Бесплатный фрагмент - Надо жить Человеком!

Надо жить!

Болезнь нахлынула, как цунами-катастрофа.

Смеялся-улыбался, не ходил — летал, всё бурлило и радовало…

И вдруг — вокруг тяжко давящая плотная пустота из страха, боли и предвкусия смерти…

Оглушенного, бездумного и распятого на больничной койке, его кололи, совещались, стоя вокруг. Затем куда-то привезли, приложили маску и…

И он очнулся уже в реанимации.

Потянулись одинаково тухлые дни в палате. Под обезболивающими ни страха, ни боли не было, но голова пустела тишиной безразличия ко всему.

Когда его выписывал знакомый хирург, сказал:

— Ну, теперь всё в твоих руках. Захочешь жить — выкарабкаешься!

Но и дома к вкусу жизни интерес не возник: всё-всё-всё уже было — не хочу.

Лежал на диване, смотрел в потолок, дремал… Жевал, что жена впихивала…

В одно утро очнулся от настырно-раздражающего звука: «Кап-кап-кап!»

Неожиданно всколыхнула и подняла на ноги волна злости: «Жена кран не закрыла?»

Вслушался, пригляделся — звук был из-за окна, капало на подоконник. И из окна, сквозь щель в плотных шторах, бил настырный луч света.

Он подошел к окну, хотел задернуть, но, наоборот, распахнул шторы и обомлел!

Свет! Везде был свет! Яркий, бодрый и наглый! Бесцеремонно, без спроса и беспощадно свет бил по земле, по деревьям, по людям… Ударило и по больному и потянуло к себе.

Он распахнул дверь, вышел на балкон, вздохнул и выдохнул свежим ветерком:

— Боже, весна пришла!

Всё оживало, всё тянулось к доброму свету: зелень листочков и травки, «зайчики» в лужах, ручейки на взлёте… Дворовые собачки развалились, выставив пузки под ласковое тепло… Соседская, вчера еще девчонка, о, чудо, гордо шла с коляской.

Увидев его, она замахала руками и радостно закричала:

— Дядя Ваня — выздоровел! Ура!

Он распрямился, махнул в ответ и вдруг вспомнил, как сын, перед операцией, взволнованно кричал в трубку:

— Батя, твой внук пошел! Пошел, батя! Не уходи, ты нам нужен, батя!!!

— Ваня, ты чего, Ванечка? — раздался испуганный голос жены, и она выскочила, как была в халате, к нему.

Он обнял её и сказал твердо, как всегда:

— Надо жить, Иринка. Надо жить!

***

Приход спасителя

Засыпая вечером, спроси себя: «А был ли сегодня во мне Бог?»

Он проснулся, как всегда, рано.

Встал и начал зарядкой собирать всё снулое-отлежалое, слегшееся — в единое и двигающееся.

Затем, по дороге в ванную, осторожно обошел собачку.

«Дворянке», по человеческим нормам, было намного больше лет, чем ему. Посему она только приоткрыла глаза и вздохнула, типа: «Ах, молодой человек, всё пройдет… И ты проходи, только не наступи, дай еще поспать…»

Мно-о-ого лет назад, по весне, они нашли щенка-девочку на улице. Так и назвали: «Весна». Так и жили вместе по-весеннему!

Когда допивал кофе, вошла на кухню «вторая половина». Ну, как «половина», если как два «он целый», сухой, как лист осенний?

— Опять по своим девкам пойдешь? — усмехнулась жена. — Ниночке скажи, что вечером поможем помыться.

Он щелкнул, по-молодецки-офицерски, каблуками:

— Окей-хоккей, моя Прекрасная Дряхлость!

— Что-о-о-о! Да я ж тебя на год младше, старикашка! Крупу не забудь — птичкам подсыпь. И в магазине корм собаке купить, закончился!

— Яволь, мой женАраль-ораль!

В подъезде зашел к соседке-старушке:

— Мадам, я весь Ваш… Аж, на полчаса!

Быстро починил шпингалет на балконной двери, взял список в магазин, и был таков…

Затем забежал (ну, как «забежал»? Зашел, с остановкой-отдыхом на четвертом этаже), к Нине-инвалиду в соседнем подъезде.

Взял список в аптеку — и на улицу.

Прогулялись с Весной по парку, подсыпал корм в кормушки птицам, затем сходили в магазин и аптеку.

Отдав заказы «девушкам», вернулись домой.

Пообедали и поехали втроем в приют животных, на другой конец города. Весна побегала со знакомыми собачками. Он стал, вместе со столяром, ремонтировать и утеплять вольеры и будки. А она готовила корм и кормила кошек-собак.

Уже вечером, они сразу зашли к Нине. Загрузили её в ванну, жена стала помогать мыться, а он заварил чай.

Затем все, с часок, пили чай и отдыхали от трудового дня.

— Ты, Иваныч, мой спаситель! Мой могучий избавитель! — воскликнула Нина.

«Да! — подумал „могучий“ старик, отец демократии и двух взрослых детей. — Бывшей, учительница русского языка и литературы, не бывает! Чем можем, уважаемая — тем поможем!»

Уже дома, засыпая, он думал: «Завтра, с утра, съезжу в „Дом престарелых“. Звонили тамошние старики знакомые, вроде, директор проворовался. Затем на „Совет ветеранов района“ — доложу, обсудим, меры примем. А сейчас — спать. Спасибо, Бог, за день и силу духа. Всё остальное будем делать… И никто, кроме нас!»

***

Жизни нашей ручеёк!

— Вставай, Иван. Петушок давно пропел! — пролез, сквозь дрёму, голос жены.

«Ха, а петушок то мой давно отпелся!» — совсем не зло подумал старик, но не спешил вставать.

— Старый, хватит дрыхнуть! Скоро внук придет, а масло закончилось! Как блины ему напеку?

Иван открыл глаза. Да, утро уже вовсю било лучами весенне-веселого солнышка, да дергало занавески шальным молодильным ветерком!

«Ох, отмолодили уже и ветерки, и солнышки… Да и молодухи уже не отмолодят! Абзац консенсусу! Но точно говорят: болит — значит, еще жив… А если всё болит, радуйся — всё еще на месте, не отпало!»

Он, кряхтя, поднялся, начал было физзарядку, но мотануло к стене. Старик махнул рукой и пошел умываться.

Только вышел, как раздался сигнал домофона, а затем голос мужчины:

— Мама, привет! Вот, Вовку вам забрасываю, а мы с Ленкой попробуем на лыжах прокатиться. Пока не растаяло окончательно. Привет, отцу!

Через минуту на пороге, явилось-незапылилось явление-племя младое, беспокойное:

— Здра, ба… Хай, дед! Вначале в кино, затем в зоопарк и…

— Ты зайди, вначале, чудо природы. А затем с дедом за подсолнечным сходите!

— Ну, ба-а-а-а!

— Я всё сказала! — усмехнулась «суровая» бабка, и вскоре выпроводила их за дверь с кульком.

Потащились, было, в «магаз», да тут же дорогу, нагло так, перегородил ручеёк.

Устремился блеск серебра по хрустально-ледяным берегам, разбрасывая вокруг лучики, калейдоскопные, отраженного солнца!

Дед остановился, как вкопанный:

— Ба, Вовка! А ты знаешь, что на этом самом ручье: вместе с твоим прадедом я корабль пускал деревянный, а с отцом твоим мы из пенопласта каравеллу гоняли?

— Дедка, а мы? Мы что не будем ничего пускать-гонять?

— Как это «не будем»? Ща!

Они вернулись к скамейке у «хрущевки», и дед быстро сложил из кулька корабль-складенец. А затем взял из мусорной корзины кусок разбитого зеркала, и сказал внуку:

— Сейчас посигналим бабке и пойдем запускать. Я ей, лет шестьдесят назад, такие приветы по весне отправлял!

Лучик-зайчик солнечный запрыгал по потолку кухни на третьем этаже. Прыгал-прыгал, пока не показалась сама бабка. Она пригрозила кулаком им, а затем открыла створку окна и сказала:

— Что стар, что млад… Идите уж быстрее!

— Бабушка! Мы сейчас корабль запускать будем!!! Пойдем с нами!

— Мне что делать нечего, балбесы? А… впрочем… Сейчас выйду, ненормальные!

Если кто, через десять минут, смотрел со стороны, то видел:

— летел, «на всех парусах», Корабль;

— бежал за ним, вприпрыжку, счастливый мальчуган;

— а за ними уже шли, взявшись за руки, пожилые мужчина и женщина…

И журчал, звенел, пел и нёсся неудержимо ручеёк весенний!

А если кто смотрел Сверху, то видел ручеёк вечный, всёпобеждающий ручеёк жизни единой: Природы и Человека, объединённых Богом!

Он всё равно пробьётся, ручеёк нашей Жизни. Как не перегораживайте его, как не забрасывайте его, хоть атомом вашим безумным!

Он пробьется, и будет весело и радостно бежать: бескрайне-свободно, счастливо-неудержимо, естественно-талантливо!

И будет так всегда!

***

Чудо-Солнышко!

— «Бог не дал…» Чего врать-то! Бог давал, да мы избавлялись!» — его, аж, передернуло от этих больных мыслей.

Да, «избавлялись» и «предохранялись»… «Аргументы» для самоуспокоения придумывали:

— «Род продолжили сыном — и хватит!»;

— «Надо: и самим расти — карьеру делать, и для себя пожить…»

Пожили…

Но с возрастом, когда ритм жизни успокоился, вдруг, дошло…

«Самый наш большой грех, и уже неисправимый, что девчонку не родили!» — терзал мужчина себя, глядя на жену.

А их сын и невестка — те же «яблоки» от «яблонь»!

Тоже — все и всё в себе: научная работа, искусство… «Творчество», короче, превыше всего! Какие дети? Чудом? Не верят сегодня в чудеса…

Но когда, вдруг, ребята чего-то «не учли», где-то «ошиблись», он и жена сразу пришли и решительно заявили:

— Рожайте! Остальное на себя возьмём! Будет как дочка!

И случилось чудо!

И сегодня, первого сентября, это Чудо, держась за руку бабушки, шла уже в первый класс!

«Откуда столько энергии? Вприпрыжку летит, песенку поет, бабке что-то лепечет, листья подбирает, оборачивается и мне показывает! — удивлялся дед-ученый. — И вот что точно непостижимо — чем больше мы вкладываем сил и тепла в неё, тем больше к нам возвращается! Полное ниспровержение закона сохранения энергии!»

— Слышь, «бабка-старуха», так и будешь до свадьбы за ручку дочку-солнышко водить? — подтрунил он.

— И буду! — ответила счастливая молодая «бабка». — Дожить только нам надо!

— Не будем, милая, сейчас лукавить… И до правнуков мы хотим дожить — прошептал он. — И доживем до нового Чуда. Обязательно!

***

Годов, Вам, Новых, старики родные!

Пять лет они не виделись! Но, наконец: Александр, его жена — Елена, и детки — Иринка и Серёжка, вырвались к его родителям.

Радостно обнялись, огляделись и он подумал: «Блин, постарели как! И худые какие! Болеют? Ну, ничего, Новый Год же: отдохнем, попразднуем, повеселимся… Оживут!»

День промелькнул за предпраздничной подготовкой: и елку поставили, и комнату всю «обмишурили» -раскрасили, а стол… О, стол заставили всем вкуснейшим, пальчики-облиза-красивейшим!

«Шампань», тосты, воспоминания веселые, шутки, смех — так и промелькнули счастливые часы, счастливых людей.

А когда отбили куранты двенадцать ударов, старики загадочно удалились в другую комнату. Затем вернулись возбужденно-счастливые и стали одаривать всех подарками!

Александр вытаращил, от удивления, глаза! Даже грубый подсчет стоимости этих, таких дорогих, подарков поразил!

«Откуда деньги-то взяли?» — подумал мужчина.

И тут, вдруг, до него дошло! И ясно он вспомнил и их сиротливо-пустой холодильник, который они с женой заполняли продуктами, и… И худобу родителей…

Копили! Вот как обговорили, два месяца назад, приезд к ним, так они и копили деньги на подарки! Ничего не ели, ё-маё, и копили, складывая всю пенсию!!!

Ком подкатил к горлу, а влага к глазам…

Он вскочил, буркнул «покурю», и бросился на балкон. Трясущимися руками, попытался прикурить, но сигарета не удержалась в руке…

«Что ж я тварь за такая? Ведь это они, эти Люди, меня воспитали… В Любви, в искренности и в самопожертвовании… А я? В отпуск — Турция, Египет, Европа… Только не к ним… Ах, да, звоню, аж-ж-ж, каждую субботу:

— Ну, как вы? Нормально? И у нас всё нормально!»

«Это, Саш, „нормально“? — вновь зарезали жесткие мысли. — Это, Саша, „благодарность“ и „забота“ твоя? А я же, свинья-свинская, их люблю… Да, я только сейчас понял, как я их, этих стариканов моих, люблю!»

Мама выскочила, вслед, на балкон:

— Сашенька, сыночек, тебе плохо?

— Нет, что ты, не волнуйся только! Пойдем, мамуля, за стол. Праздновать будем, мы же вместе!

…Пять дней пролетели, как снегири в солнечный, зимний, но не ледяной день: яркие, пунцово-здоровые и весело-игриво-суетливые!

Бабушка и дедушка водили внуков на елки, в цирк-кино и на новогодние утренники.

А родители: и отдыхали; и «уставали» вдвоем, как раньше, как молодые, и…

И серьёзно поговорили, наедине, как уже старшие и самые взрослые…

И когда, уезжая, положили на стол «денежку», Александр сказал:

— Папа и мама, мы не миллионеры, но вы меня так воспитали: когда трудно — трудно одинаково всем, но и праздник — один на всех! Мы с Леной решили, что будем и вам и её родителям помогать. Ничего, молодые: вытянем, выдержим, но никто голодать не будет!

Елена обняла стариков и добавила:

— А весной, когда отпуск будет, всех родителей соберем у нас. В тесноте? Да. Но не в обиде!

Серёжка и Иринка тоже подскочили и затрещали:

— А в Новый Год опять у вас! Ура!!!

Где бы Они ни были сейчас: в своём одиноком доме, или, увы, уже на Том Свете… Вспомните, поклонитесь, согрейте!

***

«Сам погибай, а товарища выручай!»

На неделе был в автосервисе. Машину ремонтировали, а я сидел в подсобке и разговаривал с Сергеем.

Давно его знаю: он был руководителем здесь, затем беда случилась — инсульт. Теперь одна рука не работает, а ногу подволакивает. Но в инвалидах, обузой не захотел быть: в Интернете детали ищет, всё снабжение и общий учет ведет…

Не сдался — уважаю, но…

Но, друзья, он, всё же, меня поразил!

— Участок купил, дом строю… — говорит.

Я:

— Сергей, зачем тебе всё это сейчас? Места в квартире не хватает? Проблем мало со здоровьем?

Он:

— Да не себе… Собакам… Понимаешь, не могу мимо брошенной пройти… Много их уже у нас… Квартира не маленькая, но… Им же побегать надо, да и еще много по улицам других беспризорят… Приют хочу создать. Жалко бедолаг!

Сидел я и просто смотрел на этого Человека. Человека!

Пусть Бог даст, люди позволят и его мечта осуществится!

***

СИЛа (Запись в сердце)!

Собачка лаяла, повизгивала и подпрыгивала, пытаясь лизнуть долгожданного хозяина.

Уставший, после работы, мужчина, все ж, улыбнулся:

— В чём, СИЛа, наша сила? В Любви! Только после Вас, сударыня.

И он повел на прогулку свою собаку, которую звал «СИЛа». Назвал по давней записи в телефоне: «Сергей Игоревич Любимов». Или, как было в жизни: Светлана Игоревна Любимова. Или, как была запись в сердце: Любовь!

А раньше много их было, в том телефонном списке: «Иван Иванович» (Инна Ивановна), «Максим Петрович» (Мария Петровна) и т. д. и т.п…

Шифровал? Да, от жены. Но, не потому что боялся… А зачем ей знать? Тоже начнет своё афишировать. Будет неприятно всем. А так, в тишине «договорного матча», сосуществовали, «тихушники». У каждого — своя комната-ниша! И у дочери — своя… Но дочь-то общая. И любимая «двумя сторонами договора»! Не бросишь…

Так и тянулось-мчалось: «мирное сосуществование», и…

И пиратские «абордажи», когда «захваченная яхта», по-хозяйски, командовала ему:

— Ты, милый, кончай болтать… Времени не много. Иди ко мне!

«Шифрозаписи» в телефоне прибавлялись… А в сердце? Увы…

И, когда на областном совещании впервые увидел Её, он удивился. Да — красивая, умная, серьезно-строгая… Долго перечислять ярко-броское, а коротко: «Не такая, какая-то!»

В обед, нагло подсел за её столик, и, как всегда, бросился на «завоевание»:

— Вот смотрю-смотрю, но понять не могу, чем вы от других отличаетесь? Подскажите?

— Вы меня извините, но что ж это за «женщины», если соглашаются списком проходить?

И она пересела за другой столик.

— Это кто? — спросил у знакомого из её городка.

— А-а-а, тоже зацепила! Не облизывайся. «Лед» в семейно-рабочей обстановке: муж, двое детей, и на работе — только работа. Но Специалист классный, именно так: с большой буквы, и без привязки к полу!

«Зацепила? — думал он. — Да! И что ж я, дурак, так сопливо-глупо полез? И что ж делать теперь? Тупик!»

Но жизнь помогла! В её городке его фирма выиграла конкурс и стала возводить объект. Курировала работы Она: Светлана Игоревна Любимова.

Спорили, даже ругались, но находили правильные и важные решения. И, через заслуженное взаимное уважение, пришли к… Любви! И, очевидно, тоже взаимной.

Он ёрзал-ёрзал, не решаясь, но все ж признался. И горячо предложил всё прошлое бросить и начать новое вместе!

— Что ты, а наши дети? — так же горячо воскликнула она. — Но и без тебя уже не могу!

«Встречались»? Ну, да… «Отношения»? Ну, да… «Как все»? … И, «как у многих»?…

А не было им дела до «как у всех»!

Тогда они заполнили своей Любовью все пустоты, все трещины в их жизнях! И впервые в их жизни возникло что-то единое, цельное, полное и осново-опорное!

А он первый раз ощутил-почувствовал, что это такое: Любовь к женщине, и Любовь женщины к мужчине…

И только много позднее он стал сводить ВСЁ-ВСЁ, уже пережитое, в одну вечно-незавершенную формулу:

Любовь Мужчины и Женщины — это когда чудесно сотворили НЕЧТО необъяснимо-неразделимо-неуничижимое словами, Что даже смерть не разделяет, не стирает…

Созванивались-сообщались, как плечо друг другу подставляли, ежедневно. Все десять лет!

Но, как-то, нелегкая унесла его в командировку. Звонил, а затем уже вызванивал каждый день… Не отвечала!

Не выдержал и набрал своего заместителя, попросил выяснить… Он позвонил через час:

— Трагедия, Петрович, тромб сорвался… Пять минут — и нет хорошего человека! Похоронили уже…

Он всё бросил, и утром был у её могилы. Подкосились ноги, и мужчина упал прямо в мокрую глину…

Вернулся ночью домой, в грязи, ошарашенный и дикий…

Жена оглядела с ног до головы, усмехнулась:

— О, как мы можем, оказывается… Костюм от «ARMANI» — на выброс!

Он без слов развернулся, сбегал в магазин, пришел и…

И «ушел» на месяц в… «туман» запоя!

Темнота… очухиваюсь… встаю… бреду по пусто-ночному городу… магазин… «Нельзя, мужчина, меня оштрафуют»… «Девушка, пожалуйста, горю! В пакете дайте, никто не увидит!"… Иду и пью… падаю… сплю… встаю… иду… прошу… иду, пью… «Бомж, проклятый, меня не жалко, хоть дочь пожалей!!!"… «Петрович, вся фирма «встала», заканчивай!!! Садимся в машину, и к наркологу!"… Встаю… иду… магазин… иду, пью…

— Ты кого притащил? Совсем сбрендил?

Он открыл глаза, жена зло машет руками, а рядом сидит… собачка.

Увидела, что он открыл глаза, встала передними лапками на диван и завиляла хвостом.

И он вспомнил: ночь… детская площадка… бутылка… он закусывает чипсами и кормит собаку…

— Иди, выгуливай, а то нагадит в квартире!

Мужчина, кряхтя, встал, собрался…

Подошла дочь:

— Папа, я с вами…

Молча, побродили по парку, собака сделала свои дела…

Опять молчание, пауза…

— Папа, пойдем домой. Её покормить надо.

«Куда: магазин, или домой?»

— Ты дочь, иди, покорми нашу собаку… СИЛу, а я быстро…

И пошел… «сдаваться» наркологу…

Врач помог, но человека спасли-вытащили «записи в сердце»!

Записи в сердце должны, обязательно, быть! Имена, степень близости-родства могут быть разные: папа-мама, дочь-сын, жена-муж, подруга-друг, кошка-собака, но…

Но «фамилия» у всех должна быть одна — Любовь!

***

Новогодняя сказка про тётеньку и дяденьку

Здравствуйте, мои любимые, Вечные Дети! Я расскажу Вам сказочку… да, не одну!

В бело-бизнес-каменном, самом дорогом городе мира, жил-был дяденька. Не низок, не высок, а вылитый Пьер Безухов.

«Какой такой «Пьер»? Не знаешь еще? Ну, пусть будет Гарри Поттер, надутый через волшебную соломинку.

И слыл этот самый дяденька великим алхимиком. Всё, на что он обращал свой взор, мигом превращалось в злато-деньги! А деньги эти веселыми, весенними ручьями сбегались в его чертог, под названием «Банк».

Вот в этом чертоге, над златом, и чах дяденька все свои дни. А когда усталое солнце уплывало почивать, заезжала за алхимиком карета, запряженная в триста лошадей, и уволакивала в дремучий лес. В тот лес, где врос в землю огромный, серый замок.

И все свои вечера бродил дяденька один-одинёшенек по темным залам и только его бокал с зельем не был пустым в этом замке.

Но, ах, сколько волшебниц и колдуний мечтало побродить хозяйками по этому замку!

И, ах, сколько прелестных ведьмочек мечтало поехать чахнуть на деньги дяденьки куда-нибудь в Куршевель, или на Лазурный Берег…

Ах, ах, ах… но, увы, для своекорыстных и злых!

Дяденька был заговорен добрыми волшебниками — своими родителями. Плохо ли это, хорошо ли, но он сразу понимал, что на самом деле любит очередная колдунья.

«Меня или мои деньги?»

«Деньги!» — догадывался дяденька и скрывался в чертоге, или замке, охраняемый дядькой Черномором и его тридцатью тремя «секьюрити».

Но в один из черных дней поздней, ненастной и несносной осени самая-самая настойчивая вампирша решила добиться-таки своего. Во что бы то ни стало!

Она погналась за каретой дяденьки, на крутом повороте обогнала, и лихо остановила своих коней на скаку.

Но карета дяденьки была настолько тяжела, что кучер не смог остановиться и понесло их прямо на вампирочку-дурочку…

Пусть дяденьку несет навстречу Судьбе, а Ваш сказочник пока начнет другую сказочку…

.

…В соседнем государстве жила-была тётенька. Не «давным, давно…", а исторически совсем недавно дяденькино царство и тётенькино государство были едины. Но собрались три колдуна в чаще-пуще, поворожили и… и проснулись как-то тётенька и дяденька по разные стороны пограничного столба!

Дяденька наш, он и в Африке — дяденька! Здесь ему всё это колдовство «по барабану» было, а в Африке «по тамтаму» бы стало… А на Севере бы «по бубну»… Одним словом, дяденька продолжал спокойно свои алхимические превращения, «весь покрытый „зеленью“, абсолютно весь»…

А вот тётенька трудилась помощницей лекаря. И когда случился этот навороженный «трах-бах» — лечиться больным вдруг стало не на что. И жить-быть тётеньке, соответственно, стало не на что. И родителям её, старикам, понятно, как вдруг зажилось.

И пришлось тётеньке поехать в дяденькино царство, чтобы денежек заработать. Приехала, но лекари местные брать её в помощницы не стали. Своих, сказали, хоть пруд пруди, хоть возами вози!

Но посоветовали лекари те:

— А зачем тебе, красавице писаной, с болезнями чужими маяться? Посмотри на столбы верстовые — тебя грамоты зазывают!

Посмотрела тётенька на призывы, подумала и решила: «Нет, не меня!»

И стала улицы подметать. Месяц метлой отмахала — чуть с голоду не умерла. А больные родители дома тоже чуть Богу душу не отдали без лекарств!

Так их жалко стало тётеньке, что поплакала-поплакала, да пошла по зазывному адресу. А там, известно, встретили с распростертыми руками. Грязными и загребущими. И сразу пошла тётенька по этим рукам…

Определили её на службу около дороги столбовой. И аккурат около той, по которой дяденька наш ездил. Но дяденька не обращал внимания на таких тёть.

А вот другие «добрые» дяди, наоборот, часто-часто останавливались и спрашивали:

— Тепло ли тебе тётя?

И грели её, и денежки даже давали.

Да вот колдовство-то, какое получалось: от тепла пылкого дядь этих, от денежек их засаленных, не таяло сердце тётеньки, а всё каменело и каменело…

Ну, а теперь пришло время двум нашим сказочкам и сойтись.

…Не удержал кучер карету дяденькину и с тяжким грохотом и скрежетом вбилась она в вампирову!

Вмиг — обе чудо-колесницы вдрабадан, в груду и в куски!

Затих шум было, но затем сразу — бух! И — «у-у-у-у-у» — огонь занялся и понесся по разорванному металлу!

Вся дорога встала! Повозки, кареты, колесницы запрудили проезд. Люди повыскакивали, но никто не бросается спасать горящих. Смотрят, заворожено на огонь и… стоят.

Так бы и сгорел дяденька, но… Но на чудо тётенька наша рядом оказалась! Кому огонь сердце каменное только потешил, а её сердечко растаяло от жалости. Забилось сердечко да бросило в огонь во имя спасения!

Как рвала дверь, как вытаскивала с сиденья, как тащила грузного человека от огня? Чем кровищу остановила, как заставила сердце забиться, а легкие — задышать? Спроси тётеньку — не ответит!

Только когда «Карета скорой помощи» увезла дяденьку в Центральную лекарню, только тогда вздохнула облегченно тётенька. Вздохнула, да упала тут же на землю. Сама, спасая, обгорела, да изрезалась вся, сколько крови потеряла!

Что ж и тётеньку отвезли в лекарню. Не Центральную, понятно, но тоже отвезли и мал-мало лечить принялись…

…Пролетели три месяца. Каких только заморских и местных лекарей не зазывали к страдальцу-дяденьке! Какими только магическими пасами и волшебными зельями не лечили болезного! Но…

Но не это было главным, что удержало дяденьку на Белом Свете. Все дни и ночи видел он, как наяву, лик прекрасной, доброй незнакомой тётеньки, которая плакала, но с отчаянной силой кричала:

— Не уходи, милый! Не уходи, родной!

И так искренне, и так самоотверженно, что удержало это дяденьку на Краю, невероятно захотелось ему встретить незнакомку, и он выздоровел!

Выздоровел и стал искать тётеньку. Но не было следов никаких! Да, мы ж с вами знаем почему… Иммигрант без разрешительной грамоты… Вроде, есть человек — а ищи-свищи, вроде, как нет его!

Поскучнел опять дяденька, затосковал вновь, хоть вой, хоть плач.

Так и Новый Год подошел. К кому-то на крыльях радость прилетела, Праздник волшебный, самый расчудесный в году!

А у дяденьки одна радость — зелье вечером. И нет разницы, что «праздник», что тебе обычный вечер…

Так и ехал он в замок в канун Нового Года, аж, под самые «…часы двенадцать бьют…».

Ехал, смотрел по сторонам, да жалел тёть по окраинам дороги: «Тоже страдальцы! Ни праздника им, ни дома теплого, да душевного…»

Думал так тоскливо, и вдруг как закричит:

— Стой!!!

Не успел кучер осадить лошадей, а дяденька уже бежал. Подбежал и выдохнул:

— Вы!

— Я — просто ответила тётенька. (Она это была! Наша тётенька!)

Ничего боле не сказал дяденька (а что скажешь? Тут, или сутки говорить и говорить, или…), а крепко-крепко сжал руку тётеньки, да повел в машину.

Ах, стрелой долетели до замка! Ах, как весело забегали помощники, повара, богатыри Черномора по замку! Ах, да как не развеселишься, как не возрадуешься, если тоска зеленая ушла, а Праздник пришел!

Раз — и свет заполнил весь замок и всю округу, не оставив ни одного темного и скучного уголка!

Два — и мигом празднично обрядили-раскрасили ближнюю елочку: фруктами, конфетами, ватой, блесками и мишурой!

Три — и накрыли новогодний, богатейший стол под серебро, хрусталь и свечи!

Четыре — налили лучшее шампанское!

Пять — не сдержав радость и восторг, все прокричали то, что было в душе:

— За Новый год! За всех нас! За дяденьку и тетеньку! За Бога!!!

А дяденька дождался, когда закончатся восторженные крики, и сказал тихо тётеньке:

— За Вас! А теперь уже и за нас двоих!

Тут и сказочке конец!

— А что в той сказке дальше было? — спросят меня.

— Было, конечно, всё было! — отвечу я. — Но началась уже не сказка, а Жизнь. Да, Жизнь прекрасная и волшебная, но это уже не сказка… Это уже лучше любой самой лучшей сказки!

И я Вам, мои Читатели, желаю в Новом году начать не выдуманную сказку, а новую, прекрасную и волшебную Жизнь!

Конец сказочке — начало Жизни новой, доброй!

***

«Придурок»

— Вы не волнуйтесь… Только не надо сильно волноваться… С современной медициной это уже не так страшно…

С каждой «успокаивающей» фразой врача, у Ивана, наоборот: руки дрожали всё больше и больше, и ком в горле нарастал и нарастал…

Он сглотнул и прохрипел:

— Доктор… короче… что со мной?

— Э-э-э… — замялся молодой врач. — В «Заключении обследования» всё написано…

Сквозь заслезившиеся глаза Ивана буквы выглядели огромными, нечитаемыми, но до ужаса страшными…

Вконец испуганный мужчина взмолился:

— Дорогой, не томи, не мучь! Что со мной!!!

— Ну, коли вы так настаиваете… Ну, вы не волнуйтесь… у вас… рак…

Со всех сторон налетела темнота, а стул растворился…

И очнулся больной на полу от запаха нашатыря!

Испуганный врач и медсестра подняли Ивана и усадили на стул.

— «Скорую» вызвать? — спросили у Ивана.

— Нет, не надо…

— Ну, тогда вот ваши документы: анализы, снимки, «Заключение» и направление в больницу… — быстро пробормотал врач, и медсестра настойчиво проводила больного за дверь…

…Если бы посмотреть со стороны — увидели бы мужчину средних лет, который шел, размахивая руками, и вскрикивал:

— Врет, всё врет докторишка! Кирдык мне! Абзац! Все врут! И всегда мне врали!!!

Это шел по улице Иван, кричал, а между вскриками думал:

«Всю жизнь и все мне врут! Не жизнь прошла — а враньё в унитаз сдёрнулось!»

Он вспомнил советы отца: «Не верь никому: они врут — и ты ври! Но хитро — придуривайся! Да, высоко не поднимешься, но и падать не больно!»

«Да! — продолжал думать Иван. — Так я и делал: и в институте, и на работе — мешком серым притворялся. Да, не вырос на заводе, только мастер, но всё же пережил! И враньё начальничков, которые при социализме воровали тихо, а затем уже лихо приватизировали завод! И с телеэкрана врали-врали и под шумок пенсию сдвинули… И до неё, это без вранья, мне не дожить… Н-Е Д-О-Ж-И-ТЬ!»

Взгляд взбудораженного Ивана зацепился за проходящую молодую девушку: «Дома, поди муж, а она перед всеми тут попой вертит! Как моя „благоверная“! Тоже врет мне всю жизнь: „Люблю!“ Кого? Меня, деревенщину? Она, умница и красавица? Не верю, и никогда не верил!»

Он вспоминал годы совместной жизни: знакомство, робкие поцелуи, совсем неожиданное «да» девушки, свадьбу обалдевшего жениха и счастливой невесты, распределение на один завод, рождение дочки, получение квартиры…

Казалось бы всё хорошо, но… Но это внутреннее его недоверие, зажатость мешало жить в полный рост. Он, как бы, со стороны смотрел на себя, на жену и думал: «Ну, когда ж ты раскроешься во вранье своём?»

И когда Света начала расти на производстве, муж мысленно произнес: «Ага! Вот ты и попалась, шлюха! С начальником цеха крутишь!»

Вскоре Светлану директор перевел из замначальника цеха в другой цех — начальницей.

А муж измыслил: «О, уже с директором закувыркалась!»

Жена подолгу засиживалась на работе, часто и в выходные работала, а он…

А он стал похаживать к соседке… так, по-соседски… так, от злости…

За раздумьями Иван добрался до… Нет, не до больницы. Сами ноги привели… домой!

Дверь открыла Светлана, вгляделась в мужа:

— Что с тобой?

Он ей не говорил, что обследуется, врал, что устал и взял отгулы…

Жена взяла из вялых рук бумаги, стала прямо в прихожей читать и выдохнула:

— Господи…

Иван увидел, как вдруг из глаз её выкатились слезинки, но жена проглотила ком и стала убежденно говорить:

— Ваня, собираемся и едем в больницу! Прямо сейчас! Ты не думай ни о чём! Всё сделаем! Машину продадим! Дачу! В Москву… за границу… Мы вылечимся, Ваня!

В машине Иван смотрел, как в первый раз, на жену, вздыхал, затем не выдержал:

— Света, короче, виноват я пред тобой… было дело… с соседкой… Но это я так, от злости на тебя… ты ж, вроде, с начальниками…

Жена резко повернула на обочину, остановила машину и долго смотрела на мужа:

— И как же тебя назвать? Не веришь единственному человеку, который тебе не врал! Я люблю только тебя! Таким, каким и видит любящая: единственным и самым близким. А этот подонок, нач. цеха, лез грязными руками… Я ему затрещину по морде, а он сволочь, со злости слухи пустил… я заявление на увольнение… директор всё расспросил и перевел меня в другой цех… А про «твою соседку» мне старушки подъездные сразу доложили… Знаешь, сколько слез моих вытекло по ночам? Эх, ты, Ваня, Ваня, как тебя после этого назвать?

Иван неожиданно заулыбался и сказал радостно:

— Эх, Светка! А так и зови, как есть — придурок! Эх, Светочка, мне и умирать сейчас не страшно! Вылезли из вранья! Я вылез!

Светлана его обняла и прошептала:

— Выкарабкаемся вместе, мы — семья!

И они поехали в больницу…

***

Похороны любви

Об измене жены Николай узнал, как и положено — последним.

Утром в субботу, когда жена опять куда-то умотала, раздался телефонный звонок. Звонила женщина. Она, уточнив с кем разговаривает, прошипела:

— Ваша жена встречается с любовником!

Николай рассмеялся в трубку:

— А вы то чего за меня переживаете?

Оказалось, что она жена этого самого любовника и переживает больше за себя…

— Если ты мужчина, то должен остановить это безобразие!!! — прокричала женщина. Затем она сообщила адрес, по которому изменников можно сейчас «накрыть», и бросила трубку.

«Что за черт?» — подумал Николай.

Он никогда не допускал и мысли о том, что за Галей надо следить. Верил и любил… Или точнее: любил и верил! Но сейчас сомнения заглодали, задергали сердце!

«Съезжу, посмотрю! А вечером с Галькой вместе посмеёмся!» — решил Коля и уехал по указанному адресу.

Он пристроил машину в сторонке от нужного подъезда. Решил сначала перекурить, а уж потом сходить в квартиру. Но дверь подъезда открылась и из него вышла жена. Она подождала пока выйдет высокий господин, взяла его под руку и начала весело болтать. Николай не успел ничего предпринять, как они сели в машину и укатили. Он сжал, похолодевшими руками, руль и пробормотал:

— Ну и осёл же ты, Коля! Рогатый осёл — это просто чудо природы! Ну что ж, теперь всё прояснилось.

Да, прояснилось: почему жены постоянно нет дома, почему она под любым предлогом избегает близости! Он раньше искал причину в возможной болезни или внезапной беременности жены. А она на эти вопросы только посмеивалась. И снисходительно говорила:

— У меня всё в норме, Коленька. Всё очень и очень хорошо! Ты сам не заболей, сердешный.

Николай завел машину, и стал накатывать круги по городу, не понимая зачем, и куда едет. Опомнился он, когда во второй раз проезжал мимо вокзала. Николай остановил машину на стоянке. Вышел и вспомнил, что именно с этого вокзала он отправлялся в редкие посещения друзей.

Родственников Коля давно всех уже перехоронил. И из родных душ на этом свете у него остались только друзья детства, и была жена…

«Была жена? — подумал он: Да, теперь она для меня, как будто, умерла!»

Николай купил билет на поезд и позвонил другу:

— Сашка? Да, это я. Слушай, горе у меня! Еду к вам…

Утром его встретил друг и сразу спросил:

— Что случилось?

— Эх, Саша, жену я вчера похоронил! — ответил Николай.

Друг охнул и повез к себе домой. Узнав о таком горе, прибежала с работы и жена Саши. Николай остановил поток причитаний:

— Ребята, не надо слов. Давайте просто выпьем и вспомним её!

Затем Николай ходил к своим бывшим одноклассникам. Все они хотели как– то утешить, как-то поддержать. На третий день, вечером, друзья проводили его до поезда.

В дороге Николай разговорился с попутчицей, симпатичной разведенной женщиной. Она тоже сочувствовала его горю, выпила с ним за помин души, и советовала не замыкаться.

— Давайте сходим, как-нибудь, вместе в театр! — предложила она.

Проводив утром до такси, Николай записал её номер телефона.

Он приехал домой, для того чтобы переодеться и отправиться на работу, но неожиданно встретил жену. Николай посмотрел удивленно на неё и спросил:

— А ты разве жива?

— Что? — закричала она. — Я тебя четвёртый день ищу! Все больницы и морги обзвонила! Тебя начальник обыскался! Ты, вообще, где был?

— К друзьям ездил… — пробормотал Николай и подумал: «Как же я теперь с покойницей жить-то буду?»

***

«Отношения»

Человек человеку –«SMS», «GIF» и «video clip»?

Мать «глазами ела», не отходила, всё спрашивала: «Сыночек, может, ещё чего хочешь?»

Отец тоже всё рядом, подливал водочку: «Давай еще по одной! Лучшая — гарантирую!»

Аж, святились родители радостью… Еще бы: пять лет не видели, а «заскочил» -таки сын, пусть мимоходом, на вечерок!

В перерыве застолья, мужики вышли на лоджию, покурить.

— Видишь, сынок, как мать радуется! Ты бы почаще её вспоминал…

— Да, бать, я ж каждую неделю «смс», «клипы» шлю… Да и вы звоните…

— Да, мы-то звоним… А помрем, «смс» отправишь: «Спите спокойно»? И «смайлик» вставишь «Мы вместе»? Шучу, шучу, не обижайся на отца-старика. А ты всё ещё один?

— Как один? У меня же Инна Сергеевна! У нас уже три года серьёзные отношения: раз в неделю встречаемся, «смс» каждый день… Что ты, что ты — ОТНОШЕНИЯ!

— «Серьезные отношения»? А дети?

— Ну, бать, какие в наши сорок лет дети?

— Прости, а вдруг позднее уже и не сможете?

— Ой, папа, как ты устарел!!! Давно всё, что надо, мы сдали в «Центр репродукции». Соединят наше, мужское и женское, в пробирке; с «суррогатной матерью» родят — а нам отдадут уже чистенького! Ни боли, ни суеты-волнений — одни радости!

— Ой, не знаю, сын, вам жить… Да и смотрел я фильм: там уже и суррогатной не надо, а клоны, клоны, клоны… Эх, а были бы «смс» в наше время, так бы мы и «перебрасывались-соотносились» по сей день с матерью? Но тебя бы не было, точно! И не знаю, как и что вам сейчас подсказать? Всё вы уже сами решили, но…

Ты, всё ж, нам почаще звони живым голосом, сын. Она ж, мама, каждый вечер берет твоё фото… и глядит, гладит… и слезы, слезы…

Ждем, мы всегда, сынок, тебя ждем… Живого!

***

Последние «права»?

Получив новые «права» на управление авто, он посмотрел на срок следующей замены:

«Через десять лет… Нет, не дожить. Последние это „права“ в моей жизни!»

Затем седой мужчина сел в машину и поехал. Спокойно и не торопясь, как всегда и во всех делах.

Но мысль не отпускала: «Да, последние… Много что у меня сейчас последнее в жизни… Срок замены всего подошел, но, увы, пока всё в организме не научились менять!»

Водитель пропустил на переходе людей, и опять задумался: «Но не своё, неизбежное, беспокоит и жжёт… Что после меня будет с дорогими родными, друзьями? Что со страной, миром будет?»

Он был с тех поколений людей, кто думал в первую очередь не о себе. Глупо или нет, было так жить, но жили именно так!

Вспомнилась его бабушка:

— Согрешила я, Васенька, пред Богом! Днем, пока ты в школе был, прилегла, совсем что-то сил нет… И шов, что-то совсем не зарастает… Как по весне буду работать на огороде?

Беспокоилась, сердешная, а сама уже умирала! Ей никто не сказал, жалея, что при операции разрезали, увидели рак и не стали оперировать… Просто зашили и отправили домой!

Вот такие были они — наши предки… Такие и мы, были и есть: работа-дело, близкие-родные — это главное!

Сам он тащил дела до края. И только когда, буквально, упал — попал на «Скорой» в больницу.