Лох Серёга, экстрасенс и убийца

Часть первая. Змеи-гадюки

Понедельник

1

…Маленький, как игрушечный, паровозик едет медленно, на месте машиниста впереди мохнатый енот в красной фуражке. А за ним вагончики, много, пять или даже шесть. В них сидят собачки, кошки, обезьянки, другие зверушки, все мяукают, лают, разговаривают о чём-то друг с другом.

Впереди тоже маленький домик с большой вывеской «вокзал», на нём медный колокол и медвежонок в красной фуражке — начальник вокзала — громко, с удовольствием, бьёт — старается, сообщает о приходе поезда.

— Бам! Бам! Бам!

Все в цирке смеются, хлопают, и маленький мальчик во втором ряду, тоже смеётся и хлопает ладошками изо всех сил. Светлые, короткие волосики, нарядная, тоже светлая, курточка с большими блестящими пуговицами — какой прекрасный сон! Это он, тот самый маленький мальчик…

— Сёмка, просыпайсь! — раздался из-за тонкой фанерной дверки пронзительный голос бабки Агафьи, у которой снимал комнату. Звала почему-то Сергея так, он не возражал, не всё ли равно.

Сел на кровати, тяжело вздохнул, бабка была известной знахаркой-травницей, к ней приезжали лечится не только из соседних деревень, но и из большого города, который стоял за железной дорогой. Она позвала его с собой в лес, копать какие-то лечебные корешки, почему-то делать это надо было обязательно ранним утром, иначе теряли свою силу.

А кто это спит рядом на тонком, клетчатом одеялке? Такой очень большой и очень рыжий, по имени, конечно, Рыжик. Но так котюгу звала только хозяйка дома, бабка Агафья, Сергей придумал ему другое, солидное имя, и произнёс громко:

— Доброе утро, мистер Рэд! — и кот приоткрыл один зелёный глаз. Кроме этого имени придумал ему ещё три — утром Барсик, днём Барсук, а вечером Барселон. Но глупый, — или очень хитрый, — котюга не обращал на них внимания, не откликался ни на одно.

— Вставай, лодырь! — продолжал Сергей, в ответ кот муркнул:

— Мр-р-р! — был весьма самостоятельной личностью, бабка Агафья его не кормила совсем, кот целыми днями пропадал в лесу, охотился на мышей и на зазевавшихся птичек. Приходил домой только ночевать и охранять от домашних мышей бабкины запасы разных целебных корешков и трав.

— Лодырь! — повторил Сергей и погладил кота, тот сразу перевернулся на спину и задрал вверх все лапы, не открывая глаз громко замурчал, затарахтел, как маленький трактор.

В тесной кухоньке Сергей готовил себе завтрак, яйцо вкрутую, бабка Агафья разрешала ему брать утром одно — только одно! — болящие пациенты приносили в большом количестве не только яйца, но сметану, сало, вареных куриц, всё сразу прибирала в холодильник и потом увозила в соседнюю деревню к сестре.

Котюга уже сидел рядом и с интересом следил, что делает Сергей, не мурлыкал, чуть неодобрительно махал хвостом, длинным и тоже рыжим.

— Хочешь половинку? — Сергей очистил яйцо, взглянул на кота. Тот махнул хвостом посильнее.

— Мур-нет! Я люблю мясо! Пошёл на охоту! — и выскочил в открытую форточку, умчался в соседний лесок ловить мышей. Сергей только вздохнул — мясо тоже любил, но есть его, в отличие от котюги, приходилось не так часто.

2

Была ещё ночь и лес стоял совсем не такой, как днём — деревья чёрные, мрачные, кусты тоже, так и казалось, что в них кто-то сидит, прячется. Кое-где, в низинках, лежал белой ватой туман, невысокий, негустой, и быстро, на глазах, таял.

Баба Ага резво бежала по одной ей ведомой тропинке, шустро обходила ямы и горелые пни. Сергей шёл как во сне, ни чего не видел под ногами, спотыкался на ровном месте и чуть не падал. На ней чёрно-коричневое пальтишко до колен, в руке костыль-клюка, через плечо большая сумка-мешок.

Вот остановилась, клюкой раздвинула траву, из неё выглянула шляпка мухомора, большая, ярко-красная, даже в темноте горела словно фонарик. Сказала ему негромко и ласково:

— Вырос, милок, молодец. Вчерась тебя рвать не стала, а сёдня — самый раз. — Ножичком срезала гриб, подняла.

— Глянь, Сёмка, какая красотища! Нигде такую не увидишь! Самый пользительный гриб! Он, да ещё поганки! Недаром лесное зверьё их уважает, хрумкает да облизывается. Конешно, людям их есть не надо, а вот я настою на водочке, само то, глотнёшь чуток — многие хвори как рукой сымет.

Сергей молчал, с детства знал — эти грибы ядовитые, но спорить не стал, настроение не то. Да и всё равно не переубедить — бабка отличалась редким упрямством. Если что-то вобьёт себе в голову — то хоть кол теши на ней, ничего не поменять.

Она ещё что-то говорила, много и неразборчиво, не слушал и вдруг что-то увидела в кустах, кинулась туда. Невольно взглянул — стояла возле высокой и толстой дудки, ствол темно-зелёный и почти без листьев. Позвала радостно:

— Сёмка! Подь сюды! Вот он, корень золотой! Показался! Всё самое важное из земли сосёт — растёт-наливается. А как вырастет выше человеческого роста, так можно выкапывать. Сваришь его, станешь пить три раза в день по столовой ложке, и через месяц все желудочные и кишечные хвори сгинут, как и не было. — Достала из своего бездонного мешка-сумки небольшую лопатку. — Копай, да осторожнее, а я второй поищу.

Копать так копать, он резво взялся, думал быстро управиться, да не вышло! земля оказалась твердой, каменной, а потом пошла одна глина, лопатка просто застревала в ней. Кое-как добрался, выдрал проклятый корешок — оказался длинным и кривым. Бабка Ага подскочила, отрезала от стебля, сунула в сумку.

— То, чё надо! Идём дальше!

А дальше сухой лес кончился, началась мокротень, что-то вроде полуболота. Из неглубокой коричневой жижи торчали высокие, большие кочки, заросшие пожелтевшей травой. Хорошо, что бабка дала старенькие, короткие резиновые сапоги, в своих суконных тапочках погиб бы.

Она ловко бежала вперёд, прыгала с кочки на кочку, помогая себе клюкой. Серёга, хоть и ступал осторожно, то и дело соскальзывал с них в воду. Всё это ему совершенно не нравилось, зачерпнул сапогом немного воды и остановился.

— Дальше не пойду, тут всё глубже и глубже, да и змеи, наверное, есть…

Бабка подскочила поближе, замахала клюкой.

— Сёмка, не боись! Глыбко не будет, а змеюки добрые, их только трогать-дразнить не надо, — вытащила из сумки баночку тёмного стекла. — Вот, держи, если вдруг цапнут, помажь чуть-чуть, но не шибко, а то кожа до мяса слезет. И пошли — самые главные корешки тама растут.

Сказала и запрыгала дальше, Сергей двинулся было за ней, но через несколько шагов замер от испуга. На кочке, прямо перед ним, стояла змея! На хвосте! И глядела на него маленькими черными глазами! А изо рта высовывался и пропадал — раз за разом! — раздвоенный язык-жало!

— Гадюка! — завопил изо всех сил. — Змеиное болото!

Бабка Ага закричала издалека, слух у неё был отменный.

— Ты не базлай! Это Яшка царь болотный! Не пугай его и не тронет! — подбежала поближе и повернулась к гадюке: — Яшенка! Не серчай! Мы только корешки копнём, три штуки, и живо уберёмся!

Гадюка, похоже, её поняла, рот закрыла, язык не показывает, но глаз с Сергея не сводит. Бабка ускакала дальше, а он не знал, что делать. Вернулся бы, да как одному отсюда выбраться? Но, всё-таки, шагнул, нога соскользнула с кочки, чёрная вода забулькала, снизу пошёл густой вонючий воздух пузырями, Яшка этот, проклятый, сразу рот открыл и язык высунул.

— Наплевать на тебя! — сказал Сергей зло и громко, шагнул было на следующую кочку и тут змея прыгнула!

— Ай! — отчаянно изо всех сил завопил, взмахнул лопаткой и ловко, на лету, отрубил у неё голову! Две части гадюки упали в воду, крутились там в каком-то безумном танце… И тут ветер возник на болотине, зашумел, подул сильно и перестал, начался какой-то гул, забулькала вода. Сергей оглянулся и похолодел — из болотной жижи на кочки прыгали змеи! Сотни, тысячи уже стояли на хвостах с открытыми ртами и высунутыми жалами! Всё население болота, все подданные гадючьего царя-Яшки, голова его плавала-шевелилась возле ног Сергея, открывала рот, словно хотела укусить.

Собрался бежать — и не мот, ноги не слушались, а змеи с кочки на кочку, всё ближе и ближе. И вот уже первые на его ногах, кусают их через тоненькие джинсы, прыгают и на грудь, на курточку, на голые руки.

Завопил дико, сбрасывал в воду, бил и бил там лопатой, рубил на части, всё новые и новые гадюки вылезали. из болота, под ногами уже суп-вермишель из змеиных кусков, но конца им нет. Не помня себя, прыгая по кочкам, проваливался в воду до колена и закричал отчаянно:

— Гады! Сдохните! Сдохните все! — и вдруг увидел: с груди, с рук и ног гадюки сразу свалились, забили хвостами и через минуту всё было кончено — не осталось ни одной живой, продолжали ещё еле шевелиться, и тонули, исчезали в черноте.

— Чё ты натворил, ирод? — бабка Ага неслась мимо кочек, разбрызгивая ядовитую коричневую воду своими сапогами. — Всех поубивал змеючков! Ведьмак ты! Видеть тебя не хочу! Убивец! — повернулась и, не разбирая дороги, рванулась назад.

3

Сергей скорее кинулся прочь, подальше от этого проклятого места, бежал час, а, может, и два, наконец, выбрался на сухую полянку. Упал, сбросил сапоги, полные воды, стянул мокрые штаны — все ноги в укусах! Распухли, красные, кровь течёт, и руки такие же, но поменьше, хорошо, что до лица не добрались. Вспомнил про бабкину мазь, достал баночку, всё смазал, руки и ноги, и завопил от боли — их сразу словно облили кипятком, словно сдирали кожу, вздулись и распухли ещё сильнее. Быстро вытащил из кармана куртки бутылку с водой — слава Богу догадался её взять, — обтёр укушенные места. Стало легче, кожа уже не горела, упал в тень и замер, боялся пошевелиться.

Мазь оказалась клёвой! Скоро опухоль на ногах и руках сошла на нет, следов укусов не стало видно, в голове прояснилось, чувствовал себя нормально. Полежал ещё немного, встал и пошёл домой. Тропки никакой не было, продирался сквозь кусты, обходил деревья, оглядывался всё время — нет ли гадюк?

Благополучно добрался до домика, сел на лавочку у дверей. Тяжело вздохнул — ну и ночка! Спасибо бабке Aгe! Только бы она не распсиховалась, только бы не отказала от квартиры. Вспомнил о важном, достал из-под скамейки маленький медный колокольчик, улыбнулся и позвонил.

— Динь-динь-динь.., — тихонько запел он как давным-давно, тысячу лет назад, когда мальчик в светлой курточке играл с котёнком и того тоже звали Барсиком, но никак не Барсуком или Барселоном, ведь котёнок был совсем маленьким. Тогда мальчик жил с мамой в большом городе и стоило только позвонить — Барсик прибегал к нему из другой комнаты…

Сейчас же Сергей без труда договорился с мистером Рэдом, что тот тоже будет появляться на звоночек. И вот снова…

— Динь-динь-динь.., — через несколько минут откуда-то, из редких досок заборчика, возник рыжий Барсик! Пронесся стрелой, запрыгнул на колени, и замурчал, запел свою радостную песенку.

— Как прошла охота? — спросил его.

— Мур-р-р, прекрасно!

— Много мышей поймал?

Барсик хитро прищурил зелёный глаз, сделал вид, что вспоминает-считает.

— Мур-р-р, сто штук, но осталось ещё больше,

— Молодец! Тогда идём загорать! — Сергей встал, поднял кота и пошёл на своё любимое место, на солнечный холмик.

Там быстро разделся, лёг, котюга растянулся рядом и продолжал мурчать.

Снятой у бабки Агафьи комнаткой был чрезвычайно доволен.

И не только тем, что даром — лишь копать огород, колоть дрова и караулить дом, весь посёлочек лечился у неё, никто бы не полез, бабку любили и побаивались, а чужие люди тут не ходили.

Доволен был самим домом — маленький, из потемневших брёвен, с двумя окошками, стоял на невысоком холме, покрытом редким кустарником и выгоревшей до белизны травой. Стоял вольготно одиноко на краю посёлка, почти рядом с железной мачтой-башней линии электропередачи. Её провода возникали из леса и уходили дальше в лес, к другой такой-же башне. И пели-гудели всё время, круглые сутки, то тише, то громче…

4

Уже месяц с лишним живёт тут и почти каждый день лежит — загорает, впитывает солнце, чувствует, как оно наполняет его силой. Немного задремал, не слышал, как рыжий котюга снова сбежал в лес. Встал, жарковато, надо пойти в дом. Ехать в институт опасно, ведь совсем не спал, ещё уснёшь там всем на смех.

Лег в своей комнатке на кровать, но сна, почему-то, не было, выпить бы какую-нибудь таблетку. И вспомнил — не так давно тоже не спалось и бабка Ага дала чёрную бутылочку…

В тёмном коридорчике она собиралась в лес за травами, увидела его, спросила насмешливо:

— Чё, Сёмка, не спится? Думаешь, поди, много о лишнем, ненужном, о девках-вертихвостках, ходят, жопами крутят, прости Господи, откель и взялись, ране таких не водилось… Ох, не к добру это, не к добру…

Молчал, ответить было нечего, да и зачем? Её все равно не переубедить, но вспомнил вдруг девиц со своего курса: разных, но и одинаковых — всегда мрачных и озабоченных. Бабка сунула руку в бездонный мешок-сумку на плече, вытащила маленький пузырёк.

— Голову себе забил, вот сон от тебя и бежит. Держи, дам тебе капелек сонных.., — подала пузырёк. — Пять капель на полстакана воды, пей кажинный день вечером, и на девок перестань слюни распускать.

Взял стекляшку, открутил белую пробку, осторожно понюхал. Запах был ещё тот! Сшибал напрочь с ног! Воняло каким-то болотом и даже падалью. Чуть усмехнулся.

— Отрава…

Бабка резво протянула руку забрать пузырёк, спрятал его за спину.

— Дурень ты, и ухи холодные, — она, вроде бы, даже рассердилась, хотя прежде сердитой не видел её ни разу. — Запомни, в лесу отрава не растёт, там только всё пользительное, не сумлевайся. Пять капелек, понял, больше не надо, — сказала и вышла, только дверь чуть скрипнула.

Снова осторожно открыл и понюхал пузырёк — точно, отрава! Усмехнулся — не боись! Никто от бабкиных капель пока не помер. Налил полстакана воды и решительно начал капать. Но какие пять! Сразу вылилось полпузырька! Вода потемнела, пошёл какой-то шип.

Засмеялся, сказал весело и беспечно:

— Классная газировка получилась! Имени бабки Аги!

А веселился совершенно напрасно, не задумывался из чего сделаны эти капельки. А ведь она их настаивала на ядовитых мухоморах — обязательно перезревших, почерневших, — и добавляла туда отвар разных корешков, известных только ей одной. Любой врач, узнав состав капелек, сразу бы грохнулся в обморок. Бабка Агафья лечила ими все болезни, но для каждой отмеряла строгое количество капель и число приёмов в день.

Ничего этого, конечно, Сергей не знал и даже не догадывался, капли как капли, вроде валерьянки, собрался уже пить, но тут его Ангел-хранитель — говорят есть такой у каждого хорошего человека, — толкнул под локоть и больше половины стакана пролилась, коричневые доски пола сразу стали почти белыми.

Сергей ничего не заметил, вернее заметил, но ничуть не удивился, зажал пальцами нос, закрыл глаза и всё оставшееся глотнул залпом. Даже крякнул — дурачок есть дурачок! — стакан хотел поставить на стол. И вдруг стены комнаты начали медленно, неумолимо сдвигаться, всё теснее и теснее, собирались раздавить. Сердце билось, трепыхалось, словно пойманная птичка в кулаке. Пошатнулся, выронил стакан, всё вокруг поехало колесом. Упал лицом на пол, провалился в чёрную, бездонную яму…

Вторник

1

Сергей, он же Серёга, иногда, редко, Малина — его фамилия была Малинин, шёл-бежал по тропинке. Торопился, ведь после бабкиных капель проспал на полу не вставая до утра. Невысокий, худощавый, короткие светлые волосы, высокий лоб, лицо обычное, нос, глаза и рот тоже, таких парней кругом полно.

Был студентом пединститута, опаздывал на лекцию, боялся — грехов за ним накопилось немало, в деканате давно смотрели косо на прогульщика, грозились снять со стипендии. А это полный кирдык — переводы от дяди, брата покойной матери, были весьма небольшими.

А день выдался чудесным! Солнышко светило ярко, гладило тёплыми лучами-руками, ветерок дул ласково и нежно, на синем небе ни облачка. Хотя ветер может разом смениться на северный и тогда налетят чёрные облака и начнётся дождь. Настроение у него было тоже отличное и голова удивительно ясной, всё-таки бабка Ага с её каплями молодец!

Вдруг захотелось петь или читать стихи, и начал — громко, благо никого нет близко:

Холодно жить на земле,

Холодно быть одному,

В чёрной, унылой тоске

Кажется, жизнь ни к чему…

И замолчал, мрачноватые стишата его не вязались ни с ясным днем, ни с прекрасным настроением.

Скоро тропинка привела к железнодорожным путям, остановился — справа медленно тянулся длинный грузовой состав, бесконечная гусеница одинаковых темных вагонов, а слева уже нёсся паcсажирский поезд — красный тепловоз и зелёные набитые людьми коробки. Движение здесь было весьма оживлённым — поезда следовали один за другим.

Недалеко — метров сто — был переход через пути, железный, надёжный мост, но редко кто из деревенских им пользовался, надо подниматься-спускаться, все ходили напрямую. Тут главное смотри в оба, иди и оглядывайся, не зевай.

2

Вот и сейчас, едва прошёл товарняк, на путях показалась девчонка, быстро бежала-прыгала через рельсы, только мелькали длинные ножки. Слава Богу — проскочила благополучно, перед самым носом страшного тепловоза, тот только загудел, как древний мамонт.

Подскочила поближе — высокая, стройная, красивая. Личико милое, губки бледные, без следов помады, тёмные волосы сзади болтаются хвостиком, небольшим и симпатичным. Улыбнулся ей, сказал:

— Быстро бегаешь-скачешь, как заяц! Молодец! Но гляди, не запнись!

Тоже заулыбалась, словно были давно знакомы, хотя видел её первый раз.

— Сам не шлёпнись! А то отрежет тебе яйца и прибор! Как жить-трахаться станешь? — и спросила потом:

— Ты кто такой, весёлый? Студент, чё ли, который у бабки Агафьи живёт?

Сергей опять улыбнулся, девчонка эта ему сразу понравилась.

— Вроде бы я…

— Клёво! А зовут тебя как? Имя-то есть?

— Имеется, Сергей я,

— Серёга, значит, ясно. А я Тома…

Он удивился и даже малость огорчился, имя это не понравилось, никак не подходило к ней.

— Какое-то странное имя…

— Сам ты странный! Шизик какой-то, про меня даже песня есть, может слыхал? Давай, спою, — и, не дожидаясь ответа, запела:

Тома, Тома,

Выходи из дома…

Голос у неё оказался довольно приятный, снова улыбнулся.

— Никогда не слышал такую…

Тут она ему выдала, без запинки:

— Ну, ё-ка-лэ-мэ-нэ! А чё ты вообще слышал? Тебе твоя кликуха тоже не светит, ты Иван!

Снова удивился.

— Почему?

— По-кочану, понял? Оно мнe не катит! В сказках есть такой Иванушка-дурачок. Точняк — это про тебя!

Рассердиться на болтушку не мог, так смеялась-улыбалась прекрасно-замечательно, а она продолжала:

— Колись, бабка Агафья дома, или усвистала в свою деревню?

— Угадала, свалила туда, — постарался попасть ей в тон.

Тут Тома эта вдруг обрадовалась, хотя радоваться, вроде бы, было нечему. Снова заулыбалась, зубки белые, ровные…

— Один, значит, кукарекаешь там? Тогда приду, проверю, как живёшь,

Сергей малость испугался — этого ещё не хватало! Девица оказалась какой-то настырной, таких не любил и даже побаивался, имел печальный опыт обращения с ними там, дома, в школе. Одна всё учила его целоваться… Торопливо сказал:

— Не застанешь, бываю тут мало, занимаюсь, в читалке сижу.

Тут Тома развеселилась по-настоящему, не просто улыбалась, а хохотала во всё горло.

— Ну, ты даёшь! Прикинь — просто профессор! Только очков нету, и бороды! Заучился, бедный — дохлый, как скелет! Принесу тебе котлетку, подкормишься, иначе ничё у тебя работать не будет!

Он от таких её слов только рот открыл, а закрыть не получилось, так и стоял, правда — дурак дураком. А Тома всё своё:

— Ночевать приходишь? Вот и я приду ближе к ночи, погляжу, какой ты трахальщик!

Совсем этим его убила, покраснел, как морковка, а она ещё громче.

— Ха-ха! Не боись, у меня СПИДа нету, справку покажу! Готовься, Серёга-Ваня! — и побежала, понеслась по дорожке вдоль домов. Вскидывала коленки высоко, чуть не до пояса, юбчонка, коротенькая, серенькая в клеточку, вилась возле них. Вилась — задиралась так, что увидел беленькие трусишки… Улыбнулся, сказал вслух:

— Девка молодец! Просто супер! Надо будет у бабки Аги узнать, кто такая. — Она ему весьма понравилась, сам человек не из весёлых, точнее просто грустный, испытывал симпатию ко всем весельчакам. Стоял, улыбался и глядел, пока она не скрылась за домами.

3

Очень боялся, что в деканате его возьмут за жабры — прогулял вчера все лекции из-за бабки Аги, но обошлось, никто и не заметил. Только староста группы — Ирка — погрозила кулаком, улыбнулся ей, хотя и знал: всё равно отметит прогул, служба у неё такая. И подумал, а может, встреча с Томой оказалась счастливой? Спасла от выговора — уже третьего по счёту. Вспомнил её легкомысленную болтовню и снова улыбнулся — на душе малость посветлело, почувствовал себя не таким одиноким.

Началась лекция, в аудитории устроился, как всегда, в последнем ряду, сел и закрыл глаза. Лектор, молодой и кудрявый, что-то увлечённо рассказывал, не слушал, даже немного задремал, не закрывая глаз.

Но вот лекции кончились и все потянулись кто куда — домой или в столовую, была в этом же здании, в подвале, Сергей тоже двинулся вниз. В небольшой очереди старался не глядеть на стоявшие на раздаче разные вкусности, а было их там немало. Салат из красных помидорчиков с зелёным лучком, ещё один — тёртая свеколка со сметанкой, тарелки с огненно-красным борщем и супом вермишель с курицей. И котлеты! Большие, жареные до коричневой темноты, картофельное пюре рядом, а на нём кусочек сливочного масла…

Стоявший перед ним толстый Петька резво собрал на подносе и салат, и борщ, и котлеты — две порции, четыре штуки! Компота два стакана, один из сухофруктов, другой — консервированные мандарины… Сглотнул набежавшую слюну, сказал ему в спину:

— Куда набрал столько? Гляди, не лопни!

Петька не оборачиваясь ответил весело:

— Не боись! Всем известно — пока толстый сохнет, худой сдохнет! — и дошёл, потащил скорее свой корм. Такой довольный в предвкушении обжорства, улыбался-смеялся, что Сергей не выдержал.

— Уронишь! Вот будет смехота!

Но, конечно, ничего Петька не уронил, спокойно прошагал дальше, а Сергей поставил на свой поднос тарелку самого дешёвого картофельного супчика, ещё тарелку с одной котлеткой, а пюре — тоже картошечка — побольше, масло не взял, прихватил два стакана чёрного, безвкусного чая, подвинул всё кассирше и протянул заранее отсчитанные копейки. Та взглянула — за ним никто не стоит, чуть улыбнулась.

— Тебе сегодня бесплатно, проходи…

Не удивился, так бывало не раз, сунул деньги в карман, и потащил поднос, глядел внимательно на столики — важно было выбрать за которым никто не сидел и хлеб на тарелке лежал нетронутой высокой горкой, ведь был бесплатным, дармовым.

Нашёл такой дальний столик, сел, суп оказался горячим и вкусным, котлетка ещё вкуснее, хотя и очень маленькая, чай крепко-сладким. Быстро съел половину хлеба, остальное аккуратно завернул в бумажные салфетки и положил в карман.

Тетя Маша — кассир столовой, пожилая, добрая женщина, его жалела, — если никто сзади не стоял и не видел, деньги за обед не брала. Вроде бы всё хорошо — еда стоила копейки, — но сейчас он вдруг подумал: Зачем? Зачем эта милостыня? Что он — нищий? Нет, и в подачках не нуждается! Чувство собственного достоинства у Сергея было болезненно-обострённым. Решил — нет, так дело не пойдёт!

Отсчитал снова деньги за обед, всё до копейки, дождался, когда у кассы никого, подошёл, положил на тарелочку, чуть улыбнулся.

— Большое спасибо вам, но больше не надо, мне бабки дядя присылает…

4

В этом городе — не большом и не маленьком, среднем, — педагогический институт и колледж искусств, бывшее культпросветучилище, стояли почти рядом, по две стороны большого старинного сквера. Здание института было новое, четыре этажа огромных окон, светлое, недавно поштукатуренное и покрашенное, в нежно-кремовый цвет.

Колледж наоборот находился в невысоком кирпичном доме, построенном ещё в прошлом веке купцом-благодетелем для гимназии, в которой учились его дети. Окна небольшие и там всегда сумрачно, горел свет даже днём. Но, всё равно, здание было намного красивее коробки-новодела.

Институт появился в городе не просто так, а стараниями его мэра, до этого было обычное педучилище. Мэр же решил добиться, чтобы здесь был вуз. Это дело оказалось непростым, в областном центре идею поддержали, но в министерстве завернули все бумаги — город небольшой, всего сто тысяч жителей, хватит и училища, а для института нужно не только здание, но и преподаватели с учёными степенями.

Мэр молодец, не отступил, собрал директоров всех предприятий, а были тут не просто заводы, а фирмы, связанные с нефтянкой. Поставил перед ними задачу — построить новый дом для будущего института и выделить десять квартир для переманенных кандидатов наук.

Никто не возражал, у многих подрастали детки — и у мэра тоже, — отправлять их в другие города не хотелось, а диплом любой есть диплом, как говорится: он и в Африке диплом. Построили шикарное здание, из соседних больших городов ключами заманили десять кандидатов разных наук, и мэр поехал в министерство. Кроме фотографий нового здания и разных бумаг повёз нужным людям сибирские сувениры — знаменитых малосолых муксунов, нет лучше закуси под водочку!

И всё решилось — на новый дом повесили новую большую и красивую вывеску, есть в городе вуз! Правда, из десяти приехавших кандидатов трое оказались самозванцами с фальшивыми дипломами, ещё трое — крепко пьющими, но это уже детали. Институт работал, ковал педагогические кадры.

Сергей поступил сюда на историко-филологический факультет не потому, что мечтал стать педагогом. Больше поступать было некуда. Хотел бы стать астрофизиком, изучать далекие звёзды и планеты, открывать новые галактики и Млечные пути. Или же биологом-генетиком, тоже очень интересно. Но для этого надо ехать в областной центр, где университет и такие факультеты, а денег не было, после смерти матери жил у дяди, простого рабочего на железной дороге.

Но дело даже не в деньгах, поехал туда и без них бы, проблема в математике, физике и химии, такие вступительные экзамены ему не сдать, эти предметы не понимал, в школе троечки по ним ему ставили больше из жалости. Поэтому и попал в пединститут, на историко-филологический факультет, учиться хотелось, а что будет через четыре года — неизвестно…

5

Сергей сидел в институтском сквере на дальней скамейке, грелся на солнышке, даже глаза прижмурял — как его рыжий кот мистер Рэд, он же Барсик — Барсук — Барселон, только что не мурлыкал.

В пединституте парней было немного, а в колледже и того меньше, одни девушки, и в этот теплый летний день сквер полон студенток. После холодной, долгой зимы — надоела до чёртиков! — все они с облегчением сбросили тёплые кофты, юбки и даже джинсы. Фигуряли в светлых кофточках, расстёгнутых до середины, и груди-яблочки наполовину выскакивали из узких лифчиков, у одних яблочки были маленькими, недозрелыми, у других — дыньками-«колхозницами».

Коротенькие юбчонки чуть пониже пупка — у всех, как ветерок дунет посильнее — взлетают, и желающие могут видеть какого цвета у них трусишки-плавочки: голубенькие, белые или розоватые. Но никого это не смущало ни на копейку.

Девицы парами, или по трое, медленно ходили-гуляли мимо скамеек, на них сидели не только другие студентки этих двух уважаемых учебных заведений города, но и жители — немало! — соседних улиц. И не просто сидели — активно обсуждали то, что видели, но девиц это тоже нисколько не смущало, громко хихикали и весело разговаривали.

Сергей грустно глядел на парад — почти все они мало красивые, низкорослые, с плохими причёсками, ноги у многих слишком тонкие — «зажигательные, как спички» или же «музыкальные, как у рояля»», толстоватые. Жалел их — трудно будет найти мужа, а ведь каждая хотела встретить своего парня и мечтала скорее выйти замуж.

Никто из них ему особенно не нравился, хотя, конечно, были девчонки совсем даже ничего, и вдруг… Вдруг увидел — идут под руку две сестры-близняшки, удивительно похожие друг на друга: высокие, светлолицые, волосы одинаково-пышные, тёмно-каштановые, пенились на головах и чуть спускались на плечи. Одна в лёгком, коротком — намного выше коленок, — голубоватом платьице, другая в таком же, но розоватом, и она понравилась ему больше. Почему? Никто не знает.

Красивее, точнее — привлекательнее — той длинноногой девчонки, бегущей через рельсы. Думал так, и напрасно — поглядеть бы на них до макияжа, а потом и сравнивать, так было бы справедливо. Но увы — Сергей по молодости лет, да и по глупости, не усвоил простую истину — народную мудрость: «не всё то золото, что блестит».

Девушки прошли, даже не взглянули в его сторону, и он грустно подумал: вот хорошо бы познакомиться с ними, особенно с той, в розовом…

И тут вдруг…

Вдруг что-то случилось с его глазами — здание института перекосилось, словно хотело упасть, сидевшая неподалёку на скамейке женщина исчезла. Скорее зажмурился, закрыл лицо ладонью, и возникли чёрные стены… Возникли, и стали медленно сдвигаться, хотели раздавить…

6

Не видел, как на крыльце здания института появился его однокурсник Колян, он же Никола и Хохол — Николай Хохлов. Стоял и с довольной улыбкой глядел вокруг. Настроение было чудесное! Солнечно, тепло и дождика нет! А главное — в газете напечатана его информация про кафе «Ёлочка» — там появились новые вкусные салаты. Всего пятнадцать строк, но для них важно — реклама! Значит, можно двинуть туда, получить гонорар — подкормиться, что и сделает немедленно. Даже в столовку не пошёл.

Колян сотрудничал в редакции в отделе информации, хотя это громко сказано — писал маленькие заметки, печатали их через раз, без подписи. Мечтал публиковать там и большие материалы, со своим полным именем фамилией, а потом… Потом стать и штатным работником газеты.

Высокий, очень густые, чёрные волосы стояли даже немного торчком и этим гордился, всё время поднимал их рукой и даже специальной расческой с частыми зубчиками. С полным основанием считал себя самым красивым парнем не только на факультете, но и во всём институте, конкурентов у него было мало.

Большие, круглые очки придавали ему ученый вид образцового студента, надежды исторической и филологической науки. И никто не знал, что стекла в них были простыми, оконными, без всяких диоптрий, носил их для солидности. С Сергеем он не дружил, даже не приятели, просто во всей группе их только двое парней, вот и тянулись друг к другу. Увидел его и двинулся к скамейке, закричал весело издалека:

— Привет! Спишь, чё ли? Спать надо ночью, а днём дела делать! О чём, бляха-муха, грустишь?

Сергею Колян не очень нравился своей бесцеремонностью, манерой всегда говорить громко, ответил тихо:

— Сижу, думаю о несправедливости в нашей жизни…

Колян остановился, никак не ожидал такого ответа.

— Нихера себе заявочка! Это ты о чём?

Отвечать ему не хотелось, не, всё же, сказал:

— Живу в комнатушке, где помещается кровать, тумбочка, один стул, и всё. А в газете «Аргументы и факты» прочитал… Знаешь такую? Я в читалке всегда беру вместе с учебниками.

Никаких газет, конечно, Колян сроду не читал, и вообще, кроме учебников, глаза свои не напрягал. Последней книжкой у него были «Веселые картинки» не то во-втором, не то в третьем классе, поэтому засмеялся:

— Ха-ха! Нe знаю, её, и чё? Зачем она мне? Поделись, чё ты там такое ценное вычитал?

— Много интересного, чуть не офигел, — продолжал Сергей когда узнал, что у нас какой-то телеведущий из «ящика» заимел загородный дом-дворец в шесть, ты понял? — шесть этажей! И два бассейна! Прикинь — не слабо!

Колян сел на скамейку рядом, продолжал улыбаться.

— Точняк! Мужик молодец!

— Да ну тебя! Зачем ему всё это? Что за барство? Что за жадность? Ненавижу! Сколько у нас людей вообще без жилья.

На эти деньги можно было бы столько квартир построить для малоимущих, для многодетных…

— Ну, ё-моё! Ну, ты даёшь! Отбирать, чё ли, у него этот домик?

— Налог на роскошь нужен! — непривычно громко сказал Сергей. — Десять процентов в год от рыночной стоимости!

— Нихера никто платить не станет!

— Тогда и отбирать за неуплату, открыть приют для стариков или детский садик. Или вот — там же читаю: у одного чиновника часы за двести тысяч долларов! Усёк? Не рублей! А в рублях вообще миллионы!

Колян поднял руку, показал свои блестящие часы.

— Видал? Золотые!

Сергей усмехнулся, не поверил.

— Нy тебя, гонишь!

— Пока позолоченные, — Колян опустил руку. — А у тебя?

— Вот! — Сергей показал свои черные, из пластмассы, часики. — Подарок дяди, купил их когда-то за двадцать пять рублей. Ходят точно, только не забывай батарейку менять.

— Дешёвка! — пренебрежительно хмыкнул Колян. — Усекай и запомни, по часам определяют, что за человек, лох или деловой мужик.

— Ерунда! — решительно возразил Сергей. — Это по голове надо определять, соображает она что-то, или место для шапки.

И вообще нужен и налог на роскошь, и подоходный поменять, разве правильно, что уборщица и банкир один процент платят.

Вот в других странах с богатеньких налоги пятьдесят и больше процентов…

— Кончай нести херню! — произнёс Колян уже серьёзно. Этот Серёга парень неплохой, невредный, но дурак, ничё в жизни не сечёт. — Бабки, это всё! Каждый старается мешок бабла набить!

И жить красиво! Домик такой же! Тачка клёвая! А если ещё и яхту с самолётом личным, вообще блеск! Имел бы ты бабло, тоже дворец себе отгрохал!

Сергей сразу перебил уже громче, так удивили слова Коляна.

— Зачем он мне? Сейчас бы даром даже не взял бы!

Тут его собеседник вскочил со скамейки, хлопнул себя по бёдрам в полном восторге, разговор получился весёлым и интересным.

— Ха-ха! А я бы взял! Поселил во всех комнатах из общаги девок, чтобы были всегда под рукой! И под ногой! И тебе бы комнатку выделил, чтобы не стонал!

— Хохмишь всё, а смешного нет ничего, — грустно сказал Сергей. — В той газете правильно пишут: для богатых надо сделать большие налоги в пользу бедных, тогда у нас не будет ни нищих, ни миллионеров…

7

От такого непонятного ему упрямства Колян даже рассердился и, не садясь, закричал:

— Пошёл ты нахер со своей газетой! Какие нищие? Какие миллионеры? Это не твоё дело, думай о своей жопе: Староста бегала с тетрадкой, спрашивала, где ты. Вот твоя проблема, никто за тебя её решать не станет, пойми, ты никому не нужен!

Сергей молчал, сказать было нечего.

— Я ей выдал, был и ушёл в сортир, идём поищем! Ха-ха! Она так дёрнула по коридору, словно в задницу реактивный двигатель вставили! Даже тетрадку уронила!

— Это ты напрасно.., — заикнулся было, Колян снова сел рядом, продолжал всё так же напористо:

— Ты лох! Понял? Просто лох!

— Почему?

— По-кочану! От рождения такой! Давно бы сходил в деканат, к ректору, выпросил бы себе свободное расписание и на Ирку бы эту наплевал!

— Кто мне его даст…

— Выдай мама болеет, ухаживать надо!

Сергей опустил голову, сказал совсем тихо:

— У меня мамы нету…

Но Колян не обратил внимания ни на опущенную голову, ни на еле слышный голос.

— Сирота, чё ли? Тем более слезу пусти! А вот ответь мне, лох-сирота, ты как сюда экзамены сдавал?

— Не понял, что значит как? Обыкновенно, как все.

— Ночи не спал, зубрил, дрожал, что не попадёшь?

— Было дело, — вспомнил, как боялся каждого экзамена, как едва-едва набрал проходной балл…

— Ты не просто лох, а ещё и дурак! — закричал Колян и опять вскочил со скамейки. — Как сирота шёл без конкурса! Мог всё на трояки сдать без хлопот! Да никто двойку сироте и не влепил бы!

Недоверчиво глядел на Коляна, о таком не думал, не предполагал, снова тихо спросил:

— А ты откуда знаешь?

— От верблюда! Правила на стенке висели, там всё написано!

А ты их и не прочитал! Всё газетками интересуешься!

Так и было, правила приёма видел, но кроме заголовка читать не стал, а напрасно, прав Колян, сто раз прав. А тот смотрел на растяпу-придурка и пожалел.

— Быстро придумай чего-нибудь, пока не сгорел, добывай себе свободное расписание, пошевели извилинами. Вот я взял в редакции письмо, что являюсь внештатным корреспондентом и очень загружен работой. Теперь прихожу сюда, когда хочу и наплевать мне на Ирку с её тетрадкой!

Сергей завистливо вздохнул.

— Клёво устроился… Добыл бы и мне такое…

— Ну, е-ка-лэ-мэ-нэ! Ну, придумал! Чтобы такую писулю заловить, надо сначала десять материалов напечатать! И то сразу не дадут! — врал Колян не запинаясь. Заведующий отделом Иван Иванович согласился дать письмо сразу ж даже велел написать его самому, а потом подмахнул не глядя. И получился полный порядок! Такое письмо мог запросто взять и для Серёги, мог, но зачем? Зачем создавать себе конкурента? А вдруг… Снова опустился на скамейку, сказал уже тихо-спокойно:

— Сходи к нашей врачихе, пожалуйся на переутомление, головка бо-бо, она тебе справочку вывалит. Не будь лохом! Это твои проблемы, сам их решай!

Сергей чуть улыбнулся.

— Если я лох, то ты жох!

Колян даже рот приоткрыл.

— Гонишь! Такого слова вовсе и нету!

— Есть, погляди словарь. А ещё и хват, тоже подходит.

— Хват, это точно, — согласился тот. — Нынче хватать надо всё, что можно. Не успеешь, другой сопрёт и будешь лапу сосать, как тот засранец-медведь зимой в берлоге! Время у нас такое, хватательное!

8

Сергей ему что-то говорил, возражал, Колян больше не слушал, знал — всё только слова, пустой трёп, годятся только на подтирку. Смотрел на проходящих неподалёку девиц — они все, — почти все! — ему улыбались загадочно и призывно. Был со многими знаком, целовались-обнимались и не только… Глядел, какую лучше позвать с собой в кафешку? Выбирал, какую покормить и попоить сладким винишком. А что долго думать? Вот Аля и Ляля идут — девки первый сорт? Встречался с ними не paз, в кафе ходил с одной и другой, пили-кормились, потом волок её домой, и всё окейно!

Нужно сказать, что Аля и Ляля вовсе не были близнецами, просто старались быть похожими, одевались и причёсывались одинаково, и губки красили тоже одна в одну. Зачем? Чтобы привлечь к себе внимание мужской половины человечества.

Учились в школе они на тройки, об институтах-университетах и думать не думали. После восьмого класса поступили в колледж — близко от дома и родители довольны, детки при деле. Хотя всё их культурно-музыкальные способности ограничивались пением в школьном хоре.

В колледже им очень нравилось, жили весело и беззаботно, меньше всего собирались стать организаторами культурно-массовых мероприятий, принимали самое активное участие в праздновании всех дней рождений и просто вечеринках, которые проводились тут постоянно. Научились делать вкусные винегреты и тонко резать колбасу. А также пить водку, а не вино, крепко целоваться с парнями в губы и многому другому.

Главными проблемами в жизни у них были две: не по-толстеть и не забеременеть. С первой стравлялись очень трудно, совершенно невозможно отказаться от конфет и тортиков, а вторая была вовсе и не проблема — таблеточки анти-бэби продавались в каждой аптеке. Это во времена Мерелин Монpo лучшими друзьями девушек были бриллианты, а нынче самые спасительные таблеточки, дар Божий. Без них в жизни счастья нет! Кроме того, у них, как и у всякой современной порядочной девушки, всегда в сумочке лежал пакетик презервативов, так и советуют врачи во избежание неприятностей…

9

Колян толкнул Сергея локтём в бок.

— Хороши эти девки, а?

— Хороши, — согласился тот.

— Фасонистые! У них даже трусишки в цвет платья.

— Да ну тебя…

— Точняк, зря болтать не буду. Какую хочешь трахнуть, или обеих? Одна Аля, другая Ляля.

Сергей засмущался, спросил чуть слышно:

— А эта, розовенькая, кто?

— Лялька! Значит, её! Молоток! Устрою тебе, прикинь, не пожалеешь! Сто тысяч раз мне спасибо скажешь! Но не даром, нынче ничё даром не бывает, с тебя бутылка коньяка! — Колян улыбался во весь рот, был очень доволен, девки высший сорт! Правда, лучше бы встретиться только с одной, ведь двух вести домой к себе потом опасно. Ну, да ладно, придумаем чего-нибудь по ходу дела, и скорее шагнул им навстречу.

— Привет! Привет! — и обнял, поцеловал в губы и одну, и другую — это так здоровался со многими знакомыми, никто не возражал.

— Ах.., — вздохнула Аля.

— Ох.., — повторила Ляля, так здороваться они обе очень и очень любили. А Колян продолжал всё так же радостно:

— Есть ценное предложение — посетить кафешку! Выпить немного и подкормиться! Есть повод — публикация в газете моего нового материала!

— Ой! Правда?! — воскликнула Аля.

— Покажь скорее! — попросила Ляля.

— Потом, газеты нет с собой! — не задумываясь соврал, она лежала у него в кармане, но показывать не хотел: в заметочке было всего пятнадцать строчек. И подхватил мигом их под руки. — Идём живо, пока котлеты не остыли!

— Вау! Котлеточку схомячить, само то! — жизнерадостно сообщила Аля.

— Хрен тебе в зубы, а не котлетка, — ехидно сказала Ляля. — Сразу кило добавишь на задницу! Вот тебе и вау!

— Девки! Не собачьтесь! — Колян повернулся к Сергею. — Идём с нами в кафешку! Рубать компот!

Идти куда-то ему совсем не хотелось, но ведь была возможность познакомиться с Лялей, да и поесть что-то, почувствовал сразу голод.

— Компот? — спросил негромко. — Какой компот?