Бесплатный фрагмент - Лучьян Смолоз

КНИГА СЕМНАДЦАТАЯ. НА ОСТРОВЕ ХОРТИЦА

ГЛАВА ПЕРВАЯ. НА НОВОМ МЕСТЕ

На середине пути двигатель корабля стал барахлить, и Лучьян, обеспокоенный, взял курс на пояс астероидов и подлетел к Церере — карликовой, малонаселённой планете, где всё же можно было починить судно. Он посадил корабль в единственном её космопорте.

Пока механики чинили двигатель, наши путники находились в кабинете главного диспетчера. Их приняли по высшему разряду, накормили обедом и напоили чаем. Лучьяна хорошо знали здесь, как и в любом уголке Солнечной системы.

Диспетчер получил информацию о том, что мимо пояса астероидов движется почтовый корабль с Земли в сторону Юпитера. Связался с ним, узнал, что это доставка письма Лесмьяна Смолоза брату, и сообщил, что Лучьян находится на Церере. Вскоре судно прибыло ненадолго на Цереру, и Лучьян получил письмо.

Лесмьян, узнав о свержении брата с поста Президента и его травле, возмутился не только действиями врагов Лучьяна, но и его бездействием. «Ты что, не мог разобраться с этими чиновниками? — писал он. — С тобой была полиция, армия, народы Солнечной системы! А чиновники — это всего лишь горстка людей!..» Он упрекал брата в трусости и нерешительности. Прочитав письмо, Лучьян только вздохнул: его брат не был в той ситуации и не подвергал ежедневно опасности себя и близких, ему легко рассуждать… С письмом ознакомились Виникуляр и Галлус, и Лучьян сказал им:

— Лесмьян ошибается, по прибытии на Землю я всё ему объясню...

— Почему ты должен перед ним объясняться? — возразил Виникуляр. — Дядя Лесмьян — тяжёлый человек, нам лучше не видеться и не общаться с ним. Полетим, как и собирались, на Землю, но не к нему.

— Как же не к нему? — встревожился Лучьян. — Мне жалко его, он маленького сына потерял. Три года прошло, но для родительского горя нет срока...

— Твой брат сведёт тебя в могилу своим занудством, — ответил Виникуляр. — Хоть сейчас поживи тихо и спокойно... Дальше корабль поведу я сам.

***

Виникуляр посадил корабль тёмной ночью на острове Хортице, в балке, заросшей кустарником. Они с Лучьяном и Галлусом частично закопали корабль в землю, нарубили веток и забросали его ими.

Ночлег путники нашли в маленькой деревушке на острове, у одинокого рыбака Тихона. Там их приняли за крестьян, скрывавшихся от польских панов. Тихон удивился, увидев молодую женщину (Радмилу) — уже несколько десятков лет это была территория Запорожской Сечи, где жили одни мужчины.

— Что же нам теперь делать? — задумался Лучьян, узнав об этом. — Куда идти?

— Никуда, — ответил Тихон. — Поставим вам здесь хату — и живите. Никто вашу дивчину не тронет. А если вдруг казаки запротестуют — отправим её к моей матери в Суботов.

В последующие дни Лучьян, Виникуляр и Галлус с помощью мужиков из деревни срубили избу и несколько построек, поставили забор. Ворота сделали из вековых деревьев, над ними, как крышу, закрепили толстую доску. Окна прорубили большие, вставили слюдяные стёкла. Двускатную крышу устлали тонкими досками. Ступеньки для крыльца вытесали из брёвен. Мужчины сложили печь и уступили её Радмиле, а сами расположились на лавках. Лучьян сколотил столики, приделал к стенам полочки, обменял у людей некоторые свои вещи на инструменты, кухонную утварь, лучину и тканый половик. Изба получилась светлой и просторной: сени и основное помещение. В красном углу находилась божница с иконами. А рядом — маленький закуток — кухонька. Там поставили и треног для воды. Во дворе был сарай, амбар, погреб с отдельным домиком, баня, колодец-журавель, пригон и сарай для скота и сосновая колода для его кормёжки. Лучьян хотел завести корову, ухаживать за ней и пить вкусное молоко. Вместе с сыном и внуком он распахал огород.

Работы здесь было очень много. Виникуляр и Галлус быстро выучили русский и украинский языки. Они сильно тосковали по прежней жизни на Сатурне и Юпитере, со всеми удобствами, электричеством, где они могли пользоваться телефонами и планшетами.

— Нет, здесь лучше, — говорил им Лучьян. — Здесь настоящая жизнь. Мы хорошо работаем вместе, общаемся вживую, а не по компьютерам и телефонам... А какая природа, какой воздух!..

Когда выдавался свободный часок, он шёл гулять. Хортица вытянулась с северо-запада на юго-восток, разделив Днепр на два рукава. На левом рукаве река сильно обмелела и образовалась коса, по которой люди стали ходить на другой берег. На севере и северо-западе острова берега были высокие, скалистые, а на юго-востоке — пологие. Здесь расположились и степи, и луга, и густые леса. Лучьян гулял в тени клёнов, дубов, вязов, тополей, наслаждался ароматом полевых цветов — ирисов, васильков, ромашек, подкармливал уток отваренной крупой, наблюдал за чайками, цаплями, совами, за лосями, лисами, зайцами и другими животными. Однажды он увидел широкий, могучий, ветвистый дуб, которому было уже три с половиной века. Запорожцы собирались возле него на совет и молились перед походом на неприятеля. Лучьян тоже стал бывать здесь — юпитериане, вычислив его местонахождение по кораблю, начали доставлять ему пенсию из Каллир-Кадена, уже переведённую в здешние деньги — через каждые двадцать дней по ночам на Хортицу прилетал маленький почтовый корабль, и старик встречался с почтальоном возле дуба и получал пенсию. Её хватало, чтобы прокормить семейство, и оставалось больше половины суммы, но мужчины всё равно стали выращивать овощи, купили телят. Лучьян помогал нуждавшимся деньгами, одеждой, вещами и едой.

***

Тихон возил Лучьяна и его семейство к себе на родину — на хутор Суботов, там они познакомились с его пожилой матерью Олесей. Её покойный муж был купцом, она воспитывала пятерых детей и вела хозяйство. Теперь её сыновья и дочери разъехались, но время от времени навещали мать.

В Суботове жил со своей семьёй двоюродный дядя Тихона — сотник Богдан Хмельницкий. Он родился в 1595 году в дворянско-шляхетской семье, имевшей герб «Абданк». Обучался в иезуитском коллегиуме во Львове. Его отец Михаил служил у королевского гетмана Жолкевского, потом у его зятя Яна Даниловича. И ему дали во владение этот хутор. В 1620 году в Цецорской битве с турками в Молдавии он погиб, а сын был взят в плен. Через два года мать выкупила Богдана. Он служил в Чигиринском полку сотником, потом войсковым писарем, затем вновь его сделали сотником. Имел большую семью: жену, трёх сыновей и четырёх дочерей. Его мать жила в Беларуси со вторым мужем и сыном.

Виникуляр крепко подружился с Богданом и во время визитов в Суботов подолгу гостил у него. Они были одного возраста, с твёрдым и властным характером, оба любили музыку и интересовались оружием, и даже внешне походили друг на друга — оба плотного телосложения, черноглазые, с усами, но Виникуляр был рыжим, а Богдан — шатеном. Иногда заходил к Хмельницкому в гости и Лучьян. Хозяин много рассказывал им о засилии польской шляхты на Украине и о казачестве.

Два века назад по Кревской унии Польша и Литва объединились, польская шляхта стала пользоваться украинскими землями, поляки принесли сюда свой духовный мир, потеснив украинскую культуру, православную веру, обычаи, традиции, язык. Люблинская уния семьдесят лет назад создала Речь Посполитую и узаконила политику притеснения украинского народа. Польские магнаты захватили Холмщину, Галичину, Подолье, Волынь, Брацлавщину, Киевщину, Левобережье и другие земли. Они создали здесь латифундии, к которым прикрепили крупные города, десятки небольших городков и сотни сёл. Эти магнаты занимали высшие должности в государственной администрации и имели неограниченную власть в своих землях. Вместе с ними на Украину прибыла мелкая польская шляхта, надеясь тоже поживиться здесь. Сюда пришли и евреи, которые были барскими агентами и факторами, брали в аренду разные заведения. Латинское духовенство основало свои епископства в нескольких украинских городах. Против колонизации выступали украинские аристократические роды, пытавшиеся сберечь родную культуру, веру, образование; они создавали образовательные учреждения в своих поселениях. Большую роль в развитии украинского просвещения и культуры сыграл киевский митрополит восстановленной православной церкви Пётр Могила.

Шляхта всё больше закабаляла крестьян налогами и барщиной. Местные жители стали уходить на восток, в низовья Днепра. Там и сформировалось казачество. Почти век назад за Днепровскими порогами появился его военный центр — Запорожская Сечь. Шляхтичи сделали крестьян бесправными, считали рабочим скотом, быдлом. И те вместе с обедневшими горожанами убегали к казакам.

В конце XVI века начались активные выступления крестьян против гнёта поляков. В 1591 — 1593 годах проходило восстание под руководством К. Косинского, в 1594 — 1596 годах — восстание под началом С. Наливайко и Г. Лободы, в 1630 — 1638 годах случилось несколько восстаний — под предводительством Т. Федоровича, И. Сулимы, П. Павлюка, Д. Гуни и Я. Острянина. Но все они были подавлены.

В дальнейшем Лучьян хорошо ознакомился с бытом и традициями казаков. Они исповедовали православие. Носили жупаны, широкие рубахи, шаровары и сапоги. Жили в избах, называвшихся куренями. У каждого была лошадь, копьё, ружьё, пистоль и сабля. Лучьян видел в Сечи и пушки. Заметил, что головы у всех побриты, только чубы болтаются на макушке и огромные усы украшают лицо. Они рассказывали старику о походах в Крым, в Турцию. Этих свободолюбивых людей не страшила смерть, о неё воины спокойно говорили: «Сегодня пан, а завтра пропал...» Лучьяна познакомили и с кошевым атаманом, и с войсковыми судьёй, писарем и есаулами, и с куренными.

***

Радмила родила сына на хуторе Суботове, в доме бабы Олеси, и хозяйка приняла у неё роды. Мальчика по святцам назвали Стёпой. Там же, на хуторе, его и крестили; крёстным стал Богдан Хмельницкий, а крёстной — баба Олеся. Старушка очень хотела, чтобы мама с малышом жили у неё, и они остались с ней. Лучьян и Виникуляр жили на Хортице, Галлус большую часть времени проводил с ними, но вместе с Тихоном почти каждую неделю ездил в Суботов, и Лучьян передавал с ними молоко, урожай с огорода и другие подарки для Радмилы, Стёпы, бабы Олеси, Богдана и его семьи и других жителей хутора.

Стёпа был похож на мать и внешностью — такой же темноволосый и темноглазый, — и спокойным характером. Первый год жизни он провёл в зыбке — плетёной люльке, подвешенной к потолку. Научившись ходить, малыш много передвигался по избе, в одной короткой рубашонке, играя с разными вещами, которые попадутся под руку. Мать и баба Олеся по очереди приглядывали за ним. Всё холодное время года Стёпа находился в избе, так как не было хорошей зимней одежды, а в тёплое выходил погулять, тоже под присмотром. Радмила кормила его грудью, в полгода баба Олеся стала давать ему молочную гречневую кашу, а в год он попробовал похлёбку. В три года мальчик ел то же, что и взрослые, спал на полатях и был вполне самостоятельным. Любил играть в мяч или «лошадку», скача на палке. И мечтал, когда вырастет, стать казаком, воином Запорожской Сечи.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ТРАГЕДИЯ

Лучьян переживал за брата и решил написать ему письмо, спросить о его здоровье, душевном состоянии. Он рассказал в послании, как на него покушались на Сатурне и на Юпитере, как бежал с семьёй на Землю и Виникуляр посадил корабль на Хортице, где они и живут теперь. Признался, что очень устал от должности Президента и мечтал отдохнуть, просил прощения за то, что всё так получилось.

Прошло несколько месяцев после отправки письма брату, а от него всё не было ответа, и Лучьян уже совсем отчаялся, но в один прекрасный день письмо всё-таки пришло. Лесмьян сообщал, что умерла мать его сына Саввочки, женщина, с которой он прожил в мире и согласии почти двадцать лет, хоть и не был официально женат на ней. Он вспоминал о том, как воспитывал маленького сына и вместе с ним — царских детей:

«…Саввочку я по-отечески, по-доброму называл малюткой, а он обижался: мол, не малютка я. Когда подавали обед, я по обыкновению брал ложку и кормил его. И сказал ему однажды: «Как же ты не малютка, когда сам не держишь ложку». Он взял её у меня и с тех пор ел сам.

Мы часто гуляли по Москве, и я следил за тем, чтобы он не угодил под какую-нибудь повозку или не упал в канаву — сын был подвижной, резвый. Один раз убежал от меня, и я кликал-кликал его, спрашивал людей, не видели ли малыша, а потом этот проказник сам вышел — прятался от меня за деревом, забавлялся…

Бывало, и царская семья выходила на прогулку. Михаил и Евдокия радовались, глядя, как резвятся детишки. Зимой мы катались с горки, лепили снежную бабу, играли в снежки. Детки так отделывали друг друга, что сами становились похожими на снеговиков. Все потом счищали снег друг с друга.

По вечерам, перед сном, я показывал детям кукольные представления. Кукол изготавливал сам из материи — то были разные сказочные персонажи: люди, звери, птицы, рыбы. Детишкам очень полюбились истории об Иване-Царевиче и Емеле, который лежал на печи. И я показывал им сказки, говоря голосами разных людей, рыча как волк и заливаясь соловьём, и много ещё кого изображал, а самого меня не было видно за загородкой. Детки приходили в восторг, им казалось, что всё это происходит само собой…

У Михаила было десять детей, Алексей — третий из них, наследник престола. Он рос здоровым ребёнком, спокойным, ласковым. Я обучал его грамоте по азбуке и счёту, читал мальчику Псалтирь, и он занимался с большим интересом. Другие учителя преподавали ему географию, историю России, рассказывали о династии Романовых.

Алёше полюбилась Священная история, и каждый вечер перед сном он просил меня рассказать что-нибудь о русских правителях. Я много уже пережил и повидал на своём веку и поэтому говорить мог бесконечно. Но всё равно не мог так интересно рассказывать, как ты, ведь ты в России жил больше, чем я, и повествование ведёшь превосходно — с добротой в голосе, имитируя интонации и голоса героев.

Когда он повзрослел, я стал пересказывать ему роман-эпопею, которую писал двадцать с лишним лет; это произведение из двадцати четырёх томов посвящено династии Рюриковичей. Чтобы создать его, я вспомнил много событий, очевидцем или участником которых был сам, прочёл немало документов, книг, летописей. В романе приводится много твоих воспоминаний, высказываний…»

Вместе с письмом Лесмьян прислал картинку, на которой были изображены три мальчика в нарядных кафтанах: впереди — царевич Алексей, темноглазый, с густой шапкой каштановых волос, за ним — русоволосый Миша Долгоруков, сын стольника, а позади — Савва со светлыми-светлыми волосами.

Лучьян, поняв, как брат нуждается в нём, тут же написал ему новое письмо. Он рассказал о Хортице, о своём хозяйстве, о казаках, живших по соседству. Не скрыл своих опасений по поводу грядущей войны: украинцы, притеснённые и побитые польской шляхтой, вот-вот обрушат на неё свой праведный гнев...

Второе письмо от Лесмьяна пришло уже быстрее. Он рассказывал о набегах татар на южнорусские земли, о борьбе русских и турок за Азов и о строительстве новых городов на южных рубежах для защиты населения.

Однажды жарким летним днём, пася коров на лугу, Лучьян встретил нескольких казаков и узнал от них, что умер русский царь Михаил Фёдорович. Престол отошёл к его сыну Алексею, воспитаннику Лесмьяна...

***

Ранней весной, когда ещё не начались работы на огороде, Лучьян решил навестить своего брата. Он собрал вещи в дорогу и стал ждать возвращения Виникуляра и Галлуса, которые уехали в Суботов, чтобы они помогли ему откопать и привести в готовность корабль. Но их не было уже больше двух недель. Словно в воду канули... У старика сжималось сердце в тяжёлом предчувствии.

И вот как-то утром во дворе раздался топот копыт. Лучьян вышел встретить сына и внука, они слезли с лошадей, оба были измученные, белые как мел, только глаза покраснели.

— Наших Радмилы и Стёпы... больше нет, — тихо сказал Виникуляр.

— Их убили! — воскликнул Галлус. — Мерзавцы...

Он заплакал и обнял деда. У Лучьяна всё поплыло перед глазами, ноги подкосились, и он упал. Очнулся в своей постели; сын и внук хлопотали возле него.

Он узнал, что на Суботов в отсутствие Богдана Хмельницкого напал его враг Чаплинский, чигиринский подстароста, с зятем Ясинским, и забрал всё его имущество, скот и хлебные запасы. Слуги Чаплинского забили до смерти его десятилетнего сына Остапа, который пытался помешать им, и выкрали служанку Елену. Потом Ясинский разграбил двор бабы Олеси, пытался надругаться над Радмилой, но она отчаянно сопротивлялась, баба Олеся и пятилетний Стёпа пытались защитить её — и всех троих убили. После этого разбойники скрылись. Приехавшие вскоре на хутор Богдан, Тихон, Виникуляр и Галлус были потрясены случившимся. Они оплакали и похоронили погибших. Вскоре умерла и больная жена Богдана Анна, не выдержав потери сына.

— Как же земля носит таких негодяев... — вздохнул Виникуляр. — Нападать на беззащитных, грабить, убивать... Это выродки, а не люди.

— Они лишили меня семьи, — говорил Галлус, и слёзы катились по его лицу. — Моё сердце теперь окаменело. Я не успокоюсь, пока не уничтожу это чудовище — Ясинского. Я его из-под земли достану! Он умрёт страшной смертью...

Лучьян весь вечер плакал и убивался по погибшим, и сын с внуком не отходили от него...

На следующий день Галлус ушёл куда-то, потом вернулся и сказал отцу:

— Мы с Тихоном наведаемся домой к Ясинскому, пройдёмся по его усадьбе огнём и мечом. Отомстим за наших родных и накажем эту сволочь.

— Будь осторожен, сынок, как бы тебя самого не убили, — предупредил его Виникуляр. — Храни тебя Господь...

Галлус посмотрел на дедушку: тот спал, и лицо его выражало страдание — наверное, снилось что-то плохое...

— Пусть спит, — шёпотом сказал Виникуляр. — Он всю ночь проплакал, утром ему совсем плохо было. Я сделал ему отвар из валерианы, напоил. Ему нужно набраться сил...

Глубокой ночью Галлус и Тихон подъехали к усадьбе Ясинского возле деревни Красноселья. Спешившись за полверсты от неё в роще и привязав коней к деревьям, двинулись к имению пана. Затаившись в кустах возле плетня, стали высматривать, есть ли кто во дворе. Один сторож стоял у ворот, другой ходил по двору. В окнах огромного терема горел свет, слышались пьяные голоса — видно, Ясинский гулял со своими друзьями-панами. Галлус, пробравшись к плетню, постучал по нему ладонью, и один из сторожей двинулся в его сторону, с опаской вглядываясь в темноту. Медленно и осторожно приблизился и остановился шагах в двадцати от мужчин. Галлус поскрёб по плетню пальцами и, когда сторож подошёл ещё ближе, сразил его ударом кистеня. Второй тоже бросился в их сторону, но Тихон метко поразил его копьём. Однако тот громко вскрикнул, и это услышали в доме.

На крыльцо выбежали испуганные, взволнованные паны и слуги Ясинского, тревожно переговариваясь. Галлус и Тихон зашли во двор, открыли по ним огонь из ружей, и те один за другим повалились на землю. Паны были пьяны, слуги растерялись, и никто не смог защититься или спрятаться. Но потом стали стрелять из окна дома. Засвистели пули, Галлус почувствовал сильное жжение в руке, его рукав пропитался кровью. Тихону попали в голову, и он повалился на землю. Галлус, укрывшись в кустах, стал ждать. Огонь затих, и через некоторое время из приоткрытой двери терема выглянул Ясинский, исчез, его долго не было, потом он вновь появился, и Галлус застрелил своего врага.

Он прождал около часа — никто больше не появлялся, всюду была тишина. И двинулся к дому, зашёл внутрь, оглядел комнаты. В зале на столе стояла посуда с остатками еды, недопитые кубки, сильно пахло спиртным. Галлус собрался уйти, но под лавкой послышался шорох, и он нагнулся и вытащил оттуда молодую женщину в шёлковом платье.

— Ты кто? — спросил он.

— Не убивайте... — испуганно прошептала она. — Я жена пана Ясинского...

— Жена Ясинского? Этот мерзавец убил мою жену и сына, я отправил его к дьяволу. И тебя тоже сейчас отправлю к нему...

— Нет, нет, не убивайте! Ради Бога Милосердного, сжальтесь!

Трясясь от страха, она встала на колени и припала к его ногам. Он постоял немного в раздумье, потом брезгливо отбросил её от себя. Подошёл к столу, вылил из бутылей водку, опрокинул свечи, и комнату осветило яркое пламя. Галлус вышел из дома, женщина выбежала за ним.

Во дворе он ударил огнивом о камень, высек огонь и стал поджигать всё вокруг. Огромное пламя охватило имение убитого Ясинского. Галлус взвалил на плечи тело Тихона и вышел со двора. Женщина, спасаясь от пожара, двинулась за ним. Они дошли до коней, и Галлус положил тело друга на одного из них.

Теперь он хорошо рассмотрел женщину. Она была невысокого роста, с чёрными, как смоль, волосами и большими зелёными глазами. «Похожа на колдунью», — подумалось ему.

— Пойдём со мной, — вздохнул он. — Теперь тебе всё равно идти некуда...

Богдан Хмельницкий, тяжело переживший смерть жены и сына, прибыл на сейм в Варшаву и рассказал там о страшных делах Чаплинского, надеясь, что паны восстановят справедливость и накажут его. Но пострадавшему никто не помог, даже не посочувствовал; некоторые, наоборот, посмеялись над ним. И он, оскорблённый, добился встречи с королём Владиславом IV. Тот был очень болен, лежал при смерти и стал жаловаться Богдану, что магнаты унижают и его. Потом сказал:

— Вы, казаки, воины храбрые, меч и силу имеете, так что же вам мешает постоять за себя?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ

Путники благополучно добрались до Хортицы. Рассказав о расправе над Ясинским, Галлус представил отцу и деду его вдову Весту. Виникуляр вытащил у него из руки пулю, а Лучьян перевязал рану. Они приготовили тело Тихона к погребению и похоронили.

Лучьян в сопровождении Виникуляра отправился в Суботов, навестил семью Богдана и побывал на кладбище. Радмила и Стёпа лежали в одной могилке, рядом с ними покоилась баба Олеся.

— Почему смерть забрала вас, а не меня, старого? — сказал он, плача.

Они с Виникуляром посетили церковь, поставили свечки за упокой погибшим и помолились об их душах.

В Суботове и окрестных селениях все разговоры были о нападении на усадьбу Ясинского. Польская шляхта сильно возмущалась убийством Ясинского и нескольких вельможных панов, находившихся с ним, и грозилась найти и жестоко покарать убийц. Местные жители видели, как после той трагедии на рассвете молодой человек с огненно-рыжими волосами уходил от усадьбы Ясинского, вёл за собой двух коней, на одном лежало чьё-то тело, и за ними шла вдова пана. Чаплинский понял, что это был Галлус, часто прежде появлявшийся в Суботове, что это он отомстил за жену и сына. Подстаросту удивило, что его дочь шла сама за убийцей мужа. Он молил шляхту найти Галлуса и расправиться с ним, вернуть похищенную Весту.

Лучьян велел Виникуляру быстро скакать на Хортицу и предупредить Галлуса об опасности, чтобы был начеку и мог укрыться от врагов. Сын не хотел бросать отца, но тот стоял на своём, и он двинулся быстро на остров. Старик вскоре тоже выехал с хутора и за два дня не спеша добрался до дома. Виникуляр застал дома только Весту, она сообщила, что Галлус теперь стал казаком и живёт со своими товарищами. Когда отец навестил его, то не поверил своим глазам: сын побрил голову, оставив только рыже-красный чуб, и надел казацкие черкеску и шаровары.

— Не волнуйся, папа, меня теперь не найдут никакие паны, — сказал он. — Если я и погибну, то только в честном бою.

Чаплинский написал Галлусу письмо, в котором с угрозами требовал вернуть ему дочь. Прочитав его, тот отправился на Хортицу, показал послание Весте и спросил, хочет ли она вернуться к отцу.

— Нет, не отдавай меня ему, — стала просить она. — Он насильно выдал меня за пана Ясинского, а тот грубо обращался со мной, часто напивался и бил меня. Когда я рассказывала об этом отцу, он даже не пытался заступиться. Я очень боялась мужа... А здесь мне очень хорошо, никто не трогает меня...

Галлус нервно засмеялся и притянул её к себе.

— Я знаю, что ты теперь казак и тебе не позволено общаться с женщинами, — продолжала она. — Но я бы хотела служить тебе до конца своих дней. Ради тебя я на всё пойду...

— Сколько же ты натерпелась... — сказал он. — Теперь я тебя никому в обиду не дам...

В ответном письме Чаплинскому Галлус отказался вернуть его дочь, сообщил, что ей хорошо на новом месте, её никто не обижает. «Ты сам же украл у Хмельницкого девушку, которую он считал членом своей семьи, — писал он. — И другие дела пострашнее сделал. И добро, и зло возвращаются…» Получив это письмо, Чаплинский пришёл в бешенство…

***

Богдан Хмельницкий прибыл в Запорожскую Сечь и там начал создавать казацкое войско. Реестровые казаки перешли на его сторону. Он заключил союз с крымским ханом, врагом польской шляхты, и получил от него четыре тысячи воинов перекопского мурзы Тугай-бея. Богдана избрали гетманом, и на Сечи появились тысячи украинцев из разных земель, чтобы примкнуть к его войску.

— Братья! — сказал он на гетманских выборах. — Нет для нас правды в Польше. Переживаем мы тяжкие времена, но будут ещё грознее и хуже — сенат польский хочет погубить всё казачество до последнего человека. Должны ли мы и дальше терпеть наше рабство, позволять ковать себя в кандалы и цепи; позволим ли мы и дальше погибать всем нашим братьям на Украине?

Польская шляхта запрещала украинцам прибывать в Сечь, принимала строгие меры, наказывала, чтобы не допустить их туда, но они всё равно убегали к казакам, собирались в войско.

Коронный гетман Николай Потоцкий, узнав о деятельности Богдана Хмельницкого, сказал:

— Позор посылать большое войско против какой-то никчёмной шайки хлопов...

И отправил реестровых казаков, чтобы разобрались с ним, но и те перешли на его сторону.

Потоцкий собрал войско — двадцатитысячную армию и шеститысячный авангард сына Стефана. Авангард оторвался от основных сил и ушёл вперёд. Войско Хмельницкого, насчитывавшее до восьми тысяч человек, ждало противников у реки Жёлтые Воды, впадавшей в Ингулец.

— Рыцари-молодцы, славные запорожцы! — обратился Богдан к своим воинам перед сражением. — Пришёл час постоять грудью за православную веру. Бог вам поможет! Стойте смело против гордой польской силы. И чего вам бояться? Отцы наши били их наголову, а вы — сыны тех же могучих предков ваших! Покажите свою удаль, добудьте славы и рыцарства вечного. Кто за Бога, за того Бог!

Казаки атаковали польское войско и ворвались в самую его середину. Поляки не смогли дать им отпора и бросились бежать, но казаки и татары окружили их. Те безуспешно отбивались и падали, сражённые саблями и копьями. Галлус сначала едва не погиб в давке, потом его вытолкнули вперёд и он отчаянно дрался с поляками, был ранен в плечо и едва не лишился руки. Казаки захватили пушки врага и стали расстреливать из них польское войско, и оно превратилось в гору трупов. Только немногие их начальники попали в плен к татарам. Сын Потоцкого получил ранение и на следующий день скончался.

Сам Потоцкий, добравшийся до Чигирина, узнал о разгроме авангарда и двинулся обратно, думая, что у казаков большее по численности войско. Вскоре пришло известие о смерти короля Владислава...

После два войска встретились ещё под Гороховым урочищем, где казаки устроили полякам ловушку в болотистой местности, разгромили их и взяли в плен вместе с артиллерией и военными запасами.

Богдан Хмельницкий опубликовал в Белой Церкви универсал, в котором объяснил, почему начал эту войну, и призвал народ сплотиться и восстать против польской шляхты.

Крестьянские восстания прошли в Галицкой, Волынской, Белорусской землях. К началу лета казаки освободили от врагов всё Правобережье, а в июне — и Левобережье. Поляки ударились в панику, целыми семьями бежали в другие страны.

Богдан Хмельницкий, обосновавшись в Белой Церкви, стал организовывать армию. В основе её были шестнадцать полков, проявивших себя в сражениях, насчитывавших около сорока тысяч человек. В их главе гетман поставил своих соратников — Ивана Выговского, Семёна Морозенко, Ивана и Данилу Нечаев, Максима Кривоноса, Ивана Богуна, Василия Золотаренко и других. А всего в армии было сто тысяч человек.

Богдан написал царю Алексею Михайловичу письмо, в котором сообщал о победах над польским войском и просил принять Украину под власть России. Он хотел, чтобы две земли с одной культурой и верой, разделённые на многие годы, соединились вновь.

Галлуса за необыкновенную отвагу в первых битвах сделали десятником, а затем — сотником. Казаки дали ему прозвище Червоный Пивень за рыже-красный чуб, напоминавший гребешок. Поляки боялись его, считая очень опасным человеком, шляхта назначила большую награду за его голову.

Войско у поляков пополнилось, стало примерно таким же, как у казаков. На сейме избрали трёх гетманов: Доминика Заславского, Николая Остророга и Александра Конецпольского. Первый любил отдых и забавы, второй получил хорошее образование, знал латынь, но не имел таланта полководца, а третий был ещё очень молод. Богдан прозвал их «периной», «латыной» и «дытыной».

Состоялись переговоры сторон, и поляки потребовали от казаков освободить пленных дворян, оставить татар и вновь поклясться в верности Речи Посполитой, а зачинщиков бунта выдать для отправки в Варшаву. И хотели сами определить права и привилегии для казаков. Но те только осмеяли их и не согласились.

В августе Богдан с отборными казачьими полками двинулся на Волынь, к реке Случь. Две стотысячные армии встретились возле села Пилявцы. Три польских гетмана не сомневались в своей лёгкой победе над «хлопской толпой» и шли на поле боя в роскошной одежде, с дорогим оружием, богатой посудой, хорошей едой, питьём и даже постелями и ваннами. Они постоянно спорили друг с другом и не находили согласия. И утром 8 сентября Хмельницкий атаковал их спереди, а татары — с боков. Бросились наутёк и гетманы, и конница, и пехота. Пять дней казаки преследовали их и брали в плен. Взяли и оружие, и все богатства, оставленные ими.

Богдан Хмельницкий двинулся к Львову, где находился магнат Иеремия Вишневецкий, жестоко подавлявший восстания украинцев, и осадил город. Крестьяне Галичины и Западной Волыни подняли восстания, и Вишневецкий сбежал из-под носа у казаков. Богдан с войском пошёл дальше на запад и остановился у города Замостье, осадил его. В Варшаве должны были состояться выборы нового короля, и Хмельницкий через послов потребовал дать престол брату покойного Владислава — Яну Казимиру. И поставил ему условия: амнистировать всех участников войны, подчинить себе гетманов, отменить церковную унию, восстановить и обновить казацкие права, увеличить реестр казаков, позволить им выходить в море и дать Украине территориальную автономию.

Казаки не смогли взять Замостье. Подождав две недели, они получили известие о том, что королём стал Ян Казимир. Дальше войско не пошло: многие были обессилены, болели, приближалась зима, да и местное население могло напасть...

Ян Казимир прислал Богдану письмо, в котором обещал поддержку и помощь казакам и просил остановить их поход. И Хмельницкий с войском ушёл на восток.

В начале января 1649 года они прибыли в Киев. Народ встречал их с почестями, как героев-освободителей. Иерусалимский патриарх Паисий, находившийся тоже там, нарёк Хмельницкого «князем Руси-Украины» и «главой независимого украинского государства».

Через месяц в Переяславле прошли польско-казацкие переговоры. Поляки, согласившись дать совсем небольшие уступки казакам, требовали вернуть бежавших крестьян помещикам. А казаки требовали восстановить их древние привилегии, изгнать из Украины иезуитов, увеличить реестр до сорока тысяч человек, выдать им Чаплинского и отстранить Вишневецкого от командования польской армией. Стороны не приняли условий друг друга и подписали перемирие на три месяца.

— Не останется у меня и ноги князя или паненки в стране, — сказал Богдан полякам. — А если кто захочет к нам и отведать хлеба-соли — пусть войску запорожскому будет послушный!

***

Галлус, приехав на Хортицу навестить отца и деда, увидел на косе и берегу верстах в трёх от их дома следы сапог нескольких человек, среди которых выделялись следы с изображением стрелы и полукруга.

«Это же герб «Дрогослав»! — понял он. — Чаплинский! Ищет свою дочь...»

Пришпорив коня, прискакал к дому деда и вздохнул с облегчением: дед, отец и Веста были в порядке, Чаплинский ещё не нашёл их. Галлус рассказал им всё и решил прислать сюда казаков из своей сотни, чтобы изловить подстаросту, а близких отправить куда-нибудь на восток. Но Лучьян не захотел уезжать:

— У меня здесь дом, хозяйство... Куда мне ехать? Пусть Виникуляр и Веста едут, а меня никто здесь не тронет, зачем я, старик, нужен этому Чаплинскому...

И никто не захотел уезжать. Галлуса удивляла беспечность родных, но ему пришлось смириться с этим. Он надеялся, что присланные им казаки надёжно защитят, укроют их от врага в случае опасности.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. ЗБОРОВСКИЙ МИР

Но перемирия не случилось. Крестьяне на Волыни и Подолье боролись со шляхтичами — нападали на их имения, крепости, костёлы и разрушали. А поляки, собравшись в войско, жестоко подавляли восстания. Много крови пролилось в этих столкновениях. Против казаков поднялось всеобщее польское ополчение — «посполитное рушение». А всё взрослое мужское население Украины двинулось в лагерь Хмельницкого.

Польское войско переправилось через Случь и пошло по Южной Волыни, опустошая селения. Крестьян паны не боялись, а встретив на пути казаков и татар, испугались и отступили к замку Збаражу. Находившийся там Вишневецкий стал руководить его обороной. Целый день казаки наступали на поляков, но взять замок им не удалось. По приказу Хмельницкого они насыпали высокий вал, подняли на него пушки и обстреляли лагерь противника. Галлус призывал своих воинов к атаке, и они прыгали в окопы неприятеля, уводили в плен солдат и забирали их припасы. Паны сидели в уготованной им западне среди разлагавшихся трупов и голодали. Съестные припасы закончились, и им пришлось питаться собаками, кошками и мышами, жевать землю, пить воду с гнилью. А казаки, видя это, смеялись над ними...

Хмельницкий велел своим воинам пробраться к траншеям противника, делая подкопы, и они загнали поляков в тупик под стены крепости. Те несколько раз отправляли к королю гонцов за подкреплением, но казаки перехватывали их. Только один изворотливый шляхтич, переодевшись в казака, пробрался через окружение и вскоре встретился с королём. Узнав обо всём, Ян Казимир с войсками двинулся на помощь панам. Богдан, оставив Галлуса и его воинов у Збаража, пошёл с остальными казаками навстречу королю.

Возле Зборова они атаковали поляков и многих перебили, в том числе и из знатных родов. Паны обратились за помощью к крымскому хану Ислам-Гирею, и тот, угрожая объединиться с поляками, заставил Хмельницкого заключить с ними Зборовский мир.

По его условиям реестр казацкого войска установили в сорок тысяч человек, позволили их семьям поселиться в королевских и помещичьих имениях Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств, не завися от правительственной администрации и помещиков. Там польскому войску нельзя было находиться. Хмельницкий получил в управление староство Чигиринское. Уния должна была повсюду уничтожиться. Но шляхетское право сохранялось, и большинство населения паны обязывали вернуться к ним.

Крымскому хану выплатили дань, и он ушёл в свою землю, король — в Варшаву, а Хмельницкий — в Белую Церковь.

Когда Богдан приехал туда, народ под звон колоколов выходил к нему с хлебом и солью. Он радовался, что смог чего-то добиться в этой борьбе. Потом радость его утихла... Поляки не хотели принимать условия Зборовского мира, считая их унизительными для себя. Шляхтичи вновь устраивали расправы над крестьянами, а те восставали. Паны собирали отряды для их подавления...

У казаков теперь появилась своя территория, где можно было создать новое государство. Высшая власть досталась гетману и казацкой раде. При Богдане находились писарь, обозный, два есаула и два судьи. Писаря Ивана Выговского он сделал своим главным советником. Есаулам дали в управление войско, обозному — артиллерию и снабжение. Страну разделили на полки и сотни.

Крестьяне убегали от панов, создавали отряды и нападали на имения, сжигали их, чтобы поляки ушли к себе на родину. Но те нанимали жолнеров и уничтожали восставших. Крестьяне толпами уходили за Днепр, в Слободскую Украину.

Хмельницкий, понимая, что казацкая армия пока значительно слабее польской, стал искать ещё союзников. Он просил московское правительство помочь, взять под защиту Украину. И пытался договориться о союзничестве с турецким султаном, трансильванским князем и шведским королём.

***

Лесмьян в письмах рассказывал брату о придворных делах, о разных событиях в Москве. В первые годы своего правления Алексей Михайлович мало интересовался государственными делами, он изучал богословие, читал книги, ездил на охоту и устраивал военные игры. Его воспитатель, боярин Морозов, ставший главой правительства, увеличил налог на некоторые продукты и в особенности — на соль, и из-за этого в столице народ взбунтовался, и царь отсрочил взимание налога.

К Лучьяну прибыл Галлус с хорошей новостью: его назначили полковником и определили с полком в Харьковское городище, где собирались строить новую крепость. После осады Збаража, когда он навёл ужас на панов, казаки стали считать его своим героем, прозвище Червоный Пивень было у всех на слуху и внушало огромный трепет и уважение. Вишневецкий, до которого он совсем чуть-чуть не успел добраться, грозился поймать его и сжечь живьём в медном быке, как полвека назад сожгли Наливайко.

— Сжечь живьём? — ужаснулась Веста. — Какой же изувер этот Вишневецкий!

— Вся польская шляхта такая, — ответил Галлус. — Их пытки, казни бунтовщиков страшны, бесчеловечны. Эти нелюди могут не только спокойно смотреть на истязания, но и развлекаться ими! Только меня они всё равно живым не возьмут... Что, Чаплинский не появлялся больше здесь?

— Нет, весной и летом никого не было, поэтому я и отправил твоих казаков обратно, — ответил Лучьян. — Но несколько дней назад опять видел чужие следы на берегу...

— Вы должны уйти с острова, — твёрдо сказал Галлус. — Этот Чаплинский не даст нам теперь покоя... Мне скоро нужно ехать на новое место, может быть, поедете со мной?

— Бери с собой папу и Весту и езжай, — сказал Лучьян. — Меня тут никто не тронет...

— Ты плохо знаешь польских панов, — вздохнул Галлус. — Они расправляются и с невинными...

— Ладно, мы с отцом остаёмся, — решил Виникуляр. — В самом деле, Чаплинский же не знает, что Веста была здесь, у него не может быть никаких претензий к нам. А вы езжайте побыстрее на новое место.

— Я построю там домик для нас, — сказал Галлус Весте. — И мы поженимся.

Их собрали в дорогу, и на следующий день они отбыли в Харьковское городище. Веста хорошо обучилась верховой езде и теперь ехала на своём коне.

— Храни вас Бог, — сказал Лучьян внуку и его невесте на прощание и поцеловал обоих в лоб.

— И тебя тоже, дед, — ответил Галлус и крепко обнял его.

Потом сын и будущая сноха попрощались с Виникуляром, сели на резвых коней и двинулись в путь.

ГЛАВА ПЯТАЯ. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ МИР

Весной 1650 года казаки совершили поход на Молдавию, князь которой — Василий Лупул — был союзником Польши. Войско добралось до Ясс и там заключило с ним мир, он пообещал перейти на их сторону и выдать свою дочь Розанду за сына Хмельницкого — Тимофея. Турецкий султан одобрил этот поход и велел крымскому хану содействовать казакам в борьбе с Польшей. Но тот, потомок Чингисхана, не хотел подчиняться запорожскому гетману, да и поляки готовы были хорошо заплатить за переход на их сторону.

В том походе у Галлуса случилось несчастье. Он взял с собой Весту, которая была хорошим лекарем, выхаживала раненых и своему мужу снимала головные боли массажем. Её охраняли несколько казаков. Но на обратном пути, когда войско остановилось на ночлег недалеко от города Бельцы, она вдруг пропала. Хватившись её глубокой ночью, Галлус допросил сторожей, солдат, но никто не знал, куда делась его жена — словно в воду канула. Он разослал воинов на поиски по ближайшим селениям, потом с полком обыскал Бельцы, но Весту нигде не обнаружили. Галлус сильно прогневался на своих подчинённых, хотел казнить сторожей, упустивших его супругу, но потом передумал и просто выгнал их из войска. Он замкнулся в себе и почти перестал общаться с казаками. Те не раз слышали по ночам его бормотание:

— Я всё равно тебя найду, как бы трудно мне ни было... Найду, Веста...

Он был почти уверен, что её украли люди Чаплинского. Но утешал себя, что всё-таки тот — родной отец Весты и не сделает ей зла...

В феврале 1651 года Николай Потоцкий собрал войско под Каменец-Подольском. Гетман Калиновский в селении Красном под Баром разбил полк Данилы Нечая. Он двинулся дальше на восток и под Винницей попал в ловушку, устроенную казаками Богуна: те прорубили лёд на реке, дали воде немного замёрзнуть и посыпали её соломой, и польская конница провалилась, многие потонули, а те, кто выжил, отступили к Бару, оставив противнику обоз и артиллерию.

В июне польское войско пришло на Волынь, перебралось через реку Стырь и остановилось возле городка Берестечко. Вскоре туда прибыл и Хмельницкий с казаками и татарами. Там случилась жестокая битва. Гремели пушки и самопалы, в дыму кричали раненые и стонали умиравшие, лежали груды мёртвых тел... Казаки с огромным трудом перешли в наступление, но с поля боя бежали татары. Хмельницкий и Выговский попытались их вернуть, но безуспешно. Поляки стали наступать и преследовать отходивших казаков, и многие из них были убиты и утонули в болоте.

В конце июля литовский гетман Радзивилл захватил Чернигов и Киев. Хмельницкий прибыл в Белую Церковь и начал готовиться к новой битве, собирать войско. Украинский народ продолжал бороться с поляками на своей земле, уничтожая продукты, сжигая дома и разрушая дороги. В это время умер Иеремия Вишневецкий, говорили, что его отравили. Крестьяне шли в Московское царство, в Слободскую Украину, в лагерь Хмельницкого, скрываясь от поляков в лесах и иногда вступая в схватки с ними. Осев на новом месте, основывали города — Харьков, Сумы, Ахтырку, Лебедин, Белополье. Приблизившись к Белой Церкви, польская армия встретила новое войско Хмельницкого, и обе стороны, не решаясь вступить в бой, начали договариваться о перемирии.

Был заключён Белоцерковский мирный договор, по которому реестр казаков сократили вдвое, для жительства им отвели Киевское воеводство, Хмельницкого отдали под власть коронного гетмана, разорвав его союз с татарами и запретив общаться с другими государствами, а польская шляхта теперь получала обратно свои имения. Богдан согласился на эти условия, только чтобы дать своей армии отдохнуть и восстановить силы.

«Украина лишилась свободы, которую кровью и потом добивалась много лет… — писал Галлус отцу и деду. — Шляхта вновь наводит свои порядки. Крестьяне и помещики избивают друг друга. По всей стране проливается кровь. Некоторые крестьяне выступают против Хмельницкого. Он опять заключил союз с крымским ханом и просит русского царя принять Украину под свою власть…»

***

Лучьян был расстроен известиями, приходившими от Галлуса — и тем, что Весту похитил неизвестно кто и уже больше года о ней ничего не слышно, и тем, что казацкое войско не может выстоять против шляхты. Потом он узнал от казаков о трагедии Богдана Хмельницкого: тот вызволил прислугу Елену у Чаплинского, который был уже женат на ней, и сам обвенчался с девушкой, но его родственники и приближённые не любили её, называли «ляшкой», поговаривали, что она переписывается с бывшим мужем, и однажды сын Богдана Тимош в отсутствие отца уличил её в любовных связях с казначеем и краже денег из казны и повесил их обоих на воротах.

— Казаки много говорят про исчезновение Весты, — сказал Виникуляр отцу. — Чаплинский, как я слышал, был удивлён и отрицал, что это он украл дочь... Кто же её тогда похитил? Очень загадочная история...

— Может быть, кто-то из шляхты? — предположил Лучьян. — Она женщина красивая, обаятельная, была прежде знакома со многими шляхтичами, вот кто-то и выследил её...

Переписываясь с Лесмьяном, он старался не распространяться о своих бедах и больше сообщал о каких-то приятных мелочах из жизни. Брат в одном из писем рассказал, как участвовал в Земском соборе и царь Алексей Михайлович принял Соборное уложение — свод законов, который прикрепил податное население к определённой земле или посаду и юридически оформил крепостное право. Лесмьян выступал за то, чтобы крепостные были не рабами, а свободными наёмными работниками, но их всё равно прикрепили к хозяевам.

«В соборе заседало более трёхсот человек, и моё мнение затерялось среди многих других… — писал брат. — Но лично наш царь Алексей очень даже прислушивается ко мне и часто обращается за советом…»

«Казаки, хотя и выиграли несколько битв, всё ещё не могут противостоять польской шляхте, — сообщал Лучьян в ответном письме. — Паны залили страну кровью, измучили украинский народ… Прошу, донеси до царя Алексея Михайловича всё, что я тебе рассказывал, убеди его принять Украину в своё подданство… Русские люди — не поляки, это братский народ, и они никогда не будут относиться к украинцам так же, как шляхта…»

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ПЕРЕЯСЛАВСКАЯ РАДА

Василий Лупул не захотел выдать свою дочку за сына Хмельницкого и попросил поляков укрыть его от казаков. Войско гетмана Калиновского стало охранять границы Молдавии. Возле горы Батог оно встретилось с казаками. Те обстреляли поляков, прорвались в их лагерь. Калиновского и всю армию уничтожили, не беря пленных. Помогли в этом крестьяне, устроив пожар и наведя панику на шляхтичей. А Тимоша Хмельницкого всё-таки женили на Розанде.

В Польше свирепствовала моровая язва, она умертвила гетмана Потоцкого, в городах случались пожары, в полях — наводнения, люди голодали. Лучьян видел в этом наказание Божье за то, что творили поляки на украинской земле.

Весной 1653 года коронный обозный Стефан Чарнецкий с войском напал на Украину, стал громить города и уничтожать население. Под Монастырщиной казаки Ивана Богуна разбили их, тяжело ранили предводителя, он едва сбежал. В народе сложили про это песню: «Налетел Чарнецкий на Украину словно хищный чёрный ворон, но как стоячий оказался перед Богуном-орлом и упорхнул словно ощипанный воробей…». В Молдавии при осаде Сучавы погиб Тимош Хмельницкий.

Лучьяну пришло долгожданное письмо от брата. Тот писал, что не раз говорил с царём о присоединении Украины к России. Московское правительство потребовало от Польши вернуть более благоприятные для казаков условия Зборовского мира, но получило отказ. 1 октября Земский собор решил присоединить Украину к Русскому государству и объявить Польше войну «за оскорбление царской чести и православной веры». Лесмьян рассказывал также, что в Москве уже давно готовились к этой войне. Алексей Михайлович увеличил и усилил русскую армию — элитную московскую поместную конницу Государева полка, состав стрельцов и пушкарей. Были созданы полки нового строя: гусарский, рейтарские, солдатские и драгунские. Для этого на русскую службу взяли многих европейских военных специалистов.

***

Московское посольство во главе с боярином Василием Бутурлиным, окольничим Иваном Олферьевым и дьяком Ларионом Лопухиным прибыло в Переяславль и встретилось с Хмельницким 6 января 1654 года.

8 января там созвали Раду, на которой присутствовали Хмельницкий со своей старшиной, полковники, сотники, казаки. Они заявили о своей готовности стать подданными московского царя. Послы зачитали царскую грамоту, в которой Алексей Михайлович обещал украинцам свою поддержку и защиту. Все пошли в церковь и там присягнули на верность ему. «Хмельницкий сказал: „Кроме царской высокой руки, мы не можем найти лучшего пристанища, и, если кто с нами не согласен, тот иди куда хочешь — вольная дорога“, — поведал Галлус в письме отцу и деду. — „Волим под царя восточного, православного!“ — ответил ему народ и принёс присягу в верности русскому царю…»

Московские послы отправили в разные селения своих людей, чтобы привести украинцев к присяге. В марте послы Хмельницкого — Павел Тетеря и Самуил Зарудный — обговорили с царём дела, в которых Украина получала свободу. Согласно «Мартовским статьям» Хмельницкого, украинцы сами могли выбирать гетмана, реестр казаков устанавливался в шестьдесят тысяч человек, гетман мог общаться со всеми странами, кроме Польши и Турции, но обязательно сообщать царю, если другие государства будут замышлять что-то плохое.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. НАЧАЛО РУССКО-ПОЛЬСКОЙ ВОЙНЫ

Весь 1653 год Москва готовилась к войне с Речью Посполитой, формировала и сосредотачивала войска. В июне царь провёл смотр Государева полка на Девичьем поле. 23 октября он в Успенском соборе объявил своим подданным о предстоявшей войне с Польшей. И к концу года назначил командующих армиями и отправил их на сборы.

Для похода на Речь Посполитую были сформированы три армии. На Смоленск наступала центральная (Смоленская) армия численностью более сорока тысяч человек во главе с царём. На Невель, Полоцк и Витебск — северо-западная (Новгородская) армия численностью до пятнадцати тысяч человек. От Брянска на Рославль, Мстиславль и Борисов шла юго-западная (Севская) армия. Ей помогали войска Хмельницкого.

Центральная армия выдвинулась из Москвы 15 мая 1654 года. Она легко взяла Дорогобуж и Белую. В конце июня — начале июля осадила Смоленск; часть войск продолжила наступление. В конце июля была захвачена Орша, в начале августа — Могилёв. Осада Смоленска затянулась, но в конце сентября горожане заставили гарнизон капитулировать и войска вошли в город.

В это время юго-западная армия взяла Рославль и Мстиславль, разбила польское войско под Борисовым и овладела Дубровной, Шкловом и Горами. Казаки захватили Гомель, Чечерск и Новый Быхов.

Северо-западная армия взяла Невель, Полоцк, Дисну, Друю и Усвят. Витебскую крепость смогли захватить лишь после двух месяцев осады. С помощью летучих отрядов было занято всё Лифляндское воеводство.

Осенью армию частично распустили до весны. Поляки объединились с татарами и перешли в наступление на Украине, но были разбиты под Ахматовым.

Во второй половине мая 1655 года центральная армия стала наступать дальше, к Вильне. К ней примкнул казацкий полк. И в течение июля они захватили Минск и Вильно. В августе были взяты Ковно и Гродно. Части армии прорвались к Бресту, но овладеть им не смогли.

Юго-западная армия несколько месяцев осаждала Старый Быхов и Слуцк, но безуспешно. Русские захватили Клецк, Мышь, Ляховичи, Столовичи, Миргородок и другие селения. Погиб в одном из боёв Золотаренко. Старый Быхов казаки взяли только в 1657 году. Русско-украинские войска овладели Туровом, Давыдовым (Давидгородком), Столином и Пинском.

В это время шведская армия вторглась в Польшу и захватила Варшаву и Краков. Шведский король присвоил себе Великое княжество Литовское. Русское правительство заключило перемирие с Польшей и начало войну со Швецией...

***

Перед Новым годом вдруг ударил мороз и всю Хортицу засыпало снегом. Лучьяну и Виникуляру пришлось расчищать огромные сугробы и утеплять курятник и хлев, чтобы скотина и птица не перемёрзли. Всю осень стояла тёплая погода — и тут вдруг такая стужа...

Как-то в полдень скрипнула дверь и на пороге появился Галлус с мальчиком на руках — тому было года три, его укутали в тёплую шубу, а на голову надели шапку, почти закрывавшую ему глаза.

— Здравствуйте! — сказал Галлус. — Принимайте гостей!

Лучьян и Виникуляр бросились к нему и заключили в объятия. Потом раздели мальчика; он был хорошеньким, с карими глазами и светлой шапкой волос.

— Это Митенька, сын погибшего казака из моего полка, — объяснил Галлус. — Круглым сиротой остался...

Все сели за стол, и Лучьян подал борщ и вареники. Прибывшие путники с аппетитом поедали обед. Потом, насытившись, Галлус разговорился, рассказал, как долго сюда добирался по колено в снегу. Они с отцом заметили, как изменились за время разлуки: папа похудел, постарел, морщины покрыли лицо, в волосах появилась седина, а сын, несмотря на бесконечные походы и сражения, поправился, лицо его округлилось, он отрастил усы. Только дедушка, казалось, совсем не менялся — таким худым, с добрым лицом в морщинах, с длинной белой бородой, они помнили его всю жизнь.

Потом Митю уложили поспать на лавку, Лучьян укрыл его своим тулупом. Мужчины ушли в другой угол, и там Галлус шёпотом поведал о боях с поляками, в которых участвовал.

— Под Ахматовым погиб наш казак Александр Родионов, — сказал он. — Храбрый и благородный был воин... Вернувшись в Харьков, я узнал, что умерла и его жена. Мальчик остался совсем один. Люди подкармливали его, но никто не взял к себе. Такое время — все живут впроголодь, зачем им ещё один лишний рот... И я забрал его. Хоть мне тяжело сейчас, но ничего, воспитаю...

— Оставь малыша с нами, — попросил Лучьян. — Ты снова уйдёшь в поход, а его куда денешь? Здесь он будет под присмотром, в тепле, не голодный...

Галлус подумал и согласился:

— Ладно, дед, спасибо тебе! И у вас будет помощник по хозяйству!

Виникуляр стал расспрашивать его о Богдане, и Галлус рассказал, что тот женился на сестре полковника Золотаренко Анне, любит её и счастлив с ней, но состарился и болен.

Ночью Лучьян заметил, что Галлус не спит — тот ворочался с боку на бок и вздыхал.

— Тоскуешь по Весте? — спросил дед.

— Ещё как, — ответил внук. — Куда она могла деться?.. Где мне её искать? Словно в воздухе растворилась, и неизвестно, кто же её украл... Не верю я, что она сама от меня сбежала...

— Ничего, скоро всё прояснится. Ваши войска будут дальше брать города Речи Посполитой и освободят Весту, если она у какого-нибудь пана... Спи, внучек...

— Теперь будет война со Швецией, и неизвестно, сколько она продлится... И спать не хочу, мне постоянно снится Веста, а потом исчезает...

На Новый год мужчины приготовили запорожский суп — капустняк, холодец, голубцы и винегрет. Галлус поставил на стол привезённую с собой бутыль горилки. Около полуночи все четверо сели за стол, Лучьян разлил горилку в кружки, налил Мите молока и сказал:

— Дорогие мои, как же хорошо, что мы встречаем этот праздник вместе... Пусть войны поскорее закончатся и наступит мир, в котором каждый будет счастлив... С Новым годом!

Они чокнулись кружками и выпили. Потом мужчины долго вспоминали свою жизнь на Сатурне — как работали, ездили в командировки, как Галлус учился в школе и институте... А Митя увлечённо слушал их истории.

Через несколько дней снег растаял и Галлус уехал, оставив Митю с отцом и дедом. Мальчик оказался очень расторопным и трудолюбивым, помогал хозяевам и по дому, и ухаживать за скотиной и птицей, а когда пришла весна, то и в работе на огороде. Лучьян много разговаривал с ним и узнал, что отца малыш почти не помнит, а мать помнит хорошо и очень тоскует по ней... Он рассказывал, как мама, умирая, хваталась за грудь — видимо, что-то случилось с сердцем... Лучьян жалел малютку и старался отвлечь его каким-нибудь делом.

Летом Виникуляр каждую неделю ходил на рыбалку и брал Митю с собой. Лучьян водил мальчика на прогулки. Они побывали на других островах, соединённых с Хортицей косами, и видели там валуны интересной формы: один назывался «Люлькой» и походил на казацкую трубку с чубуком и протычкой, а другой именовался «Лижко» — в нём сделали углубление для лежания человека.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ВТОРАЯ ТРАГЕДИЯ

Шведская армия была очень сильной, побеждала превосходившие её по численности армии противника. Однако русские разбили шведов в Прибалтике и захватили большую часть Эстляндии и Лифляндии. Правда, взять Ригу не смогли. Войну приостановило Велиесарское перемирие 1658 года.

Алексей Михайлович вновь реформировал русскую армию. Стало больше полков нового строя и стрелецких приказов, большую часть старой конницы, состоявшей из помещиков, перевели в рейтары, гусары и копейщики. Появилось новое оружие — ручные гранаты, начали повсюду применять «надолбы» — полевые заграждения на основе полупик.

Пока шла русско-шведская война, крымские татары на Украине стали нападать на русские войска и казаков. 27 июля 1657 года от инсульта скончался Богдан Хмельницкий, и новым гетманом избрали Ивана Выговского. Стремясь к союзу с Польшей и довольствуясь уступками казакам Яна Казимира, желавшего отделить Украину от России, он в сентябре 1658 года заключил Гадячский договор о подчинении Украины польскому королю с сохранением её свободы во многих делах. Но этот договор не признали ни сейм, ни казачество. Из-за измены Выговского Россия теряла большие украинские и литовские территории.

Русское правительство поторопилось возобновить войну с поляками. Некоторые литовские города, находившиеся под властью Выговского, отказались присягать на верность Алексею Михайловичу. И в Смоленске собралась новая армия для похода на Литву. В марте 1659 года она взяла Мстиславль и разгромила польско-литовское войско, а в декабре — захватила Старый Быхов.

С апреля по июнь юго-западная армия осаждала Конотоп и была вынуждена отступить. Объединённые силы Выговского и крымского хана разбили под Конотопом русское войско и устроили страшный погром и разорение в украинских и южнорусских землях.

В течение 1660 года Московское правительство наращивало силы своих армий и планировало наступление на Варшаву. Во время этой кампании новгородская армия в короткие сроки овладела почти всем Великим княжеством Литовским, взяла Брест, но была разбита польско-литовским войском возле местечка Полонки. Противники сражались на реке Басе, и никто не победил, не перешёл в наступление. В битве под Шкловом русские одержали победу. Но в бою под местечком Чудновым они потерпели крупное поражение.

Казачество восстало против Выговского и выбрало вместо него другого гетмана — Юрия, младшего сына Хмельницкого. Но и тот оказался изменником: заключил Слободищенский трактат, подчинявший Украину польскому королю. Многие казаки не захотели признавать этот договор и считать Юрия своим гетманом. Они до последнего отстаивали Киев, когда польско-татарское войско пыталось его взять. Левобережная Украина осталась верной России.

В 1661 году русские одержали победу под Друей и были разбиты близ села Кушликовы Горы, противник взял город Вильно.

Тогда же закончилась война со Швецией, стороны заключили Кардисский мирный договор, по которому Россия вернула противнику завоёванные у него территории.

***

В следующий раз Галлус приехал на Хортицу, когда Мите было уже семь лет. В тот летний вечер Лучьян с его верным помощником только-только пригнали коров с пастбища — и вслед за ними во двор въехал на коне полковник с огненно-красным чубом и усами. Он слез с коня, обнялся с отцом и дедом, потом прижал к себе Митю.

— Вырос-то как, а был совсем-совсем маленький, как воробушек! Помнишь меня?

— Помню... — ответил мальчик.

— Работяга растёт, — похвалил Митю Лучьян. — Я без него теперь как без рук. Осенью буду его грамоте обучать — пора уже...

За ужином Галлус вспоминал о предательстве Выговского, перешедшего на сторону поляков, и сетовал на то, что на его стороне теперь немало казаков.

— Под Конотоп вместе с ним пришло десять полков, шестнадцать тысяч человек! — говорил он. — Сколько предателей появилось... И это среди казаков, которые столько лет терпели притеснения шляхты!

Когда они с Лучьяном разговаривали перед сном, Галлус сказал:

— Каждый день вспоминаю моих Радмилу и Стёпу, иногда вижу их во сне... Сейчас бы мой сын был уже взрослым, настоящего воина вырастил бы из него...

На следующий день он уехал. Лучьяну не хотелось отпускать его, старик даже заплакал, провожая внука в дорогу, зная, что они расстаются надолго, может быть, и навсегда...

Вскоре Виникуляр и Митя пошли на рыбалку и вернулись домой встревоженные.

— Папа, мне нужно с тобой поговорить, — сказал Виникуляр. — Мы встретили на берегу казаков, и они рассказали нам о Весте — она попала в беду...

— Что случилось? — спросил Лучьян, испугавшись.

— Её привезли в Варшаву и вот-вот должны будут судить... Весту во время того похода украли люди Иеремии Вишневецкого, который давно был к ней неравнодушен. Тот долго держал её взаперти и много раз пытался добиться близости с ней, но она отчаянно сопротивлялась. Он потерял терпение и стал просто брать пленницу силой. Женщина вроде бы смягчилась и стала лучше к нему относиться, и магнат выпустил её из-под замка, но приставил к ней стражу. И однажды он отравился во время обеда. В отравлении заподозрили Весту. Но гетман Потоцкий замял дело и увёз её с собой. Он тоже держал нашу невестку под стражей и хотел близости с ней, грозясь выдать её правосудию. И однажды так же внезапно скончался. Веста бежала из его дома, хотела добраться до Галлуса, но при попытке угнать коня у какого-то пана в Хмельнике была задержана. Её допросили и поместили в тюрьму; на всех допросах она называлась другим именем и рассказывала выдуманную биографию, говоря, что является сиротой, у которой шляхта побила всю родню. Судья решил помочь ей и с помощью одного влиятельного пана вернуть бедняжке хотя бы имущество, которое, по её словам, отняла шляхта. Но пан узнал в ней женщину, давно разыскиваемую по подозрению в убийстве Вишневецкого и Потоцкого... Весту вновь заковали в кандалы и отправили в Варшаву... Боже, что её теперь ждёт!

Лучьян сел за стол и обхватил голову руками.

— Надо срочно ехать в Варшаву, — сказал Виникуляр. — Может быть, как-то удастся её спасти...

— Тебе тоже опасно там появляться, — предупредил отец. — Шляхта знает, что ты друг Хмельницкого и отец Галлуса, тебя тоже могут арестовать... В Варшаву поеду я. Возьму все деньги, что накопил с пенсий, и постараюсь выкупить Весту...

— Нет-нет, для тебя будет очень трудна эта поездка, — возразил сын. — В Варшаву поедем мы с Митей. Прикинемся слепым кобзарем и его поводырём, я надену беретку и чёрную повязку с дырочками на глаза, и меня никто не узнает; в дороге купим бандуру. А там попробуем выкупить Весту. Ты оставайся дома и следи за хозяйством.

На следующее утро Виникуляр и Митя попрощались с Лучьяном, поцеловали его и, сев на коня, двинулись в путь.

Старик долго не мог успокоиться — днём его одолевали тревожные мысли и дела валились из рук, а ночью мучила бессонница и кошмары в короткое время сна. Он молился о благополучии своих путников и Весты и надеялся, что к Новому году они вернутся. Но миновала осень, прошла долгая и скучная зима, наступила весна, а их всё не было...

В один из мартовских дней Лучьян попросил соседей присмотреть за его хозяйством, собрал вещи в дорогу, сел на коня и поехал в Варшаву. Он добирался туда около трёх недель, миновал Белую Церковь, Житомир, Ровно, Луцк и Люблин, видел и казаков, и польских солдат, но его никто не трогал.

Прибыв в Варшаву, старик поспешил в ту тюрьму, где находилась Веста, и там долго пытался добиться встречи с начальником тюрьмы, но стража гнала его оттуда, говоря, что тот занят, а один привратник, узнав, зачем Лучьян прибыл туда, сказал:

— Уходи отсюда поскорее, дедушка! Нет уже твоих близких в живых! Женщину признали виновной в измене Речи Посполитой из-за её перехода к казакам и брака с их воеводой, в отравлении Вишневецкого и Потоцкого и в колдовстве — у неё нашли амулеты, бумажки с заклинаниями, мешочки с какими-то травами... Её сожгли во дворе тюрьмы, перед казнью она всё говорила о любви к супругу... А мужчину, прикидывавшегося слепым бандуристом, разоблачили, признали в нём отца казацкого воеводы, обвинили в шпионаже и казнили здесь же. С ним был мальчик, но он бежал... Так что уходи отсюда, иначе и тебе худо придётся!

С этими словами стражник вытолкал Лучьяна на улицу. Тот пошёл куда-то наугад, не разбирая дороги. Слова привратника всё звучали в голове, повторялись и били больно, словно молоток... Старик останавливался, чтобы не налететь на прохожих, спешивших куда-то, и утирал слёзы, и шептал: «Виникуляр, сынок, как же так... Веста...» Уже где-то на окраине города его стало тошнить от голода, он упал в какую-то канаву и потерял сознание...

А очнулся в какой-то маленькой комнатке в постели, женщина средних лет, худая, с добрым, приветливым лицом, кормила его куриным бульоном. Придя понемногу в себя, он узнал, что находится в таверне пани Корнелии и разговаривает с хозяйкой; её сын Валентин нашёл Лучьяна в канаве еле живого и приволок домой. Старик рассказал пани и её сыну, красивому темноволосому юноше, о своём горе. За пару дней он окреп, встал на ноги и вместе с Валентином вновь посетил тюрьму, пытался выяснить, где похоронены Виникуляр и Веста, но стражники не знали или не хотели говорить, куда дели их останки. Видя, как измучен старик, юноша посоветовал ему больше не связываться с тюремщиками, иначе будет только хуже. Тот с трудом покинул здание тюрьмы, ругая и проклиная и суд, и стражников. После этого путники исходили все улицы Варшавы, ища Митю и спрашивая о нём людей, но не смогли его найти и ничего о нём не узнали.

Ни с чем вернулись они в таверну. Пани Корнелия пыталась успокоить Лучьяна, который всё время плакал.

— Нам самим надоела эта война, которую ведёт шляхта с другими странами, — сказала она как-то за обедом. — Ненасытные паны хотят прибрать к рукам как можно больше земель... Но не все поляки такие, у нас много добрых и бескорыстных людей...

Старик пробыл у пани Корнелии несколько дней, потом собрался в обратную дорогу. Валентин нашёл его коня, оставленного на улице. Отдав хозяйке и её сыну все деньги, которые у него были, настояв, чтобы они их взяли, Лучьян сказал:

— Спасибо за вашу доброту. Вы меня вытащили с того света. Хорошие люди есть везде, в этом я снова убедился... Дай вам Бог мира и здоровья...

Он обнялся с ними на прощание и, сев на коня, двинулся в обратный путь.

Пан Чаплинский долго ничего не знал об участи дочери, узнал только, когда она уже была в варшавской тюрьме. И он пытался освободить, выкупить её, но тщетно — судьи понимали, какая большая вина лежит на ней, и боялись гнева короля и шляхты. Узнав о казни дочери, подстароста слёг в постель с больным сердцем и через месяц скончался.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ОДИНОЧЕСТВО

Обе стороны устали от долгой войны и в 1662 году копили силы для дальнейших кампаний. Битвы сменились мелкими стычками. В июне поляки захватили Черкассы и подошли к Чигирину.

В ноябре 1663 года король со своим войском и татарами вторгся в Левобережную Украину. В январе следующего года они осадили Глухов, но защитники сильным артиллерийским огнём отбросили их оттуда. Русские потерпели поражение на Десне, но их общее наступление продолжилось...

Летом в Дубровичах начались мирные переговоры. Они затянулись из-за того, что Речь Посполитая не хотела возвращать России Смоленск, Украину с Киевом и её завоевания в Великом княжестве Литовском. Стороны не могли прийти к соглашению, но и воевать дальше у них не было сил, и переговоры отложили на год.

Они продолжились в апреле 1666 года в деревне Андрусово и проходили так же тяжело. 30 января 1667 года было подписано Андрусовское перемирие. Смоленская и Северская земли, Киев и Левобережная Украина остались у России.

***

После возвращения домой Лучьяна ещё долго мучило свалившееся на него горе. Он вспоминал, как растил, обучал, поддерживал во всём своего сына... И всегда беспокоился за него как за маленького мальчика. «Хорошо, что судьба дала нам побыть вместе, не разлучила, как с его мамой...» — думал старик. Он очень ждал приезда Галлуса и в то же время боялся, что тот, узнав страшную новость, наложит на себя руки. Ждал и Митю, надеясь, что мальчик как-нибудь найдёт к нему дорогу и вернётся. Но дни пролетали за днями, месяцы — за месяцами, а никто не приходил...

Некоторое время спустя Лучьяна стали навещать казаки, узнавшие о его большом горе, и помогать по хозяйству. Они приносили полученные письма от Лесмьяна, и старик читал их. Брат рассказывал ему о деятельности Алексея Михайловича, который поддерживал православную церковь — и русскую, и вселенскую, помогал ей материально и собирал книги, иконы и реликвии из православных стран, захваченных иноверцами. И о церковных реформах патриарха Никона, о борьбе старообрядцев и новообрядцев и бунте в Коломенском из-за новых медных денег...

Прошло четыре года, как Лучьян потерял близких людей, и вот к нему пришли казаки — снова с недоброй вестью:

— Мужайся, дедушка... Твой внук, доблестный атаман Галлус, погиб возле деревни Пироговка под Новгородом-Северским в бою с армией польского короля Яна Казимира. И похоронен там же.

Лучьяну стало нехорошо, ноги подкосились, казаки довели его до скамьи, усадили и дали воды напиться. Он долго молчал, потом сказал:

— Даже слёз нет — всё, видно, выплакал... Вот и остался я один...

— Мы будем приходить к тебе, — пообещали запорожцы. — Поговорим, поможем по хозяйству...

— Спасибо, сыночки...

Но у него оставались ещё слёзы... В первые минуты старик был поражён страшным известием, а потом много дней и ночей плакал по любимому внуку... Его подушка и покрывало не высыхали от слёз. Он вспоминал Галлуса мальчишкой — взбалмошного, озорного, но с добрым сердцем... Таким тот остался на всю жизнь.

В деревне жили почти одни старики — и с годами она опустела: умер сначала один сосед, потом — другой, третий, кто-то уехал насовсем. Потом у Лучьяна заболел конь, чем-то заразились коровы и все померли в одночасье. Куры во время выгулов стали травиться чем-то и по одной передохли. Деревня вымерла...

Наступившее одиночество и тишина пугали Лучьяна больше смерти. Он с нетерпением ждал казаков, оставлял их у себя на ночь, но они приходили всё реже — воевали с поляками и татарами, не желавшими оставить их истерзанную землю... Старик ходил гулять, слушал пение птиц, следил за лисами, зайцами, совами и другими животными, виделся на берегу с рыбаками и радовался каждой живой душе.

Больше всего его пугали ночи — тёмные, долгие, страшные... Он подолгу не мог заснуть, а когда засыпал, то видел кошмары. То ему снилась Веста в пламени огня и её пронзительный крик, то виделся Виникуляр, истекавший кровью, то Галлус появлялся с огромной раной в груди... Лучьян просыпался в холодном поту и больше не мог заснуть.

Пенсию с его родины давно уже перестали доставлять, однако он ходил к дубу каждую ночь в надежде, что почтальоны прилетят и заберут его с собой. Но они больше не появлялись...

Старик ходил туда, где был спрятан космический корабль Виникуляра, но в том месте сильно разлился ручей и судно затопило. Пробравшись в кабину, Лучьян долго пытался его завести, но безуспешно...

Он написал ему Лесмьяну письмо о своих горях, отправил через казаков и стал ждать ответа. Но ответа не приходило. «Неужели с ним тоже что-то случилось? — думал Лучьян. — Братик мой, ответь мне... Только ты у меня остался...» Одиночество сильно давило, терзало его, он начал разговаривать сам с собой и боялся, что лишится рассудка.

Однажды старик сам добрался до казацкого куреня, откуда ему передавали письма, и там получил залежавшееся послание от Лесмьяна. Тот сообщал, что путешествовал по Волге, успокаивал брата и просил приехать к нему насовсем. «Ты жив-здоров, любимый братик! — заплакал от радости Лучьян. — Еду, конечно, еду к тебе, мой родной!»

Последняя ночь на Хортице была уже совсем не страшной. Старик собрал вещи в дорогу и немного поспал. Утром, как только стало светать, он поел и двинулся в путь. Выйдя на улицу, бросил прощальный взгляд на избу, постройки, огород... Потом помолился Богу, чтобы благополучно добраться до Москвы. И пошёл пешком, намереваясь в пути купить нового коня.

***

Лесмьян, тяготившийся однообразной, скучной жизнью при дворе, отправился вместе с купцами в путешествие по Волге и проплавал два года.

Он посетил Тверь, Ярославль, Нижний Новгород, Чебоксары, Казань, Симбирск, Самару, Саратов, Царицын, небольшие селения. От местных жителей услышал много преданий об этих городах и их героях. В деревне Семёново познакомился с мастерами-ложкарями, несколько лет назад бежавшими туда из села Пурех, где преследовали старообрядцев. Крестьяне рассказали ему о талантливом живописце Андрее Лоскуте, жившем отшельником в лесной избушке и погибшем при пожаре — тот был зачинателем хохломской росписи. Лесмьян научился вытачивать из дерева вазы и кувшины.

Когда он находился в Царицыне, город окружили войска Степана Разина, донского казака, восставшего против крепостничества. Горожанам не хватало воды, скоту — корма. Но царицынский воевода Тимофей Тургенев успокаивал народ, говоря, что скоро на помощь прибудут стрельцы. Однако разинцы пустили слух, что стрельцы хотят перебить царицынцев и вместе с Тургеневым уйти под Саратов. Жители взбунтовались и открыли ворота. Повстанцы захватили город. Разин нашёл Тургенева, скрывавшегося в башне, и утопил в реке.

Ночью Лесмьян с одним купцом бежали из города, увели у татар двух коней и поскакали на север. Под Камышином они расстались: купец двинулся к Дону, а Лесмьян поехал в Москву. Уже в двухстах вёрстах от неё, в городе Михайлове, он встретил стрельцов царя, которые были отправлены за ним на Волгу. Они отдали ему письмо от Лучьяна, в котором говорилось о смерти его близких, и Лесмьян в ответном послании попросил брата перебраться к нему, зная, как тяжко ему одному...

«Мой брат теперь прибыл в Киев, откуда мне пришло его письмо, — писал Лесмьян в дневнике по приезде в Москву. — Он обещает приехать совсем скоро. И я очень жду встречи с ним после долгих лет разлуки и очень скучаю по нему…»

КНИГА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. ПЕТРОВСКИЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПРИ ДВОРЕ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА

Вечерело. Выйдя из ворот княжеского двора, Лесмьян присел на скамью и стал смотреть на дорогу. Уже полмесяца он так ждал Лучьяна по вечерам. Ему не терпелось увидеть брата, обнять его, поговорить с ним. Как же затянулась их разлука!

Одна за другой проезжали мимо повозки, но Лучьяна не было видно. Лесмьян думал, что он приедет в кибитке, запряжённой парой-тройкой лошадей. И как же удивился, когда увидел скакавшего на лошади старика с развевавшейся белой бородой и это оказался его брат! Лучьян был в тулупе и папахе.

Он остановил лошадь, и братья, не говоря ни слова, бросились друг к другу в объятия. Оба плакали от радости: наконец-то встретились! И после долгих объятий Лесмьян увидел, как постарел и осунулся Лучьян, каким дряхлым стал — ведь сколько всего перенёс за последний век, да и было ему уже более семисот лет.

Они пришли во двор, и Лесмьян привёл коня Лучьяна на конюшню и вместе с братом отправился в палаты. Когда они появились в прихожей дворца, перед ними предстал тучный мужчина с тёмно-русыми волосами и бородой и карими глазами.

— Алексей, это мой брат Лучьян, о котором я тебе так много рассказывал, — улыбнулся Лесмьян.

Старик чуть приклонил голову в знак приветствия, и царь кивнул в ответ и спросил:

— Путник, верно, устал с дороги и хочет отдохнуть? Или голоден?

— Благодарю, отдохнуть не помешает, — ответил Лучьян. — Я ехал три недели от Киева и почти не спал. Но прежде хотел бы узнать: как идут дела у государя?

— Теперь наступило затишье, — ответил Алексей Михайлович. — Закончились войны. Но вместе с тем плохо мне. Умерла моя любимая супруга Мария Ильинична, и я в скорби великой уже больше года. Не стало и сына Алексея. Как же это тяжело — потерять своё дитя! Но я мужаюсь, ведь надо как-то и дальше управлять страной...

После вечерней трапезы, за которой царь не промолвил ни слова, Лесмьян повёл Лучьяна в приготовленную ему комнату. Там они ещё долго разговаривали, рассказывали друг другу о своей жизни. Старший брат поведал о последнем путешествии в систему Альфа Центавра и свержении с поста Президента, а младший внимательно выслушал его и после спросил:

— Значит, теперь ты насовсем перебрался на Землю?

— Насовсем. Да, моя родина — Юпитер, но мне не нравится то, что сейчас там происходит. Общество сошло с ума. Каждый хочет прославиться любой ценой и потуже набить карманы деньгами... Хорошо, что на Земле к такому ещё не пришли. Поначалу я даже хотел отказаться от заслуженной пенсии, но затем понял, что лучше отдавать её нуждающимся.

— Ладно, поступай как знаешь. Я тоже первое время буду жить здесь, но потом, может быть, вернусь в Ганакору. Там ведь наша родина.

— Там из-за проклятых чиновников на меня ополчилось всё общество. И я покинул родную планету. В России же люди встретили меня радушно. Расскажи мне, что ещё нового случилось здесь за последнее время?

— Алексей, хоть и пребывает в скорби по супруге и сыну, продолжает заниматься государственными делами. Всем интересуется, что происходит в государстве. Издал книгу «Уложения царя Алексея Михайловича» — собрание русских законов. Послы царя ездят в разные страны. Недавно я посетил Нерчинск и Иркутск — это новые города в Сибири, построенные для торговли с Китаем. Сделки, как я заметил, проходят успешно, прибыль хорошая. И как-то мы задумались о том, чтобы улучшить вид денег, и царь основал монетный двор, на котором стали чеканить серебряные деньги. Завтра мы туда сходим. И ещё в новую академию — Заиконоспасскую.

— Завтра обязательно прогуляемся по Москве. Мне хочется посмотреть, как обновился один из моих любимых городов.

— Но прежде отдохни, — Лесмьян встал и подошёл к двери. — Спокойной ночи.

— И тебе доброй ночи, — ответил Лучьян и в ту же минуту забылся глубоким сном.

***

Весь следующий день они гуляли по Москве, беседовали, вспоминали былое. А когда вернулись во дворец, Алексей Михайлович напомнил Лесмьяну о предстоявшей поездке к дворянину Матвееву.

— Кто это такой? — спросил после Лучьян.

— Артамон Сергеевич Матвеев — близкий друг царя, — ответил Лесмьян. — Очень благородный человек, верой и правдой служащий ему. Алексей иногда навещает его. Но сегодня он почему-то поздно собрался...

Лучьян остался отдыхать в своих покоях, а Лесмьян поехал с царём к Матвееву. Они прибыли к нему поздно; тот уже не ждал гостей и собирался ужинать со своим семейством. Увидев его растерянность, Алексей Михайлович пошутил:

— Очень хорошо, что стол уже накрыт. Я как раз проголодался и с удовольствием поужинаю вместе с тобой и твоей семьёй.

На ужине, кроме хозяев, их сына и двух гостей, присутствовала молоденькая, красивая девушка, на которую царь с интересом поглядывал: никогда он прежде не видел её в доме Матвеева. И жадно ловил каждое её слово: говорила она мало, но так умно, что каждое слово вызывало у него восхищение.

— Какая у тебя прекрасная дочь... — сказал он Матвееву.

— Это моя воспитанница, — ответил тот. — Её отец жил очень бедно, и мы с супругою взяли Наталью к себе, когда она была маленькой. Вырастили её в большой любви и постарались дать ей хорошее образование.

— Только бы она вышла замуж за хорошего человека... — сказала его жена. — И тогда мы были бы совершенно спокойны за неё.

— И, кажется, она уже в том возрасте, когда ей можно искать жениха, — добавил Матвеев.

— Да, конечно, — кивнул Алексей Михайлович, вставая из-за стола и собираясь ехать домой. — Благодарю вас, дорогие хозяева, за ужин.

Когда они ехали во дворец, царь молча думал о чём-то, потом признался Лесмьяну, что сам решил жениться на девушке, пленившись её красотой, умом и воспитанностью.

На той же неделе Алексей Михайлович вновь приехал к Матвееву и объявил о своём решении. Он устроил смотрины невест, но собрал их только потому, что так было положено: царь уже сделал свой выбор. Наталья удивилась даже тому, что её занесли в их список, а потом узнала, что выбор государя пал на неё... И вскоре состоялась их свадьба.

***

Церковный деятель и писатель, главный воспитатель царских детей Симеон Полоцкий предсказал рождение сына у Алексея Михайловича. Он увидел ночью недалеко от Марса новую звезду, поведал об этом государю и объявил, что через девять месяцев на свет появится мальчик. И предрёк ему огромную славу. Так и случилось. Царица забеременела. Незадолго до нужного срока у неё начались схватки, царь был обеспокоен, но Полоцкий сказал, что всё обойдётся, через два дня родится малыш и его следует назвать Петром. Роды оказались очень трудными, однако закончились благополучно. Наталья Кирилловна произвела на свет здорового крепыша, которого так и нарекли — Петей.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ДЕТСТВО ПЕТРА

Лучьян остался жить при дворе Алексея Михайловича. Увидев в нём умного и справедливого человека, царь сделал его своим приближённым. На глазах старика проходило детство царевича Петра.

Мальчику нравились военные игрушки — солдатики, сабли, пушки, и Лучьян, когда бывал в поездках, непременно доставал для него что-нибудь такое. Или сам мастерил из дерева. Петруша рос проворным, мамки и няньки не могли за ним уследить. Только отвлекутся, как малыша уже и след простыл — убежал играть с мальчишками во двор.

Видя интерес сына к военным занятиям, Алексей Михайлович собрал нескольких его сверстников, повелел изготовить для них маленькое оружие и обучить всему, чему учат солдат. Пётр с удовольствием играл и учился со своими друзьями.

Когда ему было четыре года, отец умер. На престол взошёл его пятнадцатилетний сын Фёдор. Лучьян включился в политическую деятельность, понимая, что молодому царю необходима поддержка. Фёдор болел с детства; он рассказывал старику, как в детстве упал с лошади и по нему проехали сани и с тех пор его мучали боли в груди. Он по многу дней не мог выйти на улицу. Лучьян с другими слугами несли его на носилках на коронацию. Фёдор слышал, как люди перешёптывались, обсуждали слабое здоровье нового государя. И, превозмогая боль, он поднялся с носилок и медленно стал подниматься по ступеням к трону; Лучьян поддерживал его под руку.

Сделавшись государем, Фёдор продолжил дела своего отца и провёл собственные реформы. Каждый день он принимал у себя всех нуждавшихся в его помощи и делал много благих дел: прощал многим казённые подати, обращал в христианство своих подданных-мусульман, выкупал пленников у турок.

В годы его правления в Москве появлялись новые училища, богоугодные дома, больницы, была основана Славяно-греко-латинская академия. Царь любил лошадей и увлекался верховой ездой, и многие вслед за ним стали заводить их.

Но одно событие омрачило спокойное его царствование. Боярин Милославский оклеветал Артамона Матвеева, обвинил в оскорблении иностранного посла, и Фёдор, поверив этому, отправил его в Пустозёрский острог. Лесмьян рассказал об этом случае в письме к брату, который в то время был послом в Китае. «Я навещал Артамона Сергеевича в остроге, — писал он. — Наш друг горевал не о том, что теперь оказался в неволе и бедности, а о том, что больше не может творить добрые дела. Благородный человек!»

***

Петруша рос и креп. При Алексее Михайловиче его воспитывал Лесмьян, а затем к нему приставили дьяка Никиту Моисеевича Зотов, который учил мальчика читать и писать, обучал истории, в особенности отечественной. Он не был так образован, как Лесмьян, и не знал, в отличие от него, иностранных языков, но имел огромный талант в преподавании наук и усердие и знал, как интереснее рассказать ученику ту или иную тему. Слушая его, пятилетний Пётр уже стал понимать, что государю следует знать историю для успешного управления страной и очень полюбил эту науку. Все дивились его большому уму и способностям.

Однажды Лесмьян увидел из окна брата, прибывшего из Китая — тот шёл по двору с каким-то другим стариком. Выйдя им навстречу, он получше разглядел спутника Лучьяна.

— Здравствуй! — приветствовал его брат. — Вот я и вернулся. Ты узнаёшь его? — он кивнул на старика.

Лесмьян стал осматривать его. Сначала не узнал, но затем начал угадывать в его глазах, в чертах его лица что-то знакомое, очень знакомое...

— Это наш с тобой друг Зил! — улыбнулся Лучьян, и все трое крепко обнялись.

Зил сильно болел, в последние годы стал немощным и едва мог ходить. После встречи Лучьян отправился к царю поведать о своём посольстве в Китай, а Лесмьян с Зилом присели поговорить в одной из комнат.

Пётр как раз пришёл к государю, и Лучьян подарил мальчику статуэтку китайского солдата. Среди вещей, которые он привёз, были какие-то листья, и старик объяснил, что это чай. Китайцы заливали их кипятком, давали настояться и пили, чтобы взбодриться. В тот же вечер царь с приближёнными отведали этот напиток и нашли его очень вкусным.

Пётр вслушивался в беседы Фёдора с Лучьяном и боярами.

— Люди из знаменитых родов не хотят служить тем, кто выше их по чину, но чьи предки менее знатны, — говорил царь. — Из-за этого много споров случается. В Разрядном приказе бедным чиновникам приходится разбирать множество их. Причём часто причина такой распри — сущий пустяк. Мои дед и отец пытались устранить этот предрассудок, я же не только продолжу их дело, но и завершу его совсем.

По его приказу из дворца вынесли и сожгли все разрядные книги дворян со сведениями о знаменитости родов. Фёдор объявил боярам и церковным служителям, что с этого момента прежние споры о чинах и службе не дозволяются; вместо разрядных книг дворянам разрешалось иметь их родословные, начатые не ранее царствования Ивана Грозного. Так и уничтожили местничество.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. СТРЕЛЕЦКИЙ БУНТ

Фёдор был настолько слабого здоровья, что все понимали: недолго ему осталось жить и царствовать. Да ещё его подкосила смерть супруги Агафьи и маленького сына Ильи… Спустя какое-то время он женился снова, но со второй супругой — Марфой — успел прожить всего два месяца до своей смерти…

Царь был очень привязан к своему младшему брату Петру. Радовался его успехам, восхищался способностями, беспокоился о здоровье мальчика. И, несмотря на то, что брат Иван был ближе к нему по родству, видел наследником престола не его, а Петю.

Фёдор не успел составить завещания, умер скоропостижно. Его оплакивали все в царском доме. Он оставил о себе добрую память. И Лесмьян, утешавший Наталью Кирилловну и Марфу Матвеевну, сетовал на то, что судьба забирает таких молодых людей, а глубокие старики, подобно ему, остаются жить. И понимал, как много сделал бы ещё юноша и сколько радости познал, если бы болезнь не свела его в могилу. На смертном ложе царь лежал бледный, но людям казалось, что он просто спит...

Лучьян не смог присутствовать на погребении Фёдора — он не отходил от постели своего друга Зила, который был болен и доживал последние дни: уже не мог ходить, перестал говорить и даже мыслить, истощал. Бедняга мучился, стонал, водя глазами по сторонам. Перестал узнавать друга, ухаживавшего за ним. Потом лицо его перестало двигаться, побелело, на нём резче выделились скулы. Зил умирал медленно и мучительно...

Он пережил Фёдора на четыре дня и отошёл в мир иной в первый день мая. Лучьян отправился сообщить прискорбную весть Лесмьяну. Тот в своих покоях отдыхал после погребения царя. Узнав о смерти друга, он обнял своего брата и тихо сказал:

— Зил прожил долгую и достойную жизнь. Пусть земля ему будет пухом.

— Это был мой лучший друг, — ответил Лучьян. — Теперь из тех ребят, что учились со мной когда-то в школе никого не осталось в живых... Хорошо, что у меня есть ты, мой брат.

Они вдвоём обмыли тело Зила и приготовили его к погребению. Вечером стали пить вино и вспоминать своего друга.

— В детстве мы виделись с ним каждый день и потом, когда я уехал в другой город, всё равно общались, — рассказал Лучьян. — Конечно, были длительные разлуки из-за моих и его путешествий, но в конце концов судьба вновь нас сводила. И каждая встреча с ним была для меня праздником. Мы понимали и поддерживали друг друга...

— Он был другом всей нашей семьи, — добавил Лесмьян. — Часто навещал нас, когда ты был в дальних странствиях, и спрашивал, может ли чем-то помочь. Хотя сам жил бедно — у него ведь было огромное семейство, и Зил помогал всем своим потомкам.

— Надо бы сообщить на Юпитер о его смерти, — задумался Лучьян. — Может, родственники захотят посетить могилу...

— Когда я прилетел на Землю во время твоего президентства, то спрятал корабль на берегу Азовского моря, — вспомнил Лесмьян. — Можно будет его откопать и, если он не сломался, совершить полёт на Юпитер.

На другой день они похоронили Зила.

Вскоре Лучьян понял, что не сможет никуда полететь в ближайшее время: ему пришло письмо от лорда Джулиана Смолоза из Англии с приглашением в гости. Тот был далёким потомком его внука Власа, который в начале XIII века поселился в Англии. В отличие от своих предков, Джулиан особенно интересовался родословной Смолозов и пытался узнать как можно больше о её представителях. И недавно узнал, что жив его далёкий предок, необычайно известный… «Мне очень захотелось познакомиться с Вами, — писал Джулиан. — Приглашаю Вас к себе в замок, что находится на берегу Темзы недалеко от Лондона. Если согласны, то в следующих письмах договоримся о встрече. Вы прекрасно проведёте время, встретитесь со своими родственниками, нам будет о чём поговорить. Если кто соизволит приехать с Вами — я и моя семья будем рады любому гостю. Ждём Вас».

— Мне нужно ехать, — сообщил Лучьян брату, показав ему письмо. — Я забыл своих потомков, а это непростительно. Надо хотя бы теперь познакомиться с ними. Ты поедешь со мной?

Лесмьян не горел желанием знакомиться с дальней роднёй, о которой и не слышал прежде. Но вслух сказал:

— Наверное, не получится… Я должен как можно быстрее лететь на Юпитер, оповестить родственников Зила о его кончине. Передавай нашей родне наилучшие пожелания от меня.

***

Умирая, Фёдор назначил своим наследником Петра, но не подтвердил этого письменно. После его смерти патриарх Иоаким с государственными и церковными деятелями явился к Ивану и Петру и спросил, кто из них станет царствовать теперь. Иван, у которого было слабое здоровье, ответил, что уступает корону младшему брату, так как сам не в состоянии хорошо управлять государством. И все присягнули десятилетнему Петру.

Вскоре Лучьян и Лесмьян покинули Москву. Первый отправился в Англию, а второй — к Азову, чтобы найти корабль и улететь на Юпитер.

После того, как духовенство, бояре и весь народ присягнули в верности Петру, старшая сестра Софья возненавидела его, ведь она намеревалась единолично управлять страной. Но надеялась получить власть с помощью своих помощников — боярина Милославского и стрельцов. Стрельцы были против преобразований полков на европейский лад, введённых Алексеем Михайловичем, и Софья с боярином Милославским пообещали им, что отменят эти порядки, а заодно и перемены патриарха Никона, сделанные в церковных книгах, и те, будучи староверами, поддержали их. Чтобы ещё более заручиться поддержкой воинов, Софья и Милославский распустили слухи о том, что Нарышкины умертвили и Фёдора, и Ивана. Стрельцы пришли в ярость. Милославский и несколько его сообщников раздали им списки людей, с которыми надо было расправиться.

Рано утром 15 мая зазвонили колокола и стрельцы, ворвавшись в Кремль, потребовали выдать им боярина Матвеева и Нарышкиных. Иван вышел из своей комнаты уверить их, что он жив и никто на него не покушался, но было уже поздно: бунтовщики успели убить и Матвеева, который незадолго до этого вернулся из острога, и доктора фон Гадена, и князя Долгорукова. Да и то, что Иван жив, не остановило стрельцов — они и дальше стали творить беспредел. Многих убили — братьев царицы Ивана и Афанасия Нарышкиных, князей Ромодановских и Черкасских, бояр Языкова и Салтыкова и ещё полсотни человек.

Три дня спустя, когда закончилась расправа, стрельцы прибежали во дворец, восклицая: «Да здравствует царь Иван и царевна Софья!» Но Иван объявил, что не будет царствовать без настоящего наследника — Петра. Софье и её воинам пришлось согласиться с этим требованием.

Через три недели после бунта братья были коронованы в Успенском соборе Кремля. Для двух царей соорудили двойной трон. Позади трона находилось место, закрытое парчой с окошечком, где при приёме послов пряталась Софья и диктовала братьям то, что они им нужно говорить. Она стала при них правительницей.

Иван, страдавший косноязычием, не всегда мог справиться со своими обязанностями. Пётр, обладавший хорошим здоровьем, справлялся лучше, но ему мешала скованность при незнакомых людях. После стрелецкого бунта сильно ухудшилось его душевное состояние.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. ПОТЕШНОЕ ВОЙСКО

Несколько лет Пётр с Натальей Кирилловной жили в подмосковном селе Преображенском, куда их отправила Софья. У мальчика началась вольная жизнь. Он занялся любимым делом — продолжил военные игры со сверстниками. Это было по большей частью забавой, увеселением, потехой, поэтому войско называли потешным.

Здесь Пётр познакомился с образованным дворянином родом из Женевы — Францем Лефортом, служившем при его брате. Лефорт очень любил Россию и прекрасно знал русский язык. Как-то юный царь узнал, что он говорит по-голландски, и попросил его научить этому языку. Тот стал проводить занятия, на которых они и изучали основной предмет, и обсуждали ещё многое. Учитель, посетивший много государств и познакомившийся с их обычаями и традициями, оказался интересным собеседником.

— Расскажи мне, как устроены войска в тех странах, где ты побывал? — обратился однажды к нему Пётр. — Как-то я спрашивал у Лучьяна про армию его бывшей великой империи, но он не любит говорить о войне и оружии...

И Лефорт поведал ему о вооружении, об одежде солдат и об их учениях. Его истории были длинными и обстоятельными, но у Петра всё равно возникало много вопросов во время повествования учителя. Однако тот сказал:

— Завтра ты сам всё увидишь.

Он выбрал полсотни потешных воинов, одел и вооружил их по-европейски и на следующее утро привёл ко дворцу. Вышедший им навстречу Пётр с восторгом разглядывал своих товарищей в новых мундирах. Он подошёл к Лефорту, обнял его и поцеловал.

— Спасибо, Франц! Теперь я всё увидел собственными глазами. С этого дня ты — командир новой роты, а я буду простым солдатом в ней. Хочу в совершенстве овладеть военным искусством!

Начались учения под руководством Лефорта. Пётр хотел познать все трудности, научиться всему на собственном опыте. Он спал в общей палатке солдат, обедал с ними за одним столом и работал со всеми. Сделав тележку, возил на ней землю к возводившейся крепости. И командир наградил его за отличную службу чином сержанта.

Пример Петра побудил многих записать своих детей в потешные полки, примкнули к ним и бояре, и солдат набралось столько, что они уже не помещались в Преображенском и часть их пришлось перевести в другое село — Семёновское. Так были сформированы Преображенский и Семёновский полки.

Каждый день по нескольку часов Пётр занимался военно-математическими науками. Его обучал артиллерийский поручик Франц Тиммерман, офицер Пушечного двора.

***

Пётр почти не покидал Преображенское, и это радовало его сестру Софью, которая хотела сама управлять государством. Она надеялась, что Пётр, увлечённый, казалось бы, детскими забавами, ещё больше отдалится от престола.

Правительница заключила союз с Польшей и Австрией против Турции. К нему давно стремились польский король и австрийский император, которых пугали завоевательные походы турок. Они надеялись на помощь сильного государства — России. Польский король Ян Собеский отказался от претензий на Смоленск, Киев и все земли, присоединённые к России по Андрусовскому перемирию. После этого Софья два раза отправляла войско под начальством князя Голицына в Крым —  освобождать его от турок и бороться с крымским ханом, их союзником. Оба похода прошли неудачно, но начальников всё равно богато одарили за них, наградили офицеров и солдат. Софья хотела привязать к себе войско, добиться его преданности.

***

Под барабанную дробь Пётр скакал на коне, обнажив саблю. Отроки наблюдали, как он поглядел куда-то в сторону, потом спрыгнул на землю и побежал к какому-то старику, наблюдавшему за его потехами.

— Лучьян! — он обнял своего воспитателя, и тот крепко прижал его к себе.

— Петруша, как ты вырос! Уже выше меня! Я бы и не узнал тебя, если бы сам не прибежал...

Тот и вправду уже превзошёл ростом почти двухметрового Лучьяна.

К ним подошёл мужчина лет пятидесяти в широкой шляпе, с седыми волосами и весёлыми зелёными глазами.

— Мы создали войско по европейскому образцу, — сказал Пётр. — Как прошла твоя поездка в Англию?

— Прекрасно, — ответил Лучьян. — Я очень хорошо отдохнул у Джулиана. Познакомься, это он. Приехал погостить в Россию.

Джулиан снял шляпу и поклонился царю. Тот кивнул в ответ.

— Я приехал в Москву, и мне сообщили, что ты находишься здесь, — поведал Лучьян. — Надеюсь, для нас найдётся местечко в вашем селе?

— Да, конечно, — улыбнулся Пётр. — Отдохните с дороги. Сашка!

К нему подошёл паренёк с живыми, бегающими глазами.

— Это мой друг Алексашка Меншиков, — представил его Пётр. — Он разыщет Лефорта, и для вас найдут дом.

Их поселили в просторном доме, и Лучьян с Джулианом начали разгружать багаж. Алексашка смотрел, как они достают из мешков какую-то одежду, книги, безделушки.

Когда пришёл Пётр, Лучьян подарил им с другом целый набор игрушечных солдатиков оружием, лошадками и пушками. Юный царь так обрадовался, что тут же заключил старика в объятия и расцеловал.

— Теперь будем изучать на игрушечном войске стратегию!

— У меня к тебе просьба, — сказал Лучьян. — Джулиан очень хочет записаться в твоё войско, примешь ли ты его?

— Конечно, приму, — ответил довольный Пётр.

Позже он узнал, что игрушечное войско изготовили ремесленники по заказу Джулиана. Тот как раз хотел поведать царю об устройстве европейских армий, но узнал, что он уже давным-давно создал такое войско.

***

Ночью в Преображенское прискакали на лошадях два стрельца — Михаил Феоктистов и Дмитрий Мельнов — и сообщили о готовившемся против Петра заговоре. Повзрослевший царь незадолго до этого женился на выбранной матерью Евдокии Лопухиной — дочери его стольника и окольничего, потом выступил против самовластия сестры, и теперь она, чтобы удержать власть, вновь подговорила стрельцов расправиться с ним.

— Софья велела умертвить меня? — Петру казалось, что он ослышался.

— Да, государь, — ответил Мельнов. — Она сказала стрельцам, что ты, вводя немецкое войско, хочешь переменить веру и пойти против своего брата Ивана...

— Как она могла! — в гневе воскликнул Пётр.

— Она оклеветала тебя перед твоим братом, — сообщил Феоктистов. — Но он не поверил ей.

— Тебе надо бежать отсюда, — сказал Лучьян Петру. — Прямо сейчас.

Тот послушался и вместе со своим семейством вскоре отбыл в Троице-Сергиев монастырь. Лучьян и Джулиан пока оставались в Преображенском.

Когда стало светать, послышался топот копыт и Лучьян увидел в окно нескольких людей на конях. Джулиан вышел на улицу, там переговорил с ними о чём-то и вернулся в дом. Всадники тут же ускакали.

— Это были стрельцы, их начальник Шакловитый спрашивал меня, где Пётр, — сказал он. — Я ответил, что царь уехал неизвестно куда.

— Какой же коварной оказалась его сестра... — задумчиво проговорил Лучьян. — А ведь она была любимицей Лесмьяна.

Солдатские и стрелецкие полки не захотели служить Софье, замыслившей такое злодеяние, и перешли на сторону Петра. Бояре выявили её сообщников в этом заговоре, и главных, в том числе Шакловитого, казнили, а остальных сослали в Сибирь. Софью лишили звания правительницы и постригли в монахини под именем Сусанны в московском Новодевичьем монастыре.

***

Через несколько дней после окончания суда над заговорщиками Пётр со своей армией въезжал в Москву. Здесь было и потешное войско, и регулярный отряд под командованием генерала Гордона, и стрельцы, и примкнувший к ним народ. Лучьян и Джулиан шли рядом с конём, который вёз их пожитки.

На крыльце дворца всех встречал Иван. Подъехав к нему, Пётр спрыгнул с коня, и они с братом обнялись.

— Про нас говорили, что мы в ссоре друг с другом, — обратился Иван к собравшимся. — Знайте же, что это неправда! И в подтверждение своей преданности брату объявляю при всех: я отказываюсь от участия в управлении государством и уступаю власть Петру! Теперь он — единственный правитель России.

Пётр молчал. Собравшиеся выжидательно смотрели на него.

— Я согласен, — сказал наконец он. — Но хочу, чтобы Иван председательствовал в Думе боярской и чтобы его имя во всех государственных бумагах было выше моего.

Лучьян увидел вдалеке ещё одну толпу, которую вёл... его брат Лесмьян! Когда тот подошёл, два старика обнялись, как и Иван с Петром только что.

— Это родственники Зила, — указал на толпу Лесмьян. — Они прилетели со мной, чтобы посетить могилу предка и, возможно, забрать его останки на Юпитер. Я потом познакомлю тебя с каждым из них. А из твоих потомков сюда прибыл Лука — внук Льва.

Из толпы вышел старик с длинной бородой, с посохом в руках и поклонился. Лучьян ответил тем же. И после того, как Лесмьян переговорил с Петром, всех родственников Зила повели размещаться во дворец.

ГЛАВА ПЯТАЯ. НАЧАЛО РУССКОГО ФЛОТА

Лучьян стал провожатым для большой компании гостей с Юпитера. Он много куда их водил, показывал достопримечательности Москвы, ездил с ними в Преображенское и Коломенское.

Лесмьян же был приближен к Петру и сопровождал его в поездках. Однажды они с учителем Францем Тиммерманом отправились в село Измайловское, в дом прапрадеда Петра — боярина и стольника Никиты Ивановича Романова. Осматривая старые вещи, Пётр заметил судно, напоминавшее лодку.

— Франц, что это такое?

— Это английский бот. Он используется при хождении на кораблях. Если приладить к нему паруса, то можно плавать по ветру и против ветра.

У Петра загорелись глаза.

— На парусах... по ветру и против ветра...

Он стал переворачивать бот, и Францу с Лесмьяном даже помогать не пришлось — сам быстро справился.

— Сейчас бы по Яузе пуститься на таком-то судне! — нетерпеливо сказал царь. — Надо приладить паруса и спустить его на воду!

— Не в парусах дело, — возразил Лесмьян. — Он сильно прохудился...

Тут и Пётр заметил трещины в боте.

— Надо сейчас же починить его, — поспешно ответил он.

Царь и приближённые нашли плотника, который построил этот бот — голландца Брандта. И он залатал трещины, оснастил и спустил бот на воду. И поплыло судно по зеркальной глади озера, сияя на солнце белоснежными парусами. Управлял им Брандт, а Пётр смотрел с берега. И, когда бот причалил, царь сел в него и стал рулить сам, и очень хорошо у него это получилось. После водной прогулки он сказал Лесмьяну, что будет у России не только армия, но и флот. И признался, что на реках Яузе и Москве ему места мало — надо идти, а вернее, плыть дальше.

***

Едва только «посольство» с Юпитера забрало останки Зила и отбыло к себе на родину, у Лучьяна появились другие заботы — под руководством голландского мастера Арриена он стал с голландцами строить корабельную верфь на озере Переяславском. Незадолго до этого у него началось онемение тела, и старик боролся с недугом, работая физически: когда трудился, тот отступал на время. Но каждый вечер подолгу не мог уснуть — в голове его раздавался стук молотков и скрип досок.

Пётр заинтересовался строительством кораблей, и Арриен стал обучать его этому. Царь всё делал сам — клал доски, забивал гвозди. Он сделал яхту быстрее, чем его учитель, и её спустили на воды Переяславского озера. Такие плавания сильно увлекли его и вскоре переросли в морские учения.

Лучьян, навещавший Наталью Кирилловну, выслушивал её беспокойства:

— Ох, зря он всё это затеял... Всё сердце изболелось из-за него — а вдруг что-то случится, не дай Бог утонет или простынет... С водой ведь не шутят. Да и кому, кроме него, эти плавания нужны?

Лучьян успокаивал её, говорил, что с Петром ничего страшного не случится. А самому ему нравилось то, что царь хочет испробовать столько нового, полезного. По этому поводу у старика возникали разногласия с царицей Евдокией. Когда он навещал её и маленького царевича Алёшу, она говорила ему о ненужности, бесполезности того, что делает Пётр. Наш герой, слушая её, не спорил, а только качал головой.

***

Наталья Кирилловна скончалась от болезни сердца. Лучьян вспоминал, как она упрашивала сына оставить кораблестроение и морские дела, но тот был непреклонен.

Джулиан, постигавший азы морского дела, переписывался с женой и детьми, но пока оставался в России. Он считал, что страна далеко пойдёт при таком правителе. Однажды ему довелось сопровождать царя в путешествии в Соловецкий монастырь, находившийся на острове Соловки в Белом море. Когда они плыли туда, поднялась страшная буря и многие запаниковали. Джулиан в страхе метался по судну. Даже Пётр растерялся. Один только кормщик, звавшийся Антипом Пановым, проявил самообладание — миновав подводные камни, он вывел яхту к берегу, — за что был щедро награждён. Позднее Пётр поставил там выточенный им самим деревянный крест с надписью на голландском языке: «Dat kruvs maken Captein Peter, van A. Cht. 1694» («Этот крест сделан капитаном Петром, 1694 год»).

Об этом событии Лучьян узнал, когда закладывал вторую корабельную верфь в Воронеже.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. АЗОВСКИЕ ПОХОДЫ

— Это был позор, — говорил Пётр Джулиану во время следующего плавания по морю. — Моя сестра совершенно не умела управлять страной! И когда я вспоминаю про Крым, то думаю: как русские могли отступать от врага, который уже сам почти сложил оружие? Да ещё и наградили этих вояк как самых достойных! Надо заставить и Россию, и другие страны забыть всё это...

И вскоре он объявил народу, что собирается отнять у турок Азов: в том городе построена крепость, из которой татары совершают набеги на русские земли, и нужно отрезать им путь.

Весной 1695 года тридцатитысячное войско двинулось в путь. Об этом походе Джулиан писал в письме Лучьяну: «…Нас было четыре отряда, я состоял в отряде Головина. В Бомбардирской роте капитаном стал Пётр. Видел бы ты его удаль! Он бесстрашно бросался в самую гущу сражения и своим примером вдохновлял на подвиги других воинов. Мы пока добились небольших успехов: захватили у турок лишь две каланчи, которые не давали проходить кораблям по Дону. Может, продвинулись бы и дальше, если бы Яков Янсон (помнишь этого инженера?) не перешёл на сторону неприятеля, повздорив с генералами. Одна ссора, одна измена — и всё пошло прахом. Мы вынуждены были отступить. Теперь сидим в бездействии и ругаем проклятого изменника…»

***

Лучьян работал до седьмого пота: складывал доски, прибивал гвозди, смазывал дерево смолой. Он подолгу сидел над чертежами новых кораблей, обсуждая детали с другими работниками. Ему пришло ещё одно послание от Джулиана, в котором тот описывал судостроение в Англии — когда-то ведь сам был моряком. «...Корпус лучше делать для большей прочности из дуба. Если форма детали будет повторять форму дерева, получится меньше отход древесины. Осторожнее с железными гвоздями: они ржавеют, когда намокают, и уменьшаются в размерах, поэтому в подводной части судна лучше использовать деревянные шипы. Обшивку нужно смазать тиром и смолой...» Вместе с письмом были присланы чертежи разных судов.

За зиму работники успели соорудить по два фрегата и галиота, четыре брандера и двадцать три галеры. В феврале к Лучьяну приехал Алексашка Меншиков и сообщил о смерти брата Петра — Ивана, который сильно болел и был парализован. «Хороший был человек, — думал Лучьян, и слёзы катились по его лицу. — Ещё бы жить и жить...»

***

В мае 1696 года состоялся второй поход на Азов. Адмиралом нового флота стал Лефорт. Сухопутным войском командовал генерал Шеин.

Царь обещал освободить холопов, вступавших в войско, и армия стала быстро увеличиваться; прибывали донские и украинские казаки, калмыцкая конница. Армия двинулась к Азову и осадила его. Казаки в устье Дона почти полностью уничтожили караван турецких судов. Русский флот кружил крепость со стороны моря, армия — со стороны суши.

19 июля Азов был взят. Пётр пощадил его жителей и дал им свободу, позволив забрать своё имущество и уйти, взамен на выдачу Янсона. Увидев предателя, толпа зароптала, солдаты снова начали ругать его и освистали.

— Запомните, — сказал Пётр солдатам после, — моя заслуга во взятии Азова ничтожно мала в сравнении с заслугой моих полководцев и воинов.

Но все понимали, что царь проявляет излишнюю скромность: он был одним из самых смелых и в этом походе.

***

30 сентября Лучьян с другими жителями Москвы встречал армию из похода. Выглядывая из-за обступивших дорогу стрельцов, он с нетерпением ждал её. И вот наконец появились первые всадники, один за другим проехали мимо, пронеслись повозки. Старик увидел колесницу в виде раковины и сидевшего в ней Лефорта, и они поприветствовали друг друга. Следом шли морские офицеры и матросы, иностранцы. Под звуки труб пронесли знамёна. Проехали несколько воевод. И вот Лучьян увидел Петра и Джулиана, шедших пешком. Царь был в простом офицерском мундире.

— Всё, навоевались, — сказал Джулиан, обнимая старика. — Теперь на покой...

Толпа, которая возликовала, увидев Петра, вскоре презрительно зароптала: последним везли на телеге Янсона с петлёй на шее и табличкой с надписью «Злодей».

— Вот и послужил я России как мог, — сказал Джулиан. — Пора теперь домой ехать.

— Не торопись, — ответил Пётр. — После вместе поедем, я хотел побывать в вашей стране.

Он стал награждать всех участвовавших в походе. А вечером устроил празднество, на котором зажёг фейерверки, которые сам изготовил, и простые люди удивлялись: что за разноцветные огни и как они могут так летать?..

В Азове поселились русские крестьяне и ссыльные стрельцы. На берегу Азовского моря стал возводиться новый город и новая крепость Таганрог. И по велению царя был создан флот из крупных морских кораблей. Прозвучало решение Боярской думы: «Морским судам быть».

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ВЕЛИКОЕ ПОСОЛЬСТВО В ЕВРОПУ

Изучая карту Европы, Пётр обсуждал с Джулианом возможные пути, по которым можно отправиться в Европу. Он хотел плыть по морю. Взгляд его остановился на Балтийском…

— Пожалуй, вот это море больше всего подходит! — обрадовался царь, указав на него. — Посмотри: оно близко и к Германии, и к Англии, и к Дании, и к Голландии! По нему куда хочешь можно быстро доплыть.

— По этому морю может быть самая лучшая и быстрая связь России с этими странами, — согласился Джулиан. — Мы с Лучьяном плыли по нему в Россию.

— И ведь правда! Как хорошо бы было построить на берегу этого моря гавань, куда бы могли приходить иностранные корабли!

— Всё бы получилось, да только там шведы живут...

— Мы решим этот вопрос. Сейчас же надо подумать о другом. Я хочу сам увидеть европейское просвещение, о котором так наслышан. Не буду принимать опрометчивых решений и переносить европейское образование в Россию, а дам своей стране только нужное и полезное.

Вскоре в Москве заговорили о том, что Пётр отправляется в чужие края. Он ехал без церемоний, переодевшись в простого дворянина, под именем десятника Петра Михайлова. Посольство собрал большое. В нём были и Лефорт, и Меншиков, и Головин, и Джулиан, и Лучьян с Лесмьяном и Лукой. Управление государством поручили надёжному человеку — боярину Фёдору Юрьевичу Ромодановскому.

«Лифляндцы и шведы смотрели на нас дико, — писал в путевом дневнике Джулиан. — Почему-то боятся русских… И наше пребывание в Риге прошло под слежкой людей графа Дальберга. Идёшь по городу — и чувствуешь, как тебя высматривают из-за угла. Когда встречаешь стражей порядка, они подозрительно косятся и шепчутся… Петра едва не застрелили часовые, когда он шёл смотреть городские укрепления. „Не хотят, чтобы я видел укрепления Риги! — сказал он. — Я надеюсь некогда увидеть их с меньшим для меня затруднением и отказать шведскому королю в том, в чём отказывает мне нынче Дальберг“. Но мы уже едем дальше и скоро будем в Германии».

***

В Ганновере на приёме у двух принцесс велись светские беседы. Лучьян и Лесмьян рассказывали придворным о порядках и обычаях русских, о том, как Россия обновляется. Джулиан наблюдал, как Пётр, рассказывая принцессам о судостроении, показывает им мозоли на руках. Они попросили обучить их русскому танцу, и царь привёл своих музыкантов и заплясал под звуки инструментов. Потом вдруг поднял десятилетнюю принцессу Софию-Доротею за голову.

— Боюсь, Пётр прослывёт здесь большим чудаком, — прошептал Джулиан Лучьяну. — Его небрежность всё портит...

— Да, он не так обходителен, как немецкие принцы, — ответил Лучьян, — но ещё не поздно всё исправить... Мы постепенно обучим его всему недостающему. В России ведь эти манеры не так важны, как здесь...

***

Путники прибыли в Амстердам, а оттуда Пётр, Лучьян и Лесмьян поехали в Саандам. Там царь снял квартирку у одной вдовы, а старики разместились в том же доме, в каморке. Они посетили мастерскую и до позднего вечера плотничали.

Наутро у Лучьяна разболелось всё тело. «Странно, — думал он, — сколько времени до этого я трудился — и всё было нормально. Эх, старость...» Три дня он лежал в постели и читал принесённые братом пьесы Кальдерона де ла Барка, Корнеля, Мильтона и других писателей. И ещё три дня притворялся больным, чтобы продолжить любимое чтение.

Потом, старики, вернувшись с Петром в Амстердам, наблюдали за тем, как он бегает из одной мастерской в другую и учится разным ремёслам — ткачеству, кузнечному делу, бумагоделанию. По вечерам они с Лучьяном посещали лекцию какого-нибудь профессора, затем покупали еду на рынке и готовили ужин на кухне.

***

Джулиан с нетерпением ждал, когда же Пётр посетит его родину — хотелось принять царя у себя, познакомить со своим семейством и друзьями. И наконец этот счастливый момент настал — посольство отправилось в Англию.

Пётр был радушно принят в старинном замке. Его познакомили с семьёй хозяина — женой, сыном, невесткой и маленькой внучкой. У Джулиана было шестеро детей; остальные обучались в Лондоне. Царя и его свиту угостили разными сытными блюдами и вином.

Пётр обратил внимание на большой портрет мужчины в средневековых латах, висевший на стене, и спросил о нём.

— Это наш предок Влас Смолоз, его внук, — указал Джулиан на Лучьяна. — Он был благороднейшим, умнейшим человеком. Узнав, что Руси грозит опасность, приплыл туда, чтобы драться с татаро-монголами, но погиб от рук других врагов — тевтонских рыцарей.

— Тогда были страшные, мрачные времена... — кивнул Лучьян.

— В замке есть целая галерея с портретами наших предков, — сказал царю Джулиан. — Если ты не против, я расскажу тебе о славном роде Смолозов.

Они отправились в галерею, а Лучьян задремал. Когда они вернулись, беседуя о кораблестроении в Англии, то Пётр в шутку надел на старика бумажную корону, которую сам изготовил на фабрике.

Сын Джулиана преподнёс царю в подарок рыцарский меч, сказав: «Наш предок Ник Смолоз некогда завещал подарить это оружие смелому человеку, который однажды посетит нас, и вот он здесь...» Пётр был очень рад такой чести.

На другой день их принимал у себя король Вильгельм III. Время прошло в приятных беседах, и все старались угодить Петру. А после Джулиан, который хотел познакомить его со своим другом Исааком Ньютоном, повёл царя и свиту на Монетный двор, где тот работал.

— Мы с ним с детства вместе, — говорил Джулиан по дороге. — Он бывает чудаковат, но я к тому привык. Скажем, может принять меня у себя и уйти в свой кабинет — и неизвестно, вернётся или нет. Но в целом замечательный человек...

Встретившийся им на Монетном дворе круглолицый мужчина был не кто иной, как Ньютон. И всех, даже Петра, удивило, как сдержанно он встретил своего друга после долгих лет разлуки — даже не улыбнулся, в то время как Джулиан повис у него на шее.

Пётр осведомился о деятельности нового знакомого, и тот рассказал ему о своей борьбе с фальшивомонетчиками. И при этом не проявлял никаких эмоций — равнодушно смотрел в одну точку...

— Непохоже, что он твой друг, — сказал Пётр Джулиану после. — Вы слишком разные.

— У нас жизнь сложилась по-разному, — объяснил тот. — Он учёный, я мореплаватель; у него нет семьи, у меня есть, и очень большая. Но, несмотря на это, мы полвека дружим.

Когда посольство отбывало на континент, Джулиан стал прощаться со всеми — он оставался здесь, со своей семьёй. На прощание, обнявшись со всеми, сказал:

— Я обязательно буду приезжать.

— Мы тебе всегда рады, — ответил Лучьян.

***

Посольство направлялось в Вену, где Пётр собирался переговорить с императором Леопольдом о войне с турками, которая шла теперь. Гостей ожидал такой же тёплый приём, как и во всех других странах. В их честь было устроено несколько праздников, среди которых самым интересным и запоминающимся стал маскарад. Император, его семейство и придворные оделись в костюмы крестьян и ремесленников, фрейлина Турн — фрисландки, а Пётр — фрисландца.

— Ну что, Пётр Михайлов, выпьем-ка за здравие царя московского! — сказал император, протягивая гостю бокал вина. — Мне известно, что вы знакомы с ним!

— Очень хорошо знаком! — кивнул Пётр, поняв, что его здесь не узнали.

Долго говорили русский и австрийский правители о войне с Турцией и решили пойти на мир с ней, но при условии, что все земли, завоёванные русскими, останутся у них. Пётр был весел, и не только потому, что нашёл поддержку у австрийского императора, но и потому, что скоро посольству предстояло отправиться в Италию, которую он мечтал посетить.

Но этого не случилось. Прибывший от князя Ромодановского гонец сообщил: стрельцы вновь взбунтовались. И посольство двинулось в Россию...

***

Стрельцы были недовольны новым порядком в войске, просвещением, которое хотел ввести Пётр, считая, что оно портит человека. Ненависть к царю подогревала в них Софья, которая всё ещё надеялась отнять у него престол. Она наговаривала на брата и простому народу, который не понимал, зачем он вдруг поехал за границу. Начальники стрельцов подговаривали их к бунту, к тому, чтобы возвести на престол Софью. Их решимость подкрепляло то, что царица Евдокия тоже была против новых порядков.

Стрелецкие полки вышли из разных городов к Москве, чтобы объединиться, но генералам Шеину и Гордону удалось усмирить их. Вскоре приехал Пётр с посольством и устроил суд над бунтовщиками, участвуя в допросах и пытках. Он руководил их массовыми казнями, сам рубил головы и заставлял это делать своих приближённых.

Лучьяну и Лесмьяну пришлось на какое-то время покинуть Москву и не являться Петру на глаза, чтобы тоже не стать палачами. Когда же они приехали во дворец, то застали царя в мрачнейшем расположении духа.

— Моя сестра опять пошла против меня, — сказал он. — Я казнил стрельцов и пытал её служанок. А на неё саму у меня рука не поднимается...

— Ты бы простил её, — ответил Лучьян. — Она и так несчастна...

— Нет, не могу простить, — вздохнул Пётр. — Пусть моя сестра не испытала телесных мук, но испытает душевные. Под окнами её монастыря поставили виселицы, на которые вздёргивают преданных ей стрельцов. Пусть теперь подумает над тем, что совершила... А Евдокию я велел постричь в монахини. Не супруга она мне более.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. НОВЫЕ ТРАДИЦИИ

Лука и невысокий светловолосый паренёк с поклажей в руках миновали коридор и вошли в каморку с маленьким окошечком. Там возле двери стоял небольшой стол, у правой стены — топчан, а в углу — сундук.

— Складывай свои вещи в сундук, — сказал Лука, и юноша бросил всё туда.

В каморку вошёл Лучьян, и старики переговорили о чём-то.

— А это сын Дмитрия Родионова — Яков, — представил юношу Лука. — Отец отправил его на службу к государю.

Юноша учтиво поклонился. Лучьян кивнул ему:

— Ты, верно, утомился? — и обратился к Луке. — Надо накормить Яшу и уложить спать. Все дела — завтра.

— Нет, я вовсе не устал, — ответил Яков.

Они втроём присели на топчан, и Лучьян сказал:

— Я ведь помню твоего отца... Он рано остался сиротой, жил у меня, потом мой сын взял его с собой в Варшаву, там они попали в тюрьму, Виникуляра казнили, а Митя сбежал...

— Да, отец долго скитался по Польше, — кивнул Яков. — Поселился у какой-то семьи, потом приехал в Россию, служил на границе, воевал с турками. И меня вот решил отправить на ратную службу, да только я боюсь войны...

— Кто её не боится... — ответил Лучьян. — А где ты жил, чем занимался прежде?

И Яков рассказал о себе.

Он родился и провёл детство в селе Верходонском, находившемся возле места слияния Дона и Хопра. Два старших брата его умерли в детстве, и Яша остался у родителей один. Он помогал родителям ухаживать за скотом и домашней птицей, торговать на базаре мясом, молоком и яйцами, охотился и ловил рыбу. А когда возмужал, отец решил отправить его на службу к самому государю. Мать беспокоилась за сына, не хотела отпускать так далеко, но глава семьи твёрдо заявил, что тот пойдёт по его стопам и будет солдатом. И отправил Петру I письмо с просьбой взять его сына на службу.

Прошёл месяц, другой... И вот однажды к их дому подъехала повозка. Из неё вышел старик в ветхом кафтане. Это был гонец Лука, который вёз ответное письмо Дмитрию Александровичу. И тот прочитал его: Пётр принимал юношу в ряды своих воинов. Якову стало радостно, но вместе с тем он чего-то боялся — то ли тягот службы, то ли самого царя, о котором так много слышал...

И теперь Лучьян и Лука рассказали юноше о нововведениях Петра после путешествия в Европу.

Царь хотел, чтобы русские походили на европейцев, а не на азиатов, и велел всем дворянам и военным брить бороду и носить европейское одеяние. А тех, кто не слушался, наказывал, штрафовал.

— Мы вот с Лукой и Лесмьяном не побрились, — сказал Лучьян. — Я уже привык к своей бороде и поэтому согласен был платить штраф за неё. Соотечественники вновь отыскали меня и присылают пенсию сюда, но я отдаю её на государственные нужды, в больницы и беднякам и штраф тоже могу заплатить. Но Пётр ничего не потребовал с нас. Да и правда, зачем старику сбривать бороду...

Также царь отменил принудительные бракосочетания, основанные на воле лишь родителей жениха и невесты, приказав, чтобы пары венчали только с их собственного согласия и чтобы молодые люди знали друг друга до свадьбы хотя бы шесть недель. Они могли знакомиться на праздниках во дворце, публичных собраниях, на всех обедах и вечерах.

Преобразования коснулись и театра. Царь выписал из Германии актёров и сам часто присутствовал на их представлениях.

— Однажды прочитали мы в афише, что будут ставить новую пьесу, — вспомнил Лучьян. — Хорошая, мол, пьеса, нахваливали её. Мы с Петром пришли, когда зал уже наполнился людьми. Заиграла музыка, подняли занавес, а там… на белой стене написано: «1 апреля!». Зрители расстроились, только виду не подали. А государь смеялся: вот, мол, вольность комедиантов!

Помимо прочего, Пётр выступил против излишней пышности. Теперь знатные бояре перестали ездить в богатых каретах. Сам царь перемещался в небольшом двухколёсном экипаже или кабриолетке, притом часто без кучера.

— Я хотел ехать в Верходонское на коне, да мне дали повозку, пожалели старика, — вздохнул Лука.

— Пётр — большой труженик, — улыбнулся Лучьян. — Он не любит терять времени. Я ещё не видывал такого правителя — другим обычно прислуживают, а он сам всё делает: и обед готовит, и свои башмаки чинит, и даже корабли строит!

Якова всё больше удивляли рассказы стариков, но он понял, что государь справедлив, а значит, ему можно служить.

Вскоре в каморку пришёл Лесмьян с листом в руках. Его познакомили с Яковом, и он сказал:

— Сегодня были с Петром в новой типографии. Там печатают его любимые книги — «Всеобщую историю» Пуффендорфа, «Землеописание» Гибнера и много других про судостроение и мореплавание. Теперь идут приготовления к празднику...

— Ах, да! Царь три дня назад объявил народу, что Новый год теперь будут праздновать 1 января, а не 1 сентября, — объяснил юноше Лука.

— А мы ведь на Хортице отмечали его тоже зимой, как и украинцы с поляками, — вспомнил Лучьян.

Яша уже клевал носом, и старики, пожелав ему спокойной ночи, ушли. Он повалился на топчан и сразу же уснул.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. НАЧАЛО СЕВЕРНОЙ ВОЙНЫ

В большой восторг пришёл Яков, увидев воочию государя — мужчину огромного роста, худощавого, кареглазого, очень энергичного. Юноша оказался очень сообразительным, легко всё запоминал, но был слишком пылким и часто давал волю эмоциям. Когда грянула новая война, он перепугался не на шутку. Чтобы успокоить его, Лучьян сказал, что тоже пойдёт с армией на запад, и стал вспоминать былые сражения, в которых участвовал.

— Сколько войн я видел — а всё-таки, как видишь, жив. Теперь против Швеции воюют Россия, Польша и Дания — у шведов всегда была большая тяга к завоеваниям, и эти страны хотят возвратить отнятые ими земли. К тому же шведы оскорбили нашего царя в Риге, грубо с ним обошлись, и он теперь всё им припомнит... А их полководец, король Карл XII, разве может сравниться с нашим Петром? Ещё мальчишка ведь, младше тебя, но мнит о себе Бог знает что! Хочет сравняться с Александром Македонским. А когда встретит наших — побежит, только пятки засверкают!

— Ты думаешь, война будет долгой? — спросил Яков.

— Наверное, — помолчав, ответил Лучьян. — Поначалу, может быть, противники и перейдут в наступление, но потом наши разгромят армию Карла. Пусть шведы и воинственны, однако русские умеют драться до последнего.

Он словно в воду смотрел. Первое время армия Карла XII действительно побеждала. После сражения со шведами под Копенгагеном датчане отступили и согласились на все условия их короля.

***

Огромное войско проехало по улицам Москвы и покинуло её. Яша, находившийся в задних рядах, переговаривался с другим молодым солдатом — Пашкой.

— Мне страшно, — признался он. — Одно дело, если ранят; а если убьют? Я же тогда ни матушку, ни батюшку, ни родного села больше не увижу... Да и неохота умирать — ещё ведь мало пожил...

— Я тоже на тот свет не хочу, там меня-то точно черти зажарят, — кивнул Пашка и огляделся. — А давай сбежим? Тут такое большое войско, что нас и не хватятся...

— Ещё как хватятся! — возразил Яшка. — Царь, говорят, всех своих солдат в лицо знает. Обо мне он точно спросит. Если я сейчас сбегу — сам мне потом голову снесёт.

Пётр вынужден был оставить войско: его звал на переговоры в город Бирзен польский король. Он знал, что шведское войско состоит из восьми тысяч человек, в то время как русское почти впятеро превосходит его по численности, и полагал, что Карл не посмеет напасть на такую большую армию. Но просчитался: когда русские подошли к Нарве, на землю опустился туман, а потом завьюжило. Шведы незаметно подкрались к их лагерю и напали так быстро и неожиданно, что те не смогли оказать достойного сопротивления.

Когда завязалась битва с врагами, Яков испытал настоящий ужас. Он вскочил на коня и хотел укрыться, но увидел, как Лучьян, размахивая саблей, бросился навстречу противнику и за ним поскакали сотни русских солдат. Юноше стало до того стыдно, что он не раздумывая кинулся вперёд. Когда пробрался в самую гущу сражавшихся, его сильно кольнули в бок и он упал с лошади и потерял сознание.

...Очнулся Яша в своей каморке, возле его кровати стояла совсем молоденькая девушка.

— Кто ты такая? — спросил он, приподнявшись.

— Я Софья, служанка при дворе. Лежи, лежи, ты ещё очень слаб...

— Что-то я тебя раньше не видел... Погоди... Как я сюда попал? Мы же дрались со шведами под Нарвой...

— Ты в битве потерял сознание, и Лучьян подобрал тебя и привёз в Москву, теперь ухаживает за тобой. Ты до этого приходил в сознание, но, наверное, ничего уже не помнишь...

— А где Павел? Мы воевали вместе. Лучьян ничего про него не говорил?

— Он жив и тоже заботится о тебе.

Вскоре к Яше пришли и Лучьян, и Павел. Они рассказали ему об исходе битвы: шведы победили русских и взяли в плен военачальников — герцога де Круа и князя Долгорукого.

— Малая шведская армия разбила большую русскую? — не поверил Яков.

— Да, но в этом нет большого стыда для русских, — ответил Лучьян. — В армию набрали таких же молодых солдат, как вы с Павлом, у которых ещё не было опыта сражений. К тому же, если бы Пётр находился на месте битвы, наши солдаты дрались бы куда смелее. У Карла же войско состояло из опытных воинов, да и сам он приехал туда с ними.

— Говорят ещё, что один финский крестьянин привёл шведов к нашему лагерю, — Павел сжал руку в кулак. — Ух, попадись он мне, я бы его...

— А Пётр так сказал: «Шведы будут побеждать нас ещё не раз — они наши учителя в военном искусстве, но придёт время, и мы заплатим им за ученье!» — вспомнил Лучьян. — Всё как я и говорил...

Яша был благодарен старику за то, что тот подобрал его на поле боя и всё это время заботился о нём. Он решил написать письмо родителям, рассказать им о первой битве. Узнав, что Софья сшила ему варежки, юноша проникся к ней большой симпатией.

***

В какой-то момент Яков осознал, что война будет долгой, затяжной: шведы, победив русских однажды, уже не отступят...

Когда они с Лучьяном вновь собирались в поход против шведов, тот сказал:

— Карл теперь считает Россию слабым противником. Он разменялся пленными с русскими и направил все силы на Польшу. Но к этой битве мы готовы лучше и теперь не должны проиграть.

Яша видел, что Софья очень переживает за него.

— Ну что ты такая бледная? — спросил он.

— Я боюсь, что тебя убьют... — тихо ответила она. — Будь осторожен.

— Лучше я погибну в битве, чем умру здесь от позора, — твёрдо сказал он. — И так проявил трусость в первом походе!

Софья благословила его, дала с собой небольшую иконку, и он, перекрестившись, вышел из каморки.

...Из Москвы выезжала армия фельдмаршала Шереметева. Люди толпились, что-то кричали; Яша при свете факелов разглядывал взволнованные, испуганные лица солдат...

Проведя ночь и день в пути, к вечеру армия остановилась на берегу озера. Воины разожгли костры и стали варить в котелках похлёбку. Яша подошёл к воде, принялся черпать её ладонями и пить. Потом огляделся: всюду горели костры, мелькали люди и кони... Пройдясь немного по полю, Яша отыскал Лучьяна, тот накормил его похлёбкой, и оба вскоре уснули. А на рассвете войско отправилось дальше.

Все понимали — пора платить шведам за учение. И русские при первой же встрече рассчитались с ними. Сначала Яша держался в стороне, но затем, осмелев, кинулся в бой, рубя саблей одного противника за другим. Битва закончилась куда быстрее, чем он ожидал — на сей раз шведы бежали. Это привело его в сильнейший восторг. А следующие сражения — возле Дерпта, при Эрестфере и Гуммельсгофе — хоть и оказались долгими, но завершились так же удачно. Армия дошла до Лифляндии, взяв несколько городов. То был первый большой военный опыт Якова, приучивший его к солдатской жизни с её тяготами. За этот поход он получил серебряную медаль.

Вскоре русские захватили город с крепостью Нотебург, находившийся в устье Невы. Пётр решил отнять его у шведов и тем самым отрезать им путь от Балтийского моря к Ладожскому озеру, да и русским он был нужен для морской торговли. Царь участвовал в осаде Нотебурга как капитан Преображенского полка, и его присутствие так вдохновило солдат, что город был взят на одиннадцатый день. Меншикова, отличившегося в кампании, сделали генерал-губернатором той земли — Ингерманландии. Пётр говорил, что Нотебург — это ключ для входа в Лифляндию и Балтийское море, и потому называл его Шлиссельбургом (от немецкого слова «Schlüssel» — «ключ»).

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. НАЧАЛО ГОРОДА НА НЕВЕ

Подбираясь к Балтийскому морю, Пётр велел взять ещё одну крепость — Ниешанц. Войска инженер-генерала Ламберта окружили её и целую ночь вели стрельбу, после чего она сдалась.

На другой день солдаты увидели возле устья Невы несколько шведских военных судов и решили отогнать неприятеля от берегов, завоёванных русскими. Исполнить это взялся сам Пётр. Вместе с несколькими сотнями гвардейцев, с Меншиковым и Головкиным он поплыл к взморью. Их судна окружили шведские корабли и два взяли в плен, а остальные отогнали. Царя и двух его помощников наградили орденами Святого Апостола Андрея.

Вскоре после этого Яков, сопровождавший Петра, услышал, как тот говорил приближённым:

— Не нравится мне Москва... С самого детства не любил её. Хочу город у моря возвести, здесь, в этих краях...

Он уже будто видел перед собой величественный город, который хотел построить. Сейчас здесь болота и леса, но когда-нибудь вырастут дома, появится набережная, улицы наполнятся людьми... И местные жители, и приезжие будут восхищаться красотой города...

Царь отправился на яхте осмотреть новые владения. Его приближённые молча наблюдали за тем, как он внимательно разглядывал реку, любовался её правым берегом и предавался мечтам. «Да, здесь должен находиться город, который ещё больше прославит наш народ, — думал Пётр. — Пусть он расположится у моря и будет встречать иностранные корабли».

Для создания первой крепости города царь выбрал остров Луст-Эйланд. Сообщив об этом сподвижникам, сделал её чертёж, и вскоре началось строительство. Крепость назвали по заложенной там церкви апостолов Петра и Павла Петропавловской.

Для возведения нового города со всей страны выписали более двадцати тысяч работников. Царь и приближённые следили за их трудовой деятельностью. Пётр велел сколотить для него возле первой крепости деревянный домик и стал в нём жить. Лучьян, Яков и Павел ютились неподалёку в хибарке. Государь вставал каждый день ещё затемно и шёл смотреть на работы в крепости. Вскоре после неё был построен дом Меншикова, заложено Адмиралтейство и корабельная верфь.

Лучьян и Яша привозили камни, глину, трудились не покладая рук от зари до зари. Однажды царь застал Павла спящим посреди дня возле построек и хотел сурово наказать, но заступничество Лучьяна спасло зеваку. Яша видел, что рабочие, возводя город, буквально тонули в болотах, а нескольких при нём покалечило упавшими камнями.

— Всё, у меня больше нет сил... — вздохнул он, войдя в хибарку поздним вечером. — Этот город стоит слишком больших жертв...

Лучьян сварил похлёбку, накормил их с Павлом, и усталость начала проходить, и боль в суставах утихла. Молодые люди прижались к старику, а он погладил рукой обоих и сказал:

— Потерпите, сыночки... Служить царю трудно, а такому, как Пётр, — и подавно. Но он делает великие дела, и вместе с народом, наравне с простыми людьми. При нём Россия пробудилась, стала сильнее... Вот вернёмся в Москву — и погуляем, Яшку женим, он давно уже на Софью заглядывается... И тебя, Пашка, тоже обвенчаем с кем-нибудь, хочешь?

Тот покачал головой.

— Негоже, негоже тебе без жены, — улыбнулся Лучьян. — Надо только девку хорошую отыскать.

Этими разговорами он приободрил парней, и оба стали мечтать о возвращении в Москву.

***

Пётр распорядился, чтобы на острове Котлин, находившемся в двадцати пяти верстах от нового города, поставили дозорных с оружием. Несколько месяцев спустя на песчаной мели напротив острова возвели крепость Кроншлот. На берегу Котлина построили крепкие стены и поставили пушки. На острове соорудили две гавани — военную и купеческую, рядом с которыми находился город Кронштадт.

Лучьяна со многими другими тружениками до поры до времени отпустили в Москву. Когда он ехал на повозке с Павлом и Яковом, то сказал:

— Европейские государи диву дались, когда узнали о новом русском городе. Многие увидели, каким могущественным становится наше государство. А шведам обидно, что их отогнали от Балтийского моря...

По прибытии во дворец Яков встретился с Софьей. Она собиралась ехать насовсем к своей тётке в Новгород. Отдала связанный для него шарф и стала прощаться с ним. Но неожиданно он притянул её к себе и обнял.

— Софья, не уезжай... Прости, что был так холоден к тебе, не замечал твоей заботы. Ты такая славная... Спасибо за всё. Прошу, не уезжай! Пусть твоя тётя приедет сюда, мы будем заботиться о ней, только не покидай меня... Я очень хочу, чтобы ты стала моей женой.

Она внимательно посмотрела на него, улыбнулась. Яков поцеловал её и ещё сильнее прижал к себе.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ПРИДВОРНАЯ ЖИЗНЬ

Наступило затишье. Все занялись своими делами и на время успокоились после битв со шведами.

Вернувшись в Москву, Лучьян узнал о смерти Софьи — сестры Петра, жившей в монастыре. Он присутствовал на её погребении и потом долго вспоминал бессмысленную вражду между ней и братом...

Прошло немного времени — и к нему приехали Джулиан с сыном Ричардом. У Джулиана скончалась жена, и ему не хотелось больше оставаться в замке, где всё напоминало о ней, об их счастливой совместной жизни. Лучьяна и Петра удивило то, что из здорового, крепкого, жизнерадостного мужчины он за короткое время превратился в дряхлого старика — поседел, лицо покрылось морщинами, и в глазах была лишь грусть. У Ричарда тоже голова начала покрываться сединой. Но суета придворной жизни немного приободрила обоих, и они нашли себе занятия по душе: Джулиан стал работать на конюшне, а Ричард поступил на военную службу к царю.

***

Софья привезла из Новгорода свою тётю, познакомила её с Яковом, и они сразу же подружились. Яша очень хотел навестить родителей, он мечтал поселить их в Москве и заботиться о них в старости.

Лучьян спросил у царя разрешения отпустить молодого человека на время в родное село, и тот позволил. Собрав пожитки, Яша обнял своего доброго наставника, простился с Софьей и поехал на коне к родителям. Накануне выпал снег, замело дороги, и они с трудом пробирались через сугробы. Яков жалел своего друга, служившего ему уже не один год — большую часть пути шёл сам и вёл его за узду. Наконец на седьмой день пути вдали показалось родное село...

...Мама обнимала, целовала родного сыночка, а отец смотрел на них с улыбкой. Яша увидел, как обветшала, покосилась от старости их избушка. В печи мерцал огонь, и родители подкидывали туда поленья.

Накормив и напоив Яшу, они стали расспрашивать о его службе царю. Он поведал о боях, в которых принимал участие, о строительстве нового города, о своём добром заступнике Лучьяне, не утаил и своего намерения в скором времени жениться на прекрасной Софье.

— Матушка, батюшка, прошу вас, поедемте со мной, — сказал Яков, взяв родителей за руки. — Я хочу, чтобы вы благословили нас с Софьей, чтобы присутствовали на нашем обручении. И мечтаю, чтобы вы остались в Москве насовсем; Лучьян сказал, что вам дадут комнату при дворе.

Но отец не захотел уезжать, и Яше пришлось долго его упрашивать. Он понимал, что в этом селе родители прожили почти всю жизнь и теперь им трудно будет покинуть дом, и просил у них прощения за это.

Наконец отец согласился, но сказал, что, скорее всего, вернётся в село после свадьбы. Яков помог родителям собрать вещи, и на следующий день они, заколотив избушку, отбыли на повозке в Москву. Столица в те дни была вся в снегу — и дома, и дороги, и деревья.

Родителям очень понравилась светлая комната, которую им предоставили. Они познакомились со многими слугами царя, и отец Яши с Лучьяном узнали друг друга — давно, полвека назад, они жили вместе на Хортице. А мама подружилась с тётушкой Софьи, они много времени проводили вместе. Яков же усердно служил царю, желая отблагодарить его за все милости.

...Перед венчанием отец жениха благословил молодых. В церкви священник обручил их. И прочитал отрывки из Деяний апостолов и Евангелия от Иоанна. Затем хор исполнил песнопения. Жених и невеста отведали из чаши вино, разбавленное водой. Батюшка возложил им на голову священный покров и венцы, трижды обвёл их вокруг аналоя, и они обменялись обручальными кольцами.

Молодожёнов провезли на свадебном поезде по центральным улицам Москвы, потом — по окружным. Во дворце их встречали родители жениха: отец — с образом в руках, а мать — с караваем хлеба и солонкой. Яков и Софья поклонились, приняли от них благословение и три раза поцеловали родителей.

На свадебное застолье прибыл сам царь. Когда он подошёл поздравить молодых, невеста едва справилась с волнением и дрожащими руками налила ему в чарку вина и усадила за стол. Подали рыбу, мясо, холодные закуски, горячие блюда, раковый суп и пироги.

— Дети мои, живите в мире и согласии, любите и уважайте друг друга, — сказал молодым Лучьян, подняв чарку с вином. — Долгих и счастливых вам лет совместной жизни!

Гости выпили за их здоровье. Потом и сам царь, и многие присутствовавшие стали танцевать вальс. Cкоморохи и шуты веселили народ. Лесмьян и Павел с аппетитом ели яблочный пирог.

***

Лучьян много беседовал с родителями Яши; по вечерам они звали его к себе или сами приходили к нему в комнату. Им было интересно всё: и жизнь царя и приближённых, и отношения России с другими государствами, и нововведения Петра. Как-то их разговор коснулся личной жизни государя, и отец Якова спросил:

— Неужто у него нет жены? Не верится, что у такого умного, смелого мужчины нет спутницы жизни.

— Да, после того, как он развёлся с Евдокией, пока ещё не женился второй раз, — ответил Лучьян. — Они не ужились вместе. Она чтила старинные обычаи и не хотела принимать всё новое, что вводил её муж. И сына Алёшу настраивала против него. А царь души не чаял в сыне. Он редко видел мальчика, сами понимаете почему — то путешествовал, то воевал. Потом понял, что упустил его, когда тот тоже начал плохо отзываться о свершениях отца. И подумал, что ещё не поздно его спасти. Пётр стал брать его с собой повсюду, беседовать с ним, объяснять, что нововведения полезны для России. Но Алексей не хотел слышать и понимать его. И царь сильно огорчался. Хорошо, хоть шут Балакирёв веселил его — шутит он так, что все порой плачут от смеха. Порой говорит государю суровую правду о нём, но тот не обижается...

— Да, несчастен Пётр, несчастен... — вздохнул отец Якова.

— Нет, теперь он, наверное, счастлив, — улыбнулся Лучьян и жестом приблизил к себе своих друзей. — Я по секрету вам скажу вот что. Как-то царь пошёл к Меншикову и тот познакомил его с пленной лифляндкой — молодой женщиной, необычайно красивой и умной, и звали её Мартой Скавронской. Она рано осиротела, воспитывалась у пастора. Повзрослев, вышла замуж, но супруг её вскоре погиб. Пётр всё чаще стал навещать Меншикова, беседовать с Мартой, и они нравились друг другу всё больше и больше. И недавно царь сказал мне, что привык к ней так, что уже не представляет жизни без неё, и хочет жениться.

...Рассказ Лучьяна имел радостное продолжение: Марта приняла православие, получила имя Екатерины Алексеевны, и в ноябре 1707 года Пётр обвенчался с ней. Правда, они долгое время хранили в тайне этот брак и даже приближённые не знали о нём.

***

Прожив два года при дворе, Джулиан скончался. Он сильно горевал по жене, и никто не мог утешить его. Перед смертью выпил много вина, отправился гулять по улицам, и его нашли под утро замёрзшим на дороге.

Ричард, и без того хлебнувший немало горя, не стал возвращаться в Англию к семье, а отправился в поход против шведов. Его сопровождали Яков и Павел, которым Лучьян велел следить за ним — как бы он не наложил на себя руки. Русские взяли Нарву, захватили всю Ингерманландию, победили шведов в битве при Калише, в которой отличился Меншиков и стал фельдмаршалом.

Однако армия Карла XII разбила поляков, свергла короля Августа II и посадила на престол своего человека — Станислава Лещинского. Шведы собирались идти на Россию, и там ждали их нападения, но не знали, откуда они появятся — с севера или запада...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ПОЛТАВСКАЯ БИТВА

Богатый и именитый гетман Мазепа с молодости слыл умным и образованным человеком. И то, что он ради собственной выгоды способен на предательство, никому не могло прийти в голову, даже Петру. Царь доверял своему подданному, видя в нём отважного воина: тот проявил храбрость в битвах с турками при Азове и был награждён Орденом Андрея Первозванного, да и в начале войны со шведами оказывал России содействие.

Но имевшейся славы, влияния и богатств гетману оказалось недостаточно. Он хотел сделаться самостоятельным правителем и возродить Северское княжество, которое находилось прежде на месте Малороссии. Понимая, что Карл XII может исполнить его мечту, Мазепа решился предать русского царя, перейти на сторону Швеции. И отправил к королю своих людей с таким предложением, и тот охотно принял его и пообещал в случае поражения укрыть изменника от русских в своей стране. И, хотя их переговоры проходили в тайне, некоторые люди в Малороссии догадывались о замыслах гетмана. Он дерзко вёл себя с подчинёнными, и генеральный судья казаков Василий Кочубей, оскорблённый им, написал Петру письмо, в котором рассказал о планах предателя, и отправил с полковником Искрой. Но царь не поверил этому предупреждению, посчитал его клеветой и велел казнить и автора, и посыльного.

***

Карл с армией отправился в Малороссию. Он планировал соединиться с Мазепой и пойти к Петербургу. В помощь ему из Лифляндии отбыло шестнадцатитысячное войско под командованием генерала Левенгаупта.

Пётр выслал в Малороссию войско под командованием Шереметева, а сам напал на Левенгаупта под Могилёвом, разбил противника и отобрал всё оружие и запасы, что везли королю.

Через три месяца шведы прибыли во владения Мазепы. Король и гетман сообщили народу, что он больше не подчиняется российскому царю, и объявили о восстановлении Северского княжества. Но почти все украинцы запротестовали; к Мазепе перешло не больше трёх тысяч человек.

Пока стояла осень, шведские солдаты кормились урожаем с полей. Но вот наступила зима, грянули морозы, и воины стали замерзать. Весной, приближаясь к Полтаве, Карл надеялся возместить здесь всё, что потерял во время похода.

А Пётр готовился к решающей битве с ним. Узнав о предательстве Мазепы, он пришёл в страшный гнев и сильно раскаивался оттого, что погубил двух преданных ему людей, пытавшихся донести правду о гетмане. И велел предать изменника церковному проклятию и изготовить для него Орден Иуды.

В день отбытия из Москвы Яша долго прощался с матушкой, с Софьей; женщины плакали и не хотели его отпускать. Каково же было их удивление, когда они узнали, что отец Якова тоже едет на битву! Облачившись в военную форму, Дмитрий Александрович взял у оружейника Савки тяжёлую саблю и попросил дать ему коня.

— Ничего, что я уже старик, — сказал он жене. — Когда Отечество в опасности, с врагом должен драться каждый мужчина. Вот и Лучьян, который куда старше меня, тоже собирается биться с Карлом и Мазепой.

...В войске, выезжавшем из Москвы, были и Лучьян с Лесмьяном, и Яков с Павлом, и Ричард с Савкой. Солдаты останавливались на ночлег в селениях. В одном из них посетили церковь, и священник благословил воинов на битву.

— Пусть враги ваши уйдут ни с чем, — сказал он. — Вы же пощадите их, когда они будут побеждены.

Несколько дней спустя войско подъезжало к Полтаве, которую осаждали шведы. Противники встретились, и завязалась битва. Пётр скакал на коне от одного полка к другому, подбадривая солдат, и одна вражеская пуля пробила ему шляпу, другая попала в седло, а третья — в крест, висевший на груди. Дравшихся воинов оглушал грохот пушек; повсюду разостлался дым. Всё смешалось в этой битве: гром орудий, свист пуль, крики солдат, ржание лошадей...

Рубя саблей шведов, Яков отчаянно пробирался вперёд. При нём сразило пулей Ричарда; где-то рядом дрался отец, и надо было ехать к нему на выручку, но ряды тесно сомкнулись, и Яша не мог вырваться из тисков. Его сильно ударили сбоку, он почувствовал резкую боль и ухватился за гриву коня. В это время вороной кое-как выбрался из гущи сражавшихся и стал убегать. Но седок не удержался и упал на землю. И, чувствуя страшную боль во всём теле, пополз куда-то. На короткое время потерял сознание и очнулся, когда его схватили шведы... Среди пленных был и его отец, и Павел, и Савка. Их привели в город, чтобы показать гетману, предавшему Отечество и царя. Этот неприятный худой старик с козлиной бородкой брезгливо оглядел их своими бегающими глазами и спросил:

— Хочет ли кто из вас перейти в мою армию и воевать за свободу украинского народа?

— Вам с вашим королём никогда не победить русских, — сказал ему Павел, кивнув головой в ту сторону, где шло сражение. — И ты сам, и твои люди — иуды, и твоё предательство скоро тебе аукнется.

Мазепа указал на него стражникам, и Павла закололи.

— Ирод! — крикнул Савка и плюнул в гетмана.

Его постигла та же участь... Яша тоже хотел выступить против изменника, но отец зажал ему рукой рот. Заметив это, шведские солдаты выкрутили старику назад руки. Поняв, что с пленниками бесполезно разговаривать, Мазепа велел бросить всех в темницу. Он надеялся на скорую победу и после этого собирался прилюдно пытать и казнить их.

Невольники разместились в тёмной, сырой комнате. Яков, изнурённый долгой дорогой и битвой, уснул, а Дмитрий Александрович не спал — сидел, глядя перед собою. Проснувшись, Яша вспомнил убийство Павла и Савки, подумал, что никогда больше не увидит мать и жену, и заплакал; отец прижал его к себе...

Прошёл час, другой... И вдруг на улице послышался цокот копыт, раздались голоса. «Поберегись!» — донеслось из коридора, дверь вышибли, и на пороге появились дюжие солдаты вместе с Лучьяном и Лесмьяном. Яша с отцом бросились обнимать своих освободителей, и все окружили их... И те рассказали, что шведы были разбиты и бежали и что Карл и Мазепа едва не попали в плен.

***

На другой день после битвы Пётр совершил молебствие в походной церкви. В одной большой могиле были похоронены погибшие русские воины, в другой — шведские. Над первой царь поставил крест.

После этого он устроил победный пир, на котором присутствовали и пленные шведы. Пётр старался ободрить побеждённых противников, научивших его военному искусству, и пил за их здоровье. Почти каждого, кто пировал с ним, царь наградил чином, поместьем, орденом или деньгами.

— А где же Лучьян? — спросил он, и все стали оглядываться, искать старика, но его не было уже и в самой Полтаве.

Лучьян с Яковом и его отцом скакали на конях по просторам Малороссии, заезжали в разные селения, покупали на ярмарках продукты. Прижимаясь к своему вороному коню, Яша радовался, что тот остался жив. Но тревожно глядел на отца, который сильно похудел и состарился за последнее время, сделался угрюмым и почти не разговаривал со спутниками. Где-то под Киевом он упал с лошади и сломал ногу. Яков с Лучьяном довезли его до ближайшего хутора, там крестьяне стали выхаживать старика, но тот уже чувствовал, что умирает. И, позвав к себе сына, обнялся с ним и сказал на прощание:

— Скоро я умру. Прошу, если сможете, похороните в нашем селе. Поклонись за меня матушке. Никогда не оставляй её, люби и заботься о ней. Она у нас славная...

Яша заплакал и ещё раз обнял отца. А потом Дмитрий попрощался с Лучьяном. В ту же ночь его не стало. Любимый сын и верный друг усопшего увезли тело в Верходонское и там предали земле.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ПРУТСКИЙ ПОХОД

Вернувшись в Москву, Яков сообщил матери прискорбную весть, и они вместе оплакали отца. А вскоре узнали, что Софья ждёт ребёнка, и стали отдавать ей всю любовь и заботу. Будущие мама и бабушка шили одежду для будущего малыша. Яша говорил, что родится мальчик, но ранней весной следующего года на свет появилась девочка, и её назвали Варенькой.

***

После поражения под Полтавой Карл XII и Мазепа бежали в Османскую империю. Гетман вскоре умер. А король стал подговаривать султана начать войну против русских, и тот долго не соглашался на это, но Карл долго твердил, что турки должны остановить её возраставшее могущество для собственной безопасности. И Турция объявила войну России.

Пётр понял, что на сей раз противник может одолеть его — у турок большая армия, и к ней ещё примкнут толпы варваров, степняков. А с его армией кто пойдёт? Поляки, на которых нельзя надеяться, и два господаря — молдавский Кантемир и валахский Бранкован, просившие царя защитить их от османов и принять в своё подданство.

Незадолго до похода Пётр учредил Сенат — верховный орган управления страной. Его члены, избранные царём, вели надзор за судебными, финансовыми и военными делами. И государь, надеясь, что в его отсутствие там всё будет в порядке, со своей армией вышел в поход. С ними отправилась и Екатерина.

Три месяца спустя они прибыли во владения Кантемира, и он встретил их с войском, готовым к сражению. Все двинулись во владения Бранкована, но, едва перешли реку Прут, узнали, что тот предал царя и перешёл на сторону врага.

Теперь русскую армию с разных сторон окружали противники: турки, которых было почти впятеро больше, шведы, поляки (войско Станислава Лещинского), крымские и ногайские татары. Стычки с неприятелем ещё уменьшили войско, и Пётр пришёл в отчаяние. Но Екатерина созвала военачальников и сказала, что единственный выход теперь — заключить мир с противником. Те согласились, и царь, послушавшись жену, велел послать начальнику турецкого войска письмо с предложением о мире. Втайне от мужа царица отправила ему все свои бриллианты.

И он принял предложение, но потребовал от Петра вернуть все территории, которые тот отвоевал у Швеции, отдать Азов, Таганрог и несколько других крепостей, отозвать свои войска из Польши, позволить Карлу XII вернуться в Швецию и выдать туркам Кантемира. На последнее условие царь не согласился, сказав, что не может так поступить с преданным ему князем. Турецкий начальник понял его и отказался от этого требования. Был заключён мир, и царь с царицей и армия в целости и сохранности вернулись в Россию.

***

Пока Пётр и Екатерина отсутствовали, Лучьян с няньками присматривали за их маленькими дочерями. Девочки росли очень весёлыми, подвижными, и старик во время прогулок не спускал с них глаз. Аня была тёмная, смуглая, как мать, а Лиза — посветлее, но всё же они сильно походили друг на друга.

На прогулках Лучьян напевал им песни, рассказывал сказки. Однажды он поведал о лисе, которая хитростью да лестью угождала волку, а сама потихоньку утаскивала его добычу. Но вот однажды тот подслушал, как она говорит про него медведю всякие нехорошие вещи, рассердился и бросился за ней. Убегая от него, лиса молила о защите всех лесных зверей, но никто не хотел её пускать в свою нору, потому что все тоже боялись волка. Только рыбы согласились принять плутовку у себя, и она подбежала к бурной реке, бросилась в воду и утонула. Нянька, которая гуляла вместе со стариком и девочками, догадалась, что под лисой он подразумевал гетмана Мазепу.

Как-то Лиза нашла на улице котёнка и взяла его к себе. У него были грустные глаза, и ей стало жаль бедняжку. Так он и остался при дворе. И по цвету шерсти был назван Рыжиком. Поначалу питомец всё время находился с девочками, а когда немного подрос, то стал разгуливать по дворцу и сделался любимцем всех придворных — его кормили, лелеяли, с ним играли.

Когда вечером Лучьян укладывал двух сестрёнок в кроватки, Аня быстро засыпала, а Лиза прыгала, пела песенки, а бывало, и сбегала. Старик искал её в комнате, ходил по коридорам, а она сидела под стулом или за кроваткой и тихо смеялась. Найдя её, Лучьян тоже посмеивался, но потом всё-таки укладывал спать, качал кроватку, напевал что-нибудь, и малышка погружалась в сон.

...Родители девочек приехали ранним утром, и те бросились встречать их в ночных платьицах, с чепчиками на головах. Мать прижимала их к себе и целовала. Лучьян узнал от Петра о мудром решении Екатерины, об итогах похода и ответил:

— Да, всё могло кончиться куда печальнее, если бы вы продолжили воевать... Тебе досталась прекрасная жена, береги её.

— Я с самого нашего знакомства знал, что мне не сыскать лучшей супруги, чем она, — согласился тот. — Иногда страдаю от припадков: судорога во всём теле, головные боли... И Екатерина сажает меня рядом с собой, берёт за голову, гладит, почёсывает её. Я засыпаю, и она долго сидит не двигаясь... А после просыпаюсь здоровый и в хорошем расположении духа.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. «ОКНО» В ЕВРОПУ

Лучьян приезжал в Санкт-Питер-Бурх, как назвали новый город, через три года после начала его строительства, затем — по возвращении из Малороссии. И каждый раз удивлялся, как тот быстро растёт.

Для этого Пётр приложил все усилия: собрал каменщиков со всей России, крестьян и даже ввёл «каменный налог» с каждого въезжавшего в город воза — нужно было привезти с собой определённое количество камня или заплатить специальный сбор. Люди работали посменно — по два-три месяца. За месяц платили один рубль.

И вот совсем новый город провозгласили столицей Российского государства. Туда переместился царский двор, переехали все официальные учреждения. Там жили солдаты, матросы, крестьяне, перебравшиеся из окрестных деревень.

Пётр хотел пожаловать поместья Лучьяну, Лесмьяну и Луке за многолетнюю службу, но старики попросили дать им одно на троих, только чтобы огород был побольше. Царь выполнил их просьбу, и они переехали в своё новое владение в сотне вёрст от города и спокойно зажили в нём.

***

Русский флот одержал победу над шведским у мыса Гангут, на юге Финляндии. В морском бою умело взаимодействовали флот и сухопутная армия России, воины Петра верно оценивали тактику и погодные условия и понимали манёвр противника. В итоге страна получила выход к Балтийскому морю.

Победителей встречали в новой столице толпы людей. Народ долго ждал их появления, и наконец те, кто был у гавани, закричали:

— Едет! Едет!

К берегу причалили русские галеры и трофейные суда. Под радостные крики толпы и залпы пушек царь ступил на землю. Все русские воины и пленные шведы вышли на берег, миновали триумфальные ворота и двинулись к зданию Сената.

Там князь Ромодановский принял от Петра рапорт, поздравил его и произвёл в вице-адмиралы. Оттуда царь поехал во дворец, где повидался с женой, и направился к Меншикову, у которого устроили в честь победы, собралось очень много гостей, и старики тоже прибыли из поместья, чтобы поздравить государя и выпить за его успех.