16+
Крымские войны

Объем: 422 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Предисловие

Крупнейший полуостров Черного моря не так уж и велик: около 27 тысяч квадратных километров. Меньше Бельгии или Эстонии, например. Но ландшафтно-климатическое разнообразие потрясает: солончаки, степные равнины, песчаные косы и высокие холмы к северу от Крымских гор, поднявшихся от моря к небу на полтора километра. Густые леса на склонах этого компактного и очень красивого горного массива, сосредоточенного в южной части полуострова. Тысячи карстовых пещер. Роскошная субтропическая растительность к югу от главной гряды Крымских гор, в солнечных и тенистых долинах между обрывистыми мысами. Издревле чрезвычайно богатое рыбой Азовское море омывает северо-восточный берег Крыма. Рыбалка на других крымских побережьях тоже всегда была прибыльным занятием.

Но даже многообразие природы, ландшафтов Крыма меркнет, в сравнении с многообразием культур в истории этого полуострова. Географически, Крым — это Европа. Но всего в нескольких километрах через Керченский пролив — Азия (согласно античным представлениям). До Кавказа — рукой подать. Совсем недалеко к югу — Турция, Босфор, Константинополь. Крымский полуостров соединен с материком узеньким Перекопским перешейком, не считая нескольких бродов. К северу от Перекопа — Половецкая степь, Великая степь, через которую, как через гигантские ворота, переходили из Азии в Европу десятки народов. Со времен античности, Крымский полуостров стал чем-то вроде крепости при этих воротах. Крым то и дело штурмовали, в нем пытались закрепиться на вечные времена.

События, описанные в книге, касаются десятков популярнейших исторических тем мирового масштаба. Это и важная роль крымских событий в становлении имперского Рима, и грандиозная Крымская (Восточная) война 1853–1856 гг., и крымский театр боевых действий Первой и Второй мировых войн. Это знаменитые народы античности и раннего Средневековья, Византия, Хазарский каганат, Киевская Русь, завоевания потомков Чингисхана, походы Тамерлана, Речь Посполитая, это Генуэзская и Венецианская республики, Османская и Российская империи, Франция, Великобритания, Италия, Третий Рейх, Советский Союз. Крымское прошлое — это победы и поражения украинского и российского казачества в XVI–XVII вв., московских царей, российских императоров и императриц в XVIII–XIX вв., а затем красных, белых, черных, зеленых и других вождей в войнах 1917–1920 годов. Этапы сложного пути татарской, польской, украинской и российской государственности.

В этой книге автор не не только собрал все основные и тысячи других (в том числе, малоизвестных) фактов крымской военной истории, не только изложил, но и уточнил, переосмыслил, развил выводы своих предшественников по изучению истории Крыма. Здесь высказывается еще и ряд таких утверждений, которые по-новому оценивают роль тех или иных факторов, ход многих процессов. Проводятся неожиданные исторические параллели. Изучаются не только вопросы политики, военной стратегии и тактики, техники. Важная особенность данной книги — повышенное внимание к влиянию описываемых военных действий на образ жизни мирного населения; тщательно прослеживается взаимосвязь этнических, социально-экономических, демографических изменений с военными действиями.

История крымских войн показана в контексте исторических событий общеевропейского масштаба. Продемонстрировано, как Крымский полуостров в течение двух тысячелетий, почти беспрерывно, выполнял роль пограничной крепости для империй, сменявших друг друга, и как политика этих империй меняла лицо Крыма. Как войны, происходившие на территории Крыма, меняли лицо Европы. В научно-популярной литературе, к сожалению, очень часто содержатся искажения фактов, тенденциозные их трактовки, в угоду политическому заказу и личным радикальным взглядам авторов, либо в целях усиления художественной выразительности за счет научной достоверности. Автор данной книги постарался избежать подобных искажений. Сохранив, однако, те особенности, которые должны отличать научно-популярную литературу от научной: доступность, метафоричность, элементы детектива.

«Какой роман моя жизнь!» — сказал Наполеон на острове Св. Елены, оглядываясь на свое прошлое. Если бы полуостров Крым мог говорить, то имел бы намного больше оснований произнести эту фразу, чем легендарный император французов.

На рубежах античных империй

Крымский треугольник: Херсонес, Боспор и скифы

Люди поселились в Крыму за много тысяч лет до нашей эры. В VIII–V вв. до н. э. жители восточной части Крыма были известны грекам как киммерийцы. Скорее всего, в ассирийских текстах VIII–V вв. до н. э. именно киммерийцы имеются в виду под «гамирра». Великолепные воины, киммерийцы совершали походы в Малую Азию, где они продержались дольше всего, и во фракийские земли, к западу от Черного моря. После их исчезновения остались географические названия: Боспор Киммерийский (ныне — Керченский пролив), город Киммерик (около 50 км к юго-западу от современного города Керчь), Киммерийский вал и другие.

Кое-что из элементов культуры, в том числе военного дела киммерийцев, было унаследовано скифами. Часть киммерийцев, вероятно, смешалась с племенами тавров, заселявшими горные и предгорные районы Крымского полуострова. Тавры были продолжателями археологических культур крымского населения каменной и бронзовой эпох и, возможно, до появления скифов жили не только в горах, но и в степях. Однако в III в. до н. э. складывавшееся позднескифское государство потеснило тавров, заняв степи и предгорья Северо-Западного Крыма и достигнув расцвета во II в. до н. э. при царе Скилуре. Столицей Крымской Скифии стал Неаполь (на территории современного города Симферополь).

Вообще, понятие «скифы» в III в. до н. э. было для греков очень широким, под скифами понимали большинство варварских племен Северного Причерноморья. В это собирательное понятие входили племенные союзы, которые вели очень разный образ жизни: и кочевой, и оседлый. Скифское население Крыма, как и таврское, было ираноязычным.

Крымские скифы — осколок могущественной причерноморской Скифии, которая при царе Атее сразилась с самим Филиппом Македонским, отцом Александра Великого. Македонцы разбили скифов с запада, а многочисленные активные ираноязычные племена сарматов наступали с востока. Сарматские племена были более близкими скифам в этническом отношении, чем тавры. Контакты между этими двумя большими кочевыми группами представляли собой многовековую череду конфликтов и примирений, клубок ненависти и любви. С боями продвигаясь из Нижнего Поволжья на запад, тесня скифов и загнав их элиту, в конце концов, в Крым, сарматские племена порой заключали союзы со скифскими, понемногу смешиваясь со скифами в Крыму. Под давлением сарматов, а также в стремлении быть поближе к благам греческой цивилизации, скифы перенесли центр своей государственности в Крым. В Неаполе Скифском в эту эпоху проживали 2 500 — 3 000 человек, занимавшихся преимущественно земледелием и животноводством. Сеяли пшеницу, ячмень, выращивали виноград. Развивали разнообразные ремесла. В религиозной жизни имели много общего с соседями — жителями греческих приморских колоний.

Кроме Неаполя, скифы в III–II вв. до н. э. построили в Западном Крыму несколько десятков населенных пунктов, в том числе и хорошо укрепленных. В своей фортификации они широко применяли рвы, валы, стены с каменными башнями. Из множества разрозненных крепостей во II в. до н. э. крымские скифы сформировали систему обороны, своеобразный укрепрайон. Его центром был Неаполь Скифский. Западное направление, находившееся под угрозой нападения херсонеситов, прикрывалось крупными фортами, известными в современной археологии как Кермен-Кыр, Усть-Альминское и Булганакское городища. Проходы во внутренние районы предгорья, со стороны степи, перекрывались небольшими фортами-заставами. Эта система крепостей успешно противостояла небольшим отрядам кочевников и херсонеситов.

С греческой цивилизацией крымские скифы торговали сперва, в основном, через город-государство Херсонес (на территории современного города Севастополь). Республика, населенная греками, активно торговавшая с Гераклеей Понтийской, Афинами, Родосом, Синопом, Ольвией, окруженная собственными сельскохозяйственными угодьями, успешно развивавшая виноградарство, рыбную ловлю, ремесла и искусство, город с мощными укреплениями, с более чем 30 улицами, с театром, со множеством собственных микро-колоний, в нескольких десятках километров от центра — вот что такое был Херсонес. Со стороны суши город защищала стена толщиной до 3 м, длиной около 1 км, с шестью башнями.

Еще с V в. херсонеситы богатели на торговом посредничестве между скифами и греческими городами. В III в. до н. э крымские скифы резонно решили, что выгоднее торговать напрямую, без посредников. Перед скифским царем стояла примерно такая же задача, как перед московским царем конца XVII в. Петром Первым: выйти к морю, прорубить окно в Европу. В данном случае, захватить порты Керкинитида (на территории современного города Евпатория) и Калос-Лимен (на территории современного поселка Черноморское).

Задача непростая: в Калос-Лимене, по некоторым сведениям, была 16-метровая башня, служившая одновременно маяком, наблюдательным и командным пунктом, а также складом, на случай осады; город располагал и другими башнями, а на башнях имелись камнеметательные машины. Но скифы все же смогли оккупировать эти и другие поселения херсонеситов на западном побережье Крымского полуострова. После падения Керкинитиды во II в. до н. э., скифы полностью разобрали крепостные стены этого города.

Город-государство Ольвия (за пределами Крыма, на Бугском лимане, около современного села Парутино), в котором жили родственные херсонеситам греческие колонисты, также подчинился скифскому царю Скилуру.

Скифы затеяли войну даже с Боспорским царством и добились от него обещания выплачивать дань.

А Боспорское царство было до II в. до н. э. мощнейшим игроком на крымской арене. Окопавшись по обоим берегам Керченского пролива (он же — Боспор Киммерийский), цари Боспора вели войны на Кубани, покорили племена меотов на берегах Азовского моря, до устья реки Дон, а в Крыму подчинили себе весь Керченский полуостров и присоединили Феодосию.

Столица Боспорского царства — Пантикапей (на территории современного города Керчь) — занимала около 100 гектаров. Это был крупнейший торговый и ремесленный центр Северного Причерноморья. Акрополь с храмами Аполлона и Кибелы, дворцы, прочные оборонительные стены и башни. В гавани вмещались до 30 кораблей, имелось судостроительное и судоремонтное оборудование. Еще больше кораблей могло разместиться в гавани Феодосии, и там тоже работали верфь и док.

Основным военным кораблем Боспора с III в. до н. э. стала триера: 170 гребцов, расположенных тремя ярусами, обеспечивали скорость до 5 узлов (около 9 км/ч). При дальних плаваниях ставился большой парус, в этом случае скорость могла достигать 8 узлов (около 15 км/ч). Длина триеры — 30–40 м, ширина 4–6 м, осадка 1 метр. В носовой части такие суда имели два-три острых наконечника шпагообразной формы, чтобы таранить вражеские корабли.

Оседлав Керченский пролив, боспориты стали, практически, монополистами в поставке рыбы, которой изобиловало Азовское море, а также экспортировали продукцию сельского хозяйства и животноводства варваров, населявших земли вокруг Азовского моря. Экспортировали и самих варваров. А импортировали из Греции, Малой Азии и островов Эгейского моря вино, оливковое масло, керамику, ткани, оружие, украшения.

Кроме Пантикапея и Феодосии, Боспорское царство включало с десяток значительных городов. Основные города были обнесены оборонительными стенами, толщиной 2—3 м, высотой до 12 м, с башнями. В царстве имелось наемное войско, состоявшее из тяжеловооруженных (гоплитов) и легковооруженных пехотинцев. Гоплитов вооружали копьями и небольшими мечами, у них были щиты, шлемы, поножи. Легкая пехота воевала, в основном, луками и дротиками. В случае большой войны, собиралось ополчение свободных граждан. Знать выступала в роли кавалерии.

Во второй половине II в. до н. э., одновременно с усилением крымских скифов, ослабело Боспорское царство. Разноплеменная знать, населявшая его, плела интриги. Царь Перисад V терял контроль над ситуацией.

Диофантовы войны. Фаланга против конницы степняков

В конце II в. до н. э. херсонеситы поняли, что самостоятельно вернуть утраченные земли и города западнокрымского побережья не удастся. Утрата эта сделала Херсонес еще более слабым, чем до завоевания Керкинитиды и Калос-Лимена скифами, так как сельскохозяйственные угодья западного берега Крымского полуострова снабжали Херсонес продуктами питания для собственного употребления, не говоря уже о дополнительных доходах от использования портов. Можно было бы зажать варваров-скифов в клещи, заключив союз с Боспором, но боспориты вышли из игры. Окинув мысленным взором Черное море, херсонеситы увидели союзника на юго-восточном его берегу: там было Понтийское царство.

В отличие от Боспора, переживавшего не лучшие времена, Понт был в это время на пике своей силы. Во главе Понта стал овеянный легендами царь Митридат VI Евпатор, прозванный Великим. В его землях жило множество племен, объединенных персидской и греческой культурами, персидскими и греческими аристократами. Сам Митридат происходил из рода персидских царей, получил греческое воспитание, знал 22 языка, обладал огромной физической силой и жестоким нравом. Покровительствовал наукам и искусствам, при этом был суеверен и коварен.

Митридат вознамерился восстановить былое величие своих предков — государство персидских царей, со свойственным им деспотичным правлением.

Римская республика в это время тоже вплотную подошла к пику своего могущества. Малую Азию (азиатская часть территории современной Турции) Рим считал сферой своих интересов. Предстояла большая драка — мирового масштаба, в глазах жителей античного мира. Митридату требовались солдаты и продовольствие для противостояния с римлянами. И то, и другое можно было достать в Северном Причерноморье, если расширить там свое влияние. И вот, очень кстати, подвернулись херсонеситы. Далекий Херсонес обратился к Понту с мольбой о помощи, для борьбы с северными варварами. Митридат откомандировал в Херсонес экспедиционный корпус численностью 6 000 человек, во главе с полководцем Диофантом.

С так называемыми Диофантовыми войнами в историографии имеется большая путаница. Долгое время их датировали 110–107 гг. до н. эры. В последние годы стали считать наиболее вероятной датировкой 114–111 гг. до н. эры.

Походы Диофанта исследовались, в основном, по труду греческого автора Страбона. Из скупых и отрывочных сведений известно, что было несколько военных кампаний, в которых на территории Крыма участвовал Диофант. Скорее всего, в осажденном скифами Херсонесе, перед прибытием крупного понтийского корпуса, уже находился небольшой отряд понтийцев, союзных Херсонесу. Не исключено, что Диофант был вместе с этим небольшим первоначальным отрядом, и к данному эпизоду относится следующий фрагмент «Географии» Страбона:

«Была еще какая-то крепость — Евпаторий, основанная Диофантом, когда он был полководцем Митридата. Это — мыс приблизительно в 15 стадиях от стены херсонесцев, образующий значительной величины залив, обращенный к городу. Над этим заливом расположен лиман, где есть соляная варница. Здесь была также гавань Ктенунт. Осажденные воины царя, чтобы удержаться, разместили на упомянутом мысе сторожевое охранение; они укрепили это место и засыпали вход в залив до города, так что можно было легко пройти туда сухим путем, и из двух получился некоторым образом один город. С этого времени им стало легче отражать скифов. Когда же скифы напали на стену, построенную через перешеек у Ктенунта, и начали заваливать ров соломой, то царские воины ночью сжигали возведенную днем часть моста и выдерживали вражеский натиск до тех пор, пока не одолели» [105].

Считается, что Ктенунт находился в Севастопольской бухте, то есть рядом с Херсонесом.

Вряд ли Диофант сидел и отбивался бы всякими хитростями, будь в его распоряжении 6 000 понтийских воинов. Скорее всего, их было у него сперва намного меньше, и лишь впоследствии Понт усилил свой «ограниченный контингент» в западном Крыму, и тогда Диофант перешел в наступление. По некоторым сведениям, Диофант «зачистил» — разорил — поселения тавров в районе Балаклавской бухты, затем отправился под стены Феодосии и освободил ее от осады войска мятежников. Далее направился к Пантикапею, разбил скифское войско, взял несколько укрепленных городов: Тиритаку, Нимфей и Киммерик. Совместно с херсонесским ополчением, он осадил главные города скифов — Неаполь и Хабеи. Скифы вроде бы признали власть Митридата над собой, и Диофант уехал в свой Понт. Но вскоре скифы опять объявили себя независимыми и начали угрожать Херсонесу.

Диофант вернулся, осадил Керкинитиду и Калос-Лимен. Скифский царь Палак, сын умершего к тому времени Скилура, обратился за помощью к сарматскому племени роксоланов. Скифы много лет подвергались сарматскому влиянию: то воевали, то заключали династические браки. «Прижатый к стенке», под угрозой потери последних своих крепостей, а значит и всей страны, скифский царь решился выпустить степного джинна из бутылки. Он позвал войско роксоланского царя Тасия.

Страбон о роксоланах: «У них в ходу шлемы и панцири из сыромятной бычьей кожи, они носят плетеные щиты в качестве защитного средства; есть у них также копья, лук и меч. Таково вооружение и большинства прочих варваров. Что касается кочевников, то их войлочные палатки прикрепляются к кибиткам, в которых они живут. Вокруг палаток пасется скот, молоком, сыром и мясом которого они питаются. Они следуют за пастбищами, всегда по очереди выбирая богатые травой места» [105].

Современная наука дополняет Страбона: царь Тасий создал большое межплеменное объединение, кочевавшее вокруг Азовского моря. Пришли эти племена из степей Поволжья, Южного Приуралья и Западного Казахстана в Северное Причерноморье как раз во II в. до н. эры. Основой роксоланского войска в те времена была легковооруженная конница.

В общем, вооружение роксоланских кавалеристов было не хуже, чем у большинства крымско-татарских конников, успешно воевавших против Речи Посполитой, Московского царства и Войска Запорожского в XVI–XVII веках.

Какие же воины были в распоряжении Диофанта? Страбон об этом не сообщает почти ничего, кроме упоминания слова «фаланга».

Исследователи истории войн Митридата считают, что во II в. до н. э. войска этого царя формировались и обучались в соответствии с общепринятыми в эллинистических государствах традициями, восходящими к армии Александра Македонского и еще дальше в глубь истории. Это значит, что вооружение большинства воинов в фаланге Диофанта состояло из: копья, ножа, шлема, поножей, маленького круглого щита, пращи и (или) дротиков. Торс защищался, возможно, льняными доспехами, сшитыми и склеенными из нескольких слоев грубой ткани; не исключены кожаные или железные нагрудники. Вышеописанное относится к воинам, которые стояли во внутренней части боевого построения. А те воины, которые находились в четырех рядах, наиболее близко стоящих к противнику, имели длинные, до 5 метров, копья и прочные железные нагрудники, представляющие собой цельный панцирь или кольчугу.

Военная теория античного времени уделяла очень большое значение видам построения фаланги, требовала соблюдать правило четного количества воинов, и еще множество правил, с привлечением геометрии и других наук. При этом, наука и практика рассматривали фалангу как наковальню, по которой бьет враг, а кувалдой должна быть кавалерия. То есть, фаланга сдерживает удар, сковывает силы противника, а кавалерия атакует этого самого противника. Кроме того, фаланга очень уязвима с флангов и тыла, особенно же эта уязвимость усиливается на пересеченной местности.

Вот как описан в «Географии» Страбона ключевой факт Диофантовых войн: «Роксоланы воевали даже с полководцами Митридата Евпатора под предводительством Тасия. Они пришли на помощь Палаку, сыну Скилура, и считались воинственными. Однако любая варварская народность и толпа легковооруженных людей бессильны перед правильно построенной и хорошо вооруженной фалангой. Во всяком случае роксоланы числом около 50 000 человек не могли устоять против 6 000 человек, выставленных Диофантом, полководцем Митридата, и были большей частью уничтожены» [105].

В общем, победили не числом, а умением. Возможно, Страбон преувеличивает количество роксоланов. Это вполне типично для древнего хрониста — преувеличивать число врагов. Но даже если роксоланов было только 25 000, то победа Диофанта все равно удивительна.

По мнению современного исследователя Сергея Ланцова, сражение состоялось в районе городища Кара-Тобе (между современными городами Саки и Евпатория). Ланцов предположил, что тяжеловооруженные понтийские солдаты Диофанта устроили войску роксоланов лесную засаду, тем самым лишили маневренности степную конницу, навязав выгодный для пеших воинов ближний бой [61]. Однако другой исследователь истории древнего Крыма, Сергей Колтухов, считает такую реконструкцию неправдоподобной [51].

Во всяком случае, в открытом поле, если без кавалерии, у Диофанта не было шансов устроить роксоланам полный разгром в генеральном сражении. Остается предположить, что это либо действительно была засада, либо Диофант располагал кавалерией, а Страбон по каким-то причинам умалчивает о наличии конницы у понтийцев в этой войне. И, конечно же, роксоланы не располагали значительным количеством тяжеловооруженных всадников — катафрактариев, которыми славилась сарматская кавалерия в более позднюю эпоху.

Диофант взял, наконец, Неаполь и Хабеи, скифская система крепостей оказалась бессильной против его полководческого таланта и выучки его солдат. Скифский царь Палак погиб. Его преемник передал под власть понтийского царя Митридата Ольвию и Тиру, скифы стали платить Митридату дань и поставлять воинов. Херсонес тоже признал над собой власть Понтийского царства.

От боспорского царя Перисада Диофант добился обещания о наследовании царства династией Евпаторов. Но на Боспоре вспыхнуло восстание, и Диофант был вынужен бежать на корабле в Херсонес. Восстание возглавил некто Савмак.

В советской историографии считалось, что он был кем-то вроде Спартака, предводителем восставших рабов. В XXI в. возобладала гипотеза, что Савмак происходил из знатного скифского рода, занимавшего очень высокое положение в Боспорском царстве, и был выразителем интересов аристократов, боявшихся потерять свое положение после подчинения Боспора Понту. Есть и компромиссная версия: восставшие под началом Савмака скифы были крестьянами, проживавшими на территории Боспорского царства. Эти крестьяне находились в тяжелой зависимости от греческих аристократов, правивших в боспорских городах, и конфликт имел не только этническую, но и социальную окраску. Такое совпадение этнического и социального — довольно типичная причина крупных восстаний в истории многих регионов мира.

Диофант вернулся из Херсонеса с карательной экспедицией, во главе сухопутных и морских сил, и восстановил статус-кво. Пленного Савмака Диофант отправил в Понт. От боспоритов после этого Митридат стал получать дань серебром и хлебом.

Понтийские гарнизоны обосновались во многих городах Крыма. Некоторые скифы и сарматы, из числа населявших Крым, отправились на службу к Митридату и участвовали в его дальних походах.

Митридат и Фарнак в Крыму. Бой спешенных всадников

В ходе трех знаменитых войн, так называемых Митридатовых, правитель Понта многократно перекраивал политическую карту Малой Азии, воевал с римлянами в Греции, стал для Великого Рима врагом №1, был многократно разбит, потерял почти все земли и отступил далеко на север — в Боспорское царство.

Митридат уединился в Пантикапее и развернул в Боспорском царстве подготовку нового грандиозного антиримского похода. По свидетельству историка Аппиана, Митридат вознамерился ни больше, ни меньше, пройти на запад через земли скифов, сарматов, даков и галлов, обрастая по пути полчищами варваров-союзников, перевалить через Альпы и, повторив подвиг Ганнибала, вторгнуться в Италию. В Боспорском царстве он, как пишет Аппиан, «спешно стaл собирaть войско из свободных и рaбов, приготовил много оружия и копий и военных мaшин, не щaдя ни лесу, ни рaбочих быков для изготовления тетив (из их жил), и нa всех нaложил нaлоги, дaже нa крaйне мaломощных» [5].

Налоговое бремя и страх перед очередной авантюрой испугали подданных Митридата. Фанагория, Феодосия, Херсонес, Нимфей и другие черноморские города подняли восстание. Римский флот блокировал побережье, военные моряки ловили и казнили купцов, пытавшихся прорваться в боспорские порты.

Митридат форсировал события: он отправил своих дочерей, в сопровождении евнухов и военного отряда, к скифам, с предложением принять этих девушек в жены и выслать взамен скифское войско на помощь Пантикапею. Солдаты эскорта по дороге перебили евнухов, которых давно ненавидели за слишком большое влияние при царском дворе. А сын Митридата Фарнак ночью сбежал в ближайший боспорский военный лагерь — это было расположение весьма специфической военной части, римских перебежчиков. Из всех войск Митридата, именно эта часть стояла лагерем ближе всех к царю, ей он доверял более всего. Фарнак объявил римским перебежчикам, что решил выступить против отца. И разослал гонцов с этой вестью в другие близлежащие лагеря. Наутро большая часть войска подняла слаженный крик, с требованием передачи власти от Митридата Фарнаку.

Слово Аппиану: «Узнaв об этом, Митридaт вышел, чтобы переговорить с ними. Большое число из его личной гвaрдии перешло к (римским) перебежчикaм. Они же откaзaлись их принять, прежде чем они в докaзaтельство своей верности не сделaют что-либо непопрaвимое в знaк верности, нaмекaя тем нa личность Митридaтa. И вот они успели убить коня Митридaтa, когдa он бросился бежaть, и, считaя себя уже победителями, объявили Фaрнaкa цaрем; кто-то вынес из хрaмa плоский стебель, и Фaрнaкa увенчaли им вместо диaдемы. Видя все это с высокого открытого местa, Митридaт стaл посылaть к Фaрнaку одного зa другим вестников, требуя для себя прaвa свободного и безопaсного выходa. Тaк кaк никто из послaнных не возврaщaлся, то он побоялся, кaк бы его не выдaли римлянaм, и, воздaв похвaлу своей личной охрaне и друзьям, которые еще остaвaлись при нем, он отпустил их к новому цaрю; некоторых из них войско по недорaзумению убило» [5].

Далее, продолжает римский историк, Митридат пытался покончить с собой, выпив яду, но из этого ничего не вышло. Великий правитель долго тренировался противостоять коварным отравителям, многие годы принимал некие профилактические противоядия. Теперь же данные меры предосторожности сыграли с ним злую шутку. Современные пользователи интернета посоветовали бы ему, наверное, убиться о стену. Однако свои услуги в деле добровольного ухода из жизни предложил верный слуга, начальник галльского формирования. Этот офицер убил Митридата VI Евпатора по его просьбе. Описанное событие произошло в 63 г. до н. эры.

Фарнак отправил тело отца на корабле в город Синопу (ныне — г. Синоп в Турции), полководцу Помпею, и получил от римлян право оставить себе Боспорское царство, за исключением Фанагории. По случаю окончательной победы над Митридатом, в Риме Помпею в 61 г. до н. э. устроили один из величайших триумфов в истории Вечного Города.

Сын Митридата Фарнак, утвержденный римлянами как царь Боспора, вынашивал реваншистские планы. Сначала он провел победоносную войну с Фанагорией и заставил ее вернуться в состав Боспорского царства. Затем, воспользовавшись развернувшейся в Римской республике гражданской войной, отправился завоевывать исконные отцовские земли в Понт. Сначала все шло хорошо, он разбил римского полководца Домиция. Но в 47 г. до н. э. ему пришлось вступить в Понте, близ города Зела, в бой с Юлием Цезарем, который незадолго до этого разбил самого Помпея.

Такой противник был Фарнаку не по зубам. Армия боспорского царя сражалась храбро и была близка к победе, но профессионализм римских воинов оказался выше. В своем письме, отправленном в Рим, Цезарь описал ход и результаты битвы так: «Veni, vidi, vici (пришел, увидел, победил)». Фраза отправилась в народ, мелькая в античных, средневековых и позднейших текстах, и даже красуется на пачках сигарет «Мальборо», хоть Юлий Цезарь и не курил.

Побежденный Фарнак с одной тысячей всадников бежал в Синопу, а оттуда морем в Боспорское царство. Боевых коней он перед погрузкой приказал убить (Так не доставайся же ты никому!), чем вызвал, естественно, большое неудовольствие кавалеристов. Прибыв в Крым, Фарнак столкнулся с мятежом Асандра, которого ранее поставил править Боспором. Наскоро сколотив сармато-скифское войско, Фарнак сумел захватить важнейшие крымские города Боспора — Феодосию и Пантикапей. Но у Асандра все же оказалось больше союзников в этой гражданской войне; основной его опорой стало население азиатской части Боспорского царства. Да и сказалось отсутствие лошадей у фарнаковских кавалеристов, помноженное, скорее всего, на упадок их боевого духа.

Аппиан: «Всaдники Фaрнaкa, не имея лошaдей и не умея срaжaться пешим строем, были побеждены, a сaм Фaрнaк, геройски срaжaясь один, был убит, покрытый рaнaми, 50 лет от роду и процaрствовaв нaд Боспором 15 лет» [5].

Укрепление римского влияния в Боспорском царстве

После смерти Фарнака, правитель Боспора Асандр продолжил укреплять свою власть. Попытался добиться от Цезаря утверждения своих прав на царствование, но получил отказ. Впрочем, Цезарь поспешил в Рим, и пучина столичной политики поглотила его, предоставив Асандру возможность действовать самостоятельно. Асандр был, по всей видимости, представителем сарматской знати из числа боспорских придворных. Для пущей легитимизации своего положения, он женился на дочери Фарнака — Динамии, объявил себя царем в 47 г. до н. э. и правил до 17 г. до н. эры. Краткое пребывание Пантикапея в статусе ставки великого Митридата оказало, очевидно, сильное влияние на умы местных аристократов и окрестного варварского населения. Да и боевой опыт боспорских воинов, должно быть, возрос в результате войн Митридата и Фарнака. Собрав под своим началом боспорские города и пользуясь временным отходом римских полководцев от активного вмешательства в дела региона, в связи с гражданской войной в Риме, Асандр развернул широкомасштабное военное строительство.

При этом царе был укреплен древний Узунларский вал, пересекающий Керченский полуостров между Узунларским озером и Казантипским заливом, протяженностью около 35 км.

Скорее всего, именно к фортификационной активности Асандра относится крепость в Кутлакской бухте (ныне бухта Веселовская, невдалеке от села Веселое и поселка Новый Свет). Эта крепость, по мнению археологов и историков, была спланирована военным инженером. Общая площадь — 2,5 тыс. кв. м, территория плотно застроена, стены толщиной до 3 м, с четырьмя башнями. Гарнизон состоял из сотни наемных воинов — вероятнее всего, из варварского населения Феодосии или набранных за пределами Крыма. Снабжалась крепость по морю, из Феодосии, которая в то время представляла собой очень малолюдный городок. Скорее всего, Кутлакская крепость была очень дальним западным аванпостом Боспорского царства, находящимся посреди земель тавров, и основали ее для борьбы с пиратством. Тавры, населявшие горную часть Крыма, много веков грабили корабли, ходившие вдоль побережья. Свирепые черноморские штормы и коварные туманы часто приводили к тому, что галеры разбивались о скалы этих берегов или заходили в бухты на срочный ремонт. Не исключено, что тавры использовали и собственные плавсредства для нападения на те корабли, которые неосторожно приближались к горной части побережья. Есть сведения, что Асандр одержал несколько побед над пиратами. Вероятно, Кутлакская крепость как-то связана с этими событиями.

От брака Асандра и Динамии остался сын с иранским именем Аспург. После некольких лет дворцовых интриг, смены римских ставленников, Аспург утвердился в 14. г. н. э. на боспорском троне, для чего ему пришлось съездить на поклон в Рим и прибавить к своему титулу формулировку «друг римлян», то есть признать над собой власть империи. Аспург опирался на так называемых аспургиан, которые были, очевидно, не просто чем-то вроде группы ситуативных сторонников, а сильным кланом, племенем, из числа сарматских племен азиатской части Боспорского царства.

В степной части Крыма продолжался процесс сарматизации скифского населения. В крымский «плавильный котел» этносов втягивались и тавры.

Между 14 и 23 гг. н. э. Аспург провел крупную военную экспедицию. Результатом его решительных действий стало подчинение скифов и тавров Боспору. Археологи отмечают, что в эти годы в городах западнокрымского побережья, долгое время бывших предметом спора между херсонеситами и скифами, произошли большие разрушения, пожары и прочие события, типичные для военных действий. Жизнь в Керкинитиде в это время вообще прекращается.

Слабеющий Херсонес все больше входил в сферу влияния усиливающегося Боспора. Такой дисбаланс сильно беспокоил правителей Римской империии. Сын Аспурга, Митридат VIII, был не только тезкой и потомком Митридата Великого, но и обладателем очень похожих амбиций. Утвержденный римским императором Клавдием на Боспорском троне, этот новый Митридат задумал добиваться полной независимости от Рима. Чтобы усыпить бдительность римлян, он отправил своего младшего брата Котиса в имперскую столицу. Но Котис «слил» его планы Клавдию, и в Риме приняли решение: Митридата VIII от власти отстранить, а новым боспорским царем утвердить Котиса. В 45/46 гг. н. э. римская военная экспедиция во главе с Авлом Дидием Галллом, будущим наместником Британии, прибыла в Боспорское царство и реализовала данное решение.

Митридат VIII бежал, но не смирился с поражением. Он дождался, когда основные силы римлян во главе с Дидием были выведены из региона, и начал войну против оставшихся нескольких римских когорт. Пара тысяч римлян, под командованием Юлия Аквилы, совместно с верными Котису боспоритами, снабженными римским оружием, в союзе с кочевым сарматским племен аорсов, развернули боевые действия на Кубани против Митридата VIII и его союзников, тоже из местных ираноязычных племен. Хотя эта война происходила не в Крыму, однако тактические приемы, зафиксированные историком Тацитом, отображенные в описании этих событий, были характерны, очевидно, для ведения войны римлянами и в других землях Северного Причерноморья — возможно, и в Крыму. Итак, слово Тациту, события 49 г. н. э. на Кубани:

«Враг был отброшен, и они (боспориты Котиса и римляне. — Прим. авт.) дошли до покинутого Митридатом вследствие ненадежности горожан дандарского города Созы; было принято решение им овладеть и оставить в нем гарнизон. Отсюда они направляются в земли сираков и, перейдя реку Панду, со всех сторон подступают к городу Успе, расположенному на высоте и укрепленному стенами и рвами; впрочем, его стены были не из камня, а из сплетенных прутьев с насыпанной посередине землей и поэтому не могли противостоять натиску нападавших, которые приводили в смятение осажденных, забрасывая их с возведенных для этого высоких башен пылавшими головнями и копьями. И если бы ночь не прервала сражения, город был бы обложен и взят приступом в течение одного дня. На следующий день осажденные прислали послов, просивших пощадить горожан свободного состояния и предлагавших победителям десять тысяч рабов. Эти условия были отвергнуты, так как перебить сдавшихся было бы бесчеловечной жестокостью, а сторожить такое множество — затруднительно: пусть уж лучше они падут по закону войны; и проникшим в город с помощью лестниц воинам был подан знак к беспощадной резне. Истребление жителей Успе вселило страх во всех остальных, решивших, что больше не стало безопасных убежищ, раз неприятеля не могут остановить ни оружие, ни крепости, ни труднодоступные и высокогорные местности, ни реки, ни города» [107].

Римляне выиграли эту войну малой кровью. Но Черное море, совместно с таврами, отомстило римлянам. Возвращаясь из Боспора, римские корабли попали в шторм. Несколько военных судов были выброшены на берег, контролировавшийся таврами. По своей давней привычке, тавры сочли это подарком моря, перебили множество римских воинов и убили даже префекта когорты, то есть командира нескольких сотен человек.

Проиграв войну, Митридат VIII при посредничестве вождя аорсов сдался римлянам на почетных условиях, был доставлен в Рим и прожил там до 68 г. н. эры.

Котис остался править Боспорским царством. И он, и последующие правители Боспора, использовали в своей титулатуре выражение «друг Цезаря и друг римлян», признавая верховенство Рима. Котис даже взял себе второе имя — Тиберий Юлий, ввел на Боспоре культ римского императора и стал жрецом этого культа. Тибериями Юлиями стали называть себя и наследники Котиса на престоле, в дополнение к их местным тронным именам. Дружба с Римом позволяла боспорским царям обращаться за военной помощью к римлянам, в случае опасности, и не мешала расширять свое влияние на полуострове.

После разгрома Митридата VIII, основными противниками Боспора были ираноязычные племена скиифов и сарматов, а также давний конкурент — Херсонес.

Римские войска на территории Херсонеса в I–III вв. н. эры

При Митридате Великом, до 89–85 г. до н. э., в прибрежных городах Юго-Западного Крыма, являвшихся зоной непосредственных политических интересов Херсонеса, стояли понтийские гарнизоны. На заключительном этапе Митридатовых войн херсонеситы выступили на стороне Рима, и Гай Юлий Цезарь принял Херсонес под римский протекторат.

В середине I в. н. э. в Центральной и Восточной Европе произошли крупные перемещения народов. Скандинавы, готы и сарматы совершили целую череду миграций, войн, взаимовлияний. В этом сложном процессе непосредственное отношение к Крыму имеет натиск сарматских племен на запад и установление первых контактов между сарматами и германцами. Сарматы с этого времени явно преобладают в степном и предгорном Крыму, скифы перенимают их культуру и смешиваются с сарматами. Среди сарматских племен во второй половине I в. н. э. начинают выделяться аланы, племя энергичных и умелых воинов. По одной из гипотез, аланы первоначально были чем-то вроде рыцарского ордена — объединения знатных тяжеловооруженных воинов, которое постепенно собрало под своей властью несколько сарматских племен. Предположительно, основной людской массой этого племенного союза стали аорсы, которые в ходе римско-боспорской войны воевали с сираками.

Царь с сарматским именем Фарзой в середине I в. н. э. распространил свою власть в низовьях Днепра и степном Крыму, объединил скифские кланы, которые в Крыму были разрозненными со времен Диофантовых войн. Фарзой начал чеканить в Ольвии золотые монеты со своим именем. Это был прямой вызов Риму, а Рим считал Северное Причерноморье важным регионом. Воспоминания о Митридате Великом и его планах были еще свежи. Римская империя не могла допустить создания мощного объединения варваров, которое бы охватило все степи Северного Причерноморья. Тем более, что сарматское племя языгов в 50-е гг. I в. н. э. поселилось на венгерской равнине и могло бы стать одним из передовых отрядов великого нашествия варваров на Рим, вроде того, которое замышлял Митридат VI Евпатор.

Сарматы и скифы в начале 60-х гг. I в. н. э. осадили Херсонес — не исключено, что подстрекаемые боспоритами. Скорее всего, участвовали в этих атаках и тавры, которые в то время смешивались с выходцами из степного Крыма. Собственно, во второй половине I в. н. э уже в разгаре формирование нового этноса — тавро-скифо-сарматов, под сильным влиянием сарматской культуры.

Жители Херсонеса обратились за помощью к своей метрополии. Рим отправил в 62 г. н. э. Тиберия Плавтия Сильвана, наместника провинции Мёзия (ныне, в основном, — территория Болгарии, частично Сербии и Румынии), против «поднявших волнения сарматов». Римляне в то время уже вовсю использовали варваров в качестве союзников в войнах против других варваров. И в этой войне, несмотря на наличие крупных морских и сухопутных сил у Плавтия Сильвана, римляне привлекли к участию на своей стороне племена даков, бастарнов и роксоланов. Коалиция нанесла поражение Фарзою. Римские войска, предположительно, взяли Ольвию. Они сняли осаду с Херсонеса и, очевидно, провели несколько военных операций в Юго-Западном и Северо-Западном Крыму. В составе войск Т. Плавтия Сильвана были не только легионеры, но и моряки Равеннской эскадры — грозная римская морская пехота, способная и к абордажному бою, и к военным действиям на суше. Предположительно, во время этой военной кампании морские пехотинцы основали римскую крепость Харакс на мысе Ай-Тодор, где сейчас находится особняк «Ласточкино гнездо». На границах сельскохозяйственной округи Херсонеса в эти годы был возведен оборонительный вал — обычная практика для римской армии на границах с варварами.

В 68–69 гг. в Риме настал «год четырех императоров». В связи с гражданской войной, римляне вывели свой экспедиционный корпус из Крыма. Катастрофических последствий для Херсонеса это не повлекло. Катастрофа произошла у их врагов. Поселения Северо-Западного Крыма на рубеже I — II вв. пришли в запустение, в других степных крымских районах население сократилось, зато в предгорьях выросло. Археологи связывают эти события с очередным этапом передвижения воинственных сарматских племен. Спасаясь от агрессивных сарматских племен, группы скифов уходили в горы и были там ассимилированы таврами. Наряду с ираноязычными тавроскифами, разные группы которых восприняли элементы сарматской культуры в разной степени, в Крыму присутствовали и сугубо сарматские племена. Пользуясь затуханием скифского влияния в Крыму, боспорский царь Рескупорид I (правил в 68/69–123/124 гг. н. э.) успешно воевал с варварами. Боспорское царство во второй половине I в. н. э. устроило свою военную базу в цитадели Калос-Лимена. База просуществовала, предположительно, до начала II в. н. эры.

Основным населением Херсонеса и городов крымской части Боспорского царства были греки. Поселявшиеся в этих городах немногочисленные варвары быстро усваивали греческую культуру и растворялись в греческой среде. Впрочем, династия боспорских царей после смерти Митридата была сарматской, имелись также династические контакты Боспора с фракийцами. Население сельской округи приморских городов Крыма было варварским, сармато-скифским, и в большой степени зависело от городской знати греческого происхождения. Впрочем, на исторической родине греки считали городское население черноморских греческих колоний полуварварами, высмеивали их произношение, простоту нравов, суеверия, элементы варварских культов, проникших в городскую жизнь колонистов Причерноморья.

Более обособленно, чем греки-колонисты, в Крыму держались римляне. Со второй половины I в. н. э. римские гарнизоны время от времени вводились в некоторые места крымского побережья, по мере изменений политической обстановки в Крыму и на других участках имперской границы.

Римляне в прибрежных водах Крыма использовали, в основном, либурны: одно-двухъярусные гребные суда, иногда на них ставили большой парус. 50–80 гребцов и 30–50 морских пехотинцев, при свойственной этому классу судов значительной маневренности, обеспечивали высоую эффективность абордажного боя, десантных операций. 20 либурн, не самых крупных, могли перевезти целую когорту римской армии (около 600 человек). Эти корабли прекрасно себя зарекомендовали в действиях против пиратов.

В середине II в. н. э. в Херсонес и его окрестности были введены солдаты V Македонского легиона, а через несколько лет их сменила вексилляция (особый отряд, подразделение, выделенное из более крупного подразделения, для разведки, гарнизонной службы или выполнения других задач) I Италийского легиона, во главе с военным трибуном.

Во II–III вв. н. э. один из крымских римских военных лагерей был многие годы на большом отдалении от Херсонеса — в среднем течении р. Альма, на территории современного села Заветное, Бахчисарайского района. В этом лагере римские солдаты XI Клавдиева легиона так основательно обустроились, что даже развернули производство стекла.

Вероятно, в 173–174 гг. н. э. в Крым прибыл с военным отрядом Т. Аврелий Кальпурниан Аполлонид, объединил римские гарнизоны в Крыму под единым командованием и разгромил угрожавших Херсонесу варваров. Сразу после этих событий либо с рубежа I–II вв. н. э. вексилляции на Крымском полуострове формировались, в основном, на основе военнослужащих XI Клавдиева легиона. Кроме легионеров, во II в. н. э. в Крыму появилось много вспомогательных подразделений, находившихся в оперативном подчинении XI Клавдиева легиона. В частности, среди таких вспомогательных частей были кавалеристы I алы (конного подразделения) Атекторигианы.

Римляне размещались не только в самом городе Херсонес, но и на находившейся за его пределами Северной стороне современной территории г. Севастополь, на высоте Казацкая и гребне Сапун-горы и на территории современной Балаклавы. Гарнизон расположенной в Балаклаве крепости насчитывал несколько сотен человек и поддерживал связь с башней, находившейся на высоте Казацкая, и с другими постами оборонительной системы. В случае наступления врагов на Херсонес с востока, вдоль юго-восточного склона Сапун-горы, гарнизон мог нанести фланговый контрудар. Кроме того, крепость преграждала самый удобный путь с суши, с севера, к Балаклавской бухте. Эта крепость была вынесена довольно далеко за линию небольших укреплений и сторожевых постов, окаймлявших принадлежавшую херсонеситам сельскохозяйственную территорию. Такие крепости, находившиеся чуть дальше за пределами лимеса (границы), были очень характерны для имперского пограничья того времени. Удобная Балаклавская бухта использовалсь для стоянки римских военных кораблей.

Формально этот херсонесский укрепрайон принадлежал со второй половины II в. н. э. не имперскому лимесу, а пограничью союзного, формально независимого, хотя фактически и очень зависимого, государства Херсонес. Но на деле римские военные действовали здесь так, как на собственно имперских границах.

Крупной римской крепостью на крымском берегу стал Харакс на мысе Ай-Тодор. Его гарнизон составлял, вероятно, до 500 человек. Римляне то вводили сюда войска, то эвакуировали их. Харакс служил и маяком, и дозорным пунктом. Главным предназначением этой крепости была борьба с морским и сухопутным разбоем тавров: римляне боялись повторения событий 49 г. н. э., когда тавры вырезали множество воинов, потерпевших кораблекрушение. Римские легионеры изготовили глиняные водопроводные трубы и провели со склонов Ай-Петринской гряды воду в крепость, построили казармы, термы, мощные оборонительные стены. С севера вход в крепость прикрывали двухбашенные ворота. Паровое отопление согревало мозаичный пол. Помещения были украшены рельефными изображениями. Судя по обилию найденных женских украшений, в крепости Харакс жили и женщины. Здесь обнаружены также медицинские инструменты, распространенные в Древнем Риме.

С Южного берега Крыма в глубину полуострова, в том числе к Херсонесу, римские легионеры ходили через перевал Шайтан-Мердвень (Чертова лестница) и сделали эту древнюю горную тропу более удобной.

К сожалению, историкам почти ничего не известно о подробностях военных действий римлян против варваров в Крыму II в. н. эры. Остается реконструировать тактику римских войск этого периода для крымского театра военных действий, основываясь на тех источниках, которые относятся к военным кампаниям, проводившимся в соседних регионах. Офицер Флавий Арриан оставил очень ценные свидетельства в своей «Диспозиции против алан». Это инструкция, которую он написал в 135 г., готовясь к битве с воинственными конниками алан, в Каппадокии (Малая Азия, территория современной Турции).

Арриан советовал для продвижения в походном порядке использовать следующее построение. Впереди конные разведчики, по двое; за ними — конные лучники; за лучниками — другие вспомогательные кавалерийские соединения, тоже построенные по два. За кавалерией должны следовать пехотные части, построенные по 4 тяжеловооруженных воина в ряд, прикрытые вперед лучниками, а по флангам — всадниками; позади пеших воинов — отборные всадники, кавалерийская элита; затем — всадники, входящие в легионы; следом — повозки с катапультами (торсионные машины, метавшие тяжелые стрелы, расчет состоял из 11 человек), в качестве тягловой силы использовались обычно мулы); затем — группа высших офицеров, командование всего войска, за ними — лучшая когорта, причем двойная (около 1 200 человек), набранная из самых образованных, знатных и рослых (172–178 см вместо обычных для римлянина 165 см) воинов, построение по 4 в ряд, впереди идут дротикометатели; за двойной когортой — еще несколько подразделений пеших воинов; за ними — обозы; замыкает войско на марше вспомогательная кавалерийская часть; по флангам войско сопровождают параллельным курсом кавалеристы, построенные в один ряд.

Придя на место битвы, пехотинцы начинают вооружаться, расчехлять щиты, делать другие приготовления, причем молча, а кавалеристы должны выстроиться по периметру лагеря, чтобы прикрыть пехотинцев от возможного нападения. Далее, для битвы, войско должно выстроиться, по мысли Арриана, следующим образом.

Левое крыло (половина построенного войска от левого края фронта до середины), состоящее из пехотинцев-союзников, занимает позицию на возвышенности; тяжеловооруженные воины стоят впереди дротикометателей, а последние кидают дротики поверх голов передовых рядов.

Правое крыло строится на другой возвышенности, причем союзники-лучники ставятся на самый дальний край правого крыла. Впереди лучников — лучшая когорта, италийские легионеры.

Основной массив пеших легионеров войска находится во внутренних, ближайших к центру фронта, участках левого и правого крыла. В первых четырех шеренгах этой центральной части — воины с пилумами, особыми копьями. Пилум снабжался длинной, до метра, втулкой из мягкого металла. Когда такое копье попадало в щит противника, то мягкий участок копья гнулся, копье повисало, торча в щите, лишая щитоносца маневренности, а метатель мог в рукопашной еще и ударить ногой по свисающему со щита копью, оттянув щит противника вниз этим ударом и довершив дело нанесением удара мечом по открывшемуся торсу противника. Сгибание пилума было хорошо еще и тем, что враг не мог метнуть его обратно в строй римлян, то есть оружие это было одноразовым. У легионера имелось обычно по два пилума в бою. Арриан советовал метать пилумы в атакующих аланских всадников, чтобы и коней испугать, и всадникам сковать движения или нанести ранения. Поочередно с шеренгами метателей пилумов, Арриан велел поставить четыре шеренги пехотинцев с другими копьями, пригодными и для метания, и для ближнего боя. Девятой шеренгой «за ними пусть будет шеренга пехотинцев-лучников: те, кто из нумидийцев, киренцев, боспорцев и итуреев» [6].

Позади, вдоль всего боевого построения, должны стоять катапульты и открывать огонь при приближении врагов. Катапульты в римской армии имперского периода применялись разного «калибра»: известны стрелы длиной и 70, и 120 сантиметров. Дальнобойность таких машин — 300–340 метров. Против крупных масс конницы, атакующей в плотном строю, как это делали аланские катафрактарии, стрелы катапульт были весьма эффективным оружием.

Позади фаланги должны находиться также и конные лучники, чтобы стрелять поверх голов пеших воинов. Далее сзади, вдоль всего войска, — кавалерийские части.

Место главнокомандующего, то есть свое, Арриан для этой битвы определил сзади в центре, а обычно в римском войске полководец находился на правом фланге.

Арриан: «Когда они так построятся, пусть будет молчание до тех пор, пока враги не приблизятся на расстояние выстрела; а когда они приближаются, то теперь всем, как можно сильнее и страшнее, издать клич <…> и притом пускать стрелы и камни из машин и еще стрелы — из луков, а копьеносцы пусть метают копья <…> Также пусть несутся камни во врагов от союзников с возвышенностей, и вообще пусть метание будет отовсюду, как можно гуще, для замешательства коней и гибели врагов. И есть надежда, что, из-за невыразимого множества снарядов, атакующие <…> более и не приблизятся к пешей фаланге; а если всё же приблизятся, то, уперевшись щитами и подперев их плечами, надо выдержать это нападение, как можно упорнее, напирая на них, как можно сильнее, наиплотнейшей сомкнутостью трёх первых шеренг; четвертая же шеренга пусть метает поверх голов копья, а третья пусть беспощадно разит или метает контосы (Скорее всего, под контосами имеются в виду пилумы. — Прим. авт.) и в лошадей, и в их всадников. А когда враги будут отражены, то, если бегство станет очевидным, пусть расступятся именно пешие шеренги и атакуют всадники не целыми отрядами, но половинами их; первыми же пусть будут построены те, кто первыми и станут атаковать. Вторые же половины пусть последуют за атакующими также в строю, но не придаваясь полному преследованию, с тем, чтобы, если бегство станет сильным, следовать за первой погоней своими неутомленными конями, а если со стороны врагов некий поворот случится, то напасть на повернувших. Одновременно и армяне-лучники, атакуя верхом, пусть стреляют, чтобы не дать повернуться обратно бегущим, и копьеносцы-гимнеты бегом пусть следуют; и пеший строй пусть более не остается на своем месте, но выступает вперед быстрее, чем шагом, чтобы, если преследование столкнется с каким-то большим сопротивлением со стороны врагов, снова быть ему защитой впереди всадников. Вот такое пусть происходит, если после первого нападения бегство овладеет неприятелями, а если, повернув по кругу, за крылья проскакать они захотят (Окружить. — Прим. авт.), то надо растянуть еще на большие возвышенности крылья самих легковооруженных стрелков; поскольку я не признаю, что враги, увидев, как ослабли крылья от растяжения, когда-либо прорвутся через них и прорубят пехоту. Итак, когда они окружают оба или одно крыло, то теперь неизбежно поперечными у них станут кони, поперечными же — контосы. Именно тогда пусть бросятся на них всадники, сражаясь более не метанием, но своими спатами (обоюдоострый колющий меч, с клинком длиной 60—80 см, шириной 4–5 см. — Прим. авт.), а иные — секирами» [6].

Конечно, в Крыму римляне не оперировали такими большими массами своих воинов, как вышеописанное войско Арриана. Максимальная общая одномоментная численность их подразделений на Крымском полуострове во II–III вв. н. э. едва ли превышала 2 000 воинов. Но большинство элементов тактики, а тем более вооружения, были, скорее всего, примерно такими, как описано в «Диспозиции…» у Арриана.

Добавим еще несколько слов о вооружении и тактике. Кавалерия у римлян была развита довольно плохо, римские легионеры не использовали стремян и не подковывали лошадей. Марш-броски на большие расстояния они не практиковали, это преимущество сарматской конницы.

Кроме пилума, важной деталью вооружения воина был знаменитый меч гладиус. Длина клинка — 50–60 сантиметров. Смертельные удары наносились, в основном, уколом, а рубящие считались вспомогательными, предварительными. Изготавливался, в основном, из железа. Наиболее часто и эффективно применялся тяжеловооруженными воинами, для боя в строю фаланги. Носили его в ножнах на перевязи, справа (в левой руке был щит). Офицеры носили меч слева, а на правой стороне — кинжал. Отличительной деталью в облачении офицеров были поножи.

Шлемы с конца I в. н. э. преобладали железные, полусферические, с горизонтальным ребром жесткости, вроде козырька в надлобной части. Эта деталь защищала лицо от нисходящего удара. Еще более выступающий козырек был на шлеме сзади, защищая шею. По бокам к шлему приделывались наушники и нащечники. Конфигурация всех этих деталей была разнообразной, в зависимости от моды, от мнения того или иного полководца. Оставался неизменным лишь принцип — стальная полусфера. Гребни, известные по картинам и фильмам, прикрепляли к шлему, вероятно, на парадных церемониях. Сам шлем надевали редко: только непосредственно перед боем. В остальное время его носили прикрепленным ремешками к торсу.

Римские щиты с конца I в. н. э. были примерно одинаковыми по размеру и форме: прямоугольные, немного выгнутые, как часть цилиндра; высота — 125 см, ширина — 75 см, вес — от 5,5 кг. Щит был сделан из легких досок, обшитых полотном и толстой кожей, кромка щита обита металлом; в центре внешней стороны — металлическая выпуклая накладка умбон. Умбон легко снимался, на внутренней его стороне хранили бритву, деньги, другие мелкие вещи, тут писали имя владельца щита и номер (название) военной части. Умбон служил также центром композиции из металлических или деревянных художественных накладок на щите, изображавших змей, молнии, ветви и прочие символические элементы, по которым можно было иногда понять принадлежность к тому или иному подразделению или верованию. И, наконец, умбон выполнял боевую функцию: им можно было нанести удар противнику, умбон также усиливал защиту для руки воина, державшей щит. На задней стороне щита имелась горизонтальная ручка.

Присутствие подразделений римской армии оказывало огромный психологический эффект. Опираясь на многовековую славу побед римского оружия, небольшие имперские гарнизоны, расположенные в Крыму, могли расчитывать на покорность местного населения даже при многократном количественном превосходстве войск противника. И все же главными преимуществами римлян были качество управления, вооружения и военной подготовки — высокий профессионализм регулярной римской армии.

Расцвет военного могущества Боспора

Действия римского и боспорского флотов и прибрежных гарнизонов, судя по всему, сильно осложнили жизнь пиратам и способствовали оживлению черноморской морской торговли. Вообще, Боспорское царство во второй половине II в. значительно активизировалось. Победа, одержанная римлянами над варварами в 174 г. н. э. в Западном Крыму, совпала по времени с воцарением Савромата II на Боспоре и, вероятно, помогла последнему справиться с варварским населением Крыма, которое, к тому же, подвергалось ударам новых сарматских племен. Найденная в низовьях р. Дон надпись гласит, что в 193 г. н. э. боспориты, «завоевав тысячи сираков и скифов, подчинили Таврику» [123].

Сираки в эти годы жили, если верить Плинию, между устьем Днепра и Перекопом, то есть удар боспорских войск был настолько мощным, что вышел даже за пределы Крымского полуострова, на северо-запад от Перекопа. Операция проводилась в период между 186 и 193 гг., совместно с римским командованием. Практически, весь Восточный Крым, включая и территорию современного поселка Старый Крым, стал непосредственным владением Боспорского царства. Вероятно, эти действия боспоритов были простимулированы римлянами, которые при императоре Коммоде активизировали укрепление лимеса (границы) на Дунае. Современные историки (в частности, Сергей Колтухов) полагают, что после этой войны граница между боспорской и римской зонами контроля пролегала по р. Альма [51].

С конца II в. н. э. количество тавроскифских воинов в Крыму резко уменьшилось, социальная структура Крымской Скифии изменилась [31].

Наверняка, успехам Боспора способствовали и изменения в организации военного дела.

В конце царствования Митридата Великого, а также во времена войны Котиса с Митридатом VIII, боспорское войско вооружалось римским оружием, организовывалось по римскому образцу. В частности, пехотинцы стали носить на правом боку короткие мечи, как римские легионеры. Со II в. н. э., несмотря на визиты отдельных римских подразделений, эта тенденция копирования римского опыта уступает заимствованиям из варварской культуры. Снаряжение боспорского войска приобретает все больше сарматских черт.

Например, на барельефе II в. н. э. изображен Трифон, наместник боспорского царя. Полководец облачен в длинный чешуйчатый сарматский панцирь. На всаднике штаны — важное отличие варвара от классического грека. Штаны получили большое распространение в боспорской армии, во многом вследствие распространения кавалерии варварского образца, а также из-за климата, который намного холоднее греческого.

И кавалеристы, и пехотинцы Боспора со второй половины I в. н. э. стали применять длинные сарматские мечи. Длина этих мечей — от 70 до 112 сантиметров. Кавалеристы, как правило, использовали мечи более 1 метра. Основание клинка треугольное, переходящее в рукоять-штырь. Сарматский меч обычно носили слева, на портупейном ремне, прикрепленном к поясу.

Широко распространены у воинов Боспора были также кинжалы, длиной 33–45 сантиметров. Носили их чаще всего на кожаных ремешках при правом бедре.

Конница в боспорском войске в I–III вв. н. э стала играть более важную роль, чем пехота. Наряду с легковооруженной конницей, сарматизированная знать Боспорского царства начала формировать отряды катафрактариев — конников в тяжелых доспехах, с длинным копьем-пикой и длинным мечом. Катафрактарии отличались и тактикой. Построенные клиньями, они на большой скорости врубались в ряды противника и рассеивали его построение.

На Боспоре тяжелая конница использовала особый тип седла: с массивной передней частью и округлыми выступами, защищавшими нижнюю часть торса всадника.

Копье катафрактария достигало 4 м в длину. Наконечники очень разнообразные, листовидной или ланцетовидной формы.

И конница, и пехота применяли луки двух типов: так называемый скифский и так называемый гуннский. Второй был более крупным (длиной до 1,6 м) и дальнобойным.

Некоторые катафрактарии на Боспоре носили пластинчатые доспехи, но более популярным стал чешуйчатый панцирь, который применялся в вариантах, скажем так, «мини» (до середины бедра) и «миди» (до колен, с разрезом). Чешуйки для панциря делали чаще всего из рогов и копыт, нашивали их на льняную ткань. Использовались также чешуйки из плотной кожи, составленные из нескольких слоев, склеенных между собой.

Не все боспорские полководцы этой эпохи одевались, как вышеупомянутый Трифон. Довольно часто они использовали знаменитые эллинистические панцири, имитирующие мускулистый торс, с наплечниками сверху и передником из кожаных, обшитых металлом, полос снизу.

Большинство легковооруженных воинов носили простые кожаные панцири, на некоторых таких доспехах нашивались металлические бляхи.

Изредка, у знатных сарматских воинов Боспора встречались кольчуги — рубахи длиной до середины бедра, сплетенные из металлических колец.

Основные типы шлемов боспорской армии I–III вв. н. э. — конические и полусферические, иногда с нащечниками. Каркасная конструкция, из железа или бронзы.

Всадники-катафрактарии не применяли щиты, так как массивное 4-метровое копье приходилось держать обеими руками. Пехота использовала большие щиты в форме продолговатого овала.

Катафрактарии атаковали сомкнутой группой, на большой скорости, имея прикрытие от возможных обстрелов с флангов. Основной ударной силой была пика, порой пронзавшая сразу двоих вражеских воинов при фронтальном ударе. Вклинившись в строй противника, катафрактарии сражались уже в одиночку, нанося рубящие удары длинным мечом. Легкая конница устремлялась в брешь, проложенную катафрактариями. Также эффективно использовалась для начала боя — с применением «скифской» тактики наскоков, осыпания стрелами и последующего быстрого уходя из зоны поражения пращников и лучников противника. Легкая конница была незаменима и в преследовании бегущих врагов.

Тяжеловооруженные пешие воины — гоплиты — использовались преимущественно для обороны, изматывания атакующего противника. Легковооруженные пехотинцы скрывались за рядами гоплитов, выскакивая из-за них вперед для того, чтобы применить пращи, луки и дротики, а затем прячась обратно. Стреляли и прямо из фаланги, поверх голов своего авангарда.

В степной местности боспориты применяли и заимствованный у сарматских кочевых племен «вагенбург» — быстрое создание оборонительного кольца из обозных повозок. Такое кольцо составляли для ночевок или при внезапном дневном нападении превосходящих сил противника. В XVII в. большими мастерами «вагенбургов» станут украинские казаки.

Следует также отметить, что при обороне крепостей боспориты широко использовали баллисты (катапульты), метавшие каменные ядра и особые утяжеленные стрелы на большое расстояние.

В Боспоре во второй половине I в. н. э. на службу, в случае военной опасности, призывались свободные мужчины в возрасте от 18 лет и до дряхлости. Бывало, что воевали боспориты старше 60 лет. Но такие всеобщие мобилизации не могли быть частыми, иначе они подорвали бы экономику государства. Еще до нашей эры боспорские цари использовали отряды наемников. Особенно часто выступали в этой роли на Боспоре фракийцы, составившие до 10% боспорской знати I–III вв. н. эры. В сельской округе боспорских городов оседали целые отряды воинов-сарматов, тоже участвовавших в войнах на стороне царей Боспора, — за деньги, за право жить возле городов, а иногда в силу родственных связей с боспорскими аристократами. Часто иностранцы приходили как наемники, а затем обзаводились в Боспорском царстве семьей и превращались в местных жителей, защищавших теперь уже свою землю.

По методике Сергея Ланцова, и классификации крепостей, предложенной Галиной Требелевой (четыре типа, гарнизоны от 100 до 600 человек), другой современный исследователь, Андрей Ивенских [41], подсчитал, что в укреплениях крымской части Боспора около 5 000 воинов несли гарнизонную службу. В случае мобилизации «резервистов» из числа свободных граждан, эта армия удваивалась. В азиатской части царства служили в крепостях еще 4 000 — 5 000 воинов. Кроме того, часть воинов находилась вне крепостей.

В то время, в I — начале III вв. н. э., в городах европейской части Боспорского царства проживало 80 000 — 90 000 человек, из которых можно было призвать до 15 000 мужчин на войну [41].

Итого, Савромат II мог собрать армию численностью более 40 000 человек. Правда, в дальний поход (например, в Западный Крым) могли отправиться далеко не все из них, кто-то должен был остаться в тылу. Но все равно, это очень мощная сила для того времени.

Регулярные части Боспора, а также военное строительство, финансировались за счет налогов и, частично, за счет дотаций от римской провинции Вифиния. Ополченцы шли на войну, как правило, со своим оружием, снаряжались за собственный счет.

Почти все вооружение, применявшееся боспорскими воинами, производилось ремесленниками Боспорского царства.

Готские походы III в. и Крым

В первой трети III в. н. э. Боспорское царство находилось на вершине своего могущества. Почти весь Крым, за исключением Юго-Западного района и северных степных кочевий, был под контролем боспорских правителей. Но во внутренней политике Римской империи и среди варваров Восточной Европы начался очередной период нестабильности. Боспориты напрасно надеялись отсидеться в своем провинциальном уголке.

В 235 г. начался период «солдатских» императоров, время серьезного политического и экономического кризиса в римской империи. Тем временем, в процессе многолетнего движения с Балтики на юг, готы достигли степей северного Причерноморья.

Готские вожди, объединив целый ряд варварских племен, разбили римлян в 251 г. н. э., да так, что в битве погиб император Деций. В 251 г. варвары разорили земли, которые в наше время принадлежат Греции. В 253 г. — западную часть Балканского полуострова и Италию. Зимой 253/254 г. римляне договорились с вождями данного нашествия о перемирии. Сразу после этого агрессивная энергия готов и их союзников боранов проявилась на Боспоре. Кто такие бораны — об этом ведутся споры. Возможно, германские племена, не исключено сарматское происхождение, были у них и праславянские элементы. Письменные источники мало упоминают о боранах.

О готах написано много — и современниками, и, намного больше, историками. Но в истории этого народа до сих пор остается очень много неясного. Общие черты, по мнению большинства исследователей, таковы. Готы были выходцами из Скандинавии, обосновались в начале нашей эры на Польском Поморье, затем пересекли заросшие дремучими лесами территории Восточной Европы и утвердились в Северном Причерноморье, создали тут нечто вроде государства и начали набеги на Балканы, Грецию и Малую Азию.

Готов иногда называют «народом-армией». Воинами они были первоклассными, успешно служили Риму. И, в конце концов, дослужились до самых высоких ролей в Римской империи: полководцы-готы вмешивались в политику, приводили императоров то к триумфу, то к гибели, а на закате Древнего Рима готские вожди возглавили мощные государства в Южной Европе. Бурная деятельность готов охватила период около пяти веков и отмечена на территории от Испании и Франции до Украины. Их звездным часом стала эпоха великого переселения народов. Это было время упадка Римской империи, время грандиозных сражений, опустошения огромных территорий, стремительного обогащения умелых и удачливых военных вождей.

Готы, как и боспорская армия, применяли тактику «вагенбурга». В повозках этого передвижного города жили женщины и дети. По свидетельству римского офицера и историка IV в. н. э. Аммиана Марцеллина, готы называли такой лагерь «карраго». Мужчины — во всяком случае, наверняка в IV в. н. э., а скорее всего и в предшествовавшем столетии, — воевали верхом, позаимствовав вооружение и тактику аланских катафрактариев, с большими копьями и мечами.

В Крыму готы начали появляться, вероятно, еще во второй четверти III в., но это появление не имело сперва характера нашествия: слишком сильны были еще сарматы в крымских степях.

Проникновение готов в Крым происходило скорее всего, не через Перекоп, а со стороны Керченского пролива.

В Боспорском царстве в 253–254 гг. было сразу два царя: Рескупорид V и Фарсанз. То ли они полюбовно договорились быть соправителями, чтобы более гибко реагировать на изменения ситуации в царстве и на его границах. То ли вели ожесточенное соперничество — неизвестно. Из текста византийского историка Зосима следует, что Фарсанз, скорее, был выскочкой-узурпатором. И, похоже, именно с Фарсанзом вошли в сговор готы и бораны. Фарсанз и какие-то, действовавшие с ним заодно, боспориты предоставили скучающим готским и боранским воинам корабли и разрешили выйти из Азовского моря в Черное. Новоявленные пираты вихрем прошлись по черноморскому побережью Кавказа, разоряя города, пока не были отбиты от крепости Питиунт (ныне — г. Пицунда) и вернулись обратно на Боспор. Перезимовав, варвары повторили свой пиратский поход, на этот раз сумели взять Питиунт, а потом еще и Трапезунд, и ограбить все северо-восточное побережье Малой Азии.

Римские подразделения к середине III в. н. э. были полностью выведены из Крыма, в связи с полномасштабным социально-экономическим и политическим кризисом империи. Так что навести порядок на Боспоре оказалось некому. Чеканка монет на Боспоре прервалась на несколько лет, с 268 по 275 гг., а это говорит о больших потрясениях в государстве. В эти же годы были разрушены, по данным археологов, боспорские крепость Илурат и город Нимфей. В середине — третьей четверти III в. н. э. предгорные районы Крыма опустели, вследствие военной агрессии. Предположительно, этими агрессорами были готы и аланы.

Среди исследователей этой эпохи истории Крыма уже несколько десятилетий ведутся дискуссии относительно времени появления алан в Крыму и отношений между готами и аланами. Есть мнение, что две эти могущественные силы заключили союз, действовали сообща. Но, возможно, они действовали и разобщенно. Высказывалось мнение, что отдельные аланские группы проникали в Крым и ранее, во II в. н. эры. Но даже небольшие группы имели высокие шансы на успех в борьбе за свое место под крымским солнцем. Вот как алан описывает Аммиан Марцеллин: «Почти все они высоки ростом и красивы, волосы у них русые; они грозны свирепым взором своих глаз и быстры, благодаря легкости своего оружия… Аланы — народ кочевой, живут они в кибитках, крытых корой. Они не знают земледелия, держат много скота и преимущественно много лошадей <…> С раннего детства привыкают они к верховой езде, все они — лихие наездники и ходить пешком считается у них позором. Пределы их кочевий — с одной стороны Армения с Мидией, с другой — Боспор. Их занятие — грабеж и охота. Они любят войну и опасности. С убитых врагов снимают они скальпы и украшают ими узду своих коней. <…> Они чтут бога войны и поклоняются ему в образе меча, водруженного в землю. Все аланы считают себя благородными и не знают рабства в своей среде. В образе жизни они очень сходны с гуннами, но нравы их несколько мягче» [2].

Ряд авторитетных историков в 90-е гг. ХХ в. высказали мнение, что аланы в III–IV вв. н. э. расселились в горном, центральном Крыму и в районе Керченского пролива, а готы — среди сарматского населения Боспора и на Южном берегу Крыма. Потомки крымских скифов, последние скифо-сарматские группы, были ассимилированы этой новой волной варваров, преимущественно ираноязычной (аланской) ее частью.

У царя Рескупорида V в 266 г. появился новый соправитель, по имени Тейран, якобы из старой боспорской династии Тибериев-Юлиев, потомков Аспурга.

В 269 г. готы организовали грандиозный поход, с целью захвата земель для своего проживания на Балканах. По суше туда отправились более 300 000 человек, с семьями. В составе этой орды было множество племен: «певки, гревтунги, австроготы, визи, гепиды, кельты, герулы», перечисляет античный автор. Из устья Днестра стартовала в том же направлении варварская флотилия, в составе около 2 000 кораблей. В районе греческих Фессалоник эта флотилия высадила десант, а затем отправилась на юго-восток, грабить острова Родос, Крит, Кипр и другие. Римляне успешно сопротивлялись, нанесли варварам множество поражений, но силы были неравны, и в итоге император Аврелиан эвакуировал провинцию Дакия, а на ее земли заселились готы и тайфалы.

Однако оставшимся в Северном Причерноморье готам и другим племенам, особенно жителям Приазовья, по-прежнему было некомфортно, и в 275 г. они снова предприняли комбинацию из морского и сухопутного походов, но на этот раз вдоль кавказского берега Черного моря.

Это варварское войско заняло всю восточную часть Малой Азии, но император Тацит и его полководец Флориан сумели нанести им несколько поражений. Под ударами римлян, варвары погрузились на суда и отплыли на Боспор, Флориан бросился морем в погоню с флотом, догнал у боспорских берегов и нанес варварам ощутимые потери в морском сражении. Однако в этот момент Флориану сообщили, что император Тацит скончался, а сам Флориан был объявлен императором. Свежеиспеченный правитель Римской империи срочно отправился назад, для борьбы с претендентом на римский престол — Пробом.

Лавры победителя достались также боспориту Тейрану: когда уцелевшие после боев с Флорианом варвары высадились на берегах Боспора, правитель Тейран со своим войском разгромил их. В честь этой победы Тейран удостоился статуи и титула «спаситель отечества». В связи с успешным окончанием вышеописанной черноморской кампании, римляне выпустили монеты с надписями «Victoria Pontica» и «Victoria Gothica».

«Прото-тачанки», или херсонесское wunderwaffe

Тейрану повезло. Но постоянно противостоять массам варваров, бурлившим на берегах Азовского моря, Боспорское царство было не в силах. Приходилось идти на компромиссы, заключать союзы, принимать представителей варварских племен в соправители, пропускать их корабли из Азовского моря через Керченский пролив и, вероятно, даже строить суда специально для их походов, либо предоставлять готовые боспорские корабли.

Очень интересные сообщения о той эпохе содержатся в знаменитом трактате византийского императора Константина VII Багрянородного «Об управлении империей», составленном в середине X века. В Главе 53 этого сочинения рассказывается о войнах Херсонеса III–IV веков н. эры. Современные историки считают, что Константин Багрянородный имел в своем распоряжении какие-то древние херсонесские хроники, не дошедшие до нашего времени. Однако не известно, насколько точны были эти хроники, и насколько точно следовал им Константин Багрянородный, и является ли он вообще автором Главы 53 (возможно, эта глава представляет собой выписку, сделанную кем-то другим из каких-то хроник). Ясно одно: легенды переплелись с фактами в этом сочинении так плотно, что отделить их друг от друга очень сложно, если вообще возможно.

За неимением более надежного источника, обратимся к этому. Константин Багрянородный повествует, что в правление императора Диоклетиана (с 284 по 305 гг. н. э.) некий «Савромат из боспориан» собрал множество «савроматов», то есть сарматов, населявших берега Азовского моря, и вторгся в малоазийские владения Римской империи. На реке Галлис их задержал «трибун Констант» [53]. По мнению современных ученых, этим трибуном был Констанций Хлор, отец будущего императора Константина Великого, а следовательно, описываемые события произошли до 293 года. Исследователь Валерий Сидоренко датирует их 285 годом [51].

Констант (Констанций), видя, что препятствовать продвижению варваров в глубь империи он долго не сможет, придумал коварный план и известил о нем императора Диоклетиана, с просьбой помочь в реализации. Согласно плану, необходимо было натравить какое-нибудь государство или мощное племя, из соседних с Боспором или Азовским морем, на тылы Савромата, напасть на семьи воинов, ушедших в малоазийский поход, тем самым заставить войско Савромата срочно вернуться восвояси. Констант и Диоклетиан сочли лучшим орудием для осуществления такого рейда по тылам Савромата херсонесское войско.

Херсонеситы откликнулись на зов Великого Рима. «Собрав мужей из соседних крепостей, приготовив военные колесницы и поместив на них хироволистры, они оказались около города боспориан и, сделав засады в течение ночи, малыми силами завязали сражение с городом. Ведя битву у стен с рассвета до третьего часа дня, они прикинулись обращенными в бегство, не обнаруживая хироволистр, имевшихся в приготовленных колесницах. Разумеется, в Боспоре, посчитав, что херсониты, побеждаемые в силу их малочисленности, обратились в бегство, приободрившись выступили, чтобы их преследовать. А херсониты, ненамного, как говорят, отступив, начали поражать преследователей — боспориан из хироволистр; находившиеся в засадах херсониты, поднявшись и окружив боспориан, перебили всех их» [53]. Уничтожив этот боспорский отряд, произведший вылазку, херсонеситы вернулись к стенам Боспора (Пантикапея) и взяли город, а также крепости на берегу Азовского моря и семьи ушедших в поход сарматов. Заполучив заложников, херсонеситы отправили послов к Савромату, где он стоял лагерем на реке Галлис, напротив римского войска Константа. После сложных переговоров Савромат согласился прекратить войну на условиях quo ante bellum, то есть закончить вничью: варвары вернулись в район Азовского моря, а херсонеситы вернули Савромату все семьи и крепости.

Хироволистры — что же это было за wunderwaffe (чудо-оружие)? Греческое слово «хироволистра» означает буквально: «ручная баллиста». В первые века н. э. баллистами, как правило, называли катапульты — стрелометы. Обыкновенная баллиста римской армии того времени перевозилась на повозках, запряженных мулами, и обслуживалась расчетом из 11 человек. Едва ли ее можно было назвать «ручной». Некоторые современные исследователи, в частности, Марк Щукин [123], предположили, что в Херсонесе могли применить нечто оригинальное, для того времени: сильно облегченную, уменьшенную катапульту, некий прото-арбалет, для ведения огня прямо с повозки.

Вообще-то говоря, ручные баллисты в III–IV в. применялись на пограничье Римской империи не только в Крыму. В ряде сочинений римских авторов о событиях первых веков н. э. упоминаются ручные стрелометные машины, в том числе принадлежавшие всадникам. Но перезаряжать такие баллисты верхом было вряд ли возможно, римляне ездили без стремян.

В Главе 53 трактата «Об управлении империей» говорится, что император Диоклетиан за эту победу наградил Херсонес освобождением от налогов и другими милостями. Спустя пару десятков лет, когда варвары (по мнению современных историков — готы) вторглись в придунайские владения Римской империи, херсонеситы вновь были призваны помочь императору. «Херсониты, охотно повинуясь повелению, приготовив со всем тщанием военные колесницы и хироволистры», достигли Дуная и победили врагов. Видимо, эти херсонесские «тачанки» вновь сыграли решающую роль на театре военных действий, поскольку император, в дополнение ко множеству щедрых даров, распорядился предоставлять херсонеситам для изготовления их хироволистр «ежегодно жилы и пеньку, железо и оливковое масло», а также продукты на содержание отряда около 500 человек, «чтобы вы были стрелками из хироволистр, определив, что эти продукты и все обычно посылаемое мы должны ежегодно отправлять вам отсюда в страну херсонитов». Получив эти продукты, граждане Херсонеса разделили их «меж собою и своими сыновьями, снарядили [должное] число [воинов]. Таким образом, вплоть доныне их сыновья зачисляются в [это] число», в соответствии с сословно-профессиональным статусом их родителей. То есть, образовались «военные династии» стрелков-хироволистрщиков, потомственных стрелометчиков с повозками-«тачанками» [53].

Один из современных исследователей этого эпизода истории Херсонеса, Константин Цукерман [115], усомнился в наличии такого подразделения стрелков в Херсонесе конца III — начала IV вв., поскольку там в то время не было значительных подразделений собственно римской армии. Зато есть факт ввода римских войск в Херсонес во второй половине IV в. н. эры. Имеется в виду эпизод из Житий святых херсонесских епископов, когда епископ Эферий попросил императора о военной поддержке миссионерских усилий, и отряд римских войск изгнал язычников из Херсонеса. В результате, город был заселен христианами. Следующий епископ, Капитон, попросил императора оставить «ограниченный контингент» имперских войск навсегда, и поселить в специальном квартале «от малой агоры до церкви Апостола Петра». В честь командира римского отряда, этот квартал назывался Фенонин. Описанный Константином Багрянородным херсонесский отряд «баллистариев» был, по мнению Константина Цукермана, целиком или преимущественно римским.

Исследователь Александр Айбабин уточнил, что «баллистариев», направленных во второй половине IV в. н. э. в Херсонес, передислоцировали сюда из Фракии [1].

Константин Цукерман счел, что допускать возможность существования постоянного подразделения баллистариев в Херсонесе, укомплектованного из местных жителей, это «все равно, что вообразить себе ополчение ракетчиков» [115].

Марк Щукин возразил Константину Цукерману: «Достаточно и нескольких толковых командиров и инструкторов, чтобы научить новобранцев нажимать нужные кнопки. Моджахеды, не заканчивавшие военных училищ, прекрасно справляются со „стингерами“ и иной современной техникой. О наличии в Херсонесе в эпоху тетрархии (293–313 г. н. э — Прим. авт.) вексиляций I Италийского и II Геркулианского легионов свидетельствуют и надписи, исследуемые самим Цукерманом. Инструкторы были, а вот достаточного количества сил для крупномасштабных операций против Боспора, очевидно, не было, приходилось привлекать херсонесское ополчение» [123].

Косвенно версию о наличии потомственных херсонесских стрелков-хироволистрщиков подтверждает факт существования в 457–458 гг. н. э. в Херсонесе отряда «верных баллистариев».

Если такой отряд действительно был в начале III в. н. э., то, вероятно, он повлиял и на другие победы херсонесских войск.

Например, на описанные в той же Главе 53 трактата «Об управлении империей». Якобы внук того Савромата, который дошел до Малой Азии во времена Диоклетиана, и тоже по имени Савромат, затеял реванш за дедовский проигрыш. Херсонеситы, согласно Главе 53, сразились с войском Савромата в окрестностях Феодосии, победили и, в итоге, херсонесско-боспорская граница передвинулась в пользу Херсонеса, установившись в районе современного города Феодосия. «Сам Савромат и оставшиеся у него люди принесли клятву, что никогда они не переступят ради войны установленные меж ними границы, но что каждая из стран владеет собственными местами, начиная от обозначенных пределов. Затем Савромат ушел в Боспор, а херсониты — к себе» [53].

Через некоторое время еще один Савромат, собрав воинов из окрестностей Азовского моря, начал войну с Херсонесом, требуя перенести границу туда, где она была до предыдущей войны. Херсонеситов возглавлял (как утверждает трактат) Фарнак, сын Фарнака. Оба войска сошлись возле Феодосии.

Из того же трактата: «Встали обе стороны на горах. Савромат, будучи велик ростом, был уверен в себе, бахвалился, понося херсонитов и полагаясь также на бесчисленное множество находившихся с ним. А Фарнак был мал ростом по сравнению с Савроматом и, видя толпу Савромата, порешил со своим войском, что он один сразится с Савроматом и не погубит бесчисленное множество людей. Итак, когда это решение было вынесено, Фарнак заявляет полчищу Савромата, говоря: „Какая надобность в том, чтобы произошла гибель такой толпы? Ведь не вы по собственному почину обратились к войне, а Савромат побудил вас. Посему возжелайте принудить его на поединок со мной, и если я с богом одолею его, вы уйдете в свои места без ущерба, а он сам и его город подчинятся мне; а если он одолеет меня, вы также уйдете в свои места, а он вступит в мои“. Толпа савроматов, с удовольствием приняв это, побудила Савромата на поединок с Фарнаком. Итак, Савромат, зная, что Фарнак очень мал ростом, а он сам весьма велик, возрадовался этому, уверенный в своей силе и в доспехах, которыми пользовался, будучи защищен [ими]. Когда так было решено, Фарнак говорит своему войску: „Когда я отправлюсь с богом на поединок и вы увидите, что спина Савромата обращена к вам, а лицо — к своим людям, у меня же мое лицо — к вам, а моя спина — к врагам, все вы исторгните один крик, произнеся единственно: „А! а!“ и не повторяйте крика“. Итак, когда оба отправились для поединка на равнину и поменялись местами так, что, когда Фарнак оказался на стороне Савромата, а Савромат — на стороне Фарнака, войско Фарнака издало единый крик: „А! а!“ Савромат же, услышав этот звук, обернулся, стремясь узнать, что за крик случился в войске Фарнака. Когда Савромат повернул лицо назад, приоткрылась немного пластина его шлема, и Фарнак, тотчас подскакав, ударил копьем Савромата и убил его. Когда Савромат упал, Фарнак, сойдя с коня, отрубил ему голову» [53].

После чего, отпустив воинов Приазовья, Фарнак взял в плен боспоритов, причем большинство из них вскоре тоже отпустил. Однако границы Боспорского царства передвинул в свою пользу так, что оставил боспоритам всего 60 км крымской земли. Новая граница была столь мощно демаркирована херсонеситами, что пограничные столбы оставались заметными даже спустя несколько веков.

Валерий Сидоренко датирует войну, события которой легли в основу вышеупомянутой части трактата Константина Багрянородного, 328/9 годами [51].

В этой красивой легенде слишком много загадок. Наука не имеет достоверных, бесспорных свидетельств о том, был ли хоть один царь Савромат в конце III–IV веке. Известны лишь цари Фофорс (286–309 гг.), Радамсад (308–318 гг.) и Рескупорид VI (318—342 гг.).

Фарнак, сын Фарнака, — тоже фигура, в существование которой почти так же трудно поверить, как в реальность толкиеновского Арагорна, сына Араторна. Дело в том, что в известных археологам надписях первых веков н. э. имя Фарнак широко распространено на землях Боспорского царства, но практически не встречается в памятниках Херсонеса и Северо-Западного Причерноморья. Хотя совсем исключать существование такого херсонесского полководца тоже нельзя.

Можно предположить, что прототипами этих царей Савроматов из трактата «Об управлении империей» послужили некие предводители варваров, игравшие роль фактических правителей при номинальной власти боспорских царей. То есть, монету чеканили от имени одних, а «серыми кардиналами» и главнокомандующими, обладателями реальной власти, были на Боспоре другие — вожди приазовских ираноязычных племен.

На рубежах Византии

Гунны и Крым

Между 369 и 375 гг. н. э. на Дунае появилась орда невиданных кочевников — гунну. От китайских границ они несколько веков перемещались на запад.

Описание, сделанное историком Иорданом в VI в., довольно типично для восприятия гуннов европейцами позднеантичного времени: «Взъярилось на готов племя гуннов, самое страшное из всех своей дикостью <…> малорослое, отвратительное и сухопарое, живущее среди болот. <…> Может быть, они побеждали не столько войной, сколько внушая величайший ужас своим страшным видом, они обращали в бегство, потому что их образ пугал своей чернотой, походя не на лицо, а, если можно так сказать, на безобразный комок с дырами вместо глаз. Их свирепая наружность выдает жестокость их духа <…> детям мужского пола они рассекают щеки железом, чтобы, раньше чем воспринять питание молоком, попробовали они испытание раной. Потому стареют они безбородыми. <…> Ростом они невелики, но быстры проворством своих движений и чрезвычайно склонны к верховой езде; они широки в плечах, ловки в стрельбе из лука и всегда горделиво выпрямлены благодаря крепости шеи. При человеческом обличии живут они в звериной дикости» [43].

В общем, что-то вроде восставших из ада.

Другие авторы, описывая гуннов со схожим ужасом и отвращением, обращают особое внимание на то, что эти дикари — лучшие в мире наездники, почти сросшиеся в одно целое со своими маленькими, но выносливыми и быстроногими лошадьми.

Тюркоязычные кочевники гунны стали бичом и кошмаром для алан (живших на землях, которые ныне располагаются на Кубани и на территории Восточной Украины), для разноплеменных жителей Центральной Европы и некоторых других регионов до середины V в. н. эры. Да и после того гунны не сразу сошли с исторической арены в Европе.

Историки вот уже много веков спорят о том, как же удалось гуннам и разгромить могущественное разноплеменное объединение, возглавлявшееся готами, и крушить воинственных алан и сотни других народов, и римские легионы, и создать сверхдержаву на территории от Волги до Рейна.

Много пишут о чудодейственных свойствах гуннского лука — очень дальнобойного, благодаря накладкам из кости и рогов животных. Выдающийся полководец V в. Флавий Аэций даже принял гуннский лук на вооружение римской армии. Но аланам был известен такой лук задолго до 375 г. н. эры. Писали, что гунны прикрепляли к стрелам специальные свистульки, издававшие устрашающие звуки в полете. Но археологи не обнаружили такие стрелы.

Стальные мечи у гуннов были трофейные или покупные, владели они ими не так уж хорошо. Более привычным и распространенным оружием ближнего боя гуннов был аркан. Использовали также небольшие щиты. В гуннской тактике битв — тоже ничего особенного. Обычная для кочевников Великой Степи атака лавой, наскок с осыпанием противника стрелами и стремительное отступление, для перегруппировки и нового наскока.

Распространено также мнение, что гунны взяли своих европейских врагов на испуг, поразили монголоидными лицами, экзотической одеждой, свойственной самым бедным из дальневосточных кочевников. Но сарматам Приазовья монголоиды были не в новинку. Вещи, изготовленные в Китае, встречаются в погребениях сарматских воинов Северного Причерноморья задолго до 375 года, да и некоторые группы гуннов прибыли в причерноморские степи, вероятно, тоже на пару столетий раньше.

В римской армии, как и во многих противостоявших ей группировках, служили люди многих цветов кожи, антропологических типов. Но они не вызывали паники, даже отдаленно напоминавшей панику при появлении гуннов в причерноморских степях и в Придунавье.

Численное превосходство тоже было не на стороне гуннов. Их погребения сравнительно немногочисленны.

Остаются два основных фактора, позволяющих рационально объяснить, почему гунны быстро дошли до Рейна. Вот эти предположения.

Успех в завоевании алан Прикубанья и Таманского полуострова. Гунны были хоть и незначительно, но все же более умелыми, выносливыми всадниками, чем население этого региона, включая алан, и более меткими стрелками. Скорость передвижения гуннского войска была наверняка выше, чем аланского. Племена, населявшие Прикубанье, были, вероятно, пестрыми в этническом отношении, находились в сложных отношениях друг с другом, что позволило гуннам быстро заполучить этот трамплин — азиатскую часть Керченского пролива.

Гунны около 370 г. н. э. переправились через Керченский пролив на Крымский полуостров не зимой по льду, как это иногда проделывали армии в более древние времена, а в теплое время года. По некоторым сведениям, пролив в том году стал мелководнее, чем обычно. Стремительно пройдя степную часть Крыма, гунны вышли через Перекоп на север, в тыл Винитарию, королю остготов. Винитарий ожидал подхода гуннов на р. Дон. Но после их крымского маневра, вынужден был идти с войском в Нижнее Поднепровье. Авторитетный, но престарелый и страдавший от раны готский король Германарих умер в 375 г., среди племен огромного готского объединения распространились разброд и шатание. Удары гуннов просто усилили центробежные силы государства Германариха. В степях Северного Причерноморья началась паника, распространился безотчетный ужас.

Некоторые современные авторы видят тут нечто еще, кроме или вместо рациональных причин. Как выразился современный исследователь Марк Щукин о гуннском нашествии: «Почему прославленные в боях и бесстрашные воины — готы, вандалы, бургунды, герулы, аланы — вдруг устремляются на запад, навсегда покидая уже освоенные земли, и ищут спасения в пределах Империи? Признаться, на эти вопросы пока нет ответа. <…> Причины и механизм не совсем ясны. Загадочное космическое излучение? Климатические перемены? Чем вызван этот „климакс“ Европы? Гунны гуннами, но только их появлением, даже неожиданным, это уникальное явление в истории человечества, которое получило название Великого переселения народов, не объяснишь. <…> События полностью выходят из-под контроля людей, претендующих на осуществление этого контроля и, казалось бы, обладающих властью и способностью делать это» [123].

Двигаясь на запад, разбивая войско за войском, гунны покоряли и присоединяли к своей орде многие варварские народы. Все шло, в общем-то, как задумал когда-то пантикапейский мечтатель Митридат Великий. Ведь он так хотел возглавить подобный поход против Римской империи в I в. до н. эры! Гуннам в первое время даже не пришлось собственноручно громить римские легионы. Это сделали за них готы и другие варварские племена, в панике бежавшие на территорию Римской империи от гуннов, но вступившие в конфликт с имперской администрацией и разбившие сгоряча армию императора Валента. Император погиб в этой битве в 378 году.

Вихрем пронесясь через Крым, гунны без напряжения разгромили Боспорское царство, ослабевшее после херсонесско-боспорских войн. Большинство поселений на Керченском полуострове были разрушены в последней трети IV в. н. эры. Возможно, разрушения были произведены даже не собственно гуннами, а вследствие «гражданских беспорядков» — восстаний, мародерства, всяческих междоусобиц. Ираноязычное и германоязычное население степного Крыма и предгорий ушло, частично, вместе с гуннами на завоевание Европы, а частично подалось в Горный Крым, подальше от свирепых пришельцев.

Римляне смогли перехватить инициативу только через долгие десятилетия. В 451 г. они и их союзники-варвары разбили армию Аттилы на Каталаунских полях (ныне — во Франции). Гуннский вождь Аттила умер, а его империя рассыпалась за несколько лет.

Недобитые группы гуннов вернулись из Центральной Европы в степи Северного Причерноморья и Крыма в третьей четверти V в. н. э., и поселились тут. Готам и аланам Крыма пришлось из-за этого еще больше потесниться, и они отошли глубже в горы и южнее, сосредоточившись на р. Черная и на Южном берегу Крыма (в частности, на мысе Ай-Тодор), а также в районе горы Чатыр-Даг.

В эту эпоху начала восходить звезда Византии — преемницы Великого Рима. Вобще-то, название «Византия» придумали историки. Сами жители этого величественного осколка древней Римской империи называли себя ромеями, т. е. римлянами, хотя город Рим большую часть византийской истории был далекой заграницей для константинопольских ромеев.

В первой половине VI в. население Херсонеса и возродившихся городов Керченского полуострова признало над собой власть византийских императоров. Гунны в этот период жили по соседству с городом Боспор (бывший Пантикапей, современная Керчь).

Историк VI в. Иоанн Малала оставил достаточно достоверные свидетельства об одном из ярких эпизодов боспорской политики своего времени.

К византийскому императору Юстиниану I (правил в 527–565 гг.) прибыл Грод — гуннский вождь, — с просьбой о крещении. Император лично крестил, щедро одарил Грода и отправил в город Боспор. Вместе с Гродом туда отправился и отряд византийских войск во главе с трибуном Далмацием. Миссия Далмация: охранять город Боспор, а с гуннов собрать дань (быками). Грод поехал на свою территорию, находившуюся где-то рядом с городом Боспором, крестил своих подданных и велел переплавить идолов, поскольку идолы были не деревянные, как в Киеве времен Владимира Святославича, а электровые (сплав золота с серебром) и серебряные.

Заполучив драгметаллы в солидном количестве, Грод в Боспоре отчеканил из них монеты — милиарисии.

И в античную эпоху, и в Средние века правители часто занимались порчей монеты, чтобы подправить свои дела. Суть фокуса проста. Монета официально считается содержащей определенную массу чистого серебра, но на практике монетный двор, с санкции государя, уменьшает содержание серебра, подмешивая недрагоценные или менее драгоценные металлы в сплав. Например, налоги собираются высокопробными монетами, а выплаты солдатам и купцам при госзакупках делаются такими же с виду монетами, но уже нового выпуска — меньшей пробы. «Сэкономленный» драгметалл идет в казну или в карман правителя, что зачастую одно и тоже.

Грод раздал монеты взамен переплавленных идолов. Очевидно, при этом обманул соплеменников. Жрецы (вероятно, недовольные христианизацией) воспользовались таким веским поводом и подняли восстание. Грода повстанцы зарубили. Затем пошли на город и, перебив гарнизон, устроили в Боспоре погром. Восстание гуннов охватило и азиатский берег пролива. На Таманском полуострове разрушили города Кепы и Фанагорию. Юстиниан послал морем карательный отряд «скифов», под командованием Иоанна, комита устьев Понта Эвксинского. По суше туда же, на Боспор, двинулся по императорскому приказу большой отряд «скифов и готов», возглавляемый полководцем Бадурием. Гунны не стали дожидаться подхода этих войск и отступили на Запад, вскоре начав атаки на балканские границы Византии. Боспор снова стал византийским владением.

Вышеописанное восстание произошло, по разным данным, в 527–528 гг. либо в 533–544 годах.

«Пещерные» города в огне. Крымская борьба Византии с тюрками и хазарами

Византийский чиновник и историк, участник многих исторических событий VI в. Прокопий Кесарийский в трактате «О постройках» описал достижения знаменитого императора Юстиниана I, в том числе оставил любопытное сообщение о Крыме:

«Что касается городов Боспора и Херсона, <…> то застав их стены в совершенно разрушенном состоянии, он сделал их замечательно красивыми и крепкими. Он воздвиг там и два укрепления, так называемое Алуста и в Горзубитах. Особенно он укрепил стенами Боспор, с давних пор этот город стал варварским и находился под властью гуннов; император вернул его под власть римлян.

Здесь же, на этом побережье, живут готы, которые не последовали за Теодорихом, направляющимся в Италию. Они добровольно остались здесь и в мое еще время (вероятно, в 20–40-е гг. VI в. — Прим. авт.) были в союзе с римлянами, отправляясь вместе с ними в поход, когда римляне шли на своих врагов, всякий раз, когда императору было это угодно.

Они достигают численностью населения до трех тысяч бойцов, в военном деле они и превосходны, и в земледелии, которым они занимаются, собственными руками, они достаточно искусны; гостеприимны они больше всех людей.

Сама область Дори лежит на возвышенности, но она не камениста и не суха, напротив, земля очень хороша и приносит самые лучшие плоды… Так как оказалось, что их местность легко доступна для нападения врагов, то император укрепил все места, где можно вступить, длинными стенами и таким образом отстранил от готов беспокойство о вторжении в их страну врагов» [87].

Историки уже много десятилетий ломают копья в дискуссиях о том, где же находилась «область Дори» из вышеупомянутого текста. Некоторыми современными исследователями высказывались мнения о локализации страны Дори в долине р. Черная, т. е. в Инкерманской, с выходом к морю; в Байдарской долине; и, конечно же, в районе знаменитой горы Мангуп (ныне — на территории Бахчисарайского р-на) [51]. Большинство историков сходится в одном: страна Дори находилась в Юго-Западном Крыму (за исключением собственно города Херсонеса). Но занимала ли она весь этот район Крыма или только отдельный участок (участки) — это остается предметом дискуссии, как и этнический состав населения. Очень вероятно, что готы были лишь самой влиятельной, военно-политической частью этого населения, верхушкой пестрого, ирано- и германоязычного союза варваров. Этих варваров константинопольские императоры и херсонесские администраторы усиленно привлекали на службу, поощряли их расселение на подступах к Херсонесу и другим своим опорным пунктам (Алустон-Алушта, Горзувиты-Гурзуф) на крымском полуострове.

Ситуацию могли бы прояснить «длинные стены», которые якобы построил Юстиниан I для защиты Дори. Но эти стены являются самой большой загадкой процитированного сообщения Прокопия. Археологи знают множество стен в Крыму, которые можно датировать временами Юстиниана I. В том числе, на Мангупе и Чуфут-Кале, и еще несколько стен в Юго-Западном Крыму. Самый длинный участок обнаружен в Каралезской балке возле горы Мангуп, эта мощная стена перегораживала долину. Но ее длина — всего 150 метров. Не очень тянет на звание «длинной».

Во второй половине VI в. на жителей Крыма свалилась новая напасть. Громадная евразийская степь, раскинувшаяся от Дуная до Алтая, породила новый могучий племенной союз — Тюркский каганат. Это государство кочевых тюркоязычных племен, включавшее в себя и многие оседлые народы, господствовало на территории, размеры которой даже не снились тогдашним европейским монархам: от Черного моря на западе и почти до Тихого океана на востоке. Шелковый путь оказался в их руках. Столкновение тюрков с Византией стало неизбежным.

В 576 г. войско тюркского хана переправилось через Керченский пролив и разорило боспорские города, овладело степной частью Крыма. В 581 г. тюрки осадили Херсонес, к тому времени называвшийся уже Херсоном. Но междоусобицы в Тюркском каганате заставили это войско уйти из Крыма в полном или почти в полном составе. Уже в 590 г. Византия восстановила контроль над Боспором.

В VII в. булгары — одно из тюркских племен — разделились на несколько частей, судьбы которых сложились очень по-разному. Одна часть основала первое болгарское царство, наследником которого является современная Болгария. Другая часть основала Волжскую Булгарию, от которой ведет свою историю Татарстан, входящий в Российскую Федерацию. Некоторые булгары отправились в Италию и Баварию. Еще одна часть расселилась в причерноморских степях, вторглась в Крым и заняла предгорья в Центральном и Восточном Крыму. Но ни болгарское, ни булгарское государство в Крыму не образовалось.

Примерно в это же время Крымом вплотную заинтересовались хазары — племя, выделившееся из Тюркского каганата, заключившее союз с одним из самых влиятельных тюркских родов и сформировавшее новое мощное государство — Хазарский каганат. Причерноморские булгары признали власть хазар. Большая часть степных районов и предгорий Крыма вошла в состав Хазарского каганата не позднее VII века.

Крым в эту эпоху наполнился ирано- и тюркоязычными пришельцами. Они переходили от кочевого к оседлому образу жизни, селились на руинах античных городов Восточного Крыма, основывали и новые поселения.

Экспансия хазар на Крымском полуострове упёрлась в Горный Крым, с его готским анклавом.

В начале VIII в. свергнутый с престола и сосланный в Крым византийский император Юстиниан II бежал от своих надзирателей к верным готам. Через жителей области Дори он добрался до хазарского кагана и поселился на Таманском полуострове. Но византийские агенты покушались там на его жизнь, и Юстиниан II обратился за помощью к хану дунайских болгар Тервелу. В союзе с Тервелом, Юстиниан II вернул себе императорскую власть, а воцарившись в Константинополе, начал мстить всем, кто недостаточно поддержал его в трудные времена. Гнев этого императора, известного своей жестокостью, обрушился и на херсонитов, для их наказания было отправлено византийское войско. Правители крымской готской области, или Готии, не стали дожидаться аналогичных репресссий. Вероятно, боясь «зачистки» своих горных селений войсками империи, они вступили в переговоры с Хазарией. Подробности неизвестны, но в 710 г. хазарское войско заняло Мангуп (в Житии Св. Иоанна Готского столица Готии называется Доросом, это и был Мангуп. — Прим. авт.) и поставило здесь гарнизон.

Жители Готии были христианами, и уже хотя бы по этой причине оказались не в восторге от новой власти. К тому же, край населяли люди, для многих из которых в течение нескольких поколений основным профессиональным занятием была война. Вероятно, были и какие-то другие причины, заставившие местное население в 787 г. поднять антихазарское восстание. Причем в восстании приняли участие верховный правитель, вся элита и вообще большинство населения «области Доро». Восставшие смогли изгнать хазарский гарнизон, но в конце концов проиграли войну. Хазары захватили в плен епископа Иоанна и взяли под контроль горные перевалы.

По данным археологов, с этими сбытиями связано уничтожение оборонительных сооружений города, известного ныне как городище Эски-Кермен (недалеко от с. Красный Мак, Бахчисарайского района). Данное поселение находилось всего в 7 км от Мангупа, на невысоком плато с обрывистыми склонами. К городским воротам вела тремя зигзагами-маршами дорога, сохранившаяся по сей день. Выступ стены перед главными воротами огибала передовая стена. Между нею и обрывом находилось еще несколько ворот. Над главными воротами была башня, а в обе стороны от башни, по краю плато, тянулись крепостные стены, упиравшиеся на западе и на востоке в боевые пещеры. Башня и все эти стены были разрушены — скорее всего, в последней четверти VIII века.

Одним из важнейших оборонительных сооружений Эски-Кермена являлся осадный колодец. У края обрыва строители вырубили шестимаршевую лестницу, с несколькими окнами; 95 ступеней переходят в галерею длиной около 10 метров. Атмосферная влага конденсировалась на стенах этой пещеры, здесь накапливалось до 70 кубометров воды.

В межвоенные периоды население Эски-Кермена пользовалось водопроводом, построенным из керамических труб. Этот водопровод доставлял воду от родников, находившихся в 4 км от крепости.

В основании оборонительной стены делались «постели» — вырубленные в скальной толще желоба, двумя параллельными линиями. В эти «постели» укладывались массивные тесаные блоки известняка, служившие облицовкой стены. Внутреннюю часть стены составляла забутовка из мелких камней, залитых известковым раствором. Стена Эски-Кермена достигала высоты 2,8 м — при этом, она располагалась на отвесном обрыве. За линию обороны восточного обрыва выступают скалистые мысы, которые были превращены в башни: вырубленные в этих мысах пещеры с бойницами позволяли защитникам вести перекрестный прицельный обстрел зоны, находившейся непосредственно под обрывом. Маленькие бойницы предназначались для стрельбы из луков. Большие бойницы — для бросания камней. На верхних площадках крепости были размещены камнеметательные машины; археологи обнаружили круглые каменные ядра.

Войдя в состав Хазарии, крымские готы сохранили Готскую епархию. Верховный светский владыка Готии сидел в хазарской столице Итиль в устье Волги, а церковный — в Константинополе. Готская епархия, ставшая даже Готской митрополией, была частью Константинопольской патриархии. Таким образом, Готия стала своеобразной буферной зоной между Византийской империей и Хазарским каганатом.

Первые десятилетия владычества хазар, по всей видимости, были периодом стабильности, относительной безопасности и оживленной торговли в Крыму. На полуостров мигрировали не только тюрко- и ирано-язычные степняки с Дона, Кубани, Приазовья, но и некоторые жители византийских земель Малой Азии. В VIII — начале IX вв. в Крыму произошел, можно сказать, «демографический взрыв». Например, в одних только Отузской (в районе современного поселка Щебетовка) и Коктебельской долинах во второй четверти VIII в. возникли 15 (!) поселений выходцев из Византии.

С принятием иудаизма хазарскими правителями, в Крым стали переселяться евреи из христианских и мусульманских стран.

Весь Южный берег Крыма был под контролем хазар и активно заселялся — преимущественно, греками. В Восточном Крыму селилось много выходцев из степных владений Хазарского каганата, носителей салтово-маяцкой археологической культуры.

В этот период этническая картина была, пожалуй, самой пестрой за всю историю Крымского полуострова. Целые кварталы хазарских городов заселились евреями. В Крыму проживали потомки сарматов (в том числе, самой известной их крымской части — алан), тавров, скифов, греков, гуннов, булгар, готов, фракийцев. Некоторые группы образовывали поселения по этническому признаку и держались обособленно, другие перемешивались с иноплеменниками, ассимилировались, быстро перенимали чужие обычаи, одежду, язык. Сложность этой этнической мозаики Крыма не уступала самым изощренным произведениям мозаичного искусства, которыми славились храмы Византии.

Крымчан атакуют со всех сторон

В первой трети IX в. Хазарский каганат испытывал большие внутри- и внешнеполитические проблемы, его контроль над Крымом ослабился. Каганат обратился даже за помощью к Византии. Примерно с 833 г. Херсон (бывший Херсонес) с окрестностями вошел непосредственно в состав Византийской империи, на территории от нижнего течения р. Альма и до Алупки была создана «фема» (военно-административый округ) во главе со стратигом. В последующие годы Херсонская фема часто называлась Климатами или Готскими климатами. Воины получали право пользоваться сельскохозяйственными землями в феме, а за это несли военную службу. Территорию фемы время от времени атаковали отряды булгар и других племен.

В горах и предгорьях Крыма в IX — X вв. стали во множестве создаваться маленькие укрепления. Татары Крымского ханства впоследствии звали эти многочисленные древние башни и стены исарами. В основном, такие крепости устраивались с минимальным применением строительных работ и с максимальным использованием преимуществ местности — на скалах, удобных для обороны. Но были и полноценные высокие башни-донжоны, и высокие крепкие стены. Возведение крепостей свидетельствует о возросшей военной опасности. С некоторой натяжкой, ситуацию в Крыму можно охарактеризовать как «войну всех против всех». Наиболее вероятные факторы военных конфликтов этого периода:

— прекращение явного доминирования одной силы на полуострове (в середине VIII в. ею был Хазарский каганат), вялотекущая борьба между византийцами и хазарами за Южный берег Крыма;

— увеличение плотности населения, повлекшее конфликты за ресурсы: сельскохозяйственные угодья, удобные укрепления и источники воды;

— чрезвычайная этнокультурная и конфессиональная пестрота населения;

— формирование феодальных отношений, укрепление власти отдельных воинственных родов на местах, борьба этих родов с местным населением и с жителями соседних владений, а также с грабительскими вторжениями из отдаленных областей; для этого понадобилось создание замков;

— приход новой волны тюркских завоевателей — печенегов — в Крым, в конце IX в.; разорение степных поселений и вытеснение их жителей в горы;

— появление новых пиратов Черного моря — скандинавско-славянских отрядов.

В IX в. пираты и торговцы Балтики — варяги, преимущественно скандинавского происхождения, — освоили военно-торговый путь из Варяг в Греки. На своих знаменитых ладьях балтийские викинги продвигались все дальше на юг, спускались вниз по течению Днепра и торговали со славянскими, хазарскими, византийскими поселениями. А при случае, просто грабили их. Попутно привлекали иногда в свои дружины и наиболее перспективных воинов из местного населения. Военные отряды варягов-русов включали в себя и скандинавских, и славянских воинов. В X в. нападения таких пиратов на прибрежные черноморские, в том числе на крымские города, стали довольно частыми, чему особенно способствовал развал Хазарского каганата. Киевский князь Святослав разгромил Хазарский каганат и осуществил поход на Херсон. Но самое знаменитое, с самыми крупными политическими и культурными последствиями, нападение русов на Крым произошло в 988 году.

Крымский поход Владимира Святославича был частью крупных политических событий. В 987 г. в Византии произошел большой мятеж. Главнокомандующий восточной византийской армии Варда Фока объявил себя императором, и его власть признали многие территории империи. Тогда законный император Василий II попросил помощи у киевского князя. Был заключен договор: Владимир Святославич отправит 6-тысячное войско, а также примет христианство вместе со всем своим народом, взамен же получит сестру императора Василия Анну в жены.

Весной 988 г. армия приверженцев Василия, совместно с этим 6-тысячным корпусом русов, разбила армию мятежников. Но Василий стал затягивать выполнение своих обязательств. Выдавать сестру за варвара было для него унизительным делом. Владимир в ответ надавил очень резко: захватил и разорил Херсон (Корсунь).

Данная Корсуньская военная операция заняла от 6 до 9 месяцев. Владимир с войском скандинавов, славян и булгар подошел к городу на ладьях, с моря, как это обычно делали его предки при нападениях на черноморские города. Возможно, союзные всадники-булгары прибыли к Херсону сушей, а не на кораблях Владимира. Херсон в ту эпоху был хорошо укреплен: толщина стен до 4 м, высота — до 10 метров. Около 30 башен, высотой до 10—12 метров. Помимо основного оборонительного периметра, на южном направлении находилась и еще одна, вспомогательная стена, находившаяся перед основной. Взять Херсон штурмом с ходу не удалось, гарнизон отбился. Наиболее подходящим способом овладения была осада. Выглядит довольно-таки правдоподобным рассказ автора нижеследующего фрагмента «Повести временных лет», хоть и невозможно его проверить:

«В лето 6496 пошёл Владимир с войском на Корсунь, город греческий, и затворились корсуняне в городе. И стал Владимир на той стороне города у пристани, в расстоянии полета стрелы от города, и сражались крепко из города. Владимир же осадил город. Люди в городе стали изнемогать, и сказал Владимир горожанам: „Если не сдадитесь, то простою и три года“. Они же не послушались его, Владимир же, изготовив войско свое, приказал присыпать насыпь к городским стенам. И когда насыпали, они, корсунцы, подкопав стену городскую, выкрадывали подсыпанную землю, и носили её себе в город, и ссыпали посреди города. Воины же присыпали еще больше, и Владимир стоял. И вот некий муж корсунянин, именем Анастас, пустил стрелу, написав на ней: „Перекопай и перейми воду, идет она по трубам из колодцев, которые за тобою с востока“. Владимир же, услышав об этом, посмотрел на небо и сказал: „Если сбудется это, — сам крещусь!“ И тотчас же повелел копать наперерез трубам и перенял воду. Люди изнемогли от жажды и сдались» [85].

Анастас, кстати, — реальное лицо, в будущем крупный сподвижник Владимира Святославича, управлял церковными делами, выполнял сложные поручения государственного масштаба. Впрочем, по версии другой летописи, предательскую стрелу пустил некий варяг.

Если Владимир действительно перерезал водопровод, то это, само по себе, не обрекало жителей Херсона на смерть от жажды, так как в городе имелись и другие источники воды — находившиеся вне досягаемости осаждающих. Но воды все же стало меньше и, скорее всего, голод тоже допекал, да и держать оборону на стенах протяженностью около 3 км было изнурительным занятием в летнюю крымскую жару. Очевидно, перекрытие водопровода стало последней каплей в чаше терпения херсонцев.

Взяв Херсон, Владимир разорил город, вывез церковные реликвии, множество других ценных предметов и даже некоторые крупные статуи. В Константинополь Владимир отправил угрозу, что если не будет свадьбы, то он устроит с имперской столицей повторение херсонских событий. В общем, сделал предложение, от которого невозможно отказаться. Василию ничего не оставалось, как согласиться. По возвращении из византийской столицы в Киев, князь Владимир решительными мерами, в массовом порядке, окрестил Русь. И тем самым предопределил историю восточных славян на тысячу лет вперед.

В XI в. крымскими степями овладели половцы (кипчаки) — очередная могучая группа тюркоязычных кочевников. Половцы вытеснили печенегов и осложнили доступ отрядам Киевской Руси к Черноморскому побережью. На берегах Керченского пролива, правда, существовало Тмутараканское княжество, контролировавшееся князьями русов. Но в XII в. его военное влияние на Крым было, очевидно, незначительным. Главным крымским городом половцев стала Сугдея (Судак), формально оставаясь, однако, владением Византии.

В 1204 г. крестоносцы захватили Константинополь, и византийская власть в Крыму закончилась даже номинально. На крымское наследство Византийской империи претендовали два малоазиатских государства.

Одно из них — Конийский султанат турок-сельджуков — даже отправило в 1220-е гг. из Синопа морскую военную экспедицию для захвата Сугдеи (Судака). Поводом послужила жалоба купцов, которых ограбили в Керченском проливе. Поход возглавил эмир Супан (Чобан). Сельджуки высадились на крымском берегу и осадили Сугдею. Осажденные собрали выкуп и отправили гонцов за помощью к половцам и тмутараканцам. Союзники действовали несогласованно. Половцы подошли первыми и были разбиты у стен города. Подошедшие позднее, воины Тмутаракани вступили в переговоры. Получив от сельджуков ценные подарки, тмутараканцы не стали воевать, и Сугдея была разграблена. Сельджуки поставили в городе свой гарнизон. Они также опустошили окрестности Херсона, пытались закрепиться на Южном берегу Крыма.

Но с востока к Черному морю уже подошли тумены Чингисхана.

На рубежах Улуса Джучи

Новые игроки в Крыму: монголы и генуэзцы

Сформировавшись в верховьях р. Амур, монгольский племенной союз стал к началу XIII в. ядром могучей империи Чингисхана. Покорив китайскую империю Цзинь, разгромив государства Средней Азии и Кавказа, монгольское войско под руководством Джэбэ и Субэдэя вступило в борьбу с половцами. Монгольский этнос являлся генетически родственным с тюркскими, много общего было и в образе жизни. По мере того, как расширялась Монгольская империя, многие покоренные кочевые тюркские племена начинали называть и себя монголами. Добравшись до Северного Кавказа, монгольские полководцы столкнулись с сильным сопротивлением Алании (государственного образования алан), действовавшей в союзе с половцами. Монголы применили тактику «разделяй и властвуй». Половцам они заявили: мы с вами одного рода, зачем же нам ссориться? Аргументы были подкреплены ценными подарками. Половцы купились, прекратили войну и разошлись по домам. Оставшись без половецкой поддержки, аланы были разгромлены. Справившись с аланами, монголы немедленно взялись громить половцев. В 1223 г. половецкие ханы Юрий Кончакович и Данила Кобякович (родственники князей Киевской Руси) погибли в этой борьбе, остатки их орд отошли в степи между Днепром и Днестром.

В 1223 г. монголы произвели в Крыму разведку боем, появились у стен Сугдеи (ныне — г. Судак), пребывавшей до этого под половецким контролем. Разорили город и его окрестности. Но очень скоро, в том же году, ушли из Крыма.

В 1236–1242 гг. монголы провели Великий западный поход, в результате которого сокрушили княжества Руси, разбили множество войск других европейских государств и вышли к Адриатическому морю. В этом походе, в конце 1230-х гг., они добили в степях Приазовья и Причерноморья алан и половцев. По некоторым предположениям, в Крыму из степей к приморским поселениям был такой наплыв половецких беженцев, что начался голод и, как следствие, каннибализм.

В конце 1239 г. отряды во главе с Бучеком, выдающимся полководцем монголов и внуком Чингисхана, а также Шибаном, тоже внуком Чингисхана, и Бури, правнуком Чингисхана, взяли и разорили Сугдею. Год спустя, кстати, Шибан и Бури участвовали во взятии Киева.

Наследник Чингисхана, правитель всех завоеванных монголами земель, Угэдэй, умер в конце 1241 года. В связи с этим, Великий западный поход был прекращен. Внук Чингисхана Батый отказался присягнуть новому верховному правителю империи монголов Гуюку, обосновался в низовьях Волги и приступил к созданию автономного государственного образования, которое во второй половине XIII в. стало и вовсе независимым государством.

Страна, созданная Батыем, получила в российской историографии название Золотая Орда. Еще одно название, распространенное у современных историков, — Улус Джучи, то есть государство потомков Джучи — сына Чингисхана. Сами монголы называли его Улу Улус (Великое государство — в переводе с тюркского). Территория этого государства джучидов, Улуса Джучи, простиралась от сибирской реки Иртыш и южных предгорий Алтая, через Приаралье и северные части Средней Азии, через приазовские и причерноморские степи до низовьев Дуная. Непосредственно в границы Улуса Джучи включались земли покоренных степняков, а покоренные жители предгорий, гор, лесостепей и лесов сохраняли автономию, став данниками. В частности, Волжская Булгария и княжества бывшей Киевской Руси платили дань правителю Улуса Джучи.

Платили и жители прибрежных восточнокрымских поселений. В конце мая 1253 г. посланец французского короля Гильом (Вильгельм) де Рубрук прибыл в город, который европейцы в XIII в. стали именовать Солдайей (бывшая Сугдея), и обнаружил, что «начальники отправились зимою к Батыю с данью и еще не вернулись».

Хотя основным массивом земель этой сверхдержавы были степи, населенные кочевниками, здесь расцвели торговля и ремесла. Между регионами Улуса Джучи было регулярное почтовое сообщение, велась монетная чеканка. На месте заброшенного поселения античных времен появился город, который европейские купцы знали как Солхат, а ордынцы — как Кырым (ныне — г. Старый Крым). В гирлах Днестра и Дуная и в низовьях Южного Буга и Ингула, как и во многих других областях Улуса Джучи, развивались полосы оседлости, рождались и крепли города. Частью этих процессов стало, например, появление крупных центров международной торговли в Аккермане (ныне — г. Белгород-Днестровский, Одесской обл.) и Килии (ныне — в Одесской обл.). В условиях жестокого правления непобедимых монголов, выданная путешественнику охранная грамота верховного хана позволяла за короткое время преодолеть тысячи километров без сопровождения вооруженного отряда. Караванный маршрут Великий шелковый путь (северная его ветка) из китайского Сианя через Фергану и казахские степи выходил к Причерноморью, откуда легко было доставить шелк и другие восточные товары через Черное море в Европу, где они очень высоко ценились.

Главными европейскими игроками в сфере морской торговли в Средиземноморье, а значит торговли с Азией, были в XIII в. Генуя и Венеция. Два итальянских города-государства, две морские колониальные державы, две торговые республики, два конкурента. Они бьли сильны не той крохотной площадью суши, которая входила в их владения, и не тем крохотным количеством подданных, а самой системой управления, интеллектом своих правителей, сплоченностью и предприимчивостью своих граждан. В результате, каждая из этих двух соперниц создала мощный военно-торговый флот, собственную систему морских коммуникаций, соединивших целое созвездие прибрежных военно-торговых баз: крепостей, факторий в далеких землях, и просто автономных кварталов в чужих городах.

Политическое влияние Генуи и Венеции в Средиземноморье было огромным. При необходимости, каждая из этих двух республик могла нанять целую армию, в дополнение к собственным скромным военным силам. Могли и предоставить свои корабли по просьбе чьей-либо армии. Например, именно на венецианских кораблях добралось до византийской столицы Константинополя войско крестоносцев, устроившее в древнем городе ужасающий погром и ликвидировавшее Византийскую империю в 1204 году. Венецианцы, в результате этих событий, стали править в Константинополе совместно с рыцарями-крестоносцами. Но греки, во главе с потомками византийской имперской знати и в союзе с Генуей, взяли реванш в 1261 г., восстановили Византийскую империю.

Вовремя подсуетившись в 1261 г., поспешив на выручку в трудную минуту, генуэзцы взамен выторговали у византийского императора большие льготы, в том числе монопольное право на беспошлинную торговлю в черноморском регионе. Венецианцы, однако, сохранили на Черном море довольно сильные позиции. К началу 60-х гг. XIII в. в Солдайе (Сугдее, Судаке) были уже домовладельцы-венецианцы (в том числе, родственники знаменитого путешественника Марко Поло). Документами о событиях 1287 г. в Солдайе зафиксировано присутствие венецианского консула, что говорит о большом торговом значении этого населенного пункта для Венеции.

В городе Тана (позднее ставшем известным как Азов, около устья Дона на Азовском море) тоже велась оживленная торговля. В основном, вывозили рабов тюркского и славянского происхождения, на экспорт в Египет и Сирию, а также Францию, Испанию и другие страны. Было и множество других товаров — меха, пряности, и другое. В Тане, под контролем ордынцев, торговали и венецианцы, и генуэзцы.

В обширной бухте бывшего античного города Феодосия генуэзцы взялись обустраивать свою главную базу на пути из Азовского моря в главные черноморские порты. Здесь, на месте маленького поселения, генуэзцы в 1266 г. купили у ордынцев право вести торговлю и построили город с мировым именем — Кафа (Каффа).

В конце XIII в. полководец монгольских ханов Ногай настолько прочно обосновался в степях Северного Причерноморья, что начал вести независимую политику. Возник крупный конфликт между ним и Токтой — ханом Улуса Джучи. В 1298 г. внук Ногая, собиравший в Крыму дань, был убит, и дед пришел на полуостров с карательной экспедицией. По некоторым сведениям, убийство совершили генуэзцы. Точного ответа о месте и обстоятельствах гибели ханского внука историки не знают. Возможно, не знал и Ногай. Иначе трудно объяснить, почему он, придя в Крым, не ограничился расправой над какой-то одной группой лиц или городом, а начал громить все поселения с востока на запад. Он сжег Кафу, осадил и разорил Кырк-Ор (ныне известен как мертвый город Чуфут-Кале, на окраине г. Бахчисарай). Разорил также города-крепости, известные ныне как Эски-Кермен и Кыз-Кермен (обе — в Бахчисарайском р-не). Ногай разрушил даже далекий от Восточного Крыма Херсонес-Херсон-Корсунь, который к тому времени был маленьким и почти всеми забытым захолустным городком. Возможно, Ногай таким образом устранял конкурентов ради развития своих городов — торговых центров, находившихся за пределами Крыма.

В том же году срочные государственные дела заставили его спешно покинуть полуостров. Можно представить, как злорадствовали жители Крыма, когда узнали, что в 1300 г. Ногай был убит. Но победитель Ногая, хан Токта, оказался тоже не слишком дружелюбным по отношению к крымским горожанам. Во всяком случае, к итальянцам. Обвинив итальянских купцов в потворстве тем работорговцам, которые похищали детей у его подданных, Токта осадил и ограбил Кафу в 1308 году. Генуэзцы на кораблях покинули подожженный город. С чисто военной точки зрения, взятие Кафы было для ордынцев пустяковым делом, так как мощные каменные стены и башни, остатки которых видны в Феодосии в наши дни, тогда еще не существовали там.

В 1313 г., сразу после смерти Токты, генуэзцы договорились с новым ордынским правителем о возобновлении кафской колонии и приступили к восстановлению своей базы в Кафе. Впрочем, новый хан, по имени Узбек, устроил в 1320-е гг. гонения на христиан. В Солдайе его представители ограбили и разорили христианские храмы. Старые, латанные-перелатанные стены Солдайи-Сугдеи снесли до основания. В середине 1330-х гг. в Солдайе почти не осталось христиан.

Зато генуэзская Кафа процветала. Знаменитый путешественник Ибн Баттута побывал здесь в 1333 г. и обнаружил в Кафском заливе 200 больших и малых судов. До этого он успел повидать Танжер (Марокко), Каир, Иерусалим, Дамаск, Мекку, Басру, Багдад, Анталью, Синоп и множество других мест, а впоследствии еще сотни городов, преодолел около 120 000 километров. Диктуя свои мемуары в 1354 г., Ибн Баттута удостоил Кафу звания «одной из самых примечательных гаваней в мире».

Первое в европейской истории применение бактериологического оружия

Насаждение ислама на территории Улуса Джучи усилилось при хане Джанибеке. Он стал приглашать из-за границы знатоков Корана, строил мечети. К итальянским торговцам правитель относился, по-видимому, предвзято.

В 1343 г. в городе Тана знатный венецианец Андреоло Чиврано поссорился с ордынцем Ходжой Омером и убил его. Кто из них был зачинщиком, как развивался их конфликт — это осталось неизвестным для историков. Но мусульмане Таны, во всяком случае, были настолько уверены в правоте своего покойного единоверца, что устроили итальянский погром. Многие венецианцы, генуэзцы, флорентийцы, каталонцы были убиты и ограблены, многие взяты в плен, некоторым удалось бежать на галерах.

Из-за потери Таны, стоимость восточных товаров в Италии подскочила в полтора-два раза. Венецианское правительство арестовало виновника ссоры (из Таны он благополучно выбрался!). Дипломаты Венеции и Генуи наперегонки бросились к хану Улуса Джучи с просьбами об освобождении пленников и возвращении захваченного в Тане ордынцами имущества. Но весной 1345 г. ордынцы сожгли Чембало (поеление в Балаклавской бухте), а в июне 1345 г. большое ордынское войско под командованием Могубулги подошло к Кафе и осадило город. Заклятые соперники, Венеция и Генуя, заключили между собой союз — а бывало это в их истории редко. Могубулга не стал штурмовать Кафу и ушел. Вероятно, для этого венецианцам и генуэзцам пришлось заплатить ему большой выкуп.

В 1346 г. Кафа снова оказалась в ордынской осаде. С 1313 г. генуэзцы успели значительно укрепить город, и войско Джанибека долго не могло прорвать оборону. К тому же, ордынские воины начали погибать даже на почтительном расстоянии от кафских стен, и безо всяких усилий со стороны осажденных. Причиной смертей в лагере ордынцев стала чума. Распространившись в Китае, чума по Великому шелковому пути, вместе с караванами и монгольскими воинами, за несколько лет достигла низовий Волги и Дона. В 1346 г. здесь, по свидетельству летописца, не хватало людей для того, чтобы хоронить умерших от чумы.

Хан, осадивший Кафу и несший потери от невидимого противника, решил направить ужасающую силу неведомой болезни на генуэзцев. Он приказал заряжать катапульты трупами тех, кто умер от чумы, и метать эти бактериологические бомбы через стены Кафы. Но победу ему это не принесло. Хотя несколько человек в Кафе и умерли от болезни с симптомами, похожими на проявления чумы, однако распространение было пресечено правильными действиями оборонявшихся. Специальные бригады отыскивали куски зараженных тел, прилетавшие в город, и выбрасывали в море. Эпидемия не вспыхнула. Разочарованный хан снял осаду. Его поредевше войско ушло в степь.

В 1347 г. прошли мирные переговоры между итальянцами и ханом Джанибеком. Венецианцам и генуэзцам снова разрешили торговать в Тане.

Но чума в Кафе все-таки не исчезла. Летом 1347 г. нотариус Габриэле де Мюсси отбыл из Кафы. Уже в начале плавания некоторые моряки заболели чем-то необычным. Когда же корабль зашел в Константинополь, то болезнь распространилась и в столице Византийской империи. Затем отправились на Сицилию — и на острове тоже после их визита началась эпидемия чумы. До Генуи добрались не все. Но и оставшихся моряков и пассажиров хватило, по мнению Мюсси, чтобы вызвать эпидемию в тесном, перенаселенном городе. Мюсси писал: «Горе нам! Наши родственники, друзья и соседи прибежали увидеть нас, но мы принесли с собой смертельные стрелы! При каждом слове, объятиях и поцелуях мы дышали на них смертельным ядом» [48].

Некоторые исследователи считают, что чума попала в Кафу не вследствие обстрела зараженными телами, а была принесена в город крысами из лагеря ордынцев. Но есть контраргумент: крысы держатся обычно вблизи своих нор, так что вряд ли они могли далеко отойти от зараженного чумой войска за такой короткий срок, а войско располагалось на дистанции, превышавшей дальность стрельбы из крепости, то есть около километра.

Разветвленная система генуэзской и венецианской морской торговли, много лет работавшая на развитие экономики и культуры средиземноморского региона, в 1347 г. стала смертоносной. Осенью 1347 г. чума из охваченного эпидемией Константинополя проникла в египетскую Александрию и сицилийскую Мессину.

Из Мессины, после возникновения эпидемии, изгнали генуэзцев, привезших заразу из Крыма. Но было уже поздно. Эти же самые корабли прибыли в октябре 1347 г. из Сицилии в Геную, к тому времени обо всем проинформированную. Жители Генуи обстреляли эти суда зажженными стрелами, отогнали их обратно в море. Благодаря такой решительности, оттянули приход чумы на два месяца. Но в январе 1348 г. эпидемия бушевала и в Генуе, и в Венеции, Тоскане, Авиньоне, многих других городах.

Джинн вырвался из бутылки. Прокатившаяся в 1346–1353 ггг. от Азии до Гренландии пандемия «черной смерти» — чумы — стала самым важным событием XIV века. Во многих регионах погибло от трети до половины населения. В Венеции и Париже даже больше — около 60% жителей. Пандемия чумы, пришедшей преимущественно из Крыма, оказала огромное влияние на жизнь Европы. Она породила множество популярных религиозных сект, вызвала погромы, восстания, ускорила развитие товарно-денежных отношений нового типа, помогла выжившим добиться большей свободы от властей, более широких прав.

Утихнув в начале 50-х гг. XIV в., пандемия повторилась в начале 1360-х, потом была еще и третья волна, и впоследствии эта смертельная болезнь заглядывала в европейские города довольно часто вплоть до конца XVIII столетия.

Однако бурная торговля итальянцев с причерноморскими ордынскими землями возобновилась уже через несколько лет, несмотря на печальный опыт с чумой, невзирая на политические и религиозные распри.

Всем сторонам конфликта, возникшего в Тане в 1343 г. и закончившегося применением бактериологического оружия, необходимо было поднимать свои страны из упадка, в котором они оказались. И доходы от торговли Запада с Востоком в одном из важнейших ее узлов — черноморском — существенно поспособствовали новому экономическому подъему.

Суровые будни генуэзских военнослужащих в Крыму

Во второй половине XIV в. могущество Генуи на Черном море достигло своего пика.

В 1350–1360-е гг. за Балаклавскую бухту шла борьба, между набиравшим силу мангупским княжеством Феодоро (сформировавшимся на основе раннесредневековой готской области Доро), ордынцами и генуэзцами. Победителем вышла Генуя, здесь образовалась крепость Чембало — западный форпост генуэзских владений в Крыму.

В 1365 г. Солдайя без боя перешла из венецианских рук в генуэзские. В конце 50-х гг. XIV в. Улус Джучи на два десятилетия погрузился в межклановые распри. Ордынские эмиры увлеклись войной друг против друга, и в этой мутной воде генуэзцы выловили большую рыбину: приобрели права на город Солдайю (Сугдею, Судак) и его сельскохозяйственную округу. Сам город генуэзцы обнесли земляным валом высотой более 6 метров. В 1376 г. они держали здесь гарнизон наемников-католиков, численностью 42 человека. В 1380—1381 гг. шла венециано-генуэзская Кьоджийская война (широкомасштабные боевые действия велись на Средиземном море), а параллельно с ней продвигался переговорный процесс между представителями генуэзской и ордынской администраций в Крыму. В эти два года количество наемных воинов в Солдайе достигло 80. А в 1382 г., после заключения мира с венецианцами и договора с наместником верховного хана Тохтамыша, гарнизон сократили до 12 наемников.

Хан Тохтамыш, правитель Улуса Джучи, признал за генуэзцами, по договорам 1380–1381 гг., весь крымский берег от Чембало (ныне — г. Балаклава) до Лусты (ныне — Алушта), а также 18 населенных пунктов, прилегающих к Солдайе. О площади этого особого присолдайского округа дает представление тот факт, что в его состав вошло селение Ускют. Ныне это — поселок Приветное, находящийся рядом с морем, на полпути между Судаком и Алуштой. На территории между Чембало и Лустой, протянувшейся от морского берега до высоких горных склонов (включившей в себя поселения, находившиеся на месте современных Фороса, Кикинеиза, Алупки, Мисхора, Ореанды, Ялты, Никиты, Гурзуфа, Партенита, Ламбата), генуэзцы образовали Капитанство Готия. Тем самым, были заявлены претензии на остальные земли горного княжества Феодоро.

На руинах античного города Боспор (ныне — г. Керчь) существовало еще одно крымское владение генуэзцев — незначительное поселение Воспоро.

На других, некрымских берегах Черного моря у генуэзцев был еще с десяток военно-торговых баз. Генуэзские корабли, водоизмещением до нескольких сотен тонн каждый, сновали между звеньями этих прибрежных цепочек поселений, пересекали море самыми разными курсами, следуя точному знанию конъюнктуры рынка и великолепным картам. Из Северного Причерноморья генуэзцы вывозили рабов (славян, черкесов, алан), зерно, соль, кожи, воск, мед, рыбу (особенно осетровых). Через Крым везли сукна из Италии и Германии, масло и вино из Греции.

В 70-е гг. XIV в. генуэзцы начали строительство большой современной крепости в Солдайе. Нестабильная ситуация в Орде, связанная с междоусобицами ханов и эмиров, а также соседство крупного ордынского города Солхат (ныне — г. Старый Крым) всего в 25 км от Солдайи, потребовали срочных оборонительных мер. Фортификационые работы велись, с перерывами, до 1469 г., но больше всего укреплений построено в 1385–1394 годах. В итоге, образовался укрепленный периметр, охватывавший площадь около 30 га. Нижний ярус солдайской крепости составила стена толщиной около 2 м, высотой 6–8 м, с 14 боевыми башнями открытого и закрытого типов. Перед главными воротами находился ров, через который перебрасывался подъемный мост. От угловой башни нижнего яруса вела еще одна стена в башню Астагвера (Портовую), которая считалась замком. По верху стены гарнизон проходил в этот замок. Овладев башнями открытого типа в нижнем ярусе обороны, противник оказывался под обстрелом защитников, засевших в верхнем ярусе. Там, на господствующей скалистой вершине, располагались Консульский замок (большая башня-донжон) и стена с другими башнями.

В середине XV в. консулу Солдайи (наместник, назначаемый правительством Генуи) полагалось платить за службу на этом посту 50 соммов в год. Субкастелланам замков Св. Ильи и Св. Креста (оба в составе Солдайской крепости) — по 300 аспров. 8 солдат во главе с субкастелланом составляли гарнизон замка Св. Креста (в башне Астагвера, расположенной на отшибе, вне основного пояса стен Солдайи). 4 человека во главе с субкастелланом — гарнизон главного, консульского замка Св. Ильи, на высокой горе в самом сердце Солдайской крепости. Кроме того, было еще 20 воинов-наемников. Солдаты вели постоянные обходы стен и башен, несли караульную службу, изредка отбывали в краткие отпуска. При главных воротах круглосуточно находились 2 стражника. С заходом солнца, по уставу, гарнизоны каждого из двух замков запирались в них, до рассвета. Главные ворота тоже запирались.

В свободное мирное время воины Солдайи бомбардировали консула и саму Геную всяческими прошениями. Вот пример одного из них:

«15 ноября 1425 года.

Петиция магистра баллистариев Луки Муска, жителя (burgensis) Солдайи, губернатору и Совету старейшин Генуи.

Муска получал оклад 150 аспров в месяц, в то время как другой магистр баллистариев, Джорджо Спинелли, получал 1 сомм. Это несправедливо, так как Лука более искусен в мастерстве арбалетчика, чем Джорджо и, кроме того, он, а не Джорджо, чинил и снаряжал арбалеты для всех социев и баллистариев Солдайи. Он же заряжал порох в бомбарды и приводил их в действие, готовил болты и стрелы для арбалетов и оперенье для них, как на корабле Дзаккариа Спинола, так и в иное время, в Симиссо. Муска просит назначить ему оклад 1 сомм в месяц, так как содержит жену и сыновей и иначе не может их прокормить. В подтверждение своих слов рекомендует обратиться к консулу, стипендиариям и горожанам Солдайи, а также консулу Каффы» [91].

Аспр в первой половине XV в. содержал около 0,6 г чистого серебра. Сомм содержал 150–200 аспров. Например, в 1423 г., в Кафе из сомма серебра чеканили около 200 аспров.

Функции гражданской и военной полиции исполняли аргузии — конные стражники. В Солдайе их было 8, по уставу 1449 года. В этой местности во все годы итальянского присутствия, а особенно в 80-е гг. XIV в., были обычным явлением убийства, грабежи, разбойные нападения, так что работы аргузиям хватало. В штате гарнизона Солдайи числились также оруженосец (несший службу у ворот), нотариус, писец, переводчик и брадобрей. В крепости имелись склады оружия. В случае военной опасности, это оружие раздавалось ополчению, состоявшему из свободных жителей.

Консул в Солдайе до 1453 г. совмещал функции главы гражданской администрации (консула) всей округи с функциями кастеллана (коменданта крепости), занимался сбором и учетом податей с окрестных селений, приемами, судебными тяжбами и прочими админстративными вопросами. Налог с виноградников, в частности, шел на ремонтные работы в крепости.

Кафский консул в XIV в. избирался общиной, но в следующем столетии уже назначался по решению правительства Генуэзской республики (Республики Св. Георгия). Население Кафы первой четверти XIV в. не превышало 2 000 человек, а к середине XV в. достигло 27 000 (по подсчетам современного исследователя Александра Еманова) [36]. Община Кафы в конце XIV — первой половине XV в. состояла из пяти суб-общин. Одну составляли генуэзцы, занимавшие в прямом и переносном смысле самое высокое положение: жили в верхней крепости (цитадели) и господствовали в политике города. Остальные четыре тоже формировались по этническо-религиозному принципу и проживали, в основном, компактно: греки (православные христиане разного этнического происхождения), армяне, татары, иудеи.

В Кафе еще в 1340–1343 гг., то есть как раз перед войной с ханом Джанибеком, генуэзцы построили каменную цитадель: стена толщиной около 2 м, высотой до 11 метров. В наружном периметре насчитывалось около 30 башен. Вдоль стены проходил ров, наполненный водой.

В Чембало в 1386 г. усилили гарнизон, доведя численность солдат до 26, не считая двоих аргузиев. В 1387 г. сократили количество солдат до 7, зато построили новый замок. В 1425–1432 гг. генуэзцы провели целый комплекс строительных работ в этой крепости, создали новую восточную линию обороны, с пятью башнями открытого типа и стенами — толщиной, правда, менее 1 метра.

В 1395 г. великий завоеватель Тамерлан (Тимур Хромой) разбил хана Тохтамыша на Северном Кавказе и принялся разорять его данников. По некоторым сведениям, достоверность которых остается спорной, он разграбил Солхат и Кафу. Сомнительными также являются кочующие от одного автора к другому упоминания о том, что в Крым в конце XIV в. наведывалось и войско литовского князя Витовта.

Как бы там ни было, никакие прямые атаки не остановили развитие итальянских баз в Крыму в эти годы. Однако события конца XIV в. заложили основу для такой остановки в будущем. Устроенный Тамерланом погром остатков Улуса Джучи окончательно разрушил северную ветку Великого шелкового пути. Основной поток торговли с Китаем и Индией пошел южнее, через собственные владения Тамерлана. Там, в Восточном Средиземноморье, эту ветку оседлали с европейской стороны венецианцы. Но в Черном море все равно оставалось еще много выгодных товаров для морской торговли. Торговать бы еще и торговать, тем более монопольно, как это делали генуэзцы. Но у генуэзцев в Крыму обнаружились новые соперники. Внутриордынские войны, усугубленные ударами Тамерлана, привели к усилению сепаратистских тенденций в Крыму. Местная знать, долго находившаяся в тени, в положении безропотных данников великого хана, гордо подняла голову и начала жадно осматриваться вокруг.

Первое применение артиллерии в Крыму. Победа и поражение Карло Ломеллини

В той части Крымских гор, которая ныне находится в Бахчисарайском районе, и прежде всего в районе горы Мангуп, просуществовала с античных времен до XV в. очень своеобразная страна — княжество Феодоро. Ее население было чрезвычайно пестрым в этническом отношении: потомки тавроскифов, сарматских племен (алан и др.), готов, тюркоязычных племен, греков, евреев, армян. Основным языком здесь был греческий, религия тоже, обычаи больше всего походили на византийские, греческие. Но многие жители сохранили язык своих далеких предков. Некоторые путешественники, посетившие Крым в XIII–XV вв., видели среди местных жителей и таких, чей родной или хорошо знакомый язык был похож на северонемецкие диалекты. В XVI в., через несколько десятилетий после уничтожения княжества Феодоро, дипломат Ожье де Бюзбек в Стамбуле встретился с двумя гостями из Крыма. Один из этих крымчан был «более высок, […] выглядел как фламандец или голландец», однако говорил по-гречески. «Другой был ниже, с коренастым телом и темным цветом кожи, грек по происхождению и языку, но который через частое общение имел значительную практику в оном (германском) языке» [123].

В 1396 г. гору Мангуп, где находился политический центр области Феодоро, посетил посланец константинопольского патриарха Матфей и обнаружил разоренный, опустошенный город со следами былой красоты. О прошлом великолепии храмов говорили их мозаичные полы. Укрепления тоже лежали в руинах. Со слов Матфея, город осаждали несколько лет. Очевидно, захватили и разрушили его ордынцы, но кто именно и когда — так и остается загадкой. Однако, по примеру птицы Феникс, княжество Феодоро восстало из пепла в начале XV века.

Его правитель князь Алексей вначале ориентировался на генуэзцев. Интерес был взаимным. Администрация Кафы выдавала Алексею целевые субсидии: то на постройку галеры, то на организацию дипломатической поездки. Но эти «гранты» обернулись против генуэзцев. Алексей заматерел. В 1420-е гг. он выдал сестру Марию замуж за принца Трапезундской империи (ныне — на территории Турции). Сына женил на представительнице византийского императорского рода Палеологов, тоже Марии. Алексей стал претендовать на весь южный берег Крыма и вознамерился превратить Мангуп в новый Рим. Для начала, он построил на Мангупе дворец с башней-донжоном и восстановил из руин главный городской храм.

Владения феодоритов на севере простирались до р. Бельбек, а восточным форпостом княжества стала крепость Фуна, построенная в 1422–1423 гг. у западного подножия г. Южная Демерджи (ныне — в 2 км севернее с. Лучистое).

Фуна расположилась на торговых путях, которые вели из генуэзских владений Горзувита (Гурзуф) и Луста (Алушта) в степную часть Крыма. Это был вызов. И уже осенью 1422 г. Кафа начала приготовления к войне с Феодоро. Но намного более серьезным вызовом стала постройка порта Авлита в устье р. Черная (ныне — г. Инкерман) и усиление охранявшей Авлиту крепости — Каламиты, в 1420-е годы. В глазах генуэзцев, это было уже посягательство на самое святое — на черноморскую торговую монополию! Тем более, что князь Алексей действовал в союзе с влиятельным и очень перспективным тюркским политиком — Хаджи Гиреем.

Последней каплей в чаше генуэзского терпения стали события в Чембало. В XIV в. это селение в Балаклавской бухте десятилетиями находилось в сфере влияния мангупского княжества Феодоро. Февральской ночью в 1433 г. балаклавские рыбаки-греки принудили к бегству генуэзский гарнизон из крепости Чембало. Вероятно, они действовали при поддержке отряда феодоритов. Зима, с ее суровыми штормами, была неподходящим временем для генуэзского реванша, но уже в июне того же года из генуэзской базы Пера (укрепленный автономный квартал в Константинополе) отправилась на отвоевание Чембало эскадра под командованием Бартоломео ди Леванто. Акция потерпела неудачу, феодориты сумели отбиться.

Чембало была третьей по значимости базой генуэзцев в Крыму, известие о потере этой крепости наделало шуму в самой Генуе. Общественность потребовала восстановить престиж и статус-кво. Банк Св. Георгия выделил деньги на военную операцию. Дож Адорно и сенат приняли решение об отправке карательной экспедиции. В октябре 1433 г., под звон колоколов и при всеобщем ликовании, в Генуе было объявлено, что командовать экспедицией станет Карло Ломеллини — сын Наполионе, правителя Корсики. Приказ: вернуть Чембало, покарать князя Алексея.

Эскадра в марте 1434 г. вышла из Генуи, затем доукомплектовалась на острове Хиос. Количество наемного войска, предназначенного для ведения боевых действий на суше в этой экспедиции, довели до численности 6 000 человек. Общая численность личного состава была около 8 000 человек. В Черное море эскадра вошла в составе 21 корабля: 10 галер, 9 галей и две галеотты.

4 июня 1434 г. генуэзская эскадра стала на рейде Чембало. Вход в извилистую Балаклавскую бухту судам преграждала железная цепь, протянутая феодоритами от одного берега узкой бухты к другому. Такой трюк с цепью применяли еще карфагеняне. А в Средние века цепь эффективно использовали, например, защитники Константинополя, перекрывавшие ею вход в бухту Золотой Рог. За контроль над этой цепью и завязался первый бой. Победителями вышли генуэзцы, они разрубили цепь, провели корабли прямо к стенам крепости. 6 июня высадили большой десант и пошли на штурм, но феодориты отбили атаку. В Чембало в это время находился сын князя Феодоро Алексея. Имя у сына было довольно странное для христанскоей семьи: Олобо или Улубей.

Генуэзцы знали, что стены крепости имеют очень незначительную толщину: ведь это они ее строили! А на кораблях в бухте было кое-что, прекрасно подходившее для удара по слабым стенам, — пушки!

Историкам не известно о наличии и применении артиллерии в Крыму до 1434 года. Этот вид оружия местные жители могли видеть разве что в далеких походах: например, в битве на Ворскле в 1399 г. или при осадах Москвы. Итальянцы выгрузили на берег несколько небольших судовых пушек. Возможно, это были литые бронзовые бомбарды. Возможно, и железные.

Историкам известен образец бомбарды, прибывший в Крым, скорее всего, с войском Карло Ломеллини. Это железное орудие, длиной всего 46 см (зарядная часть — 27 см, дульная — 31,5 см), весом 11,5 кг, калибром около 80 мм.

Маленькие пушчонки установили на удобной позиции. Артиллерийский огонь сосредоточили на одной из башен. Очень скоро большая часть этой башни и прилегающей к ней стены развалилась. Применение бомбард произвело эффект разорвавшейся бомбы. Вечером деморализованные защитники Чембало попросили предводителя генуэзцев о мире. Они готовы были сдать крепость, при условии сохранения жизни и имущества. Но Карло Ломеллини потребовал безоговорочной капитуляции. Утром следующего дня, 8 июня, генуэзцы пошли на штурм и овладели воротами. После этого примерно 70 защитников, во главе с сыном князя Алексея, отступили к консульскому замку и укрылись в нем. Нападавшие заполонили территорию «нижней крепости», убивая попадающихся под руку остальных защитников, не успевших скрыться в цитадели. Но и консульский замок был сразу же взят, и почти все 70 человек убиты. Лишь сыну князя и еще нескольким людям сохранили жизнь. Пленников отправили на корабль и заковали. Ломеллини отдал крепость и город на разграбление солдатам. В результате, многие мирные жители погибли.

9 июня галеры вышли из Балаклавской бухты, добрались до устья р. Черная и высадили там пехоту возле феодоритского города-крепости Каламита. Генуэзцы приказали жителям порта Авлита и крепости Каламита сдаться. Жители ответили, что сдадутся, если им сохранят жизнь и имущество. Генуэзцы не стали торопиться со штурмом, ждали подкрепления. Утром 10 июня из Чембало в Каламиту, закончив с грабежами, насилиями и убийствами, отправился по суше еще один отряд, и добрался до пункта назначения не раньше второй половины дня. Объединившись, отряды пошли на штурм.

Согласно записям современника, Андреа Гатари, вызывающим доверие историков: «Заметив, что никто из осажденных не показывается, солдаты образовали ряды и приблизились к Каламите с лестницами и прочими снарядами Не встретив, однако, никакого сопротивления, солдаты вошли в местность и увидели, что все жители убежали, унеся с собою все свое имущество. Тогда солдаты предали огню все дома. Все сгорело. От Каламиты остались одни торчащие стены, и солдаты вернулись обратно в Чембало. После этого, сухопутное войско, образовав ряды, получило приказ идти по дороге Готии (по южному берегу Крыма, в сторону Ласпи и Фороса, — Прим. авт.) производить набеги, другая же часть войска, морская, занялась каперством вдоль берега, грабя все, что попадалось ей на пути, и требуя от жителей полной покорности генуэзцам» [116].

От Каламиты до Мангупа — столицы княжества Феодоро — было всего 18 км, но генуэзцы не стали «бить врага в его логове». Очевидно, восстановление контроля над своими прибрежными владениями и обладание заложником (сыном князя) генуэзцы сочли достаточным, чтобы сломить волю Феодоро к дальнейшему сопротивлению.

Зато татары в Восточном Крыму были сильны и враждебно настроены по отношению к представителям Генуи. Судя по всему, генуэзцы решили продемонстрировать татарам Восточного Крыма, «кто в доме хозяин», раз уж прибыли в Крым из Генуи с таким большим войском.

13 июня из Кафы отправили парламентера в Солхат. Но этот гонец был убит в нескольких сотнях метров от стен Солхата. К 14 июня отряды Ломеллини уже собрались в Кафе, и было объявлено во всеуслышание, что предстоит поход на Солхат.

Утром 22 июня под звуки труб войско численностью около 8 000 человек, частью пешком, частью на возах, выдвинулось из ворот Кафы и растянулось вперед на три километра по дороге. Несколько сотен офицеров ехали верхом. В поход отправили более 600 возов. На них погрузили не только бомбарды и лестницы, но, по случаю сильной жары, и все оружие: арбалеты, дротики, доспехи и прочее.

Упоминание арбалетов говорит о высоком уровне квалификации если не большинства, то многих участников похода. Генуэзские арбалетчики славились на всю Европу, они чрезвычайно эффективно действовали во многих знаменитых сражениях. Например, в 1453 г. арбалетчики, завербованные в Генуе, на Хиосе и Родосе, виртуозно обороняли Константинополь, прикрывая самый опасный участок и отбивая атаки самых элитных частей турецкого султана. Типичное снаряжение генуэзского арбалетчика: арбалет, колчан с болтами (арбалетными стрелами), меч, кинжал, пластинчатый панцирь (или кольчуга с металлическими наплечниками), горжет (стальной воротник для защиты шеи и горла), наручи (стальные или кожаные, защищали предплечья), бацинет (полусферическая стальная каска), наголенники. В подразделениях арбалетчиков обычно использовались также щиты. Найденные археологами в Крыму наконечники генуэзских арбалетных стрел имеют длинную усеченно-коническую втулку и маленькое пирамидальное острие; длина наконечников: 6,5–8 см; диаметр втулок: 1,3–1,7 см.

Примерно через час дождались появления командующего. Карло Ломеллини выехал в сопровождении 60 всадников, трех знаменосцев с развернутыми знаменами. Первое — знамя Генуи (красный крест на серебряном поле). Второе — герцога миланского Филиппа Мария Висконти (змея, пожирающая человека, на алом поле). Третье — капитана (командующего), Карло Ломеллини (две равные части поля, красного и золотого цвета).

Выезжая из города, знаменосец штандарта Генуэзской республики сломал древко — очевидно, об арку ворот. Знамя заменили, но неприятный осадок остался.

В этот длинный летний день генуэзскому войску пришлось идти в самый солнцепек, по безлесной местности, без малейшей тени. Пыльная дорога петляла по холмам, прохладное море оставалось все дальше позади. Шли совсем налегке, в одних рубахах, но все равно было тяжело, двигались медленно. К 16 часам дня прошли всего лишь 15–16 км, достигли местности под названием Кастадзона (ныне — северо-восточная окраина с. Первомайское). До Солхата оставалось 7–8 километров.

Вероятно, здесь генуэзцы собирались отдохнуть, надеть доспехи, вооружиться. Но их опередили. На гребне близлежащего холма, совсем рядом с генуэзским авангардом, вдруг появилось несколько всадников-татар, не более 5 человек.

Действие фактора внезапности оказалось таким сильным, что передовой конный отряд генуэзцев в панике соскочил со своих лошадей и, как написал об этом эпизоде современник, «очутился без всякого оружия». Горстка татар скрылась из виду, зато появились другие, уже с десяток и, очевидно, в другом месте, причем на этот раз враги начали обстреливать генуэзцев из луков. Надо полагать, стреляли метко. Около 200 человек передового генуэзского отряда рассредоточились и приготовились защищаться, остальные 100 обратились в бегство.

Вслед за десятью татарами появились и другие, их число стремительно возрастало, показались основные силы противника. Генуэзские очевидцы оценили впоследствии их численность примерно в 5 000 человек. Но когда пехотинцы, растянувшиеся на несколько километров по грунтовой дороге, увидели в панике бегущих своих командиров, а также преследующих их и беспрестанно стреляющих из лука всадников, когда вся округа наполнилась топотом копыт, свистом стрел и криками, то солдатам показалось, что на них наступает несметная орда. Бегущими навстречу войску были его офицеры, и у многих из них торчали стрелы из тел. Всадники настигали бегущих и рубили. Первые ряды пехотинцев на дороге, «не заботясь о том, чтобы взять с повозок оружие и самострелы» [116], в беспорядке побежали назад. Паника и разрушение строя распространялись, как цепочка падающих костяшек домино.

Преследование продолжалось вдоль дороги на протяжении примерно 8 км от места битвы, в сторону Кафы. Бегством спаслись, в основном, пехотинцы из арьергардных частей и всадники-офицеры. Да и то лишь потому, что длинный день 22 июня, наконец, закончился. В ложбинах между холмами, с наступлением сумерек, стало трудно разглядеть прячущихся.

Слово современнику: «Очень немногочисленное количество спаслось от смерти бегством в город. Многие, не будучи в состоянии укрыться от ударов татар, прятались среди трупов, притворяясь мертвыми. Когда настала ночь, они поднялись и побежали в город, но из этих уцелевших людей очень мало было таких, которые не получили менее трех ран, кто от стрел, кто от меча, кто от копья. После победы татары вернулись в Солхат, набрав много возов добычи, и устроили великолепный праздник.

На следующей день все татары вернулись на поле битвы и со всех трупов отрубили головы, взяв себе все, что могли. Им было приказано нагрузить много возов головами и перевезти в указанное заранее место, где из этих голов сложены были две пирамиды» [116].

Катастрофы при Солхате можно было избежать, если бы Карло Ломеллини позаботился о боевом охранении и отправке разведки, хотя бы на 3–4 км впереди войска. Странно, что офицер такого высокого ранга не учел эти элементарные требования к ведению боевых действий. Тем более, что еще римляне сопровождали свои войска конными разведчиками, едущими впереди и параллельно войску, чтобы противник не смог застать отряд врасплох на марше. А ведь итальянцы эпохи Возрождения были, без преувеличения, фанатами античных знаний.

Может быть, жара сыграла злую шутку с пожилым, но малоопытным полководцем? Ведь Карло Ломеллини перевалило за 70 лет, а в XV в. то был возраст очень глубокой старости, и к Солхату Ломеллини подходил после долгого морского путешествия и нескольких боев.

Не исключено, что кто-то в Солхате вовремя вспомнил и предложил учесть историю битвы на р. Пьяне 1377 года. Ордынцы тогда точно так же сумели застать врасплох московско-суздальское войско, в котором полагали, что степняки далеко, пока враг не появился в нескольких сотнях метров: «Начаша ходити и ездити во охабнех и в сарафанех, а доспехи своя на телеги и в сумы скуташа, рогатины и сулицы и копья не приготовлены, и инии еще не посажены быша, такожде и щиты и шоломы» [88].

Современный украинский исследователь Виктор Мыц предполагает, что причиной беспечности генуэзцев стала спецоперация руководителей обороны Солхата: генуэзцам могли подкинуть убедительную дезинформацию: мол, защитники запрутся в стенах Солхата, их мало, и т. п. [74]

Потери генуэзского войска в солхатской резне убитыми составили около 2 000 человек. Для сравнения: в знаменитой битве при Азенкуре в 1415 г. (в ней англичане наголову разбили французов, в результате чего принудили обещать французскую корону английскому королю Генриху V) французское войско потеряло убитыми и пленными около 8 000 — 11 000 человек. В грандиозной, эпохальной Грюнвальдской битве 1410 г. войска Тевтонского ордена потеряли убитыми около 8 000 человек. В результате, экспансия могучего ордена остановилась.

Так что бой при Солхате был крупной битвой, по европейским меркам XV столетия.

В противоположной части Крыма, у ворот Чембало, через несколько дней после Солхатской битвы появился отряд татарских всадников и потребовал сдаться. Генуэзский гарнизон приготовился к худшему, но начал все же торговаться. Татары согласились начать неспешный переговорный процесс. Между Кафой и Солхатом было заключено перемирие. За 50 000 аспров генуэзцы выкупили 25 своих людей низшего сословия (уровня гребца на судне). Высокопоставленных пленников в Солхате не оказалось.

Вероятно, среди погибших было немало морских офицеров, потому что Карло Ломеллини отплыл из Кафы не с 21, а с 17 кораблями. Известно, что две галеры и еще один корабль он разоружил, оставив в порту. Не потому ли, что стала ощущаться нехватка военно-морских кадров? Кроме того, некоторые из тех, кто служил под началом Ломеллини, остались в Кафе. Кто-то, как Бартоломео ди Промонторио, перешел на службу к кафскому консулу. Другие, возможно, уехали позднее, когда набрались сил для морского путешествия. Из тех, кто отплыл в Италию в июле 1434 г. вместе с Ломеллини, многие не слишком годились для управления судном, по инвалидности.

Пример израненного бедняги — Антонио де Пумексана. В марте 1435 г. он подал прошение, в котором, в частности, записано: «В битве у Солхата лишился всего состояния и доспехов, едва спася свою жизнь. Прибыл в Геную тяжело больным и собирался там жить трудом переписывания книг» [74].

Экспедиция Карло Ломеллини стала самой крупной военной кампанией генуэзцев за 200 лет их широкомасштабной активности в Крыму. По приблизительным подсчетам, на одну лишь выплату жалованья наемникам, участвовавшим в экспедиции Карло Ломеллини, была выделена сумма, превышавшая по тогдашнему курсу 3,5 тонны чистого серебра! Это около 1/6 годового бюджета тогдашних Франции или Англии. Если добавить сюда плату морякам, расходы на фрахт двух десятков кораблей, то стоимость этой крымской военной авантюры получается громадной! Ведь эти тонны серебра потрачены еще до так называемой революции цен, произошедшей в связи с притоком больших масс серебра из Нового Света в Европу в XVI веке. До всех тех знаменитых сундуков с сокровищами в Атлантическом океане. В Европе 1-й пол. XV в. каждая серебряная монетка зарабатывалась ручьями пота и крови.

Что же заставило правительство Генуи снарядить эту экспедицию? Виктор Мыц, в качестве одного из мотивов решения об отправке такого большого войска, называет социально-экономическое положение, в котором оказалась Генуя в 1433 году. Тяжелая, неудачная война с Венецией вызвала рост цен, ухудшила положение многих социальных групп, подорвала авторитет властей. Подписание мира оставило без работы множество наемных солдат и офицеров. Отправив наемников воевать, грабить в заморские земли, правительство Генуи расчитывало уменьшить уровень социальной напряженности [74].

Действительно, такие ситуации и такие выходы из них случались в XV–XVII вв. сплошь и рядом. В конце XV в. спасением для Испании стал отток воинов, оставшихся не у дел после Реконкисты, на завоевание земель в Новый Свет. В XVI–XVII вв. подобные проблемы были у польских королей: то набирали казацкое войско для очередной войны, то распускали его без сохранения жалованья, по окончании войны. И восстания казаков наносили сильнейшие удары по Речи Посполитой.

К счастью для генуэзцев, междоусобицы среди татарских лидеров и дипломатические усилия Карло Ломеллини позволили закончить Солхатскую войну без прямых политических потерь для Кафы. Разве что дань Солхату, платившаяся ранее в размере 3% от таможенных сборов, выросла до 9% после неудачной битвы 22 июня 1434 года.

Однако, даже если бы Солхат был взят, генуэзцы не смогли бы его долго контролировать, потому что общий баланс сил на Черном море начал быстро меняться. В Малой Азии на сцену стремительным и твердым янычарским шагом выдвигались войска османов, а над крымской степью восходила звезда Хаджи Гирея.

Помирившись с Солхатом, генуэзцы продолжили воевать с Феодоро, без крупных сражений, пока не заключили мир в 1441 году. На суше генуэзцы, по-видимому, сожгли крепость феодоритов Фуна (ныне — возле с. Лучистое, Алуштинского р-на). На море два корабля, под командованием Бабилано ди Негро и Габриеле де Мари, занимались каперством, грабили прибрежные земли феодоритов.

После этой войны торговлю в Каламите феодоритам, очевидно, было запрещено вести. Разрешалось торговать морем через Чембало и другие генуэзские порты.

А пока генуэзцы, феодориты и крымские татары, пользуясь ослаблением Улуса Джучи, выясняли между собой отношения, Крымом начала интересоваться молодая империя, набиравшая силу на южных берегах Черного моря.

На рубежах Османской империи

Генуэзцы против османов: первый раунд

К XV в. монгольские и другие этнические группы, пришедшие в Северное Причерноморье с войсками Чингисхана, ассимилировались, в основном, половецким (кипчакским) тюркоязычным массивом, который господствовал в крымских степях и предгорьях еще накануне появления монгольских полководцев. Это кочевое, преимущественно тюркоязычное и мусульманское, население причерноморских степей (как и вообще степное население Улуса Джучи) современники называли татарами. В нем постепенно растворились еще и неполовецкие, очень малочисленные в Крыму этнические группы: потомки тавров, скифов, сарматов, булгар, печенегов, славян и других.

В 1-й пол. XV в. дезинтеграция Улуса Джучи резко ускорилась. В 1430-е гг. стали, фактичеcки, независимыми государствами Сибирский, Узбекский, Казанский улусы.

Стремление к отделению от Улуса Джучи усилилось и в Крыму. Харизматичный, талантливый и опытный политик Хаджи Гирей, после долгой борьбы и с помощью Великого княжества Литовского, в 1440-е гг. создал независимое Крымское ханство.

Но богатый город Солхат, одноименный с полуостровом (татарское название Солхата — Кырым, затем Эски-Кырым; ныне это г. Старый Крым) и служивший много лет ставкой ордынских наместников, Хаджи Гирей счел неподходящим для столицы. Под боком опасные «франки» Кафы, да и слабоваты укрепления города. Основание династии и государства — дело хлопотное и опасное, претендентов на Крым хватало. Многие из ханов, отколовшихся от Улуса Джучи, мечтали о воссоединении былой империи, но уже под властью своего потомства.

Одним из сильных союзников Хаджи Гирея в политической карьере была знаменитая Джаныке-ханым, дочь хана Тохтамыша и вдова Едигея, правительница Кырк-Ора. Считается, что в домонгольские времена Кырк-Ор был аланской крепостью, в нем господствовали потомки сарматских племен, перенявшие религию и культуру греков. В середине XIV в. Кырк-Ор находился уже под контролем татар рода Яшлау, здесь стала развиваться мусульманская община, хотя наиболее многочисленным оставалось христианское («греческое») население.

В Кырк-Оре находилась также большая община караимов — загадочного народа, чье происхождение вызывает споры в науке по сей день. Тюрки по языку, одежде и значительной части обычаев. Но исповедующие не ислам, а караизм — одно из ответвлений иудаизма, не признающее раввинистов. Одна из основных версий происхождения: караимы являются потомками еврейско-хазарской знати. Есть также предположения, менее популярные, что караимы — выходцы из Ирана, Нижнего Поволжья или потомки еврейской багдадской диаспоры.

Кырк-Ор располагался на типичной для этой части Крыма плосковершинной горе со скалистыми обрывистыми склонами. Такие горы, так называемые «столовые», выглядят для наблюдателя из долины, как гигантские крепостные стены. В лабиринте этих стен, в извилистых долинах-каньонах, и затерялась крепость Кырк-Ор, укрытая от беспокойного мира Великой евразийской степи, с его стремительными конными отрядами.

Солхат раскинулся на самом краю степи, был открыт вторжениям. А жителей Кырк-Ора невозможно было застать врасплох налетом степной конницы.

Обосновавшись в Кырк-Оре, Хаджи Гирей приступил к чеканке монеты и рассылке приказов. Династия Гиреев начала свое 340-летнее правление.

Тем временем, на Черном море в первой половине XV в. появилась новая большая сила — османское государство. Османское правительство ввело систему отбора мальчиков из покоренных народов, сформировав янычарский корпус — одно из главных преимуществ своей армии. Техническое оснащение армии было поставлено на очень высокий уровень. Еще в 1422 г. османы попытались взять Константинополь, хотя и без успеха. В середине XV в. император Мехмед II подошел очень основательно к исполнению османской мечты о Константинополе. В 1452 г. турки-османы построили крепость в самом узком месте пролива Босфор. Отныне корабли могли попасть в Черное море только с разрешения турок либо с большим риском для жизни: артиллерия у османов была отличная.

Турецкая артиллерия в 1453 г. сокрушила стены Константинополя, полководцы и янычары довершили дело, Второй Рим пал. Десятки генуэзских баз на берегах Черного моря окончательно оказались в ловушке. Турки-османы, т. е. малоазийские тюрки и другие мусульманские народы, подданные Османской империи, после взятия Константинополя были полны энтузиазма распространять влияние своего государства на все новые и новые земли и народы. Торговцев империи манили возможности, имевшиеся до середины XIV в. у генуэзцев. Очень многим в империи требовались дешевые рабы. Правительству нужны были новые налогоплательщики. Султаны и полководцы мечтали о славе великих побед. Проповедникам, да и большинству турок-османов, очень согревала душу мысль о торжестве ислама.

Прежде, чем хватать мышек, оказавшихся в черноморской мышеловке, османский кот занялся подчинением многочисленных городов материковой и островной Греции. Генуэзские базы в Крыму получили отсрочку.

Падение Константинополя произвело огромное гнетущее впечатление на весь христианский мир, а уж на Геную и подавно. Крымские генуэзцы были глубоко деморализованы. Неуверенность в завтрашнем дне, разлад торговли, перебои со снабжением, распространение коррупции, падение дисциплины. В сочетании с нестабильностью у мусульманских соседей по Крыму, это приводило к социальным, межэтническим и межконфессиональным конфликтам в крымских прибрежных поселениях. Правительство Генуи в ноябре 1453 г. было вынуждено передать управление государственными черноморскими владениями генуэзскому Банку Сан-Джорджо (Св. Георгия), тесно связанному с руководством республики.

Банкиры взялись за дело с решительностью, достойной молодых генералов. Правление Банка начало готовить поход для защиты Кафы. Очень оперативно был подготовлен перечень необходимого вооружения, которое предстояло закупить и доставить в крымские крепости.

В том числе:

50 пар лат (кирасы, состояли из нагрудника и наспинника), 250 длинных копий, (скорее всего, имелись в виду пики — копья с древком длиной 3–5 м, с граненым наконечником длиной 12–57 см; их держали двумя руками, использовали для обороны пехоты от кавалерии), 250 копий (вероятно, длиной около 2 м), 50 щитов, 150 шлемов, 100 сарбатан (ручное огнестрельное оружие), 10 бомбард (пушек), 10 000 трибулов (железная конструция, 3–4 см в поперечнике, состоявшая из 4 острых закаленных равновеликих шипов, из которых три служат для упора о поверхность грунта, а четвертый торчит вверх, поражая копыта лошадей; прообраз мин), 5 000 болтов (стрел) для арбалетов, 1 000 специальных стрел для стрельбы из башен; 40 ящиков с дротиками для метания из башен, 100 — для метания с подъемного моста, еще 100 — для метания на небольшое расстояние; кроме того, шанцевый инструмент — 300 лопат, 50 мотыг.

Приказано было также завербовать 200 пеших или конных наемных солдат, причем 50 из них должны иметь сарбатаны. Экспедиция для доставки воинов и снаряжения для Кафы вышла в марте 1454 г. из Генуи. Но турки воспрепятствовали ее проходу через Босфор. Команда, напуганная действиями турок, взбунтовалась, генуэзские корабли отправились на остров Хиос и застряли там надолго, несмотря на понукания из Генуи.

А в это время в Кафе усиливалась паника. Генуэзцы только и говорили, что о турецкой угрозе, бежали из города под любым предлогом, торговля оскудела. Греки, армяне и евреи нервничали намного меньше, не видя для себя большой угрозы в смене генуэзской власти на турецкую.

Турки же, после того, как задержали генуэзские корабли, везшие подкрепление в Крым, снарядили собственную экспедицию. Летом в Черном море начала рыскать от одной торговой базы к другой эскадра, численностью 60 кораблей. Командовал ею «капитан флота» Темир-Кая. Когда эскадра была у кавказского берега, в маленьком поселении Воспоро (ныне — на территории Керчи) турецкая бирема (гребной военный корабль с двумя рядами весел, расположенными друг над другом) высадила посланника, ведшего якобы с султаном переговоры от имени Хаджи Гирея. Выполнив миссию по доставке дипломата, капитан биремы занялся каперством у крымских берегов, причем пополнил команду жителями Керченского полуострова. Однако нашла коса на камень. Судно генуэзского жителя Джованни ди Негро взяло бирему на абордаж. Часть турецкой команды бросилась в волны Черного моря и утонула. 37 пленников доставили в Кафу. Консул Кафы приказал повесить из числа пленников 17 лиц «низкого сословия, обитателей окрестностей Воспоро». 7 татар отправили гребцами на галеры. В числе 37 захваченных каперов были еще 13 турок, их до поры до времени упрятали в тюрьму.

Вскоре к Керченскому полуострову подошла эскадра Темир-Кая, турецкое командование встретилось с представителями хана крымских татар Хаджи Гирея.

11 июля турецкая эскадра в составе 58 бирем стала на якоре в Феодосийском заливе, на расстоянии пушечного выстрела от стен Кафы. В тот же день турки высадились неподалеку от города и устроили что-то вроде пикника, а 12 июля появились на рынке в предместье, между храмом Св. Марии и башней Св. Константина. Гости из Турции повели себя нагло, как постсоветские рэкетиры девяностых годов. Сгребали продукты в большом количестве, но не спешили платить. Торговцы и местные покупатели возмутились, началась драка и, вероятно, все закончилось бы большой кровью, но вмешались представители генуэзской администрации и утихомирили толпу. Очевидно, консул Кафы избрал тактику: «Не поддаваться на провокации!»

Вечером следующего дня, 13 июля, турки попытались попасть в город с помощью приставной лестницы. Кафинцы, охранявшие стены, отбили эту попытку очень решительно: убили не менее десятка нападавших и обратили остальных в бегство. Подоспевшие чиновники удержали кафинцев, пытавшихся преследовать и добивать отступавшего противника. Утром 14 июля у стен Кафы появился сам хан Хаджи Гирей с войском численностью около 6 000 всадников. Хан встретился на берегу с Темир-Кая. Посовещавшись, они предложили руководителям Кафы начать переговоры. В итоге, Кафа обязалась выплачивать Хаджи Гирею, сверх обычных 3% от таможенных сборов, еще и дань в размере 600 соммов ежегодно. Посол турецкого султана, прибывший в Кафу намного раньше эскадры, получил от кафинского консула заверения в полнейшем почтении и признание жителями Кафы верховенства власти султана в городе.

В общем, как сказали бы современные пресс-секретари: «переговоры прошли в теплой, дружественной обстановке, в атмосфере полного взаимопонимания». Но мирное урегулирование не помешало эскадре Темир-Кая после выхода в море направиться вдоль обжитого генуэзцами берега Готии (южнокрымской прибрежной полосы) и ограбить эти земли, почти совершенно беззащитные.

Почему Темир-Кая не стал осаждать или штурмовать Кафу? Скорее всего, вид кафинских укреплений, а еще больше реакция жителей на провокации, убедили его, что овладеть этим городом без боя или хотя бы даже малой кровью, — не удастся. Стычки 12–13 июля показали, что в Кафе остались еще люди, готовые драться с турками. А ведь еще свежи были в памяти турецких военных константинопольские события 1453 г., когда наступавшие войска султана понесли большие потери от действий оборонявшихся генуэзцев и других защитников. В 1454 г. люди и корабли были, надо полагать, нужнее туркам в других морях. А отрезанным босфорской блокадой поселениям на Черном море предоставили, судя по всему, созревать для османского пира, как яблоку на дереве.

Вытерев холодный пот со лба, переведя дух, генуэзские чиновники в Крыму кинулись усиливать свою оборону на случай новых визитов большого южного соседа. В сентябре 1454 г. они попросили Геную срочно прислать дальнобойные пушки и кулеврины и «большие сарбатаны, в которых мы очень нуждаемся, потому что подобные орудия наводят большой страх». Кроме того, чиновник из Кафы попросил изготовить 1 000 копий для вооружения горожан-ополченцев и особенно подчеркнул, что Кафа нуждается в военных специалистах: «Любой ценой найдите людей, умеющих восстанавливать городские стены, и таких, которые бы умели стрелять из бомбард и орудий, двух или трех стрелков из баллист, несколько каменщиков» [74].

Весной в Кафу прибыли 6 судов, направленных из метрополии. На них доставили новых чиновников, 588 наемных воинов и целый арсенал оружия. Население приободрилось. В Кафской крепости начались большие ремонтные работы, укреплялись обветшавшие башни и стены. Такие же работы развернулись в Солдайе.

Пиратские набеги турок в 1450-е гг. сильно потревожили генуэзских колонистов. Генуэзцам нужно было усиленно защищать свои владения. Например, в ходе одной из таких высадок пираты напали на селение Тасили (предположительно, неподалеку от пос. Приветное, Алуштинского р-на) и увели в плен 40 человек. В связи с этим, а также с активной фортификационной деятельностью княжества Феодоро по соседству, генуэзские владетели селения Ускют (ныне — пос. Приветное), братья ди Гваско, получили право построить замок на мысе Чобан-Куле. К 1475 г. они успели возвести там башню-донжон и начать строительство некоторых других укреплений.

В конце 60-х гг. XV в. генуэзцы вдруг сильно обеспокоились судьбой малонаселенного Воспоро, расположенного на месте некогда крупного античного города Боспор, а также необитаемыми руинами, остававшимися от античного и византийского Херсонеса. Самим генуэзцам не нужны были эти древние стены, но они испугались, что османы последуют античному примеру и устроят свои военные базы на заброшенных городищах. Споры о том, стены и башни какого из двух городов, Боспора или Херсонеса, следовало снести, закипели в Кафе и Генуе. Но недостаток финансовых средств не позволил генуэзцам реализовать ни один из этих планов, к счастью для будущих археологов, гидов, экскурсантов, и вообще туриндустрии Крыма.

В Лусте (ныне — Алушта) в 60-е гг. XV в. генуэзцы усилили свою крепость, построили вторую (внешнюю) стену, с тремя башнями.

Феодориты активно укрепляли в 50-е гг. XV в. свою столицу на Мангупе, а также восточную крепость Фуна. Их доходы в эти годы выросли, благодаря тому, что совместо с татарами Хаджи Гирея они начали активно использовать порт в Каламите (в устье р. Черная), в этот порт стали в большом количестве заходить турецкие торговые корабли. Планировалось усилить и оборонительные сооружения Каламиты. Богател от этой торговли и Кырк-Ор (ныне — Чуфут-Кале), столица Хаджи Гирея.

Торговля феодоритов и татар через Каламиту наносила большой ущерб бизнесу генуэзских факторий в Крыму. Но генуэзцам приходилось мириться, перед лицом турецкой опасности.

Хаджи Гирей, сразу после визита турецкой эскадры и увеличения дани от Кафы, перестроил соборную мечеть в Кырк-Оре в 1454 г., придав ей пышный, столичный вид. Данная постройка стала главным храмом Крымского ханства. Над ее входом высекли надпись: «Эту благословенную мечеть построил в 859 году великий султан и высокий хан, господин над царями арабскими и адзевшискими Хаджи Гирей-хан […] Да одарит его Аллах длительным существованием» [28].

В 1466 г. Хаджи Гирей умер. За власть над татарским Крымом начали борьбу шестеро его сыновей. Старший, Нур-Девлет, побыл ханом два года в условиях непрекращающихся конфликтов. В 1468 г., при поддержке генуэзцев и некоторых влиятельных татарских деятелей, на престол взошел Менгли Гирей.

Воцарение прошло сложно. Кырк-Ор отказался его впустить, и Менгли Гирею пришлось собрать значительное войско, взять крепость Кырк-Ор штурмом, а жителям предоставить очень большие льготы.

Свергнутый Нур-Девлет сначала бежал в Зихию (Черкесию, на Северном Кавказе) и продолжил политическую борьбу из эмиграции, но уже с 1470 г. содержался в тюрьме Кафы. Менгли Гирей, в благодарнсть кафинцам за поддержку, уменьшил размер дани, которая причитались его ханству от Кафы.

Для кафской администрации этот пленник был удобным политическим орудием как сильный претендент на престол Крымского ханства. Менгли Гирей понимал это и задумал навсегда устранить конкурента. Он заказал убийство Нур-Девлета офицеру Джованни Бальбо, а тот нанял исполнителя — татарина Кобу, посыльного Нур-Девлета. Слуга, нанятый киллером, «слил» план Нур-Девлету. Двое знатных генуэзцев, Грегорио Дельпино и Бертоллино Аллегро, узнали о заговоре и решили наказать Бальбо. Они заманили последнего к зданию, где в комфортных условиях содержался Нур-Девлет и 40 его приближенных, и убили Бальбо. Той же ночью они разбудили консула и сообщили, что негодяй Бальбо, пытавшийся убить почетного пленника, ранен и помещен в карцер. Сонный консул пообещал разобраться утром, но тут подняли тревогу солдаты, обнаружившие труп своего начальника — Бальбо. Стражники, подчиненные убитого Бальбо, решили, видимо, что это дело рук пленных татар. С оружием в руках они бросились к дому, где находились 40 пленников. Завязался бой. Обе стороны понесли потери убитыми и ранеными. К месту боя сбежалась огромная толпа вооруженных горожан и наемников. Чиновникам стоило большого труда заставить разгоряченных окровавленных людей прекратить эту бойню.

Консул собрал расширенное совещание и, безо всякого обсуждения, объявил решение: «Посадить на двух больших вооруженных шлюпках Нур-Девлета и четверых его братьев, одного из их племянников и двух невольников для услужения и отвезти их всех в Солдайю» [74]. Там, в консульском замке Солдайи (Судака) Нур-Девлет и оставался заключенным до 1475 года.

Османский «блицкриг» 1475 года

Еще в 50-е гг. XV в. происходило сближение между Феодоро и генуэзской администрацией. В начале 70-х гг. это сближение усилилось. Исаак, правитель Феодоро, посетил с дружественным визитом Кафу. Генуэзцы назвали его «великолепным и любезным нашим другом» [74] и тоже предприняли ряд инициатив в области сотрудничества. Возможно, в начале 70-х гг. Генуя увидела в Феодоро не просто союзника, а сильного союзника, перспективу эффективной антитурецкой коалиции.

Дело в том, что в 1472 г. Исаак, правитель Феодоро, выдал замуж свою родственницу Марию (предполагают, что сестру). И не просто замуж, а за молдавского господаря Стефана III. Того самого, который Стефан Великий, Штефан чел Маре, чьим именем названы большие улицы в каждом современном молдавском городе. Того самого, который разгромил венгерское войско, втрое превосходившее по численности армию Стефана. Того самого, который разбил одного из ордынских ханов и отказался с 1470 г. платить дань турецкому султану.

В том же 1472 г. некий «Константин из Мангупа» сопровождал племянницу византийского императора Софию Палеолог в ее путешествии, для свадьбы с великим князем Московским Иваном III. Московское государство к тому времени давно уже было важным торговым партнером крымских генуэзцев. А в начале 70-х гг. XV в. Москва подчинила себе Новгород, отбилась от нападения хана Большой Орды Ахмата и начала сближение с крымским ханом Менгли-Гиреем, чтобы вместе с последним дружить против Ахмата. Менгли Гирей, в свою очередь, был ставленником генуэзцев.

Вырисовывалась большая коалиция. В 1474 г. правитель Феодоро вел переговоры с Москвой о том, чтобы женить своего сына на дочери московского великого князя Ивана III.

Тем временем, в конце 60-х гг. XV в. против Османской империи вела открытую борьбу другая, полностью сформированная коалиция. В нее входили государство Ак-Коюнлу (в верховьях р. Тигр), Венеция, Неаполитанское королевство, Папская область, Венгрия, Кипр и Молдавское княжество. Османский султан Мехмед II разгромил Ак-Коюнлу в 1473 г., а затем двинул огромную армию на Молдавского господаря Стефана III, отказавшегося покориться. В январе 1475 г. Стефан, во главе 48 000 воинов, нанес сокрушительное поражение 120-тысячной османской армии. Такую пощечину султан не мог оставить безнаказанной. На кону был престиж Османской империи и лично Мехмеда II. Под угрозой оказались все его планы дальнейшей экспансии, ведь другие противники османов могли вдохновиться примером Стефана.

Чиновники в Кафе весной 1475 г. вели сложные интриги, пытаясь «разделять и властвовать» среди татар, но эти попытки привели к усилению протурецких и антименглиевских настроений среди мусульманской знати на полуострове. В самом городе затянулся конфликт внутри армянской общины, составлявшей в то время около половины населения Кафы; армяне города разделились на сторонников двух кандидатов в епископы.

В княжестве Феодоро тоже возникли раздоры. Исаак поссорился со своим братом Александром, тот уехал в Молдавию и заручился поддержкой Стефана против Исаака. В начале февраля 1475 г. посол Стефана III прибыл в Кафу и предложил дружить с Молдавским княжеством и Александром против османов и Исаака. Генуэзцы отклонили предложение. Весной 1475 г. правитель Феодоро Исаак был убит. Предполагается, что к этому был причастен Александр, вернувшийся из Молдавии с 300 опытными воинами-валахами (по некоторым сведениям, они были сицилийцами) и к лету того же года занявший Мангуп.

В мае 1475 г. султан собрал целую армаду — флот численностью около 300 кораблей — и передислоцировал ее из Константинополя в Синоп. Султан с большой сухопутной армией остался под Адрианополем (ныне — г. Эдирне, в европейской части Турции). Армия в адрианопольском лагере была многочисленна, но «недостаточно еще обучена, ибо султан цвет своего войска поместил на армаду». От Адрианополя армия передвинулась поближе к Дунаю, чтобы направиться в завоевательный поход на Молдавское княжество. В соответствии с османским планом, флот должен был с ходу взять Кафу и другие генуэзские крымские базы, а также разгромить княжество Феодоро, и затем направиться к Монкастро (ныне — Белгород-Днестровский).

В общем, «блицкриг» — молниеносная война.

Армадой командовал великий визирь Гедык-Ахмет-паша. В составе войск, предназначеных для десантирования: около 10 000 асали (сухопутные войска, состоявшие из кавалерийских, саперных, артиллерийских и других частей), около 6 000 янычар, около 3 000 сипагов (элитная тяжелая кавалерия султана).

В конце мая гигантское военно-морское соединение подошло к Коктебельской бухте. Здесь османские офицеры повели переговоры со своими местными союзниками, из числа татарской знати Крыма. Ядром этих союзников был бек Эминек, рода Ширин.

31 мая армада Гедык-Ахмет-паши стала на якорь в Феодосийском заливе. Высадку десанта произвели у храма Успения Богородицы. Турки построили три земляных укрепления и установили в них пушки. Одну такую батарею, из 4 орудий, разместили напротив Кайадорских ворот. Две другие, по 3 орудия, — напротив других ворот. В результате обстрела внешней линии обороны со 2 по 4 июня, турецкие артиллеристы разрушили только небольшую часть самой передней стены — протейхизмы. Этот результат отнюдь не ставил осажденных в критическое положение.

В Кафе имелось около 200 единиц огнестрельного оружия включая 10 дальнобойных пушек крупного калибра. Это позволяло подавлять огонь турецких батарей.

Фортификационные сооружения Кафы были самыми мощными в Крыму. Площадь укрепленной территории составляла 82 га, общая протяженность — 5 240 метров. Кафу прикрывало кольцо куртин с 34 башнями и 5 воротами, а перед этой линией обороны проходила еще и дополнительная защитная стена (протейхизма), 24 барбакана и ров. Глубина рва: 4—7 м; ширина: 11—19 метров. Для эффективной защиты оборонительного комплекса требовалось около 6 000 человек, из расчета 1 м линии обороны на человека. Численность населения Кафы того времени была достаточной, чтобы выставить столько или почти столько защитников. Историки, в основном, оценивают ее примерно в 30 000 человек. Но у населения не было единства.

Даже те скромные результаты действий турецких артиллеристов оказались бы, скорее всего, еще скромнее, если бы Кафа решительно использовала весь свой арсенал огнестрельного оружия. В середине XV в. менее укрепленные и вооруженные, по сравнению с Кафой, молдавские крепости успешно отбивались от больших армий султана.

Анонимный автор письма, отправленного с Хиоса 8 июля 1475 г., пишет о событиях, произошедших 4 июня в Кафе: «горожане, греки и армяне, восстали против латинян. Эти последние, чувствуя себя численностью слишком слабыми, чтобы дольше защищаться, объявили начальнику турок, что желают сдаться, иначе было бы перерезано столько латинян, сколько их нашлось бы в Кафе. Вот причина, почему латиняне, не будучи в силе противостоять этой местной толпе, сдались адмиралу» [74].

Действительно, генуэзцы были количественно в меньшинстве. Но они много лет составляли меньшую часть населения города, и среди них было много высококвалифицированных воинов, с лучшим вооружением. Действуя «кнутом и пряником», эта элита, при большом желании, могла переломить социально-психологическую ситуацию в сторону воодушевления, «оборонческого» настроения.

Конечно, большинству жителей Кафы не было дела до отстаивания чести Генуэзской республики и католической церкви. Самой многочисленной общиной являлась в городе армянская. Много было православных («греков»), иудеев и мусульман. Из-за конфронтации Османской Турции с католическим миром, блокирования пролива Босфор османами, торговля в генуэзских портах пришла в упадок. Администрация погрязла в коррупционных скандалах, Этно-конфессиональные группировки, как это бывает обычно в периоды экономических кризисов, занимались поиском виноватых и взаимными обвинениями. На этом тягостном фоне контрастно выглядел пример Каламиты, в которой татары Менгли Гирея и феодориты успешно торговали не через генуэзских, а через турецких купцов. Поэтому некатолики Кафы, надо полагать, резонно рассуждали: зачем нам рисковать жизнью ради генуэзцев, подставлять головы под ядра и ятаганы, если турецкая администрация может оказаться не хуже генуэзской?

Разброд и шатание в Кафе усиливались еще и присутствием Менгли Гирея с отрядом. Правители Кафы ожидали, что все татарское войско Менгли Гирея выступит на их стороне против османов. Но большинство татар во главе с беком Эминеком перешло на сторону турецкой армии, и Менгли Гирей заперся от них в Кафе с 1 500 людьми, оставшимися верными ему. Наверняка многие жители Кафы были полны недоверия к татарам, видя в них потенциальных предателей.

Но даже такой слабый боевой дух можно было поднять, если бы у самих генуэзских руководителей города он находился на высоте. Однако офицеры, отвечавшие за защиту города, оказались явно не готовы психологически к тому, чтобы руководить героической обороной. Они были больше торговцы, чем рыцари. 6 июня Кафа перешла под власть султана.

Когда генуэзская делегация прибыла к Гедык-Ахмет-паше с предложением безоговорочной капитуляции города, то турецкий главнокомандующий якобы даже воскликнул раздосадованно: «Защищайтесь, если можете!» Примерно, как в фильме «Троя» Ахиллес сказал Гектору, споткнувшемуся и упавшему во время поединка: «Вставай, царевич Трои! Я не хочу, чтобы какой-то камень отнял у меня славу».

Вслед за Кафой, сдались или были взяты штурмом все остальные генуэзские базы на побережье Крыма.

По некоторым данным, активно сопротивлялся османам гарнизон Чембало. Здесь археологи выявили следы большого пожара, бушевавшего, предположительно, в 1475 году. На горе Кастрон обнаружены каменные ядра диаметром 25—40 см, весом 20—70 кг. Вероятно, здесь была позиция камнеметательной машины, с помощью которой можно было обстреливать корабли, входящие в бухту.

Следы пожаров, дающие основание предположить сопротивление османам в 1475 г., выявлены также на поселениях в Лусте (Алушта), Фуне (неподалеку от с. Лучистое), в крепостях Гурзува и Симеиза, а также в монастыре Ай-Тодор.

Неожиданно ожесточенное сопротивление оказал османам импульсивный консул Солдайи Христофоро ди Негро. Польский путешественник Мартин Броневский, побывавший в Солдайе спустя сто лет, записал рассказ митрополита, очень похожий на легенду. Согласно этому рассказу, турки не смогли взять Солдайю с ходу, после чего приступили к осаде. Блокада вызвала голод среди осажденных, силы их таяли. Тогда консул с группой самых отчаянных жителей заперся в большом храме и несколько дней оборонялся там, в нижней крепости, пока превосходящие турецкие силы не сломили сопротивление последних защитников и не уничтожили всех, находившихся в храме. Турки, по сообщению Броневского, не стали утружать себя погребением консула и его соратников, а просто заложили камнем двери и окна церкви.

Точно не известно, действительно ли осада Солдайи была долгой, как описывает ее Броневский, или все решилось в несколько дней. Известно только, что консул погиб, защищая крепость.

Больше информации имеется об осаде крепости Мангуп, столицы государства Феодоро. Ход осады 1475 г. восстановил по археологическим данным исследователь Александр Герцен [27]. Имеются также письменные источники, повествующие о взятии столицы феодоритов.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.