Морис д'Эльбе. Герои Вандеи

Морис Джозеф Луи Гиго д’Эльбе

На этот раз мой рассказ будет о Морисе Жозефе Луи Гиго д’Эльбе (Maurice Joseph Louis Gigost d’Elbée) или просто Морисе д’Эльбе втором генералиссимусе Королевской и Католической Армии. В моей первой книге, «Герои Вандеи», есть глава о нем, но для написания оной была использована газетная статья, с присущим для статьи объемом, поэтому, я и хотел дополнить и переработать, а где надо и исправить материал, написав специально книгу об этом замечательном человеке.

Итак, я начинаю свой рассказ. 21 марта 1753 года, в Дрездене, в семье первого советника при дворе польского Короля и Курфюста Саксонии Августа третьего родился мальчик. В тот же день, он был крещен в католической церкви и имя ему дали Морис Жозеф Луи.

Его отец, которого звали так же Морис, происходил родом из Анжу, а предки будущего вождя Вандеи, были шотландцы. Из Шотландии прибыл в 1445 году основатель рода д’Эльбе поступив служить в шотландскую гвардию французских королей. В Анжу же д’Эльбе поселились в конце XVII века после женитьбы одного из д’Эльбе на некой мадмуазель де Фушье давшей будущему мужу в приданое земли Ла Лож–Вожиро и Ла Гобилиньер (Гобиньер). Он умер в 1737 году, оставив после себя сына Мориса, который поступил в 1726 году на службу в саксонскую армию, это и был отец Мориса Жозефа Луи, сделавший там удивительную карьеру, дослужившись до первого советника.

В 1750 году, он женился на Марии-Терезии дочери «полковника-лейтенанта» (или по нашему подполковника) гвардии Августа III, то же француза по происхождению, графа де Мёссан. От их союза и родился 21 марта 1753 года, будущий генералиссимус.

Кстати дед мальчика, как и его отец, носил так же имя Морис, это была такая давняя семейная традиция, распространенная в Анжу и Бретани, давать первенцу имя отца.

Мальчик получил блестящее домашнее образование, и как это было принято в дворянской семье, решил посвятить себя «искусству войны» (L’art militaire), поступил в Дрезденскую военную школу, после смерти отца, последовавшей в 1763 году. После её окончания, в возрасте 16 лет, он вступает на службу младшим лейтенантом в гвардейский корпус гренадер, где служил, когда то его отец. Через год, он уже лейтенант, но Морис хочет переехать служить во Францию, родину его предков и 1 июня 1772 года он поступает младшим лейтенантом в régiment Dauphin-cavalerie Кавалерийский полк Дофина (наследника престола). Но если в Саксонии он стал лейтенантом за год, то во Франции Морису пришлось прослужить целых 9 лет, пока 6 мая 1781 года он не получил патент лейтенанта пятого легко-кавалерийского полка в Жуанвиле, на границе Шампани и Лотарингии. Прослужив еще пару лет и видя, что карьеры во французской армии ему не сделать, Морис подает прошение об отставке, которое и было удовлетворено 17 сентября 1783 года. Важный факт, Морис отличался удивительной для того «вольтерьянского» века религиозностью и благочестием, хотя сам при этом обожал и Вольтера и Руссо. Получив отставку, он едет в поместье своего деда в Ла Лож-Вожиро, недалеко от Бопрео, Ле Пэн-ан-Мож (родной деревни Кателино), Шоле.

Соседями д’Эльбе стали де Боншампы в Ла Бароньер, де Буаси в Ла Шатеньере, Лярошжаклены в Ла Дюрбельер.

Среди соседей, особая дружба сложилась с маркизом де Буаси, он то и познакомил Мориса с Маргаритой Шарлотой дю Гуа, дочерью, уже покойного на тот момент, губернатора острова Нуармутье. 17 ноября 1788 года, в церкви Ла Гобртьер, состоялось венчание Мориса и Маргариты Шарлоты, на котором Пьер Проспер де Буаси был свидетелем со стороны жениха.

Это была действительно большая любовь, Маргарита Шарлота останется верна своему мужу до самой смерти.

А в это время идут выборы в «Генеральные Штаты», чей созыв предполагался в мае 1789, впервые начиная с 1614 года! Провинции бурлят в ожидании перемен. Король подписал 8 августа 1788 года, указ о созыве «Генеральных Штатов». И хоть люди в провинции верны Богу и Королю, но идеи Руссо, «общественный договор», «Энциклопедия» Дидро и Даламбера так- же широко популярны, их обсуждают и читают практически все.

Дух Вольтера и идеи Руссо прекрасно уживаются с набожностью и благочестием и роялизмом Мориса. Как пишет один из современников: « в то время крестьяне хотели стать буржуа, буржуа хотели стать дворянами, а дворяне хотели стать знатью». Ну, просто как в песне: « перемен, мы ждем перемен»!

И вот наступило 14 июля 1789 года. Стоит отметить, что благодаря патриархальным нравам и удаленности департамента Вандея от Парижа, революция была поначалу там воспринята как эдакая цепь реформ, направленная на укрепление государства (аналог нашей «перестройки»), которая не несет ничего антихристианского и антимонархического.

Свобода слова, печати, свобода гражданская и политическая, равенство всех перед законом, равное налогообложение, и при этом за католичеством сохранен статус государственной религии, а во главе государства, Король! Что здесь плохого?!

В своих наказах к Учредительному Собранию (,Assemblée constituante de 1789), крестьяне пишут об улучшении материального положения приходских священников (кюре) и их допущения в местные органы самоуправления! Где тут гонения на религию?!

Мало того, 26 июля 1789 года Морис д’Эльбе и еще 68 жителей округа Бопро (69 из 2673 жителей прихода) празднуют взятие Бастилии и подписывают радостное «приветствие» по этому поводу, в Анжер, для передачи депутатам Анжу в Национальном Собрании! А кюре Бопро бьет в колокола и исполняет «Te Deum» в своей церкви в честь взятия Бастилии!

Отрезвление пришло чуть позже. 2 ноября 1789 года Национальным Собранием было национализировано церковное имущество, но при этом государство брало на себя обязанности по обеспечению расходов по отправлению культа, содержанию причта и вспомоществованию бедных.

Декретом от 19 февраля 1790 года Собрание запретило уход в монастырь, запретило все монашеские ордена и конгрегации.

27 марта 1790 года Римский Папа выступил против церковной политики Национального Собрания. В ответ Собрание приняло 12 июля 1790 года «гражданскую конституцию духовенства».

27 ноября 1790 года была выработана форма присяги, которую должны были приносить все духовные лица, присяги на верность и повиновение гражданской конституции.

Отсюда пошел раскол во французской католической церкви. Многие священники, а их было 55%, отказались присягать конституции. Тем самым поставив себя вне закона. Они были изгоняемы с приходов и лишались государственного жалования, которое им было положено по декрету от 29 ноября 1791 года.

Но при этом нашлось семь епископов, среди которых знаменитый Талейран, что подписали и одобрили присягу.

Закон от 27 ноября 1790 года говорить о необходимости преследования «как нарушителей общественного порядка» не присягнувших священников. При этом Папа Пий VI в своей булле от 13 апреля 1791 года охарактеризовал «гражданскую присягу духовенства» как ересь и схизму! Постановление от 19 июня 1791 года уже обязывало под страхом отставки и суда общественным обвинителям преследовать не присягнувших священников! И « не присягнувшие» служили мессу в лесу, тайком, как первые христиане. Население, как правило, привязанное к старым священникам, обращалось только к ним, ходило на тайные мессы и не признавало «обновленцев», священников принесших присягу.

В Ванде же приход был как одна большая семья, и крестьяне следовали за своими пасторами. К примеру, в регионе Може, только 21 пастор из 236 принял присягу.

И вот уже 15 августа 1791 года, в день « успения пресвятой Богородицы», 3000 «верных», среди которых Морис со своей женой, собираются между Бопро и Шоле в лесу Беллефонтань, где молятся святой Деве в одной маленькой часовне. Они оставались на месте в течение трех дней. В ночь на 20 августа 1791 года, национальные гвардейцы разогнали «папистов», арестовав при этом 30 богомольцев. Часовня была заколочена, а статуя святой Девы, отправлена в Шоле.

В Бопро арестован монах по имени Коквиль, друг д’Эльбе.

В виду того, что Франция вступила в войну, с 20 апреля 1792 года, Законодательное собрание приняло 27 ноября 1792 года, еще более суровый декрет против не присягнувших священников. Они приговаривались к изгнанию, если же не присягнувший священник продолжал оставаться во Франции, он приговаривался к десятилетнему тюремному заключению!

Король выступил против этого декрета, но скоро наступит 10 августа, а затем и провозглашение Франции республикой и тюремное заточение Короля вместе с семьей в Тампль. Приход к власти Конвента лишь ужесточил меры против не присягнувших священников, они уже не только томились в тюрьмах, но и шли на смерть за свои убеждения!

Поэт и историк Ламартин пишет о той поре во Франции

«Партия коммуны хотела с корнем вырвать все, что могло напомнить религию, и веру из сердца и из самой почвы Франции. Колокола, этот звучный язык христианских храмов, были перелиты в монету или в пушки. Раки, реликвии, предметы, посредством которых воздавались народом почести апостолам и святым католической веры, были лишены своих драгоценных украшений и выброшены. Депутат Руль разбил на площади в Реймсе склянку с миром, которая, как гласила древняя легенда, была принесена с неба, чтобы помазывать королей божественным елеем. Директории департаментов запрещали учителям произносить самое имя «Бог» во время занятий с крестьянскими детьми. Андрей Дюмон, посланный с полномочиями в департамент Севера, писал Конвенту, «Я арестую священников, которые позволяют себе справлять праздники и воскресенья. Я уничтожаю кресты и распятия. Я в восторге. Повсюду запирают церкви, сжигают исповедальни и изображения святых, из священных книг делают пыжи для орудий. Все граждане кричат:,«Долой священников! Равенство и разум!»

В Вандее, представители Лекиньо и Леньело преследовали даже торговцев воском, поставляющих свечи для религиозных обрядов. «Раскрещиваются массами», сообщали они:-«священники сжигают свои грамоты на священство. Таблицы прав человека заменяют на алтарях дарохранительницы смешных таинств». В Нанте на кострах, сложенных на площади, сжигались статуи святых, образа, священные книги. Депутации патриотов являлись в каждое заседание конвента и приносили ему имущество, награбленное с алтарей. Жители соседних с Парижем городов и деревень целыми процессиями привозили в Конвент на тележках золотые реликвии, митры, чаши, дароносицы, дикосы и паникадила из своих церквей. Знамена, водруженные на грудах этих предметов сваленных в безпорядке, носили надпись «Обломки фанатизма».

Тем временем, у Мориса умирает мать, в октябре 1790 и он теряет первого ребенка, в начале 1791 года. В ноябре 1791 года он решает покинуть Францию и отправляется в Кобленц (Саксония) резиденцию братьев Короля, а оттуда путь ведет его в Вормс, древнюю столицу Бургундии, там он встречается со своим кузеном, шевалье д’Эльбе, что представляет его принцам. Морис становится адъютантом генерала Ла Соле. Армия Вормса насчитывает всего 8000 человек.

Однако вскоре Морис разочаровывается в эмиграции, видя, что она на деле ничего не может сделать, проводя время в балах и пирах, да за карточным столом, и он уже считает утопией поход эмигрантов на Париж, пусть даже поддержанный Пруссией и Австрией. К тому же Законодательное Собрание повелевает вернуться всем эмигрантам под угрозой полной конфискации их имущества (а жена Мориса осталась во Франции!) и 30 апреля 1792 года Морис входит в свой дом в Ла Лож-Вожиро.

Морис старался жить тихо и незаметно, как обычный помещик. Он не едет спасать Короля, как, к примеру, Шаретт, Лескюр или Лярошжаклен. 10 августа он встречает в своем поместье, а не во дворце Тюльири, среди его защитников, в Париже.

В нескольких лье от его дома, в Монкутане, 12 августа, 8000 или 10 000 крестьян с палками и косами поднялись и пошли на Бессюир. Под Белым знаменем, с цветами лилии и криками «Да здравствует Король!» они дошли до Шатильона. 21 августа, восставшие предъявили петицию меру Бессюира Делоше со своими требованиями. На другой день, восстание было буквально потоплено в крови жандармами и национальными гвардейцами под командованием лейтенанта жандармерии Буасарда и последовавших за ним репрессиях. Было убито 220 человек, арестовывали, а затем отправляли на гильотину всех, реквизировали зерно и домашний скот, оставляя семьи повстанцев умирать голодной смертью.

Морис остался в стороне.

26 августа 1792 года принят закон дополняющий декрет от 26 мая, о насильственной депортации «непокорных священников». Множество священников вынуждены бежать в Испанию или Англию. Среди последних аббат Амадей де Корде, его племянница Шарлотта Корде убьет «друга народа» Марата 13 июля 1793 года в Париже, её казнь 17 июля, даст сигнал началу «Большого Террора».

С первого по шестое сентября, были «очищены» от заключенных все тюрьмы Парижа. Убийства начались с тюрьмы аббатства Сен-Жермен, около 14.30 толпа атаковала шесть карет с 30 священниками, которых везли в тюрьму, все они были убиты. После этого опьяненная кровью толпа ворвалась в аббатство и стала убивать всех (!) находившихся там заключенных. Возник даже своеобразный «народный трибунал» заседавший в одной из камер, у которого были списки заключенных. По ним в камеру вызывали заключенных, после беглого опроса, одних отпускали на свободу, других (и их было большинство) осуждали на смерть и убивали во дворе аббатства выстрелами из ружей или ударами сабель и пик (для экономии боеприпасов). Попытки спасти заключенных, что предпринимались их родственниками и даже органами власти, ни к чему не привели, «Ходатайства за изменников бесполезны!».