Бесплатный фрагмент - Летучий корабль

Летучий корабль

— Идёт, проклятый, — сказал кто-то тоскливо, и все пятеро разом замолчали. Щурились, прикрывая глаза от высокого полуденного солнца, старались разглядеть маленькую вертикальную чёрточку, пылящую по сухой дороге в сторону селения. Чёрный штрих в жарком мареве на горизонте постепенно увеличивался, становился всё ближе, и наконец обрёл очертания человеческой фигуры. Человек, слегка кренясь и прихрамывая, подпирал себя кривоватой клюкой на каждом шаге, но ковылял так быстро и ловко, что казалось, клюка нужна ему не для опоры, а как источник энергии. Люди, собравшиеся у ворот, молча ждали, пока он зайдёт за ограду, сядет на большой камень и начнёт осматриваться, переводя взгляд с лица на лицо. Начинать разговор не спешили.

Первым не выдержал Шон. Шону простительно, он в селении без года неделю, и это будет его первая Смерть-линия. Правда, считалось дурным предзнаменованием поминать смерть лишний раз, так что правильнее было бы сказать «это будет его первая Линия».

— Ну что, дяденька Пиэм, когда грянет-то? — под тяжёлым взглядом сидящего человека парнишка набычился тоже, но глаз не отвёл.

Человек по имени Пиэм ещё раз оглядел всех собравшихся. Шон — худой и нескладный, только что после школы, успевал там на «отлично», но Пиэм других и не брал. Мартина — смышлёная деваха под тридцать, не меньше трёх Линий на счету, удачу не отпугнёт. Кандид — основательный, рукастый мужик: таких бы несколько — и можно об Оброке не беспокоиться. Лексей — умница, каких мало, и ворчун, каких поискать; рубаха вечно ниже колен, а порты хоть и на ремне, но без конца сползают с тощей задницы: спасибо, рубаха конфуз маскирует. Бьянка — аккуратистка и хохотушка. Говорят, замуж вышла сразу, как последняя Линия отгремела. Причём как вышла-то: свадьбу запланировала, гостей назвала аккурат в день, когда Линия ожидалась. Кумушки деревенские аж поперхнулись от такого неуважения. А Бьянке всё хиханьки. «Знаю, — говорит, что всё удачно сложится, так нечего и откладывать. Кто знает, когда следующая Линия нагрянет, времени рассусоливать особо нет!» И — как в воду глядела, кстати. Ну, к делу.

— Следующая Линия случится через десять недель, — Пиэм хмуро наблюдал, как светлеют лица собравшихся. Бьянка, не умеющая быть серьёзной слишком долго, широко улыбнулась, а Лексей, шмыгнув носом и одновременно подтянув порты чуть не до подмышек, пошевелил бровями одобрительно: «Неплохо!» Глядя прямо в глаза опытного Кандида, который при объявленном сроке даже не шелохнулся, Пиэм вдохнул поглубже и прикончил официальную часть, как будто курице шею свернул:

— Оброком же нам назначено построить летучий корабль.

Повисла пауза. Кандид повертел большой головой, как сыч на ветке.

— Ты это, Пиэмыч. Уверен, что понял правильно? Положим, как построить, мы знаем. Но десять недель — не коротковат ли срок? Сколько мы провозились с тем дурным ковром-самолётом, не к ночи будь помянут, припоминаешь? Линия уже вовсю полыхала, а у нас дерюга вся в заплатах, только изнанкой вверх взлетала. Чуть не погорели мы тогда к ядрёной фене, а?

Пиэм достал из кармана трубку, кисет. Набил трубку табаком. Отвечать не спешил, хотя видно было: сказать есть чего.

— Ты поучи свою жёнку щи варить, — буркнул он наконец беззлобно. — Я успел в Беседку вовремя. Яблоко по тарелке с первого раза покатилось, картинку дало чёткую, слышимость отличную. А как на тарелке Правый собственной персоной нарисовался — мне сразу ясно стало, что с этим не поспоришь. Явно не в настроении был. Объявил Линию, Оброк и сгинул. Я запустил было Яблоко по новой, да без толку. Так что, дружина моя развесёлая, — обвёл опять всех взглядом, — дело решённое. Давайте-ка навалимся.

— Ага, навалимся, — ощерился в мелкозубой ухмылке Лексей, — ты свою часть работы провалил, а мы — наваливайся. Вон у потомщиков Пиэм Линию умеет заговаривать чуть ли не на месяц от начального, а у тебя вечно то Яблоко не катится, то тарелка щербатая, то Правый не в настроении.

Мартина с Бьянкой в разговор не встревали, но выглядели тоже не слишком счастливыми. Кандид шкурил острым ножом ивовую ветку: обдумывал. Небольшая кучка деревенских, стоявших от дружины на уважительном расстоянии, тоже заволновалась. Разговора они слышать не могли, но ежу понятно — недобрые вести принёс Пиэм. Пиэма не любили, хотя спроси — за что, никто толком и объяснить бы не смог.

— Ты вот что, Лексеич. Хорош нагнетать. — наконец сказал Кандид. — У потомщиков своя дорожка, по ней только рисковые люди прохаживаются. Один раз Линию заговоришь, вдругорядь она тебя не помилует, сам знаешь. Так что… — мотнул головой в сторону деревенских — чем лишний раз людей пугать, лучше инструменты готовь. У тебя в прошлый раз проблемы с Синим Зубом были — вот и займись.

Пиэм закурил наконец трубку. Мартина чуть заметно поморщилась: и так жарища, воздух суше соломы, а этот ещё и дымит, как труба паровозная. Кивнула Бьянке, и они первыми двинулись в сторону Площадки. За ними потянулся новичок Шон: в начале, пока осматриваешься, лучше держать нейтралитет. Лексей, сверкнув на Кандида колючими глазами, в сотый раз подтянул порты и пошёл своей вертлявой походкой за Шоном. Деревенские пошушукались и начали расходиться тоже. Кандид с Пиэмом постояли ещё немного.

— Не погореть бы нам, Пиэмыч. Может, лишний раз в Беседку наведаешься?

Пиэм не ответил, и Кандид, бросив оструганный добела прут на землю, ушёл. Солнце, проторчав положенное время в зените, наконец перевалило за крайнюю точку и спустилось чуть ниже. Десять недель — маловато. Но если не успеть — от деревни и головешек не останется, и это не фигура речи.

* * *

Две недели спустя на Площадке уже красовался корпус летучего корабля. Мартина, закончив постройку основного скелета, белкой скакала по приставным лестницам, занимаясь обшивкой. Гладкие ясеневые доски с лёгким щелчком вставали на предназначенное им место. Корабль на глазах обретал гордый профиль кнорра — торгового судна древних викингов.

Бьянка, ответственная за ходовую часть, возилась с уключинами для вёсел. Но, посоветовавшись с Кандидом, решила ограничиться парусом. Вёсла, конечно, штука эффектная, Правый оценил бы задумку, но Кандид сомневался, что сможет быстро подобрать ключ-руны для них. По шестнадцать на каждый борт — замучаешься рифмовать, чтобы в унисон ходили. Не до жиру, быть бы живу, обойдёмся и без вёсел. А для ключ-рун, наполняющих парус, у него уже была заготовка, которую он использовал для прошлого Оброка с ковром-самолётом, да не повиснет вовеки его бахрома.

Лексей с Пиэмом сидели на бревне чуть поодаль, курили: один самокруточку-не-спрашивай-с-чем, а другой трубку. Шон слонялся по Площадке, предлагая свою помощь, на него беззлобно шикали, но особо не отгоняли: придёт и его очередь отвечать за Оброк — пусть пока учится, вникает в детали. Устав любопытничать, подсел на бревно к курильщикам.

— Дяденька Пиэм, а почему Правого Правым кличут? Что, есть ещё и Левый?

Лексей хрюкнул, изображая смешок, но поперхнулся дымом, и сарказм получился не слишком убедительным. Пиэм глянул на Лексея насмешливо, но новичку ответил серьёзно:

— Левого, по счастью, нам не дадено, нам и Правого хватает. А Правым его кличут для краткости, полный же его титул «Тот, Который Всегда Прав».

— А кто он вообще? Он, — Шон притормозил, опасаясь сморозить глупость — что ли, бог?

В этот раз Лексей хрюкнул более удачно, да и Пиэм не удержался от улыбки.

— Ну какой он бог, мы что тут, в каменном веке, что ли, живём: обожествлять кого попало. Не бог, а природное явление — понимай разницу.

Шон открыл было рот, задать следующий вопрос, но у Пиэма, видно, говорливый день выдался, так что он разложил ситуацию по полочкам. Слово за слово, получился целый то ли сказ, то ли легенда — только успевай уши развешивать. Ну, Шон и развесил.

Люди жили в этих местах с давних пор, называли местность Равниной, и была она так велика, что никому никогда не удавалось дойти до её края. Погода на Равнине стояла засушливая, и самой большой ценностью здесь всегда являлась вода, а источники найти было сложно. Из-под земли били слабенькие ключи, наполняя неглубокие бочаги, реже встречались крошечные озерца, реки же были только подземными. Люди кочевали по Равнине в поисках воды, но долго оставаться на одном месте не могли из-за регулярных стихийных бедствий, имя которым — Смерть-линии.

Нашли, скажем, кочевники бочаг с водой. Встали вокруг табором, скот напоили, бельё постирали. Обустроились, словом. Через какое-то время на горизонте появляется пыльная буря. Далеко вроде пылит, может, и пройдёт стороной, — думают кочевники. Но чем дальше, тем яснее становится, что пылища идёт в их сторону. А как подойдёт на расстояние трёхдневного пешего перехода — загорается. Высоченная огненная стена прёт на становище, и тут уж не зевай — бросай всё, что настроил, и спасайся бегством. Но удивительно: когда пожар проходит водную точку — воду всю иссушает, а сам дальше не распространяется. Только кочевникам от этого не легче: они теперь погорельцы, и воду снова искать нужно.

Продолжалось это до тех пор, пока первый Пиэм, охотясь на какую-то парнокопытную живность, не наткнулся на Беседку. В чистом поле устроен загончик, как для коз, посреди загона — стол с лавками, на столе блюдечко, на блюдечке — Яблоко. Первый Пиэм то ли не был голоден, то ли был любопытен, да только кусать Яблоко он не стал (кусил бы — зуб сломал бы точно), а крутанул его по блюдечку ради смеху-то. Блюдечко тут же замерцало, а потом и картинку показало, и первый в истории кочевников Правый объяснил первому Пиэму, что именно нужно сделать, чтобы Смерть-линия вреда не нанесла. Требуемое назвали Оброком, и Оброк был пустяковый: то ли травку какую-то вырастить, то ли птичку поймать.

Вернулся первый Пиэм к своим, и тут повезло опять. Хотя соплеменники и слушали его рассказ, крутя пальцем у виска — кукушечка, мол, поехала, но решили попробовать — авось сработает. Вырастили травку, дождались, пока пыльная буря на горизонте появится, а потом запылает во весь небосклон. Конечно, у озерца своего встречать Смерть-линию не стали, отъехали чутка и наблюдали с безопасного расстояния. Пожар до выращенной травы дошёл, да как ливанёт сверху! Чудо-чудное, невиданное, вода сверху хлещет, хочешь — шапку подставляй, хочешь — чашку. Смерть-линия исчезла, как не бывало, а вместо неё — политая водой земля, из которой сразу попёрли ништяки. Овощи, фрукты, одним словом — первостатейный провиант. Яблоня, скажем, за день из ростка до деревца вырастала, к вечеру можно было плоды собирать. Неделю так всё колосилось, в племени сроду такого сытого времени не было. Наелись до отвала, ещё и заготовили впрок. К тому же и озерцо не иссякло, и лёгкие постройки огнём не тронуты. Чем не жизнь?

Как отцвело — сели мозговать, как дальше жить. Наконец самый умный («Первый Пиэм, кому ж ещё», — не удержался от едкого комментария Лексей, да только Пиэму на эту едкость — тьху и растереть), додумался опять в Беседку сходить. А там ему другой Правый посложнее Оброк задал, но и срок для Смерть-Линии был вполне приемлемым. С тех пор кочевники уже вполне оседлыми стали. В каждом племени есть свой Пиэм, который в Беседку ходит, с Правыми договариваться. В его же обязанности входит дружину набирать из людей, которые могут с Оброком справиться. Задача дружины — Смерть-линию обезопасить. А у деревенских теперь время появилось и на другие занятия, кроме как мотаться по Равнине да скот пасти.

— Раньше, может, кто на богов и кивал, — закончил Пиэм, выколачивая пепел из трубки, — но теперь век просвещённый, все понимают: Смерть-линия суть стихийное бедствие, а Правый суть природное явление. Тем более что Правых много, меняются они часто, запаришься всех в боги записывать. Ладно, ребятушки, потрындели и хорош, пойдём, поработаем.

Все вернулись к делам, но впечатлившийся Шон весь день потом представлял, что бы он сделал на месте первого Пиэма. Уж он Яблоко по тарелке точно катать не стал, укусил бы с размаху. Эх, не выйдет из него Пиэма-то. Зато Беззубый Шон — запросто.

* * *

Красавец-кнорр выглядел почти готовым. Широкая палуба для товаров, высоко загнутый нос и такая же корма. Парус тоже был почти закончен — Бьянка несколько раз меняла цвета и рисунок на парусине, но в конце концов остановилась на широких красных и белых вертикальных полосах. Яркое полотнище хлопало на ветру, Бьянка возилась с люверсами по нижнему краю. Пиэм, попыхивая трубочкой, наведался к мачте, посмотрел на работу, щедро похвалил мастерицу: успевает.

Из недр кнорра слышался равномерный шорох и позвякивание: Мартина трудолюбивой пчелой наводила лоск на панели внутри корабля. Лестница в трюм у неё вышла такая роскошная, что Пиэм разворчался — мол, ни к чему эти завитушки дубовые, можно было бы и попроще. Но было совершенно ясно, что Мартина справляется, так что он отстал от девушки и пошёл посмотреть, как дела у Кандида и Лексея.

Оба сидели под навесом, и со стороны могло показаться, что они играют в маджонг или в кости. Склонившись над столом, парни сосредоточенно щёлкали небольшими кубиками, которые доставали из полотняного мешка, лежащего перед ними. Кубики, положенные рядом, липли друг к другу, будто намагниченные, образуя ровные цепочки и разнообразные геометрические фигуры. Кандид работал сноровисто и ловко, фигуры у него получались компактные и симметричные. Присоединив завершающий кубик, Кандид легонько щёлкал по нему, и если по цепи пробегала синяя искра — это означало, что соединения работают, как задумано, так что Кандид переходил к следующей фигуре. Отлаженное лежало рядом на чёрной доске.

Лексеевы конструкции, делающие корабль невидимым для чужого глаза, выглядели, как классическое «чёрт-те что и сбоку бантик», потому что Лексей, презрев традиции, складывал кубик-руны не на плоскости, а объёмно. Там, где у Кандида лежал гладкий плоский ромб, у Лексея высилась шестиугольная призма с некоторым подобием хвоста из мелких кубиков, невесть как приделанного к одной из граней. Хвостатая призма, однако, исправно искрила при проверке, да и то сказать: не будь Лексей искусным мастером рун — не бывать ему в Пиэмовой дружине.

Пиэм постоял рядом, взял один кубик, покатал на ладони. Гладкая матовая поверхность, скруглённые углы, на каждой грани — по ключ-руне, каждая из которых человеку непосвящённому покажется бессмысленной закорючкой. Берёшь несколько таких закорючек, складываешь из них предложение, и, коли сложено оно верно, руны начинают действовать: ковёр-самолёт летит, шапка-невидимка скрывает. Да только пойди найди эту верную комбинацию — замучаешься.

Лексей, не переставая бубнить под нос своё любимое, невесть откуда к нему приблудившееся «Я — водяной, я — водяной, никто не водится со мной», глянул на Пиэма скептически.

— Ребятушки, пошевеливайтесь, да? — передразнил он, причём похоже, Пиэмову присказку. — Не трухай, Пиэмыч. Успеваем. Скоро пробовать будем, а не полетит с первого раза — заплаток наставим.

Из трюма вынырнул Шон. Вообще-то его дело сегодня было — сидеть, учиться у Кандида с Лексеем, но, сложив свою первую работающую змейку из кубиков, Шон загордился и сбежал хвастаться Мартине. У Мартины выдался небольшой перерыв, она терпеливо выслушала Шоновы похвастушки, а потом прогнала обратно на учёбу. Некогда ей рассиживаться, ясеневые панели внутренней обшивки полировать надо. Шон подошёл к навесу и заворожённо смотрел, как Кандид, завершив очередную змейку из кубиков, ловко приладил её к готовому. Тот проверил цепочку на искру — работает. Встал, потянулся.

— Ёлки, весь копчик отсидел. Кстати, сегодня у соседей наших, у потомщиков, Линия. Шон, хочешь, пойдём, посмотрим, как вода сверху льётся? Нам до воды ещё далече.

Конечно же Шон хотел! Когда подошли к околице — там уже собралась стайка деревенской детворы, облепившей плетень, как воробьи. Смотрели в сторону соседней деревни, хотя и видны-то были лишь соломенные крыши, да Линия, полыхающая алым, подобравшаяся к самой границе селения.

Кандид долго всматривался, мрачнея на глазах. Потом повернулся к девахе, приглядывающей за самым младшим воробьишкой.

— Уведи-ка малого, Линда. Нечего ему тут делать.

— Дяденька Кандид, — заныла девчонка, — да пусть посмотрит, интересно же!

— Ничего интересного здесь нет, забирай, сказал. И вам, — повернулся к остальной малышне, — тоже не на что здесь смотреть. А ну по домам, живо!

Кандиду даже взрослые перечить не пробуют, так что мальчишки, хоть и нехотя, но слезли со своих жёрдочек и побрели обратно в деревню, нарочно так загребая босыми ногами по сухой дороге, что пыль заклубилась выше их голов.

Огненная Линия, подступившая к соломенным крышам, постепенно темнела. Алый с проблесками оранжевого переходил в багровый, и хотя языки пламени, похожие на гладкие шёлковые лоскутки, всё ещё струились по воздуху в границах Линии, не причиняя вреда, Шон видел, что нежный этот трепет неумолимо движется в сторону изгороди деревни, уже почти касается её.

— Да что они там, заснули, что ли? Пусть Оброк выставляют за околицу, сгорят же!

— Нечего, похоже, выставлять, — хмуро сказал Кандид. — Бросили потомщики свою деревню. Видишь, смотровая башня пустая.