Бесплатный фрагмент - Modus moriendi

Предисловие

Это книга о том, как по-разному людям удавалось сохранить себя и свою душу под давлением авторитарного режима. Многие темы, затронутые здесь, остаются актуальными и сегодня. В русскоязычной литературе до сих пор отсутствует более-менее подробная информация о католическом подполье в Чехословакии, хотя в немецкоязычной и англоязычной историографии таких публикаций достаточно много. В 2020 году начал свою фестивальную карьеру фильм Ивана Остроховского «Служители» — уверена, что после его выхода на широкий экран интерес к этой теме значительно вырастет. Так совпало, что в 2021 году исполнилось 100 лет со дня рождения одного из ключевых героев этой книги, о котором пойдет речь в последней главе — а значит, никуда не уйти от посвящения именно ему, Феликсу М. Давидеку.

Основная часть интервью, использованных в этой публикации, проводилась десять лет назад. Владимир Юкл, Антонин Срголец, Станислав Краткий, Рудольф Фибы — уже встретились с Тем, кому служили всю жизнь.

Туда же ушел и Венделин Лаца, о котором я помню всегда, чьи материалы составляют наиболее уникальную часть моего фотоархива. Я знаю, что он простил меня за то, что я не смогла или побоялась ему помочь. И важно, что его архив сохранился и уже появились его исследования.

Я хочу отдельно поблагодарить Франтишека Миклошко за то, что он, тогда еще депутат парламента, стал первым моим героем и рассказчиком, и познакомил меня с людьми, с которыми я бы иначе не встретилась; Петера Крижана за заботу и помощь на протяжении многих лет; Яна Конзала — за потрясающие беседы; Мариана Заичека — за искренность и дружбу; а также Душана Шпинера за те откровения, что он продолжает дарить людям, в том числе мне; и Яна Будая — за то, что он есть.

Я благодарю многих других священников и мирян, упомянутых и не упомянутых в этой публикации. Каждый из них остается в моей памяти и сердце — и, безусловно, останется в истории. Я надеюсь, что все материалы, которые не были использованы здесь, будут использованы впоследствии, пусть и не мной. Ничто не исчезает бесследно — ни людское страдание, ни людской опыт и знания; только через них мы можем приобщиться к мудрости человеческой и божественной.

Если хотя бы кто-то из читателей откроет для себя благодаря этой публикации новое об истории, современности, надежде, вере и свободе — значит, она была не зря.

И последнее — все свои переводы в этой книге я посвящаю Наталье Горбаневской, самой внимательной их читательнице.

Введение

После Второй мировой войны, в соответствии с результатами Ялтинской конференции 1945 года, Чехословакия оказалась в советской зоне влияния. 25 февраля 1948 года в стране произошел государственный переворот, и власть окончательно перешла к коммунистам. Правительство провело серию переговоров с католическими иерархами, однако общая позиция достигнута не была. В 1948 году начались первые показательные процессы над монахами, священниками и мирянами, активными в годы Второй мировой войны. В 1949—1950 годах все католические епископы страны оказались либо в тюрьме, либо под домашним арестом. В 1950 году была насильственно ликвидирована греко-католическая церковь путем ее присоединения к православной (так называемая «Акция П»). В том же году были фактически уничтожены монашеские ордена, как женские, так и мужские. А осенью 1950 года была создана провластная структура «Движение католического духовенства за мир». Тем не менее даже в этой ситуации «зачищенного» религиозного поля многие верующие продолжали сохранять верность церкви тайно, в подполье, рискуя при этом свободой. Ведь в соответствии с новыми законами преступлением являлась даже обычная встреча верующих вне стен церкви. В результате репрессивной политики властей церковная жизнь в стране была в большой степени разрушена.

В 1960 году прошла первая амнистия, по которой многие заключенные «сталинского» периода оказались на свободе. Но только 1968-й год стал временем подлинного обновления как для общества, так и для Католической церкви в стране. Однако период обновления быстро завершился вместе с наступлением «нормализации» и приходом к власти Г. Гусака: церковная жизнь вновь была загнана в подполье.

1970-е годы — это время, когда во всех странах социалистического лагеря, а также в самом СССР укрепляется диссидентское движение. Это было справедливо и для Чехословакии. Главным (но не единственным) импульсом для развития движения инакомыслящих в стране стало появление «Хартии-77» — эту вполне «светскую» декларацию подписало несколько чешских священников и ряд верующих мирян. Но особенно важную роль Католическая церковь всегда играла в Словакии; и здесь именно католическое сопротивление оказалось ключевым элементом независимой жизни страны. Первоначально чисто правозащитная деятельность, типичная для «светских» диссидентских движений в регионе, не имела массовой поддержки со стороны «подпольной церкви» в Словакии, однако к середине 80-х годов положение изменилось. Именно словацкие верующие, начиная с 1985 года, обеспечивали подлинную массовость общественным акциям, имевшим антиправительственный характер. Опираясь на массовую народную поддержку, архиепископ Пражский Франтишек Томашек в конце 1980-х годов сумел обеспечить нравственную легитимацию антикоммунистическому движению в стране. Без поддержки церкви победа «бархатной революции» в Чехословакии и дальнейшее демократическое развитие Чехии и Словакии вряд ли оказалось бы возможным.

Глава 1. Социалистическая Чехословакия до начала периода «нормализации»: гонения на церковь, зарождение катакомбных движений и «Пражская весна»

1.1. Положение католической церкви в Чехословакии в 1940-60-х годах

Чехословакия как единое государственное объединение возникла 28 октября 1918 года. Следует заметить, что в то время как чешские земли, находившиеся исторически под влиянием Германии, уже в XIX веке превратились в преимущественно атеистическую страну, в более традиционной Словакии традиционные формы католицизма сохраняли свое значение на протяжении всего ХХ столетия.

В 1939—1945 годах на территории Чехословакии существовали два государства: Словацкая республика, союзник Третьего Рейха, и Протекторат Богемии и Моравии, находившийся под немецким управлением. После поражения Германии на политической карте мира снова возникло единое государство — Чехословацкая республика, однако вплоть до 1946 года она имела фактически федеративное устройство. Интересно, что в 1946 году Чехословакия стала единственной страной в советской зоне влияния, где коммунисты получили в парламенте большинство голосов на еще свободных выборах, при этом исключительно благодаря чешским землям; в Словакии большинство избирателей отдали свои голоса Демократической партии. Премьер-министром коалиционного правительства стал Клемент Готвальд. 25 февраля 1948 года, в результате правительственного кризиса, за которым последовал коммунистический путч, решающее большинство в правительстве Чехословакии получили коммунисты. 7 июня того же года президент Эдвард Бенеш ушел в отставку; Клемент Готвальд сменил его на этом посту.

Ключевым документом для взаимоотношений Чехословакии и Святого Престола в послевоенную эпоху стал «Modus vivendi» 1928 года (см. Приложение I), в соответствии с которым назначение высших иерархов Ватикан должен был согласовывать с чехословацким правительством, а сами новоназначенные иерархи обязывались приносить присягу республике: «Статья 4. Святой Престол, прежде чем приступить к именованию архиепископов, епархиальных епископов, епископов-коадъюторов cum iure successionis и военного ординария, обязан сообщить Чехословацкому правительству имя кандидата, чтобы убедиться, что правительство не имеет оснований политического свойства возражать против этого выбора… Статья 5. Иерархи… после их назначения Святым Престолом, прежде чем вступить в должность, обязаны принести присягу верности чехословацкому государству следующего звучания: „Iuro et promitto sicuti decet Episcopum fidelitatem Reipublicae Cecoslovacae necnon nihil me facturum quod sit contra salutem, securitatem, intergritatem Reipublicae“ (Присягаю и обещаю, как надлежит епископу, хранить верность Республике Чехословацкой, и не делать ничего, что было бы противно благу, безопасности и целостности Республики)».

В первые послевоенные годы коммунисты вовсе не проповедовали воинствующий атеизм; согласно свидетельству Яна Чарногурского, напротив, существовал план после выборов создать коалиционное правительство с католиками. По Словакии распространялся слоган «Каждый добрый коммунист верит в Иисуса Христа».

Но уже в 1946 году прошел первый показательный процесс, в котором вместе с теми, кто стремился возродить запрещенную после войны Глинкову словацкую национальную партию, судили ряд католических активистов — в первую очередь, о. Томислава Колаковича, а также некоторых его последователей.

В чешских землях в послевоенный период католическая церковь переживала определенный расцвет, однако после коммунистического переворота 25 февраля 1948 ситуация кардинально изменилась.

Для понимания дальнейшей религиозной политики чехословацкого правительства необходимо, конечно, представлять себе, какую позицию занимал по этому вопросу СССР.

В докладной записке председателя Совета по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпова и Ю. В. Садовского секретарю ЦК ВКП (б) А. А. Кузнецову от 1 февраля 1947 года говорится, в частности: «Католическая церковь при условии очищения ее от элементов, прямо диктующих вмешательство в политическую борьбу и устанавливающих теократию, освобожденная от централизма и разделенная на национальные („автокефальные“) церкви (по какому признаку и существуют православные, протестантские и проч [ие] церкви), могла бы быть терпима на тех же основаниях, как и другие вероисповедания. Эти обстоятельства и определяют, по нашему мнению, средства борьбы против Ватикана, заключающиеся во внесении организованности в существующее движение протеста против антицерковной деятельности папизма, на базе „чистой, освобождённой от политики“ церкви». Очевидно, что такая программа была несовместима с учением Католической церкви, но именно ее чехословацкие власти попытались воплотить в жизнь.

До выборов 30 мая 1948 г. коммунисты пытались заручиться поддержкой католической церкви. Уже 28 февраля 1948 года состоялась первая встреча генерального секретаря Национального фронта и министра юстиции Алексея Чепички, зятя К. Готвальда, с архиепископом Пражским Йозефом Бераном, а 10 мая прошла первая встреча представителей католической церкви с представителями Национального фронта. Никаких конкретных результатов в ходе этих обсуждений достигнуто не было.

Международная обстановка не способствовала налаживанию отношений между коммунистическим правительством и католической церковью. Антагонизм между странами Восточного блока и Ватиканом нарастал. 20 июня 1949 года папа римский Пий XII утвердил так называемый «Декрет против коммунизма», в котором коммунистическая идеология именовалась антихристианской и звучала угроза отлучения тем, кто ее придерживается и, в особенности, распространяет.

Законом №217, принятым 14 октября 1949 года, было учреждено Государственное ведомство по церковным делам (частью которого стало Словацкое ведомство по церковным делам); его возглавил министр Алексей Чепичка (ликвидировано ведомство было в 1956 году). Главой Словацкого ведомства по церковным делам был назначен Густав Гусак (после его ареста, с 3 апреля 1950 — Ладислав Голдош). Задачей ведомства являлось «заботиться о том, чтобы церковная и религиозная жизнь развивалась в соответствии с конституцией и принципами народно-демократического государственного устройства» (статья 2). Его функции более подробно определялись в указе №228 (см. Приложение II). В тот же день был принят и закон 218 «Об экономическом обеспечении церквей и религиозных обществ государством» (Приложение III); отныне церковь находилась на содержании государства и священникам предстояло получать от него заработную плату — разумеется, только тем, кто получит государственное согласие на пастырскую деятельность.

В Правительственном указе №219 от 18 октября 1949 года об экономическом обеспечении церкви государством, в статье 19 формулировался текст присяги, которую было обязано принести все католическое духовенство: «Я клянусь своей честью и совестью, что буду хранить верность Чехословацкой республике и ее народно-демократическому строю, и не предприму ничего, что может угрожать ее интересам, безопасности и целостности. Я, гражданин народно-демократического государства, стану тщательно выполнять все обязанности, вытекающие из моего положения, и в меру своих сил стану помогать общественному строительству для блага народа».

Первые присяги были принесены епископами 10 января 1950 года. Уже в 1948 г. начались показательные процессы над членами Народной партии и движения «Орел».

В 1949—1952 гг. прошел ряд показательных процессов над церковными деятелями, где было вынесено несколько смертных приговоров, некоторые священники были осуждены на пожизненное заключение, и многие получили сроки свыше 15 лет. Несколько высших церковных иерархов были интернированы. 19 июня 1949 года, на праздник Тела и Крови Христовой, прямо в храме был схвачен и интернирован архиепископ пражский Йозеф Беран. В 1949—1950 гг. все остальные епархиальные епископы Чехословакии либо были интернированы, либо оказались в заключении.

16 марта 1950 г. интернунций Ватикана Оттавио де Лива был выслан из страны; дипломатические отношения Чехословакии и Ватикана прервались на 13 лет.

Еще в марте 1950 года был подготовлен «План действий в отношении монастырей и орденов, предложенный Государственным ведомством по делам церквей», в соответствии с которым в ночь с 13 на 14 апреля 1950 года монастыри семи наиболее крупных монашеских были захвачены сотрудниками ГБ и полицией; настоятели и наиболее активные монахи были отправлены в так называемый интернационный монастырь (монастырь, предназначенный для предварительного содержания монахов, которых вскоре ждала тюрьма) в Богосудове, прочие монахи и послушники попали в «централизационные» монастыри (с более мягкими условиями содержания), а затем в специально созданные для них стройбаты (pomocné technické prápory — вспомогательные технические батальоны). В среднем они оставались там 2—3 года, после чего вольны были вернуться домой. Как замечает М. Гавенда, эта ситуация способствовала налаживанию неформальных контактов между представителями разных орденов.

Согласно статистике, приведенной в «Отчете о деятельности Государственного ведомства по делам церквей за период с конца апреля для Президиума ЦК КПЧ», «начиная с 13.4. по всей стране меры были приняты к 28 орденам (а именно к 219 монастырям и 2376 монахам). Из них 2201 монах был перевезен в централизационные монастыри, и 175 монахов — в интернационные. Из них в чешских землях расположены 144 монастыря, где находятся 1164 централизованных и 76 интернированных монахов, в Словакии 75 орденских домов, в них 1057 централизованных и 99 интернированных монахов».

Нельзя не упомянуть и о так называемой Акции П — от слова «Православие». 28 апреля 1950 года на соборе Греко-католической церкви в городе Прешове, при участии представителей Московского Патриархата, присутствующие (разумеется, в специально подобранном составе) единогласно одобрили план ликвидации униатской церкви в Словакии и ее присоединения к православной церкви.

Наконец, Ведомство по делам церквей приступило и к решению вопроса о женских орденах. Акция Р проходила по схожей схеме: тем, кто еще не принес обетов, предлагалось отправиться домой; монахинь же свезли в несколько централизационных монастырей, и в дальнейшем им было позволено трудиться в качестве медсестер там, где наблюдался недостаток кадров — например, в домах престарелых и сумасшедших домах; однако послушниц им было запрещено принимать в орден.

К. Каплан приводит в своей книге архивные данные, согласно которым в 1947 году в Чехословакии было 6986 католических пресвитеров, не считая монахов; в марте 1950 клириков всех церквей насчитывалось 7045; в 1961 — 5271. В 50-х годах из 13 католических диоцезов только три в чешских землях и один в Словакии имели своего епископа. В 1950 году к продолжительным тюремным срокам было приговорено 70 духовных особ, в 1951 — 74, в 1952 — 65 клириков. К. Каплан цитирует Зденека Фирлингера, который писал в справке для президиума КПЧ в июле 1952 года: «В нынешних обстоятельствах и при текущей церковной политике церкви не могут представлять серьезной угрозы для государства».

Законом 112 от 14 июня 1950 г. были уничтожены все богословские учебные заведения, кроме двух (см. Приложение IV).

В июле 1950 г. было объявлено о возникновении Движения католического духовенства за мир (Mírové hnutí katolického duchovenstva), которое должно было объединить лояльных режиму священников. Первым председателем движения стал отлученный от церкви священник Йозеф Плойгар, министр здравоохранения.

Чешские исследователи Станислав Балик и Иржи Гануш так пишут в своей обзорной монографии о 1950 годе: «Итак, этот год означал победу государства над церковью. Собственно, в течение пятидесятых годов в области отношений государства и церкви не происходило, за редкими исключениями, ничего. Официальная церковь продолжала существовать в стенах храмов, куда ее зажали… Однако церковь пятидесятых и шестидесятых годов имела и другой облик — подумаем о заключенных священниках и мирянах. Их воспоминания свидетельствуют, что в интернационных лагерях и тюрьмах церковь жила подлинно христианской жизнью. Именно их опыт, вместе с последующим соборным обновлением, привел к тому, что на следующем этапе, в семидесятых и восьмидесятых годах, церковь научилась жить не только в храме, а, например, в общинах верующих в частных квартирах. Этого в пятидесятых и шестидесятых годах, за редкими исключениями, она еще не умела».

В 1960 году президент Антонин Новотный объявил амнистию заключенным по политическим и экономическим преступлениям, в ходе которой, по официальным данным, вышло на свободу 5601 человек. Впрочем, амнистия затронула далеко не всех, т.к. ее условием было «5 лет безупречного поведения», без попадания в карцер и т. д. В 1960-м году прошли новые политические процессы, в том числе над религиозными активистами. Новые волны амнистий имели место в 1962 и 1965 годах.

В 1963 году возобновились переговоры с Ватиканом, но до конца 60-х годов единственным положительным результатом, достигнутым в ходе этих переговоров, оставалась экстрадиция в Ватикан Йозефа Берана.

11 июля 1960 года Национальное собрание Чехословакии утвердило новую Конституцию Чехословацкой республики, в которой был письменно зафиксирован успешный переход страны к социализму. С учетом изменений, внесенных Конституционным законом о Чехословацкой федерации №143 от 27 октября 1968 года, эта конституция действовала на всем протяжении социалистического периода истории Чехословакии. Приведем несколько цитат, имеющих отношение к нашей теме: «Вся культурная политика в Чехословакии, развитие образования, воспитание и преподавание проходят в духе научного мировоззрения, марксизма-ленинизма, в тесной связи с жизнью и трудом народа» (Статья 16, параграф 1). «1. Свобода вероисповедания гарантирована. Каждый может исповедовать любую религиозную веру, либо не иметь исповедания, и осуществлять религиозные ритуалы, если это не противоречит закону. 2. Религиозная вера или убеждения не могут быть причиной отказа исполнять обязанности гражданина, определенные законом» (Статья 32). «1. Высшей обязанностью и вопросом чести каждого гражданина является защита родины и ее социалистического устройства» (Статья 37).

Понятно, что необходимость «защиты родины и ее социалистического устройства» могла вступать в конфликт со свободой вероисповедания. Антон Глинка, салезианец — эмигрант, комментируя эти статьи, заметил, что в них говорится лишь о свободе совести индивидуума; понятие церкви как института в них отсутствует. Религия окончательно стала вопросом частной жизни.

В 1961 году был принят новый Уголовный кодекс (закон №140 от 29 ноября 1961 года), который, с рядом поправок, действовал в Чехословакии до конца 1989 года (новая версия кодекса была принята только в 2010 году). Согласно этому кодексу, «злоупотребление религиозной должностью» (ст.101) каралось лишением свободы на срок до трех лет, а «препятствование надзору над церквями и религиозными обществами» (ст.178) — на срок до двух лет. Надо отметить, что в кодексе существовала и статья за «ограничение свободы вероисповедания» (ст.236), максимальный срок по этой статье составлял один год. Следует отметить, что впоследствии ряд католических активистов привлекали к уголовной ответственности по другим статьям — например, по обвинению в незаконном предпринимательстве (см. главу 5).

Несмотря на все усилия режима, католическая церковь в Чехословакии находила способы выживать и в этих условиях — что подразумевало фактический уход в подполье. Еще в 1948 г. епископ литомержицкий Штепан Трохта (а также, по-видимому, Йозеф Чарский, епископ кошицкий) привез из своей поездки в Ватикан ad limina тайные особые указания, согласно которым, в частности, в чрезвычайной ситуации рукоположение епископов могло производиться без предварительного одобрения Рима. Эти указания известны как «мексиканские правомочия» (mexické fakulty), поскольку впервые необходимость такого рода послаблений возникла в Мексике, где с 20-х годов шли жестокие гонения на католическую церковь. Предполагалось создать параллельную иерархию по системе «один действующий — один тайный епископ». История «мексиканских правомочий» по понятным причинам мало изучена в историографии, однако исследование Павола Катреняка показывает, что они сразу же стали применяться достаточно широко, в том числе в интересах государства. Так или иначе, эти тайные правомочия придавали легитимность попыткам создать в подполье католическую иерархию, независимую от государства.

17 сентября 1949 г. пражский епископ-коадъютор Антонин Элтшкнер тайно рукоположил в епископы пражского священника Каэтана Матоушека. 14 октября 1949 г. оломоуцкий епископ Йозеф Матоха тайно рукоположил в епископы Франтишека Томашека — его имя часто будет встречаться в этой работе. 5 ноября 1949 г. епископ спишский Ян Войташак рукоположил Штефана Барнаша; 26 марта 1950 г. епископ литомержицкий Штепан Трохта рукоположил Ладислава Глада; 30 апреля 1950 г. епископ краловеградецкий Моржиц Пиха рукоположил Карела Отченашека. Решения об этих хиротониях были приняты папой римским Пием XII, но воплощать их в сложившейся ситуации приходилось, не ставя в известность государство; в дальнейшем епископов рукополагали уже без ведома Рима.

2 января 1951 г. епископ Рожнявский Роберт Побожный тайно рукоположил в епископы иезуита Павола Гнилицу (1921—2006), которого перед тем он же тайно рукоположил в священники. После окончания обряда Побожный сказал Гнилице: «Твоя епархия простирается от Пекина через Москву до Берлина». Павол Гнилица принялся активно рукополагать в священники тех семинаристов, которые не успели принять таинство священства перед Акцией К — еще недавно одним из них был он сам. Вскоре органы госбезопасности выдали ордер на его арест. После совещания с провинциалом иезуитов он решил эмигрировать, предварительно рукоположив своего преемника. Этим преемником 24 августа 1951 г. стал 27-летний иезуит Ян Корец. Спустя несколько месяцев Гнилица покинул Чехословакию.

Как свидетельствует сам Павол Гнилица, вначале информация о тайных рукоположениях в Словакии не нашла понимания в Риме. Однако после прочтения доклада, подготовленного Гнилицей и другими словацкими иезуитами, Пий XII принял решение одобрить всю деятельность католической церкви в Словакии и объявил, что епископ Ян Хризостом Корец получает все необходимые полномочия для пастырской работы в условиях невозможности контакта с Римом. Гнилица рассказывает, насколько были удивлены сотрудники курии этим решением; и сам генерал ордена иезуитов был поражен чрезвычайным доверием папы римского к ордену — ведь «имплицитно подразумевалось, что епископы, ведущие тайную пастырскую работу в странах, которыми владеют коммунисты, должны быть именно иезуитами». Гнилица добавляет: «Святой Престол… признал [за Корцем] полномочия рукополагать новых епископов по необходимости, правда, после совещания с отцом провинциалом».

В 1955 г. в Чехословакии арестовали многих иезуитов, и Корец тоже приготовился к аресту. 9 сентября он рукоположил своего преемника — собрата по ордену Доминика Каляту (1925); надо сказать, что Каляту арестовали даже раньше, чем его самого — в январе 1960 г., но Калята провел в заключении не более трех месяцев — он попал под амнистию 1960 г.. В 1961 г. он рукоположил в епископы иезуита Петера Дубовского. В 1967 г. Дубовский, в свою очередь, рукоположил Яна Благу, о чем пойдет речь в главе 5.

Как свидетельствует Ян Хризостом Корец, в 1951—1989 гг. он рукоположил около 120 тайных священников — все они были монахами. «Тем, кого я рукополагал, я говорил, что они, разумеется, могут рассказать все необходимое своему настоятелю, который выдал им подтверждение, что они прошли обучение и соответствующую духовную подготовку, и что они могут, разумеется, рассказать об этом своему исповеднику. Но тем, кому они будут служить в качестве тайных священников, они могут сказать лишь то, что они священники».

В результате усилий властей, через сталинские лагеря в Чехословакии прошли едва ли не все более или менее активные католические священники и активисты — конечно, кроме тех, кто сумел эмигрировать и не был схвачен при попытке нелегального перехода границы. Эти лагеря строились по образцу советских, и по жестокости режима и надзирателей едва ли сильно им уступали (для примера — Приложение V). Тем не менее, трагический опыт тюрем и лагерей сталинского периода в Чехословакии для тех католических активистов, кто их пережил и не сломался, имел, как оказалось впоследствии, и вполне конкретный положительный аспект. Дело в том, что всех тех, кто проходил по религиозным делам, старались держать вместе — чтобы они не влияли «дурно» на других заключенных. В результате все активные христиане и верующие миряне друг с другом перезнакомились и сблизились, и это очень помогло в следующий период — когда после оттепели 60-х и вторжения 1968 г. церкви вновь пришлось уходить в подполье.

Йозеф Петр Ондок, в 1940-е гг. тайно рукоположенный священник и активист «Католической акции», назвавший свои воспоминания «Зэковский Ватикан», объясняет, что «Ватиканом» в словацкой тюрьме Леопольдов именовалась старая постройка, куда селили всех священников, «чтобы изолировать их от других зэков и чтобы они не подвергали угрозе социалистическое перевоспитание заключенных своей идеологией и религиозными предрассудками». «Эта изоляция священников от других заключенных существовала с небольшими отклонениями во всех наших тюрьмах. Где-то это было невозможно, как, например, в яхимовском лагере Л, где все заключенные — миряне и священники — работали вместе. Но и то мы, священники, в этом лагере жили в определенных камерах в разных бараках. И здесь бывали исключения — например, нам в священнические камеры надзиратели отправляли заключенных, которые раньше служили режиму… Предполагалось, что мы будем их защищать от других заключенных». Свой «Ватикан» существовал и в тюрьме Миров в Чехии. Как вспоминают В. Вашко и О. Мадр, там священники служили мессы с вином, которое получали из переданных с воли изюминок, читали друг другу лекции и самостоятельно изучали литературу, которую удавалось достать (чем был особенно знаменит Феликс Мария Давидек), читали официальные газеты с воли и даже распространяли по тюрьме свой собственный еженедельник, написанный на папиросной бумаге.

Истории о несгибаемом поведении в тюрьме Давидека, Крчмери, Мадра и некоторых других активистов с удовольствием рассказывали впоследствии их ученики и последователи; заключение навсегда давало определенную легитимацию деятельности тех, кто сумел не сломаться.

1.2. Выход из катакомб и начало «нормализации»: 1968—1972

Во многих воспоминаниях, посвященных непродолжительному периоду «оттепели» в общественной и церковной жизни Чехословакии в 1968—1970 гг., высказывается тезис об основополагающем значении тех лет для развития религиозного, да и любого другого подполья в социалистической Чехословакии. В этот период прежние «катакомбники» смогли выйти на поверхность и на протяжении недолгого времени определяли религиозную политику в стране. За это время удалось реализовать некоторые тезисы, предложенные в декретах Второго Ватиканского собора, обновив таким образом жизнь Католической церкви в Чехословакии; в период «нормализации» от некоторых нововведений опять пришлось отказаться, однако они зачастую успешно воплощались в церковном подполье. Церковь сохраняла определенную свободу и простор для деятельности вплоть до 1970 г., поскольку религиозная политика стала последней темой, до которой добрались «нормализаторы». В данном разделе автор опирается, помимо историографической литературы по данной проблеме, также на изданные мемуары очевидцев и неизданные архивные источники — прежде всего это делопроизводственная документация, сохранившаяся в архиве Президиума КПЧ (записки, справки), а также некоторые документы церковного происхождения (в основном епископские послания).

Следует начать с рассказа о процессах, происходивших в 1960-е гг. в церковной жизни страны. В 1963—1965 гг. состоялось событие огромной важности в жизни католической церкви во всем мире: прошел Второй Ватиканский собор, и тенденции к обновлению — «аджорнаменто» дошли и до более или менее изолированной в рамках советского блока, да и в своих собственных границах Чехословакии. Еще в 1940-е гг. богословского «аджорнаменто» в Чехословакии ничто не предвещало: на момент прихода коммунистов к власти в феврале 1948 римско-католическую церковь, согласно характеристике И. Скоблика, отличали автократизм, клерикализм и апологетический настрой. Однако в тюрьмах и лагерях 50-х годов, где священнослужители разных конфессий находились вместе, под воздействием нового жизненного опыта и бесед с товарищами по несчастью богословы нередко приходили к мысли о необходимости пересмотра определенных положений католической экклезиологии.

В 1965 г. в Чехословакии возникла Общегосударственная литургическая комиссия, включавшая в себя Чешскую и Словацкую подкомиссии, в задачу которых входил пересмотр существующих литургических обрядов. Второй Ватиканский собор также положил начало дискуссии о правах верующих в Чехословакии. 20 сентября 1965 г. с докладом о положении Католической церкви в Чехословакии выступил бывший архиепископ Пражский Йозеф Беран (который только в этом году получил возможность выехать из страны). Его выступление вскоре дополнили епископы-эмигранты: греко-католик Михал Русняк (Торонто) и Павол Гнилица (Рим). Это, разумеется, вызвало бешенство со стороны официальной Праги.

Тем не менее, в 1967 году прошли новые переговоры между Ватиканом и Прагой — правда, безуспешные.

Интерес к церкви стал заметен в обществе: так, в 1967 году в г. Марианске Лазни состоялся международный симпозиум, посвященный диалогу христианства и марксизма: с чехословацкой стороны его организатором выступал Социологический институт ЧСАН, с немецкой — Общество св. Павла (ФРГ).

Но все эти весточки пока еще мало затрагивали повседневную жизнь католических священников и мирян. Однако ситуация радикальным образом изменилась в 1968 году.

3 января 1968 года Генеральным секретарем Коммунистической партии Чехословакии стал Александр Дубчек. Власть оказалась в руках коммунистов-реформаторов, надеявшихся сообщить государственному строю страны «человеческое лицо». Тем не менее, деятели церкви, как имеющие разрешение на пастырскую деятельность, так и лишенные его, в целом восприняли процессы, происходящие в Праге, достаточно осторожно. Позднее не раз высказывалось недовольство тем, что церковь начала действовать слишком поздно, не использовав в достаточной мере все возможности, предоставленные кратким периодом оттепели; некоторые другие деятели церкви, напротив, придерживались мнения, что либерализационные процессы в руководстве партии и федеральном правительстве были заранее обречены на провал.

8 февраля в Праге встретились епископы со всей республики — без участия церковных уполномоченных. Ото Мадр вспоминает: «Начало памятного 1968 года застало меня в Праге, притом в музее, где я мог относительно свободно распоряжаться своим временем. Пришел январь и февраль, а мы не переставали глазеть, как все кругом распускается и дает побеги. Только для нас, христиан, все еще продолжалась крутая зима. И так в конце февраля 1968 мне пришло в голову написать Дубчеку: Раз уж всех приглашают к сотрудничеству, подадим голос и мы, католики-зэки, которых несправедливо преследовали в предшествующие годы. Я думал, что если мы возвысим голос в этой новой ситуации, это будет иметь особое значение, поскольку именно сейчас мы могли бы протестовать, заявлять о своих гражданских правах, выдвигать требования». Начались стихийные собрания священников: так, 11 марта на съезде в Братиславе священники Трнавской апостольской администратуры приняли резолюцию, обращенную к ЦК КПС. Этот текст представляет собой уникальное свидетельство попытки клириков, имевших официальный статус, реформировать существующую систему церковной политики, оставаясь в рамках обозначенной сверху в качестве единственно применимой риторики: «Собравшиеся католические священники из упомянутых округов, отмечающие в Братиславе победный февраль, 11 марта 1968 года в ходе действительного голосования избрали комиссию, задачей которой стало обработать материалы собрания и предложить их компетентным органам. Мы полностью поддерживаем устремления, выраженные на декабрьском и январском пленумах ЦК КПЧ и, как полноправные граждане ЧССР, объявляем, что идея социализма принадлежит и нам, и мы отдаем ей все свои силы.

Деформации, которые в прошлом постигли общественную, культурную и религиозную сферы жизни нашей страны, мы осуждаем и требуем скорейшего упорядочивания отношений между нашим государством и церковью к удовлетворению обеих сторон».

Как замечает Ярослав Цугра, «без сомнения, сама проблематика церкви в этот период заслуживает отдельного научного исследования — даже беглый взгляд на документы и записи о деятельности отдельных церквей свидетельствует о силе позитивной энергии, которую они могли задействовать в поддержку процесса демократизации и идеи социализма с человеческим лицом», и тут же он ставит вопрос: «Может быть, христиански мыслящим политикам, как и церквям, идея демократического социализма была существенно ближе, чем сегодня обычно допускается? И то, что мы не можем с уверенностью ответить сегодня на этот вопрос, приводит нас к мысли о необходимости дальнейшей исторической работы по этой теме».

Возможно, впрочем, что авторы документов, о которых говорит чешский исследователь, руководствовались другими соображениями: они просто стремились «учесть психологию адресата» — как считал Мадр, не слишком продуктивны были бы «сплошные требования без позитивных предложений католиков способствовать предполагаемому оздоровлению государства».

7 февраля 1968 года ряд епископов и капитульных викариев (Э. Нечей, А. Лазик, Ф. Томашек; Ш. Ондерко, Э. Олива) направил К. Гофману, министру культуры и информации, текст, который они в дальнейшем хотели передать А. Дубчеку. Уловив возникшую угрожающую тенденцию, 4 марта К. Гофмана навестил и Йозеф Плойгар, глава ДКДМ (Движения католического духовенства за мир, созданного в 1950 г.), чтобы заверить его в готовности движения поддержать процесс демократизации. В первой половине марта все больше священников и мирян напрямую обращалось со своими требованиями к правительству. Верующие требовали возвращения в епархии епископов, лишенных государственного согласия на пастырскую деятельность, добивались реабилитации и освобождения тех клириков и мирян-католиков, которые до сих пор находились в заключении, продолжения переговоров между государством и Ватиканом, обновления Греко-католической церкви, отказа государства от административных вмешательств в жизнь церкви. Во всех епархиях проходили стихийные собрания священников, которые выражали недоверие президиуму лояльного властям Движения католического духовенства за мир и требовали полной кадровой замены в редакциях католических газет, на кафедрах богословских учебных заведений, а также того, чтобы церковь представляло не провластное движение, а епископы. Резолюции того времени написаны вполне в духе идеи «социализма с человеческим лицом»: «Мы полностью поддерживаем намерения, высказанные на декабрьском и январском пленумах ЦК КПЧ и, как полноправные граждане ЧССР, объявляем, что идея социализма принадлежит и нам, и мы отдаем ей все свои силы. Деформации, которые в прошлом постигли общественную, культурную и религиозную сферы жизни, мы осуждаем и требуем скорейшего упорядочивания отношений между нашим государством и церковью к удовлетворению обоих сторон».

21 марта состоялось расширенное заседание президиума ДКДМ, начавшееся с чтения письма Франтишека Томашека, в котором пражский апостольский администратор призывал президиум сложить полномочия: после бурной дискуссии чешское руководство выполнило это требование; словаки (А. Горак, Й. Лукачович, Л. Шкода, Ш. Зарецки) сделали это на следующий день. 21 марта же Александру Дубчеку была вручена петиция, подписанная в том числе и епископами (инициаторами ее были Иван Медек и о. Карел Пилик). В тот же день в газете «Литерарни листы» появилось открытое письмо Дубчеку — от бывших политзаключенных католиков, священников и мирян, под которым стояло 380 подписей; текст готовили Ото Мадр и В. Вашко. Наконец, 21 марта Президиум КПЧ обсудил документ «Замечания к концепции церковно-политической работы и отношения общества к верующим и предложения по ближайшей тактике», которые легли в основу церковной политики КПЧ на ближайшие несколько месяцев. Автором материала был Йозеф Шпачек. В связи с обсуждением документа ушел в отставку глава Секретариата по церковным делам Карел Груза, его преемницей с 25 марта стала Эрика Кадлецова. 22 марта архиепископ Пражский Томашек направил от имени чехословацких католиков новое письмо правительству ЧССР.

29 марта чешские и словацкие епископы издали циркулярий (полностью в Приложении VII), в котором, в частности, говорилось: «Братья и сестры, мы пережили период испытания, свой великий пост. Это был дар от Бога, возможность личного и общественного очищения… Плохо понимает христианство тот, кто в нем видит пассивность и стремление к бегству от мира. Справедливо обратное. Христианство призывает к деятельности, к активному участию в формировании истинных ценностей… Мы не хотим никаких привилегий, однако мы с чистой совестью добиваемся своих прав в демократическом обществе. Мы убеждены, что наше служение в духе Евангелия, в духе постсоборного католичества очень нужно всему нашему обществу… До сих пор мы были изолированы друг от друга, наступает время сближения. Давайте будем предполагать друг у друга наличие доброй воли, будем познавать друг друга во Христе и искать единство».

21 марта, на заседании, на котором президиум Движения католического духовенства за мир сложил полномочия, из присутствующих был избран исполнительный комитет — под руководством Ф. Томашека. В задачу комитета входило подготовить новый, внеочередной съезд движения под рабочим названием «Дело соборного обновления» (Dílo koncilové obnovy). В Комитет вошли священники — чехи Зденек Вагнер и Ладислав Симайхл, а также словаки Юлиус Габриш, Йозеф Кутник-Шмалов и Рудольф Балаж. Следует отметить, что, несмотря на приглашение, Франтишек Томашек в этом собрании не участвовал. В то время взгляды католических активистов на то, что необходимо делать в первую очередь, уже разделились — прежде всего по степени радикализма; одной из ключевых фигур в формировании движения ДСО стал священник Владимир Рудольф, отношение к которому его коллег было неоднозначным. Тем не менее, Роберт Летц считает, что радикализм ДСО был вполне оправдан: «В действительности это было вполне легитимное стремление возместить хотя бы часть ущерба, который понесла церковь в прошлом… Если вспомнить, какие этому предшествовали вмешательства государства во внутреннюю жизнь церкви, это была скорее умеренная реакция — без использования насилия… Активисты ДСО потом в отдельных диоцезах навещали священников, которые скомпрометировали себя сотрудничеством с режимом, и призывали их отказаться от занимаемых должностей. Конечно, зачастую это происходило довольно драматически, но обвинения в недостаточном сочувствии к людским трагедиям неадекватны. Уже тогда этот аргумент использовали противники обновления в церкви и вообще противники обновления в обществе».

Иногда активисты ДСО действительно поступали довольно радикально. Так, они добились ухода с должности генерального викария Рожнявской епархии З. Белака, который совершенно не был к этому склонен. В октябре 1969 года он написал министру внутренних дел Словацкой социалистической республики, Эгиду Пепиху, письмо, в котором, среди прочего, значилось следующее: «Так называемое Дело соборного обновления в прошлом году требовало моего снятия с должности, потому что я „предавал“ католическую церковь и потому что я уже давно не священник, а продажный служитель коммунистов. Они расклеивали плакаты с моей фотографией и подписью „Предатель-Иуда“. Они организовывали демонстрации против меня и разбивали мне окна. Они загнали меня в больницу, где я после инфаркта пролежал больше пяти месяцев. И хотя они добились своего, когда епископ д-р Роберт Побожны с 1 августа этого года отозвал меня с должности, вопреки личному вмешательству уважаемого господина министра культуры Мирослава Валека, они снова начали целенаправленную травлю, чтобы лишить меня гражданско-политической чести».

К апрельскому епископскому циркулярию был приложен «Проект программы действий» будущего ДCО: «ДКДМ сегодня по своей внутренней потребности становится Движением за соборное обновление, вся деятельность которого должна быть посвящена тому, чтобы поддерживать епископов в их трудах, служить нуждам верующих и общим нуждам всего нашего общества… Непосредственная цель движения — оживить деятельность приходских общин, помочь при создании приходских советов и, с учетом местных обстоятельств, обратить их внимание на их самые насущные задачи (благотворительную и социальную деятельность, постройку и ремонт объектов и т.д.). На епархиальном уровне — это помощь при создании пастырских советов и выработка первых инициатив»

Учредительный съезд ДСО состоялся 13—14 мая на Велеграде; по информации, предоставленной в ЦК КПЧ, в нем участвовали 577 делегатов, представлявших мирян и священников со всего государства, а также 16 епископов — включая подпольных. Следует заметить, что позднее многие упрекали ДСО в том, что слишком много внимания было уделено организационным моментам — например, созданию устава, который лишь в июне был направлен в МВД ЧССР. После длительной бюрократической проволочки решение было принято только 16 сентября — разумеется, движению было отказано в регистрации. За раздорами внутри ДСО внимательно следили соответствующие органы: так, в Отчете о положении в сфере внутренней безопасности в 1968 г. (см. Приложение VIII) говорится: «Расхождение в позициях в католических церквях проявляется между сторонниками радикального решения некоторых политических вопросов (в основном это клирики, которым в прошлом не было дозволено осуществление пастырской деятельности. Это осужденные в прошлом МАДР, МАНДЛ и другие) — и между приверженцами более умеренных решений, то есть своего рода центра, который представлен пражским апостольским администратором ТОМАШЕКОМ. У „радикалов“ часты претензии к методам ТОМАШЕКА, они говорят о том, что в церкви нужно ввести „римский“ порядок. На ТОМАШЕКА оказывают давление, которому он в ряде случаев подчиняется. Пока что это ясно проявилось в отношении к бывшим „священникам за мир“, то есть к бывшим функционерам ДКДМ, которых ТОМАШЕК отстраняет от должностей. <…> Реальные взгляды на разумный договор с государственными органами, которые проявил, например, известный католический мирянин д-р ВАШКО, были на заседании пастырского совета 7.6.1968 отвергнуты. Против д-ра ВАШКО очень резко выступил д-р Иржи НЕМЕЦ в том смысле, что сейчас не нужно угодничать. Дело соборного обновления должно действовать так, как если бы оно уже было зарегистрировано, и выпрашивать ничего не надо. Эту точку зрения принял и ТОМАШЕК, который ранее соглашался с д-ром ВАШКО».

В мае 1968 года государственное разрешение на служение получили вспомогательный пражский епископ Каэтан Матоушек, епископ ческобудейовицкий Йозеф Глоух и епископ брненский Карел Скоупы. 1 августа его получил и епископ Штепан Трохта, бывший заключенный, которого пришлось предварительно реабилитировать. Литомержицкий епископ Станислав Зела был реабилитирован только спустя год; в декабре 1969 он скончался, так и не получив разрешение на служение.

Что касается тайно рукоположенных епископов (К. Отченашек, Л. Глад, Я. Корец) — по крайней мере, возможность уделения государственного согласия на служение К. Отченашеку всерьез рассматривалась в Секретариате по церковным делам, однако до этого так и не дошло.

Президиум КПЧ на заседании 16 июля 1968 утвердил программу действий, предложенную новым руководством Секретариата по церковным делам. В этой концепции были в целом одобрены методы действия церкви и было сказано, что «верующие имеют право высказываться по всем основным вопросам социализма… и защищать свои специфические интересы в обществе, участвовать в подготовке важных решений и корректировке законов и нести совместную ответственность за социалистическое, демократическое развитие нашего общества».

После ввода войск стран Варшавского договора 21 августа 1968 г. в Чехословакии на протяжении некоторого времени сохранялась тенденция к общенародному объединению на базе «демократического социализма», что касалось и католической церкви.

3 сентября 1968 года Экуменический совет церквей направил письмо председателю правительства Олдржиху Чернику, добавив к нему совместное обращение представителей чешских и словацких христианских церквей ко всей своей пастве, где говорилось, в частности: «Мы ценим то, что консолидация в нашей социалистической республике на фоне усилий нашего народа происходит — и, надеемся, будет происходить и далее — под руководством президента республики Л. Свободы, Национального собрания во главе с Й. Смрковским, правительства О. Черника, и прежде всего — А. Дубчека, которым все мы безоговорочно доверяем… Следуя велениям совести христианина, мы стремимся воплощать в жизнь правду, справедливость, свободу и равенство всех людей в демократическом социализме. В этом причина нашей солидарности и верности социалистическому режиму. Мы просим Вас, чтобы ради нормализации нашей жизни Вы со своей рассудительностью, ответственностью, готовностью к самопожертвованию и трудолюбием стали закваской добра в нашей стране, примером для всех людей».

Еще 15 сентября в пражской газете «Католицке новины» появилась «молитва за первого секретаря КПЧ», как ее озаглавил священник-эмигрант Александр Гайдлер в журнале «Студие»: «Уважаемый товарищ Дубчек, в минуты, когда мы читали, что Вы прогуливаетесь ночью по платформе в Чиерне над Тисоу, мысленно мы были с Вами и в молитвах просили для Вас телесных и духовных сил. В часы, когда Вы находились за пределами территории нашей республики, мы снова были с Вами, и молитвы церкви неслись к небу за Вас всех. <…> Мы хотим Вас заверить, что мы и сейчас, каждую минуту, рядом с Вами. Если Вы, днем или ночью, окажетесь один, и Вам будет казаться, что Вы совершенно одиноки, вспомните о миллионах верующих во всем мире, которые возносят за Вас свои молитвы. Наверное, в истории коммунистического движения не было партийного лидера, за которого молилось бы столько христиан, сколько за Вас. Это потому, что мы уважаем Вашу честную позицию в борьбе за справедливость. <…> Призываем Божье благословение на Ваш труд».

В епископском циркулярии от 29 сентября говорилось, в частности: «Дорогие братья и сестры во Христе! В жизни отдельного человека и в жизни целых народов есть дни и часы, которые ложатся на нас такой тяжестью, что мы не можем остаться к ним равнодушными. Они так глубоко затрагивают нашу жизнь, наши убеждения, вызывают у нас столько вопросов, опасений и забот, что не позволяют нам молчать или остаться нейтральными; они требуют от нас четких слов и решительных действий. Такие дни проживаем сегодня мы все, как граждане и как верующие христиане, как члены града земного и града Божьего, как люди, несущие совместную ответственность за дальнейшее развитие наших народов, за судьбы человечества и за дальнейшее возрастание Царства Божьего… Дорогие верующие, что означает для нас жить в христианской надежде, что есть наша христианская обязанность в эти дни? Как нам свидетельствовать о своей надежде перед братьями и перед целым миром? Как люди, сознающие свое достоинство, и как граждане этого государства мы в полной мере осознаем и берем на себя все обязательства, которые вытекают для нас из этой ситуации. Мы ясно выразили поддержку „осуществлению правды, справедливости, свободы и человеческого равенства в демократическом социализме“ и столь же четко и решительно продолжаем оказывать эту поддержку. Как христиане, однако, мы хотим идти еще дальше, понимать ситуацию еще глубже, действовать еще духовней: мы должны все видеть, переживать и обновлять в Христовой любви».

В первой половине 1969 г. Секретариат по церковным делам продолжал курс, начатый в период Пражской весны — еще 18 апреля министр культуры Мирослав Галушка предложил Бюро ЦК КПЧ по партийной работе в чешских землях (с 1 января 1969 г. Чехословакия представляла собой федерацию — по крайней мере, формально) материал о ситуации с монашескими орденами, где говорилось, что «монашеские общины являются нормальной составной частью римско-католической и греко-католической церкви. В ЧССР никакой закон их никогда не ликвидировал, и они существуют как в правовом поле, так и фактически… Члены орденов и конгрегаций провели в тюрьмах и т.н. централизации в общей сложности 42 763 года, в основном без какого бы то ни было судебного решения. Если же и проходили процессы над монахами, они несут на себе все характерные черты политических процессов пятидесятых годов…». Авторы документа предлагали Бюро ЦК КПЧ «в деятельности государственных органов исходить из факта юридического существования монашеских общин… не мешать монашеским общинам принимать новых членов». Характерен комментарий к этому тексту Отдела идеологии Бюро ЦК КПЧ, где говорилось: «Со стороны министерства культуры нам недостает разработки форм и способов определенного необходимого контроля и сообщения работе орденов конкретной политической направленности по государственной линии. Также проблематичен вопрос, насколько предложенные решения соответствуют представлениям Ватикана, и какие гарантии будут даны с его стороны в том, что он будет уважать наше видение». Следует заметить, что почти в то же время МВД ЧССР в своем отчете Президиуму ЦК КПЧ уже привычно обвиняло римско-католическую церковь в «сотрудничестве с агентами Ватикана и чехословацкой церковной эмиграцией в капиталистическом зарубежье». В июле 1969 г. Мирослав Галушка был снят с поста министра культуры. Секретариат по церковным делам снова возглавил Карел Груза. Однако довольно долгое время руководство занималось в основном кадровыми чистками внутри собственного аппарата, в связи с чем, например, в 1969—70 гг. Ото Мадр и Йозеф Звержина, политзаключенные 50-х годов, впервые смогли легально преподавать богословие.

Если говорить о внутрицерковной ситуации и о том, как на жизни католической церкви Чехословакии отразилось центральное событие в истории Католической церкви в ХХ веке, то здесь необходимо еще раз упомянуть движение «Дело соборного обновления», которое должно было объединять как клириков, так и мирян. Одной из составляющих ДСО был Рабочий центр теологии, который после 21 августа перешел в юрисдикцию пражской апостольской администратуры. Под его эгидой в 1968—1969 учебном году проводились лекции как отечественных, так и зарубежных богословов, в т. ч. К. Ранера. В 1970 г. на основе Центра возникла Теологическая комиссия при Совете епископов и генеральных викариев, в задачу которой входило «оживление нашей теологии, прежде всего на основе аджорнаменто». В состав комиссии входили в основном богословы, прошедшие лагеря: священники Й. Звержина, О Мадр, З. Б. Боуше OFM, Д. Пецка OP, Ф. Шилган SJ, М. Габань OP, А. Мандл, Я. Е. Урбан OFM и др. Комиссия в данном составе просуществовала до 1973 г., однако не имела влияния на публичную церковную практику. С начала 1970-х гг. фактическое применение идей Собора в Чехословакии проходило главным образом вне официальных рамок.

В 1968 г. при апостольском администраторе Ф. Томашеке несколько месяцев существовал пастырский совет, куда входили и миряне. Он стал прообразом целого ряда более или менее формальных кружков, сложившихся вокруг Томашека в последующее двадцатилетие. Близкими сотрудниками Ф. Томашека, позднее архиепископа Пражского и кардинала, стали уже упомянутые священники О. Мадр, Й. Звержина, некоторые миряне; в 80-х гг. круг его помощников пополнили католики, подписавшие «Хартию-77», и активные деятели словацкого католического подполья.

В 1950-х — первой половине 1960-х гг. даже официальные богословские учебные заведения Чехословакии не имели возможности получать литературу из-за рубежа. Однако во второй половине 1960-х гг. было издано некоторое количество литературы, посвященной проблематике Второго Ватиканского собора. В 1969—1972 гг. в Братиславе удалось выпустить двухтомное издание документов Собора, а в Праге в 1970 г. вышла брошюра священника С. Краткого о Соборе. В 1968—1970 гг., кроме того, официальный католический еженедельник «Католицке новины» в Праге находился в руках либеральной редакции, а вместо журнала «Духовни пастырж» выходил богословский ежемесячник «Via», главным редактором которого был Й. Звержина; в этих изданиях активно публиковались переводы западной богословской литературы. В 1968 г. пражский апостольский администратор Франтишек Томашек получил разрешение властей на создание Литургической (также известной как Постсоборная) библиотеки при пражском архиепископстве, а также на получение книг для этой библиотеки из-за границы. На тех же условиях существовала и Архиепископская библиотека в Оломоуце. В страну активно ввозили литературу, изданную в Риме — Словацким институтом имени Кирилла и Мефодия и Чешской христианской академией. В период «нормализации» контроль на границах ужесточился, но вплоть до 1989 г. полностью перекрыть нелегальный приток литературы не удалось. В ее транспортировке участвовали зарубежные туристы, дипломаты, были примеры крупномасштабной контрабанды литературы: в грузовиках, в машинах с двойным дном, тайно через горы, под видом туристического снаряжения и т. д. Внутри страны эта литература переводилась и распространялась в самиздате, который, в первую очередь в Словакии, имел значительные тиражи и широкое хождение.

20 августа 1968 в рамках Дела соборного обновления был открыт Богословско-пастырский курс для священников (доступный, впрочем, и для мирян); однако следующее занятие удалось провести лишь осенью. Курс так или иначе продолжался вплоть до 1971 г.; лекции читали священники А. Брадна, Я.Е.Урбан, Й. Звержина и др. Осенью 1968 г. для широкой публики читался (и просуществовал до 1970) курс лекций «Живая теология», пользовавшийся огромной популярностью. Курс курировали пражское архиепископство, Богословский факультет Кирилла и Мефодия в Праге (после 1950 г. единственное богословское учебное заведение в чешских землях, где в 1969—1970 г. получили возможность преподавать католические активисты) и редакция журнала «Via». После 1970 г. деятели периода Пражской весны лишились возможности публичной работы, и богословское образование ушло в подполье.

Завершая тему «богословского аджорнаменто» в Чехословакии 60-х гг., следует подчеркнуть, что к концу 70-х гг. в Чехословакии сформировался целый ряд «подпольных университетов», религиозно-философских курсов и семинаров, открытых в том числе для мирян, где изучалось «постсоборное» католическое богословие. Занятия такого рода организовывали самые разные группы, в частности, францисканский орден, салезианцы Дона Боско, о. Ото Мадр и его помощники, группы под руководством Ф. М. Давидека, В. Дворжака, Я. Конзала, П. Градилека, в Словакии — группы под руководством С. Крчмери, В. Юкла, Я. Летца, Ф. Заградника и др. В качестве учебных материалов использовалась переводная литература, «тамиздат», а также оригинальные богословские работы (здесь следует упомянуть «теологию агапэ» Йозефа Звержины, «теологию парусии» Ф. М. Давидека и др.).

По мнению чешского историка Ярослава Цугры, конец политики «оттепели» в отношении церквей ознаменовал документ, подготовленный для Президиума ЦК КПЧ в апреле 1970 г. и содержавший анализ сложившейся ситуации и предложения по дальнейшей работе в этой области. В документе специально пояснялось, что «изменения в деятельности католической церкви, вытекающие из решений II Ватиканского собора, могут осуществляться лишь в соответствии с нашими законами, которые регулируют отношение государства к церквям…». Также предполагалось «предоставить полную политическую, правовую и материальную поддержку священникам, которые лояльно относятся к социалистическому устройству. Поддерживать возникновение нового движения католического духовенства вместо распавшегося Движения католического духовенства за мир в качестве основы для работы той части духовенства, которая стоит на платформе социализма и которая парализует влияние Ватикана, зарубежной католической эмиграции и возможных неприятельских взглядов преданной Ватикану церковной иерархии». Надлежало также «не позволить, чтобы католическая церковь основывала новые объединения и организации…. Порекомендовать церковной иерархии приложить все усилия для фактического прекращения деятельности Дела соборного обновления. Обратить внимание церковной иерархии на тот факт, что во многих местах развивают недозволенную деятельность различные церковные ассоциации, религиозные кружки, церковные общины по интересам и т.д… Воспрепятствовать попыткам восстановления апостолата мирян, особенно что касается лекций и духовных упражнений для мирян, которые проводились в 1968 г. и до мая 1969. Деятельность апостолата мирян считать несовместимой с деятельностью католической церкви».

Совещания министра культуры Милослава Бружека с делегацией ординариев католической церкви, состоявшиеся в июне и в ноябре 1970 г., не принесли желаемого результата — духовные лица не хотели поддерживать новый государственный курс. Впрочем, правительство имело в своем арсенале другие средства убеждения. Так, уже в апреле 1970 в Брно и Праге был закрыт курс лекций «Живая теология». В ноябре 1970 Карел Груза разослал церквям письмо, где сообщалось, что отныне все собрания верующих требуют предварительного согласования, кроме храмовых богослужений, а также свадебных, похоронных и других ритуальных шествий; лекции и духовные упражнения для мирян запрещались. С 1971 г. епископы снова стали предъявлять свои пастырские послания и циркулярии для проверки государственным органам. В августе 1971 г. было официально сформировано Объединение католического духовенства «Pacem in terris» — идейный преемник Движения католического духовенства за мир.

Итогом подготовительной работы в области «нормализации» взаимоотношений церквей и государства стал материал «Предложение долговременных мер по урегулированию взаимоотношений КПЧ и государства с церквями, верующими и религиозной идеологией». В нем категорически запрещался светский диаконат, высказывалось пожелание противодействовать любым способам вовлечения мирян в жизнь церкви, не допустить подъема интереса к паломничествам. Кроме того, необходимо было «продолжать и далее углубление начатой дифференциации внутри католической церкви. С этой целью, прежде всего, расширять простор для влияния на верующих и деятельности рядовых католических священников через действенную поддержку инициативы духовенства, вступившего в Объединение католического духовенства. С помощью этого движения работать на постоянное ограничение отрицательного влияния значительной части католической иерархии». В отношении богословских учебных заведений в документе предлагалось «осуществлять государственный контроль над воспитанием новых священников. Постоянно ограничивать их число в соответствии с основными тактическими и стратегическими целями церковной политики, действительными потребностями церкви и уровнем религиозности населения. Для учебы на богословских факультетах обеспечивать такой набор слушателей, чтобы после окончания они могли исполнять функции духовной особы в социалистическом государстве». В области церковной печати предполагалось «направлять идейное наполнение церковных журналов таким образом, чтобы они поставляли политически окрашенную информацию из области внутренней и внешней политики государства и через соответствующую церковную форму позитивно воздействовали на верующих. Одновременно принять меры, чтобы эти издания постепенно утрачивали церковно-религиозную притягательность. Посредством церковных издательств обеспечить издание лишь такой литературы, которая используется в качестве основной религиозной литературы для верующих (библии, катехизисы, песенники и т.д.). Импорт религиозной литературы из-за границы разрешить лишь для таких изданий, которые импортировались и в прошлом (миссалы, бревиарии, культовая литература) и печать которых для нас чересчур накладна».

Таким образом, к 1972 году взаимоотношения государства и церкви были почти окончательно «нормализованы».

Глава 2. Федеральный центр и пражская оппозиция:
1972—1985

Различные формы католического сопротивления в Чехословакии в 1970-80-е годы могут служить примером для демонстрации трех основных моделей взаимодействия государства, церкви и общества: 1) непосредственно политический протест, где выбор католической идеологии носит индивидуальный характер и призван способствовать дополнительному давлению на власть (пражские диссиденты); 2) общественное движение религиозной направленности, которое со временем в результате неустранимых противоречий с существующим режимом обретает характер политического — процесс этой трансформации осуществляется под контролем лидеров, но без активных усилий большинства участников (Апостольское движение мирян в Словакии); 3) ассоциация независимых интеллектуалов, складывающаяся вокруг харизматического лидера (лидеров) и основанная на личных связях; возникающая таким образом параллельная структура не носит сознательно антигосударственного характера, однако классифицируется как таковая государством (община Ф. М. Давидека «Койнотес» и связанные с ней подпольные структуры). За рамками рассмотрения остается целый ряд католических движений и инициатив, таких как подпольные монашеские ордена, общины под руководством священника-салезианца Яна Бенё «Назарет» и «Вифания», движение «Фоколяре», неокатехуменат и др. Следует заметить, что члены практически всех этих движений в рассматриваемый период нередко сотрудничали и помогали друг другу, не нарушая при этом принципы конспирации — то есть зачастую практически ничего друг о друге не зная.

По мнению автора, о единстве движения католического сопротивления в Чехословакии можно говорить лишь применительно к периоду 1985—1989 гг. До этого католические подпольные движения в чешских землях и Словакии развивалось независимо друг от друга.

Что касается чешских земель, здесь рубежным для истории сопротивления является 1977 год.

2.1. «Нормализация», посттравматический шок и возвращение в подполье

После подъема 1968—1970 гг. первая половина 70-х стала периодом упадка для Католической церкви Чехословакии — не только в моральном, но и в количественном аспекте, о чем свидетельствует и официальная статистика. Как указывает историк Ярослав Цугра, «кризис затрагивал не только иерархическую структуру. Несмотря на теоретически многочисленную „членскую основу“… повседневное влияние церкви на общественную жизнь все уменьшалось». Католический священник и диссидент Вацлав Малый в своей статье подчеркивает роль негласного «социального договора» в обществе периода нормализации: «После подавления кратковременного „социализма с человеческим лицом“ преследования уже не были столь жестокими, как в предшествующие десятилетия. Это было время без идеалов, когда коммунисты не требовали слепой веры в свою идеологию. Им было достаточно лояльности граждан… Углубляющаяся двойственность жизни — в частной жизни выражать свое подлинное мышление, а на публике молчать и пассивно поддерживать данную систему — отрицательно повлияла на нравственное состояние общества. Результаты этого мы испытываем на себе до сегодняшнего дня. Девизом граждан стало: кто не крадет, обкрадывает семью. Важно только пережить маразм эпохи. На этом фоне зарождалась неофициальная деятельность христиан. Они поняли, что от власть имущих они не могут ожидать больше свободного пространства для деятельности и жизни в вере. Принять распространенную идею о том, что главное — просто выжить, было смерти подобно. Они убедились, что свобода не свалится на них сама, что они должны отвоевать ее, пусть даже ценой разного рода жертв. Начался бег на длинную дистанцию. Постепенно активизировались маленькие группы верующих под руководством священников или способных мирян. Можно сказать, что наступила эпоха „церкви в квартирах“».

Религиозная жизнь в стране ушла в глубокое подполье, однако не замерла, о чем свидетельствует, в частности, подготовленная для Президиума ЦК КПЧ в 1972 г. Отчетная записка под названием «Краткая характеристика ситуации в сфере государственной безопасности»: «Римско-католическая церковь продолжает идеологически воздействовать на граждан и склонять их на свою сторону. Она стремится к активизации религиозной жизни и для воздействия в первую очередь на молодежь вводит новые формы пастырской деятельности. Она собирает молодежь нелегально в т. Наз. Апостолатах мирян. В храмах, на приходах, в частных квартирах и летних лагерях, которые эти люди организуют, они настраивают молодежь на изучение богословия и на вступление в церковные ордена. Молодежь в апостолатах мирян приносит священникам обет послушания церкви. Воздействуя на молодежь в антикоммунистическом духе, они достигают хороших результатов, особенно молодые священники». В следующем году в аналогичном документе появились уже более тревожные нотки: «В настоящее время активизируются представители церкви. Главное содержание этой активизации — идеологическое, антимарксистское воздействие на верующих, в первую очередь молодежь и интеллигенцию. Подтвердились факты враждебной деятельности церковной иерархии, мирян и монахов, в первую очередь римско-католической церкви. В последнее время почти во всех регионах были выявлены нелегальные группы мирян, состоящие в основном из интеллигенции и молодежи. Далее было выявлено наличие нелегальной иерархии (тайные епископы), которые обеспечивают возможность нелегальной активности, вне рамок официальной церковной жизни. Неразрешенные мужские ордена также развивают значительную активность в приобретении новых членов». «Контрольный отчет по реализации стратегических мер в области церковной политики и научно-атеистического воспитания, утвержденных президиумом КПЧ 5 января 1973 года» предупреждал Президиум о следующем: «Особое внимание католическая церковь уделяет включению мирян в религиозную жизнь и пытается построить организованный апостолат мирян. Через его посредство она стремится распространять религиозную идеологию и продвигать свои воззрения на работу органов государственного управления. В некоторых случаях они опираются на деревенских функционеров Ч [ехословацкой] народной партии, которые, напр., в Моравии выступали в ходе католических обрядов в качестве чтецов литургических текстов… Католическая церковь стремится обновить некоторые уже исчезнувшие паломнические традиции и местные праздники, разные юбилейные годовщины и т. д. Так, например, в [месте паломничеств] в Ломечеке в области Страконице собралось невероятное количество верующих (примерно 7000), а на некоторых богослужениях в Словакии бывало и 4000 участников. Большое число участников было отмечено в католических храмах в ходе рождественских праздников 1973 г.». По-видимому, именно начало периода «нормализации» обусловило всплеск религиозной активности в Чехословакии: людям стало ясно, что происходящее в их собственной стране неподвластно их контролю, и в поисках внутренней уверенности и опоры они нередко обращались к религии.

Однако такая ситуация не могла сохраняться долго в условиях политического давления, которое приводило к постепенному сокращению числа священников на фоне резкого сокращения числа студентов богословских факультетов, которые только и могли пополнить их ряды. Следует отметить, что наиболее независимые чешские и словацкие католики, видевшие противоречие между подлинно христианской жизнью и политическим конформизмом в условиях государства, запрещавшего все проявления религиозности, кроме формальных, испытывали не только давление со стороны властей: они чувствовали себя преданными Ватиканом. Начиная с понтификата Иоанна XXIII, в течение всего периода «холодной войны» в отношениях с социалистическим блоком Ватикан придерживался принципов так называемой Ostpolitik: полагая своей основной целью назначение новых епископов (вместо интернированных, заключенных, умерших) в пустующие епархии, дабы обеспечить формальное существование католической церкви в стране, Ватикан (в первую очередь в лице Агостино Казароли) считал нужным идти на значительные компромиссы в переговорах с коммунистическими правительствами стран советского блока, в том числе — по крайней мере, в Чехословакии — иногда и за счет представителей «подпольной церкви», крайне неудобных для властей. Степень морального упадка и отчаяния, отчасти и поэтому царившего среди католиков Чехословакии, была непонятна ни чешским и словацким эмигрантам, ни ватиканским иерархам. Характерен в этом отношении комментарий, которым редакция журнала «Студие», издававшегося Чешской христианской академией в Риме, сопроводила публикацию фрагментов «Меморандума христиан Чехословакии»: «мы перепечатали фрагменты… вовсе не потому, что согласны со всеми мнениями и выводами, в нем обозначенными, но потому, что этот документ передает личные и коллективные переживания и опыт некоторых верующих в нынешней Чехословакии».

Начинается Меморандум с критики политики Ватикана в Чехословакии. Авторы исходили из того, что христианство должно оставаться аполитическим, надполитическим: оно должно «опасаться того, чтобы создать какую-то идеологию. Оно не должно подчиняться, против своей воли, никакому истеблишменту. Церковь должна возвещать приход Царства Божьего, не становясь то капиталистической, то марксистской и т.д.». Характерна вера авторов в грядущую глобальную победу коммунизма, когда церковь останется лишь маргинализованной группой: «Учитывая бессилие западного мира изменить сложившуюся порочную систему, вполне возможно, что разные формы коммунизма поработят весь мир. Таким образом, вполне вероятно, что однажды евангелие окажется в коммунистическом мире… евангелие и христианство смогут служить обществу, коммунистическому миру, самим себе; ни в коем случае не через конформизм, но через аутентичность, как призыв к радикальной реформе, или, еще лучше, как метанойя, внутреннее обращение». Авторы меморандума считают, что проповедь Евангелия в коммунистическом обществе станет главной возможностью его преображения. «Церковь будущего, в мире, который будет, по всей вероятности, коммунистическим, не может быть „Матерью и учительницей“, символом единства человечества и т.д., как об этом говорит торжественный язык энциклик. Церковь, присутствующая в мире, который, как нам кажется, грядет — это церковь-служительница, подобная Марии; церковь в пустыне, готовая к проповеди евангелия, неизвестная, как Иоанн Креститель…».

Тем не менее, политический конформизм противоречит духу Евангелия: «Мы, живущие при коммунизме, видим историческую роль христианства и свое место в сегодняшнем мире в верности христианству и критике коммунизма». «Христиане должны участвовать в создании позитивных ценностей, но одновременно занимать критическую позицию в духе евангелия, позицию ненасилия, протестовать против любого бесправия, каждого ущемления достоинства человеческой личности, нарушения прав человека и подавления легитимной свободы». Таким образом, в этом тексте 1976 года выражается основной парадокс католической политической теологии в социалистической Чехословакии: христианство не соприродно политике, но при этом оно исполняет роль пробного камня, абсолютного ценностного мерила по отношению к ней и может служить опорой для критики политического режима.

Текст, опубликованный как в самиздате, так и в тамиздате в том же 1976 году и ставший символом эпохи «нормализации» в истории католической церкви Чехословакии, носил название «Modus moriendi церкви» (так Агостино Казароли характеризовал тему своих переговоров с чехословацкими властями) и принадлежал перу чешского священника Ото Мадра. Начиналось эссе со слов «Давайте предположим, что церковь умирает» (Приложение ХІ), и его автор ставил своей целью разработать «богословие умирающей церкви». Текст весьма лаконичен, и Мадр не уделяет большого внимания проблемам соотношения богословия и политики; его размах шире: в ситуации умирающей церкви необходимо быть готовым «принять смерть!.. Мужественно смотреть в лицо будущему. Не обманывать ни себя, ни других фальшивыми утешениями… Полностью отвергать один-единственный путь гибели церкви: предательство». «Не замыкаться в себе, а стремиться погрузиться в круговорот Мистического тела. Молиться и приносить жертвы для спасения мира. Не тосковать среди людей как грустный ангел, а напротив, одарять всех светом и теплом своего присутствия». И здесь мы сталкиваемся с социальным восприятием христианской миссии: хотя впрямую в тексте не звучит ни слова о политическом протесте, запрет на предательство явным образом подразумевает готовность отстаивать собственные ценности и в секулярном мире.

2.2. Период 1977—1985: расцвет католического подполья и «Хартия-77»

К этому периоду в чешских землях сформировалось значительное многообразие различных форм сопротивления — форм того, что католический философ Вацлав Бенда в одноименном эссе назвал «параллельный полис», среди которых были как религиозные, так и сугубо светские, гражданские инициативы. Независимая от государства деятельность в условиях «нормализации» подразумевала соблюдение определенных правил конспирации, одним из которых являлся принцип «не пересекать круги». Поэтому организация летних католических лагерей для детей, создание подпольных семинарий, публикация в самиздате большого числа отсутствующей на официальном книжном рынке католической литературы — все это в основном происходило за пределами «светского» сопротивления, «Хартии-77» и Комитета по защите несправедливо преследуемых. Тем не менее, были и люди, выступавшие в роли «связных» между разными кругами сопротивления; ниже о них пойдет речь более подробно.

В конце 70-х гг. активизируются самые разные подпольные католические группы. Часть монашеских орденов (иезуиты, салезиане, капуцины) не прекращали тайное обучение новициев, их духовную формацию и развитие собственного служения с 1950 года, но в период после «Пражской весны» эти процессы обрели новое качество и отчасти вышли на поверхность (например, как свидетельствует о. Фидель Марек Пагач OFMCap, в 1968 году 6 ранее тайно рукоположенных капуцинов стали приходскими священниками). Часть орденов (францисканцы, доминиканцы, пиаристы) сумели фактически возродить свою деятельность и обновить новициат лишь в период «нормализации». Развивались и международные контакты: так, у доминиканцев преподавали поляки — они сотрудничали с польским Папским факультетом в Кракове. Благодаря прямой поддержке Стефана Вышиньского, им засчитывали тайные экзамены как сданные на этом факультете. Впрочем, за весь социалистический период образование таким образом получили лишь 35—40 человек; госбезопасность знала об этих курсах. С польскими епископами, а также, по некоторым свидетельствам, напрямую с Римом, поддерживали отношения и капуцины, которые действовали в это время зачастую независимо от родственного ордена францисканцев, а также вербисты.

Для детей существовали, к примеру, так называемые «дачки» (chaloupky) — летние лагеря, которые устраивали салезиане. Госбезопасность выслеживала их, однако они так или иначе функционировали на протяжении всего социалистического периода. С 1979 г. cалезиане проводили в подполье летние интенсивные курсы философии и богословия. На протяжении 1970-80-х гг. активно работала тайная Конференция орденских представителей.

Необходимо отметить, что официальная и тайная жизнь Церкви в этот период часто смешивались между собой. Как отмечает М. Гавенда, многие священники, служившие официально на приходах, при этом тайно проводили духовные упражнения, молитвенные встречи, которые находились под государственным запретом. В его книге также содержится ряд свидетельств, что многие будущие монахи официально изучали богословие на единственном существовавшем в Словакии после 1950 года теологическом факультете в Братиславе; при этом монашескую формацию для конкретных орденов они проходили тайно.

Кроме того, как констатирует О. Лишка, в конце 70-х гг. сближению разного рода антикоммунистических инициатив в Чехии способствовали, в частности, философские семинары на квартирах у супругов Гавелов (как Вацлава, так и Ивана, его брата), Гейданеков, Фрай и др., где представители подпольной католической церкви имели возможность общаться с представителями художественного сопротивления и андерграунда.

Нельзя забывать, что в 1978 г. Епископ краковский Кароль Войтыла, по разным свидетельствам, активно помогавший тайной церкви в Чехословакии, был избран папой римским и принял имя Иоанна Павла II. В Справке о ситуации в сфере безопасности, представленной Президиуму ЦК КПЧ в 1979 г., дается пространная характеристика положения тайной церкви на международной арене и внутри страны, из которой следует, что соответствующие органы в это время уже видели в католических активистах (или считали нужным демонстрировать это в отчетности) заслуживающих внимания противников, сторону которых приняли и некоторые официальные католические иерархи: «…В целях усиления и расширения влияния римско-католической церкви очень активно работает т. наз. нелегальная церковь, в которую вовлечены нелегальные группы мирян, монахи и духовенство вне приходов. Деятельность «нелегальной церкви» в последнее время становится все более интенсивной. Имеются сведения о деятельности тайного богословского факультета в Праге, нелегальных группах мирян практически по всей стране и о нелегальной деятельности некоторых орденов. Характерная черта — взаимные пересечения легальной и «нелегальной церкви» и тот факт, что «нелегальную церковь» признают как представители римско-католической церкви, так и папа римский. В центре деятельности «нелегальной церкви» стоит стремление расширять круг подпольных епископов и священников, тайно организовывать многочисленное апостольское движение мирян, проводить частные богослужения на квартирах и т.д… Существование тайных епископов в ЧССР — важное церковно-политическое явление. В нынешней ситуации Ватикан в ЧССР имеет две епископские структуры. Одну формируют легальные епископы, такие как кардинал ТОМАШЕК, епископы ВРАНА, ГАБРИШ, ПАСТОР и ФЕРАНЕЦ. В другой — тайные епископы, такие как ДАВИДЕК, КРАТКИЙ, КОРЕЦ, ДУБОВСКИЙ и другие. Необходимо, конечно, помнить, что «нелегальная» церковь — это не только тайные епископы и священники, а целая структура под ними, начиная с мирян и заканчивая некоторыми простыми верующими (!!!)».

Особые усилия католическое подполье прилагало к тому, чтобы дать богословское образование тем, кто не мог получить его официальным путем. При этом, несмотря на государственные ограничения, в крупных городах (прежде всего в Праге и Брно) им удавалось поддерживать контакты и с зарубежными теологами. Ото Мадр вспоминает: «Самые большие возможности для теологического образования и апостольской работы предоставляла, разумеется, Прага… В одной из этих групп было несколько молодых студентов с некоторой богословской подготовкой. Рабочее название этой группы было „Junior“. Мы вместе критически анализировали тексты современных богословов и обсуждали проблемы, которые они предлагали. В качестве лекторов для этого форума удалось пригласить целый ряд заграничных богословов — например, Вальтера Каспера, позднее кардинала, именитого немецкого богослова Ганса Вальденфельса, австрийского специалиста по нравственному богословию Гюнтера Вирта, из Франции — Жана Валадье, других теологов, в том числе из Голландии и Бельгии. Эти ученые приезжали в Чехословакию как „туристы“, активно стремясь помогать нам».

Еще одной важной инициативой подпольной церкви в чешских землях был самиздат. Уже с 1973 г. о. Ярослав Книттл издавал сборник «Знамения времени». Однако конец 70-х — начало 80-х годов в чешских землях — это период расцвета самиздата, в том числе католического. О. Мадр так вспоминает конец 70-х гг. и начало этой волны: «Многие люди тогда независимо друг от друга переводили различные религиозные тексты и в нескольких копиях раздавали их знакомым. Эти достойные инициативы переводчиков свидетельствовали, что угнетаемая церковь жива, однако растущие реальные потребности католиков требовали систематической, продуманной издательской работы. Поэтому мы с друзьями задумались о том, что необходимо покрыть все поле религиозного образования хорошими текстами, напечатанными в максимально доступных технически тиражах. Велением времени было и стремление к хорошему стилю».

Первые издания печатались на ротаторе. Возникла и целая сеть распространителей, развозивших самиздат по Чехии, Моравии, отчасти Словакии. Соратниками Мадра были самые разные люди; так, о. Радим Гложанка вспоминает: «Я собирал тексты, 90 процентов — авторства Ото Мадра, пани Костигова их перепечатывала, а ее муж их редактировал. Доставать бумагу нам помогал доктор Владимир Фучик, а печатал я. Мы издали десятки религиозных и философских наименований… Книги распространял доктор Фучик — он развозил их по католическим общинам, священникам, монашеским орденам, а часть попадала и в Словакию». Как вспоминает Ото Мадр, они издавали прежде всего книжные серии, но, кроме того, стали печатать и журнал — «Теологические тексты»: «В „Теологических текстах“ я стремился представить все, что происходит в богословии, в мире и у нас. Приоритетом было знакомство чешских католиков с пособорным мышлением, но до некоторой степени и чешские авторы создавали нечто, что можно, пожалуй, назвать чешской постсоборной теологией. Помимо информационных статей о богословии и о церкви, с выходом в некатолический и общехристианский мир, „Теологические тексты“ инициировали дискуссию по актуальной проблематике, такой как, например, богословская оценка Яна Гуса или пастырские и этические проблемы. Постепенно также к нам стала приходить живая корреспонденция с мест, в которой затрагивались актуальные новости и практические задачи».

«Теологические тексты», издававшиеся в «пражской типографии католического самиздата» О. Мадра и Й. Звержины, стали первым, но отнюдь не последним католическим самиздатовским журналом. Нельзя не упомянуть бюллетень «Информаце о циркви», выходивший в 1980—1990 гг. — он начинался как информационное издание, по образцу бюллетеня «Информаце о Харте 77», где печатались новости о репрессиях. В Южной Чехии в 1979—1989 гг. выходил журнал «Взкршишени» («Воскресение»); основным его издателем был о. Адольф Пинтирж.

Необходимо подчеркнуть, что ключевым фактором для развития протестных настроений в чешских землях и для последующего объединения оппозиции стало появление «Хартии-77». В 1976 г. чешская андерграундная рок-группа «Plastic People of the Universe» попала под суд, и процесс над ней, на котором сочли своим долгом присутствовать многие диссиденты, стал отправной точкой для создания «Хартии-77». В числе первых «Хартию» подписали чехи Зденек Бонавентура Боуше OFM, семинарист Франтишек Гохман, о. Йозеф Кордик, Франтишек Лизна SJ, о. Вацлав Малый, о. Йозеф Звержина, словаки о. Роберт Гомбик, о. Мариан Заичек, а также миряне-католики Вацлав Бенда, Даниэль Кроупа, Мария Рут Крижкова, Иржи Немец, Дана Немцова, Радим Палоуш, Ружена Вацкова. Хотя они составляли меньшинство в сравнении с теми католиками, кто с подозрением относился к этой откровенно политической и слишком рискованной инициативе, тем не менее в дальнейшем именно они, самые активные деятели католического сопротивления, в первую очередь и формировали позицию чехословацкого подполья. Тексты священников Йозефа Звержины, Ото Мадра (который, впрочем, никогда не подписал «Хартию»), а также философа Вацлава Бенды и других активно циркулировали в чешском, да и словацком самиздате и тамиздате.

«Хартия» оказала неоценимое влияние на дальнейшее развитие религиозного и гражданского сопротивления в стране. Как пишет историк Петр Слама, «агрессивный атеизм режима только усилил чувство общности между христианами различных конфессий. Объединению способствовал общий опыт исключенности из многих сфер общественной жизни (прежде всего из образования, из официальной культуры) и преследование активных членов церквей. Исключительным по своей открытости было сообщество, которое пыталось вести критику социалистического режима в рамках его же правовой системы, именуемое „Хартией-77“. Неожиданность экуменических протестантско-католических связей внутри этого движения, разумеется, бледнеет перед значительно более удивительными союзами, которые в рамках „Хартии-77“ формировались, к примеру, между христианами и реформаторски настроенными, еще недавно занимавшими видное положение коммунистами, или же между мыслителями-консерваторами и богемой из культурного андерграунда».

После опубликования «Хартии» власти ЧССР организовали активную кампанию по ее дискредитации: в главном органе КПЧ «Руде право» была напечатана разоблачительная статья, на многих предприятиях прошли профсоюзные собрания, где на сотрудников оказывалось давление, чтобы они подписали заявление против «Хартии» (отговорка, что ее нужно сперва прочесть, обычно не помогала), известных деятелей культуры в обязательном порядке вынудили подписать текст, в котором «Хартия» осуждалась — так называемую «Антихартию».

Согласно многим свидетельствам, в католических кругах отношение к «Хартии» было довольно сложным. Вацлав Малый, в то время католический священник, вспоминал, что католики часто высказывали сожаление, что, подписав «Хартию», он лишил себя возможности публичной пастырской работы. Некоторые считали это предательством священства. Роберт Гомбик, словацкий священник, подписавший «Хартию», вспоминает, как от него отвернулись все бывшие знакомые; даже члены подпольных католических групп, за исключением отдельных людей, не хотели с ним встречаться, чтобы не навлечь на себя опасность. Иезуит Франтишек Лизна вспоминает о сложностях в отношениях с провинциалом ордена, которые возникли у него после подписания «Хартии».

Тем не менее, сама «Хартия», а позднее Комитет в защиту несправедливо преследуемых, сформировавшийся на ее основе в 1979 г., сразу включили в свою повестку дня защиту религиозных свобод граждан (следует упомянуть, что, пожалуй, активнее, чем католики, в деятельности «Хартии» принимали участие протестанты — как миряне, так и пасторы). Уже документ «Хартии» №9 был посвящен свободе вероисповедания. Вся информация, полученная хартистами о преследованиях верующих, непременно распространялась в бюллетене КЗНП. Это добавляло внешнего авторитета «Хартии»; характерно, что о. Рудольф Смагел, SDB, главный фигурант процесса над католическим самиздатом Моравии, полагает, что «Хартия» была важнее, чем подпольная деятельность католиков и имела больший масштаб влияния.

Госбезопасность также обращала внимание на связи между «Хартией» и католической церковью. В отчете, представленном в Президиум ЦК КПЧ в 1981 году, говорится: «Ситуация в сфере безопасности на отрезке церквей и сект характеризуется повышенным стремлением римско-католической церкви добиться легальными и нелегальными путями „большего пространства“ для расширения религиозной идеологии… Римско-католический клир при этом руководствуется тактикой Ватикана, который пытается с помощью недозволенной деятельности орденов и апостолата мирян и через создание тайной церковной иерархии „возвысить положение церкви в ЧССР на уровень положения церкви в ПНР“. Нелегальная церковь свои усилия сосредотачивает прежде всего на обработке католически ориентированной интеллигенции и молодежи. Она пытается проникать и в среду рабочих. Формы ее деятельности не изменились. Например, нелегальные церковные ордена создают тайные богословские факультеты и нелегальные типографии для церковных материалов. Священники без государственного согласия и орденские священники занимаются религиозной деятельностью на частных квартирах и т. д. Среди представителей нелегальной церкви есть и подписанты „хартии“ и члены КЗНП. В рамках так называемой „католической секции“ КЗНП они издают собственные бюллетени и т. наз. тексты о дискриминации католиков в ЧССР. Они стремятся к созданию единой христианской „оппозиции“ во главе с представителями римско-католической церкви».