Бесплатный фрагмент - Литературные страницы 16/2020

Встречайте новый выпуск журнала «Традиции и авангард»

Сколько же можно попусту сталкивать старое и новое, традиции и новаторство, отцов и детей? Этой конфронтации уже слишком много веков. А может, лучше примирить эти два понятия под одной крышей? Или обложкой!

Именно так появился в 2018 году в Интернациональном Союзе писателей этот ежеквартальный журнал, в котором мирно соседствуют произведения разных стилей, традиций и жанров.

В новом выпуске журнала «Традиции и авангард» номер 2 (5) за 2020 год вы встретитесь и с хорошо знакомыми вам по нашим публикациям авторами, и с дебютантами.

Верность лучшим традициям отечественной литературы и новый взгляд на привычные истины вы найдете в повестях и рассказах Асии Арслановой, Мариям Кабашиловой, Фарида Нагима, Натальи Ахпашевой, Канты Ибрагимова, Юлии Кокошко, Рамиля Халикова, Лидии Иргит и Андрея Игнатьева.

Несомненно, заинтересуют вас своей необычной формой драматические произведения Альбины Гумеровой и Керена Климовски.

Острые проблемы и неожиданные ракурсы найдете вы в публицистических очерках и критических статьях Леты Югай, Марии Бекк, Романа Сенчина, Альберта Кувезина, Рината Бекметова и Булата Ханова.

Встречайте новый выпуск журнала «Традиции и авангард»!

Пресс-служба ИСП

Творчество наших авторов

Важно! Все произведения публикуются в авторской редакции и с согласия авторов!

Сон

Ольга Шевчук

Окунаюсь в бессонные ночи,

Мои мысли летят высоко,

То, что сердце по-прежнему хочет,

От него уж теперь далеко.

А, бывает, когда засыпаю,

Снится маленький мне городок,

Как по берегу там я гуляю,

Как с небес начал падать снежок.

Снятся синие-синие воды,

Что со временем скроются льдом,

Там во власти такой непогоды,

Моё сердце пылает огнём.

Будто счастье там будет прекрасным,

Будто Север теперь мне родной,

Снится зимний, семейный наш праздник:

Новогодний, любимый, шальной.

Я в окошко смотрю, всё сверкает

Вон скульптура из синего льда

Вам покажется всё замирает…

Только мне бы уехать туда.

Там бывает, что сутками ночи,

И сиянья, что не описать,

Говорят, что там трудно и очень,

Но хочу лишь туда убежать.

Белоснежные крайние дали

Вы красой покорили меня,

Моё сердце всё верит, я знаю

Но скучаю лишь день ото дня.

Присаживайтесь

Наталия Варская

Мой сосед Генка Тихонов по прозвищу Тишина всегда поражал меня своим особым языком, впору переводчика зови. То часы мои оказались из золотых рыжими, то вчерашняя наша встреча была не последней, а крайней.

Зайдёт, бывало, Тишина ко мне, я говорю:

— Садись вон на тот стул.

А Тишина меня поправляет:

— Не садись, а присаживайся!

Хотя по-русски смысл слова «присаживайся» имеет смысл: «Особо не располагайся. На краешек садись.»

Как-то спросил я Тишину:

— А кличка Тишина у тебя из-за фамилии? Ты сам и не тихий совсем, задиристый, как петух.

Тишина возмутился:

— Петухов при мне вообще не упоминай! Западло это! А клички — у собак, у меня псевдоним.

— Подумаешь, писатель какой! Псевдоним у него!

Оказалось, что Тишина в следственном изоляторе «Матросская Тишина» два раза «гостил», там его «псевдонимом» и наградили.

А как начнёт рассказывать случаи из жизни про «щекотливых пассажиров», про «шмелей», про «мойки» — я вообще ничего не понимал, лез в Гугл и узнавал, что мойка — это лезвие, шмель — кошелёк, щекотливый — чувствительный человек, к которому в карман залезть нелегко.

Но рассказы эти были просто байками, так как Тишина был не карманником, а хулиганом. Рассказов же этих он набрался от соседей по нарам.

Скоро за драку Тишина снова «загремел на нары», то есть сел в тюрьму.

А я думал: ну почему мы, люди, не имеющие отношения к преступной романтике, которую и романтикой не считаем, должны избегать названия птицы «петух», присаживаться, а не садится и чувствовать себя глупо, называя последние события крайними? Да и голубой — это название цвета и не более того. Зачем нам этот чуждый сленг, эта глупость, эта дикость?

А потому я продолжал предлагать гостям садиться, задир называть петухами и не смеялся над песней «Катится, катится голубой вагон». Благо, в моём окружении людей, подобных Тишине больше не было.

Ольга Дорофеева

Запасной аэродром

Осень багряная шепчет: «Постойте, прохожие!»

Утром шуршат разноцветные листья.

В небе художник единственной кистью

Долго рисует полёт самолёта с мороженым.

Чудится мне, превратился в тебя пролетающий

Тот самолёт — нарушитель покоя.

Тоже назвался бесстрашным героем,

Тоже хотел осчастливить собой окружающих.

Тоже искал запасные колёса, сидения.

(Вдруг пригодятся однажды в ненастье?)

Крылья украл и исчез в одночасье.

Тоже, железный, просить не умеет прощения.

Тоже нашёл обновлённую взлётную полосу

С мягкой, комфортной и быстрой посадкой.

Старая — снится ночами украдкой.

Ждёт «запасная» годами на Северном полюсе.

Время пройдёт, и залечатся раны незримые,

Только остались рубцы на запястьях.

(Душу нельзя разобрать на запчасти!)

Мой человек — самолёт разделил неделимое,

С ветром воюя, а может, с судьбою и истиной,

Или со светом полярного солнца,

Думая, чувство воскреснет, проснётся,

Он «приземлился» на «полосу» старую, чистую.

Как изменилась она за прошедшие месяцы!

Льды все растаяли, царствует лето,

Вечное, щедрое. Море согрето,

Тёплые волны от ласки ветров так и светятся.

Фруктов и рыбы, животных различных обилие.

Птицы поют, восхищаясь рассветом.

«Холодно, страшно, уверенность, где ты?

Жадное сердце — мотор барахлит, обессилел я»

Сто вертолётов стоят и смеются над новеньким:

«Что, самолёт, ты на пенсии что ли?

Где же крыло потерял, на гастролях?

Краска облезла, уже не опасный, молоденький.»

Поздно, и занято место под счастьем нечаянным.

Поздно, свободно лишь место во мраке,

Дай на тебя посмотрю, зажгу факел!

Прячет лицо человек — самолёт неприкаянный.

Осень багряная шепчет: «Постойте, прохожие!»

Утром шуршат разноцветные листья.

В небе художник с единственной кистью

Плачет, рисуя полёт самолёта с мороженым.

Проводы лета

Екатерина Черняева

Захмелевшее южное лето

Уезжает в последнем вагоне,

Напевая вдогонку куплеты,

Провожаю его на перроне.

А оно, то помашет рукою,

То из тамбура глянет в окошко,

Будто хочет остаться со мною,

Постоять на вокзале немножко,

Раздарить напоследок улыбки,

Наполняя чарующий вечер,

Пять минут… поезд тронется, скрипнув,

Ляжет золото листьев на плечи…

Кто такая Бузова?

Наталия Варская

Настя и Лида ехали в маршрутке и болтали о том-о сём.

— А я узнала из верных источников, что Оля и Рома тайно встречаются, — сказала Настя.

— Да ты что?! — удивилась Лида.

И тут к их беседе неожиданно подключились незнакомые пассажиры

— Вот она, молодежь! Тьфу! — сказала дама, лет пятидесяти.

— Деградируют, — поддакнул гражданин в шляпе.

— Куда мир катится! — запричитала женщина бальзаковского возраста.

Настя и Лида замолчали, они не могли понять, какое дело всем этим людям до Оли Крайновой и Ромки Репина.

Бабулька с клетчатой сумкой заворчала:

— Не о Бузовой думать надо, с кем она время проводит, а об уроках! Делать нечего — эту гадость Дом-2 смотреть!

— Вот именно! Это же кошмар! Как такое можно смотреть! — заголосили все пассажиры маршрутки.

Девочки вышли на остановке, так ничего и не поняв: кто такая Бузова, что за Дом-2 и почему пассажиры так раскипятились?

День шахтёра

Татьяна Смышляева

«Даёшь стране угля!» — девиз такой,

Шахтёры работают под землёй.

Спускаются в забой и не думают,

Что могут не вернуться домой.

Опасная, но важная профессия —

Каждый день на смену идут.

Страна всегда надеется на них

И никогда они не подведут.

Мужественные, смелые люди

И по плечу им трудная работа.

Они же мужчины — опора семьи,

У них о доме всегда забота.

Будет тихонько молиться мама

И жена терпеливо дома ждать.

А им надо к намеченному сроку

Выдать на гора и лаву сдать.

Отважные и стойкие горняки

Добывают в шахтах уголь и руду.

Слава всем шахтёрам нашим!

Почёт и слава их труду!

Мой край родной

Татьяна Смышляева

Вятский край — моя малая родина,

Рощи берёз, в ромашках луга.

И где зимой морозной повсюду

Лежат белые, большие снега.

Посёлок Андреевский, улица Школьная —

Жила и в школу ходила там я

Где прошло беззаботное детство,

Пролетела вольная юность моя.

Всей улицей вместе всегда играли,

Все мы в детстве дружили.

Весной за кувшинками на луга

За нашу речку Буй ходили.

Были пионерами, галстуки носили

И потом в комсомол вступали.

Всегда на концертах в праздники

В своём клубе мы выступали.

А летом в совхозе работали —

Сено гребли, метали стога.

На жатве и сенокосе в ту пору

Уже подрабатывали тогда.

Рядом лес, и бугры, и поляны —

Я красивее мест не найду.

Клуб был в посёлке у нас над баней,

Танцплощадка в Барском саду.

Повзрослели и все разлетелись

И промчались года чередой.

Но всегда будет сердцу милый,

Моя родина — мой край родной.

После дождя

Татьяна Смышляева.

Всё небо закрыли тучи,

Солнце не может пробиться.

Тёмные тучи — могучи,

Дождик должен пролиться.

Вся в ожидание природа,

Ей хочется влаги напиться.

После дневной жары земле

Тоже хочется освежиться.

А дождь пролился ливнем,

Снова светло вокруг стало.

Ярче трава и листва,

С неба полило немало.

Так свежо после дождя,

На небе большая радуга!

И такая стоит тишина —

Всё это сердце радует.

Смыло все проблемы дня,

Вечером закат красивый.

И так дышится легко

Ах, ты, край мой милый.

Overprotected

Николь Аракелян

Твое сознанье — пустота,

Огонь мерцающий в сосуде,

Из ниоткуда в никуда,

Насколько сердце биться будет.

Разорена твоя душа

И страха скована цепями.

Навстречу сделай первый шаг,

Минуя пропасть между снами.

Она томится в пустоте

Как птица в одинокой клетке.

Ты можешь быть одним из тех,

Кто обладает даром редким.

Но руку стоит протянуть,

Боль отпуская на свободу,

Ты станешь, может быть, чуть-чуть

Распознавать свою природу.

Луна холодная взойдет,

И твоя клетка станет тесной,

Но сколько времени пройдет,

Еще пока что неизвестно.

Растает снегом без следа

И отсчитает до минуты.

Когда исчезнешь навсегда,

Туман тебя укроет утром…

Luna

Николь Аракелян (На песню Alessandro Safina — Luna)

О, Луна!

Сколько песен и стихов ты слышала,

Притаившись за большими крышами,

Сколько символизма и семантики

В душах опрокинутых романтиков!

Свет твой серебром окутал грешный мир

И тобой теперь навеки я храним,

О тебе мечтают юные сердца,

Чтоб познать твой свет и мудрость до конца.

Только ты услышишь зов моей души,

И ласкаешь серебром в ночной тиши.

О, Луна! Рассыпая свой неверный тусклый свет

Над холодным множеством чужих планет,

Прячешь часть лица за паранджой небес,

Как мы бережём тепло своих сердец.

Ангелов, что плавают на самом дне,

С душами, которые горят в огне.

О, Луна, храм истины и плач богов,

Колыбель души и самых сладких снов!

Только ты услышишь зов моей души,

Освещая серебром в ночной тиши.

Я — не я

Наталия Варская

Я гораздо интереснее, чем все обо мне думают. Мало того, я — вообще не я. То есть Я, которого знают мои знакомые, это выдуманный, искусственный персонаж. Мне приходится притворяться дурачком, простачком, карьеристом, сочувствующим, общительным, замкнутым. Когда-как, в зависимости для чего и смотря где. Иду в гости к знакомой семейной паре. Покупаю цветы Оксане, коньяк на стол, шоколадку их дочке. Думаете Я бы всё это купил? Да никогда! Я бы купил водки и в гости бы не пошёл. Зачем пошёл? Не знаю! Так же, как не знаю, зачем недавно познакомился с девушкой. Подошёл и спросил, как ещё в юности шутил:

— Вы не скажете, где можно купить турецкую саблю?

Она на полном серьёзе ответила:

— В интернете можно посмотреть, а я не знаю.

Я сказал:

— Тогда пойдёмте поищем вместе.

И вот теперь аккуратно, как по расписанию встречаюсь с этой Лерой. Она уверена, что дело идёт к свадьбе, что я умею брать на себя ответственность и всё такое. Но со МНОЙ она не знакома. Перед ней типовой гражданин. Неужели ей с таким интересно?! Хотя похоже, что это то, что ей нужно.

Когда я оказываюсь один, мне кажется, что щёлкает какой-то выключатель и я напоминаю себе марионетку, которую кукловод кладёт на ночь в сундук.

Как-то я загрустил не на шутку. На такую не на шутку, что аж Лера заметила. Обычно она ничего не замечает, но тут встрепенулась. Как за такого унылого замуж выходить? Нет, выйти-то можно, а вот свадьбу играть никак нельзя: на свадьбе веселиться полагается. И отправила она меня к психологу. Стал я к психологу регулярно ходить, изменений никаких не чувствую, но делаю вид, что мне всё веселее и веселее. Психолог меня хвалит и работой своей доволен. А я каким был, таким и остался. Кстати, мне кажется, будто я мысли умею читать. Вот сейчас войду в квартиру, Лера встречать выбежит (она ко мне перебралась) и скажет:

— Ну, что психолог говорит?

Я отвечу:

— Говорит, что улучшения налицо.

Лера чмокнет меня в щёку и обрадуется:

— Я в тебе не сомневалась!

Вхожу. Лера выбегает встречать:

— Ну, что психолог говорит?

А я вдруг отвечаю:

— Ничего этот твой психолог не понимает!

Лера радостно чмокает меня в щёку и восклицает:

— Я в тебе не сомневалась!

Думаете я удивлён? Когда Я говорю как Я, меня вообще никто не слышит.

Лера зовёт меня ужинать и что-то щебечет про свадебное платье и завтрашний день. Ах да, забыл, завтра же наша свадьба! Говорю:

— А я жениться передумал.

Лера отвечает:

— Я так счастлива!

И вот мы в ЗАГСе.

— Согласны ли вы, Валерия, стать женой Александра?

— Да, согласна!

— Согласны ли вы, Александр, взять в жёны Валерию?

— Нет, не согласен!

— Объявляю вас мужем и женой!

А женился то не Я. Одно жаль — видимо, никто так и не узнает об этом.

Осень на порог придёт отчаянно…

Татьяна Гассан-Филиппович

Сентябри — такая штука странная.

Оседаешь с пылью на диван.

Кормишься чужими инстаграмами.

Смотришь на кресты оконных рам…

(Полина Орынянская)

Сентябри приходят неожиданно —

Вот ведь лето было лишь вчера!

Думали — оно дано пожизненно,

Но увы, прохладны вечера…

Август нас туманами окутал,

Спелых дынь, арбузов преподнёс,

Всё перевернул и всё запутал,

И поставил на ребро вопрос: —

Что возьмёшь с собою в эту осень,

Что оставишь навсегда в былом?

Может быть сентябрь тебе несносен,

Эти птичьи крики за окном,

Что прощальным эхом бьют по сердцу

И хотят разжалобить до слёз?

Ты не хлопай сильно летней дверцей, —

Не бывает летом всё всерьёз!

Осень на порог придёт отчаянно.

Ты ей поклонись и будь готов

Распознать тоску и боль нечаянно

В воздухе сентябрьских городов…

Тайна творчества. Тавтограмма

Татьяна Гассан-Филиппович

Тайна тебя тешит…

Ты трепещешь, тоскуя.

Тревожишься, терпишь,

Тратишься, точно танцуя.

Томишься, терзаешь,

Топишь тупую тему.

Тирады творишь, таешь.

Тушишь тест теоремы.

Транслируешь томность,

Темень торгуя тучам.

Тщеславия тонну

Теснишь туманом тягучим.

Тональность творений

Трогает, торжествует!

Топовость терний

Тобою треклято торгует.

Гуси-лебеди

Любовь Чиктаева

Жила у нас на селе одна гражданка постбальзаковского возраста — большая любительница чужие грешки шерстить. И правду-матушку на свет Божий вытаскивать. Самое забавное было в том, что правда у неё была своя, особенная, тщательно пропущенная через призму всех известных сортов дешёвой водки и разнообразной продукции колхозного самогоноварения.

Марфутка — так звали эту бабу, происходила родом из семейства крепких, неискоренимых алкоголиков, которые пили, пьют и будут пить при любом политическом режиме и в любую погоду. Буквально. Ни жара, ни холод, ни сухой закон отца Марфутки не брали — помер он от почтенной старости, седой и прокуренный табачком-самосадом. Марфутка же, не пропуская ни одного повода выпить — будь то выходной, праздник из списка оных в интернете, или просто «на хороший денёк» — славилась крепким здоровьем, назойливостью и редким умением писать жалобы, письма и иски в самые различные инстанции, от местного райповского магазинчика до приёмной президента большой нашей России-матушки. Причем содержание варьировалось от сетований на не сложившуюся личную жизнь — нет, господа, достойного мужика — до откровенного мелкого (и крупного) стукачества на неправильное, по её мнению, поведение соседей и жителей села (и района) вообще. Марфуткин почерк знали везде и всюду, безответственные лица её письмена сразу предавали огню, ответственные же, срипя зубами, строчили отписки. Особенно доставалось товарищу участковому, который в силу положения и повышенной самосознательности никак не хотел проявить себя безответственным человеком, и, с периодичностью два раза в неделю, разбирался в выявленной Марфуткой вселенской несправедливости.

Через два дома от Марфуткиного жили дед Семён с супругой, Ксенией Прокофьевной, заядлой домохозяйкой, из тех, кто кашу из топора сварит в самом прямом смысле. И постучался как-то к деду Семёну и Ксении Прокофьевне участковый.

Поздоровался вежливо и изложил суть дела: «Поступило на Вас, Семён Иванович, заявление в районную прокуратуру, согласно которому Вы — губитель прекрасного и государственный преступник. Третьего дня, Вы, Семён Иванович, тащили за шею домой лебедя, птицу неприкосновенную, в Красную Книгу зенесённую. В убитом состоянии.»

Ксения Прокофьевна сперва подозрительно на мужа глянула — «Мол, грешок браконьерства я лично тебе прощу, но почему без моего ведома?«Дед Семён сразу не понял конкретику претензии, высказанной должностным лицом с самым суровым и официальным видом — естественно, убитый лебедь это не пьяная ругань, и не украденные с забора банки. Это серьёзный проступок, такое совершить может разве что совсем уж злой, негожий человек — а потом захрюкал стариковским смехом: «Вася, да не было такого! Гуся моего жигулём председательским придавило, от я его до хаты и волок! Сдохнет, думаю, зараза — а так супу похлебаем!»

Участковый облегчённо вздохнул — он тоже не верил особо в дедову бессердечность — и как-то воровито, смущённо, засунул в папку ксерокопию бумажки, исписанной косым корявым почерком: «Н-да, это ж надо! Вы уж извините, отпишусь по факту!»

Ксения Прокофьевна высказала вслух длинное, богатое древними оборотами предложение, содержащее помимо основной сути слова «Марфутка» и «Гринпис». Участковому был предложен суп из гуся, с перчиком и морковной зажаркой, а за Марфуткой почти год держалось прозвище «Гринпис», пока не произошла история с рыбалкой и свиным корытом. Но об этом в другой раз.

Не в бровь, а в глаз

Любовь Чиктаева

Не в бровь, а в глаз,

Сухими листьями,

Бьёт осень нас —

Авось, да выстоят.

Летят грачи

Печальным росчерком,

Ты не молчи —

Корявым почерком

Пиши, пиши,

Пусть однобокие

Стихи в глуши,

Стихи неловкие.

Смотри в зарю

Глазами пьяными.

Я говорю

Словами рваными,

Словами сбитыми

Прицельным градусом.

Авось, да выстоим

Красивым ракурсом.

Вред от чтения

Наталия Варская

Литературу Сёма открыл для себя только к тридцати шести годам, да и то не сам открыл, а с подачи и по настоянию своей девушки Аллы. Не желала Алла с неначитанным мужчиной встречаться. Сначала она читала Сёме вслух, привозила аудио книги, но всё-таки настояла на самостоятельном чтении. Девушка снабжала Сёму книгами и требовала отчётов по прочитанному.

И Сёма втянулся. Только никакой радости и положительных эмоций не было, скорее наоборот.

Дело в том, что Сёме казалось, будто авторы над ним издеваются, подглядели его слабые стороны и болезненные точки и ну давай на них давить и жать. Понятно, что Чехов, Зощенко, Достоевский и прочие жили давно, но почему-то писали они именно про Сёму, про его невежество, про его комплексы, страхи и слабости. Книги Сёму раздражали и приводили в состояние уныния.

Вот жил-не тужил, не читал, фильмы смотрел только фэнтези, а тут на тебе!

Тогда Сёма заподозрил, что Алла специально над ним глумится, и произведения подыскивает именно те, которые его, Сёму, заденут.

Поговорил он с девушкой, а она в смех:

— У тебя ненормальная подозрительность. Я свои любимые книги приношу, чтобы темы для разговоров были общие.

— Темы о том, какой я жалкий и ничтожный?

— Да где ты в книгах такое находишь?!

— Да хотя бы вот у Чехова твоего все рассказы про меня. И не смешно совсем, а зло даже. Издевается он над такими, как я.

— А ты не будь таким! Меняйся!

Легко сказать! Да проще прекратить читать и с Аллой встречаться, хотя и красивая девка.

Так Сёма и сделал: с Аллой расстался, чтение прекратил и зажил по прежнему. Правда нет-нет, да вспоминались Чеховские слова о пустой жизни, слышались насмешки Зощенко, мерещились подробные описания душевной маеты Достоевского.

Но время шло, впечатления постепенно стирались, хорошо помогало пиво. А вскоре появилась у Сёмы новая подруга, которая книжки только в школе читала, да и то ничего не помнила. Сыграли они свадьбу и зажили без лишних, омрачаюших сознание размышлений.

Чувствительная

Юлия Кабиокова

Ох, бабы, как меня ломает!

Видать погода, что б её совсем!

И главное, я всё понимаю,

Что когда болит, зачем.

Ходячая метеосводка,

На завтра дождь или пурга,

Протру свои суставы водкой,

Приму ещё её туда,

Где ощущение сильнее.

Да, конечно же вовнутрь.

И мир как будто хорошеет

И не даёт больной уснуть.

Ох, бабы, к черту эти бури,

На солнце что опять бурлят,

Головушку как отвернули,

Вернуть мне вовсе не хотят.

На завтра, бабы, будет ясно,

Забыла я про боль совсем.

Чтобы было всё прекрасно,

Пожелать хочу здоровья всем.

27.08.2020

Лёха…

Татьяна Гассан-Филиппович

Сейчас Лёха ходит тяжело, с палочкой, так как года три назад перенёс инсульт и немудрено. Жизнь сломалась окончательно — старший сын умер от передозировки наркотиков, младшего убили прямо во дворе дома. Нашему «герою» уже немало лет, за шестьдесят, но его по прежнему все называют Лёхой, так как большего не заслужил. Высокого роста, руки и ноги длинные и ими он в прежние времена размахивал так, что все разбегались в разные стороны. Это сейчас Лёха остепенился и гуляет с маленькой собачкой, гладит и улыбается. А раньше напивался и дрался, где только мог и с кем… Во дворе его обходили стороной, не хотели связываться, а он всё равно приставал и затевал ссору, переходящую в потасовку. Дети его росли и видели своего папашу «во всей красе». Старший больше взял от матери, поэтому был спокойным и от позора прятался за углом дома, а младший помогал отцу бить жертву, да ещё приговаривал:

— Это тебе за отца! Выбегала жена Лёхи, разнимала дерущихся, давала подзатыльник сыночку, рыжему и толстому Генриху, а потом криками загоняла их домой. Так и жили…

Годы шли, Лёха постепенно терял сноровку, но подрастали сыновья. Старший стал наркоманом, не от хорошей жизни, наверное. Женился тоже на наркоманке. Частенько их видели во дворе дома в невменяемом состоянии, даже вызывали «скорую», когда те просто «загибались» на лавочке. Младший «сколотил» компанию таких же «отпетых» драчунов и пугал детей и девушек в округе. Его поставили на учёт в Детской комнате милиции, но ему всё было «по барабану». Стал подворовывать, а летом срывал золотые цепочки с шей женщин и девчонок. Отсидел в колонии для несовершеннолетних, но, как говорится, «горбатого могила исправит».

Как известно, каждому мальчику нужен мужчина, который помог бы ему «загрузить программу жизни» — показал бы, что значит быть мужчиной. Это самая большая привилегия, данная отцу, и самый большой подарок, который отец может сделать своему сыну. Между отцом и сыном есть особая связь, и для мальчика большая радость, когда отец одобряет его поступки. Научиться жизни на примере отца — вот самая лучшая защита для мальчика в самых суровых жизненных испытаниях, включая физическое насилие и всякого рода неудачи. В данной семье всё перевернулось с ног на голову и примером стало отвратительное поведение папаши, поэтому ждать чего-то хорошего не приходилось. Мать играла роль домработницы, не принимая должного участия в воспитании детей — кормила их, стирала, следила за чистотой в квартире, но при этом ругалась с отцом семейства да раздавала подзатыльники сыновьям, матеря их, на чём свет стоит. Вот и получилось, что получилось. Генриха убили недалеко от дома. Нашли его холодное тело утром и похоронили как-то быстро. И никто не мог ничего хорошего сказать напоследок. Был и не стало. Старший брат скончался чуть позже как-то тихо. Был и не стало. А отец всё живёт, как говорится «коптит небо». Жена моет окна, ходит в магазин и такое складывается впечатление, что ей так спокойно живётся теперь…

Жених из Москвы

Наталия Варская

Анна Семёновна с утра пребывала в состоянии приятного возбуждения. Ещё бы! В город прибыл потенциальный жених для её несколько перезрелой дочери. Правда сам жених о том, что он жених, не догадывался. Приехал он к своему армейскому другу Пашке, который приходился Анне Семёновне двоюродным племянником. Жених был хорош уже одним тем, что прибыл из самой Москвы. Кроме того, в свои 42 года он никогда ещё не был женат. Дочери Анны Семеновны, Алине исполнилось 26 лет и она имела весомое достоинство — сохранившуюся девственность. Правда такое достоинство хорошо в 18—20 лет, а в 26 имеет все основания перейти в разряд недостатков, о чём Анна Семёновна явно не догадывалась. Она носилась с девственностью дочери, как курица с яйцом и о чём бы не заходила речь, всегда переводила разговор в такое русло, в котором было бы кстати упомянуть про непорочность её дорогой Алинушки.

— Анна Семёновна, не найдется ли у вас луковицы? — спрашивала соседка.

— Есть! Причём лук мне из деревни привезли, а там всё экологически чистое, прямо как моя Алинушка. Не то, что в городе — ни одной девственницы! — отвечала Анна Семёновна.

Племянник Паша обещал зайти с московским гостем вечерком на чай и Анна Семёновна возлагала на этот визит большие надежды. А почему бы Пашкиному другу не захотеть жениться на её Алинушке? Все мужчины за 40 молоденьких любят, а тут разница в возрасте аж 16 лет. Да ещё невеста — девственница. В своей Москве он такую не найдёт. Пашка рассказал, что другу давно жениться пора, и он хочет этого, и о детях мечтает, только не встретит никак девушку по себе. Хочет он породистую, из хорошей семьи, порядочную, красивую, хозяйственную и непременно умную. Ну прямо один в один Алинушка!

— Кеша, вечером к тётушке моей заглянем на огонёк? — сказал Паша другу.

Кеша сразу понял, что знакомить его опять с кем-то будут. Дело в том, что все друзья Иннокентия пытались его женить и постоянно подсовывали невест. То ли они завидовали его свободе, так как сами давно имели семьи, то ли сам Кеша провоцировал их на эти поползновения. Происходило это всегда за распитием коньяка или виски. После пятой рюмки Паша грустнел и пускался в «слюни-нюни» по поводу отсутствия в его жизни второй половинки и звонкого детского смеха.

На утро, просыпаясь с больной головой, он благодарил судьбу за то, что не слышно ничего звонкого и не видно недовольного лица какой-нибудь второй половинки, а можно просто махнуть пивка и продолжать безмятежно подрёмывать. Но эту часть его жизни никто не видел, поэтому у друзей складывалось впечатление, что Кеша страдает и жаждет стать мужем и отцом.

Вообще роль вечного жениха Кеше нравилась. Он чувствовал себя центром внимания. После очередного сватовства Иннокентий, вальяжно развалясь в кресле в кафе или в гостях, говорил не без ироничной ухмылки:

— Опять невесту вчера подсовывали. Нет! Типичное не то! Больно глуповата. Или толстовата, или старовата. Невесты, по его мнению, до него не дотягивали и чаяниям не соответствовали.

Анна Семёновна суетилась, накрывала на стол и продумывала тактику и стратегию вечера. И вот долгожданные гости появились на пороге Гости вошли в прихожую. Иннокентий оказался симпатичным, и хотя они с Пашей были ровесники, выглядел московский гость гораздо моложе. И не удивительно: у Пашки жена, трое детей, забот полон рот, а Кеша живёт в столице один в трёшке, сам себе хозяин.

Алинушка к гостям не вышла.

— Брось, мам, свои затеи! Уж который жених приходит, а толку никакого, — сказала она матери.

— Ладно, покочевряжится, да и выйдет, любопытно же станет, — подумала Анна Семёновна и не стала настаивать.

— Садитесь, ребятки, не стесняйтесь! Чем богаты! Вот самогоночка, из деревни привезли, натуральная, прямо как моя Алинушка: не красится, грудь своя 3 размера… — понесло было Анну Семеновну, но Пашка легонько пнул её под столом ногой.

— Эх, мешается этот Пашка! — подумала Анна Семёновна, — Куда б его спровадить? — Пашенька, вот памяти у меня совсем никакой, будь ласков, сбегай в супермаркет за сахаром! Варенье варила и весь извела. Кофею попить не с чем будет.

Пришлось Пашке идти. Когда помеха в лице племянника была устранена, Анна Семёновна буквально набросилась на Иннокентия:

— Вот вы до сих пор судьбу свою не встретили, а может она за стенкой сидит. В Москве таких не сыскать, там шалавы одни, а моя дочка себя блюдет, только законному супругу отдаст самое дорогое свое сокровище. И думаете почему она одна до сих пор? Умная потому что! Вот вы поговорили бы с ней по-вашему, по-умному. Я порой и не понимаю о чём она рассказывает. Читает много. Вам наверняка есть что обсудить. Вот подите к ней, про Канта поговорите. А то я не пойму никак — что за Кант. Про инопланетян, что ли?

Слушая всё это, Иннокентий встревожился. Что там за существо за стенкой сидит!? Ему представился вытянутый череп, обтянутый зеленоватой кожей и глаза во всё лицо. Ах, да — ещё грудь 3 размера! А более всего Кешу напугал Кант. Он слышал, что был такой, Кант, но на этом его познания заканчивались.

— А давайте, Анна Семёновна, самогоночки вашей выпьем! — ловко ушёл Кеша с темы. Выпили, закусили, ещё выпили. Самогонка оказалась знатная. Анна Семёновна уже называла Кешу сынком и зятьком. Вернулся Пашка, выпили ещё и тут дверь из комнаты Алинушки начала медленно приоткрываться. Наверное, Алинушка пыталась московского гостя рассмотреть. Да только то ли спьяну, то ли от впечатлений нервы Кеши не выдержали и он, роняя посуду, опрометью кинулся вон из квартиры. Следом устремился Пашка, а Анна Семёновна так и застыла в недоумении с вилкой, на которую был нацеплен малосольный огурчик.

На другой день ей позвонил племянник и сообщил, что Кеша спешно отбыл в Москву.

— Переборщили вы, теть Ань. Я ж говорил, что потоньше с ним надо. А более всего его какой-то Кант напугал. Знакомый ваш, что ли? Кеша сказал, что знать его не желает.

— Ну вот, доченька, такого жениха упустили! И всё из-за Канта твоего! Наверное неприличные вещи он пишет, писал бы что дельное, жених бы не сбежал. Следующему жениху ни слова про Канта не скажу! — сокрушалась Анна Семёновна.

Алина тупо смотрела на новую книгу» Квант сознания». Слово» квант» было написано таким шрифтом, что буква «в» сливалась с «а» и читалось всё это как «Кант». Вечно всё мама путает! Может и есть какой-то неприличный Кант, но ей-то не до всяких глупостей. Жаль, что не удалось с женихом побеседовать, симпатичный вроде и умный, раз из Москвы. А в их городе умных женихов днем с огнём не сыскать…

Дай, Рэм, на счастье лапу мне!

Татьяна Гассан-Филиппович

С появлением в доме собаки наша жизнь кардинально изменилась. Конечно, в глобальном смысле, она продолжалась и шла своим чередом — взрослые ходили на работу, мы в школу, но покоя уже не было ни днём, ни ночью… Маленький щенок соседской овчарки Сильвы пищал постоянно, так как хотел маминого молока и тепла, которые у него отняли, когда отдали нам на воспитание.

Рэму, так мы назвали своего питомца, был всего отроду месяц и он сильно замерзал ночью, поэтому мы обкладывали место, где он спал, грелками с тёплой водой, кормили из бутылочки и носили на руках, когда он особенно сильно плакал. Из школы бежали, нигде не задерживаясь, так как знали, что нужно накормить щенка, убрать за ним и поиграть. Мама с папой нас предупредили сразу о том, что если мы взяли на воспитание собаку, то и ухаживать за ней должны сами, не дожидаясь, когда взрослые это сделают. И мы старались. Зато сколько радости дарил нам подрастающий щенок! Мы гуляли с ним на улице, ходили вместе на рыбалку, по грибы и по ягоды, на озёра купаться. А зимой он катал нас на санках и лыжах, кубарем летели с горки, и это было незабываемо!..

Рэм вырос и превратился в красивого статного пса серого с более тёмным налётом цвета. Но была в его внешности одна особенность, которая не давала возможности назвать его чистокровной овчаркой. Подводил хвост, который должен держаться мягко свисающим изгибом, при этом в возбуждении и в движении быть более поднятым, однако не выше горизонтали. У него же хвост был крючком, как у самой настоящей дворняги. И это считалось даже не недостатком, а пороком. Но наш пёс был настолько умным и обучаемым, что занимал первые места на собачьих соревнованиях и хвост ему совершенно не мешал!

В клубе собаководства, куда мы с ним ходили, была очень красивая овчарка по кличке Астра. Чёрная шерсть её отливала синевой и блестела ухоженностью и здоровьем. Рэму она сразу приглянулась. Астра тоже приняла его благодушно и они стали гулять вместе, а когда мы расходились по домам после занятий, то наши питомцы скулили и громко лаяли, говоря на своём собачьем языке: — Пока! Завтра увидимся!

Помню, что в один из дней все были особенно заняты и с собакой пошла гулять наша бабушка. Её долго не было, мы даже заволновались, а когда она пришла, то Рэма с ней не оказалось. Мы поняли, что он убежал. Ждали его до вечера и были уверены, что он всё равно прибежит, так как пёс умный и знает свой дом. Но он не пришёл. Часов до двух ночи мы бродили по округе, звали его, но безрезультатно. Со слезами легли спать, а утром в дверь позвонили. Когда мы открыли, то на пороге стоял хозяин Астры с нашим Рэмом на поводке! Он рассказал нам, что Рэмка всю ночь провёл у их дверей, скрёбся, скулил — так хотел к своей любимой! С тех пор он часто убегал и ночевал у дверей Астры на коврике, который хозяева специально для него постелили. Вот такая любовь! Но детей совместных у них не было, потому что Астра была чистокровной овчаркой и её деткам не подобало иметь крючковатые хвосты, о чём нам тактично намекнули. Настоящие собаководы за этим очень сильно следят. Поэтому «брюнетке» подобрали другого мужа, а наш Рэм продолжал её любить, но остался холостяком.

Однажды нашей бабушке сделалось плохо после прогулки и она упала в прихожей, потеряв сознание. При этом ударилась об угол тумбочки и сильно разбила голову. Дома никого не было. Рэм зализал рану (это мы потом узнали) и выбежал из квартиры на улицу искать нас и предупредить о случившемся. Он знал все места, куда мы с ним ходили, поэтому быстро нашёл старшую сестру при выходе из магазина недалеко от нашего дома, стал тянуть её за подол платья и скулить. Сестра поняла, что что-то случилось и быстро пошла за Рэмом, который привёл её домой. Приехала «Скорая помощь» и врач был очень удивлён тому, как собака спасла нашу бабушку, потому что если бы не пёс, она могла умереть.

Рэм жил долго, двенадцать лет, и умер стариком по человеческим меркам. Если средняя продолжительность жизни людей примерно семьдесят лет, а собак — десять, то, чтобы узнать, сколько лет четвероногому другу, достаточно умножить его годы на число семь. Наш пёс был долгожителем, так как при умножении получилась цифра восемьдесят четыре!

Благодетель

Наталия Варская

В магазин вошла интереснейшая парочка: мужчина лет пятидесяти пяти, невысокого роста, с жидкими, длинными, седеющими волосами, забранными в хвост и девушка, лет двадцати в «голом» наряде, состоявшем из коротеньких шортиков и топика, открывающего живот. Девушка была на голову выше своего спутника.

В руках мужчина держал два мотоциклетных шлема, а сам он был одет в джинсы и кожанную куртку косуху.

Девушка с восторгом смотрела на прилавки, заваленные дешёвыми, но яркими вещами, а мужчина покровительственно кивал головой, как бы разрешая своей спутнице приступить к выбору нарядов. Видно было, что спонсора этого шопинга переполняет чувство собственной важности: он смешно раздувал щёки, передвигался вразвалку, как бы желая занять собой как можно больше пространства. Кроме того, мужчина не забывал поглядывать по сторонам, жадно ловя восхищённые, как ему казалось, взгляды покупателей и продавцов. Если бы существовал переводчик с языка мимики и жестов, он перевёл бы примерно так: — «Ну что? Съели? Я ещё ого-го! Я чувствую себя лет на 25. Я не на маршрутке сюда приехал и не на автомобиле. Видите шлемы? То-то! На мотоцикле! Я — волк, я — хищник, я супер! Видите, какая со мной деваха? Могу себе позволить! Я всё могу себе позволить!»

Девушка лихорадочно сгребала с прилавков горы одежды, продавщицы, с незаметными ухмылками, относили выбранный товар в примерочную.

Примерка являлась, как бы, вторым, отдельным актом этого фарса. Эх, жаль не звучала музыка из фильма «9 с половиной недель»! Девушка выбегала из кабинки то в одной, то в другой нелепой, жалкой вещице и демонстрировала наряды своему благодетелю, глупо и неумело кривляясь. Благодетель одобрительно кивал. Наряды были похожи один на другой: маечки и топики из вялого трикотажа, синтетические коротенькие юбчонки и почти невидимые шортики. Разница была лишь в ядовитых цветах: розовый, салатовый, жёлтый.

Второй акт подошёл к концу и начался третий: парочка направилась к кассе. Мужчина спросил девушку, что она всё-таки выбрала. Конечно — всё! Кто бы сомневался! Девушка капризно надувала губки, косила глазами и перебирала ножками. Так и хотелось сказать: «Папенька согласился!» Но мужчина был вовсе не папенька, а папик, который, конечно же, одобрил покупку и оплатил, глазом не моргнув. Надо отметить, что вся эта гора дешёвого тряпья обошлась в астрономическую сумму — десять тысяч рублей. На лице девушки было счастье. На лице мужчины — превосходство надо всем и всеми.

Когда парочка удалилась, продавшицы уже не скрывали своих насмешек, а нам с подругой будто кто-то сказал: «Отомри!» Все три акта мы простояли с открытыми ртами, не в силах уйти, хотя забежали в этот магазинчик по ошибке.

Мы зашли в кафе и долго фантазировали на тему, из какой дали приехала в Москву эта девушка, в каких ужасных условиях она росла, как она горда собой, что выбилась-таки в люди, как она мчится на мотоцикле, вцепившись в спину своего благодетеля, а холодный ветер пронизывает её полуголое тело насквозь. Ветер громко шелестит пакетами с покупками, привязанными к малюсенькому багажнику, и этот шелест согревает замёрзшую девушку, а тонкие, сальные, седые волосы щедрого байкера, лезущие девушке в лицо, кажутся ласковыми кошачьими хвостиками.

Проня

Наталия Варская

Жила-была Проня из мещанского сословия, но очень хотелось ей быть принцессой. Все говорили:

— Нечего и мечтать! Уродилась не принцессой, значит живи как есть.

Но Проня как есть жить не хотела, а мечтала о том, чтобы дважды два было не четыре, а от осины уродились бы апельсины. Девицей она была упрямой и к цели своей следовала твердой поступью. Она раздобывала пригласительные билеты на светские вечеринки, а там внимательно наблюдала за принцессами: во что они одеваются, о чём говорят, как ходят, танцуют и как едят. И так Проня в науках тех поднаторела, что в высшем обществе стали её за свою принимать. А тут и принц подвернулся, стали встречаться и вскоре он Проне предложение сделал.

Одно было плохо, не знала она как жениха родителям представить, ведь сразу станет понятно, что никакая она не принцесса.

— Прикинусь-ка я лучше сиротой, чем так позориться, — решила Проня.

Только родители принца не дураки были, стали справки о невесте сына наводить, частного детектива наняли и в конце концов до правды дознались. Выяснили они, что никакая Проня не сирота. Как узнал об этом принц, стал мрачнее тучи:

— Как же ты могла себя за сироту выдавать при живых-то родителях?! Видеть тебя не хочу!

А Проня отвечает:

— Ага! Вот вы тут все какие! Кость у них, видите ли, белая! Конечно, я вам не ровня! Да только демократия давно на дворе! А вы слишком гордые, народ за людей не считаете!

И ушла Проня в негодовании, а в приличных домах её принимать перестали. Но главного она так и не поняла: не от того от неё общество отвернулось, что не дворянских она кровей, а от того, что отреклась от родни своей.

А вскоре принц женился на простой, скромной девушке и родители её сидели за свадебным столом на самом почётном месте.

Жаба

Наталия Варская

Моя подруга Алла говорит, что изо всех человеческих пороков самым отвратительным является жадность. А я всё больше убеждаюсь, что Алла права.

Разновидностей жадности очень много. Порой она маскируется под рациональность, рассудительность, безвыходность от бедности, но тем не менее корень у неё один. Недаром жадность и жаба начинаются на «жа». Жаба жадности действительно душит своих владельцев.

Вот, например, Вика, моя бывшая подруга, потому что с некоторых пор всех обладателей жабы я гоню от себя прочь. Ходить с Викой по магазинам было сущей каторгой. Что бы она не покупала, этот процесс длился часами.

— Девушка, дайте мне другую кружку, у этой какая-то царапина на ручке, — говорила она о пластмассовой ерунде за 30 рублей, которую вполне можно считать разовой посудой. Я бы взяла такую не глядя, а если что не так — выбросила бы. Когда мы с Викой ходили по клубам, она всегда проносила с собой фляжку с виски, чтобы и веселиться, и не тратиться. Не подумайте, что Вика малообеспеченная, всё у неё более чем в порядке. Это натура такая. И обоснование у Вики железное: копейка рубль бережёт.

Другая обладательница жабы тошнотворно дарила подарки. Например, за месяц до моего дня рождения она звонила и нагнетала интригу:

— Люська, Я тебе подарок уже приготовила. Волнуюсь, понравится ли.

— Не переживай, Лика, мне всегда всё нравится, — говорила я.

Но Лика раз в три дня говорила о подарке. В назначенный день она стабильно звонила и сообщала, что на празднке быть не может — срочная командировка, но подарок вручить не терпится и она не будет спать ночами. Неподготовленный человек представил бы себе невообразимое: изумрудное колье или айфон. Я же Лику хорошо знала и ничего от неё вообще не ждала. Лика, напротив, полагала, что я вся исстрадалась ожидаючи и тянула с приездом как можно дольше. А когда, наконец, она появлялась, начинался спектакль под названием «Подарок». Лика доставала из сумки пакет, из пакета свёрток, из свёртка коробочку. Всё это сопровождалось рассказом, как искала-искала, выбирала-выбирала. Наконец, коробочка открывалась, из неё извлекался мешочек, а из мешочка, конечно же, серёжки из посеребрённого металла. Но это не важно, так как уши у меня не проколоты и Лика об этом должна бы знать. Она гарантированно охает, сокрушается и говорит, что отнесёт серёжки в мастерскую, чтобы из них сделали клипсы. И так из года в год. Клипс я ни разу так и не увидела, а серёжки, по моему, дарятся одни и те же.

Но чемпионкой жадности была Ксюша. Если мне доставляло удовольствие что-то купить, то она наслаждалась процессом отказа от покупок.