Бесплатный фрагмент - Мир грёз

Сновидение первое
Анчутка

Жили — были черти. Вполне обычные — чёрного цвета, с длинными когтями, хвостом, рогами, широкой мордой и бесформенным носом. Черти старшего возраста были самые красивые: за спиной — шикарные огромные крылья, а остроконечная голова покрыта густой копной волос, постоянно стоящих дыбом. Крылья придавали им царский вид, а прическа была похожа на хоть и смешную, но корону. Поэтому за ними оставалось последнее слово в любом вопросе. Занимались они тем, что творили зло людям — пугали их, сбивали с пути, толкали на дурные поступки, склоняли к лени, жадности, злобе и прочим порокам и грехам, прекрасно с этим справляясь.

Про то, как черти вообще появились на свет — никто точно не знает. Но поговаривали — что это ангелы, сброшенные с неба за провинности… Поэтому встречались они везде, где упадут — кто в воде, кто в лесу, кто в поле, а кто и на болоте. Где упали, там и жили.

Чертенок Анчутка, о котором пойдет сказ, обитал со своей семьей в трущобе. Там, где дремучие леса прореживались сплошными полосками вязких и недоступных болот, на которые очень редко ступала нога человека. Лишь длинноногие болотные птицы с опаской ступали по илистой поверхности, тревожно озираясь по сторонам.

Здесь, на трясинах и заглохших, заросших озерах, где еще сохранились островки земли, сцепленные корнями водорослей — человеческая нога быстро тонет, а неосторожного охотника и дерзкого путника тут же засасывает вглубь подземная сила, прикрывая сырым и холодным пластом, как гробовой доской.

Чертям это было на руку. Они часто потешались над путниками, случайно заблудшими в их владения. Неистово танцуя при этом свои ритуальные танцы — перед пойманной природой добычей.

Черти очень любили танцевать. Особенно, когда кто-то из них женился — чаще всего на ведьмах; когда это происходило — устраивались игрища, пляски и шабаши, во время которых на перекрестках дорог возникали пыльные вихри.

Среди людей было поверье — если в такой вихрь бросить нож, острие окрасится кровью, а смерч исчезнет, открывая на земле отчетливые следы копыт.

И тогда лучше бежать, куда глаза глядят…

Вот и сегодня все готовились к свадьбе Абигора и Агнии. Торжество предстояло шикарное — как-никак женился один из Великих Чертей. Выглядел он прекрасно, даже был похож на сказочного принца сидя на крылатой лошади со змеем и копьем в руках. Агния же должна была прилететь с минуты на минуту в ковене Гекаты — богине мрака и чародейств, без нее не проводился ни один шабаш.

Вот ее — то и ждал Анчутка, сидя на суку, уютно застрявшему в трясине. Он часто тут бывал. Из-за мягкого характера чертенка редко брали в игры, но он не обижался — здесь хорошо просматривалось небо, а Анчутка надеялся увидеть летящих ведьм первым. Зная о добром нраве Гекаты, он хотел попросить ее во время обряда исполнения желаний превратить его в человека. Да — да. Именно в человека. Потому что не мог он пакостить людям — они ему нравились.

Каждый раз ему было больно смотреть на то, как делают это его братья и друзья. Не говоря уж о взрослых. Анчутка все еще не мог забыть случайно увиденную сцену посвящения его старшего брата — ему попались заблудшие охотники. Они остались переночевать возле пруда и, сразу же после полуночи, его поверхность забурлила, наращивая обороты, и затем на берег выбралось некое существо на четырех лапах. Размером оно было с большую собаку.

Анчутка испугался и спрятался в кусты. Существо отряхнулось от воды, встало на задние конечности и направилось как раз в ту сторону, где в зарослях сидел чертенок, а немного поодаль и охотники. В это время луна вышла из-за туч, и в ее призрачном свете Анчутка разглядел, что прямо на него движется брат.

У него так светились глаза, что маленький чертенок очень испугался и даже слова сказать не мог. Тем временем, охотники с ужасными криками, толкая друг друга и спотыкаясь, покидали поляну. А кто-то из них увязнув в болоте, там и остался. Эти воспоминания пугали его до сих пор.

Пока еще чертенок был мал и его не заставляли творить зло. Но совсем скоро, через год, когда ему исполнится восемь лет, состоится его посвящение — он должен будет сильно испугать человека, показать, на что способен. А лучше — нескольких. Анчутке этого очень не хотелось.

— Малой, ты чего это тут сидишь? Пошли, там как раз начинается самое интересное! — прокричала Кикимора и, подмигнув ему, направилась в сторону наибольшего шума.

— Подожди… Не знаешь, ведьмы уже прилетели? Обряды начались? — с надеждой в голосе спросил чертенок.

— Прилетели. Так давно ж уже! Вон, слышишь, пляски? Я пока собиралась, так и встретить их не успела. Стой, да куда ж ты? Подожди меня хоть!

Сорвавшись с места, Анчутка бежал со всех ног. «Лишь бы только успеть! Хоть бы Геката не улетела! Я попрошу ее, и она обязательно поможет! Геката должна понять!»

Возле холма, над вершиной которого царственно парила главная ведьма, была толкотня. Давно уже никто не женился, тем более в такой трущобе — и к этому времени желаний у всех накопилось великое множество.

Но Геката не торопилась. Она мешала снадобья, доставала из сумки травки, и, нашептывая какие — то слова, бросала все в бурлящий котел, отчего внутри него все вспыхивало радужными цветами и искрилось. С каждой минутой становилось жарче. Примерно через час ведьма с улыбкой пригласила первого желающего.

До Анчутки очередь дошла уже почти на рассвете. Он неуверенно поднялся на холм.

— Ну, что, малыш, давай, признавайся — что желаешь? Крылья красивые, или копыта адские? — мешая кипящую и пузырящуюся жидкость, с улыбкой спросила Геката.

— Мне бы… — начал было чертенок, и вдруг испугался. «А вдруг не поймет? А если расскажет всем? Пропаду тогда я. Засмеют!»

— Давай, не молчи. Своих не обижаю.

— Геката… — «Эх, была — не была!» — Я не хочу быть чертом.

— Вот оно что, — улыбнулась ведьма, — так давай, говори, изменим тебя так уж и быть… Только в кого, выбирай: в свинью, лошадь, змею, волка, зайца, белку, мышь, лягушку? А может в ворона? Я такие снадобья достала — самым приметным будешь!

— Мне бы того… — чертенок переминался с ноги на ногу. — Человеком быть хочу!

— Человеком?! Даже и не проси. Чем тебя так привлекают эти людишки? Да пойми ты, не могу я тебя человеком… Нельзя мне! Ну, хорошо, не плачь! Давай договоримся так — я превращу тебя в собаку. Они ближе всего к людям. А вот если полюбит тебя кто-нибудь из них, и подарит свою любимую вещь, то и быть тебе человеком. Только запомни одно — уйдешь, сегодня ночью, с болот — назад не возвращайся! Иначе превратишься снова в черта, и проклятье ляжет на весь ваш род! — произнеся эти слова, ведьма накидала в котел травы, и когда там все забурлило, окунула туда Анчутку с головой.

Наступило утро. Шелестела листва на деревьях; казалось, она мелодично наигрывает красивую мелодию. А под одной из берез, в листве, лежал черный, как смоль, щенок. Ему нравились новые ощущения — так приятно пахло мокрой от росы листвой и свежим, теплым ветерком — не то, что на болоте.

— Пап, а он живой? — пронеслось где-то над ухом.

— Вроде шевелится.

— А давай возьмем его себе? Ну, пожа-а-а-а-алуйста, па-а-ап!

— Доченька, вот зачем он нам? Разодранные подушки, мебель, и мокрая, погрызенная с утра обувь… да и наверняка у него уже есть хозяин! А кто гулять с ним будет?

— Ну, пап! Пожалуйста-пожалуйста! Я буду сама за ним смотреть и ухаживать. Да и ты как-то говорил, что нам нужен сторож.

— Хорошо. Сторож нам действительно нужен. Только учти — не будет справляться со своими обязанностями — выгоню, так и знай! Бери этого чертенка, ишь, как дрожит — замерз совсем.

Анчутка почувствовал, как его бережно кто-то поднял, погладил по шерстке теплой рукой. Как же это приятно! Он боялся открыть глаза. Потом его положили в корзину, пахнущую грибами, и куда-то понесли.

Это было жилище людей. Влада, так звали девочку, назвала черныша Принц и, по приходу домой, достав из корзины, налила ему молока.

— Пей, малыш. Надеюсь, мы подружимся. — Девочка со смешными косичками улыбнулась, а потом продолжила. — Знаешь, мы живем тут с папой вдвоем, ты не обижайся на него, если он будет немного суров… А мамы давно с нами нет. Она погибла сразу же после моего рождения, семь лет назад. Я даже ее не помню — на память о ней мне остался только вот этот кулон с фотографией… Папа потом купил дом в лесу, и теперь мы живем здесь. Хорошо, что нам нужен сторож, теперь у нас есть ты. И мне друг, — Влада потрепала щенка за ухо и дала ему косточку.

С тех пор они почти никогда не расставались. Отец порой называл дочку «дама с собачкой», так уж они были неразлучны с Принцем. И щенок был по-настоящему счастлив. Он пытался быть везде и сразу — охранял дом, ходил с хозяином на охоту, но самым главным и важным для него стала Влада.

Особенно Принц любил их утренние прогулки — она бросала ему палку, и пока он бежал за ней, сметая на пути листья, снежный пух, грязь, траву, Влада пряталась. У Принца был хороший нюх, но ему так нравилось с ней играть, что Анчутка специально подолгу искал. А когда находил — громко лаял, девочка в ответ звонко смеялась, убегая от него снова и снова… Владислава и ее отец стали для него семьей.

Прошло девять лет. Принца было не узнать — из маленького щеночка он вырос огромной, но грациозной собакой. Порой Влада садилась на него верхом, и они устремлялись в лес. Она тоже повзрослела, и выглядела отлично — стройная фигура, слегка волнистые длинные волосы, и голубые глаза, в которые хотелось смотреть постоянно; а ее смех остался таким же звонким, как и в далеком детстве. Принц катал ее по самым сказочным местам леса, куда не могла ступить нога человека, наслаждаясь ее восторгом.

Однажды вечером, когда они вернулись с прогулки, отца не было дома. И это было странно, потому что он всегда встречал их с очередной порцией кулинарного шедевра.

— Наверное, охота удалась на славу, и папа очень устал… Принц, встретишь его? А я пока накрою на стол и приготовлю что-нибудь вкусненькое, — слегка щелкнув собаку по носу, Влада отправилась на кухню, что-то напевая.

Вопреки спокойствию девушки, Принц чуял неладное, нервно поскуливая у дверей. В последнее время, когда хозяин брал его с собой на охоту, он все ближе подбирался к тому месту, о котором Анчутка даже боялся вспоминать. Девушка открыла дверь.

Пес бежал туда, казалось, со скоростью ветра. Закат, как будто насмехаясь, опережал его. Когда Принц добрался до трущобы — было уже совсем темно.

Хозяина он почуял сразу. Он был жив, но без сознания, и его постепенно затягивало болото, к которому псу приближаться было категорически запрещено.

Осторожно ступая, стараясь не выдать себя, прикусив немного за край одежду хозяина, Принц начал вытаскивать человека из этого гиблого места, но болото не отпускало. Вокруг стали появляться черти. Один из них нагнулся, поднял с земли увесистый, килограммов на тридцать, булыжник и, держа его словно пушинку в своей руке, сделал шаг в сторону пса. Воздух быстро наполнялся их нечеловеческими визгами и настоящим свинячьим хрюканьем.

Не обращая на это внимания, Принц все еще старался вытащить хозяина из зеленой трясины. Видимо, крики чертей привели его в чувство, и человек, собравшись с силами, вцепился в шерсть пса.

Анчутка уже понимал, что на рассвете слова ведьмы придут в исполнение — ведь он нарушил обещание и вернулся на болото. Но иначе поступить не мог — погибал человек, которого он любил. Пес нагнулся, приглашая мужчину взобраться к нему на спину, и вскочив, помчался прочь. Он бежал очень быстро, стараясь не думать о ломоте в костях, о ветках, попадающих в глаза и царапающих ему нос, о топоте копыт чертей, бегущих следом… Главное — спасти.

Вскоре они оказались у порога дома.

— Спасибо тебе, спас старика! Я уже и не знал, что делать… Пойдем в дом, я тебя отблагодарю! — прихрамывая, хозяин направился к порогу, где его уже встречала Влада.

— Папа! Что случилось? А где Принц?

— Так вот он, спаситель! За спиной у меня. Как права ты была, дочка, что уговорила меня тогда взять его. Если бы ты знала, что со мной приключилось…

— Принц?

Но пса и след простыл.

Анчутка бежал обратно в лес, а из глаз его текли слезы — ему не хотелось пугать близких для него людей. Пусть чертом он станет только на рассвете, но тело уже ломит, и голос меняется. Осталось не так много времени, и он хотел побыть один.

А вот и та самая береза, под которой он проснулся после снадобья Гекаты. Пес остановился. Лес был разбужен сотрясающим его горьким воем.

**********

Владислава схватила куртку и выбежала из дома. Страх охватил ее. Где Принц? Куда он ушел? Вдруг он ранен? Она боялась его потерять.

— Принц, милый! Не уходи, вернись! Отзовись, где ты?! — слезы, бегущие по щекам, мешали видеть дорогу.

Не обнаружив его рядом с домом, девушка направилась в лес. Пса не было видно. Обойдя те места, где они любили играть, и не найдя Принца, Влада вышла на поляну. Вот именно за ней, в перелеске, они впервые встретились. Девушка решила подойти к той березе. Плакать она уже не могла — слез не было. Осталось одно опустошение. И сказочная надежда — вот сейчас подойдет к дереву, а он там лежит, свернувшись клубочком…

Еще несколько шагов. Листва на березе шелестела, напоминая тот вечер. Девушка приближалась, надеясь на чудо. И видимо кто-то услышал ее молитвы — под деревом лежал черный клубочек… правда, не такой маленький, как в прошлый раз.

— Принц, солнышко! Как же я рада, что нашла тебя! Ну, куда ты убежал? И зачем? Не делай так больше, я ведь так тебя люблю! — слезы счастья нахлынули свежим потоком. Влада сняла с себя цепочку с кулоном и одела на шею собаке. — Вот, держи. И не смотри на меня так! Это твое теперь. Ты ведь тоже наша семья. Ну что — пошли домой?

**********************************************************

P.S. Звонок будильника настойчиво прорывался в сон, сливаясь с щебетаньем лесных птиц и вытаскивая из цепких объятий Морфея. Солнечные лучи мелкими иголками прижигали веки. Просыпаться не хотелось, хотелось любви и поцелуев… Тяжело вздохнув, открыла глаза. Привет, новый день!

Сновидение второе
Венита

День не задался с самого утра. Еле отсидев двенадцатичасовой день в душном офисе, я пришла домой.

— Опять сидишь весь день за компьютером? Как маленький. Подросток что ли? На войне он! Нет, чтобы помочь по дому чего. Вон, лампочка в туалете — еще неделю назад лопнула. Гардины повесить надо, нормальные! Чтобы не только прозрачный тюль, но и шторы на окнах были! А то живем, как на экране! — Настроение было не очень, и я отрывалась, как могла.

— Дай отдохнуть-то. Каждый отдыхает, как ему хочется. Дались тебе эти игры… Или ты хочешь, чтобы я по пивнушкам ходил? — спокойным голосом пытался поспорить со мной муж, не отрывая взгляд от экрана монитора.

— Да чтоб у тебя компьютер завис! И интернет закончился! — не унималась я. — Я вот тоже отдыхать хочу! Вот не буду тебе готовить, пока ты свои танчики не удалишь! Или встану ночью и продам их все, к чертовой матери!

Нет, мы не ссорились. Нападая, я слушала, как муж неохотно и монотонно отбивался. И продолжала дальше. Словестная перепалка по вечерам уже стала привычным делом.

Тогда я еще и не предполагала, что за нами следят, и отрывалась на муже по полной: и за опоздание на работу, за выписанный штраф, и за сломанный ноготь на правой руке, и за давку в автобусе. Но почему-то именно в этот злосчастный день у корабля межпланетной цивилизации произошла поломка. Прямо над нашим домом. И два зеленых существа, в ожидании самовосстановления своего транспортного средства, уже три часа наблюдали за нами через окно.

И так как штор не было, потому что мы так и не определились, кто займется гардиной и будет ее вешать — вся наша комната была видна в мельчайших подробностях.

**********

— Клянусь Марсом, он ее когда-нибудь отправит на переплавку. Это же надо — столько терпения! — недоуменно произнес первый.

— Да никуда он ее не отправит. — вздохнул второй. — Во-первых, он испытывает к ней что-то. Видишь же, какие теплые красные волны между ними. И такие прочные. Знаешь, мне иногда даже кажется, что ему это нравится. А во-вторых, существам с этой планеты еще миллион лет до открытия апгрейдового модулятора.

— Ты о Вените? Да… Хорошая штука! Я свою половинку уже три раза в ней модифицировал. И хоть что делай — каждый раз со временем начинает снова мной командовать! Видимо Венита работает уже не так исправно.

— Это не в ней дело, а в тебе, не можешь устоять перед женскими чарами! — засмеялся второй.

— Нет, я не могу на это смотреть. А давай поможем ему?

— Ха, давай. Будет хоть какое-то развлечение, пока эта посудина войдет в привычное состояние.

И они оба заговорчески улыбнулись.

**********

Проворчав друг на друга, ближе к полуночи мы уснули. Спала я плохо — от переизбытка эмоций чудились какие-то голоса.

«Эй, парень, просыпайся. Хочешь, все будет так, как тебе только что снилось? Даже в два раза больше?»

Потом я видела себя на каком-то лугу. Муж собирал ромашки где-то вдалеке, и как мне показалось, гадал на них. Только вместо «любит-не любит» он произносил что-то вроде: «А можно грудь побольше? А волосы длиннее? Нет, это слишком большая, хотя мне нравится. Что? Как совсем без интеллекта? Ну, тогда оставьте третий, потому что совсем без интеллекта не надо».

Точно все уж и не упомню сейчас.

Но проснулась я полной своей противоположностью — с третьим размером груди, длинноволосой брюнеткой, с жгучим желанием переделать всю домашнюю работу за час и прикупив пива, смотреть вместе с мужем, ставший почему-то любимым — футбол. А потом всю ночь бить противников на Арте. Оказывается, это очень увлекательное занятие, особенно когда команда попадается хорошая.

И знаете, я счастлива. Теперь у нас дома полная семейная идиллия. Только пока его не могу от одного отучить — шторы во всех комнатах постоянно развешивает сам и даже не дает мне их открывать. Ну и ладно. Он — мой Король, а у каждого короля свои причуды. Но за это я его и люблю.

**********************************************************

P.S. Первым делом, когда проснулась — проверила себя. Вроде все на месте. Ну мало ли… Кто его знает, что у мужа в голове творится. Приснится же такое!

Сновидение третье
Дыханье прошлого

В Париже, рано утром, я оказался случайно.

Нет, ну не совсем так, конечно, как в фильме «Ирония судьбы или с легким паром». Но голова болела невыносимо, и я не совсем понимал, что я буду делать целые сутки — ведь уговор был на сутки? — в этом промозглом, сыром и пасмурном городе, да еще и не зная языка.

Вчера вечером, на дне рождения друга — я проиграл пари. И теперь мне нужно было провести сутки в незнакомой стране. Я выбрал Францию — по крайней мере не такие дорогие билеты.

«Спор есть спор, и раз суждено мне было проиграть — так надо это сделать с достоинством» — подумал я. И, вспомнив почему-то Павла Волю с его «увидеть Париж и умереть», уверенной походкой зашагал к виднеющейся вдали символике Франции — Эйфелевой башне.

Дождь видимо подстроился под мое настроение — раз все плохо, почему бы и не идти весь день? — и радостно разливался лужами на уже промокшие кроссовки, рисовал серые узоры на джинсах, а порой даже умудрялся заглянуть за ворот кожаной куртки, в которой я безнадежно пытался спрятаться.

Сдался я во второй половине дня, ближе к четырем. Сидя в кафе с чашечкой дымящегося кофе и круассанами, подвел итог своим подвигам: пробежался по набережной Сены, обошел Эйфелеву башню (подняться не смог — закружилась голова, а вчерашний праздничный ужин напомнил о себе), промок.

Идти больше никуда не хотелось. Глядя вдаль я никак не мог придумать, чем мне заняться дальше.

Дождь почти прекратился. Из двора дома напротив, рассекая мокрый песок и гравий, выезжали ребятишки на велосипедах. Со счастливыми лицами, опьяненные свободой, они мчались по дороге, не обращая внимания на гудки автомобилей и крики неоткуда взявшихся прохожих.

И тут мое внимание привлекла девушка. Вроде ничего примечательного — среднего роста, серое, как и погода, платье, длинные вьющиеся волосы…

Но что-то в ней было не так.

Может меня смутила пышность ее рыжих волос, не тронутых дождем. Или ее легкая походка — она как будто парила над землей… или то, что она целенаправленно шла в мою сторону — не знаю. Хотя, впрочем, видимо особого выбора у нее и не было — за столиком у кафетерия, на мокром стуле, сидел только я. Издалека она была очень привлекательна, и я надеялся, что буду прав.

— Добрый день, месье! Не могли бы Вы мне помочь? — ожидающе глядя прямо в глаза, она мило изогнула бровь.

Вблизи она выглядела еще прекраснее — особенно глубокое декольте, притягивающее взгляд. Кареглазая, с естественным румянцем… казалось, она сошла с картины великого художника эпохи ренессанса.

— Чем смогу, — я еле сдерживал счастливую улыбку. Обалдеть! Она еще и разговаривает по-русски. Вечер в моих мыслях обещал быть насыщенным. — Что нужно сделать?

— Вы не могли бы со… эм… проводить меня в одно место? Там нет света, а я очень боюсь темноты.

— Окей, — все-таки странные эти француженки. И говорят загадками. Пара купюр перекочевала из кармана куртки на стол с так и недоеденными круассанами. — Пошли, показывай дорогу. И кстати, давай перейдем на «ты»? Могу я узнать имя прекрасной незнакомки?

— Маргарита.. — улыбалась она тоже как-то по-особенному. Душевно, что ли.

Шли мы недолго. Ну, или мне так показалось — в пути Марго непринужденно рассказывала мне о своей семье, а я смотрел на нее и наслаждался, слушая вполуха. Вскоре мы добрались до какого-то обрыва.

— У тебя есть огонь? — и снова эта вопросительно изогнутая бровь.

— Да, вроде что-то было, — судьба была ко мне благосклонна. Сувенирные три спички, чудесным образом оказавшиеся у меня в кармане — даже не намокли.

Девушка подожгла, валяющийся в какой-то яме под ветками, факел и мы начали спускаться вниз. Минут через десять-пятнадцать спокойствие начало покидать меня — сложилось впечатление, что мы скоро приблизимся к земному ядру.

— Что это? Куда ты меня ведешь? — я старался не выдать волнение голосом.

— Секрет, — в ее глазах сверкали озорные огоньки. Возможно, это был отблеск факела, но мне хотелось думать, что это не он.

— В какую историю ты хочешь меня втянуть? — хотел произнести сурово, но не получилось. Марго растопила мне сердце.

— Это давняя история, еще с древних времен. Под Парижем были каменоломни, существовавшие несколько веков. Из этого материала были построены большинство зданий. Даже Нотр-Дам де Пари и дворец Лувр. Не говоря уж о церквях, соборах и замках.

— Это ж сколько материала-то надо было…

— Да, — улыбнулась девушка — много. Спрос был большой, и со временем каменоделы начали повторный круг каменоломен под Парижем. Папа рассказывал, что они разрослись так, что практически весь город оказался над пустотой.

— И как же он не обвалился?

— Обвалился. — Маргарита тяжело вздохнула, и спустя некоторое время продолжила. — Первой рухнула стена, отделяющая кладбище Невинных от жилых домов. Подвалы заполнились останками мертвых и нечистотами. И парламент Парижа принял решение перенести все останки в каменоломни. Знаешь Шарля Перро?

— Конечно, бабушка часто читала мне его перед сном.

— Его останки тоже тут… и не только его. Тут и министры, и революционеры, даже ученые…

Наконец-то мы спустились. Факел почти угас, но еще освещал нам путь. Резко запахло сыростью.

— Что тут? Колодец? Ты девушка-маньяк, и собираешься утопить меня? Нет, ну серьезно — я слышу плеск воды.

— А это… если пройти прямо, потом немного налево — около сотни шагов — там будет резервуар с водой. Мы с Анри любили там купаться… А еще там есть рыбки!

— Кто такой Анри?

Марго промолчала. Ну ладно, не хочет отвечать — не буду настаивать. Мало ли в ее жизни было таких Анри. Хотя мне хотелось бы, чтобы их было мало. Максимум — один. Или лучше ни одного. Внутренний собственник пнул меня под ребра, и все сдавило внутри. Видимо, девушка и его чем-то зацепила.

— Вижу, ты много знаешь об этих катакомбах. Что тут еще есть?

— О… тут много всего. Есть заброшенные кладовые, винные погреба, комнаты отдыха, плантации грибов. Почти весь Париж в тоннелях. Многие места еще не найдены — и мало ли что там хранили. Во время войн — здесь держали пленных, позже были тюремные камеры, а самые смелые устраивали тут балы и вечеринки. Кстати, насчет вина — местный сторож нашел один из погребов, и ходит каждую ночь за бутылями с вином. И знаешь, где он нашел это хранилище?

— Где же?

— Прямо под аббатством! — выпалив мне это, она рассмеялась. Искренне и звонко, как колокольчик. И мне почему-то стало легко на душе.

— Рит, так куда же мы все-таки идем? Ты так много знаешь обо всем здесь. Зачем снова сюда идешь? Или ты хочешь угостить меня бутылочкой столетнего вина?

Но ответа я не услышал. Погас факел — и все пропало. И свет, и девушка, и шелест ее платья, который стал уже узнаваем и различим среди остальных звуков подземелья.

Даже воздух, окружающий меня, изменился. Стал каким-то тяжелым. Запахло кладбищем, сырой землей, гниющими телами. Мне стало страшно. Вот попал, так попал.

— Маргарита! — прокричал я в кромешную тьму. Мне никто не ответил. Неужели это была галлюцинация? Что они подмешали мне в кофе? Где-то вдали осыпался камень. Не хватало еще, чтобы и меня тут завалило. — Здесь есть кто-нибудь?!

В ответ мне было молчание. Тело начал бить озноб. Надо поскорее выбираться отсюда.

Спички! У меня же есть еще две спички!

Поджег одну, посмотрел по сторонам. Лучше бы я этого не делал.

Длинный разветвляющийся тоннель, по обе стороны которого бесконечные ряды человеческих костей, увенчанных черепами. Высотой эти конструкции были около двух метров. Спичка потухла. Мне казалось, я слышу собственное сердцебиение.

Достал вторую. Повернулся в ту сторону, где стояла девушка, прежде чем потух факел. Огромная гора под потолок из плотно уложенных тазобедренных костей. Тупик. Что ж, надо взять себя в руки и как-то выбираться из этого дерьма.

Так как лестницы наверх я не заметил, а с одной стороны от меня была глухая стена, ориентируясь по черепам, я выровнялся по направлению к другой стороне тоннеля. Шел, цепляясь за кости… самое ужасное было, когда попадал в глазницы, в которых поселились склизкие улитки.

Или пауки, сразу же пытающиеся залезть по руке под куртку. Им видимо тут тоже не особо нравилось. Казалось, прошли годы. Несколько раз я останавливался, в надежде услышать хоть кого-нибудь живого. Ждал. Потом собирался с силами, и шел вперед.

Как-то даже показалось, что где-то рядом плачет Марго, а мужской голос читает молитвы.

Спустя какое-то время — мимо меня прошел кто-то, гремя связкой ключей. Крикнул — и все пропало.

Я сходил с ума.

Рано утром меня нашли обессиленного почти на выходе. До дверей оставалось всего пятнадцать метров.

О том, что мне крупно повезло, вызывая скорую не переставали твердить экскурсовод, на французском, и переводчик — на ломаном русском, хватаясь за голову и размахивая руками.

Врачи скорой, что-то пролепетав по-французски, наставили мне кучу уколов и по моему настоянию — отвезли в аэропорт.

Пока я отходил от шока в реанимобиле, узнал от экскурсовода — не без помощи переводчика — что побывал в Парижских катакомбах. Марго и Анри — жили в семнадцатом веке и безумно любили друг друга. Она была из бедной семьи, а он — богатых кровей. Решив сбежать, они договорились встретиться в каменоломнях — еще до того, как туда были перевезены захоронения.

Они должны были пересидеть там до утра, и уже на рассвете сбежать из города. Но им это не удалось — влюбленных завалило обвалом.

Парижане в том месте поставили мемориал, где подростки стоят рядом. И со слов сторожей — ночами там действительно слышен плач девушки, и как парень, успокаивая ее, читает молитвы.

Тот сторож, о котором рассказывала Марго — реально существовал, но однажды он, как и я, немного не дошел до выхода. Экскурсии тогда не проводили, и его нашли только через одиннадцать лет.

Если будете в Париже — обязательно посетите эти катакомбы. Только днем, и только с экскурсоводом.

А для меня эта история навсегда останется в памяти. Ведь не каждый день удается побывать на руинах человеческой эпохи.

И да, в спорах я теперь не участвую, да и путешествовать не очень люблю.

Сновидение четвертое
Баба Шура

Уже давно вечер накануне Рождества так не радовал погодой: крупными хлопьями падал пушистый снег, правда тут же тая на асфальте. Предпраздничный воздух был морозен и свеж.

Ярмарка встретила Верену веселыми напевами про олененка Рудольфа — взрослые и дети охотно подпевали, прогуливаясь по магазинам в поисках подарков. В баре напротив, за ярко сверкающим панорамным окном, кто-то радовался очередной кружке глинтвейна, кто-то жареной колбаске, а дети радостно уплетали булочки и сахарную вату с пряниками.

Телефон зазвонил неожиданно. Девушка переложила пакеты в одну руку, сняла перчатку, посмотрела на экран мобильного. Бруна.

— Алло! Что случилось?

— Баб Шура.

— Что с ней? Да говори ты уже, не молчи! — замедлив шаг, прокричала Верена, стараясь быть громче колокольного звона.

— Отказывается есть. Снова начала говорить о том, чтобы отвезли ее в Ленинград.

— Сейчас он называется — Санкт-Петербург.

— Ой, какая разница! И это накануне Рождества! Поговори ты с ней, может, послушает. Что ей не живется в Кельне? Да и возраст уже, все-таки. А она все свое — «там лучше», «Родина», «душа тянется». Я понимаю — там наши далекие корни. Но это — Россия. Я вот туда точно не поеду. На матрешек смотреть что ли?! Да и Хайнц против.

— Твой Хайнц всегда против всего, что не касается его выгоды. — вздохнула Верена. — Ладно, скажи ей, что после Рождества будет ей Ленинград.

— Вот сама и скажешь, я ее отвезла на Нилер Гюртель, в «Natalie» nursing service* («Натали» служба ухода за пожилыми). Попросила — ностальгия у нее по русскому языку. И праздник ей не праздник… Говорит, что не Рождество это — в декабре! Представляешь? Может, так будет и лучше — и мы отпразднуем, и она порадуется.

— Хорошо, Бруна. Послезавтра утром возьму билеты на ближайший рейс и заберу ее. Тебе матрешку не привезу — так и знай!

— Спасибо, сестренка! Я понимаю, что сейчас моя очередь быть с ней, но у меня семья, дети… Хайнц говорит — тебе проще. Счастливого Рождества!

— Счастливого Рождества!

**********

— Александра Петровна, вы уверены? — молоденькая медсестра-стажер стояла возле кровати женщины, нервно держа в руках иглу от капельницы. — раньше отказывались всегда, а сегодня… что-то случилось?

— Давай, ставь уже эту чертову штукенцию. Доктор же сказал — при приступах. Выспаться хочу… Голова болит от всего этого шума. Тяжелый ваш Кельн.

Аккуратно поставив капельницу, медсестра заботливо прикрыла женщину мягким пледом.

— Счастливого Рождества, Александра Петровна!

— Не мой это праздник, внучка. Иди, отдыхай. Я позову, если нужно будет.

Дождавшись, когда за медсестрой закроется дверь, баба Шура увеличила подачу лекарства в капельнице на максимум.

— Ну вот и все.

**********

Сначала какая-то необыкновенно воздушная легкость охватила все тело. Голова резко закружилась, вызывая приступ тошноты.

Темно. Темно и жутко тихо.

Баба Шура попыталась рефлекторно похлопать себя по ушам, но руки не слушались. Они были какими-то тяжелыми и ватными.

Ноги налились свинцом, и шагнуть удалось только с шестого раза. Под ногами не было ощутимой поверхности, и первые попытки были похожи на скачки вверх-вниз.

Почему-то в голову пришло сравнение — как будто вязнешь в болотной тине.

Вдруг посередине этого мрака появилась еле различимая светлая точка, похожая на светлячка.

Собрав все силы, насколько возможно, Александра Петровна подтолкнула свое тело в сторону единственного пятнышка, и у нее получилось — что-то медленно понесло ее вперед, к цели.

Тело стало неосязаемым, легким, как перышко.

Вскоре светлячок превратился в резной уличный фонарь, а позже — в повозку с извозчиком, подгоняющим белую лошадь-призрака.

Бабе Шуре даже показалось, что она — где-то далеко, сквозь вязкую тишину, буквально на мгновение — услышала свист кнута, ржание недовольной лошади, скрип колеса.

Как же давно она не слышала этих волшебных звуков!

Эйфория придавала сил и несла вперед, за повозкой. В это время загнанная извозчиком лошадь растворилась в воздухе, и светлое пятно начало увеличиваться в размерах, принимая величественную, четкую форму крейсера «Аврора». И снова — уже на пару мгновений — послышались звуки залпов орудий. Один за одним. Раскатисто. Звучно. Громко. Сильно.

«Аврору» сменил прохладный туман. Вокруг становилось все светлее. И вдруг, буквально за несколько секунд — одновременно появился водоворот звуков: трели птиц Михайловского сада, на фоне которых проходила церковная служба, крики чаек, далекий, но различимый шум волны.

Туман все больше рассеивался.

Показалась прогуливающиеся влюбленные на Троицком мосту. Парень робко обнимал девушку за талию, а она ему что-то рассказывала, иногда смеясь, как колокольчик. Сзади за ними увязался бездомный щенок, но парочка его не замечала.

Остановились. О чем-то оживленно жестикулируя, заспорили. Вдруг девушка резко развернулась и быстро пошла в обратную сторону. Вот уже частый стук ее каблуков звонко раздается на мостовой.

Парень грустно смотрел ей вслед, щенок же растерялся: он не знал, что ему делать, и тихонько поскуливал, сидя на месте ссоры влюбленных.

Подходило время разведения моста — загудев, он готовился к еженощному ритуалу. Но Петербург… на то он и Петербург, своих никогда не бросает — немного поворчав, нагнал тучи.

В воздухе запахло дождем, сверкнула молния, разорвала небо и начался ливень.

Звонкой барабанной дробью играл он свою мелодию на крышах домов, затихая и сливаясь эхом водосточных труб. Город играл свою, только ему понятную мелодию — никогда не повторяясь.

Парень, раскрыв зонт, решительно побежал за девушкой, что-то прокричав ей вслед, щенок радостно засеменил рядом.

Троицкий мост вздохнул и, разорвавшись посередине, пополз вверх.

Вот влюбленные стоят рядом, прижавшись друг к другу, под зонтом. Рядом с ними, радуясь дождю, и как будто понимая музыку города — валяется в грязной луже счастливый щенок.

Иногда замирая, он искоса поглядывает на парочку, и, убедившись, что все нормально, продолжает развлекаться.

Эти звуки, запахи, вид — все такое родное и желанное. Место, где дышится полной грудью. Где ты знаешь, что даже воздух — он тоже за тебя. Город, который примет тебя любого в свою обитель. И он помнит. Историю всех, кто посещал его. Хранит секреты и тайны каждого жителя. Помогает зализывать раны и никогда не предаст. Он одновременно всех и ничей.

Питер. Ленинград. Санкт-Петербург. Как бы его не называли.

— Наконец-то. Я дома! — радостно прошептала баба Шура.

Сновидение пятое
Письмо себе

Здравствуй, дорогой дневник.

ПРИВЕТ, Я…

Черт. Черт. Черт… Никогда не писала дневников, но что-то меня мучает, не нахожу себе места. Гложет… Давит изнутри и просится наружу. Сегодня психолог дала задание написать о себе на бумаге. Хочется верить, что успею.

Письмо самой себе, чтобы разобраться во всей той каше, что со мной творится. Потому что рассказать я ей все не смогла. Да и не посмела бы. В принципе — она бы и не поверила.

Самое малое, что меня ожидало — это один путь — в психдиспансер, как минимум. И это бы посчиталось, что еще легко отделалась.

Итак, с чего начать? Вспомнить бы.

Как же сложно открывать скрипучую, всю в паутине, дверь в тайную комнату своей памяти. Туда где серые стены, темно и холодно. Туда, куда отправлялось все, о чем более двух раз напоминали тяжелая боль в груди или совесть.

Да, я не хотела жить, как все. Вести пустое существование в муравейнике жизни. Где каждый куда-то бежит, что-то делает, оставляя свое здоровье и нервы непонятно кому; где ты торопишься непонятно куда, бежишь бесцельно. То есть у тебя, конечно, есть ЦЕЛЬ. Но для остальных это — НИЧТО. Даже в итоге, сколько бы ты ни прожил — исход один. Смерть. И про тебя забыли. Потом твои дети, внуки — все растут в том же бесконечном муравейнике. Даже не живут — выживают.

Я этого не хотела. Поэтому искала выход. Ведь он есть всегда, правда? Главное не опускать руки и его увидеть.

Что мне только не приходилось делать… Молиться. Ходить три года с амулетом в виде кроличьей лапки. Есть землю. Спать на кладбище.

Не помогло.

В поисках выхода видимо выглядела я не очень хорошо. Пьяный сосед, которого я часто брезгливо обходила стороной, как-то посоветовал мне напиться. С его слов — должно было помочь даже в безвыходной ситуации. Я только рассмеялась в ответ.

В отчаянии через пару дней решила все-таки попробовать — напилась в ближайшем баре. Ту ночь, после которой изменилась вся моя жизнь, к сожалению, помню отрывками — как только не пыталась ее вспомнить.

Громкая музыка. Настолько, что кажется пульсируют барабанные перепонки. Слепящие глаза, мерцающие, яркие, разноцветные огни.

Бармен, по моей просьбе подливающий водки в бокал — уже, наверное, в сотый раз.

Женщина, без возраста. Ее грудной голос и громкий смех все еще звучат в моей голове. Говорит мне что-то о сделке с дьяволом… Может, и не с дьяволом, но с какой-то потусторонней силой — это точно. Потому что помню, что после ее слов на какое-то время страх сковал меня тугим обручем. А потом отпустило. Будь, что будет.

Помню, как шатаясь, выхожу из бара. Тротуар уходит из-под ног, тошнота сковывает горло. В руках тетрадный листок. На нем — кривым почерком, черной ручкой — непонятный текст.

Способы договориться с разными тварями. Предлагать душу дьявольской братии за счастливую жизнь. И, знаешь, помогло. Уж не знаю, что именно, но помогло.

В один прекрасный момент в моих руках оказался лотерейный билет, который совершенно случайно занес ветер на столик в кафе. Вот именно тогда и пошел отсчет МОЕГО времени. И почему-то я знала, что это 30 лет. Тогда мне казалось, что это — целая жизнь.

Сначала я купила себе квартиру, машину, шмотки.

Съехала от родителей.

Пыталась работать — не вышло. В первый же день сальный и потный директор намекнул, что в мои обязанности входит и его комфорт.

Уволилась.

Раз без этого никак — решила действовать по-другому.

Познакомилась с его сыном. Была няшной дурочкой, чтобы он подсел на меня, как на крючок.

Получилось.

Пригребла его руками фирму отца.

Развелась. Хотелось расти дальше.

Познакомилась с замом конкурента уже МОЕГО предприятия. Пришлось оказаться с ним в одной постели, не без этого… Зато уже со следующего утра акции моей компании выросли на несколько пунктов. Я ликовала. Чего нельзя было сказать о непонимающем событий, сопернике. Всю прибыль переводила на счета банков других стран. Потом выкупила и его фирму.

Я стала жесткой и бесчувственной. Шла по головам. Были деньги. Была власть. Пусть и в мыслях — но для меня не существовало ничего невозможного. Я знала, что выход есть всегда. Его только надо увидеть.

Мое время шло.

В какой-то момент я поняла, что пора задуматься о том, кому перейдет все дальше — о детях.

Я давно решила, что МОИ дети не должны ни в чем нуждаться. Никогда. Чтобы нищенское существование моего рода закончилось на мне. Чтобы дети не думали о том, как выживать в этом мире.

Не скажу, что это было легко. У меня ушло 7 лет на это… Но оно того стоило. Я стала женой мэра.

Правда, не сразу все было гладко.