Бесплатный фрагмент - На грани реальности

Белка

Работа. Непробиваемое начальство. Бестолковые подчиненные. Дом. Телевизор. Газета. Сон. Кофе. Работа. Отчеты. Дом. Ребенок-двоечник. Работа. Интернет — большая помойка. Дом. Вечно недовольная жена. Когда ей цветы дарил не помню уже. Вроде ни к чему. Работа. Дом. Я — белка. Нет — бурундук. Суть та же, а звучит более мужественно. Работа. Интернет — скука смертная. Досижу до вечера — побреду домой, дождусь утра — попрусь на работу. Стихи что ли почитать? Ну-ка, что нам скажет поисковик? «Стихи прикольные» — enter. Самый лучший сайт совместного творчества? Ну-ну, посмотрим. А неплохо ребята зажигают и вроде ничего сложного — у меня наверняка получится. Все лучше, чем скучать.

Всего две недели на сайте, а уже хочется идти на работу. Знаю, что зайду в инет, а там Белка. Бывают же такие внимательные и нежные! Какая она сегодня — веселая, грустная, игривая? Белка, Белка, кто с тобой в реале?
Все у нее в семье так же, как у меня. Муж приходит с работы и смотрит в телевизор или в газету. Цветов не дарил, наверное, вообще никогда. Ужин, приборка, ребенок — двоечник. Работа, начальство, беспросветность. И, главное, никого, кто бы смотрел на нее и интересовался, чем она живет. Как же так получается, что близкие люди оказываются такими чужими, и, чтобы найти того, кто тебя выслушает, приходится жить в интернете?

Вот это, наверное, и называется любовь. Просыпаюсь утром, и внутри, словно птицы поют. Заглатываю кофе и бегу на работу (хочется вприпрыжку, но напускаю на себя солидность и сдерживаюсь изо всех сил). Все радует. На работе начальство умиляет, подчиненные не раздражают, отчеты пишутся быстро и без ошибок. И рифмы лезут из меня непрерывным потоком. Небо вроде серое, но хочется улыбаться каждому потому, что за тучами есть солнце, потому, что с той стороны монитора ждет Белка. Дурак — дураком. Сегодня шел утром и увидел, как старая карга вышла с веником и совком и за девушкой начала пыль на дороге в совок сметать. Подумалось, что это ведьма пыль для заговора какого-то собирает и, довольный, полетел скорее Белочке рассказывать о своем открытии.

Жену забросил совсем, хотя по сути ничего и не изменилось. Какой-то у нее взгляд стал задумчивый. Подозревает что ли? Но я же не налево хожу — так же на работу и домой. Неужели чувствует? А Белка — лучшее, что со мной было за последние десять, а то и пятнадцать лет. По-хорошему надо бы сесть с женой и поговорить, но как-то не получается у меня. Подожду еще немного.
Как-то мне нехорошо от этого. Чувствую, что обманываю жену, совесть взбеленилась и требует жертв. Сводить что ли куда-нибудь в кафешку?
Пришел к жене на работу, подошел тихонечко со спины, а на мониторе у нее наш сайт. И она — Белка!
Признаться?

Из дневника

День первый. Она пришла сегодня первый раз. В глазах слезы, на губах улыбка. Спинку прямо держит, гордо. Слезы сами капают. Смешная девочка. Знала ведь во что ввязывается, и все равно в сторону не свернула, вот и почувствовала как это — терять связь. Когда рвутся струны, по которым только что теплые волны шли любви и понимания. Знала. Зачем туда полезла, дуреха? Вот теперь в слезах. Отвлек как маленькую. Я когда с дочкой гуляю тоже бывает замечу, что слезки вот-вот брызнут, отвлекаю «белкой». Срабатывает безотказно. «Где?» и сама уже глазками по веткам шарит, найти пытается пушистый хвост. И однажды нашла ведь. Впрочем, я отвлекся. Рассказал я девочке волшебную сказку, улыбка перестала быть вымученной, ожила, но слезы в глазах так до конца и не высохли. Ничего, не впервой мне девочек утешать, справлюсь.
День второй. Сегодня в глазах интерес — что там дальше в сказке. Слез уже нет, но что-то осталось на донышке глаз, в изломе бровей. Вроде я ее по сказке веду, а вроде и она меня. Перехватывает инициативу, галсы меняет как заправский матрос… Весь поток ее тепла прерванный на меня перенаправился, похоже. А, впрочем, не весь, маленький ручеек пробился, а там ого-го сколько было. Хорошо, что на меня этот водопад не обрушивается — утонул бы наверное.
День третий. Я придумал — мы с ней построим стену защитную. Средство проверенное. Прозрачную до невидимости, прочную до несокрушимости. Да ее даже Эскалибур поцарапать не сможет, такая стена получится. И экскаватором ее не свернешь, и танк ей нипочем, и взрыв водородный она легко выдержит. Чувствую себя магом-волшебником. Вплетаю в кружево разговора нити основы будущей защитной стены — невидимые но прочные, завязываю на них узелочки. Хороший получается каркас — мне нравится…
День тридцатый. Тепло и нежность смешиваю со смехом, добавляю иронии, открытости и понимания — больше ничего и не нужно для хорошего цемента. Наша защитная стена почти готова. Только чуть-чуть подшлифовать, чтобы уж совсем никаких шероховатостей не осталось.…
День последний. Показал ей сегодня стену, которую она строила старательно вместе со мной и даже не подозревала об этом. Ей понравилось, улыбается, только оказалось вдруг, что мы по разные стороны от стены. И там, где стоит девочка моя, места совсем чуть-чуть, только-только ногу поставить. Стоит пошевелиться и камешки из-под ног в пропасть срываются. А руками зацепиться не за что — стена гладкая как зеркало — и я руку не не могу протянуть сквозь нее. Не всемогущий же я, хоть и маг. А на моей стороне целый мир — иди куда хочешь. Что ж, пойду, в следующий раз буду смотреть где стену ставлю.

Воспоминания

Я столяр. У меня дома есть специальная комнатушка для работы, там пахнет деревом и клеем. Деревом чаще и сильнее. Я живу один. И я влюблен в нее — в Диану. Безнадежно и давно. Все началось с того, что она постучала в мою дверь. В белом платье, белой широкополой шляпе, белым кружевным зонтом в руке, одетой в белую кружевную перчатку. Она стояла у меня на пороге и солнце просвечивало ее насквозь, так что больно было смотреть. Вы ведь столяр, — сказала она, — можете мне помочь? У меня стул сломался — треснула ножка. Это был мой любимый стул и теперь я не могу им пользоваться. Конечно, сеньорита, — ответил я, — разумеется помогу, где ваш стул?
И мы пошли через всю благословенную Венецию за ее прекрасным стулом. А потом я тащил его на себе в свою маленькую квартирку, потом искал достойный кусок дерева, чтобы заменить ему ножку, потом вытачивал ее и прилаживал взамен сломанной… И все это время белое сияние кружев стояло у меня в глазах, а в ушах звучал ее нежный голосок. И когда я закончил, стул был лучше нового и я нес его через всю Венецию, а у самого тряслись колени от волнения.
Я всегда мечтал иметь лодку. Всю жизнь, сколько себя помню я думал, что накоплю однажды на маленькую лодчонку и пойду на ней в море. В Венеции море совсем рядом. И что вы думаете? Я купил ее. Совсем маленькую, прохудившуюся посудину у старого рыбака. Я починил ее — я же говорил что я столяр, я могу работать с деревом. Я сделал ей новые весла и крепкие деревянные уключины, но не купил парус, чтобы ходить в море. По большому счету парус мне не нужен, да и море тоже ни к чему. Я прохожу на своей лодчонке по каналам от своего дома, где у меня мастерская, до великолепного, величественного строения, в котором обитает моя любовь. Я покачиваюсь на волнах канала и смотрю на ее окна, светящиеся в темноте. О, Диана, как ты прекрасна. Однажды я осмелился и оставил на ее крыльце красную розу, которую я вырезал для нее из дерева. Я сижу в своей лодке под ее окном и представляю, как она прикасается к деревянной розе рукой без перчатки и у меня замирает сердце. Почему же я такой дурак и не влюбился в Розалинду, у которой покупаю по утрам молоко?

Осколки зеркала

— Я ведь отлупила ее тогда, ее же собственной юбкой отлупила. Как в море зашли, она юбку сняла, а я ее жгутом скрутила и давай… Ну правда, чужой же муж, а она как с цепи сорвалась… А я-то… сама себя не узнала. А она утром проснулась и говорит: Верочка, ты не знаешь что такое с моей юбкой произошло? Какая-то она странной формы. Это у меня она спрашивает, прикинь, не помнит она! Конечно, выпей столько… Не, он и не видел ничего, они с женой в номере отдыхали когда мы на море пошли.

***

— И тут он от меня оторвался и говорит: эта хочет, а та (на Светку показывает) — нет. И все на меня смотрят и ржут. Я чуть сквозь землю не провалилась. Но вот что интересно: Светка-то с кем хотела целоваться если не с ним? С кем-то же хотела раз стала в бутылочку играть…

***

— Ходили, гуляли втроем, нормально было все. И он вдруг прыг через перила и повис на руках с той стороны, а внизу вода чернущая… А она даже не притормозила, идет себе дальше. Ну он обратно перемахнул и идет следом, будто ничего и не было. И тут она раз и в троллейбус — Я домой, — говорит, — пока. — И он за ней шасть и двери закрылись. А я стою как дура одна на тротуаре. А ничего, что мы с ней в одном подъезде живем, нет, ну нормально?

***

— Светка, она вообще странная. Однажды идем, мороженое едим в вафельных стаканчиках. Так она стаканчик объела вокруг и яйцо из мороженого с ладошки на ладошку перекидывает, а ладошку облизывает и яйцо облизывает, перемазалась вся. А потом мне его протягивает: Хочешь, — говорит, — доесть?

О

Краковская колбаса не послушалась ее ножа, и наполовину сделанный разрез завершился уродливым надломом. Магазин тут же заполнился криком хозяйки: «Что творишь! Ты вообще почему тут? Одна в отделе, другая- заказы развозит, сколько раз повторять?! И вонищу своей колбасой развела, кошмар, выметайся!» Она и ушла. Отовсюду сразу. Сказала: «Все надоели». И дверь мягко закрылась за ней в последний раз, ключ остался.
Я закрыл глаза. Медитация. Почти сразу увидел кота. Большой такой кот, пушистый, кисточки на ушах. Все понимает, сидит слушает внимательно. Захотелось помолиться ему, начал: «О, «тут захотелось сказать «великий», но слово не легло. Какой он великий? Просто крупный. Продолжение не придумалось, осталось только «О» зависшее в воздухе. Ну и ладно. Собственно дальше и нечего говорить, я же ничего не хочу.
Кот — это не совсем кот, он на самом деле город. Вглядываюсь в пушистую шерсть и в ней проступают дома. Высокие параллелепипеды, стекло и металл. Он самодостаточен и, кажется, в нем хорошо жить. Я думаю, он выполняет желания когда они появляются. Проблема в желаниях. Буду звать его О. Нормальное имя для города, лаконичное и уважительное, но без излишнего подобострастия.
Я живу в студии — не слишком большой, довольно уютной и достаточно просторной. Стены белые, в роли окна экран в который я вижу город. Когда день в нем сменяется ночью, на улицах загораются фонари и огни витрин, а утром светлеет небо и по нему движется солнце. Время от времени пролетает какая-нибудь птица, обычно это чайки. Думаю где-то рядом течет река, но ее не видно. Очень натурально. Обычно я представляю, что экран это окно. Все необходимое мне доставляют. Оставляют под дверью и уходят туда же, в город. Я живу в нем, внутри. А в медитации вижу его снаружи, целиком.
Я говорю ему: «О». И звук растекается по белой комнате. Он меня слышит. Я бы сказал ему что-то еще, но просто разговаривать ему со мной не интересно. Можно было бы попросить что-нибудь, но у меня все есть. Можно было бы попросить вернуть ее — это ведь в его силах, но какое я имею право ее возвращать? Если она захотела уйти. Поэтому я говорю «О» и замолкаю, и эхо моего голоса долго бьется о белые стены и в конце концов всасывается в экран.

Словарик

смерть

она ходит рядом и далеко
ее даже совсем нет
это мы придумали, что «она» и «ходит», чтобы меньше бояться
просто когда-то все заканчивается
для кого-то сразу
для кого-то потом
может пройдут десятилетия, а может пара минут
мы надеемся, но не знаем
мы думаем, она руководствуется какими-то критериями, но нет не только критериев, нет и ее
есть конец потому, что было начало
возможно конец — это и есть начало чего-то еще
но мы не сможем узнать точно, пока не окажемся там
больно тем, кто остался по эту сторону
тем, кто ушел наверное нет
они чему-то научились, пока были с нами
они чему-то научили нас
они познакомили нас с одиночеством на краю существования
мы на миг поняли сколько стоит жизнь
потому что она — не видящая, не выбирающая, не размахивающая косой, та чье имя вселяет страх и живет само по себе, не имея носителя
она единственная, кто точно обратит на тебя внимание — та, что не существует

Удовольствие

Удовольствие — в малом. В большом — эйфория, перевозбуждение, опустошение, разочарование. Удовольствие — тихо, расслабленно, спокойно, и интересно. Погулять по солнечному осеннему лесу в поисках грибов, потанцевать, поговорить с другом — неспешно, без нерва, но с нежностью. Почитать хорошую книгу, посмотреть фильм, трогающий сердце, послушать лекцию и все понять, решить трудную задачку, сделать что-то красивое, радующее глаз и душу. Хорошо поработать, лучше с кем-нибудь вовлеченным, увидеть результат своих усилий. Съесть вкусное, напиться в жару, нырнуть в холодную воду в знойный день, залезть под горячий душ, когда зябко промозглой осенью. Посидеть вечером у костра с песнями под гитару и проснуться утром в палатке под шелест прибоя или шепот леса. Вернуться домой из похода, уснуть в мягкой постели после недельного житья в палатке. Ну и да, хороший секс с любимым человеком тоже из этого ряда, что вообще понятно из самого названия.

Уроборос

…помнишь, как у Кэрролла: «Вздремни. И пусть тебе приснится сон, как будто бы тебе снится, что ты спишь, и видишь, как во сне тебе снится, что ты заснула…» страшно чувствовать страх — до ужаса, хочется бежать, а он следует за тобой по пятам страх встретиться со страхом испугаться, стыдно испытывать стыд — до потери сознания, до обморока — плотный клубок чувства, наматывающегося на само себя, бесконечная черная дыра, прожженная сигаретой рекурсия, змея, кусающая себя за хвост…

Цветные сны

Уткнувшись носом в теплую подушку,

На животе, как в детстве, Юля Жук

Спит сладким сном, ей снятся не игрушки —

Тепло друзей, пожатья сильных рук,

Иных миров неведомые дали,

Мечи, драконы, волны, паруса…

И прочие прекрасные детали…

ветра, дожди, улыбки, голоса…

Автобус

Мы ехали в автобусе. Не обычном, а длинном — с гармошкой. День был как день — ни то ни се. После дневной жары начал накрапывать мелкий дождик. Мы расположились в автобусе на сидениях, которые были повернуты к проходу как в метро. Хотелось домой. Автобус тащился еле-еле, поскрипывая и покачивая тяжелым задом. Вдруг водитель включил микрофон и сказал: «Иванушка и Жар-птица, вы все-еще едете у меня на задней площадке? Я не вижу вас. Там вообще кто-нибудь есть?» Автобус как раз входил в очередной поворот и водитель, действительно, не мог ничего видеть. Но мы то были ближе к хвосту и наблюдали как немногие пассажиры стали переглядываться и улыбаться, а некоторые даже махать руками, мол мы здесь. Разумеется, никакого Иванушки и никакой Жар-птицы там не было, но пассажиры автобуса отвлеклись каждый от своих от своих раздумий и ехали теперь все вместе. И автобус, казалось, это почувствовал и веселей покатил по дороге. Девушка из «хвоста» в цветастом платье встала со своего сиденья и прошла по салону такой домашней походкой, что мне показалось что автобус — ее дом, она здесь хозяйка и встала с мягкого дивана чтобы открыть форточку, а мы все находимся снаружи и видим ее в окне. Девушка действительно подошла к окну и открыла форточку. При этом она сделала какое-то неуловимое движение, так что пространство опять вывернулось и все мы снова оказались внутри. Но теперь мы были дома. В тепле и уюте. И были мы уже не разрозненными пассажирами, а единым целым — семьей. Сквознячок из открытой форточки лизнул меня по лицу и мне захотелось прижаться к тебе, а ты почувствовал и обнял меня за плечи. Девушка давно вернулась на свое место, а мы, стараясь не спугнуть, жадно впитывали ощущение равновесия и покоя. Выйдя на своей остановке мы шли под дождем, не раскрывая зонта, подставив лица освежающим каплям. Мы несли домой, боясь расплескать, наполнившее нас чувство. Я читала в твоих удивленных глазах: «Ты ведь заметила? У тебя тоже?» И отвечала взглядом: «Конечно». А дома, едва успев снять промокшую одежду, ты сел за компьютер и я увидела как из-под твоих пальцев со звуком дождя рождается сказка.

Клубника

Мы идем вдвоем с какой-то девчонкой и останавливаемся у высоких дверей. К ним ведут три ступеньки. Внутри все сияет старинной позолотой, пахнет кофе и корицей. Спутница моя туда не хочет, а я — да. Поднимаюсь, тяну тяжелую створку двери, вхожу. Сажусь за массивный деревянный стол. Вокруг суета, звон монет, заключаются сделки, разыгрываются пари, звенят «однорукие бандиты», выдавая выигрыш. На полу под моими ногами несколько причудливых бронзовых подвесок и большая монета. Поднимаю одну подвеску, прячу в кошелек, и монету, держу в руке. Я здесь уже была. Эти монеты можно выиграть и потом обменять на деньги или кофе. Иду по проходу в толчее. Натыкаюсь на парня, который замечает монету у меня в руке. — Ого, говорит он, красная. -Это 20 или 30?
Я смотрю на монету. Она точно отсвечивает розовым и на ней проступают цифры 30. Понимаю что это размер в мм — это у нее диаметр такой.
Парень тоже все это видит и радуется. Хочешь клубники, на эту монету можно целых три килограмма купить. Я киваю. Я вдруг обнаруживаю, что и правда хочу много клубники. Он ведет меня к стопке ящиков. Там клубника. Пахнет как клубника, а по размеру, по форме и по цвету скорее напоминает груши. Крупные желтовато-розовые. Парень нагребает мне огромный пакет и начинает бегать и суетиться в поисках веревки, чтобы пакет перевязать. Хочу его остановить, но он уже исчез вместе с моей монетой и клубникой. Нет его долго. Меня успевает увлечь в сторону какая-то торговка и я волнуюсь что моя клубника вернется и меня не найдет. Но вот он вернулся. Мой пакет упакован в еще больший пакет и теперь его точно удобнее нести. Парень явно рад, что я никуда не делась. Вручая мне клубнику, которая теперь приобрела насыщенный синий цвет, встречается со мной взглядом. Даже не так, дотрагивается до меня проникающим, завораживающим, фиксирующим, цепким и одновременно открытым и радостным взглядом серых глаз и выдыхает свое имя — Игорь Векслер. Я удивляюсь и радуюсь. И говорю ему, что имя очень красивое. И он радуется тоже. Меня здесь ничто больше не держит и я иду домой. Моя улица, на которую мне нужно попасть, проходит уровнем ниже. Метров 10 по вертикали. И туда ведет странноватая лестница — пологая спираль из металлических скоб. Несмотря на позднее время, желающих спуститься и подняться оказывается много. Я пристраиваюсь в хвост какой-то испанской компании и лезу в своей длинной юбке и пакетом с клубникой, висящем на сгибе локтя под заводную испанскую песенку. Внизу я обнаруживаю себя под сводом какой-то старинной арки, отделанной мозаикой цвета моей клубники. Стою, завороженно разглядываю рисунок, задрав голову. Оглядываюсь по сторонам, понимаю что в прошлый раз шла на 10 метров правее, а вообще мне сейчас налево, поворачиваю и иду по ночной улице среди других прохожих. Слева светится триумфальная арка. Напротив нее сфинкс и лев разминаются перед забегом. Иду мимо, набираю скорость — очень хочется бежать. И вот я уже лечу по булыжной мостовой, но вдруг обнаруживаю что мне ничто не мешает: ни юбка в пол, ни клубника, ни кошелек. Все пропало. На мне блузка и трусы. Решаю вернуться и попытаться найти. Бегу обратно. Рядом с аркой с мозаикой обнаруживаю рыночек. Там висит много одежды и торговки смотрят на меня с удивлением. Рассказываю, что на мне была юбка… -Эта? — спрашивают меня, — и я чувствую на бедре тяжелый кошелек и нежное касание материи, опускаю глаза — да, все мое со мной. И юбка и кошелек и клубника. И тут ко мне подходишь ты. И мы вместе идем домой мимо триумфальной арки по булыжной мостовой есть синюю клубнику.

В другой галактике

Мы в другой галактике. Не знаю как мы сюда попали, но здесь, вдали от остального человечества только ты и я. И единственное желание — воссоединиться с ним (с человечеством разумеется). И единственный путь — через ванну телепортера. Установочка старинная, с ржавыми потеками, древней конструкции, но других-то вариантов нет. Больше того, энергии хватит только на один раз. Это значит, что кто-то из нас должен остаться здесь навсегда или мы все таки постараемся утрамбоваться в ванну вдвоем, да так, чтобы не торчать из жидкости различными членами, потому что перенесется к людям только то, что под поверхностью. Ну и, разумеется, это надо проделать без одежды, ведь всем известно, что неживая материя передается другим способом. Так что, давай, расстегивай третью пуговицу на рубашке…

В постели

Мы лежим в постели. Хорошо. Ты такой расслабленный, теплый и умиротворенный. А я такая спокойная и даже веселая. А она? Она очень эротичная и ласковая. А ты? Ты между нами и тебе хорошо, но чего-то хочется. И тогда ты говоришь мне: «Слушай, а ты бы не могла перебраться на пол? Или хотя бы наушники надеть? А лучше и то и другое» Мои брови удивленно ползут вверх. На пол? Там же холодно и жестко! Нет уж. Я тут останусь. Мне не обидно, не больно, Мне весело… и тепло под одеялом.

Покушение на границы

Весна. Позднее утро. Я еще сплю, естественно, не одета. И тут раздается звонок в дверь. Подкрадываюсь посмотреть кто там и через глазок вижу двух незнакомых девчонок. Веселые такие девочки в шляпах и брючках разговаривают между собой, улыбаются. Но больше не звонят — наверное не очень надо. Ну и ладно, не стала открывать. Раз уж разбудили одеваюсь, думаю что поесть и вдруг слышу в комнате какой-то подозрительный шум. Прибегаю туда — эти две девчонки нагло лезут в окно. Ору на них и прогоняю обратно откуда появились. Это ничего что восьмой этаж — их проблемы. Закрываю окно и иду дальше варить кофе. Проходит еще несколько минут — опять шум в комнате. Захожу — с обеих сторон от окна из-под шторы торчат чьи-то боты. Я говорю: так, я вас вижу, выходите. Из-за шторы выходят мужчина и женщина. На вид адекватные и не опасные. Говорят, что не воровать пришли («стащить можно и на аукционе») а просто от шефа гасятся. Я конечно верю и мы дружно идем на кухню пить чай. Они откуда-то достают колбасу и мы ее все едим довольные друг другом. Между делом звонит шеф и они врут ему что в каком-то Наутилусе и уже выдвигаются к нему, чтобы не волновался, скоро будут. Женщина, между прочим, сильно беременная (месяцев 8 наверное). И вот тут будильник зазвенел. О чем бы это? Я так понимаю что это о границах. Как я с ними обхожусь. Если ко мне лезут — могу послать, а если уже залезли, милости просим — вполне приятные люди. Вывод: кто хочет залезть делайте это в темпе — не тупите на границе:) тогда у вас есть шансы.

Про гадкую огненную собаку и доброго водителя автобуса

Солнечно. Стою на передней площадке автобуса, пытаюсь разобраться в хитросплетениях улиц. Бабка выходит и заискивающе просит водителя ее подождать. Приятный молодой парень за баранкой кивает и машет рукой, мол, беги скорей, успеешь. Улыбается мне и удивленно пожимает плечами: «как она могла подумать, что не подожду?» Бабка возвращается и мы едем дальше. Судя по карте у меня в руках, мы уже на месте. Да, вот они новые разноцветные домики в колодце старинных зданий. Я выхожу и иду к своему — оно оказывается приятного салатного цвета, только наверху большими буквами выведено слово «печаль». Ладно, печаль меня устраивает. Странно, что она такого радостного цвета.
Во дворе ко мне подскакивает местная бабуська, тыкается в карту — хочет понять что тут еще построят, не загородит ли это новое вид из окна. Нет, не загородит. Успокоенная идет домой. Я возвращаюсь в автобус — мой новый дом еще не готов.
Водитель рассказывает о своих проблемах. Он художник. Он пишет воду, но у него не получается. Его собака, у которой уши точно как мои волосы — такие же огненные и волнистые, слизывает неудачную воду, чтобы он мог попытаться еще раз. Он сердится то ли на себя, то ли на нее. Я понимаю. Я ведь и есть эта гадкая собака. Я буду слизывать лишнюю воду с его картины снова и снова, пока он не останется доволен.