В книге собраны произведения Александра Штрайхера с 1980-х по настоящее время — пьесы, рассказы, эссе и подборки фраз.
В качестве журналиста под различными псевдонимами (Александр Норин, А. Норин, Ш. Александров и др.) автор много печатался в русской и русскоязычной прессе, издавал две газеты. Входил в литературную студию «Круг», которую вел поэт Юрий Михайлик.
А. Штрайхер — одессит и десятилетний «отказник», что наложило отпечаток на интеллектуализм и стиль его работ.
Книга может быть интересной для читателей, ищущих ориги-нальность мысли и точность ее формулировки.
Copyright by A. Shtraykher
В дизайне обложки использована работа Норы Шварц «Беседа».
ПЬЕСЫ
ДЖЕНТЛЬМЕНСКОЕ ДЕЛО
Пьеса для чтения
Действующие лица:
Блекстоун — президент фирмы
Хастер, Шелл, Робинсон, Розенбоу — вице-президенты фирмы
Скелтон — штатный детектив
Джейн Грин — бизнес-секретарь Блекстоуна (голос за сценой)
Картина 1
Кабинет президента фирмы — в нем протекает все действие пьесы. В центре сцены — огромное окно, над ним часы. На часах 16:40. Слева от окна — стол президента и шкаф-сейф. В центре конференц стол и стулья. Вправо от окна — журнальный столик и два кресла. В правом углу — входная дверь.
Врывается Блекстоун, сдерживая бег до энергичного шага. В руке у него «дипломат».
Блекстоун — Знаете, Джейн, не хотелось бы вас разочаровывать, но мне, кажется, пора на покой.
Джейн — (из-за открытой двери). — Почему? Как на мой взгляд…
Блекстоун (бросив «дипломат» на стол, падает в кресло). — Явные признаки склероза! Тот детективчик, помните, который вы мне приго-товили для самолета?
Джейн — Какой кошмар: два часа без легкого чтива!
Блекстоун (встает, отпирает сейф). — Склероз-то избиратель-ный. (В сейфе виден ряд одинаковых папок.) Детективчик я как раз не забыл. (Отпирает специальное отделение — там пусто.) А вот документы… (Перебирает бумаги на столе, затем садится в кресло.)
Пауза.
Джейн — Босс, вы не забыли про самолет?
Блекстоун — Джейн, здесь кто-нибудь был?
Джейн — В ваше отсутствие?!
Блекстоун — Ну, мало ли… с уборкой…
Джейн — Убирают после шести, сэр.
Блекстоун — Чертовщина какая-та! Джейн, тут у меня на столе… вы ничего не трогали?
Джейн — Я не входила.
Блекстоун — И никуда не отлучались?
Джейн — Ну, минут на пятнадцать…
Блекстоун — Ясно. Узнайте, кто из вице-президентов еще здесь, и спросите, или кто-то взял папку со стола.
Блекстоун закрывает дверь и пытается найти пропавшую папку.
Джейн — Все вице-президенты на месте…
Блекстоун (оглядывается на часы). — Удивительно.
Джейн — Никто ничего не брал.
Блекстоун (поднимает трубку). — Соедините меня с охраной… Блекстоун. Сколько человек после моего ухода побывало на нашем этаже? Никого? Кто-то выходил и возвращался? Ясно!… Джейн, соедините меня с этим… детективом. И еще, попросите всех задержаться. Ненадолго.
Картина 2
В кабинете Блекстоун и Скелтон. Блекстоун сидит в своем кресле, Скелтон сидит на стуле, боком к залу.
Скелтон — Ключи?
Блекстоун — Только у меня. И только я знаю шифр.
Скелтон — Ключи, шифр… Когда точно вы видели ее в послед-ний раз?
Блекстоун — Перед отъездом. У меня был совещание.
Скелтон — Простите, сэр, если это вас не сильно затруднит, не могли бы вы, так сказать, более детально…
Блекстоун — Какие именно детали вас интересуют?
Скелтон — Все. Куда вы направлялись, точное время, кто присутствовал на совещании, как оно было связано с вашим отъездом, были ли споры и так далее, и так далее. Предмет разговора, технические детали меня не интересуют. Кто, кстати, выходил за вами?
Блекстоун — Никто. Я выходил последним… Значит так, мы обсуждали некоторые детали проекта…
Скелтон — Кто мы?
Блекстоун — Я и вице-президенты.
Скелтон — Все четверо?
Блекстоун — Да, все четверо.
Скелтон — Значит, в кабинете вас было пятеро.
Блекстоун — Шестеро: секретарь.
Скелтон — Мисс Грин?
Блекстоун — Она вышла за минут пять до конца.
Скелтон — Ясно.
Блекстоун — Папка лежала на столе. Вот здесь. Да. Был не-большой спор… технические детали. Потом я стал быстро собираться.
Скелтон — Вот так сразу?
Блекстоун — Да, сразу… А, Джейн, мисс Грин, напомнила мне про самолет! У меня в столе лежала книжка и я все время боялся ее забыть. Вот здесь.
Скелтон — Если не секрет…
Блекстоун — Какой секрет! Чтиво, детектив. Для самолета. Два часа полета все-таки.
Скелтон — Ну понятно.
Блекстоун — Продолжая спорить, я достал книжку и положил ее в портфель. Закрыл портфель. Потом все встали. Я запер сейф…
Скелтон — А почему он был открыт?
Блекстоун — По ходу совещания я брал некоторые документы — и эту проклятую папку! Ее я должен был взять с собой.
Скелтон — Когда вы запирали сейф, это отделение было закрыто? Постарайтесь точно вспомнить!
Блекстоун — Иначе сейф не закрывается!
Скелтон — Понял. И где же была папка?
Блекстоун — Тогда, мистер Скелтон, я был уверен, что она уже в портфеле.
Скелтон — А в аэропорту решили, что она в сейфе.
Блекстоун — Да.
Скелтон — Что вы ее туда вернули автоматически.
Блекстоун — Точно.
Скелтон — А на самом деле?
Блекстоун — Как видно, осталась на столе.
Скелтон — И это кто-то мог заметить…
Блекстоун — Резонно.
Скелтон — Давно у вас эта папка?
Блекстоун — Папок много. Обширная документация.
Скелтон — Но, насколько я понял, только пропавшая папка содержалась в «двойном сейфе». Особо секретные детали?
Блекстоун — Наоборот. Общие положения. Да и не в секретности дело!
Скелтон — Не понял.
Блекстоун — Попытаюсь объяснить…
Скелтон — Кстати, насколько вы доверяете вашей секретарше?
Блекстоун — Джейн? Абсолютно. Она со мной, у меня уже шесть лет. Думаю, что вне подозрений.
Скелтон — Тут я с вами согласен.
Блекстоун — Как так?
Скелтон — Почему я уверен в ее непричастности? Ну, во-первых, она простая служащая…
Блекстоун — Ничего не значит!
Скелтон — Во-вторых, ведет самый скромный образ жизни. Секретарей мы проверяем в первую очередь.
Блекстоун — Личную жизнь тоже?
Скелтон — За это нам деньги платят. Подозрение на нее должно было упасть в первую очередь — а как же! Ведь она простая служа-щая. И единственная, кто отлучался. Вы ведь должны были обнаружить отсутствие папки уже на месте — «чтиво» -то вы положили в портфель незаметно, не так ли?
Блекстоун — Верно.
Скелтон — Так что вор мог спокойно досидеть до конца дня.
Блекстоун — Никто не ушел…
Скелтон — Это нормально?
Блекстоун — Не совсем.
Скелтон — Кто имеет привычку уходить раньше?
Блекстоун — Никто особенно…
Скелтон — Так, остаются четыре вице-президента…
Блекстоун — И я?
Скелтон — И вы.
Блекстоун — И вам это доставляет удовольствие!
Скелтон — С чего вы это взяли, сэр?
Блекстоун — Вижу.
Скелтон — Мало ли… Незамеченным на вашем этаже побывать нельзя — так что версия «бродяги» сразу отпадает. Да и кто еще мог знать, что искомая папка осталась лежать на столе… Кстати, она внешне чем-то отличается от остальных?
Блекстоун — Да, на ней красный титул. На остальных — зеленый.
Скелтон — Ага, не спутаешь… Вы ведь сами могли увезти документы, а потом, вернувшись, разыграть всю эту комедию.
Блекстоун — Этот вариант самый простой, но я не брал.
Скелтон — Допустим. Ваше мнение (кивок) о них?
Блекстоун — До сегодняшнего дня, мистер Скелтон, я был полностью уверен в их порядочности. Ни на минуту не сомневался, что все они — истинные джентльмены.
Скелтон — Джентльмены! Ну конечно! Гарантия кристальной честности! Как в крикете.
Блекстоун — Это не предмет для дискуссий. Во всяком случае, сейчас.
Скелтон — И не со мной.
Блекстоун — У вас есть еще вопросы?
Скелтон — Есть. Кто из этих джентльменов уже имел возможность ознакомиться с содержанием данной папки?
Блекстоун — Все.
Скелтон — В вашем присутствии?
Блекстоун — Нет. В своих кабинетах. Каждый из них может взять нужную ему часть документации, включая пропавшую папку, и рабо-тать со всем этим добром сколько ему влезет!
Скелтон — Вот теперь я ничего не понимаю.
Блекстоун — Да ну?
Скелтон — Зачем похищать, если можно спокойно скопировать?
Блекстоун — Я же вам говорил, что дело не в содержании.
Скелтон — А в чем же, черт возьми?
Блекстоун — В самом факте пропажи, черт вас возьми!
Скелтон — Ну, ну…
Блекстоун — Поймите, в этих документах нет ничего такого, что могло бы возбудить интерес любой иностранной разведки.
Скелтон — А промышленный шпионаж?
Блекстоун — Да нет, все это, по сути, заказ, а не техническая разработка. До нее еще очень далеко. Самое страшное, что может случиться, это если мне завтра в министерстве, в присутствии кучи репортеров, вручат головную часть заказа военного ведомства с сочувствием, что ее нашли в каком-нибудь лондонском сортире! (Вскакивает, подходит к открытому окну, опирается лбом на наклоненное стекло.) Крах! Мы никогда не получим ни одного военного заказа. Да и любого другого тоже… Теперь ясно?
Скелтон — Вполне. Даже мне. В этом раскладе секретарь явно ни при чем, а вот один из ваших предельно порядочных вице-президентов может вдруг появиться в качестве члена правления в одной из конкурирующих фирм, не так ли?
Блекстоун — И с приличным пакетом акций.
Скелтон — Действительно — «джентльменское дело». Что ж, при-ступим! Попросите, сэр, чтобы никто не покидал своих кабинетов.
Блекстоун — Уже.
Скелтон — Отлично. Значит так, будем вызывать их по одному сюда для беседы. По ходу дела я буду выходить и осматривать их кабинеты. Но вначале мы проверим все общие помещения.
Блекстоун — Учтите: трое из четырех несомненно честные люди. Я бы не хотел…
Скелтон — Один дьявол и сплошные ангелы. Хорошо, буду пре-дельно корректен.
Блекстоун — И еще, их сейфы. Шифры знают только они.
Скелтон — Если допросы ничего не дадут…
Блекстоун — Беседы, мистер Скелтон, беседы!
Скелтон — Если «беседы» ничего не дадут, что скорее всего, придется попросить открыть сейфы. Потом придется провести личный досмотр.
Блекстоун — Начиная с меня.
Скелтон — Что вы, сэр, вами мы закончим.
Блекстоун — Шутка?
Скелтон — Ага.
Блекстоун — Как-то некрасиво все это…
Скелтон (обернувшись в дверях) — Красивого мало. А главное, совсем уж не по-джентльменски.
Картина 3
19:20. На сцене Блекстоун и Скелтон.
Скелтон — Итак, результат почти нулевой.
Блекстоун — Почти?
Скелтон — Кое-что есть… но какие они все порядочные! Глубоко! На меня косятся как на коровью лепешку. Джентльмены! Друг о друге — только самый общий положительный отзыв, никаких деталей. Вы, кстати, тоже.
Блекстоун — А что я?
Скелтон — А ничего. Небось в своем кругу моете друг другу косточки. С хрустом! Намеками, полунамеками, четверть намеками, а при мне — сама корректность!
Блекстоун — Может хватит? Так вы договоритесь до классовой борьбы.
Скелтон — Причем тут классы, если даже счет в банке мало чего решает!
Блекстоун — Может вернемся к пропавшим документам?
Скелтон — Неприятно?
Блекстоун — Неинтересно. Знаете, Скелтон, почему предпочитают английского слугу американскому?
Скелтон — Ну?
Блекстоун — Не мечтает стать хозяином.
Скелтон — И вам это нравится?
Блекстоун — Нравится.
Скелтон — А хотите знать мое мнение?
Блекстоун — Неинтересно. Мне от вас нужно одно: найти…
Скелтон — Вора.
Блекстоун — Документы!
Скелтон — С кого начнем проверять сейфы?
Блекстоун — С меня.
Скелтон — Если желаете. Почему, кстати, так взвился этот толстя-чок Робинсон? Простите, не в меру упитанный джентльмен, когда я начал его расспрашивать о мистере Хастере? А ведь он единственный не темнил и не надувался.
Блекстоун — Никто особенно не темнил — это ваше воображение. А Робинсон — честный, прямой человек. Может, несколько грубоват.
Скелтон — И невнимателен. Папку на столе он не заметил. Но как же он мог себе позволить так на меня сорваться!
Блекстоун — Они с Хастером старые друзья, вместе служили.
Скелтон — Ага. Флот, авиация?
Блекстоун — Не знаю.
Скелтон — А награды у них есть?
Блекстоун — Более чем достаточно.
Скелтон — И ни разу не вспоминали о своих подвигах?
Блекстоун — При мне нет.
Скелтон — Странно. Ветераны обычно любят прихвастнуть, правда, не джентльмены, но хотя бы намеком?
Блекстоун — Не помню.
Скелтон — А скажите, вот этот… Хастер… отличается рассеян-ностью?
Блекстоун — Напротив, сама пунктуальность. Очень обязателен, вот только одевается как-то странно…
Скелтон — Папку, оставленную на вашем столе, он тоже «не заметил».
Блекстоун — Они дружат семьями. Вот тут я не совсем точен: Хастер — старый холостяк, зато у Робинсона детей хватит на двоих. Хастер, насколько мне известно, уделяет им много внимания. Живут они рядом. Даже на работу ездят на одной машине.
Скелтон — Хастера?
Блекстоун — Робинсона.
Скелтон — Экономят?
Блекстоун — Может займемся? (Кивает на сейф.)
Скелтон — О, папочки! Сколько их всего?
Блекстоун — С пропавшей двадцать три.
Скелтон (вынимает по одной и кладет на стол). — Один, два, три… А вот Шелл и Розенбоу более внимательны… Семь, восемь…
Блекстоун — О!! (Вырывает папку из рук Скелтона.) Она! Черт возьми! Она. Слава богу.
Скелтон — Та самая?
Блекстоун — Непонятно…
Скелтон — Непонятно, как я не обратил внимание — ведь цвета и вправду разные…
Блекстоун — Как же она попала в сейф? (Только теперь вспомина-ет про Скелтона.) Гора с плеч! Простите за беспокойство.
Скелтон — Я на службе, сэр, но как же так получилось?
Блекстоун — Склероз. (В селектор.) Джейн, пригласите всех ко мне и вы свободны. Да, да, все в порядке. (Прячет папку в «дипломат». ) Спокойной ночи. И вы свободны, мистер Скелтон, благодарю. (Скелтон подходит к журнальному столику, садится в кресло. Блекстоун, запирая сейф, глядит на него с удивлением. Стучат.) Прошу, входите. (Вице-президенты проходят к столу, стараясь не замечать Скелтона.) Все в порядке, джентльмены, прошу простить за неприятные минуты. Папка нашлась. (Полу кивки в сто-рону Скелтона.) Оказалась в сейфе вместе с остальными. (Насмешливо-презрительные взгляды.) Как я ее мог туда сунуть?
Скелтон — Неясно другое… (На лицах вице-президентов удивление, как будто заговорило кресло.) Вот вы, мистер Шелл, и вы, мистер Розенбоу, показали, что на столе, после того, как сейф был заперт, на столе оставалась пропавшая папка, так?
Блекстоун (весело). — Какое это имеет уже значение?
Шелл — Я «показал», что на столе действительно оставалась папка, но…
Скелтон — Но не обратили внимание, какая именно, не так ли? (Шелл утвердительно кивает.) А вот мистер Розенбоу обратил.
Розенбоу — Да, но…
Блекстоун — Прекратите. Все это уже лишено смысла.
Скелтон (встает, подходит к Розенбоу). — Но она лежала титулом вниз. И вы не можете сказать, что это была за папка.
Робинсон — Заткните ему рот!
Скелтон (кричит). — Но она была! Ну! Вы же джентльмен!
Розенбоу (тоже кричит). — Была!
Скелтон — Прекрасно.
Блекстоун (с необъяснимым страхом). — Прекратите.
Робинсон — Ему просто хочется продлить иллюзию власти! Я же вижу…
Скелтон — В микроскоп, сэр?
Робинсон — Почему это?
Скелтон — А разве такого, как я, вы способны увидеть не- вооруженным глазом? В жизни не поверю!
Блекстоун — Все! Инцидент исчерпан. (Хлопает по «дипломату». Еще раз хлопает, успокаиваясь.) Все свободны.
Скелтон — Позвольте, а как же быть с украденной папкой?
Блекстоун — Какой папкой! Вы в своем уме?
Скелтон — В своем!
Хастер — Он сумасшедший! Маньяк!
Скелтон — Может я и маньяк, но имя «джентльмена», укравшего документы, имя вора я назову — и очень скоро!
Робинсон — Пожалуйста, избавьте нас от этого…
Блекстоун — Джентльмены, пройдите к себе на пару минут, прошу вас.
Робинсон — Иначе я за себя не ручаюсь!
Блекстоун — Хорошо, хорошо, я сейчас все улажу. (Вице-президенты, обходя неподвижно стоящего Скелтона, выходят. Блекстоун в бешенстве.) К чему эти безобразные сцены! Свои комплексы держите при себе! Зачем, спрашивается…
Скелтон (спокойно, даже весело). — Ход, сэр, нормальная психоло-гическая ловушка.
Блекстоун — Для кого, черт возьми?! Очнитесь же наконец! Папка нашлась!
Скелтон — Вы уверены, сэр? (Блекстоун безнадежно разводит руками, обращая глаза к небу.) Откройте сейф, прошу вас. (Блекстоун, коротко вздохнув, отпирает сейф.) Посчитайте папки.
Блекстоун — Зачем?
Скелтон — Считайте, сэр, прошу вас.
Блекстоун — Раз, два, три. Чушь какая-то!
Скелтон (отходит к журнальному столику, садится). — Считайте, считайте.
Блекстоун — Восемь, девять… Дегенератизм! Пятнадцать, шест-надцать, семнадцать… восемнадцать… (Ошеломленно смотрит на Скелтона.)
Скелтон — Можете пересчитать.
Блекстоун (пересчитывает). — Двадцать одна… Погодите…
Скелтон — Да, сэр, вы, по ошибке, оставили на столе не ту папку. Титулом вниз. Ее вы и забыли. Ее же и украли. В спешке.
Блекстоун — Значит… Все с начала?
Скелтон — Нет, сер, вы бы не ошиблись.
Блекстоун — Спасибо за доверие… Четверо?
Скелтон — Двое: Робинсон и Хастер. Только они «не заметили» оставленную вами папку.
Блекстоун — Логично, но вот в детективах…
Скелтон — Я и забыл про вашу слабость!
Блекстоун — Не скрою. От вас. (Усаживается поудобнее.) Так вот, там преступником всегда оказывается наименее подозреваемый.
Скелтон — Так то ж в романах. Я их не читаю. В реальной жизни, как правило, наоборот. Приступим к нашим «беседам» — давайте Хастера.
Блекстоун (не спеша). — Скажите, зачем все-таки был нужен этот демарш? Сцена, позвольте заметить, была совершенно безобразная.
Скелтон — Подозреваются два джентльмена, а мне нужен один преступник. Один!
Блекстоун (про себя). — А мне — папка. (Поглаживает «дипло-мат». )
Скелтон (про себя). — Он должен ошибиться, выдать себя. Растеряться, попасть в цейтнот. Задергаться. Скажите вашей… О! Да вы же отпустили секретаря!
Блекстоун — При вас.
Скелтон — Ждете, чтоб папку вам подбросили под дверь? Вам ведь не вор нужен! Только документы. Да и поймай я его — правосудие к нему в жизни не доберется! Тихо, в своем кругу, суд чести! Ну нет! (Бросается к двери.)
Телефонный звонок. Блекстоун поднимает трубку.
Блекстоун — Что!! (Вскакивает.)
Скелтон (в дверном проеме). — Ну?
Блекстоун (медленно кладет трубку. Криво улыбается). — Можете не спешить: суд чести состоялся. Самосуд. Робинсон выбросился из окна.
Картина 4
21:00. Блекстоун сидит в своем кресле, вице-президенты — за столом: Шелл и Розенбоу — лицом к залу, Хастер — спиной. Крайний стул свободен. Скелтон стоит у окна.
Шелл — Да-а…
Розенбоу — Да-а…
Пауза.
Шелл — Ужасно.
Розенбоу — Кошмар.
Блекстоун — Страшная, страшная смерть! Его вид…
Хастер — Прошу вас…
Блекстоун — О, простите. Вы ведь друзья… были…
Хастер, простонав, опускает голову на скрещенные на столе руки.
Пауза.
Шелл — Да-а…
Розенбоу — Да-а.
Блекстоун — И зачем ему было…
Шелл — Это все американские веяния, я вам скажу! Наши «за-океанские друзья» вкупе с капиталом и сленгом экспортируют свои нравы. Чистоган! Чистоган превыше всего. го!
Блекстоун — Вы правы.
Шелл — Вот только какой-нибудь Джек Смит не выбросится из окна… (Стон Хастера.) Простите. Бедный Робинсон, он все же был истинным джентльменом.
Блекстоун — Несомненно! Да, мистер Скелтон, вы свободны. (Скелтон не шелохнулся.) Эти веяния «оплота демократии» действуют на наше общество, как ром и сифилис на индейцев. Уничтожающе! Как же с этим бороться, джентльмены?
Скелтон — Гм.
Розенбоу — Не представляю… Вы еще не сообщили семье, сэр?
Блекстоун — Не могу. Может вы?
Розенбоу — Нет, что вы!
Хастер (поднимает голову). — Я сам сообщу Мэри и детям. (Поша-тываясь медленно идет к двери.)
Блекстоун — Благодарю вас. Вы…
Розенбоу и Шелл (одновременно). — Да.
Скелтон — Гм.
Блекстоун — Что вы там хмыкаете, мистер Скелтон? Я же сказал, что вы свободны!
Скелтон — Синяк. Синяк на шее.
Блекстоун — К черту! Хватит! Уж вы-то должны быть удовлетво-рены! Справедливость, в вашем понимании, восторжествовала.
Скелтон (спокойно). — А в вашем, сэр?
Блекстоун (отмахивается). — А!… Бедный Робинсон. Ваш «психо-логический ход» оказался на редкость удачным!
Хастер (застыв в дверном проеме). — Что?
Розенбоу — Какой еще ход?
Скелтон — Сэр!
Блекстоун — Неужели угрызения совести?! В жизни не поверю!
Скелтон резко поворачивается и идет к двери. Хастер, после секундного колебания, преграждает ему путь.
Блекстоун — Нет уж погодите!
Скелтон останавливается лицом к Хастеру.
Блекстоун — Дело в том, что вся та сцена, вся та мерзкая сцена была игрой! Блеф! Мастерский ход великого сыщика!
Розенбоу (вскакивает). — Идиот! Слон в посудной лавке!
Блекстоун (мягко усаживает Розенбоу). — Оставьте его. Все равно не поймет. Не дано. (Хастеру.) Пусть идет.
Хастер (быстро освобождает дверной проем). — Вон!
Скелтон (оборачивается со зловещей улыбкой). — Здорово! Это значит — я убийца! По недомыслию. Не учел, видите ли, всей тонкости души джентльмена! Класс! А где же, позвольте узнать, предсмертная записка? А? Самоубийца, особенно джентльмен, должен был, обязан был перед смертью чего-нибудь да написать. Признание, например, и последнее прости!
Блекстоун — Какое еще признание! Вы ведь сами раскрыли его портфель и нашли там папку. Что вам еще нужно? Письменные показания? А зачем? Неужели вы думаете, что мы позволим пятнать его имя воровством и самоубийством!
Скелтон — А что же — несчастный случай? Выпал из окна? Головка закружилась? И ничего не было?
Блекстоун — Естественно.
Шелл — Я всегда говорил, что эти подоконники слишком низкие.
Розенбоу — Точно!
Блекстоун — Вот так: честь джентльмена ему была дороже жизни. Как и любому из нас, не сомневайтесь. Смертью он спасал не только свою честь, но и нашу, нашей фирмы! Так неужели мы позволим…
Розенбоу и Шелл (одновременно) — Никогда!
Скелтон — Ага… (Выходит на центр авансцены.) Честь джентльме-на дороже жизни… Человеческой жизни… Для любого из вас…
Блекстоун — Хватит! Вы свободны! И не забудьте: ничего не было. Ничего. Несчастный случай. Идите!
Розенбоу и Шелл (одновременно) — Да.
Скелтон оглядывается на Хастера, пытаясь поймать его взгляд.
Хастер — Да.
Скелтон — Нет. Вам, джентльмены, придется еще некоторое время потерпеть мое общество. Иначе прямо отсюда я пойду в газету.
Розенбоу — Сволочь!
Пауза.
Блекстоун — Мистер Скелтон, позвольте спросить, а почему вас выгнали из полиции? Ведь выгнали, не правда ли?
Скелтон — Ну не выгнали, а, скажем так, потеряли.
Розенбоу — А мы нашли!
Блекстоун — Так почему же?
Скелтон (с улыбкой). — Примерно за то же самое: всегда пытался довести дело до конца. Самого конца. (Дальше как по писанному.) Преступник, кем бы он ни был, независимо от стимулов преступных действий, пусть даже самых благородных, должен понести наказание.
Блекстоун — Вы имеете ввиду — предстать перед судом?
Скелтон — Это одно и то же.
Блекстоун — Отнюдь. И как-то не вяжутся «благородные стимулы» с «преступными действиями».
Скелтон — Вяжутся, вы ведь сами только что сказали, что честь джентльмена дороже человеческой жизни.
Блекстоун — Я говорил о самоубийстве.
Скелтон — А вы уверены, сэр?
Блекстоун — В чем, Скелтон?
Скелтон — В том, что это самоубийство. (Резко оборачивается к Хастеру. Блекстоун, Розенбоу и Шелл, потрясенные, глядят ему в затылок. Хастер уткнулся в зал невидящим взглядом.)
Блекстоун (умоляюще). — Скелтон, может на сегодня хватит?
Скелтон (жестко). — Нет.
Пауза.
Розенбоу — А с чего вы взяли, что это убийство? Какие у вас есть доказательства?
Скелтон — Доказательств требует версия самоубийства.
Розенбоу — Кроме нас на этаже никого не было…
Скелтон — Не знаю — секретаря отпустили.
Розенбоу — Мы бы услышали шум борьбы.
Шелл — И были бы следы.
Скелтон — Если бы была борьба. Мистер Шелл, сэр, пожалуйста, подойдите со мной к окну.
Шелл (оглянувшись на неопределенно пожавшего плечами Блекстоуна, неохотно вместе со Скелтоном идет к окну). — Зачем?
Скелтон — Стоянку внизу видите?
Шелл — Вижу.
Скелтон — Какая из оставшихся машин ваша?
Шелл — Вон та, зеленная.
Скелтон — Зеленная… А вам не кажется, что в ней кто-то сидит?
Шелл (резко наклоняется к окну). — Где?
Скелтон — В этот момент ударяется вот так (Показывает.) и дерга-ется вот так (Показывает.) и бесчувственное тело отправляется вниз без единого звука. (Шелл отшатывается от окна.) С синяком на шее. Ясно? Окна у вас и вправду очень «удачные» — в крепких и умелых руках тело вылетит, даже не сдув пыль с подоконника! Мистер Хастер, можно теперь вас… (Хастер в том же остекленевшем состоянии.) Мистер Хастер!
Хастер — Нет.
Скелтон (мягко подходит). — Почему «нет»?
Хастер — Не желаю участвовать в ваших опытах!
Скелтон — Я вас очень прошу… (С этого момента Скелтон ни на миг не отводит от Хастера гипнотизирующий взгляд.) Очень.
Блекстоун — Бог с ним, подойдите, нужно с этим кончать.
Хастер — Кончать… (Подходит к окну.) Если вас интересует, какая из машин моя, то ее здесь нет.
Скелтон — А где она?
Хастер — Не пользуюсь.
Скелтон — Экономите?
Хастер — Не ваше дело!
Скелтон — Не мое, верно. Мое дело — найти…
Блекстоун — Документы!
Скелтон — Вора! И я его нашел!
Блекстоун — Не самым гуманным способом, но папка таки оказа-лась в портфеле у Робинсона.
Скелтон — Нет, ее там не было.
Блекстоун — Как?! Как это не было! Вы же при всех нас открыли портфель!
Скелтон — А за полчаса до этого, когда я отлучился во время нашей «беседы», я заглянул в этот портфель, простите, не джентльмен, папки там не было. Ну не мог же он сунуть ее в портфель перед прыжком из окна! Вы помните, где мы нашли ключи от портфеля?
Блекстоун — Да, рядом с телом.
Скелтон — Как «рядом»?
Блекстоун — Ну, в метре.
Скелтон — И вы тут же решили, что они выпали при ударе тела о землю?
Блекстоун — Может вы хотите провести эксперимент с мистером Хастером и посмотреть, на сколько отлетят ключи от его тела? (Хастер не шелохнулся.) Да и какая разница: в метре или в двух!
Скелтон — А такая, что ключи бросили позже! Сперва — тело. Бес-чувственное. Затем подложили папку, а уж потом полетели ключи (Хастеру.), не правда ли?
Шелл — Гипотеза оригинальная, но весьма спорная.
Розенбоу — Высосана из пальца!
Скелтон — Честь джентльмена дороже жизни!
Розенбоу — Чушь какая-то! Дикая чушь!
Шелл — Вам нужно лечиться!
Скелтон — Это я уже слышал. (Достает из кармана несколько шариковых ручек разных цветов.) Скажите, Хастер, какого цвета эта ручка? А эта? А, может, эта? Почему вы молчите? Не желаете со мной говорить или не знаете?! А вот Робинсон знал! Единственный из всех знал, что вы, Хастер, красный титул на папке не отличите от зеленого — они одного тона! Где вы служили, в каких спецвойсках? Сколько крови на ваших руках? Честь джентльмена дороже жизни! (Наступает на Хастера, который, погрузив взгляд в глаза Скелтона, пятится к окну.) Вот откуда странности в одежде. И отсутствие машины. И мастерский удар. И тело летит! Тело лучшего друга! Вниз. Вниз! А Мэри с детьми напрасно ждут отца! Отца ли? (Разражается в лицо Хастера душераздирающим смехом, который резко обрывается криком.) Честь джентльмена дороже жизни!
С безумным воплем Хастер выбрасывается из окна. Скелтон, закрыв глаза, садится на подоконник, Остальные, сбившись плотной группой, с ужасом на него смотрят.
Пауза.
Скелтон открывает глаза, оглядывается.
Блекстоун падает в кресло, сжимая руками голову.
Скелтон (устало улыбнувшись). — Все, джентльмены.
Звонит телефон.
Блекстоун (сорвав трубку, кричит). — Знаю!
Блекстоун, бросив телефонную трубку, подходит к окну. Смотрит вниз. Розенбоу и Шелл медленно присоединяются. Стоят плотной группой.
Скелтон (встает). — Расследование закончено.
Пауза.
Скелтон — Вот теперь я могу идти, я уже не нужен.
Пауза.
Блекстоун — Проклятье!
Скелтон (направляется к двери). — Благодарю, сэр, за оценку моей работы.
Розенбоу — Чертовы строители!
Скелтон застывает в дверном проеме.
Шелл — Я же говорил: подоконники слишком низкие.
Скелтон — Ну нет! (Оборачивается.) Это у вас не пройдет! Я, конечно, уже уволен, ясное дело, но пусть я сдохну на помойке, но это у вас не пройдет!
Розенбоу — Он так к нему был привязан…
Шелл — Да. И к его семье.
Блекстоун — Да! Он не смог пережить смерть друга. От нас ушли два славных ветерана. Преданные сотрудники и истинные джентль-мены. Тяжелая утрата. (С ненавистью и слезами бросает в непреклон-ную спину в дверном проеме.) И все это из-за одной… тупой, кретинически принципиальной… садистской сволочи!
Скелтон медленно оборачивается. Возмущение на его лице сменяется удивлением, удивление — ужасом.
Затемнение.
1984
ВВЕРХ ПО ТРАПУ
Действующие лица:
Инин Виктор Павлович
Мишель Корш
Юджин Фрейн
Профессор Хессельбрандт
Голоса
«Вслед за дождем пошел снег, а за ним — два дурака»
/Р. Шекли, «Обмен разумов»/
Картина 1
Перед закрытым занавесом на авансцене появляется Виктор. Он медленно двигается вдоль сцены внимательно разглядывая как бы развешенные со стороны зала картины.
Голос Виктора — Помилуйте, да если бы не вы, не наши беседы — я бы повесился от тоски! Я — человек общительный, экстраверт, излишней застенчивостью не страдаю, но тут чувствую себя абсолютно не в своей тарелке.
Голос — Чужая страна… естественно… Я тоже, знаете, не сразу вник… Не сразу… Да и подготовка у вас, коллега, cлабоватая.
Голос Виктора — В каком это смысле?!
Голос — В самом прямом. На скорую руку. Дорогой Лукас, передо мной можете не выпендриваться.
Голос Виктора — Наконец-то! Зачем же так долго?
Голос — Я должен был присмотреться. Принюхаться, так сказать. Операция не самая простая, а вы, голубчик, классический дилетант. Да успокойтесь, все нормально.
Голос Виктора — Но у меня, честно говоря, такое ощущение…
Голос — Я сказал нормально, значит нормально. Все в посольстве считают вас чьим-то желторотым протеже, но вполне симпатичным парнем. И ничего более. В Москве решили, что вы подойдете, но операция моя, моя разработка. За мной последнее слово… Я согласен.
Голос Виктора — Польщен, но хотелось бы знать…
Голос — Цель операции?
Голос Виктора — Цель тоже.
Голос — Цель: получение информации по разработке… неважно чего.
Голос Виктора — Исчерпывающе.
Голос — Достаточно. Объект: профессор Хессельбрандт. Умен, разносторонне развит, интеллигентен. Идеалист. Готов передать нам искомые материалы. Мотив: равновесие сил как залог мира. Такой экземпляр! Ваша задача: выйти на объект, понравиться, вызвать к себе доверие. В общем, сделать так, чтобы он захотел передать материал вам. Ясно?
Голос Виктора — Не совсем. Если вы точно знаете, что профессор готов передать информацию, значит у вас есть люди…
Голос — Которыми мы не можем рисковать. Среди прочего, объект увлекается современной живописью, бывает в мастерских художни-ков. Особенно часто в одной из них, у Мишель Корш.
На авансцене появляется Мишель. Внимательно наблюдает за Виктором.
Голос — Двадцать семь, в разводе, внучка белоэмигранта Коршу-нова Петра Владимировича. Хороша собой, контактна, фанатирует на всем русском…
Виктор (не оборачиваясь) — Вам нравится,
Мишель — Некоторые работы. А вам?
Виктор — Честно говоря, не совсем понятно.
Мишель — Не совсем понятно или совсем непонятно?
Пауза.
Мишель — У вас русский акцент.
Виктор — Я из Советского Союза.
Мишель — Из России?
Виктор — Из Москвы.
Мишель — Но вы не турист — вы ведь один?
Виктор — Нет, не турист, дипломат. А вы?
Мишель — Художник.
Виктор — Как давно?
Мишель — Художник? С детства.
Виктор — У вас солидный стаж.
Мишель — Я так плохо выгляжу?
Виктор — Отнюдь. Послушайте, а может здесь есть и ваши рабо-ты?
Мишель — Одна картина — в соседнем зале, где вы только что были. «Опять весна».
Виктор — Я?
Голос — Мы хорошо изучили ее вкусы.
Виктор — Это такая… с насыщенным зеленым и оранжевым? Так это вы Мишель Корш?
Мишель — Ого! У вас память как у шпиона!
Виктор — Дипломат. Кстати, очень рискованно: зеленое с оранже-вым.
Мишель — Вы тоже пишете?
Виктор — Аматор, художник воскресного дня.
Мишель — Любопытно было бы взглянуть.
Виктор — Ну что вы, я скромен и обидчив.
Мишель — Боитесь? Говорят, что вам запрещено общение с абори-генами.
Виктор — У вас не совсем точная информация.
Голос — В ее «салоне» вы должны стать своим человеком.
Голос Виктора — А для нее?
Голос — Ваше дело.
Виктор — Странная фамилия — Корш, польская?
Мишель — Русская. Коршунов. Мой дед был, как это у вас говорят, белоэмигрантом. Так что — не передумали насчет общения?
Виктор — Нет, не передумал.
КАРТИНА 2
Студия Мишель. Входят Мишель и Виктор.
Мишель — Вот это — моя студия. Нравится?
Виктор — Лофт- это здорово! Все картины ваши? О, икона! Рус-ская…
Мишель — Русская.
Виктор — Мишель, откуда у вас это чудо?
Мишель — Дедушка увез из России. Тогда, после вашей револю-ции. Зимой. У него, почему-то, Россия всегда ассоциировалась с зимой. Снег, тройки… Я любила слушать… Вы чем-то похожи… Виктор, вы любите зиму, московскую зиму?
Виктор — Зиму? Почему бы и нет, люблю. Но весну больше.
Мишель — А он любил зиму. Наверно, ему пришлось бежать зимой и такой она ему запомнилась, ваша Россия, снежной, холодной. Тогда, после вашей революции. Осталось несколько семейных релик-вий и эта икона. Пятнадцатый век.
Виктор — Шестнадцатый. Ярославское письмо… А знаете, у меня дома есть коллекция икон — еще отец собирал.
Мишель — Замечательно! У нас так много общего и вообще…
Виктор — Что «вообще»?
Мишель — Ничего. Кофе хотите?
Виктор — С большим удовольствием!
Затемнение.
Голос — Молодой советский дипломат, любитель живописи, слу-чайно, абсолютно случайно выходит на профессора и тот должен захотеть передать именно этому молодому дипломату интересующие нас материалы.
Голос Виктора — А потом?
Голос — Доставите их сюда и если все получится, если вам пове-зет, а новичкам обычно везет, и вас не возьмут с бумагами на руках или не ликвидируют втихую, то выставят из страны в двадцать четыре часа.
Голос Виктора — Перспектива!
Голос — А вам-то что?
Картина 3
Студия Мишель. На сцене Профессор и Виктор.
Профессор — Очень интересно. Русский дипломат?
Виктор — Советский.
Профессор — Советский? Очень интересно. Нравится?
Виктор — Нравится.
Профессор — А работы? Тоже нравятся… Очень интересно. Как давно вы дипломат?
Виктор — Четыре месяца.
Профессор — А до того?
Виктор — Учился.
Профессор — На кого?
Виктор — На дипломата.
Профессор — На дипломата? Очень интересно.
Входит Мишель.
Мишель — Оставьте молодого человека в покое!
Профессор — Вы любите кофе, мистер Инин? А может чай? У вас, как я слышал, пьют чай.
Виктор — Я люблю кофе, мистер…
Профессор — Хессельбрандт — с первого раза можно и не запом-нить, хотя это не очень хорошо для дипломата. Для шпиона просто непростительно. Не смущайтесь, в профессии шпиона нет ничего зазорного… Разве что некоторые методы.
Мишель — Профессор!
Профессор — Все в порядке. Каждый дипломат, Мишель, хоть немножко, но шпион. Так всегда было.
Виктор — Мало ли что было «всегда».
Профессор — Честная дипломатия? Дипломатия в белых перчат-ках? Бред. Или ложь. Скорее, ложь…
Мишель — Ну вы сегодня просто олицетворение такта.
Виктор — Точно! Не время и не место.
Профессор — Не время, а место… Место вполне…
Виктор — Мы в гостях у замечательного художника.
Мишель — Ах, оставьте, я еще не Дали.
Виктор — Будете! Непременно будете!
Мишель — Не надо. Мне бы быть собой.
Виктор — Кто это может себе позволить. Так или иначе, слишком много чего приходится брать на веру.
Профессор — Смотрите, молодой человек, чтобы из необходимос-ти это не превратилось в привычку…
Затемнение.
Картина 4
Занавес опущен. На авансцене появляются Виктор и Мишель.
Голос — Как там наши дела, коллега?
Голос Виктора — Без особых успехов.
Голос — Не скромничайте, не нужно. Первый раунд вы провели более чем успешно. Ну не смущайтесь как невеста, прощаясь с гостя-ми, все в порядке. Только не увлекайтесь.
Голос Виктора — В смысле?
Голос — Не забывайте о главном.
Мишель — Виктор, у тебя там, в Москве, кто-то есть?
Виктор — Обязательно. Мама, папа…
Мишель останавливается.
Виктор — Была. (Заглядывает за занавес.) Давай зайдем?
(Увлекает Мишель за занавес.)
Голос — Вы, Виктор, насколько я понимаю, излишне впечатлитель-ны. Не увлекайтесь.
Голос Виктора — Стараюсь.
Голос — И держите меня в курсе дела. Всегда рад помочь советом.
Открывается занавес. За столиком в кафе Виктор и Мишель.
Мишель — Прости.
Виктор — Пустое. Отмершее должно отпасть, но вот странно — появилось ощущение, что это было не со мной. Помню, что было больно, а почему…
Мишель — Значит, это было не твое, не настоящее.
Виктор — Да нет, мое… В нем было вчера и завтра.
Мишель — Ну и пусть! Пусть у нас только сегодня, но оно наше!
Виктор — Пусть! А такое бывает?
Мишель — Почему нет! Хотя, знаешь, у меня тоже ощущение призрачности, миража.
Виктор — В этой жизни, к сожалению, все иллюзорно. Кроме смерти.
Мишель — Ну вот, опять о смерти! Причем тут смерть? Ты чего-то боишься, постоянно боишься. Этот твой страх и делает наши отноше-ния зыбкими! Чего ты боишься?!
Виктор — Всего и всех!
Мишель — И меня?
Виктор — И тебя! За тебя. А хочешь знать, чего я боюсь больше всего? Даже больше, чем потерять тебя? Сказать? Потерять самого себя.
Мишель — А разве такое возможно?
Виктор — Очень даже…
Затемнение.
Картина 5
Студия Мишель. На сцене Профессор и Виктор. Мишель, стоя за мольбертом, пишет.
Профессор — Мистер Инин, скажите, вот если б перед вами стояла дилемма: интересы своей страны либо интересы всего мира?
Виктор — Интересы моей страны, насколько я понимаю, не проти-воречат интересам других народов.
Профессор — Ну да!
Виктор — А что?
Профессор — Сказки.
Виктор — Скажем так: в подавляющем большинстве случаев интересы моей страны совпадают с интересами других народов.
Профессор — Например?
Виктор — Например, в вопросах сохранения мира, охраны окру-жающей среды, борьбы с нищетой.
Профессор — Почему не с бедностью?
Виктор — Сначала разберемся с нищетой.
Профессор — Да и что такое «интересы народа» — далеко не всем американцам было дело до вьетнамских событий.
Виктор — Потому что война шла во Вьетнаме.
Профессор — Итальянцам плевать на резню шиитов и суннитов. Венесуэльцам выгодна война на Ближнем Востоке. Мир и всеобщий мир — это не одно и тоже.
Виктор — Выгодно кучке нефтепромышленников, а не венесуэль-скому народу.
Профессор — Не скажите.
Виктор — Да и не в этом дело. Неужели вы не понимаете, что любая локальная война чревата всеобщей.
Профессор — А почему?
Виктор — Блоки, союзы! Обе наши страны связаны десятками различных договоров. Помните выстрел в Сараево?
Профессор — Тогда война нужна была всем, но ведь только капи-тализму присуща агрессивность, не так ли?
Виктор — Социализм — мирный строй, миролюбивый.
Профессор — Почему же вы связали себя с половиной мира дого-ворами, автоматически превращающими чуть ли не любую локальную войну во всеобщую?
Виктор — Интернациональный долг.
Профессор — А без демагогии?
Виктор — Защищаем свой строй!
Профессор — Так и Запад защищает свой строй.
Виктор — От кого?
Профессор — От вас.
Виктор — Разве мы вмешиваемся в чужие дела?
Профессор — И очень активно! Да сам факт вашего существова-ния, любые ваши успехи — орудия идеологической агрессии.
Виктор — Но ведь это и есть единственно возможный способ перехода от старого к новому мирным путем — по человеку, по группе, по стране.
Профессор — По континенту.
Виктор — По континенту.
Профессор — Интересный получается выбор: или нам всем поти-хоньку переходить к социализму или смерть?
Виктор — Мы не хотим смерти.
Профессор — Мы не хотим социализма.
Виктор — Придет время — вас не спросят.
Профессор — Мы не хотим, чтобы такое время пришло.
Виктор — Но и в войне нельзя выиграть. На мой взгляд, разумнее всего это тянуть время, тянуть до тех пор, пока не исчезнет смысл в войне.
Профессор — Для нас или для вас?
Виктор — Для всех.
Профессор — Да, мистер Инин, с мозгами у вас все в порядке — вас ждет политическая карьера. Меня как-то должны были познако-мить с одним видным деятелем и я, представьте, поинтересовался, порядочный ли он человек! Мне ответили — политик. Нормальные мерки человеческой этики тут неприменимы. Обладатель политичес-кой жилки способен сделать карьеру в любой стране с любым строем.
Виктор — Не знаю… я бы у вас, неверно, не смог…
Профессор — Значит и у себя не сможете. Пока не поздно — меняйте профессию.
Мишель — Все. Заканчиваю.
Профессор — Замечательно — и мы уже обо всем поговорили.
Мишель — Главное — подпись. Теперь все!
Профессор и Виктор рассматривают картину.
Затемнение.
Картина 6
Студия Мишель. На сцене Виктор. Входят Мишель и Юджин.
Мишель — Знакомьтесь, Виктор Инин, русский дипломат, увлека-ется живописью.
Юджин — И живописцами?! (Быстро подходит и протягивает руку.) Юджин Фрейн.
Мишель — О себе все сам расскажет. И даже больше.
Юджин — Мишель, ну зачем же? Мистер Инин может подумать, что я — болтун, а ведь это не так. Поверьте, совсем не так и даже наоборот! А если в вашем присутствии, Мишель, я и вправду бываю преувеличенно разговорчив, так это от застенчивости.
Мишель — Боже, еще один застенчивый!
Юджин — Так я не первый?!
Мишель — Не первый.
Юджин — Опять! Это уже слишком! Знаю, знаю, несу чепуху.
Виктор — Вы тоже любите живопись, мистер Фрейн?
Юджин — О да! Уже второй день!
Оба смеются.
Мишель — Пойду сварю кофе. Воркуйте. (Выходит.)
Юджин — Я с вами! Я, знаете ли, большой специалист по приго-товлению кофе. Научился в Греции. Вот где умеют! Обожаю Восток! Мишель! (Выбегает.)
Голос — Виктор Павлович, голубчик, что с вами? В последнее время вы как-то потухли. Могу чем-то помочь?
Голос Виктора — Вряд ли.
Голос — Я старше вас и опытнее. Помните: «Только глупцы учатся на своих ошибках»?
Голос Виктора — «Не пользуйтесь чужими советами, ибо вместо своих ошибок будете совершать чужие».
Голос — Понял, но имейте в виду, что ваше право на «собственные ошибки» ограничено рамками задания.
Входит Мишель.
Мишель — Совсем заболтал! Такой смешной.
Виктор — С ним не скучно.
Мишель — Не скучно.
Виктор — Каков! Супермен.
Мишель — Нормальный парень. Вчера случайно познакомились. (Обнимает Виктора.) Такой забавный…
Виктор — Случайно познакомились?!
Мишель — Мне последнее время везет на случайные знакомства.
Виктор — Ты меня имеешь ввиду?
Мишель — Ну вот, опять обиделся! Виктор, ты стал ужасно подо-зрительным и каким-то… дерганным.
Виктор — Дерганным?!
Напевая бравурный марш Юджин вкатывает столик.
Юджин — Прошу! Фирменное пойло! Только у нас. Самое аромат-ное и самое дешевое. Чего вы такие скучные?
Мишель — Все нормально.
Виктор — Вот именно — нормально. Действительно потрясающий кофе. Вы не зря теряли время в Греции. Долго там были?
Юджин — Прелестнейшая страна! А как кормят! Наша пища у меня потом долго ассоциировалась с синтетическими макаронами многоразового пользования.
Мишель — Юджин!
Виктор — Служебная командировка?
Юджин — Я, видите ли, большой специалист по части экспорта. Меня, представьте себе, ценят и любят. Контактность и жизнера-достность — мои визитные карточки, хотя, поверьте, по натуре я серьезен и застенчив.
Виктор — Простите, мне пора.
Мишель — Уже?
Юджин — Не волнуйтесь, я составлю вам компанию.
Мишель — Я очень устала и хотела бы сегодня пораньше лечь. Простите.
Юджин — Так и быть, прощаю! Ведь это я вас утомил своей бол-товней. Завтра позвоню. Не благодарите! Идемте, Виктор, Леди желают спать. Спокойной ночи.
Виктор — До свидания, Мишель…
Затемнение.
Картина 7
За столиком в знакомом кафе сидят Виктор и Юджин.
Голос — Что нового, Виктор Павлович?
Голос Виктора — Ничего. Разве только: у меня появился соперник.
Юджин — Симпатичное заведение. Виктор, тебе не нравятся наши бары? В Москве лучше?
Виктор — Я здесь уже был.
Юджин — Ясно. Не спрашиваю с кем — Юджин Фрейн умеет быть тактичным, но мы могли войти в любой другой… Сплошные противоречия!
Голос — Соперник? Противник! Отбросьте иллюзии: ваш новый приятель так же «случайно» познакомился с Корш, как и вы.
Голос Виктора — Кто же он?
Голос — Контрразведчик. Специалист, в отличие от вас.
Юджин — Как тебе выставка?
Виктор — Чушь какая-то. Тупик.
Юджин — Искусство часто заходит в тупики, но главное — это дви-жение! И не толпой. Из любого тупика есть выход.
Виктор — Для этих вряд ли.
Юджин — Не важно. Да и не тупик это вовсе, скорее, обозначение тупика.
Виктор — Я не разбираюсь, но искусством тут точно не пахнет. Выставить самих себя может и оригинально, публику эпатирует, но при чем здесь искусство?
Голос — Не переиграйте. Надеюсь, что он все еще видит в вас романтически настроенного юного дипломата.
Голос Виктора — Уверен.
Голос — Хорошо бы, хотя романтики у вас действительно хоть отбавляй. Часто видитесь?
Голос Виктора — Даже слишком. Неразлучны. Прямо друзья-соперники.
Юджин — Друг мой, это старый, долгий и бессмысленный спор. Бессмысленный как и все споры, но я, как ты заметил, обожаю спорить!
Виктор — И никто не признает чужой правоты…
Юджин — А ты думал!
Виктор — Так зачем же мы спорим?
Юджин — А радость общения! Спор — самый активный способ общения. Во всяком случае у мужчин. Может пойдем еще куда-нибудь?
Виктор — Опять на какую-то галиматью?
Юджин — В Москве, дорогой, ты всего этого не увидишь.
Виктор — А может мне, дорогой, всего этого и не надо.
Идут к выходу.
Юджин — Чтобы узнать вкус апельсина — его нужно съесть.
Виктор — Чтобы узнать вкус моря — вовсе не обязательно выпи-вать его до дна.
Смеются. Выходят.
Затемнение.
Занавес.
Картина 8
Занавес опущен. Виктор нервно ходит по авансцене.
Голос — Поверьте, осталось недолго. Вы хотите домой?
Появляется Мишель. Спешит. Виктор бросается ей навстречу.
Мишель — Виктор? Давно ждешь?
Виктор — Нет. Не очень. Думал, ты в студии. В это время ты обычно пишешь. Твой любимый свет.
Мишель — Были дела в городе.
Виктор — Важные дела… только до меня уже нет дела.
Мишель — Не сейчас, прошу тебя.
Виктор — Ясно: Юджин. Богатый, веселый, красивый!
Мишель — Господи! Красота — не главное достоинство мужчины.
Виктор — Какое-то наваждение: кругом сплошные провидцы! Это — главное, это — не главное!
Мишель — С ним просто легче… Ты это не поймешь. Да и вижу я его редко, реже, чем ты.
Виктор — Да ты ревнуешь!
Мишель — Опомнись! Прекрати.
Виктор — А вот и он… надвигается.
Мишель — Зайдешь?
Виктор — В другой раз.
Расходятся. Пройдя несколько шагов Виктор сталкивается с Профессором.
Профессор — Откройте глаза, о юноша!
Виктор — Простите. Добрый вечер, профессор. Задумался.
Профессор — Не может быть.
Виктор — По-моему, пора.
Профессор — По-моему, давно пора.
Виктор — Вы о чем?
Профессор — А вы?.. О жизни, о себе. О Мишель. Ну и как, получа-ется думать? Не рассчитывать, не придумывать, а думать? С откры-тыми глазами. С закрытыми жить проще — по себе знаю. Руки пошире расставил — кто-то под локотки и подхватит. И поведут! Поведут… Стукнулся лбом — так не по своей же вине! И препятствия не видно: то ли это заборчик хлипкий, то ли бетонная стена до неба. Неважно! Руки еще пошире расставил и вперед, до могилы. Некоторые глаза таки открыли, но испугались и прищурились. Плотненько так.
Виктор — Не понимаю. Ничего не понимаю!
Профессор — Жаль… Как вы думаете, Виктор, что меня привлека-ет в Мишель?
Виктор — Современная живопись…
Профессор — Холодно.
Виктор — Влюбились!
Профессор — Разве можно влюбиться в солнце, в траву, в цветы? Можно лишь жить в гармонии со всем этим или не жить вовсе. Вряд ли Мишель сознает, да и что человек может знать про себя самого, но она абсолютно гармонична. А вы с Юджином олухи. Нисколько не сомне-ваюсь, что, как и я, чувствуете свою ущербность, но вините внешние обстоятельства, темп жизни, эпоху. (Проходит. Оглядывается.) Открой-те же глаза, юноша.
Виктор — И станет легче?
Профессор — Нет, легче расставить руки.
Затемнение.
Картина 9
Студия Мишель. Виктор нервно ходит по сцене. Мишель, стоя за мольбертом, пишет.
Голос — Итак, момент передачи близок.
Голос Виктора — По-моему, Профессор может притащить материа-лы в любой день!
Голос — Замечательно! Чего же вы так волнуетесь?
Мишель — Прекрати мелькать!
Голос Виктора — Это ведь будет не микропленка! Скорее всего — объемистый конверт. А что, если мой «всевидящий» Юджин усечет момент передачи?
Голос — «Усечет», можете не сомневаться.
Голос Виктора — «Чего же вы так волнуетесь?» Я до машины не дойду, как меня возьмут! Профессора тоже.
Голос — Не-а, Брать будут раньше, на этаже.
Голос Виктора — Не смешно. Что же мне делать?
Голос — Не дергаться! Выполнять инструкции! Получив материалы подаете сигнал в окно. Ровно через десять минут — не раньше и не позже — выходите из мастерской. Вас будут ждать.
Мишель — О чем ты думаешь?
Виктор — О тебе.
Мишель — О вас, всегда о вас… Левый угол к чертям завалива-ется!
Входят Профессор и Юджин.
Юджин — Хозяйка, принимай гостя! Твой главный поклонник.
Профессор — Нехорошо смеяться над пожилым человеком — разве я могу конкурировать с вами или мистером Ининым? Молоды, красивы.
Юджин — Не желаете принять участие в нашей дискуссии — отмирает ли театр, как таковой? Я считаю, что кино его подкосило, телевидение уложило, а стереовидение вобьет последний гвоздь.
Виктор — Даже стерео не заменит живого актера.
Профессор — Мишель, я на минутку.
Мишель кладет кисти, палитру и, вытирая руки, отходит от мольберта.
Мишель — Простите, заработалась. И еще эти бубнят: отмирает, не отмирает… Юджин, кофе по твоей части.
Юджин — Ну вот: кому интеллектуальный отдых, кому — черная работа.
Юджин, с подчеркнутой покорностью, направляется к двери.
Мишель — Так и быть — составлю тебе компанию. Мы быстро.
Юджин — Я пошутил. У тебя гости.
Мишель — Тебе не подходит мое общество? А может боишься, что выкраду секрет «фирменного» кофе?
Юджин — Этот секрет меня меньше всего волнует.
Выходят. Профессор, озираясь и прислушиваясь, быстро подходит к Виктору.
Профессор — Мистер Инин, у меня к вам необычная просьба…
Виктор — Все, что в моих силах…
Профессор выхватывает конверт и быстро засовывает его Виктору во внутренний карман пиджака.
Профессор — Передайте вашему послу. Крайне важно, можете мне поверить. (Быстро отходит к мольберту.)
Вбегает Мишель.
Мишель — Представляете, устроил сцену: «оставляешь гостей без внимания»! Каков!
Профессор — Как всегда прав. Внимание превыше всего. Внима-ние, наблюдение… Простите, Мишель, но я должен вас покинуть. Юджину мои извинения. В следующий раз обязательно воспользуюсь его искусством кофевара.
Мишель — Я провожу.
Выходят. Виктор подходит к окну, поправляет галстук и, взглянув на часы, отходит. Юджин вкатывает столик.
Юджин — Куда все подевались?
Виктор — Профессор ушел, куда-то спешил. Мишель…
Вбегает Мишель.
Мишель — Я здесь! Никуда не делась.
Юджин — Этого еще не хватало. Вот и Виктор спешит.
Виктор — Тебе показалось.
Юджин — Я стараюсь…