. Лицо её шло пятнами от гнева. — Что за правонарушения! Никакого реквизита! Штраф! Заполняйте! Ну, иди-иди, голубчик, скатертью дорога, потонешь или арестуют за ближайшим перекрёстком, по итогу всё равно заполнишь.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.