Об авторах

Железнов Валерий Юрьевич

Родился 2 апреля 1962 года в селе Смоленское Алтайского края. После окончания восьмилетней школы в 1977 году переехал с родителями в Ленинградскую область. В том же году поступил в Ленинграде в СГПТУ-128. Окончил его в 1980 году и работал матросом в «Ленрыбпроме». Впоследствии окончил заочно Ломоносовское мореходное училище ВМФ и с 1985 года работал судоводителем на различных судах, в различных организациях и компаниях под иностранным флагом. В 2010 году закончил морскую карьеру в должности старшего помощника капитана. Работал мастером производственного обучения в Санкт-Петербургском морском техническом колледже. В настоящее время работает преподавателем в морском клубе «Юнга» при городском дворце творчества юных.

В юности писал стихи и немного прозу, но серьёзно увлёкся литературным творчеством лишь в зрелые годы. Активный автор интернет-журнала «Самиздат», участник ЛитМО «Родники» и ЛитО «Молодой Петербург» и «АВС — студия», завсегдатай литературного клуба «В гостях у Власты», дипломант международного фестиваля Козьмы Пруткова, лауреат конкурса им. Чехова, призёр нескольких литературных интернет-конкурсов.

Золотова Екатерина

Творческий псевдоним Чёткина Екатерина. Родилась в апреле 1985 года в городе Свердловске. Закончила Уральский Государственный Университет им. А. М. Горького, химический факультет. На настоящий момент занимается проблемами лесной экологии. В 2013 г. успешно защитила кандидатскую диссертацию.

Является дипломантом Всероссийского конкурса «Facultet» (в 2009 г. и 2010 г.), фестиваля фантастики «Ф3» и «Аэлита». Рассказы автора печатались в журналах «Техника молодежи», «Уральский следопыт», «Невский альманах», «ХХI век» и др. Некоторые произведения озвучены в проекте «Фантаскоп». По её сказкам снимали мультфильмы для проекта «Уроки Тетушки Совы» творческого объединения «Маски».

Ковалёва Людмила

Родилась 28 сентября 1986 года.

Член Союза писателей России.

Автор книг: «Прогулки босиком», «Чувствуй», «Хрюндик и первые одуванчики», «Дружборин», а также детской настольной игры по мотивам своих сказок «Хрюндик и волшебный остров».

Лауреат литературных премий «Капитанская дочка», «Золотой витязь». Произведения публиковались в областных, всероссийских и международных сборниках.

Журналист, редактор сайта tochkanew.com.

Гусаченко Валентин

Проживает в г. Ростове-на-Дону, аспирант мехмата ЮФУ.

Пишет с конца 2012 года. Публиковался в журналах «Техника молодежи», «Космопорт», «Меридиан», «ФанCity», «Вокзал», «SFL», «Микролитъ», «Фантаскоп», в альманахах «Донской фантастики», «Полдень», «Порог-АК», газете «Массаракш! Мир наизнанку».

По словам Валентина: «Публикуюсь (сражаюсь) в конкурсах, существую в сети под ником Flyingtost. Люблю свою жену, велосипеды, хорошую фантастику и рок. Верю в Марс, математику и доброту. Пишу роман и диссертацию. Неизвестно, что закончу раньше.»

Тимонин Вячеслав

Родился 26 февраля 1976 года в семье военнослужащего. Офицер ВКС в отставке. Живёт и работает в Москве. Женат. Двое детей. Пишет в стиле боевой и научной фантастики. Печатался в ежемесячном журнале путешествий, приключений, истории, краеведения и научной фантастики, издающемся с 1935 года — Уральский Следопыт.

Ведёхин Алексей

Родился в 1987 году в маленьком городке Южного Урала на границе Европы и Азии. Большую часть жизни прожил в городе Оренбурге. Тяга к путешествиям сыграла свою роль — количество российских городов, в которых побывал Алексей, наверное, не помнит даже он сам. Более всего полюбил всей душой культурную столицу нашей страны. В Санкт-Петербурге проживает с 2013 года и утверждает, что это надолго. По образованию — железнодорожник. Но на этом всё не закончилось: организатор концертов и автобусных туров, грузчик, логист, кладовщик, тренер по продажам, менеджер по развитию, продавец, строитель. Создатель литературного клуба писателей Litera Nova. Клуб создан для поддержки начинающих писателей и помощи в публикации их творческих работ.

Джагдиш Сингх
Родился в пространственно-временном континууме данной реальности 6 июля 1987 г.
Носит духовное имя, кое означает «проводника, ведущего к миру». Публикация на этом проекте является дебютной, ранее нигде не публиковался. В миру автор занимается преподаванием и исследованием различных йогических практик. На рассказ «Факел» был вдохновлен своим Высшим Я и постоянными практиками регрессивной терапии, направленных на воспоминание прошлых жизней и жизней «до жизни», просмотром пространства, которое на Земле называют духовным миром.

Вера Петрук

Родилась в портовом городе Владивостоке, имеет два высших образования — историка и переводчика английского языка. Пишет в жанре фэнтези и фантастики, увлекается журналистикой. Предпочитает прозу крупной формы. Автором создана приключенческая серия «Сага о халруджи» (четыре романа), а также фантастическая повесть «Донор». Кроме писательской деятельности Вера профессионально занимается фотографией и иллюстрацией. В 2015 г. открылся авторский сайт Веры Петрук http://verapetruk.ru/.

Андрей Бойко

28 лет, проживает в Екатеринбурге, работает инженером по автоматизированным системам. Появление в этом сборнике — дебют для Андрея.

Джагдиш Сингх — Факел

«…все в одном и из одного, каждый в каждом и вне, и если мы далеки — что с того, ты всегда во мне, в глубине. Вне расстояний и разлук, вне времен и отсчета дней. В крепком обхвате рук, вокруг станет теплей. Все из одного пришло и вернется в начало не раз. За жизнью смерть, которая жизни начало даст…»

Джагдиш Сингх

#1 Темный мир

Радужный мост не выходил из головы. И удивительное, огромное дерево, на ветвях которого качались Звезды. Этот сон был из тех, что наполняют сердце то ли невероятной грустью, то ли вдохновением. Грань незримо тонка.

От дедушки достались старенькие часы с заводным механизмом и мелодией, хорошо знакомой всем, «кому за…». «Степь да степь кругом..» бередила душу уже минут десять. В очередной раз, проклиная себя, потянулся, аккуратно стукнул (раритет же), отключил. Хорошей ли будет жизнь, если клясть себя ежедневно? Направлять на себя столько ненависти, раздражения, недовольства и самобичевания?

Вчера снова пил. И поздно лег. Значит сегодня полдня заведомо канули в лету. По всему дому — осень. Листочки, листочки, листочки. А на них очередные планы, которым не суждено осуществиться. Так и останутся буквами на бумаге, формой без наполнения. Молодец, дружище. Чтоб тебя! Успевает тот, кто не торопится, говорите? Так это про меня, да. Но явно в другом контексте.

Рядом ворочался нелюбимый человек. Скоро вызовут на нелюбимую работу. И заниматься буду весь день тем, что тупо, сука, тупо сожрет мое время, а значит и деньги. Лять!

#2 Светлый мир

Иррайя. Ирррраааайяяя… Звуки моего имени. Так я здесь звучу. Моя вибрация раскатиста, как рык льва.

Лежу на отмели, у кромки Моря-на-стыке-миров и смотрю в бесконечность синего неба, проткнутого звездами, высоко-высоко. Море лижет стопы, а легкий прибой колеблет водоросли, прилипшие к скалам поодаль. Ласковый ветер треплет волосы. В этот безграничный день Бытия я растворился в Сущем. Мы часто так делаем, это восстанавливает силы. Лежа в полном одиночестве, я был Всем — слился с солнцем, с раскаленным песком, с зелеными водорослями. Я дышал каждой порой и двигался в каждом дуновении ветра. Накатывал на берег волной, омывая ноги. И был одновременно тем, кто это ощущает. Незримая рука стерла все границы на этой картине, позволяя энергии свободно перетекать, меняя форму, названия, место.

Мягкие шаги на песке. Ирраэль. Мое живое пламя. Моя радость. Моя любовь. Отражение и отголосок всех моих веяний, стремлений, света. Ее сияние было центром меня, а мое — центром ее сути. Вы когда-нибудь мечтали о тотальной взаимности? Вот. Лишь мечтали…

— Мой Ра. Тебя ждет главный Наставник, — ее улыбка рождала такой прилив энергии, что казалось можно встать и целую вечность без устали создавать новые миры. Сердце начинало биться в едином с Центральным Солнцем ритме.

— Пойдем через Лиловые горы? — две звездочки глаз сверкали.

— Через горы, — поднялся, стряхнул золото песка.

— В путь, — рука в руку, душа в душу.

Сегодня урок телепатии. Единственный курс, на котором не обязательно присутствовать лично. И вы понимаете почему. Тем не менее, я стремился в крайние перед Великим Уходом дни быть на всех занятиях. Это всегда вдохновляет сверх меры. Присутствие Главного Наставника возвышало. Хоть я и знаю, что его присутствие всегда со мной, особенно «там», оно ведет и продолжает обучение. Да, конечно, у нас много наставников, равно как и изучаемых дисциплин. Но главный он один и надолго. Они часто напоминают нам, что каждый из них будет подключаться к нам по мере необходимости в наши Дни-в-иллюзии. И напоминать о том опыте, что уже успели передать. В основном, если попросим об этом сами. В основном, если вообще вспомним об этом…

#3 Темный мир

Я словно провалился. Просто идя по улице. Где-то в голове открыли заслонку, и сознание ухнуло с размаху в неведомое. Шаг, а может даже его половина. Ощущение, что пространство расслоилось и часть сознания сейчас крутилась совсем не тут. Вспышка. Я иду по узкой тропе. С одной стороны высокая горная кряжа, с другой — плавный спуск к плато у подножия гор. Там, словно затерянный среди деревьев, городок: кое-где проступают вершины построек, сплошь храмовых, белесый камень, колонны. Все поддернуто сиреневой дымкой, словно туманом. Все подсвечено мягким солнечным светом, превращая пейзаж в картину из фэнтезийных рассказов. «Фиолетовый мир», мелькнула в голове мысль.

Еще секунда. Я на открытой площадке просторного, каменного храма. Величавые колонны, замыкающие ее в круг. И в центре, чуть меньшим кругом, несколько человек. Они сидят со скрещенными ногами, закрытыми глазами и в глубоком молчании. Но я понимаю, что мы все ведем разговор, только незримый. За спиной учителя восходит солнце. Рассвет. В фиолетовой дымке.

Я завершил шаг, остановился. Ого! Уже сплю на ходу. Чертов режим дня. Пора что-то менять. Внутри тяжело. Зима, я в трениках бегу обратно в больницу, пока не закончился приемный час. Пользуясь этими короткими перерывами, моя девушка забирает меня к себе. Остановилась специально у родственников, живущих буквально напротив. Мы используем это время, чтобы заняться сексом. Потом она меня кормит, и я ухожу. С каждым разом она все холоднее и холоднее. После каждого соития у меня внутри рвется еще одна струна. Уже нет чувства удовольствия, механичный до абсолюта акт работы с телом. В эти секунды душа рыдает.

Неправильно, неправильно, неправильно.

Пока иду, эта мысль как метроном, задает ритм для минорного настроения. И именно в этот миг возникает он, фиолетовый мир.

В больнице я из-за того, что в какой-то момент жизни начал злоупотреблять. Тело отреагировало хоть и не сразу, но жестко. Внутри язвы, разные обострения, пищеварение дает сбой. «Видимо, не перевариваю свою жизнь» — усмехнулся про себя. Не понимаю, что происходит, с каждым днем внутренний холод сковывает так сильно, что сжимаюсь уже физически. Куда иду, чем живу, для кого? Господи, мне даже до среднего возраста еще несколько лет жизни, откуда такой кризис?

#4 Светлый мир

У нас есть игра. Мы зажигаем факел и один из участников должен пронести его от дома-пламени в нашем городе до такого же храма в соседнем поселении. Это примерно около дня пути, на своих двоих, если играть честно и не пользоваться билокацией или телепортацией. Путь лежит через Лес-отчаяния и Пустыню-очищения. Туда мы обычно удаляемся после завершения очередных Дней-в-иллюзии, чтобы уединиться, очиститься и интегрировать полученный опыт.

А остальные участники должны всячески мешать факелоносцу добраться до цели, не вступая в контакт. Для этого у нас есть другие инструменты. За долгие периоды посещения Дней-в-иллюзии, мы собрали столько страхов, отчаяния и боли, что с каждым разом лес и пустыня становится пристанищем бессчетного количества настолько фантасмагоричных опытов, мыслеформ и сущностей, что играть стало поистине увлекательно и с каждым разом все интересней.

Сегодня решающий матч и я бегу первым. Потом меняемся.

А потом. Снова. В путь.

#5 Темный мир

Сижу на подоконнике больничной палаты. За окном сыплет снег. Всего несколько минут до нового года. Нас тут двое таких, которых не отпустили домой из-за болезни. Второй счастливчик, мужчина, плеснул водки в мой стакан с соком. Видимо пронес тайком. Что ж, последний раз нарушаем. В этом году.

Сегодня подруга сказала «все». «Когда выйдешь из больницы, уходи из моей жизни».

В палате очень тихо.

За окном очень темно.

Внутри очень больно.

Я молю создателя о новой жизни. Бьют куранты.

#6 Светлый мир

Наставник показывает на Экране-в-иллюзию примерную обстановку и возможные сценарии. Инструктирует долго, подробно, основательно, закладывает информацию в световые пакеты данных, отправляя прямо в бессознательное. Снова и снова переключает каналы, показывает варианты развития событий.

— Вот здесь, здесь и здесь ты переживешь кризисы становления. В эти периоды мы заложили дополнительные капсулы света, они импринтированы в тебя. Как только достигнешь нужной стадии, эти коды света раскроются и выведут тебя на следующий уровень. На каждом из них подпись твоей души, поэтому если научишься соединяться со своим истинным я, раскрытие будет ускорено. Если же пелена забытья будет сильнее, то тогда стресс и давление жизни станут для тебя активаторами. Держись. Мы с тобой. Неси свет истины. От твоего сияния будут зажигаться сердца. Этот свет подарит надежду тем, кто потерялся в ночи мироздания и поможет пробудиться.

Мы сидели у Радужного-моста-сквозь-вечность. Пройдя по нему, попадаешь в Дни-в-иллюзии. Сейчас мы идем втроем. Кто-то уже там, кто-то пойдет следом. Это бесконечный процесс. Анаиррил много шутит. Это мой друг. Он согласился сыграть для меня роль Того-кто-противостоит. «Там» таких называют словом враг.

— Сколько сейчас длится Жизнь-в-иллюзии? — спрашиваю Наставника.

— Миг, — он усмехнулся, — но вам все покажется вечностью. Сейчас там живут мало. Вы еще помните времена, когда Жизнь-в-иллюзии там тянулась тысячи и сотни лет. Сейчас у вас будет всего лишь около ста лет, чтобы все успеть. Ваш потенциал немного выше, чем у остальных. У большинства нет даже этого времени.

Мы прощаемся.

— Во имя Единого! — первым уходит Анаиррил.

Я обнимаю Ирраэль. Мы приносим друг другу клятвы. Наши сердца и души ликуют, проникая друг в друга. «Я вспомню тебя, когда придет время. И найду. Наши прикосновения пробудят нас к жизни. Наш взгляд станет исцелением для души. А наше Присутствие будет поддержкой на каждом жизненном этапе. Во имя любви. Во имя Единого Света.»

И в путь. Она первая. Каждому свое время. Следом забираюсь на вершину Радужного-моста-сквозь-вечность. Отсюда хорошо видно Дерево Жизни. На одной из его ветвей рос и мой мир. Оно величественно и больше любых виденных мною планет. На его ветвях рождаются миры и раскачиваются звезды. Легкий ветер треплет волосы. Незримая рука стирает все границы.

Я-Един-со-Всем. Код доступа к переходу.

Как озорной мальчишка, мчащийся зимой с горки, скатываюсь с обратной стороны моста. Меня подхватывает поток. В нем я как ребенок в нежных руках Создателя. Словно на дне лодки, меня стремительно несло в этом потоке в неизвестность. Закружило в воронку, мысли раскидало, краски растеклись. Образы Дома и Любимых блекли и казались сном. Я прошел через все оттенки радуги. Потом был только свет. Он стал точкой.

В какой-то миг все сжалось, давило со всех сторон. Кажется, это длилось вечность. Накатывали волны какой-то тихой ярости. Не помню кто я, где я, только темнота и боль. И вдруг снова свет. Вдох. Крик.

#7 Темный мир

Радужный мост не выходил из головы. И это удивительное огромное дерево. Звезды качались на его ветвях. Этот сон был из тех, которые наполняют сердце то ли невероятной грустью, то ли вдохновением. Грань незримо тонка.

Начинался новый день.

Вера Петрук — Смерти Вопреки

— Пламя, это Искра, вы меня слышите? Пламя, ответьте!

Треск эфира, музыка ветра, молчание космоса. Со мной говорила вечность, которая дышала в спину и ерошила волосы. Она ждала меня: терпеливо, внимательно, равнодушно.

Я разогнул окоченевшие пальцы и подул в покрывшийся инеем динамик шлема. Боевой костюм, который наемники в шутку называли Кожей, еще работал, но заряд батареи неизменно угасал. В ледяной пещере было темно и холодно, почти как дома. При мысли о доме в животе проснулась и тяжело заворочалась покрытая шипами змея. Она плевалась ядом и грызла кишки, но боль прошла быстро — верный признак начинающейся гипотермии. Я замерзал.

Кожа была рассчитана на самые невероятные нагрузки, выдерживала заряд дезинтегратора, защищала от переломов, ожогов и кислоты, но подлость судьбы заключалась в том, что в первые минуты боя арсы уничтожили глайдер, откуда шла подпитка костюмов, и к концу дня Кожа боевиков растеряла основную часть волшебных функций. К счастью для них самих, солдаты этого не заметили: ледяные твари поглотили сопротивляющихся людей, словно лавина отчаянных скалолазов. А те единицы, которым не повезло умереть сразу, в полной мере прочувствовали, как это бывает, когда тебе отрывают конечности, а тело поливают огнем и сжигают кислотой. Я оказался самым «счастливым», потому что пережил всех. Сейчас было ясно, что ненадолго.

Падение с пятиметровой высоты вывело из строя медблок и функцию обогрева. Первое я обнаружил, когда понял, что сломал ногу, второе — спустя пять минут, проведенных в темноте на ледяном полу. В рабочем состоянии тонкая ткань Кожи была безупречна, легка и удобна. Она не сковывала движения и выдерживала самые низкие температуры. Но теперь казалось, что я лежал на льду абсолютно голым. Над головой раздавались те же звуки, что и час назад. Когти и зубы арсов точили лед с упорством охотника, преследующего раненую дичь. Мне было хорошо известно, к чему приводило такое стремление: загнанного зверя ловили. Их победа будет означать мое поражение. Арсам терять было нечего, они не отступят, а вот мне хотелось жить — хотелось до безумия, до острой, пульсирующей боли в сердце, до помутнения в глазах, которым уже не на что было смотреть.

Сколько еще выдержит потолок, я не знал. Минуту назад на меня посыпалась ледяная крошка. Если арсы смогут прогрызть потолок собственного логова, то сдохнуть от их клыков будет тем более обидно. Слабое племя, жидкая кровь, сучьи выродки. Даже дом себе построить, как следует, не смогли. Злость оживила и заставила вернуться к динамику.

— Искра вызывает Пламя, как слышно?

Колония Альбеда была долгожданным десертом на столе Совета Федерации. Богатые ценным паунием недра планеты очень скоро покрылись дырами и пустотами, а новые рудники и карьеры открывались быстрее, чем счастливые владельцы успевали консервировать старые. Экономика забилась, будто рыба, вдруг попавшая в пруд, нагретый солнцем и богатый планктоном. Грузовые компании соревновались в строительстве кораблей-гигантов, способных за один рейс перевести еще больше ценного сырья, а космические верфи едва не лопались от свалившихся заказов на балкеры. Пауний расползался по Федерации, словно новая кровь, влитая в тело умирающего.

Впрочем, члены Совета Федерации были старыми и циничными хищниками, которые не верили в сказки с хорошим концом. Когда с Альбедой оборвалась связь, к планете немедленно отправили весь третий флот, дежуривший на границе с Империей Григоса. Портал Альбеды с трудом изрыгнул из себя тридцать боевых крейсеров, четыре лайнера, дюжину штурмовиков-дронов и около десятка разведывательных глайдеров. Несмотря на то что соседи были повязаны долгосрочными торговыми соглашениями, агрессивная колониальная политика императора не давала покоя Федерации. Захват в один миг, излюбленная тактика Григоса, идеально объясняла потерю связи. Вариант бунта местного населения, отягощенного трудовой повинностью, которую все жители Альбеды отрабатывали на рудниках, допускался, но рассматривался как второстепенный. Восстания считались вопросом легким и необременительным. Обычно бунт подавляли силами Второго Специализированного Флота, а население наказывали «по методу Капнера». То есть, вырезали наполовину, а брешь в рабочей силе заполняли с помощью роботов. Метод дорогой, зато поучительный.

Совет Федерации ошибся. Император Григос был не при чем, и местное население тоже. Когда наш разведывательный глайдер напоролся на стаю арсов, гадать, откуда они взялись, было некогда — мы старались выжить. Теперь, когда я слушал треск ледяного потолка, стонущего под лавиной арсов, и хрипел в молчащую рацию, меня волновал другой вопрос: а действительно ли Совет ничего не знал?

Арсы были паразитами, от которых страдала вся человеческая ойкумена, включая Империю Григоса и Пиратские Астероиды. Ученые вели дебаты о разумности их вида, санитарно-карантинные службы ловили вездесущих личинок, мы же, военные, служили дополнительный год на ледяном Кроносе, чей климат идеально соответствовал среде обитания арсов. Там нас учили воевать с тварями, если нашествие повторится. Из того, что случилось на Альбеде, напрашивался один вывод — плохо нас обучали. Последнее глобальное заражение арсами случилось полвека назад, и мое поколение его не застало. Зато я много слышал от своего деда, освобождавшего Скит и Альзир, и этого было достаточно, чтобы мечтать о какой угодно агрессии, пусть даже со стороны Григоса, но только не арсов.

Достаточно было одной личинки, чтобы через месяц любая иная жизнь на зараженной планете прекратила существование. Арсы вымораживали воду, воздух, почву, уничтожали атмосферу, меняли геомагнитное поле и начинали выбрасывать споры в космос, которым достаточно было прилепиться к борту любого корабля, чтобы поставить под угрозу жизнь на других планетах. Для борьбы с арсами существовал протокол, который объединял Федерацию, Империю Григоса и Содружество Свободных Людей, предписывая сторонам оказывать любую помощь объединенному флоту.

С Альбедой все было сложнее, чем на Ските или Марпуте. Специфика атмосферы планеты и карьерное оборудование порождали сильные бортовые помехи для спутниковой связи, которая на Альбеде всегда работала с перебоями. После часа икс двенадцать орбитальных спутников дружно показывали сплошную облачность, в которую планета закуталась, словно больной в одеяло. Телепорты и другие каналы связи вышли из строя.

Первыми тревогу забили гиганты-балкеры, ожидавшие погрузку на орбите: исчезли катера-погрузчики, которые согласно графику отправлялись за сырьем на Альбеду каждые пять часов. Потом не вернулись глайдеры Орбитальной службы безопасности. И хотя приказ о передислокации Третьего Флота был подписан в рекордные для Федерации сроки — за стандартные космические сутки, когда боевые корабли прошли телепорт и достигли Альбеды, прошло достаточно времени, чтобы арсы превратили планету в хорошо укрепленное логово.

Третий Флот прибывал в неизвестность.

— Это Искра, — снова прохрипел я в динамик. — Кто-нибудь меня слышит?

И какого дьявола я попался тогда на глаза капитану? Хотя начинать себя жалеть стоило с другого: зачем я полез к этому новичку Гастриду? Ну и пусть бы он получил еще одну вахту за то, что перепутал клапаны давления и едва не поджарил все мясо в морозильной камере. Экипажу пришлось бы перейти на вегетарианское питание, зато я бы сейчас дежурил на орбите, чистил Кожу, болтал с ребятами и гадал, что случилось с глайдером-разведчиком. Хотя, скорее всего, сейчас уже никто ни о чем не гадает. Мы исчезли в ледяном арсовом тумане, а секретарь, рыжая Ника, оформляет наши похоронки.

Капитан Боловин застал нас в тот момент, когда мы с Гастридом пытались вручную настроить панель управления морозильника. Я никогда не узнаю, какая вселенская несправедливость занесла Боловина в кухонный отсек, но он увидел то, что в его глазах считалось нарушением устава — порчу материального имущества боевого корабля. И кому какое дело, что портили мы всего лишь дверцу холодильника, так как пришлось разрезать его обшивку, чтобы добраться до технической начинки.

Нарушение устава на крейсере капитана Боловина каралось участием в первой боевой операции вне зависимости от твоего ранга и послужного списка. Одним словом, ты становился старым добрым пушечным мясом. Новичок Гастрид даже обрадовался, почему-то решив, что высадка в неизвестность куда лучше дежурства по кухне.

Последний раз я видел его час назад, когда вползал в кабину телепорта, еще не веря, что мясорубка по имени Альбеда почему-то меня не задела. Плечи и голова Гастрида торчали из пасти арса, пока тварь пыталась повалить основание телепорта. Наверное, по этой причине я и не попал на глайдер. Чудо, что я вообще куда-то попал. Чаще всего сломанный телепорт выбрасывает тебя в космос в виде незримых частиц, но, видимо, судьба решила, что подарить мне легкую смерть, после того как я оставил дома Мару и записался в Третий наемный флот Федерации, было бы нечестно.

Меня не расщепило, не растворило и не выбросило в бесконечность. Вместо всех легких смертей я оказался в этой пещере и сейчас грыз динамик в бессильной злобе что-либо изменить.

— Пламя, это Искра! Я живой, слышите меня?

А может, личинка арса залетела не с погрузочным катером? На Альбеду точили зубы многие, например, та же Империя Григоса. Месть в их стиле: не досталась нам, пусть не достанется никому. Если кто и мог протащить адский зародыш сквозь карантинную службу Федерации, так это шпионы Григоса.

Впрочем, какая сейчас разница, откуда на Альбеде появились арсы. Значение имело лишь то, что ледяные твари стали реальностью. Что мои товарищи погибли. Что я никогда не вернусь к Маре.

Мара. Женщины на флоте были твердыми и холодными, а секс для них был такой же рутиной, как утренняя разминка в спортзале. Плотские игры на крейсере капитана Боловина являлись запретным развлечением — как карты, не более того. Встретив Мару, я понял, что с женщинами можно не только совокупляться. Мы говорили, гуляли, дурачились, и это доставляло нам не меньше радости, чем близость тел. А у нее было роскошное тело — мягкое и теплое. Родное.

Я закрыл глаза и вспомнил ее волосы, пахнущие медом и травами. Где она сейчас? Что делает? Ждет ли еще меня или подарила любовь другому? Вряд ли ждет. Я уехал внезапно ночью, солгав, что меня срочно вызывают на службу. На самом деле, я струсил. Мне было страшно от мысли, что я увижу ее глаза, полные отчаяния и беспомощности. Дежурный медосмотр стал приветом от дьявола. Статистка показывала, что только один процент офицеров, отслуживших на Кроносе больше года, становился жертвой вируса Бингрэ. Я проработал в ледяном аду пять лет. Расплата была нечестной.

Сильная и добрая Мара осталась бы со мной до последнего вздоха. Но я не хотел, чтобы наша любовь закончилась на больничной койке, запутавшись в датчиках давления, проводах внутривенного питания и катетере. Решив, что боль брошенной Мары будет меньше страданий той Мары, которой придется меня хоронить, я сделал выбор и перевелся на крейсер Боловина, как раз накануне трагедии с Альбедой. Признаться, я вообще не хотел умирать. Если это и случится, то пусть произойдет там, где я был никем, еще одним офицером, разжалованным в младшие чины за нарушение устава. Подделать документы было нетрудно — последний подарок моего доброго друга Раскина, компьютерного виртуоза и главного программиста администрации Первого Флота. Капитан превратился в младшего лейтенанта, а приговор медосмотра — в справку об отменном здоровье. Новое имя, неизвестная жизнь и быстрая смерть — вот, что ждало меня в будущем, но я оказался к нему не готов. Чем ближе подходил срок назначенный врачами, тем сильнее хотелось жить, и чем дальше я находился от Мары, тем невыносимее становилась тоска по дому, по любимой женщине и спокойной старости, которую я никогда не увижу.

— Это Пламя, прием. Мы вас слышим.

Какое-то время я тупо смотрел на динамик шлема, не понимая, почему он решил со мной заговорить. Надежда, что сигнал пробьется сквозь сложную атмосферу Альбеды с ее облачностью и помехами от фонившего карьерного оборудования, была такой слабой, что я никогда всерьез не верил в то, что меня услышат.

— Десятый сектор, код четыре ноля восемь, — прохрипел я в динамик, стуча зубами. — Личный номер пятьсот три дробь десять, диктую координаты…

— Ты из разведчиков? — перебил диспетчер. — С первого глайдера?

У него был молодой, приятный, хорошо поставленный голос. Я все понял по его тону, но почему-то спросил.

— Эвакуации не будет, верно?

— Все корабли выведены с орбиты, — сказал диспетчер. — Мужайся, вы погибли не зря.

Ничего странного в его ответе не было. Мы работали по контракту, где человеческая жизнь была разменной монетой в игре богов. Все по-честному. Странным было другое: зачем он вообще принял мой сигнал?

— Кто-нибудь еще выжил? — спросил я, чтобы заполнить молчание. Никто из нас не хотел отключаться первым.

— Был один, — ответил диспетчер, помолчав. — Добрался до сбитого глайдера, но полчаса назад замолчал. Ты последний. Капитан сказал, что вас всех наградят за доблесть. Посмертно.

Я усмехнулся. У меня было двенадцать медалей за доблесть, тринадцатая посмертная окажется весьма символичной.

— Ты ранен? — спросил диспетчер, будто это имело значение. Теперь я узнал Ксила Ганина, который вечно жевал табачную резинку, отчего речь у него была смешной и невнятной. Сейчас резинки не было, приятно слушать. Подумав, я вспомнил, что, в общем-то, он был хорошим парнем, поэтому солгал:

— Нет, но здесь чертовски холодно.

— Потерпи, — Ксил упрямо не хотел отключаться. — Детонаторы уже заложили. До взрыва пятнадцать минут.

Понятно, чего он ждал. Решил проводить меня в последний путь. Мне захотелось рассказать ему, что добрые врачи уже предсказали мою смерть — она должна была прийти через месяц. Подумаешь, на тридцать дней раньше. Месяц слишком короткий срок, чтобы что-то менять.

Тут меня охватил неожиданный интерес, странный для человека, готовившегося предстать перед создателем.

— Детонаторы уже на планете? Так, высадка удалась?

— Да! — диспетчер оживился. — Арсы ведут себя очень странно. Где-то сорок минут назад почти вся популяция скопилась у Северных Гор. И они продолжают туда ползти. Мы сумели незаметно посадить два глайдера и выгрузить взрывчатку и баки с реагентами. Все как предписывал старик Гановер.

Повезло, подумал я, чувствуя, как сокращаются мышцы на здоровой ноге. От переохлаждения начинались судороги. Что ж, по крайней мере, я умру не от холода. Генерал Гановер прославил себя во время освобождения Альзира, разработав стратегию борьбы с арсами, по которой до сих пор обучали в военных академиях.

Вся сложность с арсами заключалась в их «неубиваемости». Шкуру тварей было невозможно пробить ни одним видом лазерного, плазменного или ионного оружия. Знаменитая Кожа боевиков Федерации была сделана именно по ее подобию. Во время тяжелых боев на Альзире отступающий отряд Гановера растопил ледяную долину, чтобы преградить путь арсам, которые не умели плавать. Препятствие было временным, так как твари решали ее с помощью массовых жертв. Они просто забивали собой водяной бассейн до тех пор, пока не образовывали мост из трупов сородичей, по которому переползали другие особи. Видя, как стремительно растет «мертвый мост», Гановер приказал растапливать весь лед в окрестностях. А когда его отряд подобрал глайдер, в воду добавили химические реагенты — последние разработки лабораторий Федерации. Арсы умерли не сразу, а через несколько дней, но это был прорыв. Правда, на других планетах метод Гановера не всегда удавался, так как обычно арсы бдительно охраняли ледяной покров, загораживая его шкурами от плазменных струй, словно ковер от сыпавшейся сверху грязи. При таком уровне заражения, как на Альбеде, метод Гановера вряд ли бы сработал, если бы не странное поведение арсов. При внешней угрозе они всегда растекались по поверхности, создавая непробиваемый щит из шкур. Когда я заползал в телепорт, арсы покрывали землю до горизонта.

— Капитан Боловин думает, что у тварей неприятности с маткой, вот они и волнуются, — сообщил диспетчер. — Кстати, я вычислил, где ты находишься. Плохи твои дела. Даже если бы не приказ начальства, мы все равно бы тебя не вытащили. Похоже, ты в эпицентре. Арсы движутся в твою сторону со всей Альбеды, мы никогда не видели, чтобы они передвигались с такой скоростью. Кстати, как ты очутился в Северных Горах? Ведь первый глайдер был сбит на равнине.

Я скривился от острой боли в сломанной ноге, которая вдруг решила о себе напомнить. Шум сверху стих, и это настораживало. Арсы уже не рыли когтями, а елозили брюхами по ледяному куполу, оставляя после себя темные следы. Решили растопить лед своим кислотным дерьмом, догадался я. Метод был вполне оправдан, потому что на меня вдруг упала холодная капля. Заболтавшись с Ксилом, я не заметил звуков смерти, а между тем капель гремела по всей пещере. Я едва не рассмеялся. Мне, оказывается, предлагали выбор: вирус Бингрэ, гипотермию, детонаторы Боловина или клыки арсов.

А между тем, охлаждение организма начинало доставлять неприятности. Датчик костюма показывал, что температура тела опустилась до двадцати четырех градусов. Это порог, после которого начинались тяжелые расстройства и смерть — долгая, мучительная, медленная. Как правило, от удушья. На Кроносе нам подробно рассказывали, как умирают от переохлаждения: замедляется дыхание и ритм сердечных сокращений, снижается кровяное давление, сгущается кровь, начинаются слабость, сонливость, помрачнение сознания, возникает посинение кожи, внезапное мочеиспускание и судороги. Затем наступает кислородное голодание, которое вызывает паралич нервных центров и остановку дыхания. Если верить учителям, то я давно должен был обмочить штаны, ведь судороги уже были. Почему-то вспомнились слова инструктора о том, что при замерзании человек может длительное время оставаться в состоянии анабиоза с последующим выздоровлением. В медицине это называлось «мнимой смертью». Впрочем, это был не мой случай.

Диспетчер все еще оставался на линии. Я даже вздрогнул, когда в пещере раздался его голос.

— Не хотел говорить, но тебе пришло личное сообщение. Где-то час назад. Прочитать?

— Нет.

— Даже не хочешь знать от кого?

Я слушал арсов. Их тела скрипели по льду почти ритмично. Странная мелодия холода, тьмы и страха. Я много думал о смерти раньше, но почему-то никогда не предполагал, что это будет так страшно. Когда ты один, когда не нужно показывать пример сотни другим смертникам, идущим за тобой в бой, признать собственную трусость даже приятно. Когда еще мы бываем настолько честными с самими собой?

— Я все же его прочел, — не выдержал моего молчания Ксил. — Это какая-то Мара. Твоя девушка или, может, жена? Пишет, что все знает. Изменил, ей, наверное? Не волнуйся, дальше написано, что она тебя любит. Просит, чтоб ты ее нашел. Я, конечно, зря это прочитал, но, с другой стороны, ты теперь знаешь, что тебя простили. Так ведь умирать легче, правда?

Если я чудом выживу и выберусь отсюда, то у Ксила возникнут серьезные проблемы со здоровьем. Уж я постараюсь на славу. Вопреки законам охлаждения организма я вдруг почувствовал, как кровь горячо прилила к лицу, а в ушах загремели барабаны. Меня бросило в жар.

Диспетчер все болтал.

— Хочешь, я свяжусь с ней и сообщу о твоей смерти? Обычно похоронки такие холодные. Я как-то прочитал одну, едва сам следом не повесился. А так, расскажу, что ты погиб героем, утешу.

От одной мысли, что Ксил будет рассказывать Маре о моей героической смерти, мне стало плохо. Внезапно я почувствовал, что еще могу двигать руки. Ноги не шевелились, даже здоровая, но это было неважно. Перемена случилась так неожиданно, что я решил не копаться в глубинных причинах собственного поведения — пусть все идет само по себе.

— Сколько минут до взрыва?

— Парень, — начал Ксил, — мне жаль, но вряд ли тебе это поможет.

— Время!

— Три минуты. У тебя есть друзья? Я могу их позвать, попрощаетесь.

Я его уже не слушал. Я собирался выжить — собирался дать Маре шанс похоронить меня лично. И почему гениальные мысли всегда приходят в последний момент?

Тело убитого мной арса белело в темноте плотным молочным коконом. Теперь понятно, почему эта тварь показалась мне странной. И почему арсы злились так сильно, что даже наплевали на оборону захваченного мира. Их вела жажда мести.

Когда телепорт выбросил меня в пещеру, первые минуты я был занят тем, что кричал, катаясь от боли по скользкому от крови льду. Медблок сообщил об открытом переломе голени в двух местах и отключился. В комплект Кожи входило две капсулы с адреналиновым возбудителем, их применяли по-разному, но чаще всего — для поднятия, так называемого боевого духа. Вколол ампулу и любой противник кажется мухой. Иногда и в буквальном смысле.

Едва я успел наложить жгут, как из темноты напал арс. Лазерную винтовку телепорт выкинул где-то в другом месте, но у меня еще оставались наручные ножи-лезвия, которые выскакивали из рукавов Кожи, словно острые плавники. Арс был необычным: каким-то маленьким, мягким и неуклюжим. Я удивился, когда почувствовал, как мои ножи легко вошли в его подбрюшье, обычно защищенное костяными доспехами.

Тварь сдохла быстро, но успела отомстить, вогнав мне в бок жало и пробив ткань костюма, словно Кожа была какой-то салфеткой, а не последним изобретением военно-технической мысли лабораторий Федерации. Свалившись рядом с тушей, я мог только гадать, что за органы у меня повреждены, попал ли в меня яд, и откуда у этой твари жало. У обычных арсов-солдат его не было. Вколов себе вторую ампулу адреналина, я прополз пещеру по кругу и, убедившись, что это замкнутый колодец с ледяной крышей, принялся терзать рацию в надежде, что мне повезет.

Теперь я знал, почему тварь показалась странной. Так вот какая она была — легендарная матка арсов. Редко кому из солдат доводилась видеть ее воочию. После того как самка откладывала первую миллионную кладку, то строила себе ледяное логово в виде замкнутого кокона, где спасалась от прожорливого потомства. В этом логове она отдыхала до следующей кладки. Во время последнего нашествия арсов поиски таких ледяных коконов являлись первостепенной военной задачей, но обнаружить их удавалось редко.

Я подполз к туше и внимательно оглядел вспоротое брюхо твари. Кишки, густая слизь и ошметки плоти уже замерзали, образуя рядом с выпотрошенной маткой подобие могильного холма. Я перевалился через него и уткнулся в смердящее чрево, с трудом подавив рвотный рефлекс. Несмотря на то что брюхо было незащищенным, спину и бока самки покрывали те же костяные пластины, как и у арсов-солдат. Еще не зная, к чему приведет моя затея, я сжал зубы и полез в скользкое, остывающее нутро. Эта самка дала жизнь миллионам арсов, сегодня она должна была подарить жизнь мне. Костюм боевика Федерации содержал тысячи разных приспособлений, нужность которых порой ставилась под сомнение самими солдатами и нередко высмеивалась прессой. Однако сейчас я понял, что военные инженеры все рассчитали верно. Открыв на рукаве Кожи комплект с иглами, я извлек ту, у которой имелась самая толстая нить, и принялся на ощупь зашивать матку изнутри. Замерзшие пальцы не гнулись, оттаявшая от моего дыхания слизь капала на лицо, легкие отказывались принимать затхлый, вонючий воздух, сломанная нога, втиснутая в узкое чрево самки, горела огнем, но я считал секунды и думал о Маре. Я вдруг поверил, что у нас с ней появилось будущее.

Тела арсов плавали в океане, словно переваренный рис в мутном бульоне. В ближайшие несколько лет Альбеде предстоял долгий и медленный процесс осушения. Теперь планета буквально кишела робототехникой. Пройдет еще месяц, прежде чем на Альбеду допустят рабочих из специальных бригад очистки последствий арсового заражения. Гигантские водяные смерчи вздымались над новым океаном и тянулись причудливыми линиями к кораблям-гидроколлекторам. По дну ползали дренажные машины-сушители, роющие каналы и устраивающие водоприемники. Воздушное пространство Альбеды заполонили военные глайдеры и корабли-разведчики, выискивающие живых арсов — таких ликвидировали с помощью химических реагентов, которые закачивали в раздувшиеся от воды туши. Работы велись круглосуточно, и правительство оптимистично докладывало об открытии рудников уже в следующем квартале.

Впрочем, население Федерации куда с большим энтузиазмом читало желтую прессу, а не официальные отчеты. В частности, ходило много слухов о человеке, которого роботы-спасатели извлекли из тела матки арса в первый день зачистки Альбеды. Впрочем, желтая пресса на то и желтая, что подбирала всякие слухи, даже самые неправдоподобные, а потом выдавала их за истину. Важно то, что людям такие новости нравились. Хотя в той истории репортеры явно приврали. В ней рассказывалось, что мужчина, пролежавший в матке арса в состоянии анабиоза почти неделю, не только выжил, несмотря на тяжелые ранения, но еще и вылечился от болезни Бингрэ, которая считалась неизлечимой, а после женился на любимой девушке. Действительно, кто в такое поверит?

Вячеслав Тимонин — Нет вам места в мире этом

(планета Бархан, исследовательский корабль «Вестник»)

Сегодня ветер выл особенно яростно, гул не утихал ни на миг. Где-то недалеко, у пробоины по правому борту, скрежетала повреждённая обшивка. Стон и причитания метала отчётливо разносились по всему кораблю.

Шур-шур-шур… Шорох песка в системе вентиляции напомнил Оксане крысиную возню. Она поёжилась, вспомнив, что два месяца назад, первый и последний раз в жизни съела крысу. Тогда, её чуть не вывернуло, когда стало известно, что праздничный обед приготовлен из лабораторных пленниц. А сейчас, девушка всё бы отдала за кусок настоящего мяса.

Нет, нельзя сказать, что еды совсем уж не было. Был сублимат, высококалорийный, но совершенно несъедобный. Были овощи из отсека гидропоники. Маленький кружок огурца и четвертинка помидора примерно раз в неделю. Удивительно, что они вообще смогли вырасти среди водорослей. Лиза Штерн, ксенобиолог, предупредила, что содержание химикатов в них зашкаливает. Но кому это интересно, когда так хочется есть?

Как всегда, от мыслей о еде, рот наполнился слюной.

Оксана стояла у большого, во всю стену, иллюминатора и смотрела на пыльную бурю. Свет, бьющий из рубки управления, терялся в паре десятков метров. Как ни старался, он не мог пробиться сквозь тонны песка, поднятые ураганом с поверхности планеты. Днём всегда, двадцать пять часов из двадцати семи, бушевала жаркая буря. А в остальное время, когда всё вокруг замирало, царил жуткий холод.

Оксана посмотрела на часы. До короткой, относительно спокойной ночи, оставалось немногим меньше часа.

Бархан, так назвал этот пыльный кусок камня Станислав Ярцев, начальник картографической экспедиции. Не удивительно, что он выбрал такое название — девяносто процентов поверхности планеты покрывала пустыня.

Бархан двигался по сложной, сильно вытянутой орбите, пытаясь ужиться с двумя местными светилами. Жёлтым карликом, который был немного старше и больше Солнца, и голубым гигантом, который находился достаточно далеко, чтобы не испепелить четвёртую планету системы. Она получала слишком много света и тепла, чтобы на поверхности зародилась жизнь, но имела кислородную атмосферу, подобную Земной. Правда, с превышением азота.

Станислав Петрович Ярцев, начальник картографической экспедиции, брюнет, чуть за сорок, вошёл в рубку. Тихонько, чтобы не потревожить Оксану, он дошёл до своего кресла и сел. Ярцеву пришлось постараться, чтобы не поскользнуться по наклонённой на десять градусов палубе. Разбитый корабль лежал неровно.

Ярцев, глядя на задумавшуюся у окна девушку, грустно вздохнул. Он нажал клавиш и перед ним включился трёхмерный монитор. В центре экрана, среди однообразных барханов, лежал космический корабль. Зарывшись носом в песок, он казался раненым животным. Пухлый овальный корпус опирался на две толстые ноги, торчащие из задней части корабля. Вездесущий песок засыпал опоры наполовину, скрыв массивные башмаки. Бархан неумолимо разрушал корабль. Отметки о повреждениях корпуса, как ветрянкой, покрывали корабль красными точками. С каждым днём их становилось всё больше и больше.

Ярцев придумал этому царству пустыни имя. Бархан. Сразу после старта с Земли, по команде второго пилота, Игоря Костюшина, компьютер выдал серию цифр. Очерёдность, с которой экипаж корабля мог бы дать название новой планете. Четвёртая досталась Ярцеву. Он не сильно любил играть в эту игру. Говорил, что у него нет воображения для этого.

Лукавил, наверное. Два года назад, Ярцев опубликовал труд, досконально описывающий историю цивилизации планеты Нао-да — древнего мира, который погиб тысячу лет назад. Без воображения, конечно, было невозможно воссоздать картину их былого могущества.

Внеземная археология была его страстью, его жизнью. И тяжким трудом. Но Ярцев скромно улыбался, говорил, что ему просто везёт.

Однако, везение — это совсем не то же самое, что воображение.

Воображение привело Ярцева сюда, на Бархан, но именно здесь везение профессора неожиданно кончилось. Корабль разбился.

Оксана, в отличие от Ярцева, мечтала дать имя планете. Она отождествляла это с чудом рождения новой жизни. И вот, впервые, ей выпала честь. Она придумала десятки красивых имён для следующей, пятой планеты системы. Её очередь была следующей. Она ждала чуда… Но Чуда, скорее всего, не будет.

Оксана спрятала лицо в ладони и заплакала, тихонько всхлипывая. Ветер вторил ей за окном.

***

(планета Земля, кабинет начальника СБРЧС)

Согласно архивам официальных документов Российской Академии Внеземных Наук (РАВН), 5-го августа 2168 года научно-исследовательское судно «Вестник» было отправлено в сектор Тау-24—766. Из приказа, полученного капитаном корабля, следовало: проследовать в систему двойной звезды М-766—9; провести картографические работы и замеры; находки, представляющие научную или иную ценность, занести в академический реестр; по окончании исследований вернуться в порт постоянной приписки — Интеркосмос, на орбите Ио.

После того как «Вестник» пропустил положенный по расписанию сеанс гиперсвязи, дежурный по смене всего лишь пожал плечами и отметил этот факт в электронном журнале. Гиперсвязь, несмотря на почти сотню лет успешной эксплуатации, иногда сбоила. В гиперкосмосе, совершенно непостижимом до сих пор, бывало, случались бури невиданных масштабов. Зачастую они грозили не только нарушением связи, но представляли опасность для кораблей.

«Вестник» судя по предыдущим гиперграммам, уже несколько недель находился в обычном, релятивистском пространстве. Причин для беспокойства не было, гипершторм угрожать кораблю не мог. По заранее утверждённому плану, он проводил планетарную разведку системы М-766—9. Последнее донесение содержало отчёт о проведённых исследованиях третьей планеты.

Но «Вестник» пропустил второй, а потом и третий сеанс связи. И только тогда, ответственные за обеспечение безопасности экспедиции люди, подняли тревогу.

Но было поздно…

Семь месяцев спустя, по окончании двух спасательных экспедиций, пресс-центр РАВН заявил: «Экспедицию в систему М-766—9 постигла неудача. Гиперлёт „Вестник“, с экипажем в составе двенадцати человек, пропал без вести при неизвестных обстоятельствах».

Хоть и очень редко, но картографические экспедиции пропадали. Тогда Служба быстрого реагирования на чрезвычайные ситуации в дальнем космосе, организованная при РАВН, снаряжала спасательный корабль. Но если в течение месяца спасатели никого не находили, спасательную экспедицию сворачивали, согласно инструкции. Так получилось и с «Вестником».

На организации второй спасательной экспедиции настоял начальник Службы, Сергей Иванович Смагин. Обычно, так не делали, но руководство РАВН пошло на уступки, благодаря неоценимым заслугам, привнесённым Сергеем Ивановичем в прошлом.

Вторая экспедиция провела три недели в системе М-766—9, но никаких следов крушения «Вестника» не нашла.

В кабинет начальника СБРЧС вошёл высокий, худощавый офицер. Он подошёл к тяжёлому, резному столу и кивнул седовласому, грузному человеку, сидевшему в большом кожаном кресле. На огромном столе, покрытом тёмно-зелёным сукном, в беспорядке лежали листки электронной бумаги.

Сергей Иванович Смагин посмотрел на вошедшего и отложил в сторону почти прогоревшую трубку.

Высокий офицер достал электронный планшет и сказал:

— Сергей Иванович, получено сообщение от председателя совета директоров… Нам придётся свернуть поисковые работы в системе М-766—9…

Сидящий за столом взял листок бумаги, полный динамически меняющихся графиков и положил его рядом, даже не глянув содержимое. В этом жесте не было никакой необходимости, но семьдесят пять лет, отданных СБРЧС давали о себе знать. Всё чаще и чаще Сергей Иванович проявлял признаки приближающейся старости.

— Какие новости? — глухо спросил Сергей Иванович, словно не услышал сказанного офицером.

Высокий офицер вздохнул и ответил:

— «Гром» заканчивает сканирование… Никаких следов, Сергей Иванович, и совет директоров…

— Никаких? — перебил офицера Сергей Иванович.

— Да… Никаких… И поэтому председатель совета директоров РАВН приказывает свернуть…

— Приказывает?! — взревел Сергей Иванович. — Этого олуха, Аркадия Раевского, на свете не было, когда я уже руководил Службой! Что он о себе думает, а? Да как он вообще смеет указывать мне, начальнику Службы, как организовывать и когда заканчивать спасательные экспедиции?..

Офицер покорно стоял, вытянувшись по стойке смирно.

Когда пунцовый от ярости начальник затих, он негромко произнёс:

— Сергей Иванович, у меня есть ещё одно сообщение, от Баренцева….

— Какое?! — начальник Службы хмуро уставился на офицера.

— Баренцев получил приказ о прекращении поисков «Вестника» напрямую от председателя совета Раевского, но…

— Через голову, значит, Аркадий полез, подлец… — сморщился Сергей Иванович. — И что?!

— Баренцев сообщает, что не может выполнить приказ председателя немедленно. На «Громе» неожиданно возникла неисправность. Небольшие флюктуации поля в катушках поляризации гипергенератора. Ничего серьёзного, но ремонт и настройка может занять до трёх стандартных суток, — офицер многозначительно помолчал. — Баренцев продублировал это сообщение. Председателю и вам. То, что предназначалось вам, Сергей Иванович, содержало ещё одну фразу: «всё, что могу».

Сергей Иванович прикрыл глаза и кивнул.

— Понял… Спасибо тебе, Леонид Васильевич… Спасибо, старый друг… — прошептал он.

***

(система М-766—9, спасательный корабль «Гром»)

«Гром» неспешно обращался по низкой эллиптической орбите вокруг девятой, пока безымянной, планеты системы М-766—9. Маленький планетоид с трудом дотягивал по масса-габаритным характеристикам до звания планеты. Но тем не менее в реестрах числился именно так.

В просторной, ярко освещённой рубке, старого, много чего повидавшего на своём жизненном пути, разведывательно-исследовательского гиперлёта, собрался весь экипаж. Шесть человек, разных по характеру, но одинаковых в своём стремлении к цели, должны были принять единственно правильное решение из многих. Спор шёл уже не первый час.

— А я, всё же, предлагаю вернуться на орбиту третьей планеты, — заявил Алексей Николаевич Худов, полноватый шатен, помощник капитана корабля. — В точку, откуда был послан последний доклад с «Вестника». Она даёт максимальное число векторов движения пропавшего корабля.

— Нет, это совсем не вариант, Алексей Николаевич, — отрезал Гена Машков, молодой и рыжий пилот корабля, — таким образом, вы только усложняете задачу. Предлагаете нам слишком большую свободу выбора.

— Ну так предложите лучше! — обиделся помощник. — Раз мои идеи вам не нравятся — предлагайте свои, не стесняйтесь.

— А я уже и предлагал! Нужно подняться над плоскостью эклиптики, повыше, миллиарда на два километров, и просканировать систему широкополосником, всю и сразу.

— Чушь! Гена, вы же сами согласились в прошлый раз, что мощности сканера не хватит объять всю, к слову, немалую систему. Кроме того, гравитационные помехи от голубого гиганта забьют приёмники начисто, словно ватой. Вы будете удивлены, но то, что вы предлагаете, чистой воды абсурд!

— Абсурд, это когда противоречие! А у меня никакого противоречия и нет!

— Сканировать всё сразу — абсурд!

В спор вмешался корабельный врач, профессор медицинских наук, Иннокентий Романович Берман. Он погладил остренькую «профессорскую» бородку и сказал:

— Товарищи, давайте не будем регрессировать нашу конструктивную беседу, созванную по вопросу дальнейших поисково-разыскных мероприятий. Нам нужно выработать единое представление о дальнейших действиях. Времени, как вы прекрасно знаете, практически нет.

Гена вздохнул и махнул рукой: «Да знаем мы про время». Первый помощник, откинулся в кресле. Врач продолжил:

— Вы, Геннадий Александрович, молоды ещё. Неопытны…

— Да я!.. Да я!.. — возмутился рыжий пилот.

— Успокойтесь, Геннадий! Все в курсе, что вы золотой медалист и отличник. Да, в скорости и оптимальности ваших курсовых таблиц никто не сомневается. Но по части логики вы, простите, профан. Энергии много — девай хоть куда. Вот вы и деваете её хоть куда, но не туда, куда нужно, — Иннокентий Романович, примирительно поднял ладонь. — Однако, не об этом разговор! Пустое это… — профессор повернулся к капитану, — капитан, вариантов предложено много, но время, Леонид Васильевич, идёт. Вам нужно что-то решить.

Капитан корабля, Леонид Васильевич Баренцев, задумчиво стоящий у главной консоли со скрещёнными на груди руками, вскинул седую голову. Он поиграл скулами на резком, как из камня точёном, лице, и произнёс:

— Конечно, Иннокентий Романович. Спасибо, что лишний раз напомнили о моих обязанностях, — гулкий, с хрипотцой, голос капитана, казалось, звучал со всех сторон. Капитан подошёл к пульту управления навигационным компьютером, включил проектор и произнёс, — я обещал начальнику Службы найти «Вестник». И я сделаю это.

Баренцев вышел на центр и ткнул мозолистым пальцем в голографическую карту сектора.

— Здесь, — компьютер услужливо выделил чуть приплюснутый серый шар, — «Вестник» отправил свой последний рапорт. Доклад содержал полную информацию о третьей планете, которая получила название Эгея. Два предыдущих доклада содержали информацию о первой и второй планете. Каждый — полный и законченный, от и до. Это наводит меня на мысль о соблюдении чёткой последовательности в рабочих вопросах и исключительной пунктуальности начальника экспедиции Станислава Петровича Ярцева. Следовательно, я думаю, что именно четвёртая планета должна была стать следующим пунктом экспедиции.

— Но, капитан, полгода назад она была на противоположной от Эгеи стороне звёздной системы. А пятая — гораздо ближе к третьей, — вставил, неугомонный Гена.

Капитан кивнул.

— Да, наверное… Я или ты, так и поступили бы — логически оправданно. Но Ярцев очень принципиальный человек. В плане, утверждённом на Земле, четвёртая планета была следующая… — капитан «взял» в руки жёлтый голографический шарик, — Я уверен, он полетел к четвёртой планете…

— Вы правы, капитан, — Гена улыбнулся, — но хоть я и молодой, как утверждает наш многоуважаемый доктор, может быть даже и неопытный, но я чётко вижу три с хвостиком миллиарда километров, от одного конца орбиты и до другого. На каждом — далеко не нулевая вероятность получить метеорит в бок, схлопотать гамма выброс и просто заглохнуть… А вдруг «Вестник» погиб по пути?

Гена немного съязвил, но в целом был прав. Перелёт через гиперпространство в пределах системы невозможен из-за мощного гравитационного поля звезды. Поэтому используя для движения ионные двигатели, «Вестник» затратил бы на полёт почти тридцать два часа, с учётом разгона и торможения. В неизвестной системе, для которой нет подробных карт и орбит астероидов и комет, за это время с кораблём могла произойти любая неприятность.

— Я уверен, что они на четвёртой! — сказал капитан решительно. — Друзья, не будем терять драгоценные минуты. Гена, рассчитайте кратчайший курс. Учтите возможность ускорения с помощью гравитационного манёвра, используя силу притяжения местных светил. Алексей Николаевич, на вас проверка всех систем. Старт по готовности, — капитан повернулся к инженерам, Анисимову и Зайцеву, — ребята, обеспечьте готовность системы визуального контроля и работоспособность флаеров в условиях сильного загрязнения. По предварительным данным, у четвертой планеты атмосфера весьма и весьма пыльная.

— Есть капитан, — ответил Виталий Анисимов, инженер-техник.

— Мы всё сделаем, — подтвердил Анатолий Зайцев, его закадычный друг.

Техники направились в ангар, где размещалась спецтехника. А капитан подошёл к первому помощнику:

— Алексей Николаевич, будьте добры, отправьте гиперграмму в СБРЧС, как только мы прибудем в конечную точку. Не забудьте.

— Конечно, Леонид Васильевич, не беспокойтесь вы так.

— Да я не о себе беспокоюсь… — капитан замялся, — Смагину девяносто девять лет. Я боюсь, что старик не переживёт потери…

— Я понимаю… — первый помощник положил руку на плечо капитану, — мы найдём их! Обязательно найдём!

***

(планета Бархан, исследовательский корабль «Вестник»)

Жадно, но стараясь не проронить ни капли, Оксана выпила стакан воды. Хотелось ещё, но она и так уже выпила два из положенных на день трёх. Система рециркуляции воды работала исправно, но стопроцентной отдачи получить было невозможно. Вода необратимо заканчивалась.

Недавно, в прошлом месяце, Лиза Штерн, с помощью двух техников, попыталась организовать сбор воды из забортного воздуха, используя конденсатор. Но затея провалилась. В её составе оказался канцероген, от которого воду не смогли очистить даже мощные ультразвуковые фильтры. Кроме того, вода, будучи помещённая в атмосферу корабля, странным образом начинала кипеть, полностью испаряясь за несколько часов.

Лиза Штерн не прекращала попытки получить нормальную воду, но впечатляющих успехов пока не достигла.

Бархан продолжал рычать за бортом. Сегодня с утра он в очередной раз предпринял попытку сдвинуть «Вестник» с места. Корабль скрипел, ныл мелкой дрожью и лязгал… но не сдавался. Впрочем, как и вчера, как и позавчера, как и месяц назад.

Но не сдастся ли он завтра?

Оксана, от нечего делать, читала какую-то жутко заумную старую пьесу, одного из современников первых покорителей гиперкосмоса. Текст изобиловал техническими терминами и руганью, но сюжет держал в напряжении.

Неожиданно в дверь каюты постучали.

Оксана отложила планшет и встала с койки. Бросив мимолётный взгляд, на маленькое зеркальце на стене, она уложила непослушный завиток и спросила:

— Кто там?

— Оксана Сергеевна, это Максим. Можно мне войти? — ответил из-за двери сильный мужской голос.

Оксана махнула рукой у выключателя, дверь с тихим шуршанием уползла внутрь переборки. На пороге стоял высокий, широкоплечий, голубоглазый блондин — Максим Гра̀чев, начальник группы планетарной разведки. На нём был одет лёгкий полевой комбинезон, на плече болтался шланг от респиратора.

С некоторых пор Грачев начал проявлять скромные, незамысловатые знаки внимания в отношении Оксаны. Она, к своему удивлению, отвечала ему тем же.

Неловко улыбнувшись, Оксана спросила:

— Да, Максим?

— Оксана, я попрощаться вот пришёл…

— Что?! — не поняла Оксана. — Попрощаться? В каком смысле?

Молодой человек понял, что сморозил глупость и поспешил успокоить девушку:

— Успокойтесь, Оксана. Я не то имел в виду… Я в смысле… Ярцев, наконец, разрешил разведывательный полёт… — он сделал паузу и спросил, — Вы разрешите мне войти?

— Ах да, конечно! — Оксана смутилась своей нерасторопности.

Грачев вошёл.

— На корабле почти иссякли запасы воды… Вы это и так, знаете… — Грачев посмотрел на Оксану, словно извиняясь, — мы хотим рискнуть добраться до водоёма на северо-востоке.

Оксана удивлённо воскликнула:

— Но, это же больше тысячи километров! Вы не успеете!

— Наверняка, за одну короткую ночь мы не успеем вернуться, — Грачев развёл руками, — но мы переждём пыльную бурю во флаере. И вернёмся через сутки.

— Это опасно…

— Да нет, что вы! Нам ничего не будет угрожать, — Грачев попытался сменить тему. — Можно я задам один вопрос?

Грачёв громко сглотнул и уставился на Оксану. Она кивнула.

— Можно, я буду думать о вас?.. — прошептал он.

— Что? — Оксана усмехнулась, чуть не засмеялась в голос, но опомнилась.

Грачев дёрнулся, лицо его стало пунцовым.

— Чёрт побери! — чертыхнулся он. — Да что же это я?! Прямо как мальчишка!

Грачев неловко взял Оксану за плечи. Она посмотрела в глубокие, как озёра, голубые глаза и увидела там тоску и страх. Нет, страх не за свою жизнь — страх что-то потерять. Она поняла — что. Максим Грачев боялся потерять её.

— Я не могу без тебя… — наконец, выдавил он.

— Не бойся, — шёпотом ответила она. — Я буду ждать…

Сама не ведая, что делает, Оксана прильнула к его губам. Грачев обнял её, крепко и нежно, словно самое драгоценное существо на свете.

***

(орбита планеты Бархан, спасательный корабль «Гром»)

Гена сверился с показаниями гравитационных датчиков и расчётами навигационного компьютера, и доложил:

— Выходим в точку баланса через две минуты тринадцать секунд. Капитан, мы почти на месте.

— Хорошо, Гена, ты превзошёл самого себя и законы релятивистской физики. Ты привёл корабль в намеченную точку на час раньше срока, — похвалил пилота капитан Баренцев.

Иннокентий Берман многозначительно поднял указательный палец.

— Геннадий утверждал в своё время, что его расчёты самые точные, — заявил он. — Но, если разобраться, парадокс вырисовывается!

— Вы на что намекаете, доктор? — удивился Баренцев.

— Чего это парадокс? Расчёты точные! Я и сейчас это утверждаю! — огрызнулся Гена.

— Но позвольте, молодой человек, вы утверждали, что согласно ваших наиточнейших расчётов, мы прибудем на место в тринадцать десять. А прибыли в двенадцать часов, и извините меня, восемь минут стандартного времени корабля.

— Но… — заикнулся было Гена, но пристыженно замолчал.

— Парадокс! — победоносно объявил Берман.

Гена пошёл красными пятнами, словно мутирующая псевдогиена с планеты-заповедника Бургонского.

Мелодичный перелив известил об окончании орбитальной коррекции. «Гром» вышел на геостационарную орбиту вокруг четвёртой планеты системы М-766—9. Пока за планетой не закреплено название в реестре небесных тел, экипаж принял решение именовать её Дельтой.

— Так, братцы, — капитан Баренцев похлопал в ладоши, — просыпаемся, споры откладываем на потом, и приступаем к работе.

Баренцев глянул на свой наручный компьютер, что-то перелистнул на его маленьком дисплее и сказал:

— Вот Дельта, — посредине рубки загорелась проекция планеты, — вот схема предыдущих над-атмосферных полётов, — на проекции появились концентрические круги, а капитан продолжил, — вот результаты гравимагнитного сканирования, — планета превратилась в ежа, утыканного векторами нормалей высот.

— Леонид Васильевич, вы нашли что-то интересное? — поинтересовался Берман.

— Да, и даже очень!

— Вроде бы, мы все проверили в прошлый раз. И даже дважды, — сообщил старпом. — Капитан, вас посетил космический гений?

Десятки раз, и не только сегодня, экипаж изучал трёхмерную схему Дельты. Казалось, ничего нового увидеть там было нельзя. Но капитан Баренцев хитро улыбнулся.

— Да какой там, гений. Моя врождённая прозорливость! — ответил он.

Капитан дотронулся несколько раз до дисплея наручного компьютера. Ёж Дельты побледнел, на месте перпендикулярных поверхности векторов гравитационной напряжённости появились эллиптические линии электромагнитного поля.

— Всем понятно, что это схема магнитного поля, да? — спросил Баренцев.

Экипаж «Грома» дружно закивал. Гена не удержался, ляпнул:

— Третий класс гимназии. Капитан, вы, простите, своей интригой заставляете меня чувствовать себя дошкольником.

Баренцев усмехнулся и продолжил.

— Так и есть! Всё мы, как школьники, немножко заблуждались. Ответь Гена, гравитационная напряжённость прямо пропорциональна высоте над ядром планеты?

— Ну да, — пожал плечами Гена.

Капитан разрезал висящую в воздухе проекцию взмахом руки. Планета превратилась в подобие яблока.

— Обратите внимание, ядро у Дельты кардинально отличается от ядер большинства не газообразных планет!

Сердцевина яблока-планеты была не круглая, а напоминала кристалл пирита.

— Как новогодняя игрушка, — прошептал врач.

Капитан кивнул.

— Я изменил условия и скорректировал алгоритм, и вот, что мне выдал компьютер.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.