Бесплатный фрагмент - Надпись под книгой
Сборник стихотворений
I. По ту сторону дождя
***
Серые камушки асфальта мелькают под ногами.
Я иду посреди дороги по разметочной линии.
Я такого никогда не чувствовал, что ощутил сейчас,
Бредя в предвечернем сгустке воздуха.
Белые полосы представились мне жизнями,
Человеческими жизнями
на ленте времени.
На них трещины — чёрные полосы, неудачи,
Нитевидные и широкие коварные разрывы счастья.
И еще множество чёрных точек — мелких ссор,
Неприятных споров, происшествий, раздражающих нервы.
Каждая полоска в начале и конце очень тонкая,
Хрупкая, как начало и конец жизни.
Среди них и моя, но я её не распознаю.
Они все разные, это понятно, да дело и не в том.
Сейчас я оказался выше всех них: они как на ладони.
И я узнал необычайный интерес к каждой из них.
Интерес к судьбам — это любопытство писателя.
Когда я разберу их все, я узнаю свою и стану пророком.
Но в этом ли мире?
* * *
Падают листья осенние,
Шепчут в ногах «обожди».
В двери избные и сенечные
Глухо стучатся дожди.
Струны звенят фортепьянные.
Клавиш натуженный скрип.
Звуки, как призраки пьяные:
Сон, дуновение, всхлип.
Тени стальные и рослые
Нам отрезают пути.
Что ж, вот и стали мы взрослыми —
В тень не боимся войти.
Помнишь, небесною ясностью
Были мы покорены.
День начинался опасностью
Кончится скоро. В лесных
Сумерках звёзд мириады
В пригоршни брали мы всласть.
Осень плыла листопадами.
Жизнь листопадом вилась…
Будто бы взяли и вынесли
Нас — где былое мертво.
Что же, выходит, мы выросли?
Только скажи: для чего?
Дни, как пласты бесполезные,
Длинной тропою легли.
Стали мы нежно-любезные,
А не стареть не смогли;
Стали мы мудрые вроде бы,
А разлучились в себе.
Боже, мы только пародии
В собственной нашей судьбе!
Не по годам мы состарились,
Не увяданью сдались.
Просто рядами составились
И на расстрел поднялись.
Каждому сердце и вышибло —
Сложно взлетать по рядам.
Может, хотели и выше бы,
Только не дышится там;
Может, хотели и в дальнее,
Только не вышел полёт…
Солнце, как нива печальная,
Землю колосьями жмёт.
Дождь убаюканный семени́т.
Сенцы при входе скрипят.
Слуги покорные времени!
Ноты и капли сонат…
***
Снова выкошен дол,
Снова сумрачен лес.
В этот тайный костёл
Я непрошено влез,
Где лежит на ступнях
Темнота, темнота.
Этот сладкий помол
Фосфорических слёз
Осторожно вколол
Тонкий запах мимоз,
И в ладонях моих
Немота, немота.
Я свободен от снов;
Я — искатель чудес,
Но прижал облаков
Гидравлический пресс
Мой влюблённый туман
В города,
в города,
в города.
Раскольникову
Мозг человека похож на вредную опухоль.
Топором по голове, плашмя или обухом,
Так же легко ударить тебе, Раскольников,
Как доказать подобие треугольников,
Или, скажем, сходство треугольника с птицей.
Только кровь, не сворачиваясь, сочится
На паркет. Впрочем, уже никому нет дела,
Да и ты промахнулся, подставив тело
Бумерангу собственной рукояти.
Смерти нет. Лишь бы краденое звенело
Не теряясь, и не влеча изъятий.
Отрывок из неопознанной мысли
…И только по магазинчикам с надписью «ПИВО»
Мы угадываем присутствие здесь людей.
Впрочем, их можно встретить и в гастрономах,
Со взглядом, далёким, как телескоп астронома,
Наведённый на Альфа Центавра.
Они пожинают лавры
Вовсе не тех, для кого так старались
Испепелить свои души. Арес,
Благословивший их на охоту,
Ничего им не дал, даже квоту
На поступление в собственные ряды.
Впрочем, бог войны и не мог поступить иначе.
Это — словно просить питьевой воды
У хранителя всех морей —
Дело неблагодарное и пустое.
Потому, подходя и справляясь: сколько стоит,
Люди и не думали ждать ответа,
А тут же брали и то, и это,
Оставляя в ванночке звон монеток,
И удаляясь с нерасторопностью марионеток…
Отдавая честь
Опоссум — слишком непристойное слово для маленького
зверька.
Рука проделывает траекторию от козырька,
Переходя в национальную грубость: рубить с плеча.
Материк — корабль, на нём может и укачать.
Может кидать на мачты в бушующие шторма,
Но когда образуется штиль или приходит зима,
Вспоминаешь опоссума, маленького зверька,
Который летит за рукой, падающей с козырька,
С визгом, изловчась, хватается за мундир.
Непристойное это слово — «опоссум»,
Скорей, непристоен мир,
Породивший его, или я,
Мечтающий жить без жилья,
Спать без снов, существовать без теней,
Плакать без слёз, не вспоминать о Ней,
Не отсчитывать время, живое не есть,
Не растворяться, и, отдавая честь,
Вспоминать опоссума, маленького зверька,
Который летит за рукой, сброшенной с козырька,
Переходя в национальную грубость: рубить с плеча,
Глядя с ухмылкой, просящей кирпича.
Окно, открытое на́стих
Объятья сомкнулись, и время
отвело объектив…
П. Кондаурова
Слишком много греков. Везде. «Одиссей — Телемаку».
Море. Гомер. Горбоносые прод. улыбки,
Кромсающие тела, но, завёрнутые в бумагу,
Безобидные, как посылка. Год из года
Уплывают корабли покойного Мандельштама
(Да святится ему там, где штиль как воздух)
Прямиком на загородную пилораму,
Чтобы стать предметом бытовых удобств.
Ну и ладно. Я больше не хочу слышать: Минос.
Греция — всего лишь туристическая открытка.
Я собрал весь сор в квартире и вынес
В кухонное окно, на случайно идущего.
А в окне небес первоцветы хлипкие.
Журавль, закованный в колодца колоду,
Дребезжит на ветру, но летит как роза…
А идущий отряхнулся. И правильно сделал.
Эскиз №2
На надбровных дугах Училища
по-крабьи вытянутые глаза.
Рядом три бетонные чаши,
теней полные и земли.
Ветер плещет на манер стрекозы,
о чём, вполне может быть, стрекоза
Никогда не узнает, купаясь на водной мели.
Перехлёст деревьев, газоны
с бархатной тонкостью «Каберне».
Расточительно плавные стёкла — мне
как табу морского буя.
И sforzando пейзажа податливые,
но простой иконе верней,
Два графитовых стержня — фигуры,
слившиеся в поцелуе.
* * *
Лица, выхватывая из тени,
Прячет в корзинку угрюмый вечер,
И за слезинку
Платить мне нечем
Куче изнежившихся растений.
Словно филейные части тела,
Ночь прикрывает кусты сорочкой;
Глушь, умирая, не ставит точку,
Будто сентенцию не допела.
Шаг фонарей, что хотят бороться —
N-ый отряд, никакая рота,
Разом горят,
как шнуры Бикфорда,
Но ни один до утра не взорвётся.
Я партизаном слежу за этим
Легким сумбуром,
ненастоящим.
Мгла — политура,
я стал незрячим
В мире двузначности,
лишним третьим.
Нечем вносить за слезинку плату.
Месяц, как спирит, и я зеваю;
Спит, жалко, та, что со мной бывает.
Север — канат, и по канату
Кто-то крадется, неузнаваем.
Вот упадёт — я опознаю.
Следующим
Ты, который с ней
Уже более полугода,
Чьё появление мне ясней,
Чем предугаданная погода,
Чьё умение упрощать
Всё до милейшей чуши,
Вроде правописания «ча» и «ща»
Или звука струны, послушай.
На клочке земли, где в осень
Картошку сбрасывают тюками,
И на рёбрах пылает «восемь»,
Я заложил камень.
Чтобы в шкуре воспоминаний,
За свои невидимки баки,
Дырявить его зубами,
Слизывая соль и накипь.
Ты, который с ней
Как будто уже давно и
Навсегда. Не заметь — во сне
Она дремлет к тебе спиною.
А когда она с этих мест
Удалится, новым влекома,
Я пошлю тебе данный текст —
Прочитай и отправь другому.
II. Близкие ветви дерева
или цикл, написанный с балкона
Близкие ветви дерева
Копошится июль в листве,
Я смотрю, не пройдёт ли кто
В беспокойстве, его бровей
Потревожив сырой литол.
Я смотрю в этот бредень-лес,
В освещённом его углу
Не появится ли косец
И размажет зелёным мглу.
То ли пьяница сушь прорвал —
Хлещет муторность из горла,
Будто это нарисовал
Сальвадор для своей Гала.
То ли птицы мацы куском,
Стаей в бездну оборвались
И выклёвывают комбикорм
Из кормушек и урн столицы.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.