Бесплатный фрагмент - Меч Перуна. Том 6

Юрий Викторович Швец «Меч Перуна» роман-сага Том 6

©2022 ШВЕЦ ЮРИЙ ВИКТОРОВИЧ

Об авторе: Швец Юрий Викторович. 1965 г. Родился в России, в *безкрайних Оренбургских степях Урала… Писатель. Историограф. Культуровед. Последователь Культуры и Этики Ведического Наследия. Путешественник… Просто, стремящийся к истине Человек.

В томе оставлена и не тронута авторская орфография и пунктуация, ибо она является методичной частью подачи материала и задумки всего романа, как и всех его предыдущих книг.

От автора:

— Вспоминайте, РОДовичи, древние истины, ибо в этом томе автор постарается научить вас… правильно извлекать суть из них. Суть — жива. Зная истины Языка и нашей Культуры РОДНЯ рас-тит в себе ВЕЧНУЮ ДУШУ — ЖИВУ. Начнём прямо сейчас. Дам РОДу то, о чем родо-виты много раз слышали, но не понимали «откуда» это. А между тем это наша Культура, извращённая бесами, кои стали Прахом. КА-ЖДОМ-У СВОЁ… Так говорили они, не понимая истин. И КЪНЪ применил к глупым и мнимым это самое ПРА-вило. Просили — получите. Внизу дам полное истинное изречение. Вникните в него… и постигните СУТЬ. Эта Суть витиевато отражает Истины, но не ретуширует кривду. Для чего? А для того, чтобы отделить прах от Жизни. Извлекая, постигая и поЗНА-ВАЯ Суть — вы познаёте, ПРАВИЛьнО ВАЯ-ете себя в этом материальном мире. Постигаете изнаночную Суть себя. Вашу Суть…, чтобы взРАСтить в себе ЖИВую Суть. ЖИВУ РАСы.

Этот том (он завершает круг моих томов — 16) посвящаю своему ОТЦУ… и издам его в его день рождения 30 октября, до коего он не дожил семьдесят два дня, *РАСТ-ВАР-ившись в тройствЕНЪной структуре поля Вечности… разменяв земную гармонию числа семь на… на титульную гармонику Небес.

автор: Юрий Викторович Швец.

Каждому своё. Богу РОДу нет дела до тех, кто идёт к Диаволу. Ибо, Время даётся только тем, кто ищет Истины. Каждому своё. У Диавола нет Тела для тех, кто идёт к Богу Роду. Ибо Пространство только для ищущих Идеала. Каждому свой поиск… и иск — кто-то становится Вечностью…, а кто-то пыльной мнимостью — прахом.

Древние свитки.

Часть первая: Суть и о-бес-судь

Глава 1

Роланд Мериндорф восседал на крупном скакуне, который был «обёрнут» спадающей с высокого крупа накидкой папского ордена. Красные Кресты на накидке коня едва различались и на его крупе, и в обычном месте их нанесения — у основания шеи, ибо былая белизна материи была затёрта пылью от осыпавшейся при своём высыхания болотной грязи, коей и была та забрызгана — до серого густого тона. Сам Роланд уже второй день не снимал своего тяжёлого шлема, ибо какая-то внутренняя тревога поселилась в его сознании… и давила на него всё сильнее и сильнее. Голова болела… от тяжести шлема. Виски как будто сдавливали пыточными тисками… но Роланд не снимал шлема… и это его предосторожность, была замечена всем его окружением. Поэтому, рыцари, в этом медленном движении по болоту и лесу, находились на самом пике своего внимания — всё вокруг них находящееся им казалось враждебным и не внушающим доверия… Кони, шли легко, ибо последняя остановка была в одном из брошенных селений славян, в коем нашли для коней хороший корм, а после него последовал и довольно продолжительный отдых…

Роланд всё время вспоминал, вернее пытался вспомнить, внезапно появившуюся точку возникновения, «рождения» этой своей тревоги… и, наконец, просчитал её:

«-…да! Я понял… понял! После короткого разговора с Адлихтом… я стал чувствовать…„это“. Чувство тревожности родилось тогда… Адлихт… Он произнёс фразу… коя меня вроде бы не должна была задеть — так мне казалось! Так я пытался убедить себя… в этом пути… из Залесья. Но… на самом деле… я потерял покой. Потерял покой… и всё во мне… уже не то… и не так…, как я себе представлял. Эта мысль не покидает мой *разсудок… Она стала доминантной в нём. Во мне… И это становится невыносимым… А ведь я думал иное!.. Какое мне дело… до неё?! Я путался в своих чувствах… пытался выдавить её из своих воспоминаний… по пути сюда. И мне, казалось, что я добился успеха. Я почти не вспоминал её… Да, не вспоминал… но только… до этого момента!.. Получается… до наступления момента… истины. До того самого момента, „точки“ в разговоре с… Ансгаром и его новыми коннетаблями. У них оказались довольно длинные языки… Змеиные… Василиса говорила именно так… И я очень хотел одному из них… укоротить его. Дюральд… магистр не дал бы мне, конечно же, этого сделать. Но… уже там я… стал вспоминать её. Я увидел… тех самых, упомянутых ею, змей!.. А тут… Адлихт возьми и подтверди мои подозрения. Это был удар для меня — Бероника в опасности!.. Брат Альбрехта… решил свести её со света. Но не он один… На самом деле… король Людовиг… это Людовиг!.. От него… тянутся нити!.. Он, поэтому, теперь я понимаю это, и не дал мне прошлый раз… унять обличительный пыл брата „мужа“ Бероники — Родриха. Я тогда и не думал убивать его. Нет! Я просто хотел… чтобы он распластался в своих латах передо мной… и всё. Но какова Бероника! оказывается она отказала самому „самцу“ Людовигу, пока я лежал в монастыре без чувств, после той битвы… Король решил одним своим ударом отомстить мне! Так… именно так… Людовиг решил мне отомстить… за свою фрейлину?! Через принуждение вступление с ним в „связь“ графини Альбрехт. За чьё имя я и… бился на турнирах. Получается… смерть графа Альбрехт… на его руках!.. Он ведь мешал карлику Людовигу. Вот значит каков был план его мести… Но… Бероника осталась непреступной. И король, затаил злобу, переросшую в ненависть. Свинья!.. Потом… вдруг неожиданно, умер сам граф Альбрехт! Но я думал, что до него дотянулись руки… не короля. Бероника, получается, *разсказала мне не всё… Я не поверил ей тогда… Чувствуя, что она что-то скрывает… но сейчас должен признать — она не лгала мне. Просто не договаривала. Просто не договаривала… но не лгала. А может она никогда… никогда не лгала мне?! А лгал только я? Я сам!.. Играючи… восторгаясь своей силе… и успеху. Что-то ты мне… совсем не нравишься, Роланд, в последнее время. И эта ссора с Дитрихом… Он ведь был во многом прав… К тому же… появилось это кольцо… И зачем я снял его с руки Дитриха? Как-то спонтанно получилось… Будто мной кто-то руководил… извне. Бероника сразу же заметила его… Её не проведёшь. И сказала, чтобы я был осторожен…, предупредила… Я не вник… Я был слеп…»

Роланд нащупал кольцо в своей поясной сумке… и удостоверившись что оно там, убрал ладонь с пояса.

«-…зачем оно мне теперь? Я думал *изпользовать его… при возвращении своих родовых, оставленных отцом земель. Думал оно наделит меня какой-то силой и убеждённостью. Но… там сидит настоящий демон!.. Мерзкая сущность… и ему нужно тело. Тело, кое оденет кольцо. Я ведь чуть не стал им… тем самым Телом. Но всё же нашёл силы снять его… Теперь, голос молчит. Пусть говорит… с тёмными углами сумки. Но… всё же… тревога не покинула меня. И Адлихт… подлил в неё огня…»

Роланд оглянулся… и найдя глазами контура Адлихта, махнул тому рукой. Тот сразу же… ускорился и, догнав Роланда, поехал рядом.

— Так что же… ты услышал от доверенного Родриха? Он, конкретно, назвал имя жены его умершего брата? — сразу же спросил Роланд, как только Адлихт сблизился с ним.

Адлихт, поднял свой чистый, *безхитростный взгляд на коннетабля.

— Вот это-то и заинтересовало меня. — Утвердительно кивнул он.

Адлихт был из тех, кто никогда не распространяет услышанных им личных новостей, даже людей, далеко находящихся от его личного круга знакомств. Сам Адлихт не искал славы и признания, но был рыцарем отчаянным и отважным. Но отвага в нём, полностью гармонировала с… природной воспитанностью и честностью по отношению к окружающим его людям и самому миру, в коем он как бы живёт. Поэтому, поняв, что Роланда, эта случайно им обронённая фраза, явно стала угнетать, он сразу же понял о КОНфиденциальности начатого ими разговора и поэтому перешёл на глуховатый звуковой полутон… своего голоса.

— … Его звали фон Крузье. Я видел его пару раз… в Гамбурге. По каким делам он там был — не знаю. Но я знаю, что он нечист ни на руку, ни на помыслы. Та ещё скотина. Так вот он…, тогда хорошо подвыпив, разболтался… Говорил, что Родрих, когда ты, Роланд, лежал в монастыре с ранением, бахвалился о том, что этим ранением, якобы ты спас себе жизнь. Крузье, будучи шавкой короля, болтал: «-…мой Сир, поклялся уничтожить молодого Мериндорфа! И уничтожить… саму проблему в женской юбке!.. Этот замысел уже разработан… и ждёт подходящего момента, для своего выполнения. Нужно было только её возвращение! И вот… она вернулась! Сам Родрих, тоже давно ожидает и желает этого! Но… скажу тебе по секрету, Адлихт, Родрих знает, что его брат не трогал Беронику, так как муж «трогает» законную жену. Покойный граф Альбрехт… был болен… и принимал её, как отец принимает дочь. Как дочь!.. Я сам в шоке! Да, он любил её… но ещё раз повторяю — как дочь! А для Двора Людовига — они были супружеской парой. Родрих же сам, очень настойчиво набивался в любовники Бероники. Но та… оказалась злобной стервой… и даже раз кольнула того… кинжалом в мягкое место так, что тот не мог сидеть целый месяц. А она сказала ему, что отсечёт в следующий раз… все его выпуклости. Вот после этого, Родрих вдруг услышал о Мериндорфе… и просто взбесился. Он ревновал, Адлихт!.. Родрих сильный, отважный рыцарь и это знают многие… И тогда, именно тогда, он возненавидел Роланда. Возненавидел… как говорят «за глаза». К тому же, по после того случая с Бероникой, его брат Альбрехт перестал пускать его в своё графство, назвав Родриха, при этом, похотливой, несдержанной цепью собакой. Ты знаешь, старый граф Альбрехт был отважным и на слова, и на поступки!.. Этого у него не отнять… Ха-ха-ха!..»

Адлихт замолчал… и, немного помолчав, продолжил:

— Я слушал его болтовню… почти час. Он мне много чего *разсказал… уже не относящегося к твоему вопросу, Роланд. Но я понял, что Родрих задумал нехорошее… насчёт графини Бероники Альбрехт. Я думаю, пока её не было, в замке графа поменяна вся челядь… да и стража тоже!.. Может перестроили что… внутри самого замка?.. Готовится нехорошее. Графство конечно же отойдёт Родриху, и король Людовиг естественно быстро закрепит это… своим указом! Он то, тоже… из того самого числа отвергнутых Бероникой…

Роланд слушал Адлихта… почти не дыша. Он словно бы… после столь долгой, продолжительной слепоты, неожиданно для себя… снова увидел Свет.

«-…она мне не лгала!.. Она говорила правду… но я не верил ей… Не верил… А правда была рядом… Совсем рядом. И вот поэтому… и дядя… был столь настойчив! Он-то знал о её отношениях с… Альбрехтом!.. Он всё знал!.. И ни сказал мне ни слова…»

Роланд неожиданно повернулся к Адлихту, выпалив вопрос:

— Ты встретил и проводил Беронику до самого замка?

— Да. Но я уже сказал тебе насчёт челяди в нём.

Тревога Роланда поднялась на более высокий уровень. Он, находясь в нетерпении, заёрзал в седле и огляделся:

— Ну, где же… они?! Они уже должны были вернуться!

Адлихт внимательно наблюдал за Роландом.

— Может ты совершил ошибку отпустив чеха? — толи спросил, толи высказал своё мнение контур.

Роланд, совершенно неожиданно для Адлихта, отреагировал спокойно и уверенно:

— Я дал слово и выполнил его. А тем, кто так трясся за свою шкуру, захотелось догнать его. Я не мог им запретить этого! Но и своего слова не сдержать не мог, Адлихт! Ты меня понимаешь?

Адлихт кивнул… и покачал головой.

— Война… растаптывает все слова и чувства. Я уже… стал почти БЕСчувственной железной куклой. Бесом в железе. Иногда… хочется просто выть волком. Но… я дал обет в своё время и это время ещё не *изтекло (слог Из — время на земле).

Роланд совершенно по-иному взглянул на Адлихта.

— Сколько тебе ещё служить в Ордене по данному тобой обету, контур? — спросил он.

— Это… последнее лето. — Устало улыбнулся тот.

Роланд вздохнул и заметил:

— Ты почти свободен… Нет-нет! Ты почти волен, Адлихт! Но… впереди ещё… эта война… затеянная не нами.

Адлихт грустно улыбнулся:

— Из моей турмы осталось только четыре рыцаря. Все пали… Кто у реки Пены, когда мы высадились в её верховьях… с драккара одного гнусного датчанина. Там я потерял многих. Другие погибли… уже вот… в самом начале похода. В здешних лесах. И я не знаю — выживу ли сам?!

Роланд вдруг почувствовал свою ответственность… за тех, кого повёл за собой. Не о всех он думал, но вот о таких как Адлихт — он задумался точно:

«-…да такие как Адлихт не отказываются от самых трудных заданий. Они не лижут… коннетаблям „задниц“ и поэтому отправляемы… в самые смертельные места! Да… я помню… слащавые взгляды новых коннетаблей!.. И я… А я повёл их снова в „пекло“ событий. Повел тех кто и так „тащит“ всё на себе… Повёл можно сказать… на смерть. А сам я выживу?.. Или мне это нужно… снова для самоутверждения, как говорила Василиса? Нет, Роланд… надо „что-то“ менять… ты ответственен за жизни таких, как Адлихт!..»

Он снова заёрзав в седле, нервно поправил шлем и, приняв новое решение, произнёс:

— Бери две турмы, Адлихт, и двигайся к оставленной пехоте! Туда… к развилке. Только со всеми предосторожностями. Я возьму с собой этого палача… и найду турму Брюге, ушедшего за чехом. Что-то их долго нет?! Мне нужно их догнать… А потом… найду, вместе с ними, то самое направление в сторону озёр. Озёра где-то здесь! Я уже внутренне уловил… нечто такое… Совы летят все… в одно направление. Это не может быть случайностью!

Адлихт кивнул и отреагировал:

— И ты это заметил, да?! Я не стал озвучивать свои наблюдения. Зверинные тропы…*изчезли. А ведь известно, что звери не ходят к их селениям. Но хорошо, что мы не вошли в тот Зачарованный лес, а ты повёл нас вдоль него. Это было твоим правильным решением. Я удивился ему, Роланд. Обычно ты… прёшь напролом.

Роланд отреагировал:

— В Залесье… я повидал кое-что… и не хочу подОБных повТОРений! Забирай турмы и веди их назад, Адлихт! Я же… сам… совершу последнее действо… в этом задании. Сам! — Роланд ускорил коня, отрываясь от Адлихта, но при этом, дав знак палачу Фирцу и его пыточной турме следовать за ним.

— Фирц, за мной со своими рыцарями и десяток из первой турмы за мной!

Адлихт повернулся к остальным, кои остались вокруг него… и заметил:

— Нам надо возвратиться, братья! Наша задача достичь места оставления пехоты. Коннетабль решил сам выполнить остаток задания. Это его решение. Мы почти у цели — где-то здесь… лазейка к озёрам. Но… всем туда соваться нет смысла — он *разсудил правильно. Роланд не изменился, хотя болтали многое. Он такой же храбрец, как и раньше. Но…*разсудительности в нём явно прибыло. За мной, Братья монахи!

Адлихт развернул коня… и рыцари, ещё раз поглядев вслед, ускакавшим вперёд, вместе с коннетаблем Ордена Роландом, двинули коней за контуром.

Роланд двигался по наитию… одновременно, продолжая в мыслях отслеживать нить разговора с Адлихтом.

«-…значит… и Родрих слуга короля… Вот не думал… Я-то полагал, что им двигает… честь графского Рода?! Что он печётся… о чести графа Альбрехта. А он… имел свои расчёты! Я был молод… и, оказывается, довольно глуп, впрочем, как и слеп. Не видел… видимого. Вот поэтому… он так часто бывал при короле Людовиге?! А этот Карлик отправил меня сюда, чтобы я, может быть, просто сгинул на этом задании?! Ансгар получается, ненароком, не хотя этого, помог королю!.. А они ведь ненавидят друг друга… Просто терпеть не могут…»

Роланд, через щель своего шлема в форме креста, вдруг заметил, что Фирц, подал своему соседу какой-то знак… Роланд напрягся. Он посмотрел на впереди лежащий лес. Именно в него въехала рыцарская турма Брюге, чтобы догнать чеха Гусака. Казалось, Гусаку не уйти — в турме Брюге были отличные следопыты. Но, прошло уже более часа… а турма не возвратилась.

Они въехали в чащу… и лес ограничил видимость, скрыв всё своими зелёными зарослями.

— Двигаемся осторожно! — пробасил сквозь шлем Роланд, соседним рыцарям. — Смотрите под кустами в ложбинах — нет ли там спрятанных тел! Фирц, возьми левее! Там тоже всё очень хорошо просмотрите! Внимание и внимание!

Палач Ордена, недовольно буркнул:

— Не стоило пускать… чеха! Слово!.. Ишь какая важность — прям королевское слово!

Недовольный Фирц, придержал коня, совершая поворот — вид его был почти враждебен, по отношению к коннетаблю. Но, всё же палач Фирц выполнил приказ, отделившись с десятком рыцарей влево… и скрываясь там из вида.

Роланд сдержался и не отреагировал на это откровенное хамство, понимая, что к добру это не приведёт… Он продолжил путь с остальными… Так они преодолели ещё с саженей пятьдесят.

Вдруг, впереди стал слышан отчётливый топот копыт нескольких пар всадников. Роланд обнажил свой меч, а рыцарям дал приказ взвести свои арбалеты… Все взгляды устремились вперёд.

Но стрелять не пришлось — впереди показались те самые пропавшие в лесу. Появившиеся из зарослей, *разсмотрев своих всадников среди чащи (красные кресты очень хорошо проглядывали среди зелени), устремились к ним… Ещё до их приближения, Роланд почувствовал неладное — кони приближающихся явно были напуганные чем-то — на поводьях была выделившаяся пена… а сами кони нервно фыркали и ржали.

Наконец, все рыцари турмы Брюге, из числа появившихся из леса, приблизились к ним.

— Беда, Роланд!!! Он убил Ото Брюге! Растоптал… как солому и его коня! Сбил… и растоптал!.. Шесть рыцарей пали с Брюге! Это колдовство!.. — Сразу же заголосили они, почти заглушая друг друга.

В этот момент, позади приблизившихся к Роланду, в том самом лесу, заревел… дикий тур.

— Он… уже здесь! — прискакавшие рыцари затряслись и были явно не в том духе, который позволяет сопротивляться какой-то враждебной силе.

Это удивило всех присутствующих… но не Роланда. Он уже имел опыт… подОБного действа.

Роланд, без лишних вопросов, посмотрел на явно *изпуганных рыцарей… и произнёс:

— Скачите к краю леса. И там ждите. — А сам направил коня на предполагаемый участок леса, в коем раздался рёв.

Роланд достал из лузы… тяжёлое копьё и, снова, дал знак всем оставшимся следовать за ним.

Палач Фирц, уже тоже почему-то уже успевший прискакать к ним, закричал сквозь шлем и его голос, почему-то, показался Роланду несколько изменённым:

— Что мы там будем делать, коннетабль? ты хочешь присоединить нас к Брюге?! Это колдовской лес!

Роланд повернулся к тому — в его глазах горело презрение:

— Ты жаждал крови, Фирц?! Так возьми её! Или ты предпочитаешь лить кровь только безобидным пленникам?

Фирц, из закрытого глухого шлема, передёрнув плечами, прокричал:

— Я воюю с врагами на двух ногах, а не на четырёх! Это может быть… тот самый Дух леса. Его Хранитель!

Роланд повернулся к тем, кто остановился с Фирцем:

— Вы что? А ну-ка все за мной! Надо узнать, что там на самом деле! Я встречался… уже с колдовством! За мной, я сказал!

Голос коннетабля стал холодным, «металлическим».

Монахи-рыцари, *изпуганно бросив взгляды на Фирца, тронули коней за Роландом, но… отъехать далеко не успели — из кустов, с треском ломая их, совершенно внезапно для всех, вырвался огромный «рогатый вихрь»… Им действительно был мощный, огромный тур — хозяин здешнего леса. Он, мощным ударом своих рогов, снёс коня, остановившегося на месте палача Фирца… и в миг растерзал рогами обоих: и коня, и всадника. Монахи, успев повернуться, ибо уже отъехали с этого места с пяток саженей, всадили в толстую шкуру огромного тура с десяток арбалетных болтов, но тот, словно бы не почувствовал этого… Вся мощь Тура развернулась теперь к всадникам… и все увидели его горящие огнём глаза.

«-… Тот самый дух леса! Гусак говорил правду! — промелькнуло в мозгу Роланда. — Легенды гласят: „Лес обережный около Ретры хранит необычайный величины тур“! Так говорили давно! Говорили с древности! Ретра здесь! За ним! За этим лесом… Я выполнил задание! Можно уходить! Мы свободны! Теперь… мои руки развязаны…»

Он развернул коня и закричал:

— За мной! Мы выполнили задание! Дух Леса в битве не победить! Но мы знаем, теперь сторону расположения Ретры! — Роланд повернул коня влево, от объявившегося духа леса, и поскакал в то направление.

За ним последовали те, кто был ближе всех к нему.

Но тур уже ворвался в тот десяток всадников растоптанного им Фирца и снёс ещё пару из них… Рёв тура… и жалобное ржание лошадей, крики монахов — всё слилось в один звуковой фон.

В этот момент, к ним присоединились ещё два всадника из турмы Брюге, кои выскочили из леса. Они, *изпуганные тем, что снова напоролись на того самого тура, сразу же, развернув коней, поскакали за Роландом.

— Зря… зря мы утопили в болоте… того беднягу чеха Гусака! — Вдруг услышал Роланд слова тех всадников, кои сейчас скакали с ним рядом и принадлежали турме Брюге. — Он… уничтожил всех… почти две трети турмы. Всех… и Брюге пал первым.

Роланд, повернулся к ним:

— Хватит верещать! — рявкнул Роланд, — скачите… если хотите жить! Я задержу… его!

Сам Роланд вдруг решился на другое — он развернул коня и опустив свою пику ринулся на тура в атаку. Он сам не понял того, что его толкнуло на это… но рука крепко сжало орденскую пику и его спина вмиг натренировано окаменела, от напряжения всех спинных мускул — ибо он готовился встретиться своим наконечником пики… с телом огромного тура. Он видел, как несколько арбалетных болтов… просто отлетело от шкуры тура, не сумев пробить её… и поэтому Роланд напряг всё своё тело, готовясь встретиться наконечником пики с шеей тура… в намеченном им месте. Вслед за ним, в атаку бросилось ещё несколько самых храбрых всадников. Сколько их было всего? Роланд не видел и не понимал. Остальные… находились в полном оцепенении от навалившегося на них страха… и поскакали туда, куда им указал Роланд Мериндорф.

Тур, казалось бы стоял к атаке Роланда боком… терзая на земле сбитых всадников… и не должен был так быстро среагировать на этот внезапный поворот коня Роланда… но… в момент приближения наконечника к его телу… само тело тура изменило своё положение, в развороте и небольшом перемещении… своего корпуса. В результате коего, Роланд понял, что колоть тура при таком угле отвода держащей пику руке уже нет никакого смысла… Роланд проскакал мимо… а вслед за ним и другие всадники, кои бросились за ним… Тур же ринулся на тех, кто застыл в оцепенении… ещё при его появлении, и были не в состоянии править ни собой, ни конём… В этот момент, на небе сверкнула молния… и раздался страшный треск. Роланд в оцепенении поднял голову и с удивлением заметил, что небо полностью заволокло кучевыми облаками, кои сгустились необычайно быстро… Кони после этого «треска» внезапно лопнувшего неба… перестали чувствовать твёрдость в ногах… и стали в страхе спотыкаться, переводя бег с ноги на ногу… и проявляя крайнее возбуждение.

— Уходим, Роланд! Уходим! — крикнули ему те рыцари, кои оказались около него, — всё здесь против нас! Колдовство! Кругом колдовство!

Один из рыцарей схватил поводья коня Роланда… и потянул за собой… Роланд оглянулся назад… и увидел только то, как Лесной Дух разбрасывает в стороны тех, кто потерял нить к своему самообладанию… и стал жертвой своего собственного страха.

Роланд вновь окинул взглядом тех, кто был ещё рядом с ним — таких оказалось около двух десятков.

В своих мыслях он отметил:

«-…совсем неплохо! Я думал… что потерял больше! Ну этих надо вывести!»

— Берём левее! Левее! — крикнул он своим рыцарям, — вот к тому подъёму! Этот заросший лесом холм скроет нас!

Вновь над ними треснуло небо… и полился ОБ-ИЛьный дождь (Слог «Ил» у нас имеет образ «Земной Бог»)…

Рыцари Креста вновь стали уважать своего коннетабля, ибо видели с какой отвагой он один бросился на лесного духа в образе дикого тура. Никто из них уже не сомневался, что появился этот Лесной Дух именно из-за того, что Брюге всё же догнал бедного чеха, которого отпустил Роланд. И тур сейчас, расправлялся именно с теми, кто был с Брюге…

Они скакали примерно полный круг частей часа (шестнадцать частей часа равны 10 минутам. Авт.), лавируя бегом коней меж деревьев, кои бежали в небольшой пологий подъём… Тура более видно не было. На слух ничего определить было нельзя, ибо сама скачка была довольно шумной, к тому же шум дождя и стук капель по шлемам, заглушал многое из звукового фона вокруг скачущих… Наконец, Роланд поднял руку… и стал замедлять движение… Вот он повернулся ко всем.

— Так… мы кажется оторвались. Дождь, несомненно, нам помог. Но… надо оглядеться, чтобы не попасть в ещё одну западню.

Роланд поглядел наверх холма… и закончил:

— Я наверх… сам всё погляжу. Оттуда вид лучше. Туда на лошади не пробраться, поэтому я пешком.

Он спрыгнул с коня и передал его поводья ближайшему рыцарю.

— Ждите здесь… и не шумите. Дождь пошёл на убыль. — Произнёс он последнее и зашагал вверх по склону, обходя стволы деревьев.

Вот от совсем… скрылся из виду, заслонённый зарослями леса.

Храмовики Ордена провожали его взглядами в полном молчании… Когда он *изчез из вида, один из них произнёс:

— А я было послушал Фирца и поверил, что он трус и бросил умирать тех, кто ушёл с ним на то задание с коего он возвратился. Сегодня, я сам, своими глазами увидел того же Роланда, что и прежде. А вот Фирца… Господь прибрал. Воистину, правда всегда торжествует. Фирц, тихо шептался со своими о «чём-то» низменном. И я вот что думаю, а не замышляла ли эта жаба… худого в сторону Роланда?!

— Замышляла. — Ответил другой рыцарь. — Они должны были убить Роланда, когда он выведет их к Ретре. Тур спутал все их расчёты.

Первый рыцарь с удивлением в голосе, спросил:

— Но кто? Кто дал им… такое задание? Неужели же… Магистр Дюральд?

— Дюральд?! — повторил его собеседник, — нет! Дюральд не станет марать свою честь… убийством. Ты забыл… о легате Ансгаре, который одев сутану архиепископа… уже не дорожит латами легата и не дорожит более…

— Чем? Сутаной? — переспросил другой рыцарь, только что подъехавший к ним.

— Честью, Биргер! Именно сутана даёт право уже забыть о чести. Фирца… и его подручных в поход отрядил именно он сам. И это меня наводит на мысль… Хотя, Фирц иногда прилипал и к новым коннетаблям.

— Ах вот оно что?! Ты прав! Легат перестал быть легатом. Но… всё же я не уверен, что это Ансгар?! А вот новые коннетабли?.. Здесь я не уверен… Но… нужно молчать, ибо в Ордене не любят болтунов. Пусть Господь решит — жить ли теперь Роланду. Если так… то за Фирцем, в случае выживания Роланда здесь, будут другие… такие же, отряжённые с этой же целью.

Все рыцари и собеседники замолчали… переглянувшись сквозь глазницу глухих шлемов.

…Роланд довольно тяжело преодолел последний подъём… и оказался на самой высшей точке холма. Подъём дался ему нелегко. Он какое-то время взял для отдыха и полной отдышки лёгких.

«-…да… я немного потерял форму… в этих скитаниях. Надо бы восстановиться… но времени на это нет. Меня ждёт другое… Ладно, сконцентрируемся на этом задании, а потом будем думать о другом!.. Так… я специально отделился от всех, ибо мне нужно понять, что мне сейчас делать?! Куда направляться, после возвращения? И стоит ли… вообще, возвращаться к королю Людовигу? Фирц явно „что-то“ замышлял — я это понял и был начеку. Тур появился… как раз в тот момент, когда они явно обсуждали эту тему. Тур… Был ли он тем самым Лесным духом? Похоже… уж больно огромен. Но глаза?! Его глаза горели огнём… я это видел сам!.. Но… теперь тема освобождения моих земель стоит у меня не первой! Мне нужно успеть к замку графа Альбрехта. Бероника в опасности!!! И я должен быть там… прежде того, что они там гнусно замыслили…»

Роланд восстановил дыхание… и стал искать глазами точку с коей он решил осмотреть окрестности… Такую он нашёл в две на десяти саженях от себя (12 саженей. Авт.) — там лес был самым редким. Роланд зашагал туда, не переставая *разсуждать и перебирая узнанное и открытое им в последних событиях:

«-… Итак, Адлихт напрямую *разсказал мне о заговоре Родриха. Адлихт рыцарь прямой… и давно бы дослужился до звания коннетабля, если бы… не эта его прямота. Но… такие сейчас не в почёте. Впрочем, они всегда будут не в почёте. В почёте… другие. И я их, этих других, уже видел…»

В этот момент он поднялся к намечЕНЪной точке и повернувшись к востоку… застыл в оцепенении — там к востоку от него… внизу, в вёрстах десяти от этого места, располагалась сеть озёр…, на одном из которых он увидел ту самую, легендарную, описанную древними текстами… Ретру. Сам град был в середине сети озёр на одном из островов самого крупного озера. До самого града было примерно… тринадцать вёрст, но с этой высоты очень хорошо просматривались крепостные бастионы… и Храмы легендарного града, расположенные перед ним и за его строениями… Тучи пролетевшей грозы, скрывали солнце… и мелкий дождь, всё ещё идущий над Роландом и лесом, в коем он находился, немного размазывал… всю грандиозность открывшейся ему картины, внося некую нечёткость в *разсматриваемую заинтересованным взглядом коннетабля картину. Роланд увидел мосты… ведущие к Храмовому комплексу… и, как ему показалось, царящее на них какое-то оживление… Роланд, в полном оцепенении и смятении от увиденного, затаив дыхание *разсматривал высоту величественных Храмовых построек и их куполов… В этот самый момент, облака над древним легендарным градом разорвались… и на него, свозь этот разрыв, пробились и упали лучи солнца. В это же мгновение, там внутри Храмового града… будто бы что-то в один миг возгорелось… и стало отбрасывать от себя… какое-то яркое «зарево»…ослепляющее необыкновенным свечением!.. Роланд протёр глаза и приглядевшись… понял, что «что-то» рукотворное внутри града отражало лучи того самого преломляемого света Небесного Светилы… Сейчас уже, привыкнув к этому «зареву», Роланд заметил множество таких «очагов» и понял, что этим отражением света, себя обозначили те самые… гигантские статуи Богов Ретры, выполненные из чистого золота и о которых так много говорил легат-архиепископ Ансгар. Роланд слышал об этом и от тех, кто так много судачил об этом и при дворе короля Людовига 2 Швабского * (позже будут звать -Немецкого. Авт.) * Эти разговоры о несметных сокровищах Ретры Роланд слышал и в тех походах, в коих участвовал до этого… и кои закончились крахом… Теперь, он сам, воочию, убедился в настоящем существовании того, что так притягивало носителей Креста. Но… созерцая это Диво… он вдруг осознал, что эта открывшаяся его глазам картина, вызывает в нём совсем не те чувства, на кои он рассчитывал * (то есть, разум его, как оказалось, в том самом прежнем «розмысле» не участвовал. Поэтому, слог «Рас». Авт.) *. Роланд не ощутил чувства какой-то особой животной эйфории… и от выполненной задачи, и от открывшегося глазам великолепия и от обилия того самого золота, кое туманит умы мелких. И это… ОТКРЫТИЕ в себе, поставило его в некий психологический ступор. Его взгляд просто с восторгом и вдохновением ловил необычайную красоту возведённого, а сознание внутри его… разделилось на несколько частей…

«-…вот оно! Вот венец всего моего замысла!.. Это задание мог выполнить… только ты, Роланд! И тебе это удалось!.. — „кричала“ одна часть его сознания.»

Но она глушилась другой, коя КОНстатировала и вопрошала:

«- И вот теперь, эта свора… развратников и убийц, коей ты служишь, придёт сюда только для одной цели — разграбить и уничтожить всё здесь! Что они оставят после себя? Дымящиеся угли… развалин, запустение вокруг… и тела убитых ими на берегах озёр… И в этом будет венец твоей славы, Роланд? Ты этого хочешь?! Ради этого… ты и родился? Да, отец твой был врагом всему этому!.. И ты пошёл по его стопам!.. Но куда приведёт эта дорога? К Фирцу? Ты станешь подОБным ему!.. таким же животным…»

«-…твоё возвращение в лагерь короля… станет твоим триумфом! — не унималась первая часть сознания. — Пойми, если не ты это *зделаешь — то такого триумфа удостоится другой! Другой! Когда ты, Роланд, уступал дорогу другим?! Никогда! И сейчас, не нужно слушать своих сомнений!.. Всех… всех с дороги… твоей славы! Вот она, Ретра! Вот твоя слава на века!.. Что тут съедать себя раз-КАиньями! Выключи их! Этот чех должен был погибнуть! Он же даже по славянским мерам — предатель! Он же привёл вас к развилке! Туда ему и дорога… И не надо было сдерживать свои порывы… и убить его сразу, а не отпускать…»

«- … ты дал слово, и ты его сдержал — это хоть как-то скрашивает твоё внутреннее содержание! — говорило в нём третья его составляющая, — вспомни… о той, кого ты… любишь?! Ты ведь любишь её… и боишься себе признаться в этом! Боишься!.. А ей, между тем, грозит опасность! Прямая опасность!.. Ты вспомни, она же спасала тебя… несколько раз. Вспомни то самое болото!.. Ты что… забыл его? Или просто не хочешь вспоминать это… из-за голоса так кричащей в тебе, здесь, в этом воплощении, Гордыни? Так отдели свой голос… от голоса неРАЗумной плоти, коя ничего не принесёт тебе из того, что пригодится в Вечности! Охлади порывы Эго-ума, ибо этот голос никогда не приносил тебе пользы. Вспомни… ту фрейлину Людовига! Ты любил её? Нет! Но тебя вела Гордыня!.. Она тянула тебя за собой… как того барана на заклание. И теперь, вследствие её происков, у тебя кругом враги. Кругом! Даже среди тех, к кому ты должен вернуться… Совсем недавно… ты одевал на себя тот самый предмет, который сейчас лежит в сумке. Так вспомни, кто сразу же покорился ему? Твой ум!.. Поселенец кольца сразу же установил с ним полный контакт! Вот основной твой предатель в тебе же! УМ! И если ты, поддашься ему… обо мне можешь забыть…»

«- Не слушай… того, что скоро ис-ПАРиться! — вновь загудел голос плотского „сознания“, — он испариться… а я останусь с тобой до конца твоих дней! Он сейчас ещё вспомнит о Совести, кою потерял ещё твой предок Отон! Вспомни, разве пригодилась она Отону? Нет! Отбросив её, Отон стал тем, кем стал! И ты… должен идти его путём! Так учил тебя отец! Идти путём отца!..»

При воспоминании отца, Роланд, вдруг, словно бы внутренне встряхнулся… Он вспомнил жизнь отца, даже ещё до смерти матери — оргии, попойки, пирушки с кучей развратных не особо чистых представительниц женского пола… и постоянные столкновения с соседями, кои могли возникнуть по любому поводу, из ничего, просто из воздуха…

«-… Да-да! Отец твой был готом! Настоящим готом и готство… в твоей крови! Никуда тебе с него не свернуть!» — неистово «голосил» ум откуда-то снизу.

«- Но корни твои… совсем не готство! — вдруг услышал он себя, когда посмотрел на жизнь отца „сверху“, — то самое ГАДство тобой пока не правит! И этому есть очень светлая причина… Её имя Василиса-Бероника… Вспомни о ней…»

Последняя мысль привела Роланда в чувства.

— … Бероника! Ты в опасности! — вполголоса произнёс Роланд, — я… приду Бероника! Приду к тебе! К чертям… Людовига и Ансгара! К чертям всё… что с ними связано!.. К чертям Орден!

Роланд заставил себя оторваться от созерцания Ретры и принять, наконец-то, для себя единое решение своих дальнейших действий. Он, ещё раз бросив взгляд на мосты и острова, хотел было развернуться, но… замер — слева от него в зарослях возникла и тут же скрылась, неясная в своих очертаниях фигура. Роланд был готов поклясться, что этой фигурой был тот самый Лесной Дух в образе тура, но… теперь тур, как показалось Роланду, стал меньше и получается, двигался совершенно *безшумно, ибо это его «перемещение» не вызвало даже шелеста листвы растительности. Роланд медленно обнажил меч… и стал двигаться спиной в ту сторону, с которой сюда пришёл. Под ним, предательски выдавая это его движение… трещал влажный «сушняк» из рассыпанных по почве упавших, высохших ветвей. Роланд продолжал двигаться… смотря только в одну точку — туда, где в самый последний раз, он различил ту самую таинственную фигуру, как он понял, Лесного Духа…

Вдруг, он упёрся во что-то острое своею спиной… и это «что-то», как он понял, было остриём меча, который уткнулся в область его подлопатки.

— Ты куда так крадёшься… коннетабль Мериндорф? — прозвучал голос.

Роланд узнал его — это был голос Фирца и именно это обстоятельство заставило его оцепенеть от неожиданности и остановиться.

— Фирц? Ты жив? — не веря в услышанное, произнёс он не поворачиваясь.

И в этот же момент, и слева, и справа от него возникло ещё по одному рыцарю с красными крестами на плащах.

— А ты думал меня убил тот тур?! Ха-ха-ха! — смеющийся голос, раздававшийся из-за спины, был низок и глух, ибо *изходил из глухого орденского шлема, но теперь, Роланд точно на слух определил, что он принадлежит именно палачу, — ты всё же… примитивный Мериндорф! В моих доспехах и шлеме, был мой подручный! Я же… был переодет в простого рыцаря ордена Креста! Видишь ли… буду говорить откровенно (ты заслужил это), Ха-ха-ха! Дело в том… что мы должны убить тебя! И тот, кто это сделает, тоже должен погибнуть при этом. Но… потом, бы все узнали, что он был просто переодет в меня… Ноэтот, вдруг появившийся Тур, смешал всю начатую игру!.. Но мы вырвавшись, последовали за вами. Зря, ты решил подняться сюда один! Зря! Наверное, почувствовал себя уже в безопасности — да?! Зря! Ха-ха-ха!

Роланд, прослушав это откровение профессионального убийцы, только спросил:

— Меня приговорил Ансгар?

В ответ *разсмеялись всё трое:

— Ха-ха-ха! Да!.. Так должны все думать!.. Все!.. Но на самом деле… нет. Ха-ха-ха!

В этот момент, оба храмовника, стоящих по бокам, приставили к груди Роланда также свои остро отточенные мечи.

— … ха-ха! Пусть так и думают, но… я тебе открою правду, герой прошлой компании! — продолжал зловеще, из-за спины, звучать голос Фирца, — ты… имеешь плохую привычку, ссориться со всеми, кого ты видишь впервые!.. И у Дюральда, ты решил себя возвысить, перед теми, кого не знаешь. Вот расплата, мой дорогой Мериндорф! Нужно быть более внимательным… фавориты короля… есть и в окружении Дюральда! И сам король Людовиг… продвинул их в Орден… Ха-ха-ха! А теперь, отравляйся… в ад!

Остриё меча оторвалось от спины Роланда… и тот услышал над собой свист поднимающегося тяжёлого лезвия меча палача.

«-…глупо… Как глупо! Один из коннетаблей был слугой короля… как я это не смог учесть… Убийц подослал… сам король! Людовиг!..»

В неуловимый сиг, промелькнула эта догадка в его голове, но… этого сига хватило ему на много — Роланд был не из тех, кто просто сдаётся судьбе — он вдруг резким, заученным движением опустился на левое колено… и оттолкнулся им, уходя всем телом вправо, под самую фигуру стоящего там орденского храмовика…, при этом, опрокидывая того наземь своим внезапным для замешкавшихся убийц перемещением…

Глава 2

Ательрейд, и все ближайшие вассалы, и графы, обоих маркграфов, собрали те остатки войск, кои уцелели в битве у града Коброва. На поле осталось лежать, среди убитых и тысячи раненых немцев, но саксонцы и не думали спасать их, ими правила только одна мысль — как можно скорее вернуться на свой берег. Бросили и свои обозы с добытой провизией — так как спешили к месту, у которого Эгило оставил, а вернее спрятал, свои, сооружённые для переправы, плоты. Остатки войск, сразу же стали разводить их в стороны… и считать хватил ли их на одновременную переправу.

— … Плотов хватает для всеобщего отступления, маркграф Ательрейд. — К маркграфу подскакал один из его приближённых! Начнём погрузку?

Ательрейд окинул взглядом реку Лабу в обе стороны её видимой протяжённости.

— Пока пуста. — Заметил он, — но норманны где-то рядом.

— Дымы два дня видны в стороне Гамбурга. Видимо, они грабят его предместья.

Ательрейд ухватился за это наблюдение.

— Тогда… как стемнеет, отплываем.

Вассалы маркграфа посмотрели на Ательрейда.

— Славяне могут нас догнать. — Озвучил своё опасение один из баронов.

Ательрейд повернулся к нему.

— Нет, они сначала окажут помощь всем раненым, включая наших! Вы что не знаете этого?! Видимо, вы мало воевали со славянами. Не знаете таких простых вещей. Но… Огней не разводить! Ждём сумерек! А они наступят уже совсем скоро.

Вот начало смеркаться…

— Пора! — Ательрейд отдал приказ.

Сразу же тихий берег ожил… раздалось ржание лошадей… топот тысяч ног. Плоты быстро заполнялись лошадьми и саксонским воинством…

Вот первые плота оторвались от берега, за ними следующие и следующие…

Ательрейд находился на второй линии переправляющихся плотов через реку. Все приближённые и его самого, и маркграфа Эгило, были с ним. Маркграф напряжённо смотрел на реку в обе стороны — всё его окружение видело его неспокойствие при этом… Но, переправа, на это раз, прошла без каких-либо бед…

Вот плот Ательрейда стукнулся о уже приплывший вперёд них плот… и саксонские войны тут же стали связывать их… Ательрейд, быстрым шагом прошёл по плотам и поднялся на левый берег Лабы. Сердце его только здесь отлегло… и он, развернувшись, снова бросил взгляд на противоположный берег.

— Этот поход станет для меня тем событием, кое постоянно будет во мне будить боль в сердце. — Заметил он. — С самого начала… всё пошло не так. И урок Нортокса… не пошёл нам на пользу. Уже тогда… мы должны были задуматься. Возвращение наше… с такими результатами похода мы же сами и заслужили.

Он поглядел на подданных марки погибшего Эгило.

— Не советую вам торопиться к Людовигу за утверждением нового маркграфа. У Эгило есть сын… он ещё не может управлять, но… в нём его кровь. Если же вы отправитесь к Людовигу… то назад привезёте не маркграфа… а войну, в свою же марку. Ибо тот, кого назначит Людовиг — станет всем остальным врагом. Поэтому, лучше изберите попечителя сыну Эгило… до его становления маркграфом. Попечитель, может условно *изполнять роль маркграфа. Я в свою очередь, готов поддержать такого даже военной силой. Сил у нас… теперь очень мало и советую не ввязываться в любые начинания короля Людовига. Чтобы восполнить убыль мужского населения, нам придётся заставлять вдов погибших, спать с теми, кто вернулся из похода. А эта… всего лишь четвёртая часть тех, кто переправился через Лабу на тот, оставленный нами берег.

Ательрейд сел на лошадь, кою уже подвели к нему…

Переправившиеся и выжившие… строились в колонны.

— А что делать, если гонцы Дофина привезут приказ выдвигаться к его армии? — спросил один из баронов свиты самого Ательрейда.

Ательрейд повернулся к нему.

— Что делать? — глаза его сверкнули яростью, — послать их ко всем чертям! Мы уже пролили столько саксонкой крови, что её убыли хватит на десятки лет вперёд!

Маркграф нервно кивнул вассалам погибшего Эгило и тронул коня. В этот момент позади него раздались голоса:

— Смотрите! Снова он! Рарог в небе! Над славянским берегом!

Ательрейд резко оглянулся… и проследил за взглядами своего окружения — над противоположным берегом Лабы, на высоких кругах… парил сокол.

— Он провожал нас… — едва слышно произнёс маркграф, — он сопровождал нас… и дал уйти. Колдун… действительно колдун. Значит, мы своё… получили. Настало время… других.

Ательрейд снова повернулся и дал знак трубачам дать сигнал к ускорению движения.

Загудели трубы… и поредевшие колонны двинулись к границам своих марок… более не оглядываясь назад — на оставленный берег Лабы.

На небольшом выступе берега реки, в густоте зарослей, на несколько разгорячённых, возбуждённых конях от скачки, кои фыркают и пританцовывают, отходя от столь быстрого своего перемещения к этому выступу, находится несколько кругов всадников…

— Всё же нужно было… дать им ещё! — произносит с досадой один из них, — чтоб запомнили надолго!

Соседний с ним воитель, поворачивается к нему:

— Они и так надолго запомнят то, что случилось, Дорислав. Да и зачем лить кровь попусту. Враг уходит… мы провожаем его. Нужно думать о том враге, который вошёл в наши границы. И беречь силы… для схватки с ним. А саксы… своё получили. К тому же, они бы были прижаты к берегу… и это обстоятельство ожесточило бы их. Сопротивление их бы… увеличилось бы в разы. Зачем лишние потери?

Третий всадник, поддерживает эти доводы:

— Чеслав прав, Дорислав! Ательрейд и Нортокс получили своё. Эгило пал. Я сам был шокирован, когда нашли его тело. Честно… я такой удачи не ожидал. Но сЛУЧилось то, что спланированно ЛУЧами времени. Время ЛУЧиться в Свете Яра. И я счастлив, что мы наступили на больную пятку самому злобному из соседних маркграфов.

Дорислав помолчав, кивнул, соглашаясь:

— Да я… согласен. Враг с этим уходом… не *изчез. Дофин у реки. И силы его во много крат больше тех, кои мы разбили.

Он повернулся к Чеславу:

— Что теперь? Куда ты, отважный Воитель, отправишься? Может быть не отпустим его, а воевода Сорока? Женим его… на нашей стодорянской красавице! У нас девки — огонь!

Он поглядел на третьего всадника, участвующего в разговоре.

Воевода Сорока отреагировал:

— Да я только «за»! Но… Чеславу нужно к Гостомыслу. Задание у него… и его никто не отменял. А красавица у него уже есть… и ждёт его! Я это прочёл в его глазах, когда он, ненароком глядит на красных девиц. Глядит… а взгляд его пуст. Видимо в нём образ совсем не из видимых… глазами. Так что, Дорислав, тут мы с тобой безсильны.

Дорислав ещё раз повернулся к молчавшему Чеславу и спросил:

— Когда отправляешься?

— Прямо сейчас. — Спокойно, с чуть заметной улыбкой, ответил тот. — Здесь… наши задачи решены.

Сорока придвинул своего коня к Каурому Чеслава.

— Что делать нам? — тихо спросил он.

— Оставьте гарнизоны в глубинных детинцах, но не у берега рек. А потом… — Чеслав поглядел на обоих воевод, — потом… нужно двигаться к месту сбора общей рати. Она соберётся с прибытием Гостомысла. Там я думаю и встретимся ещё раз!

— Что делать с Гориновичем? — спросил Дорислав.

— Судите РОДовым сходом. По мне… для него нужно согнуть пару дубовых веток.

Оба воеводы согласно кивнули:

— Так и будет. Довольно ему сытно есть, да сладко спать. Пусть его пращуры встречают его для суда своего… и он будет намного жёстче, чем наш!

Дорислав поднял голову и посмотрел на парящую птицу.

— Он всегда сопровождает тебя?

Чеслав задрав голову, ответил:

— Нет… только когда рядом лихо.

Оба воеводы переглянулись.

— Значит… в твоём движении назад… есть какая-то опасность. — Заметил Дорислав.

— *Зделаем так! — Высказался и Сорока, — я дам тебе в сопровождение… два круга своих дружинников! Они доведут тебя прямой дорогой до града Зверина. От Зверина до Любицы совсем недалеко. Гостомысл должен уже быть там. Рать ободритов всегда собирается в Любице. Так *произходит веками.

Чеслав оценил предложение Сороки.

— Хорошо. Это лучше, чем идти вдоль берега, повторяя все петли реки.

— Да… ты таким образом, обойдёшь Гамбург, в котором до сих пор сидит враг. Ну, а от Зверина, можешь двигаться уже спокойно — там земли варнов и ободритов.

Дорислав поглядев на Чеслава, заметил, что тот уже готов отправиться в путь. Он о чём-то подумав, спросил:

— Вот мы… в одном из разговоров с тобой, Чеслав, затронули тему: Бог и червь. Но я так до конца и не уяснил некоторое стороны этого истинного понимания. Я понял, что сначала Бог, а потом уже червь, а не наоборот. Это для меня стало понятным… Но вот другое… Пока, ты не оправился в путь дай мне некоторые разъяснения. Как Бог превращается… в червя?.. Ведь меж ними… такая огромная РАЗ-ница?!

Чеслав улыбнулся одними глазами… и ответил:

— Вспомни, Дорислав, все стадии развития плода в чреве матери. Сначала… это личинка, потом червь, потом рыба с жабрами, затем животное с сосками… и только потом, он медленно вбирает в себя ОБ-РАЗ РОДа… и появляется на Свет… совершенно ГОЛым. Но появившись — весь «мир» должен прислуживать ему, ибо Онъ ОБРАЗ Творца. И вот здесь… зарыт некий Казус. Тело прошло все стадии и помнит все их… а вместе с ним помнит и плотский Ум. УМ восторгается приОБретением высшего тела… и может возГОРдиться этим не в меру. То, что все ему пока прислуживают — он может воспринять с Каверзой и внутренне провозгласить себя Богом. Именно так думают вторые… Но это… тот самый путь к Червю. Его начало. И здесь, только РОД даёт истину понимания — после ГОЛого рождения, всё идёт в обратную сторону. Творец — Бог РАЗ — Оба Диавол, а за ОБой стоит уже та самая природа с животными, жабами и червями… Для того, чтобы остаться в РОДу… нужно взращивать в себе Личность. Ибо Личность служит Личности Творца… Личность не червь, но Бог. Но… в случае прорыва умственной индивидуальности… кою подпитывает Оба-Диавол осуществляя свой промысел (данный ей свыше), внутри индивидуУма возникает тот самый червь, который начинает пожирать все Божественные начала. Вспомни, Дорислав, на кого похож червь? На того самого Змия… и это и есть подОБие… Так постигни, Дорислав, в тебе есть ОБ-РАЗ Творца-РОДа, который ты получил во чреве, и после рождения, появляется и Червь, но уже несколько иного плана и характера и является подОБием того, что было во чреве. Дуальность в тебе: то есть и то, и то…, но пока в сокрытом твоём внутреннем мире — или в мире плотского Ума, или в мире РАЗума. Выбор. Решай развиваешься как Об-РАЗ или как подОБие… Если идёшь путём РАЗ-ВИТ-и-Я, то до Бога ещё очень далеко. Путь этот сложен и многоуровнён. Здесь, на Мидгарде, возможно взрастить себя до уровня Человек. А можно… превратить-ся (превратить себя. Авт.) снова в Червя. Постигни, Дорислав, Человек — это середина меж Червём и Богом. Так же, как и земля Мидгард — середина меж ВсеРОДом и Звездой. Каждому своё. Смотри, Дорислав! Человек, как Спираль. ВИТ вьёт Спираль * (ВИТ — Бог, не забывайте об этом, РОДНЯ. Вы все вьёте, взращиваете себя. Авт.) *, но Спир-Аль это Двойная! Как и всё в ПриРОДе. Спираль замысловата в направлениях: сверху она идёт до Человека; и снизу, также, до человека… и не выше. Почему? Да потому, что для Червя — человек это уже БОГ. Для червя выше нет. Поэтому, вторые и считают себя от Бога, от некоего Господа. Выше они ничего не знают и не могут знать… Они даже не понимают, что есть сам Человек… Какова его истинная Ос-НОВа. Такова природа иудствующих… коих тРОЛит Оба-Диавол, давая им свои роли в этой реальности земного ПРЕ-д-СТАВ-лен-ия.

Чеслав замолчал.

Дорислав внимал всему, о чём ему поведал Чеслав, с огромным вниманием. Когда тот закончил говорить, он, немного помедлив, спросил:

— Правильно ли я понял, что есть РАЗ-ница в понимании: ОБ-Раз и РАЗ-Об?

Чеслав снова улыбнулся:

— Ты уловил суть. Есть Человек, как РАЗ-Об, и есть люди, как ОБ-Раз. Смотри, Человек как РАЗ — его С-ОЗ-НА-ние находится в Середине его «формы» — Единой Душе. Душа часть Творца и есть у всех в Мироздании, но не у всех есть Честь. Но, РАЗ отпрыск РОДа и Един с Творцом через Душу, а значит у него должна быть и Честь * (Свет. Авт) *. Но, РОД в своё время снизошёл вниз к приРОде, дабы создать Чистилище в ней. ПриРОда РАЗсматривается нами, как наша же часть, но ущемлённая в свете. Поэтому РАЗ-ОБ — это уже уровень Человека. А вот «человек» как ОБ-РАЗ — это люди. Людина пока не таков. Его сознание сопряжено с химическим плотским мозгом. * (Вспоминайте, Делом — делятся, а тело — телится. Для Людины тело-Храм. Авт.) * Мозг * (мы говорим о костном мозге. Мозге позвоночника. Авт.) *, которым пользуется Ум, находится на краю формы и любит двойственность местоположения принятия решений — от края к краю (к седалищу или мозгу головы, что есть процессор обработки идей или мысли). Мозг не имеет мыслей, но имеет двойное воспроизводство идей… С одного места он думает — как жить? С другого — как выжить? Обе крайности играя то силой, то БЕС-силием, вьют вокруг оси полотно своей судьбы, в коей могут приСУТствовать как белые нити, так и черные. Выбор.

Дорислав снова спросил:

— Получается, что у Первых и вторых «середина» на разных местах тела?

Чеслав кивнул:

— Да… как это не смешно, но середины тоже две. У вторых — середина мозг. Это их Бог. Для Первых же середина там же где, и она находится в СВАСТИКЕ. Разведи во всю ширину свои руки и ноги, Дорислав. Где твоя Середина? Там, где можно воткнуть ОСТЬ. И она там и есть. Сердце. Человек от Первых знает, что он принадлежит РАСе и поэтому он к-РАСив. Чисты его Дело и Душа! Ибо они от Творца. Его Жи-ЗНь — продолжение БЕЗ-смертного Дела Творца. Вторые думают иначе — наружность ничего не значит. Там внутри тело разрушается, стареет, болеет. Там оно не чисто и от этого смертно. Идея вторых заменить тело… на техногенное, заменяемое… Оно, таким образом, кажется им вечным. Ибо они знают, что данное им ОБой тело — смертно. С мерой дадено. Поэтому, Дорислав, снова две крайности: Живот — для вторых, Жи-ЗНь — для Первых. Для вторых, после обрезания пуповины, коя связывает их с телом матери — тела разделяются и более не связаны. Для Первых — связь остаётся, и она в Деле Творца и также является невидимой пуповиной, то есть Душой Творца, Остью мира.

Дорислав поглядел на Чеслава и подумав спросил:

— Значит, вторые испытывают ОБиду на свою же мать? Поэтому, они так ненавидят Диавола?

Чеслав ответил не сразу.

— Многие… воОБще ни о чём не догадываются. Им никто не говорит об этом. Они находятся вне пространства понимания этого. Их лишили доступа к информации Къна. А те, кто имеет представление, извращены своим Эго, которое им подпитывает… Диавол. Она троллит их. КОН-тролирует. Таков её промысел — ОБ-Ижа-ть (То есть укорачивать Меру, давать одноразовую жизнь и душу (буквица» Ижа). Авт.) *. И ОБида та — огромная пропасть, кою Вторые, в большинстве своём, не могут преодалеть, хотя могут. РОД даёт первым ДУХ и он *безсмертен. Да тело у всех одинаково и оно с мерой. Но есть РАЗвиваемое Сознание-Дух, который помещает в свой кокон Душу. И это зовётся безсмертной Живой. Поэтому, вторые получая тело с мерой, в коем смертно и сознание ума, так кричат о бес-смертной Душе, коя даётся не от Обы. Их цель одна — решить задачу бессмертия ума, ибо только в нём их сознание. Поэтому, ортодоксы Вторых всячески понижают роль женщин, хотя свою родословную ведут именно по женской линии. ОБида Каверзой съедает их… Первые с гордостью говорят, что имеют в себе и Мужское, и Женское начало. Вторые с женщиной сравнивают животных и не сравнивают себя, хотя линия рода их передаётся по женским нитям… Но у «слепых народов»…должны быть те, кто их ведёт. И промысел КА именно для этого — он связывает их пастырей. — Закончил Чеслав.

Дорислав вздохнул — тема, затронутая им, оказалась довольно трудной… для полного его понимания.

— Получается… — произнёс он свою мысль, — что вторые со временем совсем решат ОБ-ой-тись без женской половины? Создавать тела искусственно?! Дабы в них… помешать свой считанный техногеном мозг? Поэтому у них так множится мужеложество.

— Оно было у них всегда. Но… Творец ведь хохмач. Он предвидел это их сумасшествие. И поэтому, РАЗ-ДЕЛ-ил себя на Души. Он пребывает в каждой новой рождённой душе. В КА-ж-дой, дабы оставить свой след. Дать выбор. То есть творец присутствует в КАждом ребёнке до пятилетнего возраста. Поэтому, ОНЪ всегда НОВ. Ребёнок, появляясь на Свет возвещает этот свой приход — криком. И далее, как только заорёт Дитя — так все к нему бегут. Поэтому, ещё ОД-НА Троица такова: Творец — Ребёнок; Бог РАЗ — Мужчина; Оба-Диавол — Женчина. Оба Диавол хранит ПАРу (мужчина и женчина) и сводит с ума ролевые народы.

Дорислав почесал чело.

— Получается… Диавол-Богородица воспроизводит и Творца?

— Да, — улыбнулся Чеслав, — так и создана Вечность. Троица-ОД содержит Мужчину РОД. Мужчина содержит Женчину. А Женчина с-Од-ержит воспроизводя самого Творца. Вечность. КОЛО. Именно поэтому, ОНЪ и дал право Обе-Диаволу подОБить себе народы не от РОДа, а от РОТа * (правильное написание этого образа «РЪТЪ. Авт.) *. Рот их ненасытен. Так и появляются вторые, КОИ ЖЕ И НЕНАВИДЯТ за ЭТО свою мать Диавола, ибо она «заставила» их вкусить вкус плоти. То есть открыть тот самый ненасытный РОТ в материи * (я надеюсь РОДНЯ, ты постиг скрытую СУТЬ библейских текстов. Авт.) *.

Дорислав снова почесал чело:

— Так значит, в каждом дите — Творец?

— До пяти лет. — Ответил Чеслав, — ты вспомни, Дорислав! Ребёнок до этого возраста никогда не лжёт! Он не УМеет этого, так как Творец и ложь несовместимы. После пяти, начинает пробуждаться плотский Ум (тот самый Умелец) и Эго-сознание в нём, и Творец покидает растущее тело, оставляя только в РАЗах свой Дух. Во Вторых он оставляет С-лед. Его надо им «растопить». Далее по Троице: ребёнок мужчина должен жить Истинной, а будущая женчина Идеалом. И после этого… на весах судьбы Идеал противоположен Истине.

Дорислав переглянулся с Сорокой.

— Да уж… ну и загрузил ты меня, Чеслав ДаУРович. Долго мне… теперь разбираться в этом. — Огласил он итог своих мысленных *разсуждений.

— РАЗум тебе поможет в этом. Но не полагайся при этом на ум. Не хватит времени РАЗ-ОБ-РА-ть-ся * (разобрать себя сотворЕНЪного, но посмотрите как именно и с какой очерёдностью нужно ОС-ОЗ-НА-вать себя по слогам. Авт.) * в этом воплощении — тогда дадут Рок в следующем. — Отреагировал на слова Дорислава Чеслав. — У Она-Ода всё имеет смысл. Есть Исток и есть Рот. Выбор за живущим.

Дорислав поглядев на Сороку заметил:

— Я всегда думал, что наш дед только СВАРОГ, оттого мы… Сварожичи.

Сорока тоже согласился с этим своим кивком.

Чеслав ответил:

— СВАРОГ отец Небесный места СВА, в коем существует система Ярилы Звезды — по уровню Первого. Но и он — СВАРОГ принадлежит РОДу, как и меньший Ярило, как и другие Звёзды или Первые в СВА. Они и мы — Родня. То есть Боги РОДА по фамилии Сварожичи. Но у Сварога тоже есть отец, у того свой отец… и так выше и выше… до РОДа-Породителя. Мы все Ровни, но не равнозначны! Значимость их — другая! Нам предстоит дойти до такой же! И путь этот долог и труден. Для этого мы и наДЕЛяемся Делом Творца. Творец поДЕЛился им с нами. Он доверил нам его и вместе с ним… свой МИР. Мир в коем живут ВСЕ, включая ленников — оттого и ВСЕ-Ленная. Нам вести их за собой, как бы мы не страдали от этого…

В этот момент, «что-то» зашумело наверху… и на плечо Воителя Асгарда сел кречет, клокоча «что-то» на ухо хозяину плеча.

Этот прилёт птицы положил конец беседе воевод и воителя и тот какое-то время слушал «сообщение» своего пернатого друга.

— Ну что же! Нам пора! — вернул, после этого, свой взгляд на воевод Чеслав.

— Ну что же… пора-так пора! Отправляйся вместе с моими кругами дружинников! Они хорошо знают все дороги! До Зверина доберётесь без проблем! — оживился воевода Сорока, — и ждём тебя… в общей рати! Просто будем скучать по тебе!

Он по-дружески похлопал Чеслава по плечу.

— И я также… буду скучать по тебе, Чеслав. Особенно по нашим сОДержательным беседам! — Дорислав также по-приятельски попрощался с воителем. — Давай, мы немного проводим вас… Всё одно нам какое-то время по пути!

Чеслав оглядел всех… и приветливо произнёс:

— Вам к граду Родогощу… мне к Любице. Но встретимся… придёт срок. А пока… пока!

Вся его конная группа развернулась… и растворилась в прибрежной зелени реки Лабы.

Глава 3

Утренний салют залил РОДогощь своим переливным различной цветовой гаммой светом. Жреческое сословие уже собралось во внутреннем дворе Храмового комплекса, ибо сегодня должно было решиться, то, что до времени было отложено по непонятным всем Храмовым жрецам причинам — БелоБог, вдруг, неожиданно для всех, решил дать некое, таинственное испытание, позволив велетскому кънязю Лютаве оседлать Храмового коня БелоБога. Для чего произошёл этот промысел Божий — не понимали и Жрецы. Весь Храмовый комплекс строений, вместе с теми кто в нём уже находился — был возбуждён вдруг навалившейся тревогой от произошедшего… и предстоящего сегодня события… Только кънязь ратарей Котрослав, находясь в центре Храмового двора, сохранял спокойствие и мирно беседовал с теми, кто подходил и обращался к нему по различным вопросам… Но это его видимое спокойствие распространилось далеко не на всех служителей Храмового комплекса и многие из которых сидели на своих местах, не отрывая глаз от дверей выезда из конюшен Храма, в коих вот-вот должен был появиться Лютава, сидящий на божественно Белом коне…

Вот огромные двери конюшен Храма отворились и из них выехал всадник в красном плаще в блестящих на утренних лучах доспехах. Это был тот самый Лютава. Вокруг него шли его приверженцы их родов лютичей-вильцев. Лютава улыбался, разговаривая с теми, кто сопровождал его… Вид его был вовсе не напряжён и казалось его совсем не заботит то, что ему предстоит совсем скоро. Слава о его искусстве в ратном деле уже давно далеко шагнула за пределы Поморья. Лютава множество раз участвовал в различных состязаниях и в Поморье, и в соседней Червоной Руси (нынешняя Польша) и там также снискал репутацию непобедимого витязя. Во всех поединках он неизменно выходил победителем. В последнем турнире, проведённом в ВАР-ША-ве, который собрал многих сильных витязей из ляхов и моравов, Лютава добыл несколько побед в различных видах состязаний всадников и только утвердил за собой тот самый ореол славы и известности о своей непобедимости. Может быть именно это общее мнение способствовало в нём вдруг возникшем всплеске тщеславия и необычайной гордыни и Лютава заговорил о себе… как о равном в притязаниях на общий къняжеский титул с Гостомыслом. Мудрецы Родогоща говорили ему, что о таком сейчас не может вестись даже простых речей, ибо Гостомысл был избран на два года и прошёл только год с его избрания. На что Лютава возражал, что Гостомысл был избран второй раз только потому, что мало кто знал о нём… о Лютаве, о его славе… и отваге. Теперь же он решил показать и свою мудрость, заявив, что не следует идти ворогу навстречу, ибо принять бой нужно в месте у Родогоща, и что Гостомысл утратил былую мудрость… в своих путешествиях в далёкое Залесье, где пребывал последнее время. Прибывший, как всегда неожиданно для всех, Вещий Междамир, спокойно выслушал притязания Лютавы и когда тот предложил провести тот самый обряд оседлания Храмового коня БелоБога, не противился этому, чем вызвал у Жрецов Храмового комплекса Родогоща удивление и даже некоторое смятение… Когда же… это произошло, Междамир только заявил, что раз БелоБог дал Лютаве право оседлать своего коня, то это означает, что тому нужно ещё удержаться в седле при других обстоятельствах, более жёстких, чем простая попытка сесть на коня Бога. Междамир заметил, что тому (Лютаве) придётся сразиться с самим посланцем… БелоБога.

— … Когда же мне ждать… этого посланца? — с усмешкой заметил Лютава, услышавший слова Аса.

— Я думаю недолго. — Сухо ответил Междамир. — Можешь готовиться.

— Им будет сам… Гостомысл? — снова спросил Лютава.

На что Междамир ответил:

— Не гоже Единому Кънязю союзов Поморья и Полабья принимать участие в таком времяпрепровождении! У него много других, НА-СТОЯ-щих дел. Я думаю, он пришлёт от себя посланца. А того… выберет сам БелоБог. Ты получишь серьёзного противника. — Ответил немногословный Междамир и отвернулся от Лютавы… переходя к решению других вопросов.

Сейчас, все кто присутствовал тогда при упомянутом разговоре, вспоминали его… и искали глазами самого вещего Междамира… и с непониманием и тревогой не находили Вещего Аса своими взглядами. После этого… многие в смятении переглядывались и пожимали плечами, поворачиваясь, при этом, к кънязю Котрославу. Но тот не обращал на такие взгляды никакого внимания, тихо переговариваясь с теми, кто находился рядом с ним…

Лютава, окружённый своими дружинниками, выехал на центр Межхрамового пространства.

— Ну и где… мой соперник? — спросил он, как бы в недоумении оглядываясь по сторонам.

— Сигнала не прозвучало, — также оглядевшись заметил кто-то из его самого ближнего окружения. — Не спеши, Лютава! Соберись. Я тебе говорил, что Храмовник Ордена СвентоВИТа серьезный соперник. Это… не ляшские витязи. Знай, они крепки в посадке, поэтому бей копьём в верхний край щита храмовника, чтобы ударить его в плечо. Если будешь метить в середину щита, он отклонит удар угловым смещением. Поэтому в последний момент… перед ударом отклони верх копья к верху щита! Порази плечо!

Лютава кивнул:

— Не впервой… мне повергать наземь зазнаек! Я думаю… при втором столкновении уже выбью его из седла.

— Ну… помоги тебе твой РОД, Лютава! — советчик похлопал коня, на котором сидел Лютава, по гриве. — Конь БелоБога спокоен. Подкрепись от него спокойствием!..

В этот момент открылись ворота прилегающего Храмового двора… и из него выехало два всадника. Одним был молодой кънязь ратарей Вечеслав — он сидел на вороном, разгорячённом коне, который пританцовывал на месте… Второй всадник сидел на саврасом коне, преимущественно белой масти и его конь был совершенно спокоен. Он встал, как вкопанный у того рубежа, который был ему отведён и лишь немного встряхивал своею головой, будто бы отгоняя от неё назойливых мух… На всаднике был доспех Храмового витязя, который покрывал совершенно чёрный плащ. Этот контраст белого и чёрного цветов… очень резал глаза и все смотревшие на храмового витязя СвентоВита, вспоминали атаки на врага этих всадников-ранов, кои никогда не отступали с поля сражения до полного уничтожения или разгрома противостоящего им противника…

Пространство Храмового комплекса, кое вместило в себя не только Жрецов Храмов, но и люд храмовых строений, заполнилось… людским гомоном. Люди сравнивали соперников… делая всякие предположения в предстоящем поединке.

Противникам поднесли состязательные копья, на концах которых вместо наконечников был металлический шар, по весу соизмеримый с весом настоящего наконечника копья. Оба несколько раз мотнули им в своих руках, стараясь понять и измерить балансовую нагрузку веса копья на кисть руки… Всадник-ран одел на руку свой щит округлой формы, преимущественно оранжевого окраса с изображением Ярилы в центре… и расправил черноту своего пространственного плаща, отстегнув углы от крайних мест подстёжки к плечам… От этого действия, плащ его удлинился… и свесился своей длиной и краями на круп и хвост его коня. Саврасый конь только сейчас проявил какую-то видимую возбуждённость — это действие подсказало ему о том, что скоро совершится боевая атака, ибо раны отстёгивали свои плащи на полную длину только при таковой… Конь стал бить копытом и глубоко вдыхая воздух… фыркать. Всадник-ран, опустил забрало шлема на переносицу… и повернулся к своему противнику… только сейчас оглядев того.

Гомон, царивший в храмовом пространстве… сразу же утих.

Второй всадник (Лютава) на чисто белом коне… всё ещё «что-то» подтягивал в кожевенной сбруе своего седла… Он явно не спешил. При этом действии он о чём-то весело переговаривался с окружением… Конь его тоже проявлял некое возбуждение, ибо всё время ритмично переставлял ноги… и опускал вниз голову… до натяжки поводьев, кои находились в левой руке Лютавы. Эта его рука была защищена таким же округлым щитом светло-красного цвета, но с изображением сходящихся в одной точке молний Перуне. Лютава закончил приготовления… и развернул коня к всаднику-рану.

— Я готов к *изпытанию! — громко крикнул он. — Я чувствую силы БелоБога в себе!

В его голосе не чувствовалось ни одной ноты сомнения в предстоящей победе.

Ран только кивнул головой и несколько придвинул своего коня к черте начала разбега коня. Оба всадника опустили копья.

— …помни о чём я тебе сказал! — произнёс за спиной Лютавы тот, кто давал ему советы. — Раны чрезвычайно крепки в седле! Меть в нужную точку!

Лютава чуть шевельнул головой. Он смотрел на противника сквозь опущенное забрало и взгляд его… был направлен на щит противника.

Прозвучал рог.

Всадники понеслись навстречу друг другу… Это было красочное зрелище — два белых коня (издали оба казались одинаковой масти) неслись навстречу друг другу… За одним расправился во всю свою длину чёрный плащ, с оборотной стороны имеющий медвежью подкладку — за другим расправился алый плащ, союза вильцев-лютичей… Вот до столкновения осталось несколько мгновений… и удар копьями слился с раздавшимся громким ржанием обоих скакунов… Оба всадника… отклонились несколько от седел, но стало понятно, что оба отвели удары перенаправив их по касательной своих щитов… Оба остались в сёдлах… и оба доскакали до расчерченных черт старта в поединке. Теперь, они только поменялись местами… Ран оказался в окружении вильцев, а Лютава вблизи молодого кънязя Вечеслава.

— Если Лютава останется в седле после трёх столкновений… то это по древним традициям считается утверждением его мнения в этом спорном вопросе войны! — кто-то произнёс, за спиной Олега.

Олег хорошо *разслышал эти слова… и снова опустил копьё. Он дышал ровно и не выказывал какого-либо волнения. Его саврасый напротив бил копытом, в ожидании следующего броска к противнику. Это заметили все, кто в это мгновение наблюдал за храмовником-раном. Взгляды же тех, кто в этот момент смотрел на Лютаву заметили его некоторую нервозность — Лютава поворачивал Храмового коня с явным неудовлетворением своего удара… и даже некоего своего же разочарования. Он снова несколько раз мотнул копьём, будто бы снова проверяя выбранный им баланс… и только после этих действий развернул коня к противнику, опуская его. Оба всадника вновь замерли…

Снова прозвучал рог.

Лютава первым тронул коня, разгоняя его до той нужной ему в этом поединке скорости. Ран Олег на мгновение задержался на старте… прежде чем понёсся навстречу Лютаве. В этот раз их столкновение произошло не в той точке храмового пространства в коем оно произошло ранее. Лютава разогнал коня сильнее и поэтому преодолел в разбеге своего коня большее расстояние… Снова удар… и на этот раз стало заметно, как храмовник ран очень сильно отклонился от своего седла… после столкновения — удар Лютавы был на этот раз силён. Но ран… только отклонился… но не упал. Все взгляды повернулись к Лютаве — тот также получил удар копьём… но его щит смог и на этот раз отклонить его ужасающею силу в сторону по касательной… но в этот раз весь рисунок сходящихся в одной точке молний был содран со щита…

— … Молодец, Лютава! Ты потряс его! Удар был подобным тому, помнишь? как в ляшском Воцлаве, когда ты потряс противостоящего тебе ляха! Я удивился… почему этот ран не упал! Спина его сильна… Но теперь он уже не тот! Не тот! Соберись!.. От этого последнего столкновения зависит всё!.. — к Лютаве подбежал один из его окружения. — Только удержись в седле… после последнего удара.

Лютава повернулся к нему:

— Изяслав, я сокрушу его на этот раз! Ему не уйти от чистого поражения!

Лютава вновь подъехал к черте старта разбега лошадей… опуская копьё.

Ран, на этот раз, неспеша повернул коня, перехватив при этом взгляд Вечеслава. Вечеслав при этом убедился, что во взгляде Олега нет ничего, что могло бы указать на его… боль или некую неуверенность. Олег, несколько раз качнулся своим корпусом в разные стороны, проверяя не лопнула ли где-нибудь на крупе от перенесённого удара кожевенная сбруя крепления самого седла и убедившись, что всё в порядке, повернулся к Лютаве. Конь того пританцовывал на месте, ожидая старта для очередного разбега, выдавая уже крайнее возбуждение… Олег приблизился к черте старта и опустил копьё.

Тут же прозвучал рог.

Оба соперника понеслись к друг другу в одно мгновение… Но здесь же произошло неожиданное и непонятное для всех — всадник-ран вдруг, неожиданно для всех, прям со старта… поднял над собой своё копьё… Заполненное людом Храмовое пространство ахнуло — зачем он это сделал? Всадники приближались к друг другу… и всем стало ясно, что, если даже всадник-ран опустит копьё перед столкновением, этим самым действием он не сможет достаточно сконцентрироваться перед ударом и тем белее взять в «прицел» ту нужную, выцеливаемую им точку своего удара. Но произошло то, чего никто из собравшихся эти ранним утром в межхрамовом пространстве не ожидал и даже не мог ни предвидеть, ни предполагать…

При самом приближении всадников друг к другу… ран резко опустил копьё вниз, но не целя им в соперника, а ударяя им в нацеленное копьё Лютавы… в этот же момент, саврасый конь храмовника ордена СвентоВИТа, совершил прыжок, перепрыгивая опустившееся к земле копьё Лютавы… а всадник-ран при этом, отклоняясь от своего седла… совершил своим щитом молниеносный удар, видимо, огромной, сметающей всё на своём пути силы, по шлему Лютавы. Лютава от этого удара полетел из седла… выпуская из рук и поводья… и само воткнувшееся в землю и сломавшееся копьё. Копьё же самого рана, лежало около обломков копья Лютавы, ибо всадник-ран сразу же выпустил его из своих рук после того, как совершил им хлёсткий удар по нацеленному древку противника…

Всадник ран завершив, после своего прыжка, несколько инерционных шагов своего саврасого коня, резко потянул поводья… и развернулся к лежащему на земле противнику… Он тут же погнал своего саврасого коня к Белому Храмовому коню… и взяв его поводья, двинулся к воротам Храмовых конюшен, при этом совсем не обращая внимания на лежащего рядом Лютаву, к коему уже бросились все его вильцы. Всадник -ран повёл коня к находящимся у ворот Жрецам комплекса Родогоща.

— Вот… воля БелоБога! — Громко произнёс он. — И она звучит так: «– Колеблющиеся к выступлению в поход — Светлому Богу не любы!» Вы все этому стали сегодня свидетелями!

Только теперь все пространство, заполненное народом Родогоща, обрело полный выраженный объём народного восторга и ликования, от произошедшего… Люди Родогоща, увидев своими глазами настоящую Волю БелоБога, более уже не сомневались в том, что ранее вызывало споры:

— …выносите станицы наших ратей! Хватит им сохраняться в Зале славы!..

— Хватит колебаться! Рать зовёт нас!.. Собираем полки для выступления!

— … Пора встретить иноземца, как встречали его наши пращуры и щуры!..

— Созываем Единую Рать! Быть битве!..

Встал и кънязь Родогоща Котрослав.

— Мы все с вами свидетели произошедшего! — прокричал он, подымая руку, чтобы все затихли. — Всё было более чем честно и справедливо! БелоБог осветил своего посланца и наделил его сокрушающей силой! Гордыня и тщеславие неприемлемы Богом! Именно поэтому, Он и разрешил нам всем лицезреть этот урок.

Кънязь Родогоща повернулся к Вышним Жрецам.

— Пора провозгласить созыв Рати! Это всегда делали Жрецы Родогоща!

— Так будет и сегодня — рать созывается вместе с выносом станиц пехотных полков родов ратарей и других полков родов Поморских! Посылаем голубей… ко всем кънязям поморским! Сбор у Ретры! БелоБог всех созывает на рать с тьмой перепутья! — поднялся и отвечал один из Вышних Жрецов. — Сварожичи в этих лучах Ярилина утра внесли нам ясность во всём и во всех ещё колеблющихся! Рать должна собраться только с одной целью — убрать с нашей земли врага, угрожающего самой Жи-Зни! Защитить её! Защитить рожениц и невест от поругания! Защитить детей — будущих женихов и невест! Чтобы чады стали Женихами, а дочи — Невестами * (Здесь, поясняю. Смотрите, мальчик — это Ча-до. Девочка в зеркальном слоговом отражении Ча-до, то есть До-ча. Авт.) *. Сохранить их до возраста, когда они могут уже продолжать Жи-Знь. Жених — этот тот, кто созрел и вырос в Деле. Дело — одно защищать и продолжать Жи-Знь. Когда он достигнет возраста по Къну, он станет Женихом и РАТником — одновременно. В эту рать созываем тех, кому Кънь разрешил стать женихом и уже заимевших дитя! * (напоминаю, что жениться в сословии Весь можно было после достижения только 21-летия. Одновременно, сдавался и зачёт (экзамен) в полученном умении двуручного боя на мечах, коему обучали его деды с достижения отрока 12-летия. Прошедшие после 12-летия 9 лет до достижения 21 летия — гармония жизни в стремлении к постижению чего-то. В данном случае становлении себя как мужа и воя. В рать шли только уже полностью подготовленные к ней. Авт.) *Жених ратник — это тот кто может уже не только познать Тело женское, но и отбить у врага охоту идти на наши земли! На само Тело нашей РОДины! Ещё раз повторяю — Жених тот, кто вырос в Деле РОДа. Невеста — это та, кто выросла в Теле РОДины. Созрела в нём. И может отдать новому МужЧине своё пространство Богородицы — Лоно. То есть готовое, созревшее поле, кое он может засеять, взрастить и продолжить в нём (в лоне), на его поле — свой РОД! Невеста при этом получит чин Жен-ЧИНа. МужЧИНа сеет Время на пространство ЖенЧины. Но как мы назоваем девочку, коя уже выросла, но не стала ещё невестой? Она уже имеет чин Два, хотя ещё не Женчина. Как?

Жрец обвёл взглядом всех собравшихся и услышав правильный ответ, кивнул:

— Правильно, Д-Ева. Диавол-Ева. Чин Два. Это нашь древний Небесный Первоязык. Его не надо забывать, ибо что есть Истина? Это Знание без ошибки! Без ошибки! Что есть зерно Истины? Это мужчина! Он сам есть Истина и должен хранить её в себе и стремиться к ней всегда. Как только этого нет — это уже не мужчина. Но что есть женчина? К чему она стремиться? Женчина стремиться к Идеалу. Идеал изменчив… мним. А где мнимость, там и ошиб-КА. Поэтому, когда она идёт к Жениху это означает, что она имеет в этот момент в себе образ НЕ знающая Весть, то есть Не-Веста. Весть и ЗНАния к ней придут вместе с Женихом, при вхождении в РОД. Поэтому, тех, кто достиг 21-летия и не стал мужем на Рать не брать! В рать идут те, кто имеет уже детей! Почему? Да потому, что Жених ещё холостой, то есть пустой! Жен-их * (слог ИХ, как и зеркальное ХИ у нас в языке имеет образ отражения чего-то неполного. То есть полупустого. Например — лунной энергии. Луна пола, пуста и своей энергии у неё нет. Но она может отражать солнечные лучи — так называемый лунный свет. Днём его не видно, а ночью он заметен, но не имеет силы солнечного света. Отсюда и *нашь неполный, негромкий смех в языке отражается как: — Хи-хи-хи! Смех за спиной. Едкий и ядовитый. Когда мы с вами смеёмся: Ха-ха-ха! Это полный энергией смех. Смех от нашей открытой сущности. Не затемнённый ядовитостью. То есть слог ИХ образно сочетается с чем-то неполным, несовершенным. НО здесь замечу, что есть руна Хи-На, и в ней к Хи добавлен слог На (Творец) и она уже имеет образ ТРИЕДИНСТВА в трёхмерии, то есть в Природе. Авт.) *есть неполный муж-чина. Для того, чтобы стать муж-чиной ему нужна невеста, коя станет жен-чиной. Вот тогда ПОЛость заПОЛнится. И оба получат соответствующие им чины: муж — жена. Тогда, мужчина ПОЛ-ОНЪ и может ПЛОД-ИТЬ РОД! Он становится муж-чиной, а не самцом, которому только бы постигать тело д-евы, при этом приближаясь к своему становлению сущности Животного, что и последует в следующем же воплощении. И это Правильный итог: ушёл от Истины — стал ЖИВОТным. Д-Ева имеет соотношение с Природой. Она пола, как и природа. Для гармонии в земной Природы должно быть равновесие — РОД. Полость должна заполниться. Тело заполняется Делом. Дело за РОД-Ом. Д-Ева всегда готова принимать в себя Муж-Чину, но не всегда при этом, она становится полной Жен-Чиной. «Пустые» принимающие Д-Евы тоже «кормят» природу. * (Здесь замечу, Истину телом не извратить. Извращается только Тело. И в следующем воплощении оно будет иным. КЪНЪ. Суть Жен-чины — отражать жизнь. Поэтому, чтобы остаться в людском теле любой Д-еве нужно быть при муже, то есть при РОДе. Муж — это то место, кое оставляет её настоящее, нынешнее тело на следующее воплощение. Это У-ГОТ-ованное место Творцом для женчины. Иного нет. Иное… отход от РОДа и… дорога в Природу. Другого в Къну не прописано. Авт.) * Все не имеющие семей и детей — не идут на сегодняшнюю РАТь, но остаются при РОДах в крайнюю помощь. Ибо и женихи, даже достигшие 21-летия и невесты пока — пусты, полы. * (Вот тут снова остановимся и отметим Истину. Тот, кто не завёл семью и детей после 21-летия (здесь отметим, что говорим мы сейчас только о сословии ВЕСЬ (Трудовой народ-Творцы) считался неполноценным «мужчиной» в РОДах. Постигните это! Не ходили в то время бобылями больше ОДного лета, после наступления 21-летия. Таких бы засмеяли уже через это самое лето! Такие становились посмешищем для всех. Вот поэтому, искали себе девушку заранее… может даже с отрочества. Приглядываясь, прирастая к ней сердцем… И д-евы, также не засиживались в д-ев-КА-х. Ибо понимали, что их тело принадлежать должно РОДу, ибо оно по его образу Крови и Рода и подОБию Обы. И если оно (тело) достанется не РОДу, а некоему иному народу, то и тело изменится, ОПУСТИВШИСЬ на тот уровень, что приобрела ушедшая в иной народ. Поэтому и девушки, искали суженного с возраста своего созревания. Искали в РОДу. Ибо все хотели себе счастья… Женчина, в миро-п-ОС-ТРОЕ-нии ОДа — дополнение к мужчине РАЗу. Вспоминайте о библейском ребре Адама. Смотрите, мы говорим о своей жене: — Это моя половинКА! То есть мужчина, состоявшийся должен иметь жену, и конечно же детей! Но, вы слышали когда-нибудь, что бы женчина говорила о своём муже: — Он мой половин. Режет ухо, правда?! Режет, потому что это не истина. Именно женчина половинКА мужа. Женчина же говорит о своём муже: — Это мой муж. И это её утверждение одновременно возвышает и её саму. Она при муже, при РОДе. Она его половинКА. И КА здесь звучит, как «что-то» уменьшительное, но ласКАвое — ведь чин то два. ПоловинКа — то есть не Целое, но очень любимое. Это образ Обы — Диавола. Любимой. Единственной для РОДа. Вспоминайте такое же ласКАтельное и уменьшительное в именах, когда матери зовут, призывают своих детей на улице: ВолоденьКа! ЮрочКа! СерёженьКа!.. Ка… Уловили?! Здесь также отмечу и другое. Очень важное в нашем изначальном понимании психологии женчин. Смотрите, суть муж-чины — Истина. Суть жен-чины — Идеал. Давайте зададимся вопросом — кто более мним из этих полов? Ответ прост — конечно же женчина. Смотрите, мнимость женчины уже проявляется в стремлении изменить свой образ при помощи косметики и других средств, то есть румян, белил, красок, корсетов и т. д. Я уже не говорю о накачивании губ и других частей того самого Тела. Как вы думаете, нынешние Д-евы, — это нравится той, кто ваше Тело считает своим и дала его вам по своему подОБию — Диаволу-БО-городице (Зеркально ОБ-БО)? Вот поэтому, вследствие сего действа и столько, таким «губонадувательницам», достаётся «счастья» в их жизни… Это простое НА-дувательство СЕБЯ, за коим конечно же придёт событийная жизненная последовательность от Обы-Богородицы. Одно дело красить губы, волосы и румянить своё лицо, а другое изМЕНять плоть. Но, вернёмся к главному. Женчина изначально мнит и изменяет себя, чтобы выглядеть привлеКАтельней для мужчин. И здесь есть Два результата — ведь Чин-то Два. Она находит мужа и становится вхожей в Целостность. Или становится рас-ПУТ-ной (тупой) и отодвигается от РОДа Обой-Диаволом. Почему? Потому что изменяет свою Божественную суть. Чин два: или ЖенЧина, или Д-Ева. Поэтому, женчина-д-ева ИЗ-МЕН-ница изначально… Выбор у неё изначальный. И МЕНа её уже заключена в шаткости её поВЕД-ения. Поэтому, так важно В-ОС-питание девушек. Питание их ВЕДаньем своей сути. Ибо Мена их тела — от ухода от РОДа. Вот эту Истину старались дать РОДители своим дщерям-дочерям с самого детства. И это действовало. Действует сейчас? Как вы сами понимаете — в очень ограниченном развратом объёме. Когда с самого детства, из всех «утюгов» звучат не истины, а развратные и гендерные Ка-верзы — результат очень плачевен. Вокруг нас очень мало Жен-чин, но много самок и самцов — Будущий мир Природы. «Царевны лягушки» — помните сказку? Причина и следствие. Вы сами видите, что разврат охватил не только женчин, но и тех, кто должен быть мужчинами. Но… эти муже-подОБные «животные» забыли о Деле и красят тело… не понимая, что раскрашивают себя уже сейчас… в Петухов. Мужчина — этот тот, кто ведает истину. Истину не раскрасишь. С-ЛОВ-о, пришедшие с Небес не приукрасишь — оно гармонизировано Небесами. Только бесы купаются в красках мира и кричат: «Ах! Как он разнообразен!» Да… разноОБразен… и Оба-Диавол постоянно работает с новыми «красками», разукрашивая свои КОСМЫ для привлечения Дела РОДа. Она тоже стремится к Идеалу… который соОБлазнит РОД. Вот такая хохма… а главный хохмач — Троица-ОД. Но… Оба-Диавол только по голосу, звуку улавливает приближение Рода. Вспомните, в космосе (Космы Диавола) света не видно. Свет виден только в материальных «дырах» — землях с атмосферой. Поэтому, на землях в природе так важен звук! Звук. Именно поэтому, Петухи так призывно кричат… на рассвете. Они улавливают звук, приближение Света… даже находясь в закрытом, безоконном курятнике. ПриРода звучит. Она пола и звуки в ней, раздаваясь, переливаются нотами. Оба-Диавол женчина и она слышит РОД и ЭТОТ звук, исходящий от РОДа, для неё самый сладостный, самый ожидаемый ею. Отсюда и нотная звуковая последовательность в Природе. Оба-Диавол — жена РОДа, слушает звучание голоса Рода и гармонизирует ему своим лоном с её «яйцеклеткой» Z-Землёй, а её будущий плод V (наша славяно-арийская буквица V — Ижица с её образом: Плод, движение, гармоничное распространение, состояние Благости в земных условиях.) наполняется земной материнской Благостью. Все её подОБия (женчины и д-евы) именно поэтому любят слушать слова мужчин. А мужчины любят петь им ОДы. Суть женчины не видеть свет, но слышать звук. Женчина любя, закрывает свои глаза… Звук для неё важнее света. Это её суть — звук и пустота. Звук заполняет пустоту. Творец ОД ОС-тавил нам слова, кои мы должны складывать в Оды женчинам, дабы заполнить их пустоту… Женчина и пустое, полое…, и в тоже время Святое. Чин Два. И это тоже ОД-НА из хохм того, кого мы зовем Од-Творец. Эти Истины, по вскрытию НА-СТОЯ-щей женской Сути в замыслах Творца, автор пишет в предверии женского праздника 8 марта 2022 лета. Автор, НА-деется, что этим поможет женчинам ПРАвильно понять себя, а мужчинам понять НА-стоящую истость женчин. Женщин-БО-го-РОДиц же поздравляю с праздником Весны Весты. С весной приходит весть о… преоОБ-РА-ЖЕН-ии их в неВЕСТ. Авт.) *. Пусть Оба пола выполняют своё предназначение в РОДах — увеличивают РОД. Это не наше слово — это слово РОДа.

Жрец окончил свою речь.

Другие Храмовые Жрецы поддержали его словами:

— ПРАвильно! Так и должно быть.

Конязь Котрослав кивнул:

— Ну что же… так и порешим.

Он встал и двинулся к Олегу, который уже спрыгнул с коня и гладил своего четвероного друга по гриве… благодаря за выдержанность.

— Поединок был более чем захватывающим. — Заметил, подошедший кънязь. — Почему ты… не ссадил его с Храмового коня со своего первого захода?

Олег пожал плечами.

— Хотел…*изпытать его силы и сноровку. И… чтоб сильно не обиделся. — Откровенно ответил он.

Котрослав хлопнул храмового рана по плечу и повернувшись, зашагал к Лютаве, коего уже подняли с земли… и посадили на ступени одного из ближних строений. Лютава всё ещё находился в некой прострации — глаза его были мутны, а взгляд не осмыслен. Конязь, подойдя к нему, какое-то время постоял рядом с ним, наблюдая как вильцы приводят Лютаву в себя.

— Удар очень силён. — Произнёс стоявший около кънязя один из вильцев. — Ему придётся… с седьмицу (семь дней) полежать, чтобы восстановиться. Но… ничего тут не поделаешь.

Котрослав кивнул и заметил:

— Я видел, как ты и Изяслав давали советы Лютаве, Обруча. Помогло?

Обруча, вздохнул, кивнув на Лютаву:

— Ты же знаешь… его, Котрослав. Если упёрся… не сдвинешь. Я знал, чем всё это закончится. Знал… как только увидел этого. — Обруча (ударение в имени на «у») повернулся… и посмотрел на Храмового рана. — Это скала. Об неё можно только разбиться. Что и произошло… с Лютавой. Я давал ему советы, только для одного — чтобы он ударился…, но не слишком сильно. Я думаю, к битве мы его поставим на ноги.

Котрослав улыбнулся:

— Добре! — и, хлопнув того по плечу, двинулся в противоположную сторону.

Он снова подошёл к Олегу, коего уже окружили дружинники Вечеслава (от Вече) и стражники Грома. Все громко обсуждали произошедшее…

— … я замер, после второго наскока Лютавы. Даже… почувствовал неуверенность какую-то, — громко басил Гром, — но… ты, как всегда, полностью сдул мою неуверенность! Дай-ка я тебя обниму, мой молодой брат!..

Олега хлопали по плечам, улыбались ему, благодарили за содеянное…

При приближении кънязя Родогоща, дружинники *разступились. Конязь улыбнувшись всем, заметил:

— Ну что, ребята! Выносим станицы к мостам и устанавливаем на берегу. По местам сбора полков по РОДовым разрядам. За дело!

Дружинники, вдохновлённо зашумев, двинулись к Залу Славы, где и хранились Станицы пеших полабских и поморских полков.

Котрослав повернулся к Олегу.

— Куда теперь?

Олег пожал плечами… и ответил:

— Междамир сказал дождаться его.

Котрослав кивнул:

— Да… только где он сейчас?.. И когда вернётся?

Олег тоже вздохнул:

— Знать бы…

Его мысли были далеко отсюда… а в его сердце подавал сигнал зовущий издалека голос… образа Любавушки.

Глава 4

…Храмовый рыцарь, сбитый с ног перемещением Роланда, рухнул наземь. Роланд боком перекувыркнулся через него… и этим поставил барьер меж собой и теми, кто остался за упавшим храмовиком… Роланд услышал только возглас досады, вырвавшийся из шлема Фирца. Роланд же уже вскочил на ноги… и отступив пару шагов назад, этим самым открывал себе пространство для манёвра в намечающейся схватке. Его меч занял привычное положение над головой, и он приготовился к нападению подосланных убийц. И оно не заставило долго ждать — рыцарь, оставленный им слева от себя, оббежал поднимающегося на ноги сбитого Роландом соратника по Ордену, и напал на коннетабля, совершая сметающий удар мечом несущимся наискось от плеча вниз и метя остро отточенным наконечником в бок молодого Мериндорфа. Роланд отразил удар, круговым махом меча, направленным к низу, и снова отступил, выманивая храмовика на себя и отрывая того таким образом от двух задержавшихся убийц позади него. Как только храмовник снова напал на него, Роланд встретил его атаку сметающим отражающим ударом, который отбросил меч и руки противника в сторону, а сам мгновенно шагнув к врагу, ударил его окованным локтем своего доспеха по шлему… В это же мгновение Роланд совершил круговой поворот всего корпуса вправо с нанесением удара в вихре своего вращения на выходе из него… по шлему противника… разрубая его… Далее, не смотря более на поверженного, Роланд развернулся к набегавшим уже Фирцу и поднявшемуся с земли рыцарю… Но Фирц, в движении увидев смерть первого из нападавших, вдруг остановился… и повернувшись махнул рукой… Из зарослей тут же появилось ещё четыре храмовика Ордена с обнажёнными мечами и щитами.

Роланд не *изпытал страха при виде вышедших… Почему? Он сам не понял этого… Ему вдруг стало как-то безразлично — сколько врагов пришло его убивать. В его голове возникла только одна мысль — во чтобы ни стало убить Фирца… а уж потом…

«-…а потом… можно и умереть. Да… мне как видно уже не помочь… Василисе. Не помочь… Это мне кара… за мою слепоту. За мою зависимость… от собственной гордыни… Но… эту сволочь Фирца я убью точно!.. Это моя задача!..»

Роланд сам шагнул к набегающему поднявшемуся рыцарю и атаковал его. Меч Роланда обрушился на того молниями ударов… но тот оказался очень искусным в обороне… и отходя, блокировал все удары Роланда. Роланд понял, что так он затратит много сил, прежде чем поразит храмовника и поэтому, после очередного удара… который также был отбит… отшагнул на два шага.

— Что… Мериндорф… обжёгся? — услышал он сбоку голос Фирца, — Дикарта не так просто убить! Он лучший мечник-храмовник в моём окружении.

Фирц обходил Роланда с фланга.

— Настали мгновения твоей смерти… и здесь уже ничего не поделать! А славу нахождения Ретры… мы унесём с собой! Ха-ха-ха!

Фирц явно *изпытывал какой-то внутренний восторг от вида растерянного Роланда.

— Трус подаёт голос?! — глухо произнёс Роланд из шлема, — палач и убийца может нести славу? Нет! Это *изключенно.

Роланд резко сорвался с места и… переместившись к Фирцу, напал на того… Фирц отразил его первый удар… и стал отступать, ожидая подхода Дикарта. И тот не заставил себя долго ждать… Роланд, резко развернувшись, встретил меч Дикарта ответным ударом и сместился вправо… выходя из окружения.

— …ты не сможешь долго бегать от нас! Сейчас, мы тебя окружим! — пробасил сквозь шлем Дикарт, *изпытывая досаду от ухода молодого Мериндорфа. — Скажу честно — передвигаешься ты с завидной скоростью. Но… это тебе уже не поможет. Это не ристалище… и здесь нет правил.

Говоря это, Дикарт вновь атаковал Роланда, делая вращение через левое плечо и выходя из него, при понижении всего своего корпуса (Дикарт несколько согнул колени) попытался нанести удар мечом по ногам Роланда в районе коленей. Роланд отступил на шаг, демонстрируя необычайную реакцию и скорость и тут же шагнув вперёд, нанёс Дикарту удар окованной в латы ногой в правое плечо, повергая того наземь… Но воспользоваться этим своим успехом Роланд не успел, так как сбоку снова возник Фирц и ему пришлось отражать уже нацеленный палачом удар…

Отражая несколько тяжёлых ударов Фирца, Роланд совершенно внезапно для себя уловил какое-то движение слева от себя… и метнув туда свой взгляд… увидел фигуру славянского волхва, выходящего из зарослей с двумя обнажёнными в руках мечами… Подол белого хинтона волхва немного колебался ветром… в этом движении… Более Роланд *разсматривать ничего не мог, так как вновь появился Дикарт и они с Фирцем атаковали его… Последующие несколько мгновений, Роланд был занят отражениями атак этих двух противников… и всё время ожидал своего полного окружения… Но проходили мгновения… за ними следующие… а помощи Фирцу и Дикарту не приходило. Роланд решил вновь сместиться в своей обороне так, чтобы увидеть, что же произошло с той самой подмогой Фирца?.. Он снова сделал несколько замысловатых перемещений… уводя за собой противников… и увидел, что двое из четырёх появившихся храмовиков уже лежат на земле… а оставшиеся пятятся… под неистовой атакой появившегося из зарослей волхва… Увидев это, Роланд почему-то воспрял духом… и развернувшись к Фирцу, произнёс зловещим голосом вопрос, направленный Фирцу:

— Смерть моя говоришь пришла? Но… я вижу её отступ в сторону. А вот твоя… у тебя за спиной!

Эти слова, сказанные Роландом, вызвали в Фирце некое волнение, он стал оглядываться… поняв, что сейчас «что-то» происходит у него за спиной и этим самым своим отвлечением, снизил свою активность в схватке. Роланд сразу же активизировал давление на Дикарта… отрывая его в сторону. Дикарт внезапно для себя осознал, что в этом, вдруг взбесившемся, Мериндорфе сокрыты какие-то нечеловеческие силы. Это несколько обескуражило его… Роланд беспрерывно атаковал… и Дикарт едва успевал отражать сыпавшиеся на него со всех сторон удары… Но Роланд, увлёкшись своею атакой… не заметил небольшого сухого бревна, лежащего в траве и при очередном перемещении… споткнулся об него… потеряв опору в ногах. Дикарт, сразу же обрушил на Роланда ответный удар и хоть он и был недостаточно выверен так как состоялся от неожиданной шаткости противника, но этот удар, хоть был и пойман гардой меча коннетабля, всё же заставил Роланда потерять равновесие… и упасть наземь… Дикарт дико и восторженно закричав, бросился добивать лежащего противника…

Фирц увидев падение Мериндорфа, несколько мгновений стоял в нерешительности, выбирая — или бежать помогать Дикарту добить Роланда, или бежать помочь своим храмовникам одолеть невесть откуда взявшегося воинственного волхва славян. То, что тот появился в Фирце не вызвало удивления, ибо они уже все увидели Ретру и поняли, что находятся в Светлом Круге Родогоща. Теперь, им оставалось выполнить только убийство молодого Мериндорфа и получить лавры за находку легендарного града славян от короля Людовига Немецкого и самого папы Григория Четвёртого. Но всё же, увидев, что Фирц бьёт Роланда на земле и тот едва отражает его удары, Фирц решил, что его помощь важнее всего тем двум, теснимым к лесу неистовым волхвом, храмовикам. Он уже сделал несколько шагов в сторону той самой схватки… как услышал позади себя сдавленный крик и… растерянно повернувшись… увидел, что Дикарт упал рядом с Роландом и… оба борются, уже катаясь по земле… Фирц снова остановился… его снова охватило замешательство — кому помогать? Он, несколько замешкавшись с решением, замер на месте… Но… уже через несколько тысяч мгновений, всё же решил сначала разделаться с Роландом — он бросился к борющимся…

…Роланд, споткнувшись и… потеряв равновесие, встретил удар Дикарта, гардой меча… и повалился от этого наземь. Дикарт дико закричав от восторга, бросился к нему и нанёс ужасающий по силе удар… Роланд перевалился на другой бок, уходя от него и меч Дикарта рубанул землю в месте, где только что была голова Роланда. Роланд, падая, встряхнул головой и его шлем поменял своё положение, смещая щель глазницы… и оставляя коннетабля слепым… Переваливаясь на другой бок и уходя от удара, Роланд сбросил шлем, чтобы открыть себе полный обзор в схватке — думать о лишней защите уже не было возможности. Это движение заняло у него те самые мгновения, кои он мог *изпользовать для своей контратаки и наоборот дали возможность Дикарту, вновь поднять меч… Но теперь, Роланд видел всё… и это как-то успокоило его в его же незавидном положении. Дикарт попытался несколько раз разить ноги Роланда, но тот отводил удары своим мечом, меняя и положение тела. Дикарт разъярившись, вновь дико закричав, нанёс удар, целя в открытое лицо Роланда и Роланд отвёл удар смещая его своим мечом в сторону… но всё же конец острого лезвия меча Дикарта задело его кольчугу на руке в районе плеча… и Роланд почувствовал разруб в ней… Раны он ещё не чувствовал и поэтому это дало ему время на контратаку, Роланд выхватил рыцарский кинжал… и наотмашь вогнал его в ступню Дикарта, пробивая латницу. Дикарт выдал возглас боли и с яростью подняв меч, решил пригвоздить Роланда к земле вкладывая в этот укол мечом всю мощь и вес своего тела… Роланд вырвал кинжал из ноги Дикарта и тот от неимоверной боли почувствовал потемнение в глазах… и его удар несколько запоздал, ибо Роланд уже вновь перевалился набок. Меч Дикарта глубоко вошёл в землю… но не в тело того, в кого Дикарт метил. Роланд, в этот же миг, схватил нагнувшегося после удара Дикарта за шею… и потянул на землю… Дикарт упал, выпуская из рук меч, но при этом, хватаясь одной своей рукой за кинжал… висящий на его поясе. Оба противника стали бороться на земле, и каждый придерживал руку противника, в коей был острый кинжал. Только сейчас, Роланд почувствовал, что его плечо под кольчугой липнет к материи белья — рана кровоточила. Дикарт, также, *изпытывая дикую боль в ноге, старался поразить Роланда своим кинжалом в бок… но его рука цепко была схвачена кистью левой руки Роланда. Несколько мгновений борьба была равной, но уже в следующее, Роланд оказался наверху Дикарта и разворачивая корпус, подставил свой локоть под шлем Дикарта, надавив при этом на него… Шлем Дикарта сметился… сместив и щель глазницы. Дикарт попал в слепое положение Роланда из коего тому удалось выйти, но Дикарт был стеснён борьбой… и поэтому полностью лишился обзора… В следующее мгновение, он почувствовал, как железный локоть Роланда вонзается ему под шлем, в район кадыка шеи, и хоть тот и был сокрыт кольчугой… но этим ударом, обладающим сумасшедшей силой, кадык Дикарта был проломлен внутрь и противник коннетабля Роланда стал ловить ртом воздух, коего уже не хватало в лёгких, из-за этой неистовой борьбы. Он обессилено бросил кисть Роланда, попытавшись сбросить шлем… В тоже мгновение, Дикарт почувствовал колющий удар в свой бок… и всё потемнело в его глазах… навсегда.

…Роланд, вскочил на ноги, вкладывая окровавленный кинжал в ножны и поднимая другой рукой свой меч с земли — на него уже бежал Фирц.

— Ну что… палач? Смерть говоришь пришла?! Да пришла…,но за кем? — Роланд встряхнул головой и его длинные волосы рассыпались по плечам. — Не за тобой ли мразь?!

С этими словами он двинулся на застывшего, от лицезрения неожиданной смерти Дикарта, Фирца…, взглянув, при этом, вправо от себя — там неистовый славянский волхв атаковал уже последнего из храмовников — три тела лежали неподвижно позади него.

Фирц поднял свой меч для защиты.

— Презренная кровь отпрыска Отона, который не подчинялся вождям! Сейчас, она прольётся на эту варварскую землю! — зловеще произнёс Фирц сквозь шлем.

— Ну что же… давай… я жду, — Роланд старался немного отдышаться после борьбы с Дикартом, — что же ты? Давай!..

Фирц, с криком полного своей выброшенной на свободу ярости, бросился на Роланда… Вновь зазвенели мечи… выбивая искры с лезвий и гард. Роланд стоял на месте… стоял как вкопанный, несмотря на все атаки Фирца, который кружил вокруг него… с безумсвои производимых им аиак… Так продолжалось несколько тысяч долей… Но… вот Фирц отступил на шаг… и остановился.

— Что, палач? Устал?! Я понял, ты не знаешь усталости только в пытках. Но сейчас… иное время. И уже «ыное» зовёт тебя.

Фирц оглянулся, ибо позади раздался крик… и последний из храмовиков, упал на траву… у ног неизвестно откуда взявшегося одного славянского волхва.

— Роланд, позади меня враг Креста! Нам надо уничтожить его! А уж потом выяснять отношения! — быстро заговорил Фирц. — Зачем нам обессиливать друг друга перед схваткой с тем, кто позади меня?!

Роланд усмехнулся.

— Это не имеет для меня значения. Я уже мёртв и для папы Григория, и для Ордена Креста, и для наихристианнейшего короля Людовига, подославшего убийц. Мне главное убить тебя, чтобы ты, гнида, более не калечил и не пытал людей! И я это *зделаю. Я лишу тебя лавров… нахождения Ретры… и отправлю в прах Земли. А там… посмотрим… что будет со мной.

Роланд двинулся на Фирца.

— Ты сумасшедший! Это один из воинственных волхвов! Их не победить в одиночку! Четверо моих рыцарей убито! А все они имели очень большой навык в бое на мечах! Подумай… что даст тебе моя смерть? Я лишь выполняю приКАзы!.. Как и ты…

— Приказы убить коннетабля Ордена? — голос Роланда выдал презрение, — ты служил Ордену и должен выполнять его иерархию! Я коннетабль Ордена и меня никто не низложил от этого звания. Я тебя убью, как изменника своему обету, данного Ордену, и как предателя самому Ордену, ибо ты служил королю! Двойное удовольствие. К делу, палач!

Роланд, отдышавшись, ринулся в атаку… Зазвенели мечи… и Фирц стал отступать под градом ударов Роланда, но ярость коннетабля была таковой, что уже на втором десятке ударов, Фирц почувствовал, что ладони его слабеют, после парирования и отведения ударов Мериндорфа. Он, оглянувшись на волхва, который уже повернулся к ним, вновь попытался хитрить.

— Одумайся, Роланд! Мы лишаем сил друг друга… перед очень тяжёлой схваткой! Волхв отдыхает… а мы *изтязаем себя! — пробасил он сквозь шлем, — посмотри!

Роланд взглянул в сторону волхва и ответил:

— «Господь разсудит, если ему это по силам.» Так вроде бы говорит Понтифик?! Попроси сил у Господа, сын Креста и палач! Что же ты… не обращаешься к нему?

Роланд на несколько мгновений остановил свои атаки, при этом взгляде в сторону волхва… и в тот же миг, Фирц выбросил вперёд руку, разжимая свою кисть, метнув, при этом, в голову Роланда свой кинжал. Роланд едва успел увернуться от этого неожиданного броска Фирца и тут же бросился на него с атакой.

— Ах ты… нечисть крещённая!.. — только проговорил он при этом.

Фирц отбил несколько ударов Роланда и вдруг тот совершил смещение влево в вихре вращения, одновременно опускаясь на левое колено и нанося удар по передней ноге Фирца… Фирц с возгласом боли упал наземь и в тот же миг Роланд оказался над ним со словами:

— Умри палач… я отпускаю твою душу!

Роланд насквозь пронзил Фирца мечом, пригвождая того к земле…

Роланд сбросил шлем с головы палача, убеждаясь что это именно тот… и какое-то время наслаждался видом смерти того… После этого, он выдернул меч из тела мёртвого Фирца… и медленно повернулся к двигающемуся уже к нему славянскому волхву… смотря на строгий, молчаливый лик приближающегося… Лик волхва, обрамлённый совершенно сребровласой белой бородой и такими же сребровласыми белыми длинными волосами… не выказывал никаких чувств. На челе волхва, хорошо была заметна, поддерживающая все его длинные сребровласые волосы, яркая красная лента с таким же ярким свастичным узором-символом Огневика. Волхв не имел ни одного следа от возможного, вследствие всего произошедшего, какого-либо даже малого ранения, после оконченной им схватки. Его хинтон был совершенно бел и на нём даже не было и следа от хотя бы одной капли крови, коя должна была выделиться от поверженных противников при его ударах. Роланд с удивлением, сразу же, приметил это несоответствие — его собственный балахон, надетый поверх доспехов и кольчуги рыцаря, был забрызган кровью поверженных им храмовиков и красный крест расплылся на его груди до безформенного, неузнаваемого образа… Волхв же не имел таких «отметин», будто бы не только успевал уворачиваться от ударов больших по численности врагов, но ещё успевал уворачиваться и от тех брызг крови, кои выделялись и отделялись у врагов после его ударов. Роланд видел — волхв шёл к нему молча, и совершенно спокойно, стряхивая при этом со своих мечей кровь тех, кого он уже оставил на земле в качестве питания червям и личинкам…

Роланд, вдруг ощутил неясную тревогу и некоторую неуверенность в себе. Он, даже сам не понимая и не осознавая «что» делает, сунул руку в поясную сумку… и вдел палец в то самое кольцо, кое покоилось в ней…

«-…а, вспомнил обо мне! — тут же раздался в нём тот самый угнетающий его до этого голос. — Но… теперь зря… зря… Я предложил тебе союз… Тот союз был… своего рода ориентиром твоего движения… но ты не понял меня. Ты снова обратился к Кресту… и вот понёс новое наказание. Это тебе урок! Но… хочешь служить снова Кресту — служи! Я найду себе другого носителя. Я не служу точке Заблуждения, коей и является Перекрестие. Ты глупец! Что есть крест? Отвечаю глупцам! Это же ОБрезанная, ОБрубленная и остановленная в своём витии СВА — свастика!.. Вы слепцы! Слепцы! Оба-ДиаВОЛ любит шутить… СВА описывает в своём вращении Круг! Круг — вот Идеал Мироздания!.. Ты же напялил на себя обрезанный Крест. Твой дядя не носил его… Ты не заметил этого?.. Он хитёр… Старый барон не взял кольца только по одной причине — в нём уже звучит голос И этот голос… другой. Он другой по… своему рождению. Тот голос не друг мне, но и не враг. Но… тот голос возомнил себе, что сможет управлять нами с помощью Пентакля. Ха-ха-ха!.. Нами!.. Ха-ха-ха!.. Но… он никогда не доГАДается (ибо является Гадом), что это мы будем *изпользовать его. У нас… свои цели… Свои. Ты… мог войти в движении в вихре СВА к этой цели… Во вхождение в движении к цели, которая принесла бы тебе славу и силу! Но ты снова оказался вне её… Вне цели… Хорошо чувствовать себя… в роли объекта охоты на перепутье точки Заблуждения?! Да ты можешь двигаться по замершему Кресту в три стороны… кроме движения вверх… Но… двигаться БЕС-цельно. Бес цельным не бывает, Дурачёк! Он же БЕС! Он всегда раздроблен… РАЗ-ОБ-щён! Он гоним и РАЗом, и ОБой. „Куда гоним бес?“ — спросишь ты. Ответ прост — да на Свет! Именно там он ПРАвится огнём СВА. На Свету. Те же кто носит крест на шее — носит на себе бес-цельность. Крест — это прекращение божественного мировосприятия! Даже мы, демоны, избегаем этого. А вы, глупцы, сбиваетесь в стадо Креста. Круг вращения — вот ядро Мироздания. А что вращается? Не знаешь? СВА — лишь проекция того, что невидимо вращается. Это КУБ, по-С-ТРОЕ-ный замыслом того, чья частичка и в тебе… и во мне… Круг во вращении всегда несёт то ночь… и в ней властвует Тьма… то день и в нём властвует Свет. При таких переходах… много мен *произходит в МАЙских мирах земного порядка… МАЯтник… МЕНяет свой ТИК. Ты хочешь сражаться с тем, кто идёт к тебе? Сразись… но я тебе не помощник в этом. Это не мой бой… Я не враг Свету… правда и не близкий друг — таков *нашь промысел. Но… я не войду в противовес Маятнику Тика. Просто всему своё… время. Свой ТИК… Запомни это… запомни это… запомни это…»

Голос как будто бы уходил куда-то… глубоко внутрь… и затихал. Роланд сбросил с пальца нащупанное в сумке кольцо, поняв, что оно ему ничем не поможет… и выдернув руку из сумки… схватился обеими руками за рукоять меча… поднимая его над собой и тем самым готовясь к нападению… Но в это же мгновение, старец выбросил вперёд себя правую руку с полностью раскрытой ладонью… Роланд вдруг ощутил головокружение… ноги его ослабли… и он повалился наземь.

…Роланд открыл глаза…

Над ним стоял тот самый сребровласый крепкий старец. Взгляд его скользил по балахону упавшего рыцаря Ордена Креста, останавливаясь в местах, на коих был изображены размытые кровью кресты. Роланд чувствовал, что внезапно, откуда-то взявшаяся слабость с болью и тяжестью в голове, ещё не прошли… Меж тем он уловил в себе и то самое глухое уходящее звучание: «-…запомни это… запомни это… запомни это…». И именно оно, как показалось ему, вызвало эти самые вдруг навалившиеся симптомы боли и слабости… Роланд, не имея сил подняться, изучал мутным взглядом подошедшего к нему и теперь стоящего над ним… Старец же, почему-то замер, как будто что-то уловив… или своим слухом, или внутренним наитием.

Потом, он также внезапно «ожил», резко присев у Роланда.

— Слабость пройдёт… через час. Восстановишься… за это время. — Вдруг произнёс старец. — Тебя ждёт то, что ты задумал. Это твой путь схода с Креста… для нового подъёма. Но… он будет нелёгким, ибо карма тянется за тобой шлейфом. Часть её ты сможешь отрубить уже в этом воплощении. Но… не выбирай другого пути. И не мнись происками того, кто находится в твоей сумке… в подобии кольца. Он… конечно довольно одиозен… имеет навык хитрых подходов к слабым людям, но двоичных Каверз в нём… очень много. Этим он слаб. Поступи с кольцом так… как подскажет тебе твоё истое естество.

После этих слов… старец поднялся… и молча зашагал к лесу.

Роланд даже приподнял голову, чтобы убедиться в его уходе… и уже совсем скоро… не нашёл того своим взглядом. Старец будто бы растворился… в воздухе. Голова Роланда вновь упала на траву… и он, всё ещё находясь в полной прострации от произошедшего, погрузился в круговорот вихря бегущих мыслей:

«-…он ничего не сделал со мной?.. Почему?.. Я ведь откровенный враг им… Махровый враг. Что произошло?.. Так… он сказал, что меня ждёт то, что я задумал. Он что? прочитал мои мысли? Ну да… он же ясно сказал о том… звучавшем во мне… голосе Демофаба… Тогда, получается… он также явно услышал его. Он знал о кольце… но не тронул его. У-у-у… как гудит голова!.. Так… там в Залесье был огромный Сохатый… а здесь Тур. А потом… появился старец. Легенды не врут — их Вещие могут преображаться. Я тому свидетель. Он всё знает обо мне… Знает… что за мной вьётся. Знает все мои грешки… Карма. Он называл это кармой. Бероника-Василиса тоже говорила об этом… Василиса!.. я должен спасти её! Вот о чём он не сказал, но явно намекнул мне!.. Именно об этом. Именно об этом… Да… я в полной растерянности… сколько событий произошло в это лето!.. Не счесть… Я был множество раз на волосок от гибели… но она обходила меня стороной?!и Так… так…, что же делать с кольцом? И зачем я взял его!.. Оно теперь так отягощает меня!.. Действительно… дурачок. Этот…„сидящий в нём“, предложил мне какой-то договор. Договор… а старец назвал его носителем каверз. Ну да… каверз. Он… лукавит… „Рогатый“ не считал меня за равного! Равному предлагают Союз, а не договор. Я должен был стать его слугой… и договор тот имел бы… КОНкретные границы. Что договор тот включал в себя?.. Наверное, чтобы у меня… позже, выросли подОБные рога… Он как-то назвал себя служителем какого-то рогатого тура… и… вот же совпадение, Тур появился на нашем пути! Именно тур!.. Так должно было произойти… Рок… ЭТОТ Тур освободил меня… от мнительности *изпользования кольца. Освободил от будущих рогов… не иначе. Рога — награда за службу им… демонам. Да… перспектива не очень… Нет… от кольца надо избавляться. Но… его нельзя просто взять и выбросить! Но и оставить нельзя — оно может принести… множество неприятностей. Что делать? Что сказал старец?.. Он сказал — поступи с ним так, как подскажет истое естество. Истое естество… как понять каково оно?.. Это означает надо слушать себя… СЛУШАТЬ ИСТОЕ — НЕ ГОРДЫНЮ… И я сам сейчас решил, что выбрасывать кольцо… нельзя. Это был голос естества. Не иначе… Оно говорит мне… именно это. Значит… надо подождать… Время само подскажет куда его деть… Я надеюсь на это… надеюсь…»

Роланд повернул голову к лесу, в сторону которого *изчез старец -мысли его понеслись к высокому замку графа Альбрехта, за стенами которого его Беронике грозила опасность…

Глава 5

…Зарево охватило часть крепости Дейниц. Огонь поднимался и усиливался… Внутри крепости царило нечто — норманны торопились вынести всё, что было внутри крепостных кладовых. Оставшийся гарнизон из храмовников Ордена запёрся в орденском замке, стены которого были довольно прочны и высоки. Что находилось в самом замке, пока норманнов не интересовало — вокруг них было довольно всего, что могло заинтересовать их. Ярлы руководили выносом различной провизии и имеющихся ценностей из кладовых и переносом их к берегу…

Ольдинг, совершенно спокойно перешагивал убитых крестоносцев в огромном пространстве крепости.

— Забирайте только пушнину и ткани! Нам не нужна посуда! — кричал он своим данам. — Пусть её таскают корвеги и свеи! Они тащат всё!

Его даны действовали по его подсказке.

— Харальд, — крикнул он старшего из своих сыновей, — вон в той постройке, есть колодец! Там внутри вход в подземный ход, который ведёт в Орденский замок. Эти… хозяева не открывали мне его долгое время. Но… золото, развязало одному из храмовиков язык в одном из разговоров со мной. Когда, отнесёте на драккары арабский шёлк и ценную пушнину, собери всех наших у колодца. Пора нам… взять то, за чем мы, собственно, сюда и пришли.

Харальд ощерился широкой улыбкой:

— *Зделаем, отец! Скоро вернёмся!..

Он быстро пропал меж горящих строений.

Ольдинг потянул носом — дым становился очень плотным.

В этот момент, рядом с ним возник Ульсон.

— Ну, Ольдинг, ты мне оказал большую услугу! В том складе, на который ты мне показал, оказались не только ткани, но и серебряная посуда! И довольно много!

Ольдинг почувствовал, что совершил некую ошибку, отправив Ульсона, как ему казалось в менее ценный склад, чем выбрал себе, после прорыва в крепость. Внутри его… «открыл рот внутренней жадности» демон самоедства. Он, почувствовал даже… искру ненависти к соплеменнику и, поморщившись, ответил:

— Вот видишь… Я нисколько не выгадывал для себя… что-то… А у нас только пушнина и ткани. Ценной посуды из благородных металлов нет. Так… обожжённая и расписная… глина.

Ульсон не без удовольствия улыбнулся, уловив торжество своей удачи и поняв внутреннее состояние Ольдинга:

— Ну что же… Бывает…

Он огляделся вокруг и после этого, вновь повернулся к Ольдингу:

— Что будем делать с замком?

Ольдинг пожал плечами:

— Мы не смогли на плечах бегущих взять ворота. Их закрыли перед нашим носом… У меня погиб почти десяток верных данов… Я же кричал всем: «- К замку! К замку!». Но… вы занялись складскими постройками, Ульсон. Что теперь? Только штурмовать… его!

Ульсон сначала помолчал… не отвечая Ольдингу и изучая какое-то время его своим проницательным взглядом… Потом, сместив свой взгляд на замок Орденской стражи, заметил:

— Склады были рядом с пожаром. Ты сам видишь — пламя скоро перебросится на них. Ждать было нельзя. Вот и занялись складами. Твои тоже… участвовали в этом.

Ольдинг, как будто бы поняв и разделив слова и опасения Ульсона, вздохнул и отреагировал:

— Да… ты прав. Откладывать проникновение в склады… тоже было нельзя.

Ульсон снова повернулся к Ольдингу:

— Что предлагаешь насчёт штурма?

Ольдинг оживился.

— Ворота замка с той стороны. Нужно приволочь таран к ним. Сокрушим их… как и ворота крепости.

Ульсон покачал головой:

— Да… но даны разбежались… начался грабёж. Долго собирать их.

— Давай, Ульсон! Заинтересуй ярлов свеев и корвегов! Тебя они послушают! Ты с ними на «короткой ноге»! Там, за стеной кладовые Ордена и самого легата! Поэтому, там не только серебро, но и золото!

При слове «золото» взгляд Ульсона загорелся:

— Золото… говоришь. Тогда стоит за это взяться. Но как нам потом… отшить свеев?

Ольдинг вновь оживился и жестикулируя руками, стал объяснять:

— Сразу же, за этими воротами длинные постройки Орденского ристалища. В нём много оружия! Свеи любят бахвалиться захваченным оружием у себя во фьордах! Они начнут таскать его к кораблям. Не мешай им… дай им втянуться в это дело. Сам вперёд не беги со своими людьми, ибо тогда и свеи и корвеги последуют за тобой! Когда они втянуться в это занятие (а там много очень дорогого оружия), мы… проникнем дальше. Но делать это нам придётся с боем. Знай об этом. Но… это стоит сделать. Внутри замка кладовые легата Ордена.

Ульсон выслушав план Ольдинга, кивнул и произнёс:

— Ну что же… давай действовать! Давай созывать ярлов!

Ольдинг снова кивнул, но заметил:

— Ты для них имеешь вес. Меня же они не знают. Что им моё слово?! К тому же… нам надо отнести к кораблям своих павших у ворот.

Ольдинг кивнул на лежащих на земле павших данов, накрытых окровавленными тряпками и коих, по-видимому, уже перенесли от ворот сюда.

— Здесь я их не оставлю — пламя уже рядом. — Закончил он.

Ульсон поглядев на павших данов, покачал головой.

— Да… здесь их оставлять нельзя. Тогда… так — я за дело, а ты присоединяйся… как закончишь с переносом.

— Хорошо! — оживился Ольдинг, — за дело!

— За дело! — отреагировал Ульсон и побежал за угол уже начинающей возгораться языками пламени постройки.

За ним бросились и все его вои, кои были рядом с ним.

Ольдинг облегчённо вздохнул, проговорив вполголоса:

— Беги… беги, старый товарищ! Добывай победу… славу… Что тебе ещё надо?! Добывай…

Когда никого уже рядом не осталось, Ольдинг повернулся к тем, кто стоял у павших.

— Всё… представление окончено! К колодцу! Харальд присоединится к нам!

Он сам бросился в дым… и за ним все его даны, кои стояли у павших товарищей. Вслед этого и сами «павшие», вдруг встали, отбросив окровавленные тряпки к горящей постройке и тоже скрылись в дыму… за всеми остальными.

Пламя стало подвывать… поднимаясь всё выше и выше… Где-то… раздались крики… и скрип колёс. Через какое-то время, в саженях пятидесяти от этого места, из дыма, «выполз» сооружённый данами таран… и толкаемый сотнями людей, пополз за другие постройки, кои ещё не горели… и кои уходили за угол крепостной стены.

…Ольдинг спрыгнул на каменный пол, после прохода по подземному ходу, который начинался в колодце двора замка. За ним стали спрыгивать и другие его даны. Лязг оружия и звон металла наполнил каменный коридор в коем они оказались.

— Потише! — Ольдинг недовольно повернулся к своим, — дождёмся Харальда и всех наших! Мы не знаем сколько храмовиков осталось в замке?!

Какое-то время… ожидали остальную часть налётчиков, кои пошли на штурм вместе со всеми норманнами… Вот, из лаза… стали прыгать другие даны…

Ольдинг повернулся, когда у нему протиснулся его старший сын.

— Ну что, Харальд?! Никто не видел вас?

— Я отдал приказ «нырять» в колодец группами, разделив всех на таковые. Всё нормально… все заняты грабежом. Дым к тому же окутал место наверху. Пламя совсем рядом. Это помогло нам — другие норманны и даны стали обходить это место. Но… Как будем выбираться обратно? По колодцу мы не уйдём — там наверху будет уже пекло! Сгорим.

Ольдинг отмахнулся:

— Эти… дурни… уже к этому времени выбьют ворота. Уйдём через них и через двор. Никто в той суматохе не поймёт — откуда мы вышли?! Нам же главное добраться до кладовых легата Ансгара.

Харальд, коему было пять на два десяти лет (25 лет) немного успокоился:

— Хорошо, отец. Тогда вперёд.

— Да, Харальд, двигайся впереди. Я с Фродом, позади. — Ольдинг оглянулся на среднего сына, который был погодкой с Харальдом.

Фрод был его любимым сыном и Ольдинг был очень привязан к нему, поэтому оберегал того, предпочитая, чтобы Фрод всегда был рядом с ним.

— Тогда, Орм будет со мной! — Отозвался Харальд, упомянув следующего за Фродом по возрасту своего брата.

При упоминании Орма, Ольдинг немного сморщился — он не любил его, ибо тот всегда старался разобрать поступки своего отца, и многие не одобрял, высказываясь об этом вслух, чем вызывал негодование у отца. Поэтому, Ольдинг старался не брать того с собой на «тёмные», не слишком честные дела, дабы тот поменьше знал о таковых. И сейчас, он, услышав о Орме, разъярился:

— Я же сказал, чтобы ты оставил его на драккарах! Вместе с Улафом! Чтобы следили за кораблями и тем, что уже погружено на них! Улаф должен был проследить за Ормом!

Харальд пожал плечами:

— Улаф оставлен с опытными данами. Их там много. Зачем там ещё Орм?! А нам нужно побольше хороших мечников, коим и является Орм, отец! Да сам Урсон привёл его!

Ольдинг с досадой махнул рукой:

— Ладно… чего теперь! Урсон и здесь… проявил свои действия! Мне это становится… в тягость. Ладно. Бери Орма и Урсона и идите впереди… Время… время! Нужно торопиться, Харальд!

Харальд взяв полусотни данов, двинулся вперёд.

Ольдинг проследил за ними взглядом, но… остановил его на одной из проходящих «пар» данов, в коей был молодой его сын Орм… и уже седеющий, но мощный дан Урсон… Когда те прошли мимо него, Ольдинг повернулся к Фроду:

— Ничего нельзя Харальду доверить. Опять своеволие… и его, и Урсона.

Сын Фродриг ухмыльнулся:

— Я всегда говорил тебе, отец, что Харальд тебя когда-нибудь подсидит. Будь внимателен. Часть наших данов очень благоволят ему… и считают за будущего Вождя.

Это замечание ещё более разожгло досаду и недовольство Харальдом в Ольдинге. Он, от этого, забыл о Орме и сосредоточился на мыслях оХаральде… Потом, оглядевшись, заметил:

— Ну… ничего. Я всегда на стороже, Фродриг. К тому же… у меня есть ещё одни глаза, их пара… и они принадлежат тебе. Но расцениваю их… как свои! Ты всегда… замечаешь то, что я как отец не вижу.

Фродриг оживился при этом замечании:

— И это верно, отец! Я слежу за всем… в нашем окружении. Я беру пример с тебя во всём! И это правильно, что ты полагаешься на меня! Я не подведу тебя!

Ольдинг по-отечески похлопал Фродрига по плечу:

— Я надеюсь на тебя! А теперь, пошли! За мной даны!

Ольдинг поведя за собой оставшихся с ним, а это были в основном подобранные самим им наёмники-даны, двинулся за ушедшими вперёд данами Харальда.

После очередного поворота подземного хода вышли в большой зал, где лежало мёртвыми с десяток орденских рыцарей.

— Харальда работа! — зашептали за спиной Ольдинга даны.

Ольдинг ускорил движение…

В этот момент, по строению раздались глухие удары, кои отдавались в стенах.

— Ульсон уже притащил таран к воротам! — произнёс Фродериг.

— Да… — поморщился Ольдинг, — но это хорошо. Все силы храмовиков замка сейчас уйдут к воротам.

В этот момент, из прилегающих к залу раскрытых дверей вышел Харальд.

— Отец, путь расчищен! Залы все пусты! — громко произнёс он.

Ольдинг оживился.

— Отлично! Они все у ворот! Нам через молельный зал в восточный коридор! Там кладовые легата! Поторопимся… Я знаю этого проныру Ульсона!

Даны зашумев, двинулись за Ольдингом. По коридору было множество арок, за коими даны видели какие-то наваленные в кучу предметы, но среди прочих дорогих предметов, было заметно и оружие…

— Ярл, здесь много ценного! — крикнули ему даны.

— Бросьте! — махнул Ольдинг. — Нам важнее другое! Это всё барахло!

Пройдя ещё один коридор и последующий зал за ним, они оказались в широкой каменной пристройке замка, коя имела тяжёлые ворота.

— Открывай! Сбивай запоры! За ней то… о чём я говорил!

Меж тем удары продолжали раздаваться по всему замку…

— Норманны и Ульсон торопятся! — отреагировал Ольдинг, поторопимся и мы!

Ворота открыли, сбив ударами тяжёлых секир все имеющиеся запоры. Ворота распахнулись… и глазам данов предстало содержимое сего помещения.

— Вот… это да! — выдохнули даны Ольдинга.

В помещении стояло два сундука и множество корзин набитой позолоченной и серебряной посудой.

Тут же раскрыли сундуки, в ожидании увидеть россыпи золота, но… всех ждало разочарование — сундуки были набиты ценной пушниной….

— … пушнину в корзины! — командовал Харальд, — посмотрим, что на дне!

На дне действительно нашлось четыре мешочка с золотыми и серебряными чеканными монетами.

— Есть… есть золото! — заблестели восторгом глаза Фродрига, — отец ты не ошибся!

Ольдинга также возрадовался, при виде этих монет различной чеканки — он понял это то, что пришло из того самого Ватикана и что именно он надеялся и хотел найти.

— Забираем всё! И к выходу! — подытожил Ольдинг после этого.

В этот момент, Харальд отодвинул от стены огромный комод… и свистнул:

— … Вот так неожиданно! Здесь, ещё один подземный ход!

Ольдинг бросился к нему… и поглядев на уходящие вниз ступени задумался…

— Может уйдём по нему? — спросил Харальд.

— Да… но куда он нас приведёт? Он, скорее всего ведёт в Гамбург! Но где выходит там?.. — Ольдинг продолжал сомневаться, и наконец принял решение, — нет! Задвинь комод обратно. Пойдём к воротам… но окружным коридором. Харальд впереди! Могут показаться храмовики ордена, отступающие от ворот! Сметёшь их с нашего пути! Нам надо смешаться с норманнами! И пропустить их вперёд себя. Посуду, золото и серебро накройте тряпьём, будто тащим ткани, различное барахло! Всё уходим!

Даны Ольдинга вышли из пристройки и Ольдинг повёл всех вправо, совсем другим путём, в отличие от того, по коему они пришли сюда.

Шли недолго — впереди раздался какой-то треск… грохот… и звон клинков.

— Всё… ворота повержены! Харальд вперёд! А мы вот в это ответвление!

Ольдинг увёл остальных в прилегающее к коридору помещение…

— Как появятся норманны, делаем вид, будто бы мы копаемся в барахле и тканях! — крикнул Ольдинг. — Как норманны удалятся вперёд по коридорам и помещениям… уходим к воротам.

Так и поступили… впереди раздались крики схватки… коя быстро стихла… после этого, появилось масса свеев и корвегов, среди которых был и Харальд.

— Впереди орденские кладовые! — крикнул он.

И свеи, услышав это, бросились по коридору дальше во всей своей многочисленной массе.

— Идём по помещениям, а не по коридору! — произнёс Харальду Ольдинг, — нам не нужно встречаться с Ульсоном.

Харальд кивнул.

Даны, заходя из помещения в помещение, в коих уже был начат грабёж теми норманнами, кои ворвались сюда от разбитых тараном ворот… Никто не обращал какого-либо особого внимания на людей Ольдинга, ибо сутолока схватки у ворот скрыла тех, кто действительно в ней участвовал. А даны Ольдинга делали вид что-то будто сами участвовали в грабеже, хватая там различное барахло… и бросая их в свои корзины… Так они продвигались к воротам без какого либо внимания со стороны, ибо грабёж имущества замка, ослепил глаза всех остальных норманнов — каждый стремился ухватить побыстрее самое ценное.

…Вот они оказались у поверженных ворот.

— Посмотри, нет ли поблизости Ульсона? — заметил Харальду Ольдинг.

Харальд с несколькими воями вышел к воротам и огляделся…

— Не видно… масса людей, грабят постройки у замка. Может он с ними?! — вернулся назад Харальд.

— Тогда к кораблям! — отреагировал Ольдинг. — Может потом вернёмся… что-то меня тянет тот самый… подземный ход! Может он ведёт в монастырь самого Ансгара в Гамбурге? Очень заманчиво!

— Разве нам не хватит того, что мы уже имеем, отец? — вдруг раздался голос позади него.

Ольдинг сморщился при звучании этого голоса и резко обернулся к говорившему:

— Ты, Орм, помолчи! Ты уже ослушался моих слов, оставив корабли! Что нам хватит, а чего нет — решать мне! Я Ярл! Тащи корзины и помалкивай!

Орм, имевший светлые волосы, как и Харальд (этим они оба отличались от самого Ольдинга и Фродрига, кои имели волосы тёмного каштана), кивнул и ответил отцу:

— Я всегда выполняю слова старших, отец! Харальд взял меня от драккаров — я не по своей воле ушёл с них! Но… все знают, что я пригодился в этой отлучке! Ибо я был впереди… во всех схватках, кои произошли в этом замке!

Харальд согласно кивнул:

— Орм сразил орденского контура в схватке у первого зала, отец! И он действительно мне очень пригодился!

Даны сына ярла закивали, поддерживая слова Харальда.

— Что ты взъярился, ярл Ольдинг, у тебя два таких отважных сына! Это твоя гордость! Не все имеют таковых! Да они расцветкой своих волос и ликом более похожи на твою жену Сульду, но крепостью рук и отвагой — все в тебя! — зашумели они.

— Ладно-ладно! — поднял руку ярл Ольдинг, — я не спорю об их отваге! Несём добычу к драккарам! А там посмотрим…

Даны Ольдинга подхватив на руки добычу… вышли из замка… через лежащие на земле, разбитые ворота.

…К пристани подошли через четверть часа, обходя те огромные пожары, кои уже бушевали вокруг… них.

— Всё… в драккары! — крикнул Ольдинг. — Отплываем!

В этот момент мимо пробегала многочисленная группа данов другого ярла. Ольдинг узнал одного из старых данов.

— Хольсон! Куда торопишься? Уже чать забил все свои драккары добычей! — с улыбкой крикнул Ольдинг.

Тот остановился.

— Да… есть куда торопиться! Ты разве не знаешь? Пока мы разбивали ворота крепости, Гамбург пал! Варяги взяли его со стороны леса! Захватили и открыли ворота! Ульсон, узнав это, бросился туда со своими! Тоже не хочет пропустить «веселье»! В Гамбурге есть чем поживиться!

Лицо Ольдинга стало зеленеть… от услышанного.

— Варяги? — переспросил он, — они уже в Гамбурге?! Кто из варягов там?

— Да поди все известные воеводы! — ответил Хольсон, — тебе что об этом не говорил Ульсон? Его поверенный Родриг, имел с ними связь!

Ольдинга как будто окатило кипятком от этого известия.

— Родриг из числа данов Ульсона? — переспросил он.

— Да это же его племянник! Ну ты даёшь! Ну ладно… нам надо спешить! — Хольсон махнув рукой повёл своих данов в дым.

Ольдинг резко обернулся ко всем своим воям… в голове его бежали мысли, «окованные» страхом:

«-… Предательство! Ульсон! Собака! Предал меня! Не сказал… Он хотел просто *изпользовать меня, а потом… получить за мою голову вознаграждение от неистового Рарога! И я… чуть не попался!.. чуть… если бы не мои… отдельные от них планы, кои увенчались успехом! А так… я бы был в западне! Твой расчётливый ум вновь спас тебя, Ольдинг! Рюрик здесь и его братья тоже! Они пришли сюда не ради грабежа! Нет! Им нужна месть… Месть — вот что движет ими!.. Уплывать! Уплывать сейчас же! Мы достаточно… нагрели сегодня руки! Легатская казна у меня!.. И надо отплывать!..»

Он, оглядев все свои драккары, и поглядев на Орма и Харальда, произнёс:

— Отплываем! Вот теперь… нам достаточно того, что мы взяли! — лицо его при этом выражало совсем не удовлетворение проявившейся сегодня удачей, а наоборот, какую-то внезапно возникшую досаду и было, при этом, крайне напряжено.

Сыновья, поняв опасения отца, переглянулись меж собой и разошлись по драккарам, готовить их к отплытию…

Где-то за крепостью, в дыму звучали орденские трубы, заглушаемые криками ворвавшихся в Гамбург масс норманнского воинства… Дым скрыл всю картину, полностью заполнив своею пеленой *произходящее в той, манящей всех, от пристани, стороне…

В этом всеобщем возбуждении… никто не обратил внимание на три драккара, кои оторвались от берега и выплыли на речное русло… На трёх драккарах реяли знаки ярла Ульсона.

Глава 6

Ансгар, и его стража во главе с контуром Освальдом, вышли к углублённому каналу небольшой речки, уходящей к Лабе.

— Всё готово к отплытию, архиепископ! Только надо отплыть подальше! Высаживаться на той стороне опасно — там могут быть норманны! — Произнёс контур стражи легата апостольского войск Ордена Освальд. — Там тоже стоят корабли норманнов!

— Ты прав, Освальд! Отплывём подальше… по течению. Но плывём вдоль берега. Наша лодья плоскодонная и может проплыть по мелководью! Они за нами не угонятся — мелкое дно не даст им это зделать.

— Да-да! Я уже отдал эти распоряжения! — отозвался контур. — Но я должен сказать одно, архиепископ Ансгар! Нам всё равно… придётся переплыть реку, ибо этот берег славянский! И только противоположный даст нам спокойствие.

Ансгар, уже перейдя с берега в лодью, согласился:

— Да… это конечно. Но…*зделаем это… как только отдалимся от устья ручья. Нам придётся плыть вниз по течению, отдаляясь от Гамбурга. Это сбережёт силы гребцам.

Погрузка на лодью проводилась быстро, так как гребная команда уже сидела на своих местах. Вот уже небольшая посудина отчалила от отмели… и выйдя на середину русла речки, впадающей в Лабу, устремилась вниз… к её устью. Лодья вошла в дымную полосу и это очень помогло самой лодье архиепископа остаться незамеченной с высокой пристани, у коей стояло множество драккаров… Дым, изходящий из крепости, клубами, окутывал уже не только правый берег Лабы, но и достиг левого, который также был уставлен драккарами…

— Держитесь дыма! Следуйте по нему! Ничего… не задохнёмся! Потерпим! Дышите через материю! — командовал Освальд, стоя рядом с рулевыми вёслами лодьи и теми, кто правил её курсом. Лодья вышла из устья речки и пошла вдоль правого берега Лабы. Дым резал глаза… и заставлял кашлять… но лодья архиепископа Гамбурского и Бременского уже довольно далеко отошла от места сражения за крепость… и сама река стала немного поворачивать влево, оставляя шлейф дыма позади себя, уже тянувшийся широкой полосой по берегу к лесу.

— Пора переплыть реку! — произнёс Освальд, — правь к правому берегу, выходим из пелены дыма! Левый берег уже чист и сейчас вздохнём легко!

Лодья медленно поворачивала влево, так как была плоскодонной и от этого неустойчивой, для более быстрого перемещения или поворота. Вот она вышла на русло… на середине реки дым стал редеть… и стала проглядывать ширина реки и её правый берег.

— Скоро достигнем берега, Ваше Святейшество Ансгар! Я думаю, нужно сразу же сойти на берег и лесом пробираться к любому приграничному барону! Там возьмём лошадей! — Освальд подошёл к Ансгару.

— Да-да! — Ансгар, до этого обращения Освальда молча уставившийся на водную гладь реки и находящийся в полной прострации от произошедшего, поднял голову, — я тоже так думаю, Освальд. Побыстрее на берег! Норманны не должны далеко отойти от драккаров.

В этот момент, с носа корабля раздался крик:

— На нас движутся драккары! Один… два… три… Три драккара! Что делать?

— Гребём к берегу! Что есть силы гребём! — закричал Освальд, бросившись к носу лодьи.

Архиепископ Ансгар, тоже бросился к носу и дрожащим голосом вскрикнул:

— Всё-таки нас заметили! Нужно было ещё дальше плыть вдоль правого берега.

— Они нас потопят! Несомненно потопят! — Ансгар стал терять самообладание.

Освальд молчал, глядя то на берег, то на появившиеся драккары норманнов.

— Вымпелы датские… — медленно заметил он. — Датчане тоже участвуют в штурме.

Ансгар не ответил… он в этот момент пристально вглядывался в приближающиеся драккары — один из них, как ему показалось, был ему очень знакомым для его взгляда. Единственное, что смущало легата-архиепископа, над ним развивался не тот вымпел…

Первый драккар уже заметил плывущую к берегу небольшую лодью… и повернул к ней свой нос. На драккаре раздались крики… и к борту сбежались датские воины с луками в руках. Датчане видели стражу с алыми крестами на груди и щитах, кои висели за спиной и поняли, что какие-то храмовики ордена, всё же спаслись из крепости Дейниц, успев снарядить длинную вёсельную лодью с десятком гребцов на каждой стороне…

Вот первые стрелы уже полетели в лодью… но в этот момент она коснулась отмели своим дном.

— Мель! Мель! Все с лодьи! — крикнул Освальд, — на берега! На берег!

Он щитом прикрывал архиепископа, вместе с двумя храмовиками… когда Ансгар встал на борт и прыгнул в воду… Глубина была небольшой — всего пара локтей. Ансгар усиленно, разметая ногами воду, пытался бежать к берегу, но длинная мантия архиепископа не давала ему двигаться быстро… вёсельная команда, за исключением нескольких гребцов, в коих попали стрелы, уже были почти что на берегу. Освальд подхватил легата-архиепископа Ансгара под руки и ускорил движение того, насколько мог… Стража контура окружила их, прикрываясь щитами… В этот момент послышался шелест днища драккара об отмель берега — драккар норманн также уткнулся в отмель, но только на намного большем расстоянии чем лодья архиепископа… Но в это же мгновение, десятка три датчан с яростными возгласами… попрыгали с него в прибрежную воду с обнажёнными мечами и секирами…

— … Быстрее! Быстрее! — крикнул Освальд, — до зарослей совсем немного!

Ансгар оглянулся на какое-то мгновение… и увидел норманнов-датчан, разметающих в своём движении к берегу воду.

— Ещё немного, легат Ансгар! Совсем немного! — Освальд толкал Ансгара вперёд.

Вот они оказались в прибрежных зарослях реки.

— Бегите, Ваше Святейшество! — Освальд отпустил архиепископа, — мы задержим их! Бегите на юг!

Он кивнул своим храмовикам… и те приготовились к схватке уже стоя меж деревьев.

Ансгар, как будто почувствовав в себе новые силы, побежал уже по сухому берегу… Впереди он слышал тех, кто оторвался от них ещё в воде — это бежали гребцы лодьи.

«-…за ними! За ними! — неслись его мысли, — эти гребцы… все из саксов! Они выведут нас… к ближайшему саксонскому барону! А эти… эти дикари с драккаров побоятся углубляться далеко от берега! Освальд… Освальд догонит меня! Он надёжный контур!.. Надёжный…»

Ансгар бежал, совершенно не запоминая каких-либо ориентиров — страх властвовал над его сознанием… Но через какое-т короткое время… он вдруг поймал себя на мысли, что уже не слышит впереди бегущих гребцов лодьи… И это слуховое «наблюдение» *изпугало его. Архиепископ встал… не понимая… в какую сторону удалились гребцы…

— Встречаем дикарей дружно! Ложем первых… и за легатом! Не отрываться! — Произнёс Освальд своим храмовникам, приготовившись к схватке.

И действительно, как только он закончил фразу… из зарослей выскочило пять данов. Освальд без промедление атаковал первого, и его поддержали все, кто находился сейчас с ним… Схватка была короткой… даны, не ожидая такой «тёплой» встречи, были повержены с разных сторон, окружившими их храмовиками ордена Креста..

— За мной! — Освальд развернулся… и устремился в чащобу. В сторону скрывшихся гребцов лодьи.

Храмовики Ордена побежали за ним… и вскоре уже *изчезли меж зарослей…

Только в этот момент, из зарослей показалось с полтора десятка норманн, а вслед за ними ещё чуть более десятка…

— А…я так и знал — Кёрдриг мёртв! И Рупорт тоже! — в ярости крикнул первый появившийся, — ведь кричал я им: «Не спешите!».

Он в ярости срубил одним ударом меча крупный ствол молодого деревца, демонстрируя мощь своего удара.

— Что будем делать, Харальд? — спросили его окружившие даны.

— Трое остальных ранены! Смотри… добивать не стали. Торопились… — подошёл к нему молодой дан. — Что будем делать?!

Харальд посмотрел на раненых, а потом на подошедшего и заметил:

— Там была какая-то важная птица, Орм! Ты видел, как они прикрывали её?.. Догнать бы…

Орм пожал плечами:

— Давай я… попробую. Возьму с пару десятков данов!

Харальд кивнул:

— Давай… только осторожно. Не разделяйтесь! Будьте все вместе!

Орм кивнул улыбнувшись.

В этот момент, из зарослей появился ещё с десяток данов.

— Что в лодке, Гардинг?

— Только снедь… ничего ценного. — Ответил высокий дан.

— Странно… — отреагировал Харальд и повернувшись к Орму, заметил, — раз так… то глубоко от берега не ходите! Так пройдитесь… может кто отстал, тогда рассчитаешься за смерть наших данов! И к драккару! Зря мы… бросились за этими… Только смерть привлекли к себе.

Харальд с досадой во взгляде повернулся к остальным данам.

— К драккару! Забираем своих… — он не договорил… и помолчав, закончил, — и раненых… тоже.

Даны разделились на две группы — одна быстро двинулась в сторону берегового леса, другая осталась на месте, поднимая павших и занимаясь ранеными…

Архиепископ Ансгар остановился… вдруг осознав, что какое-то время бежал… не отдавая своего отчёта в направлении своего же движения. Страх и ужас правили им.

«-…что со мной было? Какое-то затмение… — его мысли стали более ориентированы, — потерял направление… движения. Куда мне сейчас? И где Освальд?.. Почему не догнал меня? Неужели я так быстро бежал?.. Но я бежал за гребцами… и куда они потом повернули? Или повернул я?.. неосознанно повернул… Вот оКАзия… Так… я бежал оттуда… или оттуда?..»

Легат-архиепископ стал поворачиваться корпусом своего тела в разные стороны… блуждая взглядом по зарослям. Он понял, что полностью потерял направление своего движения. Лес был густ и дажем солнце не было видно…

— … Диавол… меня путал Диавол, — пробормотал Ансгар вполголоса.

Легат Папского Ордена, своею частью располагающегося в Гамбурге, и его же Гамбурга архиепископ, тяжело вздохнул и произнёс вполголоса:

— Хорошо… что избежал смерти от мечей этих дикарей. Но… тот драккар был мне знаком своим носовым вырезанным драконом?! Мне кажется… у дана ставшего бароном… Ольдинга был точь-в-точь похожий?! Или мне… просто так кажется?.. Диавол… меня, наверное, путал Диавол.

Ансгар решил двигаться… и чтобы подбодрить себя, стал говорить сам с собой:

— Надо выйти на какое-то открытое место… и по солнцу определить стороны света. Здесь, густота растительности… не даёт этого *зделать.

Легат двинулся… обходя раскидистые деревья и выбирая более лёгкий путь… Вот впереди себя он увидел прорежающийся стволами деревьев лес и двинулся к этому месту. Теперь, он успокоившись, снова стал думать… а не говорить.

«-…вот… я нашёл то, что искал. Сейчас определю направление и двинусь к землям саксонцев. Где-то здесь должен быть наш укреплённый монастырь…»

Ансгар вдохновлённый открывающимся видом редколесья, ускорил свои шаги…

Вдруг он услышал хруст валежника слева от себя… Ансгар встал… прислушиваясь к звукам леса. Но более ничего не услышал… Постояв, он успокоился — каких-либо звуков более не прослушивалось.

«-…скорее всего упала с дерева сухая ветка, от взлёта какой-то большой птицы?..»

Эти мысль окончательно успокоила архиепископа, и он вновь зашагал к намеченной точке. Но вскоре, хруст раздался уже справа от него… Ансгар снова встал, почувствовав проявившуюся тревогу… и снова прислушался…

Справа от него хруст валежника выдавал какое-то движение… и оно приближалось.

«-…может это Освальд? Ведь он обещал догнать меня. Движение не одной пары ног… Но… на всякий случай надо спрятаться! Вон там…»

Ансгар определил место в коем сможет спрятаться от появившихся — эти местом были заросли густого кустарника. Он быстро двинулся туда, почти побежал… и вот когда до кустарника оставалось несколько шагов… из него появились… даны. Вернее, два дана — один с сединой в своих волосах, а другой совсем молодой. Молодой дан, оглядев красную мантию архиепископа и его золотой крест на груди, холодно рек:

— Куда спешим, святейшество? Монастырь в обратной стороне! Где же твоя орденская стража? И как она потеряла тебя?! Да… видимо, Господь оставил своего служителя.

Ансгар от этой неожиданности появления данов… почувствовал слабость в ногах… и даже пошатнулся от этого, прислонившись плечом… к рядом стоящему дереву.

Седой дан извлёк секиру из-за плеча, но молодой дан положил на неё свою руку:

— Отведём к отцу! Пусть сам решит, что с ним делать. Но жаль… что не встретили его стражу. Видимо этот… побежал не в ту сторону. А они точно определили направление монастыря. Их уже не догнать.

Дан шагнул к Ансгару и улыбнувшись, заметил:

— Пути Господни неисповедимы — так говорят у вас? Твой путь несколько изменился служитель креста. Каков твой сан? Аббат? Настоятель монастыря? Что решил посетить Гамбург в неприятное для него время?

В этот момент, к ним подошли с разных сторон ещё с десяток данов… и Ансгар понял, что его окружали со всех сторон, как загнанную дичь, видимо уже давно заметив его.

— Пошли с нами, слуга Креста! И не вздумай что-то предпринимать! Секира в раз догонит твою спину! И это будет отмщение… за наших! — произнёс суровый седой дан.

В его глазах Ансгар не заметил ни капли снисхождения к себе и понял, что только молодой дан, сдерживает это крайнее проявление жестокости к нему.

«-…видимо Освальд убил нескольких из них! Это очень плохо!.. Плохо… для меня! Эти дикари славят месть… Главное, что они не узнали кто я! А так бы дали мне меч… как воину-легату… Повезло! Так… я для них всего лишь… священник… Они не понимают… не разбираются в схиме мантий…»

Молодой дан подтолкнул Ансгара, показывая направление движения. Этим направлением, как раз и было то редколесье, кое увидел впереди себя архиепископ-легат и к коему двигался… Они двинулись к нему… и вскоре… меж деревьев Ансгар увидел берег реки.

«-…я потерял направление… и двинулся обратно, снова к реке! Вот почему, Освальд не нагнал меня… Действительно, пути господни неисповедимы… Что Господь отрядил мне?.. Какую судьбу?..»

Вот они вышли из леса… и здесь на берегу, Ансгар увидел в отдалении три драккара.

— … Двигай-двигай! — подтолкнул его седой дан. — Что встал?! Там у драккаров будет тебе суд! Но может получишь снисхождение… если откроешь нам двери своего монастыря!.. Ярлу решать… твою судьбу.

Ансгар, потерявший твёрдость в ногах, во власти безволия и полной депрессии… покачиваясь, зашагал за молодым даном, подталкиваемый тем, кто казался ему ужасным, седым кровожадным дикарём…

Глава 7

Роланд спустился вниз с холма, но не нашёл на месте оставленных там рыцарей Ордена. За поводья, он вёл одну из орденских лошадей храмовиков, отправившегося в ад, палача Фирца. Он нашёл её среди деревьев, когда спускался вниз — поводья коня зацепились за ветви широколистного дуба.

— Куда они подевались? Следов схватки нет… И мою лошадь увели. Ну ладно, хорошо, что мне хоть эта попалась на пути… Хотя, я думал о ней, как о сменной, той основной. — Произнёс Роланд вполголоса, поднимая свою ногу к стремени… и садясь на коня. — Нет пики рыцаря… луза пуста. Как-то непривычно… без неё. Надо посмотреть… может найду пику по дороге.

Роланд вдруг удивился тому, что говорит сам с собой этим тихим, негромким голосом и это замечание пробудило его мысли, обращённые к себе:

«-… Да… много странностей произошло с тобой… в последнее время. И эта последняя встреча с волхвом… и вовсе поставила меня в тупик. Почему он… не убил меня? Ведь мог это зделать без особого напряжения. Значит… появившись там… он просто помог мне избежать гибели. Вот причина его появления на холме! КАК Я СРАЗУ ОБ ЭТОМ НЕ ДОГАДАЛСЯ?! И он ведь высказал причину своего появления — я должен продолжить и завершить свой внутренний позыв… А я…,потеряв веру в спасение, уже просил прощения у Бероники, что не смогу ей помочь… видя тех вышедших из зарослей убийц Ордена. Ордена, в коем сам состою! Дикость какая?! Я его коннетабль… и причислял себя к избранным Господом. И вот… чуть не убит… Кем? Да его же служителями, при выполнении мной задания легата и короля, за которое никто не хотел браться?! Но он (волхв) меня не убил… а я ведь враг им?.. Чудеса…»

Роланд правил конём, чувствуя, что тот начинает уже успокаиваться, после того как он освободил его. Когда Роланд вёл его за собой, тот всё время вздрагивал и «спотыкался», реагируя на каждый раздавшийся звук в лесу…

«-…конь был *изпуган чем-то… Может быть появлением того самого тура?.. Да… там было чему *изпугаться. Легенды… не были голословны.»

Роланд вновь вернулся мыслями к той о коей последнее время не забывал:

«-…Бероника… я зову её так, хотя знаю, что зовут её Василиса. Она сама как-то сказала мне об этом… Поэтому… и Ванесса. Она всегда сплетала волосы в косу… и прятала её под кольчугу. Славянка… Но для меня она… Бероника Альбрехт. Так мне… более привычно. Значит… воинственный Альбрехт тайно считал её за дочь. Благородный был человек. Его младший брат… не стоит и его одного пальца. Граф Альбрехт отравлен… я подозревал это. Так… с этим разобрались. Теперь, по договору с легатом я могу вести за собой те турмы рыцарей, кои набрал сам. Это Орденские турмы и они королю не подотчётны. Но… вначале мне нужно попасть в лагерь короля… Иначе они обольют меня и моё имя грязью… Они это *зделают обязательно. И моё возвращение… вызовет у неких врагов… боль в печени. Заодно, погляжу в глаза этого „карлика“, ставшего королём. А я подумал, что он изменился… Нет… карлики поражены каверзами кармически… Они уже в их ХОМуте… Поросли МОХ-ом * (ранее писали МЪХъм, где ъ-еръ — звучало как краткое О. Мхом — это уже языковое образное безобразие потемневших, оглупевших времён. Авт.) * низости и предательства… и уже им от них не очиститься… не отмыться. Проклятое семя… кое будет предавать друг друга в столетиях… Они даже себя, друг друга, не принимают как родню. А ведь братья… Нет — они видимо братья самого Сатаны… того самого Сивы, как говорила Василиса-Бероника.»

Роланд добрался до места, где они встретили спасшихся рыцарей-монахов из турмы Брюге и нашёл тела тех, кого растоптал и поверг с лошадей появившийся тур. Роланд медленно перемещался от тела к телу и подъехав к одному из лежащих тел, кое было облачено в накидку Фирца, спрыгнул с коня и нагнувшись… снял с того шлем.

«-… Гензель… неожиданно. Ну что… значит, и ты вписал себя в списки убийц. Ну… покойся с миром… в природе тени…»

Роланд, мысленно обратившись к павшему под рогами и копытами тура, набросил на мёртвое лицо подол его накидки… и выпрямился.

«-…так… Фирц мёртв, Гензель мёртв… Дикарт тоже представился… Тьме. Мертвы ещё два десятка монахов из окружения Фирца… и различных турм. Кто ещё может мне грозить из оставшихся в живых?.. Или всех посвящённых в свой замысел Фирц взял с собой… в преисподнюю?..»

Роланд обвёл взглядом место неистовства тура… и заметив на земле целую рыцарскую пику, двинулся к ней, потянув за собой и коня. После подъёма её и помещения в рыцарскую лузу с последующим закреплением, он вновь сел на коня… но не торопился покидать место схватки с туром. Мысль другого характера пронзила его:

«-…а ведь волхв знал о моей задаче?.. Знал о нашей цели! И ничего не *зделал со мной?! Почему? Он ведь знал, что я вернусь назад… к королю. Получается… что… движение армии короля к Ретре… входит в планы славян? Не иначе… Значит, события уже предрешены… и армия должна двигаться к Ретре, кою я, так долго *изкал и также продолжительно и восхищённо *разсматривал блеск её куполов и изваяний, вкупе… с красотами необыкновенных сооружений. Славяне готовы… к вторжению и даже ждут его. Вот поэтому… я и оставлен целым… Нет… не только поэтому! Здесь, я ошибаюсь…»

Мысли Роланда вновь коснулись образа Бероники-Василисы.

«-…есть иная задача и она касается лично меня… Моего сердца… моей половины… Пары. Без неё… я не целый. Я раздробленный… И волхв дал мне шанс… с-ОБ-Рать себя. С-об-рать… и зделать это можно только через РАТь. Собрать свою целостность… Он что? узнал меня в этом коротком промежутке времени? Узнал лучше меня самого?! Он знает… то… в чём я сам не могу себе признаться?.. Он измерил, каким-то образом… постиг мой дух? Дух!.. Я всё время слышал в Ватикане, у Святого Престола… превозношение роли души!.. Они все там спасают её — Душу!.. Но отчего?! Кто на их душу покушается?! Никто… кроме их самих… падших в своей основе материального разврата. Спасают, так называемую душу, от того, что забыли о духе, который живёт вне материи? Или у них его-Духа и не было никогда?.. Последнее… похоже, правда. Не было… и поэтому они его страшно ненавидят, превознося придуманный ими дух Господне. Но мой Дух… Дух РОДа… во мне… и изредка он подаёт мне знаки. Так было в той атаке… в прошлой битве… Меня влёк необычайный внутренний подъём! Но… он был погашен бликами света, падающих на наши головы, с мечей встретивших нас славян… Получил тогда свой урок и я… Но не извлёк из него сути. Суть ускользнула от меня… Да и Бероника тогда… вдруг пропала. Пропала, когда я стал выздоравливать. Я не мог понять — куда она делась. Спросить об графа Альбрехта я не мог — он уже был мёртв. Да и был бы жив, как бы я это *зделал, я ведь считал их мужем и женой… Но над Бероникой уже тогда сгущались тучи и поэтому она и решила *изчезнуть на время… А может… это было её задание?.. В любом случае — провидение спасло её. „Пра ВЕДение Небес“ — она говорит именно так. Да… это так. Но сейчас… ей грозит опасность! Опасность от злобного, хитрого Родриха!.. Животного по имени… Родрих… и короля Людовига…»

Роланд отвлёкся от своих мыслей, поискав взглядом направление со стороны коего они пришли сюда. Оглядевшись… он нашёл, примеченные до этого и искомые им сейчас ориентиры.

«-…да. Мы пришли из вон той ложбины. Мне туда!..»

Роланд развернул коня в нужное направление и тронул его, начав движение… Мысли его немного отклонились от прежнего хода:

«-…Что с моим так называемым дядей?.. Жив? Или почил где-нибудь по пути в так любимую им Хазарию? Я долго не мог понять, что он связан с ней!.. А он был связан с её Первосвященниками… и получал оттуда вводные указания. Поэтому, он не сближался с Ватиканом, как это *зделал я, ибо считал его ниже… по иерархической лестнице. Дядя хитёр… Но… Ватикан всё же *изпользовал его… в своих целях. А может и дядя, и Ватикан…*изпользовали друг друга. Скорее всего так и было… КА-жды-й * (Здесь, интересна сама форма образа: Ка в степени Дуальности (Жды). То есть возводимый в двоичную степень. Поэтому, когда мы говорим например: «- Каждый из нас знает с самого детства… то-то и то-то…» — этим сравнением мы сразу же делаем ошибку, ибо КА проявляется в массе сущностей в меняющейся форме, неОДинаКАво (это правильная древняя произносимая звуковая образность слова). И постижение даже самых простых истин, *произходит, здесь на Земле, на РАЗных интеллектуальных уровнях. То есть, кто-то изпользует РАЗум, а кто-то только плотский ум. Поэтому слово-образ «Каждый» (на конце ы-еры и ижа — й с её образами: еры — множественная структура, взаимосвязь с ынными формами бытия; ижа — характеристика движения времени, мера)) напоминает нам о своей изначально мерно-дуальной форме. Поэтому, правильно будет говорить так: Каждый из нас с самого детства знает то-то и то-то, но понимает все… по своему. Согласно уровню своего сознания, кое может использовать РАЗум или же вторый Ум. Второе — занижает степень понимания. Авт.) * старался *изпользовать другого. То есть… извращение извращённого — иначе они не могут. Но всё же…, жив ли старый барон Мериндорф?.. Интересно… прислал ли он какую-либо весточку в Ватикан? Ведь формально… он выполнял их задание!..»

Роланд достиг ложбины, по которой они двигались до произошедших и уже закончившихся событий.

«-…Гусак не выжил… А я ведь дал ему время… для сокрытия. „Эти“ фирцевы псы прям рвались за ним сразу же. Брюге больше всех… Надеюсь, он теперь успокоился. Земля приютит его… черви совьют в нём своё гнездо… сгложут с костей плоть. Подумать только — я мог быть среди них. Но… славянский КЪНЪ не сохранил Гусака, значит он уже был для него… предателем. В принципе, так и есть, ведь он довёл нас почти до места. Мы обогнули зачарованный лес и далее я только поднялся на холм…»

Роланд немного ускорил коня, осознав эту свою догадку… Но всё же, время от времени, оглядываясь по сторонам.

«-…никого… Места видимо сокрытые. Удивляюсь, как нам удалось проникнуть сюда? Скорее всего… это было в планах их Къна… Не иначе. Но всё же… куда делись те, кого я оставил у возвышенности? Они как сквозь землю провалились… А может действительно? провалились сквозь землю?! Здесь, как я понял, может случиться всякое…»

В этот момент, взгляд Роланда уловил какое-то движение в прилегающем к ложбине, с левой стороны, лесу. Роланд сразу же потянул поводья на себя… и его рука привычным движением потянулась к пике. Но… тут же замерла, остановившись… Роланд увидел и узнал тех самых рыцарей, коих оставил внизу, под возвышенностью. Они также *разсмотрели появившегося всадника и узнав коннетабля, выехали из леса, погнав коней к нему.

— Коннетабль, Роланд! Как мы рады, что ты жив! Мы услышали какой-то шум наверху?.. Многие разслышали даже звон мечей… А тут ещё и вдруг налетевшая гроза… коя рассекала стволы деревьев прямо рядом с нами!.. Кони, *изпугавшись, взбесились… и бросились, не слушая поводьев, куда-то влево… в коряжины леса! Каждый оказался незнамо «где»… Кое как собрались… нашли друг друга… и с трудом выбрались из тех коряг… Вдруг, увидели знакомую ложбину… и по краю леса стали двигаться по ней… а тут и наш коннетабль… появился! Вот радость-то! — посыпались голоса вокруг Роланда Мериндорфа.

Роланд тоже, не без изъявления радости на своём лице, оглядел всех.

— Мы выполнили задание, братья Креста! Ретра… показала мне себя… за той возвышенностью. Там правда… произошло… кое-что… но это не относится к нашему заданию! А где моя лошадь?

Рыцари пожали плечами:

— Не смогли найти!

Роланд улыбнулся:

— Ладно… пусть тот зачарованный лес удовлетворится ею, как нашим подношением ему. Двигаемся к развилке, куда отправился с остальными контур Адлихт!

Рыцари, вновь получив над собой командование Коннетаблем Ордена воспряли своим общим настроем:

— Веди, коннетабль! мы так рады встрече с тобой!

— Я тоже рад, братья рыцари! Среди нас… нет уже тех, кто может воткнуть тебе кинжал в бок! Их будут жрать черви! А вас… я видеть рад! — откровенно признался Роланд и это его откровение открыло многим, то, что именно произошло там… наверху холма.

Они поняли причину такой долгой задержки своего коннетабля… как поняли и то, что те самые убийцы из турмы Фирца, видимо атаковали его и там… но были все повержены в яростной, дикой схватке. Это ещё более возвысило Роланда в их глазах и храмовики Ордена вспомнили его прежние подвиги, в прошлых походах. Это сплотило оставшихся в живых и они, окружив Роланда со всех сторон, двинулись в то направление, куда повёл их коннетабль…

Ложбина закончилась и храмовики стали двигаться по лесу.

— Что теперь, после того как мы вернёмся в лагерь, коннетабль Роланд? Отправимся к магистру Дюральду? — спросили Роланда рыцари-монахи.

Роланд ответил не сразу.

— Мы выполнили задание легата Ансгара. Сам Ансгар сейчас в Гамбурге — они не поладили с королём Людовигом. Но вы, братья, по договору с легатом Ордена, теперь, приданы мне! Есть кое какое дело… и оно можно сказать безотлагательное! Дело Ватикана! Легат Ансгар ждёт его выполнения!

— А как же король Людовиг? Вдруг он не отпустит нас из лагеря?! — засомневались некоторые из окружавших Роланда рыцарей.

— Король Людовиг командует своими вассалами. Мы — рыцари Ордена Креста не подчиняемся ему! Я дам ему ориентиры его движения к Ретре и мы снова покинем его лагерь! Пусть свою славу стяжает собственной отвагой! Я уже не раз был подставлен им! И не хочу рисковать ради его напыщенного самомнения… и вами, и собой!

Рыцари-монахи переглянулись… поняв намёк Роланда.

— Достигнем места оставления Адлихта… и двинемся к лагерю Людовига 2 Немецкого. Я не думаю, что он… куда-либо сдвинулся из него… за это, после нашего оставления лагеря, прошедшее время! — Закончил Роланд.

Поредевшие турмы двинулись за своим коннетаблем.

…Место оставления пеших бургеров достигли ко времени наступления сумерек. Роланд сразу же встретился с Адлихтом.

— … Всё готово к нашему обратному походу, Коннетабль! — доложил Адлихт. — Я рад твоему возвращению!

Роланд устало улыбнулся:

— «Путешествие» выдалось весёлым. Но мы выполнили задание.

Адлихт загорелся взглядом:

— Вы видели Ретру?

— Я видел, Адлихт. Я… Остальные, кто смог увидеть её — уже мертвы.

Адлихт не стал пускаться в *разспрос подробностей «дела» и самого путешествия.

— Я понимаю… это было очень рискованно. — Заметил он.

Потом помолчав, добавил:

— Король закусит губу…

Роланд сразу же отреагировал:

— Я жуть как хочу в этот момент наблюдать за ним! Хочу видеть, как его слащавое лицо… вытянется от мимики удивления моего возвращения к нему! Все его убийцы… кормят червей, Адлихт. Правда я убил не всех… мне помогли в этом… со стороны совсем неожиданной для меня.

Адлихт вопросительно поглядел на Роланда… но озвучивать повисшего на устах вопроса не стал.

Роланд улыбнулся, поняв ход мыслей Адлихта.

— Ты мне очень нравишься, Адлихт! Ты из тех немногих… кому можно полностью довериться. Ты дорожишь своим словом и честью. И поэтому, я скажу тебе откровенно, так как мы здесь одни! Не следует участвовать в этом походе! Тебе скоро покидать Орден — покинь его живым, Адлихт. А Людовиг и его вассалы ведомые им, пусть движутся к Ретре. Её место нахождение я обозначу для него. Обозначу верно, как сам увидел. Скажу тебе… это такое зрелище! Я не мог оторвать глаз!.. У нас ничего подОБного нет!.. я даже подумал, стоя там… на возвышенности — вот доберутся до неё эти орды…*изпражняющихся на улицы своих городов… и «что»? Что они оставят после себя?! Только свой навоз… Но… честь говорит мне выполнить свой долг до конца — и я выполню его. Честь Рода гота Отона во мне! Я укажу её местонахождение, но… на этом моё участие в этом самом походе закончено! У меня есть дело и оно гораздо важнее для меня!.. Если ты не против, я могу взять тебя с собой!

Адлихт отреагировал:

— Я с радостью отправлюсь с тобой, Роланд, но… Но я подчиняюсь легату Ансгару.

Роланд положил на плечо Адлихта свою руку.

— С этим всё в порядке, дружище! Легат Ансгар знает о нём и сам дал мне на него добро. Поэтому, мы легко покинем лагерь короля, ибо у нас задание самого легата Ордена.

— Так ты… обо всём договорился с легатом-архиепископом?! Вот оно что! Так-так… я понял!.. Именно поэтому, король… послал этих. Ага… — Адлихта пронзила череда догадок. — Это совершенно меняет дело.

— Да ты прав — меняет. Теперь, нам только пройти оставшийся путь… без приключений. Скажу честно — их, последнее время, было слишком много. — Откровенно, выдавая усталость на своём лице, признался Роланд.

Адлихт внимательно поглядел на молодого барона Мериндорфа.

— Но ведь то… дело о коем ты переговорил с Ансгаром, тоже ведь не в таверне Бремена?!

Роланд со вздохом, усмехнулся:

— Нет… Дело то… пахнет хорошей дракой!.. И может быть даже не одной! Но… оно благородное, мой друг! Открыто благородное!

Адлихт, с нескрываемой радостью, отреагировал:

— Вот это по мне! Надоели все эти встречи каких-то шпионов… сопровождение их до Ансгара и обратно!.. Я люблю чтобы противник был явен… как и я сам.

— Так и будет, Адлихт! И тот твой *разсказ… перед моим убытием на поиски града Богов, торопит меня!

Адлихт посмотрел на Роланда, уже о чём-то догадавшись.

— Дорога туда пройдёт через твои родовые земли.

Роланд, усмехнувшись, кивнул, заметив при этом:

— Да… Моих… Вот навестим и их тоже! Там сидит… наместник моего дяди, который подгрёб всё под себя, когда я лежал в монастыре Бремена. Он не думал, что я выкарабкаюсь… А король Людовиг… скрепил это его действо, своим молчаливым согласием, будто и не заметил ничего.

— Понимаю… — Задумчиво произнёс Адлихт, — за это стоит поработать… мечами.

Роланд взглянул в глаза Адлихта:

— Значит, ты со мной, контур?

— Без особых раздумий. Твоё дело справедливое — это даже легат Ансгар понял. К тому же… его самого ущемил король Людовиг и Ансгар, я думаю, более не будет благоволить королю.

— Тогда всё решено, — отозвался Роланд. — Отдохнув… отправимся в лагерь короля. Кони сильно устали… и требуют отдыха.

Все прибывшие с коннетаблем, поев походной пищи…, покормив и напоив коней… улеглись отдыхать. Небольшой лагерь, выполняющего особую задачу отряда Ордена Креста, затих… окутываясь сном.

Роланд лежал… и смотрел на рассыпанные по ночным Небесам различной яркости звёзды. Звёзды своими густыми наслоениями-скоплениями… заполняли космы тёмного пространства. Над Роландом пролегал тот самый световой, звёздный путь, который время от времени разрезал вспыхнувший след… падающего на землю «небесного пришельца» — метеора.

«-… Сварожич… они (славяне) зовут их Сварожичами… я видел их блеск… там в Ретре. Видел… и был отпущен одним из них… с той возвышенности. Отпущен живым… Это какой-то знак… Но… не мне его разгадывать… Мне теперь, добраться бы до лагеря Людовига. За завтрашний день… мы должны достигнуть его. Теперь, нам уже не нужно петлять по лесам. Я хорошо помню дорогу… помню все ориентиры. Завтра… днём предстоит длинный, торопливый путь. Но… меня теперь торопит, подгоняет не собственная слава… Нет! Я уже забыл об ней… Это… такая глупость. Имя… слава… Разве в них… счастье?.. Нет! Мне теперь дороже другое… Дороже всего на свете… Дороже всех сокровищ… и имя этому необыкновенно дорогому для меня не предмету, а существу — Бероника!.. Бероника… Ванесса… Василиса…»

С этими именами в своих мыслях… Роланд провалился в сон…

Глава 8

Аббат Просетус писал на пергаменте отчёт… в высший конклав кардиналов Ватикана. Он тщательно расписывал свою роль… во всех произошедших событиях в этих последних числах, начавшегося похода на славянское Поморье и Полабье, армии короля Людовига. Просетус, съедаемый алчностью ожидания нового, уже КАжущегося рядом, почти свершившегося возвышения в иерархии служителей Ватикана, почти в КАждом эпизоде названной событийности, в коей и он сам (это надо признать) принимал активное участие, выделял именно себя, ретушируя долю деятельности архиепископа Ансгара, выставляя её в таком образе, в коем она казалась несколько архаичной (то есть уже утратившей эпизодическую активность, в виду застарелости планов архиепископа-легата и его приверженности разработанной им самим стратегии, коя уже как бы не приносила никакого результата) и не своевременной. Просетус царапая этот документ, который мы можем со всей открытостью в суждениях, назвать доносом… с умилением в сердце представлял себе, как его будут читать на закрытом от лишних глаз конклаве алых Кардиналов и о коем даже сам избранный папа Ватикана Григорий Четвёртый знать не будет. Он очень тщательно описал всю интригу подталкивания к выступлению в поход самого Людовига 2 Немецкого, ибо тот не торопился в это лето с началом похода, и Просетус здесь выдвигал вперёд себя, понизив роль легата-архиепископа Ансгара и заострив внимание только на своих действиях, вследствие коих возникла неприязнь меж королём и архиепископом. Этим самым, была ослаблена выстроенная линия самого папа Григория, кою он выстраивал и конструировал в течение своего пребывания на этом «посту». КОНклав Кардиналов вёл свою интригу… против избранных им же Понтификов, не давая таким образом чрезмерно усилиться таким на своём, как бы избранном самим Господом «Святом месте». Внедрённый к Ансгару аббат Просетус, коего посоветовал Ансгару сам Понтифик, не представляя о его «двойном дне», имело задачей следить за всеми действиями архиепископа и шагами самого Понтифика, здесь в землях карлика Людовига. Аббат Просетус упомянул в своём отчёте и появление у архиепископа, героя прошлого похода в земли славян, молодого барона Мериндорфа, который внезапно объявился у легата папского Ордена и этим своим появлением очень сильно озаботил внимание соглядатая Просетуса. Просетус спрашивал конклав кардиналов — известно ли им что-либо о задании вернувшегося Мериндорфа? или же он появился вследствие поручения самого ПонтифиКА?.. Просетус указал здесь, в этом месте своего отчёта, что не смог в этом направлении добиться каких-либо успехов и событийность появления молодого барона Мериндорфа осталась им неразгаданной. Он указал, что Ансгар, закрывшись в себе, встречался с Мериндорфом в течении двух дней и после этого… барон также внезапно *изчез, как и появился… Куда и какие задачи он получил от Ансгара? Просетус так не узнал, хотя спрашивал об этом и самого Людовига, которого уже хорошо «обработал» к этому времени. Король также отмолчался по этому поводу, после того, как Просетус затеял с ним разговор на эту тему… и отдалил от себя надоедливого липкого, как некое известное и дурно пахнущее вещество, аббата, показав при этом своё гневное недовольство чрезмерному любопытству того. Об этом Просетус конечно же не указал в отчёте, сославшись на то, что сам вынуждено оставил лагерь короля, ввиду вновь воспалившейся очаговой подагры на конечностях стареющего организма. Но просил… выяснить об этом появлении Мериндорфа как можно больше в узком кругу Понтифика, в коем были свои шпионы кардинальского конклава. Аббат долго думал, как ему покрасочней описать свои неудачные попытки подбить короля Людовига 2 Немецкого к скорейшему выступлению вглубь славянских земель и нехотение того двигаться, до существенных *здвигов в движении и компании второй армии Креста, коейт командовал его сын Карломан. Именно дофин должен был начать компанию и связать войной союз бодричей — этим самым не допуская объединения двух союзов (ободритов и лютичей) в Единую силу. Просетус долго жевал перо в своих гнилых зубах, выискивая подходящие ему формы изложения сего момента в своём письме, как вдруг почувствовал в шатре… чужое присутствие.

Это чувство чьего невидимого присутствия пришло к нему не сразу…, а после нескольких едва уловимых шорохов. Аббат вскочил… озираясь вокруг себя.

— Кто здесь? — пролепетал он едва слышно, — кто вторгся… в обитель бедного аббата, служителя Господа нашего?

Какое-то время в шатре было тихо и Просетус уже подумал, что ему эти звуки просто поКАзались ему, вследствие внушаемой тревоги по поводу своего отчёта пред конклавом кардиналов Ватикана. Он вновь повернулся к столу с письмом… и сел на стул, беря в руки пожёванное письмо.

Но в этом момент шорох повторился… и теперь он был явен настолько, что Просетус уже не сомневался в услышанных им определённых звуках.

— Да кто здесь! Я крикну сейчас стражу! Дорис это ты? Ты что принёс мне ужин?!

Шорох перерос в тихие шаги, кои *изходили как раз с той стороны, откуда и приходил слуга Просетуса, отвечавший за хозяйственную часть бытия Просетуса в начавшемся походе.

— Да что ты молчишь… Дорис?! — не выдержал Просетус, потянувшись за кинжалом, находящемся на столе.

— Да… это я аббат, — раздался наконец ответ голосом Дориса, — я просто краем глаза увидел, что вы, Ваше Святейшество, работаете. И поэтому тихо вышел… не смел вас отвлекать… Постарался, таким образом, как можно тише выполнять свои обязанности. Простите глупого слугу, я не сразу расслышал ваш вопрос.

Аббат Просетус успокоился, услышав голос Дориса и отозвался:

— Да ладно… занимайся своими делами. Но всё же… ты отвлёк меня! Впредь буть ещё осторожней. Мой слух очень чуток! Ты знаешь, я хоть и стар, но возможности моего организма величайшие!..

— Да… я не забываю об этом. — Отозвался Дорис, появляясь из-за ширмы материи.

Дорис был уродливым на лик и сгорбленным в своей, появившейся на свет, физике тела, и поэтому всегда скрывал своё лицо глухим капюшоном. Но Просетус уже давно взял этого уродца в своё услужение, и поэтому знал все движения этого сгорбленного, корявого существа. Он безошибочно отличал его среди тех, кто пытался копировать того, натянув на себя такой же балахон с капюшоном. Взгляд Просетуса без ошибочно находил самые малейшие различия в движениях копировщика и всегда говорил всем, что Дориса он отличит от других, даже в полной темноте. Вот и сейчас, поЯВившийся из-за ширмы силуэт, сразу же был распознан Просетусом и у аббата не возникло ни малейшего сомнения, что он видит именно своего Дориса. Тот проковылял к столу… и поставил на него несколько тарелок со снедью. Последней была тарелка с сухофруктами, кои Просетус очень любил. После неё… на столе оказался и кувшин с вином, разбавленным родниковой водой. Дорис спросил:

— Принести ещё что-нибудь?

Аббат Просетус, вновь севший за отчёт, отмахнулся пожёванным пером:

— Нет, Дорис. Всё есть… не мешай более.

Дорис склонил к столу «капюшон» и заметил:

— Перо то… вон как погрызено. Принести новое?

Просетус, будто очнувшись, отодвинул от рта перо… и поглядел на него:

— Действительно… может поэтому… у меня не выходит слог письма?.. Да-да, Дорис, принеси! Ты, как всегда, видишь то, что я не замечаю вследствие своей занятости и загруженности.

Дорис развернулся… и заковылял к матерчатой шторе.

Просетус вновь углубился в своё письмо… подыскивая красноречивые и убедительные словесные формы… Он медленно взял кувшин с разбавленным вином и налил себе в чашу, поставленную перед ним Дорисом. Он медленно отпил из неё… несколько глотков… и, оценив букет напитка, причмокнул. Просетус поставил чашу… и взяв с тарелки большую щепоть сухофруктов, бросил её в свой открытый рот… Медленно… с наслаждением пережёвывая сладкое содержимое щепоти, аббат «подсчитывал» свои идеи в думах:

«-…они должны оценить мои старания и рвение… да я не могу махать мечом, как Ансгар! Но и он… имеющий этот навык, получив сан архиепископа уже не вспоминает о легатских обязанностях и мече!.. Я же… придерживаюсь иного действия. Если они мне только намекнут о том, чтобы я… убрал Ансгара — он у меня в раз сойдёт с арены жизни!.. Мне кажется, конклав уже начал понимать, что он… слишком зарвался в своём рвении делу Святого Престола. Они бояться, что папа Григорий, чтобы усилить свои позиции, захочет ввести его в сам конклав… Этому не бывать!.. Для этого я здесь и появился… Я имею в своём распоряжении самый тихий, медленнодействующий яд. Никто даже не заподозрит отравление… этого известного молодого архиепископа. Он даже не посинеет после смерти, как это *произходит от действия любого другого яда. Я сам проверил это… отравив им своего слугу, который служил мне перед… Дорисом. Проверил действует ли яд… Действует. Ещё как… Почему я это сделал? Нужно было быстро проверить нужный мне „предмет“ — это раз. Второе… этот слуга мне уже порядком надоел. Я взял молодого слугу, чтобы он был проворен, а он увивался за каждым бабьим подолом… во всех тавернах, в коих я останавливался. Я решил избавиться от него, но, при этом, извлечь от него настоящую пользу. Этим я поразил две цели — сэкономил средства, кои нужно было платить ему после „освобождения“ и… проверил само действие яда. Я был доволен и собой и… ядом. Хи-хи-хи… Что сказать… я довольно проворен для своих лет… и давно заслужил сан епископа. Хватит быть аббатом… Конклав должен оценить меня… Оценить, как я того заслуживаю…»

Просетус снова отпил вина… и вновь бросил в рот уже намного большую горсть сухофруктов. Прожёвывая сушенные плоды и ягоды, он продолжил свои размышления:

«-…есть совсем неохота. Последнее время много переживаю… тревожусь. Не понимаю сам… почему?.. Всё идёт как я и хотел… но всё равно… какое-то чувство неудовлетворённости есть. Есть… и оно, это чувство — мне мешает. Очень мешает. Но я знаю… что бы меня успокоило. Знаю… Меня бы успокоила смерть Ансгара, как его, в своё время, успокоила смерть Святейшества Регинхара. Регинхар умер… и это напрягло конклав. Именно тогда… алые кардиналы вспомнили и нашли меня. А я почувствовал приближение своего… часа… Часа возвышения. Но… где этот Дорис? Где перо?! Мне писать надо. Ладно… ищет наверное… После этих переходов армии. Постоянно что-то… теряется… в раскладываемом, а потом снова складываемом барахле. Дорис на счёт этого молодец… Он быстро наводит порядок во всём… хотя, вроде бы, природно обижен на свет. Вот именно такие… мне и нужны в слуги. Свет они недолюбливают! Тень шатра им милее. А я…в их взглядах, становлюсь для почти богом. Да… могущество завораживает… тебя, Просетус… И ты его добьешься…»

В этот момент обращения аббата к самому себе, вновь послышался шорох… и из-за материи появилась сгорбленная фигура, скрывающая своё лицо в капюшоне.

Просетус лишь мельком кинул на неё взгляд и сразу же определил истинное появление Дориса.

Тот проковылял к столу.

— Вот. Нашёл. — Произнёс он, протягивая Просетусу новое перо для письма.

Просетус взял его в руки и, подумав, всё же решил отчитать Дориса, за медлительность.

— Ты меня начинаешь разочаровывать! До этого был везде порядок! Я ведь ждал довольно долго… и много утерял… пронёсшихся в моей умной голове идей — Недовольно произнёс он.

— Я *изправлюсь, ваше Святейшество! — опустил капюшон вниз Дорис.

— Ладно. Иди, Дорис. Мне нужно заняться письмом. Это срочное дело и не терпит отлагательств.

Дорис, пятясь…, приблизился к матерчатой занавесе… и *изчез за ней.

Просетус, держа в руках новое перо, обмакнул его в чернила… и снова стал писать «что-то»…

Вот он остановился… и приподняв перо от пергамента вновь задумался.

«-…и всё же… как мне сдвинуть короля с места? Конклав будет недоволен моими результатами. А король… очень спесив. Очень!.. Ансгар за столько лет не установил над ним своего контроля, а они хотят от меня результатов за год!.. Несправедливо… За год!..» Он снова поднёс перьевой конец к своему рту… и пожевал его… погружаясь в «новые» идеи:

«-… есть одна задумка! Есть!.. Если Дофин добьётся успеха — то Людовигу станет не по себе от этого! Он то ждёт неудачи в движении своего сына! Она его окрылит…, ибо этим он покажет всем своё превосходство над уже взрослым сыном, коего стал даже побаиваться, последнее время… Почему? Да потому, что помнит, как они сами, с братом Лотарём… отстранили от трона своего отца Людовига Благочестивого… Не хочет, чтобы подОБное произошло с ним же… Трус!.. Но… возникшая моя идея в том, что я могу списаться с епископом Олдриком, и тот, вследствие моего обращения, может написать мне ответ с реляцией успеха Дофина в хоть в чём-то… пусть даже в мелком — обязательно будет иметь результат, который скажется на короле Людовиге! Я сразу же прочитаю это письмо королю… и тем самым разогрею его непомерное честолюбие, вместе с завистью!.. Идея хороша! Очень хороша!.. После этого… он уже не сможет усидеть в лагере!.. Рудные горы позади… справа земли доленчан, лужан. Мы в землях спреван! И вторглись в них обходя Бранибор! Торопились… Очень поторопились… и вдруг… встали!.. Это было неожиданностью для всех!.. И стоим до сих пор…»

Просетус снова сунул в рот уже немного пожёванное перо и продолжил сыпать, как ему КАзалось, умными, ДЕЙственными иДЕЯми:

«-…расчётливость Людовига сыграла здесь плохую роль… Он больше ростовщик… чем король и тем более полководец. Да… подпорченная нами кровь Меровингов, играет против нас же… Опоскудилась кровь… Став нашей… Но… мы сами этого добивались. Вот он… дуальный результат и с этим уже ничего не поделаешь. Но Олдриг мне должен помочь. Когда-то мы были близки… очень даже дружны!.. Если те, наши отношения… можно назвать дружбой. Сейчас… мы уже стали не теми… Годы… Но… теперь и меня и его… манит другое… надо отписать ему… мою великолепную идею… Она стоит этого.»

Просетус положил перо и налив в чашу напитка… выпил всю чашу за раз.

«-…жажда… откуда-то взялась жажда… Я ничего… ещё не ел, кроме сухофруктов… Может они… вызвали сухость в горле. Но… от чего отвлёкся?.. Олдрик… да-да Олдрик. Епископ… при Дофине. Примет ли он мою идею?.. Надо подумать, как её обставить, чтобы она ему понравилась… Так… подумаю… над этим…»

Просетус потянулся к одной из тарелок и взял с неё кусок жаренной курятины. Он вгрызся в неё своим ртом… и толи оторвав, толи откусив кусок, стал работать челюстями… Но вдруг… он остановил пережёвывание… и мысленно заметил:

«-…курица горчит… Дорис переборщил с перцем. Но… ладно, я заметил другое — я почувствовал голод. Это хорошо. Ум требует подпитки, вот почему я не могу найти подходящих идей и слога. Надо подкрепиться основательно, прежде чем я сяду за письмо, адресованное епископу Олдрику…»

Просетус доел кусок курицы и взяв лепёшку, испечённую ему Дорисом, стал отрывать от неё кусочки и отправлять их в рот… растворяя куски слюной, для облегчения пережовывания… Меж ними он откусывал мясо с другого куска курицы и также, медленно пережёвывая все находящееся во рту, запивал напитком из чаши, кою снова наполнил из кувшина.

Вот Просетус закончил трапезу… и отодвинул от себя остатки еды, вновь подвигая пергамент… и беря в руки перо…

«- Так. На чём я остановился?.. Олдрик… Мне надо напомнить ему кое-что, что может его *изпугать… Ведь я знаю кое-что из его старых изречений!.. Он может забыл их, но я-то нет!.. Я не из тех, кто имеет короткую память!.. Он тогда плохо отзывался о… кардинале Григории… не думая, что тот впоследствии станет Понтификом. Вот это и надо ему напомнить… Это несомненно *изпугает его! Он, скорее всего даже забыл эти изречения… но я ему их напомню… так по-дружески! Без обид… Хи-хи-хи!.. Но… дам, подскажу ему путь к *изправлению тех самых ошибок молодости… Пусть только попробует откреститься!.. Он *изпугается! Он никогда не был храбрецом, но всегда был необычайно расчётлив. Поэтому, я никогда не делился им сокровенным… Никогда. Это ставит меня выше его. Но… в своём письме, я также дам ему и выгоду… от своего предложения. Без неё тоже нельзя. Иначе не будет выбора, а он важен… Важен…»

Просетус вдруг снова, неожиданно для себя, ощутил новый приступ жажды… Его рот *изсох… и требовал увлажнения. Он потянулся к кувшину и снова налил в чашу уже остатки разбавленного вина. Взяв чашу, он стал пить из неё большими глотками… и вдруг поперхнувшись… выронил её…

— Что со мной… — пробормотал он, ощущая как всё вокруг него входит в медленное вращение. — Что со мной..произходит?!.

Он попытался встать… но ноги совсем не слушали его, и он, вследствие своей попытки, просто «съехал» со своего стула и упал на постеленный ковер… у стола — ему вдруг стало душно.

Просетус схватившись за грудь, тяжело и протяжно задышал…

— Дорис… Дорис… — Попытался он позвать своего слугу, но вместо голоса послышался какой-то бесформенный шёпот — язык также отказал аббату.

Только его ум мог ещё работать, и он переполнился невыраженным словесным идейным ужасом:

«-…я что… умираю?.. Но почему? Я что отравлен? Дорис… оказался продажным?! Я ошибся… Нельзя его было так долго держать… Надо было… отправить на тот свет… как и прежнего. Я…я…просчитался… доверился… поверил… совершил ошибку…»

Просетус потянулся к краю стола с коего торчала рукоятка кинжала, который лежал слева от него… Он дотянулся до него и… потянув за рукоятку… обронил вниз. Кинжал упал рядом с ним… издав довольно громкий стук. Просетус схватил его… и притянул к груди…

«-…убить… убить предателя!.. Уйти вместе с ним…»

Стучала в его уме только одна идея…

Стук упавшего кинжала, действительно был услышан слугой и тот высунулся из-за матерчатого навеса спросив:

— Что упало, Ваше Святейшество?

Но увидев лежащего у стола аббата, бросился к нему.

— Что? Что произошло, Ваше Святейшество?! — с этим возгласом, Дорис склонился над упавшим.

Он ужаснулся бледности Просетуса и его какой-то бесовской молчаливой улыбке, застывшей на том, что было когда-то лицом аббата — черты аббата страшно *изказились и выражали боль и ненависть одновременно…

Аббат, почувствовав, что чьи-то руки обхватывают его, скосил глаза и увидел того, кого более всех ненавидел в это самое мгновение… Он развернул кинжал и… ударил им своего слугу, целя в шею… Но рука, вдруг перестала служить ему уже в самом начале этого движения… будто кто-то заморозил все его чресла… Кинжал выпал из его ладони… не довершив задуманного аббатом.

Дорис отшатнулся от неожиданного выпада… аббата и пролепетал:

— Ваше Святейшество… решило убить меня? Но за что?

Лик аббата мало походил на лик человека… на нём застыло выражение той самой ненависти… и боли.

— Я ничего не делал… против моего Господина! Ничего! — оправдывался Дорис, стоя на коленях перед упавшим Просетусом. — Пища была приготовлена мной… и никто не подходил к ней! Никто! Я никого не подпускаю к ней в такие минуты!.. Я служил Вашему Святейшеству, как полагается служить самому честному слуге!..

Просетус уже не слышал, что говорит ему Дорис — слух также отказал ему. Только глаза продолжали видеть свет и всё, что *произходит в нём. Он видел выступившие слёзы на глазах своего слуги… и какие-то обрывки уже воцарившегося в голове хаоса, прокричали ему идеи неверия своему слуге:

«-…играет… хорошо играет сволочь…»

Просетус вспомнил архиепископа Ансгара… и его последний взгляд, брошенный на него… Ум прошептал ему:

«-…он… это он…»

Свет стал тускнеть в глазах… и аббат, вдруг, отчётливо увидел тени, кои медленно окружали его… со всех сторон. Он удивился этому — ибо его зрение, *изчезнув в земном воплощении, вдруг стало объёмным, охватив всего его и всё вокруг него… Он будто бы уже видел всё окружающее… но в полной тьме… И из неё… из Тьмы… к нему подбирались эти самые тени, сплетаясь в один клубок который медленно охватывал его… впутывая, вбирая в себя…

Дорис, уже видя, что чресла аббата Просетуса деревенеют, боязливо покосился на лежащий рядом с аббатом кинжал, и вновь дотронулся до аббата — тело того не реагировало на прикосновения. Глаза аббата поблекли, а лицо так и осталось бледным…

— … Видит Господь, я не желал ему зла! Я не знаю, что произошло с ним. Пища не отравлена, как и вино, кое я ему разбавлял. Смотри, Господи! В этом виновен не я!

Дорис поднялся и взяв оставшиеся куски курятины и лепёшки стал их запихивать себе в рот, глотая почти не пережёвывая…

— … Видишь, я не виновен! — продолжал оправдывать он себя, — его хватил удар! Он всегда жаловался на… головокружение. Всегда…

Дорис вдруг увидел на столе… перо, кое Просетус уже успел погрызть и сразу же замолчал… В его голове пронёсся вихрь догадок:

«-… Неужели же они?.. Нет-нет! Не может быть… Я… это не взял в свой разсчёт! Я давеча… изкал перья для письма… и не нашёл. Мы явно их оставили в лагере архиепископа Ансгара. И тут… появился он! Он… „тот“, что продавал всякую мелочь… ы лагере. Толстенький… на вид, совсем не внушающий подозрения. На лице следы оспы… кою перенёс когда-то. Господь сберёг его от смерти… Меня это расположило к нему. Ко мне он не подходил… продавал что-то воинам чехам… Я сам спросил его… о перьях, ибо знал гнев аббата, который потом обнаружит их пропажу, и он, с удовольствием вытащил мне целую дюжину… Продал почти за бесценок… я ещё подумал — никчёмный торговец! Не знает цен!.. Но этим я спасся… от гнева своего Господина, слуги самого Господа. И вот… неужели это… перья?! Какая чудовищная задумка!.. Значит перья я не терял! Их просто выкрал тот… мерзкий кривоногий толстяк… Он как змея… проник в наше расположение…»

Дорис взял перо в руки… и подержав отбросил его от себя. Он встал и отвернулся от лежащего и уже не падающего признаков жизни аббата Просетуса.

— Так… уже ничего не изменишь! Надо спасать себя… Но… золото аббата… мне очень пригодится! Он его прятал… Прятал… где-то… в сундуке.

Дорис двинулся к некому небольшому сундуку, который стоял раскрытым, ибо Просетус сам открыл его, дабы извлечь из него чистый пергамент. Дорис стал выбрасывать из него… кажущийся ему ненужный хлам — пергаменты, кои являлись уже распечатанными письмами какой-то тайной переписки. Аббат не выбрасывал их с одной целью — ещё раз перечитать, чтобы вникнуть в суть письма ещё раз и боле глубоко. Аббат прочитывал их… и хранил также и для будущих интриг. Там же в сундуке он хранил какие-то обрядовые предметы, смысл которых Дорис так не понял… Дорис продолжал выбрасывать всякие кажущиеся ему бесполезные предметы… и вот, наконец, достал мешок… со звонким металлическим звуком.

— Вот! Вот… оно! Счастье Дориса! Ну что же… выходит не зря я… встретил того торговца. Господь прибрал аббата… а мне дал его сокрытое богатство! Нет в этом моего умысла… Видит Господь! Я чист! но не пропадать же добру?! Прибегут стражники и всё прихватят себе! А меня обвинят в отравлении… Нет! Этому не бывать… А это… что? Золотые кресты… различных размеров… Тоже сгодятся! Переплавлю… чтобы не подумали худого!.. — бормотал голос Дориса, раздаваясь из-под монашеского капюшона.

Он извлёк из сундука всё, что представляло по его представлениям ценность в его будущей жизни. Дорис отошёл от сундука и перешагнув лежащего аббата, вдруг остановился… Он, обернувшись к телу, вновь сел у неподвижного тела. Дорис обыскал аббата… и извлёк у того поясную сумку, коя также производила металлический звон. После этого, Дорис замер на несколько мгновений, раздумывая… снимать ли с шеи аббата тяжёлую золотую цепь на которой висел Ватиканский крест? Подумав, он всё же решился на это… и потянулся к цепи… Дорис снял её и не без удовольствия прикинул её вес… в своей корявой руке. Вдруг он замер — его глаза почему-то не обнаружили тот самый кинжал святейшества Просетуса, который лежал у тела! и он в страхе повернулся — над ним возвышалась та самая толстая тень торговца, в руке которого был занесён над ним тот самый кинжал Просетуса! Мгновение… и острая сталь вонзилась в основание шеи слуги аббата Просетуса…

— Воровать у своего Господина — страшный смертельный грех! — произнёс толстяк со следами от оспин на лице. — Я отпускаю его… тебе! Отпускаю этот грех, сын мой! Да простит тебя Господь, коего ты совсем недавно так поминал!

Он даже не смотрел, как Дорис повалился рядом с мёртвым аббатом, ибо удар его был выверен и смертелен. После этого, монах со следами оспин на лице, присел у лежащего аббата и вложил в руки того окровавленный кинжал, со словами:

— Ты ведь этого хотел, Просетус? Я выполнил твоё желание.

Монах встал… и подойдя к столу, взял с него только одну вещь — недописанный пергамент письма-отчёта Просетуса к конклаву алых кардиналов.

Монах скрутил его… и положил в свою поясную сумку. Он развернулся и даже не взглянув на мешки с золотом и золотыми крестами, упавшие рядом с Дорисом, перешагнул оба тела, лежащих рядом (при этом он постарался не наступить в кровь, вытекающую из Дориса), и быстро покинул зловещую мёртвую обитель аббата Просетуса…

Только матерчатая занавесь прошелестела, когда он скрылся за ней…

— Дело *зделано, архиепископ Ансгар! Отступники понесли наказание Господа! — прошептал, при этом, Маркус…

Глава 9

…Ольдинг, смотрел издали, как его сын Орм, со своими данами, ведёт к нему пленника, и, как сразу же разобрал это ярл, принадлежащего числу духовных служителей, так как даже на таком расстоянии на том угадывалось облачение высокого саном священнослужителя.

— … Удача улыбнулась Орму! — произнёс рядом с ним стоящий дан, — видимо это… какой-то аббат, приплывавший в Гамбург в Обители церквей по своим делам с этого берега. Теперь, мы можем ворваться в его монастырь, ибо он откроет собой его ворота!

Дан покосился на ярла Ольдинга… и помедлив, добавил:

— Если же, конечно, этого захочет мой Ярл.

Ольдинг ничего не ответил на это прозвучавшее замечание — мысли его были далеко… и заняты другим. Ярл взвешивал в голове произошедшее и… вскрывшееся предательство, или не озвученные планы Ульсона на его счёт.

«-…Ульсон… всё же хитрил. Хитрил… Впрочем… как и я. Мы оба хитрили. Ну что же, провидение вскрыло эти его не озвученные планы. Обнажило их… и этим спасло меня…»

Ольдинг повернулся к видневшемуся на противоположном берегу, за лесом, шлейфу дыма — там горели Дейниц и Гамбург. Он какое-то время смотрел в ту сторону казалось бы пустым взглядом, забыв о приближавшейся к его драккару группе данов, во главе с его младшим сыном… коего он, не скрывая этого, недолюбливал. Когда он совершенно безразлично вернул свой взгляд на туже приблизившуюся группу, оторвавшись от дымов…, то его глаза вдруг загорелись ярко проявившимся интересом, переходящим в удивление и оторопь! и он, от этого, даже покачнулся на ногах, *изпытав от этого потрясение, кое разглядели и удивились этому все даны, кои смотрели на него в этот момент…

— Что?! Да не может быть?! — пробормотал потрясённый Ольдинг вполголоса, — не может этого быть?! Что же это?! Не может быть такого! Он ведь в другом месте…

Его взгляд уже безошибочно узнал идущего, опустив голову, архиепископа-легата Ансгара. Ольдинг, уже спонтанно и не осознавая что делает, быстро зашагал к краю палубы драккара и… перепрыгнув борт… оказался по пояс в воде. Он быстро направился к берегу, навстречу идущим к кораблю, а все из тех, кто увидел это его внезапное преображение стояли на палубе ничего не понимая.

— Арихиепископ Ансгар! — громко произнёс Ольдинг, выйдя на отмель берега, — как… как Ваше Святейшество Архиепископ оказался… в Гамбурге?! Ведь вы, должны были получить моё письмо в лагере короля! Письмо-предупреждение… обо всем… что произошло сегодня! Произошло у Гамбурга!..

Архиепископ-легат Ансгар, услышав обратившийся к нему голос, резко вскинул голову… не веря в услышанное.

— Я…Я слышу барона Ольдинга?! Мне не показалось? — он поводив глазами… увидел приближающегося датского ярла, произведённого в бароны, по просьбе Святого Престола, королём Людовигом.

— Да-да! Это я! Барон Ольдинг! — датчанин не без удовольствия, констатировал внутри себя то, что Ансгар, также, как и он, явно и заметно выразил некоторое пробуждение от тех дум, кои угнетали его и выказал нескрываемую радость. — Я… как только увидел архиепископа, почувствовал невыражаемую радость и восторг от… этой встречи! Правда разбавленную горечью того… что Святейшество Архиепископ и легат Ордена не получили моего письма!

Ольдинг уже был рядом с архиепископом Гамбурским и Бременским Ансгаром и искал возможность реабилитировать себя в глазах своего, до этого момента, «святого патрона».

Ансгар, действительно преобразился, после произошедшей на реке встречей и снова, в удивлении, оглядевшись, и посмотрев на того самого седого дана, который только что грозил ему судом ярла, произнёс:

— Твои… даны готовы были убить меня, Ольдинг?! Убить Святого пастыря Господа?! Ты же христианин? У тебя что нет на них воздействий?

Ольдинг с неким упрёком в глазах посмотрел на Орма и его ближних данов, и отведя от них недовольные глаза, в коих проявились искорки гнева, вновь вернул их на пленённого Ансгара.

— Мои даны ведут себя так, как ведут себя большинство наших соплеменников. Другое бы их поведение вызвало бы у других датчан подозрения! А в моём деле эти подозрения только бы мешали нашему общему делу, Ваше Святейшество! Ведь я хожу всегда по… самому острию отточенного лезвия! Вам ли этого не знать, Ваше Святейшество! Но как вы оказались одни? Здесь?! Без всего?! Без стражи?

Ольдинг сделал озабоченный вид, будто бы и всерьёз был озабочен судьбой стражи архиепископа.

Ансгар, тоже, как будто вспомнил о чем-то… и действительно стал озираться вокруг…

— Они были… со мной… Они оставались там в зарослях, ибо твои дикари бежали с первого корабля, вопя словно звери! Они осыпали нас стрелами! Мой контур стражи решил задержать их, чтобы я смог уйти. Но… я видимо задумался… и потерял направление своего движения… и снова, не понимая этого, пошёл к берегу. Тут меня… и окружили. Вот эти… и окружили. Грозили мне смертью. — Ансгар кивнул на Орма и седого дана.

Ольдинг бросил совершенно холодный взгляд на Орма и седого дана, стоящего рядом с тем.

— Это мой… младший сын, Ваше Святейшество. — Пояснил он с холодом в голосе. — А рядом с ним мой двоюродный брат, который является его дядей — Урсон. Они истинные даны… и привыкли к некому действу в нашей жизни. В ней всегда кто-то бежит, а кто-то догоняет! Так устроено наше датское Бытие! Но… не обращай на них более своего внимания, Ваше Святейшество. Теперь, ты… более не пленник… а мой гость! Взойдём на корабль, ибо на реке небезопасно… и могут появиться совсем другие даны, норманны и или ещё хуже — вагры! и все они действительно окажутся прямыми недругами Святому Престолу и вам Ваше святейшество! Впрочем, также как и нам.

Услышав об этом, Ансгар без какого-либо промедления согласился подняться на палубу драккара Ольдинга, при этом произнеся:

— Да-да! Я согласен с этим! Но… пусть твои даны… поищут мою стражу? Как я без неё?!

Ольдинг взглянул на Орма и чуть заметно кивнул.

Орм отреагировал:

— Стража скорее всего уже в монастыре… который в паре вёрст от берега у замка барона саксонцев. Мы никак её не вызовем оттуда, не получив стрел! К тому же… они убили наших двоих.

Ольдинг отреагировал:

— И правда. Ваше Святейшество, мой сын здесь прав! Они никак не смогут вызвать вашу стражу! К тому же, мне сказали, что она… убила двоих моих людей!

Ансгар оглянулся на Ольдинга и не без расстройства произнёс:

— Значит, схватка всё же была… сколько погибло моих?

Ольдинг, поглядев на Орма, и поняв его взгляд, ответил:

— Ни одного. Они убили двух первых наших… и скрылись в зарослях. Мои даны не знали кто перед нами? И, естественно, они были полны решимости отомстить!

Ансгар принял этот ответ:

— Понимаю… Но, всё же… как ты здесь оказался, Ольдинг? Ты же должен был сопровождать переправу сакских маркграфов? А ты оказался у Гамбурга в его страшный час?!

Ольдинг кивнул, и заметил:

— Это лучше нам обсудить в безопасном месте! На драккар! Берег полон норманнами и корвегами! Уж поверьте мне, Ваше Святейшество! И вагры… Вагры тоже где-то рядом!

При упоминании норманн и вагров, Анстар сразу же заторопился к кораблю… Подойдя к нему, он вопросительно поглядел на Ольдинга. Тот с лёгкостью стал заходить в воду… со словами:

— Даны не пользуются лодками, для подъёма на свой драккар! Эй! Сбрасывайте канат! — последнюю часть фразы он обратил к тем, кто оставался на драккаре.

С носа драккара полетело два каната, на коем были завязаны петли для подъёма.

Архиепископ Ансгар, вздохнув, стал входить в воду, приближаясь к носу драккара… При этом, его взгляд был обращён к огромному шлейфу дымов, кои поднимались над лесом… в стороне оставленного им Гамбурга. Глаза его, после этого, стали печальны… а сами движения… вдруг нерешительны. В его голове крутился вихрь дум:

«-…вот ведь какова событийность моей жизни… В молодости я рисковал жизнью с мечом в руках, пока не получил духовный сан. Но… и после его получения… я стал *изполнять две совершенно разные роли: епископа Бременского и легата Ордена Святого Креста. Став архиепископом Гамбурским и Бременским… я уже думал что никогда более не подвергну риску свою… духовную жизнь… И вот… снова… Снова риск… Ольдинг скользок… и вероломен, как и все даны. Но… у меня нет выбора. Они ведь дикари… по своей сути. Как на меня смотрел тот… седой Урсон?! Зверь!.. Как же я… потерял направление?! Как я мог это позволить себе?! Судьба сыграла надо мной шутку… Освальд добился своего… отбился и ушёл, думая, что нагоняет меня… Но… Господь дал мне ещё одно…*изпытание… И я его должен пройти… Пройти… Но как?.. сил нет… я полностью опустошён… какое-то… бессилие…»

Он взялся за канат… и вставляя ноги в завязанные на нём петли… стал подниматься на палубу драккара, продолжая перебирать в голове то, что «бродило» в нём:

«-…но… мне надо… понять, что мне грозит на этом драккаре? И грозит ли „что-то“ вообще? Ольдинг ведь просил у меня сан аббата… Я помню его просящий тогда взгляд. Сейчас, он не таков… Совсем не таков. Он у себя в „тарелке“ и чувствует полное превосходство, какое тогда чувствовал я перед ним… Вот и поворот… Полный поворот. Роли поменялись… Такова жизнь. Но… надо извлечь из этого пользу… Иного нет — я остался без прихода в Гамбурге. Если я окрещу несколько кланов данов, то ореол моей значимости затмит известность этих „святых“ зазнаек: Олдрика и Регинхара. Последний уже мёртв… Олдрик ещё пока жив…»

Ансгар с лёгкостью перелез через борт, так как был довольно натренирован и силён физически, и спрыгнул на палубу драккара. Ольдинг уже давно ждал его там.

— Пройдём в моё корабельное логово, Ваше Святейшество! Там никто не сможет… нам помешать. И нам надо, как можно скорее покинуть это место — не равен час… у нас появятся проблемы! Я знаю недалеко отсюда… одно укромное местечко… на речном острове. Оно у славянского берега… но всегда пустынное.

Ансгар, оказавшись на палубе, сразу же, заметил «горы» из того награбленного данами, кое ещё не всё унесли в нижний трюм драккара, в его передней части. Этот удивлённый взгляд архиепископа поймал и Ольдинг, но не слишком расстроился по этому поводу, заметив:

— Я… вынужден быть одним из них, чтобы служить Святому Престолу. Таковы… реальности.

Ансгар, ничего не ответил на это, а только спросил:

— Куда мне идти?

— Сюда, Ваше Святейшество! — Ольдинг пошёл первым, показывая дорогу оказавшемуся в западне архиепископу.

Сам Ольдинг находился в затруднении… от того положения, в кое попал. Его голова трещала от различных идей:

«-… Вот же… проКАза! Как его занесло в Гамбург! Почему он там оказался?! И… что с моим письмом? Неужели он… у саксонцев? Тогда… те передадут его… моим датчанам! Они это зделают! Обязательно *зделают! Я попал в очень трудное положение… по-своему же просчёту!.. И дёрнул меня сатана… написать его!..»

Он спустился вниз… и провёл архиепископа в свою корабельную обитель. Открыв в неё небольшую по высоте дверь, он впустил в неё первого Ансгара, а потом вошёл сам.

Они оказались в довольно низком (Архиепискоа Ансгар почти касался головой его перекрытия) корабельном помещении ярла Ольдинга

Первым начал разговор архиепископ Ансгар и в его голосе Ольдинг уловил нотки депрессии и усталости:

— Мне… многое не понятно, Ольдинг. Ты спросил почему я оказался здесь?! Я Архиепископ Гамбурский и Бременский… и где же мне как не в Гамбурге быть?! Моя Обитель здесь.

Ольдинг подвинул архиепископу свой стул.

— Садитесь, Ваша Святейшество! Здесь довольно низко… ещё ударитесь… головой. Но… дело в том, что я… послал вам предупреждение об этом готовившемся набеге на Гамбург. Послал его с одним моим человеком… Вы не получали его?

— Нет! И впервые слышу об этом. — Ансгар непонимающим взглядом смотрел на барона Ольдинга. — Кто его вёз?

— Да в том то и дело, что я не мог послать прямого гонца! Я уже попал… под наблюдение… в тот момент, когда мне *разсказали о готовившемся событии. Я не мог… рисковать в открытую и тогда *зделал это в несколько ином плане. У одного датчанина… а может он и не датчанин… ну в общем… у него на драккаре… был маркграф Нортокс, и вот то письмо я передал человеку, который как бы не от меня должен был возвестить его об этом… Видимо, Нортокс решил это… по-другому. — Ольдинг несколько изменил событийность в своём *разсказе, но донёс в нём главную суть.

Архиепископ Ансгар не сразу вник в слова Ольдинга.

— … То есть… Нортокс решил скрыть это? Но почему?.. Каков был его посыл? Он ведь… христианин…

Ольдинг улыбнулся.

— Христианин?.. Он сакс… и в глубине своего сердца верен Зигфриду и самой Фриде! Я теперь… знаю об этом точно. На саксонцев… полагаться нельзя!

Ольдинг специально сделал акцент на своей последней фразе.

Архиепископ Ансгар со вздохом, заметил:

— То же самое саксы говорят о датчанах. «Датчане вероломны и разбойники», — вот их слова о вас. Но… тогда твоё письмо у… Нортокса?

Ольдинг покачал головой:

— Я так не думаю. Нортокс, скорее всего, отдал его… или Эгило, или Ательрейду.

Архиепископ Ансгар устало спросил:

— Для чего?

— Что бы уничтожить меня! Они передадут это письмо нашим датчанам! Я нахожусь в непростой ситуации… и скорее всего покину эти берега.

Архиепископ Ансгар, горько ухмыльнулся, и также устало, в полной депрессии, устало заметил:

— Это давно должно было произойти, Ольдинг. Тебе дали титул барона и этим нужно было пользоваться. А ты… примкнул к набегу на Гамбург. Как ты теперь объяснишь это своё появление у Гамбурга?.. Всё… стало непонятным… и таким шатким. Если об этом узнает …этот недотёпа Людовиг, имеющий чрезвычайно подозрительную натуру, для тебя это может отразиться неблагоприятно. Очень неблагоприятно…

Ансгар вдруг погрузился в какие-то свои нахлынувшие думы.

Ольдинг, напротив, вдруг стал суровым и жёстко отреагировал:

— А я и не буду никак это объяснять! Я думаю, что это должен *зделать не я…, а люди Вашего Святейшества. Я спас архиепископа… от расправы норманнов! Разве не так?.. ваши люди… должны скрасить моё пребывание в рядах налётчиков на Гамбург! Разве не так?..

В прозвучавшем вопросе из уст датчанина, архиепископ Ансгар уловил нотки угрозы для себя.

— Я оказался там… где пригодился… в самый нужный момент! — *зделал акцент Ольдинг, — и если бы я даже запоздал с прибытием к этому берегу, то неизвестно как бы сложилась судьба легата Ордена Креста! Ведь берег полон других норманнов! Кто даст за-РОК, что они бы не встретились Святейшеству Ансгару?! Да и что ещё ждать? от капризницы судьбы… в такое неспокойное время. Разве не так, Ваше Святейшество?..

Это уже был прямой намёк датчанина… на изменчивость судьбы архиепископа, при некотором несогласованности мнения архиепископа с мнением тех, у кого на корабле он оказался.

Ансгар, уловив эти намёки, прикусил язык… понимая в какое именно положение попал. Он понял, что Ольдинг явно раздумывает… над тем, как извлечь пользу… от его так называемого «спасения». Ансгар, зная скользкую, изменчивую натуру датчанина, вдруг осознал, что он совсем ничего не знает о… его вероломстве! Он вдруг вспомнил словесные намёки контура Адлихта… в адрес этого датчанина. Теперь… многое из недосказанного Адлихтом, стало вскрываться и для архиепископа, который считал датчанина полностью «прочитанным» и уже не интересным для себя. Судьба и здесь… приготовила очередное коленце… Ансгар не без страха… думал о своём положении:

«-…Адлихт… я не слушал его внимательно. И вот… прозрение. Болезненное прозрение. Что же делать? Он ведь не отпустит меня… на саксонскую землю, ибо враг саксонцам!.. Именно это… он и сказал мне!.. Сказал… иносказательно… но так, чтобы до меня дошло… Саксы враги ему. Что он предпримет? Запросит за меня выкуп?! Или казнит… для того, чтобы произвести выгодное ему мнение на своих норманнов… Никто этого не знает. Даже он сам… не знает своего будущего… позыва.»

Ансгар, поняв это и будучи всё же рыцарем легатом, поднял взгляд на ярла язычника и одновременно барона христианина Ольдинга… и прямо спросил:

— Что ты намерен делать… со мной?

Ольдинг также прямо ответил:

— Пока не знаю. Но, как Ваше святейшество, уже поняло — к берегу саксонцев я не приближусь. Хватит с меня риска! Я уже проявил благородство… и отпустил с палубы… маркграфа Нортокса, который вместо того, чтобы известить вас о планируемом набеге норманнов и варягов… отправил моё послание моим врагам. Что ещё мне ждать… от коварных саксов?!

Архиепископ Ансгар вдруг подумал вот о чём:

«-…а ведь и мне… возвращаться в Гамбург нет прока?! Просто некуда! Ведь его обители-монастыри будут разрушены, а в земли Бремена мне не пройти, без преодоления земель саксов. Саксы сейчас опасны! Они ведь давно ищут время и повода для восстания… против христианского Креста. И этот момент, как раз, как никогда подходит им. Если Эгило и Ательрейд добьются успеха и вернуться назад, то это может закончиться этим самым, давно ожидаемым восстанием саксов. И моё пленение в их землях будет для них триумфом. Нет… мне к саксам тоже не нужно. Не тот момент. По реке… двигаться тоже нельзя. Тупик… западня… Что делать-то?.. Этот… не внушает никакого доверия?.. Но и от него… мне не избавиться сейчас…»

— … Я знаю о чём думает Святейшество архиепископ Ансгар, — продолжал говорить меж тем Ольдинг, — он взвешивает мою доверительность. Но… от этого нет никакого проку. Я пока сам не знаю своих будущих шагов. Знаю одно — нам нужно как можно скорее покинуть реку Лабу! Выйти в море… а там посмотрим. Там… будет видно. На море мне всегда… легче дышится… и думается. Вода… стихия ума… Женская составляющая. А образ «жизнь» женского рода, на Двоичной основе. Впрочем, вы… племя адамово…, этого не знаете.

Ольдинг снисходительно поглядел на Ансгара.

Ансгар заметил:

— Мой дед был чистый гот.

Ольдинг улыбнулся:

— А бабка? Всё дело в бабке, Ваше Святейшество. И кому как не вам — пастырям Ватикана об этом знать.

Ансгар закусил губу… и отреагировал:

— Так значит… я вместе с вами… плыву в море?

Ольдинг улыбнулся.

— Идёшь вместе с нами, архиепископ. По морю ходят… по реке плавают… или сплавляются. Выйдем в море… я оглашу своё решение. А сейчас… — Ольдинг повернулся к своему сыну Орму. — Орм, отведи его Святейшество в самый сухой закуток нашего трюма. Постели ему… помягче. Святейшество хоть и легат-рыцарь, но любит спать в мягкости положения!

Орм, оглядев архиепископа, коротко ответил, кивнув:

— *Зделаю, отец.

…Ольдинг, проводив обоих ушедших взглядом, поймал себя на мысли:

«- Надо сопроводить его… на корабль Фрода. Там… у Фродрига и архиепископу… и мне самому, от этого его пребывания там, будет спокойней. Фроду… я доверяю более всех… Эти же… ещё приколют его… невзначай… Уж больно они… ненадёжны… в моём промысле. Один Урсон чего стоит.»

— Где встанем на ночлег, ярл Ольдинг?! — к нему подошёл тот самый седой данУрсон, являющимся его двоюродным братом.

— Подальше от этих мест, Урсон. Будем плыть по течению до темноты. Встанем на ночлег на славянской стороне! Помнишь… вход в заводь-губу старого русла у небольшого острова?

Седой Урсон закивал, со словами:

— Да-да! Я сам хотел предложить тебе то место! Там хорошо скрытое место… и глубина хорошая. Встанем на мели острова.

— Вот там и переночуем, — кивнул Ольдинг… и снова погрузился в свои петли идей и спутанный вихрь мыслей.

Урсон отправился к рулевым…

Глава 10

Празднества кои проводились в Зверине закончились, но жриц Арконы, неожиданно для всех пригласили в прибрежные селения, кои располагались у старорусья реки Лабы. Местные жрецы и волхвы проводили там празднества дня Дживы-Инты, кои потом в окрестностях старорусья, заканчивались проведением некоторых обрядов у широкой старой заводи реки Лабы. Старое русло рек, как считалось и считается, является пристанищем определённых стихий и теневых сущностей текучей воды в реках. Таких сущностей, как постаревших Водянников и их невест утопленниц, кои становятся, впоследствии, водяными кикиморами или каргами. В месяц тайлет, на празднествах Дживы Инты, у реки Лабы горожане и селяне-зверинцы и проводили в конце уходящего лета обряды замирения этих неспокойных, теневых сущностей, дабы те не вредили тем РОДовичам, кои живут близ рек или имеют промысел у самой реки. Обряд этот вмещал в себя и процесс очищения и преображения, кое связанно с водной стихией и тех, кто живёт в ней или около неё…

После прошедших празднеств в Храмах Зверина в честь дня Златогорки и сбора урожая вокруг гарда (Златогорка 21 тайлета или 2 сентября) и последующего наступления дня Дживы Инты (27 тайлета или 7 сентября), народ окрестностей гарда Зверина и многих других, прилегающих селений и их окрестностей, выдвинулся к реке Лабе, где всю ночь продолжались весёлые игрища и обряды, проводимые Жрецами Храмов (Жизнь рекущими) и Волхвами Светилищ (от свет, а не от свят). Такие игрища проводились до Дня Жели (29 тайлета или 9 сентября) для того, чтобы юноши и девушки подбирали себе наречённых суженных до следующего Любомира * (было два Любомира (Земная Дуальность) в месяц элет, а также в месяц тайлет, после сбора урожая. Любомир — День СВАдеб. Авт.) *, а после его прохождения, ждали наступления 33 тайлета, в котором поминали родителей в день Сеченик. 35 тайлета наступал день Богини Карны — той, кто следит за кармическим наследством твоего воплощения на Мидгард Земле. А после его ухода, уже все ждали… наступления НОВ-О-Летия, кое наступало 1 рамхата или с 21 на 22 сентября по-нынешнему кривдо *изчислению. Сейчас же, в описываемых нами с РОДом, событиях — берег реки полон солнечного народа, который разодет в наряды с различными свастичными узорами, кои сотканы из множества кружевных и витиеватых родовых символических сплетений…

— … Любава! Иди к нам! Здесь, так весело! — кричит одна из групп смеющихся девушек у высокого ветвистого бука. — Смотри, как выплясывают скоморохи!

Вокруг девушек много и другого народа разного пола и разного возраста. Все с интересом и весёлым оживлением смотрят и обсуждают невероятные трюки скоморохов, кои в пляске… жонглируют выпеченными на празднество кренделями и баранками так, что ни один из таковых не падает наземь…

Та, девушка, к которой обращены эти слова, медленно, без спешки, опускает свитый ею венок… на гладь речной воды… провожает его взглядом, когда он отплывает от берега… и только потом поворачивается к смеющимся девушкам.

— Иду-иду! — отвечает она и спешит в их сторону.

Около неё оказываются несколько по виду холостых парней.

— И куда торопится… красна девица, прибывшая к нам на празднества! Даже не взглянет на… тех, кто все эти дни не отрывает от неё глаз! Будто мы… пустое место! — говорит один из них.

Любава улыбается им… и отвечает, не замедляя своего шага:

— Пустое нужно заполнять! Вон сколько у вас… красивых девушек. Что же вы… не замечаете их?! И вас не гнетёт мысль, что часть из них… тоже хотят вашего внимания?

Парни оглядываются на разные группы девушек… и говорят:

— Многие из них уже имеют наречённых женихов! Они ждут их возвращений из рати, кою объявили на сбор в Ретре. Женихи не пойдут на рать, но будут охранять саму Ретру! Нас же… пока не взяли и туда.

Любава кивает головою:

— Да… так велит Кънъ. Ищите себе наречённую… и вас не обделят этим выбором.

— Вот мы и стремимся к этому! Выбери одного из нас, Любавушка! Или мы не совсем пригожи для красно девицы из легендарной Арконы?!

Любавушка останавливается и оглядывает всех окруживших её… ПАРубков* (Па-руб-ок — тот кто стоит в паре со своим учителем или сверстником, упражняясь в искусстве двуручного боя на мечах. Авт.) *, ищущих ПАРу для Жизни.

— Да нет, — говорит она, — все вы и красивы, и статны! Но… есть у меня уже один из ранов Арконы… на примете. И сердце моё… если не принадлежит ему, то… всегда помнит о нём. Сердце… понимаете? А я… слушаю его.

Парубки переглядываются и вздыхают.

Любавушка, чтобы отвести эту их печаль, призывает их:

— А ну ка стёрли со своих лиц тень печали! Вот невидаль — девушка имеет в своём сердце избранника! Смотрите сколько девушек подрастает в вашем граде Зверине! Да они младше тех, на кого падает сегодня ваш взгляд! Но… представьте, какими они будут уже через лето… два?! Глаз не отведёте! И будете рвать на себе волосы, коря себя, что проглядели их! А ну давайте за мной! В хоровод… в игры!.. Джива Инта любит Жи-ЗНь! И не приемлет печали! Печаль сегодня не приемлема!

Она хватает за руку одного из них… и тянет того за собой к уже собравшемуся вокруг огромного костра хороводу. Все остальные весело переглянувшись бросаются за ними…

— … Сегодня, мы славим Богиню Дживу в её Светлый день уходящего лета! — около горящего костра стоит высокий жрец с посохом в руках, вещая громким, твёрдым голосом. — Все мы обладаем способностью собрать свою Живу здесь в Майе! В Материальном мире, а именно на Мидгарде! Богиня Джива движет этим процессом. Жива наша «дышит» вместе с нами, но пока у многих она только в Об-Разе! Для того, чтобы Об-Раз сложился всем парням и парубкам нужно искать (слог «ИС», ибо поиски своей половины могут затронуть не только реальность Мидгарда. Но… сохранность ЕДинственного выбора остаётся для ОДной и КАждой реальности. Авт.) * свою половинку, а девушкам для своей целостности — своего единственного Первого! То есть будущего мужа! Девушкам важно хранить свою целостность для него… и тогда она своею целостностью прикоснётся к целостности РОДа её Первого, того кто введёт её в свой РОД, ибо от Рода отца она отходит в этот момент и более ему не принадлежит. Она получает доступ в РОД своего Мужа, сохраняя собранную свою наполненность. Таков порядОК у Ода в Троице. Не нам его судить! Для того чтобы стать порядочным, нужно следовать ему. У порядочного всегда порядОК! Творец Од установил такой порядок в Троице и КЪНЪ следит за ним. Мужчина — РАЗ в нём у ОДа Первый. Поэтому, всем девам и девушкам нужно постигнуть: твой муж — твой первый мужчина! Тогда всё будет в порядке — так велел Од-Творец! Как вы все знаете из Истин, кои давали вам РОДители, Троица — это ОДнО! Порядок сОБлюдается — Троица крепка! Нет — это уже Дно! Дно падения вниз… в природу. И всегда… кто-то падает! Не бывает без этого, здесь в Майе! Но… Союз Мужа и Жены — это В-енъ-чаянье * (В — Веда. Енъ — восходящий в Небеса образ. Нерукотворный образ. ЧаЯНЪе — ожидание. Складывайте образы, Родня. Авт.) *на царство ОДному МужЧине — его имЯ Бог Раз и ОДной ЖенЧине — её имЯ Диавол — Дева. В Майе все девы прямые подОБия Богородице ОБе-Диаволу. Когда Союз заключён — ОБ-РАЗ НА-ПОЛ-Н-ЕНЪ. Тогда Джива вступает в свой промысел! Мужчина-Первый должен иметь свою ПОЛовину! Он должен иметь одну ЖенЧину-Жену, а ЖенЧина — одного Первого МужЧину-Мужа. Так усТРОЕН мир и не нам его судить! ЖенЧина должна уважать и любить своего избранника, ибо он проводник для неё в РОД. А муж понимать, что без половины — он не целостен. Без семьи и детей — он не ПОЛон. Жива НА-ПОЛняется На-СТО-Я-щей семьёй. В семье Дело исПОЛняется, а Тело наПОЛняется.

Жрец замолк, оглядев собравшийся вокруг него хоровод из молодых людей: девушек и парубков… и немного изменив тон на более твёрдый и отпечатывая, при этом, каждое своё слово, продолжил:

— Но все вы знаете, что там за рекой! — он показал посохом на юг, — там царство Каверз, кои благословлены Кривдой и порядОК там изменён! Так проИЗходит везде на землях — чем ниже от вершины * (Здесь отмечу, что Вершиной Мидгарда всегда ЯВляется полюс Борея, то есть Северный полюс. Низ — это Юг. Авт.) *, тем больше кривдо отражений-подОБий! Отражений, кои падают на Дно! Поэтому, можно сказать, что Дно уже за этой рекой, на другом берегу! На том «дне» всё ИЗ-Ка-Жен-о, из-ка-вер-КА-но! Там нет ПРАва на Единство и ТриЕдинство — оно лишено его! Там царствует двоичная индивиДуальность! Тем существам на «Дне», Творец-Од не ставил запрета: много жён, много мужей или жёны с жёнами, а мужья с мужьями… или то… или другое! Всё пожалуйста! Ведь всё в пустую! Но отражения те за этот выбор будут платить своею мерой! Кто-то ОБ-огатит природу * (НА-поминаю, что природу курирует Оба-ДиаВол. Авт.) *, кто-то Кор-ОБ Сивы! Ведь всегда кто-то должен падать! Прах… должен ВАР-ится на землях, ибо без него не сОЗ-ДАТь новых миров! К тому же… как быть Добрым, если некого будет поднимать, тянуть… вверх из Праха. И это… есть наше Божье ПОДвижничество.

Жрец снова смолк, взяв небольшую паузу в своём обрядовом обращении ко всем собравшимся. Помолчав, продолжил:

— Что же Свято для нас с вами, дети мои?! — продолжил он торжественным гласом. — А Святость Союза меж Богом Разом и подОБием Обы-Диаволы Девой, входящей в чин Жены! Вот Истая Святость! Ибо именно от этой Святости отражается ребёнок! Новый ОД! И Од будет пребывать в каждом ребёнке… до пяти лет! Иного нет! Чем ОБ-у-Слав-ливается это рождение? Оно Об-у-слав-ливается славной встречей Природы и Рода! Двух энергий! Жены и Мужа! Вот встреча состоялась… и после временной гармонии Явилось Чудо — Чадо или Доча! Вспомните… у любого родившегося ребёнка — толстые руки и искривлённые, такие же кривоватые ноги, сам весь слюнявый… сморщенный, с большой головой и беззубым ртом пускающим пузыри! А все умиляются вокруг него — какая прелесть! А ведь будь взрослый в таком виде, все бы сказали — какой юрод! Почему так? Ответ прост — в Чаде или Доче находится ОД и Онъ владелец времени! Время всегда манит! А любой ребёнок, даже из выводка звериного — его владелец! Время своею сутью… притягивает! Время прекРАсно, ибо именем ОД-Творец! Но, — голос Жизнь Рекущего стал наполняться ОС-ОБ-ой чувственностью, — что ОБ-уславливает рождение самого времени?! С-ОЗ-Здание семьи! Вот точка безсмертия Живы! И для того, мы с вами должны понять, что есть СемьЯ?! Итак, для того чтобы развивалась жизнь и рождалось, пузырилось время нужны Четыре! Давайте считать! Вот одна ПАРа — РОД и Природа. Эта Пара даст отражение, кое потом станет Женихом или Невестой — то есть ОДним — или тем, или тем! Но… нужна другая Пара, другого Рода и Природы, коя тоже даст отражение в Одном или в половине, если это дочь. И вот Четыре явили Одного и Половину, кои потом, когда сойдутся Меры, встретятся… и лягут на Ложе и сольются вновь в ОДном приплоде! И так, что же мы с вами получаем? Четыре плюс Два-Пара плюс Один — Семь-Я. Вот схема Дживы, коя следит за этим порядкОМ. Первые Четыре — это Святость! Две половины ПАРа — Целостность! И малыш ОД — Творец венец всего Один! Круг замкнут! Вот так в любую реальность нисходит малый Об-РАЗ Творца! Иного нет и не будет!!!

Жизнь Рекущий жрец вновь помолчав, продолжил:

— Давайте, теперь с вами, *разсмотрим некое явление в семье, кое мы зовём ревностью! Где оно появляется?! Там, где *изчезает на земле Равность! Смотрите, как исКАжается слово: Небесная равность — земная ревность! Семья должна быть равна в Любви своей и тогда нет ни у кого никакой ревности! Ревность, как и измена — извращение первоначальных чувств, извращающая и мену при приближении меры жизни.

Старец обвёл взглядом собравшуюся вокруг него молодёжь и продолжил:

— Все вы слышали, как старые люди, ваши диды и бабушки говорят: «Вот раньше, в наши времена, всё было лучше. И люди были лучше и чище…» Вы можете над этим смеяться, но Дело в том, что старые правы! Да, старые правы. Почему? Да потому что Ночь Рога возвышает Природу, а не Род. В природе все жрут друг друга! Но (внимание!!!), постигните, что от-кусить можно лишь от того, что целое. Поэтому (ещё раз внимание!!!) кусает всегда тот, кто мельче. Тот, кто снизу! Тот, кто уже утерял свою целостность! Кто перестал понимать целостность Земного ТОРа и сам превратился в РОТ. Рот ест Тор. Примерно так, как вы кусаете часть испечённой свежей баранки вашими РОДителями! Остаётся лишь выяснить, кто же эти… кусающие? А они на том берегу нашей реки! ПокЛОНяющиеся даже не ЛОНу ОБы, а Кресту, точке Перепутья, точке Заблуждения, на которой нет уже порядка: мужчина-женчина. Там разврат и вакханалия в коей уже есть порядок женчина-женчина и мужеловство среди падших так называемых мужчин! Крест Перепутья и Заблуждения выдуман именно теми, кто… читает некую Тору (женский род), коя ничего общего не имеет с мужским ТОРОМ. Это и есть — Промысел Обы-ДиаВола в ночь РОГа. Она троллит падших!.. И тех становится всё больше и больше… и они начинают жрать… Кусать целых. Они пучатся от голода и готовы глодать даже друг друга. Последние жрут перед ними стоящих, а те хотят укусить первых… При этом все… мельчают и мельчают… извращаются. Но… мы говорили с вами как-то о извращении нашей с вами Сути?! Помните? Так может ли порядОК Троицы: Суть, Время, Пространство — извратиться?

Старец Жрец вновь оглядел всех собравшихся вокруг него.

— Может, — выкрикнула Любавушка, — всё изменчиво в Майе!

Жизнь Рекущий улыбнулся и кивнул:

— Правильно — может! А как же иначе! Нет изменений — нет Жи-ЗНи! И Суть извращается. Давайте постигнем… во «что»?! Суть извращается во Время. Время извращается в Пространство. А Пространство извращается…

Жрец снова умолк… и хитро прищурившись… поглядел на красу Любавушку, дочь кънязя Гостомысла… а потом и на всех остальных и закончил фразу вопросом:

— Во что же… извращается Пространство?

На этот вопрос не смогла ответить и дочь кънязя.

Жизнь Рекущий улыбнулся и продолжил:

— Вот чтобы понять, во что извращается Пространство, нужно вспомнить другое. Это Другое — её число. Постигнуть, Число Пространства. Давайте вспоминать… Итак, в Троице чисел нет! Троица вечен… и ОДин. Но (внимание!!!), снизошедший малый образ Троицы — уже Бог РАЗ (вспоминайте рождающегося ребёнка)! РАЗ по Сути своей ОДин и носит ИМ-Я — Истина или РОД. Тот, кто даёт и ведает Временем. За РАЗом следует ОБ, коя примкнула к себе буквицу Азъ (снизошедший малый образ) и стала ОБ-а Богоматерь и ДиА-ВОЛ, стремящиеся к Идеалу… который конечно же мним. ОБа-ДиаВОЛ отвечает за ПриРОДу-идеал с числом Два. Природа создаётся в Пространстве. Число Пространства — Два. Дуальность. Поэтому, ПОСТИГНИТЕ! С-чёт начинается с Чёта, ПАРЫ! Поэтому, в таком извращённом мире Матриархат начинает превышать роль Диавола и счёт ведёт с Двух… пропуская Бога-РАЗа. Вспоминайте, ОДин, два… А где РАЗ? Истины дуализируются и извращаются кривдой. Д-Ева становится, для полученных таким образом народов, носителем Дуальности в чёте дробления образов. Это уже не Троица с её порядком, а Лже-Троица с Крестом. Под-МЕНа истин несёт тем, кто их впитывает и Мену воплощений в Природе. Мать забирает своих «детей» к себе в ЛОНо Природы. Всё… по КЪНУ. НО… у ОДа всё предусмотрено! И на этот с-Чёт, приготовлен За-чёт. Природа — это Система, стремящаяся к Идеалу. Но… сама система Природы уже Идеальна, ибо создана Одним — ОД-ОМ. Понимаете, замысел ОДа? Всё повТОРяется! То есть, во всеОБщем из-вращении Пространство, стремящееся к идеалу, само разрушается, превращаясь С-НОВ-а в СУТЬ! Пространство извращается в Суть! ВИТие! Природа-женчина отражает снова малый образ — Бога Раза от снизошедшего к ней светом РОДа. При этом Природа распадается на два числа: О (Коло Рода и это совсем не ноль, как считают сейчас те Образованные (то есть дети ОБы), кто ещё при жизни вписан в списки Праха) и бес-конечно делящийся двоичностью Прах, по отношению к отражённой Сути. Слава Обе-бабе! В этой Витиеватости и промысел Дживы, и самой Жи-Зни. Мы с вами знаем, что число О — сам Творец. И РОД, и мы в нём — в Коло! В Оде. Род Первый. Но вторые… считают О — пустотой… дырой в лоне Природы. И за это… платят, становясь Прахом. Но… при этом ненавидят Род, ибо Троичность им недоступна… здесь в Майе. А ведь Дело всё в выборе! Выбор несёт изменение мены… поэтому и среди вторых есть те, кто идёт вслед РОДу. Мы для этого и воплощаемы здесь… в Майе! Мы говорим народам — или вы СУТь и с вами Время вашего из-Мен-ениЯ… или единожды живущий Прах. Выберайте!.. Суть или Прах… когда наступит МЕРа и с-мер-ть поздравит тебя с Меной! (Здесь, добавлю нашего РОДового сарказма, к таким, ибо в нашем языке слог «ИЛ» имеет образ Земной Бог. То есть проживший ради Живота на земле РОТ и превратившийся в удобрение. Удобрение, кое будут использовать… для взращивания чего-то Нов-ОГО, где? Да в Природе же… Авт.) *

Жизнь Рекущий замолчал, повернувшись к разгоревшемуся во всю силу костру. Он глядел какое-то время на его языки… и подняв свой посох, возвал:

— Джива-Инта, мы здесь сОБ-РА-лись, чтобы восславить твой промысел в РОДу! Мы и есть Род! Род, пока ещё находящийся здесь, в яйцеклетке Земли, коя беремена РОД-Ом! Мы растим свои Живы пока здесь! Но… ДОРога перед нами открыта!

Жрец поднял голову и поглядел на звёздный мост СВА (Млечный путь) и закончил:

— Она зовётся Белым путём в-ОЗ-хождения в Небеса! И он перед нами! Он будет не ленным и трудным! Но… труд рождает Человека! Так бысть! Так еси! Так и буде во Роуси!

Жрец трижды осенил себя большой Перуницей и повернувшись к собравшимся вокруг него, возвал:

— Пора переходить, дети мои, к играм и забавам нашего празднества! Воздадим славу Богам Рода крепкими хороводами и весёлыми, заводными играми! Дабы, у нас появились новые пары, соединённые Небесами для последующего продолжения РОДа *Небеснаго! Слава Дживе-Инте!

Это его воззвание было встречено всеми собравшимися с громким восторгом… и молодёжь тут же, взявшись за руки, повела хоровод по Посолони вокруг трескающих, выложенных горкой брёвен… Обрядовые действия продолжились… до самой полуночи.

— … Любавушка, мы знаем одно место… здесь в этой излучине реки. Зовётся оно «Заводь утопленниц». Оно совсем недалеко… Говорят, там содержит свой гарем невест-кикимор… старый и древний Водяник. Хорошо бы и там провести наш обряд замирения сущностей тёмных стихий! Место это все обходят стороной и даже все селения отодвинулись от него. Хорошо бы замирить это место! — После многочисленных игр и обрядов, девушки, которые окружали дочь конязя Гостомысла, вдруг, напомнили жрице Арконского храма Макоши о существовании в их окрестностях места, кое пользовалось издревле дурной славой. –… Река когда-то текла там, но как говорят диды, после нескольких счётов с жизнью местных девушек… из-за неразделённой любви, река развернула своё течение, оставив там только заболоченную старицу. Она очень глубока, та старая протока. Водяник там — это точно! — закончили свой *разсказ девушки ближайших окрестностей.

Любава задумалась.

— Мы уже произвели все важные в эту ночь обряды. — Произнесла она. — Что же вы раньше не напомнили о таком, примечательном для этих окрестностей, месте?

Девушки переглянулись… меж собой, как бы осознавая свою вину, произошедшую невзначай.

— Да… как-то вылетело из мыслей. Было так весело… Отвлеклись… и забыли. — Честно заметили они.

Любава вздохнула… и оглядевшись, тихо произнесла:

— Ну хорошо! Мы *зделаем это, но… не привлекая внимания… к нашей отлучке. Стража храма не должна заметить моего отсутствия! Оксея, одень мой расписной платок на плечи… и покружись среди девушек и парней в хороводах! Пусть Храмовники думают, что это я.

Любава сняла со своих плеч свой цветастый, заметный платок… и набросила его на голову и плечи упомянутой девушки.

— И вот это… — она сняла с себя сплетённый из разноцветья и разнотравья объёмный венок и одела его на голову Оксеи, сняв прежде венок с головы девушки и одев его на себя, скрывая таким образов свои волосы, — вот… так! Теперь… нас точно не различишь!

Любава улыбнулась и повернулась к тем, кто напомнил её о заводи утопленниц.

— Берите сплетённые венки… и ведите. Давайте быстро… нужно вернуться поскорее! Пока храмовники не заметили подмены!

Девушки, пребывая в приподнятом настрое от согласия Любавы посетить упомянутое место, юркнули в прилежащие к поляне заросли… Никто и не заметил их внезапного *изчезновения, из-за круговертей хороводов и шумных игривых забав, на кои и было обращено внимание многих в этом празднестве Дживы-Инты…

— … Место там тёмное! Но… я не боюсь бывать там! — разсказывала, рядом идущая с Любавой девушка, — ведь те, кто утопился там… были глубоко несчастны! Я понимаю их…

Любава поглядела на разсказчицу.

— Что? И ты… сохнешь по какому-то парню?.. А он глядит на другую? Ты понимаешь, что та пустота, кою ты взращиваешь в себе… позовёт тебя?! Сходи в Храм Яра, жрецы Света вернут тебе покой! Посмотри сколько парней у вас! Глаз не отвесть! А ты…

— Не любы они мне… — Вздыхает девушка, — не любы…

— Не любы… потому что взгляд твой не в ту сторону! Ты не глазами смотришь, а чувствами! Ты, Мария, поставила свой выбор выше всей жизни… и это очень плохо. Перестань вздыхать! Род дал тебе жизнь, для своего продолжения! Оба-Матерь дала тебе тело для того же! И не надо забывать этого! Чувства проходят… они смываются утренней росою… Утром, умываясь на заре, взгляни на первые лучи… и подумай о любви, но не об отвергнутой… а о НОВой, Мария! И свет… пошлёт тебе то, о чём просишь! Только смотреть надо глазами… забыв полую, прошлую влюблённость. Жи-Знь намного предусмотрительна… и твоя суть в ней, собирается тОБой же… Ибо ты… подОБие Обы-Богородицы. Ты должна искать свой РОД… и найдя — быть верной ему!.. И подумай… ведь тот, о ком ты сохнешь, тоже любит сердцем! Он выбрал себе девушку им… своим сердцем. Что ты можешь *зделать с этим? Сотворить злой наговор на разрыв?! Ну тогда… это отзовётся эхом зла и на твоей судьбе, ибо твоя сутьба уже будет изменена на судьбу… и Кънъ будет в роли судьи! Ты таким образом…*изпортишь жизнь, здесь на земле, и себе и той паре, коя ничего тебе плохого не делала!.. Зачем тебе это? А если ты наложишь на себя руки, то ты провалишь себя… в природу, по промыслу той же Обы, но уже не Богородици, а Диавола. Суть ОБы Двойная. Она как Богородица учит и возвышает, но, как Диавол соОБлазняет, тролит, контролирует и карает. Мир в её лоне. А к девам она относится с особым вниманием, ибо тело наше — её тело! И тело должно принадлежать Роду, а не плотским и чувственным утехам. Утешалась телом… носи шкуру рептилии или животного, или же перья не летающей птицы! Погубила тело по любовной тоске, проявив слабоВОЛие — ДиаВОЛ определит тебе привязанность в мире более суровом, теневом! как тем утопленницам в Заводе, к коей мы идём. Там мужем будет не РОД, а корявый, бородавчатый Водяник! И от него не сбежишь, и не отвернёшься… ибо ветви той привязанности будут произрастать в болоте…

— … мы уже почти пришли! — обернулись к ним, идущие впереди девушки, кои о чём-тот громко «галдели» на ходу, не слышав, при этом, разговор Любавы и Марии. — Вот она! Смотри, Любава!

Любава остановилась… над чёрным береговым провалом… внизу которого… на мелкой ряби водной глади, отражалась зыбью нечёткого видения, поднявшаяся над рекой и берегами заросшими лесом, полная луна. Очертания отражения… были смазываемы той самой мелкой рябью, кои и позВОЛяли взгляду Любавы определить примерное *разстояние до омута Заводи. Берег у самой заводи и провала к ней был пустым от зарослей, будто бы деревья отступили от него примерно на три сажени…, как будто вытолкнутые… от провала некой невидимой силой. Линия древесных зарослей находилась за спинами девушек, из коих они и появились. Внизу же берегового провала, заводь была полна выглядывавшими из воды коряжником, и это говорило взгляду Любавы о том, что когда-то, деревья росли на самом краю берега и даже свисали над ним. Но… произошедшие позже изменения… внесли в жизнь здешнего берега свой коло-рит затемнения, внося краски уныния и печали…

— Давайте сюда венки! — произнесла Любава, — начнём то, зачем мы сюда пришли!

Она почему-то почувствовала здесь… необыкновенную тоску… вспомнив и отца и… того, с кем простилась перед своим отъездом. Любаве захотелось как можно скорее покинуть это печальное, затемнённое место застарелой петли реки, коя также ушла своим руслом от этого старого омута.

— Свет Ярилы поминаем, — начала обряд Любавушка своим броском на виднеющуюся рябь омута первого венка, — тоску с печалью прогоняем! Стоячую воду разгоняем словом мощным, словом Света, проливающегося с Небес! Тень, сокрытую в ней, умиряем словом Земли, освещаемую Ярилой-батюшкой!

Любава бросила на рябь ещё один венок.

— Прими река дар Земли и Света и расшевели свои водяные слои, дабы они, побежав потоками возмущёнными, почистили это место… унесли те тяжкие чувства, кои спутались здесь клубком неразрывным, создав смертные сети для слабоВОЛьных и поКОРившихся печали, коя так свойственна непросветленным или тоскующим людям!

Любава бросила ещё один венок, со словами:

— А ты, дядька Водяник, расплети свою бороду, коя тиной густой окутала эти торчащие пни и коряги! Освободи души заблудших в своих чувствах, умерь гнев свой и смирись с их тягой к освобождению. Впредь же… не губи тех, кто придёт к берегу этому по зову печали или по промыслу людскому! Твой промысел на дне, а не у берега! БЕРег — это РЕБро реки, которое упор для бегущей, растекающейся воды! Будь, дядька Водяник, в промысле своём, но за его черту не заходи! Черта та — оБЕРежный изгиб! А я вижу, что даже древа лесные отодвинулись от него из-за твоих теневых прихотей! Я, жрица Храма Макоши, в день Дживы-Инты, реку тебе вспомнить промысел КЪНА и сдвинуться ко дну омута от брега, коего я нарекаю отныне Обережным!

С этими словами, Любава взяла в руки два венка и сплела их в символ поля Макоши… После этого она бросила эти сплетённые венки на твёрдый берег у провала к омуту, со словами:

— Мать Ковша (Макошь) прими в своё поле, брег сей! Отгони от него тени зла, прячущиеся на дне, среди тины! Пусть покоятся они на дне омута, в логове своём изначальном и не приближаются к берегу сему! Джива-Инта в сём действии мне помощница, ибо реку я эти слова в её день, о реке и о бреге заботясь! А это… всем на замирение!

Любава кивнула девушкам и те… все вместе бросили свои венки над собой… Часть их упала на брег твёрдый, а часть упала на рябь омута…

— Обряд завершён! — произнесла Любава, улыбнувшись всем, — пора идти обратно.

Она взглянула на Марию, коя внимательно вглядывалась во «что-то» в стороне противоположной берегу на коем они стояли.

— Мария! Ты что замерла?! — позвали ту девушки, — пошли уже!

Мария оторвала взгляд от той точки, в кою смотрела… и вдруг громко заметила.

— На острове… стоят остова кораблей! По виду… норманнские.

Девушки оживились… и вгляделись в темноту противоположного берега, который был на самом деле длинным, заращённым густыми зарослями, островом.

— Где? Мы не видим ничего?! Как ты можешь разглядывать «что-то» в такой темноте? Видим только тёмные пятна… деревьев. Ничего не разобрать…

— Нет. Вы смотрите вверх, над кромкой деревьев… Видите концы мачт? Они отчётливо выступают… над кронами.

Все какое-то время молча *разсматривают ту самую тёмную линию крон деревьев на острове…

— Да! Я тоже заметила!.. — вдруг замечает другая девушка. — Две мачты! Я вижу две мачты!

— Да две… — соглашается Мария. — Я тоже увидела две мачты.

Любава вдруг поворачивает голову… и смотрит уже не на противоположный берег, а на… берег на коем стоят они сами… в обе стороны со словами:

— Норманны не плавают в дуальном порядке! Кораблей должно быть… как минимум три. Как минимум… — повторяет она.

Девушки, стоящие вокруг неё, сближаются с Любавой, становясь одной тесной группой.

— Пошлите отсюда поскорее! — говорит одна из них. — Норманны известны своим вероломством!

— Да, — подтверждает Любава, но далее произносит то, чего от неё никто не ожидал, — но не в это лето, девушки! Не бойтесь!

Любава вспоминает трёх своих братьев, кои собирались, в замысле прибывшего от отца вещего Междамира, в некий поход вместе с норманнами в это лето… и теперь начинает понимать задумку своего отца и братьев.

— … Они идут этим летом на земли бургеров и саксов, вместе с нашими варягами! Я видела и тех и других в нашей Арконе! Они прибывали в Храм… для встречи с ВИТ-Ом (БелоБог). Это ярлы, кои верны заветам своих предков. Они не *зделают нам зла.

Любава несколько мгновений смотрит в сторону острова и вдруг поворачивается ко всем:

— Но… вы правы, пора нам оставить этот берег. — Заканчивает Любавушка.

Тот факт, что драккары избрали для своей стоянки именно это, сокрытое от глаз старое русло реки, начинает тревожить и её.

Девушки, не без явного испуга, оглядываясь на тёмную сторону острова, где они разглядели мачты норманнских драккаров, поворачиваются к лесу.

Но *зделав всего несколько шагов в его сторону, вся группа молодых девушек замирает — им навстречу, из этого самого леса, выходят тёмные вооружённые силуэты… Появляются они с тыла и этим отрезают девушек от леса. При этом вскрывается другой факт — нескольких таких же как они сами, появившиеся из темноты силуэты поддерживают под руки, что говорит о их слабости или полученных совсем недавно ранений… Из темноты слышится датское, едва разборчивое… наречие:

— Вот так неожиданность… Бог Один решил разбавить нашу неудачу… неожиданным подарком!.. Ловите даны… новую дичь! И скорее на наши лодьи, за нами может быть погоня!..

Глава 11

Чеслав, со своими кругами Храмовников, после выполнения задачи в помощи отражения вторжения в земли поймы реки Гаволы (кои числились за стодорянами и гаволянами) Маркграфов Саксонии, быстрыми передвижениями от селения к селению Поморской Руси, достиг града Ленчина. Здесь он, отдохнув совсем немного, решил двигаться вдоль реки Лабы до Полабской Руси и её малой столицы — града Любицы (нынешний Любек), в которой, как ему донесли, уже прибыл сам кънязь Гостомысл.

«-… Раз Гостомысл там… значит там и все наши Круги Храма Асгарда. Я думаю… они уже прибыли сюда. По времени… всё сходится. Нам туда…»

Мысленно решил Чеслав, находясь ещё в Ленчине, в котором уже спешно собирался полк ратников града, для выступления к Ретре, ибо оттуда прискакали гонцы с призывом ратников ко своим станицам, кои были вынесены из Храмовых залов славы и развивались на берегах озёр для сбора соединённой РАТи * (смотрите, РОДовичи, Рать — зеркально Тар с первичной ерь — сотворение. То есть, Дело Единения, сотворённое ТАР-Ом. Напомню, ТАРх Перунович — сын батюшки Перуне. А мы дети и внуки Тарха Перуновича. Того, кто уничтожил высадившихся Кащеев на луне Лели в продолжении войны, коя имела имя Ассадея и коя закончилась «гибелью» земли Деи (находилась в Торе меж Землёй Перуна (Юпитер) и Землёй Орея (Марс)) в этой реальности (её орбиту-тор, сейчас занимает пояс астероидов). Кащеи не могли высадиться на Земле Мидгард, ибо Свет Мидгарда убивает их. А Свет виден только в атмосфере. Именно луны, на коих нет атмосфер или атмосферы непроницаемы для Света, могут принимать тех, кто боится видимого Света. Поэтому, все кто Свет ненавидит — следуют культам поклонения лун. Наша с вами земля Мидгард — не исключение. Кривдо календарь, навязанный Ватиканом, ориентирован инородцами на последнюю, оставшуюся у земли без атмосферную луну Месяц. Но это совсем не значит, что Луны Зло. Зло то, что прячется на таковых. Поэтому, луну Земли Деи Лютицию (От Лютик), с атмосферой подобной Мидгарду и на которой жил светлый род, Кащеи не смогли оккупировать и та погибла в войне, оставив после себя пояс астероидов. Именно после этого события и появилась звёздная застава Бога Индры — та самая знаменитая Валхала или Валгалла, коя присутствует до сих пор меж землёй Перуна (Юпитер) и Землёй СтриБога (Сатурн). Опора (база) сей заставы есть сама земля Индры (нынешний Хирон — нынешние аккады считают его астероидом 2 060. Не удивительно — они сами (аккады) находятся под подстоянными умственными «стероидами»), коя вращается по своему Тору меж Стрибогом и Варуной (Уран). Дравиды же (чёрные индусы) были доставлены на Землю Мидгард, именно с Земли Деи. Что касается черного народа Азъбессинии (Африка) он выведен искусственно, генетическим путём… также как позже появились цветные мулаты и метисы. Земля их пристанище… на жизнь. Вспоминайте, Рот и РОД. Равновесие. Авт.) *. Воитель Асгарда Чеслав, уже на следующее утро двинулся вдоль реки Лабы, имея хорошего проводника с гарда Ленчина, коего он… нашёл в центральной части гарда. Ведомые опытным проводником, Круги Воителя Асгарда, уже миновали Гамбург, какое-то время, остановившись и с интересом *разсматривая клубы дыма *изходящие в его стороне…

— … Неужели… наши уже под Гамовым? — удивился проводник храмовников и коего звали Угрюм в его граде Ленчине. — Но ведь… рать ещё не собрана?!

Чеслав молча смотрел на плотность дыма, думая о превратности сего продолжавшегося похода.

— Что молчишь, Воитель? — Угрюм поглядел в его сторону, — может стоит повернуть?! Может… славный кънязь Гостомысл уже под стенами оккупированного немцами Гамова?! Смотри! Сколько дымов!.. Огонь там очень… очень велик! Я сам видел такие же дымы лет восемь назад, когда немцы жгли град Люнчин, ставший Люнебургом! Или ты… не желаешь вступать в битву… на нашей Полабской земле?!

Чеслав повернулся к Угрюму.

— В битву?! — переспросил он. — А где ты видишь её? Я вижу только дымы. К тому же… у меня есть задача. Веди нас к Любице… а там всё узнаем.

Угрюм посмотрел в сторону дымов… и заметил:

— Я специально отдалился от поймы Лабы, ибо думал, что мы можем напороться на разъезд бургеров. Мы пройдём по старорусью Лабы. Места там унылые, но дорога намного укорачивается, если двигаешься именно на Любицу. Ну что же… продолжаем путь…

Угрюм снова тронул свою лошадь, ещё раз оглянувшись на дымы, *изходящие со стороны немецкого, теперь уже, Гамбурга.

Круги молча последовали за Угрюмом и своим Воителем, который двигался рядом с проводником.

— … сейчас время празднеств, кои устраиваются после осеннего Любомира в этих окрестностях, — *разсказывал проводник на ходу, — Жрецы в день Дживы-Инты часто здесь проводят обрядовые празднества. А сегодня как раз день Дживы-Инты. Скорее всего, мы увидим эти людские собрания! Народа там собирается довольно много!

Чеслав, прослушав эти слова, усомнился в выводе Угрюма.

— Собиралось, ты хочешь сказать, Угрюм. Сейчас время… сбора Ратей! Откуда взяться множеству народа? — высказал он свои сомнения.

Угрюм едва кивнул головой.

— Да… то, что народу меньше чем обычно, я согласен. Но то, что он там есть — я уверен. Традиция нельзя отменять… даже в лихие годины. Ибо сия отрешённость несёт опустошённость родового духа. А её (опустошённость) нельзя допускать даже в суровые годины.

Чеслав поглядев на Угрюма, согласился с его высказыванием короткой фразой:

— В этом ты полностью прав.

Какое-то время они двигались молча.

— Время приближает час вечиръ (19.30 — 21.00 — час высыпания на Небесах звёздной Росы) и уже темнеет. Поторопимся… — Угрюм несколько ускорил своего коня.

Уже через ворок частей часа (ворок — тридцать, а общий, упомянутый промежуток времени, по современному *изчислению равен 22 минутам) всадники услышали громкие голоса, *изходившиет с той стороны, в кою они торопились.

Чеслав, прислушавшись, переглянулся со своими всадниками, а потом с Угрюмом.

— Что-то… не похоже… это… на веселье. Там что-то произходит?! И это явно не то, о чём ты нам говорил, Угрюм!

Угрюм сам, был поражён услышанным — впереди явно был слышен звон мечей.

— Может… отроки и парубки… резвятся в пляске?! — выдавил он свою догадку.

В этот момент, большая группа девушек, выбежала навстречу всадникам… и замерла… не распознавая их принадлежность.

Угрюм сразу же крикнул им:

— Мы свои, красавицы! Что *произходит у вас?

Девушки бросились к ним…

— Там! Там датчане! Датчане-вороги! Обошли празднество по берегу! — на ходу отвечая на заданный вопрос Угрюмом. — Волхв Владомир и стража из ранов бьются с ними!

Чеслав, уже более не ожидая, выхватил лук, и выкрикнул:

— За мной! Луки к бою! Выедем и всадим в них по стреле… а после мечами!..

Его Каурый, почувствовав скорую схватку, захрипел и… сорвался с места. В этот же миг и все два Круга храмовников Ордена Света Звёзд сорвались с места за своим Воителем. С девушками остался только Угрюм…

Чеслав, направил Каурого на свет огромного костра, который своим светом горения, проглядывал сквозь заросли… Мимо него пробежало ещё несколько девушек и молодых юношей, кои выводили их в безопасное место. Чеслав, вложил в тетиву стрелу и…в это мгновение, миновал последние заросли. Картина открывшаяся его глазам поразила его — он увидел стражу из ранов Арконы, кои сгрудившись, встречали наскоки рассыпавшихся в беспорядочную толпу, окружившею их, норманнов. Оружие вопящих норманнов (в основном это были боевые секиры) отбрасывало своими лезвиями отблески от полыхающего света костра, при своих «взлётах» над головами ранов… И даны, по-видимому, уже в глубине своих потемневших сердец, праздновали скорую победу, ибо их численность превышала стражу ранов вдвое. Внезапное же появление всадников у них в тылу, вызвало в их скоплении некую растерянность и крайнее ослабление напора на ранов… Часть их вынуждено развернулась к появившимся… и тут же получила рой стрел в своё скопление…

Чеслав, мгновенно сориентировавшись, всадил в голову одного из данов свою стрелу… и направил Каурого в самую гущу норманн… При этом, он выхватил меч… и обрушил его на голову ближайшего норманна, который попытался ударом секиры, перерубить ноги его Каурого. Но, конь воителя Асгарда, имевший опыт многих десятков сражений, приподнялся на задних ногах… и ударил того передними копытами, отбрасывая от себя… Вслед этому, Каурый уже приземлился на свои четыре ноги, а Чеслав с большого маха разрубил голову незадачливому врагу… И слева и справа от него, уже всадники Круга Бородая давили попятившегося ворога с возгласом:

— Аса-ра-ва-ра!..

Мечи мелькали над головами норманн… и те… смятые и потерявшиеся, уже не могли… да и не хотели продолжать бой… Большая часть их бросилась в лес, ведомая высоким даном. Потребовалось совсем немного времени… чтобы она растворилась в тени леса. Остальная часть была отрезана от отступления… и уничтожалась с двух сторон.

— Взять в плен! В плен… хотя бы одного! — крикнул Чеслав.

— Есть один! Я оглушил его… булавой немного! — ответил ему Зима. — Не должен помереть!

Число врагов таяло… на глазах. Но множество их, уже ушло в лес, видя, что эту схватку нельзя «выиграть». Остались только те… кои оказался окружёнными… Последний из данов, видя смерть вокруг себя, что-то крича, бросился бежать и попытался достигнуть леса, но стрелы огузов… пронзили его тело. Он свалился у самой кромки леса.

Чеслав остановил разгорячённого, почти взбесившегося от недолго продолжавшейся яростной схватки, Каурого, гладя его гриву…

— Спокойно… спокойно, Каурый. Всё уже кончилось. Секиры больше не угрожают твоим ногам. Спокойно! Вероломный враг повержен! Сейчас узнаем… откуда он взялся.

Чеслав спрыгнул с коня и ещё раз погладив его гриву… двинулся к воинам из Арконы, коих он совсем не ожидал здесь увидеть.

— Как вы здесь оказались? Разве, кънязь Гостомысл уже поблизости? — громко спросил он их.

Самый первый из них, наклонившийся над мёртвыми данами, встал… и повернулся к нему.

— Скажи лучше, как вы здесь оказались?! Мы выполняем нам поставленную задачу… о цели которой — нам не следует распространяться * (слог «рас», ибо разпространять «что-то» можно с помощью РАЗума, а «что-то» с помощью ума, что уже ошибочно само по себе. В этом случае вой упомянул второй случай. Авт.) *!

Чеслав согласился с этим утверждением:

— Согласен. Если ваша задача… не для лишних ушей… то отвечу первым я. Мы движемся от града Ленчина, где к нам присоединился местный проводник. Движемся навстречу кънязю Гостомыслу в Любицу… по его данной нам задаче ещё в Арконе. Значит, как я понял, вы не от кънязя Гостомысла?

Страж Арконя, переглянувшись с несколькими такими же подошедшими к нему ранами, отреагировал:

— Мы из Арконы и являемся витязями Храма Макоши! Но выполняем задачу и Храма и кънязя Гостомысла! Извини… нам надо найти кое-кого, в этой заварухе, всё перемешалось!

В этот момент, к ним подошёл высокий, седовласый волхв-жрец… и вложив длинный меч в ножны, висевшие у него на поясе, произнёс, обратившись к тому самому рану, с коем говорил Воитель Асгарда:

— Её нет… среди девушек и парубков! И никто ничего не может толкового *разсказать… Говорят, была совсем недавно в хороводе! Это видели многие. Но… куда делась? Вопрос…

Чеслав, поняв, что арконцы-раны явно кого-то оберегали, подал свою догадку:

— Когда мы услышали звон мечей… довольно большая группа девушек и молодых юнцов, выбежала нам навстречу из темноты леса. С ними остался тот самый проводник Угрюм! Если вы ищете кого-то, то она может быть там.

Волхв сразу же обернулся к Воителю и произнёс:

— Если так… то моё сердце получит облегчение. Твоё появление здесь… незнакомый Витязь… изменило многое! Мне бы хотелось как можно скорее достигнуть того самого места, в коем вы оставили молодёжь!

Страж Арконы, поглядев на волхва-жреца, спросил:

— Не будем догонять убежавших?

Тот поглядел в сторону, в коей скрылся враг… и ответил:

— Там старое русло Лабы. Место тёмное… заболоченное. Но… там есть остров, разделяющий русло реки и старицу! Скорее всего… эти там и встали на ночлег. Ну, а встав…, и услышав наши голоса, кои видимо хорошо раздавались по реке, решили «порезвиться». «Порезвились»… — Он оглядел тела убитых. — Но… наши девушки и парни туда не убегали! Все знают те места. Она там быть никак не должна.

Страж Арконы чуть заметно мотнул головой:

— Хорошо, надо собрать всю молодёжь.

Он повернулся к своим ранам и произнёс:

— Ищем всех… разбежавшихся. Парни… скорее всего побежали к ближайшим селениям за оружием. Девушки с ними.

Жрец снова повернулся к Чеславу и заметил:

— Мне нужно достигнуть места оставления вами вашего проводника.

— Хорошо. Пошли. — Ответил Чеслав, отдавая поводья Каурого рядом стоящему храмовнику Броне.

— Помогите собрать разбежавшихся с празднества арконцам-ранам! Я скоро вернусь.

Чеслав снова огляделся… и спросил:

— А где Таймас? Круг его здесь… а его не вижу?!

— Мы найдём его, — ответил подошедший Бородай. — Я его видел вот только что.

Чеслав успокоился.

— Я скоро, — отреагировал он.

Он двинулся вместе со Жрецом и тем самым старшим стражником арконцев… в ту сторону, с коей они появились здесь, пешим, не став садиться на Каурого.

…Шли недолго, уже скоро, они разслышали девичий изпуганный говор, и разговор юношей, кои пытались успокоить их. Среди этих голосов, Чеслав *разслышал и голос проводника Угрюма.

— … Врагов много! Они высыпали из темноты совсем неожиданно! — заглушая друг друга, слышались юношеские голоса, — а у нас… ни оружия… ни даже подходящих дубин! Вероломство датчан… не знает предела. И вот тому подтверждение! Зря их пустили варяги в реку! Зря!

В этот момент, появились из темноты те, кто шёл к ним. Угрюм разглядев знакомую ему фигуру Чеслава, сразу же подал голос:

— Я вам говорил, что нужно успокоиться… Вот уже вернулись те, кто придавил это появившееся внезапно «гнездо» врага! Ведь так?! — он обернулся к Воителю.

Чеслав не ответил, а поглядев на Жреца, спросил:

— Здесь все… кого мы встретили, Угрюм?

Проводник кивнул:

— Да… никто не отлучался. Ведь так? — спросил он, окружавшую его молодёжь.

— Никто… все здесь. — Отвечали ему, переглядываясь.

— Любавушка! Ты здесь! Отзовись! — Жрец начал обходить всех, кто здесь находился.

Вместе с ним и арконец-страж, подал голос:

— Кънягиня Любава! Жрица Храма Макошь! Мы отразили врага! * (Здесь ещё раз напомню, РОДне, что в нынешнем кривдо-историческом КОНтексте извращены и подменены образа слов «Кънягиня» и «Къняжна». Так вот Кънягиня (княгиня) — это не жена князя, а его дочь. Та, коя должна уйти из Рода в другой РОД. А Княжна (къняжна) — это как раз та, кто в РОД пришёл по Къну, то есть жена Кънязя. КЪНяжна — нежная в Къну). Поэтому, здесь ищут как раз Кънягиню — дочь Кънязя. Авт.) *

Но в ответ, раздался только тихий всхлип… одной из девушек.

— Ты что… Оксея?! Что ты плачешь? — окружили ту девушки, этим выдавая её место нахождения.

Жрец и страж мгновенно приблизились к ней.

— Ты что-то знаешь о Любаве? Где она? Говори же! Перестань лить воду! — почти выкрикнул Жрец-волхв.

— Они… они… — всхлипывая, выдавила из себя Оксея, — они… тихо ушли… к Старице! Мария… всех взбаламутила. Говорила, что надо замирить и те тёмные сущности, кои обитают в том… тёмном, глубоком омуте… Девушки подхватили эту идею… и уговорили Любаву. Любава… отдала мне платок, чтобы никто не хватился её отсутствие… Но я его обронила, когда появились… эти…

Жрец побледнел… а окружающие Оксею девушки схватились за головы…

— Не может быть!.. Вот… какая невероятная затея! Нужно бежать к Старице! — загомонили они.

Чеслав, уже более не слушал никого — он мгновенно развернулся… и побежал в обратную сторону. В его мыслях витал образ дочери кънязя Гостомысла, кою он видел всего два раза — на трапезе в доме кънязя и на корабле, который обогнал их ещё у Арконы. Теперь, он понимал полную суть задачи стражи арконцев, кою те… провалили… не без помощи промысла девичьей хитрости. Они видели расписной, запоминающийся платок Любавы, который кружился в хороводах и забавах, думая, что это она и есть… А меж тем… дочь кънязяч Поморья и Полабии… шла навстречу своему року.

Чеслав слышал за собой тяжёлый бег стража-рана… но сам не оборачивался к тому. Чеслав понимал, что *произходит у того на сердце и в самой душе. Вот Чеслав, выскочил снова на поляну схватки и крикнул:

— Ко мне Круги! На коней! Скачем за ворогом! В ту сторону убежала дочь кънязя Гостомысла!

Бородай подвёл Чеславу Каурого и оба вскочили на коней.

— Таймас не появился. — Громко произнёс он. — Чую… он там, куда мы направляемся!..

Чеслав, похолодел, услышав это… и молча тронул своего четвероного друга…

В тишине сумрачного леса раздались отчётливые удары копыт, двух сорвавшихся с места Кругов Храмовых воев…

Глава 12

Лагерь армии короля Людовига стал ещё больше, пространней и многочисленней. Вассалы, графы и бароны, привели в него, вновь набранные подкрепления. Огромный лагерь, как муравейник, кишел каким-то непонятным взгляду по своему смыслу движением… Роланд, при приближении к лагерю, вынужден был огибать бесчисленные обозы с провизией, кои ползли в лагерь по всем дорогам из… тюрингских земель. Но всё же… они вскоре оказались перед стражей лагеря.

— Стой! Откуда вы?! — стражники лотаринги закрыли своей шеренгой дорогу в воротах лагеря опуская при этом пики, при приближении к ним рыцарей Ордена Креста. — Ваших здесь давно нет! Их увёл сам Магистр! Вы не лазутчики?!

Кнехты лотаринги с подозрением глядели на десяток рыцарей Ордена Креста, кои торопливо подгоняя коней, скакали прямо в центральные ворота всего лагеря.

— Откуда вы здесь взялись? — был им раздражительный ответ выехавшего вперёд контура. — Когда мы покидали этот лагерь, по заданию короля, вас лотарингов здесь не было?! Кто из нас лазутчик?!

Лотаринги переглянулись… и поднимая пики, сердито отреагировали:

— Думаете мы очень хотели… или вызывались помогать… вашему Людовигу?! Наш король Лотарь прислал нас! А этот ваш король *изпользует нас… в качестве «калиточников», чтобы проверять вот таких как вы!..

Вперёд вышел начальник стражи и повторил:

— «…по заданию короля…» говорите? А что это за задание такое, когда все ваши покинули лагерь?!

— Вам о нём знать нет необходимости. Посылай гонца к королю, если не хочешь пропускать нас! Пусть объявит о возвращении коннетабля Ордена барона Мериндорфа! И побыстрей, если не хочешь получить взбучку! — также раздражённо ответил контур, добавив при этом, — нам досталось несколько труднее задача, чем открывать и закрывать «калитку» лагеря!

Начальник стражи, сняв шлем… почесал свой затылок.

— Ладно. Я вижу вы довольно… заносчивы, да и задиристы! Как и все храмовники Ордена! О Мериндорфе слышал. Есть такой. Ну ладно. Проезжайте!

Он поворачивается в сторону ворот и отдаёт приказ:

— Открыть ворота! Пропустите… этих папских «заноз». Нажалуются ещё… своему легату, а тот королю Швабскому. А этот самый Людовиг… нас и так не особо жалует…

Это ворчание начальника стражи вызывает действие… и лотаринги освобождают дорогу.

Группа всадников, состоящая из рыцарей храмовиков, проезжают эти живые «ворота». В середине группы всадников хорошо заметен рыцарь в цилиндрическом шлеме, который имеет щель-глазницу в форме тёмного креста и огромные лунные рога, кои возвышаются над самим шлемом. Он скользит, из этого крестообразного разреза глазниц шлема… своим совсем недобрым взглядом по стоящим по разные стороны проезда кнехтов-лотарингов… и вновь, с неким безразличием к *произошедшему, уводит свой взгляд… поворачивая его к фронтальному движению своей группы.

— … что-то их совсем немного. — Говорит один из стражников лагеря. — Видимо их… хорошо «потрепали» в том месте, откуда они прибыли.

— А этот… с рогами… видимо и есть Мериндорф. Очень заносчив… на вид. — Отвечает тому другой.

— Он не только заносчив, — реагирует на это начальник стражи, — он необычайно яростен… и, как говорят, вызывает на поединок любого рыцаря, только за один случайно брошенный на него недобрый взгляд! Говорят о нем всякое… Но все знают — он Папский любимец! Ладно… забыли. Надо продолжать нести службу. По местам!

Стража вновь занимает привычные для неё места…

Меж тем, группа Роланда продолжает движение по лагерю.

— … воинство прибыло в своей численности. — Говорит в движении контур Адлихт, — Людовиг даром время не терял!

Роланд отвечает сквозь шлем:

— И всех их уже ждут: рок и судьба. Но… главное мы выполнили то, за чем шли. На этом наше участие в этом походе — завершено.

Адлихт молчит, но едва заметно качает шлемом, соглашаясь с эти утверждением.

Роланд ускоряет шаг рыцарского коня… и вся группа ускоряется вместе с ним. Роланд хорошо знает место расположение в лагере ставки короля и гонит коня к нему — ему не терпится встретится с королём и после этого покинуть этот кишащий крестами «муравейник».

Вот они вновь, остановлены стражей, но стража уже совсем другая. Это рыцари герцога Отолариха, кузена самого короля.

— Стой! Куда прёте, носители папского платья! — ревёт сам герцог, который как раз проверяет свои посты.

Отоларих смотрит на середину группы рыцарей и… не без изумления в голосе, роняет:

— Ты ли это? Мериндорф?!

Роланд выезжает ему навстречу… и снимает шлем.

— Я… как видишь. Я вернулся. — Эти его слова, звучат твёрдо и колко.

Роланд глядит на герцога, и ни разу при этом не моргает глазами.

Герцог же, явно поражённый видом Роланда, бормочет:

— Нам пришло известие, что ты погиб. Все вы… погибли… где-то в лесах.

— Погибшие есть… и довольно много. — Также с колкостью в наполненном холодном голосе, отвечает Роланд. — Но… мы выполнили задание. И тебе, герцог Отоларих, нужно доложить об этом королю Людовигу. И *зделать это сейчас же.

Герцог несколько мгновений находится в замешательстве, прокручивая в голове слова Роланда Мериндорфа.

— Король… находится… в некоем раздражении. Видишь ли… барон Мериндорф, он совсем недавно принял гонца… с новостью о смерти… аббата Просетуса. Эта весть так поразила короля, что он впал в ярость… и мечет громы вокруг себя. Он более чем раздосадован… ибо аббат должен был двигаться вместе с армией, А, теперь, выходит духовного пастыря у него нет, ведь он сам отправил архиепископа-легата Ансгара из своего лагеря в Гамбург. Но… ты наверно слышал?

Роланд, не без интереса, выражаемого голосом, спросил:

— «Слышал» о чём?

Герцог Отоларих сразу же отреагировал:

— Говорят Гамбург осаждён… норманнами, кои прибыли по реке Лабе. Там и свеи… и корвеги. Там говорят и сами варяги!

Последнее выражение у Отолариха вырвалось с неким удивлённым возбуждением.

— Ах вот оно что. — Роланд переглянулся со своими рыцарями. — Король пожинает плоды своих поступков! Ансгар не вернётся в армию.

Он вновь переводит взгляд на герцога и отвечает:

— Ну что же, герцог, мне тоже… в этом задании полученном от легата Ансгара и самого Его Величества короля Людовига, пришлось пережить «некие сюрпризы» от… судьбы. Король должен взять себя в руки. Я привёз ему то, чего он так хотел. Он знает о чём я говорю. Доложи о моём прибытии. Это будет для него… более приятным сюрпризом, чем новость о смерти Просетуса. Я думаю… что «этим» сниму ту досаду, кою он *изпытывает от известия о смерти этого старого, хромого, богобоязненного аббата, который решил по-видимому, что он выше легата Ансгара.

Эти свои слова Роланд произнёс с явным, нескрываемым сарказмом в голосе… и продолжил:

— Что же касается Гамбурга… Это действительно для меня неожиданное известие. Теперь, легату Ордена Ансгару в армию короля не попасть. Хотя, я думаю он и не горит этим желанием, теперь… Ну да ладно! Но… ещё раз подчёркиваю, герцог Отоларих, — мы выполнили задание и готовы его доложить королю. К тому же… далее мы имеет задание от самого Ансгара и самого Господа, и должны приступить к нему немедленно, после выполнения первого. Ты задерживаешь промысел Господне, герцог! Ты понимаешь это?!

Последнее изречение Роланда, явно *изпугало Отолариха… и вывело его из того весомого состояния, в коем он находился, в качестве распорядителя допуска к «телу» короля Людовига.

— Нет-нет…, Роланд, я сейчас же пошлю гонца. А пока… приглашаю вас в свою ставку. Вот она! — герцог Отоларих показал на ближайшие шатры. — Подкрепитесь… перед свиданием с королём!

Роланд, уже прошедший хорошую «школу» смертельно опасных интриг, кои крутились и вокруг него, и вокруг самого «двора» короля Людовига, с деланной на лице благодарностью, улыбнулся герцогу:

— Благодарю, Сир! Но… «дело» не даёт мне такой поблажки. Король сам посылал меня и сам же сказал, что по его выполнению… я тут же буду принят им! Оставим «дружескую» пирушку на потом.

Слово «потом» нужно было понимать, как завуалированный образ «никогда» и Отоларих не без скрытой желчи и ярости понял это. Он понял также, что все убийцы, коих послали с Роландом… не добились успеха в своём предприятии и это очень сильно отразилось и на самом потомке строптивого Отона — он более не доверяет никому… в этом лагере… и говорить будет только с королём. Герцог, закусив губу, прошипел:

— Я доложу королю о вашем прибытии! Ждите здесь!

Он развернулся и поскакал за ряд, видимых рыцарями Роланда, шатров.

Роланд поглядел на своих храмовиков и произнёс:

— Можно сойти с лошадей. Далее, я скорее всего буду пропущен один. И опять же… пойду туда ногами. Но вам не советую… даже притрагиваться к тому, что вам будут предлагать попить или поесть.

Группа Роланда спешилась… отведя в сторону своих коней. Роланд, в ожидании ответа от короля, стал беседовать с Адлихтом и рыцарями на совсем, казалось, отвлечённые от похода и задания темы. Но… ждать пришлось совсем недолго. Вскоре, послышался топот копыт коня герцога и его свиты.

— Роланд Мериндорф, барон, король готов принять тебя. Но… только одного. Мой рыцарь проводит тебя. Вы пройдёте к королю пешком. Я же… продолжу свою нелёгкую и ответственную службу Его Величеству.

С этими словами, герцог Отоларих и его свита поскакала куда-то в сторону от своих шатров, вглубь другой стороны лагеря.

Роланд повернулся к Адлихту и заметил:

— Никуда не отлучайтесь. И, ещё раз повторяю, ничего не принимайте от тех, кто захочет угостить вас чем-то. Это очень опасно. Пока вы живы — я нахожусь в безопасности! Держите руки на рукоятках мечей — в этом лагере не меньше для нас опасностей, чем в том самом зачарованном лесу. Я выйду от короля только при одном условии — что вы останетесь живы и будете ждать меня на этом самом месте. И помните — здесь нет силы, коя может вам приказать «что-то». Ваш коннетабль я, а легат архиепископ Ансгар. Магистра в лагере нет. Ссылайтесь на мой приказ ждать вас тут.

Адлихт кивнул:

— Мы не сдвинемся с места до твоего возвращения, Роланд. Хорошо, что мы подкрепились… перед тем, как въехать в лагерь в месте оставления всех остальных турм. Мне кажется… ты становишься провидцем. Ты просчитал всё… что может и могло ожидать нас.

Роланд усмехнулся:

— Нет. До провидца мне ещё… очень далеко. Я наделал столько ошибок, Адлихт,…что они, теперь, просто угнетают моё сердце. Как будто в него… воткнули остро оточенный рыцарский кинжал * (такой кинжал имел форму трёхгранного штыка с очень тонким шило подобным кончиком для того, чтобы вогнать его меж кольчужных колец. Авт.) *. Этот «кинжал», вошедший каким-то образом мне в сердце…, скорее всего с помощью запоздавшего прозрения — не даёт покоя…

Адлихт с пониманием взглянул в глаза Роланда… прочувствовав слова искренности молодого барона.

— Береги себя, Роланд! Ты отправляешься не за славой и не за благодарностью! В той королевской ставке… нет ни того, ни другого. Но… там всегда есть и существует опасность для тех, кто имеет славу, честен и благороден! Ибо грязь… ненавидит чистоту.

Роланд снова улыбнулся:

— Я всё больше… и больше нахожу общих, с тобой Адлихт, наших черт. И мне удивительно и горько, что мы с тобой так долго находясь в Ордене… узнали друг друга только теперь…

В этот момент позади Роланда раздался голос:

— Барон Мериндорф, Его Величество Людовиг 2 Немецкий желает видеть тебя! Следуй за мной, барон!

Роланд повернулся… и увидел королевскую стражу, коя прибыла именно за ним. Все рыцари стражи имели черные доспехи Бременской марки и привел её… уже знакомый Роланду граф.

— Я готов следовать за вами, граф Дьюфер. — Ответил Роланд и последовал за стражей.

Адлихт, стоя на месте, смотрел вслед уходящим… с некой тоской в своих глазах… Мысли его… плели кружали раздумья.

«-… Роланд, мне кажется, любит по-настоящему… Я прочёл в его глазах глубокую тоску, коя *изсушает его изнутри… Бероника всё же… сломила его готскую гордость, вкупе с его баронским норовом. А как ведь спесив!.. Но… что ты сам, Адлихт?.. ты одинок… никто не вспоминает тебя, с тех пор как ты прибыл в Рим… и вступил в Орден Креста Господня. На этом пути было многое… Но… На нём ты не встретил… свою „Беронику“. Твоё сердце пусто… как худое корыто. Пора менять путь… латать дыры… Крест завёл меня в тупик… перепутья. Так, кажется, однажды выразился Роланд?! И это верное замечание…»

Адлихт увидел, как фигура Роланда скрылась за королевскими шатрами.

Шелестели занавеси проёмов, собранных в некое «единое целое» строение из королевских шатров, по коим граф Дьюфер вёл барона Мериндорфа младшего. Роланд двигался вслед графа, но за ним, в непосредственной близости, шагали два головореза-стража, ни на один миг, не отрывая своих глаз от спины Роланда. Роланд чувствовал их сверлящие спину взгляды…

Вот они прошли последний проём шатровых сооружений, который застилал расшитый золотом матерчатый свод, свисающий с самого верха шатра. Узор на своде был выполнен в античных тонах… По обе стороны проёма, впрочем, как и всех остальных уже преодолённых, стояла стража. Завидев графа, она молчаливо отодвигалась в стороны, пропуская идущих.

— Подождите здесь! — Обернулся граф к Роланду и своим стражникам-головорезам.

Он повернулся и раздвинув позолоту занавесей, скрылся за ними… Он отсутствовал примерно десять частей часа (шесть минут. Напоминаю, в одной части часа (их всего 144) 36,7 секунд. Авт.) * и вновь появился из-за позолоты штор.

— Следуйте за мной, барон! — сухо произнёс граф, брякнув при этом рукояткой своего меча о своё латное колено левой ноги.

Роланд понял — это был какой-то сигнал для его стражников. Роланд шагнул за спиной графа, коя снова раздвинула шторы… и протиснулась сквозь них… Роланд, шагнув за ней, не услышал за собой шагов тех головорезов.

«-…он дал им сигнал остаться…»

Разгадал он смысл подачи сигнала стуком рукоятки меча…

Они вошли в просторное шатровое пространство с несколькими парными опорами по сторонам и высокими парными же центральными опорами, на кои были навешаны рыцарские щиты, различной формы: от округлых до треугольных. А за сами щиты были вдеты мечи, копья и секиры также различного размера и кузнечного изполнения… Всё это больше напоминало хорошую оружейную… чем ставку короля.

«-…он решил меня встретить… не в главной резиденции. Почему?.. Видимо тому есть причины…»

Роланд не смог найти ответ на этот возникший у него вопрос — в этот момент из-за одной из опор, на которой висели щиты, вышла фигура самого Людовига.

— Роланд Мериндорф… ты удивляешь меня всё больше и больше. — Медленно проговорил король.

Роланд, в этот момент, приклонил свою голову, перед Его Величеством… и застыл в таком положении.

— Ты вернулся… вернулся из такого поручения… из коего не возвращался никто. Где те силы арбалетчиков и пикинёров… кои я давал тебе?

Роланд разогнул шею и ответил:

— Движутся в лагерь. Я не потерял из них ни одного воина. Но они не могли двигаться с той скоростью, с коей двигались мои рыцарские турмы. Поэтому, отстали. Я возвращаю Вашему величеству, всех его подданых.

Людовиг переглянулся с графом Дьюфером.

— И что… даже твои турмы… не понесли потерь… в ходе выполнения данного тебе поручения? — король вложил в этот вопрос некое недоумение, вызванное ответом Роланда.

Роланд прямо глядел в глаза королю… и не отрывая своего взгляда от них, ответил:

— Нет. Потери есть… и основательные. Но… потери среди подданых Ордена, а не короля.

Этот ответ явно не понравился Людовигу… и он, отвернувшись от молодого барона и шагнув мимо него к одному из резных из целого ствола дуба стульев, бросил фразу:

— В этом Ордене служат и мои подданые, Мериндорф. Ты должен знать это! А я…, как король своих подданых, забочусь о всех! Всех! Это мой Крест… короля! Мой непомерный груз… так отягощающий нас… королей.

— Мы всегда готовы подставить свои плечи… под этот груз, Ваше Величество! Чтобы снять с вас… это самое давящее отягощение! — с готовностью отозвался граф Дьюфер, на слова высказанные королём Людовигом.

Людовиг бросил короткий взгляд на графа… и отозвался:

— Я знаю об этом, мой Дьюфер! Ты один из самых преданных мне! Но… есть и другие. Другие… мои прямые противники. Есть ещё и…

Король здесь взял небольшую паузу… и продолжил:

— …и… непонимающие этого! Или думающие по-другому… не осознающие тяжести нашего королевского промысла!.. Они… соблазняют моих фавориток… и когда те рожают от них… король, забыв обиды… заботится о родившемся дите и его матери. Вот какова участь короля… Участь отца неблагодарных подданых и народов!..

В последнею фразу Людовиг вложил некий вздох разочарования… и досады.

Роланд стоял, не шелохнувшись…, он понял, что Людовига 2 Швабского вновь посетила череда неприятных для него воспоминаний.

А меж тем король продолжил:

— … И эти самые… неблагодарные… уже соблазняют других, бьются за них на турнирах! НУЖНО ПРИЗНАТЬ, отважно бьются и на турнирах… и в битвах… оставляя за собой шлейф из славы… и, почему-то, никем не замечаемого позора. Но… вот ведь в чём… соль сей ситуации — слава достаётся им… а позор, который они оставляют после себя, должен терпеть отец народов — король!.. Такова участь кесарей, коим Господь поручил ветви власти над землями… и всего, что с них падает на землю, в виде народов. Но, никто не знает о… том, что на ветвях этих… столько паразитов, живущих и жрущих… за наш королевский счёт?! И я борюсь с паразитами… в одиночестве. Да-да, в одиночестве.

Людовиг остановился за спиной Роланда, повернувшись к его затылку.

Роланд стоял, не шелохнувшись — мозг его усиленно работал:

«-…вот оно как?! Он до сих пор не успокоился… и моё возвращение вызывает в нём такую ярость и раздражение, что он даже не хочет ничего услышать о выполненном задании. Да!.. Он был так уверен в моих убийцах!.. Но… здесь вскрылся тот факт… о котором я так долго размышлял… То родившееся дитё — точно моё! Он своим языком… подтвердил это. А ведь говорили, что дитё именно его. Фаворитка Инесса родила от меня!.. Значит, я тогда ещё был „целым“… Мог „делать“ детей!.. А вот после…, после этих обрядов, проводимых моим дядей?! Неужели же… он достиг в них успеха?.. Дитрих открыл мне многое… Но сам не знал точного результата… того — был успех в проведённых обрядах или нет!.. Так… он хочет обвинить меня в оставлении мной своего дитя. Ну я не против того, чтобы ребёнка отдали мне. Нет!.. Но как этого добиться?.. Я возьму его… даже зная, что он по РОДу и Крови не мой. Инесса играла чувством… и не любила меня, так как любит, например, Бероника. Фаворитка уже на втором свидании… призналась мне в этом сама. Ей хотелось просто совратить победителя Ахенского турнира… и она *зделала это… Но это стало известно придворным. Видимо, кто-то всё же присматривал за… такими как Инесса…»

Король молчал в ожидании реакции коннетабля, когда Роланд разорвал тишину пространства шатровых сооружений:

— Я ничего не знал… о беременности Инессы. Его Величество сам отправил её в монастырь Торгау-Приорны! Меня же… отослали в Орден, а потом в Ватикан… до того самого похода на правый берег Лабы! Честь моя чиста. А в начавшемся походе…

Роланд не договорил — король резко оборвал его:

— Не надо мне про тот поход напоминать! Ты вспомнил о своей чести?! Так я тебе скажу, где ты оставил её! В той самой постели с Инессой… Ты оставил её там навсегда…

Король замолчал на несколько мгновений и холодно, вкупе с угрозой в голосе, от которого у Роланда «прополз» мороз по спине, закончил:

— …для меня! Для меня… с тех пор — ты не имеешь никакой чести.

Эта фраза короля несколько изменила ход мыслей самого Роланда — он также почувствовал нарастающую в нём дерзость. Поэтому, Роланд решил играть в эту игру на встречных курсах с королём — раз тот открыл перед ним все свои чувства неприязни к нему, кое было высказано таким образом, что стало сравнимо с тем, что король практически прямо признался в попытке его убийства. Роланд, не поворачиваясь к королю, ибо тот так и стоял за его спиной, отреагировал:

— Ну что же, я понял чувства Вашего Величества. Но… всё же отвечу так… Большая часть королевского двора до сих пор уверена, что тот ребёнок от Его Величества! И я не раз это слышал… от самых первых твоих придворных, Ваше Величество! Меня интересовала судьба Инессы, но именно это утверждение твоих придворных, отторгло меня от её дальнейших поисков. Она, кстати, и не настаивала на продолжении встреч со мной.. Но… я скажу и другое, Ваше Величество! Я был не первым мужчиной в лоне Инессы! Даже если и ребёнок и от моего соития с ней — то он не от меня по Роду и Крови! А от того, кто передо мной… снял «сливки» её девственности. Это древние истины, Ваше Величество! Разве вы не слышали их?!

Король резко зашагал вокруг Роланда… обошёл его… встал перед ним, вперяясь в него негодующим, полным ярости, взглядом… и прошипел голосом полным яда, гнева и угрозы:

— И ты смеешь озвучивать христианскому королю… эти наветы древних еретиков?! Мне?! Мне, тому… кому сам Господь дал в руки ветви власти над народами и племенами, вместе с христианскими истинами Евангелия?! Да ты сумасшедший?! Я тебя… уничтожу… как уничтожил ту самую фаворитку…

Король осёкся на последнем, высказанном им… поняв, что своими чувствами и вырвавшимися словами выдал, то, что не хотел говорить и открывать.

Роланд, вдруг почувствовал ослабления своего внутреннего напряжения, вызванного разговором с Людовигом — он ощутил необыкновенную лёгкость своего состояния, какое часто наступало у него перед выступлением на турнирах и когда он своим взглядом, оценивал силу своего будущего соперника. Он, вздохнув полной грудью опьяняющие благовония королевского шатрового пространства, отреагировал:

— Ах вот как! Вот как переживает «позор» христианский король! Он умиляется… убийствами! Убийствами даже его бывших возлюбленных! Теперь, мне не удивительно — почему на меня было столько покушений в этом «походе» к Ретре! Оказывается, этих убийц подослал сам кесарь, ставленник Господня! Я коннетабль Ордена Креста, Ваше Величества! Я убиваю врагов в битвах! Убиваю прямо и открыто! И все эти «подосланные» пали… Все! Правда добавлю, что не все пали… от моей руки! Мне помогли в этом… некие силы! Скажу больше — Я не просил их об этом… но всё же получил эту помощь! Получил. Господне рядом со мной, кесарь! Он защитил меня! И если так, то кто из нас более грешен?! Но… мне кажется, Вашему Величеству нужно долго замаливать те поступки, в коих он мне сегодня признался! Где ваш… аббат Просетус? Тоже убит?! Мне кажется, весь этот лагерь пропах зловониями интриг и убийств! Шлейф их… тянется очень далеко и во времени… и в пространстве. Я вижу, что Крест, которым увенчан и ваш трон, Кесарь, и мой плащ — не спасает его носителей ни от покушений, ни от искушений!

Его Величество Людовиг 2 Немецкий сморщился, и его лицо стало похоже на высушенный грецкий орех… Король явно изпытал муки… меж несколькими решениями, кои должны были подвести итог этой встрече… Король, в находясь метаниях ума, взглянул на графа Дьюфера и тот, расценил этот взгляд, как прямой призыв к действию — его рука потянулась к рыцарскому кинжалу, висевшему на его боку, под накидкой плаща. Но король, поняв начало этого движения, вдруг, резко остановил его словами:

— Граф Дьюфер… оставьте нас! Оставьте… нам надо поговорить с глазу на глаз, с бароном Мериндорфом. Мы… немного погорячились… оба!.. Так бывает… и со мной и… с молодым бароном Мериндорфом. И… нам надо поговорить сейчас наедине. Проследите, граф, чтобы никто не мог слышать нас! Никто, граф! И вы граф, не должны слышать наш разговор! Вы поняли меня?! Я дам сигнал… если «что».

Последнею фразу, король Людовиг произнёс с многозначительным таинственным наполнением её содержания. И… сама тирада фраз, коя резко остановила графа от его начатого действа…, заставила отшагнуть того на пару шагов от Роланда, с ответной, подданнической словарной реакцией:

— Я выполню всё, мой Король! Всё, как вы и сказали!

Граф *изчез за занавесями благоухающими благовониями пространства.

Людовиг повернулся к Роланду… и тот заметил, что лицо короля несколько изменилось — на нём уже не было и следа от ярости, и яда, совсем недавно так *изКАзивших его королевские черты.

— По твоим словам… Роланд, все дети, кои сейчас рождаются в Саксонии, Бремене, Магдебурге и далее, везде в западных землях Венеи, не имеют отцовства? Ведь мои вассалы, бароны, графы, маркграфы, герцоги… имеют право первой ночи… перед женитьбой любой селянки! И только потом… к ней подпускают мужа! Ты утверждаешь, что эти самые селяне-мужья не имеют своих детей?

— За редким *изключением, Ваше Величество! За редким… Мой отец тоже пользовался таким правом… я вырос среди разгула пьяных пирушек, охот, соитий… и разврата!.. Но… всё, что творится сейчас у нас в землях — через несколько столетий и даже тысячелетие, аукнется нам… страшными последствиями! Разврат охватит наши земли настолько, насколько он охватил уже сейчас Ватикан! Будут болезни, передаваемые кровью, и генетикой… Остов семьи, где муж глава семейства… будет разрушен. Мужчине будет не нужна женчина, а женчине мужчина. Это будет общество животных, В ЛЮДСКИХ, ПОКА, ОДЕЖДАХ! Кровь баронов, графов и герцегов разбавит все рода готов, фризов, вестфальцев, лотарингов, ломбардов и т. д. Бесплодие женчин — будет частым пороком. Венея станет приниЖЕНной европой, лишённой чина… и будет разбавляться кровью азиатов и африканцев. Пена соитий… уничтожит эту землю. Только язычники будут поддерживать семя белого народа. Так будет, Ваше Величество! И это Грядущее… закладываем мы сами! Сейчас.

Роланд замолчал.

Король Людовиг помолчал также, прежде чем продолжить беседу. Он покачал головой, заметив:

— Я даже… не буду спрашивать, откуда у тебя… такие знания?! Я знаю… папа Григорий мог допустить тебя в библиотеки Ватиканка. Ладно, — король решил сменить тему разговора, придав своему голосу… тембр в коем стал улавливаем некий *изпуг в той теме, кою он затронул сейчас.

— Так значит… ты убил всех. — Произнёс Людовик поникшим голосом, полным досады и некоего немощного разочарования. — Я не буду спрашивать тебя… как тебе это удалось. Хотя… ты упомянул о некой помощи. Проведение… Проведение сохранило тебя. Господне проведение… я слышал о таком. Слышал. Я… получается… пошёл против его воли. И смерть Просетуса… тоже в этой КАнве. Вот оно что! — Король Людовиг упал на колени… у Креста и иконы на стене… и стал крестится…

— О, Господи, прости грешного кесаря! Прости слепого, коего повёл лукавый ДиаВол! Отныне… даю слово, Господу своему, что буду… дальновиднее… и терпимее. Только так… поборю те искушения, кои гложут меня! Прости, Господи! Прости!..

Король, крестился и кланялся, качая головой и выдавая свою набожность. Потом, медленно встал, перекрестился ещё раз… и двинулся к столу, на коем лежала грубо начерченная карта земель Полабья. Подойдя к нему… он сел на высокий, украшенный золотом стул, который стоял в его самом конце… Немного посидев в молчании и раздумье… он пригласил к столу и своего «посетителя»:

— Присаживайся, барон. Не бойся. Да, мы с тобой несколько… открыли те самые чувства, кои питаем к друг другу… Но… ты по-прежнему барон, а я король. Этого никто не может у нас отнять. Садись, напротив меня…

Роланд, пройдя к столу, сел за него, придвинув к столу неширокую скамью. Сел он, как и сказал король, напротив Людовига… который продолжал говорить:

— … ты бы мог быть самым приближённым мне рыцарем. Самым приближённым в моей свите. Ты бы был уже не бароном… а как минимум графом, если бы не твоя строптивость. Ты впитал в себя всё и все плохие черты… от своего предка Отона! Отвагу, ярость, силу, кураж в битве, ясность мысли, вкупе с необыкновенным тщеславием, нестерпимым честолюбием и безграничными самоутверждением, самовнушением, самолюбованием. И ты, и твой предок — вызывали одно отвращение у правящих народами кесарей.

Король, увидев, что Роланд что-то хочет возразить ему, остановил того:

— Помолчи… я знаю, что я сам… не лишён этих Качеств. Я сам боролся… со своим отцом… Императором. Это было… Да. Но… я король! Внук Карла Первого! Каролинга… А ты… всего лишь барон. Твой дядя, намного мудрее тебя…

Тут Роланд уже не выдержал и встрял в эту фразу короля с уточнением:

— Ваше Величество хотело сказать — не мудрее, а хитрее меня.

Король, прослушав реплику Роланда, вздохнул:

— Пусть будет так. Да… хитрее. Кстати, а где он?

Вопрос, заданный королём Людовигом, был явно не праздным, ибо лицо его в этот момент выдало крайнюю заинтересованность будущим ответом Роланда. И тот ответил, то, что думал:

— Если жив? — вернётся!

Людовиг явно ожидал большего…, но видя что Роланд не намерен боле ничего сообщать, не выКАзавая своей досады, добавил своё уточнение:

— Получается, он был близок к смерти? Ты был с ним? Там?..

Роланд, уловив это «там», понял, что король знал о месте нахождения старого барона Мериндорфа намного больше, чем *разсказал ему Дитрих Дрег. Он решил прощупать осведомлённость Людовига и переспросил:

— «Там»…это где, Ваше Величество?

Людовиг смутился… и отреагировал:

— Ну… не знаю… ты озвучил, что он был близок… к смерти. Значит знаешь, что было и где?! — попытался найти слова, кои скрыли бы его интерес, король.

— Это мне *разсказали уже здесь, те кто побывал недалеко от наших земель, — также отлавировал фразой и Роланд.

И тут же решил увести разговор в сторону его интереса:

— Они же мне *разсказали, что замок моего отца… впрочем, как и земли, находятся под присмотром Наместника моего дяди?! Я не знал об этом! И главное, как Наместник это смог *зделать, без позволения Его Величества?!

Людовиг снова сморщился… стараясь уже теперь сам сменить направление разговора:

— Я…я ничего не знаю про это?! Но… оставим это, ты сам вправе решить всё по справедливости!.. Решить спор с дядей… если он возвратится. Сам же так сказал!

Роланд, глядя прямо в глаза короля Людовига, медленно, твёрдо произнёс:

— Я решу это… и без дяди. Слишком долго ждать мне его. На моей земле — я «кесарь». Ибо земли те, мой Род получил не от Каролингов, коих тогда не было, а от самих Меровингов — по заключённым с ними соглашениям.

Король Людовиг снова покачал головой, соглашаясь с высказыванием Роланда:

— Да-да! Здесь я не спорю! Поэтому… я и не ввязался в спор твоего дяди, когда он попросил меня… утвердить новый статус земель, после смерти твоего отца. Я отослал назад тот документ… без моей печати. Знай это. А за действия Наместника твоего дяди — спроси или Наместника… или самого дядю — Мериндорфа Старшего.

Роланд отреагировал:

— Я знал, что Ваше Величество, отличается особой мудростью… в таких щепетильных вопросах.

Ответ Роланда понравился Людовигу и он, ухмыльнувшись, выдохнул:

— Ну… хоть в чём-то… я мудр.

Оба помолчали какое-то время. Наконец, король Людовиг положил свою руку на ту карту, коя была на столе.

— Итак… ты нашёл её?! — поднял он на Роланда вопросительный взгляд.

Роланд встал.

— Да. Но далось это с трудом и не без потерь.

— Ты привёл в лагерь не всех рыцарей? — Король внимательно взглянул на Роланда.

— Нет… не всех. Кони устали… от такого продолжительного движения. Рыцари ждут своего коннетабля в условленном месте.

Король прокрутил «что-то» в своей голове… и снова взглянув на карту, задал вопрос:

— И так… где она?

Роланд придвинулся к краю стола… и нагнулся над картой. Он нашёл на ней местоположение града Дёмина и отступив от него в направлении северо-востока на угол примерно в семьдесят градусов… ткнул в некое место указательным пальцем.

— Вот… здесь. Там холмы… и озёра. Она на одном из озёрных островов. Сам град у берегов озера.

Глаза Людовига Немецкого загорелись…

— Озёрный край… вот почему о нём они поют. Вот почему… Озёрный край… Там есть мосты? — Он поднял глаза на Роланда.

— Множество. Острова соединены меж собой ими.

Людовиг забарабанил пальцем по карте, лежащей на столе.

— Значит… дойти до Дёмина… и на северо-восток… Там много лесов?

— Он там сплошной. — Ответил Роланд, внимательно следя за королём. — Его придётся пройти насквозь, чтобы оказаться в Озёрном крае. Но… я думаю это будет не так просто.

Людовиг снова поднял голову на Мериндорфа… и отреагировал вопросом:

— Ты видел силы славян?

— Нет… не видел. Но сам лес… там… не такой как везде.

— Тогда я его выжгу… и всё! Скрипнул зубами король Людовиг, — и пройду по углям!

Роланд промолчал, ничего не ответив на эту реплику короля.

Меж тем король продолжил… излагать свои стратегические планы, забарабанив пальцами по карте:

— Я… подозревал, что Ретра должна находится… где-то за градом Дёмин. Подозревал… Я имею полководческое чутьё… и этот твой доклад — подтверждение этому. В прошлой компании бездари… меня отвели от этого пути! Отвели в сторону, бездари!..

Роланд хорошо помнил прошлую компанию… и помнил, кто именно повёл армию, вопреки мнения магистра Ордена — им был сам король… и Магистр Дюральд сам ему этот факт *разсказал по своему возвращению в расположение Ордена Креста. Но… Роланд промолчал… и не стал озвучивать никакую реакцию на эту реплику короля — ни возражать на неё, ни как-то по-другому реагировать.

— … Теперь всё будет по-другому! Я сам поведу армию! Сам! — король продолжал строить планы… вслух. — Я достоин стать императором и докажу это… взяв этот самый Сакральный град! Святыню славян! У меня огромная армия… и её не остановить никому!..

Роланд продолжал молчать… ожидая конца озвучивания мечтаний короля…

Наконец, Людовиг поднял на него свой взгляд.

— Ты говорил о задании легата Ансгара?! В чём оно заключается?

Роланд Мериндорф на этот раз не стал затягивать с ответом:

— Это задание касается сугубо Ордена, Ваше Величество! Я не могу открывать то, что мне не принадлежит!

Король вспыхнул:

— У Ордена есть тайны… от Христианского короля, ведущего войну с язычниками-огнепоклонниками?! Тайна от меня?! Ты надеюсь отдаёшь отчёт, коннетабль, с кем говоришь?!

— Отдаю! Здесь нет того, кто бы меня поправил! Магистр убыл, как и легат! Они убыли… по вашей воле, Ваше Величество! В Ордене сейчас старший я! И не могут отступать от его правил!

— Да! Ты прав… вообще-то. И с Ансгаром… ты прав. Так именно и было! Моя воля выше их! Здесь, в лагере! И ты… сейчас находишься в нём! — высокомерная спесь стала брать вверх, над чувствами Людовига. — Мой лагерь и ты в нём!

— Да! Я нахожусь в лагере короля! И привёз свой доклад о выполнении задания, которое мне давали с двух сторон: легат-архиепископ Ансгар и Ваше Величество! Я прибыл с докладом в ваш лагерь, а не в лагерь вашего Дофина Карломана, где должен по моим данным находится Магистр Дюральд! Я совершил ошибку?! Мне нужно было вперёд двигаться с докладом к нему?! Тогда бы… не возникло подозрение Вашего Величества о моём недостаточном представлении вам тех тайн, кои принадлежат только Ордену и Ватикану!

Упоминание Ватикана, сразу же вызвало в короле Людовиге обратную реакцию — его спесивая натура, готовая взорваться от молчания Роланда о следующем задании… несколько поутихла… и он уже спокойней отреагировал:

— Нет! Ты сделал всё правильно… Король… Я! Именно я… веду военные действия. Я! Я! — само утверждающе несколько раз повторил он. — Ладно! Ты доложил мне самое основное. Мне не интересны… ваши интриги с Ватиканом! Ты, как я понял, уже собрался отбыть из лагеря?

— Да! Дело не терпит отлагательств! — отреагировал Роланд.

Людовиг, несколько мгновений, казалось, изучал… карту на столе… Потом произнёс:

— Ты понял меня, Роланд! Я не скреплял своим указом… захват земель твоего отца. Можешь… вершить справедливость своею властью. Это тебе, моя благодарность… за ту услугу, кою ты оказал мне и всему Христианскому миру.

Роланд склонил голову.

— Я решу этот вопрос, по справедливости.

Людовиг кивнул… и отпустил коннетабля Ордена Креста словами:

— Можешь идти, барон. Вас выпустят из лагеря… я распоряжусь об этом. Да… и не думай, что это только одна моя благодарность! Я, после возвращения из похода… готов произвести тебя в графы и наделить намного большими землями! Но… зная тебя гордеца… не жду от тебя, сейчас, какого-то особого изъявления восторга… Знаю… знаю… Но… Но он будет, не сомневайся! А теперь… иди.

Роланд ещё раз склонив голову… сделал шаг назад… развернулся… и скрылся меж висящих, сверкающих золотом занавесей королевского шатрового пространства… Король, проводив взглядом фигуру Ролада Мериндорфа, какое-то время сидел неподвижно, смотря в одну точку — занавеси за коими скрылся «посетитель». Голова короля роилась идеями:

«-…значит Орден имеет тайны… от моего промысла. Тайны… от меня Людовига Немецкого! И этот… отпрыск Отона… мнит себя выше меня!.. Коннетабль ордена! Ну ничего!.. я получил от него всё… что хотел. Теперь… теперь…»

Тело короля Людовига «ожило», повернувшись головой в несколько иную сторону… протянул руку… и дернул ею за что-то… Послышались тяжёлые шаги.

— Дьюфер! — негромко позвал король.

В той стороне послышался шорох… и из матерчатых занавес… появилась фигура графа Дьюфера.

— Всё слышал? — спросил король.

— Да, Ваше Величество. Всё.

Король постучал пальцем по столу… всё ещё находясь в некотором раздумье.

— Пошли своего вассала… самого опытного… в земли старого барона Мериндорфа… с сильным отрядом. Этот… скоро заявится туда… за своими землями. Пусть встретят его, как подОБает. Он не должен уйти оттуда живым, как ушёл от… палача… и контура Брюгге. Ты понял меня?

— Да, Ваше Величество. Я был готов вонзить ему в бок свой кинжал уже здесь.

Король покачал головой.

— Я видел это… и вовремя удалил тебя. Нет… здесь его убивать нельзя. Это лагерь Христианского короля!.. ты что забыл христианские заповеди? Его надо убить в его же землях. Это получится тихо… и непредвзято. Как разыгравшаяся… свора… меж родственников. Такое бывает часто. Счёт не принёс результата. Я надеюсь на чёт — вторую попытку. Чёт… число нашего извращённого мира. Мира королей… У нас масть… и она должна быть козырной. * (Здесь немного отступлю от событийности романа и *зделаю небольшое дополнение к выше сказанному. Что в этой фразе имел король Людовиг виду? Многие до сих пор не понимают смысла игральных карт. Они просто глядят в них… и ни о чем не размышляют. А меж тем… карты имеют смысл. Высшие масти имеют двойственность отражений. Не заметили этого? То есть карты… нам подсказывают о… Дуальности этого мира. Двойственность его прослеживается во всём. Это и есть подсказка того самого выбора, который ты делаешь в «игре» своей сутьбы. И мастей… четыре. Постигли подсказку?.. Авт.) * Поэтому так важна пара… Королевская пара… Я имею два отражения… и если первое играет в честь короля, то второе… и не думает о ней! На пару надеюсь. Этих «валетов» в нашей игре… у нас ещё будет много. Одним меньше, другие на подходе. Не даром славяне… начинают счёт с двойки. Всё, действуй Дьюфер. И не забывай — пошлёшь самого опытного… и сильного.

— Да, Ваше Величество. — склонил голову граф.

Но Дьюфер не ушёл, а подняв голову, заметил:

— Я согласен с вами, Ваше Величество, но… и валет имеет отражение… и если он станет козырем в этой самой игре, то не любой король имеет над ним силу. Главное не дать ему стать козырным.

Король задумчиво кивнул:

— В этом ты прав. Вот поэтому я и дал тебе это задание.

— Я выполню его, — граф Дьюфер, пятясь…, скрылся за занавесями.

Король отвернулся от места, в котором скрылся граф… и снова погрузился в думы…

Граф Дьюфер шёл медленно… не спеша. В его голове звучала пойманная им тирада мыслей, после слов короля о Двойке:

«-… нет… король неправ!.. Славяне ещё говорят несколько иное… Они говорят, что Двойка и все четы, после неё… есть Прах по отношению… к ОДу и РАЗу… Прах… Если так, то… все мы возимся в Прахе… как те черви… Роланд, по-видимому… хочет выползти из него! Он понял — ты или прах… или… Он хочет выползти… за это „Или“… Славяне ИЛ — зовут прахом. Ил меж водой… и землёй… На иле… всё растёт… и в воде…, и на земле. Ил — то, что останется от нас… от червей… кои возомнили себя господами над себе подОБными… Роланд, хочет соскОБлить с себя прилипший Ил… Хочет… но мы ему этого не позволим *зделать! И я… приложу к этому все усилия!.. Этому чистюле… не уйти от кары… тех, кого он считает червями! А потом… мы возьмём святыню славян Ретру!.. У меня так чешутся руки… Просто зудят…»

Глава 13

…Чеслав гнал Каурого в бешеной скачке — ведь от времени их погони за ушедшими данами зависело очень многое. Зависело будущее дочери кънязя Гостомысла Любавушки и может быть зависел результат начавшегося противостояния с вторгнувшимися в Поморье и Полабию армий Креста. Ещё, кроме всего упомянутого, Чеслава угнетала мысль и о внезапной пропаже Таймаса…

«-…неужели же он… один пустился им вдогонку? Что-то почувствовал? Видимо да… Эх! Я дал маху… нужно было прислушаться к себе! Я ведь почувствовал, что лучше их не отпускать… Догнать сразу! А мы… потеряли столько времени!.. Теряю навык… недаром Вещие говорили — чем дальше на запад, тем меньше духовных энергий… Я уже почувствовал это…»

Круги воев выскочили на открытую затемнённую уже полностью опустившимися тенями ночи площадку — кони захрапели.

— Они почувствовали «что-то»! Смерть… почувствовали чью-то смерть… — тихо произнёс рядом остановившийся Бородай.

Ночь не давала хорошо разглядеть это место, окружённое плотными зарослями берегового леса.

— Спешимся! — принял решение Чеслав, так как понял, что далее скакать опасно — извилистый берег может быть крут и в нём могут быть провалы.

— Оружие в готовность! Звягя и Белоус, остаётесь здесь… с лошадьми. Когда прибежит стража ранов… догоните нас.

Вои храмовники извлекли мечи их ножен, и поправили экипировку, готовясь к любой неожиданности и двинулись вслед за своим воителем, который двинулся к тёмному провалу берега. В это момент, из гущи кустов выбежала девушка и загомонила:

— РОДненькие! Наши! Вы откуда прибыли сюда?! Здесь… здесь случилось такое… такое…

Чеслав схватил девушку за руку и постарался успокоить её.

— Тихо! Тихо! Постарайся успокоиться… и *разскажи что здесь произошло. Только вкратце… самое важное. Поняла? Давай… мы слушаем тебя. От твоего *разсказа зависит очень многое.

Девушка, всхлипывая, снова быстро заговорила:

— Здесь… появились даны. Озверевшие… рычащие злобой! Они вышли с той же стороны откуда появились, и вы! Мы… мы уже собрались уходить… а они нам навстречу… из темноты. Словно ожившие лесные тени Зла. Все испугались и попятились… кроме Любавушки. Она сказала, что даны нам союзники в это лето… и храбро шагнула им навстречу и сказала им:

— … Мы проводили обряды в день Дживы — Инты, вои Одина! — сказала она им, — вы остановились здесь на отдых… или ищите своих соплеменников?

В ответ раздался смех… и эти звери бросились на нас, как голодные волки бросаются на овец. Я… бросилась в лес… и так как стояла почти самой последней… мне удалось достичь зарослей. Остальных отрезали от леса… и ловили… с диким смехом и рёвом. Я *разсмотрела, что некоторые из данов были в крови… и имели раны. Эти не участвовали в «гонках»…а медленно шли к спуску… к реке. Всех, кого ловили, тащили вслед за ранеными… Они… они уволокли всех… И Любавушку тоже…

Девушка вновь заплакала, закрыв своё лицо ладонями.

— Погоди… так ты уверена, что спаслась только одна? — спросил её Чеслав. — Это всё… что ты можешь разсказать?

Девушка отняла ладони от лица и произнесла:

— Нет. Не всё… После того, как последних из девушек поймали, и потащили вниз… из темноты появился ещё один силуэт. Вот такой, — она указала на одного из воев огузов круга Таймаса, — он… медленно двинулся вниз… по спуску. Я была так перепугана, что не сдвинулась с места, не понимая кто он?.. И он больше не вернулся… Значит я правильно *зделала, что не вышла к нему?! Правильно?