На синем берегу Желтой реки паслись козы и зрел укроп...

«ЭТО ЖЕ НЕ СТАЛИНСКИЙ ПЕРИОД, —

НИКТО НЕ ПРИСТАВЛЯЕТ РЕВОЛЬВЕР К ВИСКУ» ДЕПУТАТ ГОЛОВАСТЫЙ (Украмбия)

1

Случай этот, или эта — «отдельная реальность», напрямую связанная с известными в мировой политике фигурами, имела хамоватость приключиться в самом, относительно недавнем историческом прошлом: месяцев семь — восемь до начала последних выборов уже смещенного Президента Украмбии.

…Или, президента реальной страны — с нереальным, но точно указующим на несомненную реальность существования таковой, — названием, какое, более чем я, или кто другой — удачно мог бы, известное дело, вымыслить какой-нибудь непревзойденный мастер литературных намеков на толстые политические обстоятельства или фигуры. Мастер, скажем — масштаба — Генриха Авиэзеровича Боровика.

…Словом, встреча эта произошла еще до того, как уже подусталые от жизни повзрослевшие, успевшие преуспеть «комсомольцы» — в реальном союзе с энергичным донб… простите — «данбазийским» — (есть такой многобанановый район в Украмбии) бизнесом, еще не лишенном криминальной липкости — победили «косатую хуторянскую эвропэйщину» — полит. силу, не сумевшую от куцей «хатоскрайной» ментальности — не быть не жадной и не заносчивой при дележе траншей МВФ.

Наиболее имущие, победившие на выборах таких же других, — тут же принялись за перестройку, точнее — за кадровую перестановку в вертикалях общественных, политических и экономических Украмбийских институтов — «для своей пользы». Справедливости ради, замечу, — перестановку начали без особо истерических эмоций победившего «олигархического пролетариата»… От такой их победы мой знакомый — литератор, некогда написавший:

«…и выпивая «Луга-Нову»

под небогатое меню,

я слышу пуки тихановы

и ефремовую херню.

И вытерши мусалы фантиком

из-под конфеты АВК,

слышу маразмы телеландика, —

трещит как фюрер из ЦК, —

свой бизнес надо защищать

в ТВ карманном глотку драть…» — уехал, от греха подальше, — в деревню к родственникам под Вороне… Старо-Украмбийск.

…А другой знакомый литератор, частый собутыльник первого, придумавший:

«Вся — така харизматична, —

Вона бреше — поєтично;

Вона бреше — працьовито,

Бреше, киця, діловито;

Забагацько бреше в Раді,

Треба — збреше на естраді.

Бреше, що не має хати,

Бреше, що не скрiзь лохмата;

Бреше в спальні та в їдальні,

Бреше — параноїдально,

Бреше — як ота реклама

Та не скривиться — нi грама!

Саме — брьохом пре у вуха,

Вона — профі — як брехуха!

Киця, бач, — загралася,

Киця — забрехалася…»

… — тот предприимчиво затусовался по общественным, и не очень, апартаментам победившей партии, — той, что уже перестраивала страну «для своей пользы».

Перед лицом завоевывающей электораты, но политически отнюдь несозидательной женщины с косой, что в ходе предвыборной скачки, вдруг навязчиво превратилась в «Вонуцеукрамбію», — лично мне и Ла.., Саибландег, то есть, временами казался вполне симпатичным и «своим в доску», который — сам препростой, будто бы отнюдь по-простецки, горой за таких же простых из слоев — самых донельзя, простого народа…

Словом, Украмбия — лишь в масмедийных понтах, в реале — страны ни хрена нет, а кругом одна «святая простота», представленная в разномастных, насквозь «альтруистких» и «бессребренных» — депутатских обличьях. Тогда вполне бездарно соискали президентской власти и — на все руки поверхностно шустрый — «филин-спикер» и политически, казалось бы, мало-матерый «хасид-очкарик», — на которого, по слухам, положил глаз Билдебергский клуб. …Были и еще какие-то, сегодня совсем забытые, «юрлица» и «полу».

И вот, более чем за пол года до всего этого, — до избирательной суеты — по дороге из Kyev (украмбийский город случайно созвучный названию столицы Украины), в вагоне-ресторане «Молодой Гвардии» — поезда, со мной разговорился некто Геннадий. Он не притрагивался к бифштексу — мясной летающей тарелке, лежащей на, утрамбованной с помощью ложки, «Медведь-горке» из картофеля; и пил одно лишь пиво, хотя перед ним стоял и графинчик, наверное, на треть — с водкой.

Геннадий был не словоохотлив и досадливо ругал запретивших курить непосредственно в вагонах под страхом — в 180гр… (простите, — украмбийских тугриков) штрафа. Я, в свою очередь, сказал, что сам из курящих, но так мне, даже в некотором смысле, — катит по экстриму: напрячь, то есть, свою железную волю и не покурить, покуда не будет станция с более или менее длительной стоянкой.

— Я, вообще-то, курил мало, — это тока в Kyevе, — на шабашке раскурился — сообщил Геннадий.

— Строишь? — спросил я.

— Да, …так по-всякому…, …сторожил там.., приглядывал за хозяйством…» — сказал как-то не особо уверенно мой попутчик…

Я допивал чай с баснословно дорогой микроскопической вафелькой, только обертка которой, судя по цене, стоила не менее пачки сигарет (такие в вагонах-ресторанах поездов Украмбии расценки) и уже засобирался к себе в купе, когда Геннадий, вдруг, предложил мне выпить пива из едва умещавшейся на столике целой батареи его заказа. …Может мне показалось, что он очень обидится, если откажусь… Словом, — сам не знаю отчего, — я, ни мало не колеблясь, пошел на вполне идиотичный, по своей сути, — шаг: согласился на пиво, особым любителем какого не являюсь. …Да еще после десерта.

Внешне обрадованный моей реакции на его предложение демократичнейший Геннадий, в знак глубокого удовлетворения энергично тряхнул съедобным шнурком из чего-то морского вяленого, что было в его правой руке видимо, — вместо сигареты. Думаю, что имей возможность накуриться, он, возможно, и не был бы в дальнейшем столь словоохотлив, рассказывая мне о весьма разинтимных особенностях своей столичной шабашки.

…За окном вагона-ресторана проплывали приусадебные покопанные огородики и крытые шифером беленые, где мелом — где известью, ха…, то есть крытые пальмовыми листьями и кое-где обломками крыльев от сбитых НАТовских самолетов — хижинки с бамбуковыми стенами; чернокожие голозадые карапузы в вышитых сорочках, размахивая то ли бананами, то ли кукурузными початками, — галдя, бежали за поездом. За ними, весело скаля зубы и виляя хвостом, преданно несся Сирко.., то есть — шустро полз ручной украмбийский питон по кличке Грэй…

История, которую я ниже просто перескажу с его, Геннадия, слов была мне не безинтересна; слушая своего нового знакомого и берясь уже за неизвестно какие по счету бутылки, из батареи, заказанной для нас обоих — уже мной, я про себя, отметил, что поступил бы — да, таки опрометчиво, — если бы лишил себя возможности услышать подробности о командировке моего попутчика в украмбийскую неньку-столицу цветущих каштанов…, …растущих вперемешку с пальмами, …то есть, — по берегам величавой Желтой реки, редкий попугай долетит до середины которой.

Когда меня в здании донецко… данбазийской, прошу прощения, PR, где я заканчивал ремонт стены в одном из кабинетов, приятная желтоволосая худышка (имени не назову) агитировала (слово «агитировала» у Геннадия было «фаловала») поработать в Kyevе за 5000, я никак не подозревал, что мне не придется использовать свои строительные специальности и возится с порядком поднадоевшими бетоном с кирпичам, или штукатурить…

Работать мне пришлось на «Дилянци» — только так, в крайнем случае, — и никак по другому, настоятельно рекомендовал говорить о месте работы, доставлявший нас к месту будущей деятельности, Старший, долговязый и шустрый малый, лет тридцати, на бывшего работника шахты, однако не бывавшего в забое, похожий и не стеснявшийся таскать наши документы (нас было четверо) в голубой — через плечо — сумке, еще, наверняка, мало кем виданной до тогда еще не близких выборов, с контуром границы Украмбийской территории и надписью « …наш президент…!»