Бесплатный фрагмент - Навязанный симулякр

Введение

Инновационность — это фетиш современности. «Нам необходимо предпринимательское общество, в котором инновации и предпринимательство будут носить устойчивый характер. Как менеджмент стал особым органом всех современных учреждений и объединяющим органом нашего общества организаций, так инновации и предпринимательство должны стать неотъемлемым видом деятельности в наших организациях, в нашей экономике и в нашем обществе. Для этого нужно, чтобы руководители всех наших учреждений превратили инновации и предпринимательство в повседневную, рутинную деятельность, в неотъемлемый элемент своей собственной работы и в неотъемлемый элемент деятельности своей организации». Кому нам и зачем? Что нам или им приносят инновации?

Инновации в обывательском мышлении обычно связаны с научной деятельностью (и это имеет свои основания), но по своей сути и происхождению инновации больше относятся к социально-культурной сфере.

Инновационная деятельность, прежде всего, является инструментом внедрения «новых» ценностей и, естественно, что государственная система выступает основным исполнителем инновационной стратегии. Далее идут крупные компании: «Всеобщая убежденность в том, что крупные компании не занимаются — да и не могут заниматься — инновациями, на самом деле безосновательна и ошибочна.

Во-первых, существует немало исключений из правила: многие крупные компании выступали первопроходцами и новаторами. В Соединенных Штатах Америки примерами таких компаний служат Johnson & Johnson (предметы личной гигиены и здорового образа жизни) и ЗМ (высокотехнологичные товары как для промышленного, так и для потребительского рынков). Citibank — крупнейшее в Соединенных Штатах Америки и мире негосударственное финансовое учреждение, созданное более чем сотню лет назад, остается серьезным новатором во многих областях банковской и финансовой сфер. Немецкая компания Hoechst, которая занимается производством химической продукции свыше 125 лет, успешно создает и по сей день новые рынки в фармацевтической промышленности.

Во-вторых, неверно полагать, будто величина компании будет серьезной помехой предпринимательству и новаторству. В ходе дискуссий о предпринимательстве часто звучат нарекания по поводу «бюрократизма» и «консерватизма» крупных организаций. Конечно, и то, и другое имеет место. Оба эти качества мешают не только предпринимательству и новаторству, но и эффективности организации в целом. Но, тем не менее, факты однозначно свидетельствуют о том, что среди частных и государственных организаций именно небольшие компании меньше всего склонны к инновациям. И, наоборот, среди предприимчивых довольно часто встречаются крупные компании. Приведенный выше перечень компаний-новаторов можно легко расширить, если вспомнить не только Америку и Германию, но и другие страны мира, а список новаторских государственных учреждений тоже включает довольно много крупных предприятий».

Следом за крупными организациями инновационный флаг несут средние и мелкие организации. Именно организации, будучи сами по своей природе, инновационными, то есть «новыми» формами (формами другой системы ценностей) организации социума, стали инструментами внедрения инноваций, которые по своей сути антитрадиционны и искусственны. Современный классик менеджмента П. Друкер отождествляет инновации, прежде всего, с предпринимательством: «Говоря о сущности предпринимательства и новаторства, многие допускают одну и ту же ошибку, приписывая им естественный, творческий и спонтанный характер… Но предпринимательство не является, по своей внутренней сущности, ни „естественным“, ни „творческим“ процессом. Предпринимательство — это просто работа… Предпринимательские фирмы относятся к предпринимательству как к обязанности. Они ориентированы на предпринимательство, … они работают над ним, … они его применяют».

Итак, инновации это искусственный рутинный процесс внедрения чужеродной системы ценностей в различные сферы общественной жизни.

Глава 1. Генеалогия инноваций

1.1. От поиска истины к коммерциализации знаний

Значение инновационной и научно-технологической деятельности в современных обществах стало небывалым в истории, что связано с характером господствующей техногенной цивилизации и глобализацией мира. В глобальных борьбе за рынки ресурсов и сбыта акцент переместился с идеологии, определяющей источник экономического развития как борьбу пролетариата с капитализмом, на новую парадигму экономического развития, предложенную в начале XX века Й. Шумпетером, в основе которой лежат инновации.

Можно сказать, что пролетариат, на которого была сделана ставка в деле уничтожения своей же (для пролетариата) национальной аристократии, которая является носителем родовых ценностей, то есть наиболее просвещенной силой, способной противостоять уничтожению традиций и ценностей своего народа (основы его существования), выполнил свою миссию. На опустевшее место родного кормчего сразу же выстроилась очередь лжеучителей, лжепророков, лжелидеров и лжеаристократов, короче, элита, которая внедряет пролетариату инновационные ценности, ведущие к обогащению элиты и закабалению пролетариата, который в силу своих качеств не способен противостоять своему закабалению, поскольку не способен понять суть происходящих процессов. Так как основная цель «новых» ценностей — материальное богатство, то и ключевой сферой, куда стекаются все виды инноваций является экономика, другими словами, культурные, духовные, технологические, продуктовые, социальные, образовательные и т. п. инновации, это лишь различные виды экономических инноваций, призванных принести доход, например, правовые инновации в сфере налогообложения — выдумать новый налог. А поскольку в основе построенного общества homo sapiens, то есть разум, то и ведущий инноватор — это ученый, заменивший Бога для современного человека. Итак, инновации, «рождающиеся» в голове ученого (неважно в какой сфере научных знаний), инициируются стремлением обогатиться, потому перетекают в экономику, то есть в сферу хозяйственной деятельности. Другими словами, знания становятся источником обогащения.

Когда знания стали объектом коммерциализации, наука отвернулась от истины и приобрела «прикладной» характер, что со временем привело к научно-технической революции середины XX века, которая превратила науку в непосредственную производительную силу и привела к трансформации социальной сферы. Однако, вернемся к предпосылкам появления инновационного мышления в науке.

Вплоть до XX века ученые и философы и Востока и Запада никогда не обращались к практике. Аристотель утверждал, что у женщин зубов меньше, чем у мужчин, и хотя был дважды женат, ему не пришла в голову мысль проверить это утверждение.

Буддисты не занимались изучением природы, полагая, что она неустойчива, непостоянна и, по существу, иллюзорна. Ислам добился больших успехов в алгебре, геометрии, оптике и философии, но ученые-мусульмане не касались физики движения, причинно-следственных связей и так далее. С самого возникновения конфуцианство было противником развития естественнонаучных и прикладных знаний. Сюнь-цзы, представлявший «критическое» течение внутри конфуцианства, отказывался размышлять о природе и объявлял напрасной тратой времени наблюдение над движением тела в пространстве, заявляя, что «ремесленник и без знаний мастерство знает». Сократ считал натурфилософию делом ненужным и безбожным. «О законах природы никогда не говорилось столько, сколько в нынешнее время, и никогда люди не чувствовали себя рабами этих законов так, как в нынешнее время. Никогда прежде не проповедовалось почитание законов природы столь широко, как в нынешнее время. Но почему никто не берется проповедовать любовь к законам природы? Потому, что все люди тогда бы чувствовали отвращение к такой природе. А духовные люди знают, что законы природы — лишь слуги вечной любви и что человек выше законов природы».

Отсутствие понимания стремятся компенсировать набором эмпирического материал, при этом естествознание занимается объектами как постоянными (вневременными). Современная наука не занимается реальностью. То, что научные законы описывают реальность, — это иллюзия. И когда противники Галилея указывали ему на реальные факты жизни, противоречащие его теории, он, как и всякий подлинный ученый, отвечал им принципиально и бескомпромиссно: «Если факты не соответствуют моим конструкциям, то тем хуже для фактов».

В традиционном понимании, наука имеет ценность сама по себе. «Наука не имеет практической ценности; и уж во всяком случае, другой она быть не может. И наука эта очень важна, — да только если нет людей, которые думают, что ее идеализации можно применять на практике. А вот когда появляются такие наивные и легковерные люди, которые хотят применять научные знания и законы в реальной практике, то от этого начинается масса бед и несчастий». «Уважаемые товарищи; запомните, что наука делает только то, что она может делать, а не то, что нужно делать. Если вы этого не запомните, то уходите из психологии, не занимайте место» (Б. М. Теплов).

«Наука существует для науки, так же как искусство для искусства, и не занимается ни самооправданием, ни доказательством нелепостей». Что же касается современной парадигмы прикладного назначения науки, то ее родоначальником можно считать Огюста Конта, предложившего позитивистскую концепцию. Созданный Контом, Миллем и Спенсером, позитивизм за почти 200 лет своего существования определенным образом эволюционизировал, но в главных вопросах — в решении основного философско­го вопроса, в понимании задач науки, в отношении к социально-полити­ческим проблемам — сохранилась полная преемственность. «Вся история позитивизма после Конта, Милля и Спенсера свиде­тельствует лишь о видоизменении терминологии и аргументации в уче­ниях позитивистов и полном сохранении исходных принципов, враждебных подлинной науке».

Позитивизм, как философское направление, возник для решения определенной политической задачи и с момента рождения является глубоко враждебным науке. «Общим для всех позитивистов является отрицание возможности познания сущности вещей, абсолютный релятивизм, пропаганда субъектив­но-идеалистических взглядов». Исходные гносеологические принципы позитивистов — стремление ограничиться лишь регистрацией явлений, не вникая в суть последних, — прямо противоречат принципам науки.

Плутах в «Жизни Марцелла» сообщает, что знаменитые современники Платона Евдокс и Архит прибегали к физическим аргументам при «доказательстве» математических результатов. Платон с негодованием отвергал такого рода доказательства как подрывающие самые основы геометрии, ибо вместо чистого рассуждения они апеллируют к фактам чувственного опыта. «Я могу только констатировать…, что не из опыта человек узнает различие между кажущимся и действительным».

Итак, поскольку истина недостижима, а позитивное мышление превозносит практический эффект научных исследований, то кого можно считать ученым и чем он должен заниматься? Получается, что ученый — это человек, зарабатывающий на знаниях, на их производстве и продаже, а поскольку знания не имеют отношения к непознаваемой истине и объективной реальности, то акцент «научной» деятельности смещается к двум основным тенденциям: к подлогу научных знаний и присвоение авторских прав на результаты интеллектуальной деятельности других. Успех в этом приносит признание, почет и уважение современным «ученым».

Английский психолог был посвящен во дворянство и удостоен престижной премии Торндайка, добившись этих почестей с помощью системы подлогов, включающей описание не проводившихся исследований, искажение действительных размеров выборок, публикацию подтверждающих данных под вымышленными именами т. п. Все эти хитрости были раскрыты после смерти журналистами.

Известна история «трех клише», связанная с именем Э. Г. Геккеля. Желая оправдать свою эволюционную теорию, по которой человек, обезьяна и собака развиваются из одинакового зародыша, он в своей антропогении напечатал три негатива этих зародышей, которые, однако, оказались продуктами одного негатива, печатанного с разным нажимом и некоторой подчисткой. Подделка была замечена известным эмбриологом В. Гисом (Э. Г. Геккель признал ее, оправдываясь тем, что он был уверен в соответствии между его предположением и действительностью) и затем вызвала энергичный протест со стороны пятидесяти ученых. В нем принимал участие и наш русский ученый Д. А. Хвольсон, написавший брошюру под названием: «Двенадцатая заповедь Кошута» (эта заповедь гласит: «Не пиши о том, чего не понимаешь»).

«Получаемое умом в действительности не зависит от актов ума, а случилось в созерцании» (И. Кант). Кеплер, Ньютон, Галилей систематически «улучшали», придумывали эмпирические данные, подтверждающие их идеи. Математик Р. Фишер доказал, что количественные данные, приводившиеся «великим монахом» Г. Менделем в подтверждение законов генетики, невозможны в принципе. Г. Мендель совершил подлог умышленно, чтобы подтвердить свои идеи, в правоте которых он был уверен. Этот подлог позволил ему открыть законы генетики. «Исследователи, как правило, могут предсказать результаты своих экспериментов, а научное исследование выглядит „как наведение мостов между зримым и воображаемым“» (Эдисон).

В науке, родившейся в Новое время, борьба за авторские права намного важнее поиска истины, поскольку доходнее, то есть практичнее. Яркий пример — тяжба за приоритет между Готфридом Лейбницем и Исааком Ньютоном. Лейбниц почти одновременно с Ньютоном разработал новое направление в науке — математический анализ, что породило крупный конфликт в споре за приоритет. Вышла даже специальная книга А. Р. Холла «Война философов», где была дана беспристрастная оценка достижениям Ньютона и Лейбница. Причем, зачатки идеи, за которую схватились между собой Лейбниц и Ньютон, присутствовали в трудах древнегреческого мыслителя Архимеда. Древние греки вплотную подошли к решению спорного вопроса и уже тогда успешно оперировали дифференциалами и интегралами. «Знакомясь, например, сегодня с теоретическими трудами Архимеда в области математики, можно только удивляться, что в античном мире люди знали многое из того, что становилось открытиями гораздо позже».

В Новое время научный плагиат становится системообразующим элементом формирующейся науки, хотя само воровство научных идей появилось в Античности. Рассмотрим, для примера, творчество Птолемея. В Клавдий Птолемей написал трактат «Magiste», куда вошла практически вся информация об астрономических исследованиях с античных времен, разбросанная по разным источникам. Однако аналогичный звездный каталог давно уже составил его предшественник Гиппарх, более того, подтвердил свои наблюдения измерениями, которые Птолемей позаимствовал наряду с научными выкладками других мыслителей древности. У Гиппарха переписал он и данные наблюдений за временем наступления осеннего равноденствия, которые тот получил 27 сентября 146 года до новой эры, т. е. на 278 лет раньше Птолемея; идею управления Землей движением остальных планет при помощи пятидесяти прозрачных небесных сфер; явление прецессии. Из работ остальных ученых, к примеру, были взяты и преподнесены им в качестве собственных выводы, касающиеся триады лунных затмений; математические выкладки по эпициклам древнегреческого математика Апполония Пергского. Вся заслуга Птолемея состояла лишь в систематизации добытых другими знаний и скрупулезном размещении их по соответствующим полочкам. Переименованный арабами в «Альмагест» его труд прослужил человечеству целых полтора тысячелетия как единственный подробный свод астрономических знаний.

Спустя века подделку данных в его таблицах сначала обнаружит поэт и философ Омар Хайям, а затем французский астроном Жан Батист Жозеф Деламбре, английский исследователь Д. Роуленс, профессор Роберту Ньютон, выпустивший в 1977 году книгу «Преступление Клавдия Птолемея». «По всей видимости, когда Птолемей сформулировал свою астрономическую теорию, он столкнулся с тем, что она не согласуется с имеющимися наблюдениями. Но вместо того, чтобы отказаться от геоцентрической модели, он преднамеренно подтасовал эти данные, чтобы доказать ее состоятельность».

Поскольку реальность не может быть доказательством истинности теории, Б. Махони дает ряд полезных советов тому, кто не хочет отказываться от любимой теории под давлением противоречащих ей фактов:

1. Отрицайте валидность фактов (Известный психолог Б. Ф. Скиннер — один из основоположников бихевиоризма, не читает журналов в которых публикуются «неудобные» факты. Некоторые из оппонентов Галилея отказывались смотреть в изобретенный им телескоп).

2. Признать факты, но отрицайте, что они влияют на вашу теорию (Например, теория Ньютона долгое время считалась удовлетворительным объяснением закона Галилея, несмотря на то, что логически противоречила ему, полагая ускорение свободного падения постоянным).

3. «Эсхатологический шаг» — признайте и факты и то, что они бросают вызов вашей теории, но утверждайте, что в «конце концов»….

Историки обладают глубокой верой в документальные свидетельства, удивительной для всякого, кому хоть раз приходилось написать нечто, способное стать документом для будущих историков, и кто помнит, с каким трудом при этом удавалось отделить факты от вымысла.

Популярная история развития и становления современного научного знания также полна вымыслов. Работы Платона был впервые обнаружены лишь в конце 15 веке. Имени Евклида, Архимеда до XVII века в Европе не знали. Теорему Пифагора знали намного раньше, а сам Пифагор геометрическими исследованиями вообще не занимался: сферой его интересов помимо философии и мистики были числа и теория музыки.

О. Шпенглер выдвинул тезис о том, что греческая и современная математика не имеют между собой ничего общего, что они представляют собой две различные по существу математики: математика до XVII века была насквозь геометричной, и лишь труды Симона Стевина положили начало ее оцифровке, математика Евклида была принципиально отлична от современной.

Утверждение о том, что Леонардо да Винчи оказал неизмеримое влияние на научно-техническую мысль эпохи Возрождения — лукавство: его работы до середины XIX века были абсолютно неизвестными и зашифрованными. Несмотря на то, что его записи охватывают период времени в 30 лет, все они сделаны абсолютно одинаковым почерком. Главная цитата из Леонардо — «Пусть никто, не будучи математиком, не дерзнет читать мои труды». Леонардо не внес в науку абсолютно ничего нового ни в одной области науки. «Леонардо да Винчи — одна из загадок истории. Последние исследования показали, что многие из содержащихся в его записных книжках идей, которые казались столь поразительными и оригинальными, представляют собой не более чем выписки из различных книг».

Вся современная наука стала создаваться в Новое время, включая саму историю. Именно в науке, возникшей в эпоху Возрождения, была заложена и «доказана» идея развития, как принцип существования материальных и идеальных объектов. Развитие, как необратимое, направленное и закономерное поступательное движение материальных и идеальных объектов, как эволюционный процесс, при котором происходит переходом от одного качественного состояния к другому, от старого к новому, осуществляется с помощью инноваций и нововведений, что приводит к появлению новых форм бытия, к преобразованию их внутренних и внешних связей.

Итак, идея развития привела к рождению инноваций, которые необходимы для её существования. Как развитие, так и инновации, не имеют никакого отношения к реальности, это бизнес-идеи, обеспечивающие эксплуатацию идеальных и материальных объектов мира с целью поддержания существования и функционирования некоей искусственной системы, не имеющей в нем естественных источников для существования. Эта искусственная система, не имея естественных источников для существования, придумывает определенное мировоззрение и различные «научные» теории, которые призваны создать условия для ее функционирования. Причем популяризация выдуманных «научных» теорий происходит насильственно, поскольку само существование этой системы основано на насилии. А её «высокий жизненный уровень предполагает наличие экономики инноваций и перемен».

1.2. Теория развития

Эпоха Ренессанса взлелеяла идею прогресса. Прогресс (лат. progressus — движение вперёд, успех) — направление развития от низшего к высшему, поступательное движение вперед. Идея о том, что человечество развивается по пути всё большего политического и социального прогресса, появляется в эпоху Просвещения у поздних просветителей. Первым, кто изложил последовательную теорию прогресса, был аббат Сен-Пьер в своей книге «Замечания о непрерывном прогрессе всеобщего разума» (1737).

Особую остроту развитие идеи прогресса приобрело с возникновением позитивизма, который должен был дать вопросу о прогрессе чисто научную постановку, очистив прогресс от всяких теологических и метафизических предположений. Основатель позитивизма О. Конт, а затем Г. Спенсер, предложили заменить понятие прогресс понятием эволюции или развития. Эволюционный подход лишил идею прогресса метафизического характера, предложив псевдонаучную основу. Со второй половины XIX века начались попытки построения теорий прогресса в различных сферах общественной жизни. Первоначальное понимание прогресса как совершенствование идей и учреждений, дополнилось органической эволюцией растений, животных и человека, затем появились теории нравственного, культурного, умственного и т. п. прогресса.

«Привычка видеть разворачивание явлений как причинно-следственную связь порождало, по мысли Шумпетера, две ложных „ассоциации“ развития в виде веры в прогресс и эволюционизма». Шумпетер писал: «Вера в прогресс подразумевает положительную оценку любых изменений. И именно потому, что она подразумевает оценку, она не имеет право на существование в науке. С социологической точки зрения легко понять, почему, на фоне растущих прибылей, поднимающийся слой промышленных и торговых капиталистов принес с собой „веру в прогресс“».

«Идея прогресса в ее современном виде, однако, восходит главным образом к протестантству… Одним из самых ранних сторонников идеи исторического прогресса был, к примеру, Фрэнсис Бэкон, считавший его неизбежным последствием использования экспериментальной науки для усиления контроля человека над материальными условиями его благосостояния».

Идея прогресса — идея революционная для своего времени. До эпохи Просвещения ни античные философы, ни религиозные богословы не видели никакого прогресса в обществе. «Не существует никакого прогресса. Все осталось таким же, каким было тысячи и десятки тысяч лет назад. Меняется внешняя форма, сущность не меняется. Человек остается таким же, каким был». «Человечество не представляет собою развития к лучшему, или к сильнейшему, или к высшему, как в это до сих пор верят. „Прогресс“ есть лишь современная идея, иначе говоря, фальшивая идея».

Для античных авторов история — простая последовательность событий, за которыми стоит нечто божественное и представляется либо как регресс от «золотого века», либо как цикл, состоящий из одних и тех же стадий.

Все процессы воспринимались как совершающиеся по заданной программе, воспроизводящие неизменную совокупность циклов: «Восходит солнце, и заходит солнце, и на место своё поспешает, чтобы там опять взойти; бежит на юг и кружит на север, кружит, кружит на бегу своём ветер, и на круги свои возвращается ветер… Что было, то и будет, и что творилось, то и будет твориться, и нет ничего нового под солнцем».

«Оставаться вечно неизменными и тождественными самим себе подобает лишь божественным существам, природа же тела к этому разряду не принадлежит. То, что мы называем небом и космосом… оказалось причастным телу: поэтому оно не могло не получить в удел перемен».

Не существует никакого прогресса. Прогресс есть не что иное, как попытка уберечься от падения, вызванного удалением от источника. «Прогресс прямо пропорционален сопротивлению», чем дальше от источника, тем больше требуется усилий для выживания. Б. Шоу шутил: «Разумный человек приспосабливается к миру, а неразумный пытается приспособить мир для себя, поэтому прогресс зависит от людей неразумных».

«Факт, который сейчас может показаться удивительным: слова «развитие» ни в древнерусском, ни в церковнославянском языках не существовало. Оно появляется в XVIII веке путем переноса по частям немецкого слова Entwicklung (ent- — раз-, -wickl- — -ви-, -ung — -тие). В свою очередь немцы калькировали французское слово dévelopement, откуда и нынешнее англ. development. Во французском языке понятие развития в его нынешнем значении возникло не ранее XVI века, в средневековом лексиконе его еще нет. «Сходные по смыслу является латинское ēvolūtio — развёртывание (свитка), раскрывание (книги), в свою очередь происходящее от глагола ēvolvere, самым древним значением которого является раскатывать, распахивать, а переносным — развивать, раскручивать, прясть нить жизни».

«Даль приводит отглагольные существительные, которые исчезли из русского языка за последние 150 лет: «развиванье, развив, развивка», обозначающие физическое действие. Употребление слова развитие было ограничено значением роста: развитие телесное, рост и полнота; — умственное, духовное, степень зрелости души. Развитие зародыша, созреванье и рост его от зачатия. А к такой фразе: Эта отрасль промышленности у нас в большом развитии, словарь дает пометку: оборот нерусский. Это калька с немецкого Entwicklung’а… В XIX веке странно для русского уха звучало: «эта отрасль промышленности быстро развивается». Говорили: «промысл этот шибко пошел».

В настоящее время, развитие необоснованно отождествляют с совершенствованием. Совершенствование — это максимальное развитие качеств, данных человеку при рождении. Идея абсолютно совершенного космоса, лежавшая в основании всего античного мышления, исключала даже постановку вопроса об управляемых человеком направленных изменениях. Древняя философия и наука не принимали идею развития в современном смысле слова, речь шла лишь о развёртывании некоторых потенций, изначально присущих объекту и просто скрытых в нём, то есть о совершенствовании.

Совершенствование предполагает целостность объекта, развитие же является процессом антагонистическим совершенствованию, ведет к разъединению, потери единства. Совершенствование — это качество культуры, наряду с традициями и целостностью, а развитие, разделение, инновации — качества цивилизации. Поскольку культура объединяет, то совершенствование, как качество культуры, — процесс восстановления целостности, цивилизация же разъединяет, разделяет, все её характеристики наследуют это свойство, то же касается и развития.

В трактовке современной науки, развитие — необратимое, направленное, закономерное изменение материальных и идеальных объектов, причем ключевую роль в процессах развития играет представление о направленности времени.

Впервые идею линейного направления времени выдвинуло христианство, причем изначально оно распространялось лишь на сферу Духа, но постепенно с развитием христианства, особенно с эпохи Нового времени, идея линейного направления времени постепенно проникает в естественные науки и ведёт к формированию представлений о направленных и необратимых изменениях в природе и обществе.

Ключевое слово здесь — изменение, таким образом, если совершенствование означает фактически максимальное раскрытие врожденного потенциала, то развитие означает изменение объекта. Рождает вопрос о том, зачем его менять и в каком направлении?

Естественно, что попытка изменения объекта воспринимается самим объектом как уничтожение и активизируется внутренний потенциал сил самосохранения, что приводит к борьбе между внутренними и внешними силами. «„Внедрение“ — попытка грубо изнасиловать социальный организм, при этом, как правило, внедренец нарывается на его защитные барьеры». Проникновении инноваций в систему происходит в моменты ослабления внутренних сил, снижение иммунитета: «реальный поток инноваций появляется и начинает проникать в хозяйство и в жизнь, как правило, во время войны».

Именно в этом направлении — поиск методов преодоления внутреннего противодействия объекта — идут основные исследования теории развития. Причем в качестве методологических предпосылок изучения процессов развития используется античная техника анализа различных типов изменения и движения, препятствующих совершенствованию.

Важную роль в данном процессе сыграли теории эволюции, теория относительности и т. д. Идея развития прочно утверждается в естествознании и становится объектом философского анализа, особенно в немецкой классической философии. «Опираясь на диалектический метод, Гегель не только показал универсальность принципа развития, но и раскрыл его всеобщий механизм и источник — возникновение, борьбу и преодоление противоположностей. Целостную научную концепцию развития построил марксизм: развитие понимается здесь как универсальное свойство материи, как подлинно всеобщий принцип, служащий также основой объяснения истории общества и познания».