Бесплатный фрагмент - Мои воспоминания

ГЛАВА 1. Родители

Я родился 29 сентября 1953 года в семье советской интеллигенции первого поколения.

Отец-Ермолаев Петр Егорович родился 15 августа 1922 года в д. Мачкасы Порецкого района Чувашской АССР в семье крестьян: Ермолаева (Солдатова) Егора и Ермолаевой Варвары. У отца были старшие братья-Василий и Федор и сестры-Мария и Евдокия. Отец был младшим.

Каких — либо документов о прошлом деревни Мачкасы не обнаружено. По рассказам старожилов, возникла она в конце XVII века. Первыми поселенцами стали 8 крестьянских семей, высланных за какие — то провинности из поселения возле монастыря Макария Нижегородской губернии. По словам отца родоначальником был отставной солдат Ермолай, отслуживший 25 лет в армии Петра I (начало XVIII века) -отсюда вторая фамилия-прозвище-Солдатовы.

Семья была средне статистической крестьянской по тем временам (родители и 6 детей).Четыре мужика в семье-это было определяющим после революции-землю наделяли по едокам и по количеству мужиков, которые могли обработать землю. Так что в семье Ермолаевых была земля, 2 или 3 лошади, мельница (под?), 2 борзых охотничьих собаки. В период коллективизации (30-е годы) дед, чтобы не быть репрессированным, подался в бега, а жене с детьми пришлось все сдать в создаваемый колхоз-остался только приусадебный участок и собаки. Деревня видимо была большая, так как отец окончил 10 классов не на стороне или я не знаю. Может ходил в другие близлежащие села-из его рассказов не помню. (Надо посмотреть в архивах). В 1942 году был призван в Красную Армию и направлен в Кронштадт на один из фортов (Красная горка или другой-не помню) краснофлотцем. Был заряжающим орудий крупного калибра-снаряды поднимали на направляющую ленту вдвоем-значит кг 80—100.Блокада Ленинграда коснулась и их бригаду. Урезанный паек, отсутствие увольнений в город и др.

Блокадные воспоминания

Чувство голода было постоянным. Частично недостаток пищи снимался постоянными обстрелами белофинами- после обстрелов много оглушенной и убитой рыбы-специальные команды ее собирали и частично сдавали на камбуз, а часть отвозили в Ленинград. Морячкам было маловато того, что доставалось от обстрелов-и они наловчились рыбу ловить в туалетах на пирсах-сидишь на толчке и ловишь рыбу-голь на выдумку хитра, особенно в армии.

Так и прослужил бы до конца войны в тепле и под защитой-да в феврале 1943 года командование решило сделать очередной прорыв блокады-и морячки с фортов по льду Финского залива пошли на пулеметы, орудия и все что стреляло с той стороны. В результате -попытка не удалась-отца ранили в голову, 2 раза в руки, в обе ноги и 2 раза в спину когда лежал на льду. Только на 2 сутки ночью командир, с оторванной по локоть рукой, прислал санитаров, и отца вытащили со льда на берег и отправили в госпиталь. Никого из тех с кем служил, и с кем пошел в атаку, он больше не видел и не встречался.

Когда в 1974 году я писал дипломную работу в Ленинградском физико-техническом институте им. Иоффе, то отец выпросил на работе командировку на какие-то курсы повышения и приехал ко мне в Ленинград. Я был молодой, весь в науке, а в Питере и других развлечений было много, поэтому мало отцу оказал внимания, о чем сожалею сильно. А почему? Сейчас я думаю потому, что отец практически никогда не вспоминал войну- как начинает вспоминать, то сразу слезы на глазах, голос перехватывает, а поскольку он мужик был крепкий, то просто уходил из дома в сад успокоиться. Поэтому у меня мало и его воспоминаний (только веселых рассказов типа рыбной ловли в сортире). Очень любил песню «Бьется в тесной печурке огонь». Я то же ее полюбил, только, после смерти отца, ее больше не пою-не могу… И, вот какая-то мистика, или что-то свыше: когда отец заболел раком легких (мне муж сестры Александр Знаменский об этом сказал, а ему наблюдающий врач), то я поехал в Алатырь –по пути купил бутылочку пихтового настоя для ингаляции-и, когда приехал, было видно, что уже ничем не поможешь-но фронтовик держался-ни единым словом, даже после химиотерапии не обмолвился. И я попросил, когда мы с ним выпили по рюмке коньяка, спеть его любимую песню «Бьется в тесной печурке огонь», то он согласился, и а капелла спел, а я записал на кассетный магнитофон (1991 г) его голос и песню. В следующий раз я приехал уже на похороны (умер 22 июня 1991 г). После похорон я спросил у мамы где магнитофон и кассеты. Магнитофон есть, а кассета с этой песней оказалась стерта племянником для каких-то его целей. И голос с того света не прозвучал тогда и вообще больше не прозвучит. К сожалению… Видимо так распорядился всевышний.

Где отец находился в госпитале после ранения из его рассказов, я не помню. Он рассказывал, что на санитарной комиссии, которая определяла-годен или нет к дальнейшему прохождению службы-военврач, которая ему симпатизировала, сказала, что этому инвалиду надо лечиться и хорошее питание. Но отец уговорил ее потом, чтоб его инвалидом не делали, а отправили в родную деревню-там мол поставят на ноги-так видимо везде делалось. Сообщил телеграммой матери, что приезжает раненый — куда –не помню (ближайшие ж/д станции-Алатырь и Шумерли).Его встречали чуть ли не пол деревни — мужиков –то на фронте побило много — а тут 21 летний парень-пускай на костылях-но все цело-не оторвано. Мать первым делом спрашивает-не встречал ли старшего брата Федора? (Федор ушел на фронт в 1941 году и так и остался безвести пропавшим-где-то лежат его косточки и не найдены поисковиками. А жена с 2 сыновьями так и мыкались, пока мальчишки не выросли. Вот что интересно, второй брат по старшенству — Василий -на фронт не попал по какой-то причине-отец мой его не привечал и практически не общался. Что уж там было, я не знаю -а родня молчит. Надо сказать, что Василий был жаден -по натуре-куркуль. Отец, когда ехал к матери в д. Мачкасы, то вез на себе, велосипеде, или как-то мешок в 50 кг белой пшеничной муки -в дерене ее не было. И, если позволяла возможность, то и еще что-то (в то время ходила по р. Сура самоходная баржа-внутри были установлены лавки, сверху люк открыт для света и притока воздуха. На барже можно было разместить не только велосипед, но и что-нибудь посерьезнее -козу, корову, трактор и т. д. Выходили в д. Мурзицы или в Козловке (деревни по берегу Суры) и пешком 10—15км до д. Мачкасы. Потом в 60-х построили дорогу Алатырь-Порецкое и пустили автобус — тут вообще стало хорошо. От автовокзала до автовокзала, а там на какой — нибудь попутке до Мачкас 1—2 часа. Так вот, к брату Василию придем, а он спрашивает-вы кушать будете, или чай только попьете-сто лет не виделись и такой прием-мы тут же уходили к матери-моей бабушке Варваре домой. Вот она была хорошая женщина-настоящая русская женщина-не баба, а женщина-была ли она грамотная или нет я не знаю, но интеллигентность просматривалась явно-никогда голоса не повысит, всегда ко всем доброжелательная. В доме с ней жила женщина (инвалидка-горбунья),не-пойми чья, но такая же добрая и умелая по хозяйству. Доброта бабушки Варвары передалась всей отцовой ветви, да и внукам ее, кого я, более менее знаю-Виктору Федоровичу (сыну погибшего брата Федора), ну и естественно мне и моей сестре Маргарите (хотя и предки со стороны моей мамы тоже были очень добрыми людьми).

Мачкасы сегодня

Так вот об отце: встретили его из госпиталя родня и односельчане, ну и праздник, насколько это было можно, устроили. Где-то через неделю приносят повестку из Порецкого — из райвоенкомата -надо встать на учет –то, да сё. В военкомате, естественно, поинтересовались планами на дальнейшую жизнь, и предложили так, что отказаться было невозможно-стать в родном колхозе председателем или, ну как говорится, «погоди». Проработал председателем полгода и взмолился –либо тюрьма, либо отправляйте на фронт. Хоть и со средним образованием, а в родной деревне, где половина родни-как ими управлять -тащут-скрывай, приписывают-скрывай-да ну на фиг… Короче, предложили ему возглавить лагерь для военнопленных немок (да, такие тоже у нас были). Отец мало об этом рассказывал (видимо то, что он был начальником женского лагеря как то было ему не по душе), но один эпизод он все же рассказал. Где-то через неделю после его назначения было объявлено, что приедет проверка, во главе с каким-то генералом-надо встретить и все показать. Тут же примчалось местное, и не только, ведомственное начальство-ну как всегда-и давай рыть землю и, как говорится, « красить траву». Но поскольку это был лагерь немок, то порядок был идеальным (для лагеря конечно). Встал вопрос -чем кормить и угощать комиссию? Правда, надо сказать, что лагерем управляла немка, а не отец-он так с боку припека. Отец по ее просьбе собрал всех местных начальников и дал ей слово. Она озвучила поставленную цель, нарезала всем задачи, а отцу осталось только проконтролировать и обеспечить необходимым -продукты, спиртное и т. п. Все прошло на «ура», всем объявлена благодарность, а отцу как инвалиду (ходил на костылях) дали освобождение и отставку от этой должности. Вскоре закончилась война и отец поступил учиться в техникум. Находясь на практике в чувашской деревне Чурачики познакомился с Панышевой Верой Дмитриевной- моей будущей мамой — которая тоже была на практике в той же деревне. Так судьбы двух человек переплелись и родилась новая ячейка общества. 1 июля 1948 года родилась моя сестра Маргарита, а я родился через 5 лет-в 1953 году, а жили мы уже в г. Алатырь.

Ермолаева (Панышева) Вера Дмитриевна

Моя мама: Ермолаева (в девичестве Панышева) Вера Дмитриевна родилась 3 марта 1925 года в селе Сиява Порецкого района Чувашской АССР в семье крестьян: отец-Панышев Дмитрий Иванович, мать-Панышева (и в девичестве тоже Панышева) Екатерина Ивановна. Дети-Любовь, Надежда (умерла в младенчестве), Вера, Анатолий, Валентина, Александр и Виктор. Дед мой –Дмитрий Иванович был участником 2 войн-Гражданской и Отечественной-имеет ранения. Инвалид. Получал пенсию в советское время на 3 рубля меньше бабушкиной -он 27 руб, а она 30 руб, и его это очень задевало. Просто она всю жизнь проработала в колхозе, а потом совхозе, а дед дня не проработал-то лесником, то еще кем-нибудь. К советской власти относился ровно, но по делам его-не очень. Много об этом не говорил. Дети выросли, выучились, разъехались кто-куда-устроились неплохо- ну и слава богу. Помню мне было годов 10 (вместе с моей старшей сестрой Маргаритой нас родители на все лето отправляли в Сияву-на молоко (мясо редко было и то соленое-холодильников не было, а лед в погребе таял к июлю), на воздух (рядом с селом был сосновый лес), на речку (Сиявка, которую летом воробей пешком переходил), по ягоды, ну и здоровый труд-вода из колодца, прополка картошки, свеклы на совхозном поле вместо бабушки), уже стемнело, а электричества еще не включали-рядом с Правлением совхоза стоял генератор, который давал электроэнергию на 3—4 часа-кино в клубе посмотреть, да в домах женщинам дела закончить, а в 23.00 отключали-смотрю дед, сидя на кровати, молится богу. Я спрашиваю: «Дед, зачем ты молишься, ведь бога нет» (советские школьники все были атеисты), а он отвечает, что бога может и нет, но старому человеку надо думать о душе. Эти слова я запомнил на всю жизнь, и к религии стал относиться не так уж категорично. С дедом меня многое связывало-поскольку я у него в деревне каждое лето проводил, начиная с 6 и до 16 лет, то многие мужские дела он мне доверял безоговорочно-покрасить суриком крыши дома и сарая, пойти с ним в лес и напилить возок дров на зиму, а потом расколоть и сложить, натаскать воды из колодца для полива-2-3 бочки по 200 л. А сенокос-в последние годы научился косить, метать стога-это мне потом очень пригодилось, когда работал замполитом в аэропорту-обкашивал во главе команды техников, механиков и других летных специалистов взлетную полосу и округу-как комиссар на вороном коне (коня правда не было), пример был-коня не было, машин тоже, все ручками, ручками… За что я деду благодарен (за опыт, за науку).

Бабушка-Екатерина Ивановна-всю жизнь страдала гипертонией (как и моя мама, как и я — это наследственное), но тем не менее была как юла в хорошем смысле слова-как с утра встанет –корову подоить, отогнать в стадо, с подружками посудачить и новости узнать, потом печка, ведерные чугуны с картошкой для скотины, молоко в кринки да в тазы и ведра с холодной водой, чтобы молоко не скисло, живность покормить-куры, поросята, ягнята-овец в стадо, надо за коровой убрать, а тут уже пора идти на совхозное поле –полоть свеклу за трудодни, иначе сена не дадут-в обед прибежит с поля подоить корову, которую пригнали-опять проблемы с молоком и опять на поле. Тут еще мы -дети и мужик –чего- то хочет-в общем, я даже не представляю, как она выдерживала всю эту тягомотину-городским это не понять. И дожила, слава богу, до 80 с лишним лет. Хорошо, что у них в селе была больница-в свое время лучшая сельская больница в Чувашии-так вот, доктор был специалистом от всех болезней, но, профессионал — дважды бабушку на своих закорках (спине) утаскивал из села в больницу (где-то 2 км), и таким образом ее спасал. Кто сейчас из врачей такое может сделать-я не знаю.

Глава 2. Детство

Я себя помню с 7 лет-отдельные эпизоды и 4, 5, 6 лет. 4-х летние картинки-жили тогда на квартире на ул. Горькова в районе базара (хозяева-Морозов Дядя Ваня, жена,2 детей и сад с грушами. Лизал побелку на русской печи –чего-то не хватало в организме. Как то с хозяйкиными детьми стали играть-кто перебежит дорогу перед идущей машиной-я раза 2 перебежал нормально, а на 3 раз упал посереди дороги. Ладно машины ходили как черепахи-водитель остановился, вышел, поднял меня ревущего, отряхнул и сказал, чтобы я так не играл больше..,а мне на всю жизнь запомнился этот эпизод. Напротив нашего дома стоял 2-х этажный дом, почему –то черного цвета-видимо старый был-так вот мы (с теми же друзьями –кажется их звали Николай и Татьяна-зачем-то лазили в этот дом на чердак-так было страшно, темно, всякие вещи, пыль, тенета-сейчас никто не сможет мне объяснить, зачем это все было нужно. Когда мне было лет 5, к нам приехали погостить мамин брат Анатолий с семьей-женой и дочерью Аллой из Карелии (Петрозаводска). Анатолий после ремесленного училища после войны уехал туда и работал на судостроительном заводе сварщиком-кстати-всю жизнь там и проработал-стал ассом профессии корабелов и уважаемым человеком). Привезли подарки. Нам с Маргаритой (что я запомнил) -по большой шоколадке-см 30х20-по-моему это были соевые плитки (вкус до сих пор помню), искал в инете обложку-не нашел. Так вот я свою под кроватью съел быстренько, потом подглядел куда сестра свою положила- стащил ее, и там же съел. Что после этого было я не помню. Наверное отлупила-я ее потом спрашивал-она не помнит этого эпизода. (см. фото этого периода)

Это я в возрасте 7 лет (детский сад штаны на лямках помните?)

Следующий эпизод (5 лет) -я уже в детсаду и на лето нас вывозили в загородный лагерь в сосновый бор в д. Чуварлеи.

Чуварлейский бор. Фото Сергея Дембитского (г. Алатырь)

Домики были щитовые с верандой, и на этой веранде детки после обеда спали- закаливание такое было. В субботу или воскресенье были родительские дни, когда родители приезжали с гостинцами на встречу со своими чадами. Поскольку многие друг друга знали, то отойдя от лагеря немного в сторону, накрывалась поляна, выкладывались съестное, спиртное наверное, гостинцы для детей и все усаживались в кружок. Это были счастливые часы, а вот к вечеру, когда родители начинали собираться домой, то по лесу начинался детский вой-плач расставания. Ходили воспитатели, обнимали детей за плечи и потихоньку их уводили, говоря разные ласковые глупости- и так до следующих выходных. Эта эмоциональная закалка с молодости видимо повлияла в будущем, когда, повзрослев, оставался у бабушки на все лето, на смену в пионерском лагере, да и когда уехал из дома, поступив в университет.

В 1958 году родители построили дом практически на окраине г. Алатырь на Бугре (так стал называться район от воинской части, оврага до кладбища и аэродрома).Одновременно застраивались несколько улиц-Чайковского,…Помню мне было чуть больше 5 лет, когда мы осенью с отцом на велосипеде поехали в Духовую рощу (км 5) за опавшими листьями для застилки чердака, для утепления. Три мешка листьев, да я сверху-отец пешком-ехали домой назад. Такими листьями потом лет 5 еще утепляли потолок своего дома. 1958—60 гг прошли в обустройстве дома, а его поддержание в порядке продолжалось всю жизнь, пока родители были живы. Вместе с отцом сажали в саду вишни и яблони. Алатырь всегда славился своими вишнями. До сего дня вишневые деревья растут на улице перед палисадниками и домами горожан. Бывало с одной вишни собирали 3—4 ведра вишни- это была обязанность детей. А вишневых деревьев в саду было больше 2 десятков. А когда в каждом доме столько вишен, то и девать ее некуда, когда бывает ее урожай. Отец, да и другие мужики, по 2—3 ведра спелых вишен относили на вокзал для продажи пассажирам проходящих поездов.3—4 рубля выручали за эмалированное ведро (10 л) вишен и то не всегда. Оклад матери на работе был 90 руб, отца-110 руб и вишня неплохо пополняла бюджет семьи. Нам с сестрой оставалось только вишню собрать. Очень много варилось варенья в эмалированном тазу на костре, с дымком. Готовились компоты, сушились ягоды для зимы.