18+
Луша и Артём. Продолжение романа «Хорошо ли нам будет там, где нас нет?»

Бесплатный фрагмент - Луша и Артём. Продолжение романа «Хорошо ли нам будет там, где нас нет?»

Роман в шести томах. Шестой том «Луша и Артём» издаётся на русском языке

Объем: 162 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее
О книгеотзывыОглавлениеУ этой книги нет оглавленияЧитать фрагмент

Лукерья Сайлер-Мария Трубина


Луша и Артём

продолжение романа

Хорошо ли нам будет там, где нас нет?

Роман в шести томах

Шестой том «Луша и Артём»

издаётся на русском языке


Шестой том «Луша и Артём»

Первая глава

Первая ревность

Новогодние вечера у Луши в школе и у Марка в университете совпали на один день, с разницей в один час. Они решили пойти в университет, чтобы не рассекретить себя в школе и не вызвать лишних разговоров. Луша приготовила себе такой костюм, в котором было бы трудно её узнать.

Марк подъехал к школе в тот момент, когда она после выступления, уже переодевшись, ждала его на улице.

— Ты с кем-нибудь танцевала? — спросил Марк, когда она села в машину.

— Да, с одним парнем, я его не знаю. Наверное, не из нашей школы и взрослый очень. Примерно, лет так — 23—24. Грубиян. Сначала потянул меня за руку, а потом пригласил танцевать.

— Обещай мне, что без моего разрешения с незнакомыми парнями, да к тому же, ещё с взрослыми грубиянами, танцевать не будешь.

— Марк, ты что у меня такой ревнивый, что ли? Ведь это же смешно. Я станцевала один танец с незнакомым человеком, и ты берёшь с меня такое обещание. Это означает, что если тебя рядом не будет, я должна сказать: «Извините, мне муж не разрешает».

Марк не ответил. Помолчав немного, сказал очень серьёзным голосом:

— Луша, можешь думать, что хочешь, но я убедительно тебя прошу, чтобы ты больше не танцевала с незнакомыми мужчинами. Ты моя жена и я в праве тебе это запретить.

— Может, попросить?

— Хорошо. Я прошу тебя.

— Обещаю по возможности выполнять твою просьбу. Но посуди сам, если ты будешь меня ревновать к каждому телеграфному столбу, какая наша совместная жизнь получиться? У нас в деревне Мишка Сёмкин привёз жену, как говорят, из армии. Учительницей в младших классах работала. Через два года она от него сбежала, беременная. Ревновал её, приходил даже в школу, устраивал там ругань. Он, конечно же, уехал за ней. Его мать рассказывала, что у них сын родился, а вмести не живут. Тётя Лиза плакала, говорила, что Мишка на неё руку поднял, и она ему этого никогда не простит.

— Хорошо. Обещаю не ревновать тебя к телеграфным столбам, но не ревновать совсем не проси, это не в моих силах. Я не могу не думать о тебе даже одну минуту: где ты?.. как ты? Если это ревность, то, увы… — эти слова он произнёс очень серьёзно.

Марк остановил машину на стоянке возле университета. Они какое-то время сидели молча. Потом Марк обнял её, прижал к себе.

— Пошли, — сказал он.

— Как знать, что у тебя происходит в стенах университета, на тренировках, на соревнованиях; порой не вижу тебя целыми днями. Я же не беру с тебя обещаний: не разговаривай с посторонними девушками, не танцуй с ними, не общайся?. А ведь я тоже о тебе думаю. Извини за сравнение, но ты у меня «как заноза в мозгах» и тоже там есть: как ты? где ты?

— Вот ты какая! — Марк громко рассмеялся, — вот, ты у меня какая! Да ты ещё ревнивее, чем я!

— Ревность, говорят, это не очень хорошее чувство. Она может сжечь настоящие чувства и разрушить семью.

— Мои чувства — это беспокойство за нашу семью, за нашу совместную жизнь, и что они могут оказаться разрушительными?

— Беспокойство, страх, ревность — это не то, что надо для создания семьи. Ты меня ревнуешь, значит, не веришь мне. Это обижает, потому как повода для этого я тебе не давала и ничего от тебя не скрывала. Не вынуждай меня обманывать тебя. Как можно любить и не верить?

— Если мои чувства: беспокойство за нашу семью, чтобы в неё не влез кто-то третий, называются страхом, ревностью — пусть они так и называются. Они у меня есть и будут — да я такой. Я очень люблю тебя и не слепой, вижу как мужики, порой, пожирают тебя глазами. — Марк поцеловал Лушу. — Тебе не кажется, что бал не состоится из-за того, что мы с тобой там не появимся?

Марк не сказал в университете, что женился, с ним учились ребята из его школы, поэтому Луша была накрашена до неузнаваемости и на ней было одето длинное немного свободное в талии, несовременное платье.

— Кто эта девушка, с короткой стрижкой, в ярко-красном платье, не сводящая с меня и с тебя своего печального взгляда? — спросила Луша.

Марк, не посмотрев в сторону девушки, сказал:

— Это Вера. Мы учимся с ней вместе.

— А почему все остальные так на меня не смотрят, как она?

— Это тебе так показалось. Приглядись, у входа стоит Галя, в костюме рыцаря, она тоже смотрит в нашу сторону. А вот видишь зайца, серого такого, или кролик… или крольчиха и тоже смотрит в нашу сторону. О! Это же, Максим Родин! А что это он так пялится на тебя? Надо разобраться с ним, — смеялся Марк, прижимая к себе Лушу. Но Луша не смеялась и даже не улыбалась.

Девушка, которую Марк назвал Верой, смотрела в их сторону непросто с любопытством, а, как говорят, с «глазами на мокром месте». И не увидеть в них тоску, ревность, печаль и другие чувства, вызывающие слёзы, было просто невозможно.

Луша прижалась к Марку и прошептала ему на ухо:

— Марк, а ведь ты обманываешь меня и даже не стесняешься. Почему? Мне запрещаешь танцевать с «телеграфными столбами»… а я что должна делать в таком случае? Они остановились посреди танцующих, смотря друг другу в глаза.

— Тебе это надо, Луша? — спросил он.

— А разве, что-то есть, что мне не надо, если это касается тебя и меня?

— Это было ещё до тебя. Мы встречались с Верой, недолго, несколько месяцев.

Я сказал ей сразу, что встретил девушку, на которой хочу жениться. Она меня очень хорошо поняла. Кстати, Вера дружит с парнем, и, как мне сказали, выходит за него замуж.

— Но ты мне ничего про неё не говорил.

— А что надо было сказать, ревнивая моя жёнушка? — засмеялся Марк.

— Смеёшься, да?

— Дорогая моя, тогда бы и я должен был потребовать у тебя на эту тему отчёт.

— Ну, мне легче, отчитываться, потому как не в чем.

— Вот, как! Ну, а если подумать, и вспомнить того влюбленного мальчика, который на выпускном бале танцевал с тобой?

— Игорь, что ли? Так мы учились с ним в одной школе.

— Да? Надо же, какое совпадение! И мы с Верой тоже учимся вместе. И ты, надеюсь, будешь учиться с нами в следующем году — в нашем университете.

— Ну, да, хотелось бы. За вторую четверть, в этой школе, у меня четвёрка по литературе. Боюсь, что не получится пятёрка, придётся поступать с экзаменами.

— Будем стараться, чтобы за год было отлично. Я буду помогать тебе в этом трудном деле. Хорошо? А давай оставим в прошлом, то, что было. У нас с тобой впереди столько дел.

— Конечно, если ты ревновать меня не будешь?

Марк рассмеялся, пытаясь её поцеловать, — проговорил сквозь смех.

— Это я-то тебя ревную?! На себя-то посмотри. Как ты на меня смотрила!? Прямо, как волчица, на изменившего ей волка.

Вторая глава

Учитель физкультуры

Артём вёл уроки физкультуры в младших классах, а в старших классах преподавала Ирина Дмитриевна, проработавшая здесь 20 лет со дня открытия этой школы.

Артём приходил к ней иногда на занятия, наблюдал, как она их проводит. Учиться у неё было чему, и он не упускал такой возможности. Посмотрев расписание уроков в 10 «а» классе, Артем решил специально, из-за Орловой, пойти на урок к Ирине Дмитриевне. Зашёл в зал, когда занятия уже начались. Луша сразу же узнала его.

— Что это он пришёл к нам сегодня на занятия? — шепнула ей на ухо Катя, соседка по парте. — И смотри, глаз с тебя не сводит. Что-ли специально пришёл посмотреть на Лукерью Орлову? Я думала, что уже все тебя пересмотрели. Или ты его знаешь? Вы знакомы?

Луша отрицательно покачала головой.

— Нет. А кто это?

— Физрук наш новый, Артём Семёнович, мастер спорта. Первый год работает у нас, после института. Красивый, как артист! Но говорят, у него есть подруга, почти жена. В этом году они оба закончили институт — весной свадьба у них. Ну, посмотри, как он на тебя смотрит! Как — будто только за этим и пришёл, даже не стесняется нисколько. Это надо же! Сейчас всякие сплетни по школе «полезут», — шептала Катя. Луша испуганно посмотрела на неё, тоже прошептала:

— Мне не нужны сплетни. Встань впереди меня, что-то мне надоело это откровенное рассматривание, — Луша спряталась за спину Кати и отвернулась от Артёма.

Артём не дождался конца занятий, ушёл в тренерскую комнату. Он сел на стул, вытянув ноги и скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула.

«Не видел ничего подобного, — подумал он, — бывают же такие красивые! И что-то в ней есть ещё, из-за чего невозможно глаз отвести». Вошла Ирина Дмитриевна.

— Ты что это, Артём Семёнович, сегодня к нам на урок без предупреждения пожаловал? Снова всех наших девчонок с ума свел и ушёл.

— Да так, пришёл посмотреть, как Вы занятия проводите.

— Да? А мне показалось, что ты приходил Лукерью Орлову посмотреть.

— Кого? Кого? Как её зовут?

— Так ты что, её первый раз видишь? Ну, тогда понятно. Орлову вся школа целый месяц разглядывала. Тебя-то в это время не было.

— Как, как Вы её назвали?

— Луша её зовут, Лукерья, значит.

— Это что кличка, прозвище что ли?

— Да нет, по документам так.

— Удивительно! — проговорил Артём. — Удивительно!

— Да уж это точно, человек она такой, что не перестаём всей школой ей удивляться.

Учится отлично! Танцует прекрасно. После занятий домой бежит, ни на минуту не задерживается. Не с кем не дружит. Живет у родственников. Говорят, из деревни приехала. Ну, а у тебя как дела?

— Сейчас нормально, уже тренируюсь. Хотя… навряд ли смогу выступать. Но пережил уже, кажется.

Ирина Дмитриевна ушла, а Артём продолжал сидеть в той же позе. Следующие занятия в спортзале были его.

«Да, эта девочка должна быть моей, и ничьей больше», — подумал Артём.

Эта мысль ему очень понравилась.

В этот день он принял решение прекратить встречаться с Юлей, со своей невестой, хотя понимал, что сделать это будет нелегко. Желание видеть Лушу и быть с ней рядом, было таким сильным, что другого он ничего не мог придумать.

Третья глава

Намеченная цель

Юля часто упрекала Артёма в том, что он долго не бывает у неё и раньше это его не сколько не раздражало. В этот же раз он молча выслушал, не сводя с неё пристального взгляда, и зло сказал:

— Почти не было у нас с тобой не одной встречи, которая началась бы не с упрёков. Знаешь, мне это надоело! Я не хочу чтобы моя жена, не понимала то, что работа и спорт для меня имеют очень большое значение!

И не сказав больше ни слова, хлопнув дверью, ушёл.

Юля очень любила Артёма, и он это хорошо знал. Совсем порвать с ней, сказать честно, что потерял голову от другой девушки, он не мог — слишком жестоко. И, к тому же, где-то там, в глубине души, он понимал, что Луша очень легко ему не достанется. Она по прежнему избегала его. Артём решил не ездить к Юле и не звонить ей.

Артём часто встречался у Луши на пути, как бы случайно. Он смотрел на неё всегда восхищенными глазами. Она старалась спрятаться за спину своих одноклассниц или, при виде его, зайти снова в класс.

По школе поползли слухи: «Физрук влюбился в Лукерью Орлову, передумал жениться на своей подруге».

Луша же старалась не попасть ему на глаза, и чтобы не встретиться с ним один на один, переходила из класса в класс или шла из школы только с Катей. Она откровенно сказала ей, что боится встретиться с ним одна и не хочет, потому что он ей не нравится. Катя, втайне влюблённая в Артёма, была удивила. Ей казалось, что не влюбиться в него невозможно. Луше она не поверила, но сопровождать её, не оставлять одну, согласилась и стала единственной у Луши подругой из этой школы. Они долго будут поддерживать дружеские отношения. Катя была родом из семьи Поволжских немцев. В последствии, окончив институт Народного хозяйства, она, вместе с семьёй, уехала в Германию.

Катя не только сопровождала Лушу, но и пресекала о ней сплетни. Однажды, подслушав девочек о том, что они разговаривали о Луше, она громко на весь класс крикнула:

— Девчонки, прекратите «мыть Орловой кости». Успокойтесь! Лукерья не собирается дружить с нашим физруком и даже не мечтает выходить за него замуж. Она дружит с другим парнем! Извини, что наврала о том, что ты дружишь, — сказала Катя, сев за парту, — но я думаю, так будет лучше, может, успокоятся, наконец.

— Ты не наврала. У меня есть парень.

— Точно? А что ты молчала? Сказала бы всем, меньше разговоров было.

— Никто не спрашивал.

— Кто он? Из нашей школы, из нашего района?

— Я покажу тебе его, чуть позднее и познакомлю с ним, — пообещала Луша, этим самым уходя от ответа. Потом выяснится, что Катя знала о Марке, её брат учился с ним в одном классе.

Артём поставил перед собой цель к концу учебного года, увлечь Лушу, а после экзаменов задружить с ней по-настоящему.

Он выстроил план в своих мыслях, как осуществить свою мечту и мелкими шагами, не спеша, обдумывая каждый свой ход, двигался к намеченной цели.

Разговоры о том, что он передумал жениться, родились от его самого. Артём сказал это одному знакомому парню, сестра которого училась с Лушей в одном классе и был уверен, что эта информация дойдёт до её ушей. Он не смущался и не расстраивался, что Луша избегает его, объяснял это себе, присущей ей скромностью и стеснительностью, детской наивностью. Выстроенный в его мыслях план завоевания Лушеного сердца так увлек Артёма, что он уже не мог о ней не думать, а в школе делал всё, чтобы увидеть её, хотя бы раз в день.

Марк и Артём не стали закадычными друзьями, но поддерживали дружеские отношения.

Марк всегда был благодарен Артёму за то, что тот привёл его в большой спорт. Тренировались они в одном бойцовском зале, но имели разные весовые категории и разных тренеров. На ковре встречались только на тренировках. Артём имел титул мастера спорта, а Марк только кандидата.

Наступила весна и с ней весенние школьные каникулы. Артём уже несколько дней не видел Лушу. Кроме того, беспокойство, охватившее его перед каникулами, не давало ему покоя. На соревнованиях по волейболу, проводимых между классами, Артём сел с ней рядом на скамейку. Она, не сказав не слова, тут же, встала и пересела в другое место. Это уж совсем не походило на стеснительность, скромность, и объяснить это самому себе как-то надо было. Ещё не одна девушка, которой бы он оказывал своё внимание, не поступала с ним так, да ещё у всех на виду.

В этот день Артём долго не спал. Только под утро задремал и увидел сон, в котором пытался распутать Юлю от вожжей, опутывающих всё её голое тело. Она умоляла его не делать этого, оставить её так. А он резал ножом толстые путы, но они не разрезались, а опутывали его руки.

Нож выпадал из его рук. Со спутанными руками Артём пытался схватить его и снова начать освобождать Юлю. Не выспавшись, с плохим настроением, он пошёл на тренировку.

— У тебя очень усталый вид, — сказал ему Марк, когда они переодевались в раздевалке. — Болит, наверное, ещё, что сказал врач?

— Да, нет. Со здоровьем, слава Богу, всё нормально, кажется восстанавливаюсь, хотя, Виктор Львович советует не напрягаться, а время идёт.

— В таком случае, наверное, Юля тебе спать по ночам не даёт? Когда свадьба?

— Свадьбы не будет.

— Да ты что? Что-то случилось? — удивился Марк

— Случилось.

— Насколько мне известно, Юля тебе с таким трудом досталась. Назад ушла?

— Нет, не ушла… — назад. Некуда. Там уже семья. Я ушёл.

— Поссорились?

— Поссорился я и ушёл — другая завлекла. Можно чокнуться от этих женщин: попадаются на моём пути — одна другой краше. Тебе хорошо, ты равнодушный к женщинам. А я вот, нет.

— Судьба, наверное, тебе твоя ещё не встретилась, вот и ищешь, меняешь.

— Да?.. Только в этот раз, думаю, что мне встретилось на моём пути всё — во всей красе. Она как песня, как нераспустившийся цветок. Одним словом — чудо! Схожу я по ней с ума.

Марк хотел сказать Артёму, что женился, но передумал, вспомнив, что решено было не говорить об этом. Тем более, что Артём работает в школе, где Луша учиться.

— Ну, так кто твоя новая любовь, если не секрет? — Спросил он Артёма.

— Секрет пока. Разобраться мне с ней надо — это — во-первых. И потом, боюсь, влюбишься, — засмеялся Артём.

— Ну, это ты напрасно боишься, я уже влюблённый.

— Вот как, и кто же она?

— Тоже пока секрет. Немного осталось времени, скоро покажу.

Они зашли в бойцовский зал и начали тренироваться.

Четвёртая глава

Первая размолвка

Марк и Луша, в выходные дни, а иногда и по вечерам, на один час уезжали на машине за город, чтобы там просто погулять по лесу. Это было не далеко в 15 минутах езды от дама.

В этот теплый весенний вечер, они шли по тропинке, Артём сказал:

— У меня есть приятель, когда-то он привёл меня в спорт, точнее сказать откопал среди пионеров. Да, кстати, он работает в вашей школе — Артём Семёнович Грачёв. — Луша остановилась, невольно сжав его руку.

— Ты знаешь его? — спросил Марк, заглядывая ей в глаза.

— Да он работает физруком. Я думала, что у него фамилия Грач.

— Нет, это его кличка, говорят, с детского сада.

— Помнишь, я тебе говорила, что меня на Новогоднем бале, пригласил танцевать один грубиян?

— Помню.

— Ну, так это был он.

— Вот как, а почему ты мне это не сказала?

— Что не сказала?

— Что это был Артём?

— Как я должна была это сделать, если я не знала тогда его имени, и, тем более, о том, что вы знакомы?

— Он сегодня спрашивал меня о том, кто моя девушка, я не сказал ему. Думаю, ему, как и другим, пока не надо это знать.

— Не знаю, — проговорила Луша, отведя от Марка свой взгляд в сторону.

— Не понял? Почему не знаешь?

— Я думаю, ему надо сказать. Так будет лучше.

Марк долго смотрел на неё, потом проговорил:

— Он сказал мне, что оставил Юлю, потому что полюбил другую девушку. Девушка эта — чудо, каких он не видал раньше. Я знаю Юлю, и знаю историю их любви. Она красивая и добрая девушка. У Артёма были серьёзные намерения жениться на ней. Он меня очень удивил, сказав, что расстался с ней. Я подумал о том, какую же надо встретить девушку, чтобы отказаться от Юли? Сейчас я понимаю какую. Почему ты мне не сказала о нём? Ничего, по-че-му? — произнёс он зло, и растягивая последние слова по слогам.

— Что я должна была тебе рассказать? После Нового года мы не разу с ним не разговаривали. Он не разу ни о чём меня не спросил, не разу не подошёл.

— Но ты же не возражаешь, что та девушка, о которой он мне сегодня говорил — это ты.

— Я не знаю. В классе болтают, что он в меня влюбился. Кроме этого я всегда ловлю на себе его взгляд. Мне же, он никогда ни о чём не говорил.

— Понятно. Та же тактика, тот же приём, что он проделал с Юлей когда-то, отбил её у парня, за которого она собиралась замуж. Как говорят, увёл из-под венца. Вот, это да! Вот эта новость! Ты обалденная у меня девочка! Неправда ли?! Я узнаю о таких вещах последним. Очень мило! — Марк, почти кричал.

— Ты на меня кричишь?

— Нет! Нет, моя дорогая, я не кричу! Я радуюсь! Я смеюсь! Я торжествую! В мою жену влюбился мой друг, и я узнаю об этом последним! Но я ещё не знаю, как моя жена относится к этой любви? Может быть, я сейчас узнаю ещё одну новость?!.. — Марк замолчал, пристально смотря на Лушу злыми глазами.

— Может быть, будет лучше, если мы поедем домой, Марк? — сказала спокойно Луша

— Ты представляешь, он обещал познакомить меня с девушкой, от которой без ума.

— Тогда тебе нечего беспокоится — это не со мной. Потому что я с ним ещё, можно сказать, не знакома.

— Луша, Лушенька, ты моя! Я знаю этого человека. Он всегда сначала ставит цель, обдумывает её хорошо и потом идет к ней мелкими и не торопливыми шагами. В конечном итоге всегда побеждает. «Только целеустремлённость, упорство и воля могут привести к победе» — это его девиз. На ковре он, почти никогда не проигрывает — только случайно. В последних, отборочных соревнованиях на чемпионате Европы, он повредил связку. Если бы не эта причина, Артём был бы первым. И он будет им. Понимаешь, будет, потому что сказал: «это моя цель».

— Ты так уверен в его победах? А в своих, ты так же уверен?

— Он учил меня, как это делать, понимаешь?

— И что, ничему не научил?

— Он многому меня научил, очень многому!

— Поехали, Марк, домой.

— Домой? И что, ты там мне на ушко будешь рассказывать? Как получилось так, что мой учитель, мой друг влюбился в тебя? Или?..

— Ты, сейчас, говоришь грубости и глупости. Я думаю, что тебе будет после, стыдно за это.

— Да, да, я глупый и грубый. Он тоже, кажется, начал с грубости?

— Марк, мы с тобой не начинаем, а уже давно знакомые. Только вот… — голос Луши дрогнул, она замолчала.

— Ну, договаривай, договаривай, — Марк до боли сжал её руку, — скажи мне всё здесь, зачем нам нести в дом всё это?

— Я совсем не знаю тебя, оказывается… совсем, — прошептала она сквозь слёзы, — отпусти меня, пожалуйста, мне больно.

Марк отпустил её руку, и быстрыми шагами пошёл к машине.

Они доехали до дома, не проронив не одного слова. Луша с трудом сдерживала себя, чтобы не расплакаться. В своей комнате, она уткнулась лицом в подушку и дала волю слезам. Обида на Марка захлестнула её сознание. Никогда они так не разговаривали, и никогда между ними ещё не было такого непонимания. Вслед за обидой, у Луши появился страх, что она может потерять Марка. Страх этот усиливался с каждой минутой, а Марка всё не было. Он пришёл заполночь, лёг рядом, погладил её по голове, долго смотрел на неё.

У Луши снова потекли слёзы.

— Я очень люблю тебя, понимаешь, очень, — обняв её, Марк крепко прижал к себе. — Не могу представить себе свою жизнь без тебя. И никому тебя не отдам. Только обещай, что будешь всё, всё мне рассказывать.

— Я всегда тебе всё рассказываю и не собираюсь ничего от тебя скрывать. А почему ты так на меня кричал?

— Я не буду больше, — обещал Марк, осыпая Лушу поцелуями.

Пятая глава

Встреча втроём

После ссоры с Лушей, Марк долго ходил по городу, пытаясь успокоиться и обдумать возникшую ситуацию. Он знал Артёма и многому учился у него, особенно решимости и уверенности в себе. Если им была намечена цель, то свернуть его с неё не сможет никакая дружба и никакие уговоры. Он говорил так: «Выбить из седла (имел ввиду из цели) может только физическое повреждение или умственное, а остальное это слабоволие — слабость мужика. Мы — мужики, отличаемся от женского полу — физической силой и волей к победе, а без этого мы никто, особенно для них».

Марк не боялся Артёма, жестокости в нем не было, но внутренняя сила, заставляла не только Марка, но и всех, кто с ним соприкасался, слушать, то что он говорит и воспринимать его, как учителя, как пример для подражания.

Любимым и постоянным выражением Артёма было: «легче провалиться» или «лучше застрелиться». Если случалось неприятность в его жизни или в другой чьей, из-за которой было стыдно за происходящие события, но можно было исправить ситуацию, он говорил: «легче провалиться». Когда же ситуация была почти неисправимой, проигрышной, то Артём говорил: «лучше застрелиться».

Артём был самым титулованным спортсменом не только в их спортивной школе, но и в городе. Он приехал из Москвы уже будучи кондиломам в мастера спорта.

Назвать его баловнем судьбы нельзя было. Всё, что он достиг в жизни — это результат его упорного труда и хорошо обдуманных действий. Кроме многих других достоинств, Артём имел славу как «сердцеед». Она закрепилась за ним, особенно, с тех пор, как он отбил Юлю Котлярову у доцента того института, в котором она училась. Из-за этого они перевелись на заочное отделение и приехали в Ульяновск, где жила до этого Юля и его прабабушка.

Однажды, Марк присутствовал при разговоре Артёма с тренером Марка, который спросил его:

— Я слышал, что ты завладел сердцем девушки моего бывшего однокурсника, Андрея Романова, это правда? Они же собирались пожениться.

Нисколько не смутившись, Артём спокойно ответил:

— Да завладел.

— Вот как? Ну, как-то, вроде бы, постесняться надо — доцент всё-таки.

— Если мне нравится девушка, я её отобью у самого Господа Бога.

Юля сама сказала своему бывшему жениху, что полюбила другого человека. Романов не ожидал этого, так уж вышло, что о намерениях Артёма Грачёва знали все кроме него. Он сильно запил после этого, а через пол-года женился: привёз себе жену в Москву из Обнинска. Она была до этого замужем, имела дочь, а вскоре Романову родила сына. Говорят, что он успокоился и даже счастлив.

И вот, сейчас, в роли Романова оказался Марк.

Чем больше он обдумывал то, как поступить ему в сложившейся ситуации, тем сильнее начинал ненавидеть Артёма и понимал, что многое, если не всё, зависит сейчас от Луши.

В эту ночь Марк не уснул. Утром, увидев, что Луша уже проснулась, спросил:

— Скажи, что ты видела сегодня во сне?

— Свою куклу — живой. Маленького ребёночка, очень похожего на куклу.

Марк прижал её к себе.

— Я очень хочу, чтобы у нас родился ребёнок, — сказал он, радостно смотря на неё.

— Я тоже, так сильно хочу маленького, — прошептала Луша.

— Пойдёшь со мной сегодня на тренировку?

— А что можно? Я хотела попросить тебя, чтобы ты взял меня с собой.

— Конечно можно. А заодно познакомлю тебя со своим другом, Артёмом Грачёвым. Луша сердито посмотрела на него, надув губы.

— Не хочешь?

— Я не хочу разговаривать больше на эту тему, и не знаю, правильно это или нет?

— Думаю, что так будет лучше и честнее. Честная игра, она всегда лучше, она яснее-прозрачнее.

Марк и Луша зашли в бойцовский зал тогда, когда тренировка уже началась.

Марк прошёл на ковёр, Луша осталась стоять у входа, прижавшись спиной к стене. В ярко синих брюках, плотно обтягивающих её красивую фигуру, в расстёгнутой короткой куртке, с необычно длинном синем шарфом на шее, свисавшим до самых колен, красивая, она привлекала взгляды спортсменов. Заметив это, Луша села на рядом стоявшую лавочку.

Артём увидел её сразу же. Кровь хлынула ему в лицо.

«Почему она здесь? Неужели сработало? Каникулы. Уже несколько дней мы не видим друг друга. То, что я занимаюсь здесь, не для кого не секрет. Сама пришла! Господи! Как же она хороша!».

Накинув на себя длинное махровое полотенце, он пошёл к Луше. Она его ещё не видела таким: это был человек с фигурой Атланта, с волнистыми светло-каштановыми волосами, с большими голубыми глазами, кругловатым подбородком с ямочкой. Сейчас он походил на героя из русских народных сказок. Артем шёл к Луше, улыбаясь, не подозревая, что Марк не сводит с него глаз, наблюдая за ним с того момента, как они зашли в зал. Если у Марка, где-то, на дне его души, теплилась надежда, что девушка, о которой говорил ему Артём не Луша, то теперь все сомнения пропали. Он видел, что всё внимание его было направлено не на тренировку, а на его жену. Друг почти не сводил с неё своего взгляда.

Заметив, что Артём направился к Луше, Марк пошёл за ним. Увидев, что они идут к ней, Луша встала с лавочки.

— Привет, — сказал Артём, подходя к ней необычно близко, — интересно, как ты здесь оказалась? Ждёшь кого-то, или так пришла посмотреть?

Она не ответила, перевела свой взгляд с него за его спину. Повернувшись, Артём увидел рядом стоявшего Марка, который сказал:

— Познакомься — это моя жена, Луша.

Артём молча, смотрел на Лушу. Марк на Артёма, а Луша на Марка. Наступило молчание, которое длилось необычно долго для этой ситуации.

— Или вы уже знакомы? — заговорил первым Марк.

Артём молчал. По взгляду Марка и потому, как тот произносил слова, с ехидцей, он понял и оценил ситуацию, вспомнил и то, откого слышал о посёлке с названием «Николаевка».

— Легче провалиться, — проговорил Артём.

— Кому? — спросил Марк.

— Обоим нам, — и немного помолчав, направляясь к выходу из зала,

зло добавил, — а лучше будет, если бы нам с тобой застрелиться, прямо сейчас!

Он больше не вернулся на тренировку в этот день.

Шестая глава

Тайна уже не тайна

В начале четвёртой четверти школа гудела от ещё одной сенсационной новости, связанной с Лукерьей Орловой. Может быть, весть о её замужестве, и не была бы такой шоковой, если бы не то, что мужем её оказался Марк Штернбильд, друг Артёма Семёновича Грачёва. К этому времени, уже не было секретом, что Грач не сводит своих лучезарных, синих глаз с Орловой и ждёт не дождётся, когда она закончит школу, чтобы подойти к ней со всей серьезностью. Чтобы не возникло домыслов среди учителей, Артём сказал в учительской:

«Какая чудо — эта Орлова! Дождусь когда вырастит и женюсь». В этот момент, директор, которая хотела переговорить с ним по этому вопросу, стояла рядом с ним. Он посмотрел ей в глаза и добавил: «А пока не вырастить все могут быть спокойны, поводов для других разговоров, как только тех, что уже имеют место быть сегодня, не дам. Я вполне нормальный и вменяемый человек и очень хорошо знаю законы. Ну, вот такая оказия со мной случилась и ничего не могу поделать».

Узнав об её замужестве одной из первых, Катя долго и пристально смотрела на Лушу, повернувшись на парте к ней всем корпусом.

— Что-то случилось? — спросила Луша, не выдержав её молчаливого взгляда.

— Не то слово! Я убита наповал, если это правда.

— Очередные новые разговоры обо мне тебя так поразили или ещё что-то? Если порожние через меня… я думаю, ты уж ничему не должна удивляться.

— После этого, если это правда, я уже точно ничему и никогда не буду удивляться. Ты же у Штернбильдеров живёшь?

— Ну, я же тебе говорила, ты знаешь…

— Известно, что ты их родственница. Родственница — жена сына. Интересная родня! Или, может, это тоже очередная сплетня?

— И что, эту очередную, с ног сшибающую новость, обсуждают все в нашей школе или только мы сейчас с тобой?

— Думаю, сегодня к вечеру будет обсуждать вся школа, а в начале завтрашнего дня, и весь район.

— Ну, коль такое дело, — засмеялась Луша, — теперь уж это точно не секрет.

— И ты всё молчала?

— А что, я должна была кричать об этом на всю школу или на весь рорайон, город? Спрашивать меня об этом, никто не спрашивал.

— Ну да, конечно. Я думаю, что после этого случая, теперь всех новеньких учеников в школах будут спрашивать: «Вы, уважаемая сударыня, случайно, не замужем, а вы, уважаемый сударь, не женаты?»

— Не обижайся, но сама посуди, надо ли было об этом говорить? По-настоящему, мы будем жениться, когда мне исполнится 18 лет — точнее регистрировать наш брак. Так что, я тебя не обманывала, только не всё сказала. То, что у меня есть парень и собираюсь после школы выйти за него замуж, я тебе единственной сказала.

У Луши и Марка не было сомнения в том, что в школе о их замужестве рассказал Артём.

Галина Петровна попросила Лушу задержаться после уроков.

— Луша, я не люблю всякие пересуды, сплетни. Поэтому, когда стали говорить, что ты замужем, я не прислушивалась к этим разговорам, но вчера встретила маму одного моего бывшего ученика. Она рассказала о том, что Зина, её дочь учится в институте и дружит с парнем. Случилось так, что она забеременела, и они обратились к гинекологу. Было решено сделать аборт. Врач стал отговаривать и сказал, что у него есть знакомые, у которых дети поженились совсем молодыми. Парень учится в университете, девушка ещё в школе. Ни родители никто другой не сделали из этого трагедию. В школе, надо полагать, тоже отнеслись с пониманием, коль она уже заканчивает её, конечно, они обошлись без беременности, но а почему ваши-то не могут пожениться? Случаев много, когда студентки рожают и заканчивают учёбу, просто надо понять и помочь. На вопрос, кто же эти молодые люди, он ответил, что это Марк Штернбильд. Мать Зины работает вместе с матерью Марка. Вычислить, что женой его являешься ты, сама понимаешь, труда большого не стоило.

— Да, это так. То, что я переехала в его семью и не пошла в вечернюю школу — это решение наши родителей и нас тоже. После того, как мне исполнится восемнадцать лет, мы зарегистрируем наш брак, сказала Луша, уже давно готовая к такому разговору.

— Я знаю Марка. Он учился у меня в старших классах. Хороший парень. Нельзя чтобы в школах учились замужние дети, н… да.. люди. Но что поделать в этом случае? бывает и такое. Для женатых и замужних есть вечерния школа. Я не упрекаю тебя, что ты не рассказала об этом. Может быть, это было правильно — у каждого своя судьба. Хорошо, что это выплыло на конец учебного года. Куда собираешься поступать?

— В университет, где Марк учится.

— Тоже журналистом хочешь быть?

— Да. Давно.

— Правильно, будет легче учиться, особенно, если появится ребёнок. Я от всей души желаю тебе всего хорошего. Надеюсь, что вы с Марком создадите хорошую семью. Школу, я думаю, закончишь с золотой медалью.

— Не знаю. Мы с Марком каждый выходной разбираем предполагаемые сочинения на экзаменах, но все равно боюсь. Ошибки у меня по-русскому есть — это больной вопрос.

— Да, Рита Ивановна говорила, что с русским у тебя проблемы. Будем надеяться на лучшее.

Луша окончила школу с золотой медалью. Учительница русского языка и литературы сказала так: «Поставлю Орловой четыре и буду права, но я поставлю ей пять и тоже сделаю правильно, потому что она — Лукерья Орлова, и когда нам Бог даст ещё увидеть в нашей школе, хотя бы подобную, такую, как она.

Седьмая глава

Ошибочное мнение

После встречи в бойцовском зале, Артём уже не возникал случайно на Лушеном пути, как это было раньше, но везде смотрел на неё влюблёнными глазами. Действительно ли он был влюблён или, как Марк говорит, добивается своёй цели, Луша понять не могла, да и не ставила перед собой такой цели. Она просто старалась не смотреть в его сторону.

В день последнего звонка, который обычно проводили во дворе, шёл сильный дождь. Из-за него школьный праздник перенесли в спортзал. После торжественной части для тех, кто остался, а это были выпускники, включили музыку и они стали танцевать. Луша хотела выйти из зала, но дорогу ей перегородил Артём.

— Уходишь?

— Да, мне надо идти.

— Потанцуй со мной.

— Нет. Не могу, меня ждут.

— Ты боишься меня?

— Я не боюсь Вас. Я говорю, что мне надо идти.

— Я прошу от тебя всего лишь один танец. Разве это много в той ситуации, которая возникла между нами.

— Разве есть ситуация? Я думаю, её уже нет.

— Ты так думаешь? Но если это даже так, что же тут особенного, если мы станцуем один лишь танец? — сказал он, беря Лушу за локоть.

Она попыталась освободиться, но Артём серьёзно сказал:

— Луша, не пытайся это сделать, я очень сильный, сильнее чем Марк, — держа крепко за руку, он повёл её в зал. Они стали танцевать танго. Она не смотрела на него, отвернув голову в сторону, а он пристально смотрит на неё.

— Я сильнее чем Марк, — повторил Артем, и докажу тебе это. Знаешь, у меня есть предложение, кстати, обдуманное и очень хорошее для всех нас: выходи замуж за меня, а не за Марка. Будет меньше проблем — не будет потерянного времени. Луша остановилась, смотря на него злыми глазами, проговорила:

— Вы много себе позволяете, Артём Семёнович. Понимаете вы это? очень много позволяете себе! Так много, что не один уважающий себя человек, никогда бы себе такого не позволил, никогда! Отпустите меня немедленно, мне пора идти.

Артем отрицательно покачал головой и сильно прижал её к себе, давая ей понять, что страсть его к ней непросто слова и взгляды.

— Я всё понимаю, но поделать с собой ничего не могу — это не только цель,

она-то… и чёрт с ней — это, Орлова… — любовь. Перемешалось всё: цель, любовь и знаешь, даже страсть.

— Отпустите меня, немедленно, — зло прошептала она, чуть не плача. Огромные её глаза блестели от накатившихся слёз, губы были плотно сжаты.

В этот момент, и он тоже смотрел на неё очень серьезно. — Я таких самоуверенных и наглых ещё никогда не видела и не встречала.

— Милая моя, девочка, Лушенька-Душенька, а что ты вообще видела в жизни, и что ты увидишь, если так рано собираешься выскочить замуж? Надо же, а! В этот момент, он расслабил руки. Воспользовалась этим, Луша выскользнула из его объятий и быстро, не оглядываясь, побежала из зала.

Она не рассказала об этой встрече Марку. Рассказать, значит, снова посеять в его душе беспокойство и нарушить тот покой и спокойствие, которые восстановились в их отношениях.

Артём проводил взглядом убегающую Лушу и пошёл в тренерскую комнату, там прислонился спиной к стене. Постояв так, резко повернулся к ней лицом, вытянул руки вверх. Он делал так всегда, когда надо было успокоить нервы: неподвижно стоял в таком положении до тех пор, пока не занемеет тело, потом сжимал кулаки и со всего размаху стучал ими по стене. И сегодня, сделав так, ощутив сильную боль в руках, он застонал, подумал: «Надо бы головой, если она сейчас не подумает, то вместе с этим телом наделает много глупостей. — Артём ещё долго стоял, прижавшись лицом к прохладной стене. — Юля… Надо позвонить ей», — пришедшая мысль обрадовала его.

Вечером Юля позвонила сама. Это был её первый звонок после его ухода. Они не виделись и не звонили друг другу около четырёх месяцев. Она ждала его первого шага к примирению, потому что не только не видела своей вины, но и причины их размолвки.

— Нам надо поговорить, — сказала Юля, — поставить все точки над «и».

— Хорошо, я сейчас приеду, — неожиданно для неё и даже для себя, совершенно спокойно, как будто давно ожидая её звонка, сказал Артём. В этот момент все мысли были заняты Лушей. «Если ты, милая девочка, и впредь будешь доводить меня до такого состояния, то без Юли мне не обойтись», — подумал он, одеваясь и смотря на себя в зеркало.

У него был свой ключ от её квартиры, но он позвонил в дверь. Увидев его, у неё радостно заблестели глаза. Не раздеваясь, Артём прошёл в зал, и сев на диван сказал:

— Нам надо поговорить и очень серьёзно.

— Хорошо давай поговорим и очень серьезно, — согласилась Юля, улыбаясь и садясь к нему на колени. В этот день он снова остался у неё.

Артем был страстным любовником, но в эту ночь, он был таким, каким с ней не разу не был.

Казалось, эта была ненасытная страсть, сильные, жгучие поцелуи. Юля отнесла это к тому, что Артём соскучился по ней, и к его долгим переживаниям о случившейся ссоре. Она любила его и готова была быть в его объятиях, в его сильных руках, сколько бы он этого не пожелал.

Артём же в эту ночь отдавал скопившуюся в нём страсть Юле, но накопленную от другой и предназначенную другой. Утром лёжа рядом с ней, он трезво оценивал обстановку, снова думал о Луши, строил новые планы, действия к намеченной цели. Ошибочное мнение Юли о том, что Артём тяжело переживал их размолвку, в дальнейшем помешает ей трезво и правильно оценить происходящие события в их жизни.

Восьмая глава

Не случайная встреча

Луша окончила школу с золотой медалью и поступила учиться в тот же университет, где учился Марк. На выпускном бале они были вместе и уже ни для кого не было секретом то, что они муж и жена. Артём на этот вечер не пришёл.

Марк не на минуту не оставлял Лушу без своего внимания. Беспокойства, связанные с Артёмом, не проходили. Он не переставал думать об этом. Не успокоился и тогда, когда узнал, что Артём вернулся к Юле, и они живут вместе. На тренировках они не разговаривали и не встречались на ковре.

«Ни шагу назад — стоять, сколько есть сил! Стоять и выстоять!». Этот девиз, который Артём часто повторял на тренировках, стал звучать всегда, когда Марк был в зале, он кричал его, смотря в это время в его сторону.

Марк чувствовал, что Артём не отступил, а сделал передышку или разработывает стратегический план.

И он не ошибся. Попытка Артёма добиться Лушеного внимания не удалась. Подумав хорошо, решил не спешить — выждать время. Он снова переехал к Юле, жил с ней, но бывал у неё очень редко и о женитьбе разговор не заводил. Мысли о Луше не покидали его. После того, как она окончила школу, Артём не встречал её одну, видел, только с Марком, который почти не расставался с ней. Теперь они учились в одном университете. Однажды возвращаясь домой на машине, Артём заметил их: Луша шла немного впереди, Марк за ней. Он что-то говорил, она же не смотрела в его сторону. Марк догнал её, взял за руку, она выдернула её и быстро пошла от него. Он забежал вперёд и что-то стал говорить, размахивая руками, Луша обошла его и, не посмотрев снова в его сторону, прошла мимо.

«Ссорятся. Прекрасно. Значит, тоже бывает небо в облаках», подумал он.

Если раньше он чувствовал неуверенность в своих планах, после этого же Артём просто окрылился.

Весной Марк уехал на соревнование. Артём решил во что бы то не стало встретиться с Лушей.

Он подъехал к университету на своей машине, остановившись недалеко от автобусной остановки; стал наблюдал за входной дверью. После окончания занятий студенты, в основном все, направились к автобусу. Луши не было. Автобус ушёл, а она только вышла из здания и медленно пошла по тротуару, мимо автобусной остановки.

Луша была в длинном черном весеннем пальто с расстёгнутыми пуговицами, длинный вязаный шарф ниже колен свисал на её шее. Артём отметил, что она очень изменилась: пополнела, повзрослела, но была такой же необыкновенно красивой. Он медленно поехал за ней. Остановившись, открыл дверку машины, спросил очень просто:

— Луша, ты домой? Садись. Я тоже еду в ту сторону. Она остановилась, округлив удивлённо глаза, вздёрнув брови. Артём, вышел из машины, открыл дверцу машины.

— Ну, садись, я подвезу тебя, — он говорил спокойно, просто, обыденно, что отказаться от его предложения было неловко. Луша села, не переставая удивлённо смотреть на него.

— Ты учишься в этом университете? — спросил он, когда они тронулись с места.

— Да, вместе с Марком.

— Нравится?

— Да, я готовилась только сюда.

— Тоже будешь журналистом?

— Да, только на телевидении или на радио.

— Неплохо. У тебя получится. Ты стала ещё красивее.

— Ну что Вы? Нет, конечно. Есть женщины, которых беременность украшает, а мне кажется, меня она не украшает. Я стала полная и медленно двигаюсь.

Артём почувствовал, как жар охватил его тело: «Господи! Не может быть?! Это в мои планы не входило».

— Остановите здесь, Артём Семёнович. Я хочу пройтись пешком. Мне рекомендовали врачи как можно больше ходить.

Артём остановил машину и, повернувшись к ней всем корпусом, вновь смотря на неё теми же глазами, как раньше в школе, прошептал:

— Ты шутишь, Луша?

— О чем Вы? О том, что у нас с Марком будет ребёнок? Нет, правда. Уже четыре месяца. В августе должен родиться.

— А учиться, как дальше? Академический будешь брать или бросишь?

— Ну, что Вы? Учиться я никогда не брошу.

— А что, обязательно надо было заводить ребёнка, не закончив учёбу?

Луша посмотрела на него, хмыкнув, сказала:

— Артём Семёнович, заводят певчих птичек или попугайчиков, ещё собачек и кошечек, реже хомячков, а детей рожают. Я очень хочу маленького и Марк тоже. А учеба? Она нам для этого непомеха.

— Возможно, она нет, а ребёнок ей?

— А что главное в жизни?

— В жизни всё главное.

— Правильно. Если есть жизнь и ты имеешь возможность дать её другому — это разве маловажное? Дать жизнь другому человеку — своему родному, и этим самым продлить всю жизнь на Земле и свою тоже, по-моему, это главное. И не может быть этого главнее ничего, а стальное, мешает этому или не мешает.

Артём молча смотрел на Лушу. Не понять в этот момент, что он восхищается ею и любит, было невозможно. Луша сказала, почти шёпотом, — Извините, Артём Семенович, но я пойду.

— Я желаю тебе счастья, Луша. Она вышла из машины, захлопнула дверь.

Он открыл её и сказал очень серьёзно:

— Желаю тебе счастья с Марком, но если ты не будешь с ним счастлива, я тебя у него заберу.

Луша пошла по тротуару, не сказав ему более не слова. Не нравиться он ей не мог. Ничего плохого Артём не сделал ни ей, ни Марку. То, что он любит её, у неё не было сомнения. Сейчас она жалела его и была очень счастлива. Луша шла домой, улыбаясь кончиками губ и думая о том, что Марк должен приехать завтра, и они поедут с ним в деревню к её родителям.

Артём, положил руки на руль, а на них голову и смотрел так, как уходит Луша.

«Лучше провалиться! Не видел её и не разговаривал, было легче», — подумал он,

и ещё долго сидел и смотрел на тот угол дома, за которым она скрылась.

Луша рассказала Марку о том, что Артём подвёз её с занятий.

— А, что обязательно надо было садиться к нему в машину?

— Нет, необязательно. Прошло много времени. Я думаю, что всё уже забылось. Если честно, то мне хотелось сказать ему, что у нас будет ребёнок.

— И что?.. Обрадовался этой новости Артём Семёнович?

— Нет. Сказал, что глупо заводить детей в то время, пока учёба не закончена. Я сказала ему примерно так, что, возможно, он и прав, заводить детей, как канареек, кошек и собак, действительно, не очень умно, рожать их надо и тогда, когда хочется.

— Луша, если я тебя очень хорошо попрошу о том, чтобы ты никогда, при никаких обстоятельствах не ездила ни с одним посторонним мужчиной, особенно, с тем, который когда-то числился моим другом, ты исполнишь мою просьбу? — спросил Марк очень серьёзно, зло, смотря ей прямо в глаза.

— Марк, хватит меня к нему ревновать, я тебя очень прошу. Мы говорили с тобой на эту тему уже не раз. Кроме вас двоих есть ещё я, а ещё скоро будет третий, она взяла его руку и прижала к животу. Хочу тебе сказать новость, которую узнала у своего врача, пока тебя не было, возможно у нас сразу будет третий и четвёртый.

— Не понял? Как это третий и четвёртый?

Луша смеясь, проговорила:

— Два сразу родятся.

— Двойня? — он обхватил её руками.

— Марк, что ты делаешь? Нельзя же так. Ты, как медведь.

— Луш! Лушенька моя! Я так люблю тебя! — проговорил он, целуя её.

Артём давно не возникал на пути Луши и Марка. Это был первый случай, с того времени, как Луша окончила школу. Нельзя сказать, что Марк успокоился, забыл, но уже не так остро и болезненно ощущал ситуацию. Он слишком хорошо знал Артёма Грачева. Они не здоровались, не разговаривали, но, при любом удобном моменте так, чтобы Марк слышал его, бывший друг громко декорировал разные девизы и новые в том числе, которые говорили, что он не отступил от своей цели: «Только тот победит, кто идёт к победе целеустремлённо, проявляя выдержку, терпение, не на минуту не переставая соображать головой», — как-то сказал он и, посмотрев на Марка, засмеялся. Всё это было Марку неприятно и, как говорят, «щекотало нервы», вызывало ревность.

— Я начинаю по-настоящему ненавидеть его, — сказал он однажды Луше.

— Марк, но если уж так всё не очень хорошо, может быть, тебе уйти из этой спортивной школы, перейти в другую?

— Жаль. Другого такого тренера у нас в городе нет. Он на меня столько сил тратит, верит в меня. Скоро соревнования. Мы оба надеемся на победу.

Может быть, бросить совсем после турнира? Не от меня зависит, май бывший друг мелькает пред глазами — раздражает не на шутку.

— Да ты что?! Нет, конечно! Тебе же нравится и жалко, столько труда, время затрачено.

— Да… у меня были другие планы. Я подумаю.

Девятая глава

Тетя Оля

Ольга была сестрой матери Луши — Софии, и жила в Ульяновске. Она окончила Кулинарное училище и работала поваром в заводской столовой, вышла замуж за Семёна — за парня с этого же завода, который работал там мастером цеха. Сразу же после свадьбы, родила сына. Роды были тяжелые, врачи с трудом спасли её и ребёнка. После них она уже не могла иметь детей. Работая вдвоём на заводе, они быстро от него получили благоустроенну, квартиру, взяли землю под дачу, потом купили машину — Москвич. Все в семье Оли было хорошо: достаток, непьющий, работящий муж, хороший сын, пока не случилась большая беда со Степаном, а потом и с сыном. После несчастного случая на заводе, он оказался «прикованным» к постели, с повреждённым позвоночником. Три года Оля и сын ухаживали за ним, пытаясь облегчить его участь, и все три года он пролежал в кровати, сначала в больнице потом дома. Семён так и не смог сесть в коляску, всть на ноги, умер у Оли на руках, не переставая твердить одно лишь слово: прости, прости, прости. Через год после его смерти её сына, Николая, забрали в армию, а через пол-года она получила похоронку о том, что он там погиб при исполнении служебных обязанностей. Его привезли домой в цинковом гробу и похоронили рядом с отцом.

После похорон сына, Оля перестала разговаривать и ходить на работу. Она часами лежала в кровати, уставившись в потолок или же на большую фотографию, висевшую на стене, на которой была сфотографирована их семья. На работе её жалели, оформили отпуск без содержания, приходили к ней домой, принося еду из столовой. Время шло, а ей все становилось хуже и хуже. Врач посоветовал Софии, забрать её к себе в деревню. К великому удивлению, Оля согласилась, даже обрадовалась этому предложению. Она уволилась с работы, квартиру закрыли, наказав присматривать соседям, а машину, «Москвич», забрали в деревню. В это время Луша уже жила в Ульяновске и Оля поселилась в её комнате. Чтобы отвлечь сестру от тяжёлых мыслей, Софья с самого утра просила её помогать по хозяйству, нагружая делами. Через месяц она снова стала разговаривать, хорошо есть.

Когда Луша родила двух девочек, было решено, что первые дни после родов, она с детьми будет жить в деревне. Оля стала помогать Луше. Она, в буквальном смысле слова, не отходила от детей ни на минуту и впервые, за последнее время, стала улыбаться, глядя на них.

Луша хотела взять академический отпуск, но Оля сказала, что если они с Марком не возражают, то она вернётся в свою квартиру и будет водиться с детьми, пока Луша на занятиях. Это был неожиданный подарок для них, о котором можно было только мечтать, потому как родители Марка работали и до пенсии им ещё было далеко. В конце сентября Луша уже начала ходить в университет на занятия.

Десятая глава

Начало понимания того, что было непонятным

Марк окончил университет, получил работу в городской газете. Перестроечные времена уже начались. Советский Союз расшатывался и гудел под музыку средств массовых информаций, которая заказывалась, организовывалась теми, кто так мечтал превратить огромную богатейшую страну с Социалистической системой в сырьевой придаток и источник доходов. Они должны были покрыть издержки капиталистической системы, что подошла к такой черте, за которой был обрыв в экономическую пропасть не только самой системы, но той части населения, что жила по её правилам и законам. Неудавшиеся попытки сделать это с применением физической силы, вынудила капитал найти новый способ разграбить Россию через изменение сознания русскоговорящих народов. В дальнейшем этот способ получит официальное название — «мировая информационная война». Война, которая поражает у человека, прежде всего, нравственность, душу, а затем и ум, превращая его в зомби. Так уж вышло, что Марк, а затем и Луша оказались среди тех, кто должены были стать в этой страшной войне орудием против своего собственного народа. Они этого не только не понимали, но будучи начитанными и умными, вникали во все информационные материалы, где в правдивости пряталась тайна. И когда она была раскрыта при помощи дополнительной информации и собственных домыслов, то не было понятия, что это ложь, а была радость, что вот оно как, а мы-то думали! Родители Марка, были умными людьми, но они молчали. Отец сказал, однажды: «Какая-то сволочь выворачивает наружу то, что мы русские немцы хотим забыть. Русские стали забывать, и нам надо было бы это сделать, но какой-то силе хочется замутить на этом что-то, а что не могу понять, пока что вижу то, что вынуждает уезжать в Германию. Эти слова как будто отрезвили тогда Марка и Лушу, потому как Марк уже был убеждён, что все гонения на русских немцев были устроены специально и русские во всём виноваты. Странно было, что Луша, хоть и молчала на эту тему, но в её словах часто проскальзывало то, что это вина системы и тех кто её выстраивал. В то время не было, даже намёка о том что Советский Союз — строился всеми народами, всеми национальностями, огромной многонациональной страны, а звучало только русские виноваты.

Впоследствии Луша начнёт изучать Перестройку. Так уж вышло в жизни её и Марка, что им пришлось жить с начала её и во время её. Она не только проходила при них, и через них, но при них же и померкло название этого явления, а потом почти исчезло из Информационного мира. Когда Луша, как она говорит, прозрела, очистила свое мировоззрения от её последствий и начала по мелочам собирать материалы для того, чтобы до конца понять, что же произошло со страной и людьми, то она сказала Марку: «Весь обман в слове. Невозможно было понять что стало происходить в стране и что произошло под словом Перестройка. Как только вместо него ставишь слово „Война“, становится всё понятно. Кто объявил Перестройку — объявил войну собственной стране, всем народам в ней живущим, а самое главное русскому народу, русскому языку. Не добили в прошлых войнах, решили, что добьём другим способом — уничтожим душу, а остальное дело рук тех, кто рядом». Не согласиться с ней было невозможно, потому как всё русское осмеивалось с больших сцен, оплёвывалось с высоких трибун. Луша собирала материалы, вырезки из газет, журналов, в которых было откровенное враньё. Сама она никогда не писала о политике и не делала никаких выводов в своих статьях, просила об этом же и Марка, но он уже был в той информационной среде, где «Война» разгоралась и втягивала в себя, в основном, молодых людей. Пройдут годы и Луша всё за чем наблюдала и тот материал, что собрала, обоснует и напишет книгу, которая будет лежать в её столе до окончания «Война» — Перестройки.

Но в эти годы, когда надо было не осознать время, а просто прожить, с его событиями, касающимися её лично, она читала, изучала, собирала в свою папку те материалы, что были ей близки и понятны. Когда она оказалась за границей России, вырвалась из ложного информационного круга, то на кокой-то момент наступил покой в её душе. Именно это состояние позволило ей в последствии вернуться к размышлению над теми событиями, которые происходили в России, уже не так как «говорят по живому», а со спокойствием и с объективным рассуждением. В её папке были статьи, которые она привезла с собой из России и те, что она брала из различных изданий, в русскоязычных газетах и журналах других стран. Эта папка была тем, что формировало её сознание и называлась «Стержень». Подборка материалов начиналась со времени убийства Иванкова и его статей.

Однажды ей передали несколько статей Марии Трубиной (так они были подписаны). Прочитав их и взяв в свою папку, Луша написала первый лист своей будущей книги, начало было таким.

«Пока в России и на Земле есть такие люди как Иванков, как Бабоевский, Прокурин, Мария Трубина и им подобные — быть России вечно — всегда. Они Стержень Жизни на Земле, корни которого в самой огромной, в самой могучей стране — в России. Этот Стержень, как ярчайший и сильнейший поток мышления, состоящих из отдельных потоков, исходящих из Земли. Этот поток единый луч света правдой, идущий к солнцу к истине. Он, как антология мыслей, то, что сливается между собой в едином мышлении и образует пучок света познаний для своего времени, в темноте незнания правды и истины, он освещает Россию светом правды, а она всю Землю».

Мария Трубина писала: «Перестройщики, которых назвали «прорабы Перестройки» — они же исполнители воли своих начальников — завоевателей и грабителей, а также солдаты вражеских войск, пешки на шахматной доске, ломали Социалистическую систему. Эти продажные элементы продали великую страну, а сами стали растаскивать то, что досталось оттого, что было брошено им их хозяевами, как обглоданная кость. Почти у каждого народа, как этноса, жившего в Социалистической стране, у руля правления и направления оказался предатель. Если же он был не предатель, то его под звуки бубна и ударных инструментов роковых музыкантов отрывали от руля, отрезали вожжи и под звуки печальной музыки выносили из правительственных органов вперёд ногами, даже если он уже был в пенсионном и преклонном возрасте.

Распадаясь, Социалистическая система делилась на части по национальностям, которые тянули на себя всё лучшее из остатков общественных закромов. В конце концов Российская Федерация стала приемником СССР, в которой не хватило земли для русских, как этноса, как национальности. Не в одном документе не было обозначено место для русских, как Родина, даже для автономии не нашлось кусочка земли. Русским стал считаться тот, кто жил на территории Российской Федерации, а сам русский человек по крови и по духу, с его уникальным всеобъемлющими языком, был как масло размазан по блину. Он рассеялся по всей территории с названием Российская Федерация, по всему бывшему Советскому государству, а затем по всему миру. Слово Россия зазвучала по-другому и вместо него произносилось: «бывший Совок». Русские вроде бы были везде, а когда «потрёшь», проявлялась другая нация.

Те, кто считали себя русскими, и по крови и по духу, как будто прижались к земле, спрятались на своих приусадебных участках, уткнулись в неоплачиваемую работу и замолчали. Русскость была выставлена в России на земле русской, на Равнине Русской и на русском языке, как начинание всего плохого, как пьянство, как не умение работать, как ленивый и всегда нищие, грязные народ.

И и обо всём этом писалось и вещалось с тех мест, по свежей памяти, с которых совсем недавно исходила и выходила совсем другая информация о величии всех народов этой огромной страны о её победах и достижениях. У некоторых глашатаев даже название не поменялось.

Люди привыкшее жить под опекой государства, которое постепенно, из года в год, улучшало условия их жизни и выстраивало светлое будущее для их детей, продолжали верить и тому, что Перестройка выведет их ещё на более высокий уровень проживания в этой стране, но когда очнулись у пустых сберкнижках, с пустыми кошельками, у пустых прилавков, то было поздно. Грабили уже не на идеологической основе, смешивая русского человека и его культуру со свинячим дерьмом, а совершенно откровенно, тащили материальные и природные, интеллектуальные ресурсы за бугор, за кордон, за границу.

Перестройщики обесценивали народное достояние, делили, то, что им отдали без всенародного сопротивления и не платили зарплату на предприятиях, где этот народ продолжал работать; унижали и смешивали с грязью тех, кто это всё создал и защищал; весело осмеивали за это Русского Мужика, а Русскую Бабу, родившую это народ выставляли на всех обозрениях, как толстую дуру завидующую проституткам на глянцевых обложках, проституирующим на подиуме за границей. Они охаивали героев, сносили и заплёвывали памятники, не выплачивали социальные пособия ветеранам войны и труда, пенсии, а студентам стипендии. Большинство населения, оторванное от земли-кормилице, привязанное к деньгам и к потребительской корзине, не видели выхода из той жизненной ситуации в которой оказались. Инстинкт самосохранения себя, детей, родных и близких заставлял шевелить мозгами. Появился интерес к «райской жизни за границей», захотелось в это поверить, уехать, посмотреть, проверить. То, что происходило рядом, не могло быть хуже того, что было там. Аргумент: там за работу платят деньги, был убивающим, всё оправдывающим. И началось переселение народов, потекла из Советской страны физическая, интеллектуальная, здоровая сила, рождённая, выкормленная, выращенная, воспитания, Русскоязычными Мужиками и Русскоговорящими Бабами, готовая, как налогоплательщик, рабочая сила, на которую, как на народную ценность, были затрачены колоссальные средства из закромов СССР. Привязка мозгов к Средствам Массовой Информации была очень сильной и они хорошо потрудились. Если во время открытых войн насильно увозили население в рабство, то в этом случаи оно добровольно туда улетало, уезжало, даже убегало;

и не просто с пустыми руками и карманами, а увозило, то, что было у них от Социалистической собственности и вкладывало это в экономику тех стран, которые принимали переселенцев на самые низменные, унизительные работы, не создавая условия для возможности защитить дипломы, от самого уникального и качественного высшего Советского Социалистического образования.

Перестройка создала такие информационные и физические условия при которых было просто смешно «не свалить» за границу, если была такая возможность. И из Советский страны валом повалили не больные и глупые люди, а здоровая, плодовитая, умная часть населения. Так сильнейшая, могучая во всех отношениях страна под названием СССР, разорялась и пополняла нищие в своем «капиталистическом пресловутом рае» страны всем тем, что помогло бы им выжить и сохраниться, в создавшемся экономическом и демографическом положении, где рождаемость уже не перекрывала смертность.

Система капитализма, выстроенная изначально на прибавочной стоимости за счёт чужого труда и развёрнутая в общественных формациях, как эксплуатация человека человеком, не имела будущего без дикой наживы, потому как там оставалась не скрываемая и даже скрыто культивируемая лень, та самая, что изживается в человеке посредством работы и труда.

Она культивировалась в Средних слоях населения, которыми подпитывались Высокие. Понимая это, они закрывались, и не впускали в свои рода середняков и бедняков. Хождение по замкнутому кругу в родовых связях, опустошило семьи в Верхушках, а потом и в Верхах. Последние Вырожденцы без продолжения рода, как гнилые яблоки, падали в землю и сгнивали у своих Родовых Корней, не привязавшись к ним, потому как не было в них семя для плодовитости, для возрождения плода. Чтобы он появился, требуется сцепка с Единоплеменным Родовым Семенем.

Чудовищность Перестройки — Войны в целом и Информационной в том числе, заключалась в том, что люди, получая в массовом порядке определённую недосказанную информацию, как направление в мышлении, сами начинали создавать недосказанное. Зацепка в определениях и уточнениях была именно в словах «предполагали», «так говорили», «так думали», в предположении заключалась тайна. Начиная сами домысливать, люди цеплялись за ложь и создавали правдивость, от которой, при передачи от одной головы к другой, как грязь, появлялись ложь и враньё.

Вся эта грязь была направленна на духовные, нравственные ценности, которые прививались с молоком матери, воспитывались в семьях и в условиях создаваемых Социалистическим государством за очень большие деньги через профессиональные навыки, через культуру, образование, спорт. Во лжи СМИ культивировалась лживая информация о том «как плохо всё у нас из-за того, что правители плохие, а потом к этому прицеплялась мыслишка, что «какие правители такой и народ, и он достоин тех, кто им правит». Плохо было в момент когда эта информация висела на ушах, а правители менялись и содействовали разорению страны в настоящем, но сознание уже было готово принять это как прошлое.

Что такое народ? — это душа каждого живущего на той земле, где он родился и вырос. Земля, как страна, а народ, как душа и сам человек, как часть этой

души — и это всё Родина с большой буквы. Малая родина — это часть большой родины.

Чтобы заставить людей не любить самого себя, свой этнос, надо убить

их душу — в каждом в отдельности, применяя массовый информационный террор, взяв для этого в сои руки все СМИ. Выстроив для этого схемы влияния на умственное развитие, чтобы отключить человека от самостоятельного мышления, можно постепенно менять сознание.

Одним из примеров такого влияния, когда на всех каналах, привязанных к одной голове, как к одному гадючнику, или, как гады к Горгоне, начинают изливать писк и вопль, что где-то там есть правители герои, сотворившие экономическое чудо, а народ живет в раю, и хочется верить, потому что кругом грязь не в самой Жизни, а только Мысли в неё погружены. В ней раздаётся звук как по стене, потому что Информационная грязь — это смесь пепла от ненужный информационных ложных вещей, некогда сгоревших в Правде, потому что не были они привязаны к ней Божьим Законом. И сейчас в Конце Времён она сконцентрировалась в тех местах, где сгорела в Огне Правды, не Пожарище которого остался Уголёк Угли-окий, способный вместить в своё Вместилище Чистую Правду и вспыхнуть в Темноте Незнания Истины и Правды, да так, что осветит он путь Человеческий настоящий Земной Рай. Вот, возле его тепла и света родиться та Крылатая Сила Духа, что спалит Враньё и Ложь.

«И такой вопль раздается, как будто вырос детёныш Аспира и снёс яйца „негодные“, из которых выползли „летучие драконы“ — „basiliscus“, выросли в Ехидну и Лицемера, приползли к скинии и теперь кусает её, пытаясь заполонить собой землю обетованную богом, уготовленную для Рая, всем, кто примет Сына Его как Его Самого».

И этот «пресловутый рай», с названием «европейский ремонт» и «американская демократия» заливается Массово во все Информационные окна и на все поля, как откровенная ложь. Она становиться предметом общественных толков, заползая, в издательства, типографии, втаскиваясь в образовательную систему. Информационная пустота, заваливает идеологию Социалистического государства и его устройство на истинной демократии, когда путём обучения нижних слоёв населения и по мере их проявления умственных способностей, поднималась к Верхам власти некогда неграмотная, обездоленная часть народов.

Именно эту идею, Народовластия, Перестройщики заваливали ложью, ненужной информацией, как мусором, для будущей жизни — оно стало Тёмным для них. Лжецы и Лицемеры, дети Ехидны, не думали о детях Советской страны, а о своем поколении им, узколобым, думать не надо было, потому как оно, как их Родовые Хвосты, как им казалось, забили себе местечко и уже прибывают в «пресловутом рае».

Уничтожение государственной идеологии, руками самих граждан, готовилось долго, а уничтожали в течении пятилетки, в которой за три года изменили конституцию и выложили перед народами огромной страны, как факт своего верховенства во власти, новую идеологию антисовка, антисоветчика и идеологию сепаратизма республик и даже краёв и областей. Когда это было достигнуто, то все оказались с новой не Социалистической, но политической мотивацией, которая, как пелена повисла на духовном зрении и слюной потекла по всей информационной поверхности — деньги и нет ничего важнее денег и хорошо если они зелёные.

На этом фоне предатели и подонки забившиеся по углам, как тараканы, в то время, когда Правда выжигала им глаза, стали вылазить на кучи грязи и мусора и цепляться за дармовщину, что была брошена им под их без Хвостовые Родовые Задницы, как Зелёная трава. В сырости мышления, Задницы стали расширяться и цепляться за Зелень, из которой их далёкие, заокеанские родственники уже выгребли все драгоценные запасы, оставив только чёрную жижу.

Зелени было много, как горючей смеси в Подземелье Ада. Родовые Хвостики Свинячивших Задниц, начали складывать её в Банки да пихать под голую Задницу, на которой были нетвёрдые Родовые остатки в виде небольших «шишек на ровном месте». Жидкие, скрюченные от жадности Хвостики, смотрели на них и, как в ясный день пришествия Сына Человеческого, видели перед собой Бездну Знаний, которую не закрывало их продолжение в Будущую Жизнь. Оно было Тёмным, потому что пустым в начале и гнилым в конце, да таким, что виделось невооружённым взглядом, что не услышит не только Зов Богов, вылазить из Болота, но собственных родителей, которые попытаются вытащить их из утопических идей, создавших и создающих утопические идеологии, не на Божьем Законе, а на жажде насыщения собственной гнилой сущности, после которой, трава не расти, когда эта хилая натура издохнет в грязи собственных помыслов, сгниёт в лени.

Постепенно Прорабы Перестройки, как солдаты вражеской армии, переходя от лживости ко лжи, совершенно откровенно, не скрывая своих намерений, начали вливать в жидкие, в неокрепшие мозги, то, что им и надо было, для чего и перестраивались.

С самого раннего возраста в школах и в учебных заведениях начали вводить информацию, которая вызывала отторжение всего русского, а значит, собственной принадлежности к своему народу, к стране. Когда такие умы соприкасаются со своими родовыми корнями, то в них происходит брожение, потому что ложь и враньё начинают киснуть на них, выпускать слюну. В такой момент эти слабоумные особи сами себя отторгают от своих родовых корней, срываются с земли, с насиженного родителями места, начинают бродить по злачным сырым местам и сгнивают там, «где никто не узнает, где могилка его».

Сильные умы, своей твердыней мышления, с непоколебимой Правдой, всегда цепляются за свою родовую корневую систему. Эти Богатыри сливаются с ней в мышлении так, что теряют смысл жизни в будущем. Вот, и в разгар Перестройки, они проявлялись запоями, самоубийствами или выпрыгиванием «наражён», зная заранее, что идут на поражение. Самые сильные уходили с головой в землю — в приусадебный участок или погружаясь в земельный участок с названием «Дача».

Не было бы этого всего, если бы изначально вся система постарения коммунизма, как аналог Рая, в отдельной взятой стране, а потом во всём мире, не была положена на гнилую основу: поднятия в Верха власти — снизу доверху тех, кто туда устремлялся. Иначе не произойдёт привязки Верхов к Низам. Те, кто ушёл в Землю вслед за Богами, Ангелами, были привязаны к Человечеству с Большой Буквы, а он к простым людям, как к Среднему классу всего Человечества, который зиждился на безграмотности и на невежестве, на всём том, что рождалось к Жизни Вечной в обыкновенной банальной лени. Но и оно имело и имеет право на Жизнь, а значит, должно подняться с Земли, как Ростки Духа-Народа и выйти в люди, а у них стать Человеком.

Чтобы выйти в люди нужна была уже не только физическая сила, но и ум, а это воля к победе. Ели есть развитый ум, но нет физической силы, победу одержит тот, кто имеет то и другое. Если человек силён физически, но не силён умом, но знает дорогу к власти над людьми — был у него учитель, который показал направление к ней, то у него уже хватит ума и силы привязать к себе сильного физически, ещё не умного, и с его помощью забраться на голову того, кто его учил и был сильней умом, но стал стар телом, немощен физически.

В первые времена после объявления всеобщего (поголовного) образования, в создаваемой системе образования, учениками были кровные дети, а за ними приёмные и только потом просто ученики сели за парты. Так по Головам своих учителей поднимались с Низов Мышления к Верхам власти те, кто набирался умственных сил. И кроме этой никаких других причин нет в том, что в начале Перестройки, Грязь Мышления, как гнилая навозная жижа полилась с Верхов, сначала на средний класс, который сформировался из тех, кто в люди вышли из рабочих и крестьян, а потом на их детей, которых они поднимали и ставили на ноги. Облив это всё сначала лживостью, потом ложью, Информационная волна накрыла мыслящую часть человечества неразберихой, не пониманием того, что стало происходить в стране на физическом уровне».

Марк и Луша учились при шатающейся, но ещё при старой системе образования и их умы уже были сформированы на ней, но и они рылись в прошлой жизни вместе со всеми, в гнилых материалах, которыми и заваливали ту Правду, что лежала на поверхности. Уже в конце учёбы не Марка, а Луши в университете, стали резко меняться настроения студентов в суждении об истории о правительствах, а исходило это всё от преподавателей, уже не скрытно, как бы шёпотом, а откровенно. После университета Марк работал в газете и освещал спортивную жизнь города. В основном, это были репортажи и не более. Впервые он начал присматриваться к Перестройке, как к явлению негативному, после смерти его бабушки Аиды.

Одиннадцатая глава

Аида и Фридрих

Аида Генриховна умерла ранней весной. Она завещала, чтобы всё её имущество продали, а деньги поделили поровну между Марком и его сестрой.

В завещании, она так же просила похоронить её рядом со своим вторым мужем Фридрихом.

Первый её муж, отец матери Марка, погиб на войне.

История жизни Аиды Генриховны со вторым мужем Фридрихом была трагичной и трогательной.

Семья Фридриха поселилась в Николаевке, ещё до войны. Она стала первой и единственной немецкой семьёй в этом посёлке. Отец его, тоже Фридрих, был направлен сюда работать агрономом и, как коммунист, вместе с председателем Хохряковым, создавал колхозное хозяйство, не жалея для этого не своих сил и время. Он был уважаемым человеком, играл на гармони и не одна свадьба не проходила без него. Когда началась война, отец три дня не выходил из дома, лежал на печи и Фридрих впервые увидел его плачущим. На второй день мать принесла ему бутылку самогонки, сказала: «Выпей, может, будет легче». Отец выпил всё, что было и спал весь следующий день, а утром, на четвёртый день, поехал в райвоенкомат и добровольно попросился на войну. Через месяц его призвали в армию, а через год привезли домой с израненным телом, без ног. Он подорвался на мине и ему ампутировали обе ноги до колен, осколки изъяли из тела и комиссовали.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.