Космический корабль «Бэнавин» в последний раз дрогнул и дюзы его смолкли. Хаэму показалось, что сейчас наступит тишина, и он услышит лёгкое потрескивание остывающего корпуса. Но тишины не было: вокруг Хаэма, словно возбуждённое нервничающее животное, медленно и тяжко ворочались звуки — шарканье сотен ног, прерывистые вздохи, приглушённые, на грани слышимости, вопросы и ответы. Изредка этот негромкий ропот, витавший над толпой перед шлюзовой камерой, прорезáли звонкие голоса детей, но на них шикали, заставляя замолчать, отвечали вполголоса и пытались успокоить, хотя и сами взрослые были сильно взволнованы.
— Ты ничего не забыл, Сэма? — шептала рядом с Хаэмом женщина лет восьмидесяти. — Шахматный кубок взял? А медали? А дипломы? Ты же забыл в каюте письмо с поздравлением премьер-министра! Я так и знала, что ты что-то забудешь… Я схожу, стой здесь, без меня никуда не уходи!
— Лэечка, успокойся уже немножечко, я тебя очень прошу, — устало отвечал ей стоявший рядом мужчина возрастом под девяносто. — Взял я письмо, взял…
— Что ты мне тут рассказываешь?! — шёпотом возмутилась женщина. — Я что, не видела, как оно лежало на столе? Стой здесь, я сказала! И жди меня тут!
— Лэя, я правда взял письмо, оно в чемодане, — так же шёпотом уверял мужчина.
— Не ори на меня, в каком ещё чемодане? — шептала в ответ женщина. — В сером? Или в чёрном? Или в сером с зелёной полоской?
— В сером… с полоской…
— В твоём сером с полоской или в моём сером с полоской?
— В моём сером с полоской…
— Сэма, что ты мне тут опять начинаешь? Этот чемодан тебе укладывала я, там не было никакого письма. Стой тут, я тебе сказала! Я сейчас схожу… И подержи цветок!
— Лэя, я два горшка не удержу, — извиняющимся тоном ответил мужчина. — Я правда взял письмо, я его положил в книгу Тэо, там у меня оно лежит…
Хаэм внезапно понял, что сам он совершенно не помнит, забрал ли он со стола в каюте «Голубую Звезду» — награду матери, служившей в боевом батальоне «Нэфалимовы Львицы». От матери у него остались только три награды: два ордена «Красного Пламени» и медаль «Голубая Звезда». Ордена-то но упаковал — это Хаэм помнил точно, — а насчёт «Голубой Звезды».
Это было так страшно — потерять награду матери, — что Хаэм едва не присел на корточки прямо тут же, возле чемодана, чтобы открыть его, проверить, поискать, а если не найдётся, то бежать обратно в каюту, расталкивая с извинениями всех вокруг, вызывая переполох, панику и недоумённые или испуганные взгляды. Но присесть у чемодана было невозможно — люди стояли слишком плотно, и негде было пристроить цветочный горшок. И Хаэм принялся изо всех сил напрягать память, пытаясь вспомнить, взял ли он «Голубую Звезду» или же та всё ещё лежит в каюте, незаметная и потому забытая на голубом пластике стола. Но вместо этого в памяти его всплыл тот день, когда ему эта медаль досталась, и то, как она ему досталась…
…Был пятый его день рождения, а мать только-только вернулась домой из штаба, куда её вызвали для награждения. Она едва успела поцеловать сына, как заверещал сигнал тревоги системы оповещения, и все замерли, замолчали, обернулись к крошечной вопящей коробочке на стене, уставились на неё с укором, словно бы она была виновата в том, что на орбите Спутника-III опять замечены корабли противника.
Хаэм помнил, как отец судорожно давил кнопки и громко возмущался, почему их подразделение не поднимают по тревоге. А мать ободряюще улыбалась Хаэму и успокаивала, что, мол, папа же остаётся дома, а она скоро вернётся, и они снова будут все вместе, а пока — вот тебе подарок на день рождения, его мне только что вручили, держи и не потеряй, это мамина награда, смотри какая красивая звёздочка, и на каждом из лучиков её — вот здесь, видишь? — написаны названия колоний, все двенадцать колоний…
Хаэм сжимал в ладошке маленькую голубую звёздочку весь вечер, пока не стемнело. У него было много подарков — и от пришедших в гости друзей, и от бабушек с дедушками, — но мамину награду он из рук не выпускал; даже когда все разошлись, даже когда замолчавший вдруг папа укладывал его спать, даже когда Хаэм уже лежал в постели, укрывшись до подбородка одеялом. И даже после этого — когда радостно зашипела, раздвигаясь, дверь входного тамбура, и торопливые мамины шаги к его двери заглушали громкий шёпот: «Ничего, я тихонечко, я только поцелую его, он, наверное, ещё не спит…» Хаэм не спал, и маминому возвращению он очень обрадовался. Но ему никогда не забыть тех скользких и холодных мыслей, что копошились в его голове всё это время, пока мама не вернулась домой.
Ни до того, ни после таких мыслей не было, но в тот день они почему-то захватили его полностью. Потом, конечно, сгинули в небытие, но память о них осталась навсегда.
Он тогда спросил мать, всё ли в порядке, хотя никогда раньше о том не спрашивал. И мать весело улыбнулась и ответила, что конечно же в порядке, да и как может быть иначе, ведь всё это делается ради мира и покоя на Спутнике-III, и подожди ещё, однажды все войны закончатся и мы вернёмся на Планету, все наши двенадцать колоний со всех четырёх спутников, потому что наша земля — там, и мы обязательно туда вернёмся, чтобы жить, мирно и спокойно…
И вот, много лет спустя, Хаэм и правда туда возвращается. Хотя это, конечно же, странно звучит: возвращаться туда, где ты никогда не был… И едва подумав это, Хаэм вдруг отчётливо и с облегчением вспомнил, как укладывал «Голубую Звезду» в левый боковой отсек чемодана, потому что два «Красных Пламени» заняли в правом отсеке слишком много места, и «Звезда» могла поцарапаться, вот он её туда и положил…
— …Он мне ещё тут будет говорить, что и куда он положил! — продолжала возмущаться женщина рядом с Хаэмом. — Ладно, пусть письмо премьер-министра потеряется и тебе потом будет стыдно, когда за него спросят… Где дети? Ты куда дел детей?
— Лэечка, они во-о-он там стоят… с внуками…
— Не ори так, Сэма, люди смотрят, неудобно… С чьими внуками? Со своими внуками или с нашими внуками?
— Со всеми вместе…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.