Бесплатный фрагмент - Мирайя, фея Лунных Грёз

В краю чудесном, где цветут жасмины

И к морю мчит река волной широкой,

Сверкают гор сапфирные вершины

На горизонте дали синеокой.

Лавандовые тихие долины

Сменяются ореховою чащей,

И ручеек сквозь заросли малины

Течет из родника в зеркальной чаше.

В Альвайсии, стране мечты и тайны,

Живут, в согласии с природой, феи.

На первый взгляд, рассеянно-случайный,

Беспечны и светлы их эмпиреи.

Но приглядишься к призрачному действу, —

В деревьях и цветах кипит работа,

А иногда волшебному семейству

Является нежданная забота:

Однажды фея Лунных Грёз, Мирайя,

При свете звёзд порхала над полями,

С подружками весёлыми играя…

Вдруг перед ними новая поляна

Возникла. Ни вчера, ни днями раньше

Подобной не было на этом месте:

И вот, смотрите, — сказочно наряжен

Обширный луг, — пустили корни вместе

Тут все цветы Земли: тюльпаны, маки,

Гортензии и кустики бегоний…

Садовники трудились здесь иль маги,

Соцветия сложив в ковёр узорный?

Азалии, гвоздики, лаватеры,

Нарциссы, хризантемы и пионы…

Сияют золотые энотеры,

И лилии пылают, как неоны.

В восторге феи кружат над вербеной,

Любуются фиалкой несравненной,

Качаются на гребне пышной пены

Махровых белых роз и цикламена…

Но вот светлеют облака в высотах, —

Пора вернуться на свою опушку!

Прощальный взгляд бросая на красоты,

В лес полетели феи друг за дружкой.

Мелькнули за рекой дома и храмы,

Колеса шумных мельниц у плотины…

Обрамлены дубами, словно рамой,

Вдали видны знакомые картины:

Каштан белеет, ручеек струится

И тропка к лесу ленточкою вьётся, —

Теперь уж невозможно заблудиться:

Вот и Лужайка! Утреннего солнца

Лучи сюда еще не проникают;

Качает ветерок цветы жасмина, —

В бутонах феи сладко засыпают

Под звуки колыбельной соловьиной…

В неясном свете грёзы тихо тают,

Хозяйку нежным флёром окружая,

И дивный сон Мирайе навевают,

К поляне живописной возвращая:

Ей слышится в тумане глас печальный —

То ль песня, то ли вздохи над цветами;

Там — ворон белый, конь необычайный

И рыцарь с благородными чертами…

Знакомый домик, — над кустом сирени

Кружат стрекозы, в стрельчатом окошке

Трепещут крылья тетушки Фьёрены;

В беседке — гномик, с клевером в ладошке…

Исчезли грёзы в пологе рассветном,

Дыханье стало глубже и ровнее, —

В зелёном уголочке неприметном

Спокойно спится милой Лунной Фее…

Полуденное майское светило

К атласным покрывалам прикоснулось,

Потом лужайку ярко озарило, —

И феи одновременно проснулись!

Приподнялись в «кроватках», потянулись,

Пригладили прозрачные мантильи,

Жасмину благодарно улыбнулись,

Расправили искрящиеся крылья —

И вниз слетели, где для них фиалки

Росу собрали в уголке тенистом:

Листочки, как зеленые пиалки,

Полны водой, прохладной и душистой!

Умылись наши феи-невелички

И волосы украсили цветами, —

Блестят в лучах пушистые реснички,

Глаза лукаво светятся мечтами…

Под ярким солнцем радостно кружатся,

Порхают эльфы, бабочки и феи:

Весенний день — не повод ли собраться,

Не повод ли для праздничной затеи?!..

Решили дружно жители лужайки:

«Устроим бал под флейты и кифары!

Пусть водят хоровод бельчата, зайки,

А кто желает, — пусть танцуют парой».

Вокруг поляны, в веточках жасмина,

Развесили фонарики с шарами, —

И зазвенела тонко мандолина,

Лишь только солнце скрылось за горами.

В начавшемся веселье лишь Мирайя

Не принимала должного участья.

Хотя всегда любила Праздник Мая,

На этот раз не ощущала счастья, —

События прекрасной звездной ночи

Ее всечасно мысли занимали;

И всё грустнее становились очи:

Ни зайчики Поляну не видали,

Ни эльфы быстрокрылые, ни птицы,

Ни мотыльки, ни бабочки, ни осы…

«Она вполне могла тебе присниться», —

Все отвечали на ее вопросы.

Мирайя же решила не сдаваться,

Но, любопытство обуздав терпеньем,

Лишь на рассвете стала собираться,

С надеждой в сердце, к тетушке Фьёрене…

Наставница живет в Саду Фруктовом, —

Лететь минут пятнадцать от опушки.

В красивом доме, с крышею шатровой,

Бывали часто феечки–подружки…

Живая изгородь из бересклета

Фруктовый сад повсюду окружает,

На запах бело-розового цвета

Со всей округи пчелки прилетают.

Вот и сейчас над яблоней кружатся,

Жужжат неутомимо в час приветный, —

В соцветьях слив и вишен копошатся,

Стараются добыть нектар заветный.

Минуя пышно-убранные кроны,

Мирайя полетела над тропинкой:

Благоухают по краям пионы, —

На алых лепестках дрожат росинки.

Всё выше в небеса восходит солнце,

Высвечивая своды белых арок,

Лучи играют в витражах оконцев, —

В сиянье утра дом похож на замок!

Размером он не поражал огромным, —

Не возвышался над кустом сирени;

Внутри же был достаточно просторным, —

Считали гости тетушки Фьёрены.

Мирайя опустилась на лужайку,

Что тут же огласилась птичьим пеньем.

Спустилась вниз радушная хозяйка,

Открыла дверь, скрывая удивленье.

Приветствуя наставницу поклоном,

Мирайя извинилась за вторженье.

Фьёрена отвечала ей: «Ну, полно,

Пойдем, я угощу тебя вареньем!

За чашечкой смородинного чая

Расскажешь не спеша, что побудило

Тебя лететь ко мне, рассвет встречая,

Опережая вешнее светило…»

И рассказала фея Лунной Грёзы

О чудном месте, виденном недавно,

Где все цветы — от лютика до розы —

Собрались и сплелись в узоре славном:

«Не только я, — Кларисса и Лурьена

Полянку видели прошедшей ночью.

А остальные, милая Фьёрена,

Не верят нам и от души хохочут:

Мол, в этом месте, у Реки Широкой,

Что по равнине меж холмов струится,

Есть только луг, заросший злой осокой, —

Над ним всегда сырой туман клубится…

С надеждой в сердце я к тебе летела,

Что объяснишь мне странное явленье!»

«Да, это — удивительное дело! —

Промолвила Фьёрена, — наважденье —

Поляна эта чудная… постой-ка,

Мне нужно посмотреть в своих анналах:

Отправлюсь в дом, найду на книжной полке

Дневник, — давно его я не листала.

Немного ты устала, замечаю, —

Жди здесь меня, в Фиалковой беседке:

Позавтракай, — вот тарталетки к чаю,

А в вазе — мармеладные конфетки».

За столиком, в беседке ароматной,

Пьет чай, любуясь садиком, Мирайя.

В листочках веет ветерок приятный —

Само дыханье ласкового мая.

Уж солнце льет лучи на крышу дома,

В лиловые соцветия сирени…

Вот и хозяйка, — два толстенных тома

В руках у запыхавшейся Фьёрены:

— В зеленой книге с золотым тисненьем

Откроем сорок пятую страницу, —

Сказала фея с явным нетерпеньем, —

В тот день встречала я свою сестрицу,

Булейю из Березового Леса, —

Ждала, когда она мелькнёт в окошке.

Но для тебя нет в этом интереса…

А вечером у дома, на дорожке,

Вдруг появился незнакомец странный:

Не эльф, не тролль… неведомой породы —

Большого роста, в кожаном кафтане, —

Понятно, не из нашего народа.

То был Леррон, как я потом узнала, —

Скитальцу-музыканту-чародею

Учить язык эльфийский помогала

Твоя наставница, родня и фея.

Леррон был человеком: симпатичный,

Приветлив нравом и с природой дружен,

Из мира в мир переходил привычно

И в каждом был кому-то очень нужен.

У нас пришелец был одно лишь лето

И полюбился феям чрезвычайно:

Мы ставили спектакли, оперетты, —

Он открывал для нас театра тайны.

Всех эльфов попросил в оркестр собраться, —

Вмиг зазвучали скрипки и фанфары;

Чтоб в лад играть и с ритма не сбиваться,

Такт отмеряли медные литавры.

Вдруг всё смолкало, — в тишине заката

Лились кленовой арфы переборы,

Леррона мягкий тенор, на легато,

Над сценой плыл и улетал в просторы…

Игра в оркестре милым развлеченьем

Была для эльфов. Лишь один Виттоний

Охвачен был упорным увлеченьем —

Постичь искусство арфы сладкотонной.

Стремленье оценил трувер достойный, —

Для эльфа сделал арфу по размеру,

Семейство струн привел в порядок стройный,

Явил игры изящную манеру.

Виттоний стал учеником прилежным:

Разучивал этюды и баллады,

Под арфу напевал он альтом нежным

Канцоны, пастореллы, серенады…

Леррон был превосходным музыкантом,

К тому же, волхвованием владея,

Не расставался с древним фолиантом,

Доставшимся от деда-чародея.

Виттоний занят арфою своею,

Старается исполнить ноты точно,

А нас с Лерроном увлекла затея —

Посостязаться в магии цветочной:

Калиной обрамленную поляну

Размежевали ровно на две части;

В подспорье магу — книга заклинаний,

Я — с палочкой волшебною на счастье.

Всю ночь мы колдовали над равниной —

Ковром цветущим землю покрывали:

И вот, моя готова половина —

Из белых лилий и пионов алых.

Цветов небесных чистота и легкость

Перекликаются с пурпуром царским, —

Сквозила в сочетаньях утонченность

И опьяняла ароматом ярким.

Жасминным феям очень приглянулась

Пионово-лилейная картина,

И солнце ранним утром улыбнулось,

Блистая взором в листиках калины.

Мой визави трудился дольше часом, —

Мы ахнули, узрев изображенье:

Раскинулось узорчатым паласом

Гармонии и вкуса воплощенье! —

Сначала взял он красный амариллис,

Оранжевой календулы искринки,

Затем — настурцию и желтый ирис,

Зеленой астры хрупкие корзинки.

Добавил незабудку голубую

И темно-синей сциллы остролистной,

Ну, а в конце — фиалку полевую,

Собрав цвета палитры живописной.

В сторонку паттерн отложил готовый,

А на полянке небо с облаками

Соткал из немофилы бирюзовой.

Подняв букет, легко взмахнул руками, —

И протянулись лентою тугою

Оттенки семицветного букета,

Взметнулись в воздух пёстрою дугою,

Легли на землю в переливах света:

Как будто сверху радуга упала

В лазурное раздолье немофилы,

Алмазной чистотою засверкала

На лепестках роса. Какие силы

Леррону помогали, я не знаю! —

В одно мгновенье кремовые розы

Расположил каймою он по краю, —

Над ними тут же запорхали грёзы…

Из зарослей калины сливолистной

К бутонам свежим соловьи слетели —

И, словно на премьере бенефисной,

Рассыпали восторженные трели!

Триумф Леррона был неоспоримым,

Хвалу ему все дружно возносили,

Признали мы шедевр неповторимым

И лавры победителю вручили!»

В воспоминаньях светлых пребывая,

Закрыла книгу тетушка Фьёрена:

«Кто Маг-Садовник, милая Мирайя,

Теперь ты понимаешь, несомненно.

Лишь он владеет подлинным искусством

За краткий срок создать ковер цветущий

На поле, где всегда голо и пусто, —

Лужок, благоуханием влекущий…»

Вдыхая тонкий аромат фиалки,

Хозяюшке Мирайя отвечала:

«Диковинная повесть! Мне так жалко,

Что мудреца Леррона не встречала!

Кому послал он знак, — еще не знаю —

И не приблизилась к разгадке тайны,

Зато теперь я точно понимаю:

Явление Поляны — не случайно!»

Меж тем в саду фруктовом смолкли птицы

И воздухом повеяло прохладным…

Вот-вот, и тихий вечер озарится

Блеснувшим в облаках лучом закатным.

Прощальный взгляд его, пурпурно-ярок,

Мелькнул в кустах пионов на дорожке

И заплясал в беседке из фиалок,

На дневнике в сиреневой обложке:

Серебряная веточка вербены

В лучах затрепетала, как живая…

«Ах, вспомнила, — воскликнула Фьёрена, —

Хотела я сказать тебе, родная,

Что в этой книге, ближе к окончанью, —

(Открой ее: страница сто вторая) —

Здесь интересное упоминанье

Попалось мне. Читай сама, Мирайя:

— Вчера был праздник Розовых Бегоний

В моем саду — для фей и эльфов нежных.

На арфе музицировал Виттоний,

Шло время быстро в играх безмятежных.

И при луне продолжилось веселье,

Я на балконе любовалась балом…

Вдруг предо мною на перильца сели

Два мотылька — в оливковом, и в алом!

Приветствуя меня, они сказали:

«Арфист Виттоний нас прислал с поклоном,

Надеясь, чтоб ему не отказали

В беседе, в уголке уединённом».

Предчувствуя серьезность разговора,

Послала я записку с мотыльками:

«В Фиалковой беседке буду скоро,

Где светлячки мигают огоньками».

Мы встретились. Учтив необычайно

Был музыкант, — преодолев сомненья,

Поведал мне, что он на днях случайно

Свидетелем стал дивного явленья:

«На берегу реки, где Луг широкий,

Передо мной возник ковер цветущий, —

Там, где всегда была одна осока,

Да плыл над нею полумрак гнетущий.

Никто причин не знает появленья

Полянки, разукрашенной прелестно,

Внезапного ее исчезновенья.

Быть может, Вам об этом что известно?» —

Спросил меня Виттоний легкокрылый.

Я вспомнила тогда про состязанье

С Лерроном — мой ковер из белых лилий,

Его цветочной радуги мерцанье;

Как уходил… Златой листвы шуршаньем

Простились с ним и Лес, и Сад Фруктовый;

Теплом речей он скрасил расставанье,

Мы — звали нас почтить визитом новым…

Да, это знак Леррона-музыканта, —

Он для тебя, Виттоний благонравный!

Пророчил маг: «В сиянии таланта

Мой ученик придет ко мне, как равный!»

Потом добавил: «Если эльф известный

Заговорит вдруг о поляне чудной,

Скажи ему, что это — Знак и место,

Где должен ждать он с арфой златострунной!»

В беседке воцарилась тишь ночная,

Гирлянда светлячков во тьме блистала…

Сиреневую книгу закрывая, —

«Всё, как тогда!» — Фьёрена прошептала.

Мирайя вопросительно молчала

И всматривалась в тетушкины очи.

«Виттония я больше не встречала;

Простившись, он исчез в тумане ночи.

И нам пора! Уж светлячки устали

Держать фонарики над книгой нашей,

Где мы страниц полсотни пролистали, —

Дадим им отдохнуть в зеленой чаще!

А мы с тобою в дом летим быстрее, —

Там ждут бутоны серебристых лилий,

Где ты спала с рождения, взрослея

В моем Саду Безоблачных Идиллий!» —

Так говорила тетя, увлекая

Мирайю за собою в дом уютный.

И та, в цветке знакомом засыпая,

Как будто слышала напевы лютни,

Что в детстве колыбельные играла,

Послушная рукам любимой няни,

Которая тихонько напевала…

А голос нежный так похож на мамин:

— Под розово-пурпурным одеялом

На небе засыпают облака.

Укутавшись лучистым покрывалом,

Замедлила движение река.

К воде склонились ветви тонкой ивы,

Девичьей гибкой грации полны;

Янтарные кувшинки молчаливо

Колышутся в дыхании волны.

Крылами зачерпнув речной прохлады,

Спешит в долину свежий ветерок,

Чтоб влагой напоить соцветья сада

И прикорнуть в деревьях на часок…

Темнеют небеса, луна украдкой

Заглядывает в комнату мою, —

Над крошечною детскою кроваткой

Я песню колыбельную пою.

Из сада веет ароматом розы

В чертоги благодатной тишины,

Где лунные легко порхают грёзы

И навевают сказочные сны.

Баюкаю тебя, моя родная,

Под лютню мамы песенку пою, —

Спи до рассвета, милая Мирайя,

Спи безмятежно, баюшки-баю…

Смахнув слезу, Фьёрена замолчала,

В сторонку лютню отложив резную.

Картины прошлого пред ней печально

Шли чередой сквозь пелену ночную: