Рисунок Ирины Телесовой «Автопортрет»
В оформлении обложки использованы авторские работы Ирины Телесовой из цикла «Каменные истории»
Телесова И. В.
Мы встретимся в апреле… Стихи, сказки. 2021.
* * *
— Родиться лучше всё-таки весной, под шум ручьёв, весёлый стук капели.
— А где мы встретимся?
— Мы встретимся в апреле, звенящем сотней птичьих голосов.
— Как будем жить?
— Мы убежим в июнь. Вся наша жизнь — одно большое лето — так много в ней любви, тепла и света! И дверь свою закроем на засов.
— А где наш дом?
— Дом будет в сентябре. В опятах пень, как рыжий нос в веснушках. Мы травами набьём свои подушки и строчками стихов украсим день.
— А где мы будем спать?
— Для сна — февраль. Медвежий, лютый, ветреный и снежный. Но для двоих зимующих он нежный. Давай всё время вместе зимовать.
— Ну а потом?
— Всё повторится вновь. Рожденье, встреча, жизнь, любовь и вечность. И нежных душ влюблённых бесконечность. И быстротечность с правом на любовь.
* * *
Последний этаж. Крыша — дома макушка.
Под крышей — окно. За окошком — кормушка
Для птиц всех размеров, пород и мастей.
Чтоб больше слеталось к обеду гостей,
Орехов и ягод я им насыпала,
Прибила кусок несолёного сала.
Из конского щавеля, чертополоха
Вязала букетики (кушали плохо).
Арахис, боярышник, вишня, брусника,
Подсолнух, желток, бузина, костяника…
Когда прилетал незнакомый субъект,
Я в гугле искала — что ест, а что нет.
В то утро не клёст, не снегирь, не ворона —
Сидел на кормушке детёныш дракона.
Озябший малыш, с перепонками лапы,
Один в целом мире, без мамы и папы.
Схватила в охапку, укутала пледом.
Списалась по вайберу с бывшим соседом,
Металась по сайтам, звонила с айфона:
«Ребята! Скажите, чем кормят дракона?»
А люди смеялись, а люди шутили,
И пальцем над ухом, наверно, крутили.
А я почесала Дракошу за ушком,
Включила мультфильм и купила игрушку,
Крупы, апельсинов, яиц и печёнку —
Питанье хорошее нужно ребёнку.
Для кашек и фруктов объёмный смеситель,
Подумав, добавила огнетушитель.
Дракон подрастает и кормит синичек,
Бродячих котов и зимующих птичек.
Кто сам позабытый сидел за окошком,
В беде не оставит ни птичку, ни кошку.
А что у стола перегрызаны ножки,
В подпалинах мебель и чёлка (немножко),
И голос его по ночам слишком громок…
Так что Вы хотите? Он просто ребёнок!
Теперь уж весна, он подрос и летает.
Пойду собираться. Сказал, покатает.
ЛУННЫЙ КОТ
Луна как круглый глаз большой совы,
И ночь вздыхает шёпотом листвы,
И листья тихой стайкой рыжих птиц
На землю упадут, как сон с ресниц.
Я видела (а, может, снилось мне?),
Как рыбки лунные водили на стене
Причудливый нездешний хоровод,
И наблюдал за ними Лунный Кот.
Он пах туманным дымным молоком,
И шерстку лунную шершавым языком
Вылизывал, совсем как кот земной,
И вёл беседы тихие со мной.
Про то, что он пришёл сюда с Луны,
С её обратной, тёмной, стороны.
И нет других путей, дорог, мостов,
За исключеньем зыбких лунных снов,
Попасть туда, где Лунные Коты
Макают в чудо длинные хвосты
И варят серебристый лунный свет.
Ведь всякий знает, что чудесней нет
Основы для осенних сладких снов,
Что слаще мёда, сказки и блинов.
И кашеварят Лунные Коты
У пламени серебряной плиты.
Там каждый Кот — чудесного адепт,
И сны разны на вид, на вкус, на цвет:
То сладкий, как густая карамель,
То свежий и холодный, как метель,
То звонкий леденцовым монпансье,
То нежный, как печенье финансье,
То тихий летний с шёпотом травы,
То сон осенний с запахом листвы.
Хранят их все в подлунных погребах,
В пучках, горшочках, склянках и мешках.
Тебе оставлю, осень ведь длинна,
Чтоб по ночам не маялась без сна.
Уже светает, должен я идти.
Спи, девочка, спи, маленькая. Спи.
ПАНИ ИРИНА
Пани Ирина
Пишет картины,
Вяжет для куклы берет.
Вместо Тотошки — серая Кошка.
Пани Ирине шесть лет.
Ветер вдогонку,
Коленки в зелёнке,
Старенький велосипед.
Платье в колючках,
На шее — ключик
К дому, которого нет.
Тонкие ножки
По жёлтой дорожке,
Полный бидон молока.
Для птичек — крошки,
Бидончик — для Кошки,
А для мечты — облака.
СТАРИК И КОШКА
Старик повстречал незнакомую Кошку:
«Вы как, дорогая?» «Продрогла немножко.
Но, в общем, терпимо. Бывает и хуже,
Когда толстым льдом покрываются лужи.
А Вы как? — спросила учтивая Кошка. —
Я раньше Вас часто видала в окошке.
Горел до утра в Вашей комнате свет,
Вы тяжко вздыхали и кутались в плед».
Сердечком озяб и душою простужен,
Но каждый на свете кому-нибудь нужен.
И вместе смотрели на снег из окошка
Счастливый Старик и счастливая Кошка.
* * *
— Ты будешь всегда со мной?
— Нет.
— А где же ты будешь потом?
— Я стану Дождём. Я буду в окошко стучать, и снова мы будем вдвоём…
— А потом?
— Я стану Ручьём. Ты камушки будешь искать, замёрзнешь, вернёшься домой… И я стану Огнём. Ты сядешь к камину, протянешь мне руки… Я буду Теплом. Согрею ладошки, холодные щёчки… Приду к тебе Сном. Уютным урчащим пушистым огромным щекотным Котом…
— А потом?
— Я Солнечным Зайчиком утром вернусь к тебе в дом… Спи! Ночь за окном.
Мы вместе.
Вдвоём.
* * *
Ветер и дождь, я привычно бреду по лужам,
Храбро сражаясь с желанием их промерить.
Мокнет на лавке медведь — никому не нужен,
Пуговки грустно глядят на мордашке зверя.
Плюшевый, старый, давно оторвали лапу,
Пуговки разные — видно не раз пришиты.
Будет дружок, заберу, посажу под лампу.
Все мы когда-то бываем людьми забыты.
Каждый ребёнок помнит, как был звездою.
Знает, что он бессмертный, бесстрашный, сильный.
Ну а потом… жизнь, работа и всё такое…
Вот мы и дома! Какой ты, медведь, красивый!
Всё расскажу про себя. Отдыхай с дороги.
Я тебя к лампе — поближе к теплу и свету.
Мы полюбили и стали почти как боги,
Пели осанны ветрам, поездам и лету.
Кровь наша — свет и огонь ледяных созвездий.
Ветер мешался с дыханьем земли и моря.
Мы всемогущими были, совсем как дети.
Наша любовь — оберег от любого горя.
Был понарошечный зверь самым лучшим другом.
Слушал, кивал, согревался, светился счастьем.
Тоже, наверное, вспомнил про жизнь другую,
Где нет дождей и потерь, нет обид, ненастья.
Дождь всё идёт, и фонарь за окном мигает…
Нам хорошо, медведь, мы в тепле с тобою.
Только любя взахлёб, человек вспоминает,
Как он умел светить, когда был звездою.
* * *
— Так сколько же дней пролетело?
— Не знаю. Мы встретились в мае, сейчас уже осень.
— Выходит нам семьдесят? Как ты считаешь?
— Мне может и семьдесят. Вам — двадцать восемь.
— Смеёшься. Мы вместе на свет появились. И мир наш — огромное синее небо! А помнишь, как бабочки в небе кружились? И ластились к нам по-щенячьему слепо ручные туманы седыми щенками.
— Я помню — ты плакала. Солнце всходило — щенки исчезали тумана клочками. Ты тонкими листьями небу грозила. А я говорил: «Моя буря в стакане» — и гладил твою золотую головку. А Солнечный Заяц скакал по поляне с цветка на цветок, да так шустро и ловко! Недаром, что тучный. И ты улыбнулась: «Такие пасутся в траве только в мае». Ты с ветром кружилась. Ты к солнцу тянулась.
— Ты всё это помнишь?
— Всё помню, родная.
— Теперь всё иначе: и ветер пугает, и стала седой золотистая чёлка…
— Вам очень к лицу этот цвет, дорогая. Ты самая храбрая в мире девчонка! Нет смерти! Смотри! Только небо и ветер! Мы вместе летим! Видишь?
— Вижу, мой мальчик! Ты самый прекрасный на всём белом свете!
— Я просто влюблённый в тебя одуванчик.
* * *
Я умер вчера, мне было три тысячи лет.
Прожив сорок жизней, пройдя все земные дороги,
Как вы выбиваетесь в люди, я выбился в боги,
Поверив в добро, мотыльково стремился на свет.
Я стал этим светом, звездой путеводной, огнём,
Пылающим сердцем, готовым вобрать все печали.
Но зла и потерь стало больше, чем было вначале.
Я больше бы пользы принёс, если б стал фонарём.
Тогда я стал бурей, весёлым безжалостным ветром,
Раздувшим пожар, погасившим во мраке свечу,
Под стать потерявшему сердце и ум силачу
В порыве безумном сметая миры и планеты.
Потом я смирился, оставил былые мечты.
Бродил в облаках по тропинкам, как горное эхо,
Стал шорохом трав, колокольчиком детского смеха,
Черничной росой на прозрачном крыле стрекозы.
Я был уже древним, минуло три тысячи лет.
Вернулся к началу, пройдя все пути и дороги.
Не зная ни счастья, ни смысла, больной и убогий,
Стал камешком острым, случайно попавшим в штиблет.
В то утро я был как холодный и липкий туман,
Ползущий ужом по булыжникам узеньких улиц.
На краешке крыши, от счастья и страха зажмурясь,
Ребёнок мечтал, как нырнёт в голубой океан
Небесных зверей и погладит всех облачных зайцев,
Кудрявых овечек и тучных пушистых котов.
Я к роли Хранителя-Ангела не был готов,
Но кто-то же должен хранить непосед и скитальцев!
Мне было легко, я смеялся светло и беспечно.
И смыслом, и счастьем наполнились серые дни.
В могуществе мало кто может тягаться с детьми.
Нас двое. Ребёнок и древнее, светлое, вечное Нечто.
* * *
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.