Бесплатный фрагмент - Мимо шантажистов

Глава первая

Вот уже четыре года, как Алла — молодая грудастая женщина с красивыми, даже несколько кукольными чертами лица, бывшая Кузовкова, вышла замуж и стала Китаевой. С Китаевым Николаем Матвеевичем Алла познакомилась в ресторане «Пегас», куда попала на свадьбу своей студийной сокурсницы, с которой занималась танцами. В какой-то момент во время свадьбы Алле стало совсем не по себе среди счастливых богатых гостей: почти все были парами, приехали все на крутых машинах, одеты были все шикарно, а особенно Алле было невыносимо счастье сокурсницы, которую она считала серой мышкой. Эта мышка выходила замуж за красивого, а главное для Аллы, богатого мужчину. Узнав нечаянно, что «мышка» выходит замуж за сына известного актёра, Алла приложила много усилий, чтоб попасть на эту богатую свадьбу в надежде найти себе средь гостей подходящую пару, но оказалось, что среди них не было ни одного, кто бы ей подходил в мужья.

Алла вышла из зала, в котором проходило свадебное гуляние, двинулась в поисках туалета по коридору и увидела через приоткрытую в небольшой зал дверь одиноко сидящего за столом мужчину. Алла тут же сообразила, что он не беден, раз позволяет себе ужин в таком ресторане, он один, возможно, что и одинок, и она решилась вступить в игру. Девушка смело подошла к столу, за которым сидел мужчина, и разочарованно отметила для себя, что мужчина не молод, хотя издали казался молодым. Возраст мужчины не остановил её, она попросила у него разрешения присесть, и, не дожидаясь ответа, села на стул напротив и тут же заговорила:

— Вы тоже решили сбежать…

— Простите?

Алла знала, что человек этот вовсе не из числа приглашённых на свадьбу, тех-то она всех запомнила и зафиксировала в своём сознании, но эта «ошибка» была хорошим предлогом начать разговор, а потому, не обращая внимания на его вопрос, она продолжала:

— Я тоже не очень люблю большие шумные компании (это было ложью), или, может, просто моё одиночество вытолкнуло меня сюда, к вам.

— Ко мне?

Алла, как бы не расслышав вопроса, продолжала с застенчивой улыбкой, многократно отрепетированной ею для подобного случая:

— Надеюсь, моя свадьба будет проходить в каком-нибудь скромном месте, в кругу самых близких людей. Всем будет уютно, будут искренние тосты, искренние пожелания, вкусная еда, будет тихая музыка, как здесь (в зале звучала тихая приятная музыка), и искренние танцы.

Николай Матвеевич с обожанием смотрел на Аллу, он даже перестал есть, хотя минуты две назад имел хороший аппетит. Слова красивой девушки об уюте и искренности тронули его. Ему показалось, что перед ним сидит очень чистый, духовно богатый человек, потому, когда она сказала в продолжение своих слов «Давайте потанцуем», он обтёр губы салфеткой, встал и протянул ей руку. Танцевали прямо около стола. Близко, очень близко к его груди была пышная грудь красавицы, в своей руке он ощущал её нежную руку, видел очень близко её нежную шею. Потом, когда якобы, выяснилось, что Николай Матвеевич вовсе не из числа гостей свадьбы, он просто любит тут поужинать, Алла так красиво извинилась, у неё даже на щеках появился румянец.

— А ваш жених тоже мечтает о скромной свадьбе? — что-то решая для себя, задал вопрос Николай Матвеевич.

— Не знаю, — красиво поведя плечом, ответила Алла, — его у меня ещё нет.

***

Свадьба Аллы вопреки её высказыванию о желании иметь скромную свадьбу была достаточно затратной: невеста пожелала оригинальную свадьбу, для чего заказала профессионалам разработку сценария. По сценарию свадьба Китаевых мало походила на традиционные свадьбы, скорее всего это было некое шоу, на которое были приглашены телевизионщики, эпатажные фотографы, был на три часа арендован конный клуб для того, чтоб прокатиться на тройке, были выкуплены цветы одной подмосковной оранжереи, был арендован на двое суток исторический особняк, заказан теплоход, снят на ночь танцевальный клуб. Алла хотела бы ещё много чего, но побоялась переборщить, ведь она ещё не была женой, Николай Матвеевич мог и передумать жениться.

***

Передумать жениться в тот момент Николай Матвеевич не мог. Он был восхищён своей невестой и все её затеи принимал с какой-то весёлостью, считая, что так Алла выражает своё жизнелюбие. Для того чтоб Николай Матвеевич считал именно так, Алле пришлось немало поработать. Это было гораздо труднее, чем убедить «мышку» в своей дружеской привязанности. Перед Николаем Матвеевичем Алле приходилось играть роль «наивной дурочки», так она мысленно называла тот образ, который нравился Николаю Матвеевичу — «этому старому козлу», так мысленно Алла называла человека, намеченного ею себе в мужья. Но никому кроме своей матери, Алла не признавалась в своей игре. Матери она доверяла и то не совсем, но с кем-то ей было необходимо делиться, советоваться, нести одной груз игры в «Сюси-пуси», как они её с матерью называли, Алле было сложно.

Мать Аллы, Кузовкова Людмила Дмитриевна, по профессии актриса, давно уже жившая на пособие, получаемое за покойного мужа, бывшего учёного, рьяно взялась помогать своей дочери, радуясь, что её профессиональные навыки вновь находят применение. Сама она когда-то тоже выскочила замуж за человека много старше себя, большого учёного, отчасти благодаря своему артистизму. Теперь ей надо было устроить свою дочь, которая в отличие от неё не имела профессионального артистического навыка, а была, по её мнению, лишь смазлива, пластична и грациозна. Мать не просто репетировала с дочерью сцены приветствий, прощаний, какие-то жесты, но и подготовила для наглядности видеоматериалы. Зная неплохо советский кинематограф, она подобрала нарезки из фильмов, в которых были добрые, наивные, искренние героини. К ним она прибавила два иностранных фильма, в которых были сцены с милыми принцессами и королевами.

— Видишь, видишь, как она держит паузу, — наставляла мать дочь, — ну-ка, повтори! И губу, губу так же чуть закуси. Не поднимай так высоко руку…

Обыкновенно по окончании таких занятий мать с радостью констатировала:

— Аллушка, ты так талантлива! Ты вся в меня!

Алла снисходительно принимала эту похвалу, в действительности считая себя лучше матери. И тут она была права: хороша с лица, с красивой фигурой, пластична. Не имея профессионального артистического навыка, Алла имела природные артистические способности, которым могли бы позавидовать иные специалисты.

***

Китаев Николай Матвеевич, холостяк тридцати семи лет, не догадываясь об игре Аллы, не предполагая даже, что люди способны на такое, видел в девушке не только красавицу, но и красивую личность. На шутливые вопросы друзей о том, что это он вдруг решил жениться, он искренне отвечал «Я встретил ту, которую искал все эти годы». Для Аллы Николай Матвеевич был готов пойти на всё. Слушая её наивные мечты (так он полагал) обучить своего будущего сына языкам, парусному спорту, хоккею, плаванью, и, главное, увидеть в нём большого учёного, как и её отец (а отец Аллы, рано ушедший из жизни, действительно был хорошим учёным), он приходил в восторг. Говоря о будущей дочери, Алла тоже не скупилась на фантазии и на игру. Она с теплотой в голосе и с хорошо сыгранным умилением говорила о будущей дочери — красавице, которая, как и она сама, будет обучаться танцам. Тут Алла отчасти высказывалась искренне, она считала, что науки не для девочек. Но, уловив внутренний протест Николая Матвеевича, быстро с ним согласилась, что да, кроме танцев девочке не помешают и языки, и науки, что умная дочка — это не плохо, и в дальнейшем рисовала картины их умных, красивых детей.

***

До свадьбы Алла почти во всём соглашалась с женихом, но став Китаевой, она стала уставать от игры, да, собственно, не очень-то теперь игра и была нужна, потому мир и согласие в семье Китаевых часто стали прерываться раздорами. Отношения супругов приняли не тот характер, какой в воображении рисовал себе Николай Матвеевич, но он особо на этом не зацикливался, считая, что это временные неурядицы, в которых, возможно, он сам и виноват, ведь ему приходилось много внимания уделять своему бизнесу. Николай Матвеевич имел своё производство по изготовлению обширной линейки строительных материалов. Его бизнес, учитывая большой ассортимент изготавливаемых продуктов, а также географию расположения дочерних предприятий и филиалов, можно было назвать большим. Усилиями самого Китаева и умело собранной им команды бизнес его был хорошо отлажен, приносил хорошую прибыль, но, не взирая на это, он требовал постоянного и очень активного участия хозяина. Обыкновенно Николай Михайлович уезжал на работу часов в девять утра, а возвращался в девять вечера, а то и позже. Аллу устраивало то, что с мужем она видится не часто, это давало ей степени свободы, и защищало их семью от скандалов, вот если бы она, как её подруга бывшая одноклассница Настя, имела ещё возможность тусоваться и поздними вечерами-ночами, это было бы совсем для неё здорово. Но открыто на это Алла не решалась, а потому ей постоянно приходилось изворачиваться. Конечно же, помощницей ей в этих делах была Настя. Именно она предложила подруге скрыть от мужа, что уже давно не занимается танцами. Под предлогом занятий, а главное турне-поездок Алла время от времени «отрывалась от своего». Но однажды всё пошло не так, как было задумано подругами, и это заставило Аллу прибегнуть к теме материнства.

***

Подругами всё уже было продумано и решено. Узнав, что студийная группа, где занималась Алла танцами, выезжает в Нижний Новгород, Алла, как и в прошлые разы, объявила мужу, что едет на гастроли. Николай Матвеевич принял это нормально, порадовался за Аллу. Пошутили о возможном её гонораре, пошутили на тему «как бы её не увели», поговорили о Нижнем Новгороде, конечно же, не обошлось без разговора о финансах. Алла попросила денег на текущие расходы и на покупки, ссылаясь на то, что в Нижнем Новгороде по рассказам девчонок всё дешевле, чем в Москве. В назначенный день собравшись, разумеется, захватив и танцевальный костюм, Алла «уехала». Как и в прошлые разы, она остановилась у Насти. Днём она проторчала у телевизора в крохотной запылённой квартирке Насти, по возращению подруги с работы они сходили в ресторан и отправились в клуб, где их уже поджидали дружки, студенты МГИМО, Григорий и Фёдор. Ночь обещала быть приятной. Подчиняясь ритму музыки, чуть захмелевшая от выпитого шампанского, охваченная энергией зала, а главное, пьянеющая от ласковых взглядов, мимолётных касаний, а то и обниманий красавца Фёдора, Алла была почти оторвана от реальности, пока её не вернул в неё сослуживец и компаньон Николая Матвеевича, сын его друга — Максим. Он подошёл к Алле в тот момент, когда вся компания была у барной стойки.

— Алла, приветствую! — почти прокричал он ей в ухо, стараясь быть громче музыки. — Вы прекрасно выглядите.

Алла поначалу хотела проигнорировать мужчину или послать подальше, но названное им имя её остановило. Тем временем мужчина, видя, что Алла не узнаёт его, представился: — Я Максим, работаю в компании вашего мужа, помните, был у вас на свадьбе?

— Ааа! — делая вид, что узнала мужчину и рада ему, отозвалась Алла. — Как же, как же, помню! Максим! Рада видеть вас.

— И я… — как-то неопределённо сказал Максим. — Вы тут с друзьями? — спросил он, окидывая взглядом Настю и парней.

— А…, да. А вы что, один?

— Я с Вероникой, — ответил Максим, указывая взглядом куда-то вбок.

Судя по тому, что Максим назвал спутницу по имени, Алла должна была её знать, но Алла не могла вспомнить даже самого Максима, а потому не стала искать взглядом его спутницу и постаралась скорее отвязаться от него.

— Максим, простите, Коля, наверное, заждался меня. Мне пора домой. Рада была повидаться с вами.

Максим, пожелав приятного вечера Алле, отошёл, а Алла, нарушая планы дружков, заспешила домой.

В тот день ей пришлось вернуться домой и сообщить мужу, что гастроли отменили. Её охватил страх, она боялась, что муж начнёт копаться, что-то разузнавать, ведь не даром же, он спросил, где же она была допоздна. Конечно Алла, как могла, извернулась: опережая компаньона мужа, она сама призналась Николаю Матвеевичу, что была в ночном клубе. Объяснила это так: расстроенные отменой гастролей, они всей группой решили «оторваться в клубе». Всё вроде сошло, но всё же Алла помнила взгляд Максима и интонацию, с которой он произнёс слова «И я…». Алле казалось, что в этих словах звучала явная угроза. А потому хитрая женщина решила по терминологии её матери «играть козырями» — в ту же ночь она заговорила о материнстве.

— Коль, а я знаешь что подумала, это даже хорошо, что отменили поездку. Ну их, эти танцы. Я уже взрослая у тебя, хватит мне скакать. Думаю, мне надо вообще уйти из танцев. Думаю, пора нам стать родителями.

«Козырь» сработал. Когда на следующий день при встрече Максим заговорил об Алле, сказал, что встретил её вчера, Николай Максимович не захотел его слушать и весело перебил словами «Да, да, Алла говорила. Не знал, Максим, что ты тусуешься в таких местах».

***

Алла же в действительности не хотела становиться матерью. Раньше она говорила мужу, что очень хочет детей, но сначала ей хотелось бы повидать мир, ведь живя с матерью, она ещё нигде не бывала. При живом отце они несколько раз выезжали в Крым, и два раза за границу: в Египет и в Таиланд, ей же хочется посмотреть Европу. И вот по прошествии четырёх лет, за которые Алла объездила всю Европу, побывала в ряде стран Азии и Африки, она, зажатая в тиски обстоятельств, наконец, решилась на материнство. Причём рожать Алла не хотела, потому придумала воспользоваться услугами суррогатной матери. К мысли этой постепенно подвела её подруга Настя. На пляжах Настя указывала на женщин с подпорченными родами фигурами, а так же с разрывами жирового слоя на животе и как бы невзначай начинала говорить о том, что нет, она-то уж ни за что не будет рожать сама, о том, какое пагубное влияние роды оказывают на женщин. Таких разговоров было три в разные годы, на пляжах разных стран, куда Настя выезжала на средства Николая Матвеевича, не всегда могущего составить жене компанию в её многочисленных частых поездках, но они возымели своё действие. Хотя даже без этих разговоров Алла не намеревалась рожать. Ей было неприятно думать, что её молодость будет скована не только старым мужем, но ещё и каким-то малышом. Алле хотелось весёлых молодёжных вечеринок, флирта с красивыми молодыми мужчинами, правда, тем всегда был нужен секс, а Алла была фригидна, потому, а вовсе не по причине её замужества, эта часть отношений была ей в тягость. Спиртное Алла тоже не любила, позволяла себе в компаниях выпить немного вина, но пьянство и пьяные люди ей были противны. К счастью Настя тоже не была выпивохой, и тоже очень любила весёлые тусовки, да к тому же легко сходилась с людьми. В числе её друзей были, как правило, интересные творческие люди: художники, артисты, писатели, студенты, бизнесмены, причём большая часть этих лиц были мужчинами. Все друзья-приятели Насти становились и приятелями Аллы, но чаще только приятелями, хотя средь мужчин были и те, кто хотел бы иметь с ней более тесные связи не просто дружеского, а более интимного характера. Из всех, с кем знакомилась Алла, никто за эти годы не стал её другом, зато необыкновенно близка с ней была Настя.

***

Алла понимала, что очень много доверяет Насте, так много, что, по словам Людмилы Дмитриевны «от неё пора избавляться». Но избавиться от подруги значило бы для Аллы потерять тусовки, сплетни, пересуды, то есть захлопнуть окошко в «настоящую» жизнь, ведь та, которой она жила в образе Китаевой, была для неё тяжкой игрой: ей приходилось играть добродетельную, ласковую особу, а по разумению самой Аллы «наивную дурочку-торфушку». Она считала, что деньгами мужа, которыми Настя умело пользовалась, и даже пользовались их общие дружки, она держит свою подругу на поводке, хотя предполагала, что та когда-нибудь вздумает шантажировать её. Сама бы она на месте Насти не упустила такой возможности. Эта мысль частенько приходила на ум Алле, но она не желала на ней заострять внимание, гнала куда-то эту мысль в сопровождении следующей — «Проблемы надо решать по мере их поступления». Сейчас же главной проблемой для Аллы был вопрос материнства, и Настя помогала ей в этом вопросе. Именно Настя нашла для Китаевых суррогатную мать.

***

Имея общительный характер и сметливый ум, Настя была на работе на хорошем счету и чуть ли не душой компании. Все, кроме главного бухгалтера, уже немолодой полной высокомерной женщины со знанием испанского языка, в их небольшом по количеству сотрудников офисе относились к ней по-приятельски. Особенно её ценил босс-испанец — господин Хименас у Ринькон, или как он просил, чтоб его называли, господин Рэймандо. Рэймандо — было именем испанца. Отношение босса несколько возвышало её.

В один день к ней обратился менеджер Лёвушкин Михаил за советом. Речь шла о девушке, его бывшей соседке в Ижевске — Лике. Лика поступала в МГУ на вечернее отделение на юридический факультет. Её оценки позволяли ей поступить на бюджетное обучение на дневном факультете, но сама она не могла себе позволить этого: ей надо было ещё и жить где-то, и питаться.

— Настя, как думаешь, может босс примет к нам на работу девушку-студентку?

— Твою что ли? — забавляясь ситуацией, спросила Настя. Она знала, что Лёвушкин недавно женился.

— Ну, ты что? — Михаила немного расстроила весёлость Насти. — Просто девушка из нашего города.

— Да ты что? Ты же, кажется, из Ижевска? Она что, тоже?

— Ну да, — с еле уловимыми нотками вызова ответил Михаил.

«Видно нашкодил наш тихоня», — подумала Настя, представляя, что между Михаилом и девушкой из Ижевска существует какая-то порочащая его связь, а вслух сказала:

— И чего она сюда приехала, работать? А кто она по образованию?

— В том-то и дело, что у неё только школьное образование. Приехала поступать.

— Малолетка, значит. Ты же сказал, студентка?

— Она ею станет. Сегодня сдаёт последний экзамен. Она отличница, медалистка. Да и просто хорошая девчонка. Ей работа нужна.

— Так она что, не на дневной что ли поступает? А говоришь, медалистка.

— Нет. Ей же нужно на что-то существовать.

— А куда поступает?

— В МГУ, на юридический.

— Понятно. Думаю, можно с шефом поговорить. Может, фасовщики в цехе нужны. А чего ты к шефу не подойдёшь?

— Да вот думаю…, решил с тобой посоветоваться, — ответил расстроенный Михаил. Его расстроило то, что Настя назвала должность упаковщицы. Михаил знал, что в офис требуется секретарь.

***

Через неделю после этого разговора Насти с Михаилом в офисе фирмы «Декор» на месте прежнего секретаря, которая ушла в декретный отпуск, появилась Лика. Девушка была прилежна, приветлива, симпатична и сразу всем понравилась. Даже заносчивая главная бухгалтер была расположена к ней. Настя, прозвавшая Лику малолеткой, хотела укрепить это прозвище за ней и на работе, но любимицу босса никто не поддержал: в случаях, когда Настя в разговоре с кем-нибудь называла Лику малолеткой, её тут же поправляли «Кто? А, Лика…», все называли Лику только Ликой, а иные даже называли ласково Ликусей. Василий, главный технолог организации, высокий молодой мужчина спортивного телосложения с яркой рыжей шевелюрой, называл Лику «солнышко моё». Конечно, обращался он к ней так не прилюдно, а когда они были наедине, при всех он называл её по имени.

***

Лика и Василий понравились друг другу с первого взгляда. Встреча их состоялась на улице. Лика шла от автобусной остановки к зданию офисного центра, где она уже работала третий день, а Василий ехал к этому зданию на машине. Проезжая мимо Лики, он сразу её приметил: стройная, с пшеничного цвета распущенными волосами, вот, собственно, и всё, он даже лица её как следует не разглядел, но что-то его зацепило. Припарковав машину, Василий не вошёл сразу в здание, а стал ждать, скоро девушка должна будет подойти: по разумению Василия она шла именно в этот офисный центр, ну а если и нет, то всё равно она должна пройти тут. Стоять на дорожке и смотреть на приближающуюся девушку, было неловко, потому Василий стоял чуть в стороне вполоборота. Лика появилась рядом с ним неожиданно, он даже немного растерялся, но слово приветствия вырвалось само на автомате:

— Здравствуйте! — с некоторым волнением произнёс Василий, виновато улыбаясь.

— Здравствуйте! — с приветливой улыбкой ответила Лика, проходящая мимо него ко входу в здание, чуть приостановившись. Михаил поспешил за девушкой. Двери открылись перед ними автоматически. На входе Лика поздоровалась с охранником и назвала свою фирму.

— Я туда же, — радостно сказал Василий и поспешил за Ликой.

Пройдя турникет, Лика и Василий подошли к лифту. Василий заговорил первым:

— Я сотрудник «Декора», а вы к нам по делам?

— Я тоже сотрудник «Декора». Я новый секретарь. Меня зовут Лика.

— А я Василий. Я в офисе бываю не часто, работаю на производстве. Я технолог.

— Я слышала о вас. Рада познакомиться.

Лика была искренна. Ей действительно было приятно знакомство с этим парнем с необычно красивым цветом волос, которого она уже видела на групповой фотографии у Михаила. Называя каждого, о Василии Михаил сказал — хороший парень, и Лика тогда сразу приняла это, потому, знакомясь с Василием, она знала, что знакомится с хорошим парнем.

Вскоре отношения Лики и Василия переросли в большие чувства. Эти двое уже не мыслили жизни друг без друга. Все на работе заметили это и почти все были рады тому. Не радовали отношения Лики и Василия только двух менеджеров: Лизу, тайно вздыхавшую о Василии, и Настю, которой Василий нравился только внешне, она не предполагала семейного партнёра — простого трудягу, Насте было просто неприятно и завидно видеть счастливых влюблённых, их красивые отношения.

***

Отношения же в семье Китаевых по наблюдениям Насти становились всё более напряжёнными, а стало быть, возникал риск потерять кормушку в виде подачек от Аллы. Настя стала искать способы сохранения брака Китаевых. Конечно же, она учила подругу быть ласковее с мужем, хотя, как правило, на Аллу эти нравоучения Насти действовали обратно; огораживала её от опрометчивых действий, как например, отговорила Аллу таскать в их загородный дом мужскую компанию. Загородный дом Китаевых обслуживался семьёй «дяди Саши», жившей там же в отдельно стоящем на участке домике. Конечно же, по разумению Насти, дядя Саша, а точнее, его жёнушка Зинаида обязательно всё донесли бы Николаю Матвеевичу, и, конечно же, многое, чего даже и не было, эти двое додумали бы сами. В ту пору Алла имела намерение привезти «на пленер» пару художников, с которыми ничего кроме дружеских отношений иметь не намеревалась. Потом у неё возникало желание привезти группу артистов, состоящую как из женщин, так и из мужчин, тоже приятелей Насти, но и тут Настя её предостерегла. В этот дом, как на курорт, подруги изредка наезжали вдвоём, но очень редко, ведь для них там без компании была скукотища.

Идею привязать к себе «старого козла» высказала сама же Алла на втором году совместной жизни с Николаем Матвеевичем. В тот год Алла так называла за глаза мужа, это уже потом по наставлению матери она стала называть его «мой», а когда очень была зла на него, называла «мой тюфтя». Идея о ребёнке, конечно, исходила от Людмилы Дмитриевны, сама же Алла её отвергала, она просто поделилась с Настей тем, что предлагает мать. Настя поняла, что Людмила Дмитриевна предложила неплохой выход, и надо так и действовать, но действовать осторожно. Сначала она полностью согласилась с Аллой — ребёнок усложнит всё, ещё рано, понимая, что рано или поздно Алла сама ухватится за эту «соломинку». Сама Алла тоже чувствовала, что их брачный корабль дал крен. Постоянно играть роль влюблённой в мужа жены она не могла, чем больше ей приходилось играть, тем более она начинала ненавидеть мужа. Напряжённость в отношениях, так или иначе, начал замечать и Николай Матвеевич. Надо было что-то делать.

Встреча девушек в клубе с Максимом, который был сыном «дяди Саши» и Зинаиды, сыграла в решении Аллы определяющую роль — она уцепилась за спасительную соломинку — решилась на то, что у них появится ребёнок, который, по её мнению, снимет в семье напряжение и, главное, усугубит обязанности Николая Матвеевича перед ней. Об этом Алла тут же на следующий день рассказала Насте. Настя ликовала, но виду не подала. Она высказала Алле сочувствие и даже стала её успокаивать.

— Ал, ну и правильно. Зато у вас будет полноценная семья. Теперь-то уж точно твой Николай никуда от тебя не денется. Рожай!

— Да? Легко сказать, рожай. Ты хочешь, чтоб я расплылась как ром-баба?

— Да полно, что у вас денег что ли нет? Наймёте суррогатную мать. Сейчас все богатые так делают. Не будешь же ты портить свою фигуру?

Подруги, как обычно, когда требовалось обсудить что-то важное, сидели в «Смарте». Они ещё долго говорили по этому поводу: вспоминали известные им случаи, когда детей рожали суррогатные матери, прикидывали по деньгам, чего примерно это может стоить. Оказалось, Настя в этом вопросе была достаточно информирована. Главной же темой разговора было то, как Алла уговорит мужа согласиться на использование ими услуг суррогатной матери. Настя, ведущая аудиозапись, не хотела на ней выглядеть провокатором, потому она не стала напрямую давать подруге указания, а лишь спросила:

— А с сердцем у тебя всё в порядке?

— Конечно! — ответила Алла и добавила вопрос, — А что?

Задавая вопрос, она уже поняла, к чему клонит Настя, а потому далее весёлым голосом добавила: — Правильно! Скажу, что у меня с сердцем не всё в порядке. — Но тут же уже погрустневшим голосом продолжила, — Не поверит. Скажет, «Как же ты занималась танцами?»

Насте пришлось всё-таки вмешаться:

— Ну, знаешь, танцы — танцами, тут сердце работает только на тебя, а роды — это совсем другое. Сердце должно обеспечивать кровью сразу двоих. Скажи, что в детстве как раз из-за сердца тебе и рекомендовали заниматься танцами, но ещё тогда предупреждали, что роды, скорее всего, тебе будут противопоказаны.

Настя, зная, что ночью Алле пришлось как-то объясняться с мужем по поводу тусовки в клубе, а значит, сегодня она расскажет что-то интересненькое, захватила с собой записывающее устройство и сделала нужную запись. Она чувствовала, что тема материнства Аллы куда более сильный материал для компромата, чем её высказывания о «своём тюфте» и даже чем отношения с Фёдором.

***

«Вот если б ещё эту курицу (об Алле) заставить отказаться от сдачи яйцеклетки», — думала Настя, лёжа в постели на своём диване, — «то был бы убойный материал, стало бы вообще зашибись. Я полностью ухватила бы эту „золотую рыбку“ за жабры. Конечно, надо сначала склонить их к суррогатной матери. Кстати, хорошо бы иметь своего человека в этой роли». Мысли Насти ещё покружились по теме будущего шантажа, мысленно она пересчитала все имеющиеся уже у неё материалы, потом, понимая, что главный материал назревает, вернулась к теме суррогатной матери для будущего ребёнка Китаевых. Прикидывая кандидатуры тех, кто предположительно мог бы стать таковой, она вспомнила бывшую одноклассницу, сослуживицу на одной из предыдущих работ, и ещё она вспомнила Лику. Лика идеально подходила для этого: молода, здорова, нуждается в деньгах, а главное, прямо на глазах. Конечно, тут мог помешать Василий, но Настя решила, что она постарается опередить его.

***

На следующий же день Настя обратилась с этим делом к Лике. Она, зная бедственное материальное положение девушки, начала разговор с того, что Лика может с лёгкостью улучшить его. «Сможешь машину купить себе», — прекрасно зная, что Лике надо решить жилищный вопрос, специально сказала Настя. Она заявила Лике, что стать родителями ребёнка, хотят очень приличные состоятельные люди. Муж в этой паре уже пожилой, зачать ребёнка нормально у них не получается, а главное, у женщины проблема — больное сердце. Врачи рекомендовали им обратиться к услугам суррогатной матери. Предположительная сумма, названная Настей за эту услугу, позволяла Лике съехать от тёти Вари, двоюродной сестры матери Лики, которая уже дважды спрашивала «Ты когда, Лика, от меня съедешь? Мать твоя говорила, что ты только на время поступления будешь у меня». Лика заверила тётю, что скоро съедет, вот только чуть поднакопит денег. Пока ей хватает оплатить только саму квартплату, а требуется ещё и аванс. Кроме того, она обещала заплатить и самой тёте Варе за своё проживание, на что та сделала вид, что обиделась.

На предложение стать суррогатной матерью Лика ответила Насте не сразу, она обещала подумать и ответить завтра. Вечером, изучая через интернет вопрос суррогатного материнства, Лика расстроилась и в то же время обрадовалась: по закону женщине, принявшей на себя обязанности суррогатной матери, должно быть не менее двадцати лет, Лике же не было ещё и восемнадцати. На следующий день Лика, уже отказавшаяся от мысли стать суррогатной матерью, сказала о том Насте, но, оказалось, что в данном случае возраст её не препятствие, родители будущего ребёнка уладят этот вопрос. Тут же Настя стала уверять Лику в том, что рожать в молодости женщине не вредно, что даже наоборот, полезно. Она привела в пример женщин позапрошлого века из классических романов и приврала, что одна её знакомая, которая жива и поныне, родила первого ребёнка в четырнадцать лет. При этих разговорах Лика сразу вспомнила свою мать, родившую её в восемнадцатилетнем возрасте.

***

Мать Лики Нина Ивановна Васикова была чуть младше сегодняшней дочери, когда встретила своего суженого-ряженого — молодого оперуполномоченного Геннадия Крапивина. В школе, где училась Зинаида, перед самым их выпускным балом кто-то произвёл поджог, в результате которого сгорел физкультурный инвентарь и было попорчено другое имущество школы. На расследование этого дела прибыла группа оперативников, среди которых был и Геннадий. Во время следственных мероприятий Нина, как и все, отвечала на вопросы Геннадия, отдельного знакомства или даже просто разговора у неё с ним не было, да и в нём ничего особенного она не увидела, хотя другие девчонки говорили о нём «Хорошенький какой. Я бы с ним замутила». Через неделю Нина встретила Геннадия у своего подъезда. Он поджидал её. Девушка была ошарашена, ей казалось это невероятным, её расположения добивался взрослый мужчина, Геннадию в ту пору было двадцать пять лет. Всё закружилось очень быстро, Нина почти до беспамятства влюбилась в Геннадия в тот же день, и вскоре они поженились. Родителям Нины Геннадий нравился, лучшего мужа своей дочери они и не желали, единственно что их расстраивало, так это то, что их Нина, закончившая школу с одной четвёркой, и то, выставленной ей невзлюбившей её преподавателем физики, не успела получить образование, а уже готовится стать матерью. Но Нина обещала родителям, очень желавшим, чтоб дочь их получила высшее образование, и мужу, что обязательно выучится. У Геннадия родителей не было. Он был воспитанником детского дома. Семья Васиковых стала для него самой родной на свете.

Молодые поселились в общежитии, где и жил Геннадий до женитьбы, только с семьёй его переселили в другое крыло здания, туда, где жили семейные. Четыре года молодая семья Крапивиных прожила в этом общежитии, а потом Геннадию от государства дали квартиру. Лика помнила некоторые эпизоды из жизни в общежитии: чаще вспоминался широкий коридор, по которому она бежала навстречу отцу, возвращающемуся с работы; большая общая кухня, в которой мать её готовила еду; пружинный диван в их комнате, на котором она рассаживала своих кукол, когда играла без родителей, и на котором любила сидеть с родителями за чтением или просмотром мультфильмов.

В квартире у Лики появилась своя небольшая комната, с любовью обставленная её родителями. Отец сам смастерил ей всю нехитрую мебель: стол, два стульчика, книжные полки и складную кровать. Таких кроватей не было ни у кого: после сна Лика защёлкивала на кровати две резинки, прижимающие постель, и поднимала кровать на торец, так, что та вся оказывалась в небольшой нише между книжными полками и с виду становилась похожей на шкаф. Мать поначалу была очень против такой конструкции, она опасалась, что какой-нибудь механизм не сработает, и дочь их пришибёт этой махиной, но всё работало отлично. Лёгким движением кровать раскладывалась и складывалась, высвобождая в комнатке пространство. Рядом с дверью отцом была прибита длинная самодельная линейка, по которой измеряли рост Лики, и называли эту линейку Ликиной. Отец очень любил замерять рост дочери, и самой Лике это тоже очень нравилось, иногда она даже сама просила о том отца. Последний замер роста, проведённый отцом, Лика запомнила навсегда. Это было, когда она училась в четвёртом классе. Замерив рост дочери, отец сказал:

— Да ты, Ликусь, растёшь у нас не по дням, а по часам! Скоро мне придётся удлинять тебе кровать.

Сделать это Геннадий не успел, в ночь на следующий день его не стало. Подполковник внутренней службы МВД Крапивин Геннадий Иванович погиб при исполнении служебного долга.

***

Настя, считавшая своим долгом опутать подругу паутиной компромата, в тот же день, когда сделала предложение Лике, не дожидаясь ответа девушки, сообщила Алле, что нашла для них суррогатную мать и выслала фотографию Лики. Кроме того она написала несколько слов о Лике и сообщила, что та абсолютно здорова. В этом Настя действительно была уверена, так как раньше у неё с Ликой был разговор о здоровье.

— Единственно, что может стать помехой, — говорила Настя, отойдя в укромное место в коридоре офисного здания, куда она всегда уходила для конфиденциальных разговоров, — ей всего восемнадцать лет, а по закону должно быть не менее двадцати. Но это, знаешь, не проблема. Это с деньгами можно решить. Главное, вам её не упустить. Надо завтра же с ней заключить договор. Ты постарайся сегодня сходить к нотариусу. Попроси их составить договор. Шаблон и паспортные данные малолетки я тебе скинула на почту.

— Чего ты скинула? Шаблон договора и чего?

— Паспортные данные Лики, ну, этой малолетки, которая будет суррогатной матерью. Знаешь, как мне пришлось уговаривать её. Ну, я потом тебе всё расскажу.

— Слушай, а может, другую? Зачем нам малолетка-то?

— Алка, ты не понимаешь! Тут такой наивняк! Можно хорошо поиметь, к тому же приезжая, не трепливая, и даже девственница.

— А это-то тут при чём?

— Я тебе при встрече всё объясню. Приезжай, как всегда, к восемнадцати. Договор уже составь, ладно? С договором подъезжай.

***

Алла подъехала к восемнадцати часам забрать Настю, но к большому наигранному разочарованию подруги договора при себе она не имела. Сама же Алла негодовала, договор на услугу суррогатной матери с малолеткой все нотариусы отказываются заключать. Алла соврала Насте, что весь день потратила на решение этого вопроса: посетила трёх нотариусов и везде получила отказ. В действительности Алла не была ни у одного нотариуса, она лишь позвонила в одну нотариальную контору и задала им вопрос, можно ли у них составить и зарегистрировать заключенный договор на услугу суррогатного материнства с женщиной младше двадцати лет. Получив отрицательный ответ, Алла никуда и не поехала.

— Ну ты и дура! — заявила Настя, — я же тебе дала копию паспорта малолетки с исправленной датой!

— Ты же мне этого не сказала! — возмутилась Алла.

— А ты что, читать не умеешь?

— Господи, зачем мне читать чужие паспорта! Настя, ну ты даёшь, что, трудно было предупредить, что ты подделала там дату. Хотя, знаешь, это ничего не решило бы. Ведь при заключении договора у малолетки потребовали бы оригинал паспорта, а там другая дата. Представляешь, что было бы! Меня бы выставили мошенницей.

— Ал, я же не велела тебе заключать договор, я сказала «Составь и приезжай с ним», это чтобы завтра не терять время. Завтра я отведу вас к своему надёжному нотариусу, она всё заверит. Сама понимаешь, не бесплатно, конечно. Ну а теперь придётся ждать, пока оформят договор, а это всё время. Мы же с Ликой можем только во время обеда. Знаешь, какой у нас строгий директор! Это ты порхаешь целый день как птичка, мы же пашем целый день как волы.

Эти слова Настя произносила с внутренним удовлетворением. Во-первых, она, зная, что Алла ничего не сделает, специально послала её составлять договор. Это ещё раз доказывало Алле её несостоятельность, не возможность что-либо решить без участия подруги. Во-вторых, Настя заметила, что когда она заговаривала о своём тяжком труде, Алла в такие моменты была более щедра на подачки. Сегодня Настя тоже рассчитывала на дорогой изысканный ужин.

***

Ужин действительно был отменным. Уплетая вкусные блюда, Настя наставляла подругу.

— Не забывай, самое главное, вам нельзя упустить её. Надо делать всё очень быстро. Если вы потянете, её могут отговорить мать или её парень, Васька. Он, похоже, за неё кому угодно бошку отгрызёт.

О последних словах Настя пожалела, так как Алла насторожилась.

— Да ты что, а стоит ли мне так рисковать?

— Ну ни в прямом же смысле, Ал. Я говорю, просто он без ума от неё. Никого к ней не подпускает, — стала, изворачиваясь, сочинять Настя. — Да он, слава Богу, не с нами в офисе, он на производстве работает. Технолог. Так что нам пока ни мать, ни Васька не мешают, надо брать эту малолетку в оборот. Она такая наивная, её и обвести, если что, будет не сложно. Можно будет у твоего просить деньги ей на питание, а пользоваться ими самим, ну и ей что-то подбрасывать. Ал, сейчас тебе важно снять ей квартиру и что-то сунуть ей. Я имею в виду деньги. Она этим будет сразу повязана и не сможет пойти на попятную.

Алла засомневалась. Саму её, да и Настю на месте Лики ни полученные деньги, ни снятая квартира не удержали бы при желании пойти на попятную. Прочитав во взгляде подруги сомнение, Настя поспешила добавить:

— Да, да, она такая! Самая настоящая тюфтя. Простушка страшная. Вам такая как раз и нужна.

— Да, Насть, ты права. Не хватало нам ещё какую-нибудь шантажистку. Потом будешь всю жизнь жалеть, что связалась с этим.

«Будешь, будешь», — подумала Настя, а вслух сказала:

— Вот именно. Постарайся, Ал, эту не упустить.

***

В тот же вечер Алла постаралась: ласково встретив мужа с работы, улучив момент, она заговорила с ним о суррогатном материнстве. Поначалу Николай Матвеевич был шокирован. Зачем? Почему? Но Алла, прибегнув к своему артистическому таланту, сумела успокоить мужа. Она, как и наметила, соврала ему, что рожать для неё большой риск, что у неё больное сердце, не так чтоб совсем, но перестроиться на работу в удвоенном режиме вряд ли оно сумеет. Она убедила мужа, что ничего плохого в том, что их ребёнка будет вынашивать другая женщина, нет, ребёнок в любом случае будет их, ведь они сдадут свои биологические материалы. Что никто и не узнает о суррогатном материнстве, так как она всё это время будет находиться в клинике. Все, даже Настя и мама, будут думать, что она сама рожала. Настю и Людмилу Дмитриевну Алла приплела для убедительности. Николай Матвеевич всё ещё не решаясь дать согласие на суррогатное материнство, спросил, где взять такую мать, тут Алла сразу показала фотографию Лики.

— Да она же ещё совсем ребёнок! — изумился Николай Матвеевич, рассматривая фотографию девушки.

— Да, молодой организм. Она приехала в Москву поступать, не поступила, теперь ей нужны деньги, чтобы вернуться домой, — на ходу сочиняла Алла. — Завтра я хочу подписать с ней договор. Как она тебе?

Николай Матвеевич видел красивую юную девушку, как она ему? Нормально. Он почему-то сразу представил внутри этой стройной девушки своего ребёнка и решил, что этой доверить младенца можно.

— Нормально, — ответил он на вопрос жены.

— Колюсик! — артистично бросилась на шею мужа Алла. — Тогда я завтра же заключу с ней договор!

На случай о том, что Лика не достигла двадцатилетнего возраста, а быть суррогатной матерью можно лишь с двадцати лет, Алла умолчала. Она умело подвела мужа к финансовой стороне вопроса, сказала, что уже завтра же надо снять девочке квартиру и что-то дать на пропитание. Николай Матвеевич дал Алле денег вдвое больше того, чем она просила.

***

У подруг всё получилось по задуманному, даже лучше того. С утра Алла сняла квартиру для Лики, расположенную на той же ветке метро, где была станция, от которой Лика добиралась до работы, благо в Москве с деньгами это сделать не проблема, и тут же выслала Насте фотографии красиво убранной съёмной квартиры. К обеденному часу Алла подъехала к офисному зданию, где работали Настя и Лика, к тому месту, где она обычно забирала подругу. Настя и Лика, извещённая о том, что для неё уже снята квартира, и увидевшая даже фотографии этой квартиры, уже стояли в ожидании. Нужный нотариус оказался в трёх минутах езды; договор, шаблон которого уже был заготовлен, готовился не долго; приняли Аллу и Лику «по записи» без очереди. Так что Настя и Лика, вернувшись в офис, успели даже быстро перекусить в столовой, расположенной в офисном здании. За едой Настя наставляла Лику:

— Сегодня же переселяйся! И на работу теперь тебе будет ездить ближе. И как только забеременеешь, ну, то есть, как врачи установят, что плод прижился, сразу тебя и подкармливать будут: молоко, фруктики. Это тоже тебе не будет лишним. Я бы сама пошла на это, но знаешь, как представлю себя с животом, аж жуть берёт. Конечно, если б у меня не было квартиры или работы, я согласилась бы. Ведь тут нет ничего страшного. Наукой установлено, что при родах организм женщины омолаживается. Омолодиться я б, конечно, тоже не отказалась бы, но пока я омолаживаюсь, все мои дружки разбегутся как тараканы. А тебя твой Василий поймёт, он же любит тебя. Он тебя из-за такого пустяка не бросит. Вот увидишь.

***

Василий действительно не собирался бросать Лику, но это её решение очень огорчило его.

— Ты с ума сошла! — воскликнул Василий, чуть дёрнувшись на месте. Его лицо покраснело, на нём появилось выражение, какого Лика ещё не знала. — Зачем тебе это надо? Я ж сказал, что сумею помогать тебе. Я…

— Нет, Вась, я всё решила, — прервала парня Лика. — Я буду учиться на платном и работать. Мне обещали хорошие деньги.

— Обещали? Кто, кто тебе их обещал? Ты что, уже с кем-то обсуждала это?

— Да, — подавленно ответила Лика, понимая, что в чём-то предаёт Василия. Наверное, следовало бы сначала обсудить это с ним. — Мне обещали, — всё ещё так же подавленно продолжила она, — столько, что хватит и учёбу оплатить, и квартиру снять. Не могу же я жить у тёти Вари. Она, кстати, через четыре дня возвращается.

Тётя Варя в это время была в отъезде — в санатории. Уезжая, она высказала надежду, что к её возвращению Лика уже переедет.

— Лика! — воскликнул возмущённо Василий, затянув букву «и» в её имени и вскакивая с места. Он опустился на корточки перед сидящей в кресле девушкой, схватил её за руки и заговорил:

— Ты понимаешь, Лика, что этот ребёнок будет и твой. Ты сможешь отказаться от него, когда родишь?

— Да нет, моим он не будет. Их биологический материал, их яйцеклетка, я только выношу этого ребёнка.

— Ты что, представляешь себя инкубатором? Ты не учила биологию? Ты разве не знаешь, что в утробе матери ребёнок питается её кровью, её лимфой.

— Ты хотел сказать, через её кровь, — чуть растягивая губы в вялой ухмылке, поправила Лика.

— Пусть через, но ведь через твою, Лика, кровь! Он многое возьмёт от тебя, это будет твоя кровинка.

На слове «твою» Василий сделал ударение.

— Вася, — Лика заговорила безапелляционным тоном, — не усложняй всё. Я буду просто суррогатной матерью. Я просто выношу этого ребёнка и забуду о нём.

— Забудешь?

Василий очень внимательно посмотрел на девушку. В его однословном вопросе крылись ещё и другие: Так просто? Ты уверена? Ты так можешь?

— Забуду, — утвердительно ответила Лика, как бы ставя точку в этом вопросе. При этом она высвободила свои руки из рук мужчины и, встав, двинулась к окну. Ей очень хотелось закончить этот неприятный разговор. Встав к окну лицом и спиной в комнату, Лика так и сказала Василию:

— Давай больше не будем об этом.

Но Василий не хотел оставлять этот разговор и решил зайти с другой стороны.

— А матери ты сказала?

— Нет, а зачем? Я не собираюсь ей говорить об этом.

— Мать будешь обманывать?

На слове «мать» Василий сделал ударение. Он, зная, как Лика любит свою мать, действительно был удивлён.

— Ну почему сразу обманывать, — начиная раздражаться, заговорила Лика, поворачиваясь к собеседнику. — Я просто умолчу об этом, вот и всё.

— Как у тебя всё просто, Лика! — возмутился Василий. Как ты объяснишь ей своё положение?

— Ей не обязательно будет знать о нём, — беспечно ответила девушка и продолжила. — Она же из своего Ижевска не увидит меня в положении.

— А тётя Варя?

— Что тётя Варя? Я через три дня съезжаю от неё.

Василий, собиравшийся привести ещё один довод — работа, которую Лика могла потерять, услышав о том, что Лика съезжает, был ошеломлён.

— Как съезжаешь, куда? — всполошился он.

Лика немного заколебалась. Она до сих пор ещё не решила, называть ли ей адрес своего нового жилья. Безусловно, ей захочется видеться с Василием, ей это даже уже стало жизненно необходимым, но она имеет запрет на время вынашивания ребёнка встречаться с мужчинами. Это обязательное условие подписанного ею договора. В случае его нарушения сумма выплаты за услугу уменьшится на четверть. Для себя Лика решила, что объяснит всё это Василию и встречаться они будут тайком где-нибудь в парках или в кинотеатрах, благо Москва — большой город. Секса у них не было, вероятнее всего он будет после свадьбы, ну а целоваться можно будет и где-нибудь в подворотнях. Сейчас же, видя, как Василий противится её идее стать суррогатной матерью, она понимала, что объяснить ему это будет сложно, а потому решилась на враньё:

— Я буду жить у них. Так надо. Так прописано в договоре.

— Что?! — возмутился Василий. — Ты уже и договор подписала? Лика! Я не ожидал от тебя такого!

Интонация сказанного не понравилась девушке, и она поспешила смягчить ситуацию:

— Любимый, ну мы же будем встречаться с тобой. Меня же не в темницу затачают. Представь себе, что на девять месяцев я уезжаю в командировку, причём в такую командировку, где мы всё так же будем видеться с тобой, и я буду учиться.

Василий обратил внимание на обращение Лики, так она его ещё никогда не называла, но в данном контексте ему показалось, что слово звучит фальшиво.

— Значит, ты решила всё одна, — очень грустно сказал Василий, и, роняя взгляд на пол, добавил, — Ладно, я пошёл.

***

Алла сидела за своим компьютерным столом и с грустью лайкала фотографии Насти, где та была в компании весёлых молодых людей без неё. На её телефоне, лежащем рядом на столе, заиграла музыка, оповещающая о звонке Насти. Алла поспешно оторвалась от своего занятия, взяла телефонный аппарат и, удобнее устроившись в кресле, заговорила с подругой. Говорили они долго. Домработница Лена, немолодая чуть полноватая сутулая женщина, уже дважды тихонько заглядывала в комнату Аллы с тем, чтоб пригласить её к обеду, но помня, как Алла однажды орала на неё за прерванный телефонный разговор, войти или сказать что-либо не решалась, тем более, что сейчас, как показалось Лене, разговор у Аллы был важный, по крайней мере, он был эмоциональный. В голосе хозяйки звучало негодование.

Алла действительно негодовала. Настя, преследуя свои цели, изучила материалы по вопросу как делается у женщины забор яйцеклетки и теперь рассказывала это Алле. Этим она склоняла подругу отказаться от сдачи яйцеклетки, к тому же Насте нравилось слыть умной. Алла уже несколько раз так её называла, и, войдя во вкус, женщина старалась держать марку: она тщательно изучала какую-то, могущую заинтересовать Аллу тему, и потом умело вкрапляла в разговор с подругой обрывки усвоенных ею знаний, научные или специальные термины или что-то ещё, чего Алла, не любившая читать, не знала. Иногда Алла даже злилась на подругу за «засорение мозгов», но в большинстве случаев, особенно, с тех пор, как Настя научилась умело преподносить вычитанную информацию, не раздражая её невыговариваемыми терминами, она восхищалась подругой: «У тебя, Настька, не голова, а Дом советов», «Ну ты, Настя, даёшь! Всё-то ты знаешь!», «Насть, ты же у нас умная, скажи…». Насте это льстило, ещё и в этом она чувствовала своё превосходство над своей пронырливой подругой-одноклассницей, сумевшей отхватить в мужья «богатенького папеньку».

По словам Насти выходило, что забор материала — процедура достаточно болезненная и не безопасная для здоровья женщины. Настя, специально затеяла этот разговор по телефону, с тем, чтоб иметь перед глазами распечатанные из интернета материалы. Она, заглядывая в листы, в подробностях рассказала подруге о том, что предстоит женщине пройти до забора материала, каких пройти докторов, сколько сдать анализов; потом она красочно рассказала о самом процессе забора, о возможных последствиях, о необходимости пройти гормонотерапию, о том, как готовить себя к процедуре; и напоследок она сказала:

— Вот, послушай, тут известный доктор пишет: «Исключить все возможные последствия после проведения изъятия яйцеклетки невозможно, поэтому каждая женщина решается на такую процедуру на свой страх и риск».

Слова доктора Настя зачитала с особым выражением.

Уже слушая о том, что после пункции возможно кровотечение, что недопустимо посещение саун, приём ванн, в течение определённого времени недопустимо занятие спортом, посещение бассейна, Алла понимала, что это не для неё. Информация о том, что из рациона необходимо исключить спиртосодержащие напитки, кофе и острые блюда, а также запрещено курение и на какое-то время полностью необходимо исключить половые контакты, укрепила решение Аллы не соглашаться на пункцию, а потому слова, оставленные Настей на финал и прочитанные ею с особой трагической интонацией, звучали для Аллы как пустые, не относящиеся к ней.

— Насть, а зачем вообще нужна моя яйцеклетка? Разве нельзя чтоб это была клетка суррогатной матери? — спросила Алла подругу, уже решив для себя, что не пойдёт на процедуру забора яйцеклетки. Настя не была особо готова к этому вопросу, а главное, ей хотелось сегодня поужинать за счёт Аллы в ресторане, как часто это делала, поэтому она ответила:

— Ой, Ал, давай не сейчас. Мне пора идти. Давай вечером встретимся, посидим в «Пегасе», поболтаем. Настя назвала тот дорогой ресторан, куда раз её водила Алла с целью показать ресторан, где она познакомилась с Николаем Матвеевичем. Алла заметила это, хотела возразить, но не успела, Настя уже прощалась:

— До вечера, я позвоню!

«Ну конечно, в „Пегас“ я её веди!» — возмутилась мысленно Алла, кладя на стол телефон. — «Обойдётся „Вечерним закатом“ или „Смартом“».

***

Во время посиделок в «Смарте» Алла с Настей разработали план действий Аллы. Было важно, чтоб Николай Матвеевич, с большой неохотой согласившийся на услуги суррогатной матери, не узнал о задумке Аллы не сдавать свой биологический материал. Во-первых, надо было, чтоб Лика, с которой подписан договор на суррогатное материнство, выносила ребёнка, зачатого в своей яйцеклетке. Это не представилось женщинам сложным. Почти перебивая друг друга, они высказались о том, что согласие Лики и не потребуется, её надо просто обмануть. Женщины представляли, как будет обманута молодая неопытная женщина. Лика ещё девственна, она даже не представляет, что к чему, да и не понять ей, что там доктор делает с ней, вводит оплодотворённую яйцеклетку или непосредственно биологический материал Николая Матвеевича. Главное, по мнению подруг, было договориться с доктором. Надо было уговорить его скрыть от Николая Матвеевича то, что Алла не дала материал, и спермиями его оплодотворена будет яйцеклетка суррогатной матери. Доктор должен будет подыграть Алле, ведь в случае, если бы Алле делали пункцию, ей предстояло бы какое-то время до и после процедуры лежать в клинике под наблюдением врачей. Женщины придумали, что для Николая Матвеевича Алла будет числиться лежащей в клинике. Ему можно будет сказать, что посещение там разрешено в строго определённые часы, в которые Алла будет действительно там находиться, конечно же, это будут дневные часы, ну, где-нибудь послеобеденные, а утренние, вечерние и ночные часы будут их часами. Это время женщины придумали использовать для отдыха, хотя и всё другое время Аллы было временем «для отдыха», но о Насте этого сказать было нельзя, она работала менеджером по продажам в иностранной организации. На время «лежания Аллы в клинике», «чтоб не оставлять подругу в беде», Настя согласилась взять отпуск. Она планировала провести это время с Аллой, тем самым подстреливая двух зайцев: и «поддержать подругу», и погулять за её счёт.

— Твой Коля так занят своей работой, что он ничего и не заметит. Мы будем ходить на СПА, в бассейн, Гришка с Федькой будут ездить к нам, только, Ал, учти, у меня денег нет, у пацанов, я думаю, тоже не густо. Так что тебе надо поиметь деньжат, — с нотками участливости в голосе с наигранно наивным выражением говорила Настя.

Алла, с мечтательной улыбкой слушающая подругу, погрустнела:

— Это проблема, — сказала она. — Я не рассчитывала, что нотариус столько запросит. А ещё надо же ещё будет и доктору платить. Думаю, он вообще не хило запросит…

— И надо будет ещё снять в гостинице номер. Будем там перекантовываться.

— Ты что, Насть, на какие шиши?! У тебя поживём. И Гришке с Федькой удобнее будет к тебе ездить.

Настя, собиравшаяся возразить против того, что жить будут у неё, услышав про Гришку с Федькой, остановила себя, возражать не стала. Ей, мечтавшей иметь на подругу компромат, который мог бы обеспечить её постоянной финансовой поддержкой, представляется такая возможность, она сможет сделать сильно компрометирующие подругу видеозаписи. Хотя уже и собранного ею сейчас материала было достаточно. Настя хорошо подготовилась и к этой встрече, она вела скрытую аудиозапись.

— Ко мне не получится, — с сожалением в голосе заявила она. — У меня дома срачь. Денег, как у тебя, у меня на уборщицу нет, а сама я ужасно не люблю убираться. Хотя на случай надо будет нанять клининговую компанию, пусть всё отдрают. Ты закажешь?

— Настя! — с укором в голосе заговорила Алла. — Сама закажи. Твоя же квартира. Я уж лучше тогда в клинике буду перекантовываться. Мой, я уверена, закажет мне лучшую палату.

— Ал, тебе что, пять тысяч жалко? Вот и сиди тогда в своей палате. А я-то тебе зачем?

— Насть, — уже с нотками извинения в голосе заговорила Алла, — пойми, у меня нет денег. Нам же ещё с тобой и на отдых потребуются деньги. Вот сейчас принесут счёт, увидишь, какая там будет сумма.

— Да ладно, ты же наварила на этом договоре с малолеткой. Ты же неплохо её нагрела.

— Я? С чего ты взяла? — возмутилась Алла, лихорадочно соображая, откуда у Насти такая информация, она никому о том не говорила, неужели малолетка проболталась. — Договор же при тебе заключался! Скажешь, тоже мне, нагрела!

***

Алла действительно «нагрела», но не Лику, а мужа. Договорившись с Ликой о сумме, мужу она заявила сумму вдвое большую. При этом Лике она сообщила, что муж её считает сумму договора больше заявленной, но Лике это ничем не грозит, так как плательщик не она, а её муж, а в договоре прописывается ровно та сумма, которая будет перечислена Лике. Алла без стеснения заявила, половинную часть денег, которую муж её передаст для Лики наличными, она возьмёт себе, так она подстраховывает своё будущее. Лика не стала уточнять нюансы «подстраховки», не стала и возражать, так как по её разумению ей действительно ничего не угрожало. Причитающаяся ей часть средств, о которой она договорилась с Аллой, будет перечислена ей на карточку, а какие ещё платежи будут от мужа Аллы, знать ей не надо, ведь в договоре они не прописаны. Лике те средства, которые придут ей на карточку, казалась огромными деньгами: у неё возникала возможность и учёбу за первый год оплатить, и квартиру снять, и даже питаться, тем более что по условиям договора едой на время беременности она обеспечивалась. Этот пункт Алла включила в договор по научению всё той же Насти. Подруги рассчитывали, выманивая у Николая Матвеевича деньги на продукты малолетке, пользовать их по своему усмотрению.

Разговор о деньгах между Аллой и Ликой состоялся наедине. Алла настоятельно упросила подругу на время, пока идёт оформление документов, оставить их одних. Лику же Алла просила оставить этот разговор между ними, никому, «тем более Насте» — так она выразилась, просила не говорить о том. Вот если вдруг когда-нибудь спросит муж Аллы, то ему надо будет подтвердить получение всех средств, но он вряд ли когда-нибудь спросит, вообще вряд ли они когда-либо увидятся.

Настя не знала наверняка, как был заключен договор, и «нагрела» ли Алла малолетку, но зная свою подругу, она предполагала это. У Лики ничего выведать ей не удалось. На вопрос, о чём шла речь, Лика ответила: «Спрашивала о моём здоровье, о моих отношениях с мужчинами». Но теперь, сидя в ресторане, по каким-то интонациям в голосе Аллы Настя поняла, что подруга её точно «погрела руки» на этом договоре.

— На сколько ты её кинула? — уверенно спросила Настя.

«Блефует тварь», — подумала о Насте Алла и ответила:

— Ты что, как могу, там же всё нотариально оформлено. Да потом, не я же расплачиваюсь, а он.

«Не я, а он», — в этом ответе Настя услышала какую-то шероховатость, но не сумела мыслями зацепиться за неё, и, одержимая желанием сделать хорошую запись, компрометирующую Аллу, повела разговор к главной теме.

— Знаешь, там при этой процедуре столько всего бывает… Мы тоже что-нибудь придумаем.

— Ты о чём? — не понимая смысла слов Насти, спросила Алла.

Настя, опять почувствовав себя умницей, не удержалась, хоть и велась запись, нарочито задержала у губ свой бокал, не спеша сделала глоток дорогого вина, и, заговорила, растягивая слова:

— Ну, скажем, у тебя во время аспирации что-то пошло не так.

— Чего? Какой аспирации?

— Ну, то есть во время процедуры забора фолликул.

— Ты можешь говорить по-русски?

— Ну да, — Настя посмотрела на подругу со снисходительной улыбкой, которая продержалась на лице женщины очень коротко, секунду-две, больше было опасно, и заговорила уже в своём обычном ритме. — В общем, взять яйцеклетку не просто, там всему этому сопутствуют разные процедуры, потом могут возникнуть осложнения, я же днём тебе рассказывала. Тебе надо всё это обговорить с врачом, придумать вместе с ним, как из твоего Коленьки вытрясти деньжат. И скажи ему, что денег у тебя нет, но у мужа вытрясти можно. Что сдавать яйцеклетки ты не собираешься, а все процедуры мыслимые и немыслимые муж твой оплатит. Ну конечно, что-то надо будет ему и так дать.

Алла хотела что-то сказать, но Настя её перебила с интонацией эврики.

— Давай я с тобой к врачу пойду! Я всё ему объясню. Завтра же прямо и пойдём!

— Да у меня же нет денег…

— А мы ещё не знаем, сколько ему надо. Хотя да, надо уже с чем-то идти. Ты придумай, как у своего выпросить денег. Ну, так и скажи, на подарки врачебному персоналу или соври что-нибудь про малолетку. Ей, кстати, тоже надо будет сделать кучу анализов. Всё это платное. Мы завтра узнаем цену, а ты потом её удвоишь. Кузовкова, мне ли тебя учить!

Иногда Настя называла Аллу по её девичьей фамилии.

***

Доктор Ищенко Лев Власович принял Аллу и Настю у себя в кабинете. Говорить начала Алла. Она сказала о том, что муж её хочет ребёнка, а она не хочет рожать. У них есть на примете суррогатная мать, идеально подходящая для них, но беда в том, что ей нет двадцати лет. Вкрадчивым голосом, сделав на лице некую гримасу, говорящую о том, что тут есть некий поднамёк, Алла сказала:

— Муж мой согласен с Вами урегулировать этот вопрос.

Она хотела продолжить, но доктор резко остановил её криком «Стоп! Стоп! Стоп!» Алла опешила. Доктор же продолжал говорить. Бархотистость его голоса не вязалась с только что изданным криком. Очень мягко, почти вкрадчиво он задал вопрос, обводя женщин взглядом:

— Милые дамы, кто из вас будущая мать, кто суррогатная мать?

В действительности он понимал, что Настя, это не та, ни другая, но так надо было задать этот вопрос.

— Нет, я просто с подругой…, — немного радуясь тому, что ей дают восемнадцать лет, начала Настя, и тут же была прервана доктором.

— Понятно, пришли поддержать подругу. Думаю, Вам лучше подождать нас в коридоре, а ещё лучше в холле.

С этими словами Лев Власович встал и пошёл по направлению к Насте. Настя с выжиданием смотрела на Аллу, но Алла, чуть подумав, кивнула ей в знак согласия, мол, выйди. Настя нехотя с каким-то обиженно ироничным выражением подала доктору руку, встала и вышла из кабинета. Лев Власович, быстро вернувшись в своё кресло, заговорил, обращаясь к Алле.

— Дорогуша, вы говорите о конфиденциальных вещах, а сами притащили свою подругу. Вы же ставите под удар и себя, и меня! — в голосе доктора было раздражение. — То, что при благоприятных условиях я действительно мог бы решить, становится невозможным.

— Да что вы, доктор! — Алла невинно округлила глаза. Настя — моя подруга. У нас нет друг от друга секретов!

— Если вы действительно хотите что-то порешать через меня, то вам придётся отвыкнуть от привычки всем делиться с подругой, ну, хотя бы в рамках этого материнства. Вы же хотите стать матерью?

Этот вопрос застал Аллу врасплох. Чуть подумав, она решила сказать правду:

— По правде говоря, нет, но муж… Он уже в возрасте, ему сорок два года… Он очень хочет стать отцом.

— Понятно, о чём-то размышляя, ответил Лев Власович. В череде мыслей промелькнула и мысль о возрасте. Ему было под шестьдесят. «Сорок два — в возрасте, а я, наверное, для неё старик». — Что вы хотите от меня?

— Я прошу вас помочь мне, — подавленно произнесла Алла, опуская взгляд в пол, и замолчала.

— Это я понял. Давайте суть проблемы. Одна, как я понимаю, заключается в том, что найденная вами суррогатная мать младше установленного законом возраста.

— Да, отрывая от пола взгляд, в котором уже читалась мольба, порывисто ответила Алла.

— Я предложу вам другую.

— Но с этой у нас уже заключен договор.

— Как? Чем же вы думали? Вы понимаете, что это противозаконно.

— Конечно, а потому прошу вас провести всё, задуманное нами, в особом режиме, не фиксируя это всё.

Доктор хотел что-то сказать, но Алла не дала, она напористо продолжила свою речь:

— А потом, я тоже не хотела бы ложиться в клинику. — Видя, что Лев Власович возмутился ещё больше и желает говорить, Алла заговорила ещё более напористо, но при этом в её голос ворвались очень знакомые и приятные доктору заговорщические нотки. — Доктор, я не хочу и яйцеклетки сдавать. То есть работа ваша будет упрощена. Разумеется, всё будет оплачено: и моя палата, и все анализы и процедуры и должные быть, и проведённые, и ваше молчание и всё, что, собственно, и должно быть оплачено. Муж мой ничего не должен знать о том, что я не стану сдавать биоматериал. Он оплатит всё. Я буду делать вид, что лежу в вашей клинике, но приезжать я буду к вам только для встреч с мужем. Кстати, вы сумеете держать меня столько у себя, сколько захотите. Я знаю, вы сумеете убедить моего мужа в необходимости моего пребывания у вас, ведь редко когда забор биоматериала проходит без осложнений.

Алла выдавила улыбку и умолкла в ожидании ответа доктора. Тот поднялся с места, прошёл четыре шага к окну, несколько секунд постоял у него, возможно, что-то рассматривая за ним, потом медленно повернулся к Алле и резко спросил:

— Если вы действительно хотите получить от меня конфиденциальные услуги, зачем вы привели ко мне подругу? Вам нужен свидетель?

Медленные движения доктора не вязались с резкостью его голоса. Да и сам вопрос показался Алле нелепым. Причём тут подруга? Между тем доктор продолжил:

— Я мог бы помочь вам во всём, мог бы, если б знал, что это всё остаётся между нами. Сейчас же, когда за дверью сидит человек, осведомлённый в этом вопросе и могущий при желании донести эту информацию туда, куда решит, я делать ничего не стану. Более того, я и вам не советую. Вы не боитесь, что ваша подруга будет впоследствии шантажировать вас всю жизнь.

— Нет, ну что вы! — ответила Алла, меняясь в лице. При этом она моментально осознала правоту доктора и свою ошибку. — Подруга ни о чём не знает, — стала на ходу сочинять Алла, — я её попросила просто сопровождать меня.

— Ни о чём, кроме того, что вы не желаете быть матерью, что договор на суррогатное материнство заключён с человеком младше двадцати лет, и я уверен, что и всё, задуманное вами, ей уже известно. А ведь вы производите впечатление неглупой женщины.

Алла хотела что-то сказать, она даже сделала какой-то рывок на месте, а Льву Власовичу показалось, что она хочет уйти, потому он спешно заговорил:

— Ну хорошо, предположим, мы с вами убедим вашу подругу, что мать суррогатную для вашего ребёнка я вам подобрал другую, но вот остальное…

Слова «мы с вами» доктор применил специально, давая Алле понять, что он берётся за дело, он на её стороне. Не мог Лев Власович отказаться от плывущих в руки денег.

— Вам надо, я это настоятельно советую вам, убедить свою подругу в том, что вы, ну скажем, под влиянием моих разъяснений, убеждений, всё же решили сдать биоматериал, то есть решили стать биологической матерью ребёнка. И всё остальное я советовал бы вам не обсуждать с подругой: ни процедуры, ни… Ну вы меня поняли?

Говоря всё это, доктор медленно шагал по комнате и, задавая вопрос, остановился напротив Аллы и пристально посмотрел ей в лицо.

Алла понимая, что ничего в отношении с Настей исправить не сможет, решила обмануть доктора.

— Да, доктор, Вы совершенно правы. Я поступила опрометчиво. Нам не нужны свидетели. Я скажу подруге, что вынашивать плод будет ваш человек. Скажу ей, что договор с малолеткой мы аннулируем, потому что Вы категорически против. Но, прошу вас, доктор, давайте всё же оставим малолетку.

Произнося просьбу, Алла применила все свои артистические способности, изображая на лице мольбу и отчаяние, тем более что это действительно было ей важно, ведь с Ликой уж был подписан договор, и была с ней договорённость о получении самой Аллой половины договорной суммы. Но Льву Власовичу не понравилось это. Суррогатная мать-малолетка, как высказалась пациентка, это уголовно наказуемо, тем более что за дверью сидит подруга клиентки, которая наверняка уже сделала нужную аудиозапись. Сам доктор на случай тоже вёл скрытую видеозапись. Лев Власович задумался. Обычно, предлагая суррогатных матерей, он имел мзду за предложение и откат от суррогатных матерей, а в данном случае, он только рисковал. Будет ли оплачен этот риск? Вряд ли: сама клиентка не платёжеспособна, а муж её по её же словам о многом знать не должен. Пройдя по кабинету опять до окна, чуть постояв у него, Лев Власович обернулся и, уже не подходя к пациентке, а от окна, чуть опершись сзади руками о подоконник, сказал:

— Я могу пойти вам навстречу по всем вопросам кроме одного. Я не могу принять мать-малолетку, то есть пойти против закона.

Лев Власович нарочито применил терминологию пациентки «мать-малолетка», причём сказал эти слова с некоторым нажимом в голосе. Далее он продолжил:

— Давайте мы поступим так: я выделю вам палату, и палату для суррогатной матери, но не вашей малолетки, а для той, которую я вам предложу. Вы поняли, мать суррогатную вполне здоровую совершеннолетнюю женщину я назначу вам сам в соответствии с вашей группой крови. Мы начнём процедуры: вас мы просто чуть оздоровим своими витаминами, ну, разумеется, сделаем вам все требуемые анализы. Мужу вашему мы скажем, что готовим вас к пункции, заберём материал у вашего мужа, а сами, как вы того и желаете, оплодотворим им яйцеклетку роженицы. Только давайте договоримся, никто кроме нас с вами о том знать не должен. Тем более, о том не должна знать ваша подруга. По документам родителями ребёнка будут вы и ваш супруг. Вас устраивает такое?

Алла, всем своим существом протестующая против предложения доктора заменить Лику, сдержалась и притворно ответила:

— Благодарю, доктор. Вы очень любезны. Думаю, вы правы. Договор с девушкой, согласившейся на суррогатное материнство, мы расторгнем, думаю, муж этот вопрос уладит. Мне, знаете…, очень хотелось, чтоб суррогатная мать была хоть сколько-то похожа на меня. Ну, вы понимаете…

— Понимаю. Не беспокойтесь, ребёнок не всегда похож на родителей, даже в 80-ти процентах не похож. Страшненькую суррогатную мать я вам не предложу. Конечно, ваша красота редкостна, потому достичь идеального сходства не удастся, но я постараюсь.

— Спасибо, доктор, — взволнованно произнесла Алла, продолжая игру. Ей было необходимо выяснить, во что в целом обошлось бы это мероприятие. — Я рада, что мы пришли к взаимопониманию! — продолжала она. — Скажите, прикидочно, во сколько всё это примерно обойдётся?

Доктор пристально посмотрел на Аллу, медленно прошёл к своему столу, сел в кресло и, опёршись о стол руками, задал свой вопрос:

— Насколько важно вам иметь этого ребёнка?

Эти несколько секунд Алла жила ожиданием ответа доктора. Уже со слов его «Я не могу принять мать-малолетку, то есть пойти против закона» Алла решила для себя, что этот доктор ей не годится, но, чтобы узнать цену медицинских расходов на материнство, она продолжала играть роль послушной клиентки. Вопрос доктора вызвал в ней раздражение, но Алла сумела скрыть его и ответила уже заготовленной фразой:

— Это вопрос сохранения нашей семьи.

— Понятно, — ответил Лев Власович и умолк.

— Так сколько же? — не выдержала Алла долгого молчания.

— Всё зависит от обстоятельств. Вы же понимаете, нам понадобится следить за здоровьем и вашим, и роженицы, могут быть разные осложнения…

— С учётом всех осложнений? — теряя терпение, прервала доктора Алла.

— С учётом конфиденциальности и нестандартности ситуации, — напомнил Лев Власович, — миллиона четыре, а то и пять.

Увидев округлившиеся глаза пациентки-красавицы, доктор поспешил добавить: — Это с учётом оплаты услуг суррогатной матери. И не забывайте, что мы с вами уже имеем ненужного свидетеля.

***

Выйдя от доктора, Алла была в смятении, слова Льва Власовича о том, что Настя ненужный в этом деле свидетель и тем более его слова о возможном шантаже подруги взволновали её, она не решила ещё, что говорить Насте, а та уже, сразу выйдя из клиники, накинулась на неё с вопросами. Но Аллу не так просто было сбить с толку, она выразила страшную усталость и стала отмахиваться от подруги.

— Ал, ну что? — не унималась Настя. — Примет он тебя?

— Ой, да отстань! Я так устала. Он такую мораль мне прочитал! Давай не будем об этом.

— Ну, в итоге-то что? Он примет тебя?

— Он-то примет, но я сама не пойду.

— Что? Ты передумала?

— Настя, да отстань ты от меня! Ты прямо как этот плешивый! Он как клещ вцепился, теперь ты!

— А чего вцепился-то? — не унималась Настя. — Чего говорил-то?

Диктофон у Насти был включен. Она сделала это сразу, увидев выходящую из кабинета Аллу. Но и Алла заметила, как Настя при виде её зачем-то сунула в сумку руку. Если бы не это, возможно, Алла сейчас всё выложила бы подруге, но теперь она очень сомневалась в том, надо ли всё рассказывать Насте и даже уже сожалела о том, что поделилась с ней тем, что не желает сдавать свой биологический материал. На очередной вопрос Насти, заданный Алле уже в машине, Алла почти закричала:

— Что ты мне допрос-то устраиваешь! Хочешь, чтоб мы с тобой в аварию попали?! Давай поговорим завтра.

Её машина, действительно, как-то вильнула и чуть не шаркнула идущую рядом. Алла волновалась, ей было необходимо причесать свои мысли и определиться, как вести себя с подругой.

***

На следующий день Алла, всё ещё не определившаяся в отношении Насти, решила посоветоваться с матерью. До встречи с доктором Алла не хотела вообще обсуждать с матерью вопрос о ребёнке, а хотела поставить её в известность уже как-нибудь потом, но теперь ей требовалось решить, как поступить с подругой, которая уже звонила ей сегодня и пыталась задавать вопросы. Пока Алле удалось отвязаться от Насти, сказавшись, что очень занята, что мать её срочно вызывает, но как себя вести дальше, этого она всё не могла решить.

Людмила Дмитриевна, узнав о предстоящем материнстве дочери, обрадовалась, она считала, что ребёнком дочь её сумеет крепче привязать к себе мужа, но узнав, что Алла не желает вынашивать ребёнка, пришла в негодование и ужас. Ещё больший ужас её охватил, когда Алла заговорила о Насте, нашедшей им суррогатную мать.

— Бестолочь! Алла, нельзя же быть такой наивной! Я уже не раз говорила тебе, эта Настя не доведёт тебя до добра. Ну почему ты не хочешь рожать как все? Почему? Это Настька тебя надоумила прибегнуть к суррогатству? А зачем? Ты что, сама не сможешь родить? Я же родила, так и ты родишь. Никакого суррогатства! Слышишь! Никакого! Рожай как все! Это не страшно. Всего-то девять месяцев поносить в себе ребёнка.

Алла, слушавшая мать и уже начавшая склоняться к мысли о нормальных родах, услышав о девяти месяцах вынашивания плода, ощутила внутренний протест.

— Мааам! — закричала она, перебивая мать. — Я не за тем к тебе пришла, чтоб слушать нравоучения. Мы с Колей всё решили, наймём суррогатную мать. Коля сдаст свой материал, а я …, — тут Алла замялась.

— А ты сдашь свою яйцеклетку, — воспользовалась паузой Людмила Дмитриевна, — это как …, — женщина назвала имена известных актёров.

— Ну…, да. Только я не хочу сдавать свою яйцеклетку. Я знаю, это не безопасно для женщины. Я хочу договориться с врачом, чтоб оплодотворили яйцеклетку суррогатной матери.

— Что? Ты понимаешь, что это будет не твой ребёнок?! — вытаращив глаза, почти завопила мать. — А твой-то тюфтя, он что, согласен?

— Ой, какая разница! Мой, не мой. Оформим его как моего. Сейчас у многих людей вообще усыновлённые дети. Взять, к примеру, … — Алла назвала пару известных имён. И опять ими оказались актёры. — А Коля он ничего и знать не будет. Я нашла женщину, которая чуть похожа на меня, и тоже тюфтя. С доктором я договорюсь, она сама не будет знать, что яйцеклетка будет не моя, а её.

— Боже, куда катится мир! — хватаясь за сердце, каким-то увядшим голосом сказала Людмила Дмитриевна и откинулась на спинку кресла, в котором сидела.

Посидев так с закатанной головой, с закрытыми глазами и с рукой на груди в области сердца минут пять, Людмила Дмитриевна, так и не дождавшаяся от дочери каких-то слов, означающих её волнение за здоровье матери, и, не слыша в комнате вообще никаких звуков, открыла глаза и села нормально. Алла сидела в кресле напротив и что-то читала на дисплее своего телефона. Увидев «очнувшуюся» мать, она со словами «вот смотри» повернула к ней экран телефона. Людмила Дмитриевна увидела на экране фотографию симпатичной девушки и, не понимая, кого ей показывает дочь, ждала комментариев. Дочь спросила:

— Как она тебе?

— А кто это? — спросила Людмила Дмитриевна, не зная, как реагировать на фото девушки.

— Суррогатная мать! — весело ответила Алла. — Говорят, на меня похожа.

— Я даже знаю, кто говорит, — зло встрепенулась мать, — твоя Настька! Эта чего угодно наговорит, лишь бы взять власть над тобой! — заявила Людмила Дмитриевна.

— Вот, — обрадовавшись тому, что разговор переходит в нужное русло, — подхватила Алла. — Я, мам, о том же. Мне Настька нашла эту малолетку, а значит, она всё будет знать.

— А потом шантажировать тебя всю жизнь! — с победоносными нотками вставила мать.

— И я о том же… Ма, что делать?

— Что делать, что делать? Думать башкой-то! — постучав легонько себя по лбу костяшками пальцев левой руки, сжатых в лёгкий кулак, раздражённо ответила мать и спросила: А о том, что ты не хочешь сдавать яйцеклетку, Настька тоже знает?

— Знает.

Людмила Дмитриевна снова взялась за сердце, снова отбросилась на спинку кресла с закрытыми глазами. Секунд через десять, вернувшись в исходное положение, она слабым голосом сказала:

— Доча, ты режешь меня без ножа. Ну в кого ты у нас такая доверчивая? В отца, конечно. Да разве можно быть такой наивной! Это стервозья сядет тебе на хребет и будет шантажировать тебя всю жизнь. Наверняка она при ваших разговорах делает записи. Не замечала?

— Нет, — задумчиво ответила Алла.

— А вот понаблюдай. А представится возможность, так и проверь! — Увидев вопросительный взгляд дочери, добавила: — Вырви у неё сумку и вытряхни всё её барахло куда-нибудь. — Увлекаясь поучением, Людмила Дмитриевна продолжила. — Ты не зло, а как бы в шутку, мол, дай-ка проверим, уж не шпионишь ли ты за мной. Наверняка Настька твоя носит с собой какое-нибудь подслушивающее устройство.

— Записывающее?

— Ну да, — отмахиваясь как от мухи, подумаешь, оговорилась, это не суть, ответила мать — какая-нибудь шпионская штучка. У неё же, сама говоришь, полно разных дружков, наверняка среди них есть и из органов, или просто даже какие-нибудь знатоки техники.

Алла тут же вспомнила Влада, прекрасно разбирающегося в технике, с которым и сама она через Настю была в дружественных отношениях. «Надо будет как-нибудь спросить у него, не интересовалась ли Настя шпионской аппаратурой», — подумала она.

Тем временем Людмила Дмитриевна продолжала говорить о Насте, наверняка собирающей материал для шантажа Аллы. Потом она начала убеждать Аллу нормально рожать самой, но Алла была непреклонна. Потратив много сил на бесполезные увещевания, Людмила Дмитриевна заявила:

— Что ж, надо всё переигрывать.

— А как?