Бесплатный фрагмент - Не буди спящее дитя

Глава 1

— Манька! Хватай ребятёнка и айда в поле! — мимо проходящие бабы звали женщину на работу. — Спишь, чо ли?

— Дрыхнет, як цуцик, — поддержала пухлая девица, поправляя на ходу косынку.

На улице раздался задорный бабий смех вперемешку с детским плачем.

— Чичас! — Маня выглянула из сарая. — Бегу!

Июньский день выдался особенно жарким. От вчерашнего проливного дождя не осталось и следа. Неглубокие ямы на ухабистой дороге иссохли под утренними, знойными лучами солнца, придорожная трава лишилась прозрачной росы, воздух стал чересчур плотным и тягучим. Пора собираться в поле, ворошить колхозное сено, покуда позволяет погода.

Маня по-быстрому налила воды в корыто для поросёнка, повесила ведро на гвоздик у двери, подпёрла черенком лопаты калитку, разделяющую основную часть двора от скотного и крикнула дочери:

— Катька! Пора сбираться!

— А я уже тута, — девчонка пяти лет подскочила к матери сзади, держа в руке свёрнутый платок.

— Скибу прихватила? — улыбнувшись смышлёному ребёнку, Маня двинулась к дому. — Ентого мало, голодными останемся.

Срезав с круглого каравая большие два ломтя, достала из банки свежих малосольных огурцов. Сложила перекус в белый платок и завязала узел.

— Вот теперича идём, — вышла из хаты, повесила амбарный замок на дверь и прихватила рядом стоящие грабли. — Айда за бабами, а то не поспеваем.

Катюшка бросилась догонять работниц. Маня шла следом, прищуриваясь от солнечного света и вдыхая горячий воздух.

— Дюже хорошо у нас у хуторе, — произнесла молодая женщина, перешагивая через ямки и поднимая голыми ступнями дорожную пыль.

Хутор Сиротский ничем не отличался от других населённых пунктов Кубани. Здесь тебе и плодородные сады, и пашни, и сенокос, и дружелюбное население, которое состоит из казаков, русских, армян, украинцев. Из достопримечательностей ничего особенного: сельская школа с разновозрастными ребятишками, птицеферма, коровник, колхозное правление, где муж Мани числится председателем.

— Манька! Поспешай! — одна из жительниц хутора обернулась, чтобы поторопить женщину. — Шо ты як увалень?

— А у ей мужик до поздней ночи у конторе, вот она и не шаволится!

— А-ха-ха! — бабы не переставали шутить над Маней, откровенно завидуя её новому статусу — жена председателя.

Не обращая внимание на глупые шутки, Маня ласково улыбалась завистницам. Ну и пусть смеются, пусть потешаются.

Через четыре километра умеренного шага женщины достигли цели — добрались до колхозного поля. Солнце высоко, печёт по-доброму. Чтобы малые дети не обгорели, их оставляли возле развесистых берёз под присмотром старших ребятишек. Пока женщины ворошили сено, Саша и Гриша развлекали детвору весёлыми играми.

— А ну-ка, закрываем глазки и на боковую, — в нужное время Саша отдавал команду на сон-час. — Ежели кто не уснёт, из леса придёт волк и сцапает, — оскалив белые зубы, изображал из себя серого лесного жителя.

— Хи-хи-хи, — накрывая голые плечики мамкиным широким платком, Катюша притворно засыпала.

— И без шуток, — грозным голосом говорил Саша, всматриваясь в закрытые глаза детей. — Спите, а я за гостинцем.

Одиннадцатилетний Саша уходил в подлесок за поисками земляники, чтобы угостить подопечных за их послушание. Мальчик гордился тем, что ему доверяют взрослые обязанности, и держал себя, как истинный вожак детсадовской стаи. Но сегодня звёзды сошлись иначе. С этого дня у Саши отпало всякое желание присматривать за малолетними воспитанниками.

Вернувшись с горсткой ароматных ягод, набранных в кепку, мальчик подозвал друга и попросил разбудить детвору.

— Только не як в тот раз, — предупредил Гришу, опуская на траву головной убор. — Лучше як в армии.

— Шо? — завязывая сухие травинки между собой, Гриша поглядывал на ягоды.

— Скажи «подъём», и усё, — присев на корточки, Саша вынул из горстки спелых ягод муравья и отпустил на волю.

Недолго думая, Гришка подошёл к ребятишкам и сказал вполголоса:

— Пора вставать.

Дети не шелохнулись. Тогда мальчик повторил фразу чуть громче. Реакции — ноль. Грише надоело ждать, когда детишки проснутся, и крикнул во всё горло:

— Подъём! Я долго ждать буду?!

Дети всполошились. Самые маленькие, годовалые, спросонья подняли крик, а те, что постарше, выпучили глазёнки и уставились на нервного воспитателя.

— Ты дурак? — Саша подскочил к плачущим младенцам. — Гляди, шо наделал.

С трудом поднял на руки пухленькую девчушку. Покачивая из стороны в сторону, начал успокаивать.

— Тише, тише, маленькая, не плачь, — с укором посмотрел на друга. — Чичас тебе тётка Нюра задаст.

Гриша испугался. Не хочется получать оплеуху от грозной тёти, которая орёт, как стая бешеных ворон. Сорвав пучок голубых колокольчиков, протянул девочке и ласково запел:

Люли-люли-люленьки

Прилетели гуленьки

Стали гули ворковать

Нашу Верочку качать…

Удивительно, но девочка замолчала. Широко распахнув промокшие ресницы, улыбнулась и приняла букет полевых цветов.

— Рёва-корова, — вытирая порозовевшие щёки ребёнка, Саша выдохнул с облегчением. — Садись и не реви.

Посадив Верочку на место, посмотрел на детишек. Детвора сидела молча, вглядываясь в лицо подростка.

— Уф-ф, — Саша ощущал на себе пристальные взгляды растерянных малолеток. Поднял с земли кепку и с нежностью сказал, — вам тута гостинец от зайчика.

Взял несколько ягодок и отдал мальчику трёх лет. Следующая порция была передана Верочке, другая — Ванечке. Саша сыпал в детские ладошки землянику и приговаривал:

— Спасибо зайке за подарки. Послушным детям от него привет, — остановившись у девочки, прикрытой платком, улыбнулся и запел. — Люли-люли-люленьки!

Девочка не пошевелилась. Опустившись на одно колено, Саша продолжил будить дремлющего ребёнка.

— Эй, соня-засоня, вставай, — тронул Катю за плечо.

Ни одни мускул не дёрнулся на лице девчушки. Саша заволновался.

— Да она прикидывается! — расхохотался Гриша, взявшись за живот. — Гляди, а глаза-то моргают!

Наклонив голову, Саша протянул палец к носу девочки.

— Ты шо делаешь? — Гриша перестал смеяться.

— Проверяю, дышит ли.

— Ты… думаешь… — упав на колени, Гришка раскраснелся, как варёный рак.

Убедившись, что Катя жива, Саша убрал платок, просунул руки под мышки и потянул девчонку наверх.

— Да брось ты её, — махнул рукой Гришка, которому не терпелось отведать сладкой земляники. — Давай добычу делить.

Но Саша не обращал внимание на друга. Напрягшись из-за обмякшего тяжёлого тела, попробовал поставить Катю на ноги. Ничего не вышло. Конечности девочки болтались, словно подсушенные грибы на ниточке. Не выдержав, мальчик положил ребёнка на примятую траву.

— Катя, просыпайся, — легонько похлопал по щекам и потряс за подбородок. — Ка-ать, ты слышь?

Девчонка не откликалась. Сашку будто кипятком ошпарили, до такой степени оробел.

— Гришка, — откинувшись назад, заговорил дрожащим голосом, — беги за тёткой Маней.

— Зачем? — не дожидаясь делёжки, мальчишка уплетал ягоды по одной.

— Гри-иш, — еле слышно прошептал Саша, — Катьке плохо.

Обернувшись на спящую девочку, Гришка усмехнулся.

— Пущай дрыхнет, коли хотца.

— Беги, говорю! — выкрикнул Сашка в сердцах.

Вскочив с места, Гришка рванул к бабам. Саша остался ждать, пытаясь разбудить Катю. Лучше бы она очнулась сейчас, иначе председательская жена повесит всех собак на старших ребят. И тогда рыбалка накроется медным тазом, да и вечерние гулянки тоже.

Маня не торопилась бежать на помощь. Взрослые не обращали внимание на детские забавы. Мало ли, ребятишки поссорились. Помирятся — это детство. Закончив ворошить сено, женщины закинули грабли на плечо и направились к своим отпрыскам. Пора возвращаться в хутор. Подойдя к детям, Маня взяла руку Кати и в смешливой форме сказала:

— Подымайся, притвора.

Девочка не открыла глаза и не издала ни звука.

— Хватит дурочку ломать, — хихикала мать, поглаживая девчушку по голове. — Если не подымиси — не будет тебе конфет, — решила схитрить.

Никакой реакции. Катя не шевелится.

— Да шо ж енто такое? — подхватив ребёнка, Маня начала злиться. — Хватит дурачиться. Вставай.

— Не трогай девку! — завопила соседка по имени Фрося. — Манька! У ей недосып! Закрой лицо платком и пущай дрыхнет!

— Енто шо исчо за примета такая? — Маня восприняла в штыки сказанное. — Откудова ты енто взяла?

— Маня, послухай нас, старых, не тронь дитё. Примета верная. Ей боженька глаголет. Не мешай, — седовласая Агриппина сняла со своей головы косынку и подала Мане. — Накрой лицо.

— Да идите вы со своими сказками, — возмутилась женщина, прижимая к груди дочь. — Ишь, чего удумали.

Встряхнула как следует Катю и крикнула:

— Ежели не очнёсси, я тебя волкам отдам на растерзание! — шлёпнула два раза по щекам.

Девочка открыла глаза и заорала на всю округу:

— А-а-а!

— Очунялась, — Маня хотела поставить её на ноги.

Но Катюша не смогла устоять. Завалилась на траву, вытянула перед собой руки со скрюченными пальцами и истошно завопила:

— Поди! Поди прочь!

Дети и взрослые замерли. Нюра медленно стянула косынку с головы, открыв рот. Бабушка Фрося уронила грабли, прижав к губам сморщенный кулак. Остальные бабы поглядывали то на орущего ребёнка, бьющего ножками по траве, то на Маню.

— Божечки мои, не иначе як сглазили… — прошептала Фрося, сделав шаг назад. — Надобно у церковь обратиться.

— Чего стоишь, будто килу навалила?! — Нюра ткнула в плечо Маньку. — Бягом к Макарычу! Пущай сглаз сыметь!

— Да-да, верно гутаришь, — согласились работницы, кивая головами. — Он у нас знатный ведун.

— Тю, ведун, — одна их женщин скривила лицо. — Скажете тоже. Знахарь он. А вы ужо в колдуны записали.

— Ведун, вот те крест, ведун, — Аксинья перекрестилась несколько раз, достала из-за пазухи потёртый железный крестик, висящий на пропитанной по́том верёвочке, и поцеловала прилюдно. — Ванькина Галка к ему на поклон ходила, дык Иван горилку напрочь не принимает. Во как.

Слушая народные бредни, Маня подхватила дочь на руки и быстрым шагом двинулась в хутор.

— Манька! Куды? Мы тебе поможем! До Макарыча, чай, на два километра дальше! — крикнула Нюра вслед уходящей хуторянке.

— Не надо! Не верю я в ваши сказки! — откликнулась Маня, унося захлёбывающегося криком ребёнка.

Бабы переглянулись.

— Енто им за подлость, — восторженным голосом сказала худенькая, рыжеволосая женщина, наливая воду в руку из кувшина и обрызгивая свою роскошную, упругую грудь поверх платья.

— Думай, чаво болтаешь, — насупилась Нюра, поставив кулаки на бока, — ежели бы ты…

— Тише, — Фрося показала глазами на детей, — она и так о себе знает. Надо до хаты итить. Коров доить.

Нюра подняла дочь на руки, обтёрла её разрумянившее личико косынкой, поцеловала в носик.

— Айда домой, доня, — прижала девочку к груди и потопала на дорогу.

Женщины последовали за ней.

Всю дорогу от поля до хутора слышался отдалённый вопль Кати. Бабы охали и приписывали этому случаю всякие загадочные поверья.

— А Фёклу-ударницу помните? Ой, какая красавица была. Уся из себя. Умытая, с причёской, а як мужа схоронила — чудная стала. Сбежала в соседнее село. А тама бабы и говорють, шо она по домам хо́дить и песни распеваить. По праздникам в клуб прибегаить, юбку задерёт — и в пляс. Никто её не трогает, уси жалеють.

— Да-да, — соглашались работницы, — слыхали.

— Кажись, и Катька такая будет, — глядя прямо перед собой, сказала Валя. Убрав со лба огненно-рыжий локон, сощурила глаза. — Бог не Тимошка…

— Замолкни, — Ефросинья недолюбливала Валентину за её острый язык. — Не твоего ума дело.

Фыркнув в ответ, Валентина отошла к Нюре.

— О как, заступается, — шепнула на ухо соседке и искоса посмотрела на Фросю.

— И правда, Валь, кончай ужо сплетничать. У твоего Митьки голова слабая, от того его и не выбрали. Да и… — взглянула на Валю с неким презрением, — характером не вышел. Другой бы на его месте як вдарил за…

— И ты туда же, — зная, что весь хутор в курсе женских «подвигов», Валя начала притормаживать ход. — Вам бы только судачить, а сами-то…

Подождала, когда надоедливые бабы уйдут вперёд, и поплелась за ними, еле передвигая ноги.

Глава 2

Дойдя до дома, Маня посадила дочь на крыльцо и побежала за водой. Принесла, окатила трясущегося ребёнка мутной жидкостью из бочки и принялась успокаивать.

— Ну, ну. Чего разошлася? — убирая промокшие волосёнки с закрытых глаз, легонько потрепала за щёчку. — Напугалася чего? Али прикидываешься?

Катя не отвечала на вопросы мамы, не реагировала на нежные прикосновения. Знай себе, криком кричит да руками машет. Мане надоело смотреть концерт в роли одного актёра. Занесла девочку в хату, посадила на кровать и сунула в руки кусок сала, чтобы та успокоилась. Но и это не помогло. Катя всхлипывала и уже не так громко вопила — голос провалился куда-то вниз и звучал с натугой. Дождавшись старшего сына, Маня передала ему дочь, а сама ушла доить корову.

— Кать, обидел кто? — Павлуша смотрел в стеклянные глаза сестры и недоумевал. — Сашка Плотников? Иль мамка отругала?

Не понимая, что происходит, мальчик сходил в сени, принёс куриные яйца, чтобы угостить Катю. Она страсть как любит сырые яйца да с чёрным хлебушком. Разбив верхушку скорлупы, насыпал чуть соли на желеобразный белок и поднёс угощение девочке. Сунул в руку и зажал пальцы девчушки, чтобы она сама держала.

— На, пей.

Не соображая, что от неё хочет брат, Катя сдавила хрупкую скорлупу, и из раздавленного яйца потекла прозрачная жидкость.

— Они идут! — во всё горло закричала девочка охрипшим голосом, показывая указательным пальцем на дверь. — Не пускайте их! Они идут!

Павлик остолбенел от душераздирающего вопля. Лицо сестры так исказилось, что мальчик чуть не намочил штаны от страха.

— Ма-ам! — пулей выбежал на улицу. — Ма-ам-а-а!

— Ну, шо исчо? — Маня вынесла ведро с молоком из сарая. — Чего горлопанишь?

— У Катьки припадок, — побледневший мальчик схватил мать за руку, держащую тяжёлое ведро. — Пойдём скорее.

— Тю, чего выдумал? — отдёрнула руку сына. — Отцепись. Иди лучше поросю дай.

— Мам, она тама орёт и в дверь тычет, будто видит кого-то, — Паша заговорил тихо, чтобы, кроме матери, никто не услышал.

— Подралися, шо ли? — двинулась к дому. — Ну, ежели обидел девку — берегись.

Вошла в хату, поставила на табурет ведро и зашагала в комнату — проверить дочь. Отодвинув застиранную штору, висевшую вместо двери, улыбнулась. Катюша лежала на кровати с закрытыми глазами и громко сопела.

— Доня, донюшка, — ласково назвала Катю, — заснула, горюшко моё.

Обтёрла ручку от яичной смеси, убрала скорлупки.

— Вывозилась уся, — накрыла Катюшу стёганным покрывалом. — Намаялась, горемычная. Спи, спи, моя голубка. Напугалась, а теперича вона уставшая. А бабы всякого наговорили. Им бы только потрепаться. Всё у нас хорошо.

Поправила светлые волосики и поцеловала дочку в красную щёку.

— Дети есть дети. Мало ль, чего она в поле увидала. А им лишь бы страшную сказочку додумкать, — поругала про себя женское население. — Шоб им пусто было.

Катя спала, как убитая, шумно выпуская воздух из носа. Мать не пыталась разбудить ребёнка. Переделала домашние дела, приготовила ужин и наказала старшему сыну никуда не уходить, а приглядывать за сестрой. Сама же отправилась на вечернюю дойку.

Не успев дойти до фермы, встретила деда Тихона, местного сторожа.

— Мань, здоров, — остановился в трёх шагах и достал из кармана вековых портков потёртый мундштук. — Шо там с девкой у тебя? — сунул в него папиросу.

— Ты о чём, дед Тихон? — нахмурилась Маня, отмахиваясь косынкой от надоедливых мошек.

— Ну, як же ж? Был я сёдня у мага́зине. Захотелось мене бубликов…

— Ты мне тута не жуй, а гутарь по-скоренькому. На работу бегу.

Прикурив, старичок продолжил мямлить:

— Купил бубликов…

— Ай, дед, иди, куды шёл! — психанула Маня, закинув косынку на плечо. — Покуда от тебя чего дождёшься — молоко в вымени ски́снеть, — рванула быстрым шагом в сторону фермы.

— Яд надобно отсосать! — крикнул вдогонку Тихон, закашлявшись табачным дымом. — Иначе помрёть!

— Кто? — у Мани перехватило дыхание. — Кого енто укусили? — вернулась к старику. — Ты шо несёшь, старый?

— Нясуть куры на нашесте, а я правду докладаю, — затянулся и с удовольствием выдохнул прямо в лицо Маньки.

— Фу, паровозник! — замахала рукой женщина перед своим носом. — Не продыхнуть! Так, кто, ты говоришь, помрёть?

— Ясное дело, девка твоя. Она ж так вопила, шо я с того конца деревни услыхал, — показал загоревшей рукой на лес. — Иду, значится, у мага́зин, а навстреню мене Валька-рыжуха. А я вопрос и зада́л, мол, кого не поделили, а она и гово́рить: «У Гунько мала́я в траве дрыхла, а потом як подпрыгнеть да давай на всю ивановскую орать». А я и спрашиваю, с дитями баловалась, али цапнул кто? Ну, мало ль в траве муравьишки какие, али гадюки…

— На том поле гадюк сроду не видали, — услышав о рыжей, Маня стиснула зубы.

— Ну-у, енто неважно, — затянулся ещё раз и, задержав дыхание на три секунды, выдохнул, прикрыв веки.

— Ну? Енто всё, шо ты хотел сказать? — нервничала Маня.

— Не, я исчо не окончил, — Тихон смачно высморкался на дорогу. — Дык, да… А ты, Маня, запамятовала, як у прошлом годе нашего мужика змеюка неясной породы погрызла, а?

Глаза Мани закрутились, забегали, рот открылся. Вспомнив что-то, стукнула себя по бедру и галопом побежала домой.

Влетела в хату, как ураган. Откинула покрывало и, задыхаясь, начала пристально рассматривать тело спящей дочери. Аккуратно подняла одну руку, другую, осмотрела ножки. Потом внимательно перебрала волосы на голове.

— Только бы не…

Неожиданно девочка открыла глаза и улыбнулась щербатым ртом, увидев маму.

— Катенька, — прошептала Маня, когда дочь потянула к ней ручки. — Солнышко моё.

— Мама, — голос ребёнка слегка охрип.

Маня наклонилась и прижала к себе маленькое, нежное тельце.

— Проснулась, проснулась, моя донюшка, — сказала вполголоса в самое ушко. — Как ты себя чувствуешь?

— Я тебя люблю, — Катюша прижималась всё сильнее. — Очень-очень.

— Ты ж моя лапушка, — глаза Мани заслезились. — Я так за тебя испугалася. Чего ты издёргалась? Кого увидала?

— Никого.

— А пошто кричала, як порося недорезанный?

— Я? — откинув голову назад, девчушка рассмеялась.

— Чего, чего ты? — не понимая, что происходит с дочерью, Маня немного растерялась, но продолжала улыбаться.

— Щекотно! — заливистый смех девочки был слышен на улице.

В дом прибежал Паша.

— Ой, мам, а ты тута? — встал на пороге комнаты. — А я в сарае…

— Ничего, сынок. — повернула голову Маня. — Гляди, какая развесёлая. Здоровый, хороший ребёнок, а им лишь бы смуту навести, — припомнила взбалмошных баб. — Вона какая девка звонкая! — Маня засмеялась в унисон от радости.

Будто и не было ничего: ни истерики, ни громкого плача на всю деревню. Катя осталась сама собой, вопреки бабьим глупостям.

Глава 3

Прошло два года.

Сентябрь, 1933 год.

Маня помогла Кате надеть платье, которое пошила сама, сделала ей две косички и украсила красными ленточками. Крутясь перед зеркалом, девочка рассматривала косы, поднимала подол и расправляла его в разные стороны.

— Вот и Катюша шагаеть в первый класс, — Маня не верила, что её дочь стала школьницей. — Не заметишь — и замуж соберётся.

— Хи-хи, — не понимая, что такое «замуж», дочь захихикала. — Пойдём, мамочка.

Взяла Маню за руку и потянула за собой на улицу. Павлик не стал ждать, убежал в школу первым. Не было желания идти рядом с мамой, как первоклашка. Да и друзья заждались.

Школьная линейка прошла по всем традициям. Директор наравне с учителями поздравил детей с началом учебного года, пожелал прилежно учиться, ответственно относиться к труду, так как он облагораживает человека. Говорил ещё много всяких напутствий, чем и смешил Катю. Слушая торжественную речь, она посмеивалась и размахивала букетом хризантем.

— Тише, Катя, — учительница в больших круглых очках тронула девочку за плечо. — Слушай речь.

— Не хочу, — Катюша продолжала делать по-своему.

— Я прошу тебя, веди себя прилично.

— Не-а, — девчушка не слушала грузную тётю.

— Я сейчас отправлю тебя домой, — пригрозила женщина, пытаясь успокоить первоклассницу.

— А вот у тебя будет не дом, а большой костёр, — устрашающе рыкнула Катя, устремив пронзительный взгляд в лицо учителя.

Классный руководитель немного опешила от слов первоклассницы. Поправив на носу очки, устремила свой взор на директора. Пламенные речи закончились, и школьники гурьбой отправились по кабинетам. Заходя в светлый класс, Катюша осмотрелась. Ничего особенного: деревянные парты, доска, на подоконниках цветы.

— Выбирай себе место, — Светлана Игоревна предложила присесть.

Заняв первую парту прямо перед учительским столом, девочка подняла глаза на улыбчивую тётю в очках. Как только все уселись, учительница встала у доски.

— Здравствуйте, дети! — громко сказала женщина, разглядывая ребятишек. — Меня зовут Светлана Игоревна.

— Здравствуйте, Светлана Игоревна, — хором поздоровались ученики.

— Хочу ещё раз поздравить вас с началом учебного года…

— Слыхали уже, — буркнула Катя и сложила руки прямо перед собой.

— Катенька, тебя что-то беспокоит? — приподняв очки, учительница округлила глаза. — Тебе не хочется учиться? Если не хочешь, то я поговорю с твоей мамой, и пускай она оставляет тебя дома, — поправила очки на место и окинула взором остальных детей. — Кто ещё не желает быть образованным?

Ученики сидели смирно. Кто-то нахмурившись поглядывал на Катю, а кто-то не сводил глаз с женщины в сером пиджаке, на котором блестела от солнечных лучей брошь-булавка.

— Нет желающих покинуть класс? — Светлана Игоревна вела себя уверенно, давя авторитетом.

В ту пору учителя имели особый вес. Они могли запросто наказать взбалмошного ребёнка, отправить домой для дальнейшей беседы с его родителями или вызвать отца и мать на ковёр к директору школы. Но Светлана Игоревна не была такой категоричной. Она всегда умела договориться, действуя хитро. Поначалу давала право выбора, а чуть позже всеми силами заинтересовывала несмышлёное дитя, чем и втягивала в учебный процесс.

— Кать, умолкни, — погрозил кулаком коротко остриженный Федя.

— Хи-хи, — Катя захихикала и так же в ответ показала кулак.

— Ну я тебе, — белые, как снег, брови мальчика сузились.

— Я предлагаю начать наш первый урок с рисования, — учительница прошлась вдоль школьной доски умеренным шагом, заложив руки назад. — Какой вы видите нашу жизнь?

— Весёлой! — выкрикнул мальчик, сидевший рядом с Федей.

— Правильно, — одобрила женщина, — а ещё?

— Красивой! — ответила девочка с третьей парты и тут же зарумянилась.

— Верно, — Светлана остановилась напротив Кати. — А ты как думаешь? Наша жизнь прекрасна?

— Не знаю, — пожала плечами девочка и отвернула голову в окно.

— А если хорошенько подумать? — пухлая женщина не отставала. — Что ты видишь за окном?

— Ничего, — Катя сложила губки бантиком и сжала челюсти.

Светлана Игоревна обошла парту и встала рядом с недовольной девочкой.

— Посмотри внимательно. Что ты там видишь? — показала ладонью прямо в стекло. — Подойди…

Поднявшись с места, Катя вытянулась и с интересом уставилась на улицу. Двор как двор — ничего примечательного. В каждой семье такой. Деревья, цветы, лужайка.

— Ну? Что там? — учительница спрашивала с такой нежностью в голосе, что Катя наконец-то улыбнулась.

— Побегать хотца, — прошептала девочка, распахнув ресницы пошире.

— Почему?

— Там хорошо, — задумчиво ответила Катя, прильнув к деревянному подоконнику.

Учительница обернулась и увидела, что дети встали со своих мест и также любопытствуют, уставившись на школьный двор.

— А теперь вы поняли, что я имею в виду? — чуть громче спросила Светлана.

— Да-а, — ответили дети хором и сели.

— Достаём карандаши, листочки и рисуем жизнь.

В классе возник шум. Ребятишки доставали из портфелей принадлежности для рисования и громко гудели. Присев на свой стул, Светлана Игоревна не переставала улыбаться и наблюдать за лицами детей. С какой серьёзностью они принялись за ответственную работу. Федя прикусил зубами кончик синего карандаша и уставился в потолок, почёсывая за ухом. Кудрявая девочка по имени Арина накручивала на пальчик локон и искоса поглядывала на соседку. Каждый из учеников обдумывал следующий шаг с особой тщательностью. Кто-то рисовал круги на чистом листе бумаги, а кто-то чертил домик под линейку, выводя на фасаде аккуратные кирпичики. Только Катя сидела у окна и смотрела вдаль, будто застыла.

— Катюша, — учительница еле слышно позвала девочку, — Катя-а.

— А? — девчушка обернулась и открыла рот.

— Что же ты? Рисуй, — кивнула головой женщина, показав рукой на детей. — Или тебе нужна моя помощь? — наклонилась вперёд.

— Не-а, — мотнув косичками, Катя открыла портфель.

Через тридцать минут ученики закончили творить.

— Ну-с, что у нас тут? — прохаживаясь между рядами, Светлана Игоревна заглядывала в рисунки. — Та-ак, здесь у нас коровка пасётся на лугу, неподалёку отдыхает пастух. Молодец, Ниночка, — погладила по голове кареглазую брюнетку.

Девочка подняла подбородок чуть выше, восхищаясь похвалой классного руководителя.

— А здесь? — учительница приблизилась к мальчику Саше. — Трактор в поле. Очень хорошо.

Саша оглядел присутствующих и поднял листок перед ребятами, чтобы каждый успел позавидовать его искусству.

— Мариночка, прелестно. Женщины идут в поле ворошить сено, верно?

— Да. Видите, солнце высоко? — Марина ткнула пальцем в жёлтый кружок с ярко-оранжевыми лучиками. — Это наши соседки и моя мама несут грабли.

— Умница, — похвалила девочку Светлана.

Вернувшись к своему столу, женщина взглянула на часы.

— Сейчас прозвенит звонок, попрошу вас собрать все рисунки и положить мне на стол. Когда вы закончите школу, я верну вам эти листочки, и мы с вами вспомним, о чём вы мечтали в детстве, что рисовали, и как изменились ваши взгляды на жизнь.

Ребятишки вновь зашумели, сбегаясь к учительскому столу. Толкались, торопились, каждому хотелось быть первым. В коридоре прозвенел звонок, и Светлана Игоревна отпустила детей на перемену. Шумной гурьбой мальчики и девочки выбежали из класса и ринулись на улицу.

— Катя, иди погуляй, — сложив рисунки в стопку, женщина поправила на плечах платок. — Или ты не закончила?

— Вот, — девочка преподнесла своё художество, бросила на стол и выбежала наружу.

— И как это понимать? — подняв лист, Светлана Игоревна смутилась.

Бумага исчёркана красным карандашом до дыр, как будто Катя изо всех сил надавливала на грифель и резкими движениями водила им взад-вперёд, пытаясь разрезать листок пополам.

— Похоже, это солнце, — пытаясь расшифровать детский рисунок, учительница разглядывала желтеющий овал в левом углу листа. — Но почему оно перечёркнуто?

На солнце стоял чёрный крест.

— А здесь у нас… дрова? — переворачивая листок, наклоняла голову то вправо, то влево. — Или… И почему у них руки? А может, это сучья?

Зажмурившись, учитель глубоко вздохнула.

— Ну и фантазия, — открыла глаза, положила бумагу на стол обратной стороной вверх и тут же ахнула. — А это что?

На обратной стороне Катя нарисовала комнату с решёткой, без двери и мебели.

— И даже не раскрасила, — прошептала Светлана Игоревна. — Очень трудный ребёнок…

Первый день в школе прошёл на редкость спокойно для Кати. Она не носилась по классу, как угорелая, не строила смешные рожицы, не обхохатывалась без причины. Вела себя сносно, слушала учителя и поглядывала в окно.

— К следующему уроку подготовьте гербарий, — Светлана Игоревна закрыла учительский журнал. — Будем говорить о природе.

Улыбнулась, поднялась со стула и попрощалась с детьми:

— Урок окончен. До свидания.

Ученики положили учебники в свои портфели и поторопились по домам.

— А когда ж писать будем? — Катя не торопилась покидать класс.

Закрыв портфель, осталась сидеть за партой.

— Сначала научимся выводить палочки и крючочки, — учительницу порадовал вопрос, — а уж после и до чистописания дойдём.

— М-м, по́няла, — хихикнув, девчушка пулей выскочила из кабинета.

— Ох, интересная личность — эта Катя Гунько, — довольная сегодняшним днём, Светлана Игоревна подтянула край платка на левом плече, потёрла розовую полосу на переносице, оставленную тяжёлой оправой, и засеменила в учительскую.

Выбежав на деревянное крыльцо, Катя раскинула руки в разные стороны и громко крикнула:

— Эге-ге-ей!

Сделала три подскока на каждой ступеньке, подкинула кверху портфель, который достался ей в наследство от старшего брата, поймала, расхохоталась и побежала вдоль улицы в сторону дома. По дороге остановилась у чужого двора. Её взгляд задержал куст шиповника, свисавший с плетня. Наливные ярко-красные плоды так и подзывали: «Съешь меня». Поглядывая по сторонам, Катя подошла вплотную и облизнулась. Сорвала несколько продолговатых ягод, покрутила одну и раскусила. Заглянула внутрь, полюбовалась мясистой начинкой, положила в рот. Поморщилась от кисловато-сладкой мякоти, выплюнула себе под ноги и со всего размаху разбросала плоды в разные стороны, будто поле сеет. Две хитрые ягоды полетели в огород и попали за шиворот ехидной старушки, которая полола цветник.

— А вот я тебе чичас покидаюся! — завизжала бабка, выпрямив спину. — Енто куды ж ты целисси, а? Ах, бессовестная твоя душонка! А вот я мамке твоей усё доложу, и отстегает она тебя, як Сидорову козу!

Бабулька замахала сморщенным кулачком, устрашая девочку. Но Катя не из пугливых. Показав визгливой старушонке язык, растянула веки и прижала мизинцами обеих рук кончик носа.

— Бе-бе-бе-е, — передразнила женщину и вприпрыжку побежала домой.

— Пральна бабы гутарют! — кричала старушка в след убегающей девочке. — Дурная у Маньки девка, ай до костей дурная! Шоб тебя леший утащил!

Девчушка забежала за калитку и присела на корточки, прислушиваясь, что там орёт сумасшедшая старушка. Долго ещё кричала на всю улицу бабушка Арина, насылая на ребёнка всяческие гадости и вспоминая слух, пущенный бабами по поводу недосыпа в поле и горластого ора на весь хутор.

Заметив издалека мать Кати, женщина вышла на дорогу и начала чуть тише причитать.

— Манька, угомони свою бесноватую! — красное вспотевшее лицо соседки говорило о проступке дочери. — То цвяты у меня обрываить, то в окошко ки́дается!

— Моя Катя? — Маня не верила скандальной бабке, но ссориться с ней не было желания. Отмахиваясь от приставучей мухи, жужжащей над ухом, пообещала поговорить с дочерью.

— Нет уж, разговоры разговаривать не имеет смыслу, а вот прутиком да по заднему месту — самое оно! — посоветовала Арина, вытирая краем косынки пот вокруг рта. — Да посильнее, да…

— Не била я своих ребят и не собираюся, — махнув головой два раза, Маня пошла домой.

— А вот поглядишь, родимая! — вскипела бабка, обидевшись на то, что соседка не внимает её советам. — Принясёт она тебе горюшка, Катька ента! Ох, и запоёшь ты горючими слезами, милая моя!

Подойдя к калитке, Маня остановилась, вытерла косынкой шею сзади и еле слышно ахнула.

— Ах, ну и? Шо прячисся? Видала я тебя, вылазь, — прищурив правый глаз, присмотрелась между прутьями. — Чего опять наворотила?

— Шипшину раскидала, — поднялась на ноги девчонка, отряхивая подол платья. — А она как заорёт.

— Не лезь ты в чужой огород, доня, — заходя в калитку, Маня провела пальцами по волосам Кати. — Пущай они сами глядять на свою траву. У нас же есть ента колючка, чего ты туды лезешь?

— Наша кислее, — Катя улыбнулась матери, подняв голову кверху. — А у ней…

— Горе ты моё, шагай. Чичас полдничать будем, — мама двинулась к крылечку, размахивая влажной косынкой.

Перекусив парным молочком со свежей краюхой белого хлеба, Катя собралась уходить на прогулку.

— А кто будет хозяйством заниматься? — Маня заплетала косу. — Павлуша убёг к батьке, а мне на ферму пора.

— Учительница приказала собрать листья, — ответила девочка, дожёвывая хлеб.

— Зачем енто? — зажав шпильки губами, мама намотала косу на затылке.

— Не знаю, — пожала плечами Катя. — Я пойду?

— Иди, коли учительница дала заданье.

Сунув кусок сахара в карман ситцевого сарафана, пошитого из мамкиной юбки, выбежала на улицу. Солнце греет по-летнему жарко. Тёплый ветерок еле-еле обдувает, захватывая растрёпанные жиденькие локоны у лица и размахивая ими в стороны. Катя подняла голову к небу. Чистое, голубое, так и манит поднять руки и взлететь повыше к ясному солнышку. Растопырив загорелые ручонки, девочка оббежала двор, сопровождая воображаемый полёт чириканьем воробья.

— Ты исчо тута? — Маня спешила на работу. Закрыв дверь на замок, махнула дочери. — Пошустрей давай, надобно яблоки подобрать и вымыть к приходу брата. Он из них сушилки делать будет.

— А почему я? — Катя перестала чирикать. Остановилась и насупилась.

— У-у, опять свои гляделки навострила? — пожурила дочку. — Того и гляди, проткнёшь мамку насквозь.

Играючи ткнула Кате кулаком в лоб.

— Ой, за шо? — возмутилась девочка, потирая середину лба. — А если я?

— Чего? Ишь, я тебе дам «я», — мама переменилась в лице. — И кто тебя учит так с мамкой обращаться? Ежели Федька сивый, то я быстро его батьке доложу. Пущай берётся за его воспитание. А ну, бегом за листьями, шоб им пусто было, и сразу домой воротайся. Иначе возьмусь за хворостину, — предупредила Маня и вышла на дорогу.

— Бе-бе-бе, — Катя от души покривлялась в спину уходящей матери.

Сунула руки в карманы, сгорбилась, изображая бабку, которая кричала из-за шиповника, и отправилась в местный парк собирать разноцветные листья. Собирать особо нечего, выбор небольшой. На Кубань осень приходит не по календарю, а чуть позже — в конце сентября, поэтому деревья до сих пор одеты в пушистую листву и даже не думают прощаться с пышной шевелюрой.

— Кленовый, — Катя вошла в парк и начала искать глазами знакомые деревья. — Ау-у, — протянула полушёпотом, будто не хотела кого-то разбудить или напугать.

Медленно передвигая ногами и осматривая листья, запела колыбельную. Ту, которую ей пела мама в детстве и друг Саша на поле:

— Лю-у-ли-и, лю-у-ли-и…

Остановившись между толстых стволов многолетних берёз, присмотрелась. Издалека виднелась человеческая фигура, стоящая, как столб, но хаотичные движения конечностей давали понять — это живой организм. Катя замахала руками и звонко закричала:

— Э-ге-ге-ей! Ау-у!

Но человек не обращал внимание на детские крики и продолжал что-то делать, поднимая руки вверх. Сойдя с тропинки, Катя направилась прямо к незнакомцу. Подходя ближе и выкрикивая разные слоги, не понимала, чем же занята эта женщина. Принадлежность к женскому полу выдавали длинные ярко-оранжевые волосы, заплетённые в толстую косу.

— А шо Вы делаете? — поинтересовалась девочка, вглядываясь в стройную особу. — На дерево полезете?

Незнакомка продолжала заниматься своим делом. До неё оставалось метров десять, и тут Катя встала как вкопанная. Тётя закинула верёвку на ветку многолетней берёзы, залезла на какую-то возвышенность, похожую на трухлявый пень. Повернулась…

— Ой, мамочки! — вскрикнула от испуга Катя и стремительно побежала к дому.

Набирая скорость, девочка ощутила, как ноги тяжелеют и не слушаются. Заплетаются между собой, цепляясь мыском сандалий за дорожку. Катя вот-вот упадёт плашмя и не сможет так быстро подняться. Ошеломлённая увиденным, не могла сосредоточиться на себе. Размахивая ручками, она торопила своё неуправляемое тело. Но неведомая сила навалилась на плечи, давит вниз и не позволяет выбежать из парка. У выхода Катя остановилась и закашлялась. Из глаз брызнули слёзы. Грудная клетка ещё крепче обняла лёгкие, зажимая их своими тоненькими «пальчиками» — рёбрами, не давая полноценно вздохнуть свежего воздуха, чтобы набраться сил и продолжить бежать со скоростью ветра. Ребёнка одолевал внутренний страх. Не понимая, что происходит, Катя открыла рот и попыталась закричать, чтобы позвать маму, но голос исчез, как и желание собирать листья для гербария. Хватая ртом воздух, приложила ладонь к груди и ещё раз покашляла. Горло жгло, будто она не пила воды вот уже несколько дней. В носу пекло и щипало. Маленькое сердце билось так усиленно, что у девочки заболела голова. Сердечный ритм отзывался в висках, затылке и даже в глазных яблоках. Обняв тонкую молодую берёзу, Катя зажмурила глаза и запищала, как раненая полевая мышь.

— И-и-и-и…

— В пряталки играешь? — кто-то дотронулся до её плеча. — А с кем?

— Ма-ма-а! — наконец-то вырвалось. Распахнув ресницы, девочка отпрыгнула в сторону и присела на корточки. Накрыла голову руками и замычала, как телёнок. — М-м-м, — покачиваясь туда-сюда, до боли сжала пальцами волосы.

— Кать, ты чё? С глузду съи́хала? (с ума сошла) — мальчик мысленно сравнил одноклассницу с щенком, заболевшим чумкой. — Чудачка!

Хихикнул и вошёл в парк. Катя расслышала знакомый голос. Убрала руки и открыла глаза. Но перед ней уже никого не было. Обернулась.

— Федька! — вскочила на ноги и бросилась догонять. — Феденька! Родной!

Защитные свойства организма отключились, тело уже не было таким грузным. Девочка порхала вокруг мальчика, закинув руки ему на шею.

— Родненький, Федя! — щёки налились румянцем. Катя смеялась от радости. — Феденька!

— Ты чего? — мальчишка стоял, как столб, не понимая, что это происходит с девочкой. — Да шо с тобой?

Втянув голову в плечи, приготовился драться. Мало ли, что там у этой бешеной на уме.

— Енто ты! Ты! — вопила Катя, прыгая и одновременно зажимая шею мальчика. — Ты пришёл!

— За листьями я пришёл, — ударив по рукам девчушки, свёл брови к переносице. — Ты як дура, ей-богу, — смотрел на Катю исподлобья.

Он был немного напуган.

— Пойдём, я тебе покажу! — вцепилась в руку Феди и потащила за собой. — Там тётя… Там… Ой, Федька, она такая страхолюдина была…

— Какая исчо тётя? — упираясь ногами, мальчик пытался вырваться, но девчачья хватка оказалась мощнее.

Запястье заныло, и Федька вновь ударил девочку, но уже в спину.

— Да отстань ты от меня! — Катя окончательно его напугала. — То мычишь, то орёшь, як оглашенная…

Потёр руку возле кисти. Бросил короткий взгляд на сумасшедшую и отправился собирать листья.

— Не веришь? — Катя подбежала и сбавила шаг. — Вон, там! — показала пальцем вправо, в гущу парка. — Она висит…

— Кто?

— Тётя. А ноги так и болтаются. А исчо у ней на лице глазок нету.

— Чего? — Федя остановился. Не по нутру такие известия. Хоть и мальчик, а боязно. — Брешешь.

Повернулся всем телом к Кате.

— Не-а, — замотала головой девочка и опять показала пальцем в то самое место. — Иди, погляди сам.

Страшно смотреть на тётю без глазок, но ещё страшнее показаться трусом. А если Катька завтра всем доложит, что Федя — трусишка в коротких штанишках?

— Ай, — махнул рукой и медленно отправился проверять.

Катя осталась ждать. Пробираясь по высокой траве сквозь кусты и деревья, Фёдор убеждал себя, что там никого нет, и Катька врёт, дабы проверить у него наличие мужской смелости и храбрости. Сейчас он ей докажет, Федька — не из слабаков. Переступая коряги, мальчик уходил всё дальше, вглубь. Катя не сводила глаз и ждала. И тут он остановился. Напрягшись, Катюша сжала кулачки и задержала дыхание. Мгновение, и Федька разворачивается с диким воплем.

— А-а-а!

Дал стрекача, не разбирая дороги. Мальчик бежал к Кате настолько быстро, что ненароком в её голове промелькнула мысль — он не бежит, а летит. Чувство страха обуяло девочку при виде ужасной гримасы. Лицо Федьки напомнило страшную историю про лешего, которую когда-то рассказала одна местная бабулька непослушным детям. Мол, леший не имеет лица. На лбу два огромных глаза и даже нет рта, не говоря о носе и ушах. Леший никогда не улыбается, потому что нечем, и не кричит. Осторожно подбирается сзади к противным ребятишкам, ломающим ветки деревьев, хватает за ногу и утаскивает в свою берлогу.

Прокрутив в голове образ страхолюдского существа, Катюша заорала в унисон и помчалась к дороге. Она ловко перебирала ногами, не помня себя. Вопила во всё горло и размахивала руками.

— Аха-ха-ха! — крики Феди сменились на торжествующее хохотанье. — Трусиха! Поверила! Поверила! Ай да я!

Мальчик затанцевал вприсядку посреди парка, расхваливая свою способность напугать до чёртиков. Катя уже успела добежать до пыльной дороги. Услышав за спиной слова одноклассника, остановилась и повернулась. Федя приседал и прихлопывал, крутился вокруг своей оси, подпрыгивал и радовался.

— Ай да я! Хло́пчики узнают — не поверят! — мальчишка веселился от души. — Ты такая дурочка! Аха-ха!

Катя смотрела на Федькины выкрутасы и не понимала, что не так? Там же тётя…

— Федя! — крикнула так громко, что вороны разлетелись в разные стороны, обругивая шумную девочку оглушающим карканьем. — Где она? Ушла?

— Кто? — ноги мальчика изрядно подустали. Плюхнувшись спиной на траву, он начал вглядываться в голубое небо, просачивающееся между кронами деревьев, небольшим обрывистым пятном, словно его погрызли мыши.

— Тётя… — Катя не знала, стоит ли ей возвращаться в парк, но необходимость узнать, что Федька увидел между берёзками, одолевала не по-детски.

— Какая тётя? — посмеивался Федя через тяжёлое прерывистое дыхание, появившееся после физической нагрузки.

— Висячая…

— Или лежачая? — хихикнул мальчик и приподнялся на руках. — Ты сбрендила.

Встал, отряхнул пыльные штанины, выпятил грудь вперёд.

— Недаром моя мамка говорит, шо ты с дуринкой, — закрутил головой, будто что-то ищет, — а Виталя вообще думает, шо у тебя в голове пусто.

— Неправда, — Катя наблюдала за мальчишкой и защищала себя, но мысль о том, что она видела, не отпускала. — Федя… скажи… — ноги сами повели к мальчику, — а ты точно никого не видал?

— Ну почему же, видал, — заметив в траве потерю, наклонился и поднял. Это была пуговица. Положил её в карман штанов. — Медведя. — снова решил пошутить над трусливой девочкой. — У-у-у, — прорычал, как это делают бурые медведи, приложив ко рту пальцы, сложенные трубочкой.

— Хватит! — занервничала Катя и топнула ногой. — Хватит пугать!

— А шо ты мне сделаешь? — поставил ладони ребром к ушам и затряс пальцами, изображая слона с огромными ушами. — Трусиха! Трусиха! — передразнивая девочку, запрыгал на одной ноге.

— Ну я тебе… — Катя рванула с места. — Чичас ты у меня получишь!

Федя побежал, что есть силы. Чтобы не попасться взбесившейся Катьке, петлял между стволами деревьев, цеплялся руками за обломанные ветки и задорно смеялся, чем ещё больше злил одноклассницу.

— Не догонишь! Не догонишь! — обогнув широченный ствол молодого дуба, высунул голову из-за него и показал язык.

Лицо Кати покраснело от беготни и досады. Пытаясь догнать обидчика, чтобы наподдать как следует, зацепилась за корягу и споткнулась.

— Ай! — взвизгнула, закрыв ладонью ушибленную коленку.

— Больно? — Феде стало жаль девочку. — Покажи.

— Не-а, — мотнув головой, Катя прижала ладонь поплотнее и издала звук, как будто рана на ноге была серьёзной.

Мальчик присел на корточки напротив.

— Надо подорожник приложить, — с жалким видом смотрел на раненую. — Тогда быстро заживёт.

— Не-а, — по глазам было видно, как ей больно.

— Давай помогу, — мальчишка поднялся и закинул левую руку Кати себе на плечо. — Я тебя доведу.

Неожиданно Катюша выпрямилась и напрыгнула сверху. Потерявший бдительность и равновесие Федька завалился на спину, не успев раскусить коварный план хитрой девчонки.

— Вот я тебе! — высунув язык, Катя лупила мальчика по шее, плечам, лицу. — Чичас ты у меня получишь, дурак белобрысый!

— Ой, уберись, уберись от меня! — Федя не смог скинуть с себя худенькую девочку. Отмахивался как умел, лишь бы не била по носу — самому слабому месту. — Слезь! Ай!

Изловчившись, вывернулся и опрокинул драчунью. Катя упала назад и выставила руки прямо перед собой, приготовившись к нападению. Федя проделал тоже самое: сел сверху и… Замер.

— Шо енто там? — указательный палец вытянулся и навис над левым ухом Кати. — А? Шо енто?

— Опять брешешь? — на это раз Катя не поверила ему. Рассмеялась в голос, показывая тем самым, что её теперь не поймать в ловушку.

— Глянь, Кать.

И тут девочка увидела, как у Феди задрожали губы, пряча и показывая верхушки зубов. Лицо мальчика побледнело, глаза вытянулись. При виде всего этого, у Кати по всему телу пробежал мороз. Медленно поворачивая голову набок, она была готова увидеть ту тётку, о которой успела забыть. Но это была не она.

— А-а-а! — закричал дрянной мальчишка в тот момент, когда Катя уставилась на траву.

Девочку пронзил невообразимый страх от неожиданного пронзительного вопля. Её тело содрогнулось, и под спиной появилось ощущение сырости.

— Слезь с меня! — ударив Федю кулаком в грудь, Катя заплакала. — Слезь, иначе!

— Аха-аха! — Федька загордился своим умением вводить в заблуждение. — Опять поверила!

Поднялся на ноги, держась за живот и заливаясь задорным победным смехом. Катюша встала, повернула подол сарафана вперёд и обиженно взглянула на радостного мальчугана.

— Я усё мамке расскажу, — всхлипнула от стыда. — Тебе попадёт…

— Ты шо? Лужу сделала? — заметив огромное мокрое пятно на платье, Федя вначале немного опешил. — Ну ты и трусиха! Аха-ха-ха! — не смог оставить этот позор без внимания. — Фу, опсикалась! Ха!

Не выдержав издёвок от виновника казуса, Катя заплакала и побежала домой. Больно, стыдно и обидно за себя. Ох, уж этот противный Федька. Чтоб тебя та тётя сцапала и унесла за собой. Бежала быстрее ветра, вытирая на ходу горькие слёзы. Свернув с развилки на свою улицу, замедлила ход.

— Опять за шипшиной? — привередливая старушонка заприметила Катю издалека. — Вот я чичас нарву крапивы да по ногам отхлестаю, — погрозив костлявым кулаком, баба Арина открыла калитку.

Стало ещё обиднее. Ничего не сделала, но нагоняй получила.

— Он у тебя невкусный, — пробурчала девочка и пустилась бежать.

— Чего? Я те покажу «неукусный»! — крикнула вслед Арина, выходя на дорогу. — Я не погляжу, шо твой батька в председателях! Так и отхлестаю, коли он тебя не воспиту́ет!

«Не успеешь», — подумала девочка, подбежав к своему дому. — «Тебя скоро черви съедят».

Увидев навесной замок на двери, обрадовалась. Мамка не узнает о глупом происшествии, а это значит, — от неё не попадёт. Девочка достала ключ из-под крыльца, открыла замок. Вошла. Дома тихо, ни одной живой души. Стянув сарафан, залезла в сундук. Вытащила пару летних платьев и примерила. Одно оказалось мало, а второе — праздничное. Натянув цветастый ситцевый наряд, Катюша встала перед зеркалом. Покрутилась, оценила красоту и полезла в сундук. А вот и мамкины бусы, завёрнутые в белый платок, который мама надевает в торжественные дни. Ах, какие бусики! Красненькие, из стекла. Глаз не оторвать. Накинула на шею и вновь подошла к зеркалу.

— И всё равно — я лучше всех, — потрогала украшение и звонко расхохоталась.

Вдруг перед глазами всё поплыло. Зеркало перекосилось, искажая отражение: стены, кровать, сундук… Только сама Катя осталась в прежнем виде. Протерев кулаками глаза, приблизилась к трюмо и наклонилась вперёд.

— Шо енто? — странно, но комната стала мутной, как вода в пруду после купания.

Убегать почему-то не хотелось. Уставившись в зеркальное стекло, девочка поняла: там всё осталось, как есть, а здесь невозможно разглядеть ни один предмет. Катя вглядывалась в отражение, наклоняясь ближе и ближе. Неожиданно её лицо начало меняться. Детские черты стирались и приобретали очертания взрослой девушки.

— Ой! — испугавшись, Катя отпрыгнула назад. — А Вы кто?

— Ты, — девушка улыбнулась и дотронулась указательным пальцем до стекла.

По зеркальной поверхности пошли водяные круги, смазывая противоположное отражение.

— Не уходи, — девчушка почувствовала тошноту и лёгкое головокружение.

Круги становились всё больше и шире, выпирая за края потёртой, деревянной рамы и затрагивая бревенчатые стены с чёрно-белыми портретами, на которых изображены родители и бабушки с дедушками. Их лица стали кривыми под прозрачными разводами, расплываясь в разные стороны и испаряясь, словно утренний туман.

— Ты, — эхом отозвалось в ушах, и Катя потеряла равновесие. — Ты, — повторил голос, удаляясь за пределы комнаты.

Падая на спину, девочка вскрикнула.

— Чего разлеглась? — чужой голос показался родным. — Подымайся, пора всех кормить.

Распахнув ресницы, первым делом Катюша увидела одежду и почувствовала резкую, удушающую боль в груди.

— Зачем в сундук полезла? Мамке енто не понравится, — в кухне кто-то стучал крышками от кастрюль. — Слышь, не?

Поднимая голову, Катя потёрла кости посередине грудной клетки и глубоко вдохнула.

— Я спала? — спросила сама себя, пытаясь подняться на замлевших ногах. Тяжёлая голова не хотела слушаться. Её тянуло книзу, как и веки, и верхнюю часть тела.

Оглядевшись, сообразила, пока ковырялась в мамкиных безделушках, уснула.

— Так енто был сон? — протёрла заспанные глаза и вытерла вспотевший лоб.

— Давай по-шустрому, чичас коров пригонють, — Паша заглянул в комнату, держа в руке кусок чёрного хлеба. — Я пошёл встречать, а ты курям воды налей.

И убежал на улицу. Положив бусы на место, Катя закрыла крышку сундука. Подошла к трюмо, осторожно ткнула пальцем в зеркало и прошептала:

— Ау, — внимательно посмотрела на отражение мебели. Провела пальцами по своим косичкам. Высунула язык и сузила глаза. Ткнула в стекло ещё раз. — Вы тута?

Но там никого не было.

— Ну и ладно, — хихикнув, побежала в кухню.

Набрала жестяной кружкой колодезной воды из цинкового ведра. Поднесла к лицу и отпрянула. Из кружки на неё смотрели хитрые глаза с накрашенными ресницами, длиннющими, как чёрная бахрома.

— Ой! — медленно опустила кружку на лавку рядом с ведром.

Обошла лавку и встала с краю. Вытянула шею, чтобы ещё раз посмотреть в отражение. Никого, кроме побеленного потолка, в воде не было видно.

— Бр-р, нервно передёрнула плечами и быстро-быстро покрутила головой. — Наверно, я исчо сплю.

Резко схватила кружку, разлив при этом часть воды на лавку, и жадно сделала три глотка.

— Уф-ф, — поставила посудину на стол. — Я тебе задам, — погрозила кулаком своему воображению и побежала во двор.

Выглянула из-за забора на дорогу, убедилась, что коров с поля ещё не пригнали. Покружилась у калитки, любуясь ярким платьем и радостно смеясь. Остановившись, погладила подол и поскакала поить домашнюю птицу. Заглянула в сарай, чтобы проверить, не снесли ли куры ещё яиц. Обнаружив гнёзда пустыми, немного расстроилась.

— Эх, вы, кудахталки, — пожурила ленивых птиц, устроившихся на лестнице, словно на курошесте, и подбежала к бочке с водой. — Ау, — сказала вполголоса, наклонившись с опаской. А вдруг там тоже чужое отражение?

Убедившись, что в бочке, кроме воды, никого, радостно схватила ведёрко и опустила тёплую воду.

Издалека донеслось мычание коров. Бурёнки и Зорьки устало ковыляли к родным дворам, оповещая о своём возвращении с далёкого «вкусного» поля и лениво смахивая хвостом с впалых боков надоедливых, кусачих мошек. Следом за стадом кормильцев домой вернулась и мама. Уставшая и очень сердитая.

— Вот чичас ты у меня схлопочешь, — открыв калитку, Маня окликнула дочь. — Енто ж сколько разов я буду выслухивать о тебе, а? Енто ж сколько нервов надобно, шоб ты вконец поняла? Иль драть тебя пора, як Сидорову козу?

Опустив ведро на землю, Катя приготовилась к наказанию. Правда, неизвестно — за что.

— Ты пошто мальца́ обидела? — вошла во двор и сняла косынку с плеч. — Енто ж по какому такому праву ты ему усю рожу расцарапала?

— Кому? — опешившая Катя не могла понять, какому мальцу, когда…

— Прибёг домой, пожаловался своей мамке, а она ко мне и давай орать при усём честном народе! — мать так яростно размахивала косынкой, что Катя поняла — сейчас будет лупка. — А она ж с брюхом, нервозная, як кошка окотившая! Енто ж, если шо случись, мы виноватые будем!

Скрутила косынку в жгут, подбежала к дочери и огрела по спине. Катя взвизгнула, не от боли, а от страха. Мать редко наказывала, но этого хватало. Могла отлупить прутом или рукой по мягкому месту. Уж очень она волновалась за людское осуждение. Мол, отец при такой должности, а дитё — нескладное.

— Вот я тебе чичас покажу, як на людёв ки́даться! — размахивая тряпичным канатом, Маня от всего сердца воспитывала дочь. — Усе щёки разодраны! А ежели б в глаз? А? Шо б мы тогда делали? На усю жизнь вину не отмолили бы! В кого ж ты такая уродилася? Ах ты ж, мерзавка, ах, злыдня пакостная!

Маня поднимала и опускала руку, а Катя подпрыгивала на месте и визжала, как молоденький поросёнок, играющий с собратьями в вольере.

— Мамка! — крикнул Павлик, пригнав корову. — За шо ты её?

— За дело, милок, за дело, — отвлёкшись на крик, Маня прекратила наказывать ребёнка. Повернулась и, задыхаясь, сказала. — Гони Зорьку в стойло.

Зарёванная Катя стояла рядом с мамой и жалобно всхлипывала. Вот так дела-а… Досталось ни за что.

— Чего ноешь? — Маня перевела взгляд на дочь. — Пошла в хату переодеваться. Ишь, нацепила праздничное и щеголяет по огороду. — Ткнула пальцем в затылок, — иди, говорю, и шоб я больше ничого о тебе не слыхала, иначе побрею налысо, и будет тебе наказанье. Попомнишь, як руки распускать. И шоб больше к Федьке не подходила!

Катя побрела в дом. Обидно? Не то слово. С чего это вдруг Федя сказал, что это она ему лицо повредила? Когда она ругала мальчишку за обман и дубасила его, то никаких царапин не оставалось. Зачем он соврал?

— Ну, погоди, белобрысый, — вытирая слёзы на ходу, девочка открыла дверь, — я тебе припомню.

Заходя в комнату, Катя вспомнила о обмоченном сарафане. Надо срочно спрятать его, иначе мать и за этот проступок накажет. И тоже зазря. Это случилось нечаянно, из-за Федьки.

— Завтра постираю, покуда все будут на работе, — сунула платье под кровать. — Эх, а листочки я так и не собрала.

Опечалившись из-за гербария, Катюша решила сорвать листья яблони, чтобы учительница была довольна.

Следующее утро Катя встретила с опухшими веками и красными глазами. Вот так картина, будто пчёлы покусали. Наревелась вчера от души, прям от всего сердца.

— Бягом у школу, — поторапливал брат, допивая молоко. — Мне сёдня некогда будет, так шо, как придёшь, сама с хозяйством управляйся.

— Ага, — рассматривая своё неприглядное отражение в зеркале, девчушка вздыхала и поправляла косички.

Засмеют в школе. Быстрее бы уже отёк спал. Эх, надо было холодной водой ещё вчера…

Взяла портфель и отправилась навстречу к знаниям. Не успела войти в класс, как на весь кабинет раздался детский смех, сопровождающийся вытянутыми указательными пальцами мальчишек.

— А-ха-ха!

Смеялись ребятишки, откидывая головы назад. Кто-то даже закашлялся от нехватки воздуха. Закрывая за собой дверь, девочка опустила голову и быстро подошла к своей парте. Положила на стол портфель, села и уставилась в окно. Ну вот, чего и требовалось ожидать. Ржут над внешностью, негодяи.

— Катька! — девочку окликнул мальчик Иван, худощавый и обритый налысо. Половину лба прикрывала длинная редкая чёлка. — Встань, шо у тебя тама?

Катя не реагировала. Хватит и Федькиных вчерашних шуток.

— Слышь, аль не? — Иван продолжал донимать обиженную одноклассницу. — Встань, ты на шо-то села!

— Там гвозди! — подхватил шутку другой мальчишка.

— Где? — напуганная Катя вскочила со стула и посмотрела на сидение. Но на нём ничего не было.

— А-ха-ха! — ещё громче рассмеялись дети. — Нету на платье ничого! Исчо не успела!

И тут стало ясно, как божий день: Федька рассказал им о вчерашнем происшествии.

— Ты бы горшок с собой прихватила, а то мало ли шо! — детишки веселились от души. — Али б чулки запасные взяла!

Пока одноклассники шутили, открылась дверь, и в класс явился Федька. Да-а, его лицо было не лучше Катиного. И кто ж его так отделал? Кожа исполосована знатно. Будто петух острыми шпорами драл его физиономию.

— Здоров, Федул! — один из мальчишек поднял руку кверху, смеясь во всё горло. — Очухался?

— Отстань, — Федя опустил голову и быстрым шагом направился к своему месту за партой.

— А шо енто у него? — зашушукались девочки. — Кто его так?

— В парке отлупсовали! — поддержал девчачье шушуканье тот же мальчик по имени Толя. — Говорит, шо их пятеро было!

Детский смех доносился из кабинета по всему коридору до учительской. Уже прошло две минуты, как прозвенел звонок, но Светлана Игоревна не торопилась в класс. В учительской велась серьёзная беседа с мамой Федьки.

— А ежели б чего сломала? Как тогда? — Лариса поддерживала беременный живот. — Об ней ужо давно известно. Гоните из школы, пущай дома сидит.

— Так нельзя, — классный руководитель вступилась за свою ученицу, — девочка — способная к наукам. Да, согласна, с её стороны случаются неопределённые моменты в поведении, но они совершенно безобидные.

— Вы видали лицо моего Федьки? А? И как Вам? — присев на свободный стул, Лара замахала рукой перед лицом. От волнения ей стало душно. — До сих удивляюсь, как исчо глаза не выдавила? Вы с ней говорили?

— Я могу поговорить с её мамой, чтобы она провела воспитательную беседу, — Светлана достала из кармана кофты носовой платок и два раза приложила к губам. После этой же рукой поправила очки на носу. — После уроков и приглашу, но отчислять девочку из школы…

— Ой, да будет Вам! — отмахнувшись от педагога, Лара еле поднялась под тяжестью живота. — С Манькой разговор какой? Она ж у нас малахольная. У хуторе об её девке давненько легенды складывають, а ей хоть бы хны. — Подошла к учительнице и шепнула на ухо, — девка у их с придурью. Когда пять годков стукнуло, вот тады и с катушек она съехала.

Отпрянула, чтобы посмотреть в испуганные глаза Светланы. Погладила огромный живот и с гордостью продолжила:

— Вы разве не слыхали, як она у прошлом годе чуть хату Иванкиным не спалила? Нет? Слава тебе Господи, поймали дурную за руку. Она ж под крылечком спряталась и сидит. Спасибочки Петру Григоричу, заметил юбчонку и бо́сы ноги из-под ступеньки. А так бы и погорела вместе с дедом Тихоном.

Лариса смекнула, педагог в ступоре, как и две другие дамы пожилого возраста, сидящие за столом. Вальяжно прошлась по кабинету, встала у окна спиной к подоконнику и последними словами вдребезги разнесла репутацию Екатерины Гунько.

— Воруеть в соседских огородах шипшину и огурки — раз, — при всех выставила правую руку и согнула указательный палец.

— Хату чуть не спалила — два, — следом согнулся и средний.

— У бабки, ну той, шо у нас у хуторе с глушиной, стекло выбила — три, — безымянный повторил за первыми двумя.

— Прошлым летом выпустила из стойла телят на ферме — четыре, — мизинец сложился пополам. — А давеча ребята поговаривали, она в пруду купалася. Голяком, — согнула большой палец.

Подумала две секунды и добавила:

— А, ночью из дому сбежала, так её всем хутором искали до утра, а она по кладбищу шлялася, — пальцы одной руки закончились. В ход пошла вторая — левая.

— Соседу моему, Ваньке Кривому беду кликает. Мол, у него уся грудина в дырках. Семь. Федьке усю рожу расковыряла — восемь.

Вновь замолчала, поглядывая на побледневшие лица слушателей.

— А глазья ейные видали? Глядить на нас, як на врагов народа…

В кабинете повисла гробовая тишина.

В гадкой Ларискиной душе порхали мелкие птицы и щекотали желудок изнутри, цепляясь пёрышками за покрасневшую от голода слизистую, — вот так она «порадовала» педагогический коллектив новостями о хулиганке-первокласснице, и сама осталась довольной, бросая короткие взгляды на вытянувшиеся лица и открытые от удивления рты.

К слову сказать, Лара ничем не отличалась от болтливой рыжеволосой Валентины, той, что пару лет назад кудахтала после сенокоса при всём честно́м женском коллективе о назначении Панкрата Федосеевича в председательские «погоны».

У Ларисы Ивановны ни одна весть не задерживалась под извилистым языком и тонкими, бледными губами. Только синичка принесёт какой-нибудь слушок, как она уже несётся на всех парах к любимым подружкам и, не добегая до первого уха, во всю ивановскую горлопанит досадное известие о какой-либо жительнице хутора Сиротский. Правду сказать, слух, то бишь сплетня, мог бы принять и правдивый оборот, но толстопузая Лариска не из тех, кто доносит истину из первых уст. Она страсть как любила приврать, переврать и добавить. Никто и никогда не приходил к ней с разборками и скандалами, дабы навесить обвинения за лживые небылицы, потому как знали: стоит лишь перешагнуть порог её семейной хаты, как она готова схватить вилы и погнаться за обнаглевшим заявителем. Побаивались в хуторе несносную скандальщицу, обходили стороной и редко здоровались с ней. А всё потому, что в родне у неё когда-то состояла бабка Агаша, зловредная и очень мстительная. В народе поговаривали, что Агашка была чёрной ведьмой, и все, кто становился ей поперёк горла, гибли почём зря. Один водой захлебнулся, другой в лесу пропал, так и не нашли. Третий как сквозь землю провалился, четвёртый вошёл ночью в её хату, но так и не вышел. В общем, слыхом слыхивали, но трупов отродясь не видывали.

А вот подружки безмерно обожали Лару за её развесёлый нрав и умение выйти сухой из воды, скандала и даже словесной перепалки.

— Ой, шо-то я засиделася у вас тута, — видя, как интеллигентные бабы пребывают в полнейшей прострации, Лариса с глубоким вдохом погладила верх живота, попрощалась и пулей выскочила из кабинета.

Не стоит боле задерживаться, пускай теперь переваривают, а Ларочке пора брюхо блинчиками набивать, а то плод любви все кишки по нутру размотал и пинает в ожидании плотного завтрака.

— Это что сейчас было? — учительница физкультуры чуть не рухнула со стула, когда увидела перед глазами картинку, собранную из слов скандальной молодой женщины. — Это она о ребёнке говорила или о дядьке лет сорока, отсидевшем в тюрьме?

— Меня чуть Кондратий не хватил, — вторая учительница привстала со стула, держась за край письменного стола. — О ком это она? Кто эта ученица?

— Мне кажется, — протерев платком глаза под тяжёлыми очками, Светлана Игоревна подошла к окошку, — девочку необходимо показать врачу, — посмотрела в спину изогнутой Лариске, браво топающей к дороге. — Кое-какие сомнения у меня есть о психологическом состоянии ребёнка.

— Какие? — физрук уставилась на классного руководителя.

— Все эти разговоры преувеличены, я уверена. Но что-то в маленькой головке всё ж затаилось. И, пока не поздно, этот тайник нужно вскрыть.

— О чём Вы?

— А это мы потом узнаем, когда я поговорю с Марией Гунько. Надеюсь, она согласится показать девочку хорошему специалисту, — оттянула кофту вниз, чтобы расправить вязаные складки, придвинула очки поближе к переносице и направилась в класс.

Глава 4

Из кабинета младших классов доносились детский смех и кулачные бои, сопровождаемые одиночными воплями Феди и Гриши.

— Чичас все ноги переломаю! — размахивая кулаками, кричал мальчик Гриша, уронив одноклассника на скрипучий деревянный пол. — Ты у меня получишь!

Дети встали в круг, создав ринг для мальчишечьих боёв, и скандировали дерущимся.

— Давай! Давай!

— Справа! Слева!

— Бей! Ногой!

— Прекратить! — эхом раздалось в просторном помещении. — Быстро все по местам!

Ребятишки опомнились и разбежались по партам. Взгляд у учительницы был настолько суровым, что у девочки Иры заблестели глаза от испуга.

— Вы что устроили? — медленно закрывая за собой дверь, Светлана Игоревна нахмурила брови. — В школе? Как можно? Это вам не футбольное поле! Не состязания по троеборью! Это — ШКОЛА!

Подняла указательный палец вверх, чтобы придать особое значение учебному заведению.

— Кто разрешил устраивать балаган в отсутствии учителя? — окинула каждого строжайшим взором. — Звонок прозвенел, и вы обязаны сидеть тихо, как мыши! — говорила громко, чтобы оказать давление на детей. — Я же вчера объясняла правила поведения!

Медленно подходя к своему столу, женщина не прекращала наблюдать за каждым провинившимся. Встала у стола, положила ладонь на шершавую поверхность и выпрямилась.

— Кто зачинщик? — чуть опустила голову, чтобы смотреть на детей из-под очков. — Кто, я спрашиваю?

Дети сидели смирно, втянув головы в плечи и сложив руки перед собой, как полагается по уставу.

— Смелости не хватает признаться? — обошла стул, отодвинула назад и присела. — Никогда бы не подумала, что мне достанется класс с трусишками! Стыдно! Стыдно, товарищи ученики!

Открыла учительский журнал, чтобы пометить отсутствующих.

— Это я! — Гришка решил признаться. Слова учителя о трусости больно ударили по самолюбию.

— Что? — не поднимая головы, спросила женщина, что-то записывая в журнал.

— Это я устроил драчку.

Наконец, Светлана Игоревна «осчастливила» мальчика своим пристальным вниманием.

— Зачем? — подняв голову, поправила очки и сложила руки перед собой.

— Надо, — Грише стало неловко. Не хочется говорить правду, иначе друзья засмеют.

— Я жду внятного ответа, Григорий. Зачем ты ударил своего друга и одноклассника Фёдора Лукина?

— Заслужил, — буркнул ученик, уставившись на чёрные мысы своих потёртых ботинок, которые были велики почти на два размера.

— Мы ждём, — давление со стороны учительницы не прекращалось.

Гришка сопел и тяжело дышал, напрягая живот.

— Я не начну урок, пока ты не изложишь нам суть дела. Я хочу, чтобы все уяснили: драться — это показывать свою невоспитанность, глупость, неумение решать любой конфликт словами. Итак, Григорий, за что ты ударил Федю? Давай сейчас разрешим этот вопрос и не будем привлекать родителей. Так ты скажешь?

— Нет, — глаза Гриши наполнились слезами отчаяния. Не надо было признаваться. Теперь стой и терпи сверлящие взгляды друзей и грозный голос классного руководителя.

— В таком случае мне придётся пригласить твоих родителей на беседу, — развела руками Светлана и продолжила писать в журнале. — Печально, что ты не бережёшь нервы и здоровье своей мамы…

— Мамку не тронь! — у Гриши прорезался голос. Зловеще сказав фразу, он стукнул по столу и поднял глаза на учителя. — Не тронь, я сказал!

Светлану передёрнуло от детского возгласа. Уронив очки на стол, женщина покраснела и полезла в карман за носовым платком.

— Ты шо-о? — протянул рядом сидевший Виталя. — Она ж на тебя нажалуется, и батька тебя в живых не оставит.

— Ну и пусть! Пусть жалуется, коли жить надоело! — схватив портфель, висящий на крючке парты, Гришка бросился бежать.

У Светланы перехватило дыхание от поведения мальчика. Вконец растерявшись от последних слов Гриши, она поднялась со стула, приблизилась к окну и приложила ладонь ко рту. По лицу стало ясно — сейчас начнёт рыдать.

— Не слухайте Вы его! — Виталя вскочил с места. — Это он за батькой повторяет! А так наш Гришка хороший! Он и мухи не обидит! Вон, даже за придурошную заступился! — показал рукой на Катю.

— А почему? — зашушукались дети, любопытствуя, причём здесь Катя и почему Гришка за неё начал драку.

— Брешешь! — не выдержал побитый Федька. — Ты всё брешешь! Брехун несчастный!

Также подхватил портфель и побежал прочь.

— Да что же это происходит? — сквозь слёзы проговорила Светлана Игоревна, проводив взглядом мальчишек. — Да когда же это кончится? — всхлипнула, вспомнив прошлое.

Ребята переглянулись, не понимая, почему Гриша бросил учительнице такие страшные слова и выбежал из класса и почему Светлана Игоревна так расстроилась? И что должно кончиться? Здесь кроется какая-то тайна.

Да, тайна. Из прошлого, которое до сих пор не даёт спокойно жить классному руководителю, ни в чём не повинному перед семьёй Гриши.

В конце девятнадцатого века, когда Светлане было чуть больше тридцати, молодой и энергичный Степан обратил внимание на приезжую чернобровую учительницу. Она порядком отличалась от местных простушек своей грациозностью, прямой осанкой, лебединой шеей, манерой говорить, выбирать для беседы замысловатые фразы и держать мужчин на расстоянии. С первых минут знакомства, приезжая из окрестностей Екатеринодара, заставила сердце молодого конюха замереть от невообразимой привлекательности и услаждающего слух трепетного голоса.

Света приехала преподавать индивидуальные уроки немецкого языка одному мальчику из зажиточной семьи. Воспитанная бабушкой и дедушкой в русских традициях девочка имела тягу к языкам и естественным наукам. Её интересовала природа и всё, что с ней связано. Строгая бабуля отдала ребёнка в женский пансионат, чтобы в будущем Света могла удачно выйти замуж и ни в чём не нуждаться. А после девочку перевели в гимназию по настоянию директора, так как она выделялась среди учениц аналитическим складом ума и непреодолимым желанием познавать мир во всех его проявлениях. Затем, окончив гимназию, осталась в ней преподавать. Спустя несколько лет гимназию закрыли, и, по совету коллеги, Светлана покинула родные места и отправилась передавать знания хуторским ребятишкам. Переехав в хутор, молодая женщина поселилась в небольшой мазанке и узнала, что её пригласили обучать не детей, а одного мальчика.

С первого дня конюх Степан стал вести себя рядом с очаровательной Светланой как заворожённый. Он терял голову при виде чарующей грации, нежных, тонких ручек, стройной обольстительной фигуры и огромных, бездонных глаз. Через месяц прилипчивых и навязчивых знаков внимания Света сдалась. Влюбилась, как простодушная девица, потеряв здравый ум и самообладание. Она ещё не знала, что её любимый Стёпушка связан по рукам и ногам семейными узами и пятью детишками, которые проживали вместе с матерью в тридцати километрах от хутора. Дома Степан появлялся раз в месяц, чтобы справиться о судьбе покорной Агафьи и разновозрастных сыновей. Приезжал на один день, привозил подарки и отдыхал от трудной работы и тяжёлой доли.

Нашлись-таки добродетели, донесшие до Агафьи весть о непристойном поведении её благоверного. Не смогла любящая женщина смириться с второстепенной участью. Накинула верёвку на балку в сарае и оставила детей сиротствовать. После этого случая конюха выпроводили восвояси, а учительница переехала в хутор Сиротский, подальше от позора. Но и там местные жители прознали о её беспутной репутации. Поначалу за спиной шушукались, а со временем разговоры замолкли, так как в хутор нагрянул Степан с сыновьями. Быстро разогнал бабье любопытство, женившись на молодой красавице, так как Света дала ему отказ. С тех пор немало воды утекло, дети выросли, Степан похоронил вторую жену, а молва людская поутихла. Но старший сын не смог смириться с кончиной матери, обвиняя во всех грехах Светлану Игоревну. Как выпьет, так мать вспоминает и сыплет проклятиями на уже постаревшую учительницу. Вот отсюда-то Гришка и прознал о судьбе бабушки, которую он никогда не видел.

Простояв у окна минут десять, Светлана села за стол и продолжила заполнять журнал. Глаза на мокром месте, но надо держаться. Непозволительно показывать свою слабость перед детьми.

— А тётка Ваша злая была? — тишину нарушил неожиданной вопрос Кати.

— Моя? — Светлана подняла голову. — Почему ты так решила?

— А Вы на неё ни чуть не похожи, — смущённая улыбка девочки ввела в ступор Свету. — У ей брови, як ниточки, а у Вас не такие. А пошто она лицо мукой мазала? Енто шо, красиво разве? Бледная, як мертвец.

Ученики уставились на странную одноклассницу и замерли. Мурашки побежали по спине Светланы от слов Кати. Приподнявшись, спустила очки на кончик носа и пристально посмотрела ей в глаза.

— Ты видела фотокарточки моей тётушки? — спросила вполголоса, пытаясь вспомнить, где она могла оставить фото родственницы, чтобы кто-то мог их увидеть.

— Нет, хи-хи, — с усмешкой ответила ученица.

— Тогда откуда ты всё это знаешь? — выдавив из себя, педагог плюхнулась на стул. Она ещё не успела отойти от беседы с Ларисой, а Катя снова и снова продолжает удивлять чудными высказываниями.

Подперев подбородок маленьким кулаком, Катя часто-часто захлопала ресницами, не сводя глаз с удивлённой учительницы.

— Як же ж? Вы уже старенькая — значится, Ваша тётка уже помёрла. Так?

Светлана не знала, что ответить. Её лицо не выдало эмоций. Глядя на ребёнка, краем глаза заметила, как дети застыли на местах и ждут дальнейшего развития событий.

— А в газетках тёти такие красивые, намазанные, в шляпках. А мой батька сказал, шо и раньше женщины из городских были такими. Щипали волосы на бровях, носили шляпки. Вот я и покумекала маленько, шо тётя Ваша была вот такой красивой. Тогда почему Вы не такая? Брови у Вас — як помело, а лицо немазаное. Вы же учителка, да? А в городах они другие.

Фух, отлегло. Светлана Игоревна раскраснелась на глазах. Кровь моментально ударила в лицо, когда она поняла — Катя видела картинки и сравнила чёрно-белое изображение со старшим поколением.

— Для меня неприемлемо носить шляпки и краситься, — хотелось побыстрее закончить этот пустой разговор. — Итак, дети, сегодня мы с Вами начнём новый урок…

— А гербарий?

— Что? А, гербарий… — совсем забыла о заданной домашней работе. — Да. Покажите, пожалуйста, какие листья вы подготовили для дальнейшей работы.

Дети повскакивали с мест, и в воздух поднялись шуршание, скрипы, шептание и детская неосторожная торопливость.

— Вот, — Катя привстала и подала учителю газетный лист, сложенный пополам.

— Хорошо. — приняв готовую работу, женщина положила её на край стола.

Как только перед учителем выросла стопка из листков бумаги, она пообещала каждому поставить в журнал «отлично».

— А почему не чичас? — придвинув стул, Катюша трепетала от ожидания, что её работу похвалят при всех.

— Очень много времени мы потеряли, дискутируя не по теме урока, Катенька. Нам нужно наверстать упущенное, — Светлана встала у доски и взяла кусок мела. — С сегодняшнего дня мы начнём…

— Нечестно! — с недовольством вспылила Катя, подпрыгнув на стуле. — Я вчера такого натрепыхалась, а Вы…

— И что такое серьёзное могло с тобой произойти? — нахмурившись, учительница опустила руки вдоль тела и приготовилась слушать.

— Я видала… видала… — язык не поворачивался рассказать о тётке, которая выглядела так, что девочка до сих пор не может забыть её «лицо».

— Аха-хах-ха! — один из мальчишек вспомнил рассказ Федьки. — Ой, я чичас помру!

Закатываясь от смеха, мальчик закидывал голову назад и хватался за край парты. Взглянув на хохочущего соседа, Ваня не смог сдержаться. Его охрипший гогот подхватил третий мальчик, сидевший позади, потом ещё один из соседнего ряда. И вот в кабинете стоит оглушающий слух хохот, перемешавшийся с рычаньем, всхлипываниями и чьим-то тоненьким писком.

— Класс! — гаркнула Света на смеющихся и выпрямилась, заводя плечи назад. — Тишина!

Опустив голову, Катюша собралась рыдать. Всё ясно, этот неприятный случай в парке одноклассники нескоро забудут. Если вообще забудут. Девочка скуксилась, сжав зубы и сунув ладони под мышки. Учительнице пришлось два раза повторить детям, чтобы они замолчали. Вдоволь нахохотавшись, мальчишки и девчонки устроились поудобнее и приготовились усваивать урок. Отвернувшись, Светлана Игоревна начала говорить громко и отчётливо, водя мелом по шершавой доске. Дети кивнули и приготовились выводить палочки и крючочки чёрным карандашом. Катя не шевелилась, продолжая дуться на одноклассников.

— Понятно, как нужно начинать? Сни-изу вве-ерх, сни-изу вве-ерх, — растягивала буквы женщина, плавно вырисовывая хвостик крючка на ровной линейке.

Написав несколько примеров, педагог положила мел на деревянный выступ, стряхнула пальцы от белого налёта и повернулась.

— Катя, а ты почему не пишешь? — заметила смирно сидящую девочку. — Надо работать.

Девчонка не ответила и не пошевелилась. Её взор был устремлён на край стола, а губы были втянуты.

— Катюш, принимайся за работу. Скоро урок закончится, — женщина забеспокоилась. Подошла к своему стулу и положила пальцы на тонкую спинку. — Ты меня слышишь? Катенька, бери карандаш…

— Сама бери, — отрезала девочка и наклонила голову ещё ниже.

Приставила пятку правой ноги к ножке стула и начала отстукивать твёрдой подошвой.

— Катя, прекрати, ты мешаешь остальным, — голос учителя стал твёрже.

Но девочка не воспринимала её слова. Подёргивая ногой, стучала по устойчивой палке и сильнее стискивала зубы.

— Катя! Ты мешаешь остальным! — тон повышался соразмерно с каждым новым ударом о деревянную жертву. — Ученица Катя Гунько, встань! — приказным басом произнесла Светлана и двинулась к ребёнку. — Прекрати сейчас же!

Женщина наклонилась и положила руку на приподнятое плечо девочки.

— Катя! Я кому сказала! — дёрнув ребёнка, Светлана начала злиться.

Неожиданно Катя подскочила и, схватив учителя за руку, прижалась лицом к её ладони.

— А-а-а! — в потолок ударился панический вопль.

Катя разжала челюсти и подхватила портфель.

— Сама работай! — крикнула, убегая из класса.

Женщина опустила глаза на руку. Рядом с большим пальцем на мягком месте появились четыре впадины, из которых сочилась алая кровь.

Глава 5

Вечером состоялся серьёзный разговор с матерью Кати.

— Енто сотворила наша доня? — опираясь на черенок лопаты, Маня с каждой секундой теряла равновесие. — Не могёт ентого быть, — не верилось, что Катюша укусила взрослого человека и сбежала с уроков.

Катя всегда была спокойной, уравновешенной девочкой, если не считать некоторых нюансов, которые на неё клепали местные жители. Так сложилось, что девчушка оказывалась не в том месте и не в то время, поэтому мать не верила в бабские байки, поносившие ребёнка. Не могла Катя поджечь дом одинокого старика, не выпускала она телят из загона и не воровала шипшину у бабки Арины. У неё заборчик низенький, а кусты высокие. Нальются ягодки последними летними деньками и перевешиваются через прутья. Идут мимо дети, рвут спелую ягоду — все, кому не лень. Так баба Арина то ли их не замечает, то ли спит в это время, а Катюша попадается на глаза, вот и кричит пожилая женщина, что девка председательская все плоды обнесла. Маня знала, что дети не от воровской натуры ягодки срывают, а от любопытства. Всегда так было, сорвут яблоко или сливу, так взрослые не придавали этому значения. А Арина сама по себе озлобленная, завистливая и крикливая. Нечего внимание обращать. Пусть кричит, коли душа требует.

— Катя! Поди сюды, — приготовившись отчитывать дочь за недетскую провинность, Маня воткнула лопату в землю и поставила руки на бока.

Дверь хаты открылась, и на крыльцо вышла Катя. Её щёки были измазаны клубничным вареньем, а в руках виднелся кусок белого хлеба, погрызенный со всех сторон.

— Чего, — смакуя остатки сладкого варенья во рту, девочка вытерла под носом рукавом рубахи и опешила.

Рядом с мамой стоит Светлана Игоревна. Вот те раз! Жаловаться прискакала? Ой, что сейчас буде-ет…

— Ты, чо ли, учителке палец прикусила? — светлые брови матери сдвинулись к переносице, и глаза стали особенно сердитыми.

— А шо она ко мне пристаёть? — с трудом проглотив сухой кусок батона, Катя выдохнула через нос и наклонила голову, устремив свой озлобленный вид на учительницу.

Светлана вздрогнула. Диковатый взгляд ребёнка, смотрящего на неё исподлобья, проник сквозь кожу и рёбра в середину сердца. Дышать стало тяжелее. Каждый следующий вдох давался неимоверно трудно, будто между горлом и лёгкими образовалось невидимое препятствие, не пропускающее воздух.

— Куснула али нет? — выпячивая плоский живот, Маня дожидалась внятного ответа.

— Нет, — боясь материнского наказания, Катя решила соврать.

— Как нет? — растерявшись, Светлана выпучила глаза на ребёнка. Её лицо побледнело, рот открылся.

Это что ж получается, сейчас жена председателя подумает, что учитель начальной школы лжёт и оговаривает ребёнка? Мало сплетен из прошлого, так теперь и это припишут?

— Катя, почему ты врёшь? — голос Светы задрожал, как осиновый лист на ветру. — Катенька, скажи маме правду.