Бесплатный фрагмент - Мой друг — крокодил

Предисловие

Нельзя сказать, что у меня был «кризис планов» относительно литературной деятельности. Но, однажды, мой старинный друг Юрий Николаевич Фоломеев сказал, что пора бы мне написать книгу «Мой друг — «Крокодил». Именно так, он предложил такое название. Не знаю, «откуда» ему пришла такая мысль. Тем не менее, уже на третий день после его предложения я решил написать это предисловие. Конечно, у меня нет друга в разделе рептилий зоопарка. Тем более, что «Крокодил», в моем описании- это не рептилия.

Как говорил в известном произведении Остап Бендер:

«Машина, как военный корабль, должна иметь собственное имя.» Памятуя об этом, первая в нашей семье машина, купленная сыном, получила имя «Крокодил». Почему? Об этом, в том числе, и пойдет речь.

Нет, конечно я не собираюсь описывать технические характеристики нашего «первенца». О «Жигулях» «копейке» сказано и написано столько, что «читать-не перечитать». Хотя у нас была не «чистая» копейка, а модель «ВАЗ-21013».

Разговор пойдет о событиях, которые происходили в то время, когда мы ездили на этой и других машинах. И естественно, о людях, которых я имел честь на наших машинах возить.

Глава 1 «Каждый, у кого нет машины, мечтает…

Как я учился… водить машину

Первый раз я сел за руль, когда начиналась моя служба в армии. Нет, водительского удостоверения (в обиходе «прав») у меня тогда ещё не было. В подразделении, где я служил, машин было много. В моем непосредственном подчинении было две машины ЗИЛ 175. Ездили они редко. А вот УРАЛ375, который на учениях «таскал» на прицепе «мою» дизельную электростанцию, ездил почти каждый день.

Водитель, высокого роста крупный парень, сначала рассказал, как запускать двигатель, как трогаться с места, как включать и переключать передачи. После нескольких теоретических занятий он, наконец, разрешил мне самостоятельно проехать несколько десятков метров. Через пару недель вождения на дороге, по которой машины практически не ездили, я приехал прямо на стартовую позицию нашей батареи. Я с важным видом вышел из машины, а навстречу мне с командного пункта вышел мой непосредственный начальник капитан Владимир Петрович Ласковенко. Он строго отчитал солдата-водителя, и ещё строже — меня, предупредив, что не посмотрит на мои лейтенантские погоны и заставит драить машину зубной щеткой, а колеса мазать сапожным «крэмом», купленным на мои деньги.

На некоторое время, дабы не подводить солдат, я прекратил «занятия по вождению». Но «охота пуще неволи». И удовольствие, которое я получал, сидя за рулем, было выше боязни получить взыскание.

Шло время, я получал очередные воинские звания и должности. Но любовь к управлению машиной только росла. Сначала это были обычные грузовики: ЗИЛ157, ЗИЛ130. В восьмидесятых годах техника стала более солидной: четырехосные МАЗ-543 с автоматической коробкой передач.

После окончания академии я был назначен командиром ракетного дивизиона боевого ракетного комплекса «Пионер». Прапорщики — механики водители, рассказали мне об особенностях управления огромными МАЗами. А на очередном занятии по вождению я уже самостоятельно сел за руль учебной машины. По сравнению с теми машинами, которые мне приходилось водить до академии, это было «небо и земля». Гидроусилитель руля, автоматическая коробка передач делала управление простым и легким. Через месяц занятий я уже выполнял упражнение на твердую «тройку», а через полгода стал получать только отличные оценки.

Со временем я научился управлять и шестиосным МАЗ-547. Естественно, это были учебные машины.

А в 1987 году я с удовольствием выполнял учебные упражнения на семиосном МАЗ-7912. Мой полк был первым, поставившим на боевое дежурство боевой ракетный комплекс «Тополь». И тренажером для механиков-водителей была именно такая техника. Частенько после обеда я брал с собой одного — двух офицеров, и мы ехали на автодром, где отрабатывали положенные элементы вождения.

Огромные габариты машины (длина более 17 метров, ширина около 3 метров), естественно, требовали хорошей подготовки водителей. Были и особенности управления. Перед запуском двигателя нужно было выполнить несколько операций, которых на обычных грузовиках не делали. Например, надо было продуть отсек аккумуляторных батарей. А ещё закачать масло в двигатель. Зато, когда двигатель запускался, его семисот «лошадей» практически не было слышно. А ещё можно запустить двигатель от специального баллона со сжатым воздухом. Но этот способ считался аварийным и использовался только при «отказе» аккумуляторов.

Кроме двух педалей — «газ» и «тормоз» было ещё два «рычага» — переключения направления движения и «переключения передач». И ещё одна особенность: для поворота машины руль надо было крутить больше, чем на обычных грузовиках. Это было вполне оправдано. Для машины, которая «возит» ракету, «острый» руль просто опасен. Но к «долгому» вращению руля привыкаешь быстро.

Первый раз я даже не понял, что машина уже поехала. Включил первую передачу, отпустил «тормоз» и почувствовал легкий «толчок кресла в спину». Бетонка, на которой стоял МАЗ была ровной и гладкой. Да и на всем учебном маршруте, который был выполнен в виде грунтовой дороги, машина двигалась очень плавно.

На первых порах на учебной машине за спиной всегда сидел прапорщик — механик-водитель. Он не только контролировал все мои действия и подсказывал, как проходить препятствия, но и смотрел, как проходит левая сторона машины.

Конечно, при постановке машины в «гараж» требовалось выполнять все команды «командира», который стоял перед машиной метрах в пяти. Попытки посмотреть в зеркало заднего вида или, что ещё страшнее, высунуться из кабины и посмотреть назад, немедленно пресекались. А командир не только показывал, «куда крутить руль», но и устанавливал «скоростные ограничения» при движении.

Особенно сложным и необычным было прохождение препятствия, которое называется «холм». Кабина находится примерно на два метра впереди «первого» колеса. Поэтому, когда машина въезжает на вершину «холма», водитель видит перед собой только небо. Конечно, скорость, на которой проходится «холм», очень маленькая. Машина движется «в небо». А когда вершину «холма» проходит «третья» ось, центр масс смещается вперед и нос машины плавно опускается с «небес» на землю. Первый раз это немного шокирует, но, впоследствии этот момент ожидаешь с удовольствием.

Однажды вечером, когда я, как обычно, после «вечернего развода» работал с документами, в дверь постучались. На пороге стоял начальник автомобильной службы полка майор Владимир Васильевич Мищенко. Мы с ним были знакомы с 1982 года, но его появление было для меня несколько неожиданным. Я спросил, что случилось, почему он в полку, а не дома. Мищенко сказал про «срочные работы в парке», «инструктаж водителей» и что-то ещё.

Но главный вопрос, который был задан, застал меня врасплох: «Владимир Витальевич, а правда, что у Вас водительского удостоверения нет?». «Увы, до сих пор нет». «Как же Вы ездите, нет в смысле, что машины Вы водите отлично, а почему „прав“ нет?» — с удивлением спросил он. Я сказал, что в институте нас этому не учили, а потом времени не было, хотя я объездил за рулем всю Свердловскую область.

«Давайте я договорюсь с милицией, сдадите Правила, вождение у Вас отличное, Вы только справку о здоровье сделайте» -сказал Мищенко, выслушав мои «объяснения».

По дороге домой мы обговорили вопросы изучения Правил дорожного движения (ПДД) и другие вопросы подготовки. Когда через пару недель я пришел в кабинет к начальнику спец милиции городка, он очень удивился. Частенько он видел меня за рулем служебного УАЗ, когда я проезжал мимо моста ГАИ-ВАИ. «Владимир Витальевич, Вы что, вторые права хотите получить?» -спросил майор.

Мой ответ, что «прав» у меня нет, поверг его в шок. Мищенко, наверное, не сказал ему, что я за рулем «незаконно». Но он знал, что «вождение» на комиссии ГИМО я сдал на «хорошо». Как положено я взял билет, несколько минут готовился. Подготовка по ПДД, которой Мищенко занимался со мной каждый день после 18 часов, не прошла даром. Одну маленькую ошибку, по- моему, я все-таки, допустил. Милиционер ещё раз выразил удивление и попросил, до получения «удостоверения» от вождения воздержаться.

А летом 1987 года в нашем Военторге появилось объявление, что «желающие приобрести автомобиль „Москвич“ без очереди» могут готовить деньги. Времени заниматься личной машиной у меня не было. А, чтобы раз в год вывести семью в Нижний Тагил, мне разрешали использовать служебную машину.

В 1988 году меня перевели в Москву. Квартиры не было, мы снимали на четверых комнату, тут было не до личной машины.

Виталик купил машину

Те, кто жил в начале девяностых годов двадцатого века, никогда их не забудут. Это потом те времена назвали «лихие девяностые». Бедственное положение в стране отразилось и на военных. Денежное довольствие мы не получали по несколько месяцев. Отношение «народа» к своей армии довели до такого состояния, что нам, офицерам, «рекомендовали» ходить на службу в гражданской одежде и переодеваться в форму уже в академии. Мы, преподаватели академии имени Дзержинского, «добывали средства для существования» самыми разными способами. Кто-то устроился «в охрану» (тогда этот «бизнес» только начал развиваться). Некоторые стали «профессиональными» строителями, занимались ремонтом квартир. Я отделывал двери натуральным шпоном, так, что некоторые мои изделия хозяева представляли своим друзьям как итальянские.

И тогда, когда я ещё служил в армии, и потом, когда уволился я много думал о том времени. Конечно, у нас, сотрудников академии, был нормальный рабочий день. А часто мы могли уйти со службы и после обеда. Учитывая сложности с выплатой денежного довольствия, начальство смотрело на это сквозь пальцы. Главное, чтобы учебный процесс не страдал, а для меня, как ответственного, ещё и учебно-материальная база «развивалась».

В Москве можно было найти работу. А как выживали офицеры и прапорщики в таких городках, как поселок «Свободный» в Тагильской ракетной дивизии? Конечно, я расспрашивал об этом офицеров — слушателей, с которыми проводил занятия. И то, что они рассказывали, не укладывалось у меня в голове. Конечно, мы проводили занятия. А в войсках офицеры дежурили, проводили занятия с личным составом, несли службу в нарядах… А на что жили? Всяко бывало… Только преданные своему долгу и Народу люди могли переносить эти «тяготы и лишения».

Виталик, наш сын, учился в «Бауманке». А, кроме учебы, пробовал себя в разных сферах. Некоторое время работал продавцом в ночном киоске. Но «преуспел» в «биржевых» операциях. В то время «широким фронтом» развивалась «приватизация». Мы, воспитанные на принципе: «все, что говорят по телевизору — правда», стали обладателями самых разных «ценных» бумаг. Новое модное словечко «ваучер», а ещё красивая картинка на «документе» и обещания «всяческих благ», правда, в будущем и их создателям, манили всех россиян.

Как Виталик попал на биржу, сейчас уже не вспомнить. А ещё, некоторые «документы» поставляла ему моя супруга, работавшая на почте.

У нас и сейчас в столе лежат «несбывшиеся надежды» в виде нескольких «ваучеров».

Однажды Виталик объявил, что собирается купить машину. Более того, он уже нашел продавца, и договорился о стоимость. Через несколько дней он попросил меня пойти вместе с ним, чтобы забрать машину и пригнать её к дому.

Зеленого цвета «Жигули» стояли на улице. Хозяин машины открыл все двери, капот, багажник. Всё работало, машина «заводилась» «с пол оборота». Я сел за руль, старый хозяин сел рядом, Виталик расположился сзади.

За рулем «легковушки», не считая служебного УАЗ, я не сидел никогда. Тронулся с места легко. Машина набирала скорость быстро. Переключая «скорости» я, вспомнив ЗИЛ-157, стал делать «перегазовку». Классическая схема перегазовки на «механике» предписывает следующие действия:

сбросить педаль газа;

выжать сцепление;

переключиться на низкую (или высокую) передачу;

сразу резко открыть и тут же закрыть газ для мгновенного повышения крутящего момента;

отпустить педаль сцепления;

повторно открыть газ.

«Старый» хозяин машины спросил, давно ли я сидел за рулем и на чем я учился водить машину. Я, вкратце, рассказал о службе, об опыте вождения, о том, чем занимаюсь сейчас. Короткая информация о «синхронизаторе» в «коробке», и дальше «перегазовку» я уже не использовал. Мы прокатились по нескольким улицам, отвезли «старого хозяина» и поехали домой. Машин в то время было ещё не так много, как сейчас. Домой мы приехали быстро и поставили машину прямо возле подъезда.

Надо сказать, что поставить личную машину возле подъезда в начале девяностых годов было несложно. Возле нашего дома стояло всего две машины. Сигнализации на машине Виталика не было, поэтому дверь закрывалась ключом. А вот снятие «дворников» с «лобовых» стекол было обычной процедурой. Снимали «дворники» со всех машин. Эту рекомендацию мне дал Олег Тюрников, владелец машины с солидным стажем.

Машину купили, а вот ездить на ней было некуда. Дачи у нас не было, ездить на машине на работу было неудобно. По времени проще было добираться на троллейбусе и метро. Поэтому, на первых порах, машина большую часть времени стояла возле подъезда.

«Водительского удостоверения» у сына не было. Но уже через несколько дней после покупки он стал готовиться.

Для отработки практического вождения мы нашли в Серебряном Бору грунтовую «тропинку», ведущую от центральной дороги к пляжу. Естественно, осенью по ней никто не ездил.

И вот мы приехали к началу этой дороги. На словах я много раз объяснял Виталику, как управлять машиной. Да и при выключенном двигателе он отрабатывал все движения руками и ногами. Я вышел из машины и пошел в сторону пассажирской двери. О том, что случилось дальше, много раз с улыбкой вспоминала вся семья.

Виталик надел темные очки, зимние перчатки, закурил сигарету и попытался сесть за руль. Я сразу понял, что именно так он себе представляет не просто водителя, а этакого «гонщика» за рулем крутого «Мерседеса». Но у нас был далеко не «Мерс», да и гонять на грунтовой дороге, изобилующей поворотами, было нельзя. Поэтому, я сразу предложил «докурить» и «снять».

Тронулся Виталик отлично! А, вот, с переключением передач, сразу появилась проблема. На стоянке, когда двигатель был выключен, все движения рукой и ногами были правильными. А вот «в движении» его голова сразу поворачивалась к ручке переключения передач и к ногам. Остановились, заглушили двигатель.

Я натянул на глаза Виталика шапку, так, чтобы он ничего не видел, и командовал, какую передачу включить. Так мы тренировались минут десять. При этом передачи переключались как «последовательно» «снизу в верх» или «сверху в низ», так и произвольно, что, в принципе, маловероятно.

Опять запустили двигатель, тронулись. Дело пошло лучше. Конечно, на тех дорожках разогнаться до четвертой скорости не удавалось. Два часа езды не прошли даром. Виталик вполне освоился за рулем. Вот только ездить по улицам было нельзя. Поэтому долгое время мы ограничивались только ездой по «грунтовкам» Серебряного Бора.

Иногда Виталик просил просто «покатать» его по городу. «Напряженка» с моей зарплатой заставила пару раз «бомбить». Ездили на заработки мы вдвоем, Виталик, для страховки, сидел сзади меня. Один раз нас остановил молодой парень и попросил отвезти, куда скажет. Деньги были нужны, мы поехали. Место, куда он нас «привел» было пустынной улицей в промышленном районе. Он вышел из машины, прошел вперед до каких-то железных ворот. Оттуда вышел человек, они что-то быстро передали из рук в руки, и парень вернулся. Мы отвезли его в начало улицы Народного ополчения. Деньги за поездку «туда» мы взяли сразу, а за дорогу «обратно» он расплатился, когда подъехали.

Когда он вышел, мы поехали в сторону дома. Виталик спросил, догадался ли я, что он «брал» возле ворот. Скрытность действий и пустынность места позволяли сделать вывод, что мы возили наркомана. Наверное, после этого случая мы решили, что зарабатывать «извозом» больше не будем. Даже вдвоем мы были практически беззащитны. А скоро я нашел способ зарабатывать не только безопасный, но и более денежный.

Как «ВАЗ-21013» стал «Крокодилом» и начал служить семье

Среди моих друзей только у Олега Тюрникова была машина. Это была серая «девятка». Купил Олег эту машину в 1989 году. И после недолгих рассуждений об «имени», он принял решение, что машина будет называться «Серна». Решающее значение при определении «имени» сыграл не только цвет, но и скоростные характеристики машины. Мне несколько раз довелось быть пассажиром, и я по достоинству оценил удобства. Правда, по сравнению с моим служебным УАЗ места было маловато.

И вот, лет через шесть после приезда в Москву я стал ездить на «личном авто» моего сына.

Уже на второй день «встал вопрос» об «имени» машины. И, как ни странно, оно «придумалось» само-собой. Во-первых, цвет кузова — «липа зеленая». Во-вторых, звук мотора, который давно не знал рук мастера, напоминал «рык» этой рептилии. И, наконец, в-третьих, помогла случайность. Я в начале девяностых годов собирал резиновые игрушки. И одна из игрушек — симпатичный желто-зеленый крокодил с голубыми глазами, сразу всем приглянулся и перекочевал на «торпеду» автомобиля, определяя, тем самым, «имя» авто.

Надо сказать, что «лихие…» самым существенным образом влияли на возможность использования машины.

Сейчас уже и не вспомнить, когда в первый раз я «рискнул» поехать на машине в центральную часть города. Надо было на Киевском вокзале встретить передачу с одесского поезда. Ни о каких навигаторах в то время мы, естественно, не слышали. Более того, найти хорошую карту с правильным расположением улиц и нормальным масштабом было невозможно.

Нет, конечно, схемы Москвы продавались в любом киоске «Союзпечать». Но попытка сориентироваться по ним потерпела фиаско. Некоторых переулков на схеме не было, там, где должна быть проезжая часть, оказывалась стройка, или ремонт, или просто владельцы зданий устанавливали «препятствия, чтобы «не было шума машин».

Самым простым оказалось сесть на троллейбус, доехать до метро «Улица 1905 года», потом пешком пройти часть маршрута на юг, по улице 1905 года до Краснопресненской набережной, проехать по набережной до Калининского проспекта, далее по мосту, опять по набережной, теперь уже Тараса Шевченко. И вот, наконец, Киевский вокзал. Пешеходный «проезд» к вокзалу был несложным, но продолжительным. Наверное, именно поэтому я не стал, или просто забыл, выяснить простую вещь: а где «припарковать» машину, пока мы будем ждать поезд.

Приехали к вокзалу мы с Виталиком заблаговременно. Это помогло. Я долго крутился, пока нашел место, где можно оставить машину, не боясь получить штраф. Обратная дорога не обошлась без приключений. На набережной, при перестроении, я пересек «сплошную». Просто чуть замешкался, поэтому и пересек. Впереди стоял гаишник, который внимательно смотрел в мою сторону. Да ещё и дорога была пустой. Молодой гаишник вышел на проезжую часть и решительным жестом своей «палки» указал на место, где мне надлежало остановиться.

В то время гаишники стояли так часто, что, отъехав на километр от одного, можно было встретить следующего. И, пусть меня простят за резкость и прямоту, многие ждали, когда нарушитель заговорит о том, что «может… как-то можно… штраф на месте… без квитанции… что он вот… только… сегодня первый раз… за много лет стажа… просто не заметил… растерялся… виноват… и больше этого никогда в жизни…».

Более того, как меня учили «более опытные водители» лучше документы на машину и «права» положить в «удостоверение личности». С действующих военных тогда штраф не брали, а сообщали «по месту службы». И, если иметь «своего человека» в строевой части академии, то можно вообще обойтись без взыскания.

И была ещё одна «рекомендация» от опытных водителей: в удостоверение положить «трешку» или «пятерку». Никто не запрещает хранить деньги в документах. И некоторые гаишники, увидев «бумажку», молча перекладывали её в свой карман и отдавали документы.

Документы у меня лежали в удостоверении, но денег там не было. Я остановил машину и вышел. В то время было именно так. Старший лейтенант, а гаишник был в этом звании, резко подошел ко мне, взял документы и внимательно несколько минут их изучал. Затем обратился ко мне с вопросов, как это я пересек сплошную линию. Я сказал, что по Москве езжу недавно, сразу не сориентировался, что мне надо в другой ряд, и, хотя ехал не быстро, переехать в нужный ряд до начала «сплошной» не успел.

Наверное, гаишник стоял на этом «хлебном месте» не просто так. Он сначала намеками, а потом и открытым текстом сказал, что «может быть, чем получать взыскание, проще уладить на месте». Такого нахальства я не ожидал. Он, старший лейтенант, разговаривал с полковником свысока, как будто генерал с лейтенантом.

Я не стал дожидаться окончания его речи, оборвал его на полуслове и сказал примерно так: во-первых, он, наверное, не понимает, как младший по званию должен разговаривать со старшим, пусть и из разных ведомств, во-вторых его речь слушали мои родственники в машине, в-третьих денег я ему не дам, а вот сообщить его начальству о его поведении могу, в–четвертых, нарушение, которое я совершил не предусматривает изъятие у меня документов. И, наконец, я, преподаватель тактики, пользуюсь таким авторитетом у командования академии, что на эту его бумажку, если она дойдет, просто наплюют. Затем я спросил, все ли мои данные он записал, попросил вернуть документы, сел в машину и поехал домой.

Когда мы отъехали на достаточное расстояние, Виталик удивленно спросил, как это я так резко разговаривал с гаишником. Ответ мой был прост. Нарушение, конечно, было. Но нормальный гаишник, на пустой дороге, мог просто не придать этому значения. А даже, если бы и остановил, просто предложил бы быть внимательнее и заранее готовиться к совершению маневра.

А молодой хам, который думает только о том, сколько денег он должен «заработать» на «хлебном» месте, должен, хоть на словах от человека, который старше его и по возрасту, и по воинскому званию, получить «по полной». Домой мы приехали в хорошем настроении. «Крокодил» начал служить семье.

Рублевское шоссе

«Лихие…» иногда приносили такие сюрпризы, о которых в добрые советские времена мы даже и подумать не могли. Понятно, что «инфляция» была такой, что зарплата, которая в Вооруженных силах называлась «денежное довольствие», за месяц могла обесцениться.

А, кроме того, и выплачивали это самое «довольствие» не регулярно. И я, полковник, всю сознательную жизнь служивший народу, никогда ранее не думал о том, как прокормить семью.

Правда, были в моей «комбатской» жизни месяцы, когда я приносил домой не просто часть «довольствия», а всего несколько рублей. Несколько раз с меня высчитывали деньги за то, что при сдаче солдатского постельного белья в стирку выявлялась недостача. Недисциплинированные солдаты рвали простыни на подворотнички.

Да ещё и старшина, всегда сержант срочной службы, вместе с «каптерщиком», халатно относились к сдаче постельного белья. А начфин полка, в нарушение действующих законов, высчитывал сразу весь «убыток». Делать этого, формально, было нельзя. Но жаловаться в наше время было не принято. Вот и сидели на Таниной зарплате.

В Москве Таня, естественно, сразу нашла работу в одном из НИИ. А когда мы переехали в Серебряный Бор, сразу устроилась на почту. Это частенько спасало нас от «безденежья».

Однажды, ещё когда мы жили на частной квартире в Марьиной Роще, в одном из магазинов «хозтоваров» я купил «шпон». Почему меня заинтересовали полоски натурального дерева, толщиной около миллиметра, шириной 10—20 сантиметров и длиной около метра, сейчас уже и не вспомнить. В нашей шестнадцатиметровой комнатке, где мы жили вчетвером, даже для учебников сына и дочери места не было. Они лежали на полу под столом и на шкафу. Сделать для книг полки (а купить их было просто не на что) из досок от ящиков, в которых мы перевозили вещи, я решил уже через неделю после того, как привез в Москву семью.

Я вспомнил, как делал мебель мой отец. Он приклеивал тонкую фанеру к дощатому основанию и потом полировал эту заготовку так, что она ничем не отличалась от дорогой мебели, которую я видел в магазинах.

Вырезав заготовки для книжных полок нужного размера, я попытался приклеить на них полоски шпона. Прижать шпон к заготовке было нечем. Поэтому на первых деталях шпон «встал волной». Я попытался прижать шпон горячим утюгом. Результат превзошел ожидания. Шпон приклеился ровно. После обработки заготовки наждачной бумагой я покрыл её лаком. Получилось вполне прилично. За выходные дни я сделал несколько полок, на которые сын и дочь поставили все свои учебники.

Летом 1991 года мне предоставили служебную двухкомнатную квартиру на улице Набережная Новикова-Прибоя. В этом районе жили многие слушатели и адъюнкты нашей академии. По близости к известному лесопарку мы называли наш район «Серебряный Бор». Место это прекрасное. Предприятий вблизи нет, рядом с домом Москва-река. До метро десять минут на троллейбусе или трамвае. С деньгами, правда, лучше не стало.

Одна из межкомнатных дверей была в ужасном состоянии. Обрезки шпона, купленные ранее, у меня остались. Кроме того, я, по объявлению в газете, купил ещё несколько полос шпона и решил отделать ими дверь. Дня через два, покрыв на балконе отделанную сторону двери лаком, я с удовольствием смотрел на свою работу. Вот тут и возникла мысль попробовать заработать на этом. У сына уже был компьютер и принтер. Он распечатал два десятка объявлений примерно такого содержания: «Отделка ВАШИХ дверей шпоном натурального дерева. Телефон…»

Расклеив несколько объявлений на остановке трамвая, я подъехал к большому хозяйственному магазину на проспекте Маршала Жукова. Объявлений, самых разных, и на всех возможных поверхностях, было наклеено очень много. Я выбрал несколько мест на дверях, досках объявлений и там, где клеили другие и разместил свою «рекламу».

Через день я собирался уехать в отпуск, поэтому клеить объявление сейчас было, наверное, ошибкой. Каково же было мое удивление, когда минут через тридцать после того, как я расклеил объявления, мне позвонили.

Мужчина снял мою рекламу как раз возле магазина. Жил он на нашей улице. Я предложил подойти ко мне домой, чтобы посмотреть на «готовое изделие». Ещё через десять минут мы уже обсуждали цвет шпона, сроки начала работ и, главное, стоимость. Те, кто жил в то время, конечно знают, что «поклонение доллару» тогда входило в «расцветающую фазу». «Деревянный», как тогда говорили, рубль «имел хождение» только в государственных магазинах, полки которых были, в основном, пусты. На расцветающих «рынках», говоря по-русски «базарах» во всю расплачивались «зелеными». Конечно, я эти деньги видел, но в руках не держал. Да и рублей в моих руках тогда тоже было мало.

В Одессе, куда я поехал в отпуск, я «встретил» ГКЧП. По городу ездили колонны военных машин, на улицах стояли «кордоны» военных. Таня, моя супруга, осталась в Москве. Несколько раз её звонили из академии, спрашивали где я, как со мной связаться и когда планирую вернуться в Москву.

Сейчас уже и не вспомнить, откуда я взял деньги на клей, шпон и лак. Большая комната нашей двухкомнатной квартиры превратилась в мастерскую. Конечно, «ошкуривание» (обработка поверхности наждачной бумагой, в просторечии «шкуркой») наклеенного шпона, как и покрытие поверхности лаком, приходилось проводить на балконе. Но время было летнее, ветер уносил пыль и запах лака, а теплая погода способствовала его быстрому высыханию.

Через несколько дней две двери были погружены на «багажник» «Крокодила». А вечером того же дня я с гордостью показывал Тане настоящие американские доллары.

Так я освоил отделку дверей шпоном и установку этих самых, отделанных мной дверей, на место. А, кроме того, я научился отделывать шпоном и дверные коробки. Это, во-первых, позволяло увеличить стоимость работы, а, во-вторых, позволяло заказчику избежать «грязных» работ по замене дверной коробки. Нельзя сказать, что эти навыки пришли быстро. Постепенно появились клиенты. Потом мы стали работать вместе с Мишей Запольских.

Однажды, зимой 1995 года, мы должны были снова ехать на Киевский вокзал. Но, как оказалось, бензобак был почти пуст. Я поехал на одну, вторую, третью «заправки». Бензина не было. Кто подсказал, на какой «заправке» в районе «Рублевки» есть бензин, сейчас, конечно, не вспомнить. Но, как оказалось полный бак заправить не удастся. Давали только по двадцать литров.

Некоторые владельцы становились в очередь по два раза. Но мы решили, что двадцати литров пока хватит, тем более, что и денег на большее количество литров тоже не было. Ездили очень мало, бензина хватило надолго.

Современные водители, как правило, об устройстве автомобиля имеют весьма смутное представление. А в наше время приходилось осваивать не только управление машиной. Главное, что пришлось постигать — это что надо сделать, чтобы зимой, в мороз, машина завелась, а летом, в жару, не заглохла. И тут помогали опытные водители.

В современных машинах отсутствует такой важный, в прошлом, узел, как карбюратор. Разобрать его «на коленке», то есть буквально держа в руках, на улице, в любую погоду, когда под руками только отвертка и пассатижи, да какая-нибудь относительно чистая тряпочка, чтобы класть на неё детали устройства, было делом обычным. Затем поменять «то, что нужно» и «настроить» с помощью отвертки и гаечного ключа «всё так, чтобы двигатель хорошо заводился, устойчиво работал на разных режимах и в различных погодных условиях».

Зачем такие сложности, скажут современные водители? Проще отогнать машину в автосервис или вызвать мастера… Увы… Во-первых, автосервисов было мало, попасть туда было сложно. Да и мобильных телефонов тогда не было, а найти телефон автомат поблизости ещё не значило, что с него можно было дозвониться. Он мог не работать, у тебя в кармане могло не оказаться двухкопеечной монеты. И даже если вместо «двушки» ты засовывал в автомат аналогичную по размерам десятикопеечную монету, «мастер» мог просто не подойти к телефону или, не дослушав до конца твои «слезные просьбы» про «не заводится» или «глохнет», сказать, что «очередь, запись только через неделю» и бросить трубку.

Конечно, в любом гаражном кооперативе всегда был «дядя Вася», который мог «послушать, потрогать, подкрутить, понюхать…». Но у нас гаража не было, и знакомого «дяди Васи» тоже. Вот и приходилось всё это («послушать, потрогать…») изучать и делать самостоятельно. Хорошо, у товарищей всегда можно было найти книжку, в которой доступным языком было про «всё это…» написано.

Надо сказать, что основная масса советских водителей личного транспорта, причем обоего пола, была достаточно хорошо осведомлена о «карбюраторе, клапанах, кардане, свечах, трамблере…» и многих других элементах конструкции автомобиля. И уже на втором году эксплуатации нашего «Крокодила» я в совершенстве овладел многими вопросами его конструкции.

Почему жарким летним днем 1995 года я оказался на Рублевском шоссе, сейчас уже не вспомнить, да это и неважно. Я ехал из центра и собирался повернуть направо на Крылатскую улицу. Однако, не доехав метров двести до поворота, двигатель, вдруг, «чихнул» и заглох. На улице днем была жара, градусов под тридцать. К вечеру, а время было часов около девятнадцати, стало «прохладнее», около двадцати пяти. Слово «кондиционер» я, конечно, знал. На каждой «большой» машине у меня в полку эти устройства работали нормально.

Но на простых «Жигулях» охлаждение воздуха в салоне осуществлялось только на ходу, открытием окон, причем «вручную», «кручением» ручки опускания стекла.

Попытка завести машину «стартером» успеха не имела. Надо сказать, что у меня был ещё «кривой стартер». Так иногда называли «пусковую рукоятку» — специальную стальную «штуковину», которую через отверстие в переднем бампере вводили в зацепление «с двигателем».

Водитель крутил ручку, «колен вал вращался, поршни двигались, топливо поступало в цилиндры, высокое напряжение подавалось на свечи…».

Двигатель «мог» запуститься. Но мог и не запуститься, если…

Я и так перегрузил свое повествование техническими терминами. Мой двигатель от электрического стартера не запустился. Я был в машине один. Конечно, сразу открыл капот, «потрогал, пощупал, понюхал»… Но горячий двигатель в жару запускаться не хотел.

Рублевское шоссе не самое лучшее место для стоянки неисправной машины. Минут через двадцать около моей машины остановились гаишники. Это был «головной дозор» перед проездом президентского кортежа. Я сказал, что «машина заглохла и не заводится». Они проверили документа, сказали, чтобы я закрыл капот, сел в машину и закрыл окна. Минут через десять с воем проехала кавалькада черных машин, впереди и позади шли машины ГАИ.

Телефон-автомат, найденный в полукилометре от машины, работал. Хорошо, что в соседнем доме жил слушатель из отделения, где я проводил занятия. Ещё минут через сорок подъехала машина, вышли два слушателя. Не «мудрствуя», прицепили «Крокодила» на буксир, и минут через двадцать мы, уже вручную, затолкали мою машину на стоянку.

Мне ещё несколько раз довелось побывать на Рублевке, недалеко от пересечения с Крылатской улицей. Там получил квартиру замечательный человек, начальник нашей кафедры генерал-майор Николаев Александр Иванович. Он узнал, что я занимаюсь отделкой дверей и попросил «провести с ним урок». Человеком он был толковым, и руки, как говорится, «росли из плеч». Одного короткого урока оказалось вполне достаточно, чтобы он понял, как клеить шпон на двери.

На этом «уроке» я показал Александру Ивановичу образцы, а через несколько дней привез несколько пачек шпона, клей, лак и наждачную бумагу. Александр Иванович «выделил» себе для работы отдельную комнату. А я подсказал, как установить в форточке вытяжной вентилятор, чтобы запах лака не «расходился» по всей квартире. Периодически я интересовался ходом работ и отвечал на вопросы.

Готовые двери в квартире Николаева я увидел примерно через год. Для чего Александру Ивановичу понадобился шпон, не помню. Я купил нужное количество и привез к нему домой. Двери, которые я увидел, выглядели шикарно.

Я внимательно осмотрел полотно каждой двери, коробки, установку петель и ручек. Все было сделано по высшему классу. И, естественно, когда к ним приходили гости, все интересовались, кто «производитель» такой красоты. И очень удивлялись, что это Александр Иванович сделал сам. Увы, он рано ушел из жизни. Светлая память этому прекрасному человеку и настоящему Офицеру.

Чем больше ездим, тем больше ремонтируем

В конце лета 1994 года случилось событие, которое существенно изменило мою жизнь. Однажды вечером мне позвонил Миша Запольских и спросил, как у меня с деньгами.

Я как раз закончил и сдал небольшой заказ, деньги были. Миша жил недалеко и подошел минут через пять. Я отдал ему деньги, а на его вопрос, откуда я «такой богатый», рассказал об отделке дверей шпоном.

С Мишей меня познакомил Андрей Новиков. А ещё чуть раньше про этого слушателя просил «товарищ пятый». Так себя называл главный инженер академии полковник Вячеслав Николаевич Логанов. Почему «пятый»? Начальник академии — первый, заместитель-второй, зам. по науке — третий, замполит — четвертый. А он, главный инженер –«пятый». Вячеслав Николаевич планировал, а потом и оставил Мишу после окончания учебы в своем отделе.

Миша очень заинтересовался моим «способом» зарабатывания денег. Вот только работать в моей квартире вдвоем было невозможно. Мы с Мишей думали, где найти место для мастерской. Как мы пришли к тому, что таким местом может быть детский сад, я не помню. Мы выбрали рабочий день, уехали со службы пораньше и в форме пошли в один из детских садов.

Наше предложение, озвученное заведующей, состояло в следующем: мы в одном из подсобных помещений организуем небольшую мастерскую, а в качестве платы за «аренду» мы отремонтируем всю мебель и будем делать и другие работы по указанию заведующей. Аргументом «против» было то, что нам надо покрывать двери лаком. Но мы пообещали, что никакого запаха лака не будет.

Объявления о ремонте дверей я расклеил заранее. И как раз в тот день, когда мы договорились с садиком, мне позвонили и предложили работу по ремонту дверей. Я пригласил «хозяев» к себе в квартиру. Я опять показал дверь, отделанную шпоном «ясеня», рассказал про другие виды шпона, посоветовал где купить ручки и дверные петли. Мы договорились о материале, каким будут отделаны двери и о стоимости работ. Все складывалось отлично.

Шпона надо было много, поэтому поехали на «Крокодиле». Заодно купили клей, лак, растворитель, «шкурку», кисти и всякую мелочь, которая могла понадобиться для работы. Миша, правда, очень беспокоился, что он ничего не умеет. Но моя уверенность в успехе не оставляла повода для беспокойства.

Квартира «заказчиков» находилась на набережной, и, чтобы забрать сразу две двери, пришлось снова «нагружать» «Крокодила».

Надо сказать, что «заказчик» не стал «выпендриваться» с внешним видом готовых дверей. Когда мы показали, каким шпоном будут отделаны двери, было решено, что «полотно», то есть плоскость двери, будет гладкой. Для лакировки мы использовали глянцевый нитролак.

Из инструмента, который должен был «облегчить» нам работу, у меня была только электродрель. В то время на рынках уже появились электрические шлифовальные машинки. Но денег на покупку инструмента у нас не было. Более того, мы даже ножи для резки шпона делали из обрезков ножовочного полотна. Для заточки ножей был шлифовальный диск, который вращался с помощью всё той же дрели. Были и ещё некоторые «устройства», облегчавшие работу, которые я придумал сам.

Работа по подготовке двери включала снятие имевшегося покрытия, разметку и предварительную установку петель и замков с ручками. А потом шпон мы покрывали клеем и с помощью обычного утюга, выпаривая из клея воду, приклеивали к полотну двери. Потом шпон «шкурили».

Лакировали двери на улице. Для этого лак разводили растворителем и распыляли на дверь с помощью пылесоса. После первого слоя лака шпон обязательно «зашкуривали», а затем наносили ещё три-четыре слоя лака. Покрытие получалось идеально ровным.

Работали мы и в «рабочие» дни, и в выходные. Дверные коробки мы отделывали шпоном на месте не снимая. Только если они были «перекошены, приходилось коробки «раскреплять» и переустанавливать.

Когда коробка для одной двери была готова, принесли готовую дверь и в течении нескольких минут «изделие» собрали. Дома была только хозяйка. Супруг работал где- то в «космической» сфере. Мы подгадали так, чтобы он пришел домой с работы, когда мы уже закончили. Ещё на этапе «обсуждения договора» мы рассказали, кем мы служим. Его не удивило, что «денег нам не платят». В таком состоянии была вся страна. Дверь ему очень понравилась.

Получив, как договаривались, деньги за выполненную работу, мы закупили очередную партию шпона, клея, лака и продолжили работу. С одной дверью произошел неприятный случай. Это было в субботу. К часу дня дверь была готова, но мы решили сначала пойти пообедать, а потом отнести и поставить дверь. Коробка была отделана раньше. Покушав, мы пришли в садик.

Войдя во внутрь, мы открыли дверь в нашу комнату. Порыв сквозняка оторвал дверь от стены, и она упала на стоящий невдалеке стул. Всё бы ничего, но у стула боковины спинки поднимались над горизонтальной планкой сантиметра на четыре. Кто и зачем придумал такую конструкцию, трудно сказать. Одна из стоек пробила нашу дверь насквозь прямо по центру полотна примерно на уровне глаз. Всё это случилось так быстро, что мы не успели, как говорится, и «глазом моргнуть».

Подняв со стула дверь, мы осмотрели место повреждения. Прямые слои шпона шли снизу-вверх, как говорится «ни сучка, ни задоринки». Попытка приладить на место вырванные куски успеха не имела. Позвонили хозяевам, сказали, что «по техническим причинам» сегодня мы дверь не принесем. Около часа мы подыскивали куски шпона, чтобы они подходили по рисунку и цвету к поврежденному месту. Работали мы допоздна, но полностью заделать поврежденные участки удалось только дня через три, с понедельника по пятницу мы работали только вечерами.

Наконец дверь была доставлена и установлена на место. Мы дождались, пока придет хозяин и предложили ему внимательно осмотреть дверь. При этом просили обратить внимание на участок прямо напротив глаз. Он внимательно смотрел, но ничего не увидел. Мы дополнительно осветили место повреждения фонариком. Он ничего не заметил.

Тогда мы рассказали, что случилось и показали, где было повреждение. В то, что мы ремонтировали только этот участок, он сначала не поверил. Естественно, мы заверили, что, если в течении трех лет «дырка» проявится, мы бесплатно заменим всю отделку. Надо сказать, что, когда мы поставили этой семье первую дверь, к ним пришли гости. Увидев «обновку», они спросили, где и за сколько они купили «итальянские двери». А когда хозяин рассказал, кто и из чего всё это сделал, не поверили. Увы, заказывать нам такие-же двери его друзья на стали. Больше месяца мы работали над этим заказом, а когда сдали всё, хозяева были очень довольны.

Миша и сейчас живет в том районе и несколько раз встречался с этими людьми. Двери исправно прослужили им лет десять, до тех пор, пока они не решили сделать в квартире капитальный ремонт.

В тот день они, по традиции, предложил нам «обмыть» хорошую работу, достав какую-то красивую бутылку. Мы отказались, аргументируя это тем, что «надо или работать, или водку пить». На том и порешили.

Нет, мы не были трезвенниками. Однажды в субботу я после обеда подошел к Мишиному дому. Настроение было отменное, и что-то мне подсказало, что «надо отдохнуть». Мое предложение было принято.

Мы зашли в магазин, взяли бутылку коньяка, сырку, колбаски и хлеба. В нашем «рабочем кабинете» освободили стол от мусора, достали стаканчики, налили и подняли тост «за успешное завершение заказа». Никто нас никуда не гнал, жены не контролировали. Неспешный разговор иногда «прерывался» очередным тостом. Так мы просидели часа три. Домой шли в приподнятом настроении.

Недавно, разбирая старые бумаги, я нашел блокнот. Конечно, сейчас, через много лет, не вспомнить, кто такой «Леня», но то, что это наш клиент, совершенно точно. Это от него был «приход» 100000 рублей.

И то, что мы вели «бухгалтерию» только подтверждает, что в армии нас приучили к порядку. И пусть огромные цифры вас не смущают. 100000 рублей при курсе на 20.10.1994 1 доллар за 2996 рублей — всего 33, с небольшим, доллара. Но, как видите, и коньяк иногда себе позволяли. Хотя, главное, все деньги несли в семью. Это одна из основных задач мужчины — содержать семью.

Надо сказать, что мы с Мишей, полковники, в плане наличия домашней мебели тоже были «не избалованны судьбой». Мы с Таней, перед переездом в Москву, вынуждены были продать практически новую «стенку», кухонную мебель и спальный гарнитур. Два кресла она отвезла в лабораторию вертолетной эскадрильи, где работала перед отъездом. Такая же ситуация была и у Миши.

Однажды он спросил, можно ли сделать ему «кухню». Мы, конечно, бывали друг у друга дома и видели, что представляют наши кухни. И я не стал сразу отвечать на его вопрос, но дома сел за чертежи.

В то время у Виталика, моего сына, уже был вполне приличный компьютер. Естественно, он учил меня работать. Скоро я стал сносно набирать тексты. А когда он увидел, как я руками делаю чертежи, предложил мне освоить программу АУТОКАД. Конечно, чертить на компьютере было проще и быстрее, чем «руками» на бумаге. И один из первых чертежей, которые я сделал, был чертеж Мишиной кухни.