— Нет! Вы нам не подходите!.. — раздражённо сказал молодой инженер в очках с круглыми линзами, в разноцветной футболке, тёртых джинсах и кедах. Он сидел, развалившись в драном кресле на колесиках, напротив меня, вдумчиво вглядываясь в моё лицо, будто вспоминал, где он мог видеть меня раньше. Лицо этого молодого инженера напоминало мне лишь физиономию матерого программиста из рекламных баннеров Рунета.
Кабинет, где проходило моё собеседование (первое на данном заводе, а за прошедший месяц уже двенадцатое), был обставлен по периметру запыленными советскими столами желтого цвета да тумбами с ящиками. На них громоздились кипы каких-то документов и потрепанных чертежей, скорее всего, тоже советского времени. На проем форточки обшарпанной рамы единственного окна кабинета была прибита дырявая и почерневшая москитная сетка. На выкрашенных темно-зелёной краской стенах висели плакаты с изображениями внутренностей и габаритных размеров самолета «АН-140», календарь 1999 года с фотографией серого кролика на лугу и множество пожелтевших розеток старого образца, почти над каждой из которых висела информационная бумажка с числом «220». Несмотря на работающий маленький вентилятор в дальнем углу, в помещении было весьма душно.
Справа от меня за столом сидел второй молодой человек, пригласивший на разговор после долгого ожидания в отделе кадров. Этому немногословному инженеру, носившему черный офисный костюм и лакированные туфли, нужен был человек-помощник, но, к сожалению, другого, металлургическо-механического профиля. Моя же специальность наиболее близка к электротехнике, электронике, к лазерам в конце концов. Поэтому наш с ним разговор далее моей профессии не зашел, и инициатор собеседования пригласил того «Гарри Поттера», сидевшего напротив меня.
— Почему же? — спросил я. — Вы же сказали, что занимаетесь электронными системами и чем-то подобным.
— Да. Но я не вижу на вашем лице озарения, блеска, как будто вам вообще не нужна работа. Либо вы не хотите здесь работать.
— По-вашему, я пришел сюда просто так???
Инициатор, слушая наш разговор, не глядя на нас, нервно перебирал какие-то свои документы и чертежи, видимо, что-то отыскивая. Парень в очках после небольшой паузы продолжил бомбить меня вопросами по прочтённому несколько минут назад резюме.
— Скажите, почему вы ушли с последнего места работы на производстве?
Здесь парой слов я бы ответить не смог. Мой карьерный путь, действительно, очень витиеват. А с завода я ушел уж года два с половиной назад…
— Уволился, потому что в течение двух с лишним лет приходилось ездить туда и обратно с пересадками. Плюс хотелось найти более высокооплачиваемую работу. А под конец чуть кирпич на голову не упал: рушится там здание одно.
— Ну, у нас ситуация примерно такая же. Конечно, кирпичи на головы не падают… пока что, — «Гарри Поттер» усмехнулся и переглянулся с инициатором, — но завод далеко не новый, советский… А живешь-то ты где?
— Да рядышком. Минут пятнадцать на трамвае.
— Ясно. Ну ты сам-то чё хочешь-то?
Этот вопрос поставил меня перед выбором: либо я сейчас просто встаю и ухожу, либо ответить ему буквально, что я хочу в жизни, тогда у парня отвянут уши и уйдет он. Либо прикинуться дурачком и отвечать просто нелепо. А может ему просто сказать: «С какого ты, когда вы»?
— От кого? От вас хочу?
— От работы. Еще что-то хотите добавить?
— У вас, надеюсь, зарплата без задержек? Двадцать пять хоть получится?
— Зарплата без задержек… Да, получится…, но…, к сожалению…, вы нам не подходите… Вить, проводи его в отдел кадров, пусть в лабораторию устраивают, — обратился «Поттер» к инициатору, уже закопавшемуся в бумагах, встал с древнего кресла и потянулся вверх к белому, поросшему паутиной потолку.
— Да, хорошо, — ответил из-под «баррикад» Витя. — Ты, кстати, в курсе про сегодняшнее совещание у директора?
— Нет, но у меня все в ажуре!.. А во сколько? — удивленно спросил «Гарри».
— В 3 часа…
— Тогда пойду дам задание Лизе напечатать отчет. Ну, увидимся, трудяга! — сказал он напоследок Виктору.
В кабинете инициатора я посидел ещё некоторое время, пока он освобождался от своих бумаг и телефонных звонков. Бюрократия она и есть бюрократия. Закопались в ней совсем.
— Пошли, отведу тебя обратно, в кадры. Пойдешь в лабораторию-то? — наконец, сказал Витя, почесывая затылок.
— Ну, раз других вариантов нет, что же мне остается? Уходить ни с чем?
Пять минут спустя я уже снова стоял в кабинете отдела кадров, пройдя обшарпанные коридоры со старыми дверями по бокам и миновав разбитые бетонные лестницы с торчащей арматурой. Сказав пару слов молодым работницам отдела кадров и иронично откланявшись, сопровождавший меня инициатор Витя растворился в дальнем крыле коридора. Одна из кадровиц, что-то напечатав на своем компьютере, попросила меня подождать в коридоре.
В ближнем крыле коридор выходил в небольшой зал со столом возле окна и стальными скамейками по периметру. На столе под оргстеклом лежали образцы всяких документов для правильного заполнения. В противоположной стороне зала на стойках были развернуты огромные плакаты с фотографиями деятельности и досуга заводчан. На этих снимках присутствовало очень много людей, серьезных и улыбающихся. Особенно было много молодежи, чему я сначала очень удивился, но мое удивление пропало, после того как я нашел датированные фотографии. Самые свежие из них были сделаны в конце нулевых годов… Как стремительно поменялось все за каких-то двенадцать лет… Я так сильно задумался, замечтался, что даже представил себя на месте этих ребят на снимках: их рабочие дела, мысли, проблемы, деловое и дружеское общение. Возможно, я вспоминал свои годы, проведенные на заводе, добавляя изменения кадровые, территориальные и временные.
Из любопытства я, смахнув пот со лба, заглянул краем глаза за стойки. Кое-где растрескавшиеся узоры из мраморных и стеклянных осколков, собранные на оштукатуренной стене за плакатами, отдаленно напоминали мозайки старинных храмов.
Послышался громкий голос кадровицы. Их кабинет находился всего в паре метров от дверного проема зала.
— Да, алло! Здравствуйте, Игорь Потапович! Помехи, плохо слышно, алло!! У нас для вас подарочек. Человек тут сидит, устроиться хочет… Алло! Пришлите сопровождающего… Сопровождающего пришлите и скажите фамилию, имя, отчество, чтоб я заполнила пропуск. Слышите меня?.. Ага, диктуйте! Так… все, спасибо!
Через несколько минут кадровица вышла в зал, где сидел я, угрюмо уставившись в свой смартфон.
— Спускайся на проходную, тебя встретит Алексей Никифорович, — сказала она, отдавая мне разовый пропуск на завод в виде пожелтевшего клочка бумаги с какими-то подписями и печатями. На строке напротив слов «ФИО сопров.» женским каллиграфическим подчерком было выведено: «Сон Алексей Никифорович».
Спустившись на проходную, подойдя вплотную к турникету, оглядевшись вокруг, но никого пока не встретив, я начал наблюдать за работой охранника, сидевшего в застекленной будке. Просматривая какое-то видео, он с аппетитом перекусывал и поглядывал на меня.
На улице было очень жарко, июльское солнце не щадило никого, может быть, поэтому кругом не было ни души. Мои пятки уже начали «поджариваться» в ботинках, пот тек со лба, и я решил немного пройтись вдоль проходной да найти тенек. Время тянулось немыслимо долго. Периодически я поглядывал то на электронные часы, висевшие справа на стене, то всматривался на территорию завода, на уходящую за горизонт центральную дорогу, то на завершившего трапезу, заливающегося смехом охранника, продолжавшего смотреть какие-то видео с вернувшейся с перерыва напарницей. Время от времени через проходную пробегали какие-то работники завода, в спецовке и без, не обращавшие на меня никакого внимания.
Часы показывали уже пять минут двенадцатого. Прождав возле турникетов суммарно минут сорок, я замер, уставившись вдаль: на горизонте появилась какая-то уж слишком спешащая фигура. Приближался высокий человек лет за сорок, который курил и сплевывал на ходу, иногда поправляя на голове свою шляпу, похожую на ковбойскую. Глубоко затянувшись на крыльце проходной, он запустил потушенный бычок в урну и, входя, окутал дверной проем струей табачного дыма.
— Вы на собеседование в лабораторию? — басовито спросил меня мужчина, подойдя к турникету возле будки охранника.
— Да! — ответил я и просунул руку с пропуском в окошечко будки. К тому моменту сторож заполнял какой-то служебный журнал и недовольно отвлекся.
— Паспорт ваш, — сухо и четко произнес пожилой мужчина в черном, взяв мою бумажку пожелтевшими пальцами. Я начал копаться в своей сумке, немного замешкался и, отрыв документ со дна, передал его в окошко.
Через минуту мы с Алексеем Никифоровичем быстро шли по территории завода, по той самой центральной дороге вдоль березовых аллей справа и слева, на которые мне пришлось пялиться целых сорок с гаком минут.
Под горку до горизонта надо было пройти метров двести, может и меньше, но мне показалось, что я преодолел целый километр, едва успевая за Алексеем Никифоровичем, который и обратно на завод шел также быстро, пошаркивая запыленными коричневыми казаками.
Далее нам открылась огромная равнина с множеством зданий и сооружений по бокам дороги. С учетом непредвиденного собеседования сопровождающий припаздывал на обед, который, как он мне сказал, начинался в двенадцать и длился почему-то всего полчаса. А до лаборатории только идти те же полчаса в лучшем случае, быстрым шагом. Понимая ситуацию, я старался идти не отставая. Преодолев длинное двухэтажное кирпичное здание слева, где в основном занимались бумажной работой, мы рассекали мимо полуразрушенных зданий, где когда-то давно, пребывая в рабочем процессе, жили инженеры, токари, слесаря, сборщики, грузчики… А сейчас от полурассыпавшихся стен и деревянных рам этих развалин лишь веяло какой-то сыростью и смертельным холодом. Растрескавшуюся местами асфальтовую дорогу стали разделять обрамленные сколотым бордюром бывшие цветочные клумбы, ныне поросшие травой и сорняком. Лишь изредка мимо нас проходили немолодые работники завода, задумчивые и невеселые. Задумался и я: «Неужели вот она, атмосфера лихих девяностых, отпечатавшаяся в этих заброшенных зданиях и ржавых сооружениях, но материализовавшаяся сполна только спустя десятилетия».
Смахнув пот со лба, поправив шляпу, из-под которой торчали черные волосы, Алексей Никифорович завел разговор по поводу моих умений и как я оцениваю свои знания в области электротехники и электроники. Затем тема беседы плавно изменилась на историко-познавательную.
— …Наш завод занимался и занимается лишь поддержанием жизненно важной аппаратуры самолета «АН-140», а также самолета «ТУ-154», который, к сожалению, уходит на покой. В общем, блоки, блоки, блоки да жгуты… Большая часть оборудования древняя, поэтому и часто выходит из строя… Элементная база старая, советская. Понимаешь, о чем я говорю? — он замолчал, достав торопливо сигарету с зажигалкой из кармана клетчатой рубашки, и закурил. Затянувшись и выпустив небольшое облако дыма, Никифорович посмотрел на наручные часы.
— Эх, обед скоро. А нам еще два километра до корпуса пилить. Я и сам-то тут месяц работаю, но пока не привык к здешним порядкам и временным рамкам.
Дойдя до широкого перекрестка, в центре которого стоит кое-где потрескавшийся памятник В. И. Ленину, мы встретили полного пожилого мужчину в сером затертом костюме и с папкой в руках, шедшего нам наперерез. Он протянул свою массивную ладонь сначала «ковбою», затем мне.
— Здравствуйте! — произнес я.
— Здорова, здорова. Игорь Потапович, начальник отдела лаборатории, — представился руководитель, шевеля седыми усами. — Ну что, ознакамливаешь потихоньку? — обратился он к Никифоровичу.
— Да, потихоньку. Не все сразу… — процедил сопровождающий, докурив сигарету до фильтра и показательно бросив бычок в сторону заброшенного рядом цеха.
Мы двинули дальше, где вдалеке виднелась еще одна проходная со шлагбаумом.
— А ты рассказал ему про наши условия? — неожиданно спросил Игорь Потапович.
— Нет еще… Значит, — обратился ко мне Алексей, — в нашем лабораторном корпусе воды нет, вообще. Туалетов нет, то есть когда-то они, конечно, были, но сейчас не функционируют. Отопления зимой… не будет. Ну и так, еще по мелочи: микроволновок тоже нет…
«О, как, — подумал я. — Как на планете „Шелезяка“ из одного мультфильма детства… Блин, зачем я пошел сюда???».
— А что ж ты все тянул резину?! Сразу бы все по полочкам и рассказал бы, — недовольно сделал замечание начальник лаборатории помрачневшему Никифоровичу. Тот достал из кармана следующую сигарету и быстро прикурил от своей пластиковой зажигалки.
— Мы это, ясное дело, люди, закаленные советской властью. А они, — Алексей, затягиваясь, кивнул в мою сторону, — разбегутся они все рано иль поздно. Шиш без масла, кто останется, да и вообще придет сюда работать.
С таких слов начальник лаборатории чуть не крякнул и, почесав затылок и насупившись, задумался.
Дойдя до будки со шлагбаумом, я предъявил старому охраннику свой паспорт и корешок пропуска. Через пару минут мы шли поперек огромного, поросшего мхом и травой аэродрома, на котором когда-то перед ремонтным цехом, видневшимся слева, вереницами стояли пригнанные на ремонт или доработку самолеты, элиты советской науки и техники. Мне посчастливилось увидеть пару уставших стальных птиц, еще недавно бороздивших небесные просторы, но уже снятых с эксплуатации и доживающих свои последние годы или месяцы жизни под открытым небом. Они стояли там же, рядом с ремонтным цехом.
Перейдя на другую сторону аэродрома, мы уперлись в высокий плотный бурьян, который разрезала узковатая тропинка. Друг за другом мы отправились по ней далее. По дороге мужики беседовали по каким-то своим рабочим темам, изредка обращаясь ко мне с какими-то, на мой взгляд, пустяковыми вопросами. Посмотрев на часы своего смартфона, я был удивлен, как пролетело больше получаса с момента, когда я пожал руку Никифоровичу на проходной. Минут пять спустя тропа круто повернула направо, и через минуту мы, наконец-то, добрались до пятиэтажного здания лаборатории с огромными, кое-где потрескавшимися стеклами в осыпающихся деревянных рамах да потрескавшимися стенами.
— Ну, добро пожаловать! — открывая передо мной подпружиненную металлическую дверь, сказал начальник лаборатории немного с иронией. Алексей зашел последним, осторожно придерживая массивную дверь.
Зайдя в обложенный стеклянной плиткой и пожелтевшим мрамором коридор, я ощутил жуткий холод, исходящий от пола и от одной из двух лифтовых шахт слева, проем в которую не был огорожен, замурован, а был лишь опечатан красной лентой. В нем были едва видны стены из белого кирпича и посреди них два толстых натянутых троса. Лифт в той шахте, как сказал начальник, был давно в разобранном состоянии на полуподвальном этаже, законсервированном лет десять назад вышестоящим руководством по неразглашаемым причинам. На втором и четвертом этажах были лаборатории, но там никто не работал уже год, все поувольнялись: кто из-за тяжелых условий, кто из-за маленькой зарплаты, кто на пенсию ушел…
Поднявшись втроем на скрипящем грузовом лифте, оклеенном пленкой с древесными узорами, с обезображенными на боковой панели кнопками на третий этаж, Игорь Потапович нас покинул, спешно выйдя и сказав напоследок пару слов Никифорычу:
— Как закончишь, проводи ко мне. При любом раскладе…
Алексей, кивнув, нажал на панели обрубок кнопки, рядом с которым черным маркером была нарисована цифра «5».
Проем шахты нерабочего лифта на верхнем этаже не был даже опечатан лентой. В глубоком и мрачном кармане коридора, слева от лифтов, виднелись две двери: одна из них, ближняя, была заколочена множеством кривых гвоздей и напомнила мне дверь старого дачного сарая, а вторую я толком и не разглядел. По словам Никифоровича, там тоже располагалась мини-лаборатория.
Завернув еще налево, мы рассекали по широкому длинному безлюдному мрачному коридору. Он уходил вдаль, сужаясь и заканчиваясь пучком июльского солнечного света, подобного тому, который мы упоминаем в выражении «свет в конце тоннеля». От мраморного пола чувствовался холод, но гораздо меньший, чем на первом этаже. Мы шли мимо стен, выложенных из стеклянных зелено-синих плиток, периодически сменяющихся на гранитно-мраморные, и заколоченных деревянных дверей. Пахло сыростью, старыми книгами и даже какой-то металлической пылью. Наконец, мы дошли до деревянной двери, аккуратно выкрашенной в красный цвет. Алексей Никифорович мимолетно всунул ключ в один из замков и, сделав пару оборотов и резко потянув резную ручку, распахнул предо мной дверь в пылающую ярким светом неизвестность.
— Заходи, чувствуй себя… эмм, — Никифорыч, сняв свою шляпу и проведя ладонью по затылку, немного замялся и не смог закончить свою фразу словами «как дома», поэтому завершил ее так, — как Наташа Ростова на балу.
За порогом огромного помещения лаборатории, наполненного ослепительно ярким светом Солнца, плотный запах сырости стал едва заметным задним фоном. Вспомнился с прошлой работы заводской архив, в коридоре перед которым были очень похожие запахи и такая же умиротворенная, частенько безлюдная атмосфера в самом архиве. Словно в школе, на одной из стен висела огромная доска с прикрепленными к ней кнопками, булавками и магнитиками схемами, инструкциями и чертежами, одни поверх других с непонятными заметками снизу и сверху, написанными мелом. Метрах в пяти от доски начинались стоящие в ряд и привинченные к полу деревянные столы со всякими служебными инструментами и электроприборами, покрывшимися слоем пыли, раскрытыми когда-то давно книгами да методичками. Задвинутые под эти столы стулья и кресла на колесиках с виду, наверное, были конца 80-х годов, но хорошо сохранившиеся. Каждый стол был оборудован розетками с кабелем заземления, который, подобно бесконечно длинной змее, уходил куда-то под деревянный пол. После нескольких рядов столов располагались стеллажи и застекленные шкафы с бесконечным множеством запыленных книг, справочников, красных флажков «СССР» на деревянных палочках и так далее. Пол казался какого-то светло-серого цвета с множеством черных ямок и маленьких «кратеров».
Пройдя в глубь зала, справа, за одним из шкафов, стал виден узкий проход в лаборантскую, где Алексей Никифорович на перерывах, видимо, пил чай и курил, глядя в окно. На пожелтевших стенах были видны какие-то черные пятна, а в деревянных обрамлениях на гвоздиках висели разные служебные схемы и таблицы. Впритык к подоконнику стоял маленький стол со стопкой бумаг, заполненной до краев пепельницей и кружкой с недопитым черным чаем. Маленькая книжная полка, нагруженная томами советской физической энциклопедии, изогнувшись, висела на стене напротив окна. В каморке пахло табаком и прелыми листьями. А вид из окна был весьма благополучным для творческой атмосферы: огромный безоблачный небосвод, за забором с колючей проволокой — раскидистый зеленый луг, простирающийся до самого горизонта, уходящие влево опоры линий электропередачи с множеством проводов, ближе к горизонту, по центру — заросший зеленью овраг, а вдалеке справа был едва заметен крошечный заворот служебной железной дороги, которая уж много лет ржавела и зарастала, пребывая в относительной целости, сохранности и в покое.
— Ну, что, Михаил, сходим к начальнику? — прервал полет моих мечтаний Никифорович, доставая на свой стол из сумки завернутые в полиэтилен куски к будущей трапезе. — А то обед начался. Спросишь у него, что хотел, а он с нетерпением узнает твое предварительное решение.
— Да, окей, — согласился я.
Он взял с собой пластиковую коробочку с обедом (тогда я подумал, что Алексей хочет пообедать вместе с начальником, а не в одиночку), и мы направились в сторону выхода.
На пути к кабинету Игоря Потаповича я думал, какие вопросы можно задать, что надо выяснить именно сейчас, но в голову почему-то лезла только информация об обеде. А может сказать, надумаю, позвоню… Плюсы очевидны: зарплата здесь хоть и крохи, но без задержек, к дому относительно близко — на этом плюсы заканчиваются. Перекантоваться здесь до холодов, а там что-нибудь найду, придумаю. Пускай так, авось выкручусь. Не факт, что следующее, уже четырнадцатое за месяц собеседование в каком-нибудь ООО «Рога и копыта» будет стопроцентно успешным, поэтому отказываться сейчас не выгодно, а брать время на раздумье не было смысла, и так на мое оформление уйдет какое-то время.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.