16+
Москва литературная №2, 2022

Бесплатный фрагмент - Москва литературная №2, 2022

Литературно-художественное издание

Объем: 100 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

ПАМЯТИ Владимира Георгиевича БОЯРИНОВА

ЕГОРОВА Елена. Молитва

Известие о скоропостижной кончине замечательного русского поэта Владимира Бояринова застало меня у памятника Владимиру Высоцкому на Страстном бульваре. Глядя на бронзовую фигуру с гитарой за спиной и воздетыми к небу руками, я почему-то вспомнила о другом поэте по имени Владимир — Бояринове. Это неслучайно, ведь между ними есть внутреннее сходство. Присела на лавочку, привычно открыла на смартфоне страницу Владимира Георгиевича в соцсети ВКонтакте и увидела то самое горестное известие, от которого слёзы навернулись на глаза.

Наверное, до конца понимаешь, что значит для тебя поэт, когда вдруг расстаёшься с ним навсегда, когда он уходит в вечность. Можно долго перечислять должности Владимира Бояринова, его очевидные заслуги и регалии, но главная суть все же не в них, а в том, что он оставил нам богатое поэтическое наследие: яркие, искромётные стихи с глубокими образами и мыслями. Своими произведениями он щедро делился с собратьями по перу и читателями.

Я смотрела его короткие выразительные ролики в интернете, слушала, как он эмоционально читает свои стихи и творения классиков, как встречается с интересными поэтами, писателями, мемуаристами, и поняла, что, несмотря на неожиданный уход, Владимир Бояринов воспринимается мною как живой поэт, чьи стихи трогают сердце, вдохновляют, утешают, заставляют задуматься над многим…

Осмыслив и прочувствовав всё это, помолившись об упокоении души новопреставленного Владимира, я сочинила стихотворение о нём:

Ушёл в историю поэт

Без лишних слов.

Остался негасимый свет

Его стихов,


Его улыбка и печаль,

Его любовь,

Таланта Божия печать,

Предвечность снов.


Он, ненавидим и любим,

Нёс над Москвой

Огонь поэзии и дым

Руси живой.


Его помянем не спеша,

Не впопыхах.

Да упокоится душа

На небесах…


ГВОЗДИ НОМЕРА

ТРИШИНА Светлана. «Только о любви»

***

Я листаю пестрые страницы

Прошлых поражений и побед.

Все ушло… Иные стерлись лица,

От иных остался тусклый след.


Кто-то промелькнул короткой тенью,

От кого-то — звуки и слова…

Только ты, вне тысячи сомнений,

Будешь жить, покуда я жива.


А потом уйдем мы снова в вечность,

Превратимся в звезды, в снег, в траву…

И Высоцкий прав был бесконечно:

«Я люблю, и значит — я живу…»


***

Я думала, что ты уже не позвонишь…

Я думала, что — все…

                    Пора идти в монашки!

Но… Хриплое: «Аллё!»

                    и нежное: «Малыш…»

И снова по спине знакомые мурашки…


Опять ищу слова,

                    чтоб выглядеть умней,

Чтоб ты не смог понять,

                    как я волнуюсь (дура!).

Ты — рядом и — вдали,

                    во мгле минувших дней.

Как странно, что вчера

                    весь мир казался хмурым!


Послушай… Может быть…

                     Да нет… Одни слова…

Я что-то лепечу, себя не узнавая.

Забылся старый спор:

                    ты прав иль я права.

Я чувствую одно:

                    ты — здесь, и я — живая!


***

Мне есть по кому тосковать…

Но я не тоскую.

И только опять и опять

Твой профиль рисую.


И только, не ведая сна,

Шепчу твоё имя.

Луна милосердна — она

Его не отнимет.


Да штопаю молча крыло —

А вдруг пригодится? —

И вырвусь я вновь за стекло

Безудержной птицей.


Сквозь воду промчусь и огонь,

Труб медную залежь

И сяду к тебе на ладонь…

А ты… Ты узнаешь?..


***

Мужика, что ли, вылепить снежного?

Утонченного, доброго, нежного,

Остроумного, терпеливого,

Что существенно — молчаливого.


Впрочем, что — мужика?

              Можно — герцога.

Снег все стерпит…

              Холодное сердце, да.

Но глаза его будут горящими,

Пусть сияют, как настоящие.


Доживем до весны мы в согласии.

После Деду Морозу с оказией

Я отправлю его на хранение,

Чтоб не стал он речушкой весеннею.


Помечтала?… Ну, хватит дурачиться!

Знаю точно — в зиме этой прячется

За сугробами, елками синими,

Где-то там, за ажурно-красивыми


От мороза, холодными окнами

Позабытое, одинокое

Мое счастье — живое, манящее.

И не снежное. Настоящее!


***

Он был со мной…

          Чуть слышное: «Люблю…»

И целовал распухшими губами

В безумном, опаляющем хмелю.

Плыла луна смущенная над нами.


Напрасно день пытался разделить

На половинки то, что неделимо —

Волшебная невидимая нить

Его ко мне обратно приводила.


И снова ночь брала нас под крыло,

Укрыв от пересудов тёмной шалью,

И стражем становилась за стекло,

Переливаясь звёздною вуалью.


Но жизнь течёт…

           Средь новых берегов

Мой путь лежит, и ты уже не рядом.

Пускай хранит тебя моя любовь!

Будь счастлив, милый!

            Что ещё мне надо?…


И всякий раз, когда грущу о чём,

Луна и ночь приходят мне

            на помощь —

Руки коснутся ласково лучом

И говорят с улыбкою: «А помнишь?..»


***

Согревайте друг друга словами,

Нежно кутая в бархатный плед

Неожиданных тёплых признаний,

Что, как щит, укрывают от бед,


Добротой заполняя пространство

Наших улиц, домов и квартир.

Я — за ласковых слов постоянство!

Пусть любовью вращается мир!


***

Я пройду через адово пламя,

Чтоб увидеть улыбку твою,

К ней опять прикоснуться губами,

Оказаться на самом краю


Между небом и пропастью дерзкой

И суметь целый миг устоять…

В этом мире лишь там моё место.

Только там я умею летать!


***

Какое счастье — есть кого любить!

Укутывать заботливо ночами,

Вязать шарфы, перчатки,

          борщ варить,

Махать в окошко долго на прощанье.


Какое счастье — есть кого встречать

В красивом платье! Загорятся свечи…

И поцелуя нежного печать

Скрепит сердца

          в чудесный тёплый вечер.


Какое счастье — есть кого обнять,

Прижаться: — Наконец-то

          ты со мною!

Волос погладить непокорных прядь

И спрятаться за каменной стеною.


***

Знаешь, как мы поступим?

                Задёрнем все шторы.

Пусть слегка раздражённо

                стучится в окно

И досадует дождь,

                заливая весь город.

Ведь у нас есть ковчег.

                Нам теперь всё равно


Сколько долгих часов

                будет длиться стихия,

Лишь бескрайняя нежность

                заполнит наш дом…

Был бы ты вдалеке —

                написала б стихи я,

Но сейчас мои мысли

                совсем не о том…


***

Не пугайся морщинки у глаз —

Я всё та же девчонка внутри.

Чтобы больше она не вилась,

Ты её поцелуем сотри.


Не появится волос седой,

Если нежность подаришь свою.

Я останусь всегда молодой,

Засияю, сверкну, зазвеню,


Над землёй разверну два крыла —

Обернись, за собой позови!

Чтобы вечно красивой была,

Всё, что нужно — любви…

         Лишь любви.


***

Отдай мне своё одиночество!

Оно тебе ни к чему.

Не лги, что немыслимо хочется

Смотреть в непроглядную тьму


Ночами и пасмурным вечером,

Когда за окном — ни души…

Одна лишь, огнями подсвечена,

Тоска в твоё сердце спешит.


Отдай мне своё одиночество.

Его я запрячу скорей

Туда же, где черпаю творчество

Порой, убежав от людей.


Но ты не поэт, и без жалости

Расстанься с ним — к счастью иди.

Лучись от веселья и радости.

И только свети мне. Свети.


***

Эти тысячи слов

про любовь ни к чему —

Говорила я их

не тебе одному.


Охи-вздохи и всякая

прочая блажь —

Только звук, а уйдут —

остаётся мираж…


Клятв напрасных зачем же

мне множить улов?..

Но с тобой лишь могу

ТАК молчать про любовь…

***

Я знаю — ты придёшь ко мне

             под вечер.

Неважен год. Неважен даже век.

Неважно, дождь

             прольётся мне на плечи

Иль поцелует в лоб холодный снег,


Иль прорастёт подснежник у порога,

Зной обожжёт деревья и траву —

Тебя уже ведёт ко мне дорога.

Я вижу это сердцем! И живу.

ЦХВЕДИАНИ Юлия. «Печник»

1993 год

1.

— Нет, хозяйка, так дело не пойдет. У вас в проекте двусторонний камин? — очередной строитель внимательно осматривал дом Ольги, держа в руках чертежи его проекта.

— Да, и это, на мой взгляд, очень красиво придумано — и в гостиной, и в кабинете.

— И работают, каждый сам по себе, верно?

— Верно. Но мы ни разу еще их не зажигали. Видите ли, мы очень редко бываем на даче.

— У вас, хозяйка, при строительстве нарушены все правила техники безопасности, руки надо оторвать вашим специалистам. Вы же можете сгореть, если зажжете любое из этих чудовищ!

— Да что вы? А мы только ремонт закончили, все такое новое, симпатичное.

— А я вот смотрю на ваши чертежи, они тоже какие-то левые, ворованные где-то, очень приблизительно соотносятся с вашим домом. Что же сейчас творится — все такими спецами заделались, а на самом деле — Самоделкины! Такая техническая безграмотность! А все как один, кто с деньгами, вот вы, например, все туда же — обязательно строить коттедж! Ну-ну…

Короче говоря, вам надо все переделывать: дымоход, вентиляцию, крышу проверить, трубы и только потом перекладывать повторно всю вашу «красоту». Держите, ваши бумажки — чушь собачья! Готовьте деньги, многое придется переделывать, а если надумаете, сразу же мне звоните, я пришлю вам бригаду, они быстро справятся.

— Хорошо, договорились, спасибо вам за экспертное заключение, вот возьмите деньги за визит, будем с вами на связи.

Строитель попрощался и уехал. В это время как раз вернулись с лыжной прогулки муж Артем с сыном. Ольга выглядела растерянной. Артем снисходительно посмотрел на нее и спросил:

— На что ты тратишь свое свободное время? Лучше бы прошлась и подышала свежим воздухом, смотри, какая красивая снежная зима. Ты же прекрасно понимаешь, что это был очередной развод на деньги. Сколько уже их было! Ей богу, перестань верить этим великолепным «специалистам»! Ладно, не расстраивайся, ну что в этот раз сказал этот «прораб перестройки»?

— Сказал, что надо камины переделывать, они сделаны с большими нарушениями, и это грозит тем, что мы можем сгореть.

— А если не использовать камины, жить в этом доме можно?

— Да, конечно, жить можно.

— Ну вот тебе и решение, у нас все итак красиво! Все твои гости увидят наши камины, можно туда положить декоративные бревна, в доме такие толстые стены, так тепло, не будем зажигать эти камины… вот и все. Нет у нас сейчас денег, надоело бесконечно тратиться на этот дом. Не надо быть перфекционисткой! Осталось только подкрасить кирпичи на каминах и затереть швы. Я попрошу одного знакомого. Он с радостью приедет и бесплатно подкрасит.


И Артем обещал завершить художественное оформление каминов к следующим выходным.

Через неделю семья приехала на дачу. Ольга, увидев творчество приятеля Артема, очень расстроилась, ушла на кухню пить кофе. Артем тоже не ожидал превращения симпатичных классических каминов в деревенские грубые печи, раскрашенные в малиновый и белый цвет. Они смотрелись очень пошло, портили вид гостиной и кабинета.

Ольга поняла, что опять ей придется все переделывать, никому нельзя доверять, что бесплатным бывает, как всегда, только сыр в мышеловке, что насос по выкачиванию денег под названием «дача» продолжает работать на полную мощность. Этим же вечером друзья порекомендовали ей хорошего специалиста по каминам, печника, который все делает медленно, но ответственно и не очень дорого. Ольга созвонилась с печником и договорилась о встрече в ближайшее время.

Взяв работу на дом, она поехала на дачу и стала ждать визита печника. В назначенное время у ворот раздался сигнал машины — печник приехал.



2.

Это был мужчина лет пятидесяти, похожий на почтальона Печкина из известного мультика, худой, длинный и с усами. Придерживая шапку-ушанку, он выскочил из машины, подбежал к задней дверце и, открыв ее, подал руку полной женщине в старомодной норковой шубе и норковом берете огромного размера. Та вышла из машины и попросила мужчину достать из багажника пакеты, как она выразилась, с провизией, термосом с морсом и сменной одеждой, и обувью.

Мужчина, он же специалист по каминам, представился Ольге Леонидом Илларионовичем, а миловидную даму неопределенного возраста, которая оказалась его женой, он назвал «душа моя». Странная пара вошла в дом.

Леонид начал в первую очередь ухаживать за женой, помог ей снять шубу, сапоги, достал ей удобную домашнюю обувь и теплую белую пуховую шаль. Дама сняла берет, поправила великолепно уложенные вокруг головы русые косы и улыбнулась. Ее голубые глаза засияли, и морщинки у глаз, как лучики солнца, украсили и без того очень счастливое лицо женщины.

— Меня зовут Вероника Михайловна, — проговорила она. — Я всегда сопровождаю своего мужа в дальних поездках, надеюсь, что не помешаю вам. Куда можно поставить кастрюльки с обедом для Ленечки?

Тем временем печник тоже поинтересовался, где ему можно переодеться и подготовиться к работе. Все это было так необычно, непривычно. Ольге даже показалось, что пара разыгрывает перед ней какой-то спектакль. Очень профессионально разыгрывает. Однако печник скоро вышел в чистом и отглаженном рабочем комбинезоне.

А Вероника Михайловна направилась на кухню выкладывать свои припасы, предварительно спросив, можно ли ей немного похозяйничать.

Ольга растерялась от неожиданности, но кивнула и, показав женщине, где холодильник, где плита, где стоит посуда, вернулась в комнату.

Леонид внимательно осмотрел камины на первом этаже, в столовой и гостиной, потом поднялся на второй этаж, забрался по лестнице на мансарду, проверил трубы, которые выходили на крышу. Ольга немного успокоилась только тогда, когда он благополучно спустился вниз и, присев, попросил у нее разрешения выпить морсу.

На кухне за обеденным столом восседала Вероника Михайловна. Она разогрела обед, накрыла стол на троих, расставила на домашние полотняные салфетки тарелки и стаканы, разложила столовые приборы. В кувшин налила морс, который стал художественной доминантой вишневого цвета на белой скатерти. В глубокую тарелку был аппетитно выложен салат из свеклы, тоже яркий и вкусно пахнущий, а на плите в кастрюле томился суп из белых грибов. Хлеб, накрытый полотняной салфеткой, аккуратно лежал в корзинке.

— Дорогая хозяюшка, Ольга Дмитриевна! Милости просим присоединиться к нашей скромной трапезе. Очень простые закуски, суп из наших грибов и голубцы со сметаной. Я уверена, что вам некогда возиться с обедом для себя самой. А так образовалась целая компания. Присаживайтесь на свое любимое место, ну а мы с Ленечкой уже потом.

— Большое вам спасибо, — улыбнулась Ольга. — Все так красиво выглядит и вкусно пахнет. А у меня есть кусок колбаски, сыр, могу угостить вас кофе и вафельным тортиком. Увы, больше ничего не покупала, я ведь здесь на пару дней, только ради вас.

Все сели за стол, Вероника Михайловна разложила по маленьким тарелкам салат, потом последовали суп и домашние голубцы. Ольга таких голубцов не ела с раннего детства. После смерти бабушки никто не возился с такими блюдами, времени на это не было, да и не всегда под рукой были необходимые продукты.

Леонид с улыбкой посмотрел на Ольгу, с гордостью — на Веронику Михайловну, точно зная, что такие домашние блюда не могут не понравиться молодой хозяйке, и произнес:

— Сначала мы вместе пообедаем, насладимся трапезой, выпьем чаю. У нас к чаю есть домашние пироги с ягодами — калиной, черноплодной рябиной и брусникой. Очень вкусные и полезные. Верочка умеет замечательно печь пироги, поверьте мне. Нам не надо никакого сыра, колбасы и торта. С вас только кипяток, а чаек у нас тоже не простой, с мятой и чабрецом. А уж потом мы с вами обсудим, что нам предстоит сделать.

Давненько Ольга не сидела в качестве гостя на своей кухне, да еще и в такой странной компании. Она начала присматриваться к Веронике и Леониду. Те были очень разными людьми.

Леонид казался обычным мастером, знающим себе цену, а Верочка, она же Никочка, она же «душа моя», явно принадлежала интеллигентной среде. При этом пара выглядела как единство абсолютных противоположностей.

Чай действительно оказался очень ароматным, а необычный ягодный пирог, в котором было много ягод и минимум теста, — наивкуснейшим. Леонид первым поблагодарил Веронику Михайловну за вкусный обед. Он встал и, подойдя к ней, поцеловал ее руку. Выглядело это комично, но трогательно.

Потом повернулся к Ольге:

— А теперь, дорогая хозяюшка, я вынесу свой вердикт. Пойдемте, уединимся, не будем смущать Верочку в момент уборки.

«Цирк, да и только», — подумала про себя Ольга и пошла за Леонидом в гостиную.

— Для того чтобы вы могли пользоваться каминами, придется разобрать их полностью, расчистить от кирпичей, штукатурки и краски путь всего дымохода от первого этажа через второй вплоть до крыши, — заговорил он, глядя на хозяйку. — Это приведет к еще одному большому ремонту в доме. Лучше это сделать в летний период. Камины собраны с техническими нарушениями, проверить все досконально невозможно, но я уверен, что это так. Видите ли, ваш дом — это не садовый деревянный домик. Это или ваша мечта, или ваша могила! Если вы все-таки собираетесь жить в этом доме, то тогда я бы посоветовал вам ничего не трогать, только перекрасить и облагородить камины. Я готов при наличии соответствующей краски и двух кирпичей помочь вам в этом. Тогда можно будет демонстрировать их как декоративные излишества, но ни в коем случае не зажигать. Пройдет время, и вам все равно придется все переделывать в доме, уж слишком много в нем несуразиц — и в планировке, и в технической части, и во многом другом. Глядишь, к тому времени решатся вопросы по водоснабжению и газоснабжению. А пока вы работаете, дети учатся, живите в этой свежеокрашенной шкатулке, ведь главное в доме — не камины, а люди, то есть вы сами. Вот, собственно, и все, что я могу вам предложить на сегодня.

Сначала Ольга расстроилась, вроде бы ничего нового этот Леонид ей не сказал. Однако буквально через минуту ей стало окончательно ясно, что он во многом прав. Зачем затевать переделку дома в ближайшее время, если через пару лет обещали провести газ в деревню и обеспечить ее водой. Вот тогда и надо будет делать глобальный ремонт. А сейчас успокоиться и принять то, что есть.

— Леонид Илларионович, — обратилась она к печнику, — готовы ли вы приступить к облагораживанию наших каминов? Что вам для этого нужно?

— Мне нужно перекрасить ваши камины, желательно в кирпичный цвет, это будет вполне достойно и натурально выглядеть. А доски, полки можно выкрасить в цвет дуба, что придаст каминам благородства, а пока то, что я вижу, выглядит, извините меня, пошловато. У вас поблизости есть магазин стройматериалов?

— Есть небольшая лавка, там все можно купить. Вы готовы сейчас поехать? Я дам Вам деньги.

— Конечно, я сейчас поеду и все куплю, попрошу там ребят разбить в крошку пару кирпичей, чтобы не шуметь и не сорить у вас дома, хочу добавить кирпичного цвета в краску, камины будут выглядеть как новенькие. Леонид оделся, взял деньги и поехал покупать необходимые материалы. Удивительное поведение печника вызывало у Ольги большое уважение. С одной стороны, он предупредил ее об опасности, обо всех нарушениях, а с другой — ни намека и никаких признаков вымогательства денег. Странно, однако…

Она вздохнула и отправилась на кухню пообщаться с Вероникой Михайловной.

3.

Убрав со стола и помыв посуду, Вероника Михайловна читала газету, прикрыв плечи тончайшей белой шалью. Ее присутствие делало простую кухню по-особому домашней и уютной.

— Что-то интересное? — спросила Ольга.

— Я, знаете ли, по специальности экономист, кандидат наук, вот читаю статью по экономике своего бывшего мужа, — сняв очки, ответила Вероника Михайловна. — Очень хорошо написана, интересно и аргументированно, выводы и векторы развития указаны, единственный минус — все это не имеет никакого отношения к происходящему сегодня, одни наивные декларации.

— А как фамилия вашего бывшего мужа?

— Чекалин Виктор Тимофеевич, вы о нем слышали?

— Он ведь был одним из самых известных экономистов, кто мог представлять нашу действительность в реальных показателях, он писал о перспективах нашей экономики, верно?

— Да, Витя — мой бывший муж, я им всегда очень гордилась. Но бывает и так, Олечка, что ты живешь много лет с родным человеком, а он и не догадывается, какая твоя любимая книга, любимое блюдо, любимый цветок, а другой, совсем чужой человек, может, напротив, стать тебе близким за несколько часов разговора.

И, опережая ваш вопрос, скажу, что мы с Виктором два года назад развелись. Наш единственный сын живет отдельно с женой и двумя внуками в Литве. Я давно не работаю, ухаживаю теперь за новым мужем. Нам, конечно, не хватает тех денег, что Леня зарабатывает. Приходится сдавать мою большую академическую квартиру, которая досталась мне от родителей. Летом мы живем на нашей даче в Мозжинке, в академическом городке, а зимой — в небольшой квартире Лени.

— А как же так получилось, что вы отважились развестись с таким известным человеком, с отцом вашего единственного сына? Что же за история с вами приключилась?

В это время вернулся Леонид, доложил, что все необходимое он купил, чеки выложил в прихожей и приступает к работе над каминами.

Вероника Михайловна извинилась, подошла к Леониду и спросила, желает ли он выпить чаю во время работы. Леонид, как настоящий артист, ответил:

— Душа моя! Спасибо, родная, пока ничего, отдыхай, я скажу тебе, если мне что-нибудь понадобится.

Он отправился в гостиную, а Вероника Михайловна, взглянув на Ольгу, ответила на ее вопрос:

— Я могу рассказать, если вам интересно. У нас достаточно времени.



4.

«Вот представьте себе, что ситуация была очень похожей на вашу. Наш дом в Мозжинке — большой и старый. В какой-то момент все там начало ломаться и рушиться. Но еще раньше начала рушиться наша совместная жизнь. И вот почему.

Мне всегда казалось, что мы с Виктором говорим на одном языке, я его поддерживала во всех его начинаниях. Он очень талантливый человек, ученый-аналитик в области экономики, трудоголик, автор многочисленных книг.

Мы познакомились в Академии наук, когда оба там работали и защищали кандидатские диссертации. Мне он понравился тем, что был отличен от всех: высоко держал голову, никогда не боялся высказать вслух свои оригинальные мысли по многим экономическим и политическим вопросам. Правда, его смелое мнение редко когда совпадало со мнением большинства, но это-то мне в нем и нравилось.

Я в него влюбилась, думаю, что Виктор тоже был в меня тогда влюблен. Мы поженились. К тому времени наши родители умерли, братьев и сестер у нас не было. Мы оба много работали. Нам очень повезло — была собственная крыша над головой, огромная уютная квартира и дача. Мой отец был собирателем живописи, прекрасные картины и сейчас украшают мой дом, а мама была книгочеем, наша библиотека насчитывает более пяти тысяч книг.

Я мечтала о детях, а Виктор долгое время был против. Он всегда хотел внимания только к себе. Но я его уговорила и, наконец, родила мальчика. Никаких домработниц у нас не было. Мы решили, что я плотно начинаю заниматься воспитанием и образованием сына. Кроме того, мне надо было поддерживать быт — убирать, стирать, гладить, ходить в магазин, доставать продукты, простаивая часами в очередях, готовить обеды и ужины. Короче говоря, вести хозяйство.

Юбки, блузки и платья были заброшены, в ход пошли брюки и свитера. Муж работал, писал книги, зарабатывал деньги, а я решала абсолютно все хозяйственные вопросы. Когда сын подрос, надо было помогать ему с уроками, посещать с ним секции и кружки. Разумеется, у нас с Виктором должен был быть самый талантливый и умный сын. Я, конечно, скучала по научной работе, но Виктор сказал, что он будет кормильцем в семье, а я должна быть его надежной опорой и создать все необходимые условия для достижения им успехов в науке.

Он ездил по всей стране и за рубеж на различные симпозиумы и форумы, выступал с докладами, а я радовалась за него и всячески ограждала его от всех забот.

К нам приходили наши коллеги, друзья. Я всех принимала, обслуживала, иногда их было так много, что я, меняя блюда, не успевала даже присесть за стол. Вечером буквально валилась с ног, но до тех пор, пока я окончательно не упаду, муж репетировал, обкатывая на мне свои доклады и выступления.

Я делала отдельные замечания, что-то поправляла, подсказывала, но всегда его хвалила. Потом он шел к себе в кабинет и спокойно засыпал. А я не могла прочесть на ночь и десяти страниц новой книги. Мне не хватало тепла, ласки и простых объятий.

А что у нас самое главное в жизни? Любовь, именно она-то и начала испаряться. Виктор постепенно перестал обращать на меня внимание. Сын под его влиянием вырос тоже большим эгоистом. Оба привыкли к тому, что мама им всем обязана. Так я превратилась в многофункциональную прислугу.

Крошечное внимание — цветы, муж и сын дарили их мне формально только два раза в год — на мой день рождения и на Восьмое марта. Слово «подарок» исчезло из семейного словаря. Объяснение было очень простым: у них нет времени на походы в магазин для выискивания ненужных вещей. А я мечтала о совместных путешествиях, прогулках в парке или в лесу, о музеях, концертах и выставках.

Мое терпение наконец лопнуло, и я решила вернуться на работу, чтобы заработать деньги, а на них нанять помощницу по дому и кухне. Мне надоело заниматься хозяйством, все равно никогда всех дел по дому не переделаешь, к тому же эту мою «активную многолетнюю деятельность» никто никогда не ценил.

Но этот фокус не прошел, все чужие женщины Виктора раздражали. К этому моменту он был уже избалован мной. Все по-прежнему должна была делать только я. Моя попытка сопротивления была подавлена, она вызвала «бурю в стакане» и дополнительное унижение.

Я оказалась бесправной и очень зависимой от него женщиной. Мне выдавались скупые деньги «на жизнь», в понятии Виктора — на еду и коммунальные платежи. Он считал, что остальное: одежда, отдых, развлечения — все это не для меня. Но я ведь женщина!

Мне, естественно, хотелось приодеться, съездить в санаторий подлечиться, привести себя в порядок, встретиться со своими друзьями, жить полноценной жизнью, а самое главное — быть любимой. Сколько лет можно было оставаться радостной домохозяйкой?

Потом началась перестройка, она требовала новых взглядов на экономику и быстрого решения накопившихся в стране проблем.

Виктор начал публиковать статьи в газетах и журналах, его узнавали на улицах, он выступал на телевидении, к нему пришли слава и деньги. А меня он задвинул, как говорится, в дальний угол.

Самыми его расхожими выражениями тогда стали «где моя свежая сорочка?»; «хочу именно этот галстук»; «почему ботинки еще не чищены?»; «уже пять часов, почему не подан обед?»; «сегодня ничего нет нового, и я устал»; «где свежая газета?»; «я уезжаю завтра, меня пригласили выступить в Н-ске».

Он был тогда очень востребован. Вот посмотрите на его фото в этой газете: пожилой полный мужчина с крупными чертами лица, с большими карими глазами, большим носом, высоким лбом, с густыми седыми волосами. С одной стороны, обычная внешность, а с другой — одни глаза его чего стоят, в этом пристальном взгляде весь его ужасный характер.

Я наблюдала за ним, сначала даже ревновала, думая, что, возможно, у него появилась другая женщина, но нет, он был сосредоточен только на себе.

Виктор постепенно становился еще большим эгоистом и домашним тираном.


Все чаще я чувствовала унижение, слыша его грубые и хамские высказывания.

Он возомнил себя гениальным лидером, а всех остальных, включая самых близких друзей, презирал. Он вершил судьбу страны, он готовил великие события, а я думала только о каких-то бытовых мелочах. Значит, я ничтожная личность, мелко плавающая. Это он тащит самый тяжелый человеческий груз в своей голове — мысли о глобальном перевороте в экономике.

Я только и слышала от него: «Принеси то, сделай это, ты должна, давай, давай, давай…»

Мои родители сошли бы с ума, доведись им стать свидетелями такого ко мне отношения. Одним словом, живя с ним, я была очень одинока.

Сын к тому времени уже уехал в Литву со своей семьей. Его жизнь совсем не волновала мужа.

Виктор купался в славе, стал еще более честолюбив и тщеславен. И очень активен — он был на подъеме, на пике. И при этом никого не жалел и никого не любил.

Гости перестали у нас бывать, его побаивались, он унижал их в любом споре. Но я все еще не теряла веру в наши близкие отношения, хотя моя душа сначала тлела, потом сгорала, но сердце все равно прощало ему такое неприглядное поведение. Я продолжала его тихо любить в надежде, что однажды Виктор оценит мое терпение.

Я себя успокаивала еще и тем, что у меня есть свои квартира и дом, гениальный муж, вполне благополучный сын, подруги, я не голодна, я свободна, пусть даже не во всем, и это значит, что вполне благополучна.

Не знаю, как вам передать надвигавшийся тогда на меня внутренний холод, опустошение, безумное желание снять с шеи вконец обнаглевшего мужа. Силы мои были на исходе. Видите ли, я выросла в семье, где все любили и уважали друг друга. Возможно, я очень сентиментальная, наивная, но в то же время не могу переносить потребительского к себе отношения.

Казалось бы, а что такого особенного — готовить и убирать для любимого, да еще и гениального мужа? Кто, кроме женщины, должен в семье заниматься хозяйством?

Все верно, это обязанности жены. И она готова перевернуть весь мир, но только на добровольных началах и ради любви.

Любимым же для мужа оставался только он сам.

В какой-то момент Виктор потерял профессиональную бдительность. Его экономические статьи начали идти вразрез с политическими решениями. Его поклонники из различных политических групп перестали петь ему осанну.

Я его предупреждала об этом, но в его глазах я давно уже потеряла свой авторитет. Когда мы оставались с ним вдвоем, он говорил со мной в основном о том, какой он гений. И это больше всего меня раздражало. Поэтому все чаще меня стали одолевать мысли: а как же я, и что же я из себя на сегодняшний день представляю?



5.

Куда девались моя расторопность и энергичность? И тогда я приняла решение — сдала дачу и на эти деньги стала приводить себя в порядок, жить, как когда-то мечтала. Но сил и желания все равно не было.

На работу в институт я не пошла, все это было бессмысленно, отделы наши расформировали или развалили, неясно даже, чем сейчас там можно заниматься. На мой взгляд, наступил полный конец фундаментальным исследованиям, да и деньги в институте платили мизерные.

И вот через пару лет жильцы с моей дачи съехали. Я с трудом уговорила мужа поехать со мной, чтобы проверить дом.

Там творилось черт знает что, все пришло в упадок. Виктор не любил дачу и загородную жизнь. Но продать дачу и сейчас, и тогда было невозможно, надо было постепенно «латать дыры». Первой «дырой» оказался, как и у вас, камин. Дача могла просто сгореть. Соседи посоветовали мне знакомого печника.

Приехал Леонид и сказал, что надо разбирать весь камин и заново его перекладывать. Это займет дня три при наличии материалов.

Муж с раздражением выдал ему деньги на материалы и работу и поднялся на второй этаж, попросив его не беспокоить.

Леонид на своей машине поехал за материалами и инструментом, а я присоединилась к нему, чтобы в Звенигороде купить продукты.

По дороге он рассказал мне, что он вдовец, у него умерла от рака жена, есть дочь и внук. Живет он отдельно в своей двухкомнатной квартире. Пока ухаживал за больной и страдающей женой, лишился работы инженера-электрика в проектном институте. Конечно, платили там ему мало, но без работы выжить мужчине невозможно.

Вот он и решил заниматься частным бизнесом, прочитал учебные пособия и книги по конструированию каминов, окончил какие-то курсы по строительству, предложил услуги своим товарищам, многие из которых в то время строили дачи. И у него все получилось.

А потом сработало сарафанное радио — самый верный и дешевый маркетинг, как сейчас говорят. И Леонид ожил. Работает среди людей, старается никого не подвести, не жадничает, не переоценивает свой труд. В свободное время обожает читать книги, смотреть хорошие фильмы, играть с внуком в футбол, мечтает однажды выбраться на море. А в конце добавил:

— Я не был на море уже столько лет, мне оно даже ночью снится, как же я мечтаю услышать шум волн, поплавать и понырять…

Леонид помог мне купить и дотащить продукты, открывал мне двери в магазине и в машине. Я отвыкла от такого простого внимания.

Когда мы приехали на дачу, муж даже не спустился, чтобы помочь мне донести продукты. Леонид сам все притащил и затем пошел крушить камин, а я занялась обедом.

Ровно в пять часов я позвала мужчин к столу, предложила борщ и мясо с картошкой, потом чай с булочками.

Муж презрительно посмотрел на меня: мол, как я посмела уравнять его в правах с этим «плебеем» — усадить его, гения, рядом с печником, ничтожеством. Он молча ел, не поднимая головы от тарелки, «руководил процессом»:

— Хлеб есть в этом доме? Я не хочу белый, дай черный. Почему нет перца на столе? Нет ли минеральной воды? Где мой личный стакан в подстаканнике? Дай мне сахар, я хочу кусковой. Я не буду есть эти казенные булки.

Печник смотрел на весь этот концерт с ужасом. Ему было жаль меня, а я не знала, как вышвырнуть из своей души этот булыжник хамства Виктора.

В конце обеда Леонид искренне улыбнулся и обратился ко мне:

— Уважаемая хозяюшка, Вероника Михайловна! Какой у вас вкусный получился борщ, я давно такого не едал, и как красиво сервирован стол! Я получил огромное удовольствие от всего вами приготовленного! И когда вы только успели это гастрономическое чудо, мясо тушеное, так необыкновенно сотворить?

Виктор, даже не взглянув на печника, поднялся и пошел на второй этаж. Уже с лестницы послышалось:

— О господи! «Хозяюшка» — какая пошлость!

Леонид посмотрел на меня и очень тихо сказал:

— Вероника Михайловна! Садитесь сами, поешьте, выпейте спокойно чаю. Не гневайтесь на мужа. Он, может быть, не с той ноги встал, или у него что-то не клеится на работе, он волнуется и нервничает. Не обращайте внимания, все наладится.

От его слов и искренней жалости я не выдержала, у меня из глаз потекли слезы. Леонид прекрасно понял, что я очень несчастна, и не только сегодня, что в моем сердце печаль и грусть. А о степени моей измотанности и усталости знала только я сама.

Я всегда была полна надежды, что муж, любимый МНОЮ много лет, все-таки меня понимает, но только потом, после развода, до меня дошло, что понять меня сможет только человек, любящий МЕНЯ.

Всего три дня я сравнивала двух мужчин — хорошо мне знакомого гения и абсолютно чужого, простого, скромного печника.

Леонид пытался помогать мне во всем и ни разу не позволил себе вмешаться в наши с Виктором разговоры и споры. Он работал от зари до зари и сделал нам новый камин, красивый и надежный.

Виктор даже не спустился, чтобы принять его работу, и не пожелал попрощаться с печником. Мне было опять очень стыдно.

Когда мы с Леонидом вышли на крыльцо, тот вдруг взял меня за руку и произнес:

— Вероника Михайловна, сколько можно терпеть эти унижения? Они причиняют вам такую душевную боль и рано или поздно окончательно вас сломают! Бросайте вы вашего мужа, вы давно его не любите, а он любит только себя. Увы, мы не всегда живем с людьми, о которых когда-то мечтали. Может быть, попробовать наконец жить с теми людьми, в которых мы оба нуждаемся? Мы с вами одиноки, оба тянемся к любви и теплу. Так давайте сделаем этот шаг!

Я молча кивнула, надела шубу и ушла с ним за счастьем.

Вот, собственно, и все.

Я так рада! Я снова стала любимой женщиной! Ведь добро делает чудеса, а зло все убивает. Звучит очень банально, но это факт. Я очень горжусь своим новым мужем, мне даже не дотянуться до его тонкой души и благородства! И он совсем не простой печник, а волшебник!

А вот он и идет. Принимайте работу».


Ольга пошла в гостиную — оценивать работу «волшебника». Все было сделано именно так, как ей хотелось, замечаний не было. Поблагодарив Леонида, она проводила эту странную пару.

В ее доме побывало чужое, но настоящее СЧАСТЬЕ.

Апрель 2021


ПРОЗА ЖИЗНИ и не только

АЛЕКСЕЕВ Борис. Отрывок из романа «Свобода воли»

Глава 5. Послесловие

В уютной гостиной главреда патриотического издания «Завтра Страны» Ивана Андреевича Протанова собрались друзья. Говорили, пили сладкий, необыкновенно вкусный марокканский чай.

Хозяин наполнял сливовидные питьевые вазочки «расплавленным в кипятке янтарём» и на серебряном подносе разносил гостям, превращая дружескую встречу в полноценную чайную церемонию.

Протанов много путешествовал и любил баловать себя сувенирами. Образцы оружия, медные шлемы, диковинные мексиканские сомбреро, крохотные фигурки нэцкэ и окимоно призваны были, по замыслу хозяина, отвлечь гостя от мирских неурядиц. Ведь только в состоянии внутреннего покоя и интеллектуального уединения, можно почувствовать вкус настоящего восточного чая.

Крепкие руки Андреича жонглировали в воздухе увесистыми чайными приборами, совершая чудеса меткости и изящества.

«Я соединяю чай со свободным кислородом воздуха» — так хозяин пояснял свои полуакробатические действия. Светлана, затаив дыхание, наблюдала, как тонкая золотистая струя с ароматом мелиссы описывала в воздухе полутораметровую траекторию и кучно ложилась в сгрудившиеся на журнальном столике хрупкие вазочки для чаепития.

— Ну, Андреич, ты мастер! — восклицал в восхищении Артур.

Желая доставить хозяину удовольствие, хитрец изображал при этом девственное удивление. Он знал: в вопросах чая проницательный Протанов превращался в маленького ребёнка, ожидающего похвалу, как сладкую конфету.

* * *

— Иван Андреевич, что это было? Я ничего не понимаю, — начала разговор Светлана.

Главред отставил чайник и присел на диван рядом с Артуром.

— Милая девочка, случилась обыкновенная нехорошая история. Помнишь, у Маяковского: «Крошка сын к отцу пришёл, и спросила кроха…» Точно так человек из века в век спрашивает у Бога: «Что такое хорошо и что такое плохо?» Спрашивает, потому что здесь, на Земле сделать правильный выбор бывает трудно. К примеру, Анатолий согласился за хорошие деньги стать глашатаем либеральной точки зрения на развитие страны. Что тут такого? Выбрался из нищеты, стал респектабельным буржуа — любо-дорого поглядеть! И вдруг (уж эти «и вдруг»! ) после очередного сеанса бла-бла-бла почувствовал, что задыхается и бросился бежать, неважно куда — прочь. Ведь так?

— Андреич, скажи, зачем Видов ломал комедию — поил, увещевал, любезничал? — перебил шефа Артур, уязвлённый поведением главреда.

— Как зачем, Артурушка? Добровольное согласие стоит в тысячу раз дороже вынужденного. Человек западного образа мыслей считает себя людэном, представителем высшей расы. Почему — не знаю, но могу предположить, что причиной тому изобилие. Да-да, обыкновенное житейское изобилие, которого у нас никогда не будет.

— Так уж и никогда? — спросил Артур.

— Да, Артурушка, никогда. Ведь мы, как модно сейчас говорить, сплошь нищеброды. Беспринципные вороватые нищеброды. И ты об этом прекрасно знаешь. Нас умышленно воспитывают такими в собственной стране, что же ты хочешь от чужака? Они делают своё дело и делают его профессионально. У них есть конкретная цель, в отличие от нас. У нас — мечта, надежда, а у них — цель. И то, как либералы строят свои отношения с нами, напоминает процесс элитной рыбалки — пробуют разный прикорм, меняют снасти, наживку и, как правило, добиваются успеха, судя по их сытым физиономиям.

— А если рыбалка не клеится? — усмехнулся Артур.

— Всё просто. Тогда они ставят сети или глушат рыбу динамитом.

— Осуществляют, так сказать, «ковровые бомбардировки»?

— Именно.

Иван Андреевич встал, проверил, не остыл ли в чайнике «умеренный кипяток» и с довольным видом принялся наполнять опустевшие чайные вазочки.

— Опять эти «людэны»! — Анатолий умоляюще скрестил перед собой руки. — Объясните, наконец, что всё это значит.

Не выпуская из рук поднос с чаем, Протанов вновь присел на диван и с минуту внимательно разглядывал Анатолия.

— Анатолий Прокопьевич, а ведь вы счастливый человек! Как я понимаю, книги братьев Стругацких вами не читаны. Слава богу! — Протанов отставил в сторону поднос, поднялся и в волнении заходил по кабинету. — Слава богу, Толя, что эта проказа обошла вас. Знайте: людэны — это горделивые и одновременно тупые представители человечества, объявившие о своём качественном превосходстве над прочими соплеменниками. Почему «горделивые», думаю, понятно.

— А тупые? — усмехнулся Артур.

— А тупые потому, что на основании простых количественных показателей — скорость счёта, набор ячеек памяти, быстрота мышления и прочая ерунда — они произвели себя в ранг сверхчеловеков. Понимаете? Из количества, которое всегда относительно, они методом литературной фантазии вывели новое качество! Так сказать, приспособили Основной закон философии под собственные нужды. Каково?!

Анатолий напряг память и с удивлением обнаружил: о том же самом говорила Светлана, когда они мчались в такси, удирая от Видова. «Ничего себе Светка!» — мысленно присвистнул он.

— Более того, — продолжил Андреич, — сочинив про себя эту горделивую небылицу, они потеряли то, что является главным определением человека, — меру перед Богом. Поэтому практически все людэны исповедуют либеральные взгляды, и все они, за редким исключением, воинствующие атеисты. Бог для них — партнёр, с которым можно и нужно договариваться. Идея Бога как творца мира всякий раз мешает им сделать шаг ко вселенскому господству. Это их бесит. Помните поговорку: «Молодец среди овец, а середь молодца — сам овца»? Стоит в их присутствии произнести эту меткую народицу, хвалёные людэны превращаются в стаю растревоженных псов! Всё это не от большого ума, но от большого зазнайства. Да, они считают варианты быстрей других. Но ведь самое быстрое — это мысль. И тут может получиться курьёз: какой-нибудь деревенский мечтатель возьмёт и не уступит в скорости мысли флагману отечественного людэностроения господину Дмитрию Львовичу. Наверняка слышали о таком. Так вот, чтобы этого не случилось, необходимо внедрить в общественное сознание вертикальную шкалу мнимых интеллектуальных ценностей. Именно этим людэны и купленные ими замарашки и занимаются.

Иван Андреевич взял с подноса вазочку и, от волнения забыв предложить чай гостям, отпил глоток.

— Безусловно, в споре за жизнь людэны, как прогрессивные биологические конструкции, часто побеждают более нежных сородичей, не приспособленных к выживанию в агрессивной среде. Но заметьте, эти сверхчеловеки преподносят своё житейское вероломство, как интеллектуальную победу. Вот ведь что!

— И всё же, Иван Андреевич, что с нами произошло? — Светлана повторила вопрос.

— Что произошло?.. — Протанов почувствовал в голосе этой хрупкой женщины нотку высокого беспокойства. — Ах, милая, как бы ответить помягче. Допустим, так: сегодня состоялось очередное Ледовое побоище. Да-да, не удивляйтесь! Разница в масштабах, но суть та же. Как и восемьсот лет назад, враг пошёл «свиньёй» на наши редуты. Забыв уроки истории, он думал, что смахнёт с территории постылое славянство легко и непринуждённо. Но произошло непредвиденное, случилось, так сказать, обыкновенное «русское чудо». Вы, Светлана, вдруг прилетаете, как птица, на помощь Анатолию. В вашем возлюбленном, которого «людэны» уже посчитали своей коммерческой собственностью, вдруг просыпается совесть. Но главное — тихий и, как я понимаю, миролюбивый Флавий добровольно вступает в бой и в неравной схватке сверкает достоинствами российского корневого характера!

При последних словах Андреича все повернулись в сторону входной двери, где на ступенях книжной стремянки сидел незаметный Флавий, живой и здоровый, и мечтательно разглядывал собравшихся.

— Видите! — воскликнул Иван Андреевич, возвращая внимание гостей. — Сплошные «вдруг». Им непонятен наш иррационализм, они к нему не готовы. И никогда не будут готовы, даже если проштудируют все повороты нашей отечественной линии жизни. Потому что каждое следующее «вдруг» — это то историческое новое, что не вписывается в западное рацио.

— Так мы ж нищеброды? — перебил Протанова Артур. — Нам бы пожрать на халяву. Какое уж тут творчество?..

— Помнишь, Артурушка, не далее, как позавчера мы чествовали наше коллективное бессознательное? На него-то и вся надежда. Несмотря на провалы, ошибки, огромное количество откровенной национальной глупости, нашей стране суждено быть первопроходцем в области исторического сознания. Никакие императивы разума, никакие интеллектуальные усилия в области технического развития не помогут человеку заглянуть в будущее. А вот интуитивный иррациональный поиск правды — да! Ощущение правды — это исторический компас. Наши противники конструируют будущее только для того, чтобы заранее приспособить его под их нынешние нужды. Они, как напёрсточники, обманывают доверчивых соплеменников, говоря им: «Мы знаем дорогу в будущее!» — Неправда! Посмотрите на современный капитализм. Не на криминальный скороспел, а на западную, так сказать, профессиональную эксплуатацию человека человеком. Его вынужденная социализация говорит о том, что история не терпит искусственно созданных неравенств. Она рушит империи, топит Атлантиды, выдавливает из капиталистического мировоззрения понятие «раб». Прямо по Чехову! Хочешь хозяйствовать — делись. Наши *берги и *овичи этого не понимают. Их петух пока молчит. Они агрессивны и бредят собственной безнаказанностью. Но дайте срок!

Иван Андреевич улыбнулся и добавил:

— Вот такое войско атаковало сегодня наши порядки. Поверьте, я не морочу вам головы, я так думаю.

— Андреич, скажи, в чём смысл твоего социального рыцарства? — Артур пересел на подлокотник дивана. — Как говаривал Тагор: «Мы закрыли дверь, чтобы в наш дом не вошло заблуждение, но как же теперь войти истине?» Скажи, как нам отыскать нашу отечественную истину?

— Красиво говоришь, тебе бы книжки писать! — усмехнулся Иван Андреевич. — Если позволишь, я переспрошу: почему ты ищешь истину на стороне? Мне представляется, в этом нет нужды. Понять себя — вот в чём истина. И если общество — это совокупность личностей, значит, социум имеет истину внутри себя самого.

Андреич выдохнул и чуть сбавил обороты.

— А по поводу лидера, носителя идеи, я скажу вот что: задача лидера — не заявлять с трибуны: «Я знаю, как надо!» Помните, у Галича:


…бойтесь единственно только того,

Кто скажет: «Я знаю, как надо!»


Задача лидера — умерить собственную гордыню и найти в себе силы спуститься с трибуны в народ. Пошарить по национальным сусекам, послушать кухонные пересуды, поговорить с мужиками за кружкой пива, приметить тех, кто побойчее, и с ними вернуться на трибуну, а после митинга — и к управлению государством. Ждать истину со стороны — дело табак, не приживётся. Не прирастёт к собаке даже самый замечательный рыбий хвост. Даже у профессора Преображенского ничего не вышло! Куда уж нам, его по-читателям!

— А, по-моему, всё просто, — неожиданно вступил в разговор Флавий. — Когда Толя пересказал мне свою невезучую жизнь, я подумал: «Что заставляет нас по утрам вставать с постели и добровольно взваливать на плечи груз очередного проблемного дня? Надежда на будущие радости? Нет, — рассудил я, — десятилетия тупого безрадостного существования гонят прочь всякую надежду. Тогда что? И вдруг, да-да, опять вдруг, я понял — наша свободная воля! Я стал думать, что такое свобода воли…

Флавий не справился с внутренним волнением, сошёл со стремянки и, шаркая наспех надетыми протановскими тапочками, принялся ходить из стороны в сторону.

— Свобода воли — это наша жизненная сила! Строго говоря, никакая это не свобода, а обыкновенный кислородный шланг. Бог погружает нас в мутные воды Житейского моря и перекачивает с помощью этого шланга Свою Божественную силу в наши личные решения. Если мы забываем Бога, то лишаемся Его живительного кислорода и гибнем от удушья в пучине страстей и искушений. Это именно то, отчего приходят в ярость «демосы и краты» всех мастей. По их «просвещённому» мнению, свобода воли — это удавка, собачий поводок, который необходимо сбросить, чтобы стать истинно свободным. Сердечная гордыня не позволяет им видеть источник жизни в общении человека с Богом!

Флавий перевёл дух, стыдливо улыбнулся и продолжил:

— После разговора с Толей я не спал всю ночь. Я никак не мог докопаться до причин собственных несчастий. Пошёл на кухню выпить чаю, смотрю — на Толином столе лежит книжка. Открыл. «Акафист Пресвятой Богородице». Ладно, думаю, почитаю, может, усну поскорей. Гляжу: текст дан на церковнославянском и в русском переводе. Дошёл я до девятого икоса (что такое «икос», не знаю), читаю: «Ветия многовещанныя, яко рыбы безгласныя, видим о тебе…» Ну, и так дальше. Читаю перевод: «Когда о Тебе, Богородица, говорят ораторы многословные, они выглядят перед Тобой, как рыбы безгласные…» Понимаете?! Либеральный оратор со всеми своими холёными речитативами перед Богом — рыба безгласная! Вот чего они боятся. Перед Богом их человеческая власть кончается! Они с ненавистью глядят на тех, кто дышит напрямую «из рук» Бога.

— Верно! — подхватил Протанов. — Между пониманием свободы воли как возможности общения с Богом и либеральной «анархией» — всё могу! — пропасть. Поэтому заморские «проповедники добра» всё время пытаются перекинуть мостик на наш бережок. Они убеждают нас в целесообразности экуменизма, демократических институтов власти, демократизации искусства и личного раскрепощения. Эта проказа засоряет наш дух. Мы же, простофили, не чувствуем порчу, пока не начинаем задыхаться. Тогда они объявляют нас больными, убеждают, что только на западе мы найдём самую передовую медицинскую технику, а лучшие заморские врачи будут счастливы нам помочь, ведь только они умеют делать сложнейшие операции и спасать жизни. Да-да, и сейчас именно такой случай. Нам предложен выбор: лечь под просвещённый нож или усилием свободной воли сбросить с бережка в водоворот времени тысячи их соломенных мостиков, послать куда подальше ограничительные меры и полной грудью вдохнуть целительную российскую арому, настоянную на мещёрских болотах, калмыцких степях, на нашем почитании правды как оседлой терпимости и непокорной казацкой вольнице…

— Андреич, ты чудо! — воскликнул Артур.

— Эх, Артурушка, говорить легко, да делать тяжко. Нынче Россия — что ящик Пандоры, из всех человеческих стремлений к жизни осталась в нём одна надежда. Не наделать бы зла…

— Надежда на что? — перебила Светлана.

— По слову Александра Невского: «Не в силе Бог, а в правде!» В том и надежда.

Андреич помолчал, потом подытожил с внутренней печалью в голосе:

— Правду б не растерять.

* * *

«Каков Фла! — думал Анатолий. — Самого Андреича разбередил. Вот кому книжки писать!»

Тем временем Флавий полез в карман и вытащил небольшую скомканную пачку листов, исписанных мелким ровным почерком.

— Это мои заметки, — пояснил он, стесняясь и краснея от направленных на него взглядов. — Я хотел отдать эту писанину Толе для книжки, но раз такое дело, — он неловко улыбнулся, — позвольте мне самому прочитать маленький отрывок из последней части.

Он принялся листать рукопись.

— Простите, что отнимаю ваше время. Вот. Я недолго.

Флавий глубоко вздохнул и приступил к чтению.

— Западный ум видит будущее, исходя из уроков истории. Славянин же, наоборот, смотрит на настоящее исключительно из интересов будущего. Будущее — это Бог. Поэтому западники и славянофилы никогда не поймут друг друга и не договорятся. Для одних приближение к Богу равносильно сползанию в пропасть, не выкупленную индульгенциями, для других — восхождение на Фавор.

Фла остановился, опустил руки и посмотрел на Анатолия.

— Если следовать логике наших противников, они были уверены в успехе. Да-да, уверены, что будущее можно построить на стремлении человека к материальному благополучию, а свободную славянскую волю купировать, если потребуется, импортными таблетками житейского счастья. Не получилось.

— И никогда не получится! — добавил Иван Андреевич, вытирая рукавом халата бегущие по щекам слёзы.

ИСИДА Ольга. «Суп дружбы»

Любимым внукам Максюше и Данечке

Суп дружбы

— Максюша, лапонька, пора обедать.

Бабушка налила тарелочку борща, положила рядом кусок белого батона и любимую ложечку внука.

«Опять есть,» — грустно подумал Максимка.

— Максим, я жду.

Но внук продолжал катать машинки по ковру.

Может, передумает бабушка или забудет?

Но голос бабушки становился все строже и строже.

— Иду, бабуль.

— Пойдем, помоем руки и обедать.

Максим лениво сел за стол, лениво взял ложку и лениво стал водить ею в тарелке.

Бабушка сидела около внука, задумчиво наблюдая за его действиями.

— Ешь, Максюша, иначе борщ будет совсем холодный.

Но внук только грустно на неё посмотрел и снова стал водить ложкой. Уговоры не помогали.

Бабушка молчала, и только пальцы её руки начали тихонько стучать по столу.

— Зачем ты стучишь?

— Я не стучу. Это бегут к тебе два друга.

Бабушка поставила указательный и средний пальцы буквой v, только наоборот.

Максимка оживился.

— Какие два друга?

— Мальчики. Два друга.

И пальцы бабушки подбежали к тарелке.

— А как их зовут?

— Тру-ля-ля и Тра-ля-ля.

Макс рассмеялся.

— Какие смешные имена!

— Что ты делаешь? — спросили Тру-ля-ля и Тра-ля-ля.

— Я???

Максюша напрягся.

— Я ем борщ.

— Ха-ха-ха. Ты даже ложку в рот не берёшь.

Максимка тут же зачерпнул борща и отправил в рот.

— Вкусно?

Пальцы вплотную подбежали к тарелке.

— А что в супе? И как суп называется?

— Это борщ.

И еще одна ложка отправилась в рот.

— Нет, это не борщ. Это суп дружбы.

— Неправда. Бабушка говорит, что это борщ.

— А мы считаем, что это суп дружбы. И знаешь почему? Ты ешь и слушай. Вот ты взял в ложку что?

Максюша зачерпнул ложкой борща.

— Картошку.

— Вот и славно, ешь. А сейчас что? Бери следующую ложку.

— Морковку.

— А еще?

— Свеклу.

— А в следующую ложку что попало?

— Капуста. Я её не люблю.

— Видишь, в супе сколько овощей разных, они друг с другом дружат, и поэтому суп называется «суп дружбы».

На дне тарелки оставалось немного борща. Тру-ля-ля и Тра-ля-ля бегали вокруг тарелки и подбадривали Максимку. Внук уплетал хлеб и борщ за обе щеки.

— Мы побежали, — и друзья помахали Максу.

— А я?

— А ты беги играть в машинки. И не забудь сказать бабушке спасибо за вкусный «суп дружбы».

С тех пор началась дружба Максюши с Тру-ля-ля и Тра-ля-ля. Теперь он с охотой садится за стол и тут же спрашивает:

— А где мои друзья?

И Тру-ля-ля и Тра-ля-ля тут же прибегают.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.