Бесплатный фрагмент - Медный обряд

«…Не сбегу я с лестницы причала,

Ты меня не встретишь никогда.

Сонно покачала — и умчала

Белый парус черная вода.

Черных волн дыхание и всхлипы.

Духота такая, что невмочь.

И швыряет липким цветом липы

Опрокинутая в воду ночь»

В. Павлинов

Глава 1

Я почти не помню детство до пятилетнего возраста. Однако некоторые истории, забавные и грустные, накрепко врезались в память. Запомнились не голоса, не лица, но обрывки случайных фраз, обстановка домов и квартир, в которых я когда-то была, особенные предметы, запахи и звуки.

Наверное, у всех остаются разные воспоминания о ранних годах жизни. Как же я завидовала людям с хорошей памятью на лица! Будь у меня такая, я бы лучше запомнила мамины глаза и улыбку. Согласитесь, фотографии ничтожно мало говорят о нас. Никакая фотокарточка не расскажет о человеке всю правду.

Когда меня расспрашивают о маме, я в первую очередь вспоминаю о том, как мы ходили в музей изобразительного искусства, где в просторных залах, обитых красной тканью, выставлялись ценные экспонаты. Мама вела меня за руку и отвечала на поток моих детских вопросов. Ее взгляд становился внимательным и серьезным, когда она с увлечением что-то рассказывала мне. Мама всегда говорила со мной, как со взрослой. Я внимательно слушала, прижимаясь щекой к ее теплой руке, и с наслаждением вдыхала тонкий аромат духов. Да, духи я запомнила лучше всего. До сих пор вздрагиваю, когда улавливаю в толпе ту неповторимую цветочную нотку.

В самом маленьком зале музея находилась экспозиция, посвященная ювелирному искусству. Я стояла в центре зала и с интересом разглядывала украшения в стеклянных витринах, как вдруг за спиной вспыхнул золотисто-розовый свет и привлек мое внимание. Я подошла вплотную, и прикоснулась взглядом к миниатюрной птичке, свитой из проволоки. Эта чудесная брошка настолько восхитила меня, что я замерла на месте, пораженная дивным чувством. Будто я здесь, но в то же время безгранично далеко. Ноги словно приклеились к полу. В тот день я впервые почувствовала удивительную энергию меди и научилась определять, откуда она исходит. Я словно шагала навстречу ласковому ветерку, который задевал нежные струны детской души.

— Ма-ам, а купи эту птичку?

— Неля, мы с тобой в музее, тут ничего не покупают. Когда люди приходят сюда, они сами становятся частью истории. Искусство вдохновляет их на что-то новое, понимаешь? Закрой глаза, — сказала она, — и представь себя в далеком прошлом. В этом доме жила княжеская семья. Они устраивали балы, пили вечером чай из сервиза, играли на клавесине и пели. Эту птичку мастер подарил маленькой девочке-княжне.

Когда я закрыла глаза, то ощутила странное головокружение. По залу разлились печальная музыка, плач и стоны. Стало душно и жарко. Я испуганно заморгала и наклонилась над табличкой в стекле.

— А что тут написано? — пригляделась я к тексту, высматривая очертания знакомых букв.

— Здесь про брошку, дочка. Ее сделал неизвестный мастер в восемнадцатом веке. Это время наших прапрабабушек и прапрадедушек. Значит, птичке больше двухсот лет.

— Ого! Это давно?

— Очень давно, — улыбнулась мама, — а еще тут сказано, что брошка из меди. Медь — это такой металл.

— Как золото?

— Не совсем так. У золота другой состав, и стоит оно дороже. Не все мастера работали с дорогими металлами. Некоторые ювелиры выбирали медь или ее сплавы — бронзу, латунь, мельхиор.

— А если бы я жила в восемнадцатом веке, ты бы купила мне птичку?

Мама рассмеялась.

— Конечно.

Миллионы раз я вспоминала тот день, надеясь оживить мамино лицо с фотографии. Интересно, что она бы сказала, узнав о шкатулке? Чего в ней только не было! И почерневшие от времени монетки, и забавные сувениры из проволоки, разные брошки, цепочки, ложечки, даже очки. Став старше, я оценила свое сокровище. Все вещи в нем оказались медными. Но не в этом самая соль. Случайные сувениры объединял странный факт: все они были украдены.

На каждую вещь, что появлялась в шкатулке, я смотрела как в музее на птичку, восторженными глазами, а по венам жаркими струйками растекалась эйфория. В свое оправдание скажу, что я всегда убегала прочь, почувствовав очередной медный прилив. Бесполезно. Сувенир все равно оказывался в кармане, доставляя неприятности владельцу кармана и моему несчастному отцу.

Я не могла изменить поведение в лучшую сторону: мания к особенным медным вещам стала настоящим проклятьем, черным пятном на душе. Так, в двенадцать лет меня впервые застукали на воровстве. Классный руководитель поймала за руку, когда я заталкивала в карман статуэтку с ее стола. На последнем уроке меня чистили перед всем классом, а потом я очутилась в детской комнате милиции.

Несколько часов растянулись в вечность. За окном сгустились сумерки, рыжие звездочки на линолеуме раздвоились в глазах, щеки опухли от слез, от страха заболел живот. Я осталась одна, и зудящая, невыносимая, душная тишина заполнила кабинет. Когда в коридоре раздался звук шагов, и я услышала обрывки речи о себе, то сердце заколотилось так, будто сейчас выскочит. Я захотела, чтобы в полу образовалась дыра для внезапного исчезновения.

Они сидели передо мной втроем — отец, инспектор и психолог. Психолог задавала вопросы, уставившись в бланки перед собой, и только изредка бросала на меня уставший, отстраненный взгляд. В ответ я молчала. А как ответить? Что ответить? После того, как мама исчезла, я не понимала, что такое любовь, привязанность и духовная близость. Эти слова утратили для меня смысл. Но не рассказывать же о ссорах с отцом и о том, что он каждый день пьет. Я сделала вид, что не желаю ни с кем говорить и, опустив голову, слушала, слушала, слушала…

Закончилось дело тем, что папа крепко выругался, схватил меня за руку и потянул к выходу, напоследок рявкнув на теток, что заплатит их «чертов штраф», а времени слушать нравоучения у него нет.

Отец после исчезновения матери стал спиваться, время от времени уходя в продолжительные запои. На прежней работе, в строительной конторе Шведова, он находился у начальства на хорошем счету, и около года на его выходки закрывали глаза. Но так не могло продолжаться вечно. Вскоре отцу предложили написать заявление на увольнение, и над благополучием нашей семьи повисла угроза безденежья.

С помощью знакомых папа устроился грузчиком в один из ближайших магазинов. Жить стало тяжелее, денег не хватало даже на продукты. Утро начиналось с того, что я около получаса будила папу на работу и прятала бутылки со спиртным. Я плакала и умоляла его покончить с дурной привычкой, которая губила нас. Мне было жаль отца, жаль даже тогда, когда он стал поколачивать меня, чтобы «выбить всю дурь». И все это время я ждала ответа на главный вопрос, который беспокоил больше всего. Куда ушла мама? Но отец молчал, уставившись в одну точку так долго, что у меня появлялись подозрения, будто бы он сам не знает всей правды. А пока боль полыхала в его груди, он заливал ее алкоголем.

Я знала источник этой боли: отец так и не смирился с потерей, раз спустя столько лет он не нашел замену родному человеку. Он умер через год после моего поступления в институт. Его разбил инсульт, ноги отказали. Я ждала чуда, ждала, что все наладится, мы заживем, как никогда раньше. Но… Состояние отца не улучшалось. Я подолгу сидела у его кровати, прижимаясь лбом к шершавой ладони. Меня знобило от страха при мысли, что провожу с ним секунды, которые будет не вернуть. Однажды я не выдержала, расплакалась при нем:

— Папочка, я так тебя люблю. Прости меня за все.

— Береги себя, славная девочка, — папа прижал мою голову к своей груди, а когда я поднялась, то на его футболке остались мокрые разводы. — Скорее бы вечер. Когда темнеет, я слышу плеск волн, и наша мама зовет меня к себе. Ты помнишь ее? Она была такая красивая…

Я замотала головой и расплакалась сильнее, догадываясь, что означают эти слова. Вскоре я осталась одна в пустых, безмолвных комнатах. Меня давно не страшили черные монстры в углу, они остались детскими сказками. Заброшена была и деревянная шкатулка с медным кладом. Давненько не попадались на глаза медные вещицы с удивительным магнетизмом. Впрочем, так лучше. Они приносили одни неприятности и репутацию чокнутой воришки.

Раздался звонок в дверь. Я вздохнула, убрала шкатулку в тайник и вышла в прихожую. На пороге стояла Маринка Житова — моя подруга по университету. В нашей группе частенько отпускали шутку в ее адрес: «где Маринка, там и вечеринка», что было вполне справедливо. Ни одна студенческая тусовка не проходила без ее бойкого участия. Еще бы! Веселиться подруга умела. И все, кто находился с нею рядом, заражался легкостью и позитивом.

Маринка отличалась яркой внешностью, она всегда выглядела эффектно, независимо от ситуации. Ее легко было вычислить в толпе по ярко-рыжим волосам, подстриженным под каре, и по ногам, что всегда были обуты в туфли или сапожки на очень высоком каблуке. За эти туфли ей влетало от строгих преподавателей, но, несмотря на уйму замечаний, своих привычек она не меняла. Вот и сейчас, зайдя в прихожую, Маринка ловкими движениями ног скинула с себя обувь, став одного роста со мной, и, протягивая пакет с печеньем, весело спросила:

— Привет, извини, что без предупреждения. Ты не занята?

— Конечно, нет, — рассмеялась я в ответ. — На улице дождь, домашку я вчера доделала. Проходи, чаю попьем. Ты по делу или просто?

— Да вот, поболтать зашла и попросить конспекты с прошлой лекции. Тимур Андреевич не спрашивал, где я?

Я высыпала печенье в вазочку, открыла коробку шоколадных конфет и включила чайник. Он радостно зашумел, встречая гостью.

— Не переживай, мы тебя прикрыли, — сообщила я Марине, — сказали, что ты пошла на прием к врачу. Но не забывай, послезавтра вводная лекция, Тимур Андреевич требовал стопроцентную явку. Будет подготовка к летней практике, кто не придет, того не допустят.

— Ага… Я вчера к родителям ездила, понимаешь? — призналась Маринка. Лицо у нее погрустнело. — Денег на оплату квартиры не хватило, а хозяйка уперлась, если, говорит, не отдашь на этой неделе, выселю.

— Ты же хвасталась, что заработала. Говорила, что помогала первокурсникам с рефератами.

— Ну да, заработала, только телефон сломался, пришлось новый покупать.

— Теперь-то как? — осторожно уточнила я, разливая чай по кружкам. — Наладилось все?

— Ага, долг я отдала, — Марина замолчала, взгляд у нее затуманился. Что-то ее тревожило, беспокоило, в такие моменты она глубоко уходила в себя. Пару раз я пыталась расспросить, что происходит, но жаловаться на трудности Марина не умела.

— Я же предлагала поселиться у меня, места всем хватит. Ты всегда знаешь, куда можно прийти, — напомнила я подруге.

Марина что-то сказала в ответ, но я не расслышала ее, поскольку у меня захватило дух, зазвенело в ушах, словно при падении с высоты. Чарующая энергия меди находилась рядом, я распознала ее по нахлынувшей эйфории. Глаза забегали, выискивая золотисто-розовый отблеск и, наконец, я приметила на сумочке Марины блестящую пирамидку-брелок с синими и красными стразами. Медь грела душу, сводила с ума, руки тянулись к манящей безделице. Меня привел в чувство громкий возглас Маринки:

— Эй, Нелька, ты в каких сейчас мирах?

Я вышла из ступора и, чтобы окончательно прийти в себя, отвела взгляд от сумки, поднялась на ноги, осмотрелась по сторонам. В руках колыхнулась дрожь, от волнения сбилось дыхание. Неужели все началось вновь? Два года никто не подозревал меня в воровстве, а сейчас я чуть не опозорилась перед лучшей подругой. Лицо залила краска.

— Откуда он у тебя? — показала я на брелок, изо всех сил стараясь выглядеть невозмутимой. Получалось плохо. Я видела, что и Марина не слишком верит в случайный интерес.

— Ты про сувенир? Купила в четверг на ярмарке мастеров. Человечка одного ждала в парке, вот и побродила по рядам, чтобы время скоротать. Несколько браслетиков примерила, один особенно понравился, со змейкой из серебра. Спросила сколько стоит, так от ответа чуть не присела. Такие цены ломят! Ну, я развернулась, пошла обратно. А старик меня окликнул, говорит, купи, мол, это, и жди удачи в любви, — расхохоталась Маринка. — Я подумала, подумала и купила. А что? Товар копеечный. С чем черт не шутит? Вдруг повезет? — подмигнула она мне.

Я с мольбой взглянула на подругу и, неожиданно для себя, выпалила с жаром:

— А продай ее, пожалуйста? Если хочешь, заплачу больше.

— Ты точно здорова? — забеспокоилась Марина. — Голова не болит? Или… — ее губы расплылись в хитрой улыбке, — тебе нужна удача в любви?

— Нет, что ты, — отмахнулась я. — Какая любовь. Просто… Когда-то у меня был похожий брелок.

— А, по-моему, ты что-то скрываешь, не так ли? Интересненько. Ты расскажи, а потом подумаем, как нам привлечь удачу в любви, — Маринка подперла щеку рукой и мечтательно закатила глаза.

— Рассказать могу, — замялась я, глядя под ноги, — но моя история не слишком веселая. Стыдно вспоминать. И вряд ли ты в нее поверишь. Мне кажется, я замешана в чем-то необъяснимом, даже мистическом.

— Наша профессия как раз с этим и связана, — хмыкнула Марина, разворачивая конфету. — С необъяснимым и мистическим. За что и люблю археологию. Ну! Не жмись, выкладывай.

И впервые за свою жизнь я рассказала правду о таинственной медной лихорадке, начавшейся в детстве, об украденных сувенирах и внезапном исчезновении матери. Я живо описывала истории из детства и каждого человека, с которым сталкивала судьба в те годы. Марина, как зачарованная, внимательно слушала и с восхищением поглядывала на меня. Ей казались невероятными те события, которые со мной происходили, но она искренне сочувствовала и верила мне. Это читалось в выражении ее лица. Когда мой словесный поток иссяк, Маринка откинулась на спинку дивана и воскликнула:

— Полный отпад! Прости, — тут же осеклась она. — Я не про твою маму. Понимаю, тебе непросто рассказывать про нее.

— Ты думаешь, я нормальный человек? — перебила я подругу.

— Нель, я думаю, что у тебя определенно есть дар, но вот какой именно… Сложно сказать. Погоди, — она вскочила с места и оперлась ладонями о стол. — Значит, любая медная вещь погружает тебя в транс?

— Конечно, нет. Тогда бы моей шкатулки не хватило, — призадумалась я.

— Есть у меня один знакомый, он занимается эзотерикой, мистикой и прочими магическими штучками, — замялась Марина, глаза у нее вновь погрустнели. — Я могу договориться, чтобы он принял тебя. Зовут его Марк. Скорее всего, ты и сама виделась с ним пару раз. Помнишь Артема Рыкова с нашего курса? Марк — это его брат.

— Он такой же странный, как Артем? — усмехнулась я.

— Нет, он серьезнее, — отчего-то смутилась Маринка. — Да и Тема не так уж плох. Недавно влился в нашу компанию. Серега с ним подружился, я тоже наладила контакт. Мы давно общаемся, — виновато развела она руками. — Я и тебя звала. А ты все некогда, некогда.

— А как тебя угораздило познакомиться с его братом? Сознавайся, Маринка.

— Не вникай, — отвела глаза подруга. — Просто сходи к нему и покажи шкатулку, Марк даст дельный совет. Пойми, твое увлечение не так уж безопасно.

— Я понимаю.

— Эх, засиделась с тобой, пора мне, — засуетилась Марина, взглянув на экран телефона. — К трем часам ждут в библиотеке писать доклад. А это забери, — она отцепила медную пирамидку с рюкзака и вложила ее в мою ладонь.

Глава 2

Я не решалась позвонить Марку, всякий раз, когда рука тянулась к телефону, находила новые отговорки. Но любопытство распирало изнутри, и не давал покоя вопрос, окутанный тревожной тайной. Отчего медные безделушки, простые и невзрачные, становились такими притягательными? И… почему я незаметно для себя тянулась к вещи, завладевшей моим сознанием?

Опять нахлынули воспоминания. Я, шустрая пятилетняя девчонка, осваиваю просторы новой квартиры, в которую мы переехали после смерти бабушки, маминой мамы. Помню, как была очарована светлыми, просторными комнатами с большими окнами и высокими потолками. Я кружилась по комнате, а солнечные зайчики на стенах кружились вместе со мной. Помню, как плакала во сне, но отчего? Может быть, снились кошмары, которые заглядывали в дом с приходом темноты. Тени, бесчисленные призрачные тени скользили по стенам, протягивая ко мне длинные кривые пальцы. Вечерний сумрак был жутким, несмотря на свет от фонарей и окон соседнего дома. Я боялась заходить в родительскую комнату по вечерам и особенно — поворачиваться к двери спиной. Выключатель находился высоко, не дотянуться, не допрыгнуть. Невидимые глаза наблюдали за мной, обжигали холодом. Выход сливался со стенами. Я пугалась и бежала назад, выискивая на ощупь дверную ручку. Не было ничего страшнее, чем оказаться замурованной в одной комнате с монстрами.

Бывало, я просыпалась на полу и долго осматривалась, словно пыталась понять, где нахожусь, но постепенно привыкла к другому пространству, иной обстановке. Здесь было ничуть не хуже, чем в старом доме, но он вновь и вновь являлся во снах, будто мое сердце примотали бечевкой к фасаду. Там уже тринадцать лет живут другие люди, все перестроено, переделано, но каждый раз, стоя у ворот, выкрашенных в ярко-бирюзовый цвет, хочется на пару минут вернуться в прошлое.

Когда в квартире полным ходом шел ремонт, я радовалась любой возможности быть полезной и в ожидании нового поручения нетерпеливо прыгала возле отца, пока он, стоя на стремянке, прикручивал люстру к потолку или собирал мебель. Он смеялся и называл меня славной девочкой, папиной помощницей. А в перерывах мы собирались за столом на кухне и пили чай с нашими любимыми конфетами «Метелица». Какое чудесное было время!

Лето закончилось, из детского сада меня стал забирать папа, мама приходила домой поздними вечерами. Я чувствовала ее усталость и обеспокоенность, когда она читала на ночь книгу или обнимала перед сном. «Слишком много работы, родная моя, — говорила она, — не грусти, я люблю тебя так же, как и раньше. Скоро новый год, целая неделя выходных. Мы будем много-много времени проводить вместе». Я верила ей и ждала зимы.

Наступил декабрь, и мама уехала по «очень важным делам», обещая скорое возвращение. Мы недолго тогда говорили. Я сидела на потертом кожаном чемодане, а мамины руки держали мои. Она всегда так делала, когда хотела побеседовать о чем-то серьезном, словно надеялась через руки найти путь к душе.

— Возьми меня с собой, — упрямо твердила я, роняя слезинки.

— Я не могу. У меня взрослые дела.

— Когда ты вернешься?

— Очень скоро. Я же обещала, что праздники мы проведем вместе, помнишь? Я еду на два дня. Они пройдут незаметно.

— Ты привезешь какую-нибудь игрушку?

— Обязательно. А что бы ты хотела?

— Такую трубу, в которую смотришь, а там светятся бусинки.

— Хорошо, — в глазах у мамы вспыхнули огоньки улыбки, — я привезу тебе ее. Кстати, я и сейчас приготовила маленький подарок.

Мама достала из кармана цепочку с маленькой птичкой, похожей на ту, что мы видели в музее. Птичка и цепочка, несомненно, были медными, отблески от них взлетели по стене.

— Ух-ты! — замерла я от восторга.

— Давай помогу застегнуть. Это украшение называется оберегом. Его носят с собой и никогда не снимают.

— А зачем он нужен?

— Чтобы защищать человека от всего плохого, Нелечка, — мама прижала меня к себе и погладила по голове, — ты обещаешь себя хорошо вести и слушаться папу?

— Да, мамочка. Только ты поскорей приезжай.

Мама подхватила вещи и вышла из дома, у самого порога она обернулась, посмотрев с грустью и тревогой. Я навсегда запомню этот взгляд. Из окна я наблюдала, как она садится в такси до вокзала. Через несколько часов ее увез бесконечно длинный поезд. И больше она не вернулась. Никогда.

Я писала маме письма на разлинованной бумаге и, сделав из них самолетики, запускала в окно. Верила, что послания долетят до нее, и однажды она вернется домой. Но время шло, а вместе с ним угасала надежда на встречу. Не уберегла я и мамин подарок — десять лет спустя отец сорвал с меня цепочку в порыве ярости, а потом долго плакал в прихожей и шептал слова, которые посвящал единственной женщине на свете…

Прошло несколько дней после нашего разговора с Маринкой. Я думала, что она забыла о нем, но после сегодняшнего семинара подруга отозвала меня в сторонку и спросила с притворным возмущением:

— Ну? Долго будешь тянуть время? Когда позвонишь Марку?

Я замялась, но все же призналась:

— Марин, я боюсь идти к нему.

— Чего ты боишься?

— Не знаю, наверное, не хочу выглядеть глупо. Он, конечно же, скажет, что это разновидность клептомании и никаких странностей нет. Ты не представляешь, сколько психологов я повидала. И все они говорили одно и то же.

— Какая чушь! — закатила глаза Житова. — Не надо придумывать ответы, которых не получала. Дай честное слово, что сходишь к Марку. Я позвоню и спрошу, как у него со временем на ближайшие дни. Договорились?

— Хорошо, схожу, — вздохнула я. — Надеюсь, он не зануда.

— Да что ты! — оскорбилась Марина. — Нет, конечно. Он лучший специалист в городе. Я уверена, что Марк непременно поможет.

В пять вечера она позвонила и сообщила, что Марк назначил встречу через два часа.

— Пообещай, что придешь, — потребовала она. — Иначе не примет больше. У него с этим строго. Поторопись, он живет далековато. Улица Псковская, дом семь, квартира одиннадцать.

— Да приду, приду, — устало буркнула я и записала адрес на помятую визитку.

Я сунула шкатулку в сумку, залпом допила остывший чай и вышла на улицу. Лучше приехать пораньше, чтобы нечаянно не подвести Маринку. В конце концов рядом с домом Марка есть парк, где можно прогуляться по прохладным аллеям в ожидании назначенного часа.

Когда кондуктор объявил мою остановку, я с облегчением вздохнула. Всю дорогу с меня не спускала глаз женщина, которая сидела в начале автобуса рядом с кабиной водителя. Мне показалось это странным. Она не была похожа на попрошайку, что заранее высматривает жертву, у которой можно выманить десятку на пиво. Пассажирка выглядела вполне прилично. Аккуратная офисная одежда, ухоженные волосы, на коленях — пластиковая папка с документами. Наверное, возвращается с работы. Ну и возвращалась бы себе спокойно. Неужели не придумала ничего лучше, чем пялиться на незнакомую девчонку?

Взвизгнули колеса, открываясь, зашипели двери. Я с тревогой покосилась на женщину. Она отвела взгляд, но не шелохнулась, не последовала за мной.

Я приехала с небольшим запасом времени, но из-за своего топографического кретинизма не сразу сообразила, как добраться до места. Наконец, окончательно заблудившись во дворах, я отыскала ржавую адресную табличку с номером одиннадцать. До приема осталось пять минут. Серая многоэтажка недружелюбно уставилась на непрошеную гостью сотнями желтых глаз.

В подъезде было очень тихо, от моих шагов раскатилось гулкое эхо. Я добралась до второго этажа, заметила на одной из квартир блестящую табличку: «Рыков М. И.» и нажала на кнопку звонка. Дверь открыл невысокий мужчина, лицо которого было едва различимо в полумраке прихожей.

— Добрый вечер, проходите в комнату, — доброжелательно, но, как будто с неохотой, пригласил меня хозяин квартиры. Он спрятал руки в карманах брюк и хмуро взглянул исподлобья. Кажется, Марк не слишком обрадовался поздней клиентке. — Нет, нет, обувь можете не снимать, наденьте бахилы.

— Здравствуйте, меня зовут Нелли. Вам звонила Марина насчет моего прихода, — с неуверенностью начала я.

— Да, я в курсе, — кивнул Марк. Он явно находился не в лучшем расположении духа. — Что ж. Пойдемте, обсудим. Марина кратко описала ситуацию. Она передала, что нужно взять те самые вещи?

— Конечно. Я принесла их с собой.

Марк двинулся вперед по коридору, я проследовала за ним, смущенно прижимая шкатулку к животу. Неприветливость хозяина расстраивала, я, мягко говоря, ощущала себя не в своей тарелке.

В комнате, где принимал Марк, было сумрачно, но немного светлее, чем в прихожей. Окна закрывали темные шторы, лишь зеленый блеск настольной лампы разгонял мрачность этого места. Мебели тут стояло немного. На большом столе орехового цвета, покрытом пурпурной бархатистой тканью, находились разного рода магические предметы, которыми обычно пользуются экстрасенсы: хрустальный шар, зеркало на подставке, свечи, руны, стеклянные пирамидки, метроном и множество керамических статуэток.

Я будто бы очутилась в дивной сказке. Дом Марка окутывала необыкновенная атмосфера волшебства и тайны. Всю стену над диваном покрывали карты звездного неба и картины в стиле абстракционизма. Их оттенки были холодными — синими, фиолетовыми, черными, их разбавляли серебристые всплески, похожие на космическую пыль. Я замерла у стола и, запрокинув голову, засмотрелась на внушительные сиреневые часы. На глянцевом циферблате мерцали созвездия и знаки зодиака, из центра тянулись золотые ажурные стрелки.

Я вздрогнула и вышла из оцепенения, когда Марк сказал, кивнув на них:

— Клиент привез из Швейцарии в качестве сувенира. Пришлось повесить. Что, нравятся?

— Да, — кивнула я, не в силах оторвать взгляд.

— А мне нет, — недовольно хмыкнул он, усаживаясь в кресло.

— Они замечательно дополняют дизайн, — заикаясь, вступилась я за часы.

— Вам чай или кофе? — предложил хозяин, всем видом намекая, что у него нет времени отвлекаться на посторонние темы.

— Нет, благодарю, не нужно.

— Хорошо, — вздохнул Марк, ребром ладони потирая шею, — тогда приступим к делу. Показывайте, что принесли.

Я протянула ему шкатулку. Марк некоторое время рассматривал ее со всех сторон, перекладывал медные сувениры с места на место, и, как бы он не старался сохранять невозмутимое выражение лица, я все равно заподозрила неладное и встревожилась. Но не только за себя.

Вообще не люблю додумывать, но, увидев знакомого Марины, я убедилась в том, что подруга ввязалась в отношения с ним. Поэтому замкнулась, отшила ухажеров, которые приглашали на свидания, и стала приходить в гости реже. Но почему она раньше не рассказала о нем? Переживала, что не поддержу ее выбор?

Я вновь перевела взгляд на Марка. Он почувствовал, что на него смотрят, и вскинул подбородок. В его глазах мелькнуло раздражение. Меня охватило еще большее беспокойство, хотя Марк, на первый взгляд, не выглядел опасным. Пожалуй, я бы сочла его симпатичным, если бы мимика и голос собеседника не вызывали необъяснимое отторжение. За притворно доброжелательным выражением лица скрывалось что-то мрачное, неприятное.

Определить возраст Марка было сложно. Помнится, Артем на паре английского рассказывал, что брат старше его на девять или десять лет, и это вполне сходило за правду. Однако Марк выглядел немного моложе тридцати за счет стройной, подтянутой фигуры. Он носил классический черный костюм, который подчеркивал его мистический образ и внушал посетителям уверенность, что перед ними настоящий профессионал своего дела. Белый воротник рубашки контрастировал с темно-карими, почти черными глазами и смуглой кожей.

Взгляд Марка все время менялся: он смотрел то с наглой уверенностью, то с усмешкой, то с неподдельным интересом. Я не придавала этому значения. Все равно не узнаешь, что на уме у закрытого человека.

Тем временем он обратился ко мне:

— В этом металле особая энергия, я бы сказал колдовская, — тут Марк прервался и заглянул мне в глаза, будто желая увидеть, а не услышать отклик на свои слова. — К ней тянет, если вы владеете медной магией, понимаете?

— Нет, — удивилась я, — разве существуют такие способности?

— Зачем же вы пришли, если сомневаетесь в этом? Магия передается от одного поколения к другому. Благодарите своих предков, — хмыкнул Марк и пододвинул ко мне шкатулку. — Я высказал личное мнение. Но не стану вас разубеждать. Вижу, хотите уйти, — ядовито прищурился он и покосился на мои ноги. — Не смею задерживать.

— Простите, — я плотно сжала губы, скрывая предательскую дрожь. В глазах защипало. Только не реви, Нелли! — Не то, чтобы я не верю. Просто… Откуда это во мне? Нет, нет. Тут какая-то ошибка. Я считала, что собирала медь, потому что… — я вздохнула, перевела дыхание и высказала вслух мысль, которая беспокоила в последние дни, — потому что в одно время внушила себе, будто она оберегает. Больная фантазия, правда?

— Так и думал, что зря потрачу время, — грубо прервал Марк мои рассуждения. — Хорошо. Объясню проще. Вы помните из курса физики, что медь превосходный проводник?

— Ну конечно.

— Чудно, — Марк коснулся пальцем магического шара, отчего тот засиял ярче. — Так вот. В этом металле частицы энергии, которой вы питаетесь. Перед вами не простая медь. Она содержит сильный заряд. Такую руду добывают в аномальных зонах. Иногда медные изделия заряжаются сами по себе на пожарищах, полях сражений, местах массовых казней. Они в общем-то безопасны для людей, пока не попадут в руки таких, как вы.

— А что, если я выкину шкатулку? — меня охватили злость и отчаяние, пальцы сплелись в плотный замок. — Я не считаю, что питаюсь какой-то там энергией. На мой взгляд, все проще.

Марк нервно рассмеялся и перегнулся через стол, сняв на одно мгновение все многочисленные маски. Мне не понравилось то, что таилось за ними.

— Я не рекомендую этого делать, но почему бы и нет? Попробуйте. Оставьте ее на время здесь. Но запомните, — подмигнул Марк, — я все равно окажусь прав. Через день, максимум два, вы вернетесь сюда, и наш разговор примет иные обороты.

Он откинулся на спинку мягкого, обитого плюшевой тканью кресла и добавил со злорадством в голосе:

— Я дам один хороший совет. Меняйте профессию, пока не поздно. Все эти раскопки не для вас.

— Спасибо, — я вскочила с места и попятилась к двери. — Подумаю.

— Шкатулку заберите. Нарветесь на неприятности, — с фальшивым сочувствием, больше напоминающим издевку, уставился на меня Марк.

— Нет. Уверена, что не вернусь за ней. Сколько я должна за прием?

— Ничего не нужно, — отрезал он. Его интонация сквозила холодом.

— До свидания! — бросила я на прощание и скрылась в сумраке прихожей.

— До скорой встречи, Нелли, — настиг меня у двери ехидный голос Марка.

Глава 3

Встреча с Марком оставила двоякие чувства. С одной стороны, я была зла из-за его отношения ко мне, его нелепых выводов, что в происходящем виноваты мои предки, якобы владеющие магией, а с другой — подозревала, будто в чем-то он прав. Я видела, как тряслись руки Марка, когда он прикасался к шкатулке с медью. Он не сразу надел маску безразличия. За дрожью в пальцах, за мимолетной вспышкой в глазах скрывалось не раздражение, как я подумала сначала, а испуг. Или я, на самом деле, все выдумала? Мне не стало хуже без шкатулки, напротив, я пришла домой со свежим приливом сил. Хотелось бы видеть разочарование мага-неудачника, когда он поймет, что я не собираюсь возвращаться.

Я не заметила, как к полуночи завершила курсовую работу по наскальной живописи и приступила к докладу про орудия труда и украшения кроманьонцев. Глаза остановились на краткой сводке об амулетах:

«Из меди несколько тысяч лет изготавливают защитные талисманы и амулеты. Медные браслеты, кольца и кулоны обладают защитными свойствами, не позволяя негативно воздействовать на энергетику человека. Чем более высокий уровень меди в изделии, тем выше его защитные свойства. Древние люди использовали подобные обереги в различных обрядах и жертвоприношениях. Они считали, что медь убережет от влияния злых духов и ночных кошмаров…»

Я зевнула и потянулась. Эта злосчастная медь сведет меня с ума. Достало. К черту ее, к черту воспоминания, связанные с ней. Я немного посидела с закрытыми глазами, чтобы переварить события сегодняшнего дня, а потом улеглась в постель и не заметила, как уснула.

Сон прервался посреди ночи от того, что я почувствовала: в комнате кто-то есть и этот кто-то смотрит на меня. Я не могла шевельнуться и едва дышала, мысли окутал туман. Тяжело. На грудь будто взвалили мраморную плиту. Очертания предметов были тусклее, чем обычно, по стенам взлетали мрачные тени. Уши заложил белый шум, он свистел и превращался в противную вибрацию, похожую на ту, что появляется, когда отлежишь руку или ногу. Она растеклась по всему телу. Я пыталась встать, но меня словно магнитом тянуло назад, вес увеличился вдвое. Оставалось либо наблюдать за ночным кошмаром, либо закрыть глаза и не смотреть вовсе.

Тень на стене стала яснее и превратилась в человеческий силуэт, по распущенным, торчащим во все стороны волосам, по сгорбленной спине и невысокому росту я поняла, что это, скорее всего, старуха. Она медленно раскачивалась из стороны в сторону, жестами зазывая к себе. Белый шум затих, и я уловила мерзкий скрип, доносившийся из правого угла комнаты. Я зажмурилась. Нет, ни за что не посмотрю туда, иначе умру от страха. Скрип тем временем стал громче. Хлопнула дверь шкафа, распахнулось окно. Шелковая ткань занавески, раздувшейся от ветра, защекотала ногу. Плита на груди резко потяжелела, словно кто-то лег на нее сверху. Сбоку сверкнули желтые глаза. Я закричала, вернее, попыталась закричать, но у меня внезапно пропал голос, поэтому вместо крика раздался шумный выдох. Как же это больно, кричать от ужаса шепотом!

На лицо упала холодная капля, а за ней еще несколько. Я взглянула на потолок — он стал подобен водной глади, и теперь на меня смотрело собственное отражение.

Потолок заколыхался, шум в ушах сменился плеском воды. Одна из волн окатила ледяным потоком. Оцепенение спало, я вскочила, пальцы вцепились в простыню. Я осмотрелась — от кошмара не осталось и следа. За окном теплился розовый всполох. На часах — пять утра. Окно и шкаф закрыты. Я с облегчением откинулась на подушку. Проснувшиеся птицы беззаботно приветствовали новый день, их переливчатые трели приводили в чувство, успокаивали. Да, возможно, это всего лишь скверный сон, но разве бывают сны такими правдоподобными? Если только в детстве…

Странно, что вспомнила о кошмарах из детства. Зря думала, будто пленка безнадежно стерта. Под влиянием сегодняшних событий она запустилась вновь.

Ночные видения у пятилетней Нелли начинались по одному и тому же сценарию. Сначала я оказывалась в комнате с высокими стеллажами, где находилась наша библиотека, но обстановка в ней отличалась. Вместо ковра был потертый квадрат линолеума, а место шкафа заняла раковина, покрытая мелкой сеткой трещин. Из нее торчал старинный кран в бурых подтеках ржавчины. Уши закладывал белый шум, такой же, как и сегодня, но вперемешку с громким тиканьем часов и мерным звоном, будто кто-то стучал молотком по металлу. Я стояла посередине комнаты и не могла сойти с места. Тиканье спустя некоторое время прекращалось и заменялось шумным плеском. Это текла вода из крана. Черная, как уголь, вода. Я знала, что сейчас она перельется через край и потечет на пол, затопляя все вокруг.

Сначала поток хлестал в раковину, но вскоре вентиль срывало, и черные брызги стекали по стенам, книгам и потолку. Когда вода плескалась на уровне колен, с полки падала книга в красном переплете, всякий раз именно она, и подплывала ко мне. На первом развороте лежала черно-белая фотокарточка, на которой я узнавала маму. Она смотрела пустым взглядом сквозь объектив, в пустоту. Рядом, приосанившись, стояла невысокая пожилая женщина в старомодном платье с белыми кружевами на воротнике и манжетах. Эта суровая дама со злыми глазами вызывала у меня ужас. Я знала, что если оглянусь, то увижу ее позади себя. Я слышала шорох юбок и тяжелое дыхание, я чуяла запах водорослей и мокрой прогнившей ткани. Однажды обернувшись, я больше никогда не смотрела в ее сторону. Дрожала и ждала, когда проснусь.

Сны заканчивались так же внезапно, как и начинались. Я плохо засыпала после них, плакала, звала маму, но никогда не видела ее лица, когда она приходила успокоить меня, его скрывала мгла. Все пространство заполнял мамин голос — спокойный, убаюкивающий, рассеивающий переживания и страхи. Тревожные звуки сна сменялись музыкой любви и покоя, музыкой, что слышали только два человека — мать и ее дочь.

Ночные кошмары оставили неизгладимую печать. До десяти лет меня преследовали призраки из снов в ванной комнате. Я боялась оставаться там одна, беспокоилась, принимая душ или включая кран, что напор сорвет вентиль, и черная вонючая вода веером разлетится по стенам…

Я не смогла заснуть. Стоило на минутку отключиться, как мерещились желтые глаза старухи, которые светились в темноте. Я разозлилась, швырнула подушку в стену и вскочила с постели. На скорую руку позавтракав и собрав сумку, я выдвинулась на учебу в институт. Мне, как никогда, хотелось отвлечься, поболтать с Маринкой о пустяках, чтобы выйти из состояния боязливого трепета, вызванного ночным кошмаром.

Но в институте поджидало еще одно разочарование: подруга решила вновь пропустить занятия. Я слушала в полудреме Бориса Глебовича, нашего преподавателя по археологии, который с увлечением рассказывал о Днепровских поселениях. Лекция была интересной, время от времени ребята задавали вопросы по фильму, просмотренному в начале пары. Борис Глебович вдохновенно потирал руки и дискутировал с нами. Затем он поднял тему о погребальных ритуалах, а я, на минутку прикрыв веки, отключилась и, вздрогнула всем телом, когда рядом со мной прогремел голос профессора:

— А сейчас с помощью схемы на доске мы опишем ритуал еще раз. Закрепим, так сказать, материал. Нелли, я обращаюсь к вам.

Я растерялась и ляпнула первое, что пришло в голову:

— Ведьмы живут у черных вод.

Что мелет язык, черт возьми? Я ощутила пульсацию в висках. Профессор замер среди рядов парт, несколько секунд изучая меня ошеломленным взглядом поверх стекол очков, а после побледнел.

— Извините, Борис Глебович, мне нездоровится, — пробормотала я, ощущая, как наступившая в аудитории тишина сверлит живот, пялится со всех сторон изумленными глазами.

— Отпустить вас к врачу, Нелли? — забеспокоился старичок профессор, теребя в руках платок, которым он протирал очки и слезящиеся от усталости глаза.

— Нет, благодарю, я бы хотела дослушать лекцию. Обещаю впредь быть внимательнее.

— Хорошо. Но следите за самочувствием. Если станет хуже, то идите домой, я отмечу, что вы присутствовали на занятии.

Я кивнула и стала торопливо перечерчивать схемы в тетрадь.

Я вернулась домой, едва переставляя ноги от усталости. Не оставалось сил, чтобы поесть или принять душ, все желания вертелись около отдыха, около сна. Я завела будильник на девять вечера, чтобы подготовиться к завтрашнему зачету, и с наслаждением прилегла. Внезапно запиликал телефон. Звонила Маринка. Я сонным голосом прохрипела:

— Алло, слушаю.

— Нелька, привет! Выкладывай, что стряслось? Оля звонила, говорит, ты заболела. Просила зайти, навестить, но я не смогла сегодня, прости.

— Да все со мной в порядке, не переживай. Просто не выспалась. Кстати, я хотела кое-что рассказать, но ты опять откосила от учебы. Тебя же не допустят до практики!

— Ничего я не откосила! Ректор попросил, чтобы я заменила Ленку Миронову на творческом экзамене. Вот, сидела в жюри. И Тимур Андреевич в курсе.

— А чего заранее не сказала? Пересеклись бы после пар.

— Ну… Я не знала о твоих планах, — хихикнула в трубку Марина.

— Ладно, не ерничай. Не выдержу до завтра, давай вкратце расскажу, какая жуть приснилась. Из-за нее, кстати говоря, я и не выспалась.

— Что ж, валяй, — с интересом отозвалась подруга.

Я описала Марине сегодняшний сон, обратившийся в морок, и рассказала про странную фразу о ведьмах, которые живут у черных вод. Я открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но мысль исчезла, а ее заменила другая, будто не принадлежащая мне: «ты же знаешь, что они на самом деле там живут».

Маринка воспользовалась повисшей паузой и высказала свое мнение:

— Расслабься, Нелька, никакой это не морок. Очень похоже на сонный паралич. Он бывает у многих. Когда я столкнулась с ним в больнице, перепугалась не меньше твоего.

— А как же кошмары? Они повторялись столько раз, что не счесть, — не прекращая размышлять о ведьмах, спросила я.

— Не нагнетай. Гуляй и спи побольше. Эта дрянь чаще всего от усталости. Поэтому обещай, что сейчас выпьешь чаю с медом и ляжешь спать. Да, я так не спросила, как прошла встреча с Марком?

Я всполошилась и схватилась за голову от внезапной догадки. Марк! Как я могла забыть! Все началось после того, как я оставила у него шкатулку. Вот почему он надеялся на мое возвращение. Неужели его нелепые подозрения — правда?

— Ничего такого не посоветовал. Сказал, что во мне особый заряд, который притягивает медь. Забрал шкатулку, чтобы я не свела с ума всех профессоров в институте. Вот и все, — отшутилась я в надежде, что Марк не посвящал Марину в подробности.

— Тогда тем более не о чем переживать. Но ведь это частичное решение проблемы? Как сделать так, чтобы к твоим рукам ничего не прилипало?

— Марк пообещал, что подумает, как снизить заряд, — призадумавшись, солгала я и поспешила закончить разговор. — Спасибо, Маринка, что позвонила. Пойду отдыхать. Увидимся завтра!

— До завтра! И помни, о чем мы говорили. Отдых важнее всего!

Я положила телефон на подушку и с тревогой посмотрела на клочок бумаги, где был записан номер Марка. Записка шелестела на сквозняке, нашептывая, что завтра, максимум послезавтра, я наберу эти цифры.

Глава 4

Следующая ночь была темной и пустой, без снов. Я бодро поднялась с постели, посмотрелась в зеркало, погладила блузку и отправилась в душ. Кран издал противный фыркающий звук — воду отключили. Я плотно завернула вентиль и уже взялась за ручку двери, как вдруг услышала тихий стук. Обернувшись, я приметила в ванне черные капли. На моих глазах тонкая струйка превратилась в мощный поток и забрызгала кафельную плитку на стене. Я бросилась в сторону и повернула на себя красный рычаг, перекрыв трубу, но поток не остановился. Одновременно с краном заработала душевая лейка, которую я вчера положила косо, и теперь вода хлестала не только в ванну, но и на пол.

О дно ванны что-то звякнуло, и угольный фонтан неожиданно стих. Я вжалась в стену, боясь шелохнуться. Черная вода кружилась, исчезая в сливном отверстии. Под ней скрывался тот самый кулон, который подарила мама в день нашей разлуки. Медная птичка лежала клювиком вверх. Она напомнила о горечи потери, на секунду ожил прощальный мамин взгляд. Боль перехватила горло, затмив страх.

Шум воды раздался снова, но уже со стороны. Я невольно задержала дыхание. Послышался громкий хлопок, и стиральная машина выплюнула порцию болотной жижи, а вместе с ней рваное платье, сплошь покрытое скользкими водорослями.

Пол подо мной поплыл, я тяжело задышала и… очнулась в постели от звонка будильника.

Мне хотелось зареветь от отчаяния. Я была настолько испугана, подавлена, опустошена, что всерьез задумалась о повторном визите к Марку. Пусть, наконец, объяснит, почему он так уверен в моем магическом происхождении.

Я набрала номер с карточки, но сбросила вызов, когда вспомнила лицо мага, искаженное лживым сочувствием. Если вернусь, то что? Какую цену заплачу за помощь? И сколько еще неприятных советов я выслушаю?

Я отбросила телефон в сторону и закрыла лицо руками. Жаловаться Маринке тоже не вариант. Подруга настоит на еще одной встрече с Марком, а я не смогу объяснить, почему не доверяю ему.

Немного успокоившись, я поднялась с кровати, оделась и остановилась около ванной, с беспокойством поглядывая на дверную ручку. Руки предательски задрожали, а ноги стали ватными. Мне так и не хватило духу заглянуть внутрь. Я, утопая в отчаянии, пнула ногой дверь, ушла в кухню и умылась водой из чайника, благо со вчерашнего чаепития в нем осталось немного воды. Никудышное начало дня, как и вчера. Хорошо, что хотя бы выспалась.

В холле института оказалось людно и шумно: студентов распределяли на практику. Многие хотели бы поехать к теплому морю, а не на север страны, дождливый и ветреный, где то и дело практикантов отвлекают на всякие мелкие поручения и почти не доверяют им серьезной работы.

Кроме того, среди будущих археологов нашей группы бытовало мнение, что на юге уникальные находки не редкость. Якобы больше шансов сделать открытие. Я отмалчивалась, когда затевались такие разговоры. Большей чуши не слышала. Даже в вечной мерзлоте Сибири раскапывали ценные артефакты. Мне было все равно, где проходить практику. Куда отправят, туда и поеду.

С этими мыслями я прислонилась к стене, ожидая, когда толпа студентов рассеется у стенда со списками. Не хотелось участвовать во всеобщей давке.

— Нелька, мы в Севастополь! — радостно взвизгнула Марина и бросилась мне на шею. — База недалеко от моря, представляешь? Я так счастлива! И ты наконец-то побываешь на юге.

— Ты когда-нибудь доведешь до инфаркта, — я часто задышала от испуга, обмахиваясь листами практики. — Откуда узнала про базу? Списки только что вывесили. Туда не пробиться.

— Ой, прости, — крепко обняла меня подруга, а потом потащила за собой на третий этаж. — Я куратора встретила, он и сказал. Как сегодня спалось? Не снились кошмары?

Я отвела взгляд, притворившись, что высматриваю преподавателя, который должен расписаться в листе практики.

— Н-нет, спала как младенец, не беспокойся.

— Ну вот, — расплылась в улыбке Марина, — я же говорила, все будет отлично. Мы с ребятами в пять собираемся. Ты с нами?

«Лишь бы не домой», — проскользнула мысль.

— Приду. А повод?

— Вот те раз, — протянула Маринка. — Сегодня же у Оли день варенья, ты что, забыла?

Она покрутилась перед зеркалом, поправляя поясок на голубом платье в белый горошек.

— Точно, — заморгала я. — Пятнадцатое число. Эх… Ты такая нарядная, а я даже не вспомнила о празднике. Мне бы переодеться. И надо же подарок купить!

— Нормальный у тебя вид! — отмахнулась подруга и двумя пальцами подняла мой подбородок, осматривая лицо. — Немного макияжа и все ок. Так говоришь, будто в халате идешь. А подарок… Давай пройдемся до ювелирки? Скинемся и купим серебряный браслетик.

— Что ж, можно, — кивнула я. — Зачет получим и сходим. Ты сдала уже?

— Сдала, — скривилась Маринка. — Башка совсем не варит, все кое-как. Послезавтра археология, а я пропустила последнюю пару. Как думаешь, минует ли Среднегостовская культура?

— Я тоже на это надеюсь, — разобрал меня нервный смех. — Борис Глебович точно припомнит про ведьм.

— Пускай наколдуют нам пятерки, — прошептала Маринка в ухо, выглянула в рекреацию и схватила меня за руку. — Все, пошли, там зачетки раздают. У нас дел выше крыши.

К четырем вечера мы подошли к ювелирному салону, который находился по соседству с Олиным домом. На улице стояла приятная, теплая погода, в легкие потоки ветра вплетался майский аромат, напитанный цветением яблонь, черемух, свежестью молодых трав. Солнце отбрасывало медные отблески на окна, витрины и машины. Жаль, что эту медь нельзя убрать в шкатулку…

Наш выбор упал на тоненький изящный браслет, к которому крепились крошечные звездочки-подвески с сапфирами. Пока Марина присматривала упаковку для подарка, я прошлась по отделу, изучая витрины, и вдруг ощутила на себе пристальный взгляд. Помимо нас в зале находились влюбленные, которые были увлечены обручальными кольцами, и невысокая стройная женщина в темно-синем кардигане с золотыми пуговицами. С ней мы, будто бы, встречались ранее, но где? Я призадумалась и вспомнила. Это она неприлично долго разглядывала меня в автобусе. Кровь отхлынула от лица. Что ей нужно?

— Мы знакомы? — осмелившись, спросила я. Женщина растерянно кивнула и подошла ближе на пару шагов. Она выглядела молодо, только сеточка морщин в уголках уставших глаз и седина у корней волос выдавали реальный возраст. Стильный покрой кардигана подчеркивал точеную фигуру, а макияж, выполненный умелой рукой, выравнивал небольшую асимметрию лица.

Подруга отвлеклась от покупки и навострила уши, прислушиваясь к разговору.

— Ланская Светлана Леонидовна… Она ваша мать? — хриплым, неожиданно низким голосом спросила незнакомка.

Я замерла в одной позе и часто заморгала, слова застряли в горле. Защипало в носу. Как объяснить, чтобы не расплакаться?

— Да, — выдавила я, наконец. — Все так. Вы ее знали?

— Конечно, — грустно улыбнулась женщина. — Меня зовут Дарья Степановна, я работала с вашей мамой. Но, главное не это, — задумалась она. — Четырнадцать лет назад Светлана просила об одной услуге. Да… Она словно предчувствовала беду… Я ждала, когда вы станете взрослой, чтобы понять причину ее поступка. Я наблюдала за вами, Нелли, и не решалась заговорить, сомневалась, что вы готовы узнать правду. Но вы же… готовы, верно? Сможем ли мы увидеться через день, в десять утра? Можно было бы и завтра, но есть важное дело, которое я должна срочно завершить.

— Да, я хотела бы узнать о маме… Когда она пропала, ни я, ни отец не знали, где ее искать… — раскрасневшись от волнения, выпалила я с жаром.

— Тогда запишите, как меня найти.

Я разблокировала смартфон, открыла заметки и сохранила адрес.

Когда мы с Маринкой направились к выходу, Дарья Степановна окликнула меня:

— Нелли!

Я обернулась на пороге.

— Мать очень любила вас. А тот, кто любит, не пропадает без вести.

— Чего это она? — шепнула Марина. — Знаешь ее?

— Позже расскажу, — пообещала я. — Когда схожу к ней и все узнаю. Сейчас я не до конца все понимаю. Вдруг это розыгрыш?

— Хорошо. Пойдем к Оле, там ждут только нас. Все уже собрались.

Встреча с друзьями избавила на несколько часов от тревожных мыслей, включая ту, что я все равно вернусь домой. Эта обманчивая безмятежность продлилась до звонка в дверь. Я не сразу поняла, кому принадлежит тихий голос в прихожей. Алкоголь искажал звуки и цвета. Но, когда я столкнулась взглядом с Марком, то словно погрузилась в холодное озеро и ощутила, как в голове просветлело.

— Добрый вечер, — обратился он к Ольге и гостям, переминаясь с ноги на ногу и непрерывно пялясь в мою сторону. — Тёма, на пару слов.

Артем отодвинул в сторону бокал и, пошатываясь, подошел к брату. Я с интересом выглянула в прихожую, перегнувшись через край дивана. Марк говорил очень тихо, я предположила, что он уговаривает Артема ехать домой. Нахмуренные брови и резкая жестикуляция говорили о его недовольстве. Маринка толкнула меня локтем, и я обернулась.

— Ты чего? — спросила она.

— Да, так, — отмахнулась я. — Что у них там?

— Не обращай внимания, — подливая в мой бокал вино, сказала Марина. — Это я написала Марку сообщение. Тёме пора домой, ему нельзя налегать на спиртное, врач запрещает. Мы же не хотим испортить Оле праздник?

— Слушай, — шепнула я, косясь на прихожую, — хватит шифроваться. Я догадалась, что вы встречаетесь.

Марина вскинула изумленные глаза и вмиг протрезвела.

— Неправда, мы всего лишь друзья.

— У тебя взгляд меняется, когда говоришь о нем.

— И… Что ты об этом думаешь? — губы Маринки дрогнули, щеки заметно порозовели, она отвернулась, делая вид, что разглядывает картину на стене. — Осуждаешь, да?

— О чем шепчемся, а? — подсела к нам Оля и по очереди коснулась своим бокалом наших. Раздался хрустальный звон.

— Маринка, нас рассекретили, — рассмеялась я. — Мы шептались о Теме. Сейчас грозный брат заберет его домой, и бедняга останется без торта.

— Непорядок, — кивнула Ольга и вышла в прихожую. Черт дернул за язык. Подруга о чем-то быстро договорилась с Марком, и вскоре они вместе очутились в гостиной.

— Значит так, мальчики, — обратилась Оля к друзьям Сережи, которые оживленно играли в мафию и распивали на четверых бутылку коньяка. — Бар на сегодня закрывается. Будем пить чай.

Марк не растерял уверенности в большой компании. Он еще раз подошел к имениннице и с улыбкой вручил ей роскошную брошь с аметистовым лотосом. Сиреневые лепестки великолепно подошли к Олиному воздушному платью изумрудного цвета и подчеркнули красоту ее глаз. Надо же. Марк умеет искренне улыбаться.

Оля смутилась, ее пухлые щечки вспыхнули. Она поблагодарила за поздравление и убежала в кухню, ставить чайник. Я хотела встать и помочь ей, но, приподнявшись, поняла, что протрезвела лишь голова, но не тело. Марк присел рядом и вальяжно откинулся на спинку дивана. От его пиджака слабо повеяло дорогим парфюмом. Я с удивлением отметила, что меня не тяготит его присутствие, он словно смирился с тем, что оказался неправ. Хорошо. Это к лучшему.

Сережа принес чайник и разлил кипяток по кружкам. Я опустила в воду пакетик зеленого чая.

— Сейчас вернусь, — шепнула я Марине и, изо всех сил стараясь сохранить равновесие, вышла из-за стола.

Вернувшись, я с недоумением наклонилась над кружкой.

— Марин, что за фигня? Почему в моей кружке черная бурда? Разыграть решили? Сознавайтесь. А-а, кофе подсыпали, — покачнувшись, плюхнулась я на диван.

— Нелька, не буянь, — шутливо погрозила пальцем подруга. — Я только что пакетик вытащила. Пей свою зеленую гадость.

Марк напрягся и, вытянув шею, с интересом заглянул через мое плечо в кружку.

Я сглотнула, отгоняя приступ внезапной тошноты, и отпрянула от стола, но вовремя осеклась, чтобы избежать подозрений.

— В глазах потемнело. Действительно, чай, — не теряя самообладания, ответила я и присмотрелась к ужасной черной жиже, в которой, ко всему прочему, всплыла речная букашка.

— Так пей, если чай, — хмыкнула полупьяная Маринка. — И торт ешь. Вкуснотища, Оля сама стряпала.

Я оглянулась на Марка. Он терпеливо ждал, как я поступлю дальше. Комната кружилась, во рту пересохло.

Он коснулся моей руки и хмуро усмехнулся.

— Что, совсем плохо? Давай подвезу до дома?

Я с недоверием покосилась на Марка.

— Благодарю, я сама. На свежем воздухе полегчает.

Маринка придвинула к себе мою порцию чая и выдала:

— Тогда я за тебя чай выпью, нечего добру пропадать.

Я подошла к Оле, поблагодарила ее за угощение и поспешила выйти на свежий воздух.

На улице меня стошнило. Голова кружилась так, что я боялась сделать шаг, всюду чудилась черная вода. Она затапливала двор, колыхалась в лужах, хлюпала на зеленом газоне. Сознаться во всем Марку? А если он нарочно сбивает с толку? Все злоключения начались после встречи с ним. Или, может быть, виновата я сама? В том, что я и есть зло, я и есть ведьма…

В эту ночь у меня пропал сон. Свет от месяца серебрился сквозь полупрозрачные крылья штор, оставляя на полу узкие бледные полоски. Это сияние раздражало меня. Или я боялась уснуть. Сон перетекал в реальность и обратно. Я села у окна и смотрела, как ветер кружит лепестки отцветающих яблонь. Когда соседний дом залили розовые лучи рассвета, я улеглась в кровать и отключилась до позднего вечера.

Половина десятого утра, пустой, расхлябанный автобус, в мыслях туман, ничего не разобрать. К левому виску крадется ноющая, изматывающая боль, она медленно нарастает, становясь невыносимой. Я снимаю наушники, и ритмичная музыка сменяется монотонным гулом мотора. Моросит дождик, и вода растекается по пыльному стеклу сетью прозрачных капилляров. Мысленно окрашиваю эти дорожки в черный цвет. Зачем?

О чем хотела рассказать Дарья Степановна? Почему не поговорила с папой, пока он был жив? Да, вопросов больше, чем ответов на них.

Я постучала в дверь, обитую бордовым дерматином, единственную на площадке без номера. За ней раздался топот ног, шорох, и на пороге появилась молодая девушка в махровом халате горчичного цвета. Ее глаза и щеки покраснели от слез.

— Вам кого? — надтреснутым голосом спросила она, теребя в руках пояс от халата.

— А… Дарья Степановна здесь живет? — вопросом на вопрос ответила я, испытывая чрезвычайную неловкость от того, что пришла в неподходящее время.

— Жила, — всхлипнула девушка и провела ладонью по лицу, вытирая выступившие слезы. — Убили маму.

— Как убили? — я заморгала, пол под ногами дрогнул.

— Возвращалась домой поздним вечером, а ее… ножом в спину… — дочь Дарьи Степановны разрыдалась. — Сначала маму увезли в больницу, я приехала тут же. Сделали операцию. Она на пару минут пришла в сознание, а потом умерла. А вы… Нелли?

— Да. Дарья Степановна рассказывала обо мне?

— Она просила передать вам кое-что. Я сейчас принесу, подождите.

Через минуту девушка вернулась, держа на ладони небольшую картонную коробочку. Я не знала, что в ней, но догадывалась. От резкого прилива сил закружилась голова. Неужели Дарья Степановна знала о моем секрете? Откуда? От мамы?

— Вот… Я положила сюда записку. Писала со слов мамы, но, думаю, она просто бредила перед смертью. Не берите в голову. Мама и при жизни была чудной. Она хотела сказать что-то еще, но… не успела.

— Примите мои соболезнования… — я спрятала глаза, ощутив, как становится не по себе от чужого горя. — Спасибо, что помогли.

— Не за что, — тяжело вздохнула она в ответ. — Я всего лишь выполнила мамину последнюю волю. До свидания, Нелли.

Дверь захлопнулась, а я открыла коробку и нашла записку, лежащую поверх бархатного мешочка. Крупными печатными буквами в ней было сказано следующее:

«Старая ведьма готовит медный обряд. Берегись черных часов».

Обратная дорога заняла уйму времени: впереди произошла авария, и машины застряли в пробке. Подходила моя очередь сдавать экзамен, в аське мигало тридцать непрочитанных от Маринки, а надежда на то, что я успею к назначенному часу, гасла на каждом красном светофоре.

Я начала нервничать и, чтобы как-то отвлечься, открыла коробку и вынула из нее бархатный мешочек. В нем лежали карманные часы на цепочке, выполненные из меди. Крышку украшали искусно вырезанные завитки, которые сплетались в цветочный узор. Чувствовалась рука талантливого мастера. Под крышкой скрывался белый циферблат с черными римскими цифрами. На торцевой поверхности корпуса часов выпячивалось колесико, предназначенное для их заведения. Я попыталась его покрутить, но часовой механизм не сработал, стрелки так и остались на месте.

От остановки я бросилась к институту. В мыслях мелькали слова, сказанные Дарьей Степановной перед смертью. Я бы сочла эту записку бредом, если бы не заикнулась о ведьмах у черных вод, если бы не собирала всю жизнь медную коллекцию, если бы Марк не увидел в шкатулке ничего странного. Все пути ведут во тьму. Но откуда взялись, черт возьми, ведьмы в двадцать первом веке, и чего они хотят? Украсть медь, накопленную за эти годы? Сколько угодно. Пускай идут к Марку, забирают шкатулку и делают хоть тысячи обрядов. Берегись черных часов…

Стоп.

А не про эти ли часы упомянула Дарья Степановна? Ну, нет. Вряд ли бы она их передала, будь оно так. Побеспокоиться лучше о другом: какие доводы я приведу перед профессором, когда самым позорным образом опоздаю на экзамен.

Глава 5

В холле института часы показывали половину первого, и я не надеялась, что застану Бориса Глебовича в кабинете. Задребезжал звонок, в коридорах смолкли шумные голоса: началась третья пара. Я торопливо провела пальцем по строчкам расписания и, минуя сурового вахтера — Зинаиду Павловну, грозу опоздавших студентов, юркнула в правую рекреацию. Здесь находилась лестница, которая вела наверх. На площадке между первым и вторым этажом я столкнулась лицом к лицу с Борисом Глебовичем, тут же вспыхнула от стыда и вжалась в стену. Профессор укоризненно взглянул на меня и направился вниз. Он держался за перила и спускался боком, с трудом переставляя ногу на следующую ступеньку. Морщинистая рука подрагивала на перилах. Я не посмела предложить свою помощь, переживая, что ненароком задену гордость профессора. Куда там! Я вообще не могла ни заговорить, ни шевельнуться, пока Борис Глебович сам не обратился ко мне, одолев лестницу:

— Так и будете стоять? На экзамен вы не явились. Ступайте к ректору, пишите заявление на пересдачу в сентябре.

— Борис Глебович… простите, — краснея до самых ушей и с трудом подбирая нужные слова, ответила я. От волнения ноги тряслись и спотыкались на ступеньках. — Я готова к экзамену. Просто ездила по одному делу и нечаянно задержалась. Не ставьте, пожалуйста, неявку, — я прикусила губу и опустила голову, чтобы спрятать выступившие слезы.

— М-да, — вздохнул профессор, вытирая платком лоб. — Ну и дела. Все, все. Отставить слезы. Пойдемте в аудиторию. Я надеюсь, у вас хватило времени, чтобы повторить материал?

Я поспешно вытерла щеки и с готовностью закивала.

— Присаживайтесь, — он положил ключи на трибуну и указал на первую парту. — Сейчас разложу билеты. Нелли, имейте в виду, я первый и последний раз делаю для вас исключение.

Борис Глебович приоткрыл окно, повесил пиджак на спинку стула, поправил галстук на рубашке в мелкую синюю клетку и подготовил экзаменационный стол. В душное помещение ворвался ароматный майский ветер. Профессор украдкой взглянул в мою сторону, и лицо у него подобрело.

Я подошла к столу, вытянула билет из середины и пробежалась глазами по списку вопросов. Волнение в один миг испарилось и сменилось радостью. Выпала знакомая тема, в свободное время я изучала ее дополнительно.

— Борис Глебович, можно сразу ответить?

— Если уверены, то, конечно, — профессор развел руками, надел очки и опустился в кресло напротив.

— Первый вопрос билета — «Древняя Русь в тринадцатом веке». Киевская Русь возникла в результате объединения восточнославянских племен под властью князей династии Рюриковичей… — бойко начала я.

Профессор слушал мой рассказ с интересом, и я с удовольствием отмечала про себя, что он больше не сердится из-за опоздания. Когда я ответила на все вопросы, Борис Глебович с одобрением кивнул, расписался в ведомости и сказал:

— Превосходно. Заметно, что вы с особой ответственностью отнеслись к подготовке. Но будьте добры, успевайте на другие контрольные точки. Давайте зачетку.

Я открыла сумку, силясь вспомнить, брала ли зачетку с собой. К счастью, она нашлась в подкладе на самом дне. Когда я выходила из автобуса, то не убрала часы в мешочек, теперь пришлось их доставать, чтобы распутать длинную цепочку, которая зацепилась за вещи.

— Любопытно, — прогремел голос Бориса Глебовича. — Разрешите-ка взглянуть.

Я оглянулась на него, пытаясь понять, о чем он говорит, и заметила, что профессор не сводит прищуренных глаз с часов. Я протянула их Борису Глебовичу. Он осторожно положил часы на ладонь, посмотрел на них через очки-лекторы, сдвинутые на кончик носа, извлек из нагрудного кармана лупу и принялся разглядывать резьбу на крышке. Потом профессор щелкнул механизмом, раскрыл часы и покрутил колесо заведения.

— Еще минутку, — озадаченно почесал затылок Борис Глебович и отошел к окну, изучая циферблат под разными углами.

— Мне передали часы сегодня. Они… какие-то особенные, да?

Сердце ухнуло в пропасть, а к горлу опять подкатил ком. Тревожные мысли, странные сны и видения сплетались воедино, отражаясь в блестящей крышке медных часов. Я сгорала в рыжем огне.

— Их непросто забыть, — покачал профессор головой и вернул мне часы. — Но… есть одна странность. Вы не меняли циферблат?

— Нет. А в чем дело?

Борис Глебович сделал несколько шагов до шкафа и обратно, словно решая, стоит ли продолжать разговор, но вскоре тень колебаний пропала с его лица. Он подошел к столу, сел в кресло и объяснил:

— Когда-то я держал в руках подобную вещь. Это было очень давно. А про циферблат спросил не просто так. Дело в том, что у тех часов, которые мне встречались, он был черного цвета, а цифры на нем — желтого. А вот корпус… Узор оригинален, принадлежит одному и тому же мастеру или… роду мастеров. Тот же круг с цветочным орнаментом, а в нем изображен символ времени. Вот здесь, видите? — профессор показал на тонкую вертикальную молнию. — Не думал, что встречу эту символику вновь.

— Странно. Может быть, это современная копия? Просто сувенир без часового механизма. Я не смогла их завести.

— Сомневаюсь, что подделка, — нахмурился Борис Глебович. Я заметила, что он недоверчиво поглядывает на меня. Как же это знакомо…

— Откуда они у вас? — спросил он.

— Их передала женщина, которая назвалась маминой коллегой по работе. Я не слышала о ней раньше, и к папе она не приходила. А тут… Дарья встретилась со мной, пригласила в гости. Обещала рассказать, что произошло с мамой, куда она пропала… — тут я не выдержала, остановилась и сжала зубы. Я не знала, как спрятать боль. Она все время вырывалась наружу.

— Да, я слышал про вашу маму, — профессор вздохнул и нерешительно опустил ладонь на мое дрогнувшее плечо. — Громкая история. В то время вам сопереживал весь город. А что за коллега? Я бы хотел переговорить с ней. Поймите меня правильно. Профессор наклонился над столом и прошептал: — Эти часы могут быть опасны.

— Мне бы тоже хотелось встретиться с ней, — отчаянным шепотом ответила я. — Но вчера ночью ее убили.

В глазах моего собеседника промелькнул ужас. Он оглянулся на дверь и сказал:

— Я расскажу историю, которая случилась почти двадцать лет назад. Не хочу пугать, но нельзя, чтобы вы оставались в неведении. Коли уж заикнулся о часах, то должен объяснить, почему нахожу их опасными, верно?

Я кивнула и поспешила успокоить профессора:

— В моей жизни происходило слишком много странностей. Я все понимаю. Весь разговор останется между нами.

— Что ж, превосходно, — Борис Глебович зашелся тяжелым кашлем, а потом продолжил. — Я получил докторскую степень двадцать лет назад. Тогда же поступило предложение поработать в вологодском университете. А до этой поры я числился в составе крупной археологической группы. Путешествовал по миру, участвовал в международных исследованиях, писал научные труды. Наша команда была дружной и сплоченной, ее состав почти не менялся. Мы прошли огонь и воду, пески и тундру. Участвовали в самых известных экспедициях. Было много всего интересного, вы же знаете, археология в те времена развивалась семимильными шагами. На каждом участке море работы. Мы и не заметили в этой вечной круговерти, как подкралась старость. А силы-то стали не те. Вот и задумались о новой работе. На пенсию никто не собирался, мы не привыкли к покою и одиночеству. Меня, как я уже сказал, пригласили на кафедру, некоторые соратники ушли с головой в научную деятельность, а мой лучший друг Олег Соловьев, занялся созданием антикварной коллекции.

Как-то раз он собрался в Златоуст за набором стальных ножей со штихельной резьбой, и попросил, чтобы я присмотрел денек другой за квартирой. Олег буквально светился от счастья, когда уезжал, хвалился передо мной новым экспонатом: старинными часами, которые один в один напоминали ваш экземпляр. Но, — поднял палец профессор, — за медной крышкой корпуса скрывался черный циферблат с ярко-желтыми цифрами.

— Зачем тебе они? — спросил я Олега. — Ты же не собирал часы!

— Неправда, мой профиль — резьба по металлу. Только взгляни на это чудо! Безукоризненный рисунок! Ручная работа, — парировал он. — Выкупил у одной дамы. Часы ей достались от отца, потомственного белого офицера.

— Согласен, гравировка уникальна, — признал я. — А что с механизмом?

— Не подлежат ремонту, — опустил голову Олежка. — Я обратился к мастеру, он крутил и так и сяк, бесполезно. Не страшно. Хозяйка предупреждала, что часы не завести.

— Главное, что ты доволен, — подытожил я. — Поздравляю с новым приобретением. А за музей не беспокойся, пригляжу. Хорошей тебе дороги.

Ночью я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. В чужом доме тяжело засыпаю. Только задремал — слышу тихий всплеск. Ну, думаю, кран плохо закрыл. Поплелся в ванную, но когда проходил мимо комнаты-музея, замер, что околдованный. На полу будто раскинулся маленький пруд. Я присмотрелся. На воде заискрился свет от уличного фонаря, побежала мелкая рябь и снова негромко плеснуло. В нос ударил резкий болотный запах, с примесью гнили и травы. «Ну, все, — испугался я, — затопило дом». Я включил свет, и пруд бесследно исчез. Прошелся, осмотрел комнату еще раз. Надо же такому привидеться!

Потом случайно взглянул на часы. Они по-прежнему лежали под стеклом, как и вчера, но что-то с ними было не так. Я подошел ближе и увидел, что бумага под корпусом стала влажной, а в цепочке запуталась речная водоросль. У меня пропал дар речи. Я слышал о проклятых артефактах, но никогда не верил коллегам, которые рассказывали о них. Считал, что они сочиняют страшные сказки. И вот она, сказка, прямо передо мной…

Когда я проснулся, то так и не понял: был ли это сон или же все происходило наяву. Водоросль с цепочки исчезла, а бумага под часами разгладилась, никаких следов воды или пятен. Но тревога осталась.

В полдень друг вернулся, и я не удержался, выложил перед уходом свои опасения. Соловьев только рассмеялся в ответ. Боюсь предположить, что он подумал обо мне в тот день. Мы, археологи, вынуждены быть скептиками. Можно свихнуться, если верить, что находки обладают большим, чем просто историей.

Прошел месяц, и я утвердился в мысли, что увидел скверный сон, но однажды поздним вечером позвонил Олег:

— Помнишь, Борис, ты говорил о неких странностях в моем доме? — взбудораженно начал он. — Ты оказался прав. Что-то здесь неладно. То всплески воды, то ветер, то дождь с потолка, то жуткая вонища из музея, то тиканье часов. Соседи крутят около виска. Я прибегал к ним ночью, думал, что меня топят. Но дело не в утечке! Я тоже видел озеро в комнате. Жуть. А потом оно внезапно исчезло, стоило включить свет. Как такое возможно? Одинаковые сны? Или мы одинаково рехнулись?

— Ты меня разыгрываешь? — осерчал я на товарища.

— Вовсе нет. Как будет время, зайди ко мне, попробуем вместе разобраться.

— Хорошо, зайду. Но если узнаю, что это была шутка…

— Ты знаешь, шутить я не мастак, — перебил Олег. — Обещай, что сегодня-завтра заскочишь. Ты что-то говорил о часах, так вот, я считаю, что на них не простая гравировка. Это символы. Надо бы их расшифровать.

— Понял, — ответил я. — Приду, как вырвусь с работы.

А время выпало сессионное. Каждый день был расписан — зачеты, экзамены, семинары. К Олежке поехал через неделю. Вижу — квартира открыта, родственников полный дом. Говорят, руки наложил на себя Соловьев, повесился.

Борис Глебович помолчал, опустив голову.

— Я не верил, что Олег решился на это сам. Он так любил жизнь, у него имелось столько планов, проектов… Я не сомневался: его погубили те самые проклятые часы.

Несколькими днями позже позвонил брат Олега, который тоже увлекался коллекционированием. Он попросил помощи в разборе экспонатов. И когда я листал учетный журнал, то не нашел ни одного упоминания о медных часах, они бесследно пропали из квартиры. Хотел разыскать женщину, которая принесла их, но о ней никто не слышал. Я силился вспомнить ту гравировку. Безуспешно. Однажды она приснилась. Я сразу же зарисовал кольцо из цветов и молнию в центре. О цветах не говорилось в словарях, а молния — это славянская руна, древняя мера одного мига. Ее называли и руной победы. Полное значение рисунка я не разгадал, возможно, это родовая печать. Тогда в нее вложены смыслы, которые нигде не описаны.

Я решил не возвращаться к прошлому. У меня получалось до тех пор, пока не увидел у вас часы, почти такие же, как были у Олега. И про ведьм у черных вод было сказано неспроста, так? Вы точно в порядке и не нуждаетесь в помощи? — профессор выжидательно взглянул на меня.

Я призадумалась. История Бориса Глебовича вызвала бурный отклик. Кажется, я догадывалась, что произошло с Олегом. То же самое могло случиться со мной. Берегись медной ведьмы… Она вновь начала охоту. Я — ее жертва.

— Да. Мне знакомы черные воды, — сказала я и облизнула пересохшие губы. Вновь затошнило. Некстати вспомнилась мерзкая жижа в кружке. — Вижу их с детства. Сначала они снились, теперь… появляются в любой момент. Я считаю, что дело не в часах, а в материале, из которого они сделаны.

— Вы про медь? — удивился Борис Глебович. — Что в ней такого?

— Думаю, мне придется начать издалека, чтобы все объяснить, — покачала я головой.

Профессор перевел взгляд на часы и сказал:

— Я бы хотел послушать, если вы располагаете временем.

Я не боялась раскрыть карты. Страшнее — копить тайны в себе, страшнее — ждать, когда погрязнешь во мраке. Пока все складывается наилучшим образом, пока твою правду принимают — следует действовать. Собравшись с духом, я начала:

— Я почти не помню детство до пятилетнего возраста…

Мой рассказ оказался длиннее, чем у профессора и занял около часа. Он не торопил меня, ему была важна каждая деталь. Когда я закончила, Борис Глебович в десятый раз снял очки, еще раз тщательно их протер и спросил:

— Как я понял, часы все это время находились у Дарьи Степановны?

— Именно так.

— Удивительно. Если допустить, что они из коллекции Олега, то возникает вопрос, почему коллега вашей мамы прожила столько лет?

— А что, если существуют другие часы? Дарья Степановна не отдала бы то, что убьет меня. Тогда бы она не писала записку с предупреждением.

— Надо подумать. Скажу одно, вы убедили меня в том, что существует особый вид меди. И она притягивает вас, как я понял. Одних губит, других питает… Странное дело. Что же произойдет, если вы лишитесь ее?

Я побледнела и хрустнула пальцами. В словах Бориса Глебовича не было ничего обидного, но меня захлестнуло чувство вины. Отчего?

— Это уже произошло. Я ходила к одному человеку по совету подруги. Он намекнул, что я владею медной магией. Якобы она передалась по наследству. Возможно, — глубоко вдохнула я, — так и есть. Но Марк так странно себя вел… Словно испытывал неприязнь или страх. Когда мы прощались, он сказал, что я вернусь, и мы поговорим иначе. Звучало, как угроза. А я была уверена, что не питаюсь медной энергией. Оставила шкатулку у него. И в этот же день появились видения с черной водой. Совпадение? Не знаю. Но возвращаться за шкатулкой страшно. И…я так хотела стать археологом. Если признаю зависимость от меди, то откажусь от мечты.

— Значит так, — строго сверкнул глазами профессор, — не бегите впереди паровоза. Безвыходных ситуаций не бывает. Есть проблема, значит, есть решение. Вы говорили о человеке с окраины города? Слышал о нем, знакомые обращались. Причем, остались в восторге от приема. Но это чужое мнение. Прислушайтесь к себе. Если чувствуете подвох, то лучше не возвращайтесь. Поймите, ваша шкатулка — следствие, а не причина. Будем разбираться. Я помогу вам, не беспокойтесь. А пока ступайте домой, сегодня вам ничего не угрожает.

— А как же черная вода и видения?

— Я уверен, что они исчезнут на какое-то время. У вас есть часы. Носите их с собой. Кроме того, отвлекитесь от страха, он быстро истощает. Общайтесь с друзьями, читайте, смотрите фильмы. Тогда для черной воды не останется места. А я подключу нужных людей и соберу информацию по нашей теме.

— Я постараюсь. И все же… Какова вероятность, что Дарью Степановну убили из-за часов?

— Я склоняюсь к тому, что это роковая случайность. Вы ничего не измените, Нелли. Но я отчего-то уверен, — хитро прищурился Борис Глебович и подмигнул мне, — что на этот раз мы узнаем правду.

Глава 6

Я зашла в квартиру, прижимая к себе коробку с медными часами, и с тревогой уставилась в темноту прихожей. Показалось, что вот-вот я снова потеряю связь с реальностью. Вдруг для черной воды нет препятствий? Вдруг я — это вообще не я?

Я толкнула дверь и нерешительно шагнула в кухню. Стол расчертили рыжие лучи солнца, которые просочились сквозь узорчатую штору. С улицы донесся детский гомон. Чудесный спокойный вечер. Переживания улетучились. Но, все равно, я чуть не задохнулась от страха, когда протягивала руку к раковине.

Капли воды на ладони были прозрачными, они не сулили дурных видений. Я выдохнула, повернула вентиль и отскочила в сторону, сильно зажмурив глаза. За веками будто вспыхнули красные лампочки. Но вода журчала спокойно, размеренно, и я приоткрыла один глаз. При виде чистого потока душа наполнилась счастьем. Я облегченно рассмеялась. У меня появилось чувство, что с медными часами в дом заглянула мама, чтобы защитить дочку ото всех бед. Кто любит, не пропадает без вести.

Я засыпала с твердой уверенностью, что черные воды не ворвутся во сны. Все рассказы и слухи о меди, ведьмах, черных часах казались нелепыми сказками. Я грезила о предстоящих раскопках в Херсонесском заповеднике, ночных посиделках у жаркого костра, чудных историях о загадочных находках на юго-западном побережье Крыма и о подводных археологах, что подняли со дна моря артефакты Средневековья. С самого первого курса я с замиранием сердца ждала практики на археологической базе. Не задумывалась, почему выбрала именно этот путь. Для меня он был единственным. Но если бы не поддержка Бориса Глебовича… Марк перебил бы непрошеным советом ту невидимую артерию, благодаря которой во мне искрилась жизнь. Подумать только: я бы сдалась и не попыталась бы во всем разобраться.

Когда в конце мая мы закрыли сессию и шумно обсуждали, как нам отметить это событие, нашу компанию остановил Борис Глебович:

— Здравствуйте, молодые люди. Я ненадолго отвлеку вашу подругу. Нелли, будьте добры, загляните ко мне.

Профессор ссутулился и, шаркая подошвами по полу, двинулся в аудиторию, ту самую, где мы беседовали в прошлый раз. Немного погодя, я пошла за ним.

— Чего это он? — шепнул Сережа, провожая Бориса Глебовича подозрительным взглядом. — Сдали же все.

— Не знаю. Скоро вернусь, — отмахнулась я. — Идите без меня, я догоню.

Друзья подошли к окну и уселись на скамейку, сбросив сумки на подоконник.

— Нель, мы тут подождем, — крикнула вслед Маринка.

Я вошла в кабинет и нерешительно замерла у кафедры. Борис Глебович, заметив мое смущение, показал взглядом на стул и вытянул ворох бумаг из портфеля. Его лицо было серьезным и задумчивым, я догадалась, что он добыл важные сведения.

— Ну что, Нелли. Я побеседовал с друзьями из уголовного розыска. За прошедшую неделю мы изучили протоколы и показания свидетелей. Оказывается, тело моего товарища нашла домработница, которая приходила раз в неделю помогать по хозяйству. Так вот, она отмечает, что в руках у Олега были часы!

— Те самые?! — изумленно воскликнула я.

— По описанию они, — кивнул Борис Глебович и нахмурился.

— Но ведь их не нашли!

— Так и было. Специалисты решили, что у женщины случились галлюцинации. Шоковая реакция. И родственники утверждали, что никаких часов у Олега не было. В учетной книге тоже ни одного упоминания. Я вам говорил об этом.

— Но кто-то же их взял! Не пропали же они бесследно!

— Само собой. Прочтите-ка, — профессор положил передо мной лист бумаги, исписанный кривым, но вполне разборчивым почерком. Скорее всего, копия протокола.

Я опустила взгляд на текст и зачитала его вслух, изредка сбиваясь на сложных терминах:

— На левой половине спины, в 125 см от подошвенной поверхности стоп рана неправильной веретенообразной формы… Длинник раны ориентирован на 3 и 9 условного циферблата часов… Это про Дарью Степановну, да?

— Дальше можете не читать, самое важное в этих словах.

— Она же была в сознании, когда ее привезли в больницу. Неужели не назвала убийцу?

— Не назвала. Ее доставили в реанимацию, сделали операцию. Состояние было критичным. В протоколе говорится, что пострадавшая вообще не приходила в сознание. Видимо, она очнулась, когда рядом находилась дочь, перед самой смертью. Но это еще не все. Вы были правы, когда сказали, что Дарью Степановну убили из-за часов. В этом есть логика и закономерность. Дело в том, что свидетель, который обнаружил раненую, тоже упомянул о часах на цепочке. С его слов они лежали у женщины на груди.

— А потом часы исчезли, и свидетеля сочли сумасшедшим, — закончила я за Бориса Глебовича.

— Все так и было.

— Бог ты мой! Тайны только множатся. Ни конца им, ни края.

Я закрыла лицо руками. Выходит, жертвы появились не просто так. Дарья Степановна все это время знала, что мне угрожает опасность. Знала и молчала. И как жить дальше? Что если медная энергия в часах иссякнет? Рано обрадовалась. Это не выздоровление, а короткая ремиссия. Затишье перед бурей. Назови как угодно, смысл не изменится. Я не сказала о своих опасениях профессору. Не хотела ему досаждать.

— Я сделал запрос в архивы. Возможно, что-то отыщется по ключевым словам. Но без вашего участия я вряд ли разберусь. Вы лучше поймете, что относится к вашей семье, а что нет. Через пять дней я выезжаю на практику в Казань куратором группы. Понимаю, вы настроились ехать в Херсонес, но что, если бы я договорился о смене вашей базы? Тогда бы мы изучили материалы в короткие сроки. Как вам такое предложение?

— У меня есть время подумать?

— Подумайте. Но не затягивайте с ответом. Забыл спросить, прекратились ли кошмары?

— К счастью да.

— Славно. Но не теряйте бдительности. Как видите, с часами шутки плохи. Вдруг начнется охота за вторым экземпляром? Все очевидно — если одни часы обнаружили на груди Дарьи Степановны, то вторые хранились у нее дома. Никто не менял циферблат. Просто существуют черные и белые часы.

— Марк… — задумчиво произнесла я и щелкнула пальцами. — Он как-то сразу понял про медь. Сразу догадался, что во мне есть магия. Но в записке говорится про старую ведьму. Вдруг Марк ей помогает?

— Все возможно, — опустил глаза Борис Глебович. — Я спросил про него у знакомых. В сентябре прошлого года у них тяжело заболел ребенок. Не знаю, чудеса или счастливая случайность, но теперь мальчик совершенно здоров.

— Понятно, — я поднялась со стула и прошлась по аудитории, вспоминая неприятную встречу в мельчайших деталях. — Лучше затаиться. Но, если он ищет вторые часы, то почему ничего не предпринимает?

— Будьте осмотрительнее, Нелли. Не доверяйте никому. Опасность подстерегает повсюду, — забеспокоился Борис Глебович. — Если Марк как-то проявит себя, дайте знать. Найдем на него управу.

— Спасибо, что помогаете мне, — поблагодарила я профессора. — Только… я переживаю за часы. Наверное, их опасно носить с собой. Эту медь можно почувствовать. На такое и Марк способен.

— Как же я не подумал, — глухо произнес он. — Простите. Я чуть вас не подвел. Уберите часы в надежное место. Думаю, этого достаточно, чтобы силы не иссякли.

— Не иссякнут, — уверенно сказала я, чтобы не расстраивать Бориса Глебовича. И улыбнулась онемевшими губами.

— Нелька, ну чего так долго? — подхватила меня под руку Маринка, как только я вышла из кабинета. — Мы ждали тебя, ждали. Потом ребята пошли в магазин. Давай скорее, у нас свое задание.

— Марин, извини, — замялась я. Мысли роились, слипались в снежный ком. — Я не пойду.

— Не поняла. Что за дела? Профессор что ли напряг? — спросила подруга, недоуменно приподняв одну бровь.

— Нет. Мы практику обсуждали. Борис Глебович здесь ни при чем. Просто… приболела, наверное, — на ходу сочинила я. На самом деле, мне хотелось остаться одной. Подумать.

— Ну вот, — расстроилась Маринка. — А почему сразу не сказала? Что за геройство?

— Да черт его знает, — тяжело вздохнула я и потерла виски. — Сначала хорошо все было. Но в кабинете голова разболелась, вот-вот лопнет.

На этот раз я солгала лишь отчасти. Голова действительно гудела.

— Эх, не повезло. Снова мигрень? Давай провожу до дома. Таблетки есть?

— Мигрень, будь она неладна, — пробурчала я, изображая недовольство. — Я сама дойду. Обещаю, что выпью лекарство, не парься. Иди к ребятам.

— Да пойдем, прогуляемся. Нам все равно в одну сторону, — потащила меня за собой Маринка.

Мы свернули в парк и зашагали по песчаной дорожке, влажной от недавно прошедшего дождя. Траву на газоне усеяли белые хлопья лепестков: вчера не на шутку разбушевался ветер, он сорвал остатки наряда с яблонь и черемух. Только белые облака сирени остались нетронутыми. По аллее разлился нежный аромат цветов.

— Марин… Ты так и не рассказала про Марка, — прервала я неловкое молчание.

— Неля, все сложно, — Марина остановилась и виновато отвела взгляд. — На ее щеках блеснули слезы. — Да, ты права, я… люблю его. И между нами что-то происходит. Не знаю, что именно.

Она пригладила волосы и неловко усмехнулась.

— Не вижу счастья в твоих глазах, — сердито поджала я губы. — Он похож на домашнего тирана, не более. Самовлюбленный нарцисс. Характер тот еще.

— Ну что ты, — замотала головой подруга. — Марк совсем не такой. Да, он бывает резок, но дело не в этом. Знаешь, я боюсь, что Марк со мной из-за жалости.

— Да? Подозреваю, ему не свойственно это чувство, — язвительно заметила я. — С чего ты взяла?

— Не знаю, — грустно улыбнулась она и пожала плечами. — Так показалось. Вроде бы все хорошо — он звонит, пишет, приезжает. А я слишком жадная до внимания, мне всегда мало. Глупости, — задумалась Маринка, накручивая на палец завязку от капюшона толстовки. — Нель… Только никому, ладно? Не хочу, чтобы кто-то о нем узнал.

— Ага, сейчас всем позвоню, скажу… Кстати, а как вы познакомились?

Марина словно испугалась этого вопроса. Она замедлила шаг и ответила не сразу. Повисла тишина, разбавленная хрустом песка под подошвами, пением птиц, шумом ветра.

— Встретились в клубе полгода назад. Помнишь, я завалила экзамен по информатике? Расстроилась, решила напиться и забыться. Из наших никого не было, но вскоре пришел Тема. Мы держались вместе и пили… Да, вот тогда и познакомились ближе. А потом приехал Марк и обломал весь кайф. Такой был цирк! Артем заявил, что поедет только со мной. А я вообще не собиралась уходить.

— И что дальше? — с интересом отозвалась я.

— А дальше я влюбилась, — рассмеялась Маринка. — Марк все же уговорил меня поехать. Уже не помню, как. Запомнила только, как он помог добраться до квартиры и сказал, что я красивая. И все. Больше не напомнил о себе. А меня в нем что-то зацепило. Тогда я пришла сама. Типа к Артему, хотя знала, что он не дома. Наверное, Марк обо всем догадался. На следующий день он встретил меня в коридоре универа. Сказал, что случайно, но я не очень-то поверила. Мы разговорились. Сначала о природе, о погоде, а потом Марк чуть ли не в лоб пригласил к себе. Разругались в хлам. Он исчез на месяц. Плюнуть бы и забыть.

Маринка замолчала, сверля глазами землю.

— Ну! — поторопила я, сгорая от любопытства. — Ты снова пришла к нему?

— Нет, — вздохнула она. — Он сам. Опять подстроил встречу. Мастер случайностей, черт побери. Притащил билеты в театр, якобы подарили, а он не знал, с кем пойти. И так все время: то одно, то другое. Я привыкла к этим причудам. И незаметно как-то закрутилось.

— А Тема? Он знает о вас?

— Разумеется. Только он и знал, — вздохнула подруга. Мы дошли до моего подъезда и сели на лавочку.

— Марин, я никому об этом. Я просто хотела убедиться, что все в порядке. Скажу прямо, я не в восторге от Марка. Но осуждать не буду. Главное, чтобы ты была счастлива.

— Точно, — неожиданно хлопнула себя по лбу Марина. — Вот башка дырявая. Марк передал тебе амулет. Сейчас.

Она вытянула из кармана рюкзака грубую нить с подвеской из синего камня, похожего на лазурит. Амулет имел форму клиновидного кристалла.

— Для чего это? — поинтересовалась я.

Маринка пожала плечами.

— Я спросила, но он отмахнулся. Сказал, что сама позвонишь, если не разберешься.

— Ну ладно, позвоню. Не стоило, конечно. Проблема решилась сама собой. Теперь все прекрасно, — выдавила я благодарную улыбку.

Что в этом камне? Маячок, чтобы следить за мной? Или намек, что мое состояние рассекречено? Вот и новый поворот. Теперь некогда раздумывать над базой практики. Все решилось само собой. Я не выдержу месяц в неизвестности.

Мы попрощались с Мариной, и я осталась одна. Тишина заметалась по комнатам. Того ли я хотела? Может быть, зря отказалась от праздника?

Я положила на стол амулет и осмотрела его. Синий камень отбросил холодную тень. Неожиданный подарок. Как с ним поступить?

Можно выкинуть амулет, можно оставить его дома, можно раздробить камень на мелкие части, а можно… надеть и носить его, притворяясь глупой девчонкой. Если сделаю именно так, то, наверное, Марк отвяжется.

Я открыла шкафчик, где раньше стояла шкатулка с медью, и положила в него часы. Из пустого пространства в стене потянуло влажным холодом, как из могилы. Я захлопнула ногой дверцу шкафа, чтобы не сквозило мрачными воспоминаниями. Бац! Внутри раздался приглушенный хлопок. Что за… Кровь отхлынула от лица. От ужаса онемели пальцы. М-да, нервы расшалились не на шутку.

Любопытство пересилило страх, я вновь открыла дверцу и проверила шкаф. На полке, прямо передо мной, лежала толстая тетрадь в кожаном, изрядно потрепанном переплете. Раньше она была спрятана у боковой стенки шкафа, и я не замечала ее. Но теперь, когда стенки сотряслись от удара, рукопись упала.

Все пожелтевшие страницы тетради были полностью исписаны. Я узнала мамин почерк, у меня сохранились открытки, фотографии, счета, подписанные ее рукой. Я пересмотрела их не на один раз. Как так случилось, что дневник нашелся только сейчас?

Цвет чернил отличался: заметки писались разными пастами, кое-где даже простым карандашом. Почерк тоже менялся. Если в начале тетради он был мелким и каллиграфическим, то в конце становился небрежным, словно мама едва успевала за ходом мыслей. Первые страницы дневника посвящались свадебному торжеству, первым годам совместной жизни с отцом и моему рождению.

Особое внимание привлекли заметки, написанные в двух тысячи втором году.

09.07.2002 г.

Прошел всего год после смерти бабки Агаты, а в нашем доме снова беда. Сегодня умерла мама. Бедная, она так мучилась перед смертью… Мы верили, что победим рак, но время было потеряно. Врачи предупреждали, что лекарства только уменьшают боль, а я так радовалась, когда маме стало лучше. Кто мы есть без надежды? К смерти нельзя быть готовым. Чувствую себя полностью опустошенной. Когда слезы выплаканы, не остаётся ничего, кроме тупого равнодушия.

Мама умерла в восемь утра. Я чувствовала, что мы вот-вот попрощаемся, и ночевала в тот день у нее. Скорая приехала на рассвете, нас отвезли в больницу. Завтра похороны. Твержу себе, что справлюсь, а самой так душно, что вот-вот задохнусь.

22.07.2002 г.

Мы переезжаем в мамину квартиру, а старый дом выставляем на продажу. Так будет лучше для Нелли. Она подрастает, а мы ютимся в тесной комнатушке. Теперь у моей малышки будет своя комната. Рядом с новым домом недавно построили школу. Дочка сможет там учиться. С завтрашнего дня перевозим вещи. Это хорошо. Когда я занята, то не думаю о своих переживаниях, не возвращаюсь в пучину боли и одиночества. Напоминаю себе каждый день, что у меня есть родные люди, моя семья, ради которой стоит жить.

13.08.2002 г.

С утра застала Нелечку на полу. Она не первый раз скатывается с кровати по ночам. Моя девочка жалуется на дурные сны, я вижу в ее глазах страх и беспокойство. Она боится ванной комнаты, просит, чтобы Миша или я включили ей воду для умывания. У меня появляются догадки о причинах такого странного поведения…

19.08.2002 г.

На прежней работе было легче. В общении с клиентами день пролетал незаметно, я почти не уставала. Теперь я до позднего вечера разбираю ворохи бесчисленных бумаг, составляю договоры, делаю копии документов. Монотонная работа выматывает, чувствую себя обессиленной. Беспокоюсь, что не уделяю Неле достаточного внимания: целый день она в детском саду или с Мишей. А я прихожу домой и падаю без сил. От слабости темнеет в глазах. Надо бы обратиться к врачу.

1.09.2002 г.

Ночью Нелечка кричала во сне. Я разбудила ее, и она рассказала о черной воде в нашей библиотеке и о книжке со страшной фотографией. Я боюсь за свою дочь. Бабка Агата не шутила, когда говорила, что девочка родилась особенной и ее жизнь не будет спокойной, так как «сознание хрупкое, а нутро сильное». Мать никогда не воспринимала слова Агаты всерьез, считала ее помешанной на колдовстве. Между ними складывались непростые отношения. До тех пор, пока Агата не умерла от инфаркта. Мама переживала, что это произошло по ее вине, они сильно поссорились накануне. А я уверена, что смерть бабушки связана с той жуткой историей о Черном озере, которую она часто рассказывала на ночь. «Я оставила в тех краях половину души, не могу себе простить», — приговаривала она и плакала всякий раз, когда заканчивала рассказ. А я все думаю, вдруг зря не верила ей?

Что ждет Нелли в будущем?

6.09.2002 г.

Через месяц у Миши день рождения. Мы с дочкой пошли к ювелирному мастеру, деду Стефанию, чтобы заказать кольцо. Какой я испытала ужас, когда заметила, что карман брюк у Нелли странно оттопырен! Она утащила из мастерской карманные часы на цепочке. Я разглядела их и обомлела. Мою девочку тянет к меди, как магнитом. Я отняла часы, отвела Нелли домой и побежала назад, чтобы извиниться перед мастером. Однако дед Стефаний украденную вещь не принял. «Эти часы с браком, — ответил он. — Я не смог завести их, поэтому вряд ли кто-то их купит. Пускай они радуют глаз вашей дочурке».

Я не отдала часы Нелли. Мне показалось, что они навлекут на нее беду, и поэтому унесла их на работу. Надеюсь, ничего не случится.

16.10.2002 г.

Сегодня мы были в музее. По возвращению домой задаю себе множество вопросов. Почему дочку так зацепила птичка из меди? Если предположить, что Агата была медной ведьмой, и эта способность передается по наследству, как тогда вышло, что ни я, ни моя мать не умели колдовать? Кто раскроет тайну рода?

7.11.2002

За обедом я познакомилась с Дашей, бухгалтером из соседнего отдела. Разговорились о семье, детях, хобби, все удивлялись, почему не стали общаться раньше. Наши взгляды на жизнь во многом оказались схожи. Я посетовала, что раньше увлекалась вязанием, а теперь из-за напряженного графика не хватает времени даже на общение с дочерью. Даша сказала, что у нее тоже есть увлечение: она пишет мистические истории в журнал «Невероятное рядом» Какое поразительное совпадение! Бывает же такое. Я попросила Дашу написать о медных ведьмах, пообещав рассказать о Черном озере. Моя новая знакомая загорелась этой идеей и вечером мы составили план статьи. Посмотрим, какие отклики она вызовет у читателей.

22.11.2002 г.

Я сдружилась с Дашей. После работы мы сидим допоздна и читаем письма, которые приходят после публикации статьи. Большинство из них содержат благодарности за интересную историю, но никто из читателей не принимает ее за правду.

Сегодня мы получили конверт из Вельска от Мелиссы, которая указала нам на некоторые неточности в статье. Так, от нее мы узнали, что мои предки появились более тысячи лет назад. Не все из них использовали свой дар во вред. Энергия меди для таких ведьм не была изначально положительной или отрицательной — все зависело от замыслов ее обладателя. Их объединяла одна особенность: посвященные ведьмы питались медной силой и без неё физически ослабевали. Удивительно, но у медных ведьм всегда рождались одни лишь девочки, что повергало в панику их мужей. Среди женщин, вороживших в то время, было много целительниц и белых колдуний, которые безвозмездно помогали людям. От даров они не отказывались, предпочитая брать в подарок медные изделия, от которых черпали новые силы. Случалось, что ведьм предавали огню. На местах их сожжения люди находили медные самородки, изделия из которых приносили владельцам беду.

Дар колдовства передавался по наследству не всем. Чтобы девушка смогла колдовать при помощи медной энергии, требовалось по достижению пятилетнего возраста взять в руки «силу предков». Если медные часы, украденные Нелли, имели в себе такую силу, то вскоре ее дар прорвется наружу. Моя девочка поймет, что она отличается от сверстниц. А детские кошмары станут явью.

Мелисса оставила номер своего телефона. Странно, конечно. Она не написала ни фамилии, ни отчества на конверте. Я позвоню ей, как только наберусь смелости.

14.12.2002 г.

Я решилась и позвонила женщине, написавшей нам. Мы разговаривали больше часа. Мелисса всю жизнь собирала фольклор о медных ведьмах, и многое о них знала. Услышав о том, что Нелли посвящена, она вызвалась провести обряд, который разорвет связь Нелли с предками, и тогда девочка лишится возможности колдовать. Вместе с тем уйдут и дурные сны. Чтобы обряд получился, надо взять с собой любую медную вещь, которую малышка подержит в руках. Как же я обрадовалась этой новости! Только бы план сработал…

17.12.2002 г.

Я еще раз созвонилась с Мелиссой. Она уточнила дату моего приезда, но свой адрес так и не сказала. Мы договорились встретиться на вокзале. Почти через неделю я уезжаю. Мне страшно оставлять Нелли, и недобрые предчувствия сдавливают грудь, как обруч. Однако, Мелисса единственная, кто вызвался помочь, я обязана попытаться. Мы никто без надежды. Мне хочется счастья для моей девочки. Уезжая, прячу дневник в шкафчике Нелли, о котором знаем только мы с ней, и передаю Даше часы. Зачем? Я не знаю. Голос внутри меня подсказывает, что я должна сделать так и уговаривает остаться.

Береги себя, моя девочка.

Я закрыла дневник и всхлипнула. Слезы скатились на пыльную обложку. Я тоже люблю тебя, мама. Жаль, что ты не осталась.

Глава 7

Когда я проснулась, за окном серебрился вечер. Мелкий дождик монотонно лупил по стеклу, улица выглядела унылой, заплаканной. У меня затекла правая рука, которой я прижимала к себе мамин дневник. Листая его, не заметила, как уснула.

Марк оказался совершенно прав. Ему было известно про медные силы моего рода, как и то, что я стала их наследницей. Кто такой дед Стефаний? Я никогда о нем не слышала. Надо бы показать заметки Борису Глебовичу. Наверное, он знаком с ювелирным мастером.

Я навела объектив телефона на первую страницу дневника и заметила на ней тонкий слой серой пыли. Я провела рукой по листу. Ладонь осталась чистой, но мне захотелось ее отряхнуть. Я принюхалась. От дневника пахло гарью. Нет, это не пыль, а пепел. Откуда?

Меня захлестнула паника, я сползла на пол, задыхаясь от нехватки воздуха. В глазах потемнело. Что-то не так с часами? В них иссякла энергия? Или… если чего-то не видишь, не стоит обольщаться, что этого нет. Грани между явью и сном слишком тонки. Может быть, дело в амулете?

Я подняла с пола кристалл, который передал Марк, и ощутила, как меня окатило теплой волной. Перед глазами вспыхнул и тут же погас бледный свет. Я испуганно завертела головой по сторонам, но не обнаружила ничего необычного. Кроме одного… На коже больше не ощущались грязные крошки. Я снова поднесла к носу дневник. Запах гари исчез. В животе стало горячо. Камень в пальцах тоже заметно нагрелся. И что это означает?

Я призадумалась, вышла в кухню и заново пролистала тетрадь. Напрасно. О медном обряде или черных часах ни слова.

— Любопытно, — сказал профессор, вернув мне заметки. — Как видите, не все объясняется наукой. Удивительно, как вообще зарождается медная магия?

— Марк что-то говорил об аномальных зонах, где добывают медь, — вспомнила я. — Наверное, существуют люди, которые острее ощущают эти вибрации. А про магию не знаю. Я не умею колдовать. Думаю, это целая наука.

— Что ж, согласен. Тем не менее, факт остается фактом: вы стали зависимы от медной энергии после того, как взяли в руки часы.

Я кивнула.

— Я вот что думаю, — продолжил Борис Глебович. — Если вы так легко украли их, значит, они лежали в свободном доступе. Понимаете, о чем я?

— Все было подстроено? — озарило меня. — Но кто же тогда убедил маму, чтобы она заказала подарок у деда Стефания?

— Ведьмы никого не убеждают. В ход идет магия. Если мастер тоже попал под влияние чар, то действовал неосознанно. Подозреваю, что так и было. Надо разыскать деда Стефания или его родственников. Вы помните, где он жил?

— Я… Ничего не помню. Даже, как украла часы. Я думала, что вижу их впервые.

— Хорошо, найдем. Имя редкое, сложностей не возникнет. Скажите, Нелли, вы чем-то потрясены? Или мне кажется?

Я в очередной раз помассировала веки, после вчерашних слез в глаза будто насыпали песка. Камень на груди потяжелел, напоминая о себе. Я сняла амулет и положила его на стол.

— Да, есть кое-что. Вчера после прочтения дневника я уснула, а вечером обнаружила на его страницах пепел. Видения вернулись, хотя часы были дома. А этот амулет передал Марк. Я не знаю, зачем. Но когда мне стало плохо, и я взяла камень в руки, он действительно помог. Как это объяснить?

Борис Глебович наклонился над кристаллом, изучая его карманной лупой. Потом передал ее мне и пододвинул амулет.

— Обратите внимание.

Я осмотрела гладкую грань через увеличительное стекло и разглядела крошечную молнию, на которую указал профессор. Она была едва заметна невооруженным глазом.

— Такая же молния есть на часах! — воскликнула я. — Вы были правы, когда сказали о родовой символике. Значит, Марк и дед Стефаний — родственники?

— Этой руной пользуются часто. Но мне нравится ваш ход мыслей. Проверим. И надо бы провести экспертизу, чтобы узнать, сколько лет часам. Жаль, времени остается мало. Ну, ничего, займемся этим вопросом после практики. Да, вы подумали насчет базы? Скоро первая группа отбывает в Херсонес.

— Я решила ехать в Казань. Включите меня в список.

— Что ж, отлично, — обрадовался профессор, потирая руки. — Вчера я сделал запрос в Вологодский архив. Попробуем через фамилию вашей прабабушки найти родословную. Ждем ответа.

Я поднялась и сделала шаг в сторону двери, как вдруг у меня возник вопрос, которого мы так и не коснулись в беседе.

— Борис Глебович, а почему видения продолжились? В часах иссякла энергия? И стоит ли носить амулет Марка?

— Нам многое предстоит обсудить, Нелли. Сделайте вид, что ничего не заподозрили, носите подарок на видном месте. Вряд ли он навредит. Вот наведем справки, тогда и подумаем, как быть. Собирайтесь в поездку.

Когда я вышла от профессора, то будто наяву услышала голос отца и споткнулась на пороге. Папа, как и друг профессора, столкнулся с видениями. «Когда темнеет, я слышу плеск волн… Мама зовет меня…». Черт, все тело искололи мурашки. С папой говорили черные воды. Медь, спрятанная в шкафу, копила мою обиду и злость и, в конце концов, стала ядовитой, как часы из коллекции Олега. Марк сказал, что она безопасна для людей, пока не попадет в руки медной ведьмы. Я, сама того не зная, погубила родного человека.

— Нель, ну с какой стати? — возмутилась Маринка, когда узнала, что я сменила базу практики. — Чего ходишь вокруг да около? Так и скажи: «да, я на тебя злюсь и потому уношу свою обиженную задницу, куда подальше».

Мы сидели у Маринки на балконе. Его окна выходили во двор с небольшим футбольным полем. Малышня, оглушительно визжа, гоняла по нему мяч. Солнце пряталось за горизонтом, но сумерки не наступали. Пахло особенной вечерней свежестью.

Я протянула руку за графином с домашним лимонадом, наполнила стакан и объяснила:

— Марин, это не из-за тебя. Я сменила базу по другой причине. Просто мне нужно в Казань.

— Что-то случилось? — опешила подруга. — Расскажи, я не уеду, пока не пойму, что у тебя все в порядке!

Я схватилась за голову. Ну почему мне приходится постоянно сочинять небылицы, чтобы не выдать свою тайну! С одной стороны я доверяла Маринке, но с другой переживала, что Марк узнает о помощи профессора.

— Хорошо, только присядь, — я многозначительно помолчала, выкраивая время для правдоподобной импровизации. — Я выяснила, что мама исчезла в Казани. Случайно нашла ее дневник. В нем она написала, что поехала в командировку и решила остановиться у своей приятельницы. В тот день, когда меня позвал Борис Глебович, я как раз обсуждала с ним смену базы. Он обещал помочь и вот…

— А с той женщиной из магазина ты встретилась? — спросила Маринка. Сердце екнуло. Я не говорила подруге, какие разочарование и боль мне пришлось пережить, не говорила об убийстве. И сейчас я тоже предпочла промолчать.

— Я приехала к ней, но никого не оказалось дома. На звонки она не отвечала… Я подождала полчаса и поехала назад. На экзамен опоздала. А про знакомую, что живет в Казани, я узнала из записной книжки. Номер не разобрала, он почти стерся, зато есть адрес. Хочу с ней пообщаться. Вдруг что-то узнаю?

— Ты прямо Шерлок! — восхитилась Маринка. — Твоей крутости нет предела. Думаю, ты все делаешь правильно. Хорошо, что поделилась. Значит, за нашу дружбу можно не переживать?

— Конечно, — рассмеялась я.

Море… Когда-то я грезила о нем, слушая рассказы счастливых одноклассниц. Папа знал о моей мечте и каждый год клялся, что бросит пить, накопит денег, и мы полетим в Анапу. В десятом классе я нашла подработку и купила фотообои. Отец зашел в мою комнату и расплакался. То ли во мне поднялся бунт, то ли сказалась усталость, но я смотрела на его слезы и молчала. В тот день я окончательно разуверилась в его обещаниях.

Эти воспоминания обжигали холодом, когда я стояла на перроне, поджидая Маринку. Она уезжала сегодня, с первой группой. Меня разрывало от зависти. Я злилась и нетерпеливо вертелась на месте, поглядывая на часы. День будто знал о моей грусти. С утра моросило, и колючий ветер обжигал шею сквозь тонкую ткань куртки. Однокурсники бесцельно слонялись по перрону, чтобы немного согреться. Монотонный голос диктора неустанно сообщал о прибывающих поездах.

— Я тут! — запыхавшись от быстрой ходьбы, подскочила ко мне Маринка. — Фуух, чуть не опоздала. Давно ждешь?

— Не очень. Ты пешком? Я думала, тебя Марк привез, — недоуменно оглянулась я на двери вокзала.

— Нет. Я на такси. У него другие заботы. Артем не прошел какого-то специалиста. Марк повез его к своему знакомому, справку подписывать.

Подруга с облегчением бросила тяжелую сумку на скамью и стала обмахивать покрасневшее лицо папкой с документами.

— Артем разве не с вами? — удивилась я, оглядывая группу ребят, столпившихся возле женщины-проводницы в синей форменной куртке. Она начала проверку билетов.

— Предполагалось, что с нами. Но говорю же, ему не подписали справку. Если сегодня все получится, то Артем поедет в Казань.

— Устроили волокиту из-за какой-то бумажки, — проворчала я.

— Такие правила, — Маринка подхватила сумку и поспешила к вагону. — Оля с Сережей тоже хотели на одну базу, но им отказали. Якобы, как распределили, так и поедете. Вот так-то. А ты? Не жалеешь?

— Есть чуть-чуть, — улыбнулась я. На самом деле мне хотелось выть от собственной невезучести. — Ну, ничего, все впереди. Когда-нибудь вдохну морской воздух.

Раздался протяжный гудок паровоза.

Марина порывисто обняла меня и, отстранившись, сжала перед собой кулаки.

— Удачи тебе, Нелька!

Прошло три дня и вторая группа практикантов, включая меня, отправилась в дорогу прямиком от университета на новеньком туристическом автобусе. Он был небольшой, на двадцать мест, но и нас набралось немного: большинство однокурсников уехали в Херсонес. Я пробралась по узкому проходу, закинула на полку рюкзак с вещами и с наслаждением откинулась на мягкую спинку кресла. Оля, с трудом скрывая раздражение, плюхнулась на сидение рядом со мной. От нее пахнуло резкой туалетной водой с нотками цитруса и ванили. Она вытащила из сумочки зеркальце и недовольно цокнула языком, осматривая лицо, затем порылась в косметичке, достала тушь и подвела глаза.

— Как думаешь, доедем? — хмыкнула подруга. — Повезло первой группе, у них есть туалет и спальное место. А мы, видать, заслужили только это корыто. Ручаюсь, у меня отнимется спина после чудесной поездки.

Я пожала плечами, не зная, что ответить, и достала книгу.

— Читать будешь? Давай махнемся местами, я хоть в окно посмотрю, — предложила Оля.

— Давай, — улыбнулась я, догадываясь о настоящей причине ее недовольства. Тут нога за что-то зацепилась, и я рухнула в проходе.

Удар пришелся на колени и ладони, но в голове зазвенело, перед глазами замелькали желтые пятна. Меня подхватили под локти и помогли подняться.

— Как ты? Сильно ушиблась? Сорри, не успел шмотки убрать.

Желтые пятна рассеялись, и я увидела перед собой Артема.

— Нормально, — отозвалась я, отряхивая руки и джинсы от пыли. — Сама виновата.

Я уселась со стороны прохода и пристегнулась. Ноги сильно задрожали.

— Точно все хорошо? — спросила Оля, положив руку мне на плечо.

— Ерунда, — я свесила голову вниз, осматривая пол. — Еще бы книгу найти.

— Здесь твоя книжка, — Артем перегнулся через подлокотник и протянул ее. — Полистал чуток. Что, классика нравится?

— Не только, — уклонилась я от прямого ответа.

— А из современного что-то читаешь?

— Безусловно, — кивнула я и с мольбой посмотрела на Ольгу. Та прыснула в кулак и отвернулась к окну.

— А Джорджа Мартина? — не унимался Артем, — Заходи, я поделюсь.

— Нет уж, спасибо. Твой брат не очень-то меня жалует.

— Марк? — удивленно почесал затылок Артем. — Как вы знакомы то? А, ну да, он же заходил тогда. Да ладно тебе, плохо его знаешь.

— Извини, — я открыла книгу и сосредоточилась на тексте. Буквы запрыгали перед глазами.

— А, — отмахнулся он. — Ты ж не первая, кто так говорит. Забей и приходи. Ты с этой книжкой на пикник что ли ездила? Она вся в какой-то копоти.

Я округлила глаза, наклонилась к Артему и негромко сказала:

— Представляешь, уронила ее в костер, но успела вытащить. Было бы обидно, если б сгорела. Это мамина любимая книга.

— Разве ее не тебе подарили? — хмыкнул он. — В надписи же твое имя.

— В какой еще надписи? — встрепенулась я.

— Да вот же, — Артем выхватил книгу, пролистал назад и указал на первую страницу. Я ничего на ней не увидела, кроме названия и года издания.

— Ух ты! А я не замечала, — подыграла я. — Прочитай, пожалуйста? У меня в глазах рябит.

— Может быть скорую, пока не уехали? — дернулся с места Артем. — Вдруг это сотрясение!

— Не придумывай, пройдет все. Ну так прочтешь?

— Нелечка, поздравляю тебя с днем рождения. Пускай все задуманное тобой свершается в срок. Целую, обнимаю, бабушка Агата, — озвучил он невидимую надпись. — Ага, тут еще какая-то фраза на латыни и рисунок часов.

Я задохнулась от возмущения. Почему Артем видит то, что предназначено для меня? Если ведьмы моего рода открыли надпись и часы, значит ли это, что ему и Марку можно доверять? Всплеск волнения прошел, ко мне вернулось самообладание и трезвое мышление. О каком доверии речь? Такую надпись сочинит любой человек, который хоть немного знает о моей семье.

Пока я размышляла, Артем достал мобильник, набрал в переводчике латинскую цитату и наморщил лоб.

— Блин. Странная у тебя бабуля. Эта фраза переводится как «или победить, или умереть».

Глава 8

Вопреки нашим ожиданиям и прогнозам синоптиков, в Казани задержалась теплая, солнечная погода — настоящее лето. Дождей почти не было: только иногда шумели короткие июньские ливни, оставляя пузырьки на пленке, которой мы прикрывали оставшиеся у раскопа вещи.

Практика проходила на территории старинного монастыря, почти в центре города. В первый день местные ученые провели по нему экскурсию, ознакомив нас с артефактами, которые были обнаружены под толщей земли: фрагментом колоннады собора, керамикой времен Золотой Орды, монетами эпохи Ивана Грозного и захоронением священнослужителей. Я слушала и ничуть не жалела, что приехала сюда.

После вводных лекций и инструктажей нам выдали инструменты и поставили задачу: очищать место раскопа.

Я быстро привыкла к тяжелой работе — она выматывала меньше, чем невыносимое чувство вины и бесконечные размышления о медных ведьмах, о латинской цитате на форзаце книги, о моей причастности к смерти отца. Хорошо, что Борис Глебович сопереживал мне и успокаивал, когда я была на грани нервного истощения. После рабочего дня я приходила в палатку с жестяной печуркой в углу, профессор заваривал фирменный чай со степными травами, и мы разбирали почту.

Из архивов поступали скудные сведения. Во всех документах говорилось о том, что мы уже знали из маминого дневника. Сегодня пришли краткие сводки об Агате и ее дочери Юлии, моей бабушке. Я морщила лоб и пыталась сообразить, что меня смущает в цифрах. Борис Глебович, заметив смятение в моих глазах, повернул экран ноутбука к себе.

— Что здесь? — спросил он.

— Даты, — ответила я, потирая виски. — Что-то в них не то. У нас есть две сводки, но в них стоят разные даты рождения. Разница немаленькая. Между 1929 годом и 1941 почти двенадцать лет.

— А вы знаете, когда она родилась?

— Ей было около семидесяти в день смерти. Значит, на первом бланке информация верная.

— В те времена была путаница в документах. Не обращайте внимания. Вы же уверены, что Агата не имела других детей?

Я пожала плечами.

— Если бы были, мама сказала бы о них в дневнике. Может, и правда ошибка?

— Разберемся, — успокоил меня профессор. — Есть еще кое-что. Давний приятель отправил статью из журнала, которую опубликовала Дарья Степановна пятнадцать лет назад. Она пишет о могущественном племени, в котором творились настоящие чудеса белой магии. Ведьмы помогали людям в стихийных бедствиях, исцеляли тяжелые болезни, снимали порчу, укрепляли браки, создавали защитные амулеты для местных жителей. У них был особенный секрет, который они поклялись никому не раскрывать, опасаясь, что им воспользуются со злым умыслом. Теперь мы в курсе, какие легенды рассказывала ваша прабабушка.

— А про часы там говорится? — зевая, спросила я у профессора.

— Нет, о часах ни слова. Но послушайте, что она пишет:

«Пришли люди прошлое ворошить, дно озера баламутить. Зря они вмешались, медь окроплена кровью и пеплом, обратит она сны в злой морок. Гнались за деньгами, да за славой, а получат смерть свою. Черная вода вытянет жизнь из тела того, кто вовремя не опомнится. А ведьму, что колдовать с помощью той меди посмеет, накроет тьма лютая, серый дым застелет глаза».

— Черные часы сделаны из проклятой меди? — воскликнула я. — Именно они вызывали видения.

— Спорный вопрос, но все возможно. Интересно, сколько лет вашим часам? Часам из коллекции Олега было около восьмидесяти.

Я почти не слышала Бориса Глебовича, шепотом перечитывая легенду. Интересно, а где находится это озеро?

— Нелли, — окликнул он меня. — О чем задумались?

— О сером дыме, — я перевела взгляд на стену, вспоминая день, когда медь не принесла радости. — Я однажды пошла за овощами на рынок. Была середина января, мороз, пурга, сугробы… Продавцы в ларьках торговали в теплых шубах. А тут теплом повеяло, как от печки. Странно… За стеклом газетного киоска промелькнул розовый блик. Я увидела медный магнит, постучала в окошко и заплатила за сувенир. Когда он очутился в руках, долгожданного прилива сил не случилось. Зато жар усилился вдвое. Улица стала серой и туманной. Такая тоска нагрянула… От нее защемило в груди, захотелось плакать. Я очень испугалась и выкинула покупку. Хорошо, что не положила ее в шкатулку.

— Да, легенда многое объясняет. Медь отравляет рассудок людей, сводит с ума. Я и сам с этим столкнулся. Но ведьме, которая колдует проклятым металлом, угрожает не меньшая опасность. Отчего же беда пришла к вам?

— Я не колдовала! Но помните о записке Дарьи Степановны? Если ведьма, про которую она говорит, владеет черными часами, то…

— Тьма накрыла их обладательницу, — мрачно закончил Борис Глебович. — Она ворожит против вас, хочет свести с ума.

— А если медные ведьмы моего рода за что-то мстят? Сначала убили мою мать, потом отца. Теперь на очереди я сама…

— Мертвые мстят только с помощью живых, Нелли.

Я перевела взгляд на крошечное окошко палатки: шквалистый ветер гнул тонкую осинку, ее дрожащие листья метались в бледном фонарном свете. Брезент колыхался и шуршал. Пахло озоном. Быть дождю. Я не видела туч, но чувствовала их приближение. Они заволакивали небо и касались влажным покрывалом верхушек деревьев.

Я вспомнила о книге, из которой Артём зачитал послание моей прабабки, и положила ее перед профессором.

— В этой книге есть тайна, — я открыла форзац и показала пустую страницу.

— Какая тайна? — спросил Борис Глебович.

— Я не вижу здесь надписи. И вы, думаю, ее не видите. Зато Артём обнаружил на страницах пепел и цитату на латыни. Оригинал не вспомню, но перевод сложно забыть. «Или победить, или умереть». Еще он заметил изображение часов в разрезе, но я не спросила про них. Не нужны лишние подозрения.

— М-да, — Борис Глебович пролистал страницы книги и поднял на меня задумчивый взгляд. Меж его бровей пролегла тревожная складка. — Тут ничего нет.

— Я не вижу эту проклятую надпись! — взорвалась я. — Так почему ее видит Артем? Конечно, я притворилась и ничего ему не рассказала. Но как я устала всех подозревать!

— Вам необходим отдых, — настойчиво, но мягко ответил Борис Глебович. — На дворе полночь. Нелли, может быть, зря не взяли часы с собой? Вы сами на себя не похожи, — он обеспокоенно взглянул на меня и достал из-под стола картонную коробку. В ней что-то забренчало. — Вот, посмотрите. Взял из дома то, что было. Подумал, вдруг пригодится.

Я вздохнула, нехотя поднялась со стула, заглянула в коробку и подержала руку над медью.

— Спасибо, — грустно улыбнулась я. — Но это не подойдет. Я так надеялась на талисман Марка… Ума не приложу, где его обронила. Да вы не волнуйтесь так. Я хорошо себя чувствую, просто немного устала.

Борис Глебович недоверчиво покосился на меня и подбросил в печку поленья. В ней затрещал огонь, у пола закружились искры.

— Пожалуй, пойду, — засобиралась я. — Спокойной ночи!

— Спокойных снов, Нелли.

Ночь на улице казалась чернее, чем из окна палатки, фонарь освещал только территорию у сторожевого домика. Вокруг стояла гулкая тишина, напитанная свежестью предстоящей грозы. Я вздрагивала от шороха собственных шагов и шума ветра. Голова кружилась от усталости, ноги гудели.

Я подошла к нашим палаткам и вскрикнула от ужаса, когда ощутила на себе легкое прикосновение. Кто?

— Ты чего? Лагерь весь перебудишь, — проворчал знакомый голос.

— Артем? Ты… ты… — я онемела от испуга, жизнь промелькнула перед глазами. Конечно, он и не знает, какая опасность мне угрожает.

— Договаривай. Я придурок, — закончил за меня Артем, поджигая сигарету. — Ты это… извини. Не думал, что ты такая пугливая.

— Чего тебе не спится? — рявкнула я, когда речь, наконец, вернулась. — Следишь за мной? Зачем?

— Сдалась ты мне, — фыркнул он и закашлялся. — Я покурить вышел, вижу, ты идешь. Ну, я и подошел. А чего бродишь в потемках?

Я растерялась, не зная, что сказать в ответ.

— Не спалось. Кошмары замучили.

— Кошмары снятся тем, кто много думает. Значит, можешь считать себя умной.

— Спасибо, успокоил.

Артем усмехнулся и пригладил волосы.

— Я тоже, кстати, никак не усну. Кто-то часы притащил, тикают на всю палатку. Боюсь, к утру закукарекают.

— Часы? — ахнула я. Сердце заколотилось, и земля дрогнула под ногами.

— Надеюсь не бомбу, — фыркнул Артем. — Ну, ничего. Завтра найду этого часовщика. Пускай валит в другую палатку или останавливает свое барахло. Блин, даже здесь слышно!

Мы замолчали. Но кроме шелеста травы, жужжания комаров и раскатов грома я не расслышала ничего.

— Вроде бы, тихо, — пробормотала я.

— А-а. Значит, в ушах тикает. Ладно, пойду я, скоро рассветет, — Артем потушил сигарету, бросил ее в урну и исчез.

Я тоже отправилась спать. Почему Артем сказал о часах? Я не слышу их, но с каждым днем чувствую себя все хуже. Теряется интерес к жизни, к расследованиям, к учебе. Будто бы мои силы заключены в клубке медной проволоки, который кто-то беспощадно разматывает, оставляя взамен пустоту, черную дыру в душе. Неужели ведьма с часами где-то поблизости?

Ладно. О часах завтра. Страх уступил место усталости. Надеюсь, этой ночью ничего не случится.

Я бросилась ничком на матрас и не заметила, как уснула.

— Нелька, вставай, война! — услышала я сквозь сон.

— Какая еще война? — приподнялась я на локтях, осматривая сонным взглядом брезентовые стены. Голова ужасно болела, в виски будто забивали гвозди.

— Это дерьмо иначе не назовешь, — возмутилась Оля. — В окно глянь.

— Ну и ливень! — воскликнула я. — В дождевиках работать будем?

— Да погоди ты, — небрежно бросила она, встряхивая мокрую куртку. Брызги полетели во все стороны. — Сходим сперва на планерку. Профессор что-то придумал. Я видела его сейчас.

— Хорошо.

— Так и спала без одеяла? — подняла брови моя соседка. — Не заледенела ночью?

— Нет. Я быстро уснула.

— Точно? А ты вообще спишь по ночам? Вечно где-то пропадаешь.

— Я дополнительно занимаюсь. Хочу поступить в магистратуру, а там сложный экзамен. Борис Глебович вызвался меня подготовить. В учебном году у него не было свободного времени, — не моргнув глазом, солгала я.

— Ой, все, — отмахнулась Оля. Она плюхнулась на раскладушку и закуталась в одеяло. — Занимайся, сколько хочешь, только не топай как слон, когда приходишь.

— По рукам.

Мы взглянули друг на друга и расхохотались.

Планерка окончилась быстро. Борис Глебович раздал нам пособия и объявил, что сегодня методический день. Из-за плохой погоды работы в раскопе не будет. Ребята радостно загудели.

— Пособие не только прочитать, но и законспектировать, — пригрозил пальцем профессор. — Без конспекта на зачет не рассчитывайте. Разрешаю разойтись для выполнения задания.

Ливень, тем временем, усилился. Крупные, тяжелые капли барабанили по брезенту, разбивались в лужах на мелкие брызги и отмывали пыльные инструменты, забытые у раскопа. На нашем участке размыло почву, и мы едва не падали на скользкой глине.

Я узнала Артема по красной куртке, в которой он выходил ночью, и окликнула его. Он что-то шепнул товарищам, и те загоготали, хлопая его по плечу. Я сжала зубы. Не обо мне ли речь? Вдруг он счел, что я бегаю за ним, как Маринка за Марком? Еще чего не хватало! Ладно, пускай думает, что угодно. Я все равно должна поговорить с ним.

Артем шоркнул ботинки о траву, соскребая с них грязь, и подошел ко мне.

Я наткнулась на мысль, что сравниваю его с братом. Похожи ли они? Если только острыми скулами, тонкими губами и прямой формой носа. А в остальном будто два разных человека. Артем был высокий, светлокожий, широкоплечий. Он носил длинные густые волосы, которые убирал в пучок. Их каштановый оттенок разбавляли светлые пряди. Артем почти никогда не расставался с заношенной светло-синей джинсовкой, на которой красовались нашивки из киновселенной «Марвел». А еще он часами говорил о «Звездных войнах», «Матрице» и эффекте манделы. Он горячо убеждал нас в существовании параллельных миров и приводил доказательства. Иногда во время разговора Тема неожиданно замолкал и уходил в себя. И это лишь малая часть его странностей. Но, несмотря на них, он казался неплохим человеком: давал списывать домашку по английскому и статистике, угощал пирожками в столовой, когда видел, что я беру мало еды, мог перехватить дежурство и уступить очередь на экзамене.

— Жив ли владелец часов? — усмехаясь в ответ и делая вид, что ничего не заметила, спросила я.

— Не сознается, скотина, — шмыгнул носом Артем и широко улыбнулся. — Ничего! Все равно вычислю.

— До сих пор тикают?

— Утром перестали. Остановились, наверное.

— А плеск… Плеск не слышал? — рискуя быть рассекреченной, продолжила я.

— Ну, слышал. Дождь пошел в четыре утра.

Артем был таким же непосредственным, как и всегда, я не слышала лжи в его голосе. Он не скрывал эмоции, как Марк, был весь как на ладони. Если у него на самом деле есть дар заглядывать в параллельные вселенные? Как еще объяснить фокус с надписью-невидимкой? Я побледнела, однако с улыбкой продолжила разговор:

— А я спала как сурок. Меня и ливень не разбудил.

— Круто. Хоть кто-то выспался.

— Относительно, — улыбнулась я. — Вздремнула бы еще часок. Ладно, пойду писать конспект, неизвестно, какой там объем работы. До встречи! Увидимся на планерке.

Артем еще раз шмыгнул, кивнул и вернулся в компанию.

Я на ходу открыла методичку и побрела к парку, который находился рядом с огороженной территорией. В середине книжки нашелся конверт, подписанный рукой Бориса Глебовича: «С утра пришел архив по вашей семье, там все подробности. Теперь поймете, откуда взялись черная вода и пепел». Я захлопнула методичку и огляделась по сторонам. Старая веранда, на которой я укрывалась в жаркие деньки от палящего солнца, была наполовину залита водой, но другая половина вполне подходила для комфортного уединения.

Я распечатала конверт и достала из него копии документов, набранных на старой печатной машинке: «выписка из протокола №237». Я опустила взгляд на строчки ниже:

«Заседания Тройки при НКВД по Вологодской области 28 июля 1928 г. Слушали: Дело по обвинению семьи Аверьяновых, урож. п. Медный камень…»

Я прочитала про себя одиннадцать имен. Все они звучали мелодично: Вера, Ангелина, Радмила, Серафима, Ярина, Христина, Марфа, Маргарита, Лада, Злата и самая юная из всех — Оксана. Что дальше?