Пролог
Всё началось на заре двадцатого столетия. Ведомая непомерными амбициями и алчными мечтами, Империя Железных Канцлеров развязала войну, охватившую половину мира. Но мечтам не суждено было сбыться. Великая Островная Империя, Страна Высокой Железной Башни, огромное Восточное государство и Союз Североамериканских Земель одержали верх над агрессором и заставили его подписать унизительную капитуляцию. Оскорблённый народ, теперь уже бывшей Империи, теперь уже не правивших Железных Канцлеров, со временем явил миру нового вождя. Кровавого и бездушного. Заключив тайный союз со Страной Внутреннего Моря и Страной Нового Рассвета, он и его соратники стали строить новые планы, направленные на захват всего мира.
«Один мир, — один народ!» — гласили лозунги нового государства.
«Нам не нужна война. Нам нужен мир. И по возможности весь» — ехидно улыбаясь, говорил Кровавый вождь, и за его спиной начинала маячить мрачная тень надвигающейся войны.
Наступил новый виток истории. Наступил спустя 21 год после унизительной капитуляции Империи Железных Канцлеров.
Началась новая война.
В течение первого месяца пали мелкие княжества и герцогства. Их раздавила ужасная машина смерти, которая состояла из озверевших в предвкушении мести людей. Три месяца сопротивлялась Страна Высокой Железной Башни, но и она не смогла устоять перед армией Кровавого вождя. Властители почти всех европейских стран с позором покинули родные края и укрылись на территории Великой Островной Империи, которая тот час подверглась мощнейшему удару со стороны Непобедимой Армады Кровавого вождя. Началась осада, продлившаяся почти шесть месяцев. Народ Империи сражался отчаянно, отдавая большое количество жизней за каждый клочок родной земли. Но неминуемое все-таки произошло. Великая Островная Империя пала.
Вся Европа оказалась под железной дланью алчного властителя.
После серии победоносных завоеваний пришла пора тотального уничтожения. Кто не хотел погибать подчинялся, а кто не хотел подчиняться — погибал. Их отправляли в лагеря смерти, которые в огромном количестве стали появляться по всей Европе. Газовые камеры, огромные печи и ливни свинца за короткое время погубили миллионы людей. Исчезали целые народы. Лозунг «один мир — один народ» постепенно претворялся в жизнь.
Но Кровавый вождь не успокоился. Он ощущал угрозу с востока. И, по его мнению, эта самая угроза исходила от огромного Восточного Государства.
В мае 1942 года, по предварительной договоренности, бывшая Империя Железных Канцлеров и Страна Нового Рассвета одновременно атаковали своего огромного соседа. Всего за 6 месяцев воины Кровавого Вождя овладели огромной территорией. Она простиралась от Карпат и до Уральских гор с запада на восток, и от Северного Океана вплоть до Среднеазиатских пустынь с севера на юг.
Восточная Держава пала в неравном бою, разрываемая войной на два фронта. Весь Дальний Восток и Приморье достались Стране Нового Рассвета. А вся европейская часть отошла Империи Кровавого вождя. Десятки миллионов коренных жителей захваченных земель были насильно депортированы в огромную Западносибирскую резервацию. Еще больше людей подверглось бесчеловечному и бессмысленному уничтожению. Это уже была не война. Это был геноцид.
Уничтожение народов Евразии, тем не менее, не отвлекло Вождя от его главных планов, захватить весь мир. Пришел черед Союза Североамериканских Земель. До поры до времени его правители надеялись отсидеться за океаном. Но, когда они, наконец, осознали всю тяжесть сложившейся ситуации, было уже слишком поздно. Объединенная флотилия двух агрессоров взяли в плотное кольцо блокады Союз Североамериканских Земель. Армады подводных лодок топили любые суда пытавшиеся прорваться на просторы мирового океана. Эскадрильи палубных истребителей и бомбардировщиков, взлетавших с больших авианосцев, превращали цветущее побережье в выжженную пустыню. Многочисленный десант высадился в устье рек Амазонки и Ла-Платы, у подножья чилийских гор и на Огненной Земле. Не встречая особого сопротивления, армада двигалась на север. Все больше приближая время наступления Эры Кровавого Вождя.
1 часть. Мертвые
Глава 1
Высокие готические шпили, огромные каменные орлы на фасадах государственных зданий, монументальные колоннады и барельефы с изображением мужественных солдат безжалостных в своём стремлении очистить мир от так называемых нелюдей. Таким был Новый Берлин, город, построенный на руинах разрушенной столицы Восточной Державы, павшей под натиском непобедимой армады Третьего Рейха.
Теперь, спустя 20 лет, уже ничего почти не напоминало о той войне, кроме памятников и бронзовых табличек. В парках Нового Берлина росли большие раскидистые липы, а по аллеям бродили влюблённые парочки. По окраинам города простирались бескрайние моря зеленых лугов и березовые рощи, которые подобно островам посреди океана были разбросаны по краям оврагов и берегам рек.
Ничего не говорило о той резне, которую учинили здесь в Великую войну, в далеком 1943 году. Для того чтобы взять Москву пришлось уничтожить всех ее защитников, всех, кто укрывался за стенами древнего города. Гитлер до этого очень хотел сохранить столицу СССР, но после того как нацистам пришлось поплатиться жизнями двух миллионов солдат, мнение властелина Третьего Рейха кардинально изменилось. Он не желал, чтобы на подконтрольных Германии территориях оставались упоминания о тяжелых боях и больших потерях Великой войны. Поэтому Москву стерли с лица Земли. Вместе со всеми улицами, домами и памятниками. «Мы построим новый мир!» — говорил Кровавый вождь. — «Мир свободный от представителей низших рас. Пусть не останется ни единого следа того, что они вообще когда-то существовали на этой планете!» И решено было начать со строительства Нового Берлина, — столицы Великой Восточной Пруссии. Это государство представляло собой бывшую европейскую часть СССР. Начиная от границ бывшей Польши и заканчивая Уральским хребтом, где начиналась Большая Западносибирская резервация. Там содержались все те, кого нацисты называли низшей расой, недочеловеками. На самом же деле это были те, кто смог выжить в войне с Третьим Рейхом, не став жертвой карательных операций или не пав на поле боя. Эти люди жили в невообразимо плохих условиях с ощущением постоянного страха. В любой момент могли прийти штурмовики и забрать кого-нибудь в рабство. И это в лучшем случае. А могли просто убить, без всякой на то причины. Или сжечь жилье и тем самым обречь на медленную смерть от холода и голода.
Так же произошло и с семьей Ани. Или Аннет, как теперь ее называл хозяин. Девушке было 20 лет. Родилась она в 1944 году, в резервации. Отец Анны погиб на войне, а мать изнасиловали и убили. После этого, будучи в возрасте двух лет, девушка вместе со своими старшими братьями угодила в специальный приют. Там из детей, так называемых низших рас, готовили профессиональных слуг и рабов. Аню обучали немецкому языку. Прививали с детских лет привычку жить в страхе перед своим будущим хозяином. Обучали расценивать этот страх как нечто само собой разумеющееся. Как лишний стимул служить. Преданно и до самозабвения. Ибо, за малейшую провинность слугу из резервации могли жестоко избить или посадить в темную кладовую и долго морить голодом. А если, не дай бог, случалось что-нибудь серьезное, то несчастного ожидала мрачная судьба: ссылка на рудники. А это всегда означало лишь одно — неминуемую смерть, медленную и мучительную. Многие, представляя этот ужас, предпочитали покончить с собой или, бросившись на своего хозяина, получить пулю в сердце от его охраны.
Ане везло. Серьезных ошибок она обычно не допускала. Хотя несколько раз ее все-таки били. Каждый раз так, чтобы было больно, но чтобы слуга не терял своей работоспособности. Во всяком могло быть и хуже. Девушек-рабынь нередко насиловали охранники или сами хозяева. Ане везло. Ее господин хоть и был очень жестким человеком, но не позволял себе и своим охранникам и думать о связи с таким недочеловеком, как Анна.
Но все хорошее когда-нибудь кончается. Сегодня Аня совершила достаточно серьезный проступок. Правда, хозяин пока не знал о нем. Он был в командировке. Но ведь из командировок когда-нибудь возвращаются. Анне становилось очень страшно от одной мысли о наказании. «Лагерь, рудники, смерть… лагерь, рудники, смерть…» Такие мысли безумной каруселью проносились в голове у девушки. От них сердце съёживалось в маленький комочек и уходило в пятки. И еще страшнее становилось из-за неотвратимости наказания, которое должно будет постигнуть Анну. Да, душа ее была поражена страхом. Именно этот страх не позволил ей покончить жизнь самоубийством. Именно этот самый страх заставил юную девушку ночью одну выйти на улицу и бежать прочь из дома своего господина.
А с заходом солнца Новый Берлин менялся до неузнаваемости. Из цветущего, бурлящего жизнью он превращался в город с вымершими улицами и переулками. Даже самые отважные не решались выйти из своих жилищ. На всю ночь хозяевами города становились патрули Гестапо. Это был комендантский час. Его ввели еще месяц назад, после того, как неизвестные злоумышленники взорвали здание городского суда. Кто это сделал было неизвестно. Но зато каждый знал имя этих террористов. «Мертвые». Они появились в Новом Берлине полгода тому назад и уже успели совершить несколько подрывов важных государственных зданий и заводов. А количество убитых ими чиновников и военачальников давным-давно перевалило за три десятка. И уж совсем никто не считал, сколько патрульных стало жертвами «Мертвых». Согласно приказу начальника тайной полиции Нового Берлина с семи часов вечера закрывались все общественные заведения, магазины, библиотеки, поликлиники. Строжайше запрещалось выходить на улицу. И неважно кто ты: хоть простой дворник, хоть мэр города. Что уж говорить о слугах. Им и без комендантского часа запрещалось выходить на улицу в одиночку. Только в сопровождении господина.
Естественно нарушение этого приказа для Анны могло означать только одно: неминуемое наказание. Но страх царившей в ее душе не давал осознать всю серьезность складывающейся ситуации. Девушка думала только одно: «бежать, бежать, бежать». Но как же ей быть потом? Как жить? Аня считала, что думать об этом пока рано. Она просто бежала по ночной улице, куда глаза глядят. Вокруг было темно. Ни одного фонаря. Даже окон мало. Улочка была пустынной и безлюдной. Девушка остановилась и осмотрелась по сторонам. Темно и тихо. Если бы пробежала мышь, то слышно было бы как стучат по брусчатке ее коготки.
Девушка свернула с этой темной улочки и пошла по еще более темному переулку. Сердце начинало бешено стучать от ощущения ожидавшей впереди неизвестности. «Наверно, я сейчас похожа на зайца, который спрятался от охотившейся на него лисицы», — думала Анна, стоя во мраке ночной улице. Глубоко вдохнув, она сделала шаг, но тут в темноте послышался тихий голос.
— Halt! — приказал ей неизвестный, по всей видимости, стоящий за спиной у девушки. Аня знала немецкий. Для нее он стал родным, основным языком общения. «Halt» значит «стой». И она замерла как вкопанная.
— Твои документы! — повелительно произнес голос, обращаясь все также на немецком языке.
— Простите, но у меня их… — начала было говорить Анна дрожащим голосом, но её грубо прервали.
— Повернись! Только медленно и без резких движений. — девушка послушно выполнила приказ. Перед ней стоял мужчина в военной форме. В темноте не видно было ни его лица, ни деталей его одежды. Но даже по силуэту Аня поняла, что перед ней стоит патрульный. Внутри все замерло, съёжилось в маленький комочек и упало в бездну. Гестаповец пристально осмотрел девушку и довольно ухмыляясь, сказал:
— Ага. Я все понял. Ты рабыня. И ты сбежала от хозяина? Ведь это так?
— Я… я… — только и смогла произнести оцепеневшая от ужаса Анна.
— Что? Не отпирайся. Ты сбежала. Я это знаю. — произнес патрульный и приблизился к девушке. — Иначе, почему ты так напугана. Ммм?
— Я… я… — вновь промямлила Аня.
— Молчать! — вдруг гаркнул нацист и рукой припер ее к стене. — Похоже, тебе сегодня не повезло трижды. Во-первых, ты сбежала от своего хозяина. Во-вторых, сделала это в комендантский час. И в-третьих, повстречалась со мной. — с этими словами патрульный схватился за анину кофточку и одним рывком разорвал ее. Девушка, задыхаясь от ужаса, закрыв глаза, вжалась в стену и непрерывно повторяла:
— Пожалуйста, не надо господин… Пожалуйста, не надо господин…
— Да. — самодовольно протянул немец и провел рукой по тонкой шее Анны. — Я твой господин. И если тебе трижды не повезло, то мне повезло втройне. Во-первых, у меня завтра выходной. Во-вторых, я поймал беглую рабыню и теперь меня за это премируют. А в-третьих, я с тобой этой ночью неплохо развлекусь. — и руки патрульного поползли по талии девушки.
— Нет!!! — пронзительно взвизгнула Аня и с нечеловеческой силой укусила нациста за ухо. Тот отпрянул с воем в сторону.
— Ах, ты, тварь! — бушевал немец и вновь накинулся на девушку. — Сейчас ты узнаешь!.. — он задыхался от ярости. — Сейчас ты узнаешь мощь немецкого оружия! — и патрульный, схватив Анну за горло, принялся расстегивать свои брюки.
— Может быть, ты покажешь ее мне? — произнес еще один голос, донесшийся неизвестно откуда.
Патрульный пугливо оглянулся.
— Кто здесь?!
— Не вертись так, иначе я… хе-хе… отрежу тебе твое оружие, — с издевкой произнес голос. Тут от тени возле стены отделилась черная мужская фигура, которая молниеносно приблизилась к немцу и встала у него за спиной. Патрульный замер с выпученными глазами, вытянувшись в струну, будто ему кол вставили.
— Ты же знаешь, кто я? Догадываешься? — прошипел незнакомец по-немецки с небольшим акцентом. — Что же ты молчишь? Куда делась твоя смелость теперь?
Но нацист в ответ только прокряхтел что-то нечленораздельное и глубоко судорожно вздохнул. Незнакомец нагнулся через плечо и посмотрел на Анну. Даже в кромешной тьме девушка разглядела безумные горящие глаза этого человека.
— Как странно, — начал говорить он, еле сдерживая смех, — какие-нибудь 50 грамм металла могут кардинально поменять поведение человека. — и незнакомец приставил большой нож к горлу немца. — Только что человек был полон решимости покарать беззащитную слабую девушку, а теперь и сам дрожит как осиновый лист. А знаешь почему? Потому что знает, как ему не повезло. Втройне! Во-первых, он попал в ночной дежурство. Во-вторых, он повстречался со мной. А в-третьих, ему не повезло, что он вообще родился на этот свет!
Закончив свою речь, человек с безумными глазами перерезал горло патрульному. Тот упал на мостовую, хрипя и истекая кровью. Через пару минут нацист замер. Скрюченные пальцы замерли на окровавленной шее. А остекленевшие глаза освещаемые луной запечатлели предсмертные муки убитого. Именно увидев эти глаза, Анна и пришла в себя. Она отскочила от стены и испуганно осмотрела незнакомца. Из-под капюшона пробивались седые волосы, а под ними блестевшие, но уже не безумные глаза. В руке мужчина сжимал нож с окровавленным лезвием. Посмотрев на него, девушка опустила взгляд и уставилась в отражение луны, колеблющееся в лужице.
— Не убивайте меня. — произнесла она тихо. — Пожалуйста. Я никому о вас не расскажу.
— Ты догадываешься, кто я? — уже удивленно спросил незнакомец.
— Да. Я никому о вас не скажу. Честное слово. Поверьте мне, — залепетала Аня и неожиданно для своего нового знакомого упала на колени. Тот, кажется, немного опешил, но быстро придя в себя, схватил девушку за плечи и поставил на ноги.
— Как тебя зовут?
— Аннет.
— Это имя дали тебе родители? — спросил, прищурившись, незнакомец.
— Нет, — смутилась девушка, — мама всегда называла меня Анечкой. Так мне братья рассказывали.
— Значит Аня, — кивнул мужчина в капюшоне. Последняя сказанная им фраза пробудила в голове Анны приятные воспоминания: мама, братья… Да, это была чистая русская речь. Незнакомец явно не был немцем, ибо даже в двух этих словах не было никакого акцента.
Внезапно он схватил девушку за руку и с силой повлёк за собой. Абсолютно обескураженная, она не сразу поняла что происходит. Лишь только когда под ее ногами захлюпала дурно пахнущая жижа, Аня поняла, что вместе с незнакомцем стоит в тоннеле канализации. Кругом было темно и сыро.
— Где мы? — спросила Анна, зажимая нос. Запах становился невыносимым.
— Мы в клоаке этого мерзкого города. — с брезгливостью ответил мужчина и, нагнувшись, стал полоскать нож в коллекторе. Закончив, он выпрямился и снял капюшон с головы. Теперь можно было рассмотреть лицо этого человек. С виду обычный мужчина лет пятидесяти с абсолютно седыми волосами и огрубевшей морщинистой кожей. Но глаза, тем не менее, были молодыми. Горел в них какой-то юношеский и одновременно нечеловеческий огонь. Казалось, будто человек этот должен быть моложе, а это тело лишь устаревшая износившаяся одежда или оболочка. И лицо всего лишь маска. Анна с интересом изучала своего нового знакомого, а тот, в свою очередь, изучал её. Небольшого роста, худенькая, хрупкая и, такая беззащитная, с наивными голубыми глазищами. Вроде бы обычная девушка, но посмотришь на неё и ловишь себя на мысли, что очень хочешь защитить этого человека. Будто она маленький котенок, которого кто-то жестокий бросил под дождем, одного.
— Кстати, забыл представиться, — вдруг спохватился незнакомец и заговорил по-русски, — я Павел. А ещё меня называют Седовласым. — он замолчал, но увидев недоумение в глазах своей спутницы добавил. — Ты меня понимаешь?
— Да. — как-то неуверенно ответила Анна с небольшим акцентом. — Понимаю.
Впервые за долгие годы она заговорила на родном языке, который последний раз слышала от своей мамы.
— Да-а! — протянул вдруг Павел. — Видать тебя с самого детства на немецкий натаскивали. Акцентище-то какой. Ну, ничего. Это не беда. — и он, подмигнув, улыбнулся.
Анну поразило, как мгновенно мог меняться этот человек. Только что он был безумцем, упивающимся своей ненавистью, а теперь стал самым добродушным и приветливым человеком, которого девушка видела за последнее время. Что же произошло с Павлом, что сделало его таким? Такого вопроса, конечно, не возникло в голове Ани. В этот момент она просто стояла и смотрела на того, кто спас ей жизнь около получаса тому назад.
Седовласый первым прервал эту немую сцену.
— Идем. — сказал он и взял девушку за руку. — Нам еще долго идти.
И они снова пошли.
Мелькали мрачные сырые коридоры. Временами приходилось идти по колено в воде, а иногда ползти по трубе диаметром не больше полуметра. Анне было не по себе. Она привыкла видеть крыс с самого детства, сначала в резервации, потом в кладовой хозяина. Но тут этих тварей было невероятно много. Они плавали рядом в воде. Скреблись в темных углах. Карабкались по заросшим вязкой слизью стенам. Павел, наверно, привык к ним давным-давно. А вот Аня к этим животным привыкла не настолько сильно.
Наконец, они вышли в просторный тоннель, вдоль которого непонятно для чего были проложены рельсы. На потолке через каждые сто метров были укреплены слабо мерцающие лампы, почти не освещающие внутреннего пространства. Анна в недоумении остановилась посреди этого тоннеля. Слабое освещение, ржавчина на шпалах и трещины на бетонных стенах предавали этому месту немало таинственности и мистицизма.
— Где мы? — спросила девушка, когда Павел, наконец, обернулся чтобы позвать её.
— Здесь когда-то было метро. Я его сам никогда не видел. Но один человек много рассказывал о нём. — ответил Седовласый и пошел дальше по тоннелю.
— А что такое метро?
— Рельсы видишь?
— Нуда.
— Ну, так вот. — Павел немного ухмыльнулся. — По этим-то вот рельсам поезда и ходили.
— Подземный поезд? — удивленно протянула Аня и еще раз оглядела весь тоннель.
— Это и есть метро. — оскалившись, в улыбке, ответил Седовласый и направился к груде камней перекрывавшей дальнейший путь. Он ловко взобрался по ней наверх, к небольшой железной двери, прикрытой листом картона. Послышался звон ключа и лязг старого замка. Павел с видимым усилием открыл дверцу и, посмотрев на Анну, торжественно произнес:
— Добро пожаловать в логово! — затем отвернувшись тихо добавил. — Логово Мертвых.
Когда он снова посмотрел на девушку, то увидел, что та не только не поднимается по груде обломков, но и наоборот потихоньку пятилась назад.
— Что с тобой? — удивился Павел и стал спускаться вниз, вслед за Анной.
— Нет, — шептала она, — нет, не подходи. Я не хочу идти туда.
— Но у тебя нет другого выбора. — стал разъяснять ей Седовласый. — С нами будет безопаснее.
— Вас разыскивают! — вскрикнула Анна. — Вас считают преступниками. А я и так сбежала от своего хозяина. Потом нарвалась на патруль в комендантский час. Ты совершил убийство у меня на глазах. Да меня же теперь в ваши сообщники запишут. — девушка вновь начала непрерывно лепетать, переходя на немецкий язык.
— Молчать! — прогремел в тоннеле голос Павла. — Замолчи. Нет у тебя больше хозяина. И не было никогда. Каждый человек свободен от рождения своего. А те, кто наверху преступники. Они, а не я! Они истребляли целые народы! А такие как я лишь отплачивают им за все это зло. — он немного смягчился, увидев, что его речь ввела Анну в некоторое оцепенение. — Идем. Клянусь, с тобой всё будет хорошо.
Девушка немного постояла в раздумьях. Она еще раз прокрутила в памяти все то, что с ней сегодня произошло. Да, пожалуй, иного пути у неё теперь не было. Анна поборов все свои сомнения сделала шаг. Потом еще один. И еще один.
Павел помог ей забраться по груде камней. Девушка не без труда протиснулась в узкий дверной проём и оказалась в небольшой комнате, пять на пять метров. Освещение тут было гораздо сильнее. Свет яркой лампы поддерживался работой тихо жужжащего дизельного генератора, стоявшего в углу за дверью. У противоположной стены находился старый продавленный диван и небольшой стол со сломанной ножкой.
— Располагайся. — сказал Павел, закрывая ключом дверь.
— Ты здесь живешь? — спросила Аня, осматривая комнату с некоторой брезгливостью.
— Да. Уже год. — Седовласый плюхнулся на диван и блаженно вытянул ноги. — Садись. Расслабься. Не стой. Ты ведь устала, наверно.
Девушка послушно села на край. Расслабиться у нее не получалось. Слишком много всего произошло сегодня. И ей только предстояло осознать до конца всю серьёзность сложившейся ситуации.
— Да успокойся. — усмехнулся Павел. — Если Мертвый будет в хорошем расположении духа, то ты сможешь остаться с нами.
— Мертвый?
— Да. Он у нас главный. Мозг всей организации.
И как по команде, вновь залязгал старый замок и отворилась маленькая дверца. В комнату ввалился невысокий человек со связанными руками и старым холщовым мешком на голове. Он упал на пол и мучительно застонал. Увидев это, Анна испуганно округлила глаза и вскочила с дивана и отпрянула к стене. Ее взгляд метнулся в сторону дверного проема.
С большим трудом в комнату пролез огромный мужчина. Метра два ростом, косая сажень в плечах. Не человек, а медведь. На вид вошедшему было лет тридцать, не больше. Лицо было слегка бледным и каменным, без каких-либо эмоций в глазах. Мужчина был одет в выцветшую гимнастерку, ставшую почти серой от времени. А на его лбу была повязка из темной пропитанной грязью ткани. Этот человек произвел сильное впечатление на Анну. А еще сильнее её удивил шрам на левой щеке незнакомца. Незаживающий и некровоточащий порез. Будто человек этот был сделан из бронзы или камня.
— Кто это? — спросил вошедший абсолютно равнодушным басом, указывая на девушку.
— Это Аня. Я встретил её на улице. — расслабленно ответил Павел.
— Я же говорил тебе, чтобы ты никого сюда не приводил. — мужчина в повязке сказал это без каких-либо эмоций, хотя сказанное им предполагает состояние крайней сердитости.
— Ты не так понял. — замахал руками Седовласый. — Я спас ее от патрульного. Она сбежала от своего хозяина в комендантский час.
— А что с патрульным?
— Лежит мертвый в переулке.
Ага. — кивнул незнакомец. — А что со Штайнером? Ты его привел?
— Нет. — вставая с дивана, сказал Павел. — Он не возвращался домой. Я допросил охранника и тот сказал, что Штайнер уехал в командировку на три дня.
— Хм. — на лице мужчины в повязке должна была появиться задумчивость, но ее не было. — Придётся менять планы. И, возможно, мы задействуем и её. — и он посмотрел на Анну.
— А это кто? Краун? — спросил Седовласый, пихнув ногой лежащего на полу связанного человека.
— Да. — коротко и сухо ответил незнакомец и легко подняв пленника оттащил того к стене. Тут была еще одна дверь. Гораздо больше и массивнее. Отперев её, мужчина в повязке исчез за ней вместе со связанным мужчиной.
— Кто это был? — спросила Анна, когда немного успокоилась взволнованная этой встречей.
— Мертвый. — вздохнул устало Павел. — Он не слишком веселый сегодня. Собственно как и всегда. Ты кушать хочешь?
Аня кивнула.
Глава 2
Минуло пять дней. Все это время Анна провела в подземном логове террористов. Мертвый практически всегда отсутствовал. Лишь иногда он приходил в эту маленькую комнатку, брал с собой Павла и исчезал вместе с ним за массивной стальной дверью, куда до этого на глазах у Ани уводили пленного Крауна. Потом Мертвый вновь уходил. Как всегда молча, не говоря ни слова. Девушка все время силилась понять, что же за человек этот Мертвый. Почему он такой мрачный всегда, почему постоянно такой спокойный. Задавать эти вопросы напрямую было, наверно, бесполезно. Ведь с тех пор, как Анна появилась здесь, человек в повязке так ни разу и не поговорил с ней. Зато Павел восполнял недостаток общения и за себя и за своего товарища. Болтал он без умолку. Видимо, с Седовласым Мертвый шел на контакт так же неохотно, как и с Аней. Вот ему и хочется теперь высказаться. Поговорить хоть с кем-нибудь. Однако девушка не догадывалась, что это было сделано специально. Пока Мертвый занимался планированием похищения некоего Штайнера, Павел отвлекал девушку, а заодно и следил за ней.
Тем временем в голове у Ани появлялись новые вопросы. Дело в том, что за минувшие пять дней она не видела никого кроме Мертвого и Седовласого. А ведь все немецкие газеты на перебой кричали о целой террористической организации, хорошо законспирированной и разветвленной. Естественно, девушку заинтересовало, где же весь отряд. Почему она никого из них не видит. И однажды Анна, во время очередной бестолковой беседы с Павлом задала этот вопрос напрямую, без всяких намеков.
— Кто «остальные»? — непонимающе помахал головой Седовласый.
— Ну, остальные члены вашего отряда. — пояснила Анна с таким видом будто все, что она говорит это само собой разумеющееся истина.
Что?! — вдруг взвизгнул Павел и громогласно расхохотался. — Остальные? Нееет. — он с трудом подавил смех. — Послушай меня, нет, и не было никогда никакого отряда. Я и Мертвый. Вот и весь отряд. А эти придурки из Гестапо думают, что нас тут целая армия. Ну и пусть! Пускай так думают. Пусть они ищут отряд, а не горстку. Нам же проще будет от них прятаться.
Сказав это, Паша с торжествующим видом уселся на диване.
— Но как же?.. — запнулась Аня. — И вы вдвоем натворили так много?
— Это всё он, Мертвый, — махнул рукой Седовласый, — он у нас и голова и руки и ноги всей организации. А я лишь хожу в разведку и патрулирую окрестности. Ну, правда, мне иногда тоже перепадают серьезные задания. Например, последнее. Мне нужно было похитить одного человека. Зовут его Штайнер.
— Тот самый, о котором вы тогда говорили. — спохватилась девушка. — Но зачем? Зачем вам это нужно? Неужели только потому, что вы считаете их плохими?
— Секрет. — оскалившись, ответил Павел и в его глаза зажегся дьявольский огонек. — Но придет время и все всё узнают. Да, это будет бомба. И такая, что весь этот город долго помнить будет!
Он встал с дивана и закурил. Словно сумасшедший, Седовласый стоял посреди комнаты, тихо хихикая, и пускал дым в потолок. Анна наблюдала за ним и думала, что в этом мире слишком много зла: беспощадные патрульные, пьяный от своей ненависти Павел и холодный безразличный Мертвый. Кстати, о нем.
— Скажи, Паша, я уже давно заметила, что твоего товарища почти не бывает здесь. — начала говорить девушка, слегка стесняясь. — Он когда-нибудь вообще ест или спит?
— Не знаю. — вдруг как-то неохотно фыркнул Седовласый. — Мертвый весь день может сюда не возвращаться. Он мне так-то мало чего рассказывает. — в словах Павла, казалось, кроется какой-то секрет. Что-то очень важное. И было явно видно, что о Мертвом Седовласый хочет говорить меньше всего. Анна не умела крепко стоять на своем. Так ее воспитывали в специальной школе-интернате. Поэтому она решила не настаивать и окончила этот разговор. Да, секретов хватало.
Прошли еще сутки томительного ожидания. Анне уже порядком надоела эта комнатка и постоянное ощущение сырости. Хотелось наверх, на поверхность, к солнцу и свежему воздуху. И тут как раз вернулся Мертвый с очередного рейда и решил обсудить свои замыслы.
— Итак, — начал он, собрав всех за столом, — я долго думал, как нам похитить Штайнера. После того, как Седовласый устроил допрос с пристрастием для одного из охранников особняка, количество людей патрулирующих окружающую территорию увеличилось в два раза. Через такой заслон трудно пробиться напрямую. Подобное, пожалуй, только мне под силу. Но дом Штайнера находится на открытой местности, вдалеке от города. Если бы я и пробился через охранников, то во время отхода меня бы очень быстро настигли. Поэтому я несколько изменил планы. Мы подстережем Штайнера в другом месте. — с этими словами Мертвый достал из-за пазухи карту Нового Берлина и разложил ее на столе. — Это будет на углу Бисмарк-штрассе и Райхен-штрассе. Здесь Штайнер проезжает на служебном автомобиле, каждый день кроме воскресения, примерно в 2 часа дня. С ним будут только личный охранник и водитель. Сама улица относительно малолюдна. Поэтому нам лишь требуется заставить Штайнера остановить автомобиль. Вот тут ты и вступишь в игру. — сказав это, Мертвый посмотрел на Анну.
— Нет… Я… — залепетала девушка, но ее прервали.
— Ты сделаешь это. — сухо произнес человек с повязкой на лбу, как всегда не проявляя эмоций. — Сделаешь и точка. Седовласый по доброте своей душевной спас тебя, а я позволил тебе остаться в нашем логове. Так что ты наша должница.
— Я ничего вам не должна. — продолжала возражать Аня, делая это все тверже.
— Тебе всего лишь нужно выбежать на дорогу и позвать на помощь и тем самым остановить машину со Штайнером. — настаивал Мертвый.
— А ее не задавят? — засомневался вдруг Павел.
— Не задавят. Оденем ее в наряд типичной фрау. — поспешно ответил ему мужчина в повязке, вновь посмотрев на Анну. Но та лишь продолжала лепетать:
— Я не могу… я не могу…
— Хватит! — рявкнул вдруг Мертвый. Его крик заставил девушку замолчать, и та замерла, округлив свои глазища. Аня впервые слышала, чтобы этот человек повысил голос. Все эти дни он был абсолютно непоколебим и спокоен как удав.
— Хватит. — повторил уже спокойно Мертвый. — Ты сделаешь все, что мы попросим. У тебя выбора нет. Ты же знаешь, чего может тебе стоит твой побег из дома хозяина. Ты знаешь, что тебе некуда идти.
— Вы не правы! — совершенно неожиданно вскрикнула девушка. — Я собиралась пойти к господину Закеру.
— К кому!? — нервно рассмеявшись, воскликнул Павел. — К какому Закеру!?
— Да. — почти гордо ответила Анна. — Он держит фарфоровую лавку на углу Модель-штрассе. Господин Закер очень хорошийи добропорядочный человек. Он обязательно приютил бы меня.
— Что за ерунду слышат мои уши!? — раздраженно кричал Павел.
— Закер ведь немец. — абсолютно спокойно произнес Мертвый глядя на девушку пустыми бессмысленными глазами.
— И что?! — возмутилась Анна. — Если не такой как вы, так значит он плохой. Так что ли? Господин Закер честный и благородный человек.
— Послушай меня, — начал говорить Мертвый, вплотную подойдя к девушке, — я видел многое в своей жизни. Войну, смерть, предательство. Так вот, эти так называемые благородные люди разрушали целые города, истребляли целые народы. Так что не говори мне, что твойЗакер хороший. У него у самого наверняка руки по локоть в крови.
— Это не правда! — воскликнула девушка и демонстративно отвернулась к стене. Мертвый тоже не стал продолжать этот спор и уселся на диван. Он явно о чем-то задумался, хотя по его лицу нельзя было сказать этого. Как всегда человек в повязке был спокоен внешне. Анна тоже молчала. Она размышляла о плане похищения. Зачем ей участвовать в этом? Она не знает этого Штайнера и никогда его не видела. Он ничего плохого ей не сделал. С другой стороны, участие в похищении это единственный способ для Ани выбраться из логова повстанцев и обрести свободу. Да, так и надо поступить. Анна сбежит и попробует добраться до лавки Закера. А уж он ей чем-нибудь поможет, обязательно.
Девушка обернулась и абсолютно спокойно посмотрела на Павла и Мертвого.
— Я согласна. Я помогу вам. — сказала она и сама же удивилась. Впервые за долгое время голос ее не дрожал и звучал вполне уверенно.
— Это другое дело! — бодро произнес Седовласый и потер удовлетворенно руки. Мертвый ничего не сказал. Он лишь смотрел на Анну своим пустым ничего не выражавшим взглядом.
Позднее, когда они уже были на перекрестке Бисмарк-штрассе и Райхен-штрассе, Мертвый подошел к сидевшему в кустах Павлу и тихо сказал:
— Будь на стреме. Следи за этой Аней. — он оглянулся, будто опасаясь, что их услышат. — Не доверяю я ей. Или убежит, или еще чего хуже выдаст нас.
— Да ладно тебе. Она же дрожит постоянно как осиновый лист. — отмахнулся Седовласый. Он-то думал совсем по-другому. — У нее духу не хватит.
— Да нет, Паха, как раз таки из-за своего страха люди способны сделать гораздо больше, чем из-за своей храбрости. Так что смотри в оба. — ответил Мертвый и пошел к булочной, там, где располагался его пункт наблюдения. Павел же взволнованный последней фразой своего товарища стал пристально смотреть за Анной, стоявшей на перекрестке. Одетая в модное ситцевое платье, с букетом тюльпанов в руках, она напоминала юную фрау, ожидавшую, по всей видимости, своего молодого человека. Но Аня ждала не его, а черный «Мерседес», в котором должен был ехать Штайнер. Девушка не собиралась предавать Павла и Мертвого, но и оставаться на их стороне не хотела. Она думала, что их путь не приведет ее ни к чему хорошему. Только к гибели. Поэтому у Анны был свой план. Остановить машину, призывая на помощь, дождаться, когда кто-нибудь выйдет из «Мерседеса» и бежать. Бежать куда глаза глядят. Хотя нет. Ей нужно на Модель-штрассе, туда, где находится лавка господина Закера. Таков был план Анны.
А у Мертвого был свой план. Этого Штайнера нужно было брать, во что бы то ни стало. Он необходим. Он винтик, который заставит работать воображаемую машину. Только тогда план Мертвого сработает. И он должен приложить для этого все свои усилия.
Мертвый стоял за углом у булочной и пристально следил за Анной. Слишком она ненадежна. Слишком много сомнений и заблуждений в ее молодом неокрепшем уме. С одной стороны неудивительно, ведь Аню всю жизнь воспитывали лишь с одной целью: бояться и прислуживать. Но бог с ней с Анной. Что же творит тогда Павел? Куда он смотрит? Ведь не желторотый, а опытный партизан. А повелся за этой девчонкой как дурак…
Внезапно мысли Мертвого оборвал звук двигателя приближающейся машины. Посреди безлюдной улицы это звук прозвучал как гром среди ясного неба. Повстанец, вытянувшись в струнку, прижался к стене. Его не должны были заметить. Но и не контролировать ситуацию он не может. Осторожно Мертвый выглянул из-за угла. Черный автомобиль стремительно приближался к перекрестку, превращаясь из черной точки в блестящий на солнце шикарный «Мерседес». Еще несколько секунд и он поравняется с Анной. Но девушка стоит не двигаясь. Неужели она вновь испугалась?
— Давай же! — прошипел Мертвый. — Пора! — почти выкрикнул он.
Аня видела автомобиль, но внезапно ее твердость и решительность уступила место страху и сомнениям. Тело будто парализованное, не слушалось ее. А ноги как корни вросли в землю. К горлу подкатил комок. Девушка глубоко вдохнула, зажмурила глаза и словно вниз с обрыва бросилась на дорогу.
— Hilfmir! — крикнула она по-немецки, преграждая путь «Мерседесу». Взвизгнули тормоза и черный автомобиль, будто вороной конь, вставший на дыбы, остановился у ног Анны. Как кукушка из часов, тот час же выскочил охранник с автоматом за плечом.
— Ты чего!? Совсем сдурела что ли?! — солдат буквально обрушился на девушку будто ураган.
— Помогите. — пролепетала испуганная до смерти Аня. — Меня.. меня держали в плену.
— Что ты такое говоришь? — удивился охранник.
— Я была в плену у «Мертвых». Я… я от них сбежала. — продолжала говорить невнятно девушка.
У Павла, лежавшего в кустах, чуть глаза на лоб не вылезли. Неужели! Зачем она это делает?! Неужто, Мертвый был прав!
Мертвый в свою очередь стоял на своем месте возле булочной. Он не волновался. Просто был не в восторге от такого поворота событий. Всё становилось намного сложнее. Больше нельзя было медлить ни секунды…
— Что с ней? — спросил встревоженный мужчина в черном военном плаще, вышедший из «Мерседеса».
— Говорит, что сбежала от террористов, господин полковник. — бросил через плечо охранник. — Говорит, что это были «Мертвые».
— Господин Штайнер, сядьте обратно в машину. Прошу вас. — взмолился водитель, покинув свое место.
— Эту девушку нужно доставить в Гестапо и допросить. — сказал строго человек, которого называли Штайнером.
«Допросить?» это слово молнией блеснуло в голове Анны, и она побежала прочь так быстро, что даже охранник, этот тренированный человек не смог ее догнать. Не смог он догнать и потому, что вдруг почувствовал острую нестерпимую боль в спине. Охранника будто парализовало. Издав протяжный стон, он рухнул на асфальт с торчащим между лопаток ножом. Тут же какая-то огромная тень в две секунды оказалась возле автомобиля. Чья-то мощная рука наотмашь ударила водителя по горлу и сломала тому гортань. Бедняга, хрипя и захлебываясь кровью, медленно повалился на соседнее сиденье.
Все произошло столь быстро, что Штайнер успел только заметить трупы своих подчиненных и некоего незнакомца, возникшего за спиной. Удар, и оглушенный, но живой полковник упал на землю.
— Аня сбежала! — крикнул Павел, вылетев пулей из кустов. — Ее надо вернуть. Она чуть не сдала нас!
— А я что говорил. — пробубнил Мертвый, стоя над обездвиженным Штайнером. — Вот что, Паха, уноси этого немца отсюда в логово. А я тем временем попробую найти девчонку. — и повстанец бросился бежать по улице.
— Только ты с ней поаккуратнее! — бросил вдогонку Седовласый.
— Кто я, живодер что ли!? — послышалось в ответ от Мертвого, находившегося уже в ста метрах от перекрестка.
Вдалеке послышались звуки полицейских сирен и возбужденные крики зевак. «Они скоро будут здесь», — подумал Павел и спешно потащил Штайнера в кусты.
В это время напуганная до полусмерти Анна бежала уже в двух кварталах от того перекрестка, где только что был похищен полковник Штайнер. Периодически останавливаясь, она судорожно дышала и искала безумными глазами лишь одно: адрес Модель-штрассе,12.
И вот, спустя пять минут вожделенная надпись мелькнула перед Аней. Вот он, небольшой двухэтажный кирпичный дом, на углу табличка: Modell-Schtrasse, 12. И над входом вывеска, гласящая, что здесь располагается фарфоровая лавка, принадлежащая Рихарду Закеру. Впервые за последние дни Анна испытала неподдельную радость. Недолго думая она ринулась к двери.
Было обеденное время и посетителей в лавке не было. Господин Закер, маленького роста, совсем седой, аккуратный человек с добрым лицом, радушно принял девушку. Накормил, дал отдохнуть, выслушал рассказ о повстанцах и похищении полковника, затем уложил спать в своей комнате на втором этаже и любезно удалился по делам.
Анна не знала, сколько времени проспала, но как только проснулась, сразу же почувствовала, что на нее кто-то пристально смотрит. Девушка открыла глаза и затаила дыхание от страха. Напротив нее, в кресле сидел Мертвый. Его спокойный пустой взгляд, казалось, пронизывал насквозь.
— Ну что? Выспалась? — спросил повстанец, и в голосе его не зазвучало не единой эмоции.
— Что… что такое… — Анна поморгала и помотала головой, будто думала, что все это сон. — Где господин Закер.
— Его здесь нет. — как-то таинственно ответил Мертвый и, встав, подошел к кровати.
— Что ты с ним сделал? — вскочила в постели девушка и прижалась к стене. Она сильно испугалась, так как подумала, что Мертвый убил Закера и теперь пришел к ней, чтобы отплатить за предательство. Но повстанец стоял перед ней, не шелохнувшись.
— Я его и пальцем не тронул… пока. — сказал он. — Давай, нам нужно идти.
— Ни-икуда я не пойду. — окрепшим голосом ответила Анна, все сильнее прижимаясь к стене.
— Хм, я знал, что ты так скажешь. — кивнул Мертвый и достал из-за пояса маленький прямоугольный листок плотной бумаги. — Взгляни на это. — он протянул его девушке.
Анна послушно взяла. Это была старая черно-белая фотография. На ней три молодых офицера в форме СС. Стоят радостные, обнимая друг друга за плечи. За их спинами эшафот и ноги повешенных на виселице людей. Скрюченные в предсмертной судороге пальцы, казалось, в последнем усилии пытаются дотянуться до своих палачей. А палачи рады. «Смотрите, какую работу мы провели! Еще десяток мирных жителей болтается в петле!» Ане стало не по себе от этого снимка. Она бы рада его бросить, но не может. Пальцы не слушаются. А глаза, словно приклеенные смотрят на фотографию.
— Посмотри внимательно на человека справа. — произнес тихо Мертвый. — Только внимательно посмотри.
Взгляд девушки медленно пополз по снимку и остановился на маленьком немце, который стоял справа от всех. Анна смотрела долго. И вдруг, словно электрический ток поразил ее тело. Маленького роста, с добрым лицом и аккуратными усиками. Неужели это Закер.
— Ну, что, узнала? — донесся до нее басовитый голос повстанца. — Вот твой хороший и благородный господин Закер. Двадцать лет назад он служил в карательном отряде и убивал мирных жителей, убивал таких как я, таких как твой отец. Так, что ты ошибалась, говоря, что он хороший человек.
— Не может быть. — дрожащим голосом прошептала Аня и отбросила фотографию прочь, словно она самое отвратительное, что когда-либо бывало в ее руках.
— Может, может. — закивал Мертвый. — Пока ты спала, Закер сбегал за угол и позвонил в Гестапо. Он сказал, что у него дома скрывается пособница опасных террористов. Ты можешь, конечно, не верить. Но это факт. А факт самая упрямая вещь на свете. Я проследил за Закером и подслушал его разговор. Поэтому нам нужно уходить как можно скорее.
Анна, пораженная до глубины души, покорно надела туфли и вышла вслед за Мертвым на улицу. От шока она смогла отойти только тогда, когда под ее ногами захлюпала зловонная жижа в канализации Нового Берлина. Все это время девушка шла будто в бессознательном состоянии. «Неужели, — думала она, — неужели в этом мире больше не осталось хороших людей». В этих мыслях была и мольба, и обреченность. Зачем теперь куда-то бежать? Все вокруг хотят использовать Анну, причинить ей боль, уничтожить. Что сделала она такого в своей жизни? Чем заслужила эту участь? Сейчас логичнее было бы задать вслух именно эти вопросы, но непонятно почему Аня сказала совсем другое.
— Что теперь будет с Закером? — спросила девушка и остановилась, устремив свой опустошенный взгляд себе под ноги.
— Ничего хорошего, надо полагать. — ответил тихо Мертвый и, обернувшись, тоже остановился. — Особенно, после того, как Гестапо не обнаружит тебя в его доме.
— Жалко его. — тихо произнесла Аня. Она вот-вот готова была заплакать.
— Зачем жалеть того, кто готов был отдать тебя на съедение? — покачав головой, сказал повстанец в повязке и подошел к девушке. — Странная ты. Он предал тебя, а ты его жалеешь. Вон, даже зарыдать готова.
— Я не из-за этого плачу. — Анна посмотрела на Мертвого. Ее глаза блестели от выступивших слез, которые, стекая, оставляли на ее щеках влажные дорожки.
— Тогда почему?
— Простите меня. — вдруг с надрывом, громко сказала девушка. — Я не хотела вас подводить. Я просто думала, что господин Закер хороший человек, честный человек. А он оказался лжецом. Простите меня, пожалуйста. Я не хотела. — и разрыдавшаяся Анна, судорожно всхлипывая, опустилась на колени.
— Бог простит. — сурово ответил Мертвый, не меняя выражения лица, и присел рядом с девушкой. — Ты человек, как и я. А людям свойственно ошибаться. Я не злюсь на тебя. Но надеюсь, что это послужит тебе уроком и кое-чему научит в этой жизни. Я солдат. И как солдат понимаю этого Закера. Он всего лишь гражданин своей страны и он исполнял свой гражданский долг. Но как человек я его понять не могу. И знаешь, мне даже радостно от той мысли, что этого ублю… нехорошего человека повяжут свои же. — и повстанец неожиданно улыбнулся.
Анна знала. Теперь знала. Эта улыбка такая же, как и у Закера, фальшивая и ненастоящая. Но за ней не скрывалось желания навредить, или причинить боль. Это просто была попытка взбодрить, поднять настроение. Мертвый осторожно взял девушку за плечи и легко поставил на ноги. Его руки были холодны как металл на морозе. Но Аня была рада им гораздо больше, чем самому теплому и радушному приему, за которым мог скрываться злой умысел.
Глава 3
Эту ночь Анна вновь провела в подземном логове Мертвых. Но, несмотря на сырость и давящую атмосферу, она спала как младенец. Спала настолько крепко, что не видела никаких снов. Лишь пустоту и безмятежность. Хотя, наверно, в какой-то мере это тоже можно назвать сном. Павел и Мертвый не трогали ее. Они были заняты своими делами. Настолько важными, что абсолютно не обращали внимание на спящую. Повстанцы поминутно выходили и возвращались обратно в комнату. Периодически на недолгое время исчезали за большой массивной дверью, там, где содержались пленники.
Седовласый был очень серьезен. Нахмуренные брови разгладили морщины на его лбу. А складки в уголках рта стали еще рельефнее. Это сразу прибавило Павлу лет 10 и он стал похож на пожилого мужчину, уставшего от этой жизни. Абсолютно седого и чем-то угнетенного.
Мертвый же был как всегда спокоен внешне и внутренне. Он будто бы совсем не умел чувствовать. Будто он и не был человеком, а неведомым существом, без души и сердца.
Когда Анна, наконец, проснулась, то обнаружила, что совсем одна. Массивная железная дверь, скрывавшая за собой неизвестную и до сих пор неисследованную комнату, была приоткрыта. Девушка недолго боролась со своими сомнениями. Встав с дивана, с твердой решимостью в душе, она подошла к этой таинственной двери и заглянула в щелку. Через нее Анна увидела большой зал, размеры которого не смогла себе представить, ибо помещение это утопало в кромешной тьме. Под потолком висело три большие мощные лампы. Они оставляли на полу яркую лужу света, в которой компактно расположились двадцать пять человек. Они лежали на бетонном полу, будто мешки, сваленные в кучу, связанные по рукам и ногам, с плотными повязками на глазах. Аня открыла рот от удивления. Получается «Мертвые» действительно держали здесь пленных все это время. И так много. Но кто эти люди?
Из темноты появилась фигура. Это был Павел. Он молча открыл дверь, взял девушку за руку и отвел обратно к дивану. Появившийся следом Мертвый, лязгнув массивными ставнями, повесил большой амбарный замок.
— Только тихо. — прошипел он.
— Кто эти люди? — испуганно прошептала Анна, отбиваясь от руки Павла.
— Это не люди. — сурово ответил человек в повязке. — Это звери, такие же, как известный тебе господин Закер.
— Они истребляли людей сотнями и тысячами. — возбужденно заговорил Павел. — Женщин, стариков, детей. Всех без разбора! Массовые расстрелы, изнасилования, издевательства! — он почти кричал.
— Седовласый, тише. — окрикнул Павла Мертвый. — Эти люди были профессиональными палачами, и теперь они получат по заслугам.
— Что? — помотала головой Анна. — Вы что, собираетесь казнить их?
— Да. — выпучил безумные глаза Седовласый. — А по-твоему, они достойны другого?! Что ты знаешь о том ужасе, который они вселяли в мирных граждан?! Что ты знаешь о, что они творили с такими как я?! Знаешь, что они творили в моей деревне?!
— В твоей деревне.. — лишь как-то испуганно, в замешательстве сказала Анна и, глядя на трясущегося от возбуждения Павла, села на диван.
— Сколько мне лет по-твоему? — спросил тот успокоившись.
— Пятьдесят? — неуверенно, то ли спросила, то ли ответила девушка.
В ответ она услышала безумный смех Павла.
— Все.. все так говорят… кого я спрашивал о моём возрасте. — борясь с хохотом, произнес Седовласый. — Но мне не пятьдесят. Мне всего лишь двадцать шесть… Да, да, я не на много старше тебя. — закивал он, не обращая внимание на удивленный вид Анны. — Почти твой ровесник. Просто выгляжу гораздо старше своих лет. А когда-то я был обычным мальчиком. Жил себе как все. — Павел с отстраненным видом уселся на диван и продолжил говорить. — Жил в своей родной деревне. В Белоруссии. Недалеко то Гомеля. Мама моя, простой учитель русского языка и литературы, а папа тракторист-механик, золотые руки. Еще были две сестры. Лиза и Маринка. Старшие. Ох, и доставалось мне от них. В общем, хорошо было у нас в деревне… До тех пор, пока война не началась.
Началась война. Мне тогда 4 года было. Папу моего призвали. Да он и сам стремился. Хотел нас защитить… Не смог. Похоронку нам прислали через неделю.
Мама держалась, как могла. Но я уже тогда понимал как ей на самом деле трудно. Тем не менее, я был еще ребенком и ничего не мог сделать. А мои старшие сестры хоть и были уже старшеклассницами и помогали, как могли, но все хозяйство все равно было на плечах моей матери.
Наша армия отступала и вскоре в деревню пришли немцы. Половина жителей ушла в леса и стала вести партизанскую войну. Мы остались и увидели весь тот ужас, который стали творить эти животные, эти нелюди. Они жгли дома, грабили, убивали. Маринку, самую старшую из нас немцы украли среди бела дня, на моих глазах. Я ничего не мог сделать. Лишь только бежал вслед за бронетранспортером и кричал своим тоненьким голоском. А что мог сделать четырехлетний ребенок?.. Ничего.
Через три дня я и Лиза нашли нашу сестренку в овраге, недалеко от деревни, избитую до смерти. Это стало для меня первым ударом. За следующие две недели я не проронил ни слова. Просто ходил, ел, спал и молчал. О том, что Марина найдена мы так матери и не сказали. Не решились. Ей и так было очень плохо.
Постепенно немцы обосновались в нашей деревне. Назначили управляющих из тех местных жителей, которые решили примкнуть к нацистам. Периодически наведывались карательные отряды. Их основной задачей были поиски партизан и их пособников. Но как это бывало и ранее, помимо поисков эти твари занимались еще грабежами, насиловали девушек, издевались над стариками.
Но, даже не смотря на это, народ в нашей деревне держался и духом не падал. Война еще шла. Наши войска еще сопротивлялись. Надежда оставалась. Оставалась до конца 1942 года. Тогда до всех дошла печальная весть. Пала Москва. Советская Армия была разбита. Тогда я смог понять только одно, что это очень плохо. Но теперь-то я знаю точно. Тогда произошла катастрофа. Бедствие неописуемого масштаба. Фрицы ходили довольные как никогда. Всюду расклеили агитационные листовки, гласящие о победе Третьего Рейха, повествовавшие о доблести и о мужестве нацистских солдат, и о трусости наших бойцов. Короче, немцы всеми силами пытались унизить нас и превознести себя.
Наступил 1943 год. Его мы встретили жителями уже не оккупированной Белоруссии, а Западной Резервации №3. Половину деревень просто уничтожили, а людей согнали в оставшиеся поселения. Обрабатывать землю нам не позволяли, и постепенно начался голод. Весною не стало Лизы. Я и моя мама теперь остались вдвоем. Соседка, одинокая старушка, видя беспомощность и подавленность моей матери, взяла нас к себе. Втроем жилось гораздо легче. Но на душе все равно было тоскливо и ненастно.
Летом в окрестных лесах неожиданно объявились партизаны. Хорошо вооруженные и организованные. Кое-кто поговаривал, что это неуничтоженные остатки Красной Армии и, возможно, даже те, что защищали Москву. Они совершали дерзкие вылазки, устраивали засады, пускали под откос поезда. Ни одна из предпринятых нацистами операций по уничтожению партизан не увенчалась успехом. За три месяца было убито или поймано всего шесть человек. Допросы пленных никакой информации не давали. А публичные казни наоборот, не пугали жителей моей деревни. Зная, что в окружающих лесах хозяйничают наши, люди воспряли духом. Немцы быстро поняли, что дело пахнет восстанием и прибегли к жесточайшим мерам подавления. Началась серия показательных расстрелов мирного населения. В деревню прибывал карательный отряд. Отбирали сто человек из жителей и убивали каждого пятого. Причем фрицам было абсолютно все равно кого брать. Расстреливали и женщин, и детей, и стариков. Любого, кто оказывался пятым. В общем, как-то раз на такую казнь попал и я.
Одним ранним утром, спустя пару дней после очередной дерзкой вылазки партизан, в дверь нашего дома постучали каратели. Без лишних разговоров они забрали меня и бабу Клаву, нашу соседку-сожительницу. Моя мама в это время спустилась в погреби потому не попала в руки фрицев. Даже представить себе не могу, что с ней было, когда она обнаружила, что нас забрали. Странно может быть, но тогда это волновало меня куда больше. Даже не смотря на грозивший мне расстрел. Что тогда с меня можно было взять? Я был ребенком, несмышленым и неразумным. Хотя, в той ситуации, наверно, наивное неведенье было лучше трезвого осознания происходившего.
Нас отвезли к опушке леса, к одному из тех мест, откуда иногда начинали свои атаки партизаны. Построили в шеренгу. Человек сто. Не меньше. Вдоль нашего строя прошел невысокий немец и четко, зычным, слегка картавым голосом отсчитал каждого пятого. «Ein, zwei, drei, vier, funf! Ein, zwei, drei, vier, funf!..» Он повторял эти слова, раз разом и каждый раз в конце указывал на очередную жертву. «Раз, два, три, четыре, пять…» Для меня это стало подобием страшного заклятия, произносимого злым волшебником. Я стоял в этой проклятой шеренге и испытывал такой страх, что сердце моё действительно могло выскочить из груди. А немец этот все приближался, неумолимо и хладнокровно отсчитывая до пяти. Он прошел мимо меня, сказав «vier». Я оказался четвертым. Не повезло тому старику, который стоял после. Он стал очередным «пятым».
Потом был расстрел. Но я его почти не помню. В памяти лишь хлесткий стрекочущий звук автомата и беззвучно упавшие тела казненных. После этого картавый немец повернулся лицом к лесу и долго что-то кричал на ломанном русском. Но я и этого не запомнил. У меня был шок. А как иначе мог себя чувствовать тот, кого смерть только что обошла стороной, немного подышав в затылок? Меня трясло от ужаса. Ноги отказывались повиноваться, и я не мог сделать ни шагу. Если бы не баба Клава, то мне бы точно пришел конец. Она взяла меня на руки и словно безвольную куклу принесла обратно домой. Моя мама, обезумевшая от моего исчезновения, бросилась ко мне и принялась целовать меня, то смеясь, то обливаясь слезами. Её плач вернул меня в сознание и за следующие четыре дня я постепенно пришел в норму.
А партизаны не сдавались. И это продолжало злить фрицев. Но никто в деревне и не смел ругать наших. Все наоборот понимали, что это война. Война, как для партизан, так и для нас. В конце концов, они сражались за таких же, как мы. Ведь помимо нас были и другие деревни, захваченные уже, или еще не захваченные.
А нацисты все злились. Как пчелы в улье.
Через неделю меня и мою мать повели еще на один расстрел.
И вновь набрали примерно сто человек, как и в прошлый раз. И вновь нас поставили в шеренгу. Все тот же невысокий картавый немец отсчитал каждого пятого. Мне вновь повезло. Я оказался первым. Моя мама второй. Но от этого не было легче. Я вновь обезумел от страха. Казалось, что если со мной повторить такое еще раз, то мой рассудок точно не выдержит. Если бы не моя мама, то неизвестно что бы было. Ее спокойствие и молчаливая гордость вдохнули в меня новые силы. Я вдруг понял, в свои пять лет, что я своего рода тоже солдат, сражающийся на этой войне. Только если одни бойцы идут в атаку на противника, то я из тех, кто должен выдерживать удары этого самого противника. Я стал считать, что это моя задача, мой долг. Может быть, это звучало смешно из уст ребенка, но эти мысли помогали мне выносить все те испытания, которые приготавливала мне судьба. А она подготовила мне еще один подобный показательный расстрел. Но как ни странно это меня уже не пугало. За один короткий промежуток времени во мне многое изменилось. Можно сказать, что я повзрослел за несколько дней на несколько лет.
Нас вновь привели на ту злосчастную поляну на опушке леса, где уже возвышались два холмика, — могилы тех, кого убили в прошлый раз. Я смотрел на них без страха. Почему-то мне было все равно, расстреляют меня или нет. Но это не значило, что я шел как корова на убой. Нет. Я знал, что это казнь. Что нацисты просто, таким образом, шантажируют партизан, вынуждают их сдаться. Они поступали подло. И это разжигало в моей душе ненависть к врагу. Ненависть, которая помогала мне не сойти с ума, не прятаться в себя, будто черепаха в панцирь.
Нас рассчитали с одного до пяти. Я оказался четвертым. Мне снова повезло… А моей маме нет. Она оказалась пятой. Один из немецких солдат хотел вывести ее из шеренги, но я, понимая, что сейчас произойдет, уцепился в мамину руку что было сил. Я кричал и брыкался. Я не хотел, что бы мою маму убили. На подмогу первому солдату пришел еще один. Он смог разжать мои пальцы и что есть силы, отбросил меня в сторону. Я упал в какую-то грязную лужу в колее оставленной грузовиком. Там было довольно глубоко. Я чуть не захлебнулся, угодив лицом в липкую жижу. Пальцы рук и ноги скользили, встать никак не получалось. Каким же беспомощным я был в тот момент. Но гораздо больше меня пугало то, что я ничем не могу помочь своей маме. Я кричал, хрипел, звал ее. Я не видел что происходит, потому что в мои глаза попала грязь. Как же я ненавидел этих фрицев в тот момент! Как я ненавидел самого себя!
Внезапно раздался стрекот автоматов. Я замер на секунду, пытаясь понять, показалось мне это или нет. Потом, с какой-то удвоенной, утроенной силой я стал пытаться выбраться из колеи. Наконец я смог это сделать, затратив огромное количество сил и времени. Едва прочистив глаза от липкой грязи, я замер будто статуя. В десяти метрах от меня, возле земляного вала лежали тела расстрелянных людей. Среди них была моя мама. Не могу сказать точно, понимал ли я в тот момент, что моя мама мертва. Я просто подошел к ней, сел рядом и взял ее руку. Еще теплую, напоминавшую о том, что несколько минут назад моя мама была жива. Я ясно помнил ее нежный уставший взгляд и ту любовь, что исходила от него. Теперь же этой любви я не ощущал. Вот чем была для меня смерть в тот момент, — отсутствием любви.
Я долго сидел возле тела моей мамы. До тех пор, пока всех не разогнали по домам, а казненных не стали хоронить. Меня вновь с трудом оттащили в сторону, не смотря на все мои протесты. А мою маму вместе с остальными бросили в общую яму и спешно забросали землей. Каратели уехали, сделав свое дело. А я остался лежать на кургане, бывшим братской могилой для моей мамы и еще девятнадцати человек. Я рыдал и проклинал в душе всех фашистов. Как же я их в то момент ненавидел.
Под утро за мной пришла баба Клава. Она отвела меня домой и постепенно привела в порядок. Точнее попыталась сделать это. Вряд ли у нее теперь это получилось бы. Особенно после казни моей мамы. Для меня многое изменилось. И еще многому предстояло измениться.
За следующие две недели немцы устроили еще два показательных расстрела, на которые, кстати, я уже не попал. А для лучшей наглядности они разорили и сожгли дома казненных людей. Видимо это и стало последней каплей. Партизаны сдались. Они понимали, что фашисты не остановятся, что скорее они сравняют с землей все деревни в резервации, вырубят под корень все леса и высушат все болота только чтобы добраться до сопротивлявшихся. Вот они и сдались. Сделали это ради нас. Боролись ради нас, ради нас и сдались. Но зачем тогда погибли все эти люди? Зачем погибла моя мама? Только лишь для того, чтобы все так кончилось? Именно тогда я и поседел. За одну ночьстал старше лет на сорок. В то же время родилось и мой второе «я». Седовласый.
В общем, я прожил в резервации еще лет десять. В день, когда мне исполнилось шестнадцать, я в последний раз побывал на могиле мамы, где поклялся отомстить за ее смерть. К себе в деревню я больше не возвращался. Теперь мой путь лежал на восток. Туда, где фашисты строили Новый Берлин. Там я и повстречался с Мертвым. С тех пор мы вместе. — Павел достал сигарету и слегка дрожащей рукой ткнул ею себе в губы.
— Значит вы вместе уже почти десять лет? — немного подумав, спросила Анна.
— Да. — ответили ей оба повстанца.
— И все это время вы были здесь?! — удивилась девушка.
— Да. — кивнул Мертвый. — Обживали старое метро, присматривались к ситуации, планировали действия.
— Мы замыслили такое дело, от которого местные власти и весь Берлин на уши встанет! — злобно произнес Павел. — Мы хотим, чтобы ни одна сволочь в этом проклятом городе не могла чувствовать себя в безопасности. Мы устроим показательную казнь. Такую же казнь, как те, которые Фридрих Штайнер, главный надзиратель Белорусской резервации, устраивал в моей деревне.
— Штайнер? — помотала головой Аня. — Это же тот самый человек, которого я помогла вам схватить.
— Так точно. — по-военному ответил Мертвый. — Там все такие. — и он показал рукой на массивную железную дверь. — Начальники карательных отрядов, палачи, надзиратели концентрационных лагерей.
— Раньше они казнили других. Теперь пришло время им самим пойти на эшафот. — и взволновавшийся внезапно Павел, вскочив с дивана, убежал в соседнее помещение, к пленникам.
Анна же еще пару минут сидела не двигаясь. Она обдумывала ту историю, которую только что услышала от Седовласого. А ведь чем-то она похожа и на историю ее детства. Но за одним исключением. Того, что было Анна почти не помнила. Слишком маленькой она была. А Павел помнил и многое понимал.
Девушка посмотрела на Мертвого. Тот стоял в углу, устремив свой взор в потолок, будто думая о чем-то важном.
— Надеюсь, ты теперь хоть немного понимаешь нас? — спросил он вдруг.
— Да. — кивнула Анна. — Я тоже потеряла всех своих близких и родных в детстве.
— Ну, вот видишь. — присев рядом с ней сказал Мертвый. — Ты тоже, как и мы, многое потеряла из-за них. — и человек в повязке кивнул в сторону массивной железной двери.
— А ты? — внезапно спросила девушка и посмотрела на Мертвого взглядом полным настойчивости. — Ты что-нибудь потерял в своей жизни?
— Придет время, узнаешь. — мрачно ответил тот. — Пошли. Нам пора.
Глава 4