18+
МОЁ СОЗИДАНИЕ

Бесплатный фрагмент - МОЁ СОЗИДАНИЕ

Рассказы, статьи, стихи и песни...

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее

Объем: 386 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Созидание — это самый приятный труд в мире! Им нужно заниматься — это очень здорово!


(Владимир Селиванов, гр. «Красные Звёзды»)

ОБ АВТОРЕ

Алексей (Доцент) Кумачёв

Алексей Валерьевич Кумачёв (творческий псевдоним Алексей Доцент), родился 1.10.1977 года, в тогда ещё советском городе Ленинграде. Родился он в семье обыкновенных рабочих — отец Валерий и мать Галина работали слесарями механосборочных работ в одной бригаде, на Пролетарском заводе.

Самое первое испытание, которому подвергся ещё не родившийся малыш — было его имя. В советские годы выбирать имена детям согласно православным традициям было, мягко говоря, не слишком модно, поэтому родители зачастую обходились собственными силами.

Примерно за месяц до рождения мальчика, мама Галя захотела дать сыну имя Эдуард, Эдик, но папа Валера, будучи интеллектуально более развитым человеком, и предвидя наперёд жизнь своего сына с таким «брендом», воспротивился этому, и предложил свой вариант — Алёша. Ведь, как ни крути, а Алёшенька — мальчик хорошенький! Но Эдик же, простите…

Рос мальчик Алёша обыкновенно, ни чем особенным себя не проявлял. Как и все дети, был иногда послушным, иногда нет, ходил под стол пешком, рисовал на обоях, играл в игрушки, катался на санках…

Более-менее плотно чтением Алёша увлёкся уже в школьные годы, в классе, наверно, четвертом-пятом. Хотя, свою первую книгу — «Дюймовочка» Г. Х. Андерсена, он прочитал ещё лет в пять.

У Лёшиных родителей была большая книжная полка в три ряда (мама очень любила читать), где мальчик нашел для себя ряд фантастических книг, преимущественно отечественных писателей. Это были: А. Беляев, И. Ефремов, Г. Мартынов, А. Шалимов и другие.

Примерно в то же время Алексей обзавелся любимым занятием — они с другом стали придумывать на бумаге разные фантастические миры, в главных героях которых нашли своё отражение персонажи прочитанных ими книг и просмотренных голливудских фильмов.

Именно тогда и попробовал Алексей впервые написать свой первый рассказ, а точнее пересказ одного из эпизодов знаменитых лукасовских «Звёздных войн». Дебютная «повесть» была создана меньше чем за две недели, уместилась на трёх тетрадях по 96 листов каждая и даже имела авторские иллюстрации.

Параллельно с фантастикой Алексей увлёкся и наукой о космосе — астрономией, которую, к сожалению, в его школе не преподавали. Парню пришлось изучать её самостоятельно — дома, доставая необходимые книги в районной библиотеке.

Увлечение фантастикой и звёздами у Алексея продлилось вплоть до окончания школы в 1992 году. Хотя, сказать по секрету, Лёша и сейчас иногда возвращается к своему сохранившемуся до сих пор «Большому Космическому Архиву», и что-то там делает. Кто знает, может быть он готовится написать свой глобальный фантастический роман.

Затем дали знать о себе последствия падения великого СССР — пришли лихие 90-е, и творческая составляющая Алексея стала протекать вяло. В то очень трудное для страны время, Лёха, будучи подростком, счёл для себя весьма привлекательным разгульный образ жизни: пиво, водка, сигареты, девочки, подвалы и группа «Сектор Газа».

В «подвальный» период Лёша и обзавелся своим прозвищем «Доцент», в большей степени из-за того, что любил рассказывать друзьям что-нибудь суперумное, почерпнутое ранее из научных книг. Как мы видим теперь, это прозвище очень прочно к Алексею прижилось и даже переросло в творческий псевдоним.

Пьянки-гулянки у Доцента продолжались почти три года. К счастью, в декабре 1995-го Алексея призвали на срочную службу в армию, в город Калининград, где, оттачивая азы караульной службы, он начал сочинять стихи.

У демобилизованного осенью 1997 года Доца увлеченность поэзией не только не угасла, но и стала активно находить своё развитие. Именно в период с 97-го по 2003-й годы была написана лучшая часть поэтических произведений Алексея Доцента. Большое влияние на его поэзию оказала, конечно же, любимая музыкальная группа «Сектор Газа», в частности — творчество её лидера Юрия (Хоя) Клинских.

Из Вооруженных Сил РФ Лёша привез домой две толстые тетради своих стихотворений, чем неслыханно удивил родителей и ждавших его на гражданке друзей. К несчастью, обе тетради вскоре были утеряны (чрезвычайное происшествие во время пьянки), однако Доцента это не сломило, и самые яркие произведения были им быстро восстановлены по памяти.

В 2006 году, когда у Доцента появились компьютер и интернет, его творческая деятельность перешла с бумажных носителей на электронные, а тетради и шариковые авторучки были заменены на монитор и клавиатуру.

Год спустя Алекса каким-то ветром занесло в ряды знаменитой жириновской партии ЛДПР. Зачем? А фиг его знает. Это вообще отдельная и весьма длинная история, итогом которой стало изгнание Доцента оттуда, да такое, что сам координатор приезжал к Алексею домой, чтобы забрать партийный билет.

Думается, что таким образом наш Алексей Доцент себя тогда активно искал, однако где-где, а в питерском штабе Владимира Вольфовича это делать было совершенно бесполезно. Ведь говорят же, что очень трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате, тем более, если её там нет.

В 2009 году, освоив социальные сети и прочие интернет-инструменты, Алексей основывает Молодежный проект ГАЗРАДИО — интернет-радио, посвященное памяти Юрия Хоя (лидера гр. «Сектор Газа»). За три года существования проекта, часть поэтического креатива Алексея была замечена людьми, связанными с рок-музыкой, и некоторые произведения превратились в песни.

В период с 2011-го по 2013-й годы Доцент не прошел мимо и различных оппозиционных мероприятий, которые в то время росли в нашей стране, словно грибы после дождя. Тогда Алексей снова попробовал себя в прозаическом стиле и нашел, что получается он у него не хуже, чем поэтический.

В те годы Доц вспомнил, что с одной из оппозиционных партий России его однажды кое-что связывало. Пусть эта связь завершилась и неблестяще, но и времени с тех пор уже прошло достаточно много. Недолго думая, Алексей написал выпускающему редактору партийной прессы ЛДПР письмо, к которому прикрепил несколько своих художественно-публицистических произведений. Этот шаг для Лёхи оказался небезрезультатным — почти все произведения Доцента были опубликованы в журнале партии.

В 2014 году Доцент плотно занялся составлением своей домашней библиотеки, а также реставрацией и куплей-продажей редких книжных изданий. Эта деятельность, конечно, не делает Лёху «богатеньким Буратино» (скорее даже наоборот), однако дружба с книгами всегда приносила огромное удовольствие для его ума и души.

Что же касается денег, то их наш Доц зарабатывает и так, сборщиком металлических конструкций на заводе, где работали его родители.

Конец 2017 года подарил Доценту идею написать биографический роман о проекте «ГАЗРАДИО», что и положило начало его активной деятельности над выпуском собственных книг.

В настоящий момент Алексей работает над несколькими литературными проектами, которые, по мере своего завершения, будут выходить в свет в виде электронных и бумажных изданий.

А пока всё. Более подробную автобиографию Доцент когда-нибудь напишет сам, в мемуарах.

Михей Нице

АВТОРСКАЯ КОЛОНКА

Всем доброго времени суток!

Меня зовут Алексей Доцент, и перед вами книга, представляющая собой литературный сборник, в который включены все мои сочинения за 1997—2021 гг. В нём вас ждут произведения совершенно разных жанров и стилей — рассказы, статьи, стихи и даже песни, среди которых вы наверняка отыщете продукт, соответствующий вашему изысканному вкусу.

Не могу знать наверняка, что будет завтра — обстановка на планете Земля ухудшается день ото дня. В катаклизмах, войнах, пандемиях и прочих ужасах гибнет масса людей! В странах паника и беспредел! Человечество на грани вымирания! Спешу издать настоящие сочинения в бумажном виде с целью сохранения их для поколений не радужного будущего.

Как сейчас вижу: после ядерных бомбардировок на улицах городов разруха, шастают разные кровожадные зомби и мутанты. Глубоко в подземельях прячутся небольшие кучки чудом выживших людей. За долгие годы выживания, они капитально обустроили свои подземные поселения, где есть и жилые дома, и склады, и госпитали с моргами, и даже библиотеки… И вот, на полке одной из таких постапокалиптических библиотек какая-нибудь маленькая любящая читать девочка Яна находит мою книгу, радостно хватает её и бежит, бежит, бежит к своей семье через длинные сырые, кишащие крысами туннели, и кричит: «Смотрите, смотрите, что я нашла! „Моё Созидание“ Алексея Доцента!». И при виде её (книги!), все встают и хлопают… плачут и хлопают… даже мёртвые…

Хааа-ха-ха, да перестаньте вы, блин, шутка это! Всё гораздо проще — представилась мне возможность недорого напечататься, вот я и печатаюсь. Собрал в этой книге все свои, уже изрядно запылившиеся в столе «шедевры», и запихал в одну кучу! И я думаю, что в виде полноценной книги моё творчество сохранится гораздо дольше, нежели в тетрадках, и уж тем более, в интернете.

Обо мне самом, я уверен, вы уже узнали достаточно, благодаря вышеприведенному рассказу моего румынского друга Михея Нице. Осталось вкратце поведать вам о моём творчестве, плоды которого вы здесь найдете.

Как я уже обмолвился выше, в моей книге имеются различные виды литературных произведений. И, конечно же, вас ждут исключительно разные жанры, среди которых вы запросто отыщете привычные для себя: драмы, эротику, боевики, триллеры, катастрофы и даже ужасы. Последнему, кстати, отведено целых два раздела. Каждый раздел книги предваряет авторское вступление, подробно рассказывающее о нём. Кроме того, у произведений, нуждающихся в дополнительной информации, есть свои предисловия и эпиграфы, так что ни кто из читателей не должен остаться в недоумении: «А почему он это написал?!»

Один из разделов книги посвящен литературному творчеству моего родного деда Кумачева Александра Карповича, писавшего с 30-х по 50-е годы ХХ века. Честно сказать, я очень долго к этому шел (так долго, что многие из дедовских рукописей уже стали плохочитаемыми), и в конце-концов сподобился заняться дедом плотно, подключив к делу даже некоторых своих родственников.

Однако в настоящем издании я публикую лишь малую часть произведений Александра Карповича. Работа над оцифровкой и расшифровкой его трудов предстоит очень долгая и кропотливая, а их количество весьма велико, поэтому нами было решено издать дедушку отдельной книгой.

В общем, как-то так… Это была моя авторская колонка.

Ну а начать же я хочу со статьи именно о книгах, и она максимально точно передаст вам моё к ним отношение.

Итак, добро пожаловать в раздел

«СТАТЬИ И РАССКАЗЫ»!

СТАТЬИ И РАССКАЗЫ

Да, друзья, начну я, пожалуй, со своих статей и рассказов, наиболее яркие из которых я решил поместить сюда, в первый раздел этой книги. Часть из моих прозаических трудов уже публиковалась в различных публицистических изданиях: газетах, журналах и на сайтах. Однако, чтобы все вместе и в одном издании — это впервые.

Темы в них затронуты весьма разнобокие, в основном я уделил внимание насущным вопросам российской действительности. О некоторых из них в нашем авторитарном обществе и говорить не принято, и имена называть запрещается — прямо получается какая-то сказка про лорда Волан-де-Морта. Но я возомнил себя бесстрашным волшебником Гарри Поттером и осмелился выплеснуть в мир многое, что происходило со мной и с другими людьми в этом царстве тьмы и порока.

Есть, конечно, среди этих грустных тем и позитивные вещи, пришедшие мне на ум во время моих путешествий в собственное воображение.

Ну что, поехали?

О КНИГАХ

СТАТЬЯ

Дом без книг подобен телу без души!


(Цицерон)

Лично у меня имеется особенное отношение к книгам. Нет, мои родители не были владельцами огромной библиотеки — у нас в доме, как и у многих, была лишь небольшая полочка с классической литературой прошлых веков и парой-тройкой детективов. Да и я с детства не был большим любителем читать. Просто так вышло, что четверть века назад я нашёл в себе творческую жилку — стал писать стихи и прозу, глубоко влился в литературный мир. И теперь любая книга для меня — это вполне одушевлённый предмет, кроме содержания имеющий свою историю и характер.

У книг всё как у людей: они живут своей жизнью, выполняют возложенную на них миссию, имеют или не имеют своих поклонников (это уже как повезёт). Бывают книги талантливые от Бога, получившие свою славу вполне заслуженно, а бывают и откровенно бездарные экземпляры, обязанные своим продвижением богатым папикам или огромному спросу у глупых людей.

Книги я предпочитаю в твёрдом переплёте, так как на мой взгляд, они более надёжны и честолюбивы. Если мягкий переплёт совсем скоро может потрепаться и оставить книгу, простите, с голой жопой, то твёрдый в этом плане более практичен.

Если с книгой подружиться и найти общий язык, то она может быть с вами весьма откровенной — поведает много интересной и полезной информации. Данные, содержащиеся в книге, записаны не только в её строках, но и между ними, поэтому, чтобы узнать от книги ВСЮ заложенную в неё информацию, к ней необходим особый подход — она должна доверять вам.

Любая книга должна представлять собой что-то вполне реальное, которое можно взять в руки, пощупать, понюхать, открыть, закрыть, полистать, с чем можно уединиться, обняться, поплакать, посмеяться и т. д. Именно поэтому электронные книги я считаю холодными и неживыми — чем-то вроде виртуальных друзей, существующих лишь в компьютерной программе. Нет электричества — нет и этих друзей. А настоящий друг, способный в трудную минуту успокоить душу, вывести из стресса, отвлечь от проблем, скрасить досуг, избавить от скуки и чему-то полезному научить, должен быть реален и постоянен!

Все свои книги всегда необходимо содержать в порядке. У них должен быть свой удобный дом — полка, стеллаж. Желательно, чтобы их дом закрывался, как и ваш собственный, тогда и вам и книгам будет уютней и спокойней.

Открою вам один секрет. Когда вы уходите из дома, и в квартире больше никого не остаётся, то в это время книги общаются между собой: говорят друг с другом по душам, делятся информацией. Поэтому они всегда должны находиться в одном месте, а не быть разбросанными по всему жилищу.

Если вы нашли книгу на улице, или ещё где, то обязательно возьмите её домой. Ведь это как потерявшийся ребёнок! Скорее всего, конечно, её выбросили, и вряд ли кто-то будет искать, но от этого ей становиться только больнее. Лишь по укрепившимся моральным соображениям общества и боязни наказания, люди в наше время не выбрасывают на улицу своих детей, во всяком случае не так часто, как книги. И если раньше к книгам относились очень бережно и с любовью, то сейчас для подавляющего большинства — это лишь бумага, запачканная чернилами.

Аккуратно заклейте порванную книгу, постарайтесь почистить грязные странички, высушите их, приведите найденную книгу в более-менее опрятный вид и тогда она обязательно отплатит вам добром в самый нужный час.

Когда вы куда-нибудь надолго уезжаете, например в отпуск, то обязательно возьмите с собой свою самую любимую книгу, или ту, которую вы считаете наиважнейшей в своём доме. Можете взять и несколько книг сразу, если не хотите какую-то обидеть. В тяжёлую минуту они способны помочь вам хотя бы тем, что не дадут сойти с ума от возникших переживаний. Однако случаются и чудеса, о которых взрослые люди стесняются рассказывать друг-другу. Бывает так, что персонажи взятых с собой книг вдруг идут к вам на выручку в трудный момент, зная что вы любите их всем своим сердцем.

Поверьте, книги совсем как люди, а люди созданы по образу и подобию Господа Бога.

В книгах есть Слово — это их душа! Не зря ведь вначале всего было именно Слово и Слово это было от Бога, и Слово было — Бог! Вспомните, как называется самая главная книга нашего мира, книга всех книг, времён и народов? Правильно, БИБЛИЯ — от греческого «bibliov», то есть — КНИГА!

2011 г.

БЕЛЫЙ ГОЛУБЬ

РАССКАЗ

Все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, — и будет вам.


(Библия: Мк, 11, 24)

Красноярский край, глухая деревня, 1996 год.

Проснулся однажды утром старый егерь Иван Карпыч в своей избе на хуторе. На дворе стоял декабрь месяц, а мороз на улице трещал такой, что птицы на лету замерзали. От давно нетопленной печи уже веяло страшным холодом, а бревенчатые стены хаты изнутри покрылись мелким инеем. Из беззубого рта Карпыча клубами валил пар, и создавалось впечатление, что старик курит.

Ещё совсем недавно егерь стал одинок. Его спутница жизни супруга Евдокия Фёдоровна, этим летом представилась Богу. Ей было всего семьдесят восемь, — по сути ещё жить и жить, но инфаркт хватил, когда полола грядки на жаре.

Единственный сын, который у них был, Володя, однажды ступил на неверную тропу, и год назад его застрелили при попытке к бегству в одной из магаданских колоний строго режима.

Все друзья Ивана и Евдокии жили только в этом селе, но они умерли ещё раньше, а их дети и внуки больше в деревню ездить не хотят. А зачем? Глухомань ужасная, добираться далеко. Уж лучше поближе к цивилизации, в городской квартире с удобствами.

Оставался у Карпыча лишь один верный друг — пёс по кличке Шарик, но и ему уже было больше пятнадцати лет. От старости у кабеля уже всё дышало на ладан: ночами его часто тошнило, левый глаз воспалился и почти весь вывалился наружу, повыпадало много зубов, иногда отказывали задние лапы, а также местами облезла шерсть. Хотя в целом, Шарик ещё напоминал собаку… издалека.

Примерно также, издалека, ещё походил на человека и сам Карпыч. Без своей супруги, старик уже совсем потерял человеческий облик: седая борода была не стрижена и её колом стоящие волосы торчали во все стороны, усы лезли в рот, ногти на руках и ногах были как когти у орла, в пору лететь на охоту. Тело егеря уже начало источать едкий запах старости — не мылся и не менял своё бельё Карпыч уже несколько месяцев.

Их с псом телесные неисправности были весьма похожими: спину не согнуть и не разогнуть, ноги едва ходят, руки еле шевелятся и всегда дрожат, зрение из рук вон плохое, а слух… вот со слухом у Карпыча был порядок — слышал он даже, как клопы на потолке сношаются.

Из-за всего этого старческого безобразия на ум егерю приходили лишь одни матерные ругательства, да богохульства, что Господь, дескать, и пальцем не шевелит, дабы помочь одинокому немощному деду.

Карпыч мутным взглядом посмотрел на висящие на стене большие часы с кукушкой — девять утра, и распахнул своё одеяло, из-под которого в комнату выпрыгнули: сперва большое облако пара, следом за ним пёс Шарик, а затем ядовитый старческий смрад.

После этого старик со страшным скрипом опустил свои ноги на леденющий досчатый пол, охая и ахая натянул на ноги валенки, древнюю, как и он сам, фуфайку, и… аж полетел из комнаты через сени прямиком на улицу справлять маленькую утреннюю нужду. Мочевой пузырь у деда держал уже плохо, а не дай Бог, обделаться в такую холодину!

Отворив входную дверь избы, старик и не заметил, что пар с улицы на крыльце так и не возник, ведь уличная температура воздуха была не намного ниже домашней — всего-то 25 мороза.

Чтобы сделать своё мокрое дело, Карпыч даже не пошёл в туалет, находящийся в огороде метрах в десяти от дома, а помочился прямо под крыльцо. Знал дед, чем это может закончиться.

Быстро забравшись обратно в хату, егерь с грохотом захлопнул за собой дверь. Пройдя через сени, он остановился возле комнатной двери, словно что-то вспомнив, затем вернулся на крыльцо и жадно схватил стоявший у стены сучковатый черенок, подобранный им когда-то в лесу, а теперь уже много лет верно служащий тростью.

— Эх, Евдошенька! — с грустью пробормотал дед, зажмурив глаза. — Как скучаю я по тебе, родная!

Ещё несколько лет назад, когда только у Карпыча начинали болеть ноги, они с Евдокией прогуливались по лесу, и супруга обратила его внимание на ровную крепкую палку, лежащую вдоль дороги.

— Вань, — сказала она тогда ему, — а зачем тебе на трость-то деньги тратить? Вона, лежит, очень хорошая. От коры очисти, сучки пообрубай и ходи. Смотри, тут и ручка для тебя удобная имеется. Прямо прелесть!

После смерти любимой жены, эта трость стала для Карпыча необычайно ценной реликвией, которую он старался хранить пуще зеницы ока.

Старый егерь вернулся к себе в комнату и медленно зашаркал в её дальний угол, где уже с полвека висела православная икона «Сошествие Святого Духа на апостолов», подаренная Ивану с Евдокией ещё его родителями. Подойдя к образу почти вплотную, Карпыч уставился на него так, будто хотел просверлить взглядом дыру. Постояв так минут пять, дед глубоко вздохнул, и тихим шепотом начал читать молитву:

— Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь…

Тут молитва егеря резко оборвалась, и он горько зарыдал, закрыв лицо рукавом ватника. Затем, малость оклемавшись, снова поднял на икону свои мокрые от слез глаза и продолжил, но уже своими словами:

— Погибаем мы, Боже, погибаем! Зиму лютую пригнал Ты в наше село. Морозище, вон, аж стёкла на окнах трещат! Все запасы жратвы, что в сельнике, помёрзли. Одни сухари с собакой едим. Околеем мы тут скоро! — Карпыч снова прижал рукав к лицу и стоял так минут десять, всхлипывая и тяжело дыша.

— Ну неужели, Господь, Отцы и Матушка, Вам сложно сотворить одно маленькое чудо!? — закричал он вдруг громко на икону. — Дров у меня полный сарай, но они не колоты. Силы их поколоть Вы у меня отняли! Друзей и знакомых у меня уже нет, что бы пришли помогли — и их Вы отняли! Нанять кого-то, нужны деньги, а их нет! Забрали Вы у меня и сына, а теперь и последнее моё сокровище — Евдокию…

Здесь голос Карпыча сорвался, дрожащей рукой он вытянул из кармана кусок замызганной тряпки, что последние месяцы работала у него носовым платком и, вытерев глаза, продолжал:

— Псина моя, знаете ли, тоже дрова колоть мне не будет! Сдохнет скоро. Так что же делать?! Помоги мне, Боже! Или подскажи! Но, ведь не дождёсся от Тебя и слова! Не верю я, что ты настолько жесток! Мне помирать скоро, знаю, но не такой же жуткой смертью! Али я заслужил её? Так скажи, чем? В «блокаду Ленинграда» со мной играешь? За что? Или я ещё не всё Тебе выисповедал у Епифана?..

Вдруг, осекшись, старик опустил голову и снова громко заплакал. Потом, не поднимая головы, опять заговорил:

— Прости, Отче! Прости, мой хороший! Прошу Тебя, приди ко мне, поговори со мной! Помоги мне, Отец! Дай дожить хотя бы до апреля!

Егерь ещё раз вытер платком глаза, перекрестился, затем, резко развернувшись, зашагал прочь от образа.


Над селом уже давно взошло Солнце, и теперь оно давало такой ослепительный свет, что казалось улица раскалилась добела. Всему виной был снег, месяц назад покрывший двухметровым слоем всю округу. Большая часть домов в деревне уже опустела, и дворы с дорогами не чистил ни кто. Всё это создавало вокруг такую белизну, что можно было легко заработать слепоту снежную.

Тишина же стояла удивительная, слышно было, как трещат от мороза деревья около дома и брёвна, из которых построена изба. В такие холода местные обитатели даже нос из своих хат не высовывают, чтобы не отморозить.

Из двух десятков домов этой деревни, лишь в четырёх ещё кто-то жил. Три жилые избы стояли на самом въезде в село. В них проживали: престарелые Галина и Валерий Назаровы, глухая старушка Тамара Петровна Андреева, а также православный батюшка отец Епифан, тоже очень старый и одинокий. У Епифана прихода не было уже давно, но в своём доме он принимал всех захожан, которые иной раз решались на исповедь.

Четвертый дом — это изба Ивана Карпыча. Она находилась на совершенно противоположном конце поселка и, к тому же, в отдалении. Хутор, по-другому не назвать.

Больше тридцати лет Карпыч проработал в здешнем колхозе егерем. Много леса спас от пожара, ещё больше живности от браконьеров. Вся округа его знала, а некоторые даже боялись. Появлялся он всегда неожиданно, словно из-под земли. Местный лесной массив Иван знал, как свои пять пальцев, его даже иной раз «лешим» величали. А как не стало СССР, так и хозяйство загнулось. Старик же оказался ни кому не нужным, разве что супруге своей любимой, Евдошеньке.

Вслед за колхозом стала умирать и деревня. Уж больно неудобное тут место. До ближайшего крупного населенного пункта — города Норильска — семьдесят километров. Дороги очень плохие, постоянные проблемы со связью (ни радио, ни телевидения, ни телефона). Лавка продовольственная была, правда, но и та уже давно закрылась.

Так что наш старый егерь и в самом деле оказался в очень скверном положении, оставшись один-одинёшенек. И для изменения ситуации хоть на грамм к лучшему, помощь Высших сил ему была просто необходима!


Пёс Шарик скромно жался к небольшой кухонной буржуйке, которую Карпыч иногда протапливал книгами для лёгкого сугрева. От печурки ещё веяло остаточным теплом, едва ощутимым, но для собаки вполне сносным. Шарик зажал между лап большой, но уже изрядно замусоленный сухарь, и тихонько его грыз, иногда поглядывая на своего едва ползающего хозяина.

Иван Карпыч снова вышел в сени, где у него стояло несколько больших мешков с хлебными сухарями, предусмотрительно насушенными Евдокией Федоровной. Хозяйкой Евдокия была более чем хорошей, и именно благодаря ей Карпыч ещё не отбросил с голода свои копыта. Но большая часть всех продовольственных запасов, хранящихся в сельнике, сильно померзла, и чтобы их отогреть и поесть, старику нужно было топить либо буржуйку, либо русскую печь.

Для печи были нужны дрова, а они не колоты. Жечь же большие толстые пни, не влезающие даже в печной зев, было невозможно, хотя их было навезено пол сарая.

Оставалась маленькая буржуйка на кухне, которую старики топили в основном летом, чтобы согреть воду. Сейчас для её топки Карпыч брал книги из большой семейной библиотеки и несколько щепочек, наструганных топориком из огородных кольев. Больше всего тепла давали многотомные сочинения Ленина и Сталина. Как ни крути, а литературные работы этих двух политических гениев, иной раз, могли даже спасти человеческую жизнь. А может, ещё и собачью.


Иван Карпыч, звонко скрепя половицами, прошёл сени и спустился по короткой лесенке в сарай, бывший когда-то хлевом. Войти в сарай в егеревом доме можно было прямо из сеней, что было крайне удобно, особенно зимой. А вот с туалетом, к сожалению, такого придумать не смогли — вероятно придумалка закончилась.

Старик подошёл к небольшой кучке березовых колышков, которых осталось уже штук десять и, держась за поясницу, нагнулся за парочкой из них.

— Ну здравствуй, Карпыч! Звал? — послышался из тёмного угла сарая мужской голос.

Сначала старик не на шутку испугался, стал оглядываться по сторонам, не понимая, откуда доносится звук. Его взгляд невольно остановился на маленьком окошке без стекла в задней части помещения. Размером оно было всего двадцать на тридцать сантиметров, и служило раньше в хлеву дневной подсветкой. Карпыч, было дело, подумал, что какому-то олуху захотелось подшутить над старым дедом, и он ему сейчас кричит в эту дырку со стороны огорода.

— Да тут я, в углу справа, — будто бы читая мысли старика, вновь раздался голос.

Егерь что есть силы вгляделся в мрачную часть сарая, которую Евдокия, в своё время, использовала в качестве стойла, и увидел там, на куче старой соломы, маленькое копошащееся существо, похожее на птицу среднего размера. Однако в том углу пребывал такой мрак, что чётко разглядеть что-либо было нелегко.

— Кто здеся, а? — спросил егерь, и на всякий случай чуток уклонился в сторону, а то вдруг прилетит что-нибудь в голову. То, чему его научило участие в Великой Отечественной, давало о себе знать и в глубокой старости.

— Это я — Бог, а точнее Святой Дух. — ответил ему голос из угла. В следующее мгновение из сумрака на свет вышел белый голубь, и стал крутиться перед Карпычем, чтобы тот рассмотрел его со всех сторон.

— Ну что, Иоанн, — засмеялась птица, расправляя свои белесые крылья. — Теперь видишь меня? Узнал?

— Господи! — вытаращил глаза старик и быстро три раза перекрестился. — Дык, это.., вижу, агась. А узнать-то кого я в тебе должен? Видались уже чтоль?

— Да, виделись уж, и не раз. Только недавно ты перед моим образом стоял и слёзы плакал. А голубем я предстал перед тобой, потому что для твоей души так милее будет. Или ты кого другого видеть желаешь? Так я это… мигом исправлюсь…

— Нет, нет, — стал возражать егерь, замахав руками. — Не стоить… исправляться. Так вполне сойдёть. Значится, ты… Бог-то и есть? То бишь, Святой Дух. А по что мне честь-то такая выпала, тебя ещё при жизни узреть? Или помер я уже? Евдоша, где ты?

— Живой ты ещё, живой, Карпыч, — утвердительно закивал головой Голубь. — Не сейчас тебе ещё с мирскими делами расставаться. Побудь тут ещё малость. А явился я к тебе лишь по милости своей, уж шибко ты слёзно помощи у меня просишь. Жалко мне тебя стало! И вот, решил снизойти, подсобить.

После этих слов Ивану Карпычу стало как-то не по себе. Сразу ему почему-то подумалось о бедняках и больных детках, которые нуждаются в Божией помощи гораздо сильнее его. На дворе сейчас лихие девяностые, и в стране чёрти что творится — люди пачками мрут. И неужели он, старый грешник, каких ещё свет не видывал, заслуживает такой великой почести? Однако сказано же где-то в Писании: «И Я скажу вам: просите, и дано будет вам…».

«Просил я, и вот мне» — подумал про себя Карпыч, а вслух сказал:

— Может быть я уже того, ку-ку, под старость лет-то? Расскажи-ка мне лучше, птичка, про Евдокию мою, и про Володьку мово, что были отняты у меня загодя.

— А что-ж рассказать тебе о них? — молвил спокойным голосом Голубь. — Супруга твоя — душа красивая, без особых загрязнений была, а мелкие же кляксы мы скорым делом отмыли. Ещё при жизни мой ангелок за ней присматривал. Слыла хорошим человеком, в хорошее место и попала. С сыном твоим Володей повозиться пришлось, но и у него сейчас прекрасно всё. Со мной обе эти души.

Егерь скептически поднял правую бровь, но Голубь заметил это и поспешил объяснить:

— А что тебя удивляет? Да, чадо твое выбрало для себя тропу не из лучших, но и вины здесь его не более чем твоей. Чего ТЫ посеял, то и выросло. А вспомни-ка притчу о блудном сыне. По-моему, такие слова там были, когда сын к отцу вернулся: «А отец сказал: оденьте и обуйте сына моего, станем есть, и веселиться! ибо сын мой был мёртв и ожил, пропадал и нашелся…».

Тебя же это тоже касается, дорогой мой. Так что, Иоанн, давай согреем твою промёрзшую хату, а то чего доброго околеешь ты в ней совсем. Будем колоть дрова! Топор-то у тебя есть?

— Есть, Отче, конечно есть, сейчас принесу, — живо закивал головой старик и скрылся в сенях.

Минуту спустя Карпыч появился в сарае вновь, но уже с большим и острым топором в руках. Затем он тяжело опустился на колени и заглянул под лесенку, откуда вытянул большую деревянную колоду со следами старой запёкшейся крови. Давным-давно, когда Иван с Евдокией ещё вели хозяйство, на этом волшебном пне превращались в разные вкусные блюда куры и гуси.

Непонятно, каких дальнейших действий ждал от Голубя егерь, но вдруг встал он перед колодой словно вкопанный и нервно заморгал на птицу своими глазами.

— Ну, что же ты, Ванюша, давай, начинай греться! — кивнул в сторону колоды и дровницы Голубь.

— Дык, как же я рубить то буду? — в изумлении взмолился старик. — У меня же и на пару пней сил не хватит, а топором я, глядишь, и ногу себе оттяпаю, или ещё чего позабористей.

И в следующую секунду Карпыч заметил в себе чудесные перемены. Спина и ноги будто бы совсем болеть перестали и окрепли. Дрожь в руках прошла, а силы в них прибавилось так, что большой и тяжелый топор показался игрушечным. Зрение прояснилось — стал егерь видеть всё гораздо чётче. И даже вроде бы что-то спереди ожило такое, что Ванюша с Евдошей уже лет тридцать назад как похоронили. По всему телу разлилось целое море живительной энергии. Казалось, возьмёт сейчас старик в руки весь мир и перевернёт его вверх тормашками.

— Агась! Даю, Отец! — бодро кивнул Карпыч, поплевал на возмужавшие ладони и, быстро поставив на колоду первый пенёк, хватанул его топором. Пень с единого же удара разлетелся в щепки. Да только не рассчитал с непривычки егерь силу своего удара, и разрубил даже колоду на четыре части.

— Отлично! — засмеявшись, подмигнул старику Голубь. — Продолжаем в том же духе! Только малость я тебе громкости поубавлю, чтобы дело ладилось.

Тут-же колода, словно по велению волшебной палочки, склеилась обратно, стала вновь целёхонькой, без единого шва и малейшей трещинки. А наш новоиспеченный богатырь Иван Карпыч принялся за работу с таким рвением и удовольствием, что аж слегка повизгивал. С быстротой, о которой позавидовал бы бывалый спортсмен, он выхватывал из поленницы очередной пенёк, ловко ставил его на колоду, ударял топором, и четыре ровненькие чурочки летели в сторону.

Минут через пятнадцать старику стало жарко, и он лихо скинул с себя тёплую фуфайку, оставшись в одних штанах и ночной рубашке. По лицу и шее Карпыча тоненькими струйками стекал пот и превращался в ледяные шарики, как только отрывался от тела. Однако старик не унимался, и с необычайной бодростью махал топором всё быстрее и быстрее, не обращая внимания на то, что его ладони стали покрываться большими мозолями.

Количество сучковатых пней в поленнице быстро пошло на убыль. Зато слева от колоды, куда летали уже расколотые дрова, росла огромная куча.

Спустя полчаса работы, густой пар окутал Ивана Карпыча, и он почти полностью исчез в его центре, будто кинул себе под ноги дымовую шашку. Были слышны изнутри только стук топора и натужное кряхтение, а наружу, как из какого-то портала между измерениями, со свистом вылетали деревяшки.

Прошел час. За это время от дровницы почти ничего не осталось, а вокруг Карпыча, а точнее вокруг паровой завесы, вырос большущий дровяной курган.

— Карпыч, — окликнул егеря Голубь. Однако старик был так увлечен работой, что ничего вокруг себя не видел и не слышал.

Тогда, чтобы привлечь внимание заработавшегося Карпыча, птица активно захлопала своими крыльями, тем самым подняв большую тучу многолетней пыли.

— Иван Карпыч! — уже громче повторил Голубь. — Можно остановиться! Дообре!!!

На это раз, заметив возле себя движение и громкий зов, старик замер с поднятым над головой топором.

— Ась? — вопросил он к Голубю.

Туман рассеялся и перед Святым Духом возник образ настоящего русского витязя, замахивающегося мечом-кладенцом на вражину нечистую.

— Я говорю, хватит уже, а то ты сковырнёшься от натуги, — повторила птица, едва сдерживая смех. — Дров мы накололи с тобой столько, что до апреля хватит. А дальше уже видно будет.

И тут Карпыч о чем-то вдруг задумался. Взгляд его потускнел, лицо вытянулось в недовольной гримасе.

«Ах, вот оно что!» — неожиданно подумал старик, — «Какой же я кретин! А ведь я и раньше догадывался, что так всё сложено. Верно, мне только казалось, что я заболел и одряхлел, а на самом деле, довольно было себя лишь понудить, и нашлись все силы! Обман и только!»

Он опустил свой топор, подозрительно сощурил глаза и выпалил:

— Так и где же тут, Дух, помощь-то твоя?

— Как где? — удивился Голубь и указал крыльями на кучу наколотых дров. — Вот она, перед тобой. Сил у тебя прибавилось? Прибавилось. Дрова наколоты? Наколоты. Денег ты потратил на это? Нет. Разве это не помощь?

— «Мы накололи…», — передразнил птицу старик, и следом гневно завизжал, — Так это же я сам всё и наколол!!! Вот они, — и старик протянул к Святому Духу свои окровавленные ладони. — Вот они, мозоли мои от топора! А твои мозоли где?

Голубь сердито надул свой зоб и тихо молвил в ответ:

— А без моей помощи, старик, ты бы этот топор выше своего пупа не поднял. Приглядись и увидишь, что мозоли у меня даже пострашнее твоих будут! Так что иди, Иоанн, топи печь и грейся. А у меня больше нет времени тут с тобой разглагольствовать, дела важные ждут.

Как только сказал Голубь свое последнее слово, так силы Карпыча и покинули. Старость и немощь снова дали о себе знать, будто никуда и не уходили вовсе. Ноги с руками затряслись, спину заломило, аж потемнело в глазах, к горлу подкатил большой и противный ком. Топор вывалился из ослабевших и кровоточащих рук старика, он зашатался и ничком грохнулся на пол.

Громко застонав, егерь нашёл в себе немного сил приподнять голову, чтобы посмотреть на птицу, и увидел, что от лап у Голубя остались только маленькие кровавые обрубки, на которых птаха уже еле держалась.

В ту же секунду Голубь взмахнул своими крыльями и стремительно полетел в сторону маленького окошка.

Глаза Карпыча застелил мрак — он потерял сознание.

Очнулся старик от того, что жутко замёрз. Кроме того, едва живой мочевой пузырь всё-таки капитулировал перед бывшим бойцом «Красной Армии».

— Ох, забодай тебя комар! Обоссался таки! — запричитал старик еле шевелящимся языком. Во рту всё пересохло и меж собой слиплось. — Не вижу ни чаго! Дух, ты где? Погодяй, не уходи!

Но ответа не последовало.

Егерь поднялся на четвереньки и огляделся. Никого. Голубя, как корова языком слизала.

— Эээй! — в отчаянии и, ещё на что-то надеясь, крикнул егерь, но получился у него не крик, а жалкий хрип.

Тут раздался знакомый топот лап по лестничным ступенькам, и в сарае появилось маленькое мохнатое чудовище, радостно машущее своим облезлым хвостом.

— Шарик…

Увидев пса, Иван Карпыч заскрипел всем своим дряхлым существом и поднялся на ноги. При этом у него нарисовалось такое выражение лица, словно он только что сбросил с плеча стокилограммового немецкого языка, которого пронёс без остановки километров двадцать.

Старик грустно глянул в тёмный угол с соломой, где недавно сидел голубь, затем перевёл взгляд на окошко, в которое птица выпорхнула, и глубоко вздохнув, наклонился за охапкой дров.

— Ну что, кабысдох, — прошамкал дед, взяв в руки четыре полена. — Теперича мы с дровами. Кхе-кхе-кхе. Пошли баланду тебе варить, а то, небось, на сухарях уже у тебя кишка кишке кукиш кажет!

Карпыч потрепал собаку за ухом, и следом за ней стал подниматься по лестнице в сени.


До самой весны исправно топилась изба Ивана Карпыча, и не знали они с Шариком больше ни холода, ни дефицита горячей пищи.

Но однажды в апреле месяце, рано утром, к Карпычу приехал почтальон, который всегда приносил старикам пенсию. Он очень долго стучался в дом, но ответом ему на этот раз служила лишь гробовая тишина, не залаял даже егерский пёс.

Почтальон с изумлением заметил, что возле избы старого егеря сегодня чувствовалось какое-то странное умиротворение: не щебетали, радуясь весенним денькам, птицы, не колыхались от дуновений ветерка веточки яблонь и слив, да и дуновений-то ни каких не было — полный штиль и мёртвая тишина. Даже труба на крыше не источала из себя ни единой дыминки, хотя особое тепло в этот край ещё не пришло.

И только удивительно красивый белый голубь сидел на коньке дома, курлыкал и внимательно разглядывал гостя.

А Иван Карпыч, Евдокия Фёдоровна, Владимир Иванович и собака Шарик, в это время были уже очень далеко отсюда. Они шли вместе, по направлению к яркому Свету, где их ждали все друзья. Они были молоды, красивы и бодры. На их счастливых лицах ослепительно светились улыбки, а на душе было очень тепло…

Теперь навсегда, и без дров…

2018 г.

РАСКАЯНИЕ

РАССКАЗ

«Отчего-то вдруг затужил,

Перестал самим быть собой…

Значит, видно, не так я жил,

Раз покинул меня покой?»


(«ВремяДо» — Православная Русь)

Россия, Санкт-Петербург, 1993 год.

Глубокая осень. Ночь. Улица Седова.

— Ну что, Сань, будем ждать на этой остановке? — спросил я у кореша, пытаясь согреть теплом изо рта замерзшие руки. И хотя мой друг был одет ещё легче чем я, да и телосложением он был скромнее, почему-то он чувствовал себя на улице сегодня более уютно.

— Ну да, — ответил Саня, усаживаясь на обшарпанную остановочную лавку. — Давай тут. Палева нету и ночник рядом. Ништяк. Ща какой-нибудь синяк погребет. Доц, дай сигу.

Окоченевшими пальцами я залез в карман своей косухи и достал оттуда мятую пачку папирос «Беломорканал». Выстучав из неё одну папиросу, я протянул ее приятелю.

Время шло. Мы сидели и ждали.

За прошедшие минут сорок, что мы провели на этой троллейбусной остановке, к ночному ларьку подошли только два человека: какой-то молодой парень лет двадцати пяти, купивший сигареты и бутылку Спрайта, а также старик с псиной — он ушел домой со шкаликом «красной шапочки».

Но всё это было не то, что нам нужно. Мы ждали более интересной наживы — солидной литрушки водяры, например, блока «Camel» или «Marlboro», да и чтобы человек денежный был. На вид это сразу можно определить. А что эти два задрота? Мелочью звенели у себя в карманах.

Мы уже начинали изрядно замерзать и терять терпение — одними папиросами не согреешься. На улице температура опустилась, наверное, градусов до пяти со знаком минус. Хорошо, что ещё ветра нету и дождя, как это обычно бывает осенью в Питере. Да и время утекает, а нам бы бухнуть ещё, да в Dendy порубиться. Ночь теряем.

Саня встал с лавки и, пытаясь согреться, затопал ногами, на которые были надеты летние кроссовки.

— Ног уже не чувствую, блин, — громко заскулил он, а затем совсем тихо добавил, — может, пойдем ларёк какой кинем? Нунчаки у меня с собой.

— Ну, с ларьками мы ведь уже завязали после «палевского». Забыл что ли? Я пас. Еле ноги тогда унесли, — возразил ему я.

— Да уж, козёл этот черножопый всю мазу нам тогда обосрал.

— Ага, а могли бы ящик водяры хорошей хапнуть. Да вообще, мы могли бы весь ларь вынести! Эта тёхана даже и пикнуть бы не посмела.

Вдруг на улице через дорогу показался мужик. Он подошел к светофору, с секунду постоял и уверенно шагнул на проезжую часть — машин ночью всё равно почти не было. Перейдя «зебру», человек повернул в нашу сторону, к ночному ларьку. Мы напряглись.

Однако чем ближе он подходил, тем больше гасла наша надежда — мужик оказался преклонных лет, да и весьма беден внешне. Он подошел к ларьку и оглядел витрину. Затем, опасливо покосившись в нашу сторону, постучал в окошечко. Окно открылось.

— Слюшаю вас! — раздался из ларька кавказский акцент.

— Я бы хотел купить у вас «Чёрную смерть» литровую и блок «L&M». Да… а ещё пару бутылок «Балтики тройки», пожалуйста. И сложите всё в ваш пакет.

Мы с Саней удивленно переглянулись. Неужели подфартило? О том, что перед нами пожилой человек, мы сразу же забыли. Какая разница? Если у него есть деньги, значит натырил. Время сейчас тяжелое — с деньгами только те, кто ворует, а кто ворует — те с деньгами. Это касается и нас. А мы не лохи, нам тоже нужны пятаки.

В наших дурных головах уже зрела кровавая мысль. Ну… может быть не такая уж и кровавая. Проводим человека до дома. Наверняка живет где-то в ближайшем дворе, а ночью здешние дворы тихие и темные. В самом мрачном местечке собьем мужика с ног, он испугается и отдаст нам всё. Да пусть даже и начнет орать, хрен с ним, успеем свалить. Гоп-стоп обойдется малой кровью, максимум нос себе разобьет. Всё будет в ажуре, не впервой!

Мы с корешем кивнули друг другу, и с этого момента судьба жертвы была предрешена.

А тем временем мужик уже закончил свои покупки. Продавец приоткрыл дверцу своего ларька с обратной стороны и просунул в нее пакет с товаром — в окошечко он не пролезал.

Я и Саня некоторое время оставались спокойно сидеть на остановке, провожая жертву взглядами. Затем, когда мужик перешел дорогу, мы встали и аккуратно направились следом.

Наученные сюжетами из западных боевиков, да и просто из логических соображений, мы шли за человеком, стараясь не показываться ему на глаза. Действительно, наша жертва направлялась в ближайший двор, который мы знали, как свои пять пальцев. Удача! Двор был всегда достаточно темный, и в ночные часы здесь никогда никого не было. Как и сейчас.

Про холод мы уже совсем забыли. От предвкушения наживы нам стало даже жарко. Не знаю, как у Сани, но в моей голове тогда не было ни одной милосердной мысли, ни одной думы о возможных последствиях.

Опасаясь, что жертва может быстро заскочить в подъезд своего дома (мы ведь не знали, в какой он направляется), я и кореш решили уже действовать.

Как всегда, мне предписывалось валить чувака с ног, так как я был поздоровее. Выскочив из темноты, я мигом нагнал ничего не подозревающего человека и с разбегу толкнул его ногой в спину. Мужик полетел вперед, при этом, находившийся в его руке пакет с дорогими нам «подарками» резко крутанулся вверх и, описав дугу, с размаху грохнулся об асфальт. Я и подоспевший ко мне приятель с ужасом замерли, уставившись на растекающиеся по улице водочные и пивные ручьи.

Какая жопа!

Но мы тут же опомнились и гневно набросились на оторопевшего мужика, который в это время уже перевернулся на спину и, с разбитым об асфальт лицом, пытался закрыться от нас руками.

— Сука, чего так неаккуратно падаешь! — прорычал я. — Давай сюда кошелек! Иначе замочим, гад!

Саня в это время достал из-под своей куртки нунчаки и треснул мужика ими по ногам. Нунчаки кореш смастерил сам — это были два куска граненой стальной арматуры (в килограмм каждая), обмотанные изолентой и скрепленные между собой крепкой цепочкой. Оружие это было мощное, запрещенное, и тоже взятое из иностранных фильмов.

Получив тяжелой граненой сталью по ногам, мужик закричал.

— Не ори, гнида! — цикнул на него Саня. — Давай сюда лопатник и мы свалим. А не отдашь — грохнем!

— У меня н-н-нету денег, — жалобно проскулил мужик. — Что ж вы делаете, сволочи?

— Кто сволочь?! Не звезди, падла — у ларька ты вытаскивал лопатник, у тебя там были бабки, — орал на мужика я и стал пинать его ногами. — Давай сюда быстрее!

Однако к нашему сожалению и ужасу, жертва не подчинилась, а стала истошно орать, что её грабят, звать милицию и людей на помощь.

В панике я и кореш с остервенением накинулись на мужика, желая заставить его заткнуться и быстрее отдать нам деньги. Мы же видели, что у него был кошелек, и нам надо было во что бы то ни стало им завладеть. Водка и пиво разбиты, значит нужно бабло.

Мы принялись колотить мужика со всей дури руками, ногами и нунчаками куда придется: по конечностям, по телу и даже по голове. Но мужик не только ничего нам не пытался отдать, но и почему-то даже перестал защищаться. От очередного удара нунчаками по лицу, руки жертвы беспомощно опустились на землю и он захрипел, а из его носа пошла кровь.

— Ёжкин кот, Саня, стой, он хрипит уже! — схватил я за руку кореша. Приятель остановился.

Наш мозг пронзила жуткая мысль — не переборщили ли мы? Мужик-то уже в годах! Мы невольно осмотрелись по сторонам, и я с ужасом заметил, что в окно дома напротив пялится какая-то бабка.

— Смотри, старуха на нас зырит, — толкнул я Саню в бок, а в сторону бабки зачем-то крикнул. — Бабуль, ему плохо стало просто… Мы мимо шли…

Бабка укоризненно закачала головой и отошла от окна вглубь своей темной комнаты.

Ничего умнее нам не пришло в голову, как усадить хрипящего и истекающего кровью мужика под ближайшее дерево. Опешив от того, что нас спалили, мы мигом умерили свой пыл. Напоследок пройдясь по карманам мужика, Саня отыскал-таки его лопатник и сунул себе в джинсы.

— Всё, сваливаем, Доц, — потянул меня за рукав кореш. — Старуха уже наверное ментов вызывает.

Ещё раз посмотрев на свою, продолжающую хрипеть и пускать кровавые пузыри жертву, мы сорвались с места и побежали из двора вон. Мужик был без сознания и его состояние на тот момент не предвещало ничего хорошего.

Виляя дворами, путая следы, мы бежали в сторону реки Невы. Через пару кварталов я на ходу крикнул:

— Сань, давай разбегаться, ты направо, я налево. Встречаемся через час у тебя.

— Добро, — согласился кореш.

И мы разбежались в разные стороны.


Нам было тогда всего по 16 лет. В стране царили хаос и беспредел. У руля сидел пьяница Ельцин, а почуявшие беззаконие чинуши разбазаривали госимущество направо и налево.

Моих родителей, отдавших родному заводу долгие годы, беспардонно сократили — считай выкинули на улицу. Они потихонечку входили в состояние совершенной безнадеги и начинали регулярно употреблять спирт «Royal», появившийся на прилавках уличных ларьков.

А тут ещё и я подрос, превратился в панка и беспардонно ушел в подвалы, прихватив с собой таких же друзей, музыку в стиле панк-рок, а также бухло и курево.

Что тогда было в наших безмозглых черепных коробках? Да, такой же кризис, как и в стране. Мы видели, что предкам плохо, от чего плохо на душе становилось и нам. Но мы этого не понимали — мы просто хотели уйти от кухонной родительской брани и проблем, потусоваться в компании друзей и подруг, выпить и покурить.

А на выпить и покурить надо было где-то брать денег. У родоков тырить нечего — наши семьи были нищие. Идти работать — это не по-пацански. Да и куда идти? Заводы разваливались, а горбатиться на азеров, грузить им машины с овощами и фруктами… Да, ну их на хрен!

Проще всего наслушаться панк-рока, а потом пойти и кинуть какой-нибудь ночной ларёк на пару пузырей хорошей водяры, или беспечного ночного пассажира, которому этой ночью просто не повезло.

Так было у нас тогда. Не у всех, конечно, но на меня попало, и оттереться от этого долго не получалось.

Шли годы. До поры до времени меня совершенно не тревожило то событие, участниками которого я и мой приятель были в далеком 1993-м году. Я о нем просто не думал.

Конечно же, подобными делами я с того раза больше никогда не занимался, но и сожаления как такового не наблюдалось. Вероятно, это всё из-за беспечной молодости, когда ещё ни о чем, кроме секса и гулянок не думаешь.

Беспечность — худший из врагов!

За этот временной отрезок в моей жизни многое изменилось: я отслужил два года в армии, повзрослел, потерял отца, нашел себе работу по специальности, завёл семью и у меня родился сын.

И однажды, на двадцать пятом году своего существования, в силу некоторых обстоятельств, мне вместе с младенцем-сыном представилась возможность принять таинство православного крещения. Мои родители как-то совсем не позаботились об этом, когда я был маленький. Зато сейчас я делал это по собственному желанию, для себя и своего ребенка, и, казалось бы, в полной мере отдавал себе отчет в происходящем.

Прикоснувшись к Богу и поклявшись Ему нести на себе распятие до конца дней своих, я вдруг ощутил всю тяжесть проступков, до сей поры мною содеянных. Как будто Создатель только и ждал того момента, когда я дорасту до осознания совершенных мной злодеяний и смогу взять на себя за это ответственность.

И мне вспоминается коротенький разговор с крестившим меня протоиереем Петром, когда я спросил его:

— Батюшка, а правду говорят, что во время таинства крещения с тебя смываются все совершенные тобою до этого грехи, и жить становится намного легче?

На что протоиерей ответил мне:

— Грехи смываются — это правда, но жить тебе легче не станет. Скорее наоборот. А для излечения души необходимо раскаяние.

Тогда я особо не задумался над его ответом, хотя и повертел его у себя в голове пару часов.

Так оно и получилось. Время шло и я начал задумываться над тем, как жил до сих пор. Мне стало жалко своих родителей и безумно стыдно за те нехорошие поступки, которые я совершал в отношении них. Я принялся вспоминать многих людей, знакомых мне и нет, которым я порой причинял неприятности и даже некоторые беды.

А затем пришла и самая главная «иллюстрация»!

Перед моими глазами невольно стали возникать образы той злополучной осенней ночи. Очень часто я стал думать о мужчине, которого мы усадили под дерево, и о чьей дальнейшей судьбе мне было ничего не известно. Ясное дело, он уже наверняка умер, даже если и остался тогда жив. Ведь ему на то время было лет шестьдесят-семьдесят, а с той поры как-никак канула ещё десятка. В нашей стране мужики редко живут так долго.

Но, остался ли тот мужик тогда жив?

Очень часто я стал представлять себе ту кровавую сцену, разыгравшуюся в одном из дворов нашего микрорайона, ту холодную лунную ночь, тот хрип изо рта мужика, ту кровь, сочившуюся из его рта и носа, ту бабку в окне, качавшую своей головой. Вызвала ли она милицию со скорой помощью? Или же равнодушно пошла и легла спать, дескать, не моё это дело? Я вспоминал жалобный голос избитого нами человека, когда он просил нас о пощаде и пытался позвать кого-нибудь на помощь. Перед моими глазами маячил тот обшарпанный кошелек, который мы забрали у бесчувственной жертвы, и в котором не оказалось больше ни копейки — все, что мужик купил, то он купил на последние деньги.

А его ждали дома! Мы же с приятелем взяли и просто-напросто лишили чью-то семью отца, а может быть уже и деда.

С каждым годом эти мысли посещали меня всё чаще. Мне снились сны, порой очень страшные, где я сидел в тюрьме за свое преступление, где за мной гнались родственники убитого мной мужика, где я стоял перед Богом и не мог ответить Ему на вопрос: «Сын мой, что ты сделал?».

Так что же я сделал? Как теперь всё это исправить?

И эти запавшие в раковину моей души песчинки, из года в год причиняя мне неимоверные страдания, в конце-концов обрели образ двух чудесных жемчужин — самого настоящего человеческого сокровища под названием… РАСКАЯНИЕ и ПОКАЯНИЕ!

«Я б покаялся, я б простил,

Если б только смог захотеть»


(«ВремяДо» — Православная Русь)

2020 г.

СТРАСТИ ГЯУРОВЫ

РАССКАЗ

«Гяур — неверный, — презреннее пса, противнее крысы, пожирающей зловонную падаль»


(Карл Май «В пустыне и в гареме»)

Представим себе, что Россия — это наш с вами многоквартирный дом. Каждый российский город — это коммунальная квартира в этом доме. Для поддержания дисциплины в квартире есть староста, который — её глава: он несёт ответственность за порядок, и все остальные жители коммуналки приходят к нему за добрым советом, с жалобой на проблему и т. п.

Так вот, меня зовут Валерич, я тоже живу в этой квартире и никогда никого не трогаю. Утром, как и все, я иду на работу, а вечером снова возвращаюсь в своё уютное гнёздышко, которое мне свили ещё мои родители.

УТРО ПЕРВОГО ДНЯ

Зазвонил будильник — мне вставать на работу. Открыл глаза, встал, оделся. Выхожу на кухню и вижу там незнакомца. Да, конечно же, я знаю в лицо всех, кто живёт со мной в одной квартире, но тут лицо совершенно постороннее, к тому же лицо внешности отнюдь не славянской.

Я удивлён, однако не испытываю не малейшей ненависти. Наоборот, я даже рад этому незваному гостю и, познакомившись с ним, предлагаю ему чай… с баранками.

Далее мы мило беседуем с гостем, которого, как оказалось, зовут Турдым. В ходе беседы он мне ведает, что вчера встретил нашего старосту, и тот согласился предоставить Турдыму одну из свободных комнат в нашей коммуналке. Гость, как выяснилось, приехал к нам на заработки, т.к. в его родном кишлаке царят хаос и безработица, а семью (двадцать четыре сыночка и лапочка дочка) кормить надо.

— Эгей, братуха, конечно гости и работай, не жалко! — бодро говорю ему я. Вот только не по-человечески как-то поступил староста, мог бы и жителей предупредить. Ну да Бог с ним, может забыл в порыве благодеяния, с кем не бывает.

УТРО ВТОРОГО ДНЯ

Просыпаюсь на работу. Выхожу на кухню и снова обнаруживаю там незнакомое лицо.

— Здравстывуйтэ! Мэня завут Болта. — сказало оно и добавило, — Фаш староста разрешиль минэ занят сывободную комнату.

Хм, нет проблем, будем знакомы, Болта. Только вот староста что-то всё молчит и молчит. А ведь раньше фактически всё обсуждалось на общем собрании. Странно.

И я пошёл к старосте задать ему пару нескромных вопросов, благо его комната находится рядом с моей. Дверь мне открыла его жена:

— А Владимира Владимировича (так зовут нашего нынешнего старосту) нет дома. — промямлила спросонья она, — Он сегодня рано утром уехал в командировку, на недельку до второго.

Что же касается новых постояльцев, то супруга старосты отчеканила, что, мол, она в его дела не лезет и, посему ничего об этом не знает.

— Хорошо, — ответил я и вернулся в свою комнату.

Между прочим, какой красивый у его супруги перстенёк на правой руке! С алмазом! Раньше я его у неё не видел. Опять же, странно.

Так или иначе, но теперь я могу быть спокоен — больше свободных комнат в нашей хате нет, — во всех остальных уже давно живут.

УТРО ТРЕТЬЕГО ДНЯ

Спал плохо, т.к. всю ночь в коридоре была какая-то возня. Наверно новые соседи разбирали свои вещи. Только почему ночью? Странно. Ну, лады, чужая душа — потёмки. Выхожу на кухню.

— Прывэт! Я — Тохта. Буду жит у вас в освободывшейся комнатэ. Староста разрешиль.

— Здарова! Но ведь у нас больше нет свободных комнат! Позавчера и вчера две последние уже заняли, — удивился я.

— Тэперь есть. Сыгодня ночью комната номыр тры освободился, — ответил мне Тохта и взял свой баул.

В третьей комнате уже испокон веков живут кирюхи Юдины. Бухают, но не буянят. Тихие такие алкаши, компаний не водят. Всё вдвоём, уже много лет. Да и родственников у них нет как таковых. Куда же они могли съехать? Странно. И Владимирович, вроде как, в командировке же. Неужто вернулся? Пойду постучусь, узнаю, что да как.

На этот раз дверь старосты мне открыла его дочь:

— А мамы с папой нету. Они сегодня рано утром куда-то уехали. Я ничего не знаю, — пролялякала она и захлопнула перед моим носом дверь.

Вот, блин, невезуха-то! Никак не поймать старосту. Деловой какой стал, в последнее время!

Кстати, какой шикарный комод у них в комнате стоит! Новенький, из красного дерева! Ещё вчера его у них не было. Странно.

УТРО ЧЕТВЕРТОГО ДНЯ

Вчера на работе очень устал, поэтому этой ночью спал как убитый. Встал. Выхожу в коридор и натыкаюсь на двоих незнакомцев (но знакомой внешности), несущих по баулу.

— Опаньки! Здрасьте! А вы кто? — спрашиваю ошарашено я.

— Я — Сабурай…

— А я — Сабуржан, — отвечают они мне чуть ли не хором. — Ми живом в комнатах четырэ и пят. Всэ вопросы к вашему старосте.

Чёрт! Четвёртая и пятая комнаты… хм… В одной бабулька живёт лет 80-ти, а в другой престарелая чета Мещаниновых. Что-то никто из них не говорил, что съезжать надумали. Как-то всё это уж очень странно!

Постучался к старосте — дверь не открыл никто. Что-ж, ёкарный бабай, такое-то!

Выхожу на кухню. Там четыре джамшута готовят плов, по запаху — из баранины. На всю квартиру, помимо аромата, развесёлый южный галдёж:

— Э, дарагой, у нас сэгодня празднык! Слюшай, ми взяли с тваэго стола нэмного соли, харашо?

Да лан, соли то не жалко, ёпрст. Празднуйте на здоровье. Пойду приму душ.

Зашёл в ванную комнату — чуть инфаркт не хватил: вся ванна в крови, шерсти и копытах, — видать здесь барана на плов резали.

Вдруг, грубый акцент мне в ухо:

— Вай! Извыни, дарагой, ми всё уберём попозже.

Оборачиваюсь — Тохта, улыбается и кинжалом ковыряется у себя в зубах.

Быстро свинчиваю в свою комнату. Хрен с ним, на работе умоюсь.

С праздником вас, братья по разуму!

УТРО ПЯТОГО ДНЯ

Выхожу на кухню. На кухне сидят… восемь лиц не славянской наружности, с четверыми из которых я уже успел познакомиться давеча.

— Ты кто? — спрашивает меня один из незнакомцев. Сабуржан же ему отвечает:

— А это наш сосэд из дэвятой комнаты. Тэбе староста про нэго сегодня говориль.

— Ах, сосэд? — улыбается второй незнакомец. — Староста сказаль, что ты нормальный мужик, не шумный.

— Не шумный, да, — отвечаю я, — а вы-то кто такие будете?

— Да какая уже тэбе разныца? — вмешивается Турдым. — Ми все твои соседи! Староста знает.

Я в шоке! Иду стучусь в пятую, шестую, седьмую и восьмую комнаты. Из них выглядывают четыре фатимы, и рядом с каждой по пять-шесть микро-джамшутов (детишек, то бишь).

— А г-г-где те, что здесь ж-жили ещё вчера? — спрашиваю я дрожащим от волнения голосом.

— Сэгодня ночью всэ уехали, — раздаётся голос Тохты с кухни. — Сосэд, ты успокойся давай. Всё харашо. Ми тэбе ванну вчера намили. Умойся сходи.

Умываться мне совершенно не хотелось. Ещё раз попытался достучаться до Владимировича, но никто не открыл, как и вчера.

— Староста с семьёй поэхали в Сочи отдыхать, — услышал я голос Болта, — тэпер они себе это могут позволит — богатыми сталы, ха-ха-ха!!!

Ничего не говоря, я направился в свою комнату. Одевшись, я решил пойти поговорить с нашим участковым.

Зайдя в его кабинет, я остолбенел!

— Здаравствуй, дарагой! С чем пришоль? — раздался из-под полицейской фуражки до боли знакомый акцент.

— Дык… ээээ… я… А Борис Вячеславович больше здесь не работает что ли? — выдавил из себя я.

— Ха, тыперь я за нэго, — усмехнулся мне новый участковый, — Рашид Гумарович моя фамилия. Отнынэ все вопросы тут рышаю я. Так с чэм, гаваришь, пришёль?

Я больше не нашёл нужных слов. Развернулся и отправился на работу.

Денёк выдался тяжёлый. К нам на работу взяли с две дюжины мигрантов с ближнего зарубежья. Начальник сказал, что они будут работать у нас теперь всегда.

— Много денег не просят, не шумят — выгодно, — сказал он. — А вам зарплату придётся урезать, кризис как-никак.

— Какой кризис? — возразил я. — Он ведь кончился давно. Президент сам говорил…

Но бугор перебил меня:

— Не нравится — уходи, Валерич. Тебя тут никто не держит. По мне лучше этим южным оболтусам платить рубль, чем тебе десять, — и кушают меньше, и делают больше.

Конечно же, я с ним поругался в пух и прах. Пошёл в отдел кадров и написал заявление по собственному желанию. Сегодня приду домой, отдохну, а завтра куплю газету и буду искать новую работу.

Настроение — ноль.


Подхожу к своей квартире… оп… а замок на двери уже другой. Не понял! Звоню в дверь. Открывает незнакомая рожа очередного южного гостя:

— Тэбе чего, гяур?

— Что значит «чего»? — возмущаюсь я. — Я здесь живу!

— Ты здэсь живошь? — захохотал джамшут. — Это я здэсь живу! А тебя я в пэрвый раз вижу! Пошоль вон отсюда, а то зарэжу, как барана!

И передо мной захлопнулась моя же собственная дверь.

МНОГО ВРЕМЕНИ СПУСТЯ. НАВЕРНО УТРО КАКОГО-ТО ДНЯ

Открываю глаза. Невыносимая вонь бьёт мне в нос. Твою мать, Кузьмич опять обосрался! Сегодня его с собой не возьму. Встаю с вонючего тюфяка и бреду по тёмному, сырому подвалу к выходу. Башку ломит от выпитой вчера бодяги! Руки трясутся, во рту отметилась тысяча кошек (или всё-таки не кошек? Кузьмич, падла!). Надо собраться силами и дойти до метро. Постою там часок-другой, глядишь и накидают на опохмелку.

Прохожу мимо помойки. Валяется газета. Поднял. Вчерашняя, с большим жирным пятном от селёдки посередине, но буквы видно. На первой полосе читаю: «Выборы президента нашей страны вчера прошли без инцидентов. Самое большое число голосов, как и ожидалось, набрал Фахтуллаев Бобожан Келди оглы. Аллах Акбар!»

ЭПИЛОГ

Межнациональная рознь. Я не из тех, кто её поддерживает. Напротив, я всегда рад, когда ко мне домой приходят гости. Неважно, какой они национальности и цвета кожи. Я угощу гостей тем, что ем сам, застелю им постель бельём, которое берёг для особого случая — чистым, накрахмаленным, и даже могу освободить для них своё удобное ложе, устроившись сам на раскладушке. Я так делаю всегда.

Но в последнее время, я очень боюсь проснуться и услышать:

— Эээ-ээ, дарагой! Что-то ты у нас загостился! Поищи сэбе уже другую ночлэжку!

Мне становится откровенно страшно у себя дома! Но только страшно! Никакой ненависти! Или всё же она есть?

Я слышал, по телевизору рекламировали «Телефон детских страхов». Если ребёнку страшно, то он может в любой момент позвонить на номер горячей линии и специалисты поговорят с ним, успокоят, поддержат. Очень хорошая и полезная штука!

А нет ли такого телефона для взрослых? У взрослых ведь есть свои страхи. Хотелось бы позвонить. Может, успокоят?

2011 г.

ПОСЛЕДНИЙ ЧАС ПЕДОФИЛА

РАССКАЗ

В миру греха, где царствует разврат,

И педофилам воля есть шнырять,

Нам не хватает только псов-солдат,

Чтоб эту мерзость всю по-истреблять!

Тёплый летний вечерок навевал романтическую атмосферу. Питерские белые ночи лишь добавляли экзотики, заставляя гормоны играть всё пуще и пуще. С заходом Солнца, Палевский парк, что на пересечении улицы Седова и проспекта Елизарова, почти совсем опустел. Редкие скамейки несли на себе бремя алкогольных возлияний небольших компаний молодёжи и представителей «синей расы». На потемневшее небо стали чётко проецироваться безмолвные мерцающие звёздочки, а из-за небольших облаков вынырнул величественный диск полной Луны. Самое время было вспомнить легендарные фильмы ужасов про вампиров и оборотней, но эти страшилки уже давно вышли из моды и никого больше не пугали.

Совсем неподалёку от парка, на улице Пинегина, тихо и скромно красовалась бытовка с еле заметной надписью «полиция» — пункт этого самого органа Российской Федерации, воздвигнутый здесь пару-тройку лет назад в честь участившихся грабежей на территории места общего отдыха. В итоге, не более полугода в бытовке потусили «стражники», походили вокруг парка и снова всё затихло. Видать, не денежное это для них место. А люди, которых грабят? Да что там люди! Подумаешь, велика ли беда.

Пацанчик лет 15-ти терпеливо кого-то ждал на одиноко стоящей в самом тёмном углу Палевского парка скамейке. Он был совершенно один, несмотря на время (за полночь) и свой весьма юный возраст. Парень был одет в чёрную футболку с надписью «Сектор Газа», ветровочку серого цвета, классические джинсы и белые кроссовки. Сидел он и, время от времени, поглядывал на свой светящийся в темноте мобильник.

Спустя пару-тройку минут, к пацану подошёл средних лет мужчина, в тренировочных штанах и майке.

— Привет! — сказал он парню после секундной паузы. — Ты Антон?

— Здравствуйте! Да, я Антон, — ответил парень, нехотя взглянув на незнакомца.

— А я Валера. Ну что, пойдём тогда?

— Пошлите, — буркнул Антон и покорно побрёл за мужиком.

Они оба не спеша вышли из парка, пересекли улицу Ольги Берггольц и молча направились в тёмный дворик. Подойдя к парадной одной из пятиэтажек, Валерий настороженно огляделся по сторонам.

— Антон, — позвал мужчина, — а где сейчас твои родители?

— Бухают! — резко ответил пацанчик.

— Ай-яй-яй! — закачал головой Валерий. — Ну пойдём тогда. Ты наверно голодный, да вдобавок замёрз.

И они зашли внутрь парадной. Поднявшись на третий этаж, мужчина достал ключи, открыл дверь квартиры и, заботливо впустив вперёд себя Антона, тихонечко затворил за собой «врата».

Оказавшись на хате, Антон попросил горячего чаю, однако Валерий настойчиво рекомендовал парню сладкого ликёра, сославшись на то, что его электрочайник сегодня сгорел, а хорошо согреться можно и «этой вкусняшкой».

После вкусного ликёра и десяти минут разговора «о мужском», мужчина и пацан разделись догола и зашли в уже давно подготовленную ванную комнату.

— А ты делаешь минет? — решил перейти сразу к делу педофил.

— Сейчас ты его сам себе сделаешь!!! — вдруг не по-юношески грубым голосом взревел паренёк и яростно набросился на извращенца.

Тело Антона мгновенно покрылось тёмной и густой шерстью, на ногах и руках вместо ногтей появились острые и длинные когти, а изо рта показались жуткие клыки.

Следующие несколько минут чудовище яростно терзало отчаянно кричащего и пытавшегося вырваться из стальной хватки извращенца. Вырванные из его тела окровавленные куски плоти летели в разные стороны, хрустели хрящи и кости, трещал череп. Вся ванная вскоре была залита пенящейся алой кровью. Внутренности и прочие ошмётки педофила были разбросаны по полу, прилипли к стенкам, свисали с потолка.

Смачно проглотив кусок ещё тёплой человеческой печени, монстр поднялся на задние ноги во весь рост. Теперь это был вовсе не 15-ти летний наивный пацанчик, а двухметровый, покрытый шерстью, ужасного вида зверь, чем-то напоминающий ликантропа из фильма «Псы-воины». Фрагмент разорванной футболки с ещё сохранившимся лицом Хоя символично болтался у него на шее.

Ликантроп поднял с пола оторванные голову и член мужика, засунул последний в раскрытый рот первой и, гулко урча, вышел в гостиную.

В окно ярко светила полная Луна. Открытое настежь, оно несло в комнату приятную ночную прохладу.

Размахнувшись, чудовище швырнуло голову с членом во рту на улицу и та, помахивая мошонкой, беззвучно скрылась в сумерках белой ночи культурной столицы. Ликантроп зловеще взвыл на волшебное ночное светило, и вой оборотня разнёсся по округе, заставив вздрогнуть многих бодрствующих в такой поздний час людей.

— Педофилы! — прорычало во весь глас чудище. — Ненавижу педофилов!

Кто-то, гуляя утром с собакой, или просто проходя мимо, обязательно наткнётся на этот кровавый сюрприз и по району поползут слухи об очередном маньяке, а в бытовке с названием «полиция», на какое-то время, вновь появятся ленивые стражи порядка.


ЭПИЛОГ


В старые добрые времена люди верили в существование одной страшной болезни — ликантропии. Будто бы, подхватив сию сатаническую хворь, человек превращался по ночам в оборотня, неся миру сотни смертей и дьявольский ужас. Некоторые больные этим кошмарным недугом отчётливо понимали своё адское положение и, желая избавить свет от очередного проклятия, накладывали на себя руки. Остальные же, будучи не в силах противостоять жажде человеческой плоти и крови, на протяжении всей своей дальнейшей жизни (по крайней мере, пока серебряная пуля не заберёт её), оборачиваясь волком, принимались убивать и поедать невинных людей.

Страшно, аж жуть!

Но это всего лишь миф.

Реальность же гораздо страшнее и, судя по всему, здесь тоже не обошлось без князя тьмы.

Вирус педофилии всё активнее поражает деградирующее население России. В запущенной форме, эта болезнь приводит к ужасающим последствиям — растлению несовершеннолетних детей самым извращённым образом!

В каком-то смысле, ликантропия и педофилия — родственные недуги. В обоих случаях — это болезни души, превращающие человека в самое настоящее животное, движимое инстинктом и наносящее своим невинным жертвам глубокие раны. Демоническая зараза поражает душу больного, делая её чёрной, как и вся его последующая жизнь! И, если ликантроп разрывает человеку плоть, то педофил кромсает психику. После укуса оборотня, его жертва тоже становится зверем. Но кто даст гарантию, что жертва педофила, повзрослев, не встанет на путь своего обидчика из детства?

Не дай Бог, конечно, но в последнее время мне кажется, что проклятие добралось уже и до самых верхов Российского Государства! И лишь в наших силах сделать так, чтобы страной не стали править ликантропы XXI века!

2011 г.

СТРАНА МЕРТВЕЦОВ

СТАТЬЯ

Эта статья была опубликована в журнале партии ЛДПР «ЗА русский народ!», №4 (55), 2011. Была она опубликована полностью, и даже проиллюстрирована, за что выражаю благодарность выпускающему редактору этого журнала Марии Огарковой.


«И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы;

И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям…»


(«Откровение», гл. 9, 3—4)

ПРОЛОГ


Ужасная правда всё больше и больше будоражит умы неравнодушных людей! Но много ли осталось сейчас неравнодушных? Много ли тех, кто ХОЧЕТ видеть всю правду жизни? Мало! И это, к сожалению, тоже правда.

На ум приходит лишь одна мрачная мысль: «Моё Отечество обречено!».

Прямо как в многочисленных голливудских фильмах ужасов, где земной шар поражен страшным вирусом, и все люди превратились в зомби.

Представляю: я — невольный наблюдатель этого ужасного события, лечу на вертолете над бескрайними просторами своей родной страны, а подо мной разруха — огонь, дым, битые и брошенные автомобили, пустые дома, кровь, невыносимый запах разложения и огромные толпы бродячих живых мертвецов!

Это Россия! Это Москва, Питер и прочие города моей Родины! Это моя земля, мой дом…


Итак. В прохладном зале медленно гаснет свет и воцаряется почти мёртвая тишина. Первое время, слышны лишь лёгкий хруст попкорна и робкий шёпот кого-то из зрителей. Затем, огромный белый экран на стене вспыхивает, и на нём как будто невидимым скрипящим пером кто-то выводит кровью большие слова:

«Вест-пикчерз» представляет:

«СТРАНА МЕРТВЕЦОВ: ПРОЦЕСС»

Россия, Град Петра, февраль 2009 года, 21:30 по московскому времени.

Что такое зима в Санкт-Петербурге не поймёт ни один гость нашего города, если ему не удалось пожить у нас хотя бы два-три года подряд. И дело вовсе не в сумасшедших морозах с апокалипсическими снегопадами, хотя такое тоже частенько бывает. Самое мерзкое в Питере — это его вечная, почти стопроцентная влажность, из-за которой и летом, и зимой, независимо от температуры воздуха, ходишь весь мокрый с ног до головы. И если в тёплое время года в этом ничего страшного нет, лишь небольшой дискомфорт, то морозной зимой это губительно для любого живого организма, основанного на углероде.

Поэтому даже местные наркоманы и алкоголики, в которых ещё теплится жизнь, стремятся, пускай и на «автопилоте», но доползти зимой до любого тёплого подъезда на своих тонюсеньких дрожащих ножках.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее